Ход II — Вавилон, улица Нергала Счастливого, 506-498 гг. до н.э.

Мир состоит из слов.

Эту истину Иддина усвоил когда пошёл в школу писцов при храме Иштар Агадеской. До сих пор, мир маленького мальчика на улицах Вавилона включал в себя лишь очень ограниченный перечень слов — раббани и рабути, ардуту и урашу, лепешка и вода, мясо и рыба, дворец и храм, стена и ворота, улица и дом... Да, этот список будет несомненно долгим, но он всё же конечен, и задавшись целью перечислить все вещи во вселенной, ребёнок однажды столкнётся с тем, что ни разу в жизни не покидал стен Вавилона. Он знал, очень примерно, что где-то есть Парса и Мада, Египет и Заречье, Сузиана и Согдиана — но лишь потому что слышал как о том или ином человеке на улице говорили "он согдиец". Что же там, за стеной?

А за стеной были слова.

Поначалу учитель — его вы называли "умману", то есть "знающим" — давал вам, тебе и ещё двум десяткам детей обоего пола, лишь самые простые уроки. Как держать стиль? Как написать три базовых знака, из различных сочетаний которых образуются все понятия — горизонтальный клин, вертикальный клин, угловой клин?

Несколько раз получив палкой по рукам и спинке, ты преуспел в этой своеобразной "прописи", тем более что был весьма сообразителен.
Но вот то что началось дальше, оказалось серьёзным испытанием даже для твоего ума! Одно слово — слоги.
Учитель приносил табличку со слоговыми знаками, по три на строку, которые затем вам следовало тщательно копировать и проговаривать.
— Ту! Та! Ти! Ну! На! Ни! Бу! Ба! Би!
Едва ли в тот момент ты понимал значение того, что писал.
Снова и снова тебя приучали к тому, что вот такая вот последовательность читается как "ту", а другая, совсем похожая на нее, как "та", смесью палки и зубрежки добиваясь того, что даже не зная значения ни одного слова в тексте, ты мог фонетически точно его прочитать.

"Но как же!" — Удивишься ты — "А на слух? Я ведь знаю значения хотя бы некоторых слов, которые просто произношу, а не пишу!"

Тут есть тонкость. Вас учили на шумерском, древнем языке, на котором никто не говорил уже тысячи лет — иногда перемежая его аккадским, другим мертвым языком, используемым исключительно государственными чиновниками в делопроизводстве.
Заговорив на родном арамейском в школе ты гарантировал себе десяток ударов палкой. И уж точно вас не учили финикийскому письму, которое умману именовал не иначе как "мазней".

Да, зная слоговое письмо ты мог бы спокойно написать на слух любое арамейское слово или даже фразу клинописью, основные 80 знаков, необходимых для этого, ты выучил очень быстро, но этому тебя никто не учил — слоги существовали как бы совершенно сами по себе не образуя слов. А когда начали образовывать слова — то не те, к которым ты привык!

Сперва имена, начиная с "Инанна" — это ещё куда не шло.

Но дальше вы начали записывать список всех вещей, и тут-то ты и понял, что в действительности материю мира составляют слова.

Снова и снова выдавливал ты в мягкой глине бесконечные перечисления "деревьев, растений и всех предметов из дерева" — при этом не имея права даже просто поменять слова местами. У многих понятий, которые ты учился писать, ты и значения-то не знал — это были какие-то древние предметы, вышедшие из употребления, но все еще сохранившиеся на табличках силлабариев. За деревянными изделиями последовали все изделия из тростника, все изделия из глины, металлы, металлические изделия, домашние животные, дикие животные, части туши, камни, рыбы, птицы, одежда, географические названия и термины, продукты питания...

Да, учитель объяснял — по-аккадски, конечно — что, например, тигр это большой хищный зверь, но твоя голова буквально пухла от перечня вещей, которых ты никогда не видел, стран, о которых никогда не слышал, еды, которую никогда не ел...

