| |
|
|
Ход I. 1385 – 1395 гг.
Много бед и несчастий претерпела земля Силезская.
Постоянно сражались здесь друг с другом поляки, немцы, местные паны да господа, бывало, что и чернь усмирять приходилось, супротив законных властителей восстававшую. Много крови пролилось на эту землю, много славных рыцарей полегло здесь.
Но нет земли славнее и богаче!
Так говорили тебе, маленькому ребенку, а ты и сомневаться не мог. Где еще реки так полноводны и полны рыбой? Где города так прекрасны и многолюдны? А уж леса, в которых отец твой любил охотиться – это настоящий Дар Божий вам, силезцам.
Ты был родичем самим силезским Пястам. Пусть для маленького мальчика это значило немного – позже ты поймешь, что эта фамилия значила для силезцев.
Род твой вел свое начало от Болеслава, сына того Болеслава Долговязого, князя силезского и вроцлавского, что в бытность свою крестоносцем спас от сарацин самого императора Барбароссу, а потом вместе с ним дрался в Италии.
В честь славных предков и тебя назвали Болеславом.
Отца твоего, рыцаря небогатого и скромного, звали Карлом. Сеньором его был сам Генрих Румпольд, пан на Глогуве и Сциняве. А поскольку и поместье ваше у Глогува располагалось, то и звались вы Глоговскими.
Матушка твоя умерла родами, а поскольку de mortius aut bene aut nihil, то и мы скажем лишь, что была она женщиной доброго нрава и славного рода, любима очень мужем. Остались в семье лишь вы с отцом, да две сестры: Агнешка, тебя на три года старше и Добыслава, вместе с тобой родившаяся.
От самых юных лет окружен ты был заботой и любовью. Агнешка просиживала у твоей кроватки целые ночи, от completorium до laudes, слуги ваши, хоть и чернь, а всё же люди добрые, помогали ей тебя и маленькую Добыславу пеленать да воспитывать.
Отец же дома появлялся нечасто – всё войны да охоты, съезды да пиры его занимали. Он любил семью, конечно, как у силезцев, принято: всегда привозил подарки, рассказывал о своих походах, и кто кому из рыцарей славного пана Генриха наплевал на сапоги.
Карл Глоговский был славный рыцарь! Воевал он около Всхова, дрался с литвинами вместе с князем Конрадом Олесницким, дабы навернуть темный люд в веру христианскую, пировал с самим Ягайлом за одним столом.
Впрочем, славой своей отец только в семейном кругу хвалился, на людях же был скромен и вовсе не кичился. И тому же тебя, мальчишку еще, учил.
- Семье всё рассказывай, ничего не скрывай, - говорил отец, усадив тебя себе на колени в саду вашего маетка, - Но для других людей скромен будь. Не нужно им о делах твоих знать, лишь беды от такого знания бывают.
*****
Когда тебе исполнилось девять, ваш сюзерен скончался. Немедля князем Глоговским стал его брат, тоже Генрих, которому отец твой принес присягу. А следуя в слдующем году с почтом из Легницы в Глогув, князь как раз проезжал мимо вашего дома и остановился погостить.
Был он мужчиной в самом расцвете сил. Говорили про князя, что любит он турниры да охоту. Выглядел он соответствующе: крепок телом, с улыбкой на красивом лице, голосом громкий, щедрый к друзьям и товарищам.
Настоящим рыцарем показался тебе князь. Как будто из книжки!
И тебя могущественный Генрих приметил. К себе подозвал.
- А что, нравится ль тебе, юноша, пир? А охота?
Узнав, что на охоте ты ни разу не бывал, сюзерен очень удивился.
- Как так? Неужто отец не ходит с тобой тебя на кабана или там на оленя? Земли-то у вас вон какие богатые!
Слово за слово, а на завтра ты спозаранку, зевая и кутаясь в плащ от утреннего холода, ехал с князем, отцом и десятком рыцарей, их оруженосцами и слугами – охотиться на вепря.
И сложилось так, что от охоты той многое зависело. Столь многое, что и представить ты тогда не мог. Воистину, investigabiles viae Domini.
*****
Ты держался подле князя, а он – гнал вперед по мрачному густому лесу, вовсе не обращая внимания на собачий лай, крики слуг и рыцарей. Будто неведомая воля вела твоего сюзерена и неизвестная тебе чуйка – казалось, он знает, где вепрь с мистической точностью.
