Лимес | ходы игроков | V — "Слов нам и слез не дано в утешенье, страшный свирепствует враг"

Стрелы свистят, пророчат смерть, люди кричат от боли, страха, умирая...
Смерть находит слабых, трусливых и забирает их первыми. Но Эрвиг никогда не был трусом, он просто был достаточно умён, что бы не дразнить ежа голым задом.
Но в последнее время что то изменилось: кинулся в погоню за убийцей и чуть не лишился головы в схватке с ним; бросился в горящий шатер и голыми руками лез в огонь, доставая припасы и вот сейчас, вместо того что бы спешиться и укрыться от стрел за щитом легионерским или конем, он сидел в седле, уверенно как никогда.
И словно этого было мало, он набрался наглости и вынув меч из ножен, вскинул его к небесам и прокричал, разводя руки в стороны, словно собирался принять на себя все стрелы:
- Трусы! А ну подходите и бейтесь как мужчины! Давайте, все на меня! Рррааа!

Гревтунг направил коня прямо на гуннов.

  Луций смотрит на Тамар, не сразу соображая, что сейчас произошло. Вытолкнула из-под стрелы! Да она сама как стрела! Эта женщина создана для степи, тут уж не поспоришь. То что она рабыня – это то ли подарок неба, то ли причудливое недоразумение.
  – Марк! Прячься за щиты! – кричит Луций.
  Его-то Тамар защитит, а кто защитит Перводви... стоп, Тамар, куда ты!?!?!?!
  "Да что ж ты делаешь! Не будет он с тобой драться, тебя сейчас втопчут в землю либо сделают ежа!"
  "Что делает, что делает... жертвует своей молодой, гордой жизнью, отвлекает... чтобы ты ещё один-два вечера смог топить остатки своей жизни в бутылке. А потом всё равно умер. Такой глупый размен."
  Луций спрыгивает с коня, хватает первый попавшийся щит.
  Что там сказал отец? "Если можно будет не умирать – не умирай?" Но не он ли просто играет в Луция, как в фишку на доске? И какой выбор здесь ведет к смерти, а какой к жизни? Да тут все ведут к смерти. И есть ли ради чего жить, если опять все, кто хоть что-то для тебя значит, погибнут? Ради Величия Рима? Даже колдун не поверил в него.

  Да к черту! Величие Рима – не мрамор Сената и не песок Колизея. Величие Рима может быть только в Римлянах. Римляне идут до конца, хоть в степи, хоть в выжженной пустыне, хоть на залитых кровью улицах своих городов.
  Что успел – то успел. Ради этого стоило жить.

  – Наступай за ними! В строю! – командует Луций Татиону. Татион сейчас удивится. А потом поймёт, что это тут единственный шанс – гунны осмелели, подошли вплотную, чуят победу, сыпят стрелами, хотят отличиться. И как всякие степняки наверняка кинутся врассыпную перед строем солдат. Но что если не кинутся? Если останутся, уверенные в своей победе. Пожалуй, единственный шанс их догнать – броситься бегом, но тогда те, что зашли сзади, просто расстреляют солдат в спины.
  Другого шанса не будет.
  "Тамар, мы родились с разницей в двадцать лет, но, похоже, смерть подравняет это недоразумение. Пусть нас и пошлют в разные инстанции, а жаль. Где я ни бывал, с тобой там всегда было не так погано! Даже на этой проклятой окраине."
  Только Татион... а что Татион? Татион всегда крайний! Не задаёт лишних вопросов, он действует. Он тот край, в который все упирается и удерживается. Аве Татион! Аве Тамар! Аве Рим!


Получатели:

Тингиз

Золотой Шлем вдруг спрыгивает с коня. Он кричит что-то, отдаёт приказ за приказом, размахивает обнаженным клинком...
А потом вдруг пропадает.
Тингиз упустил из виду момент, когда это произошло.
Упустили его видимо и римляне, озирающиеся по сторонам в поисках командира.
Поразила ли его стрела?
Изменила ли ему храбрость до того, что он спрятался среди тел мертвецов?
Или быть может духи скрыли его?

