Сожжение Фракии | ходы игроков | Судьбы Фракии

  Руф смотрит, как идут солдаты. Нет, не то. Слишком быстро геты режут сабазитскую рвань. Слишком резво. Вон наши сигны, а вон штандарт с волчьей шкурой. Уже рядом. Уже пора. Ну что же они.

  – Поднимите меня! Кха! – говорит он солдатам, которые стоят рядом. Они берут его под руки. Пусть так.

  Примипил набирает в грудь воздуха. Режет, колет, нехорошо. Плевать.
  Сабазиты пролили на поле дождь из воды. Римляне прольют дождь из железа.
  Команду нужно отдать. Сейчас.
  – Кх... Уф.

  Сейчас же. Пока ещё все в куче. Чтобы воины не могли поднять щиты, сражаясь, и закрыться от града дротиков. Сейчас же.

  – ПИЛААААААА ЯК-ТА-ТЭЭ!!! – кричит Руф. Его голос хриплый – он сорван много раз в походах и битвах. Но его голос звучит над полем боя.

  Да прольется железный дождь. Наша простая и понятная, и оттого не менее смертоносная "римская армейская магия".

Воздев священный фальк жрец рванул к своему умирающему воинству.
— Сегодня умрут все! Режте гетов! Режте римлян! Кровь! Кровь!
Со стороны римлян тоже раздался воинственный клич
– ПИЛААААААА ЯК-ТА-ТЭЭ!!! – кричит Руф. Его голос хриплый – он сорван много раз в походах и битвах. Но его голос звучит над полем боя.

Но жрецу саббазия легко отдать такой приказ. Он принадлежит своему богу, а люди для него лишь щепки в его костре. Больше подкинешь, ярче гореть будет. Для Орола его люди - семья. Где-то в прямом смысле, где-то в переносном, но при этом не менее ценном. С кем-то ходил в походы, с кем-то делил чашу у костра. С тем - был почетным гостем на свадьбе. Бросить их в бессмысленную мясорубку на втрое превосходящие силы римлян он не мог. Пусть в бегстве повезет не всем, но хотя бы часть семьи вернется домой.

- Москон, труби общий отход и давай за мной.
Орол закинул щит за спину и бегом направился к ближайшей рощи. Путь до Дундиза неблизкий.

Война за Северное Наследство: Битва Трех. Финал.


Напрасно Амадок призывает своё воинство в бой.
Напрасно Орол призывает его отступать.

Исход этой битвы решил не волчий вой, не заклинания колдуна.
Их решили два слова.
Два слова услышанные каждым на этом поле.

— ПИЛААААААА ЯК-ТА-ТЭЭ!!!

В небо разом взвивается тысяча копий.
Одна тысяча смертей, сосредоточенных на острие…

В единое мгновение там, где только что были две армии, остаётся лишь кровавая каша из тел, насаженных на копья.
Иных пронзили сразу несколько пилумов, другие оказались буквально прибиты к тем, с кем только что бились.
Ни доспехи Гетов, ни зелья Сабазитов, ничто не могло выстоять против того смертоносного дождя.
Никогда прежде Орол не видел подобного.

И Орол бежит.
Бежит к ближайшей роще…

Но когда до спасения остаётся всего шагов двадцать, из-за деревьев вдруг появляются другие легионеры, с дротиками наготове.

— Брат, западня!

Кричит Скорило.

И умирает.

Не слышится волчьего воя над кропленной кровью землей.
Волки умирают молча.

***

— Мы нашли его! Нашли Орола!

Чёрное небо над головой Амадока.
Три копья навсегда пригвоздили его к рыхлой земле.
Дождевые капли дарят перепачканному кровью лицу последнюю прохладу.

Туман Сабазия в голове рассеялся.
Безумный бог жесток — своих слуг он оставляет умирать в трезвом уме.

— Нашли?

Тот же голос, что произнёс заклинание стальной смерти.

В угасающем взоре все люди кажутся лишь мутными тенями.
Один из призраков говорит голосом Берисада, сына Садаласа.

— Дайте глянуть!

Он склоняется над жрецом.

— Это не Орол!

Сообщает воевода Рудов.

— Это жрец Амадок! Смотрите, при нем и фальк Кетрипора!

Амадок хочет что-то сказать.
Но вдруг видит.

В движении капель.
В лучах пробивающегося сквозь рассеивающиеся тучи солнца.

Женская фигура протягивает руку…

— Ко… тис…

Хрипит жрец.
И затихает навсегда.

***

Нет ничего страшнее загнанного зверя.
Осознав, что оказались в кольце, бегущие Геты прорубались с холодной яростью обречённых.
Они сражались не за свои жизни.
Они сражались за то, чтобы забрать побольше врагов с собой.

И — совсем немного — за то, чтобы ушёл хоть кто-то.

Враги повсюду.
С одной стороны подпирают монолитные шеренги легионеров.
С другой — засадный полк.
С третьей в бой идут всадники Курция, который, заприметив большую группу, пустил на неё всё, что имел.

Здесь-то и забрезжил перед Оролом слабый призрак надежды!

Лис Фракии был пехотинцем. Вряд ли он понимал, что будет если пустить под дождь свою кавалерию. Лошади спотыкаются, скользят, проваливаются в гряь, налетают друг на друга…

Падают всадники.

— ВПЕРЁД!

Ревёт Великий Волк.

И Геты прорубаются.
Кровники вождя.
Лучшие из лучших.

— Спешиться! Спешиться!

Поспешно кричит Курций.
Но поздно, слишком поздно.

Волки почуяли запах крови.
И даже разведчики легиона, элита когорты Руфа, не могли сравниться с ними в бою вне строя…

***

Выжившие расскажут, что никогда не видели, чтобы кто-то так сражался.
Вокруг Орола осталось едва ли полсотни.
Израненные.
Уставшие.
Сплошь залитые кровью — своей и вражеской.
Отряд Курция превосходил их втрое.

И всё же геты опрокинули римлян.
Смертоносные Фальки поднимались снова и снова.

Волки умирали.
Но здесь и сейчас они уходили победителями.

***

Курций чувствует — всё пошло не так.
Проклятые кони! Проклятый дождь! Проклятые Геты!
В Дымной Топи он сражался с Думатарами — безумными, яростными — и думал, что врага страшнее нет.
Но прямо на его глазах волки Орола подрубают ноги лошадям, пронзают всадников, разбивают щиты!
И в сердце легионера, прошедшего гладиаторские ямы Вечного Города и худшие дебри Фракии проникает то, чего он не чувствовал уже очень давно.

Страх.

Нет! Нет места страху! Рим не отступит перед кучкой дикарей!

Среди врагов, Курций наконец видит того, кого искал так долго!
Он никогда не видел Великого Волка — и всё же узнал его едва завидев.
«Если Орол уйдёт — Рим потеряет сотни легионеров» — так Руф сказал.
Но глядя сейчас на чудовищного, в пять локтей роста, Врага, Тит понимает.
Не сотни.
Тысячи.

Отброшен плащ. Затянут ремень щита на раненой руке.

Так уже было.
В Дымных Топях.

Трезен с остатками отряда отступал.
Тот бой решился поединком.
Так будет и здесь.

Волк против Лиса.
Фальк против Гладия.
Варвар против Римлянина.

***

Со звоном встречаются клинки.
Огромное лезвие боевой косы рассекает воздух снова и снова.
Курций скользит, кружит, снова и снова контратакует, вынуждая Орола защищаться.
Шум дождя — словно ревущие зрители арены.
Сквозь рассеивающиеся тучи пробиваются лучи озаряющегося сражающихся света.

Не осталось щитов.
Пали в мутную воду шлемы.

Сбитое, шумное дыхание.
Оба ранены.
Оба смертельно устали.

В глубине души оба знают чем закончится этот бой.
И всё же идут вперёд.

— Roma Invicta!

