La Petite Experience historique | ходы игроков | Давид Иосиф Грин (1886 — ?)

1886 — 1899

Ты родился в небольшом городке Плоньск, что в Плоцкой губернии. Здесь на улицах слышна речь на идише, на польском и на русском - примерно поровну. Здесь далеко от державного величия Варшавы да и до ближайшего губернского города Плоцка далековато, но в отличие от многих других местечек, улицы и фасады домов здесь относительны чисты, хотя и не богаты. Почти не ощущается здесь и неприязнь к евреям, к числу которых принадлежит твоя семья - в относительной гармонии и благостном мещанском покое уживаются тут поляки, евреи и русские.

Тут твой дом чем-то похож на городок Плоньск в миниатюре. У вас тоже говорят на идище, польском и русском. У вас тоже не водится лишних денег, но живете вы при этом со скромным достоинством: твой папа сдает в аренду комнату на верхнем этаже вашего двухэтажного дома, а вместе с этим работает судебным стряпчим. Он уважаемый человек в городской еврейской общине. Его зовут Авигдон, но часто называют Виктором на польско-русский манер - он избегает традиционных нарядов и вообще видом своим напоминает солидного петербургского чиновника.

Твою маму зовут Шейндл. В городе часто называют ее "доброй Шейндл" и не зря: всякому она готова помочь, ко всякому проявить милость и ласку. Ты один из ее одиннадцати детей. Увы, один из только лишь пяти переживших младенчество. Твоих братьев и сестер зовут Абрам, Михаил, Ревекка и Ципора. Ты, однако, у мамы любимый.

Впрочем, в младенчестве ты дал родителям поводов поволноваться. Ты был болезненным ребенком (да таковым и остался) - тельце твое было тщедушным, зато голова непропорционально большой. Впрочем, местный доктор осмотрел тебя и ссылаясь на последние достижения френологической науки сказал, что форма твоего черепа есть признак великого таланта и пообещал тебе большое будущее. Вдохновленный такими известиями и все же выходившие тебя родители всерьез занялись твоим образованием - в пять лет тебя отдали в традиционную школу хедер.

В хедере сперва учат азбуке, а потом сразу переходят к Пятикнижию и Талмуду. Светские дисциплины не изучаются вовсе. Уроки начинаются ранним утром и заканчиваются часто после заката, а нерадивых учеников в хедере порют специальным кнутом-канчиком. К твоему (не)счастью твой папа был современным человеком и желал, чтобы ты посещал самый современный и прогрессивный хадер - итого ты сменил целых 5 разных школ, одну из которых твой папа даже помогал строить за собственные деньги. Благодаря этому грамоту, Пятикнижие и Талмуд ты изучал не только на идише, но и на древнем иврите. А еще ходил в русскую школу, где изучал уже русскую грамоту.

Компанию в школе тебе составлял твой лучший друг, Шломо Цемах. Почти во всех талантах он равен тебе и во всем вы вечно соперничаете. Только вот папа его несомненно посолиднее твоего - он богатейший купец города, а еще и потомок древнего рода почитаемых раввинов.

Летят годы твоего детства, а вместе с ними и летит общественная мысль в мире вокруг. Твой папа и старший брат Абрам увлекаются сионизмом, увлекаются страстно, всерьез. Папа едет заграницу, в Катовице, где становится участником первого съезда движения "Любящих Сион". С тех пор каждую неделю он начинает принимать у себя дома единомышленников. Ты пока слишком мал, чтобы участвовать в обсуждениях и дебатах сам, но часто волей-неволей становишься слушателем. Тем более, идеи сионизма увлекают твоего друга Шломо и теперь он часто приходит на ваши еженедельные собрания.

Пожалуй, детство твое можно назвать счастливым. Есть, однако, среди тепла и света твоих воспоминаний о нем чернейшее пятно - в твои 10 лет умирает мама. Весь город, кажется, скорбит о своей "доброй Шейндл". Разбитый горем отец хочет даже покляться не брать никогда больше новой жены, но община его отговаривает. С головой он бросается в бурную деятельность во имя любви к Сиону. Как раз тогда помогает за свои деньги строить в городе новый хедер. Проходит время, однако, и он начинает посматривать на другую женщину, симпатичную вдову Цвию Сабитовскую. Она добра и мила, но никогда, конечно, не заменит маму.

А тем временем приближается твоя Бар-мицва. Значит скоро тебе придется задуматься о будущем.

