[Cypher] Экспедиция 🌿 | ходы игроков | 🌊 Воспоминания Вечер

Вечер снимает перстни с чужой руки. Медленно, один за другим, роняет в черную воду. Океан глотает их, будто крупные капли дождя, каждый звучит по-своему, и звуки складываются в знакомую мелодию, от которой теплеют скулы. Закончив, анмори переплетает свои пальцы с чужими — смуглыми и горячими — и замирает, не зная, что следует сделать дальше. Поднимает взгляд. Иан смотрит на нее насмешливо и лукаво. Наклоняется к самому ее уху, так, что дыхание обжигает кожу, шепчет — "Теперь ныряй!".

Конечно, разве он захотел бы расстаться со своими украшениями?

Вечер на берегу одна. Океан не просто спокоен — мертв, не поднимаются в дыхании волны, ночное небо отражается в воде, будто в зеркале. Два шага разбега, приветствие, прохлада и тишина. Кажется, блестит что-то на дне. Может перстни, а может — звезды. Лучше бы перстни — на что Иану звезда? Анмори устремляется в глубину, но искорки света, кажется, не становятся ближе. Хватит ли сил? Хватит ли воздуха? Знакомая крупная тень проплывает под ней. Вечер цепляется за гребень, подтягивается, прижимается крепко, обвивает длинное скользкое тело ногами. "Помоги, маленький братец." Ходят под чешуей сильные мышцы, но сердце не бьется. "Чем ты заплатишь?" — спрашивает тень. У Вечер ничего нет. "Я возьму плату забвением, Одержимая." Морское чудовище несет ее ко дну, к свету. Вот и перстни — белые и голубые, отлитые из лунного света. Только протяни руку...

...Реальность замыкается в кольцо, и это кольцо крепко обхватывает ее запястье. Веним вытаскивает Вечер из воды, с трудом втягивает в лодку. Надпись на борту не разобрать в темноте. Лонлас где-то там, за горизонтом, по небу разливается бледно-зеленый огонь. Стражник смотрит на анмори с беспокойством, встряхивает ее за плечи. "Что ты делаешь?!"

Вечер не знает точно. "Сплю?"

"Просыпайся, День!"

Веним зовет ее по имени, и это так странно — что он может верно произнести его, и так здорово! Будто новая ниточка там, где сегодня оборвалась дюжина.

"Просыпайся!"

Она открывает глаза. Один из анмори посольства трясет ее за плечо. "Рассвет ждет!" Должно быть, Вечер задремала, ожидая своего доклада.

"Чем ты заплатишь?" — вновь бесплотный голос в голове. У нее ничего нет — и все же есть так много. Ночной океан, любимый фонтан на площади, прохладные просторные комнаты посольства, горький чай, которым ее обычно угощает Рассвет, и его тихий голос, усталая улыбка Лика, Софу и Кош, распевающие песню про черепахозавра, помощь Венима, руки Иана, костяной гребень, предназначение... "Не забирай, пожалуйста! — мысленно просит Вечер сама не знает кого, не вполне еще проснувшись. — Не сегодня! Потом!"

"Потом... — соглашается голос. — Однажды... Время придет... Платить..."

Комнаты посольства — светлые, просторные и прохладные. Эту, где Рассвет обычно выслушивает ее доклады, Вечер любит особенно. Большое окно, выходящее во внутренний дворик, россыпи солнечных пятен на светлых стенах, тихий перестук дощечек-талисманов и запах... почти как дома. Но не в этом, конечно, дело, а в седом сероглазом мужчине, который сейчас сидит перед ней и заваривает чай.

Лишь однажды до этого Рассвет готовил ей чай самолично — когда она только прибыла в Город и получила новое имя. Обычно же поднос с чайником и сладостями приносит кто-нибудь из занятых на кухне анмориан, а бывает, что и сама Вечер возится с листьями и кипятком (Рассвет относится к результатам ее трудов со смесью веселой снисходительности и фатализма). Выходит, сегодня особенный день. Хороший или плохой — Вечер не хочет загадывать, просто смотрит внимательно, пытается уловить музыку движений. Она есть — не такая, как у Иана, затягивающая зрителя-слушателя, скорее похожая на шепот волн или шорох травы. Помогает очистить разум, а не переполнить сердце.

И все же сегодня от мыслей никак не удается избавиться. Вечер думает о том, что было бы, если бы Иан принял ее предложение. Если бы сейчас ей пришлось... может, не обманывать, но умалчивать, глядя в спокойные глаза, которые, конечно, видят ее насквозь. Она бы сказала...

— Это лишнее, День, — негромкий голос возвращает ее в реальность. Да что с ней такое! Девушка с низким поклоном принимает чашку. Ставит перед собой, не пригубив, кланяется еще раз. Затем смотрит Рассвету в глаза так, как привыкла — спокойно и открыто.

— Я буду говорить.

— Мхм. Я буду слушать.

Вечер начинает свой рассказ с испытания. Это, наверное, самая простая часть истории, но зато здесь ей есть, что добавить от себя лично. Организационный бардак, прочувствованная речь Рыбы, величие ЧЕРЕПАХОЗАВРА, Большая Подмена Экипажа, церемония отправления, коварство дороги, принятые решения, ошибки и последствия, триумфальное возвращение — события идут одно за другим, Вечер ловко нанизывает их на нить повествования, и сбивается лишь дойдя до разговора с Тефну. Делает глоток горького чая, пытаясь получше припомнить слова Лика и Неко. Она так старалась ничего не забыть, но очень уж много всего важного произошло после. Сцену покаяния Венима и последующего дипломатического сговора анмори описывает совсем коротко. Все это — на самой грани ее понимания, как и найденное (кажется, совершенно случайно) решение. Лик обещал прислать в посольство письмо, должно быть, Рассвет уже его прочитал и знает лучше нее, в чем было дело, и чем оно закончилось.

