Любовь - удел молодых | ходы игроков | Исследование

Будь Дженнифер писательницей, она описала бы Людарим как "уютный маленький городок с дружелюбными жителями и прекрасной природой". Но писательницей в их паре была Рене. Именно в паре. Не в "дуэте" или "коллективе". В паре. Пары, а чаще парочки занимаются всяческой совместной деятельностью вроде совместных походов в кино, на пляж, на аттракционы или в ресторан. Так как час уже сильно не ранний, а есть Дженнифер приучена в строго определённое время, выбрано было последнее. Шикарным ресторан "Посейдонова Вилочка" не назвал бы даже самый оптимистичный посетитель, однако рейтинг в без малого четыре звезды и пол кило рекомендаций в сети склонили таки туристок занять столик именно в нём.
Сравнительно близкий путь к рестаранчику вы преодолели совсем недавно, только что вошли и ещё даже меню не проглядели. Время, как уже говорилось, позднее, и помимо вас двоих здесь заседает ещё с десяток разномастных клиентов. В основном такие же туристы как вы, однако за дальним столиком нашла себе местечко и компания явно местных что-то отмечающих мужичков.

Рене не очень сильно интересовалась городом - после того, как встретила Джен, многое померкло и остановилось, сделалось ненужным и неважным. Новые чувства проклюнулись долгожданным бутоном и приготовились цвести, скромно и несмело. Но ни скромность, ни робость не могли изменить прошлого: в Людарим она приехала отдыхать и набираться впечатлений. Остро не хватало чего-то такого… чего-то эдакого.

Может быть, приключений?.. Нет, нет, это совсем не в духе Рене. Вот сидеть дома, завернувшись в колючий плед, упираться плечом в спину Джен и слушать, как за окном шуршит дождь, - это по ней. А приключения… что в них может быть интересного? Обычно они опасны и иссушают сердце и разум. Вот если бы было можно было испытывать точечно - открыл флакон, понюхал, унесся мыслями к чему-то будоражащему, необычному, неповседневному, а потом - рраз и дома, завернутый в пледик с чашечкой теплого какао слушаешь любимого человека…

Рене улыбнулась, следуя за Джен, вся такая волшебно-праздничная - в ажурном белом платье, алых босоножках на каблучке и с накинутым на плечи уютным голубовато-серым палантином, таким тонким и в то же время согревающе-нежным. В руках она тискала черную микросумочку на длинном ремешке через плечо. Ей было необычно, радостно, даже счастливо, но непривычно… Все время казалось, что на них смотрят, а она… ну она же такая тихая, такая мышка, как она может оправдать ожидания? Это же не роман писать, тут… жить надо! И уметь общаться - как-то иначе, не только о погоде, наверное.

...И все же она тайком ловила взгляды Джен и застенчиво улыбалась - им и себе, своему внезапному счастью и теплой летней ночи.

Для Дженнифер главным словом всегда было не «хочу», а «надо.» Сюда она тоже приехала, потому что надо – отдохнуть и расслабиться, а то организм начал давать сбои в виде простуд, бессонниц, головных болей, приступов раздражения и неодолимой апатии. Ну и как люди проводят время в этом милом городке? Занимаются чем-то полезным? Делают то, что они хотят? Джен вдруг поняла, что она совершенно не умеет отдыхать и не знает, чего хочет. Первые несколько дней она промаялась от того, что жизнь на курорте, оказывается, тоже имела свое расписание и обязательные для исполнения моменты, как то: обгорать на пляже, поглощать блюда местной кухни, сбиваться в толпу экскурсантов, трусцой бегущую за гидом, восхищаться пыльными достопримечательностями, разевать в улыбке рот и строить глазки на камеру ради селфи на фоне каких-то щербатых колонн… да, банальный курортный роман, о котором забываешь через месяц, тоже входит в список.
Несколько дней Джен, как человек, чтущий правила свои и чужие, добросовестно пыталась выдерживать этот унылый график, пока, промаявшись от бессонницы пару душных ночей, она вдруг не поняла, что ночью спать необязательно. Можно пойти плавать, не боясь обгореть. И есть в кафе необязательно, она же прилично готовит, тем более, что ни на что, кроме фруктов и мороженого, не тянет по такой жаре. И знакомиться ни с кем тоже не обязательно. И пошли к черту все эти экскурсии. Джен переехала из гостиницы в беленый домик с крошечным садиком. Там не было ни горячей воды, ни кондиционера; да они были и не нужны. Зато она была себе хозяйкой. Еще через несколько дней у не получилось встать босыми ногами на прохладный после ночи шершавый известняк на заре, вздохнуть полной грудью, беспричинно рассмеяться и почувствовать себя. Просто почувствовать себя. Как же хорошо дышать, боже ты мой. Будто я египетская мумия, и вот меня вытащили из саркофага и пустили погулять на травку. Расслабиться: цель достигнута. Получилось. Что теперь?
Примерно тогда же Джен распаковала свои краски и кисти и поняла, что она не разучилась рисовать – и ей стало ясно, на что ей хочется тратить долгие, тягучие дневные часы, когда на улицу выйти невозможно от зноя. И она стала тратить.
К этому моменту Дженнфер Чен, должно быть, уже достаточно отдохнула и пришла в себя, чтобы быть готовой принять подарок судьбы в виде Рене.
Рене появилась внезапно и случайно, но она просто обязана была появиться, думала потом Джен. Кажется, она в тот вечер сидела на скамейке и глядела на море (дневная жара уже спала), и тут какая-то девушка присела рядом, просто потому что все другие окрестные скамейки были заняты разноязыко щебечущими туристами, и Дженнифер Чен не почувствала ни малейшего напряжения и дискомфорта, хотя она всегда кожей чувствовала, когда рядом находится кто-то посторонний и мешающий ей. У Джен не возникло ни малейшего желания представить себе между собой и незнакомкой – нет, не кирпичную стену, как советуют иные психологи, а прозрачный, но прочный эластичный кокон, непроницаемый для нежелательного внимания. Ей было легко сидеть и молчать, и знать, что незнакомка рядом. Джен этому так удивилась, что повернулась и пристально посмотрела в упор на Рене, хотя она тогда еще не знала, что это Рене и не может быть кем-то еще. Она даже не помнила, как именно Рене выглядела, что на ней было надето, помнила только общее выражение: тонкое, нежное и одновременно серьезное и сосредоточенное, такая смесь юной хрупкости и решимости к чему-то очень важному. И взгляд такой… робкий и в то же время проницательный… проникающий. Джен обнаружила, что смотрит на незнакомку самым бестактным и навязчивым образом. Она натянуто улыбнулась, извинилась и отвернулась, чтобы не смущать девушку своей назойливостью; и тут же поняла, что очень хочет повернуться обратно, что было уже совсем непохоже на Джен, чтившую границы – чужие и свои собственные. Джен повернулась, заговорила о какой-то ерунде… или не ерунде… боясь быть докучливой и навязчивой, но, к ее удивлению, оказалось, что зря боялась. С Рене – а это была именно Рене – было легко молчать, легко говорить, легко ее узнавать, легко давать ей узнавать себя. Вскоре Джен обнаружила, что те самые «бабочки в животе», о которых пишут столько всякой ерунды – не сказка; они действительно, эти бабочки, порхали при появлении Рене не только в животе, а всем существе Джен, и Джен обмирала от восторга и страха, что это прекратится, и чувствовала, что ей хочется дотронуться до Рене, и что она сама себя не узнает, и никогда бы не подумала о себе, что она может принадлежать к девушкам такого сорта, и что она ужасно боится быть отвергнутой. Но она не была отвергнута. Что она во мне нашла? – удивлялась Джен. Я же совершенно серый человек, скучный, не творческий. Почему она мне ответила? Может, ей было слишком уж одиноко? Может быть, она искала девушку с определенными склонностями? Но я сама тогда ничего не знала про… склонности. Я не знаю, как еще это объяснить. Но разве обязательно что-то объяснять?
И вот Джен идет к ресторанчику рядом с бело-голубой кружевной Рене, сама тоже одетая непривычно нарядно – в широкие брюки из легкого шелка сливового цвета и открытый серебристый топ. И даже бледно-розовая помада на губах, и глаза подведены тонкими черными стрелками, и асфальтовые тени делают глаза Джен еще больше – такие smoky… Джен с трудом удерживается от желания взять Рене за руку или приобнять ее плечо – неприлично проявлять чувства так открыто, что бы ни говорили поклонники свободы самовыражения. Ресторанчик… Лучше бы там было поменьше народу. Шумная мужская компания вызывает у нее безотчетное раздражение и тревогу. Джен почему-то испытывает непроизвольное желание отгородить от них Рене… защитить? Ну это уже глупо, здесь все же курорт… цивилизация, одергивает она себя, разве в этом есть нужда? На столике должна гореть свеча. Если ее нет, то обязательно надо попросит официанта ее зажечь. Джен бегло просматривает меню и спрашивает Рене:
- Ты что будешь?
И еще:
- Тебе здесь нравится? Если не нравится, можем уйти, я сама что-нибудь приготовлю...
" У меня дома" осталось за кадром; Джен все еще боялась быть навязчивой.

