'BB'| Aces&Eights: The Way of Outlaw | ходы игроков | - - - - The Way Out.

Женщина немного побледнела, когда Алан показал дулом револьвера в сторону предполагаемого направления отступления отпрыска.
- Мистер, а как вас зовут? - крикнула вдогонку молодому человеку.

Алан в очередной раз споткнулся и обернулся к женщине.

- Ральф, - ответил он первое пришедшее в голову, - Да уходите же, здесь может быть опасно!

"Как бы за подмогой не пошла", - мысль была не новой. Не про индейцев же ей рассказывать.

- Вы бы мальца нашли, - добавил он, - парень-то любопытный, если что слышал, может и сюда прибежать.

"Как бы тут не осталась ждать", - час от часу не легче. Алан остановился и глянул на женщину.

- Спасибо, мистер! - женщина немного побледнела, но хорошо держала себя в руках. - Как только найду Бобби, сразу позову полицейского. Вы не геройствуйте напрасно! Сейчас времена такие, уже средь бела дня палят. Что делается...

И бросив на прощанье:
- Спасибо вам, мистер Ральф! - она подобрала передник и побежала в сторону домов.

Ещё раз мысленно помянув дьявола и всех грешников, Алан двинул к развалюхе. Время поджимало, и оставалось только надеяться, что Боб надёжно скрылся от мамочкиного взгляда.

В дом Алан зашёл, со злостью хлопнув дверью.

- Засада там была, - бросил он, не дожидаясь распросов Илая, - Пёс разберёт, откуда взялись. Но Закари вьётся теперь вокруг ирландца как вокруг девки, разве что ружьё ему не чистит.

Юноша двинул к лестнице и, хмурясь, начал разглядывать ненадёжные ступени.

- И что, все целы? - удивленно переспросил Илай. - А кто в засаде был?

Лесница выглядела по-прежнему опасно - ступени, словно клавиши разбитого фортепьяно в грязном салуне - одной из трёх не хватает. То ли сами сгнили, то ли на дрова бездомные бродяги выломали. Мерзкое место был этот дом. И запах этот со свалки... Запах гнили, рухляди и пыли. Отвратительнее была только вонь бизоньих шкур в Додж-Сити, развешенных для просушки, а затем сваленных вместе. Алан не так уж долго крутился среди охотников на этих животных, но потом понадобилось не одна ванна с горячей водой и мылом (хорошо ещё спину было кому потереть), чтобы избавиться от этого гадкого запашка.

Вспомнилась сама охота - планомерный отстрел не пытающихся спастись четвероногих великанов. "Живые холмы". Они покорно принимали смерть, лишь изредка, испугавшись чего-то, срывались с места и убегали. Сначала это было весело, но потом... вспомнился сторож, только что убитый безжалостным Закари. Так же беспомощно ждущий своей гибели лицом к стене...


Лестница. Доверия она не внушала. Алан вообще-то уже лазил на второй этаж. Оттуда вид, конечно, был получше, но вероятность сосчитать оставшиеся ступени ребрами по-прежнему была высокой. С другой стороны... ну что, ну расквасит нос, велика ли беда? Хотя руку сломать было бы неприятно.

- Сторож не очень целый, - пояснил Алан. Вспоминать про это было неприятно, - Закари вздумалось, что этот пенёк в халате - наша первейшая неприятность. Наболтал ему лишнего, видать, и перетрухнул.

Алан забросил винтовку на плечо и подошёл к лестнице. Ещё раз окинул её взглядом.

- Трое синезадых. Один получил дырку. Может успеет за старикашкой двинуть, прежде чем мы отсюда выберемся.

Он осторожно начал подниматься по ступеням, придерживая локтем карабин. Первейшей неприятностью юноши был предстоящий спуск. Второй - суетливая мамаша. И это жизнь бандита! Тьфу.

Куда ни двинься, куда не пойди - всюду трупы. Оно и понятно, смерть неизбежное окончание жизни, то только вот не много ли вокруг. И тем горше, что сам приложил к этим смертям руку. Патрик ощупал рукой свои ссадины и даже не поморщился. Что значит его боль по сравнению со страданиями очутившихся по воли Всевышнего в этом амбаре людей? Это никак нельзя назвать расплатой...
Схватив раненного копа под руки, ирландец оттащил его поближе к стене, чтоб усадить несчастного. О`Нолан расстегнул на груди одежду. Дырка выглядела прескверно, обильно кровоточила и, похоже, внутри засела пуля. Прижатый к ране бинт на некоторое время остановил кровь, но это ненадолго.
- Доктора бы... - пробурчал Патрик. - Не то вскоре ему понадобится священник.