Дальше немного сложнее. Вечер упоминает две чашки игристого, чтобы переход к краже лодки не показался надуманным. Описывает ночной город и океан: Рассвету так редко доводится их увидеть, хочется сделать ему небольшой подарок, тем более, приморский язык будто специально создан для таких рассказов. Наверное в глубине души Вечер рассчитывает, что старший анмори сам поймет, что совершенно невозможно было в такую ночь не нырнуть. Но тот все же едва заметно качает головой, и девушка вновь отставляет в сторону чашку и низко кланяется, признавая ошибку.

— Думаю, я расстроила уважаемого младшего следователя.

Некторое время Рассвет молчит, раздумывая, как бы получше объяснить произошедшее. Вечер совсем еще молода, и для посольства в Лонласе это исключение, так что раньше ему как-то не доводилось проводить подобных бесед. Чувства "уважаемого младшего следователя", который и сам неизвестно чем думал, мало его беспокоят, но необходимо оградить юную анмори от лишних сложностей. Рассвет (в который уже раз?) говорит о разнице культур, по самым верхам касается рыбок, птичек и пчелок (у Вечер стекленеют глаза) и под конец вскользь упоминает, что в УньОнге мужчину могут обвинить и осудить, если он обесчестит женщину, что, как и ожидалось, наконец вызывает нужную реакцию.

История со жвалами не так сильно беспокоит Рассвета. Что делать с морскими чудовищами — в отличие от мужчин — Вечер прекрасно знает и сама. Можно ожидать, что она сделает верные выводы из произошедшего. Рассвет спрашивает только, нужна ли ей помощь лекаря, и, получив отрицательный ответ, делает ей знак продолжать дальше.

Далее следует рассказ о спасении Иана ван вер Мерве от него самого. Для описания жручего кокона приморский определенно не предназначен, но Вечер старается изо всех сил. Она рассказывает о хозяине "перевернутой лодки", о настое и загадочной целебной слизи, о том, как кокон влияет на уньцев, и о том, что он отпугивает чудовищ. Рассказывает о своих странных снах, не упоминая, впрочем, Венима, о светящейся раковине и о страшных словах Иана. Позволено ли ей спросить, знает ли Рассвет что-то об этом?..

Старший анмори велит принести генеологические свитки. Вместе они проведут над ними добрых четвертьчаса, но ответов там не найдут, только легенды. Действительно, им удается проследить линию крови Вечер до предка, имени которого не сохранилось, лишь прозвище — "Одержимый". Кем он был и существовал ли вообще? Принадлежала ли ему раковина? Где она хранилась все это время? Теперь уже не доподлинно не узнать. Рассвет советует расспросить юни, раз им об этом что-то известно, и обещает написать в Анморию, хотя ответ не успеет прийти до отправления экспедиции. Действительно ли можно использовать реликвию, чтобы успокоить духов?.. Девушке предстоит выяснить это самой. Были ли в роду у Вечер другие "одержимые"? В свитках ничего об этом нет.

Вечер говорит о пещерах — о странном ощущении двойной реальности, о чудовищах, о непередаваемой волне ужаса, которая накрыла ее с головой после битвы. О возвращении в изменившийся кокон, где она несколько минут не могла шевельнуться, и только Нэр — неведомо как тоже вернувшийся с ними — смог ей помочь.

Услышав о Нэре, Рассвет умолкает надолго, а после принимается заваривать чай снова — все равно утренний уже остыл. Эти слова — уж точно не для ушей юной анмори, и все же есть вероятность, что ей придется столкнуться с Нэром-Элейнаром в экспедиции. Нельзя отправлять ее туда вовсе без подготовки. Несколько осторожных вопросов позволяют понять, что Вечер и сама скорее встревожена, чем воодушевлена встречей, и Рассвет делает все, чтобы она укрепилась в своем решении держаться от высшего подальше. Благо, в легендах на его счет достаточно ужасов. Рассвет говорит о существе, у которого вскоре после рождения похитили душу и оборвали всякую память, и это лишь начало воистину страшной истории, кажется, Вечер слушает и слышит.

Это странный разговор, и он длится долго. Рассвет самолично записывает слова Вечер и старается припомнить все, что может быть важным. Находит свои заметки про юнийский переселенцев десятилетней давности — те упоминали каких-то чудовищ, встреченных ими в пути. В Анмории тогда решили, что именно так проявляется одержимость духов. Должно быть, это действительно как-то связано с миссией Вечер, но больше Рассвету нечего сказать.

— Что ты будешь делать теперь?

— Сначала то, в чем я хоть что-то понимаю. — быстро отвечает девушка. — Соберу экипажи, кого найду, расскажу о том, что узнала во время своего испытания. Всем понадобятся веревки, ремни и крюки. Кто не умеет вязать узлы или управляться с шестом — пусть учится, пока есть время. Лик сказал, полигон свободен в ночное время. Если выдвигаемся послезавтра — надеюсь, нет — у нас есть еще одна ночь. Не пройдем по дороге — остальное будет неважно, нужно пройти. Про раковину в пути снова поговорю с ван вер Мерве и расспрошу юни из обоза. Остальное... раз меня выбрали, значит я справлюсь? Верно?