А Рене на мужчин внимания практически не обращает. Она давно научилась игнорировать сильную половину человечества, если те не говорят ничего важного, нужного и значительного. Вот на официанта она посмотрит - потому что он даст ей меню и она вежливо поблагодарит его кивком головы и тихим "эфхаристо" и сразу - thank you, для Джен. И на свечу посмотрит, залюбуется, поднимет глаза выше и утонет во взгляде спутницы - порозовеет и уткнется в меню, потому что надо же что-то ответить! Средиземноморская диета ей еще нравится, поэтому она закажет печеную рыбу, оливки и овечий сыр, о чем и сообщит подруге, а потом спросит:
- А ты пробовала дзадзики? Как я понимаю, это йогурт с огурцами и чесноком, довольно густой. Пишут, что вкусно... - она в раздумьях отвлеклась от меню и задумчиво посмотрела на Джен. Сейчас она почти не видела ее, но пыталась представить вкус и соотнести его со своими предпочтениями.
На предложение приготовить для нее Рене отложила меню и по-совиному, немигающе принялась изучать мимику подруги. Ей очень льстило такое и хотелось попробовать еду, приготовленную лично для нее, хотелось снова оказаться в аккуратном белом домике, окруженном садом, с видом на ночное море... Хотелось вдохнуть запах свободы и смотреть, как Джен размеренно движется возле плиты - нарезая кусочками, размешивая, пробуя... Рене вообще любила наблюдать за другими, впитывать их действия как продолжение них самих, по мелочам догадываться о большем, скрытом за парадным фасадом.
- Мне здесь очень нравится, - наконец, мягко произнесла она, - но, если хочешь, уйдем. Буду рада попробовать то, что ты готовишь... уверена, оно мне понравится ничуть не меньше, но разве у нас сегодня не выход в свет? - нежная улыбка.
Правда состояла в том, что Рене нравилось с Джен абсолютно везде, поэтому совершенно неважно было, куда идти и чем заниматься. Француженку словно охватывал какой-то ласковый молочный туман, скрывавший все, кроме подруги, и погружавший ее в состояние покоя и умиротворения, соединенных с многократно усиливающейся робостью и новыми, неизведанными прежде чувствами. Иногда она даже натыкалась на деревья или людей рядом, успевая затормозить в самый последний момент и смущенно потом извиняясь.

Тогда, в их первую встречу на пляже, она, как всегда на отдыхе, читала конкурентов и не сразу осознала, что у нее произошло Знакомство. Вот так, с большой буквы. Поначалу она отвечала на автомате - улыбалась, поддерживала вежливый, спокойный разговор о погоде, море, пляже, а потом вдруг встретилась с темным сосредоточенным взглядом Джен и ее пробрало. Все цвета и краски выцвели и поблекли, звуки замолкли, существовали только они вдвоем, и все сразу стало таким смущающим и значительным! Первое прикосновение прошило ее током, и она неосознанно потянулась к новой знакомой, ведь не может случиться ничего плохого, когда они рядом... ведь, правда, не может?..

- Нет, конечно, нет, - торопится Джен, проклиная свою неуклюжесть. - Мне тоже здесь хорошо... Очень хорошо. Я думала, немного шумно, но это не страшно. Я на самом деле не хочу никуда уходить. Я же не для того полдня наводила красоту, чтобы блистать на кухне, - Джен шутливо улыбается одними уголками губ, указывая длинными пальцами на свой незатейливый макияж; а сколько времени у нее ушло на эти стрелки... на что только люди время тратят! Надеюсь, результат себя оправдывает хоть немного...

"Мне хорошо, оттого что ты рядом, и оттого, что тебе тоже хорошо, и я хочу быть красивой для тебя, потому что у нас праздник, только ты и я..."
Джен привыкла к другим выходам в свет - чаще они были связаны либо с корпоративами на работе, это и праздниками нельзя назвать, скорее продолжением работы, либо.. нет лучше не надо о грустном.
- Я еще успею для тебя приготовить что-нибудь вкусное на своей кухне, у нас еще куча времени впереди, правда? А сегодня праздник.
"Хоть бы это было правдой... Господи, я буду хорошей девочкой, пусть это будет правдой."

Сколько в Рене милой грации, внутренней деликатности, с которой она разруливает все возникающие на горизонте проблемы, тактично обходит острые углы, точно обозначает свою позицию, оставив собеседнику полную свободу маневра, даже вроде как бы и утупив.... Джен опускает ресницы, пряча разнеженно-умиленный взгляд. Какая во всем нежность. Она сквозит даже в вежливом "эвхаристо", с которым Рене благодарит официанта. Конечно, вежливость обязывает знать несколько слов на языке страны, в которую ты приехал, хотя бы "здравствуйте" и "спасибо". Но Джен ограничилась простым коротким "thanks", как будто весь мир обязан говорить по-английски с американским выговором, а теперь ей тоже неловко показаться высокомерной рядом с Рене.
- Я обязательно попробую, - говорит она, листая меню. Взор ищет запеченных и тушеных морских гадов, наисвежайших, по которым стосковалась Джен. - Ты любишь молочные продукты, Рене? У меня мама просто обожает молочные продукты, эти... йогурт, каймак, и еще какие-то, я даже названия не помню. Она из Восточной Европы, там все любят молочные продукты. А я... я хочу зарезать ножом и вилкой какого-нибудь осьминога. Или каракатицу. О, вот они. Как ты думаешь, не поссорится йогурт с осьминогами? А ты любишь морских тварей? А вино? Я бы взяла бокал белого. А ты?
Джен интересно, что любит и что не любит Рене. Ведь она собирается для Рене готовить! Это серьезно! Джен берет по совету Рене густой кислый йогурт, больше похожий на сливочный крем, овощи на гриле и большую тарелку резиноватых щупалец, остро пахнущих морем, водорослями, солью. Роскошь!

- Ты говорила, что пишешь книгу. Это... новелла? Или что-то документальное?