– Мат! – удивленно воскликнул Давид, поставив коня на клетку и создав угрозу королю-в-клетке и тут же зацепился за угол стола: от того, что он резко вскочил, в глазах потемнело. Сам Грин до сих пор не верил в то, что он сделал – он одолел мудрого раввина, поймав его в ловушку! На глазах у дворовой ребятни! С сияющими глазами спросил у учителя, дабы тот подтвердил свое поражение. – Это же мат, да?

Победа стала закономерным результатом его живого и изобретательного ума: однако однажды этот ум уже "подвел" Грина, став причиной скверной мотивации к обучению. Довольно легко осваивая иврит (пусть и не имея к нему никакого интереса) и запоминая каждую из заповедей Торы, Давид также старательно учил других, как проще запоминать задание и прикрывал их от наказаний, если проступок был не слишком серьезным – благодаря чему приобретал определенный авторитет. А после победы на раввином, воодушевленный успехами, научил и других ребят играть в шахматы – чтобы он мог играть не только с Шломо.

Любовь к шахматам подкрепил родной хедер – древние легенды о войнах за свободу живо разыгрывались в воображении Давида и в своих шахматных партиях он подсознательно начинал себя считать тем самым предводителем воинства из легенд. Как результат... Дебаты и рассуждения об Эрец-Исраэль упали на благодатную почву – в голове ребенка вспыхнула болезненно-яркая картина, где он, непременно на белом коне, ведет еврейское войско бить турков и освобождать Святую Землю. Эта мысль долго не отпускала Давида и в какой-то момент он даже подошел к своему отцу и серьезно заявил на идише.

–Татэ, я хочу помочь нашему народу. Как я могу помочь Сиону? – Давид верил, что его отец уважит его чувства и знал, что взрослые всегда мудрее и опытнее, поэтому собирался со всей серьезностью прислушаться к его совету.

А еще он затаил другую свою мечту. Лучше быть не просто "лучшим военачальником" еврейского народа – но быть его защитником. Не просто на белом коне – но в блестящих доспехах. С короной. Древний Израиль был королевством... Почему же не быть королю и у нового Израиля? Но, в отличии от стремления помочь сионизму, эта мечта была скорее фантазией вроде "хорошо бы было". И желание быть богатым королем, даже богаче Шломо, тут вовсе не причем!

1899 — 1905

Авигдон Грин, конечно, был несказанно горд тем рвением, которое проявлял его сын. И необычайно горд тем живым умом и талантом, которое его замечательное чадо являло миру. Даже ругать за плохую учебу его было трудно - ясно было, что дело только в излишней живости ума, бьющей через край юношеской энергии, которой в хедере просто не находилось применения. Даже учитель хедера, постоянно ходивший жаловаться на нерадивого ученика родителю, был вынужден соглашаться в чем-то. И все же... Не вся жизнь есть борьба за правое дело, надо думать о своем куске хлеба, о том как содержать семью. И одновременно нужно освоить уважаемую и солидную профессию, чтобы не засмеяла община. Авигдон хотел бы видеть своего сына в университете, однако понимал что просто взять и поступить туда точно не выйдет - не хватит у его драгоценного Давида усидчивости для должной подготовки. Особенно если поступать на медицинский факультет - именно о сыне-враче Авигдон мечтал больше всего.

Потому папа решил, что тебя стоит занять чем-то близким к настоящему делу, дать возможность посмотреть на работу профессионала и даже немного поучаствовать. Он поговорил со своим знакомым доктором Рутковским и договорился о том, что тот возьмет тебя в помощники. Не проводить операции и лекарства выписывать, конечно, а просто помогать по мелочам. Заодно цеплять какие-нибудь полезные знания тут и там.

Тебе он это преподнес в обертке того, что Сиону в будущем нужны будут несомненно люди всех профессий (что звучало логично), а потому следует подобрать тебе такую стезю, где твой яркий ум сможет развернуться в полной мере. И так подвел к медицине и практике у доктора Рутковского. С прицелом на поступление в Варшавский университет.

Леон Рутковский был местным земским врачом. В ведение его находились обширные территории вокруг Плоньска и небольшая больница на десяток коек здесь же. Часто он бывал в разъездах, где ты его сопровождал. Часто он посылал тебя куда-то с небольшими посылками и письмами. Помогал ты с мелкими делами и в его больнице. Он сам, однако, тоже старался выполнять возложенную на него роль наставника и когда мог сделать это без ущерба делу, старался разъяснять тебе пусть и в несколько путанной манере премудрости медицинской науки, а заодно предоставил тебе полный доступ к его достаточно внушительной по меркам вашего города домашней библиотеке.