Тамар и Эрвиг, рванувшие вперёд, не видели как Луций исчез. Не видели и многие солдаты. Зато Марку невольно и абсолютно неуместно вспомнились древние строки...

«Но неждан­но его унес­ла Афро­ди­та,
Очень лег­ко, как боги­ня, сокрыв­ши под обла­ком тем­ным.
В свод­ча­той спальне души­стой его уса­ди­ла...»

Конь Тингиза вдруг наткнулся на что-то.
Споткнулся — всадник едва удержался в седле.

Продолжают кровавый путь гунны.
Лишь шлем золотой покатился из под копыт...


Получатели: Луций Цельс Альбин.

- Поехали, - сказал Аспург, оглядел воинов, - кто хочет повеселиться?

Аркут его не обрадовал. Но и не удивил. Прожив столько времени с римлянами, он научился думать, как они. И различать хитрость и ум. Аркут был хитер. Но вряд ли настолько же умен.

Аделф распластался. Плашмя, всеми силами вжимаясь в землю он надеялся что достаточно далеко, чтобы по нему вели прицельный огонь, а шальная стрела это воля богов, на которую он сейчас и уповал. С раненой ногой, кстати надо посмотреть насколько серьезна рана, на вершину холма ему путь заказан. Сейчас нужно только ждать помощи. Помощи от воина. Марк не тот человек, которого послушают военные, это было ясно раньше и стало еще яснее сейчас. Но один такой человек был и только на его помощь из смертных оставалось уповать.
- Татион, помоги.

   Татион не чувствовал рук, которые держали щит и меч. Они были словно продолжением самого трибуна, как броня стала кожей. Также, он уже практически не ощущал тяжёлого дыхания и шума крови в ушах. Все внутренние ощущения смазались, стали одним непонятным комком, в котором пребывал Гектор. А враг вокруг упивался бойней, это было похоже на то как уверенный в себе гладиатор даёт фору своему противнику, только эта уступка ложная, видимая, но не настоящая. Да и кто в здоровом уме будет лишать себя преимущества, когда на чащах весов жизни?
   — Стой! — гаркнул трибун.
   Он ещё буквально миг покрутил головой, осматриваясь, но так и не нашел магистриана. Мертв? Накрыт чьим-то телом?
   — Слушай приказ, — он вложил меч и потянулся за копьём, взял его как брал сотни раз. Косым хватом, чтобы острие смотрело в небо, а древко плотно прилагало к тыльной стороне руки.
   Получается, что они действительно останутся тут? Их просто перестреляют, а раненых, которые выживут, уведут как рабов... Конечно, для империи кто он такой, Татион? Да хоть кто из них — солдат, пешка на огромной карте. Так может случиться, что их смерти ни на что и не повлияют. "Недопонимание" не помешает заключить договор, если он будет необходим или наоборот, станет предлогом уничтожить всё. Все лишь пыль под железом великого Рима.

Получатели: Гектор Марк Татион.
   Трибун укрылся щитом и попытался настроиться. Откинуть мысли и тревоги, остаться в этом мире наедине с предводителем гуннов, почувствовать его дыхание.

Битва! Она начинается без всяких приготовлений, без всякого предупреждения. Враг возникает словно из ниоткуда и вот уже падают с неба стрелы. И падают сраженные стрелами римские воины.

Марк не находит себя, глядит неверящим взором разворачивающуюся катастрофу, глядит на Луция. Тот должен командовать сейчас своей маленькой армией... А Марк... Марк, пожалуй, должен остаться подле него... Разве не так?

Он и пытается остаться, придерживая коня. Только проходят секунду и все плотнее становится град стрел, все сильнее сжимает ужас сердце. К чему, к чему это? Так вопиет все естество Марка Аврелия. Он решается все же и спрыгивает с коня, укрываясь миг за телом животного, а потом бросаясь к повозке. Хоть какое-то укрытие, хоть какое-то спасение от стрел, каждая из которых в любое мгновение может без всякого предупреждения оборвать его жизнь.