Рене ласково улыбнулась, тихо обмирая внутри.
- Я рада, что тебе хорошо.
Точка. Это все, что требуется сказать. Все остальное - уже просто вежливость, а это - настоящее, от сердца и мыслей. Но девушка продолжает, ведь некрасиво же молчать, когда с тобой говорят.
- Немного шумно, да, - она поворачивается к компании мужчин и вздыхает. Ей правда все равно. Но если Джен обращает на них внимание - Рене тоже обратит и даже не подумает, что те могут сделать то же самое. Для нее мир измеряется лишь важными ей людьми, все остальные сливаются в слитное мельтешение где-то на фоне. Как эти мужчины могут обратить на них внимание, если они просто прохожие? Разве у них нет своих суперзначимых дел? Пьют вроде, вот пусть и пьют дальше, приятного им опьянения, а Рене лучше посмотрит на стрелки, о которых говорит подруга. Сосредоточится и взглянет очень серьезно.
- Тебе идет, - отметит она, всерьез раздумывая, стоит ли ради такого полдня мучиться. Но если Джен мучилась, чтобы выглядеть красиво для нее, это определенно того стоило. Ей тоже надо когда-нибудь попробовать. У нее самой сосуды расположены близко к коже и оттого кажется, будто бледно-лиловые тени всегда на веках - это делает ее глаза выразительнее, так что она только выщипывает брови - чтобы красиво вытягивались в ниточку, - да слегка поправляет карандашом линию губ: ей не нравится, что у нее нет этих задорных уголков наверху, как у большинства. Губы не должны быть в ниточку, а у нее - как раз именно такие. Когда она ходит на встречи с читателями, всегда использует помаду как защиту - ей кажется, так она выглядит старше и серьезнее, не совсем как девочка, только вчера вставшая со школьной скамьи. Но сегодня она с Джен и защищаться ни от чего не нужно, можно быть собой. Да и испачкать при поцелуе не хотелось бы... Задумчиво: - Знаешь, сестра говорит, я совсем не умею использовать румяна и тени, но ты ведь меня научишь?.. У тебя здорово получается подчеркивать природную красоту.
Вообще Рене не умеет говорить комплименты - вечно смущается, но сейчас она говорит то, что думает, без малейшего намека на флирт, и от этого слова сходят с языка легко и свободно, не принося дискомфорта. Она даже не успевает подумать о том, что же она такое сказала, следуя за вниманием Джен. Куча времени?.. Рене задумывается. Ей хочется тряхнуть головой и сказать: "Все мое время - для тебя", но вдруг охватывает такая истома при воспоминании их последнего свидания, что она смущенно опускает глаза, щеки чуть розовеют. Под столом она находит руку Джен и слегка пожимает - да, у них куча времени и...
- Сегодня праздник, - шепчет она, чувствуя, как голос прерывается, и коротко, сухо кашляет, прикрыв рот ладошкой. - Извини. Я на отдыхе, поэтому у меня никаких планов. Давай составим их вместе? - наконец, набирается смелости взглянуть Джен в глаза и тут же снова смущенно опускает ресницы.

- Ой... - пугается, что дзадзики окажется невкусным, но Джен уже заказала и ничего не исправить. Тихо: - Надеюсь, оно и правда вкусно...
Если нет - ей нет оправдания.
- Молочные? - она задумывается. Она думает о Джен, а вовсе не о еде, поэтому ответ приходит мучительно долго. - Наверное... Я люблю рыбу и овощи, особенно баклажаны. Люблю острое, соленое и жареное. Люблю, когда у еды есть вкус. Йогурт кислый, так что он не должен ссориться, - улыбается, открыто и спокойно. Когда они говорят о постороннем, легко не смущаться. - Ссорятся обычно неженки, и продукты, и люди. Им всегда все не так.
Искренне надеется, что Джен поймет, что это шутка.
- Молоко вот неженка, а йогурт - вряд ли. Я люблю устриц, а остальных гадов не очень. Осьминоги бывают жесткие... Вино... давай такое же, как тебе. Я люблю полусладкое красное, но хочу попробовать то, что любишь ты.

В ответ на последний вопрос становится пунцовой.
- Это будет роман. О трудностях в любви. Там будет четыре персонажа...

- Конечно, если ты уверена, что тебе вообще нужен макияж, - отвечает Джен, вглядываясь в тонкие черты Рене. - Ты и так очень красивая... Разве что... иногда ты рисуешь лицо, которое хочешь показать другим, потому что ты хочешь чувствовать себя защищенной, более уверенной, это иногда помогает. Это как маска. То есть... я не себя сейчас имела в виду, я не хочу от тебя защищаться, - быстро выпаливает она. В кои-то веки она, Джен, не хочет защититься, чтобы обезопасить себя от нежданного удара, невероятно... но факт. - Я попробую. Это не так-то просто, у тебя очень нежное лицо, легко испортить...
Это действительно сложно, только причина совсем другая. Для таких вещей нужно отстраниться от объекта, вывести его вовне себя, проанализировать. Джен совсем не хочется отстраняться от Рене, разлагать на части ее милый образ и подвергать анализу - ее овал лица, линию подбородка, носа, очертания бровей, глаз и губ. Так диктует профессиональный навык. Свое лицо она давно и беспристрастно исследовала в графическом редакторе, повертела и деформировала так и эдак, изучила его недостатки и достоинства. Но с Рене так не получается. Джен сразу видит ее близко... очень близко, и вместо анализа ощущает запах ее волос, биение пульса в ямочке между ключиц... всю горячую и нежную Рене сразу.
Под столом ее пальцы переплетаются с пальцами Рене, Джен порывисто стискивает руку, пугается, что сделала Рене больно, отпускает, отстраняется - с повлажневшими блестящими глазами, повторяет полушепотом:
- Конечно, научу... я попробую.
Секрет в том, что Джен пытается нарисовать Рене - по всем правилам, соблюдая пропорции лица; и у нее ничего не выходит. Эскизы летят в корзину один за другим. Получается кукла с правильным тоненьким носиком, острым подбородочком, тонкими дугами бровей и широко распахнутыми круглыми глазами. Но это не Рене...
Зато у нее хорошо получаются орхидеи - тонкие, нежно изогнутые листья-стрелы, летящие по ветру, полупрозрачные цветы-бабочки.

Кто-то написал историю про то, как две девушки поселились в одной студии, обнаружив сходство взглядов на салаты, искусство и модные... шляпки, кажется, или какая-то другая одежда?* Это не лишено смысла.
- Ой, я тоже обожаю баклажаны! - восклицает она. - в любом виде! И рыбу, и устриц, конечно! И красное вино, только с мясом, а к морепродуктам - белое, можно тоже полусладкое, если любишь послаще... Осьминоги - это правда на любителя, а вот мидии и кальмары - это вкусно... впрочем, я всеядная, - смеется она. - Любое блюдо можно сделать вкусно или испортить. Только жирное не люблю.
- Ты мне дашь почитать? - спрашивает Джен. - Потом, когда будет можно. Мне очень интересно, какие у этих четверых намечаются трудности.

Главное, что трудностей пока нет у Рене и Джен. Ослепительное греческое лето медленно течет тягучими каплями вина и меда.
Джен набирается смелости.
- Планов у меня тоже нет, а отпуск длинный. Хочешь - мы поездим по окрестностям вдвоем? Я думаю, здесь есть каршеринг, я пока не узнавала, но наверняка есть. А если хочешь, то... переезжай ко мне, я сняла домик, без особых удобств, зато свой.

Тем временем приносят заказанные яства. Тут тебе и тот самый дзадзики со стопочкой лепёшек, и приготовленные на гриле морковь с оливками, болгарским перцем и лиловыми баклажанами, и полная тарелка пурпуных осьминожьих щупалец, густо политых ароматной подливкой. Это для Джен. Перед Рене же встают как галеры перед Троей: расписная мисочка оливок, ароматный козий сыр, и симпатичного вида печёный лещ, взирающий на девушек скорбным запёкшимся глазом. В довершение банкета на стол ставятся изящные глиняные чаши с белым вином. Поставив блюда на стол (и как он только все это дотащил?) официант желает вам приятного аппетита на ломаном английском, и выжидательно улыбается - вдруг ещё чего закажете?
Однако с красотой Рене не сравняться все лещи Греции, и Джен подмечает, что после предложения проехаться по окрестностям с этой красотой что-то стало... Нет, словосочетание "не так" тут не подходит - с Рене всё всегда "так", и иначе быть не может - но как-то... Как-то по другому "так". Чем дольше дизайнер приглядывается к своей подруге, тем младше та ей кажется. Когда они только зашли в кафе, француженка выглядела чуть моложе своих двадцати четырёх, однако глядя на неё сейчас Дженнифер не назвала бы писательницу и старшеклассницой. "Девочка" вспыхивает в голове определение. Маленькая девочка. Третьеклашка или около того. Однако стоит моргнуть, и видение пропадает, расплывшись причудливым воспоминанием - вот она, всё та же Рене, прекрасная и вполне взрослая, сидит напротив, и моложе явно не становится.
Рене, со своей стороны, испытывает ровно противоположный эффект - намакияженная Джен, ещё минуту назад казавшаяся почти сверстницей, теперь выглядит скорее как старшая сестра. Заметно "старшая". Скорее даже не сестра, а тётушка. Кажется увидь их вместе люди, посчитали бы, что пару часов тому брюнетка забрала Рене из школы. Но опять же, всего одно движением век, и иллюзия спадает - Джен не кажется старше, а у самой француженки исчезает желание назвать подругу "тётя Чен".

