[Hmsttrlng] [WH40k] Происшествие на Сиблии | ходы игроков | Кровавые руки

При высадке на планету, подчиненные Рексу Виндсбруку войска разделились на две неравные части - особо доверенные лейтенанты со своими боевыми стаями были отправлены в космопорт, дабы оберегать родного брата Рекса, Антония. Кровь не вода и эту задачу можно было доверить только доверенным людям.
И те высадились весьма удачно и вовремя, приняв живое и деятельное участие в отражение штурма ксенопоклонников.
Основная же часть берсерков Рекса использовала как посадочную площадку площадь перед осажденным губернаторским дворцом. Превращенные в щебень фонтаны и сады статуй парковой зоны перед дворцом достойно приняли десятки разношерстных транспортов армии Рекса. Суда садились прямо на головы осаждающих - безмозглые стада зараженных добросовестно горели в реактивных струях посадочного пламени и превращались в лепешки под многотонными корпусами садящихся кораблей. Хлынувшие по десантным аппарелям окровавленные боевые стаинаткнулись на весьма удивительный факт - лишенные рассудка мертвецы из мертвых легионов поспешно отступали по прилегающим к площадям и парковым зонам улицам, оставляя занятые лоялистами земли за боевыми стаями. Сие событие оказалось неприятным длля жаждущих боя десантников, но роптание и уныние так и не успело набрать силы в душах бойцов, вовремя разбившись об авторитет командующего. Рекс приказал занимать дворец и обустраивать лагерь прямо среди севших кораблей. Остается загадкой как сложились взаимоотношения немногочисленного гарнизона дворца и новоприбывших, но для большей части десанта, занятых на земляных и фортификационных работах, подобные вопросы казались бесуонечно далекими и абсолютно неинтересными. Вскоре стихийная якорная стоянка собранной с миру по нитке флотилии переоборудованных рудовозов и сухогрузов была превращена в примитивную, окруженную рвом и землянным валом, крепость. Жилыми помещениями для боевых стай должны были служить сами корабли, ров и вал примыкали прямо к стенам укреплений губернаторского дворца, создавая с дворцовым комплексом единую фортификационную систему. На специально оборудованные позиции выкатили немногочисленные бронемашины и мобильную артиллерию, оставшуюся в распоряжении гарнизона дворца, создавая тем самым надежные огневые точки и узлы обороны. Особого труда стоило оборудовать ворота в лагерь - ради получения подходящих стройматериалов и механизм для постройки неадежных и защищенных ворот в лагерь, пришлось пожертвовать наименее ценным летательным аппаратом и разобрать его настолько, насколько позволяли доступные средства.
Однако, завершение возведения укрепленного лагеря оказалось омрачено вестями об уничтожении единственного сохранившегося корабля системной обороны на орбите Сиблии прибывшими кораблями противника - кошмарным чудовищем, класс которого опознать не удалось даже приблизительно и захваченным противником флагманом системного флота - Золотой Овен был изуродован и осквернен настолько, что его опознали лишь по косвенным признакам. Появление этих кораблей на орбите мира, однако, не было наиболее привлекающим внимание. Наоборот, все стоящее внимание, творилось внизу, на земле.
Приближение зараженных варпом кораблей к планете привело в движение зараженных, что собрались в еще большие полчища и устремились к еще занятым лоялистами позициям.
Разумеется, полчища оживленных мертвецов делали это не по своей воле, но ведомые таинственными фигурами чумных жрецов. Именно выявление такого шабаша в окрестностях нововозведенного лагеря заставило Рекса принять довольно спорное решение о том, что лучшая защита - это нападение - ворота лагеря открылись и боевые стаи берсерков устремились в бой, ведомые своим кровожадным вождем.
Двигаясь за звуками визжащих цепных мечей Рекса, ревущие стаи берсерков все глубже и шире врубались в орду мертвой и истерзанной плоти.
Убивать чумных было сложно. Лишь полное расчленение или уничтожение головного мозга помогало окончательно упокоить зараженных. Резня быстро превращалась в утомительную рутину - поднять топор, опустить, выдернуть оружие из податливой плоти и раздробленных костей и повторить. Снова и снова. Цепкие пальцы голодных мертвецов цеплялись за броню, слюнявые, смрадные пасти клацали гниющими зубами и обламывали их о бронекостюмы. Поток немертвых казался бесконечным, на каждый десяток поверженных зараженных приходилось разменивать одного-двух берсерков ради преследования колдунов-жрецов чумного шабаша.
Многократно усиленный аугметикой и пылающей яростью крик Рекса приказывал углубиться в уцелевшуюб застройку вокруг площадей и убить мерзких колдунов. И стаи подчинились.
Иван уже не мог ничего точно утверждать или быть уверенным. Он просто оказался в окутанном подозрительным, неестественным туманом подвале среди тел погибших братьев из своей стаи. Те либо задохнулись в колдовском тумане, либо были убиты мерзким колдовством более прямолинейно. Раздутая от трупных газов фигура чумного жреца была впереди. Опухшие, черные от гангрен пальцы плохо справлялись с тяжелым засовом, запирающим двери в канализационные тоннели. Жрец все отчаяннее ломился в дверь, явственно чувствуя острие топора на своей шее. Он не должен сбежать.