Прокричал Курций, бросаясь вперед.
А Орол ничего не сказал.

***

Гладий рассек врагу не защищённое панцирем горло.
Победа!

Курций чувствует восторг.
Никогда прежде ему не доводилось биться со столь искусным противником! Никогда прежде…
Но что это?

Где была правая рука — нет ничего.
Хлещет кровь из обрубка.

Валяется на земле верный клинок.

Орол не пытается зажать рану.
Нет.
Орол приближается.

Последнее, что запомнил Тит Курций Ацидин перед смертью — вид собственного обезглавленного тела.

***

Всё кончено.
Волк убил Лиса.

Ты знаешь — тебе остались лишь мгновения.
Но разве не так ты всю жизнь мечтал умереть?

Вокруг — десятки римлян.
Ни один не решается приблизиться.
В их глазах — ужас.

Хватило бы только силы в руке удержать клинок…

Из последних сил — поднимаешь за волосы голову поверженного врага к небу, откуда, ты знаешь, взирает на деяния своих волков Залмоксис…

— Пила Яктатэ!

Командует кто-то.

Один за другим впиваются дротики в мертвую плоть Великого Волка.
Входят в землю, не давая телу упасть.

Орол ушёл непобежденным.

Севт смотрит прямо в замершие в последнем взгляде, чуть закатившиеся глаза брата. Рассматривает уже потерявшую цвет кожу, приоткрытый словно в последнем крике рот. Он пришел сюда, готовый ко всему - почти ко всему, как оказалось. Много разных мыслей успело пронестись галопом в голове вождя за долгую дорогу - картины того, как брат предает его, устроив ловушку; как они сражаются - один с другим, надеясь только на себя и на волю богов; как римляне вступают в город, чтобы его, Севта, казнить.
Но к такому Севт готов не был.
И Севт разочарован.

Ибо он клялся отомстить собственноручно тем, кто стал причиной гибели Сирта, а вышло так, что жизнь Кетрипора забрали вакханки. Что же, Севт - воин и сын вождя, но воля бога есть воля бога и гневаться сам - и гневать Сабазиса - Севт не намерен. В конце концов, разве враг моего врага - не мой друг?

Севт делает несколько шагов к вакханке, протягивает руки и берет у нее голову. Целый ворох эмоций вспыхивает внутри. Гнев. Ярость. Сожаления. Скорбь.
Ты был мне братом и видят боги, я желал тебе процветания. Но моему народу я желал этого еще больше и для того, чтобы жили руды ты, Кетрипор, должен был умереть.

- Значит, мой брат мертв и умер он от ваших рук. - тихо произносит новоявленный царь, чтобы эти слова слышала только вакханка. - Значит, такова воля Сабазия и виноват в павшем на его плечи проклятии только сам Кетрипор. Не уходи далеко, останься до вечера, у меня будут вести, которые я хочу передать с тобой. Даю слово, ты будешь невредимой, пока ты здесь.

---------------------------------------

Царь умер - да здравствует царь!
Царь Севт.
Толпа скандирует, но Севт слышит в их голосах неуверенность. Цари в наше время дохнут один за другим и люди наверняка задаются вопросом - кого они будут приветствовать завтра? На этот вопрос Севт узнать ответ не может, но может показать, кого они приветствуют сегодня.

Велит воинам разойтись, образовать круг так, чтобы люди видели сына Ройгоса. Вскидывает руку в приветствии и призыве к тишине.

- Я - Севт, последний из сыновей Ройгоса! Вы меня знаете - как и вы, я родился рудом! Я чтил наших богов и наши обычаи! И до недавнего времени я преданно следовал за Кетрипором, оказывая ему поддержку и проливая кровь тех, кого мой брат звал своими врагами. Однако народ рудов достоин сильного вождя - потому что сильный вождь делает свой народ сильным. Мой брат таковым не был - по его прихоти погибли наши лучшие воины. Из-за его ошибок погиб наш брат Сирт. Он отринул наши традиции и предал заветы наших предков ради того, чтобы стать римлянином - и для этого все больше и больше отдавал им, не получая ничего взамен для вас! Он растратил золото на умасливание тех, кто презирал его и не оказывал должного почтения богам. И посмотрите, к чему это привело! Чужеземцы хозяйничали в Бриарудасе, словно у себя дома. На севере геты устраивают хаос и разоряют наши селения! Римляне и понтийцы вцепились друг другу в глотки на наших землях и платим за их войну мы, хотя должны были процветать! Своей опрометчивостью, Кетрипор прогневал Сабазия, за что и поплатился сам, и вынудил платить вас. Мой отец был суровым и жестким вождем и не терпел неуважения к себе, но понимал, что его могущество - это могущество рудов! Его власть - это власть рудов! Кетрипор же забыл, что царь без народа - просто дурак в короне, а вождь без меча в руках - просто возгордившийся конюх. Я не повторю его ошибок. Я не предам память наших предков. Я верну рудам то, что принадлежит нам по праву!

---------------------------------------


Получатели: Севт сын Ройгоса.

Итоги ивента «Лис в курятнике»: Понтийский Змей

ссылка

— Итак, он мёртв?

Посланец молча кивает.
Геракл Сотиру улыбается.

— Как видишь, я был прав, друг мой. Орол и правда зверь, поступки которого невозможно предугадать. Я предупредил его о западне римлян — а он просто шагнул в эту самую западню. Вот почему я не стал служить ему.

Понтиец вдруг смеётся — громко, заливисто.

— И всё же он выполнил задачу! Подумать только, в предсмертный час убить того, кого я велел ему убить! До чего же дикий народ, а?

Он поднимается с кресла и несколько раз, точно в танце, обходит шатер.
Потом вдруг хлопает себя по лбу.

— Но я совсем забыл. Золото. Сколько я обещал?

— Вес головы Ацидина.

— Ну, с взвешиванием у нас будет проблема…
Геракл обводит взглядом сундуки, полные монетами. Казну Кетрипора.
— А вот с золотом проблем нет! Отправьте в Дундиз сундук в качестве моего дара новому вождю Гетов. Кто там следующий в очереди? Скорило?

— Он тоже погиб в «Бойне Руфа».

Уточняет слуга.
Сотиру кивает.

— Значит Тарб. «Тарбу, сыну Дромихета от Геракла Сотиру с глубочайшими соболезнованиями!» Впрочем, убрать соболезнования. Они наверное думают, что Орол откинулся как герой. Тогда может «с поздравлениями»? Нет, не то, не то… Вот что. Просто «Тарбу, сыну Дромихета, от Геракла Сотиру». Без комментариев.

Скилур долго держался.
На руках и ногах его уже не было кожи, а он всё сыпал проклятиями.
Но у всех есть пределы.

Понтийский Змей стал богатейшим человеком Фракии и вполне мог позволить себе щедрые дары.

Жаль, никто не узнает, что это он уничтожил «Фракийского Лиса».
Уничтожил, не потеряв ни одного человека и не потратив ни единой монеты.
Всего-то и нужно было, что подпоить одного из мятежников Ацидина, когда те стояли в одной из деревень.
Узнать конечную цель похода, сравнить ее с известной информацией о передвижениях Гетов.

И написать два письма.
Одно — Трезену Безумному.
Другое — Оролу Гетскому.

Оба точно знали, что Лис Фракии приближается и понтиец, даже не ведая намерений Руфа, честно приписал, что не знает, сколько сил Ацидин получит под эту задачу.

Безумцу Трезену хватило ума сбежать.
Но Орол…

Впрочем, не важно.
Уже не важно.

Есть и другие дела.

  Костер готов.