Медленно, шаркая ногами по дощатому полу, олдтаймер подошел к телу сторожа. Сопя перевернул его на спину, отчего под трупом мгновенно начала растекаться лужа крови. Широко раскрытыми, остекленевшими глазами сторож уставился в крышу амбара, посиневшие губы обрамляли болезненно искривленный, так и не родивший крик рот. Зря так Закари...
- Прими, Господи, душу раба твоего Фреда. Аминь. - Широкая ладонь ирландца легла на лицо усопшему, прикрывая тому веки.
Короткая молитва, крестное знамение - вот и вся панихида.

Покончив с этим, олдтаймер сходил на улицу за своими оставшимися вещами. Нож и револьвер заняли свои места на поясе, а на оружейной петле повис "йелоубой" Милоша. Конечно, О`Нолан мог бы взять более новые винчестеры полицейских, но уж больно это походило бы на мародерство. К тому же оружие поляка Патрик собственноручно проверил и смазал, так был в нем уверен, чего нельзя было сказать о карабинах несчастных копов. Поправив за спиной винчестер, Патрик полез вверх по лестнице. На полпути остановился, чтоб еще раз окинуть взглядом лежащих внизу людей, сокрушенно тряхнул головой, и продолжил свой подъем.

Патрик
Они остались вдвоем с Закари.
- Доктора бы? - немного насмешливо переспросил Закари. - Докторов у нас тут. И бегать за ними некогда. Так что давай, перевяжи как-нибудь, раз такой милосердный, и готовься стрелять. И кстати, - он наклонился и потише сказал. - В следующий раз не лезь так на рожон в одиночку, ни с кем не обговорив. В следующий раз может так не повести, как в этот.

Он хлопнул Патрика по плечу.

- Ладно. Я пойду лошадей привяжу, а ты занимай тут позицию.

Лестница поскрипывала под ногами, и в тишине патрик услышал попискивание мышей под половицами. Здесь, наверху, запах зерна, хлеба, такой уютный и деревенский, заглушал запах пороха и крови. Приоткрыв одну из ставен, Патрик выглянул наружу. Обзор был хороший, хотя разбитого носа и помятых прикладом рёбер не стоил, не говоря уже о жизнях Фила, Фреда и еще одного полицейского, который имел все шансы загнуться без помощи дока.

Внизу О'Нолан увидел, как к спешащему в сторону развалюхи Алану подошла какая-то женщина в переднике, а потом побежала в сторону домов на север, к дороге. Алан же скрылся в доме у свалки.



Алан
- Трое кого? Военных что ли? - не понял Илай. Синими плащами, синебрюхими и прочими синими еще с войны прозывали федеральных солдат. - А что с остальными?

Второй этаж, Алан помнил по вчерашней практически альпинистской экспедиции, выглядел ничуть не лучше, чем первый. Тут была старая кровать, состоявшая из деревянной рамы и прибитых к ней кожаных ремней, как в привокзальных гостиницах. Тут же был и топчан из гнилой соломы, и какой-то колченогий табурет, и шкаф, в котором сиротливо валялась расколотая чашка. Ободранные обои и скрипучие половицы не делали комнаты уютнее. Окна выходили в сторону дороги, и обзор открывался неплохой.

- Не трогай, не трогай, не трогай ее... - словно мантру шептал слова ирландец, глядя через окно как Алан разговаривает с женщиной.
Всю спину юнца застилал черный, расплывчатый по краям прямоугольник. Мушка.
- Не трогай ее.
И женщина пошла своей дорогой, а Алан своей. Ничего не произошло.
- Хвала Всевышнему. - со вздохом произнес Патрик.
Осторожно, словно боясь, что резкие движения могут опрокинуть время вспять, поставил у окошка винчестер, устало утер рукавом лицо. Тяжела ноша. Патрик перевел взгляд на пыльную Гранд Авеню, что отсюда, сверху, казалась поверхностью грязной реки, пробегающей меж уродливых скал-домов. Где-то оттуда должна прийти гроза.

- Полицейских, - крикнул Алан со второго этажа, - одного я пристрелил, второго Закари ранил. С какими остальными-то?

Прихватив табурет, он прошёлся вдоль окон, выбрал самый удобный обзор поближе к лестнице. Пристроил винтовку на подоконнике, чтобы не было видно снизу, сам примостился на табурете. В ладонь немедленно впилась заноза, и Алан сквозь зубы душевно помянул её мамочку.

- Аааа... Да связали их, и все дела, - добавил он, вытаскивая часы.

Патрик
Нос отозвался ноющей, как старый пес, болью, когда Патрик провел рукой по лицу. Ребра тоже ныли, хотя уже и не так сильно, но кровоподтеки наверняка там были. Хорошо хоть, пару раз всего саданули, а не отделали как следует в своем околотке каком-нибудь.