А ведь тебе приходилось волей-неволей заучивать эти списки...
Чем тигр отличался от льва? Чем Лидия отличается от Ливии, Нубия от Нумидии, Бактрия от Парфии?

Бесконечные перечни слов, которые НИЧЕГО не значат.
Приходили вы к учителю утром, а уходили вечером — и голова просто разрывалась! А ведь кроме упражнений по типу "скопируй силлабарий, созданный буквально тысячу лет назад" были ещё и устные задачки — к примеру, учитель спрашивал у тебя "что такое тигр" на шумерском, а ответить ты ему должен был на аккадском, или наоборот!

Из школы нельзя было "вылететь", единственным ответом на твои ошибки была палка. А потом — повтори, юный Итти-Мардук-Балату! Скопируй силлабарий, да повнимательнее, ведь милейшая ошибка это святотатство!

Год за годом погружался ты в мир несуществующих вещей, временами малодушно помышляя о смерти.

За таким подходом к обучению, конечно, стояла своя логика — логика людей, глубоко убежденных, что письменность создал бог Набу, и он же в далекой древности составил силлабарии, упорядочив тем самым мир. От тебя требовалось лишь воспроизвести этот божественный порядок, не больше и не меньше — иначе выйдет, что бог Набу написал слово "лев" до слова "тигр", а Иддина взял и переставил! Святотатство!

Потому-то тебе на полном серьезе предлагали ровно то же упражнение, что когда-то писал ученик времён III династии Ура, с которым вас разделяли полторы тысячи лет. Даже табличка была та же.

И по мере того как силлабарии каким-то образом откладывались в твоей голове, как незнакомые слова становились чем-то обыденным — на смену отчаянию ученика приходила стальная убежденность в том, что божественный порядок на земле един и нерушим.

Более того, из всех людей ты, Итти-Мардук-Балата, удостоился чести приобщиться к тайному устройству бытия.
Ты мог никогда не видеть тигра и не иметь ни малейшего представления, находится Нубия на севере или на юге, но знание слов как бы создавало в тебе иллюзию полного понимания мироустройства. Горный лев догоняет трепетную лань, весной в Лидии зацветает багрянник, и никто этого не знает, а ты — знаешь!

"Посвящённый посвящённому пусть покажет — непосвящённый же пусть не увидит этого!" — такой фразой начинали вы большую часть своих упражнений.
И, конечно, фраза эта исключительно грела ваше самолюбие — непосвящённый и так не понял бы, что за тарабарщина написана на этих ваших табличках!

За словами следуют значения — вы писали слово столько раз, сколько у него было зеваний, и затем его шумерское произношение, по сочетанию
одного с другим догадываясь, имеет ли знак "а" чтение "а" (вода) или чтение "ду-ру" (влажный).

Потом следовал новый силлабарий — должности и профессии — после старого он уже шел полегче, хотя в этой части почти половина слов вышли из употребления, и вы заучивали, например, должности двора шумерских царей.

За ним — юридические термины и шаблоны договоров. С договоров начиналась ваша работа с текстами как таковыми, приближаясь к выпуску из школы, вы начинали копировать уже всё подряд от законов Хаммурапи до писем Саргона Древнего. К окончанию школы ты уже спокойно мог составить брачный договор, договор о деловом товариществе, договор от аренде, договор об усыновлении, купчую или вексель.

Мир слов покорился тебе.

К сожалению, кроме него существовал ещё и мир вещей.
Здесь всё было намного хуже.

***

Сначала, персы удивились, когда к ним пришёл маленький мальчик и сбивчивым голосом начал объяснять по-арамейски, что выследил опасного преступника. Вавилоняне к ним вообще не так часто приходили — скорее прятали бандитов от прислужников "царя-барышника", отказавшегося поклоняться Мардуку и вообще всячески выражавшего пренебрежение прекраснейшему из городов.
Будь ты постарше — наверное сам бы с презрением относился к оккупантам, но когда Вавилон восставал в последний раз — тебя ещё не было на свете. Власть Царя Стран была единственной известной тебе властью...

