Когда зажгутся Огни | ходы игроков |

Она молчала. Но ее все равно потребовалось заткнуть.

Она была предана. Но она все равно предала.

У нее было все время мира. И оно вышло.



Больше она не скажет ни слова, и про нее никто не скажет ни слова.

Словно она вообще была не в этой вселенной.

Не в этом пространстве.

Не в этом времени.

Где-то там.

Далеко.

Хор молчал.

Впервые за всё то время, что существовал, он не знал, что говорить.
Он не знал, про что хохотать.
Он не знал, про что плакать.

Но мир ждал от него смеха.
Через силу натянув улыбку, которую никто не увидит под его маской, Хор двинулся вперед.

Позади лежала мертвая Молчунья.

===

- Ну что же, Брона, вот мы и одни!
Хор рассмеялся, и закружился в воздушном вальсе.
Только не было в его смехе той звонкости, что раньше.
Не было в его движениях той грации, той плавности.
- Все мертвы, все позади! Остались только мы, и.. и...
Хор замолк.
В голову не шли слова. Голоса все также наперебой кричали, предлагая десятки, сотни, миллионы вариантов.
Но Маг не мог выбрать.

Хор вздохнул.
Глубоко, нервно.
Повернулся к Простачке, потрепал ей волосы, и двинулся вперед.

Хор начал смеяться.
Поначалу тихо, через силу, неискренне.
Но с каждым шагом он начинал смеяться все громче, все громче, и громче.
Он смеялся над собственными попытками.
Он смеялся над смертями Героев.
Он смеялся над Поветрием.
Он смеялся над Смертью.
Ведь в мире нет ничего, над чем нельзя смеяться.

И как там говорят?
"Смех продлевает жизнь".

  К вечеру простачка уже и не вспомнит подробности прошедшего боя: все смешается в единое месиво из ударов, защиты, судорожных рывков вперед и медленного вынужденного отступления только за тем, чтобы снова ринуться в горнило битвы. Она запомнит терзающую руку с щитом боль и ощущение стягивающей кожу запекшейся крови, запомнит пьянящую эйфорию от собственных сил и того, как зеленая смерть разлетается под могучими, сродни геройским, ударами. В памяти останутся разрозненные картины искаженных лиц, кажущихся такими родными, и собственное тяжелое, с хрипотцой дыхание.
  А еще на всю жизнь – недолгую, скорее всего – она не забудет, как лежала на земле, придавленная телом Забияки, и как видела свою смерть в глазах нависшего над ней чудища. И – как Латник заслонил ее своим телом, променяв вечность на жизнь одного единственного человека. А дальше все, как в тумане: только месяц чужого топора мелькает в забывших об боли руках, да взгляд застилает какая-то пелена.
  Венчая гибель Латника, раскрывается пламенный яркий цвет, выжигая всю заразу, но не трогая сжимающую свое новое оружие смертную. Она стоит, неподвижная и молчаливая, и до рези в глазах всматривается вдаль, ожидая увидеть новую угрозу, а не узрев ее, ковыляющей походкой добредает до пустой – это она понимает скорее сердцем, нежели разумом – скорлупы доспехов. Качает головой молча, не в силах выразить обуревающие ее чувства, и стянув стальную перчатку, кладет тонкую, в потеках крови, ладонь на все еще горячий металл наплечника.
  - Прости меня, если сможешь. И вы все простите, что Простачка оказалась слабачкой…