  Надо что-то сказать. Солдаты не любят длинные речи, и Руф тоже не любит. Да и Лис Фракии наверняка не любил. Надо сказать главное – кем он был и как умер.
  – Легионеры! – говорит он, пересиливая боль в груди. – Сегодня мы хороним Тита Курция Ацидина. Он был деканом нашего легиона! Он был нашим братом! Он всегда брался за самые сложные дела. Он был неуловимым Лисом Фракии! Когда он попадет в царство Плутона, думаю, его и там не смогут поймать. Варвары убили его, но не потому что поймали. Варвары убили его, потому что он выполнил свой долг до конца и не отступил. Он сразился с самим Оролом, с тем, с кем больше никто не отважился сразиться. Если бы Орол ушел с этого поля, это стоило бы жизни многим из нас. Курций это знал. Курций этому помешал. Его последними словами были: Рома Инвикта!
  Руф переводит дух. Он смотрит на восковое лицо Курция – голова приставлена к телу.
  – Придет день, и многие из нас вернутся домой. У нас будет земля, семьи и сыновья. Однажды наши сыновья спросят нас: "Отец, кто такой настоящий герой?"
  Руф выдерживает паузу.
  – Тогда, легионеры, вы назовете им имя: Тит Курций Ацидин.
  Он бросает факел.
  – Рома Инвикта!

Итоги хода IV

Дворец в Бриарудасе полон.
В вычищенных накануне коронации коридорах толпятся дружинники, советники, жрецы…
Совсем не так всё было в последние дни Кетрипора — казна украдена, войско истреблено в Дымных Топях или отправлено на помощь римлянам, советники разбегаются, видя подступающее к царю безумие.
Севт вернул в сияющие роскошью залы жизнь.
Или вернее сказать — Царь Севт, сын Ройгоса, сына Спарадока, из дома Золтидов, властитель Долины и хозяин гор.
Теперь главу некогда мятежного вождя венчает корона, мастерски сделанная лучшими ювелирами Бриарудаса из золота, рога и слоновой кости.
Кетрипор потерял символ своей власти в болоте — его брат не повторит этой ошибки. Никакого притворства за ложными заявлениями о «регентстве», никаких туманных обещаний править в согласии с народом.

Чтобы снять с головы царя корону — голову надо срубить.
И костяной, покрытый золотом, родовой Ритон не выпадет из руки, пока та не сморщится и не охладеет.

Нового царя признали римляне, которые отправили ему в дар тела переметнувшегося на сторону бессов жреца Амадока и убийцы Сирма — вождя гетов Орола.
Возвратил примипил Руф и золотой фальк Ситалка — некогда приобретённую Кетрипором реликвию.
Аверкий Прокул провёл с царем переговоры, и был отпущен из Бриарудаса.

Да, возможно, действия римских воинов и политиков были продиктованы совсем иными причинами, но вся Фракия увидела в них поддержку случившегося в столице Рудов переворота. Нашлись те, кто утверждали, будто красивая история о гневе Сабазия и вакханках, разорвавших Кетрипора — лишь красивая байка.
В действительности царя убили римляне за нарушение ультиматума Руфа, а после призвали на престол его брата — не случайно ведь первым, кого встретил Севт выдвинувшись к Бриарудасу, был римский посол!
Более того, проведя переговоры, царь хоть и лишил Аверкия должности главного советника, но не тронул и волоса на его голове.

«Не променяли ли мы одного дурака в короне на другого?» — встревоженно шептались горожане.

Вопреки их опасениям, Севт показал себя весьма осторожным правителем.
Первым делом, он поклялся править в строжайшем соответствии с законами божественными, дабы не допустить ярости Сабазия. По всему Бриарудасу повторно прокатились праздненства в честь Рогатого бога, которые государь, говорят, оплатил из личных средств.

Декларированный союз с Бессами не был официально разорван, хотя и притязания Лафрениана не были признаны, Сотиру не был возвращён в качестве советника, но и его обширные поместья не были конфискованы.

Царицу Филис Севт приговорил к смерти «как самую любимую жену дорогого брата» — по обычаю, любимую супругу следовало умертвить на могиле мужа. Ее сыну предстояло стать искупительной жертвой Сабазию, дабы тот смилостивился над Рудами и не карал их за безумие Кетрипора.

Напротив, Тала и ее вакханки получили официальную амнистию, ибо они выступили лишь орудием в руках бога. Более того, Севт официально предложил Тале сделаться его женой и верховной жрицей Сабазия.

Берисаду, сыну Садаласа, жрецу Керсеблепту, Филону Афинянину и другим представителям проримского правительства Кетрипора было предложено добровольно явиться в столицу для царского суда — до тех пор все их владения были конфискованы в пользу царства, что немало пополнило казну.

Стала известна и судьба казны, считавшейся волшебным образом пропавшей — в столицу прибыло донесение одного из римлян, установившего, что похитителем казны был известный разбойник Скилур, сейчас поднявший восстание на северо-востоке страны.

Горожане, ещё помнившие несостоявшееся выступление в ночь Сабазий, наконец поняли, как жестоко «Скилур Свободный» обманул их — теперь царя день и ночь осаждали просители, требующие немедленно выступить и покарать наглого разбойника!

Тем более, что восстание разрасталось — под контролем «новых Скилуритов» оказались огромные территории от предгорий северных гор до восточной части бывших земель Эрмасов. И поддержал Скилура Свободного никто иной как сам… вождь Эбрузельмис, чудом избежавший смерти от рук гетов!

На всех подвластных мятежникам территориях был опубликован так называемый «Закон Эбрузельмиса», сводящийся к трём простым пунктам:
— Горы для горцев. Внешние захватчики, будь то римляне, бессы или геты, должны быть изгнаны.
— Рабство есть зло. Рабов надлежало освободить.
— Цари-Золтиды продались римлянам и тоже враги Долины.

Скажете, «смешно»?
А налетчики так не думают.
И Гебелейзиты, так и не дождавшиеся от римлян вождя и потому вернувшиеся под руку Эбрузельмиса, тоже так не думают!
И сотни рабов, сбежавших от своих хозяев к Скилуру, тоже так не думают!

Геты после чудовищной «Мясорубки Руфа» иногда именуемой также «Битвой Трёх», так и не смогли оправиться. Вся дружина Великого Волка была уничтожена, погиб и его брат Скорило. Новым вождем сделался несовершеннолетний сын Орола, регентство при котором принял младший брат покойного — Тарб, сын Дромихета.

Возможностей для продолжения войны у Тарба очевидно не было, однако, и начинать правление с отказа мстить за брата ему не хотелось — племя бы этого не поняло.

Поэтому хитрый волк придумал новый план.

И берегов Данувия, призвал он двух знатнейших парадинастов своего брата — Косона Восьмого и Дикона Керсебалида. Первый был оставлен командовать остатками гетского войска, второй же коронован по гетскому обычаю в качестве династа Эрмасов.

«Убедившись, что война находится в достойных руках, и обещав призванным благородным вождям, что всё ими завоёванное останется в их руках, а род Ремаксидов официально отказывается от всех претензий на земли юга, Великий Волк Тарб удалился обратно на Север зализывать раны…»

В наследство от предыдущей власти, гетские династы получили подписанный накануне Тарбом союзный договор с Марком Инстеем Лафренианом.

По этому договору Лафрениан обязался:
— Не нападать на Гетов, особенно силами Трезена Безумного.
— Признать земли Эрмасов в их исторических границах, то есть не только Горы, но также Север и Запад Долины, землями Гетов.

Геты в свою очередь обязались:
— Не нападать на Бессов Лафрениана и подконтрольные им территории.
— Обеспечить свободный проход через свои земли армии царя Бессов Мостиса.
— Обещать неприкосновенность служителей, храмов и свящённых мест фракийских богов.

Стороны также обязались обменяться военными специалистами.

Что интересно, Орол, имеющий свои планы на Долину и ее население, в своё время отверг этот договор. Первое, что сделал Тарб став вождем — незамедлительно подписал его с той оговоркой, что обещанные гетам по договору земли будут разделены между династами.

Косон Восьмой получит Север и Запад Долины.
Диком Керсебалид станет хозяином гор.