Вместе с этим увлекался доктор Рутковский еще и историей и антропологией. Пытался даже заниматься раскопками, пусть и с умеренными успехами. К некоторому своему удивлению ты обнаружил в поляке Рутковском что-то очень похожее на то, что часто можно было заметить в "Любящих Сион" - глубокую возвышенную тоску по утраченной Земле Обетованной. Только если ваш Сион был бесконечно далеко за морем, то Сион доктора Рутковского был прямо тут - в земле польской, отнятой у него российскими императорами. В какой-то момент ты узнал, что доктор состоит в некой "Национальной лиге", а в доме его иногда проходят собрания весьма напоминающие собрания в доме твоей семьи.

Жизнь же среди "Любящих Сион" шла весьма бурно. Точнее теперь это была "Сионистская организация", основанное на Всемирном сионистском конгрессе в Базеле 1897 года, в которую ваше более скромное общество влилось. В Плоньске хорошо себя проявил твой друг Шломо, который основал ассоциацию Эзра, призванную способствовать распространению иврита среди городской молодежи и так постепенно возрождать древний язык. Дошла до вас и копия "Протоколов сионских мудрецов", которая на очередном собрании вызвала настоящий шквал самых разных эмоций.

До сонного Плоньска тем временем доносились новости о войне с Японией. Потом о беспорядках, демонстрациях и бунтах. Авигдон Грин вместе с некоторыми другими лидерами общины стал всерьез беспокоится о том, как бы не пошла по западным губерниям очередная волна погромов. Плоньск вроде бы был степенным и мирным городом, но исключительно на всякий случай община стала собирать оружие на случай необходимости собрать еврейскую самооборону.

А одним летним деньком из закутка в доме Рутковского, где ты часто уединялся с какой-нибудь книгой, можно было расслышать голос какого-то незнакомого тебе человека и отвечающего ему зло Рутковского:

- ...вы с ума сошли, доктор. "Лига" против таких методов...

- Нет, с ума сошли вы, а я вижу шанс! Лодзь уже бунтует. Сейчас или никогда. Я знаю, где раздобыть оружие, я знаю верных патриотов. Восстание необходимо и восстанию быть!

Давид не сказал ни слова против отца – и пусть он был не совсем согласен с мнением отца относительно борьбы за правое дело, в чем-то тот был прав: знания медицины явно пригодятся в будущем израильском государстве. Да и на войне тоже... Наверное. Врачи спасают драгоценные еврейские жизни и в этом схожи с воинами – так себя убеждал юный Грин, внутренне будучи несколько разочарованным и смущенным словами отца и своими действиями. Вслух он этого не говорил, лишь еще больше корпя над медицинскими исследованиями и записывая лекции Рутковского еще тщательнее.

Когда его друг сообщил об основании ассоциации, Давид также остался в смешанных чувствах: с одной стороны, иврит был частью сионизма, да, это был древний язык Израиля, но с другой... Он был древним. Древний Израиль не смог бы сопротивляться новым державам. Сохранять традиции действительно важно, но традиции никогда не могли стоять превыше выживания еврейского народа. Зачем учить бедных детей ивриту, когда те даже иногда поесть не могут? Почему нельзя им помочь обучиться, чтобы они смогли сами себя обеспечивать? Давид все-таки не выдержал и спросил это.

– Хай с ним, Шломо. Я помогу тебе, но таки попомни мои слова – если помочь им заработать на мацу и только потом научить ивриту, это таки будет полезнее, – даже если Шломо не сместит свой фокус внимания, Давид все равно собирался выучить иврит и сагитировать свою компашку, своих братьев и сестер (и родственников мальчишек из его компании) учить иврит – но вступать в ассоциацию он не собирался, пока она оставалась... Такой.

Война и последующие волнения нарушили мирную жизнь. Глядя на столь неспокойные времена, Грин вспоминал маму – её доброта и спокойствия помогли бы ему сейчас. Впрочем, он стал повнимательнее смотреть, что происходит на улицах. Так... На всякий случай. В это же время, он был довольно активным участником сионистских съездов – расспрашивал о том, каким будет Израиль, как он будет обустроен... И что делается для его возвращения, а также – когда они будут отбивать его у осман. Он был уверен в том, что уж взрослые точно имеют какой-то план.

