Грезы Кисловодска | Партия

Пролетарская.

Революционный. Ненавидит большинство существующих явлений мира. С особенной ненавистью относится к воде, что будет очевидно из его истории. Любит плясать на улицах в красном домино.

Родился в пролетарской семье, с детства испытывал лишения и ненависть.

Пошёл на завод. На заводе — от гудка до гудка точи болванки. Не будешь точить — тебя «Боже, Царя храни» петь заставят и штраф начислят. Лучше б болванкой в афедрон приходовали. Да они и приходуют, без повода. Бесчисленны преступления царского режима. В столовой портрет Государя висел. Плевал на него. Не доплюнул, но казаки всё равно потом нагайкой по лицу били. Лучше б болванкой приходовали. А они уже и приходуют. Больно, а терпишь. Терпишь и испытываешь ненависть к заводам, болванкам, казакам и царизму.

Вступил в революционный кружок. Показывают портрет — говорят, смотри, это наша карла-марла. Чего мне ваша карла-марла, думаю, мне какать больно. Дали распространять листовки. Что написано — удъ его знает, меня только словам «анархизмъ» и «пролетариатъ» выучили. Большего и не надо, говорят. Там, в листовках, эти два слова только и есть. Так и пишут: анархизмъ пролетариатъ пролетариатъ анархизмъ. Сам, говорят, писать можешь, теоретиком будешь. Написал. «Анархизм анархизм пролетариат пролетариат». Болванкой в афедрон оприходовали. Твёрдый знак после слов забыл поставить. Не надо забывать, говорят, так по правилам полагается. Ненавижу правила с тех пор. Бунтарь я. А твёрдый знак всё-таки теперь ставлю после каждого слова, даже тех, что на гласные, на всякий случай. Мало ли, афедрон не казённый. На меня как на идиота смотрят. Это от уважения. Не каждый слово «пролетариатъ» знает. Образованный революционер.

Устроил стачку. Поймали инженера, надели на голову мешок с угольной пылью и в афедрон болванкой оприходовали. Испытывали острую справедливость, предвкушали приход социальной революции. Вместо революции пришли казаки. Нагайкой всем по лицу надавали и в околоток отвели. Ладно хоть болванками не приходовали. Это уж жандармы потом. На суде произнёс пламенную речь. Говорю, ради пролетариата и анархизма я вот это всё. Судья говорит, — анархистов мы в Шлиссельбург отправляем, там народовольцы сидят, которые, кроме Веры Фигнер, женщины уже 20 лет не видели, и токарная мастерская есть. А эсеров, — говорит, — отправляем в Горный Зерентуй, там просто ни уда нет. Говорю, — тогда я эсер теперь. Афедрон-то не казённый, да и за народ надо пострадать. А судья, как потом выяснится, наврал.

Попал на каторгу. Решил взорвать каторгу. Нечем. Облил себя керосином, поджёг. Зачем — удъ его знает, протест такой. Керосин не загорелся. Шельмы, в лампу вместо керосина воду налили. Воруют на керосине. С тех пор ненавижу воду, считаю её приспешницей царизма. Минеральную тем более. Жандармы обсмеяли, нагайкой по лицу ударили. Больно, а терпишь. Думаешь, слава карле-марле, они хоть болванку тут, в нерчинских степях, не найдут. А они и нашли. Старая болванка, ещё декабрист Лунин на каторге выточил. Испытал преемственность революционной традиции, выучил слово «террор».

Бежал с каторги в бочке из-под капусты. С тех пор пахну капустой и ненавижу капусту. Сами бы возненавидели, если бы в бочке от Горного Зерентуя до Одессы ехали. Сначала до Владивостока, а потом морем вокруг Индии. А я ведь ещё и воду ненавижу. Неэффективная логистика проклятого царского режима. Ещё один повод его свергнуть. Взял себе ревпсевдоним «Капустин». Товарищи говорят, подходит. Лучше такой, чем «Болванкин».