Вскоре, скрипя лестницей, поднялся Закари. Логично было бы предположить, что человек, только что отправивший на тот свет парочку ни в чем не повинных американцев, должен иметь вид подавленный. Но ничего подобного - Закари был все так же невозмутим и внешне спокоен.

- Глянем-ка, что у него тут, - предложил он, разворачивая холщовый сверток, в котором содержался обед несчастного Фредди. Там оказалась краюха немного черствого хлеба, три вареные картофелины, луковица и немного сыра. Закари, не утруждая себя молитвой, разом откусил пол-картофелины. - Лошадей я привязал к дереву слева от дома. Сделаем так - сначала ты будешь стрелять по преследователям, а потом побежишь за лошадьми и подведешь их к выходу, пока я буду стрелять. Ну, давай подкрепляться, - разломил он надвое краюху.


Алан
Табурет настороженно заскрипел под весом молодого проходимца, но, как оказалось, для виду. Алан сидел у левого угла окна и посматривал на улицу. Там все было спокойно. Среди домов на севере бегала по дворам какая-то пернатая живность, по-прежнему развевалось на веревках бельё, видно было спящую на крыльце дома собачонку.

Илай больше вопросов не задавал, видно, сам смекнул что к чему, или решил более подробно расспросить Закари. У них, кажется, были хорошие отношения - старичье в таких бандах вечно держится заодно, это молодые грызутся друг перед другом, показывают, кто из них круче да быстрее. Но на свою судьбу Алану жаловаться вроде как не приходилось - посидеть на чердаке, поплевывая вниз, пострелять пять минут, припугнув местных обормотов, а потом ускакать - вот и вся работа. Неплохо так за солидный куш, который по обещаниям составит от одной до двух тысяч. Очень неплохо.

Время, как и странно, пролетело быстро и незаметно, и когда молодой человек в очередной раз полез в карман за часами (надо будет обязательно цепочку купить, как у Фостера или даже золотую, а то несолидно), до него со стороны города донеслись выстрелы.

Алан вскочил. Затолкнул часы в карман. Упёршись коленом в табурет, взвёл курок и тщательно прицелился. Секунда паники сменилась охотничьим азартом. Подняв голову, Алан всматривался в угол дома, из-за которого должны были появиться всадники.

Патрик взял протянутую краюху, но есть не стал. Приблизил зажатый в руке кусок к лицу, поводил перед разбитым носом, силясь вдохнуть знакомый хлебный запах. Затем в сердцах с силой сжал черствую корку в ладони. На грязный халат просыпалось несколько крох.
- Знаешь, Закари, я многое повидал, как и ты на своем веку. Видел разное. Готов был за такую вот краюху хлеба человека голыми руками задушить. - Ирландец спрятал корку в карман.
- Служил. По-разному приходилось. Кажется, что крики умирающих будут преследовать меня во снах до самой кончины. Кровь, бойня, младенцы с маленькими разбитыми головками... Какая уж тут война?
- И знаешь, что я понял, что я уяснил для себя? Как только ты берешь в руки оружие - ты подписываешь контракт с дьяволом. И не важно с какой целью: благой, не благой. Не важно... - повторился олдтаймер смотря куда-то сквозь Закари.
- Убийство - оно не угодно Господу в любом виде. Проклятие Каина ляжет на нас, уж поверь мне. Не человеческое это дело лишать жизни людей, умерщвлять своих братьев и сестер. Только Бог на это имеет право, только Он, по разумению своему, знает кому сколько отмерено. - О`Нолан медленно перекрестился.
- Я не собираюсь читать тебе проповедь. Ты лучше меня знаешь свои грехи. Просто скажи мне: Зачем? - В словах, в интонации с которой говорил Патрик, слышался не просто вопрос.
Было что-то большее, что он хотел услышать от Закари. Не банальное - сторож мог запомнить наши морды, а что-то иное, глубокое, спрятанное в душе этого сурового человека. Человека, который только что хладнокровно спровадил на тот свет старика, а теперь невозмутимо уплетает его обед.
Патрик поднялся с пола и отвернулся, упершись локтями в оконную раму. Свежий, осенний ветерок пахнул в лицо прохладой.