Рассвет кивает.

Должно быть, так.

Опасения Павне относительно Завтра не были такими уж беспочвенными, хотя черепахозавр и угрожал в первую очередь не ему, а парящему чуть в стороне кокону. Вряд ли Завтру пришло бы в голову наступать на диск, и тем более как-то вредить находившимся там существам, однако веревочка... о, веревочка — то другое. Остановить зверище удалось только чудом, и не было никакой уверенности, что коварный черепахозавр не предпримет вскорости новую попытку сблизиться с объектом своей гастрономической страсти.

Как же так получилось? Отчего анморийский обоз, блестяще прошедший испытания, столкнулся со столь серьезными трудностями, и более того, поставил под угрозу безопасность всей экспедиции? Можно же было как-то лучше подготовиться к выезду?

Ну... да, но нет.

Узнав, что до отправления осталось двое суток и о замене Венима на кого-то из сухопутных, Вечер осознала, что анморийская мудрость "отбрось лишнее — останется нужное" в их случае совершенно неприменима. Им отбросить следовало здравый смысл, чтобы не впасть в панику окончательно, а оставить — лишь жизненно необходимое. Под "жизненно необходимым" практичная анмори понимала умение экипажа обращаться со страховкой, шестами и парусами и доведение до ума снаряжения. Нет, Завтр тоже играл в предстоящем важную роль, и Вечер немало времени потратила на размышления о том, как поспособствовать его духовному росту, пока прыгала по панцирю с веревками... Однако ответ, к которому она пришла, выглядел неутешительно: "никак". Рыба был прав: если черепахозавр еще не дозрел, бессмысленно трясти черепахозавровое дерево, все равно ничего хорошего с него не упадет, а если и упадет, то прям по голове.

Решительно отказавшись таким образом от иллюзии, что Завтр будет вести себя в дороге нормально, Вечер в некотором смысле достигла промежуточного просветления. Думать следовало не о том, как заставить черепахозавра постичь свой долг, а о том, как уменьшить урон от вот такого вот — немного недопостигшего — черепахозавра.

Таким образом, назначение в экипаж анморийского обоза Ниси — долговязого, не слишком ловкого и слегка рассеянного юноши, который, наверное, в жизни не держал в руках швартовный конец, но зато умел обращаться с животными — не было совсем уж случайностью. Вряд ли сам Ниси догадывался, с каким нетерпением ожидает его появления на борту шкипер и какие надежды на него возлагает. Наоборот, поначалу ему даже показалось, что о нем как-то забыли: пока все стояли у стен, Ману командовал, Рин и Лик менялись местами, Вечер и Софу устраивали в грузовом отсеке спальное место для старшего уньца, а Кош в самый распоследний раз проверяла такелаж, никто его ни о чем не просил и никому, вроде бы, не было до него дела. Ниси мог спокойно разглядывать громадного зверя: морщинистую шею, мощные ласты, угрожающий клюв, панцирь толщиной в руку, покрытый сетью веревок...

— ע૦ς! — анмори, которую он до этого видел на полигоне, а теперь едва узнал в летных очках и тюрбане, наконец отвлекла его от созерцания. Узкая загорелая ладонь легла на плечо юноши и сжала его с неожиданной силой, будто девушка опасалась, что он попытается сбежать (и если честно, так оно и было). — Я Вечер, шкипер. Ты Ниси. Это Кош и Софу. А это Завтр. Давай быстрее, пока они там на диске возятся... Софу, это наш второй возница, встегни его и покажи, чего куда!

— ʆ૭! — Жизнерадостно улыбающийся Софу помог Ниси взобраться на скамью. — Садись! Устраивайся!

— Что тут что? — Ниси с любопытством огляделся по сторонам, пока Софу застегивал на нем прямо-таки подозрительное количество ремней.

— Вожжи, как обычно... Рычаг — если потянуть вот так, груз сместится назад, это сигнал замедлиться. Педали — там видишь веревки? — передают усилие, это чтобы прижать бока. Ремни... ремни — это вообще главное, — взгляд Софу на мгновение стал задумчивым.

— Я? Я никогда не правил черепахозавром, — осторожно заметил Ниси, решив, что для этого признания более подходящего момента уже не будет.

— Это ничего, — встряла Вечер. Она уселась на самый краешек скамьи и немедленно пристегнула свою страховку к одному из креплений, хотя Завтр и стоял совершенно смирно. — Тут разница между тем, кто пробовал, и тем, кто не пробовал... не очень большая... С черепахозавром... — тут анмори резко замолчала, а потом сделала юношам знак наклониться к ней поближе и продолжила шепотом, будто опасаясь, что Завтр услышит. — С черепахозавром есть одна проблема. Философского плана. Но ее трудно объяснить словами, в нее надо, так сказать, погрузиться всем своим существом. Прочувствовать ее. Софу уже прочувствовал. Мы все прочувствовали. Теперь надо, чтобы ты, Ниси, прочувствовал тоже. Понял?

— Йошш, — безмятежно улыбнулся Ниси. Черепахозавр был совершенно удивительный, и он готов был погружаться всем своим существом в его не менее удивительные проблемы.

— Ха! Ну, добрый путь.

(Первый участок, 0 баллов Нуру)

Черепахозавр тронулся совершенно без понуканий. Несколько неловко выбрался на дорогу, где немедленно обрел величавую плавность движений.