Лицевое стекло газмаски запотело из-за перепада температуры, когда берсерки ринулись по стертым ступеням вниз, в затхлый подвал. Тусклые лучи света, проникающие в подземелье выхватывали густые клубы ржавого тумана...

Иван упал вместе с другими, ничком, громыхая тяжелыми доспехами о твердую поверность. На несколько секунд он потерял сознание и ориентацию, забыв самое себя.

В висках стучала кровь, в плотно подогнанной газмаске воздух втягивался с шумом и через силу. Взводный лежал впереди, частично навалившись на Ивана. Остальные были разбросаны по помещению внахлест, как гротескные куклы.

Тяжело поднявшись, откинув руку взводного, Иван поднялся на четвереньки. Ремень дробовика перекрутился при падении и ослабевшая рука никак не могла его нащупать оружие, оказавшееся за спиной.

Сквозь мрак и клубы тумана, впереди виднелись огромные, широкие плечи темной фигуры. Шумно гремел металический замок и отсюда было понятно, что человек (человек ли?) пытался открыть дверь и бежать.

Иван, не стал выяснять, живы ли бойцы, с которыми он зашел в этот подвал. Он даже не задумался о том, почему выжил и смог подняться именно он. Горло перехватило так, что он не мог даже закричать от страха и гнева.

В голове лихорадило только одну мысль - "убить!"

Он встал, и как ему показалось, медленно, слишком медленно, побежал или может заковылял к врагу, на ходу вытаскивая топор из петель.

Кто бы это ни был.

Шаг... Размахнуться, как можно шире.

Шаг... Только бы не обернулся и не посмотрел своими глазами, полными нечистой силы..

По мере приближения к нему, колдун представал все более и более омерзительным - влажная, пропитанная смрадными выделениями ряса грязных цветов плотно облегала тучную и неуклюжую тушу чернокнижника, что всеми силами пытался успеть развернуться и встретить атакующего лоялиста в более выгодной позиции. Удивительно ловкое, подстегнутое мощным выбросом адреналина, движение колдуна заставляет мерзко колыхаться огромных размеров второй подбородок, закрывающий шею. Мерзость, когда то бывшая человеком, Поднимает толстую блестящую от кожного сала и синюшную от медленного подкожного разложения руку навстречу опускающемуся лезвию топора, олицетворяющему справедливость. Но как бы колдун не торопился, как бы не боялся за свою жалкую жизнь, его расторопности недостаточно, праведный удар отсекает черную от некроза руку, коей противник всего живого на планете пытался защититься, и топор глубоко входит в ключицу мерзкого приспешника зла. Из нанесенных ран щедро и обильно течет черная кровь и толчками выходит вонючий гной, когда под мощью удара тучный враг оседает и опрокидывается на ту самую дверь, что пытался открыть. Вцепившись уцелевшей рукой в топор так, чтобы не дать его выдернуть сразу же, монстр утробно хохочет и хрипит.
- Послушай, алая гончая. - Изрекает тот какое-то загадочное напутствие, словно бы довольный тем, как этот подвал вдруг начал наполняться шуршанием и лязгом железа - Твои братья уже со мной, слышишь?
И Иван услышал как звенят трофейные цепи и трутся друг о друга щитки и бронеплиты погибшей стаи. Как глотки боевых псов изрыгает хрипы и утробное бульканье.

Из-за мощного удара и набранной скорости, боец практически столкнулся грудь на грудь со своей целью. Топор проделал дуговой путь и с влажным хрустом прошел сквозь вовремя выставленную руку. Перерубленная конечность кувырком шлепнулась куда-то под ноги Ивана, порождая влажное эхо.

