Распад | ходы игроков |

Миазмы бескрайнего болота, простирающегося на все стороны света, казалось, нисколько не смутили Эйву, да и физического дискомфорта не причиняли. Чахлые деревца, жухлая, скудная растительность — всё живое выглядело понурым на этом бедном пейзаже, вынужденное каждый день бороться за собственное существование. А Чуме нипочём. Она дома, в родной стихии, и вот уже расправляет плечи, чтобы полной грудью вдохнуть ядовитого воздуха...

Ей всё равно, куда держать путь — везде она сможет прижиться и пустить корни, везде найдёт себе применение. Рождённая держаться в тени остальных, действовать скрытно, она готова последовать в любую сторону света за сестрой и братьями. Если только среди них не будет разлада. Иначе придётся выбирать...

— Город может быть враждебен, а мы ещё столь слабы... — задумчиво произносит Эйва, не обращаясь ни к кому конкретно. — Небольшое поселение безопаснее, и, возможно, его люди более приветливы и податливы. Если затронуть нужные струны их душ.

— Податливые, мягенькие, сытненькие...

Унгер мечтательно причмокнул губами предвкушая скорую трапезу.

Внимательно посмотрел на сестричку Нямням.

Ей решать.

– Какое убожество! – в голосе Скарлетт сквозило нескрываемое разочарование.
Жалкий скудный мир, унылые болота, какие-то скудные крохи магии, едва трепещущие в ауре.

Душа просила, тосковала по мощи, бурлящей в жилах. По щедрым потокам силы, неисчерпаемой энергии, что смутно грезились в тумане то ли воспоминаний, то ли видений.

– Придется обойтись тем, что есть. – проронила она.

– Да, братец, – Война тепло улыбнулась Унгеру. – Конечно. Но, прежде чем есть, мы на них посмотрим, хорошо?

Взгляд Скарлет скользнул по совершенным формам собственного обнаженного тела. Как бы ни было досадно надевать неподобающие малоприятные тряпки, придется сделать это.

– Без маскировки не обойтись.

Танатос же вовсе промолчал. Он никогда не любил болтунов. Конечно, он не считал болтунами своих братьев и сестёр, но что-то говорить сейчас считал излишним.

Вместо этого он задумался о том, что могло бы помочь получить преимущество над смертными. И он придумал. Верный и надёжный друг и товарищ, который ранее всегда сопровождал его. Он точно ощущал, что его верный конь должен был быть жив. А значит, можно попытаться просто призвать его-Танатос знал, что конь откликнется, при условии, что услышит призыв.

-Анку!!! АНКУ, ТЫ СЛЫШИШЬ МЕНЯ!!! АНКУ, КО МНЕ!!!

Это вопль походил скорее на хриплый кашель, чем на обычную речь.

Найти одежду не составило проблемы - телам культистов и солдат уже не страшны ни холод, ни ветер и незнакомо чувство стыда. Крик Танатоса, сменяющийся кашлем, словно звук колокола сигналит о том, что вы покидаете место своего рождения. Увы, крик этот остается без ответа, хотя Танатос и чувствует, как грозный скакун отзывается где-то вдалеке, пытается добраться до хозяина откуда-то из-за складок самого мироздания - но слишком мало энергии здесь, вокруг вас, чтобы он мог воплотиться. При одной только его неудачной попытке это сделать вы ощущаете, как тает магия вокруг Танатоса, а вместе с ней словно заканчивается воздух для вас - в глазах начинает темнеть и вот уже объятия Тьмы и ее извечный холод почти чувствуются на коже. Но скакун, поняв, что не в силах проникнуть в этот мир там, где призвал его Смерть, отступает и ясность вновь возвращается к вам.

Дорога к деревне тянется долго и тоскливо, мимо однообразных скучных пейзажей и лишь все нарастающий замок вдалеке, на другой стороне реки, показывал что вы не топчетесь на месте. Возможно, отчасти болота - лучший и крайне символичный вариант для вашей колыбели. Место, кажущееся замершим, застывшим, таким спокойный. Полное смерти и паразитирующей на ней жизни. Такое удобное для путника, который опасается погони, но при этом смертоносное для того, кто зазевается и недооценит его. В конце концов, разве не так выглядит агония умирающего мира, за дни или секунды до последнего издыхания?