  Устало опираясь на топор, как на посох, девушка бредет к повисшей в воздухе фигуре Хора. В горячке боя она не видела, что происходило за спиной, и теперь, видя руины крепости и одного только героя, резонно предполагает, что Поветрие пыталось атаковать и с тыла, будучи остановленным смертью Молчуньи. Победа? Вроде бы и победа, но славить ее нет больше сил. Леди-рыцарь кивает последнему уцелевшему Бессмертному, и войдя под разрушенные своды, разводит костер: согреть уставшие члены, украсть у грядущей гибели несколько часов отдыха и утолить простой человеческий голод.
  Подлетевший Шут уже не был столь весел, и Брона понимала, почему – для Хора остаться одному было гораздо тяжелее, чем от него. И, самое паршивое, и слов утешения никаких не было: как можно успокоить Бессмертного, потерявшего всех друзей и знающего, что он станет следующим? Девушку хватает только на то, чтобы вздохнуть и произнести горько:
  - И все-таки остались мы…

  А потом, сидя у одинокого костра в ночи, она дошивает узор рубахи и говорит, говорит, говорит… О громком голосе отца и нежных руках матери, о выводке егозящих младших сестер, о песнях за вышивкой и танцах после сбора урожая, о том, как с мальчишками играла в победителей драконов, непременно изображая из себя королеву Мэб... О том, как узнала, что с каждого двора потребовали по одному воину, и сбежала, переодевшись в юношу «Брана». О том, как обрела прозвище Простак. О веселом и грустном. О погибших товарищах и тех, кто ушел на покой. О войне и мире.
  Размахивая фляжкой с крепленым вином, она то взахлеб пересказывает события прошлого, то чуть не плачет, вспоминая былые дни. Новая история сменяется смехом, который сменяет задумчивость. Она делится наболевшим, рассказывая о человеке, что мог стать ближе прочих, но с кем разлучила смерть. О том, как Простак стал Простачкой. О недолгом изгнании и возвращении, о совершено не нужных рыцарских шпорах. О Руперте и Лламе, о Ниалле и Руадри, о всех своих ребятах. И снова о службе и походах, о том, как она покидала веселые пиршества, оставаясь наедине с самой собой. О последнем приказе короля…

  Шут продолжает хохотать, и эхо вторит горькому смеху. Рядом стоит, опершись на топор, молчаливая девушка в крылатом шлеме, крутя меж пальцев белоснежную ветвь самого прекрасного из деревьев. А когда на горизонте появляется Зеленая Погибель, она вздыхает:
  - Жаль, что мне не довелось услышать историю каждого из вас. Я так и не узнала Героев – и узнала их лучше прочих. И то, что было открыто, я сохраню до конца… Скорого, - грустно фыркает она, и идет вперед.

  - Встречай Брону, смерть! Я иду к тебе, как к невесте, с улыбкой на губах! И приведу с собой множество гостей, так что твой чертог не вместит всех! А ты, Погибель, попробуй остановить меня: прежде, чем этот мир будет обречен, перешагни через мое тело, а потом уже бахвалься!
  А я… Мы радуемся, ибо идем в бой! Радуемся! Против тебя не Простачка и Хор : с ним пять теней за спиной, а со мной все те павшие, что отдали свою «сегодня» за чужое «завтра»! Мертвые идут со мной – что можете противопоставить им вы, поглощающие жизнь?

Ответом Поветрию был лишь громогласный смех Хора и выкрик Простачки. Без страха вышли они в свой последний бой, встав на пути у Зелёной Смерти. Усиленный стократ смех чародея заставлял воздух вибрировать, и если бы не новые силы, проснувшиеся в Броне – её бы чего доброго разорвало на части вместе с тварями, пришедшими из тумана. Но она стояла рядом с Героем в шутовских одеяниях, насмехавшимся над смертью, непоколебимая как Латник.

А напротив них взрывались брызгами ядовитой дымки твари, пришедшие из-за окраины этого мира, оглашая громкими воплями долину – но эти вопли тонули в небытие, перекрываемые хохотом Хора. Казалось, не сдерживаемый теперь ничем и никем, он был готов стоять так вечно, отодвигая угрозу прочь. Лавиной рвались вперёд чудища, но их сметала его магия, отбрасывая прочь и не давая продвинуться по морозному полю ни пяди ближе.