Рене посмотрела на подругу как-то иначе. Нет, ей точно не нужен макияж, ей нужна Джен. Ее заботливое внимание, легкие прикосновения кисточки к лицу - Рене была уверена, что ей это будет приятно. Можно будет закрыть глаза и чувствовать. Как Джен порхает вокруг. Как порывисто движется воздух. Как она сама медленно и неторопливо выдыхает, стараясь выглядеть "как обычно". Но "как обычно" не будет. И это будет прекрасно. Джен запуталась в словах, и француженка вернулась в реальность.
- Ты хочешь быть красивой, - радостно подхватывает она в ответ на "не хочу защищаться". - Я тоже.
"Для тебя". "Для нас". "Просто так, для настроения". Легкость воздушно наполнила внутренности Рене, принося тот самый праздник, который у них сейчас.
- Ты не испортишь, - чересчур поспешно, и девушка спохватывается: ну нельзя же так откровенно... Смущенно кашляет и добавляет: - Попробуешь еще, если с первого раза не получится.
И про себя думает, что это будет еще лучше. Надо включить в роман сцену перед зеркалом, с блеском для губ, тенями и румянами... Горячечное пожатие вспыхивает на ее лице острым вниманием, прикованным к Джен на долгие несколько секунд, трепетным и теплым, но заметив испуг, отводит глаза, ставит пожатую руку локтем на стол и подпирает пальчиками щеку. Это почти косвенный поцелуй... Размышляет об этом старательно. От обещания встрепенулась и мило поблагодарила - она будет ждать, очень, очень ждать.

И удивленно смотрит на Джен, забыв о смущении. К них, правда, такие близкие вкусы?.. Это... этого не может быть!.. И улыбается советам - сама она не стала бы никогда давать советы, но ей приятно, что о ней заботятся. Не мать, не сестра, не отец - Джен.
- Почитать? - переспрашивает. Для нее это очень интимно - показать свои книги близкому. Гораздо сложнее, чем раздеться или подойти к понравившейся незнакомке. Нет, она, наверное, не против... но она не уверена. Теперь же надо написать шедевр, а... вдруг Джен не понравится?.. Вдруг такое не в ее вкусе?.. Будет обидно до слез. Выкручивается: - Я только начала, готово будет не скоро... Года два, не меньше.
Она опускает взгляд, стыдясь невысказанного: а мы будем вместе через два года? через пять? через десять лет?.. Становится вдруг трудно дышать.

Конечно, она хочет поездить по окрестностям! Об этом ярко говорит радостно вспыхнувший взгляд. Но переехать... да еще после вопроса о романе... Рене не уверена, что настолько нужна Джен. А уезжать из милого домика у моря будет гораздо труднее, чем вообще никогда его не видеть. Она медлит с ответом, и вовремя приходит официант, чтобы заполнить неловкую паузу. От взгляда на скорбного, но такого вкусного леща ей становится чуть менее грустно, и она улыбается.
- Знаешь... - пробует она ответить на вопрос и осекается от внезапного странного эффекта с возрастом. - Эээ... - беспомощно тянет она, а какая-то часть ее шепчет: запоминай! это же так круто, такое приключение! разве не этого ты хотела? Она мотает головой и принужденно улыбается, сбившись с мысли и потеряв ориентацию в пространстве: - Каршеринг, да. Было бы хорошо. А потом к тебе, тё... Джен.
Чтобы скрыть смущение, наклоняется к лещу: он же тоже это видел, да? Не могла же Рене совсем с ума сойти... Хотя - она еще раз украдкой смотрит на помолодевшую подругу - могла, еще как могла. С Джен и не такое возможно. Рене основательно краснеет.

Размер порций вкупе с аппетитным видом заказанной еды заставляет Джен вспомнить, что жадность - большой порок. И отказаться трудно, но объедаться в самом начале романтического вечера...
- Оу. Просто олимпийский пир какой-то. И как я теперь с этим справлюсь? - бормочет она. - Рене, ты не промахнулась, когда поставила на умеренность, а мне теперь можно только полагаться на то, что я всегда была внутри больше, чем снаружи, надеюсь, все так и останется после того, как я это съем, но я все равно съем, клянусь... Рене?!?!

Прекрасный юный облик Рене дрожит в ее глазах, плывет, истончается... Это что, у меня кружится голова? Я перегрелась? Вроде бы нет, днем на солнце почти не вылезала. Рене. Желанная девушка, очаровательный в своей угловатой грации подросток, милая девочка... дитя! Невинное дитя. Малышка... Лолита, блин, почему я это вижу! Я не хочу это видеть! Может... Мне кто-то подмешал наркотик. Да, наркотик. Кому это надо? Мне подсунули дозу какой-то дряни. Но у меня здесь нет врагов. Дура, враги всегда есть. Наверное, кому-то не понравилось видеть нас с Рене вместе... Дикость какая-то. Но мало ли уродов. Спокойно, я просто вижу не то, что на самом деле. Это надо пережить. Это пройдет. Надо уйти... Надо сказать Рене, что мне нехорошо.
Джен дергается, но видение пропадает, оставив Джен наедине со смутным чувством раскаяния, словно она делала, делает и собирается делать что-то стыдное. Почему я увидела ее ребенком именно сейчас? Может быть, это какой-то сигнал подсознания? Что я не должна испытывать к ней такие чувства, мечтать о ней, желать ее? Что у меня вообще нет никаких прав на то чтобы... Нет, это бред какой-то... Почему я не могу?!

- Извини, что-то... голова закружилась, - говорит она Рене. Наверное, у нее сейчас совершенно ошалелый вид, чумной просто. Надо как-то объяснить. - Представляешь, мне сейчас показалось...
И вдруг понимает, что ей не совсем показалось. Так и есть. Звоночек. Она заметила легкое замешательство Рене, когда заговорила о романе. И еще потом, когда пригласила ее к себе. Вот и первая тень пробежала. Черт бы побрал прямоту в общении , к которой она привыкла последние годы. Простое правило: если хочется что-то узнать, задай прямой вопрос, получи прямое "да" и не обижайся на прямое "нет". У родителей совсем все не так, что у папы с его азиатской уклончивостью, что у мамы, у которой "да" и "нет" имеют сорок разных оттенков, догадайся сам... Она совсем забыла. Вот же лучший способ все испортить. Рене не хочет слишком близко подходить к ней, но и отказывать прямо не хочет, и эта пауза... А ее сознание отреагировало на поставленный подругой барьер несуразным видением.

- Ерунда, - тускло говорит Джен. - Показалось. Рене, я не настаиваю. Я буду рада, если ты сочтешь возможным... но тебе не обязательно... извини. Извини.

- Попробуешь всего понемножку, - улыбается Рене, - а съешь, что понравится. Я тоже ем мало, и мне тоже этого много. Порции непривычные... Да?
Ей не показалось? С Джен тоже что-то произошло сейчас? Она внимательно смотрит на потускневшую подругу.
- Показалось?.. - короткая пауза. - А мне было бы приятно, если бы ты настаивала, - вдруг сообщает она, все еще красная, как рак.
Чего это она вдруг? Обычно же не говорит так прямо... Как ребенок, право.
- Так что не извиняйся, не надо, - пытается смягчить свое высказывание и тут же выдает следующее: - Мне страшно. Боюсь, что не захочу уезжать.
Ауч. Что она только что сказала? Рене испуганно прикрыла рот ладошкой и пролепетала:
- И-извини... - теперь уже действительно испуганно глядя на Джен.

"Приятно, чтобы ты настаивала?!?!"