Патрик
- Зачем? - переспросил Закари, прожевав картофелину. - Ты спрашиваешь зачем. Что ж, я скажу. Когда делаешь дело - любое дело, его надо делать как следует. Когда я был помоложе, Патрик, я попал на войну. Я не хотел воевать, но мы со стариной Фостером воевали так, что у янки за ушами трещало. Знаешь, ничего не было на войне хорошего и стоящего, кроме вот этого - делать свое дело как следует. Это придавало смысл что ли. И тут - то же самое, - он пожал плечами. - Мы бандиты. И ты теперь тоже бандит. И бандитом, как и солдатом, фермером, священником, да кем угодно, можно быть "так себе" или "настоящим". Вот мой тебе совет - если уж свернул на эту дорогу, то будь настоящим. Грехи, покаяние и все такое прочее - дело хорошее, но оно должно идти своим чередом, а работа - своим чередом.

Он разломил свою краюху на две части.

- Я тебя тоже тогда уж спрошу - а зачем было сохранить ему жизнь? Ну ладно, что Господу это угодно, положим, может и верно, может и нет. А так-то, с точки зрения мирской, мы-то с тобой миряне как-никак. Вот остался бы он жив - ну и что? Прожил бы еще десять или там пятнадцать унылых лет, проторчал бы у этого амбара, ну съел бы полтонны черствого хлеба, ну выпил бы сто бутылок дрянного виски по выходным. Всё! Ничего в жизни таких барбосов не меняется, и не важно, сколько ему жить осталось, все равно следующая станция - могила. А что на другой чаше весов? А на другой чаше весов, приятель, возможность провалить все дело, подставить себя и друзей, повиснуть в петле, тебе, кстати, больше, чем мне. Ну так что, стоят эти десять серых лет наших жизней? Нет, не стоят. Даже носа расквашенного не стоят.

Закари принялся медленно жевать хлеб, а луковицу спрятал в карман.


Алан
Выстрелы хлестали где-то там, то тише, то громче, а потом донеслись из другого места, тоже разные. Юноша уже сбился со счета, где прозвучало больше, а где меньше. Прошла, должно быть, всего лишь минута, а ему показалось, что там уже истратили патронов на целый полк. И ни намека на то, что кто-то едет.

- Как следует сделанное зло никогда добром не станет. - парировал Патрик. - И сколько не затачивай боуи, он все равно в буханку хлеба не превратится, а так и останется лишь ножом. Пусть острым.
С улицы донеслись выстрелы: ружейные, револьверные - они рождались где-то дальше за домами и вразнобой, будто бы наперегонки, разлетались над оторопевшим Де-Мойном. Не отрываясь от созерцания небес, олдтаймер нашарил рукой рядом стоящий винчестер.
- Не в том ты ищешь спасение, Закари, не в том. Ты упорный человек, крепкий, это видно. С такими-то задатками, да к земле, к полю, к честному труду. Ты же когда-то был другим. Тогда, когда не резал стариков, которые даже имени твоего не знают.
Обернувшись О`Нолан впился взглядом в напарника.
- Чувствую, не успеть нам довести этот разговор до конца. - после некоторой паузы промолвил Патрик. - Они уже недалеко...

Патрик, Алан
- Вот по мне и будь либо ножом, либо мякишем хлебным, - спокойно отпарировал Закари, доедая. - А, спасение будем искать, когда станем богатыми. Сейчас не до этого будет.

И больше он ничего не сказал, только усмехнулся сквозь зубы. Усмешка вышла жесткая, волчья. Вытер руки о мешок покойного, проверил свою винтовку и принялся ждать, примостившись справа от окна (Патрик для лучшего обзора стоял слева).

С каждой секундой росло волнение. Стрельба то затихала, и тогда становилось особенно не по себе, то возобновлялась одиночными выстрелами, торопливыми россыпями, частой пальбой винчестеров, нестройными небольшими залпами. Стреляли в двух местах, начали в одном, потом и в другом, оттуда выстрелы сначала доносились приглушенными, Патрик догадался, что стреляли в банке. Это вроде как соответствовало плану.

Но кроме как помолиться тут делать было нечего. Закари напряженно прислушивался к пальбе и поглаживал бороду. Прибавились и другие звуки - ржание лошадей, набатный звон, крики.

И наконец показались всадники. Их было двое. Они проскакали мимо, не останавливаясь. По дурацкой шляпе и по лошадиной масти Патрик легко узнал в них Картечину и метиса. Всадники умчались на запад, и на дороге какое-то время опять никого не было. Потом появились еще верховые, на этот раз двое, да при них еще лошадь без седока. Потом - еще трое, и в этот раз Патрик узнал дока - по черному костюму. Дальше снова какое-то время было пусто, пока не появились трое, потом еще трое, этих в пыли предыдущих разобрать было трудно, но Алан все-таки опознал белого жеребца Фостера. C этой троицей скакала в поводу одна лошадь без седока. За ними еще двое на некотором отдалении, метров пятьсот, потом еще двое на расстоянии метров в сто, за ним еще метров через двести, и дальше еще кто-то ехал, а кто - толком непонятно.