Как ты, малец, не свалился с коня, не встретился лбом с веткой, как твой немолодой уже конь не споткнулся о корень – то лишь Господу известно. А всё ж спустя полчаса дикого гона князь остановился. В руке он сжимал копье, оглядывался вокруг. Будто с удивлением заметил тебя, улыбнулся.
- Славная охота, а, Болес…
В этот миг из кустов выскочил вепрь. Да такой огромадный, будто самим диаволом сотворенный! Глаза зверя огнем пылали, рычал он, как сотня медведей, а ростом был с твоего коня! Или то со страху так казалось…
Князь ударил коня шпорами и с гиканьем понесся на лесной ужас, ударил копьем… и промахнулся. Попробовал коня развернуть, да где там! Вепрь мотнул головой, копытом землю взрыл и как бросится на охотника! Ударил коня княжего в бок, повалил, над Генрихом навис, рыча и хрюкая, как истинное исчадие адово.
У тебя тоже копье в руках. Не такое крепкое и тяжелое, как у сюзерена, но всё ж оружие. И кинжал на поясе. Но страшно - жуть!
|
|
1 |
|
|
|
|
Лёгкий ветерок шевелил ветви, которые лениво покачивались и теряли свой цветастый наряд, признавая вступление королевы-осени в свои права. Листва расстилалась разноцветным ковром - золотым, красно-медным, бледно-зеленым, шелестя под ногами ножек, обутых в прелестные сапожки с серебряной вышивкой по бокам. Миловидная девчушка лет десяти с тем наивно-серьезным выражением лица, что свойственно детям, занятым важным только им делом, осторожно шагала вдоль расстилавшейся вокруг громады лесного парка.
- Боля, Боля, где ты? Ну хватит, я устала! Больше не хочу прятки... Боля! - зазывала девочка, оглядываясь по сторонам и уже всхлипывая. Изредка похрустывал тонкий лёд, когда она ступала в лужицу воды. Седые дубы скинули свой летний наряд, буки вторили им, и лишь молодые тисы еще зеленели кругом, скрывая от вгляда маленькой кудрявой путешественницы, что скрывается за их стволами. Вдруг резкий хруст ветки спугнул ее, заставил обернуться и вскинуть руки вверх для защиты.
- Ага, попалась, Славка! Тебе водить, сестренка! - ровесник девочки, совсем еще юный отрок, радостно улыбающийся от удавшейся каверзы, весело расхохотался, схватив сестру в объятья и закружив среди взметнувшейся в воздух листвы.
- Брось, не хочу! Ну их, твои прятки - пойди догони тебя. Нечестно... А еще я замерзла, - надула алые губки Добыслава, как звали девочку, но быстро заулыбалась и сама, когда брат накинул ей на плечи меховой полушубок да принялся согревать ладони дыханием: - Бежим домой, Боля, а? Няня поди уж испекла пироги с черникой. Ммм, страсть как люблю. Идем, а?
- Ладно, неженка, твоя воля, - махнул рукой разгоряченный потехой отрок и быстро схватил ее за руку: - Бежим скорей... а то угощения не достанется!
*****
- Еще, а ну, бери разбег! Не стыди меня, сын, смелее! - раздался в округе звучный мужской голос, которому пристало бы повелевать воинскими порядками на поле битвы, а не тревожить птиц, что сейчас в тревоге порскнули с каменных зубцов замковых стен. Вотчина сия была скорее башней, донжоном, который необходимо окружать крепостью и широкой стеной, со рвом, барбаканом и хитрыми машикулями башен, но здесь был только широкий частокол возле господского поместья да сама башня - по сути своей форбург, окруженный постройками для слуг, конюшней и садом. Владелец громогласного гласа был под стать - широкоплечий и властный манерами всадник в охотничьем камзоле и сапогах из крепкой воловьей кожи, восседал сейчас на крепком анлалузце да знай себе покрикивал, отдавая команды другому всаднику, совсем еще юноше.
- Хорошо, Болеслав! Так! Крепче держи копье, сжимая его, а не хватайся, как утопающий! Ослабь поводья, правь шпорами! - повелительно прикрикнул он вновь и досадливо поморщился, когда увидел, как артачится конь под рукой пылкого, но неумелого покамест еще сына.
