Сожжение Фракии | ходы игроков | Филис

Филис

Ты родилась в Дионисополе — городе белокаменных домов с красными черепичными крышами. Семью помнишь плохо. Помнишь только, что дом казался тебе дворцом. Запах моря. Крики чаек.
Девочкой тебя внесли в особый реестр, и ты участвовала в праздненствах в честь богов — обычно в костюме маленького зверенка или в составе жертвенных процессий.
Это было весело.
Ты знала два языка — эллинский и фракийский, но думала на первом.
Второй давался тебе тяжело, у тебя едва получалось связывать слова.

Когда тебе исполнилось пятнадцать, тебя продали.
Да, формально это называлось «выдали замуж» — но по факту это была именно продажа за долю дохода от рудников.
Семья заключила с городом выгодный договор, тебя отдали сыну вождя Ройгоса — Кетрипору — для совершения церемонии священного брака.
Наследнику тогда было двадцать два, правитель Долины собирался сделать его своим официальным соправителем.

Тебе предстояло сыграть роль богини Афродиты, укрощаемой фракийским Аресом.
Тогда это казалось забавной игрой — важно шагнуть из носилок, осыпаемой лепестками роз, подойти к реке…

Но потом с тебя сорвали одежду на глазах у всего Бриарудаса и толкнули в воду.
Ледяную воду Данарсы.
Ты кричала, пыталась выбраться — но тебя держали, а тогда уже немолодой жрец Амадок рассказывал всем
— Рождённая из морской пены поднялась она девственной…

Наконец, тебя вытащили из реки. Провели на могильный курган, к расстеленной шкуре священной лани где уже поджидал здоровенный мужик — а как ещё для пятнадцатилетней девочки выглядит двадцатидвухлетний фракиец в доспехах и при оружии. От него воняло чесноком и вином.

Началась какая-то ритуальная пляска. Он замахивался на тебя копьем, ты кричала и закрывалась руками, что всем очень нравилось.

Затем Кетрипор повалил тебя, развёл ноги и взял, словно намеренно (потом ты узнаешь — действительно намеренно, таков обычай) стараясь сделать процесс как можно более болезненным.

А Руды хохотали.
Это тоже часть ритуала.

Дальше был пир. Все упивались неразбавленным вином.
И ты тоже пила — тебя трясло.

Так ты стала женой пока-не-совсем-вождя. Или вернее сказать — старшей рабыней?
Фракийские девушки до брака пользуются полной свободой, но у тебя этой свободы никогда не было. Напротив, твой муж всегда трахал кого и когда хотел, забыв о тебе стоило тебе забеременеть — через несколько месяцев после свадьбы. Что дела ему до понтийской девушки с большим животом, старательно разучивающей фракийский?

Когда родился Александр, Кетрипор пожелал чтобы ты спала вместе с ним — ещё одна блажь варвара, вырвавшего тебя из привычных объятий гинекея. Более того, с вами спали ещё и его подружки-на-одну-ночь. Они беременели, рожали, детей тут же продавали в рабство, а их матерям давали золотую монету и отправляли восвояси.

Постепенно, ты привыкла — к чесночно-винному духу, сопровождающему твоего супруга, к совместному сну, к забавам «а теперь поиграйте, девочки».

Может дело в том, что у тебя был Александр.
Это ведь ты настояла, чтобы у ребёнка было эллинское имя.
Рассказала мужу о завоевателе всего мира — Кетрипор всегда был падок на такие истории, а ты уже знала фракийский даже лучше чем он сам.

Может сказалось то, что сам супруг был в общем-то не таким уж и плохим — он заказывал тебе дорогие наряды и украшения, баловал хорошей едой, в том числе дарами Понта, редко бил, а если бил то только по пьяни, за дело и никогда по лицу.

Но, несомненно, одно событие оказалось решающим в твоей судьбе. На третий год брака умер Ройгос. Поговаривали, его отравил понтийский советник Геракл Сотиру,

Из жены соправителя ты вдруг сделалась женой вождя.
И внезапно для себя обнаружила, что и в твоих руках тоже есть власть!

Жизнь Кетрипора проста — объезжай земли, гоняй на охоту, ходи в набеги, бухай с дружиной. Управление владениями целиком лежало на Сотиру. Но вот между бугрящимися самомнениями этих двух мужиков, ты нашла свою нишу.