Руки по самые плечи залило вязкой кровью и другими жидкостями, вырвавшимися из раздутого тела человека. Лезвие топора увязло в массе плоти и тварь схватилась за него второй, целой рукой. Страх и адреналин подстегивали бойца, он тут же выпустил рукоятку топора и стал нашаривать зазубренный нож-бучер в ножнах на поясе.

Тварь хрипела и пыталась что-то говорить. Братья? Они выжили?

- Таш! Маркус! Седой! - заорал Иван, не оборачиваясь, услышав лязг доспехов поднимающихся тел, - Помогите, я его почти завалил!

Наконец то выстегнув нож, он судорожно начал наносить удары в лицо и распухшую шею колдуна, наваливаясь всем своим весом сверху.

Они здесь. Они слышат.
Они гремят броней и хрустят непослушными суставами. Нож красиво блестит в полумраке и опускается вниз, подобно божественной молнии возмездия.
Лезвие уходит чуть в сторону орт уродливого лица, жрец даже не пытается защититься от клинка, демонстрируя гниющие зубы в странной, слишком довольной ухмылке.
Лезвие легко входит в раздутую плоть, будто вовсе не замечая блестящую, сальную кожу между толстой шеей и ключицей. Глубокая рана сразу начинает обильно кровоточить, с омерзительным звуком выпуская какие-то смрадные газы из тела чумного жреца. Прямо за спиной слышен не человеческий хрип и чья-то холордная, тяжелая рука опускается на плечо Ивана. Резкий рывок тянет Коварика назад, заставляя выпустить раненого жреца, а затем что-то тяжелое врезается в лоялиста, со звоном брони о броню, опрокидывая на пол сырого подвала.
Секунда болезненного осознания - мерзкий колдун проклял братьев и те восстали из мертвых. Как все те сотни людей на площадях наверху.
В них нет более ничего человеческого, лишь мертвая, голодная телесная оболочка, терзающая одеревеневшими, непослушными руками тяжелую броню Ивана. Секунда, другая и истекающий гнилой кровью чумной жрец, тяжело оседает на пол, кто-то из бывших братьев обламывает зубы об горжет кирасы, стремясь добраться до горла Коварика и разорвать его. Мертвые треплют и дергают тело Ивана во все стороны, словно голодные собаки кусок мяса, железо скрежещет по рокриту пола, высекая искры и выбивая крошку.

Несколько пар рук потянули бойца назад, прерывая смертельную пляску его ножа. Иван упал на спину, брыкаясь, нанося удары ножом и просто свободным кулаком по тянущимся конечностям и лицам.

Он знал, что здесь творится невообразимое, и что убитые вновь восстают, превращаясь в послушных марионеток, но поверить в то, что это происходит именно здесь и сейчас, происходит с ним, не мог.

Эти люди были знакомы Ивану, он сидел с ними еще утром в пассажирском отсеке транспорта. Они курили, шутили и обладали собственной жизнью. Но сейчас, под давлением страха и отчаяния он не вспоминал о том, что пытается убить однополчан.

Изворачиваясь, насколько это было возможно в тяжелых громоздких доспехах, Иван старался отползти назад, к ближайшей стене и освободить пространство для выстрела.

Руки наконец то нашли спусковой крючок дробовика. Не целясь, одной рукой наводя оружие прямо от живота, Иван выстрелил в скопление шевелящихся тел.

Ожившие мертвецы тратят долгие секунды на осознание того, что добыча вырвалась из непослушных, синюшных пальцев. Невидящие глаза долго ищут отползающего Коварика, ноздри на бледных лицах дергаются, втягивая воздух и живые трупы скалят слюнявые рты, угрожающе хрипя, едва не захлебываясь лезущей наружу через глотку кровавой кашей из разжиженных внутренностей.
Их шаги навстречу черному срезу ствола неуклюжи и неуверены. Мертвые мозги едва удерживают равновесие перегруженных броней тел. Оглушительный грохот выстрела посылает врагу навстречу облако дроби и происходит что-то совершенно неожиданное. Земную твердь, стискивающую в своих сырых объятиях коробку подземного помещения подвала сотрясает так, что стены идут трещинами, переходящими на пол и потолок. Забитый шумом выстрела слух звенит, едва пропуская звуки тревожного далекого рокота. Кулаки разъяренного бога опускаются на поверхность Сиблии снова и снова, множа смерти и разрушения. С потолка угрожающе сыпется пыль, кирпичная кладка стен судорожно трясется так, что возможно разглядеть дрожь каждого отдельного кирпича, выбивающую песок рассохшегося строительного раствора. Рокот перерастает в очень близкий треск и грохот обрушения где-то над головой. Наземная часть постройки не выдерживает подобной жестокости и начинает разваливаться.