Что не говори, Марк Инстей Лафрениан не только собственные поражения умел обращать в политические победы.

Вот только союзный договор с гетами поставил под вопрос всю объявленную перед народным собранием политику царя Севта!

Ведь согласно условиям этого договора половина (хоть и занятая на данный момент римлянами) земель Рудов отходила Гетам.

Севт оказался между молотом и наковальней — он пришёл к власти на антиримских настроениях, всё его правительство занимало антиримские позиции…

И при этом верные соратники-бессы активно раздаривали его земли.

Дипломатическая кухня в Долине всё больше начинала напоминать худшие из термополиев Вечного Города — здесь даже сами повара едва ли знали что и из чего они готовят, а точнее попросту кидали в котёл всё, что попадалось под руку.

На этом фоне военная сторона дела новостями баловала куда реже.
Зато и новости здесь всегда действовали ошеломительно.

Руф осадил Дундиз.

Если римляне сумеют лишить Гетов их главного «якоря» в Долине, северяне окажутся выбиты из войны, союз с ними Лафрениана станет просто пустышкой, интригой глупца, в конечном счёте перехитрившего самого себя — ради короны и смутных перспектив разрушившего союз с царем Севтом, уже готовым фактически подарить бессам Бриарудас.

Исход кампании висит на волоске.
В этих условиях ко всем сторонам и прибыли подкрепления…

Ход V

Всё меньше остаётся деревень.
Всё больше — чёрных пятен прошедших пожаров.
Долина обезлюдела.
Кто-то вступил в одну из противоборствующих армий, кто-то погиб, кто-то отправился на народное собрание в Бриарудас…
Но большинство фракийцев просто бежали.
В леса, в горы, в болота.
Всё менялось так быстро, что мало кто уже понимал кто, с кем и за что сражается. Какой-то хаос, чехарда, мешанина…

Кетрипор созывает воинов — встречает их уже Севт.
Севт объявляет о союзе с Бессами — Лафрениан обещает половину Долины гетам.
Непобедимые волки-воины низвергли Эбрузельмиса — и сами ушли в небытие.

Все говорили о Руфе.
О непобедимом полководце Рима, не проигравшем ни одной битвы.
Коварство Лафрениана, ярость Орола, колдовство Трезена и Амадока — ничто, казалось, не могло остановить продвижение знамени льва.

Известие о том, что к римлянам подошло подкрепление стало последней каплей для очень многих. Гордые Руды бежали, прятались, рыли себе землянки глубоко в лесной чаще.

Им казалось, что вторжение Рима — суть гнев богов.
Они не были трусами, они готовы были воевать, но… за что?
За кого?

Таково было первое разочарование Севта — «народное собрание» не было в полном смысле этого слова народным. Туда явились в основном призывники, и то многие разбежались, едва услышали о смерти Кетрипора и союзе с Бессами нового правителя.

Апатия по капле проникала в умы и сердца — ядовитым паром ползла в воздухе с Запада на Восток по мере продвижения римлян.

Руды не были идиотами.
Они замечали, что там, где всё находилось под контролем Рима, прекращаются набеги и грабежи.
Разве не Авдакс унял ярость Бассарид, пытавшихся поджечь зернохранилища и не допустил всеобщего голода?

Сходным образом и Восток охотно готов был поддержать и снабдить любого, кто ограничится зерном и не потребует воинов.

Руды устали.

Одни Эрмасы ещё бушевали — сказался многолетний ресентимент.
В чем-то горцы были полной противоположностью низинникам — у них не было зерна, зато воевать они готовы были за любого, кто позовёт и пообещает вывести их к молочным рекам с кисельными берегами.

Может, потому пропаганда Скилура дала столь обильные всходы?
Мир не сулил Эрмасам ничего кроме увядания.
Угрюмого сползания под власть презираемых ими Рудов.

Они желали войны.
Но даже их решимость поколебала та легкость, с какой Руф истребил сразу две армии, считавшиеся в горах сильнейшими.

Римская длань уже нащупала хребет Фракии.
Еще немного — и этот хребет сломается.

Когда, наконец, явятся основные силы Бессов — вероятно, их встретит пустыня.

И над пустыней будет знамя Льва.

Каменный Трон: Возмездие Гетов

Они пришли вечером — послы с предложением мира.
Гетское двоевластие предпочло не рисковать поражением, каждый из правителей отправил своих послов — но их даже не пропустили в лагерь. Опасаясь ли коварства волков или по иным причинам, Руф не выехал к дипломатам сам, отправив в качестве личного представителя центуриона, а в отсутствие ключевого участника, переговоры обратились в цирк практически с самого начала.
Сперва представители Косона предложили римлянам нейтралитет в обмен на то, что те уберутся из гор...
Но тут люди Дикома раскрыли планы своего господина — заключить с Руфом союз, помочь разбить бессов, предоставить проводников и разведчиков для обеспечения пути когорты через горы в тыл фракийцам...
В общем, Косониды с такого обалдели и сильно — поднялся крик. Геты кричали на гетов, обвиняли друг друга в измене...
— Шавки Керсебалиды — хотите драться бок о бок с убийцами вождя Орола!
— Жалкие Косониды! Да вы и сами мстить не спешите, и у вождя вашего хер не стоит!
— А у вашего борода не растёт!
Варвары препирались до того яростно, что не было ни малейшей возможности прервать их...
Вот уже люди Дикома схватились за спрятанные под одеждой мечи!
И бросились... на римлян, истошно воя по-волчьи!

А из окрестного леса им ответили десятки других голосов.

***

Люди Дикома двигались быстро и тихо, верные проводники указывали им кратчайшие потайные тропы. Среди ночи, выросли они у стен римского лагеря, заранее предупредив своих сородичей в Дундизе о планируемой атаке. Вымазавшись чёрной краской, под покровом тьмы, лучшие воины подобрались к самому частоколу и местами даже сумели перелезть через него.
Битва была короткой. Римляне остались без командования в самом начале схватки, да и самих легионеров в лагере оказалась всего две сотни — Руф повёл основные силы на юг, на соединение со Скавром.
Под стенами Дундиза, Геты сквитались за поражение Орола.
Пара центурий оказались разгромлены, лагерь взят, торжествующим победителям достался практически весь обоз когорты — огромное множество припасов и воинского снаряжения!
И это всё — при потерях в три человека убитыми и два десятка ранеными!

Дикома гарнизон Дундиза, уже потерявший надежду, чуть не на руках носил!

Но главным проигравшим оказался даже не Руф, а Косон — старик ничего не знал о планах Керсебалида, и предложения свои делал римлянам искренне. Теперь Диком свершил возмездие за погибшего Великого Волка, одержал победу над римлянами... А над трусливым старикашкой не потешался только ленивый! Его люди пришли к Дундизу день спустя, страдающие от похмелья — в то время как его партнёр выполнял рискованнейший план!

Правда, у самого Косона тоже были успехи — его старший сын совершил успешное нападение на восставших рабов и даже привёл одного из их предводителей в цепях — но этот подвиг оказался лишь тенью грандиозной победы Керсебалидов!

Триумф Дикома продлился меньше суток.

Уже на следующий день после победы, принял он ритон Эбрузельмиса — один из многочисленных трофеев, отбитых в схватке — и воцарился в качестве вождя и повелителя всех Эрмасов.

Друзья новокоронованного владыки были довольны обильной добычей, тем паче им разрешили пограбить окрестности столицы — враги были устрашены демонстрацией силы.

Высоко вознёсся Диком Керсебалид!
Всех победил — Руфа, Косона, Скилура!
Но одного врага Безбородый позабыл, того же врага, что сгубил Орола.

Должно чтить богов...
Или боги отомстят.

Началось всё с того, что на излете дележа добычи, в захваченном лагере каким-то образом вспыхнул пожар. Пострадали, правда, в основном палатки и осадное снаряжение — самое ценное геты уже вынесли. В ту пору многие даже приписывали поджог самому Дикому, мол, он не желает чтобы под его столицей стояла недостроенная осадная башня...