Прежде жизнь твоя мало отличалась от жизни любой фракийской жены, ты управляла домом (даже если он назывался дворцом) — сама выбирала слуг, заполняла кладовые и винные погреба, распоряжалась кому и сколько чего выдать…
Теперь — у тебя появились новые обязанности.

Прежде всего — религиозные. Жена вождя считалась верховной жрицей тайного женского культа Бендиды. В рамках этого культа ты снова приняла на себя роль богини — но уже другой. Не дрожащей, нет! Жены дзибитидов стали твоими дочерьми, твоя воля стала их волей!
Через женщин ты научилась влиять и на их мужей. Это очень просто. Скажет жена кому-нибудь «до меня дошёл слух, что царь тобой недоволен, а царица заступается за тебя» — и вот уже подарки шлют не только твоему мужу, но и тебе. Твоих рабов и рабынь. Вокруг тебя формируется собственная свита. В твоих комнатах выписанные эллины-рапсоды исполняют поэму о гибели Трои, там стоит приятный запах благовоний и никто не плюет на пол.

Еще ты быстро сумела убедить Кетрипора, что его супруге следует самой распоряжаться своими тратами, а не просить униженно каждое платье. Ты получила в дар свои поместья, свою долю доходов в рудниках. Свои деньги. Твой муж дарил такие вещи легко и часто забывал о подаренном. Решив, что у его супруги должно быть своё поместье, он четыре раза подносил в дар разные земли, твёрдо уверенный, что совершает такое дарение впервые.

И, наконец, ты убедилась что вождь при всей своих достоинствах человек слабовольный и легко попадающий под чужое влияние, и почувствовала, что готова отгрызть у Сотиру свою долю этого влияния.
Но тут Кетрипор показал, что слабоволие в нем парадоксальным образом сочетается с совершенно ослиной упертостью.

Он задумал взять вторую жену.
Конечно, не сам — Геракл, предвидя трудности, подстроил охоту в Южных Горах где вождь «случайно» увидел обнаженную дочь вождя, моющуюся в реке.

Ну конечно у него потекли слюнки и с охоты Кетрипор вернулся вторично женатым.
«Это Тала, вы друг друга полюбите»
«Молчи, женщина, я так решил»
«Девочки, а не поиграете ли вы…»

Ты сама выковала из себя политика. Но Тала — она родилась для этого. Дочь вождя была опытна в искусстве обольщения и умела дать твоему (вашему — бррррр…) мужу то, от чего он таял, а именно, лить ему в уши как он велик и завоюет всю Фракию, не выпуская член изо рта.

Может быть сказалось еще и то, что тебя Кетрипору сосватал его отец, а Талу он, как свято был уверен, «выбрал сам».

Какой же она была блядью!
Ты точно знаешь — ведь это ты управляешь всеми женскими культами!
Даже родившийся у Талы от Кетрипора сын мог с тем же успехом быть сыном его брата Сирма или другого брата Севта.

Однажды захмелев, Тала живописала тебе обычай убийства «любимой жены» на могиле мужа и прозрачно намекнула, что этой женой станешь ты — ведь она подстраховалась, став женой всех возможных вождей Рудов.

Ты позаботилась, чтобы такие речи достигли ушей Кетрипора.
Он поручил расследование Сотиру.
Итог предсказуем — ещё один человек оказывается в объятиях фракийки, а в измене обвиняют уже тебя, и это тебя муж «великодушно прощает»!

Более того! Без всяких переворотов, супруг делал всё, чтобы лишить себя власти — поссорился со всеми советниками, продался римлянам за корону, а после делал одну глупость за другой!
Ему предлагали оружие «властелина вселенной» — он отбирал его как ребёнок пытается вырвать из рук матери сладость.
Ему предложили подписать договор в котором он исключительно за корону раздавал ваш хлеб и ваших воинов — сделано было и это.
Против него восставали — он прощал и одаривал мятежников, побуждая их восстать снова в надежде на новые подарки.
На его земли вторгались старые враги — он отправлял им припасы.
Приближался религиозный праздник? Он зажимал деньги на его организацию, а в саму праздничную ночь и вовсе ввязывался в какую-то авантюру на болотах, где гробил сотни дружинников-рудов, да ещё и срывал тот самый праздник.

Фееричным исходом стал момент приглашения Севта на народное собрание.
Если бы только твой муж послушал тебя хоть раз!