- Стоит ли так истязать юношу, пан лыцарь? - на правах старого и доверенного слуги, которому позволяется больше, чем прочим, робко вымолвил главный ловчий владетелю - знали этого рыцаря здесь, наезжавшего домой совсем изредка, не иначе как ясновельможный пан Карл Глоговский, верный рыцарь короны, хоть и немец по крови.
- Ничего, Збышек, пусть учится... Усердия парню не занимать, да и двужильный он, сам же знаешь - авось скоро многих за пояс заткнет, помяни мое слово. Сделаю я из него доброго рыцаря, коль даст Бог и Святая Дева. Ты лучше скажи псарям, чтобы готовились к охоте - не зря ж я вернулся, порадуйте своего господина, - только и усмехнулся в густую бороду рыцарь.
*****
- Фюрст, Фортуна, ату его! - Когда здоровенный секач вломился в кусты, что только жалобно захрустели под весом огромной покрытой щетиной тушей, и вывалился на просеку, охотничьи псы сплоховали и замешкались, а вельможный князь Генрих Румпольд покрепче перехватил длинное древко рогатины и взметнул ее навстречу зверю. Лезвие скользнуло по шкуре, окавшейся слишком толстой для того, чтобы косой удар смог вскрыть ее - тут нужен был точный замах и попасть нужно навстречу, в упор на движение секача, чтоб он сам насадил себя на сталь и древко. Копье обиженно хрустнуло в руках охотника и переломилось как соломинка. Конь дико заржал в предсмертной агонии, когда огромные острые клыки вепря порвали его брюхо, упал, придавив всадника.
Тут бы ему и конец, но на кабана ринулся второй охотник. Пышущий энергией и азартом молодости юноша, широкоплечий и сильный, он сжимал в руках копье - единственное, что сейчас отделяло зверя от двоих людей, ведь остальные спутники князя были саженях в двуста в лесу и не успели бы на подмогу. Молодй охотник побледнел, на щеках его четко проявились скулы, выдавая напряжение охотника, но он не сделал шага назад. Быстро вскинув руку с копьем, он приготовился к броску...
|
|
2 |
|
|
|
|
Ход II. 1395 - 1402 гг.
Генрих Румпольд любил турниры по западной моде. Чтобы ристалище, копья в щепки, благородные дамы дарят платочки приглянувшимся воинам... И, конечно, общая свалка в конце, когда важно не только умение, но и удача, и командная работа.
На турнире князь Генрих и погиб. Была та забава в Легнице, славном городе, князь по своему обыкновению участвовал в турнире как рядовой рыцарь...
Ты видел его смерть.
Копье незнакомого тебе рыцаря с белым гусем на желтом поле попало князю в грудь. Генрих упал с грохотом, нога застряла в стремени и конь, будто на радостях от исчезнувшей с крупа тяжести, понес сюзерена вперед. Животное удалось остановить лишь усилиями двоих слуг.
Князь был еще жив, но лицо его обезобразили раны, на губах была кровь, дышал он с трудом, хрипел. А к вечеру, не приходя в себя, умер.
Тело князя с большим почетом повезли в Жагань, где в семейном склепе после отпевания надлежало его похоронить. И вот тут ты впервые увидел, что такое католическая церковь.
До этого Генрих несколько раз наглым образом обирал, кка он сам говорил, "зажравшихся попов". Церковники не платили налогов, богатели, жирнели в своих монастырях, а к тому же требовали от могущественного князя платить десятину и регулярно дарить подарки то одному костелу, то другому. Сам же Генрих тратил колоссальные суммы на турниры и прочие достойные славного мужа увеселения, а потому в средствах нуждался постоянно.
И случилось так, что за пару лет до того злополучного и смертельного для сюзерена турнира, епископ Вроцлавский взял да и отлучил его от смерти. Генрих лишь посмеялся на это. Он вообще был бесшабашен, смешлив и над священниками подшучивал частенько, нисколько гнева Божьего не боясь.
- То Господь, а то попы, - говорил он, - Силенок у них маловато, чтобы меня, князя рода Пястовского, напугать.
Теперь же священники мстили князю - отказались отпевать и грозили непогребенным тело оставить.
Учинился страшный скандал. Сначала княжий сын Ян, твой ровесник, парень смышленый и обходительный, попробовал по совету приближенных лично с церковниками договориться. Напирал он на христианское милосердие и даже соглашался в качестве жеста доброй воли совершить донацию костелу в сумме двухсот гривен - солидные деньги!