Решил устроить теракт. Жандармского ромистра взорвать. Зачем — удъ его знает. Царский сатрап, есть за что. Бомбой бы его, безусловно. Решил сделать бомбу. Эсер без бомбы — не эсер. Бомбу делать товарищи на каторге научили. Ничего сложного, нужно только [LEARN MORE]. Сделал бомбу. Уронил себе под ноги. Не взорвалась. Вместо керосина воду налил. Привык на каторге. Сделал другую. Теперь-то, думаю, карачун тебе, сатрап. И ножичком в фотографию тыкаю, тыкаю.

Перед терактом пошёл к проститутке. Так у нас, революционеров, полагается — сначала половой акт, затем террористический. Подхватил стыдную болезнь. Это у нас как медаль. Да и всё равно умирать. Но проституцию с тех пор ненавижу. Социальное зло. Леонид Андреев потом про это рассказ написал. Переврал всё, содомитъ гнойный. С тех пор ненавижу Леонида Андреева. Выхожу от проститутки, а тут ротмистр стоит. Следующий в очереди, значит. Ууу подлый, думаю, я тебе покажу, как наших девок портить. Я бомбу в него кинул, взорвал. И его, и проститутку. Виктор Чернов потом меня в «Революционой России» хвалил. Ленин в «Искре», правда, говорил, что лучшие силы пролетариата на бессмысленный индивидуальный террор уходят. Прочитал «Искру», понял слова «пролетариат» и «террор». Думаю, похвалил Ильич. С тех пор дрейфую к большевизму.

Приехал в Кисловодск, чтобы взорвать источник минеральных вод. И буржуев рядом. Бомба с собой. Болванка тоже. Та самая, с каторги, Луниным выточенная. Забрал её себе на память. А также на всякий случай. Вдруг пригодится, разные случаи бывают.

Про красное домино, однако, — тсс!

Информация доступна только мастеру и хозяину персонажа.

Информация доступна только мастеру и хозяину персонажа.

Роста чуть выше среднега, грузный (9 пудъ живаго веса) и медвежьей силы мужчина.

Давно уже привыкший жить на широкую ногу и не считать деньги, может за вечер прокутить с цыганами и актрисками небольшое дворянское поместье. Всё приглянувшееся оценивает в денежном эквиваленте и старается заполучить, готовый даже переплатить втридорога. Сладострастен, за что робко порицаем супругою, но детей на стороне не имеет. Полностью содержит Екатеринбургский театръ- варьете, по каковой причине считает себя меценатом. Набожен, суеверен, по воскресеньям оставляет в церкви крупные пожертвования и полуметровую свечу "во искупление грехов".

Потомственный купец из сибирской династии Брюхановых, миллионщик из Екатеринбурга. Владелец заводов, газет, пароходов, но в первую голову - золотопромышленник. В Кисловодск приехал по совету дохтура Екатеринбургской больницы, с которым вместе расслаблялись в бане с можжевеловкой и непотребными девками. Тогда доктор, растянувшись на лавке, мечтательно закатив глаза, процитировал какого то поэта: "После расслабления человеческого организма необходима поддержка телу, что можно решить с помощью холодных ключей Кисловодска, которые бьются из земли с шумом, пеной, скоростью. Говорят - они даже сердечное томление исцеляют, не то что Ваш, Константин Апполинарьевич, почечуй."
- А шта, и паеду - хлопнул по столу ладонью Константин Апполинарьевичь. -Вот на завтра же прикажу пароход закладывать.

Отъезд, однако, затянулся на пару недель, но в итоге, Константин Апполинарьевич, в сопровождении двух дюжих приказчиков и захватив с собой изрядную сумму денег "на кутёжъ" выехал в Кисловодск. И вот, спустя месяц, купец на курорте, разместившись по совету знатоков на знаменитых дачах госпожи Барановской, сняв для себя десятикомнатную квартиру с электричеством, водопроводом и паркетом.