Сперва Коварик подумал, что это его выстрел поколебал твердь земную и сам Император пришел к нему на помощь...

В газозащитной маске, в затхлом помещении подвала, воздух еле доносил кислород до голодающего мозга.
Стены дрожали, рискуя обвалиться и погребсти путь наверх для выжившего бойца. Иван знал, что надо бежать, пока есть возможность, но в голове отчетливо стучал приказ.

Жирная тварь еще хрипела у противоположной стены. Мерзкий колдун, чья голова должна быть сложена у подножья Золотого трона.

Император требует больше голов. Больше черепов. До сего момента, Иван не понимал эту истину, которую ему пытались вбить вместе с боевым уставом. Но сейчас она показалась ему простой и отчетливой. Сам Император колебал эту землю, требуя исполнить приказ до конца.

Рванувшись всем телом вперед, вытаскивая на ходу гранату, Коварик побежал вперед к колдуну, расталкивая оживших мертвецов.

Уже оказавшись возле раненного колдуна, Коварик взглянул на него с ненавистью, сквозь запотевшее и забрызганное защитное стекло маски и с усилием воткнул гранату прямо в открытую рану на заплывшей шее.

Какая-то старая, полузабытая шахтерская чуйка вдруг подсказывает, что подрывать что-то, оставаясь под грозящими обрушиться сводами - идея максимально неудачная.
Впрочем, как и выбираться под, очевидно, бомбежку снаружи. И вот напряжение усилий, рывок, удар и Иван уже катится вниз по лестнице, выбив собою злополучную дверь, куда так рвался колдун.
Благо, удалось вернуть топор и биться телом о десяток-полтора ступеней уже не так обидно. Легкий хлопок подрыва гранаты раздается позади, отправляя в раскрытый дверной проем на лестницу ошметки плоти и волну кровавых брызг. А затем раздается знакомый звук обрушения шахты - трещит бетон, грохочут разваливающиеся перекрытия, мощный обвал мелкого битого камня в клубах пыли весело прыгают следом за Ковариком вниз по ступеням настоящим водопадом.
Эта секция подземелий оказывается подтоаленной и берсерк падает в мутную, дурно пахнущую воду. По колено в воде, Иван некоторое время блуждает между покрытых ржавчиной собственности муниципальных служб - водяные трубы ползут из темного прохода, попадая в эту широкую комнату, заходя в громоздкие грязные тумбы котлов системы отопления. Оттуда десятки меньших труб уходят вверх, туда, где радиаторы отопления уже прекратили свое существование. Причина затопления быстро обнаруживает себя жизнерадостной капелью десятков протечек в водопроводных трубах. Возможно, их пытались залатать и тряска от чудовищных взрывов наверху просто освежили эти раны на коммуникациях, но теперь слабый напор в кране на кухне - наименьшая проблема для этого дома. Когда-то тут было даже нормальное освещение, но проводка, подведенная к перегоревшим люмо-трубкам под высоким потолком чудовищно заросла грязью и, кажется, попросту сгнила и рассохлась, уступив честь освещать это неуютное место крошечным окошкам, расположенным под тем же потолком, что делало их недосягаемыми.
Однако, Император не оставил своего слугу - кто-то безвозмездно оставил налобный фонарь и пояс с нехитрым инструментом на одном из намертво проржавевших вентилей.
Если не обращать внимание на пару разбухших в воде тушек дохлых крыс - дела даже не казались безнадежными.

Путь наверх оказался закрыт. Иван был погребен под толщей земли и бетона и оставался только путь вниз. Это была цена, которую он заплатил за убийство колдуна.

Придя в себя после сокрушительного полета по лестнице, боец поднялся из воды. Он моментально промок, влага заполнила сапоги. После горячки боя он, некоторое время не ощущал холода, но сейчас его постепенно брал в свои когти озноб.

Больше не видя вариантов, Коварик медленно побрел, раздвигая ногами мутную гладь. В тусклых отблесках света, он заметил на вентиле ремень с налобным фонариком и инструменты на поясе. Ненадолго остановившись и пощелкав тумблер включения, он убедился в работоспособности фонарика и взял его с собой. Пояс с инструментами перевесил через плечо.