— Послушный, — с некоторым беспокойством произнес Ниси минуту спустя. Ему очень не хотелось пропустить проблему, но чувствовал он только восторг — от того, что такое огромное существо его слушается.

— Ноль баллов. Пока можно рассла...

Завтр рванул вперед. Вечер, так и сидевшая на самом краешке скамьи, слетела с нее, пропахала плечом панцирь и повисла на своей страховке. Ниси осознал, что ремни в черепахозавре, может, и не главное, но все же совершенно необходимое.

— じゃ, вот и расслабились, — донеслось откуда-то из-под скамьи суровое анморийское. — Наверное, Завтру не нравится, что перед ним кто-то едет.

— Или верёвка... он тянется...

— Да какая разница! Ну! Тормози!

(За последующие полчаса Ниси взмок так, что его одежду можно было выжимать, чуть не охрип, исполняя песню про черепахозавра, и многое понял о философских проблемах, беспокоивших Вечер. Даже потом, когда дорога взбрыкнула под ластами, и началась предсказанная наблюдателями с диска болтанка, это показалось почти отдыхом по сравнению с первыми минутами путешествия.)

(Второй участок, 5 баллов по шкале Нуру)

— Нуж-но для на-ча-ла оп-ре-де-лить, че-го мы от не-го хо-тим, — слегка подпрыгивая на скамье, рассуждал вслух Ниси.

— Пока я знаю, чего мы от него не хотим, фф-уух, — Вечер налегла на шест. Из-за паруса, которым управляла Кош, донесся негромкий смешок.

— Э-то не то. Надо внимательно смо-треть, что он делает и когда, и за-кре-пля.. ять... что хот-тим. Дать вку...

Софу, сидевший рядом, быстро закрыл Ниси рот рукой.

— Это слово мы на борту не произносим, — в голосе Вечер зазвучали стальные нотки. — Ни на униле, ни на ополье, ни на анморийском. Как на серафимском будет? На серафимском — пожалуйста.

— А он понимает? — поразился Ниси.

— Хочешь проверить? Он и на серафимском выучит, придется на кирату переходить.

— Умный зверь! Но у них, у зверей, всё равно иное свойство ума. Он нас не видит – знает ли он о нас? Мы тянем повод изо всех сил, а он думает, что зацепился досадно, и стряхивает помеху... Его вредность, может быть, не со зла. Вы знаете, как заводчик с ним справлялся?

— Заводчик Завтра — существо принципиально иного масштаба, — вздохнула Вечер. — Где Рыба — и где мы. Нам до такого еще духовно расти и расти. Софу, вы с Кош учились у Рыбы. Помнишь чего-нибудь?

— Когда уважаемый Рыба учил нас, он был с нами строг! Но справедлив! — охотно поделился Софу. Помогать вознице — не самая тяжелая работа, это тебе не тягать паруса и не налегать на шест. — Завтра он поощрял порой. И покрикивал что-то. ("И становился, где видно", — донесётся от Кош, и тут они заспорят, нарочно или нет.) Нет, сначала кричал, потом кормил! А что кричал?.. на анморийском. Не ведаю.

— Когда я ему кричу, он не очень-то слушает, — заметила Вечер.

— Голос не похож? — интересная черепахозавровая проблема уже захватила Ниси целиком.

— Помните, Веним-ʆ८ ему пел? Тоже на анморийском. Помогло! — из-за паруса.

— Ладно, попробуем, когда будет нужно...

— Пока живём.

Исторический документ:

Очень мелким почерком, чтобы уместилось на крохотный кусочек папируса: "Дорогой уважаемый шкипер всея Экспедиции, пишет вам стражник береговой охраны Софу с черепахозавра позади вас, от лица славной нашего шкипера и дипломата анморийского посольства Вечер, со слов милой моей сестры и также стражницы береговой охраны Кош, все мы очень взволнованны сложным положением серафимской повозки, идущей за нами, чей шкипер серафимс, к сожалению, не запомнил я его имени, мне очень-очень жаль, да не сочтёт он за неуважение, во всех перепетиях дороги в трудные часы первого дня нашего выступления никак не мог отвлечь двоих стражников, назначенных вами в наблюдение строго, и посему вынужден был обходиться, представьте только, собственными силами и силами двоих помощников, вообразите, как истощены они и как трудно им пришлось! Наши сердца болят за них, ежели вы повелите им помогать при необходимости, а наблюдать при возможности, или, как изволила кратко сформулировать наша славная шкипер и дипломат анморийского посольства Вечер, "организовать наблюдение по возможности", привожу цитату для точности, вы оказали бы милость последнему обозу, так думаем мы. Прошу прощения за беспокойство, Софу, стражник береговой охраны. Шлём вам наилучшие пожелания с черепахозавра."

Заметив, что Кош отложила сигнальную лампу, Вечер поинтересуется, ответил ли что-нибудь Веним. Кош покачает ушами: наверное, Веним-ʆ८ очень занят там. Ему пришлось уйти. Пришёл юнийский красавец. И даже помахал рукой. Потом тоже ушёл.

Анмори не удивится. Конечно, их мало, а дел, должно быть, много.

Кош спросит тогда, есть ли у Вечер любимый, суженый, наречённый (все смутно известные ей традиции соберёт) или муж, или как там в Анмории полагается?