Но священники уперлись.
- Пока все прегрешения мужа сего не будут искуплены, - напыщенно сказали юному князю, - Не будет ему отпевания и захоронения по христианскому обычаю.
Напрасно писались письма епископу вроцлавскому, напрасно с Божьими слугами пытались договориться едва ли не все местные шляхтичи, которые почившего любили и уважали.
Восемь дней лежало тело князя непогребенным, пока наконец сын его и наследник не сдался. Выплатил все долги папеньки (целый воз денег везти пришлось!), плюнул попам под ноги да и уехал вместе со всей свитой сразу после похорон.
*****
Ты же в свите князя оказался сразу после той злосчастной охоты. Воистину, неисповедимы пути Господни: претерпел ты немало тогда, но и получил по делам своим.
Кабан диавольский в тот день от твоего копья, что уткнулось в него, лишь рассвирепел, на тебя набросился... очнулся ты уже от шума вокруг - то слуги князевы вокруг тебя, на земле лежащего, собрались, а отец по щекам тебя хлопал. Сюзерен же живехенек рядом стоял и улыбался.
- Жизнь ты мне спас, юноша, - сказал он тебе, - Покуда жив буду, не забуду тебя. Для начала - нечего тебе в имении сидеть, в свиту тебя возьму. Со мной рыцарей славных много, научат тебя rei militaris. А нога ничего, заживет.
Во всем был князь прав, кроме последнего своего утверждения. Раненная кабаньими клыками, твоя правая нога с той поры сделалась вовсе не такой как прежде. Стал ты хромать, а к тому же кабаны теперь откровенно тебя пугали. Ел ты их с удовольствием, конечно, но стоило увидеть даже некрупную свинку где-то в лесу, как дрожь бежала по телу, а ладони потели. Вспоминал ты горящие огнем глаза того зверя, что чуть князя не убил. Этот страх ты сохранишь до конца жизни.
В князевой свите о твоем ранении знали и прозвали Болеславом Хромым. Не со зла – ты действительно хромал. Все знали, что ты получил ранение, спасая князя, пользуешься его расположением.
Откровенно дразнил тебя только Вольдан из Вихрува, парень на пару лет старше тебя, прыткий и худой как щепка. Он был в свите до тебя и с первого взгляда новичка невзлюбил. Был ты и у него «хромым утенком», и «славным Болеславом герба Перебейнога», высмеивал он твой провинциальный костюм и незнание латыни.
С Вольданом было лучше не связываться: у него в родичах числились вроцлавский каноник, княжий подскарбий и несколько весьма известных рыцарей. Отец Вольдана погиб пару лет назад от рук каких-то разбойников, а потому сам парень мечтал поскорее ехать сражаться с проклятыми злодеями, мстить за отца. Острослов нравился всем, да и сам шутил про всех – но не обидно вовсе, а по-доброму. Да и над собой посмеяться тоже любил, высмеивая свою худобу и не затыкающийся рот.
*****
Новый сюзерен был совсем молод, а потому вместо него регентствовал Руперт, князь на Легнице. Был он больше дипломат, чем воин, да еще и вечно в долгах, а потому вертелся, как уж на сковородке, ко всем с почтением и уважением подходил, многих знатных людей между собой примирил, был осторожен в словах, но в действиях быстр. Вовсе не походил он на рыцаря, зато его уважали шляхтичи и любили пейзане.
Так же и Яна он воспитывал. А ты в свите юного князя был на особом месте, как спаситель отца Янового. Сажали тебя рядом с князем, ехал ты по правую руку от него, знамя князево держал, стараясь не выпустить тяжеленное древко.
Ян был вовсе не похож на отца. Рыцарские дела его интересовали мало, хоть и умел он копьем да мечом сражаться не хуже прочих. А вот разговоры с учеными мужами, чтение книг да подсчеты прибыли в счетных книгах юного твоего сюзерена занимали очень и очень. Пока свита его зевала в кулаки да во дворе мечами деревянными друг друга лупила, Ян сидел в библиотеке или общался с советниками.
- Хороший будет князь, - говорил твой отец, приезжая проведать тебя, - Не воин, но дипломат. Может, Силезии такой и нужен.
В один из визитов отец привез с собой Добыславу. Она выросла в настоящую силезскую красавицу, умела читать, была набожной, за словом в карман не лезла.