Магистриан кричит в это время свой приказ.

- Так*! - отзывается Марк. Оглядывается быстро вокруг и зовет к себе пару солдат, еще не успевших. Кричит им прикрыть щитами уходящих рабов. И его самого.

И дальше несется вихрь событий. Несутся стрелы, бьют в щиты, бьют в мягкую плоть. Падают солдаты. Падает Адельф. Просто пропадает унесенный будто богиней Луций. Он тоже пал несомненно...

Стрелы разили римских воинов с той заурядностью, с которой гунны встречали утро чаркой кумыса. И так же кричали что-то невнятное, что и Люди за Стеной. Что кричат все люди закатных земель перед смертью. А потом умирают. По-разному, но конец у всех один. И кровь их насыщает духов земли. Под Тенгри все идёт своим чередом. Разве что... как она это сделала?

- Ар-р-р! - взревел Тингиз, грозно размахивая Йеркутом. - Я раздавлю вас камнями, и вы позабудете свежий рассветный ветер! Не нестись вам на всем скаку догоняя хунну! Несите стрелы и убейте их или познание мой гнев!

Колени впились в бока коня. Рука потянулась за оперением стрелы. "Колчан должен быть всегда полон". И Тингиз следил за тем.


Получатели:

Тамар знала, что ее мужчина а ее спиной и с ним ничего не может случится. Она не хотела смерти в этом бою, только убить предводителя гуннов. чтобы они отступили. Поэтому аланка не отрывалась сильно от легионеров, чтобы можно было отступить за стену щитов, или что они там смогут выстроить в чистом поле. Воительница гарцевала на своем коне и одну за другой выпускала стрелы. Пускай первую крылатую смерть принял на себя другой гунн, у нее таких гостинцев для налетчиков еще много.

Остерегайся загнанного зверя.
Зверь боится охотника, боится стаи голодных псов. Зверь бежит.
Но когда бежать некуда — зверь поворачивается.
И бьется насмерть.

Человек поступает иначе — Тингиз точно знает.
Готы бросают оружие и сдаются.
Сарматы отступают, до последнего полагаясь на быстроходность своих лошадей — хоть кто-то, да спасётся.

Но римляне — не готы и не сарматы.
И Тингизу лишь предстояло узнать, загнанные — они бьются как звери.

Бросаются вперёд в едином порыве.
Без боевого клича, но с яростью во взгляде.
Они захватили этот мир.
Они не собирались отдавать его без боя.

Гунны пускают стрелы одну за другой — едва спустив тетиву, уже накладывают другую. Бьют не целясь, на скорость... Но римлян уже не остановить.
Можно убить — но не остановить.

Вскидывает лук Тамар. Ещё один всадник свалился с лошади со стрелой сарматки в груди. Сарматки — или уже римлянки? Сейчас — все вы римляне...
Вдруг что-то с силой бьет женщину в грудь.
Ха, пустяк, и не такое бывало!
Усидела в седле...
Сейчас бы только вздохнуть пару раз...
Второй удар.
Короткий вскрик.
Земля приближается.
Что-то хрустнуло.

Конь Эрвига — весь в пене от непрерывной скачки. И всё же, когда гревтунг бьет скакуна плетью — тот переходит на галоп.
Стрелы бьют в щит, одна оставляет глубокую вмятину на шлеме — в тебя словно стреляет всё вражеское войско!
Никто не устоит под таким обстрелом... но боги хранят тебя.
Кольчуга выдержала.
Ты выдержал.

Гунны видят рывок, они поворачивают, чтобы отступить, их лошади свежие и куда выносливее римских...
Но на короткой дистанции, ты всё ещё быстрее.

Врубаешься в строй, меч рубит направо и налево, падают тела.
В тот миг — ты словно легендарные воители древних лет...
Тебе нет равных.