Пока было хотя бы что то видно - он шел не включая свет и не выдавая себя. Он помнил, что колдун ломился именно в эту дверь, а не пытался выбраться наружу.

Дурно пахнущее подвальное болото плещется под ногами, что-то щедро капает и льется в этот мутный водоем из труб на стенах и потолке. Крохотные коготки испуганных крыс знакомо, слишком знакомо, шебуршат заржавелым металлом коммуникаций. В той, прошлой жизни, голод частенько заставлял пустотников вычищать жилые палубы от этих извечных спутников человечества и отправлять их освежеванные тушки в пищевые котлы. Какое-никакое, но мясо. На крысиных косточках дети со станций, в массе своей, учились счету.
Тем временем, переход, кажется, уходил все глубже под землю и вода доходила до пояса. Цивильная, пусть и отсыревшая, серая штукатурка стен сменилась голой кирпичной кладкой, покрытой разросшейся черной плесенью. Вдруг путеводная нить труб резко уходит вниз, под воду, повторяя почти плавный изгиб потолка - еще одна лестница заставляет Ивана нырять.
Благо, так и не получившему шанса научиться плавать и, скорее всего, впервые видящему такой объем пресной жидкости в живую человеку плавать и не приходится - вес костюма и возможность просто держаться за тянущиеся трубы позволяют просто идти по дну. Воздуха в легких и интуиции с успехом хватает, чтобы не потеряться в мутной воды и миновав как минимум одну полностью затопленную развилку, Иван выходит в, казалось бы, безнадежный тупик, где ему суждено захлебнуться. Впрочем, паника не успевает овладеть берсерком, он быстро понимает, что избранная им за якорь труба не просто так уходит в монолит стены. Прямо здесь перед Иваном вырастает самая обычная, штатная для таких мест, металлическая лестница с обманчиво тонкими прутами перекладин-ступеней.
Выбравшись из толщи воды и жадно глотая воздух, Иван попадает в непроглядную тьму. К счастью, найденный фонарь подготовлен к таким экстремальным условиям, оказавшись непромокаемым.
Расплывчатое пятно желтого света несмело разгоняет тьму, вылавливая следы маргинальной человеческой деятельности внутри довольно обширного явно не жилого помещения - гудящий короб какой-то вентиляционной машины в центре помещения гонит из под земли массы теплого воздуха, окруженный хаотично разбросанным хламом - несколько старых, грязных матрасов, сваленные в кучу тряпки и изношенная, грязная одежда, звенящие пустые бутылки... Что-то движется в темноте.
Пятно света резко прыгает по направлению движения и ловит собою очередных оживших мертвецов, порожденных чудовищной эпидемией на поверхности Сиблии.
Косматые, грязные фигуры, бывшие при жизни бездомными, сердито хрипят, разбуженные наглым вторжением. Неуверенно поднимаясь с пола и спотыкаясь о разбросанные стеклянные сосуды и прочим малоприятный мусор, мертвецы тянут руки к единственному живому существу здесь. Безжизненные глаза, сочащиеся белесыми выделениями, совсем не реагируют на свет фонарика, где-то за взлохмоченными, покрытыми засохшей рвотой бородами клацают немногие уцелевшие зубы в голодных ртах. Те, что когда-то были бездомными женщинами, весьма пострадавшими от тяжелой жизни алкоголичек и наркоманок, поднимают крик и бессвязный вой, словно бы пытаясь призвать еще больше своих собратьев и сестер в смерти.
Единственная мысль успокаивает и направляет хлынувший в кровь адреналин в верное русло - тебе нужно забрать их головы. Только так ты спасешь их несчастные души.

Выбравшись из мутной жижи, насквозь промокший, продрогший и злой, Коварик выбрался на твердую поверхность. Вонючая вода ручьями стекала с его одежды и брони, пучки тины и разложившихся отходов повсюду налипли комьями.

Фонарь, в отличие от Ивана, не пострадал от влаги и круглым пятном света плясал на стенах канализации. Луч выхватил из тьмы просторного блока, некое подобие населенного гетто-лагеря.

Человеческие фигуры зашевелились и подняли вой.

Иван уже знал, что это не люди. Это то, что когда то было ими, но теперь это всего лишь не сознающие себя хищные создания. С ними случилось то же, что и с однополчанами там, наверху. Приближающиеся лица уже сгнили и покрылись струпьями. В них уже не было ничего человеческого. Кем бы они ни были, им надлежит принести упокоение.