И вдруг Джен отпустило. Что она выдумывает себе проблемы? Все хорошо! Это они обе притираются друг к другу, пробуют - тут шаг вперед, тут надо сдать назад, тут можно, тут лучше не стоит... Да, попробуешь всего понемножку, а съешь, что понравится, именно так! И Джен облегченно рассмеялась, и не стесняясь, протянула руку, отняла руку Рене от губ и взяла ее в свою - не под столом, не украдкой, а так, словно имела на это право. Ужасно хочется обнять Рене, но их разделяют осьминоги, лещ и баклажаны. Джен блаженно улыбается, гладит ладонь Рене.
- За что, Рене, милая? Знаешь, я тоже боюсь... я всегда точно знала на несколько лет, вперед что я буду делать, жизнь расписана по дням. А теперь я ничего не знаю... и не хочу ничего знать. Не надо об этом, это еще через целых сто лет, не бойся, мы обязательно придумаем, что делать, чтобы тебе и мне было хорошо... ничего не бойся!
Джен переводит дух после этой непривычно долгой и бессвязной тирады. Ей трудно представить свою жизнь вне привычного круга дел. Ей невозможно представить, как она будет жить с утра до вечера, и все без Рене. А... пусть все идет своим ходом. Они правда что-нибудь придумают, а как же еще. Нет непреодолимых обстоятельств. Так ей кажется.

- Я хочу, знаешь, если тебе правда нравится, чтобы я настаивала, то я настаиваю: мне ужасно хочется засыпать и просыпаться рядом с тобой. Хотя бы иногда. Вот. А... давай за нас выпьем? За Джен и Рене.
Она поднимает за тонкую ножку бокал бледно-золотистого вина.

От этого смелого пожатия - на виду у всех! - Рене вдруг онемела. По-хорошему так, когда хочется продлить мгновение и не веришь, что все происходит взаправду.
- Да, сто лет... - растерянно повторяет она, чувствуя, как в глазах зажигаются звезды. Взгляд сделался совершенно влюбленным. - С-спасибо.
Да, спасибо, что настояла. Без этого решительного "я настаиваю", Рене бы еще долго мучилась выбором, переживала, считала, что если все закончится, не начавшись, они обе будут чувствовать себя ужасно глупо, и даже если бы переехала, ощущала себя неловко и не в своей тарелке. А если Джен настаивает, значит ей правда надо. И тогда можно и переехать. И не думать всякое лишнее.
- Да, так и сделаем! Завтра же соберу вещи.
Неловко берет левой рукой бокал и чокается с Джен:
- За нас. Пусть жизнь будет долгой, счастливой и совместной, - отпивает, немного приходя в себя. - Но по окрестностям я все же хочу поездить. У меня есть права, сейчас поищу...
Она торопится - пока Джен не передумала и не взяла все в свои руки. Рене тоже хочется что-то сделать. Пусть дом будет Джен, зато машина Рене.
- Вот, кажется, нашла. В двух кварталах отсюда. Уже закрылись, правда... но можно сделать заказ на завтра, хотя погоди... вот, есть энтузиаст, которому можно звонить до одиннадцати. Я звоню? - она приготовилась нажать на кнопку по сигналу Джен. - И... ты поможешь мне собрать вещи?
Она вдруг ни с того ни с сего чувствует себя еще более неуверенно, чем обычно. Странно. Спохватывается:
- То есть ничего делать не надо, просто побудешь моей группой поддержки, я быстро. Расскажешь что-нибудь или книгу почитаешь. Я... могу дать тебе почитать мой предыдущий роман - если хочешь.
Это очень большой шаг, но изданный роман - это уже выпущенная на волю птица, ее ругают, ее хвалят, но она больше не сидит под крылышком мамочки в гнезде и ею не так страшно делиться.

- Такой она и будет, Рене, - негромко говорит Джен, все еще не отпуская подругу; кажется, все ее существо сейчас сосредоточилось в переплетенных руках, между ними вибрируют горячие токи счастья, аж кончики пальцев покалывает... она парит высоко, ей что море переплыть, что гору сдвинуть. - Какой мы захотим ее сделать. За это!
И тоже отпивает несколько глотков. А счастье не стоит на месте, оно... вот оно! Чего ждать? Не тяни, вы же не бессмертные!
- Я подожду тебя в лобби, а потом помогу тебе вещи перенести в машину, согласна? Звони! Только заказывай не на прямо сейчас , хорошо? давай все же хоть немного поедим, раз нам уже принесли эту роскошь. У меня сейчас почти ничего нет, я же не знала... Только фрукты, вода и красное вино.
Джен отпускает Рене.
- Хочу, - говорит Джен. Раз книга уже издана и ее читают все, кому не лень, то почему Джен нельзя? - Я не очень разбираюсь в литературе, правда, но это неважно.

Книга - часть Рене, остальное правда неважно. Пока рене звонит, Джен переключается на еду. Пробует йогурт - вкусная и легкая закуска, хотя Джен в целом равнодушна к кисломолочным продуктам. и переходит к баклажанам. Да, вот с йогуртом, как ни странно, баклажаны неплохо идут, совершенно некстати думает она.

Рене молчит, втайне наслаждаясь этим ощущением - ее не отпускают. Она и не пытается отнять руку - чувствует, что ее держат, и втайне даже от самой себя радуется этому. Так ли она представляла свои первые отношения?.. Она не помнит. Ей это неважно.
- За это, - эхом отзывается она, смакуя терпкий вкус вина. Так вот какой сорт нравится Джен!.. Интересно, очень интересно.

В лобби? Рене ощутимо так удивляется, смотрит на Джен во все глаза, но потом, слегка вздохнув, отводит взгляд. Пусть будет так. В лобби тоже неплохо... Представляет, что будет, если кто-то увидит, что читает Джен. Надо обернуть книжку чем-нибудь, раз уж не получается заманить подругу в номер. Ах да, у нее же нет книжки - только электронная читалка, так что не страшно.
- Позвоню, - с улыбкой обещает она. - Хорошо, не сейчас. А когда лучше? Через час, через два? Оу, красное вино... а какое? - в ней снова зажигается интерес.

Кивает - конечно, она даст роман.
- А что там разбираться? Все просто: нравится или не нравится. По-другому не бывает, - теплая улыбка.
Звонит и договаривается, как Джен сказала. Через час - значит, через час. Через два - значит, так.

- Я вообще-то только начала разбираться в местных сортах, - отвечает Джен в паузах между пережевыванием упругих щупалец. - - Вот... мне нравится сладкое кипрское Палиа Варелиа, - если я только правильное его произношу... хотя хорошим вкусом считается любить сухое, а я люблю полусухое и сладкое! У меня есть полбутылки этого, а еще сухое, тоже критское "Андилари..." ,ой не, "Мандилари"! Я еще не пробовала, но в инете пишут, вкусное. А ты что любишь?
Она уже летит на крыльях, предвкушая, как вот сейчас Рене соберется и она, Джен, ее похитит и увезет к себе в маленький домик на берегу моря, и это будет так здорово! И через час она будет сидеть в лобби с книгой, чтобы не мешать Рене собираться, и будет делать вид, что читает, а сама обратится в слух, каждую минуту ожидая услышать звук открывающейся двери лифта и стук каблучков Рене. Джен уже знает, что она не вытерпит этого - вот так просто сидеть и ждать, она обязательно поднимется наверх... зачем? Такси вот-вот подъедет. Чтобы обнять Рене и осыпать ее поцелуями, пока оно не подъехало - вот зачем!
А потом помочь Рене донести вещи до такси, забраться туда вместе с ней - и похитить Рене, наконец!
Вскоре:
- Рене, а может быть... пойдем?
Нет, ну сама же хотела быть ненавязчивой и терпеливой!

- Кофе, - невпопад ответила Рене. Наверное, речь шла о сортах вин, но ведь Джен не уточнила... а Рене любит кофе! Черный, с пенкой, перцем и корицей. Мммм, объеденье! - Желе, мятное. Но желе само по себе, а кофе - по утрам, с шоколадным круассаном. А если вина, то итальянские пассито - из увяливающегося винограда.
Она ведь уже сказала, что любит полусладкие красные, поэтому решила, что Джен хочет больше конкретики. Она бы и марки назвала, но ей нравятся почти все, что она пробовала из указанных, и она почти уверена, что и все остальные тоже понравятся. Они такие... богатые на вкус, полноценные, словно для медитации.