Римские лучники пускают стрелу за стрелой.
Метают копья легионеры.
Ответный огонь выкашивает ряды воинов Рима — но они не замечают ран.
Не замечают, как падают товарищи.
Они наступают.

— Прикройте меня!

Кричит Марк.
Его не слышат.
Не слышат и стон молящего о помощи Аделфа...

Тингиз видит — что-то идёт не так.
Но — несущественно. Всего один всадник, пусть и хранимый духами, не разгонит отряд. На каждую стрелу противника, вы выпускаете двадцать. Вы отступаете — организованно, спокойно.
Ты контролируешь этот бой.
Твои две стрелы уложили наглую девчонку, посмевшую в тебя стрелять.
Ты всё ещё непобедим.

Потом ты летишь. Удар о землю. Ещё один. Что-то тяжелое придавило сверху — твой собственный конь! Пущенный одним из римлян дротик пробил матёрому мерину грудь на полном скаку.

Невозможно!
Невозможно!
Ты ведь рассчитал дистанцию!
Дротик не мог попасть в тебя! Не мог!

Пытаешься подозвать кого-то — но падение выбило из тебя весь воздух.
Ты невредим — иронично, духи всё ещё берегут тебя...
Но прямо сейчас ты нужен там!
Нужен своим людям свежим, контролирующим ход боя!
Ладно.
Нужно вылезти.

Нет. Нет!
Прямо над тобой — командир римлян!
Как он оказался здесь?!
Это невозможно!
Да что эти римляне за колдуны такие?
Их кони носятся словно ветер, их копья бьют так же далеко, как стрелы, их люди переносятся по воздуху туда, где их быть не должно...
Колдуны равнин.

Но вы гунны, вы...
Отступаете?!
Темнота.

Смертоносный вал всадников откатывается назад. Рывок римлян и падение предводителя ошеломили гуннов, продолжающих отстреливаться, но всё больше наращивающих дистанцию...

Облако поднятой гуннскими скакунами пыли скрывает легионеров. Стоны раненых разносятся в воздухе, но даже сквозь этот стон можно различить приближающийся стук сотен копыт.

Рим победил.
Но победа далась страшной ценой.
Десятки трупов лежат на равнине, многие легионеры ранены — на точный подсчёт нет времени, да и ничего он бы вам не дал...

На земле Тамар. На земле Аделф. Конь Эрвига сделал несколько шагов и осел наземь...

Вас осталось так мало.
Все уставшие, тяжело дышащие — Луций и Гектор, Эрвиг и Марк...
Кучка людей в тысяче миль от дома.

Луций

Ты видел, как он это сделал.
Как поднял лук, и выпустил две стрелы.
Как обе пробили грудь Тамар.
Ты видел — и ничего не мог сделать.

Сделал Татион — совершил бросок невозможной силы и точности, враз уложивший коня предводителя гуннов.
Сейчас его придавило.
Он в твоей власти.
Единственный козырь в невозможной игре...

Гектор, Эрвиг

Вы переломили ситуацию. Сделали невозможное.
Рывок Эрвига, врубившегося вдруг в ряды превосходящего по силам отряда и невозможный бросок Гектора, уложившего предводителя — ваши дела выправили положение.
Принесли краткий — но успех.
И всё же вы устали.
Даже вернись сейчас тот же отряд гуннов, который вы погнали — вы не выдержите.
Не говоря уже об их подкреплении.

Тамар
Лежишь под бескрайним синим небом.
Смотришь на солнце.
Пытаешься встать — резь в груди не даёт.
Ты ранена.
Тяжело ранена.

Аделф, Марк

Видишь лекаря. Он лежит на земле.
Возможно, ты сможешь ему помочь.
Возможно.

Тингиз

Темнота.