Вечер ответит, что если бы у нее был муж, ее долг был бы находиться рядом с ним и заниматься семьей. И это, конечно, очень почетно, но черепахозавр и экспедиция все-таки гораздо интереснее. Так что мужа у нее нет, и это очень удачно. А зачем нужны "любимые" и остальные по списку, она пока не особенно разобралась.

Кош с Софу переглянутся. Софу скажет удивлённо:
— Мы думали, у людей так заведено. Что должны быть.

Кош добавит:
— Люди такие сложные.

Потом ещё:
— Даже Веним-ʆ८ очень сложный, хотя лишь отчасти человек.

У Вечер будет немного гордый вид. Ей даже немного приятно быть "сложной". Самой-то ей кажется, что она очень простая. Но насчет стражника она согласна полностью:

— Веним-зут очень сложный! Не знаю уж, "хотя" или "потому что". Давно ли вы с ним вместе служите?
Софу и Кош немного запутаются на "хотя" или "потому что", но их тут же переключит последний вопрос. Уши опять воспрянут.

— Оу, — они начнут припоминать, переговариваясь друг с другом на униле, и как часто у них бывает, бурно споря о таких мелочах. Наконец, каждый скажет свою версию.

Кош:
— Лет восемь.

Софу:
— Семь с половиной. Помнишь "опять начнётся".

— Что начнется? — немедленно заинтересуется историей Вечер.

Уньцы попытаются сообразить, как объяснить эту фразу. В итоге сойдутся на версии, что Веним был немножко буйный в ту первую встречу. Он недавно вернулся, его хотели произвести во что-то очень почётное и приблизить к земным богам.

— Символизировать, — уже изрядно застрявшее в зубах в связи с Экспедицией слово. — Что уньская стража и есть герои, спасшие УньОнг.

Тут Кош и Софу, после некоторого обсуждения, согласятся. Тут они помнят примерно одинаково.

— О, ему должны были оказать большие почести, — гордится Венимом Кош (явно как-то не понимая перемены его судьбы с тех пор).

— Провозгласить героем, — объяснит Софу, если Вечер ещё не поняла.

— Он как-то спас всех нас, — порадует дальше Кош. — Вот там, откуда переселенцы пришли, творилось плохое, а Веним-ʆ८ туда пошёл и всё поправил. И всё наладилось.

— А что "опять начнется"? — напоминает Вечер. Про то, что видел Веним за городскими стенами, ей тоже очень интересно, но это лучше спросить у него самого. А про "начнется" — она это хорошо чувствует — не спросишь.

— О, — вспомнит Кош, — кажется, вот кто спит у нас... — Оглянется на брата. Тот неуверенно покивает ушами. — ... они так спорили, — скажет Кош. — А потом, когда мы уже познакомились, Веним-ʆ८ как-то раз снова его увидел и бегом убежал. Даже на крышу залез.

Софу посмеётся, вспоминая. Скажет:
— Это было так невежливо. Мы много извинялись.

— Очень много, — скажет Кош. — Это человеческое?

— Да, — уверенно ответит Вечер, вспоминая все разы, когда ей хотелось залезть от Рассвета на крышу. — Это точно человеческое.

Кош и Софу порадуются, какие они догадливые и чуткие.

Тут, раз уж зашла речь, Вечер расскажет о том, как Веним спас ее саму — от морского чудовища. Конечно, без подробностей (уроки Рассвета не прошли совсем уж зря). Но как стражник был хорош — это она опишет во всех красках. И как он храбро бросился ей на помощь, и как вонзил в подводную тварь свой нож, и как рассекал на чудище в волнах, подобно повелителю глубин.

Это обоим уньцам приятно. Они погордятся за Венима и поахают на захватывающих моментах. И ещё восхитятся храбростью Вечер, пережившей такое и не потерявшей присутствие духа!

— Вы настоящий воин!

Тут и у Вечер станет гордый вид. Она расскажет стражникам немного об океане в Анмории. Какие опасности там поджидают, и какие сокровища таят глубины, и, конечно, несколько историй про молодых глупых анмориан, не будем называть имен, которые лезли, куда не надо.

Уньцы развесят ушки.
— О, — скажет Кош впечатлённо, — люди гораздо больше рискуют. Наверное, люди намного удачливее.

— У нас считают, что рано или поздно воин встретится лицом к лицу с опасностью, и тогда ему потребуется мастерство, а не удача. А как еще отточить мастерство? Поэтому на то, что юные анмориан рискуют, смотрят сквозь пальцы, до тех пор, пока это не совсем уж непроходимая глупость.

Кош и Софу переглянутся неожиданно радостно – узнали тему – и хором выдадут:
— Королевству не нужны неудачники!

Как будто думают, что Вечер точно узнает это выражение. Но Вечер не знает, и ей приходится переспросить.

Кош и Софу несколько сконфузятся и призадумаются.
— Веним-ʆ८ часто так говорил.

— Естественный отбор? — предположит Софу.

Кош скажет серьёзней, но мило:
— Высокий риск, если на него смотрят сквозь пальцы и нет мер обеспечения безопасности, приведёт к высокой гибели.

Софу добавит:
— Поэтому мы так не делаем.

Вечер одобрительно покивает.
— Конечно, меры безопасности важны! Даже самый глупый анмори не будет нырять один, в незнакомом месте и... — тут она запнется и прочистит горло, — без оружия.

Кош улыбнётся, вспомнив другой рассказ. Софу скажет:
— Тогда умный риск? Королевству не нужны глупо рискующие?

— Звучит не так красиво, но по-моему гораздо правильнее. Веним-зут, бывает, рискует, он же нужен королевству!