До поселения вы доходите уже в темноте. Однако, судя по всему, в этом краю темнеет рано, потому что в самой деревне рабочий день местных жителей еще явно не окончен - когда вы подходите к ней, то видите, как местные рыбаки только разгружают сети с пойманной за день рыбой в свете фонарей, откуда-то слышен звук топора, бьющего о бревно, сидящая во дворе женщина при свете лучины латает сеть.

Вы движетесь вдоль деревни, представляющей собой, по сути, одну улицу с домами с обеих сторон, тянущуюся вдоль берега реки. Со стороны болот за домами выставлен небольшой частокол, судя по его виду нужный скорее просто для обозначения конца деревни и освещения окраины с помощью развешанных на нем фонарей, со стороны реки же прямо к домам подходит такой же длинны, что и сама деревня, набережная. Чужаки в таких местах не остаются незамеченными и вы видите, как то и дело то один, то другой местный житель поднимают на вас глаза, однако вопросов не задают и остановить не пытаются.

В конце концов, ваш путь упирается в небольшую площадь в центре поселения, на которой сейчас собрались два десятка селян, что-то громко обсуждающих с пожилым мужчиной в таких же, как у всех тут, простых и практичных одеждах, но с резной палкой в руках - можно было бы назвать ее посохом с некоторой степенью приукрашивания. У него на груди вы замечаете массивный амулет в виде деревянного треугольника, на котором изображен судейский молоток.

До вас доносится обрывок разговора:
- .. сроку два дня. Ежели через два дня мы не дадим им ответа и не представим доказательств, они сказали, что служитель Касадея лично явится сюда, чтобы провести расследование. - мужчина с амулетом с трудом заканчивает говорить, последние его слова тонут в возмущенных и испуганных возгласах.
- Да где мы им эти доказательства-то возьмем? Если и не было ничего!? - громко восклицает крепко сбитый мужчина, стоящий в первых рядах и его возмущение подхватывают остальные
- А можа просто выдадим им Ганса? - подает высокий голос еще один селянин с задних рядов, - А шо, он - смутьян и пьяница, скучать по нему никто не будет! - добавляет он в ответ на возмущение уже его предложением.
- А я так скажу, пущай этот служитель приезжает, все посмотрит, нам скрывать неча.
- Ага, найдет где-нибудь в округе уроненный твоей пра-прабабкой символ Старых Богов и поперевешает всю деревню. Знаем мы этих квизиторов!
- Значит надо самим...
- Я против!..
- Давайте сами поедем...

В конце концов голоса толпы сливаются в общий гомон, который уже практически не разобрать. Старец с амулетом пытается успокоить селян, но страх, волнение, возмущение берут свое и его просто не слышно в общем шуме.

Вас здесь пока не заметили - вы стоите чуть поодаль, в тени одного из домов. Позади - дорога вдоль деревни назад, в топи. Перед вами - площадь и спорящая толпа, слева - небольшой проход по деревянным мосткам, уложенным между домами, к пристани.

– Как интересно, – негромко молвила Война, чему-то улыбаясь. – Смотри-ка, они уже ссорятся. Еще немного искры – и они передерутся, – Скарлет мечтательно прищурила глаза. – Но надо ли нам это? Эйва, что ты думаешь? Мне кажется, сюда собираются приехать какие-то высшие чины с дознанием, если им не отправить какие-то доказательства. Не рано ли нам встречаться с высшими чинами? Какие доказательства желают получить эти господа? Может, помочь добрым селянам и дать им пару доказательств? Может, эти добрые селяне полюбят нас и станут нашими первыми верными друзьями? Братики, что скажете?

— Не стоит открывать им наше родство, — негромко поделилась с остальными Эйва своими соображениями.

Поначалу она не предпринимала ничего, стоя поодаль и наблюдая за перебранкой. Чутко прислушивалась к тональностям голосов и, едва наклоняя голову то влево, то вправо, как будто принюхивалась к эмоциям спорящих. А потом, выделив пару самых ярых, слегка подула в их сторону, словно вдыхала вторую жизнь в едва тлеющие угли.