  Не получилось...
  Луций стоит, пошатываясь после того, как его на полном скаку сбила лошадь. Надо снова взять в руки меч или дротик. Дротик. Кинуть вслед их предводителю. Но ещё раньше, чем он Видит, как стрелы пробивают грудь Тамар.
  Да, вот так это и происходит – ты ничего не можешь сделать, просто смотришь, как умирает кто-то, кто тебе дорог.
  "Суки, – думает он. – Подлые пидоры!"
  Воспоминания, словно вспышка. Он вспоминает Новиодун. "Докажи, что от твоих варваров есть польза." И он, как обезьяна, что-то там им изображал, плясал под их пидорскую дудку, ломал комедию, чтобы просто его людей отпустили с ним на смерть, а не убили ещё там, на Дунае, безо всякого смысла, на потеху вельможам.
  До дрожи хочется их всех троих сюда, в свист стрел, в крики раненых и ржание лошадей. Как бы исказились страхом их убогие лица. Как бы задрожали их поджилки. Даже в тупую солдафонскую голову Максима проник был страх. Нет, не страх – леденящий душу ужас! И пусть бы они посмотрели, как Тамар без страха бросилась защитить его, Луция, а потом кинулась на врага. Как Эрвиг бросился в бой!
  Варвары достойнее римлян быть римлянами. Варвары похожи на тех римлян, которыми мы были когда-то. Да не так давно, всего каких-то полвека назад! Он же помнил... Как так случилось? Почему так стало? Это рок, проклятье, поразившее империю, или просто недоработка, несовершенство, которое можно исправить? Кто ж ответит на этот вопрос...

  Злость – это хорошо. Мертвый злиться не может. И злость притупляет боль, почти как вино. Но потом злость пройдет, Луций это знает.

  – Ты в плену, – говорит он Тингизу по-римски. Этот скот не поймёт слов, но поймёт всё по интонации.
  Зарезать его? Это могли быть его стрелы, а могли быть кого-то другого. Тамар ранил не он. Тамар ранил Луций, когда взял её с собой. Её ранил Софроний, когда отправил их сюда. Её ранил ёбаный Архип, когда сжег припасы и выпустил арабку. Её ранили три чванливых барана, не давших достаточно солдат. Луций злится сейчас на них. А больше всех на себя. Не за то, что сделал – за то, что ничего и не мог сделать. Такой был приказ – идти сюда, на растерзание. Он выполнил. Лучше было бы оставить Тамар в Империи, но никак нельзя было оставить. Лучше было бы сюда не приходить, но нельзя было не приходить.
  – Связать его! Эрвиг, стереги его! Татион, на холм! Помогайте раненым! – командует он. Арабки уже должны быть там, если ещё живы, они прикроют их своими стрелами.

  Он наклоняется, чтобы взять её за руку. Что он может сказать ей?
  – Ты справилась! Молчи! Не трать силы на слова! Держись, мы скоро будем в безопасности.
  Не будут, конечно, но и не в чистом поле, под дождем стрел.
  – Положите её на щит и потащили! – лишних щитов вокруг теперь много.
  Да, может, это плохая позиция, но лучшей все равно нет. Но холм крутой, сразу его не возьмут. И лучники, кто сможет стрелять, оттуда смогут быть как минимум на равных с гуннами, а щиты будут прикрывать лучше. И надо, надо черт возьми, посмотреть, как будут действовать эти чертовы гунны без командира.
  Да, может быть, там, на этом холме они все и погибнут. Но по крайней мере это лучше, чем сдаваться и быть сразу же убитыми этими дикарями. У него ещё есть кое-что в запасе. Аспург.
  – Марк! Марк! Найди...

  Он подцепляет непослушными пальцами свой шлем, лежащий в пыли. Напяливает его на голову. Ничто ещё не кончено. Это будет длинный день, хотя для многих он ознаменует короткую жизнь. Да что там. Уже и не так их много осталось.
  Что ещё? Берет лук вражеского предводителя, стрелы, меч, или что там у него. Пригодятся.