... Но всё же, всё же их осталось двое, а как устоять двум, где не устояло уже пятеро?

Проползло, прокралось, прорвалось Поветрие сквозь плотную звуковую преграду, схватило брошенное кем-то копьё, размахнулось и метнуло его с такой силой и яростью, что даже Простачка не успела встать на его пути. Зелёная Смерть нанесла страшный удар Хору, от которого он уже не оправился: ноги его подкосились также как у Латника, и он упал на колени, протягивая руки к чему-то позади мора...

Хор заставил Поветрие пожалеть, если конечно оно вообще было способно испытывать чувства. В последний момент он высвободил все голоса, что были заточены в нём – даже свой собственный. Стократ усиленное эхо, в котором смешались теперь и плач, и смех, и боевой клич, и мольбы о помощи вырвалось наружу, и острыми лезвиями пронеслось сквозь ряды насекомоподобных чудищ, разрывая на куски каждую тварь. попавшуюся на пути.

Казалось, Какофония Хора продолжалась вечность – постепенно стихая, снижая напор, пока наконец не затихло, и уже обычное эхо унеслось по горам куда-то прочь – вместе с истлевшим в одно мгновение телом чародея, чудака и Героя. На месте, где он пал, осталось лишь только маленькое, но приметное золотое колечко – для изящной руки той, кому он его так и не успел вручить, потому что голоса заставили его забыть об этом.

И вот Простачка осталась одна. Одна, против орд Поветрия, хоть и мало было в ней от той Простачки, что начинала путь с Шестью. Теперь уж она могла больше – если бы она могла столько же раньше! Может, и не нужно было бы никому умирать? Но сейчас ей некогда было думать об этом, потому что на баррикаду, наспех сваленной из камней разрушенной крепостной стены, уже наползала первая моровая тварь, щелкая жвалами. Простачка смела её одним сильным ударом, отбросила прочь, обратно в туман из которого она вылезла, а навстречу ей уже ползло две. Она срубила и их, удивляясь, как легко и ладно в руке лежит теперь этот могучий топор, третью волну из четверых она отбила также легко... шестнадцать, тридцать, и всё больше, и больше... А Простачка всё стояла, не отступая, пока наконец не погребло её под грудой камней, которую обвалили на неё твари, подкопавшие баррикаду, и обернувшие силу стен разрушенной крепости против неё. Выточенные из гранита, куски крепостной стены погребли под собой защитницу, и Зелёная Смерть прорвалась через крепость Стражей, бурлящим потоком ринувшись дальше по долине...

Ни Хор, ни Простачка уж не увидели, как загорелся последний маяк в столице. Прошёл целый день ещё после того, как Поветрие разрушило крепость до основания и начало пожирать Лимерик, пируя на его костях. Но оно не успело остановить ритуал: законы мироздания повернулись вспять, и яркое пламя хлынуло с семи башен, растеклось по воздуху в разные стороны, развеялось искрами по ветру, и каждая искра нашла ещё уцелевшие останки драконов в каждом уголке Дал Фиатах.

Души драконов ответили на зов. Они возвратились из небытия, воспрянули от сна длинною в вечность, вдохнули жизнь в побелевшие от времени кости.

И затопили мир огнём.

🎶ссылка



Люди, в отчаянной попытке спастись, разбудили силы, которыми неспособны были управлять. Вернувшиеся Повелители Огня предали огню всё: и Поветрие, задрожав перед мощью настоящих хранителей этого мира, бежало прочь, спасаясь от силы, которую даже оно было не в состоянии поглотить. Ведь именно Огонь растопил когда-то чрево Праматери-из-Глубин, выпустив наружу силы, пребывавшие до этого в сладком сне в вечной темноте.