В общем, кто-то из персидских командиров понял, что ты можешь быть куда ценнее чем и тебе самому и стражникам в данный момент кажется. Потому, за свои сведения ты получил чашу вина, несколько фиников и шекель серебра.

— Ты поистине благородный сын своего города, Иддина.

На неплохом арамейском сказал тебе этот командир

— Как видишь я здесь недавно — и я хочу навести в городе порядок. Но к сожалению многого не знаю о помыслах вавилонян, их желаниях и чаяниях. Вот что, юноша. Приходи в нашу казарму каждое полнолуние. С нас вино, с тебя рассказ — чем живут твои люди.

Но вот дальше случилось нечто странное! Стражники надели панцири, взяли мечи, отправились в указанный тобой заброшенный дом, где спал Шапи-Кальби... и просто убили его. Без суда.

Нет, рождённый изо рта собаки конечно заслуживал казни.
Но... ты привык уважать закон.

А персы — нет.

С тех пор у тебя появились друзья среди солдат.

Другие дети во главе с Краснозубкой узнали об этом практически сразу. Да что уж там, все узнали.
В городе тайн нет тайн.

Поначалу, казалось смерть Шапи–Кальби сойдёт тебе с рук, с тобой не общались, да, но и мстить не пытались..
Со временем, ты расслабился — напрасно!
Как-то по пути в школу, ты узнал, что в мире есть нечто кроме закона — есть первобытная сила, дикая и беспощадная.

Ты увидел их — явно поджидающих на улице, и мигом всё понял. Рванул прочь. Вот только так уж получилось, что ты всю жизнь хорошо питался, а вот двигался с тех пор как пошёл в школу явно недостаточно — и, конечно, постоянно переживал из-за учебы. На фоне всего этого ты начал стремительно раздаваться вширь. Теперь-то ты уже не мог таскать у торговцев финики — пробежка заканчивалась для тебя тяжелым сопением и бегущим по лбу холодным потом.

Тебя догнали, скрутили, оттащили в переулок. И в этот миг ты испытал жуткий страх — Краснозубка поднесла в твоему животу нож.

— Из-за тебя убили моего друга, свинья.

Ты попытался сказать что-то, мол, он был преступником и просто вредным человеком... И ты защищал всю компанию, ведь вас бы непременно убили за воровство...

Она не слушала.

— Я хочу оставить в память о моем друге надпись. Как думаешь, где мне это сделать?

Лезвие вдруг оцарапало тебе живот.

— Может, здесь? Что скажешь?

Тут ты не выдержал, и закричал — это преступление! Ты пойдёшь к стражей, и они убьют всех, кто хоть пальцем тебя тронет!

Каким сильным ты чувствовал себя в тот момент! Неприкосновенным!

Но Краснозубка только рассмеялась.

— А давай. Беги. Всех не переловят. А те кто останутся, скажем, сожгут твой дом, предварительно завалив дверь. Или, может, подожгут виноградник, с дохода от которого кормится твоя семейка? А может мне зарезать тебя как свинью прямо сейчас?

Что-то было в ее глазах в тот миг.
Хищное. Жестокое. Так что ты мигом понял — правда подожгут.
И зарежет. Вот прямо возьмёт и зарежет...

Предательские слёзы побежали по щекам.
И тогда бывшая подруга вдруг убрала нож.

— Или мы можем снова быть друзьями. Как раньше. Тебе нужно только доказать, что ты наш друг. Слышала, ты ходишь к страже в полнолуние? Так вот, в новолуние ты принесёшь серебро. Потом снова. И снова. Мне всё равно где ты его возьмёшь. Забудешь, расскажешь страже или захочешь соскочить — мы увидимся снова.