Боец поднял дробовик и от живота сделал два выстрела в приближающиеся темные фигуры. Затем опустил оружие и перехватил поудобнее топор.

Вылившаяся из ствола дробовика вода селит некоторые сомнения в голове Ивана, но палец уже жмет на спуск и, конечно же, вместо оглушительного выстрела раздается лишь неприятный хруст и сердитый щелчок. Оружие заклинило.
Но это сейчас и не важно.
Бронированное плечо врезается в грудину ближайшего врага, впечатывая в гулкий корпус работающей машины. Хрустят ребра и позвонки, неживой противник сползает на пол, лишенный поддержки собственного скелета и топор описывает эффектную дугу в воздухе, врубаясь куда-то в бочину следующему противнику. Отсеченная рука врага мягко шлепается на пол среди мусора, из обрубка толчками выливается гной вперемешку с гниющей кровью. Враг недовольно хрипит и получает тычок топорищем прямо в челюсти. Выбитые обломки зубов тарабанят по полу и запрокинувший голову мертвец падает назад, в объятия собратьев. Кубарем повалившись на скользкий от крови и нечистот рокрит, мертвецы становятся легкой целью для хлестких ударов. Порожденные страшной заразой чудища хрипят под атакой, дробящей кости. Изрубленная масса тел еще шевелится под ногами Коварика, не осознавая, что тянуться изломанными, сломанными руками к теплу тела незваного гостя абсолютно бесполезно и уже невозможно. Зубы поверженных врагов еще жадно щелкают, а воинственные хрипы еще звучат, но бой уже закончен.

Иван не испытывал жалости к этим существам. Он извивались на полу и нечестивая жизнь все еще не покидала их. Но дотянуться до Коварика они уже не могли.

Визг одичавших женщин резал слух. Коварик тяжело дыша и морщась от боли в растянутом плече, пошел к ним. Они не сопротивлялись, только зыркали своими пожелтевшими, ярко распахнутыми глазами и продолжали визжать прогнившей глоткой.

Иван брал за остатки волос, одну за другой и прицелившись чуть ниже затылка, рубил в позвоночный хребет. Какофония визга постепенно смолкла и в закрытом, наполненном испарениями помещении воцарилась звенящая тишина.

Подходя от одного тела, к другому, Коварик рубил голову и уже руками, отрывал ее от оставшихся мышц и кожи. Отрубленную голову он складывал у ног трупа, лицом вверх.

Восемь голов были отделены от своих тел и теперь возлежали рядом с ними. Восемь пар глаз невидяще смотрели в потолок.

Закончив этот мерзкий ритуал, Иван позволил себе усесться спиной к холодной стене. Он слишком устал и промок, чтобы думать о безопасности. Усталость брала свое.

Выщелкнув заклинивший патрон из дробовика, он перезарядил его и убрал за спину. "Пуля - предательница, штык - твой друг" - твердили ему на учебных курсах еще там, в Пустоте.

С уничтожением последних врагов, бурлящая в венах кровь начала остывать и вскоре напомнила о себе чудовищная усталость.
Восемь отсеченных голов внимательно следили за тем, как Иван обходит помещение в поисках чего-то. Строгий взгляд невидящих глаз не выражал радости и одобрения тем нехитрым находкам, с помощью которых Коварик соорудил небольшой костер ближе к наиболее чистому уголку темной комнаты. Старая зажигалка лишь с десятой попытки сумела поджечь старые газеты, откуда несмелое пламя перекинулось на сложенное для растопки рваное тряпье, а затем и на те деревяшки, что Иван добывал, ломая топором найденные тут же деревянные поддоны.
Стук топора по дереву казался чем-то приятным и даже уютным, несмотря на брызгавшую с топорища кровь и временами раздававшийся откуда-то снаружи далекий и протяжный гул. Сложно было понять, продолжается ли это жестокая бомбардировка или же нечто другое, более приземленное. Затем по жестяной крыше постройки застучали и забарабаннили капли - частые и крупные. Жертва Ивана не успокоила Императора и тот явился оплакать прибывающий в агонии мир.
Ливень все шел и шел, источая приятный запах свежести. Шум воды успокаивал и баюкал, немигающие глаза мертвецов зловеще блестели в свете аккуратного пламени костра, что спешил обсушить одежду своего создателя и принести тепло отчаянно напуганной душе.
Ивана быстро сморило и он уснул тут же, сидя, привалившись к стене, у костра и слушая дождь.