Но вот, Керсебалид пошатнулся. Закашлялся, выпала чаша из ослабевшей руки. Потом его вырвало — прямо на пол, какой-то зелёной дрянью...
Рядом схватился за живот старый Косон...
Болезнь пришла внезапно и поразила нутро разом всего войска.
Каждый день всё больше и больше заболевших пополняли койки.
Зараза перекинулась даже на жителей занятого Дундиза!

Поистине, Руф оставил своим победителям чумное яблоко, и странную заразу мигом прозвали его именем, ибо поговаривали, будто именно римский примипил был первым, с кого эпидемия началась, а по некоторым сведениям и первым от болезни погибшим...

Не было вождя на каменном троне, ибо вождь безвылазно восседал на троне деревянном, и даже туда его, синего, сплошь покрытого мурашками, приходилось отводить под руки.

Счёт погибшим шёл на сотни.
О продолжении войны можно было забыть.

Расколотая корона: Битва Цариц

Посол сбежал.

Севт не знал, как это произошло, вот Аверкий Прокул "в гостях", а вот он уже исчез в неизвестном направлении. Охрана перебита, многие заложники из проримских семей освобождены. И это накануне такого важного, решающего второго раунда переговоров! Раунда, который мог всё изменить!

Только что узурпатор ощущал себя всемогущим, и вот оказывается, что несмотря на все его усилия, ни привычная жестокость, ни новообретенная мягкость не принесли ему покоя даже в собственной столице. Кругом интриги, кругом ложь и злой умысел...

По крайней мере Керсеблепт в камере. Его будут судить. Позже. По окончании похода.

О, Севт точно знает — как бы ни были опасны его враги, главную угрозу представляет только Филис. Как только голова ее отвратительного сыночка отделится от тела, у Рудов не останется другого выбора, кроме как склониться перед последним Золтидом! И римляне, и бессы смогут вести дела лишь с одним царем!

Разве не этого всегда хотел Кетрипор? Пройти меж двух огней и не обжечься, позволить духу эллинской умеренности уберечь племя от беды...

И пусть враги насмешливо величают его тираном.
Омыв руки кровью племянника, Севт сделается истинным царем!

***

— Над душой любого тирана, друзья мои, властвует единственная страсть, отравляющая его сильнее любого яда или болезни — и это страх. Всепоглощающий, сильнейший страх. И он, и все вокруг знают, что власть не принадлежит ему, что он забрал ее, опираясь на кучку проходимцев.

Аверкий Прокул провожает взглядом марширующее по улице войско.

— Пусть Севт кажется сильным и уверенным в себе — в глубине души он просто жалкий, трясущийся червяк. Он боится Филис — и потому бросился на неё. Но боится и нас с вами — потому возьмёт с собой лишь половину войска. Страх перед царицей и перед народом заставит его ошибиться дважды, потянувшись к противоположным вещам, и не добыв ни одной.

— И что мы будем делать, римлянин?

Спрашивает кто-то из собравшихся в убежище.
Посол улыбается.

— Ждать. Тиран скоро падет. А если нет... мы будем готовы.

***

Сильные мужи строят планы, интригуют друг против друга.
И как всегда — недооценивают женщин...
Севт ошибся, ошиблись и все его советники.
Они думали, Филис будет убегать.
Спасаться.

Но Царица хоть и была по происхождению понтийской эллинкой, сполна впитала в себя дух Фракии.

Сердце ее жаждало мести.

Это должна была быть битва женщин.
Битва, в которой погибнут многие, зато все запомнят, кто даровал убийцей царя прощение и предложил корону, а кто выступила против неё!

Смелое решение чуть не погубило Филис — разведчики донесли, что узурпатор выступил против неё и пытается взять в кольцо.

В миг, когда вдали показался пыльный столб, какой остаётся за движущейся конницей, Царица испытала страх.

Неужели, это конец?

Но потом, разглядев всадников, женщина вдруг расхохоталась — звонко, искренне!

Римляне!

— Царица Филис! Примипил Гней Акций Руф желает распространить на тебя своё гостеприимство! Сдайся, и все твои люди будут помилованы!

Окликает ее переговорщик на плохой эллинике.

Филис дарит ему самую очаровательную из своих улыбок.

— Ну конечно, я сдаюсь!

***

Даже с римскими всадниками, у Севта и Талы всё ещё было вдвое больше воинов. Приходилось отступать — стремительно, кратчайшими дорогами, на Запад. Перейти броды, соединиться со Скавром, встретить армию Тирана на переправе, где бесполезно окажется его численное превосходство...

И всё получилось!
Вот уже показалась Данарса...

Но злая судьба Кетрипора, кажется, перешла на его жену.

***

Проклятый дождь!
Вода накрыла броды!
Скавр чуть ли не рычать готов!
Ведь Филис сдалась передовому отряду!
Всё прошло так хорошо!

Центурион может рассмотреть войско царицы и своих людей через реку.
Но... они с одной стороны, а он с другой.
И обоз с понтонами застрял где-то на дороге, теперь обратившейся в жидкую грязь.

Спасительная переправа оказалась смертельной западнёй.

Севт приближается.
Слово его известно.

Смерть Филис.
Смерть Александру.

***

— Царь Севт! В настоящий момент Рим не враг тебе и не отказывался от переговоров с тобой! Но участь царицы Филис и ее сына будет решать примипил Гней Акций Руф и никто иной, ибо как царь-союзник, твой брат Кетрипор имел право на нашу милость и ныне право это перешло на его сына. Нападешь сейчас — получишь войну с Римом. Подумай, царь. Этого ли ты желаешь?

Посланник не кланяется.
Смотрит прямо — глаза в глаза.

Хотя его отряд невелик, он готов к бою.
Готов ли к бою тиран?

Коротко переговорив с Севтом, Тала, прищурившись, пристально посмотрела в спину тирана, твердо сжимая рукоять клинка. В глазах у неё показался странный блеск, какой бывает только у безумцев, направляемых Сабазием. Она знала, что должна сделать.



Получатели:

  Маний был в ярости, однако этот гнев не хотелось расплескивать: не было желания орать или бить руками по этой проклятой воде, которая появилась на их пути так некстати. Наоборот, хотелось аккуратно приблизиться, так словно боги на миг бросили тебя в тело змеи, обернуть врага мягкими кольцами плоти и начать сжимать. Давить, неспеша наращивая силу, ощущать как под тобой глухо трескаются кости, а затем понемногу начинает лопаться кожа. В конце же, услышать, пожалуй, самый прелестный из ныне существующих звуков: как останавливается и затихает навеки сердце твоего врага.
  Скавр стоял по колено в воде и смотрел на другой берег. Можно было причитать сколько угодно, только действовать все равно нужно, одними нахмуренными взглядами через реку, дело не сделаешь.


Получатели: Маний Сцева Скавр.

Битва Цариц. Часть II — "Уходящее спокойствие"

Все стихает.

Одинокая фигура римлянина в кроваво-красном плаще стоит перед целым войском, перед сияющей золотом и серебром свитой тирана... Удивительно, но Филис не может рассмотреть самого Севта. Он словно утонул в бесконечном море клочковатых бород и патлатых, нечесаных голов. Зато явственно видит Талу, щеголяющую яркими одеждами, мягкость тканей которых можно почувствовать просто взглянув на них. И Царица могла поклясться, что получила тяжелый ответный взгляд.

Для многих, эта история началась лишь несколько недель назад, с приходом римлян в Долину. Не явись они, избери другой маршрут, и сейчас Кетрипор привычно пил бы с братом из одной чаши, отмечая очередную победу над Эрмасами...