Но он был так занят своими мечтами о вселенском владычестве, что с яростью отвергал любые попытки вернуть его на землю.

Послушавшись совета какого-то мальчишки, Кетрипор отправился на праздник вакханок, где ему была обещана личная встреча с богом.

Сабазий исполнил обещание.
Царь Рудов и правда отправился на личную встречу с богами.

***

Уходить приходилось в спешке — твой муж отправил с римлянами всю свою дружину во главе с Берисадом. Для охраны — твоей и наследника, осталась только сотня понтийских фалангитов и две сотни юношей из культа Бендиды. Первые были благодарны Кетрипору, не позволившему продать их в рабство. Вторые — верны лично тебе.

Высылая вас из города, царь велел вам двигаться в римский лагерь на Западе, но едва вы пересекли западный брод через Данарсу как ты почувствовала — теперь эти люди ждут приказов не от мертвеца.

Они ждут их от тебя.

— Царица-регент.

Первым так к тебе обратился Ариобарзан, командир понтийских фалангитов. И даже пал ниц, как подобает перед особой царского достоинства — вот что значит хорошее эллинское воспитание!

— К тебе прибыли посланцы от Берисада, сына Садаласа.

Ах, Берисад. Он и Керсеблепт, жрец Бендиды, первыми продались римлянам и здорово нажились на своём предательстве.
Сейчас Севт вызвал обоих на суд, и если первосвященник принял это приглашение, положившись на свою неприкосновенность как служителя культа, то более прозорливый дружинник предпочёл остаться с войском при своих покровителях римлянах.

И отправить тебе послание.

— Берисад, сын Садаласа, приветствует вдовствующую царицу Филис! Он выражает глубочайшие сожаления относительно узурпации Севта и убийства царя Кетрипора людьми узурпатора! Не печалься, царица! Берисад готов взять на себя месть за твоего мужа! Изменницу Талу ждет смерть, как и ее ублюдка! Но чтобы обеспечить переход престола в руки царя Александра, Берисад сын Садаласа просит твоей поддержки себя в качестве законного регента — и просит твоей руки! Да, обычай велит тебе скорбеть — но времена нынче тяжелые. Каков твой ответ?!

Тараторит посланец.

Филис любила власть.

В самом этом факте не было ничего удивительного. Насколько было известно Филис, большинство людей любило власть и особенно часто подобное чувство встречалось у тех кто этой властью уже обладал: правителей, жрецов, полководцев, советников и вождей, при этом неважно настоящих или бывших. Если раба или простолюдина можно было палкой и страхом приучить к покорности и принятию своего места в иерархии, то того кто почувствовал сладкий вкус власти, было крайне сложно отучить от того, чтобы желать её вновь, вновь и вновь. Различие заключалось в том, какой именно любовью Филис любила власть. Большинство известных ей властолюбцев были в своей любви прагматичны. Власть для них представляла лишь средство для достижения какой-то цели, будь-то богатство, силу чтобы покарать обидчиков, мирские удовольствия, внимание высших сил или что-то ещё. Иные несчастные были маниакально одержимы жаждой власти, разрушая и самих себя и все что их окружало, в погоне за ней, полностью растворяясь в этом желании. Жажда власти была для них единственной мотивацией. Нельзя даже сказать что эти несчастные любили власть, скорее для них просто не имело значения ничего кроме власти. Было немало таких, кто для кого титул правителя и достижение большей власти было лишь игрой, азартной погоней за новыми ощущениями – таковы чаще всего были мужчины, грезившие лаврами великих завоевателей. Среди племенных вождей и жрецов, часто встречались и такие, кто любил власть как почетную и славную обязанность доставшуюся им по наследству, любил как любят не молодую пылкую любовницу, а как мудрую старшую жену, поддерживающую семейный очаг и гарантирующую покой и стабильность. Отдельные глупцы, любили власть за то что она позволяла им сделать для других, любовью мучеников и альтруистов. Наконец иные молодые правители, совсем недавно почувствовавшие вкус власти, любили её жадной и горячей любовью юности – не совсем понимая чем вызвано их страстное обожание, но не переставая от этого добиваться взаимности от возлюбленной. Из них всех, первым Филия симпатизировала сильнее прочих, поскольку они напоминали ей то какой она была раньше, до того как осознала подлинную причину своей любви к власти. Долгое время, она как также видела в своей любви к власти чистый прагматизм. Сравнивать себя с другими облеченными властью людьми известными ей, вроде её супруга, его отца или его советника было все равно что сравнивать изысканных и пресыщенных гурманов, вкушающих пищу не ради насыщения, а ради удовольствия, с человеком умирающим от голода и жажды. В отличие от тех, кто с рождения воспитывался как правитель, жрец или полководец, кто привык командовать, но не подчиняться, Филис знала что мир делится на черное и белое, на "есть" и "нет, и что если ты не имеешь власти – кто-то имеет власть над тобой. Если ты не контролируешь все происходящее вокруг себя, если ты не схватишь мир за горло и не подчинишь его своей воле, если ты не сидишь на троне и отдаешь приказы – то ты слуга, то мир схватит за горло тебя и бросит тебя в грязь к своим ногам, то ты всего лишь игрушка в руках обстоятельств. Игрушка которую могут вырвать из её комфортной жизни в дворце на берегу моря и продать, вонючим дикарям, разговаривающим на чужом тебе языке, где один из них грубо изнасилует тебя под хохот остальной толпы варваров. Если ты не правительница, то ты рабыня. Если ты не богиня подобная Афродите или Артемиде, то ты просто шлюха и вещь в чужих руках. Вот чем была власть для нее – по крайней мере так Филис думала раньше.