Некоторое время Алан ещё пытался считать, сколько своих проехало и сколько, соответственно, осталось, но быстро сбился и бросил это занятие.

Так, вот то Фостер... за ним... хрен их разберёт. Далеко! Пропустив на всякий случай две пары едущих следом, Алан, почти не целясь, пальнул в троицу. Главное — припугнуть! И тут же, дрожащими от нетерпения пальцами, схватил следующий патрон. Дьяволовы лошади неслись так, будто им под хвост сыпанули перцу. Сколько выстрелов он успеет сделать — два, три? — Алан локтем зацепил патрон, уронив его под табурет, и поднял голову.

Задача оказалась неожиданно сложной. Надо же было подумать своими старыми, дырявыми мозгами, что с такого расстояния попробуй еще отличить своих от чужих. Да еще в клубах поднятой копытами лошадей пыли. Да еще нервов сюда вагон прибавь, ответственности, ведь не ровен час подстрелишь спасающегося от погони подельника, тут будет не до смеху. Вот такая вот выходила житейская арифметика.
Двое. Потом еще столько же, но судя по пустующему седлу, следует считать как трое. Значится пять выходит? Далее, трижды по три. Всего, стало быть, четырнадцать. Все.
Или нет? Не все, со следующей парочкой - шестнадцать. Вот теперь, пожалуй, комплект. Это ежели преследователей не домешалось до кучи. Тогда попробуй разбери!
Патрик взял на мушку пару мчавшихся по дороге всадников. Несутся, будто на пожар. Приехали, голубчики. Конники вдалеке неуклонно приближались к перекрестку, на который вот уже добрую минуту смотрел ствол винчестера поляка. Ирландец метил в середину лошадиного туловища, туда, откуда с седла спускалась нога всадника.
Бах! Дернулся в руках карабин. Дослав следующий патрон О`Нолан, уже практически не целясь, послал вторую пулю вдогонку первой. Затем еще и еще, и еще. И так палил, пока совсем не опустел магазин подаренного еллоубоя.

Алан
Фигурки в прицеле выглядели точь в точь, как бегущие бизоны - такие же безобидные и далекие. Нет, конечно, Алан слышал истории о том, как взбесившееся стадо растоптало охотника в одном или в другом округе, но особенно серьезно их не воспринимал, поскольку у него бизоны всегда бежали в одну сторону - прочь от страшного грохота, усиленного эхом.

Но на этот раз все произошло не совсем так - после выстрела, отдавшегося в плечо солидным толчком, все наездники, свои, чужие, не разберешь, пригнули ниже головы, но скачку, а тем более развернуться, бег и не подумали. От зернохранилища раздались выстрелы, и с первого этажа Илай тоже открыл огонь, беззлобно выругавшись на кого-то, но торопливое щелканье винчестеров и генри после всей сегодняшней пальбы и кутерьмы не привлекало особого внимания, а вот выстрелы Алана, даже если и не убивали каждый раз "по бизону", выделялись на общем фоне. Ремингтон был оружием солидным, черт побери!

С топотом копыт приближались фигурки всадников, и вложив новый затвор, а затем заперев его и довзведя курок, Алан смог разглядеть бороду Алабамы, скакавшего во главе пары. Что за пара ехала за ним, он все еще не мог разобрать, увидел только, что один из них вздрогнул, как от попадания пули, но в седле усидел.

Не попал. Два хода прошло. Всадники метров на 100 ближе.
-1 патрон.



Патрик
Старенький винчестер, Патрик понимал это, на такой дистанции мог убить только попав в сердце или в глаз, и это, пожалуй, было даже хорошо - больше шансов припугнуть, а не отправить человека к праотцам. Не сиди они сейчас на чердаке амбара, шансов попасть не было бы вообще. Сопроводив неясную в клубах пыли фигурку всадника мушкой и взяв для порядку небольшое упреждение, Патрик саданул пулю в сторону дороги. Следующий патрон оказался бракованным, и затвор недовольно выплюнул его, а следующие два винтовка выплюнула за милую душу. Но попал в кого-нибудь или нет, ирландец не разобрал.

Белый дымок от выстрелов и горячих гильз, катавшихся по полу, поднимался к стропилам крыши.


Истратил 4 патрона.