Ты этого не знал, но в день смерти Шапи-Кальби начался не только твой путь — в то время как ты сделал шаг к службе Царю Стран, Краснозубка шагнула во мрак, начав работать на тех, чьи имена знают все, но никто даже под пыткой не произнесёт вслух.

Пока ты учился, она воровала, собирала порочащие тайны, убивала...

К тому моменту как ты окончишь школу, она станет известна как Ламашту — ночной кошмар Вавилона, властительница мира вещей...

Возможно, ты создал ее.
Подтолкнул к черте, разделяющей детские шалости и преступление.

В каком-то смысле, юноша, твоё влияние на положение дел было куда существеннее чем всем, включая тебя самого, казалось.

Или, может, ты был лишь орудием неизбежности.
Фигурой в руках равнодушных богов...

У них тоже был мир. И в этот мир тебе предстояло шагнуть.

***

Ты помнишь разговор с матерью после того дня.
Трудный разговор, хоть и совершенно необходимый.

Нупта подошла к делу серьезно, хотя по по-хорошему могла и просто выдрать тебя, велев ничего не говорить отцу.

— То, что ты видел — священный ритуал Иштар. Женщины дарят его мужчинам за совершенное благодеяние — и никто под страхом гнева богини не должен рассказывать о том, что именно произошло. Совсем скоро, Иддина, ты подрастешь, и Иштар заложит в тебя новые желания, тебе пока незнакомые. При виде женщины ты начнёшь испытывать жар, который ни с чем не спутаешь. Тогда и только тогда тебе можно будет открыть эту тайну.

Объяснение звучало тем более убедительным, что через несколько месяцев вы выиграли дело в суде благодаря выступлению некоего знаменитого халдея, доказавшего судьям, что несомненно светила благоволят роду Мустемику.

Потом ты много раз видел его в гостях, отец именовал "господина Набуриманну" спасителем дома и делал ему щедрые подарки. Если его помощь заслуживала таких даров то наверное и ритуал Иштар тоже...

Несколько раз тебе казалось, что ты чувствуешь то, о чем говорила мама, но всякий раз она убеждала тебя выждать. Лишь в день твоего шестнадцатилетия, Нупта наняла носилки и вместе вы отправились к храму Иштар.

— Боги создали людей, чтобы мы приносили им жертвы. Мужчины как правило жертвуют своё богатство, но у женщин есть иной, собственный долг перед богиней Иштар. Раз в жизни, каждая благородная дочь должна прийти в храм и принять сколь угодно малую плату и провести ритуал Иштар. Если ты чувствуешь зуд столь сильный, что не можешь сам унять его...

Тут ты покраснел

— Значит богиня призывает тебя к себе. Ты должен помощь очередной благородной дочери в ее служении. Иных же женщин богиня так любит, что возлагает на них эти свящённые обязанности неоднократно.

Вы подъехали к храму.
Мама протянула тебе серебряную монету.

— Войди в храмовый двор и увидишь женщин с веревочными повязками на головах. Брось монету той, которая приглянется и скажи ей "призываю тебя на служение богине Иштар". Вместе вы должны выйти со священного участка. Видишь ночлежку напротив? Я сниму в ней комнату на твоё имя. Когда вы окажетесь внутри, попроси женщину показать тебе что делать дальше.

Она потрепала тебя по пробивающимся на подбородке волоскам.

— Я горжусь тобой, Иддина. Ты стал таким большим.

***

Женщин в храмовом дворе было и правда очень много. Молодые, постарше, совсем пожилые... Ты мог выбрать любую, хотя и заметил, что если в святилище входит богато одетая женщина, то служки-евнухи проводят ее за ширму, куда спустя какое-то время приходит жрец или знатный мужчина...