- М?
УЖЕ?! Рене удивляется. Но раз Джен так говорит...
- Пойдем, - быстрая, смущенная улыбка. Она не знает, о чем мечтает подруга, но ее увлечение обдает ее жаром и лишает желания спорить. Правда, ее слегка напрягает необходимость попросить водителя подъехать к ним, и она тянет разговор, имитируя неуверенность в своих планах вкупе с горячим желанием нанять машину. "Да-да, очень хочу!" - ее глаза загораются, и она подробно рассказывает, где они сейчас, и что делают, и как они хотят покататься по окрестностям, и как им нравится машина, о которой идет речь, а на пляже, должно быть, совсем хорошо, так что когда водитель сам предлагает забрать их через некоторое время на пляже, возле которого он и живет - а это оказывается недалеко, - Рене с жаром соглашается, радуясь, что так все хорошо устроилось. Смотрит на Джен: она не против? Все же ведь хорошо, в конце концов... Смакует вино, которое нравится Джен, отчего в голове немного шумит и хочется побыстрее усесться на заднее сиденье, прижаться к Джен и ни о чем не размышлять!

Да, она собиралась устроить с Рене выход в свет, романтический ужин при свечах, чтобы они вот так сидели друг напротив друга, рука в руке , нежно смотрели друг другу в глаза и говорили - то соглашаясь, то противореча, то мучительно не понимая друг друга - шаг вперед, шаг в сторону... а в итоге все ближе и ближе! Она именно этого и хотела, и все именно так и было. Но вдруг она, неожиданно для себя самой, выдала это "переезжай ко мне" - почти не надеясь на "да". А Рене взяла и сказала! И все остальное перестало иметь значение - даже вкуснота на столе, даже вино в бокале. Джен предвкушает, как она помогает выкатывать чемоданы Рене, как они загружают все в машину...
- Рене, я совсем с ума сошла, - говорит Джен и смеется, чуть закинув голову. Кажется, они и правда с ума сошла или захмелела с полбокала вина. - Как это мы сейчас вызовем этого водителя, если мы пьем? Я никогда не вожу, если я выпью хоть капельку, а ты? Здесь, кажется, можно выпить бокал вина и сесть за руль, да? Я совсем забыла... Тогда сегодня за рулем ты!
Ведь во Франции тоже такие правила, кажется? Но на Джен это не распространяется, она хоть после капельки алкоголя за руль - ни-ни! Такие правила. Ох, она еще помнит, то есть какие-то правила? Педантичная, правильная Джен?
- Знаешь, я себя совсем не узнаю. Это не я...
И все же она просит Рене вызвать того самого водителя через полчаса, с поправкой на греческую необязательность - за это время они бы успели съесть не то что рыбку, а целого кита...
Водитель приезжает., Джен расплачивается - за двоих (можно?!?! я так хочу!!) , с лихвой оставляя на чай (это не Джен, Джен обычно считает каждый доллар). Гостиница поражает ее свое роскошью.
- Да... Мой дворец не в пример скромнее. Ты не заскучаешь по своим хоромам, Рене? - шутливо спрашивает она. Она собиралась подождать Рене внизу, чтобы не мешать ей собираться, все же сборы - это дело такое личное, почти интимное... Но разве она вытерпит - сидеть с книжкой на диванчике внизу и считая минуты?
- А можно я с тобой поднимусь наверх? Я не буду тебе мешать.
Конечно, она будет мешать! Первым делом она обнимет Рене за плечи, подойдя сзади, и зароется лицом в ее пушистые волосы, и поцелует ее в затылок, в шею, в маленькое ушко...

У Рене покраснел кончик носа.
- Да, пьем, но мы же не пьяные, - с упорством улитки, пытающейся залезть на очередную ступеньку в лестнице, возразила она. Но бокал отставила. Ну подумаешь, маленький глоточек! Ну два... Она ж и правда не пьяная. Ни капельки! Пара глотков ничего не изменит.
И тут она подумала, что было бы весело напоить Джен. И посмотреть, что будет. Та будет к ней приставать?.. Хм... Любопытно!..
- Я? Никогда не вожу пьяной. Но я не пьяная, - смущенно кашлянула. - Я слегка продегустировала прекрасный национальный напиток. Ты меня вовремя остановила. Так что я поведу. Все будет хорошо!
Слегка грустнеет, когда подруга говорит, что это не она... Если не она, то кто же?.. Кого полюбила Рене? Неужели кого-то, кого она больше никогда не увидит?.. Это было бы... странно. Но она пытается это принять. Наверное, у Джен что-то случилось и она поэтому себя не узнает. Все будет хорошо. Они поладят. Они же собрались жить вместе - у них будет много времени, чтобы узнать друг друга и обязательно поладить. Уговорив себя так, француженка улыбается - нежно и чуть-чуть задумчиво.
Нет, она совсем не против, если Джен заплатит за ужин - Рене ведь заплатит за машину, на два дня вперед. Все честно. Или почти честно. До пляжа они идут рука в руке, потому что писательнице совсем не хочется гулять как будто они порознь или только встретились - ей нужно прикосновение. Пусть легкое, почти дружеское, но так она чувствует, что они вместе. В темных переулках она слегка словно бы невзначай прикасается плечом к плечу подруги... "Ой, извини, споткнулась", - бормочет невинную хитрость.

Водитель демонстрирует машину, слегка прокатив их по пляжу, и Рене легко соглашается, что та в прекрасном состоянии. Переводит нужную сумму и забирает ключи. Она уже поняла, что переезжает сегодня, а не завтра, как собиралась, но... железо надо ковать, пока горячо, и никак иначе! Завтра Джен протрезвеет и может передумать. Этого допустить нельзя! Поэтому, попрощавшись с хозяином машины, она заводит мотор и везет их к своей гостинице - уютное четырехзвездочное нечто во второй линии от моря. Там есть бассейн и бар с коктейлями, больше Рене ничего не нужно.
- Ты не позволишь мне заскучать, - улыбается она. - Конечно, пойдем. Я изначально надеялась, что ты поднимешься.
Настроение сразу поднимается, и в номере она, заперев дверь, легко окунается в теплую ласку Джен - плавно опуская на пол сумочку, роняя с плеч палантин, забывая обо всем на свете...

Какие книги, какие сборы?.. Джен, только Джен. Спустя долгие несколько поцелуев она поворачивается к любимой лицом и застенчиво обвивает ее за талию. Ах, как жаль, что та не в блузке!.. Можно было бы намекнуть, играясь с пуговками, по-детски расстегивая и застегивая их, а теперь... Божечки, теперь придется сделать что-то более решительное, например скинуть с плеча лямку топа... Ой нет, Рене даже думать о таком страшно!.. Она просто зароется лицом в шею Джен, уткнется носом в плечо и легонько примется целовать, очень нежно, почти невесомо... Ей неимоверно стыдно, что они не собираются, но Джен сама начала!.. Рене не может сопротивляться.