Лишь через несколько лет, когда уже родился Александр, когда уже погиб Ройгос, когда Филис вновь примерила на себя одежды богини, она поняла что она была неправа. Дело было не просто в желании чувствовать себя в безопасности, не в том чтобы иметь больше контроля над собственной судьбой, не в комфорте, стабильности и твердой уверенности в своем будущем – всем этим царица Рудов уверенно жертвовала, с головой ударившись в придворные интриги. Филис любила власть, потому что она любила власть. Не то что власть могла дать ей, не то что она могла с ней сделать, нет. Власть была вещью в себе. Власть была ценна сама собой. Власть была Властью. И Филис любила Власть. Больше чем постельные утехи, больше чем самые изысканные блюда, больше чем чувство комфорта и безопасности, больше чем своего непутевого супруга, больше всех варваров которых она теперь именовала своими поддаными. Больше чем свою собственную жизнь. Возможно даже больше чем Александра.

Филис порой втайне завидовала простым женщинам Бриарудаса. Не все из них любили своих детей, но те что любили, любили именно своих детей, а не тех кем эти дети могли стать для них в будущем. Сама же Филис, нежно гладя кудрявую голову своего мальчика не знала что она видит в нем – своего сына, плоть от плоти и кровь от крови, которого она вскармливала своим молоком, или же всего лишь инструмент для своего возвышения, ступеньку к трону, её будущего Александра Великого, который даже став правителем, останется под властью своей матери – как оставался под властью Олимпиады Эпирской и его знаменитый тезка, презиравший своего отца, но верно слушавший советов матери и едва не оставивший ей завоеванный им мир. Жаль лишь что у нее не хватило сил забрать прощальный дар сына из чужих жадных рук. Сейчас, Филис как никогда понимала македонскую царицу, видя как и у нее стремятся забрать из рук последний подарок её непутевого мужа, так глупо и дешево отдавшего свою жизнь и свою Власть.

Кетрипор, её бедный, глупый, никчемный, жалкий Кетрипор...
Филис хотела любить своего супруга за то, кем бы он хотел бы стать, но презирала его за то кем он был. Его грандиозные планы и большие амбиции завораживали её и порой казалось, что если только чуть-чуть прищуриться и повернуть голову, чтобы свет падал на него под нужным углом (а заодно заткнуть нос, чтобы избежать вездесущей чесночно-винной вони), то она увидит его таким, каким он всегда видел себя. Мудрым, могучим, щедрым и добрым правителем, любимцем богов и защитником своего народа. Но нельзя вечно жить прищурившись, склонив голову и зажимая нос, и вот Кетрипор вновь предстает в безжалостном свете реальности тем кем он был всегда. Глупцом, получившим корону не своим талантом или умением, но по праву рождения, бездарно правившим и глупо погибшим. Он был ничтожеством и то что она не смогла подчинить его своей воли, делало ничтожеством и её, что жгло Филис изнутри. Иногда ей казалось что она презирает его за то, насколько он на нее не похож, иногда она боялась что презирает его за то, насколько он ей подходит. Возможно поэтому она не позволяла себе любить его. Но все равно любила, пусть и без позволения, пускай даже и не той любовью что она испытывала к Власти или к сыну. Даже когда этот глупец, позволил Тале обмануть себя в очередной раз, поверив в возмутительную ложь, что это старшая жена, а не младшая была изменщицей, Филис продолжала его любить – потому что он простил её за эту "измену". Но и презирать его она стала лишь сильнее – за глупость и за то что настоящий мужчина не простил бы измены своей старшей жене.
Даже проклятую разлучницу Талу она уважала больше чем своего супруга.