Кош и Софу переглянутся и неожиданно растерянно сознаются:
— Мы так и не поняли, какому "королевству".

Вечер пожмет плечами.
— Любому, — серьезно ответит она. — Веним-зут нужен любому королевству. Или экипажу. Жаль, что его тут нет, хоть он и выполняет важную и почетную задачу на жр... юнийском обозе.

Уньцы по-прежнему не понимают первую часть, хотя очень стараются. А на второй их переключит, и они радостно согласятся.

Кош спросит у Вечер:
— Вы многих друзей оставили в Лонласе?

— Нет, все мои лонласские друзья здесь. В посольстве все старше меня, это... немного по-другому у нас называется. Они скорее... опекают? Учат? Можно сказать, что старшие товарищи, но не друзья. А с не-анмориан мне... сложно, я многое не понимаю. Говорю невпопад... — здесь она явно вспоминает какую-то историю из серии "от тебя воняет", бросает виноватый взгляд на кокон. — И я забываю улыбаться. Ой, — тут Вечер улыбается. — У нас вместо этого... — анмори издает звонкую веселую трель.

Уши уньцев выстрелят вверх.
— Мы можем это различать, — скажет Софу, надеясь порадовать Вечер, и укажет на свои выдающиеся звукоприёмники.

— Мы будем знать, что это улыбка, — тепло скажет Кош.

— Нам тоже сложно с людьми, — добавит Софу.

Вечер повторит трель, с очень серьезным выражением лица. Уньцы хихикнут. Кош затем прядает одним ухом, как живность, серьёзно глядя на Вечер.

Анмори вопросительно склонит голову к плечу.
— Это тоже язык?

Уньцы улыбнутся, по довольным физиономиям ясно читается "а то". Софу объяснит:
— Но нам говорят так не делать перед людьми.

Кош:
— Что-то про различия. Воспринимаемые различия вбивают клин.

— Наверное, это чтобы мы не завидовали, — решает Вечер. — Я так не могу. — Она заметно напрягается, явно пытаясь пошевелить ухом, в итоге берется за него пальцами и шевелит так. — Но мне интересно!

Уньцы снова хихикнут, а на "берётся пальцами" хохочут в голос. Ниси аж оглядываться начнёт, завидно ему.

Кош скажет:
— Веним-ʆ८ говорит, у людей есть язык пальцев. У юни, он видел.

Софу скажет:
— Но уши быстрей и заметней. И руки свободны.

Оба явно пытаются вспомнить, о чём шла речь ранее. Кош вспомнит первой:
— Всегда сложно с чужими. Это слово нам тоже сказали не говорить, но Веним-ʆ८ говорит, это правда, и очень плохо запрещать простую правду.

— Сложно, но интересно, — скажет Вечер. — Мне нравится, что в экспедиции все такие — чужие?.. Нет, разные! Удивительные! Даже не знаю, кто удивительнее всех, — анмори опять задирает голову и смотрит на кокон.

— Мы пока особенно никого не знаем, — резонно скажут уньцы и тоже посмотрят на кокон. Явно пытаются понять, зачем туда смотрит Вечер.

— А с Венимом-ʆ८ вы как давно служите?.. работаете? — не уверена, как правильно назвать Кош.

— Полгода, — ответит Вечер. — Знаете, мне показалось, сначала он как-то немного не обрадовался этому назначению, — доверительно скажет она. — Но теперь вроде бы он ко мне привык.

— О нет, — мгновенно хором скажут уньцы с кристальной честностью, — он по-прежнему не рад.

Вечер берется пальцами за уши и прижимает их вниз.

Когда стало ясно, что чрезмерная живость нрава у День не сгладится сама собой со временем, семья приняла решение вмешаться. Было избрано два способа ей помочь: акупунктура — для спокойствия тела, каллиграфия — для спокойствия духа. И если часы, проведенные “пришпиленной к столу, чтобы не сбежала” совершенно не тяготили девочку, то против упражнений в чистописании восставало отчего-то все ее существо. Штрих за штрихом, строка за строкой. С каждым исписанным листом День ненавидела каллиграфию все сильнее. Звук, с которым растираешь тушь. Мозоли на пальцах. Поза, в которой положено сидеть, пока выводишь символы. Один только вид чистого листа бумаги вызывал у нее оцепенение. По ночам ей иногда снилось, будто она захлебывается чернилами — или же наоборот, исторгает их из себя, уничтожая только что с таким трудом выполненную работу. Чем лучше становился ее почерк, тем более недостижимым казался внутренний покой.

Когда День предложили должность при посольстве в Лонласе, удивлены были многие, и сама девушка не в последнюю очередь. Она не обладала ни одной из добродетелей дипломата, каковыми считались изящество манер, умение изъясняться устно и письменно, терпение и внимательность. Однако это давало шанс обрести хоть немного свободы, давало возможность служить, и День была преисполнена решимости сделать все, что в ее силах, чтобы задержаться в УньОнге.

Над первым документом для Рассвета — совсем коротенькой запиской — она корпела несколько часов, чтобы показать себя с наилучшей стороны, и была вполне довольна результатом, хотя и чувствовала себя после этого упражнения так, будто добиралась до Лонласа вплавь. Может, за хороший почерк ей простят прочие ее недостатки?

Лишь взглянув на бумагу, Рассвет удивленно прищелкнул языком.