Мир, пребывавший в неизменности, содрогнулся — и нет больше ни Кетрипора, ни его вечного врага Эбрузельмиса. Пали те, кто виделись подданным вечными, а на их место явились другие. Голодные и жадные до власти, привыкшие, что жизнь ничего не даст если не вырвать это у неё, а оттого держащиеся за раз взятое намертво — до онемевших рук, до кровавых мозолей!

Для многих, эта история началась с приходом римлян...
Но для Талы и Филис "битва цариц" родилась, как рождается могучее течение реки, из пещерных источников, скрытых под скалами, из ручейков, тонущих в зелени.
Невидимое и разделённое вдруг сконцентрировалось в одном потоке, стало видимым и коснулось всех.

Закончится ли сказание о двух женщинах сегодня?
Только боги знают.
Но одно известно и людям.

Когда встретились взгляды — ось судьбы пришла в движение.
Сегодня начался конец...

Вот уже возвращается посланник в алом плаще.

— Битве быть.
Произносит два слова.
На латыни, конечно, и все же Филис понимает его.

Как иначе?

Царица говорит. Обращается к своим воинам, моля ветер разнести ее слова — и на сей раз боги идут ей навстречу.

Тиран услышит лишь часть той речи, но даже обрывков хватит, чтобы заполнить сердце ненавистью.

— Севт предал и продал нас! Вопреки всем законам, божеским и человеческим он узурпировал трон... от руки подлой шлюхи... она предпочла возвести хулу на Сабазия... Он не царь, не воин и не мужчина... Но я не позволю... Власть, которой он не заслуживает...

И финал. Восклицание.

— Покарайте их!

Ты помнишь, Севт, сын Ройгоса? Помнишь начало?

В начале была девочка, ступающая, словно богиня. Красивая... ты никогда прежде не видел таких красивых девочек. А главное, тебя поразил взгляд — чистый, радостный, счастливый...
Потом под смех племени, Кетрипор овладел ей на священной шкуре.
И взгляд померк.

При попытках соединить ту девочку с Филис, которую ты знаешь и помнишь, тебя неизменно подстерегает крах. Ты помнишь ее с хлыстом в руке. Помнишь — она гладит маленького сына по голове, словно собаку, и смотрит куда-то вдаль. Взгляд! Острый, цепкий, немигающий! Было что-то безумное в этих бездонных чёрных глазах...
Кетрипор прощал всем и всё. Его жена не прощала никому и ничего. Вечно холодная и скользкая, вездесущая во дворце и за его пределами, она умела заставить человека подавиться воздухом одним лишь легким наклоном головы. Насколько ты знал, у нее никогда не было любовника, хотя и была масса возможностей завести его. Мужчины боялись Царицу.

— Она их тех женщин, за близость с кем платят кровью...

Как-то сказал тебе один из подвыпивших друзей, когда ты, через силу, словно решаешься на осквернение изображения богини, похвалил ее "вымя".

— Если она выберет тебя, то сожрет трупы твоих врагов, потому что они станут и ее врагами. Но тебя самого она сожрет заживо. Маленькими кусочками.

Тала была не такой. Ее появление во дворце стало глотком воздуха. Она улыбалась всем, и в ее улыбке не чувствовалось угрозы. Ее слова не содержали в себе намеков на некие темные тайны, известные говорящей о тех, кому дозволено ее слушать. Конечно, как все женщины, а может и более всех женщин, младшая жена Кетрипора была хитра, но и сама эта хитрость была прекрасна. Так очарование имеет мелькнувший в ночи рыжий мех лисицы, забравшейся в курятник.
И ты думаешь: "Сделаю из тебя шапку!"
Потому ли, что обижен на пропажу курицы?
Или просто ты жаждешь получить этот мех для себя?

Много раз думал ты, почему выбрал Талу, и пришел к выводу, что она просто делала твою жизнь, твой мир, лучше. Каждому мужчине нужно, чтобы с избранницей он чувствовал себя царем, и благодаря этой женщине ты, прежде помнивший себя лишь тенью старших братьев, вдруг осознал...

Ты не просто равен Кетрипору и Сирму.
Во многом ты куда лучше их.
Ты заслуживаешь большего.

Сейчас... Тала изменилась. Ты чувствуешь это, и это пугает тебя. Сделанное ей не было игрой. Что-то неземное коснулось ее, подернуло призрачной дымкой знакомый силуэт.

Она все ещё улыбалась.
Но повернувшись к ней спиной, ты всё еще чувствуешь ее взгляд.

Прежде во дворце были две женщины — злая и добрая.
Но оглянись вокруг.
Кругом Безумие!

Руды готовятся убивать Рудов.
Женщины женщин.
И даже эта схватка — ее ведь не должно было быть!
У тебя был готов проект союзного договора!
Если бы этот идиот Прокул не сбежал...

"Тиран" — так зовут тебя. Так называли капитанов финикийских кораблей, в древности захватывавших и грабивших прибрежные деревни. Эллины стали называть тиранами всех, захватавших власть посредством насилия, а не по праву наследования или воле народа.

Да, ты в самом деле добыл власть собственной рукой.
И теперь эта рука сломает шею каждому, кто смеет сомневаться в царственности Севта. Севта Отважного, Севта Мудрого, Севта Великого!

Севта, что повергнет римлян!
Сделает то, чего не смог самозванец Лафрениан!
Ибо боги благоволят сильным и презирают слабых.

***

Нос лодки со стуком вспахивает песок.
Скавр первым спускается на берег, где его уже ждёт небольшая группа фракийцев, окружающая тихого и щуплого мальчика.

— Царица велела переправить его на другой берег. Он — будущее народа Рудов.

Сейчас ты не в том положении, чтобы возражать.
Десять воинов и одинокий конь. Остальных придётся переправлять.
Долго, под свирепыми ударами наступающих фракийцев Севта.
Это будет тяжелая битва, но ты знаешь — боги с тобой.
Ты их слышал.

Кровь открывает пути.
Предсмертный вопль жертвы слышат даже самые глухие к молитвам олимпийцы.
Разлив реки — не наказание.
Нет, это испытание.
Отчаянная попытка древних, угасающих богов древнего, угасающего народа, противостоять неумолимому ходу времени.

А ты — Маний Сцева Скавр — ты и есть орудие времени.
Только время может очистить землю от вшивых дикарей, едва ли вполне напоминающих людей — но иногда времени нужно помогать клинком.

Легко сказать, мол, у этих есть будущее, а у тех его нет. Но разве не всякий народ изучив все порядки земли и хорошенько подумав о них, выбрал бы собственные? Дикость не в нравах, она в сердцах и закончится лишь с ударом холодного железа.

Ты очистишь землю.
И в миг этого очищения, лишенного ярости или злости, но исполненного лишь осознанием совершения того, что должно быть совершено, ты сам будешь подобен богам.

***

Римлянин уродлив. Филис никогда прежде не видела таких уродливых людей — а ведь она большую часть жизни провела с фракийцами. Уродство Мания Сцевы Скавра было чем-то до того противоестественным, что отвращение к нему органично соединялось с любопытством. Он был словно мифический лестригон, нанизывающий людей на колья чтобы зажарить и сожрать.

А ещё он был храбр.
Пришел на помощь, хотя мог бы и не приходить.
Пожертвовать тремя с половиной сотнями всадников ради высшей цели.

Может так бы поступила ты?
Или где-то в глубине души тебе так же как римскому уродцу совсем не чуждо было бы благородство?

Скоро все начнётся.
Скоро всё закончится.

Армии сходятся.
Время отдать последние приказы.

И встретить свою судьбу.


Получатели: Севт сын Ройгоса, Тала Вакханка.


Получатели: Филис, Маний Сцева Скавр.


Информация полководцам


Получатели: Севт сын Ройгоса, Тала Вакханка.


Получатели: Филис, Маний Сцева Скавр.


Получатели: Севт сын Ройгоса.


Получатели: Филис.


Получатели: Маний Сцева Скавр.