— Да уж, квизиторы опасный народец, — подала голос Чума, не обращаясь ни к кому особенному. — Эти стервятники будут рыскать по всей деревне и не успокоятся, пока не напьются крови честных людей. Это все знают.

Не так сложно следить за толпой, настроение которой способно меняться мгновенно, словно лесной пожар, вспыхнувший от крохотной искры — достаточно лишь ухватить нужный момент и вовремя раздуть это пламя.

В малых поселениях все знают друг друга и, как правило, сплочены — к чужакам же, напротив, относятся настороженно. Так пусть спор станет ожесточённее. Так им, пришельцам, достанется меньше внимания, столь ненужного сейчас, а может, и губительного.

— А что этим квизиторам от вас надо? — выделив из собравшихся селянина «поперспективней» (то есть без следов ярко выраженного критического мышления на лице, но при этом словооохотливого), осторожно поинтересовалась Эйва.

Едва призывы старосты начинают брать верх над шумом толпы, как тихий шепот Эйвы, словно ядовитая змея извивается, проползает между селянами, пока не находит уши самого смутьянистого рыбака. Он стоит спиной к Новорожденным и те не видят, как он начинает хмуриться, смотрит исподлобья на старосту, на селян - почему эти глупцы его не слушают? Не долго думая, он хватает пень, лежавший чуть в стороне от дороги, ставит его и, взобравшись, громким басом оповещает:
- Не нужны нам тут никакие инквизиторы! Мы - честной народ, платим и десятину и налог, а они нас только запугать да ограбить думают!

Потеряв надежду успокоить селян, староста просто тихо вздыхает и отходит чуть в сторону, не препятствуя стремлению рыбаков подрать глотки и всласть поругать лорда - очень быстро разговор переходит с волнующей, но опасной темы о загадочном инквизиторе на возмущения относительно непосильных поборов.

Второй целью Эйвы стал явно словоохотливый старичок, что мудро стоял не в самой толпе, но на ее окраине - хотя он и выглядит достаточно жилистым и живым для своего явно немаленького возраста, но низкий рост и легкий вес явно гарантировали бы ему пару нечаянных локтей в лицо от разошедшихся крестьян.
- Чавось? - сперва удивляется он, когда к нему неожиданно обращается незнакомка и несколько секунд тянет с ответом, явно не будучи уверенным - стоит ли доверять незнакомому человеку. В конце концов, жажда выговориться, которую он явно не мог бы утолить, состязаясь с соседями в том, кто кого перекричит, берет верх и он начинает тараторить.

- Дак энто оно как, давеча приехал, значиц, лордов посланник, сказал, что Касадеевы служители думают, значит, что в местах наших завелися такие, которые Старым Богам кланяются, всё воспрашивал нас - дак у нас тут все свои, все нормальные. Что же мы, не знаем, как энти выглядят? Знаем, конечно, не первый день на свете живем! Ежели бы я страхолюдину увидел с рыбьей головой али с козлиной, я бы точно такую в гости звать не стал. - старичок ухмыляется сам себе, - Да токма служке лордову разве ж объяснишь? У него приказ есть, а ума нет. Где мы им энти доказательства возьмем, что рыбоголовых нет среди нас?

Поток слов на секунду прекратился и, утолив жажду высказаться, старик все же окинул вас взглядом и уже куда менее торопливо потянулся к затылку и начал его задумчиво почесывать.
- А вы, сталбыть, не местные, местных-то я всех знаю. Торговцы штоль? - с последним предположением взгляд его даже как-то прояснился, явно давая ему простое и удобное объяснение того, как вы тут оказались и почему так странно выглядите.

Танатос некоторое время стоял столбом, никак не проявляя себя, затем слегка изменил свой облик, чтобы сойти за человека. Сейчас он выглядел как обычный странник. Хотя его лицо всё ещё было бледное, но всё же это была не мертвецкая бледность и теперь он вполне сходил себе за живого, пусть и не совсем здорового внешне, человека.

Потоптавшись на месте, Смерть двинулся в сторону мужика, с которым говорила Эйва. Постояв рядом с сестрой и послушав его рассказ, Танатос негромко спросил.
-Ты боишься умереть?