Молодая кровь в тебе бурлила от предвкушения — ты не выбирал долго, остановившись чуть ли не на первой деве, выглядящей скорее похожей возрастом на тебя чем на твоих родных.
Как и все незамужние девы, эта жрица не носила покрывала, зато подвязывала свои длинные тёмные волосы голубой лентой, которую распустила едва вы оказались наедине.

Молча, она сбросила с себя плащ, а потом сняла через голову нижнюю рубашку, оставшись абсолютно обнаженной. Ты медлил — тогда она помогла тебе раздеться.

— Как тебя зовут?

Вдруг вспоминаешь. Девушка чуть качает головой

— Тише.

С какой-то особенной деликатностью касается одной рукой тебя, а другой — сама себя. Комнату наполняет тяжелое дыхание. Потом она встаёт на четвереньки и направляет тебя.

Когда всё заканчивается, жрица быстро одевается.
Оглядывается.

— Я могу идти?

Ты в тот миг находился под сильнейшим впечатление и потому не удержался от вопроса

— Мы можем увидеться ещё раз?

Она чуть улыбнулась

— Если захочет богиня.

Потом ты узнаешь, что это было вежливое "нет".

Ты не особенно переживал — с тех пор, раз в месяц, мать давала тебе деньги на посещение храма. Всякий раз ты встречал там новую женщину. Так ты узнал, насколько разные они бывают — некоторые готовили тебя к соитию руками, другие использовали рот, некоторые молчали и только тяжело дышали, другие же кричали, словно от боли, некоторые улыбались тебе, другие, как представлялось, тяготились тобой...

Тем не менее, все они выполняли свой долг.
И то тоже выполнял свой.

Так ты впервые встретился с богами, и встреча эта оказалась приятной.

***

Мир слов, мир вещей, мир богов...

Но был и еще один мир, открывшийся перед тобой.
Мир цифр.

В школе вас обучали не только письму, но и счету в двух системах счисления — десятиричной и шестидесятиричной. К концу обучения ты уже спокойно выполнял четыре основных математических действия, мог вычислить процент, измерить площадь и объём, решить уравнение...
Открылась тебе также тайна мер и весов!

Они бывали разными — длина например измерялась в аммату (локтях), одна тридцатая которого составляла убану (палец), шесть аммату составляли кану (стебель тростника), а сто двадцать аммату — аслу (веревку), шесть верёвок составляли ус (канат), тридцать же ус составляли беру.
Но площадь измеряли иначе — шекель составлял одну сто сорок четвёртую от сада, а сто садов давали поле.
Объём также измеряли из шекеля, но здесь шестьдесят шекелей давали идеальную чашу, десять же чаш давали суту (сосуд). Сходным образом и вес определялся из обьема — шестьдесят шекелей давали ману.

Метрология была очень важна ещё и потому, что вавилоняне упорно не признавали популярного у всех прочих народов "серебра с клеймом" — равно как и любых драгоценных металлов кроме серебра. Умение точно определить шекель серебра было буквально основой профессионализма любого дельца — и это давалось тебе заметно легче чем всем прочим.

Сходным образом с легкостью измерял ты, например, землю.
Даже умману признал — во всем, что касается цифр у тебя настоящий талант.

Наверное из-за этого ты одним из первых разглядел грядущее обрушение экономики. Когда тебе было 11, взрослый раб-мужчина стоил шестьдесят шекелей, а женщина — от тридцати до пятидесяти. Семь лет спустя, к твоему выпуску из школы, раб стоил уже сто пятьдесят шекелей, а рабыня — сто двадцать! Сходным образом все цены кроме стоимости земли меньше чем за десятилетие подскочили в два-три раза!

Невольным виновником зарождающегося кризиса стал царь Дарий, который систематизировал всё подряд, а главное — ввёл монету стандартного веса и внезапно подключил к серебру также золото, в Вавилоне не использовавшееся! Цена на золото резко подскочила, а на серебро, наоборот, упала.
Но если бы Дарий сделал только это!
В стремлении систематизировать всё подряд, Дарий ввёл стандартный вес монет (отчеканенные по такому стандарту монеты назывались "белым серебром"), но не позаботился регламентировать чистоту. В итоге даже царские монетные дворы выпускали монеты разной степени очистки — а ведь никто не изымал и самое обычное серебро из экономики...