Пусть винчестер и старенький, но и Патрик не безусый юнец. Ирландец ощущал нечто вроде солидарности с этим видавшим виды ружьишком. Что, ежели вещь старая так сразу на свалку, избавляться от нее? И от стариков так же? Нет уж, они вдвоем еще покажут, еще повоюют.
Давший осечку патрон лишь подтверждал умозаключения олдтаймера: ружье не заклинило, не заело, а продолжило исправно выполнять возложенную на него миссию - стрелять, прикрывая отход людей Фостера.
Ствол винчестера сопровождал парочку упрямых преследователей, время от времени тявкая и посылая всадникам очередное свинцовое предупреждение, мол отворачивайте, дальше только хуже будет.

Алан разочарованно цокнул языком, вглядываясь сквозь прицел в мчащиеся фигурки. И охота им лезть под пули! На этот раз он не спешил. Ремингтон — это тебе не из револьвера шмалять. Тут каждая секунда на счету.

— Не хотим, значит, по-хорошему, — процедил он, передвигая мушку. Приклад глухо толкнулся в плечо, и Алан, проклиная день, когда ему досталась эта по-бизоньи медлительная игрушка, схватил следующий патрон.

Патрик
Патрик, услышав в отдалении грохот ремингтона, эхом покатившийся по округе, снова нажал на спуск. Густой белый дым привычно ел глаза, и ведь ни ветерка, чтобы его отнести.

В очередной раз приложившись к винтовке, он услышал, как сухо еле слышно щелкнул со стороны свалки Генри Илая, и один из тройки всадников, ехавших за теми, кого обстреливал он сам, упал. Вернее, упала его лошадь, словно провалившись передними ногами в яму, а он, взмахнув поводьями, перелетел через её шею и брякнулся на спину. С такого расстояния было не разобрать, кто там пострадал сильнее. Патрик, стараясь не отвлекаться, выстрелил еще три раза, но опять-таки не смог сказать, попал ли он в кого, или нет. По крайней мере больше никто из кавалькады не свалился, они продолжали все-так же резво ползти по ленточке дороги, как вши по струне.

Вот наездники скрылись, нырнув за дом у перекрестка. Теперь они были уже ближе, на расстоянии метров двести, но различить их лица на такой скорости все еще не представлялось возможным.

То, что спланированное Патриком прикрытие не учинило кровавую бойню преследователям банды, ирландца вполне утраивало - все как Фостер и велел. Но вот и задержать особо упрямых всадников засада не могла. Ну упал один, перелетев через голову лошади, остальные, казалось, не обратили на это ни малейшего внимания. Твердолобые какие. Конники все приближались и приближались, правда, из-за скапливающегося под крышей порохового дыма, разглядеть их получше не получалось. Может и к лучшему оно, спокойнее так?

Сколько ни жгли пороха и не тратили свинца Патрик и Алан, ни в кого попасть им не удалось. Илай стрелял редко, хотя его винтовка и была магазинной, он делал, пожалуй, по одному выстрелу на каждый выстрел молодого человека, видимо, целился поточнее. Должно быть, это его пуля срезала того всадника.

Майк и Алабама поравнялись с домом на свалке, а следующая пара уже мелькала среди домиков. Только выпустив в них еще четыре пули (выпустил бы и пять, да патрон снова дал осечку), ирландец понял, что это свои: слева скакал негр, и судя по лошади и шляпе ошибки быть не могло - это был Эйб. Эйб что-то кричал, но что именно - различить с зернохранилища было невозможно. А за ними метрах в ста продолжали преследование еще два человека, на одном - синяя форма кавалерии, а на другом - гражданский костюм. От Алана до них было метров двести пятьдесят, и чуть поменьше от зернохранилища, расположенного восточнее.

За ними в пыли катил, стуча колесами, багги, возница которого нахлестывал лошадей что есть сил, а его пассажир целился из винтовки, но никак не решался выстрелить, боясь, видимо, задеть своих. Вокруг них, спереди и сзади, скакали еще всадники, кто на чем и с чем в руках, и разбегаться от одного звука алановской "гаубицы" явно не собирались.

- Да чтоб тебя...! - едва сдерживаясь от ругательств Патрик в гневе чуть было не вышвырнул ружье через окно.
Злился олдтаймер вовсе не на оружие, не причем тут винчестер, что старые глаза не видят. Чуть с дуру на тот Свет негра не отправил. Эйб тоже был не виноват: будь он хоть в два раза чернее, все равно О`Нолан не рассмотрел бы африканца в облаке дорожной пыли. Злился Патрик на себя лишь одного да на свою дубовую ирландскую головушку. Считал же всадников, старый пес, чтоб тебе так сдачу в магазинах давали!
Но, как это часто бывало с ирландцем, ярость отступила так же быстро, как и появилась. А на месте нее осталось совсем иное чувство. Сняв с головы шляпу, Патрик быстро перекрестился и зашептал слова благодарности.
- Спасибо Тебе, Господи, что не дал взять грех на душу, стать убийцей по незнанию!
Теперь же, когда ситуация прояснилась, олдтаймер вздохнул посвободнее, и даже рука, сжимающая винчестер поляка, казалось, стала тверже, а глаз - зорче. О`Нолан взял в палец упреждение перед франтом в гражданском, что несся бок о бок с синим мундиром. Теперь ошибки быть не могло...