Информация доступна только мастеру и хозяину персонажа.

Информация доступна только мастеру и хозяину персонажа.

Немец. Что такого в его имени, в Кисловодске знают одного Вернера, так он русский!

Мягкий, настойчивый. Легко уступает в разговоре, если разговор не касается серьезных тем. Серьезными темами считает опасные медицинские случаи и получение гонорара за работу.

Мальчишкой двенадцати лет застал Отечественную Войну 1812 года. Помогал устраивать раненых на лечение, в загородном доме Ивановых также опекали нескольких героев Бородина. Под впечатлением, решил связать судьбу с медициной. Поступил в Императорский Московский Университет, имея твердое намерение совершить переворот в хирургии.
Тайно сочувствовал декабристам, после казни порадовался, что до явного сочувствия дело не дошло, зарекся заниматься политикой, и тут же был направлен на фронт русско-турецкой войны, благо университет успел окончить с темой диссертации "способы употребления перевязок без вовлечения лубка и с меньшим временем операции". Как раз то, что надо для войны!

К тридцати годам война окончательно выбила хирургию из головы Андрея Иванова, и тот подался в более мирные, но не менее интересные материи - психологию, общую клинику и модные исследования вод. Короче говоря, открыл свою практику в Кисловодске.

Информация доступна только мастеру и хозяину персонажа.

Информация доступна только мастеру и хозяину персонажа.

Высокий худощавый мужчина типично кавказской внешности. Чёрные волосы, тёмно-карие глаза, пышные усы и гладко, "до синевы", выбритый подбородок. Одет в уставную черкеску всевеликого войска терского с погонами войскового старшины. На поясе родовой кинжал, богато украшенная сабля и кобура с наганом.

Горячий и вспыльчивый, как и у всякого истинного горца. При этом, однако, вполне отходчив и сердечен. Женолюбив.

Третий, младший, сын грузинского княжеского рода Геловани. Имея, пусть и в весьма отдалённой, по причине традиционного кавказского долголетия, перспективу лишь на небольшое наследство Серги решил попытать счастье в военной карьере, пойдя по стопам дослужившегося до генерала императорской армии двоюродного дедушки. Начав со скромного звания хорунжего всевеликого войска терского, Серги не раз отличался в во время различных стычках с бандами на рубежах и хотя пока и не получил ни одного Георгия, тем не менее к своим тридцати-двум годам дослужился до звания войскового старшины, с неплохими шансами в самое ближайшее время стать полковником.
В Кисловодск Серги прибыл на побывку, навестить родню, отдохнуть и, возможно, приглядеть, наконец, девушку из достойной семьи, к которой можно будет заслать сватов.

Информация доступна только мастеру и хозяину персонажа.

Информация доступна только мастеру и хозяину персонажа.

Худощавая рыжеволосая дама, всегда одетая в темное. Болезненно бледна, частый кашель выдает недуг в виде чахотки или чего еще похуже. Несмотря на это часто курит самокрутки через мундштук. Темные круги вокруг глаз еще больше усиливают зловещий магнетизм ее пристального взгляда.

Характер не поддается описанию. Мадам Месмер то весела и расположена к общению, то мрачна, желчна и сторонится людей. Что служит тому причиной, обычно остается тайной для всех.

Одна из постоянных гостей в заведении господина Шустовского, причем судя по всему господин Шустовский регулярно прощает ей долги и оказывает различную протекцию, что послужило почвой для неподтвержденных слухов об их любовной связи. По субботам мадам Месмер обычно устраивает так называемые "сеансы" в ресторане, на которые порой приглашаются все желающие, а порой остается лишь самый узкий круг близких знакомых самой мадам и Шустовского. Все остальные детали биографии мадам покрыты непроницаемым мраком.

Информация доступна только мастеру и хозяину персонажа.

Информация доступна только мастеру и хозяину персонажа.