  А может... просто уехать прямо сейчас? Бросить всех этих людей. Только Эрвиг, арабки, гуннский начальник, Марк – на коней и в галоп... да, гунны могут и поймать их, но... могут и не поймать. Вернуться, выполнить задачу и забыть все это, как страшный сон.
  "Я не могу бросить своих людей."
  Все ты можешь, Луций. Все ты можешь. Ты потому и дукенарий службы ин ребус, что можешь предать кого угодно ради Империи. И себя тоже. Перешагнуть через любые принципы, любые обычаи, любые договоры, любые чувства. Мерзкий скорпион, который жалит крыс.
  Бросить Тамар с двумя стрелами в груди. Бросить Татиона, бросить всех. Спокойно жить ты уже не сможешь, но когда ты жил спокойно-то? Все равно не сможешь, так и так. Тогда в чем выигрыш оставаться?

  В том, что ты не как они. Чтобы делать то, что ты делаешь, нужно верить не только в Империю, но и в себя. Ты тот, кто делает до конца то, что делает. А ты здесь ещё не закончил, не так ли? Такая служба.
  Служа великому, можно предать кого угодно, потому что это целесообразно. Но нельзя этого делать, потому что... тебе страшно. А тебе страшно, Луций. Тебе страшно, что эти люди, ставшие близкими, перед которыми ты говорил громкие слова, которым признавался в том или в этом, умрут у тебя на глазах. Тебе страшно. А дукенарий ин ребус не бежит от страха. Его можно напугать, он ведь человек, хоть и наполовину. Но его нельзя сломать этим страхом.
  И даже если... даже если он умрет, эту битву увидит Тот, кто видит всё. Может быть, Он сейчас смотрит и решает, достоен ли Рим существовать?

  Но надо подстраховаться. Надо сделать так, чтобы все это было не зря. Не на небе – ты не можешь постичь небесных замыслов, Луций. На земле.
  – Марк, Эрвиг, ко мне! – кричит он. Он достает два камня из мешочка, каждому по одному. – Слушай приказ! Возьмете лошадей, всех, какие есть, этого... – кивает, сжимая зубы на Тингиза. – И поедете к кораблю. Я пошлю вам вслед арабок, если успею. Но не рассчитывайте на это. Уходите. Марк, вот мои отчеты. Про эту битву я не успел написать, так что тебе придется самому. Напиши все, как было – что они атаковали с трех сторон, как действовали, как стреляли, как нападали. И возьми с собой его лук, отдашь магистру. Эрвиг, ты... это твоя плата. Марк тебе поможет продать камень, ты станешь богаче, чем когда-либо мог надеяться. Только доставь его и пленника в Константинополь. Марк, слушайся его во всем, пока вы в степи, ты выживешь только так. Выполни это. И проследи, чтобы серебро Квирины пошло на нужды больных, в соответствии с его завещанием.
  Жмет ему руку по-римски.
  – Ну, все, не мешкай!

  – Татион, найди Адльфия. Может, он ещё жив.


Получатели:

Получили, суки! Не мужчины, не могут сражаться лицом к лицу, а лишь стрелять в женщин и в спины.
Конь осел на землю и Эрвиг неуклюже слез с загнанного зверя, присел на одно колено у морды коня, воткнув меч в землю и заглянул во влажные и такие умные глаза.
- Ты молодец, - погладил коня по морде, - Отдыхай…

Встал, взял меч. Как раз вовремя, ведь Луций позвал. Ага, поймали вожака этих слабаков. И как они только могли победить гревтунгов?
Сел подле связанного Тенгиза, обломал ударом меча, воткнувшиеся в щит вражеские стрелы. Но не долго гревтунгу предстояло сидеть, Луций позвал вновь и теперь с новым распоряжением. Сказал то, чего варвар желал все это время, ради чего вызвался проводником, но почему теперь он хотел остаться здесь, где всех их ждёт смерть? Желание самому себе и богам доказать что трус? Но ведь доказал уже, не раз, это неопровержимый факт. И не только храбрец, но и не дурак. А сопроводить Марка, да пленника обратно, тут тоже требуется немало отваги и сообразительности. Да и времени нет препираться.