Она даже не собиралась останавливать Рене, тем более говорить что-то такое, чтобы Рене начала оправдываться.. Подумаешь, один бокал красного вина. Здесь это допускается. Это не считается... Джен что, всегда так категорично выражается? Ой. Наверное, по привычке рассчитывает на то, что ей придется преодолеувать сопротивление, отстаивать, настаивать...
Джен одним махом осушает половину своего бокала. Почти черное вино терпко схватывает небо, согревает горло, а потом растекается по телу теплом и тяжестью. Это приятно.
- Нет, что ты! Мы не пьяные, мы просто веселые! - смеется Джен, хотя насчет себя она сомневается. Обычно ее алкоголь плохо берет, но тут что-то такое неуловимое носится в воздухе...
Уже стемнело, звуковым фоном - музыка, громкий смех, обрывки разговоров, пахнет солью и йодом от близкого моря, сигаретами, цветами и духами Рене. Так звучит и пахнет счастье. Джен идет по улочке, касаясь голым плечом чуть шершавого кружева платья Рене, голова немного кружится; Джен сжимает ручку Рене в своей, а потом (да кому какое дело, подумаешь!) обнимает ее за плечо и легонько прижимает к себе. Так и идет, стараясь приноровиться к ритму шагов Рене , попасть в такт ее дыхания, и только подойдя к машине, нехотя отрывается от подруги.
Расходы на аренду они потом, конечно, поделят, но давай я потом об этому подумаю, хорошо? Не сейчас...
Сборы как-то затягиваются, потому что, обняв Рене, Джен никак не может ее выпустить, говоря себе: еще минуточку... чуть-чуть... И она быстро и беспорядочно целует Рене и отвечает на ее поцелуи вперемешку с отрывистым горячим шепотом: "Рене... Милая... моя милая... "Вскоре Джен становится жарко, поцелуи становятся крепче и дольше, голубое кружево платья Рене скользит под руками Джен, скрывая от нее нежную и горячую кожу Рене... Джен гладит и осторожно сжимает и гладит свою прекрасную подругу, стараясь не сделать ей больно - Джен знает, что пальцы у нее сильные... как же мешает это платье! Джен ищет застежку, чтобы освободиться от этой досадной помехи... А потом сама решительно стягивает свой топ через голову и швыряет его на пол. Теперь ей ничто не мешает ласкать Рене... только вот это платье между ними...

Кажется, уедут из гостиницы девушки не скоро.

Ой... она и правда много выпила! Рене посмотрела на Джен с каким-то... исследовательским интересом. Чуть наклонила голову. Как, как в ней уживаются эти две противоположности: "Я не пью за рулем" и вот этот бокал залпом?.. Рене, наверное, и сама выпила, поэтому и не понимает, а может, близость Джен слишком пьянит ее разгоряченное воображение и думает она совсем не о том, о чем следовало бы...
- Да, веселые, - подхватывает она, смеясь непонятно чему.
Не все же тем мужчинам шуметь, можно и им с Джен немного. Немного.

...Сердце подпрыгивает, когда в каком-то переулке Джен берет ее за руку. Ах, разве так можно?.. Рене сейчас умрет от волнения. Сразу хочется прижаться, держать крепко и не отпускать... Мысли путаются. Она вроде бы о чем-то говорила?.. Ах, уже неважно... Джен ее опередила - обняла и держит, и сразу становится так спокойно и хорошо - Рене наклоняет голову на плечо подруге и идет в такт и дышит тоже, кажется, в такт... Только перед машиной Рене инстинктивно отстраняется, потому что мало ли, вдруг водитель боится таких, как они?.. Нельзя расстраивать других, особенно, когда тебе так замечательно! Вселенная такого не любит. Рене улыбается водителю чуть более ярко, чем всегда, разгоряченная недавними объятьями.

А в номере... Рене чувствует нетерпение подруги и прижимается крепче. Это очень волнительный момент!.. Ооооо, Джен такая решительная!.. Рене розовеет, скользя смущенным взглядом по стану любимой. Казалось бы, топ почти ничего и не скрывает, но когда ты в нем - ты одета и "все прилично" (если красота прилична), но вот ты уже без него и ступаешь на тонкий лед интимных взаимоотношений. Это какая-то новая и совсем иная сторона жизни, и Рене, не успев мягко пропихнуть руку Джен к молнии у себя на спине, быстро, словно кукольная балерина, разворачивается, убирая с шеи волосы - и да, теперь эта застежка вся перед Джен. С самого верха в основании не слишком глубокого декольте до самого низа чуть пониже спины - длинной тонкой змейкой, разделяющая жизнь на "до" и "после". А сердце все стучит - Джен понравится ее новое белье? Такое все тоненькое и розово-кружевное... ох, не слишком ли много кружавчиков?.. О чем она вообще думает?..
- Поможешь? - тихо шепчет, пытаясь дотянуться до замочка чуть повыше лопаток...

Да, торопиться совершенно некуда...

А у Джен тоже ломается ее тщательно выстроенная, упорядоченная вселенная, где все лежит по своим местам, где каждое событие имеет свое место и время, причину и следствие, и уж точно определенный сценарий. И где Джен может себе потом сказать: я все сделала правильно. Она никогда не уходила из ресторана, пока не будет аккуратно съеден весь заказ. Она никогда не ходила по улице обнявшись. Не хотела обнимать и целовать девушку. Не... Нет конца этим "не", зачем о них теперь думать. Все уже сломалось. И Джен, это не та Джен, что вчера, потому что у этой Джен есть теперь Рене, а в Рене все мило, нежно и горячо, и все сводит Джен с ума - от каштановых завитков на обнажившемся затылке, до этой длинной металлической змейки, до нежной розовой лямочки у нее на плече. Джен просто обуревает гремучая смесь умиления и желания, которую она сдерживает, чтобы не обидеть Рене невзначай. Джен медленно тянет змейку вниз, следуя за ней губами все ниже и ниже. Удивительно, Джен кажется, что она уже знает заранее, как трепетно Рене будет дышать, когда Джен вот сейчас осторожно обнимет ее тонкий стан, выскользнувший из кружев, какие нежные и беззащитные будут у нее впадинки подмышками, когда Рене поднимет руки, чтобы поднять волосы над затылком, чтобы Джен было удобнее целовать ее плечи и шею; потому что эта Рене - почти что сама Джен, потому что сейчас она так близко, что между Рене и Джен почти нет границы... так близко!
- Какая ты красивая, Рене, - бессвязно шепчет Джен. - Прекрасная... сама прекрасная, лучшая... любимая, Рене.
И, держа Рене в объятиях, делает вместе с ней шажок к кровати. Один, другой, такой медленный танец...

Когда казалось, что непривычный и прекрасный танец чувств и действий, в котором сплелись за этот вечер две девушки, начал подходить к своему горячему, сладостному пику, реальность увидала в метафорическом ручейке сочную рыбёшку, и словно голодная чайка заложила крутой вираж, переросший в штопор. Перед глазами Дженнифер, Рене (её Рене!) плавно и неумолимо принялась таять. Исчезать, заменяясь кем-то намного младшим. Под взглядом дизайнера, француженка усохла, а её обнажённые секундой ранее формы исчезли из бытия, очевидно оказавшись для него слишком прекрасны. На месте зрелой и прекрасной Рене осталась... Да в сущности она же, просто моложе на полтора десятилетия. Румяная девочка, невинная и умильная, словно робкий подснежник, выглянувший из под снега сброшенной одежды.
Сама Рене также не могла не заметить собственных метаморфоз. Мир вокруг возвеличился, заставляя писательницу почувствовать себя такой маленькой и слабой, словно напуганный ребёнок. Подруга (и даже более того - Джен) рядом в миг стала выглядеть не столько объектом того жаркого, сладкого влечения, сколько фигурой Старшего, на которого можно уповать во времена страха и сметения, вроде тех что длились вот уже столетия, начавшись пол минуты тому.

Платье скользнуло на пол с тихим шуршанием, и с ним ушли сомнения, подспудное ожидание разочарования, испуг и лишнее беспокойство не к месту. Ну вот, она уже все видела. (Нет, Джен, конечно, и раньше все видела, но и сейчас тоже.) И продолжает обнимать. Значит, Рене на месте. Значит, все точно в порядке, как и должно быть. Можно быть смелой. Можно быть собой.

...Ответить на каждый поцелуй. На каждое легкое объятье. На каждое прикосновение. На каждый вздох. Рене всегда будет мало, но она терпелива. Если Джен и не набрасывается - то и Рене не будет. Влюбленный взгляд. Любовные касания. Она с легкостью падает в три слоя перин, тихо смеясь и увлекая за собой подругу... любимую. Лучшую. Единственную. Она могла бы сказать так много, но она находит лучшее применение губам... но в какой-то момент не выдерживает и ласково отвечает:
- Вся для тебя...
И руки вокруг шеи вдруг становятся такими тонкими и непривычными. И томное волнение во всем теле сменяется голодным урчанием.
- Джен?.. - глаза вдруг становятся на пол-лица. Она не знает, что говорить и что думать, пока Джен ей не скажет. Что происходит? - Джен!
Еще минуту назад соскользнувшее с нее белье казалось интересной идеей, но сейчас, в данную минуту... это почему-то уже неважно. Все чувства как-то странно изменились, и гораздо сильнее пугает не обнаженка без применения рук, а... вес любимой.
- Джен, ты тяжелая... - пискнула француженка, не в силах скинуть с себя навалившуюся тяжесть.