На секунду в воображении Алана нарисовалась нелепая картина: кавалькада проносится мимо развалюхи и скрывается за горизонтом, вместе с деньгами и преследователями; а они вчетвером остаются здесь, с пустыми патронниками и кошельками.

Наскоро прицелившись, он выстрелил в синий мундир, загнал новый патрон и снова выстрелил, теперь уже - по лошадям, тянущим багги. Эт-то что за номер? Почётный фургон для золотишка? Однако, если повозка остановится, она притормозит и тех наскипидаренных, что несутся следом.

Дьявол! Алан вдруг понял, что их ждёт. Погоня не ускачет вслед за бандой, нет... Фостер оторвётся, а преследователи заявятся сюда, отыграться на стрелках-неудачниках. Юноша почувствовал, как по спине его пополз холодок.

Нет, Алан плохо знал Фостера, но зато Фостер хорошо знал людей и тактику. Первоначальное нападение, да еще и с двух направлений, весьма обескуражило как военных, так и полицейский, застигнутых врасплох. И всё-таки они нашли в себе силы и мужество оседлать лошадей (в основном, чужих) и броситься в погоню. И вот, в ключевой момент, когда казалось, что им вот-вот удастся настигнуть дерзких беглецов, по ним открывают огонь невесть откуда взявшиеся стрелки. Пока пули летели мимо, новый враг оставался для них незамеченным - разгоряченные скачкой они не очень-то смотрели по сторонам. Но когда их товарищи один за другим начали падать - преследователи второй раз оказались застигнуты врасплох.

А солдат, заставивший себя преодолеть первую неприятную неожиданность, еще сильнее теряет боевой дух, когда встречается со второй, видя в этом пагубную тенденцию.

Эффект был рассчитан точно.

Первым отстрелялся Патрик, последней своей пулей из дымящегося винчестера подстрелив лошадь под мистером О'Доннелом, которая встала на свечку и грянулась оземь почти посреди дороги, едва не убив хозяина. И пока Патрик, не успевший толком разглядеть эту картину, бежал вниз, Закари уже прилип к окну с карабином, сажая пулю за пулей. Преследователи чуть придержали лошадей, чтобы осмотреться, но лишь усугубили положение, оказавшись под огнем, который сразу же сделался более метким. Тяжелая пуля из винтовки Алана выбила из седла лейтенанта Эрроуза, приехавшего из Уэст-Пойнта пощеголять своим мундиром в родном городе, и тот потерял сознание. Илай, хорошенько прицелившись, отхватил пулей ухо у судебного пристава Миллза, который, решив, что он тяжело ранен, развернул своего Серого и поскакал обратно в город. Еще один выстрел Алана свалил левого мерина в упряжке багги, и тарантас лихо завалился на бок, подняв тучу пыли. Пассажир и возница отделались синяками, даже не отстегнув здоровую лошадь, побежали прятаться за расположенные поблизости дома и натерпелись страху, когда шальная пуля клюнула землю аккурат между ними.

Остальные преследователи, видя, что "у перекрестка творится сущий ад", рассыпались с дороги по сторонам и тоже стали искать укрытия за постройками. Илай и Закари дали по ним для острастки несколько выстрелов, и они сидели за домами еще битых полчаса, осторожно выглядывая и пытаясь определить, откуда же по ним вели такой "убийственный" огонь, а между тем серьезно ранен был лишь молодой Эрроуз (он впоследствии скончался) да Роберт Баттон, который при падении с лошади сломал себе руку о винтовку.

Сидевшие в засаде компаньоны, чрезвычайно радуясь произведенному эффекту, не стали дожидаться, пока из города к оробевшим преследователям подтянется подмога. Они вскочили в седла и с места в карьер рванули вслед за боссом и его помощниками, увозившими все дальше и дальше на запад только что украденные деньги. Вообще говоря, Патрик с Аланом не знали, выгорело ли дело, но каждый надеялся, что всё это напряжение, беготня и стрельба были не зря.

Так оно и было. Ошибались лишь те из них, кто думали, что на этом их злоключения на пути преступников окончились. Сказать по правде, они еще только начинались.


Увертливы поводья, словно угри,
И спутаны и волосы и мысли на бегу,
А ветер дул и расправлял нам кудри,
И распрямлял извилины в мозгу.