Сама по себе огромная Империя пережила невиданное прежде имущественное расслоение — сверхбогатые завоеватели персы с каждым годом богатели, а покорённые народы, непривычные к тяжёлой фиксированной дани, беднели...

Но фатальным ударом по стоимости серебра стала так называемая "одна восьмая" — принцип, по которому при уплате налогов, монеты стоили на одну восьмую меньше номинальной стоимости.

Стоит ли говорить, что это обрушило реальную стоимость серебра как никогда раньше?

Взлёт цен в два три раза стал следствием "Хороших Правил", в Вавилоне это понимали все, как понимали и то, что кризис еще только начинается...

Но что это значило для тебя?

Хотя дом Мустемику и выиграл суд, положение семьи отнюдь не исправилось. Род Эгиби всё так же оставался вашим основным кредитором и по-дешевке скупал весь виноград с вашего участка. Вот только — до тебя доходили слухи — богачи подвергались ровно тому же давлению со стороны персов как и вы с "Проблемой винодельни". На Ширку, главу дома, активно давил казначей Великого Царя Багасар.

Рост цен и падение стоимости серебра привели к тому, что Эгиби стали примерно в три раза беднее. Но и твой отец, связанный договором, вынужден был отдавать им урожай по старой цене...

Фактически всемогущий клан утягивал вас за собой, угрожая изъять по залогу... а, собственно, всё, кроме принадлежащего твоей матери.

Мир слов открывал тебе свои тайны.
Мир вещей можно было купить серебром.
Мир богов делал тебя счастливым.

Но мир цифр неумолимо приближал момент, когда либо доведённый до крайности ростовщик потребует залог, либо заёмщик, чувствуя близящийся конец, влезет в какую-нибудь авантюру, что станет ему надгробным камнем...

Мир цифр же предвещал и нечто иное.

Вавилоняне, как уже говорилось, были отлично образованы, и прекрасно чувствовали, что все проблемы их города проистекают единственно из нахождения в обширной Персидской Империи.

Достаточно было выйти из неё и изолировать рынок, чтобы денежная масса начала коррелировать с количеством товаров в экономике, и цены более-менее выровнялись.

Всё больше людей говорили, вполне открыто, о восстании.

Ты мог передавать их разговоры страже, или скрыть — это было не важно, ибо число недовольных было так велико, что нечего было и думать об их аресте.

***

В этих условиях, царь Дарий решил бросить вавилонянам кость — во примеру Кира Великого, сделал своего двадцатилетнего сына Ксеркса Царем Вавилона.

Роскошная процессия наследника престола вошла в город, юноша торжественно взял за руки статую бога Бэла-Мардука...

В городе началось строительство дворца царского сына.

А тебе предстояло принять важнейшее решение в жизни.

***

В семнадцать лет ты закончил школу. Теперь ты официально мог претендовать на должность писца — твоё образование включало в себя шумерский и аккадский языки (а также огромное множество исторических, географических, юридических и обществоведческих знаний, изученных в ходе познания этих языков), клинописное письмо, математику и метрологию. По мере усвоения языков, тебя начали учить также музыке, поскольку ты должен был уметь не только скопировать и прочитать религиозный гимн, но и правильно его спеть.

При всех условностях, связанных с оторванностью от жизни части твоих знаний, можно признать — ты получил лучшее в мире образование. Многие из тех с кем ты начинал учебу, не сумели выдержать ее до конца и сбежали едва освоив правильное чтение и написание слогов, а также несколько шаблонов юридических документов, проще говоря, закончив некую "начальную" школу.