- Пора бы Славку замуж выдавать, - тихо сказал тебе отец, - Подыщи ей жениха средь князевой свиты. Ты этих лоботрясов лучше знаешь.
С первых же дней пребывания при дворе Яна, за твоей сестрой принялись ухлестывать сразу двое юношей. И первым из них был ненавистный Вольдан! Ему исполнялось восемнадцать, он уже по праву считался рыцарем, дорого одевался, носил на поясе меч в украшенных серебром ножнах, а к тому же был весьма галантен. Он невзначай спрашивал у Добыславы разные глупости, подливал ей вина на пирах, а однажды ты застукал их в коридоре одного из принадлежащих князю Яну замков: Вольдан читал твоей сестре стихи!
Вторым ухажером был Отто фон Цеттриц из младшей ветви славного рода Цеттрицей. Ему едва исполнилось шестнадцать, но ты знал его как очень опасного соперника в тренировочных схватках и умелого наездника. К тому же его интересовали охоты, пиры да прочие забавы, так милые сердцу каждого настоящего шляхтича. Ухаживал за Добыславой он осторожно, ненавязчиво, а в какой-то вечер пришел к тебе – просить благословения сделать девушке предложение. Ты сейчас был старшим представителем рода – отца князь послал в далекую Богемию с каким-то важным поручением и вернуться он должен был через месяц, а то и два.
*****
В шестнадцать лет князя Яна признали совершеннолетним и он стал править вместе с младшими братьями. Вернее, правил-то он, но и право родичей на их части княжества не оспаривал никогда. Кажется, межусобицы, как это частенько бывало в таких случаях, не случилось.
*****
Учили тебя вместе с сюзереном да еще десятком благородных юношей. Читать, писать, по-латыни говорить, считать… и, конечно, рыцарским делам.
К семнадцати годам ты вырос в крепкого и статного юношу, вращался в компании таких же, как сам, благородных отпрысков. Слыла ваша компания настоящими разбойниками: то налет на кухню в очередном замке устроите, все вино украдете и перепьетесь, то девок селянских у колодца зажимаете, а то в шинке соревнование устроите: кто быстрее всех кабанью ногу слопает.
Сам князь к этой компании присоединялся нечасто. Вообще, как ты скоро узнал, Ян был непоседой: вы вечно путешествовали, останавливаясь то в Сцинаве, то в Жагани, то в почти что родном для тебя Глогуве. А уж замков и поместий, где его милость передохнуть решали, не счесть.
Так ты и встретил семнадцатилетие – небольшую пирушку закатили в твою честь, сам князь тебе нового коня подарил.
- Ты теперь настоящий мужчина! Вон как вырос, - сказали тогда приятели из свиты, - А ну, давай девку тебе подберем хорошую! Знаем мы бордельчик один тут, недалеко, там ух! Вовек не забудешь!
Увидев твою заминку (ты ни разу не был еще с девушкой!), они поняли его по-своему.
- Мы платим, не волнуйся! Ну, поехали?
Даже Вольден шуточек не отпускал, на тебя смотрел, улыбался только.
|
|
3 |
|
|
|
|
Не по дням, а по часам взрослел и наливался настоящей взрослой силой Болеслав, меняя юношескую угловатость на крепость и ширину плеч мужчины. После злосчастной охоты прошло немало дней и ночей, а взрослеющему паничу Глоговскому всё нет-нет, да и снилась проклятая огромная свинюка - щетинистая туша с налитыми кровью глазами, которую не взять даже остро отточенной рогатиной.
Парень сильно пострадал тогда, отлёживался неделями, да так и не стал прежним - нога подводила, стала как чужая. Остались в прошлом мечты о танцах с молодыми дочерьми соседей-дворян и былая беготня в лесных угодьях семьи - теперь Болеслав нипочём бы не угнался за резвой Добыславой. Но и сестра, словно чувствуя мрачные думы брата, вскоре оставила детские забавы, всё больше рассказывая Болеславу истории из книг, вышивая с матерью и старшей Агнешкой и занимаясь прочими женскими делами.
И всё же здоровое тело вскоре исправило и дух - Болеслав быстро окреп, пришёл в себя, а слава защитника князя и его любимчика разнеслась далеко вокруг! И неважно, что годы шли, а сам князь отдал богу душу в рыцарской сшибке с гербом гуся, то дело прошлое! Главное, что и наследник Генриха Румпольда благоволил к своему верному другу Болеславу, да почитал его надежным товарищем...