Едва только Закари очутился в седле, ирландец посчитал свои обязательства перед бандитом выполненными. Пришпорив кобылу, О`Нолан рванул с места в карьер, уносясь вслед ребятам Фостера. Текумсе летела словно выпущенная из индейского лука стрела, соревнуясь частотой ударов копыт о сухую землю с биением сердца всадника. Оглядываться не хотелось, хотя Патрик знал, что преследователи отстали и позади скачет лишь троица подельников. Только оставив пригороды Де-Мойна далеко за плечами, Патрик решился немного сбросить темп. Давненько он так ни от кого не драпал.

Шел 1850 год, самое его начало. По случаю празднования обширной ирландской диаспорой очередного дня Святого Патрика, владельцы магазинов, заранее оплакивая витрины, предпочли закрыться пораньше (то бишь вообще не начинали работать в этот день), усиленные наряды полиции перешли к патрулированию исключительно центральных улиц Бостона, а немногочисленные команды пожарных затихли на своих станциях в ожидании наихудшего. Зато окраины радовались, в особенности владельцы пабов, проститутки, пьянчуги и проходимцы всех мастей, ну и конечно же сами ирландцы, к слову сказать, составляющие немалый процент в предыдущих трех категориях граждан.
Патрик встретил этот день так же, как и предыдущий - за карточным столом в одном сомнительном, но оттого не менее известном заведении. Видимо сам святой благоволил своему теске, и карта юному О`Нолану шла, как матросы после кругосветного плавания в портовый бордель. Так что Патрик смог не только отыграть обратно проигранную ранее плату за следующий семестр обучения в мед.колледже, но и обзавестись довольно кругленькой суммой, достаточной, чтоб ни в чем себе не отказывать отмечая день покровителя всей Ирландии.
Традиционный ежегодный парад О`Нолан проспал. Наверное компенсируя этот факт, за оставшееся до вечера время ирландец успел как следует набраться, путешествуя из одного паба в другой. Последнее, что еще помнил Патрик, это то, как он всех угощал в баре "Вепрь и лось", провозглашая со стойки передовые идеи аболиционизма и призывая всех присутствующих незамедлительно отправляться на юг спасать порабощенных нигеров, которые, по словам самого оратора, настолько тупы, что сами освободиться не могут.
Очнулся О`Нолан от приступа тошноты. Выплеснув содержимое желудка под лавку на которой сидел, ирландец обнаружил, что эта самая лавка находится в вагоне едущего поезда. Вагон раскачивало на ходу, по видимому из-за этого Патрика и стошнило. Рядом на лавке покоилась прибитая к доске кабанья голова, давшая первую половину названия пабу, в котором последний раз помнил себя О`Нолан. Подозрительно саднила челюсть. Немного успокаивало то, что рогов нигде поблизости видно не было.
Потом пришли проводники, целая бригада - человек шесть. Один из них, похожий на макаронника, с подбитым глазом, ткнул пальцем в О`Нолана и закричал:
- Вот эта сволочь.
С поезда Патрика выкинули. Вместе с чучелом. На дворе ночь, середина марта, мягко говоря зябко, в общем не самое прекрасное время для загородных прогулок. Особенно, если у тебя с перепоя гудит жбан, и без всякого мороза озноб трясет, что икры у танцора кейли. После недолгих блужданий Патрику повезло наткнуться на какую-то ферму. На стук дверь открыла молодая темнокожая служанка. Белого господина отогрели и накормили. В домике для прислуги, коим оказалось строение, нашлись даже остатки хозяйской выпивки недурного качества. Поправив здоровье, ирландец неожиданно вспомнил о своей священной освободительной миссии, тем более, что Нани (так звали служанку) была довольно недурна собой и понимала английский.
После недолгих увещеваний и обещаний сказочной свободной жизни в Бостоне, Нани наконец сдалась. Но в домике было тепло и еще оставалось треть бутылки бренди, так что побег решено было отложить до утра. В эту ночь студент медицинского колледжа узнал, что особых отличий в анатомии черных и белых женщин нет.
Счастье закончилось с рассветом. Кто-то стуканул хозяину поместья, что у него объявились незваные гости (наверное кто-то из прислуги, неблагодарные негры!). Тот оказался на редкость ревнивым к своей собственности сукиным сыном. На ирландца устроили облаву по всем правилам охоты: с лошадьми, собаками и ружьями. В то пасмурное весеннее утро по полям и лесам Коннектикута, сверкая бельем и изрыгая проклятия, несся странный олень. Патрика спасло лишь чудо да сохранившийся в чащах глубокий снег.
Вернувшись в Бостон, О`Нолан завязал с аболиционизмом и восстановился в духовной семинарии.