Вопрос был задан без угрозы, будничной интонацией, вот только в нём пахнуло какой-то безнадёгой.

Скарлет, некоторое время послушав болтливого старика, начала незаметно отдаляться, проскальзывая мимо спорящих, слушающих и ковыряющихся в ухе.

Едва заметно касаясь рукой то одного, то другого – выбирая тех, у кого уже разгорались в азарте глаза. Шептала им слово, подбрасывая на язык. Это было даже не слово – ощущение. Обрывок мысли, цепляющийся за то, что уже само по себе тлело в душе каждого крестьянина. "А ты мне... а ты моё...," – и вспыхивала старая обида. Выпрыгивал ядовитый злой ответ – про жену, про соседа, про потравленную капусту, удравшую курицу, искусанного отпрыска.

Слово за словом, толчок за толчком, она пробиралась к тому краю, где выходил из себя вздорный мужик. Ему нужен был взгляд – восхищенный взгляд красивой женщины. Она будет любоваться им, подогревая настроение – и его, и тех, кто собрался рядом. Самых рьяных, самых буйных голов селения.

Унгер не слишком задумывался насчёт того, станут крестьяне его "друзьями" или нет. По правде, было забавно как легко местные объяснили его появление.
Торговец? Да, пожалуй...
Вот и мешок за спиной.

Это вдруг показалось чем-то смешным, своего рода игрой...

— Торговцы, да-да...

Губы потянулись в стороны, растягиваясь в некое подобие ухмылки.

— У нас всё есть... Всё, чего душа пожелает...

Унгер причмокнул, смакуя новую роль

— Скажи, старец, чего жаждет твоё сердце?

Пожилой мужчина явно опешил от столь неожиданных вопросов, да еще и от такой необычной компании. Явно не зная, как ему реагировать на первый вопрос, он, кажется, попытался сосредоточиться на словах Унгера, но страх начал брать своё и вместо ясного ответа, из его рта вывалилась мешанина каких-то невнятных звуков - что-то про рыбацкие сети, да новые сапоги. Он неуклюже сделал шаг назад, едва не запнувшись и, наконец, сумел взять себя в руки в достаточной мере, чтобы почти с прежней бойкостью вымолвить:
- Да вот я вижу, что сетей-то у вас, сталбыть, нет, да и денег у меня с собою тоже ни монеты, так ч-что я уж не буду вас задерживать, пожалуй. - с этими словами старик заторопился куда-то вглубь толпы, явно стараясь оказаться подальше от Новорожденных и поближе к своим.

В то же время, Скарлетт потихоньку пробиралась сквозь толпу, одним своим присутствием подогревая старые распри, выманивая на поверхность обиды. И вот, уже за ее спиной двое односельчан едва не дерутся - их успевают растащить, но страсти уже накалены.
Кажется, ради её забав сорвалась чья-то помолвка - но какое дело Войне до проблем крестьян? Добравшись, наконец, до окраины толпы, Скарлетт видит и самого громкого мужчину - крепко сбитого, но явно не сумевшего избежать тягот жизни рыбака. Взгляд его горит обидой и гневом от тех несправедливостей, что свалились на него - тогда как совсем рядом, на соседнем берегу, живут и пируют лорды и священники, торговцы и писари, пожиная плоды его трудов - и высокие стены замка для него словно ежедневное напоминание.

Скорее почувствовав на себе взгляд Скарлетт, мужчина обращает на нее внимание и даже спотыкается в своей речи, явно не ожидая увидеть в толпе новое лицо. Но ее взгляд и мягкая одобряющая полуулыбка словно морская волна - смывают сомнения и подталкивают его вперед. Он чуть выпрямляет спину, стараясь не выдать своего волнения и речи его быстро становятся похожими больше на браваду - которую, впрочем, подхватывает горячая на голову деревенская молодежь.

- Они нас пытаются запугать, да это только еще один повод, чтобы ограбить! Ежели мы дадим им их доказательства сейчас, то завтра они найдут новый повод нас обобрать! А что мы взамен получаем? Просили о новых лодках - и где те лодки? Просили лекаря прислать - и где тот лекарь!? Да пускай только сунутся сюда, я их тут же на вилы подниму! - распаляясь, кричит он.