У Джен сносит крышу так, как никогда-никогда в жизни не сносило с парнями, от этого "вся для тебя", от ощущения, что все можно, она проваливается в эти самые три слоя перин вместе с Рене, и ей хорошо-хорошо, и она падает-падает-падает...
Все же совсем неглубоко она успела провалиться. Боги выдергивают ее из блаженного исступления на мороз быстро и грубо, тоненьким голоском Рене: "Джен, ты тяжелая"... Тоненькие ручки, нежный детский овал подбородка, складочка на шее... и кожа Рене пахнет совсем иначе, это молочный невинный детский запах... Ребенок! Ребенок! Она обнимает маленькую девочку, пылая совсем не невинными желаниями! Джен, издав горлом сдавленный звук, отшатнулась, глядя на Рене круглыми глазами... Я сплю, это страшный сон... Я сплю! (Давно когда-то Джен снились такие страшные сны, будто она идет по улице и вдруг обнаруживает, что она в одном белье.. и даже без белья... или что она с кем-то занимается любовью, и вдруг оказывается, что комната полна людей... конечно, она ходила к психоаналитику, так все делают, и слушала умные слова про комплекс вины, боязнь фрустрации и все такое... ) Джен вдруг замечает, что она наполовину раздета и эта девочка тоже раздета, и ее охватывает такой жуткий стыд и такое чувство своей преступности... она... что, она ее раздела, обнимала и целовала эту малышку? Джен беспомощно глядит в глаза девочке - для того, чтобы глядеть только в ее глаза, а не... на что-то еще. Джен воздвигает между собой и Рене преграду из простыни... и только после этого у нее прорезается голос. Правда, он дрожит.

- Рене... Ты... такая маленькая! Прости, я не хотела... тебя обидеть, милая... Рене? Это же - ты?
Самое ужасное в том, что Джен ни на минуту не сомневается, что никакой подмены быть не могло, и этот ребенок - настоящая Рене, ее Рене... Ей хочется, чтобы Рене что-нибудь сказала, и страшно того, что Рене может сказать...
*****
Джен. По крайней мере, это я. Джен. Дженнифер Чен. Я та самая. Прекрати истерить. Ты же ее напугаешь. Господи, только бы она не закричала...
- Рене, милая, - сказала Джен миг спустя все еще дрожащим голосом. - Не бойся. Я тебе ничего плохого не сделаю. Ты... хорошо себя чувствуешь?

Руки. Такие маленькие. Она не могла сбросить с себя Джен. Что происходит... Где-то глубоко в горле зарождается паника. Кричать?! Плакать?! Но это ведь не она... не Рене. Рене обычно молчит, улыбается и все прощает. Рене не истерит. А очень хочется - особенно, когда осознает, что истерит Джен. На ее лице отражается все то, что сейчас испытывает Джен, - страх, паника, растерянность, стыд... Она машинально прижимает к груди протянутую ей Джен простыню... как могла бы это сделать совсем юная девушка, оказавшаяся голой перед тем, кого не было в ее планах...

Что произошло? Почему она маленькая? Почему больше не хочется того, что хотелось минуту назад??? Почему она об этом даже не сожалеет??? Она смотрит в глаза любимой и не испытает ни малейшего стыда за обломанный кайф... и понимает, что так нельзя. Это неправильно. Если сделал другому больно, надо хотя бы немного посамоугрызаться. Она, что, больше не человек?..

На этом драматичном моменте она вдруг отвлекается. Грудь! У нее нет груди!!! Глаза темнеют еще больше - она опускает голову и простыню, с недоумением рассматривая метаморфозы.
- Джен... они... - поднимает взгляд.
Джен что-то говорит. Француженка делает над собой усилие и вслушивается. А хочется совсем не этого. Хочется пойти послушать, кто там говорит за дверью. Проверить, точно ли за окном поет дрозд или это все же соловей или синица. Хочется есть и рисовать. А еще... Она сосредотачивается. Джен волнуется?..
Она протягивает ручку и легко, ласково касается ладошкой щеки любимой.
- Это я, - она бросается Джен на шею и затихает.
Это все, что ей сейчас нужно. Чувствовать Джен. Знать, что та не уйдет. Она рядом. Все хорошо. Если они вместе - все абсолютно точно хорошо. Всем остальным можно пренебречь.

- Я... есть хочу, - тихо жалуется она в ответ на последний вопрос. - Ты обещала приготовить...

- Да, - говорит Джен и осторожно обнимает Рене. Рене теплая и легкая, похожа на воробушка. - Я знаю. Это ты, моя хорошая. Я тут, с тобой.

Джен сидит, гладит Рене по волосам и слегка покачивается из стороны в сторону вместе с ней. Джен даже не пытается думать, что произошло, потому что она все равно ничего не придумает. Что-то произошло, что ни с кем не происходит, а с ними - взяло и произошло.
- Да, конечно, я сейчас... только я думала, мы уедем жить ко мне в домик, там все есть чтобы готовить, а здесь... у тебя кухня есть? И холодильник? Давай посмотрим?

В номере по идее должна быть мини-кухня, бар, электрический чайник, кое-машина и холодильник. Джен отворачивается и натягивает обратно свой шелковый топ. Взгляд падает на комок голубых и розовых кружев на ковре у кровати.
- Погоди, тебе сперва надо что-то одеть. У тебя есть футболка? Где твоя одежда лежит? Сейчас мы тебе из футболки длинную тунику сделаем, или даже платье получится такое, оверсайз, будет здорово! А завтра я тебе куплю новую одежду, хорошо?

Сейчас мы придумаем для Рене какую-нибудь просторную накидочку из того, что у нее есть. А потом сообразим поздний ужин.

У Рене снова краснеет кончик носа, а следом за ним - уши и шея.
- У меня нет футболок, - тихо шепчет она, соскакивая голышом с кровати и начав кружиться по комнате в поисках чемодана? Или шкафа... Как же непривычно! Самые простые вещи теперь сложные. Она привыкла ориентироваться по памяти, делая многое машинально - ведь когда без очков, деталей не разобрать, а действовать все равно нужно.

Стоп. Что-то не так. Что-то лишнее... Она останавливается посреди комнаты и медленно подносит ручки к голове... Почему все такое странное? Очки с'ехали? Точно! Она поправляет свои огромные очки с тонкими стеклами и снимает их.
- Джен! Я вижу нормально!!! - она радостно оборачивается к подруге.
Хоть какая-то плюс-минус хорошая новость за последние несколько минут.
- У меня зрение начало садиться в пятнадцать, а сейчас... как думаешь, насколько я выгляжу? - она посмотрела на Джен, потом, не задумываясь, подошла к шкафу и распахнула его. Пришлось, правда, слишком высоко и непривычно поднять руку, но это мелочи. В шкафу ровными рядами висели платья, брюки, блузки и блузы.
- Вон ту, наверное, можно, - указывает она на ярко-алый шелковый блузон, достигавший ей в прежнем виде до середины бедра. Она редко его носила из-за чрезмерной яркости, но сейчас ей хочется именно такого - одеться как райская птичка и веселиться. Добавляет: - Она с пояском. В самый раз, наверное, да?
Смотрит на Джен. Как никогда прежде, ей нужно одобрение. Она же все правильно делает, да?

Задумывается о кухне.
- Давай уедем к тебе? Я только микроволновкой пользовалась... Бар есть...
Кухня в номере есть, но нет достаточного количества посуды, кастрюль, сковородок. Только несколько тарелок, приборов и чашек, один небольшой металлический ковшик и сковородка. Плита одноконфорочная - только чтобы разогреть что-то или поджарить тосты. Впрочем, для тостов есть тостер. Зато бар шикарный - многочисленные местные вина, виски, ром, бренди, тоник, несколько видов газировки, домашний лимонад. В холодильнике сиротливо притулился к стенке одинокий сэндвич в упаковке.