— Мхм! Кажется, будто кровью написано, — серые глаза смотрели на День со спокойным любопытством, и она отчего-то почувствовала облегчение. Ну все, самое страшное позади.

— Примерно так и ощущалось, — легко созналась она, и Рассвет снова прищелкнул языком: любопытно!

Старик подвинул к ней свиток уньского пергамента и собственный письменный прибор.

— Напиши что-нибудь. Напиши свое имя.

Привычное упражнение, и оттого особенно ненавистное. Писать следовало в состоянии покоя, и День пришлось приложить немало усилий, чтобы ее раздражение, отчаяние и беспомощность не выплеснулись на бумагу вместе с чернилами.

Ее имя на пергаменте выглядело… безупречно. День смотрела на него, и в голове у нее билось только одно слово — “ложь”.

— Мхм! — Рассвет сдвинул исписанный свиток в сторону и положил перед ней новый. — Теперь напиши для себя. Так, как если бы знала наверняка, что этого никто никогда не увидит.

Кисточка День замерла над тушью.

— Вы увидите, — осторожно заметила она.

— Я увижу, — согласился Рассвет. — Но ты попробуй представить, что нет.

На этот раз День сидела над пергаментом куда дольше, не решаясь начать. Это упражнение было для нее новым. Как бы она писала для себя? Как веткой на мокром песке, как острой раковиной на камне… Как пальцем по коже — не подсматривай, догадайся! Так? Если не нужно сидеть ровно, если не обязательно убирать с кисти лишнюю тушь именно два раза, если можно дышать, как вздумается…

— Понятно, — Рассвет внимательно изучил результат ее трудов и бережно, стараясь не помять пергамент, отложил в сторону. — Интересно в высшей степени. Вот что. Ты будешь докладывать мне устно. Каждое утро, через час после того, как взойдет солнце. Если будет нужно, я запишу сам. У тебя чернила на носу.

День смущенно чирикнула и потянулась к носу рукавом, демонстрируя достойное дипломата изящество манер. Рассвет шлепнул ее по тыльной стороне ладони веером.

— Иди умойся. Но сначала… будь добра, напиши и мое имя тоже. “Сердце-свернутое-как-чайный-лист.”

— Как написать? Кровью? — День позволила себе лукавую трель, и Рассвет ответил ей в тон.

— Нет, нет. Так, будто никто не увидит.

(День не заметила этого тогда, но в этот момент ее служение обрело душу.)

— Я напишу так, будто увидите только вы.

[Under construction]

Предыстория отличительного знака предводителя Экспедиции, увенчанного символом власти и триумфа

Часть I
(ночь первого дня на коконе)
Энола поведает Вечер:
— Полководцы говорят, что ни один план битвы не переживает встречи с противником. *пауза* Они их всё равно составляют. Обсуждают подолгу.

— Мне нравится обсуждать планы, — признается Вечер. — Это очень приятная иллюзия — что ты что-то контролируешь. М!

Энола согласится:
— Вы с Венимом недавно были похожи на них. Недоставало лишь важных шляпок.

Веним усмехнётся:
— Шлемов, наверное?

Энола королевски пожмёт плечами и заявит авторитетно:
— Я уверен, полководцам всё равно. Им лишь необходимо, чтобы на них сверху было надето что-нибудь внушительное и модное. Это важно, поверь мне!

Веним спрячет улыбку, попытается. Нет, смеётся.

— Я все-таки хочу шлем, — задумчиво протянет Вечер. — Шляпка это как-то... — она поведет плечом так, что сразу станет ясно, что владычица черепахозавра выше каких-то там шляпок, пусть даже модных.

Энола удивится:
— Неужели вам не дали ни одного шлема? У вас нет нарочитой шапочки для должности шкипера экспедиции?

— Ничего. Ни единого. Ни шлема, ни шапочки, — вздохнет Вечер. — А как бы эта шапочка нам пригодилась сегодня! Но нет. Все приходится на словах. Как работать в таких условиях.

Вечер вернется к Рассвету. Тот сидит не вполне на балконе, в тени коридора, прикрыв глаза. Впрочем, посмотрит на девушку, когда она приблизится, вопросительно вскинет брови.

— Не нашла зверюшку, — доложит Вечер. — Наверное, она осталась во внутренних покоях. Если вообще еще здесь. Попробую спросить Иана.

Рассвет кивнет, начнет было подниматься с пола, Вечер остановит его раздраженным щелчком.

— [Просьба] Нет, вы здесь оставайтесь.

— Вечер...

— [Настойчивая просьба] Оставайтесь здесь.

— Ве...

— [Официальное распоряжение] Рассвет-даши, вы останетесь здесь. Хватит спорить со мной! Я четыре дня была шкипер! А с тех пор, как вы здесь появились, вдруг стала нашкодивший ребенок! Надо мной серафимские дети смеются, что я выдохнуть не смею без вашего разрешения! Мне, думаете, мало того, что Добродею я "всего лишь женщина"? А уньцам — в лучшем случае "специалист среднего пола"? Мне еще вот это?

— [Доброжелательно] Я бы не вмешивался, если бы это не требовалось.

— Это не требовалось!

— [Доброжелательно] Подумай сама, хорошо ли ты выглядишь рядом с юным ван вер Мерве? Даже Рин уже говорила тебе, как это смотрится со стороны, верно? Этот... стражник... похититель пуффу... тоже.

— Вот и вы могли сказать, а не... то что вы сделали.

— [Улыбка] А ты бы послушала? Хотя бы наполовину?