Впрочем... последняя искра других богов, ещё теплилась в этом мире. В момент, когда сила первородного огня проникла обратно, эта искра, едва трепыхающаяся, будучи на грани затухания, впитала в себя эту новую, одновременно родную и чужеродную силу, усилив своё пламя. Когда Первый дракон пролетел над долиной, где раньше стояла крепость Стражей, испепеляя космических паразитов, курган из камней крепостной стены шевельнулся. Камни покатились с него прочь, один за другим, и в свете алеющего заката, в пылающем мире появилось новое существо, которое в будущем назовут Повелительницей огня.

Опаленные крылья шлема теперь тоже напоминали рога на шлеме моровой вестнице; доспех сплавился в единое целое, превратившись в неразрушимую тюрьму. В этом существе уже ничего не осталось от Броны-Простачки: нет, она сгорела в ярком пламени, и переродилась в нечто столь же могущественное, сколь и бесстрастное.

В следующие года она магией и мечом покорила Драконов, сделав их посланниками своей ярко пылающей воли. Усмирив их, она дала человечеству шанс: и в то же время отобрала у него Свободу. Люди сменили одних царей на одну царицу, которая стальной рукой правила многие века, и под её пятой склонились многие из народов Дал Фиатах. За спасение мира люди Лимерика – и не только они, дорого заплатили.

... Возможно, кто-то доберётся до долины Героев, и вытащит из камня могучий меч.

... Возможно, найдётся человек или иное существо, которое разыщет колечко Хора.

... Возможно, когда-нибудь неизвестный чародей или чародейка разгадают тайны, заключенные в Ледяном Древе.

... Возможно, кому-то передастся Взор Вестницы.

... Возможно, маска Молчуньи придётся ещё кому-нибудь впору.

... И, наконец, будут заново выкованы доспехи Латника.

Тогда, может быть, правлению Повелительницы огня придёт конец.

Догорают угли, клонится голова,
Не бывают вечно пламя и праздник.
Но под пеплом можно найти огонь,
Если не остыло сердце. (с)

  Простачка умирала. Тела ниже пояса, придавленного куском стены, она не ощущала, равно как и раздробленной еще в середине боя левой руки. Правой еще можно было шевелить – одними пальцами, сейчас сжимающими обломок белой ветви, чудом оказавшийся в пределах досягаемости. Каждый вдох сопровождался болью, когда сломанные ребра под продавленным панцирем царапали легкие. Каждый выдох сопровождался толчками крови, стекающими вниз. По всем законам она должна была умереть, но толи толика геройского бессмертия перешла к ней, толи таково было воздействие Поветрия – но слуги Первого Мертвеца никак не являлись забрать ее в свои чертоги. А, может, и некому было забирать?
  Еще не Бессмертная, но уже больше, чем смертная, смотрела прямо перед собой, не в силах повернуть голову, и видела расколотый пополам символ Изиль, богини Огня и Света, некогда выбитый на огромном валуне, венчавшем в свое время храмовый портал. Теперь знак разбило надвое, а в щель между обломками виднелась бесконечная зелень, кишащая и клубящаяся туманом, заполонившая собой все. Она отравила воздух, оседала на руинах, впитывалась в лицо, медленно разъедая кожу. Наступило ее царство – и даже мощь Шестерки не смогла остановить Погибель Миров.
  Простачке оставалось только думать да вспоминать былое, верить, что люди смогут больше, чем полубоги, и надеться, что смерть все-таки положит конец этой терзающей боли.

  «Я оказалась слаба. Не нашла в себе сил сравниться с Героями, не нашла слов, чтобы мои люди стали биться так, как не бились никогда. Я стояла в стороне, ни с кем не советуясь, но видела, что и другие такие же: каждый из них действовал в одиночку, вплетая свой узор в чужое плетение только на поле боя, но не заблаговременно. А ведь я должна была , в таком случае, всех собрать и выработать общий план, а не стала. Не смогла объяснить, что стоит за их спинами, и кто в них верит, не дала им уверовать в надежность тыла. А ведь все могло сложиться иначе, если бы нас объединяла общая воля…
  Но глупая Простачка все пустила на самотек, решив, что она – просто еще один меч, просто помеха героям. Глупая… Как многое можно было бы сделать, как многое можно было бы успеть… Но богов не осталось, Герои мертвы, и только простые люди остались один на один с вечно голодной ордой. Драконы? А хватит ли у нас сил пробудить Детей Ярого Пламени, и не сожгут ли они сначала своих обидчиков?