Получатели: Тала Вакханка.

Горе тем, кто окажутся меж бьющихся титанов. Маленькие страны. Маленькие жизни, перемолотые жерновами войны.

Позднее историки скажут — в те дни рушился эллинистический миропорядок, основанный на правилах, заканчивалась эпоха локальных, ни к чему не ведущих и ничего не меняющих войн. Раздираемый раздорами правящей олигархии, Рим всё же нашёл в себе силы бросить вызов доброй половине мира. Сколько стран сражались за Митридата? Сколько не присоединяясь прямо всё же оказывали ему какую-то поддержку? Понтийцы и боспорцы, фракийцы и сарматы, армяне и карийцы, римляне-серторианцы и эллины с островов...

Позднее историки, римские историки, ибо других не останется скажут — так было необходимо.

Но за всякой необходимостью стоит трагедия. Когда всё закончилось, процветающая Долина обратилась в руины. "Цивилизованное" племя Рудов оказалось отброшено назад, к ничтожнейшей степени варварства. Их имя, как и имя Эрмасов, ни разу более не встретится в источниках.

Немногие победители смогли насладиться победой.
Немногие побеждённые горевали о поражении.

Горе, горе Фракии, земле поглощенной пламенем и затопленной водами бурной Данарсы!!!

***

Ты помнишь, как бежали римляне?!
Как обрушились бессы на отступающую из под Дундиза колонну Руфа?
Посланные Авдаксом подкрепления не успели вовремя из-за дождей, по слухам, насланных фракийскими колдунами. Погиб Берисад, сын Садаласа. Погиб и примипил Гней Акций Руф — иные, впрочем, утверждают, что его вовсе не было на поле битвы, что он умер от некой болезни, и именно эта смерть стала причиной так неловко спланированного отступления.

В то же самое время тревожные вести пришли и с Юга — тиран Севт заключил брачный союз с Талой Вакханкой, Царя убийцей Кетрипора. Объединённые силы Бриарудаса и Вакханок наголову разгромили войска последней лояльной Риму правительницы Долины — царицы Филис. Не спасли ее и пришедшие на помощь римляне, сам центурион Скавр насилу спасся.

Мать последнего Золтида — спасённого Манием Александра Кетрипорида — предпочла заколоть себя дабы не попасть в плен.
Но триумф тирана оказался недолгим.

По возвращении в столицу, его ждал заговор, организованный римским посланником Аверкием Прокулом. Жизнь последнего сына Ройгоса оборвалась от клинка помилованного им жреца Керсеблепта. Сторонники покойного Кетрипора, впрочем, тоже как оказалось несколько переоценили собственные силы — в Бриарудасе начались городские бои, в ходе которых город охватил пожар. Проримская партия оказалась разгромлена и истреблена.
Прокула захватили вакханки. О случившемся далее если и говорят, то шепотом, по слухам посланника Рима подвергли корытной казни.

Падение столицы окончательно раскололо Рудов.
Остатки некогда могущественнейшей армии Долины разошлись по своим деревням. Тала, последняя царица, перед тем как покинуть руины города велела измерить русло реки, которую пустила прямиком на опустевшие развалины. Те, кто ещё следовали за Вакханкой, покинули южные равнины и нашли убежище в горах.

Не сумели воспользоваться падением старого врага и Эрмасы. Хитрость Руфа сработала даже слишком хорошо — испорченные припасы достались гетам и угодили прямиком на стол вождей Косона и Дикома. В Дундизе вспыхнула эпидемия брюшного тифа, первой жертвой которой стал сам молодой Керсебалид.

Косон избежал заражения и предпочёл не гневить судьбу — бросив больных и раненых он рванул обратно на север, куда принёс за собой чуму. В оставленной скальной цитадели вспыхнуло восстание Эрмасов, с легкостью прикончивших больного вождя и перебивших остатки Гетов. Потом, подобно ушедшим завоевателям, свободные горцы вернулись в свои дома — и тем разнесли болезнь по всему хребту! Сабазиты, Гебелейзиты, Налетчики, восставшие рабы... Какая мору разница? Он косил всех.

Только когда эпидемия закончится, Север объединится вновь под властью Скилура Свободного. Это новое вождество оказалось очень хрупким, но одно время языгу даже удавалось претендовать на господство над всей Долиной.

С государством рабов покончит только вторжение Буребисты тринадцатью годами спустя.

***

Пока Руды и Эрмасы уничтожали сами себя, оставшиеся римляне отступили в укреплённый лагерь и объединились под властью Мания Сцевы Скавра. Положение складывалось бедственное — силы бессов почти вдвое превосходили сынов Вечного Города числом.

Но кажущаяся единой, наступающая орда Бессов вовсе не была таковой. Вражеское войско раздирало соперничество между военачальниками — Марком Лафренианом и царевичем Ситалком, сыном Мостиса Бесского.

Последний, ещё до битвы с колонной Руфа, написал отцу с просьбой назначить войску единого командующего, и, конечно, получил решение в свою пользу. Лафрениану отныне предписано было ограничиться ролью союзника и военного советника.

Примерно в то же время Марк Инстей получил известие о смерти Сертория, убитого в Иберии — восстание потерпело поражение, сулланцы одержали верх.

Узнав от остатков Лисов Фракии о раздорах меж командующими бессов, Авдакс дерзнул направить серторианцу послание, предложив помилование для него и его людей в обмен на измену. Предложение было принято.

Вместе с самим Лафренианом, Рим перекупил также часть бившихся за него наемников. Меж тем, раскол в войске Бессов продолжал шириться — более не связанная личной клятвой покинувшему армию предводителю, Мада Сарматка убедила своих соплеменников уйти обратно в Степь.

С собой во чреве она уносила дитя Эбрузельмиса Эрмасского.
К седлу же, дева привязала отрубленную голову Руфа — и только боги знают как вышло, что из всех людей именно она лишила примипила жизни.

По совету Лафрениана, Скавр решился атаковать всё ещё превосходящих числом Бессов.

Так началась Битва за Долину.

***

"Мелкая стычка" — так напишет о случившемся историк.
Но вовсе не так сражение выглядело для участвующих в нем!
Гремели несущиеся по равнине колесницы. С треском вонзались пилумы в широкие щиты понтийских сариссофоров. Бок о бок сражались сулланцы и серторианцы, эллины и македонцы, иллирийцы и фракийцы...

Посреди бушующей резни, чемпион Марса Скавр сошёлся с чемпионом Сабазия Трезеном.
Безумный Жрец мало напоминал себя — весь обмотанный бинтами, в золотой маске в виде черепа, он в самом деле выглядел скорее живым мертвецом. Шрамы покрывали всё тело Мания Сцевы, и всё же в шрамах тех была жизнь.
Живой поразил мертвеца.
Смерть нашла того, кого почитатели именовали Бессмертным.

На одном из флангов Ситалк пытался пробиться к предателю Лафрениану. Юный царевич почти достиг своего — от брошенного его рукой копья, Марка Инстея собственным телом прикрыл Тит, серторианский центурион.
Бешеный натиск фракийцев почти продавил римские порядки.

На другом фланге, понтийцы Сотиру теснили легионеров Авдакса. С обеих сторон в той схватке бились Руды, ибо Понтийский Змей каким-то образом сумел выкрасть у римлян Александра, наследника Кетрипора. Поистине, хитрейшим из людей был Геракл Сотиру! Интриганом, дипломатом, шпионом, политиком... но не полководцем. Атака колесниц и катафрактов захлебнулась, по фалангам били умело расставленные римлянами скорпионы.

Исход боя на флангах казался неопределённым — но с гибелью Трезена рассеялся морок безумия, придававший его людям самоубийственную отвагу. Сабазиты дрогнули и обратились в бегство вопя, что боги оставили их. Никто из этих людей не был Думатарами, хоть одно время неукротимая воля Трезена и заставляла их верить, что они именно таковы.