Тала... эта ведьма всегда оставалась на шаг впереди, всегда обходила её, словно играючи достигая того, что самой Филис приходилось выгрызать зубами и выцарапывать ногтями. Она была молодой, красивой, дерзкой, лучше понимающей фракийские обычаи и куда лучше умеющей манипулировать мужчинами. Даже история её "замужества", выглядела словно идеализированный вариант брака самой Филис – в обоих случаях "Афродита" выходила из пены к торжествующему "Аресу", но там где эллинку против её воли швырнули в ледяную воду, а затем отымели на потеху толпе, фракийка сама ловко соблазнила своего будущего мужа "случайно" показавшись ему купающейся. И отобрав у Филис её свадьбу, (такую какой она должна была быть), Тала понемногу отобрала у Филис и все остальное, включая её несчастного, глупого, неумелого, любимого супруга, да при этом ещё и ухитрилась остаться в живых, избежав наказания, сославшись на священное безумие. Ловкая стерва, хитрая шлюха, умная тварь. Филис любила Кетрипора – и она презирала его. Филис ненавидела Талу – и она уважала её.

Впрочем это уважение не мешало ей планировать сейчас убийство наглой суки, забравшей у нее все. В конце концов, самую ядовитую змею стоит убивать первой.
Дело было разумеется не только в ненависти, нет. В такой ситуации как сейчас, когда от её решения зависели и её жизнь и жизнь Александра, нельзя было позволять себе руководствоваться эмоциями. Нужна была рассудительность. Холодный расчет. Но в тоже время нельзя было позволить себе быть чрезмерно осторожной – просто потому что абсолютно безопасных шагов в этой ситуации не было. Ублюдок Севт занял непонятную позицию, не расторгая своего союза с бессами, но явно вступив в конфликт с ними. Не зная какую позицию займет деверь, было неясно какую позицию занимать ей – ведь если она пойдет сдаваться к римлянам, а Севт перебежит на их сторону, вполне вероятно что они предпочтут передать ему и её и её сына – в знак дружбы и доверия. В тоже время если она поставит на бессов, а он уладит свои разногласия с ними, её опять же скорее всего ждет гибель. Оставаться здесь и выжидать тоже было чревато – наверняка как минимум сам Севт отправил за ней своих людей и скорее всего не он один. Где бы она не заняла оборону, численный перевес будет на их стороне. Единственным оружием остававшимся у Филис была неожиданность. А не ждали от нее атаки. И хотя напасть на Бриарудас было безумием, но попытка занять Юг и задушить Талу в её логове имела шансы на успех. Вдобавок, руды наверняка поймут и оценят месть за мужа. Руды были простыми людьми, они уважали тех кто мстил своим врагам и не прощал обиды. В этом Филис их полностью понимала. Поэтому она всегда вела себя как полная противоположность мужу, никогда не спуская ничего и никому, не забывая обид и возвращая их сторицей. И неважно, уже совершила ли Тала убийство Кетриптора сама или подстрекаемая Сабазием. Жена столь верная своему мужу и столь жестокая с теми кто покуситься на её семью, что не побоялась даже самого бога, наверняка вызовет лишь ещё большее уважение – в глазах людей и в глазах богов.

Филис помнила как поразила её однажды услышанная история про знаменитого персидского правителя Ксеркса Великого, прославившегося в числе прошлого своим приказом выпороть непокорные морские волны. Историю эту всегда преподносили как свидетельство безумия и одержимости Ксеркса, но Филис всегда понимала её по иному. Возможно шахиншаха именно из-за этого называли Великим и Царем Героев.
С человеком который относится к несчастным случаям как к личному оскорблению несчастные случаи не случаются.
Если не хочешь чтобы мир сломал тебя, сломай его первым.