  …Смерть так и не пришла к Броне, тихо поскуливающей под завалами: вместо нее уничтоженную крепость окутало дикое пламя, желтое, алое, померанцевое, раскаленно-белое. Девушка почувствовала, как безжалостный огонь вцепляется в ее плоть, как раскаленный металл доспехов сплавляется с кожей, как трещат волосы, как сплавляется в ониксовую массу камень – и закричала. Лопнувшие с противным чавканьем глаза спасли ее от ужасного зрелища беснующегося пожарища и не позволили увидеть грациозный полет крылатых змеев, вернувшихся из небытия, чтобы забрать свое по праву сильного.
  И хотя пламя жрало ее заживо, сорвавшая голос Простачка никак не могла умереть. А потом она поняла, что сквозь призму страдания, сквозь очищающий огонь увидела истину:
  «Люди слабы. Не нашли в себе силы становиться превыше своих страстишек, погрязли в междоусобице и местечковом эгоизме. Ни король, ни его свита, ни один из лордов не нашли в себе сил вести в бой пускай даже не людей – хотя бы только Героев. Они переложили груз ответственности на чужие плечи и спрятались, трусливые шелудивые псы, в надежде, что им не придется выбирать и умирать. Именно поэтому мы проиграли – гордые одиночки, не готовые принять чужое верховенство. И везде так – Остров Ста Королей, каков позор! Каждый сам за себя, и при этом все вместе – стадо, не готовое ни на один решительный шаг за пределами возможного. Стадо, у которого нет на то, что пастуха – ведущего барана. А ведь все могло сложиться иначе, если бы их объединяла общая воля…
  Им нужен не один еще меч, а жесткая рука, направляющая и указывающая. Если человечество не хочет думать, им нужна та, кто за них все решит. Кто объединит нерешительных и вдохновит робких, уничтожит независимых и построит такую землю, где все будут знать свое место, и зачем они нужны. Стаду нужна воля, иначе Драконы, Поветрие, Туман, Дети Моря уничтожат их. Я не позволю этого – я слишком люблю эту землю. И если надо утопить ее в крови половины живущих ради счастья остальных – это выгодное предложение. Единой, сильной земле не страшны никто и ничто, когда она находится под властью одного заботливого разума, когда все сплочены и не размениваются на тешение собственной гордости.
  Как многое нужно сделать, как многое нужно успеть… Богов не осталось, Герои мертвы, а простым смертным, раздираемым вечно голодной ордой и уничтожаемым пламенем повелителей огня, нужна Хозяйка, чтобы выжить – сами они не способны даже на это. Они не знают, что драконы – только свечка, дарующая тепло и яркость на несколько шагов. Чтобы разогнать темноту на многие мили вокруг, надо спалить до тла дом, и на этот огонь придут другие, те, кому нужна помощь. И когда Зеленая Смерть спрячется в корнях мира, когда огнедышащие станут щитом, а не бичом человечества, в Дал Фиатах придет золотая эпоха благоденствия.
  Благородное пламя не погаснет никогда, если его возжечь раз – а для этого плотским потребовалось оказаться на грани гибели. И если не я стану им, то кто?

  За мир.
  За покой.
  За единство.
  За грядущее.
  За гармонию.
  За человечество.

  Я восстану ради вас, и горе тому, кто встанет на моем пути.
  Ведь самые красивые цветы – на пепелище.
  Ведь самые счастливые люди – за которых решают другие.

  Так было.
  Так есть.
  И так будет всегда».