— [Раздражение] Нет.

Рассвет разведет руками.

Вечер сделает несколько глубоких вдохов и выдохов.

— Это мое право и мой выбор.

— [Мягко] Это неверный выбор, Вечер. Он ни к чему хорошему не приведет. Я просто хочу помочь тебе сделать верный. Ты всегда слушала меня, что поменялось?

Вечер задумается всерьез. Пощелкает языком, отсчитывая мгновения.

— [Тепло] Вы... всегда слушали меня тоже, — наконец тихо ответит она. — Всего только час... полчаса в день я видела вас, а вы видели меня. Но всегда такой, какая я есть. Вы не пытались ничего во мне поменять, и это было для меня впервые. Вы дали мне столько свободы, сколько я могла вынести. И столько опоры, сколько мне требовалось. [Расстроенно] Теперь я говорю вам — вот я. Вот, что мне нужно. Вот, что я способна вынести. А вы будто не верите. Будто хотите... вернуть, как было. Нельзя вернуть, как было, Рассвет-даши. Ни сердце мира, ни дорогу, ни даже меня, хотя я очень просто устроена, в сравнении. Я знаю, что вы хотите мне помочь. Но вы помогите мне, а не... курьеру анморийского посольства в Лонласе.

Рассвет ответит не сразу. Все это было бы легче принять всерьез, если бы речь не шла, по сути, о прогулках под луной с ван вер Мерве. Или... не только об этом?

— [Мягко] Существа, разум которых захватили сильные чувства, не видят очевидного и действуют опрометчиво, — начнет он.

Вечер перебьет.

— [Возмущенно] Я разве действую опрометчиво? Я разве не справляюсь? Вы бы лучше сделали? Лучше бы договорились с Ачернаром? Или с Сэйджелом? Или с Ианом? Лучше бы справились с пятой? Что, я везде наошибалась?

— [Успокаивающе] Тише, тише. Никто не отбирает у тебя твоих заслуг. Хотя сейчас ситуация выглядит... не лучшим образом.

— Так помогите ее наладить, а не доламывайте! — вдруг прорычит Вечер, которую это явно заденет за живое. — Если вы на моей стороне. Вас не захватили сильные чувства, вот и придумайте что-нибудь, что нам всем поможет. С пастырем найдите общий язык. С Добродеем. Не перечеркивайте мое, пишите рядом, что вам, места мало? Вот нет у вас больше забот, только сделать так, чтоб Иан руки от меня держал подальше! И плевать, что теперь, без Мэйя-шана, вообще никто до него не достучится! Вот уж это было вовсе не опрометчиво! Очень взрослое рассудительное поведение! Что-то я не помню, чтобы вы в Лонласе уньских аристократов веером прикладывали!

Рассвет удивится такому напору.

— [Обеспокоенно] Вечер, дыши! У меня не было намерения... — он вдруг осечется. Действительно, а какое намерение у него было? Он ведь и правда не подумал о том, к каким последствиям может привести этот поединок, да еще на глазах у всех, включая Ачернара. Ну, кроме очевидного — что уязвленный ван вер Мерве удалится страдать в свою нору, а затем уже гордость не позволит ему нарушить данное обещание. Разве это не глупая ошибка? Разве это не странно — ему так ошибаться?

Вечер заметит его растерянность, и ей сразу станет неловко.

Этот Рассвет ведь не виноват, что он такой.

Это все она сама виновата. Это ей зачем-то, видимо, нужно, чтобы он за шиворот оттаскивал ее от всего, что хочется, но нельзя. И чтобы ничего важнее этой великой миссии для него не было.

— [Успокаивающе] Я ничего не сделаю в ущерб экспедиции, Рассвет-даши, — Вечер опустится на пол рядом со стариком, осторожно возьмет его за руку. — И я помню о долге. Это не изменилось. То, что возникло... мне важно тоже. Очень. Но сейчас и правда не время об этом спорить, и тем более воевать. Я стану делать ничего... драматичного. Просто попробую сохранить, что осталось. Если осталось. Прочее потом. Вы отдохните пока. Не беспокойтесь обо мне хотя бы пятнадцать делений. Сможете? Хотите воды? — анмори отцепит флягу от пояса и протянет послу. Рассвет возьмет ее с рассеянным видом, покрутит в руках, но пить не станет. Вечер подождет немного, затем поднимется на ноги, коротко поклонится, пойдет к двери во внутренние покои. Рассвет, кажется, даже не заметит этого, погруженный в свои мысли.

Усталось вдруг навалится на него тяжелым душным одеялом. Вспомнятся все странности, от которых он отмахивался с самого утра, и от них в голове сделается шумно. В то же время ни одной мысли не уловить за хвост. Неприятное чувство — будто что-то забыл, что никак нельзя было забывать. Будто все забыл, что забывать было нельзя. Что он, правда, здесь делает? Присматривает за Вечер? Он ведь отпустил ее. Он помнит ночь перед отправлением экспедиции. Помнит, как положил руку ей на плечо. Помнит, какое у него было выражение лица...

Он помнит свое лицо. А ее лица не помнит.

Рассвет откроет наконец флягу, сделает несколько глотков. Выльет на ладонь немного воды, умоет лицо. Заглянет в коридор. Как там Вечер? Все ли в порядке?

"Не беспокойтесь обо мне хотя бы пятнадцать делений. Сможете?"

Рассвет попытается, и будет вынужден признать, что... кажется... нет.

Вечер проспала подвиги на 19