Кивнул римскому вождю на прощание. Хотелось бы что то сказать, да вот только бессмысленны слова и не нужны. Помогут боги и встретятся вновь, тогда и скажут все что не успели.

   Это происходило сотни раз и вот опять. Цивилизация щедро устилает черепами своих верных детей себе дорогу и нету дела ей до таких как Тамар и любого из сейчас лежащего в сраной пыли, пробитого гуннской стрелой...
   И это правильно. Рождаясь под знаком Рима, глупо надеяться на то, что это "он" пожертвует собой ради тебя. Даже не глупо — для Гектора это равносильно предательству, гнусному удару в спину! Всё просто. Остальное к пеплу.
   Гектор не мог не заметить безумного, но такого действенного конного рывка того варвара по позициям гуннов. Смело и жёстко. Наверное, только сообща получилось захватить их предводителя, иначе даже сбив того с лошади — его тут же подобрали бы всадники, а так они спасли свои шеи. Вот тебе и варвар...
   — На холм! — орёт трибун, подняв к верху меч. Указывает на возвышение, куда следует отойти. Кивнул Луцию, быстро отправляется на поиски лекаря. Он должен быть где-то тут, рядом, если его конечно не придавило чьим-то телом или ещё чего хуже — телегой.
   — Щиты! — снова орёт трибун, напоминая солдатам, а затем повторяет про отход, — На холм!

Жизнь утекала. Медленно, неспешно, но неотвратимо. Капля за каплей из ран, полученных уже не сосчитать который раз за этот поход.

- На холм.

Снова этот клич, стоивший ему здоровья. Пока он был в повозке стрелы были куда менее страшны. Но когда он попытался выполнить приказ его предали. Не пришел Марк, не было щита, чтобы сберечь от стрелы. Все. Больше он не подчиняется приказам. Он помогал. Сколько мог и как мог. И ему помогали. Сколько могли и как могли. Даже лучше, если быть честным. За помощь он тоже оплатил, как мог. Его коллега умер не мучаясь, мгновенно. Это все чем ему мог помочь Аделф. Сейчас весь их отряд ждала смерть. Кого быстрая и милосердная, кого медленная и мучительная. Но важно это будет только там, по ту сторону Стикса. А сейчас не было сил даже подать голос, даже помолиться напоследок. Можно было только смотреть как царствует вокруг смерть, смотреть как умираешь сам, как бы со стороны. Странно это было, лежать с открытыми глазами, видеть небо, ощущать запах смерти, крови и нечистот, чувствовать вкус крови у себя во рту, и в то же время видеть все происходящее как будто со стороны. Странно, но почему то не удивительно.

Тамар негромко рычала и шипела от боли в груди. На выдохах. Хотелось ругаться, но Луций просил помолчать. Ладно. Хотя все было ровно так, как она ему и предсказывала. Вот только этих двух точек горячей боли в ее предсказаниях не было. Его защитить смогла, себя нет. Хотя скоро это перестанет иметь большое значение. Всадники с пленным может и прорвутся к кораблю, а вот легионеры и они, нет. Хотя вломили этим зазнайкам хорошо. И что их готты так боялись?! Жалкие трусы! Та же красная кровь, так же падают убитыми и ранеными. А римляне не тем ставят памятники. Не императорам их ставить надо, а Луциям, Гекторам и тем безымянным для нее "мулам", которые до конца исполняют свой долг. Жалко, что у нее не было белого доспеха, тогда бы нагрудные круги отразили эти дурацкие стрелы и она бы сразила их предводителя. Хотя, может быть плен для него судьба и хуже смерти. В любом случае холм, это хорошо. Ближе к Синему Небу, а от Матери земли так и так не взлетишь без крыльев.
Похоже, эти олухи не положили на щит ее лук... Хотя она и выстрелить с пробитой грудью не сможет. Зато акинак с пояса никуда не делся. И остатка ее сил хватит, чтобы воткнуть острие на три пальца в горло, если ее мужчину убьют на этом холме.