- Тебе бы примириться с попами... Батюшка твой, мир его праху, говаривал, что любого ведь можно сломить, коль нет единства, - сидя не в первый раз с молодым князем Яном Румпольдом в светлице его родовой усадьбы, Болеслав часто обсуждал с ним будущее княжеств и прочее, политику и торговые дела: - Они ведь тоже не все одинаково мыслят и смыслят. Есть и расстриги, и те, кто интриги крутит за спиною кардиналов. А на востоке и вовсе - византийская вера, вроде тоже, да не то. Вот и нам бы, государь Ян, найти тех, кто будет с нами заодно больше, чем со своими же братьями-попами. Верные тебе, а не им. Что скажешь, княже?
*****
Болеслав, войдя в пору юношества и находясь при дворе княжича Яна, быстро сошёлся с остальными спутниками молодого наследника Румпольдов - всё больше буйными головушками и заядлыми кутилами, среди которых шли его нынешние дни. Они вместе веселились, вместе пили и ели, натаскивали гончих на полевую дичь и занимались выездкой коней. Куда же в такой компании, да без весёлых, а иногда и злых шуток?
Болеслав легко относился к подначкам друзей - на то они и друзья, спускал им многое, за что недруг был бы тут же бит лтым боем. И немудрено - Болеслав вымахал здоровенным парнем, словно сила хромой ноги передалась остальному телу и утроилась. Всё чаще его в шутку сравнивали с легендарным Ожье Датчанином, героем многих баллад, да всё реже смеялись. Кроме, пожалуй, Вольдана из Вихрува - ещё одного неизменного спутника Яна Румпольда, панича худого и острого на язык, но весёлого и доброго товарища.
Болеслав незлобиво отшучивался, нередко и сам не забывая посмеяться как над тощим другом, так и над самим собой - хромоножкой не годным к пешему бою. В который раз уж повторялись одни и те же шутки, но не надоедали молодым дворянам...
- Эк тебя разобрало, Вольдан! - отвечал, хохоча, Болеслав и хлопнул того по плечу могучей пятерней, а затем обернулся к остальной ватаге и самому пану Яну Румпольду: - Повезло же тебе княжич, вот так подобралась дружина - хромой да тощий, не хватает только косого!
- Ничего, глядишь ты князя своим брюхом закроешь, Слав, вон отрастил! Жрать-то ты горазд, сейчас того кабана живьём бы слопал, - улыбаясь ответствовал Вольдан, и все дружно ухнули смехом снова...
Ходили они и по кабакам, от чего многих корчмарей бросало в дрожь, стоило им только аслышать ржание коней и голоса молодых рыцарей - сколько было побито лавок и разбито голов... Дело молодое да дурное... Были и бордели, которые Болеслав терпел скорее, чем любил или презирал - зов плоти требовал женской любви и ласки, а подходящей невесты на примете пока не было, так чего же стесняться? Он и не стеснялся, только находил компанию шлюх далеко не самой приятной, ведь найти девку по душе и вкусу было нелегко - это ведь не Рим или Париж, в конце концов!
*****
Когда же отец ненадолго оставил коронную службу и оказал сыну большую милость (в один из своих немногих визитов в родовых землях) - сказал, чтобы тот, как будущий наследник семьи занялся судьбой младшенькой Добыславы, нашёл ей мужа, да чтобы не стыдно было, Болеслав крепко задумался. Он видал сестрёнку с Вольданом, который был давно знакомым и добрым другом, только малость с ветром в голове - зато при дворе князя Яна да с знатной родней, видел и поглядывавшего с интересом на Славку - немца Отто фон Цеттрица, тоже достойного жениха. Мог бы он, да и хотелось так, что сил нет, выспросить у самой Славки, но слушать ли женщину в таких делах? Они мыслят сердцем слишком, не замечая важного. Так что Болеслав твердо решил позаботиться о ней так, как сам видел со стороны - чтобы и сама была довольна, и семья не знала убытка.
- А что, Вольдан? Бери Славку в жёны, нешто я не вижу, как ты на неё пялишься - неровён час прожжёшь бедную сестрицу взглядом. Бери, да будь ей добрым мужем, а кутежи и девок брось, - так завёл он как-то разговор, наконец приняв решение: - Будешь мне не только названым братом в дружине, а и родичем.
|
|
4 |
|