Ситалк и Сотиру вынуждены были отступить.
Они потерпели поражение, но не были разгромлены.
Тут-то Геракл и предложил Ситалку смелый план для решающего боя заручиться поддержкой Талы.
Понтийский змей был уверен в своей любовнице — разве откажется она стать царицей Долины, да ещё и породнившись с сыном цар Мостиса?

Но на сей раз матёрый интриган ошибся.
В Южных Горах его ждали только острые ножи. Женщина не забыла как некогда Сотиру насмешливо шантажировал ее. "Если уж тебе нужно спать с кем-то, спи со мной!" — за эту насмешку, понтийца кастрировали, а после подвергли той же казни, что ждала Скилура в руках у Геракла, свежеванию заживо.

Оставшись без предводителя, ополчение эллинистических городов приняло решение покинуть войско. Ситалк остался верховным и единственным командующим, вот только теперь уже его войско не было ровней римскому.

Решительным ударом, сыны Республики взяли лагерь Бессов на Восточном Перевале. Победа далась дорогой ценой, в бою погиб Авдакс, одним из первых забравшийся на стену. Ситалк и тут попытался отступить, но его уже поджидал обошедший перевал по горным тропам Лафрениан со своими серторианцами.

Конфликт двух полководцев разрешился раз и навсегда.

***

Подошедшие орды царя Мостиса столкнулись на перевале с отлично оборудованной обороной — римляне под командованием Скавра и с помощью предложенных Лафренианом военных хитростей смогли выдержать первый штурм. Тут-то и подошло войско Лукулла.

От предшествующих и последующих событий историки сохранили одну фразу: "Лукулл разбил Бессов где-то в Гемимонте и двинулся на них столицу Уксудаву, которую взял и сжёг".

Падение Фракии — сильнейшего союзника Митридата — предрешило исход Третьей Митридатовой войны и крах всего эллинистического миропорядка.

Но что же стало с этим краем дальше?

***

Установленное господство римлян над Фракией во многом оказалось номинальным. При дворе наместника в Аполлонии жил и номинальный "царь Гемимонта" — малолетний Александр Кетрипорид, ни разу не ступавший в земли, которыми номинально правил. Здесь же советником жил и Марк Инстей Лафрениан, благодаря мудрым советам которого римское господство продержалось десять лет. И много лучших вещей, некогда созданных в Долине, ещё можно было отыскать здесь — скептическую философскую школу Лампрокликов, синкретический культ Артемиды-Бендиды, некогда созданный Прокулом...

Войскам Скавра пришлось отступить в Италию, где их ждала схватка с ещё одним фракийцем — восставшим гладиатором Спарадоком, вошедшим в историю под латинизированной формой своего имени — "Спартак".

Уже стариками, Маний Сцева и Марк Инстей оба увидят возвышение Цезаря, один с ужасом, другой с восторгом.
Их пути снова разойдутся в 704 году от Основания Города.
Скавр станет Помпеянцем, Лафрениан — Цезарианцем.

По иронии судьбы погибнут оба в один и год и одним и тем же образом — имена Мания Сцевы Скавра и Марка Инстея Лафрениана как убежденных республиканцев оказались в одном и том же проскрипционном списке, составленном членами Второго Триумвирата в 710 году от Основания Города.
Обоим реликтам минувших войн в новом Риме уже не осталось места.

Оба за свою жизнь успели увидеть рождение Римской Фракии и ее падение, случившееся оттого, что римляне так и не сумели сломить мятежный дух фракийцев. Вдвойне иронично оттого будет звучать название книги, написанной вместе Марком Инстеем и Гнеем Акцием Младшим — "Сожжение Фракии".

В 692 году от Основания Города, проконсул Македонии Гай Антоний уволил советника Лафрениана и перешёл к тактике террора и репрессий. Культисты Сабазия подняли восстание, быстро распространившееся по всей стране. Как говорят, в том восстании участвовали Царица Тала и ее сын от Кетрипора, теперь носящий имя "Трезен".

Римляне были изгнаны.
Бежал с ними и Александр Кетрипорид, царь без царства, получивший благодаря протекции своего бывшего воспитателя Лафрениана римское гражданство.

Два года спустя римляне вернутся и проведут к непрерывных схватках во Фракии почти шесть лет, но будут разбиты войском под командованием Трезена II, воцарившегося над Думатарами. В бою погибнет от рук сводного брата юный Александр — однако, у него останется сын. Долгие века спустя род Кетрипоридов уже не будет ни царским, ни даже знатным, но эллинизировавшиеся фракийцы будут жить на Родине своих предков.

Последним прямым потомком Кетрипора станет некий Архип Фракиец, которого в аравийской Хире будут почитать как полубога во времена царицы-львицы Фейрузы.

Говорят, также, что Александр будучи римским гражданином испортил некую матрону из рода Аврелиев, и от той связи родилось дитя, но сами Аврелии эту историю отрицали как гнусный поклёп.

Потомки Гнея Акция со временем переселятся в Римскую Иберию, потомки Марка Сцевы осядут в Галлии, а Марка Инстея — на Сицилии. Славные то были рода, известные своими деяниями!

Ходят слухи, что потомки и других участников

Что же до Фракии, то и она не смогла вечно сопротивляться неумолимому ходу истории.

Рим VIII века от Основания Города, воевал не только с варварами — ни в одной войне не погибло столько римлян сколько в тех, где врагами выступали сами римляне.
Но эпоха гражданских войн окончилась в 724 году победой Октавиана Августа — и в тот же год пока ещё Республика вернулась во Фракию. Потомки Мостиса, Трезена и Талы снова дали бой, но потерпели крах.
Долина тогда уже почти целиком находилась под властью гетов — ими правил Орол Рескупорид, внучатый племянник Орола, погибшего от рук Тита Курция.

Этот Орол II предпочёл союз с Римом борьбе с ним и получил взамен царский титул.

В 726 году на смену дряхлой Республике пришла молодая и сильная, а главное единая Империя — но царство Орола так и оставалось ее верным вассалом.

Десять лет спустя, Долина, юг которой принадлежал в очередной раз восставшим против Рима Бессам, а Север лояльным гетам, снова стала ареной противостояния, завершившегося не в пользу Рескупоридов. Царство Орола было сокрушено.

Риму потребуется два года чтобы снова присоединить непокорный край. Около 754 года от Основания Города, он же 1 год Новой Эры, во владениях живущих к югу от Дуная гетов наконец будет создана римская провинция Мезия.

Фракия сохранит независимость ещё полвека, пережив Августа, Тиберия и Калигулу, и трижды восстанет — в 21 году, 25 году и 44 году.
У всех этих восстаний лишь одна общая черта — все они будут подавлены.

В 45 году, подавив очередное восстание, Божественный Клавдий наконец присоединит мятежную окраину к Империи как римскую провинцию Фракия.

***

Фракийцы будут медленно эллинизироваться и культурно взаимодействовать с римлянами. Часть фракийских культов перейдёт римским легионерам, стоящим на Дунайском Лимесе и со временем плавно вольётся в Митраизм.
Хуже всего ассимиляции подвергались земли Бессов — горные районы, в которых культ Сабазия существует еще в конце IV века.

Последние фракийцы будут ассимилированы славянами, мигрировавшими на Балканы в VI веке. Эти славяне создадут свой "Союз Семи Племён", союзный Римской Империи. В 680 году мигрирующие болгары разобьют и славян и их союзников-ромеев, Долина войдёт в Первое Болгарское Царство, а Гемимонт получит современное название — "Стара Планина",

Тем не менее, Константинополь сохранит контроль над Южной Фракией. Столицей станет Адрианополь. Фема прекратит существование в ходе вторжения турок-османов, которые впрочем сохранят имя этой земли, на языке завоевателей звучащее как Трякья.

Едва ли, впрочем, на тот момент во Фракии остался хоть один фракиец.