Проблема заключалась в том, что даже при всей твоей феноменальной стойкости, твоё образование в Вавилоне считалось, в некотором роде, "средним". Ты мог служить писцом и имел собственную свинцовую печать для удостоверения документов, но не мог поступить на государственную службу.

Для того, чтобы пополнить ряды "рабути", следовало получить образование ещё и второго уровня, проще говоря — сделаться колдуном.

С древних времён, вавилонское общество было обществом людей, свято верующих, что боги создали человечество чтобы то поклонялось богам. Мир этих людей был полон злыми духами, насылающими болезни и прочие несчастья. Потому неудивительно, что магия играла для вас особенную роль, особенно когда дело касалось представителей власти.

"Высшее" образование отняло бы у тебя ещё пять лет жизни, по истечении этого срока ты имел право получить одну из трёх специальностей — стать гадателем, заклинателем или плакальщиком.

Обычно, готовый "специалист" подавал прошение на имя царя Вавилона (в настоящий момент, этот титул носил Ксеркс) с просьбой о должности, которую незамедлительно и получал. Были и те, кто по истечении этого срока всецело посвящали себя умножению мудрости, становясь халдеями. Некоторые же открывали собственные школы подобные той, в которой ты учился.

Если ты собирался занять достойное место в аппарате гигантской Персидской Империи, то других путей на тот момент не было.

Вот только ты очень хорошо знал, как устроено образование в Вавилоне.
Для начала — оно было дорогим, а за последние семь лет стало ещё дороже.

Есть и другой нюанс.

Пока ты учишься — у тебя буквально ни на что нет времени!
Даже когда ты не в классе, над тобой висит огромное домашнее задание...

А пять лет жизни, когда тебе семнадцать, это... много.

Те же годы ты мог потратить на открытие собственного дела.
Мать с готовностью снабдила бы тебя стартовым капиталом — под расписку, конечно.

Отец же предлагал похлопотать для тебя о месте в конторе Эгиби — здесь ты мог с легкостью сделаться управляющим имениями и торговым представителем. История знала множество людей самого разного положения, таким образом сделавшихся невероятно богатыми!

И твой вклад, он... важен!
Семья висит буквально на волоске от разорения и последующей за ним потери статуса раббани.

***

Решение было сложным, и, как говорится "без верного варианта", но, как будто этой проблемы тебе было мало, мир вещей решил вновь напомнить о себе.

Как-то, едва ты вернулся из храма, раб Римут сообщил, что тебя дожидается некая девушка. Выйдя во двор ты с удивлением узнал Ламашту. Она сильно подросла и подсмуглела, тебе бросилась в глаза ее полная грудь, но в остальном ты не мог разглядеть даже ее лица — судя по всему, бывшая Краснозубка вышла замуж или по крайней мере изображала замужнюю, потому что явилась в покрывале и с закрытым небольшой вуалью лицом.

— Хорошо ты живешь, Иддина.

Почему-то тебе послышалась насмешка в этой фразе.

— Что, не рад меня видеть?

Ты поспешил заверить, что очень рад.
Некоторые вещи, вроде ножа у живота, не забываются.

— Я слышала ты теперь писец. Скоро большим человеком станешь.

И снова тебе послышалась издевка

— Так что доить тебя по мелочи уже как-то даже неприлично, ты не находишь?

Она откинула вуаль, так что твоему взгляду открылся длинный шрам, проходящий через губу и подбородок и ещё один, небольшой, в районе виска.

— Надо либо брать с тебя больше, либо... не брать ничего. Мы ведь друзья. И можем помочь друг другу. От тебя потребуется ровно то, в чем ты хорош, составить несколько табличек — векселей на тех, кого я покажу, под залог их домов. Сделаешь это — и можешь ничего не платить мне, даже наоборот — сам заработаешь десять процентов от каждой суммы.

Губы Ламашту чуть исказились в улыбке.

— Я слышала у твоей семьи проблемы.