– Панэ! Извините, но это несусветная глупость, – Давид решительно распахнул дверь, когда услышал о безумной идее Рутковского. – Войска императора уже многократно подавляли польские восстания. И тогда восставали даже солдаты – сами подумайте, как будет восставать Плоньск? Без связи с другими повстанцами, без командования, без обученных солдат... Вы просто поведете других на смерть!

1905 — 1912

Собеседник Рутковского, солидной, но совершенно безобидный на вид господин, секунду удивленно глядит на тебя, а затем восклицает:

- Вот видите! Даже ему это очевидно.

Вдвоем вам удается уговорить доктора отказаться от безумной затеи. Поникший, он только отчаянно просит тебя позабыть о случившемся. Ему перед своим отъездом вторит его гость, явно из той самой "Национальной лиги", чье имя тебе узнать так и не удается.

Всякие потрясения же обходят Плоньск стороной и о творящихся в стране исторических переменах вы узнаете только из газет. Пока же царь публикует манифесты, вся твоя родня празднует твое успешное поступление в Варшавский университет. И никуда-нибудь, а на медицинский факультет!

Варшава встречает тебя величевственными залами университета, вялотекущим политическим насилием (в числе прочего тебя дважды арестовывают на улице, потому что "подозрительная жидовская морда", но потом довольно быстро отпусткают) и крохотной комнатушкой в квартите твоих дальних родственников, которые рады тебя видеть только первые пару недель. Здесь тебе предстоит провести долгие годы, получая свое медицинское образование.

В Варшаве тебе часто удается пересечься со старыми знакомыми из Сионисткой организации, которых ты встречал уже на прошлых съездах, а также со многими представителями политических партий, которые эти съезды посещали. Преимущественно твои знакомые связаны с социалистическими "Паолей Цион", хотя знаешь ты кого-то и в "Бунде" и даже среди кадетов и польских национал-демократов. Политическая жизнь кипит в Варшаве как никогда, пожалуй, за последние полвека.

А вот с твоим другом Шломо Цемахом тебе приходится расстаться - он решает покинуть Российскую империю и отправиться в Землю Обетованную уже сейчас. Он полон энтузиазма, хотя и не вполне еще понимает, что будет там делать. Впрочем, как ты знаешь, родители смогли выделить ему в путь целых 300 рублей.

Давид стоял перед богатым купеческим домом и переминался с ноги на ногу. Несмотря на свою прямолинейность, он чувствовал себя немного гадко – стоило его лучшему другу уехать на Святую Землю, как он тут же собрался к его отцу с такой же просьбой "проспонсировать" его проживание на время обучения в Варшавском университете. Это было похоже на какое-то предательство... Но, с другой стороны, что с него станется иногда отсылать несколько десятков рубликов? К тому же, Давид собирался когда-нибудь потом их отдать. В конечном счете, он отбросил сомнения и постучался в хоромы, попросив Цемаха-старшего о личной встречи.

– Здравствуй, панэ, – Давид решил говорить на иврите, чтобы показать, что он сумел овладеть священным языком. – Простите, что беспокою, но... Мне нужны деньги. Понимаете, я таки сдал экзамены в Варшавский университет на медицинский факультет, но денег на проживание там у меня нет. Я не хочу отвлекаться от постижения премудростей медицинской науки, поэтому... Не могли бы вы мне помочь? Потом я обязательно все отдам!

После трудного разговора с Цемахом, Грин вышел с глупой улыбкой на лице – пусть поначалу старый купец никак не хотел отдавать денег в "беспроцентный займ на неопределенный срок", но потом все-таки согласился! И уже к началу учебного года Грин был в Варшаве, полный стремлений обучиться на доктора, как и хотел его отец – тем более, после отвоевания Святой Земли у осман, еврейскому народу явно бы пригодились врачи и Давид с радостью бы им помог. В течении трех лет он усиленно налегал на медицину, изучая две смежные дисциплины: человеческое тело и то, как человек им управляет.

И довольно успешно изучает – несмотря на обилие терминов и информации, а также необходимость знания латыни, Грин быстро сдает экзамены досрочно, после чего продолжает обучение... Несмотря на то, что юная мятежная душа уже пылала от недовольства тем, насколько все не так с его отцом и Сионистским конгрессом. Отца интересует лишь процветание его семьи – а большинство фракций сионистского конгресса даже и не думали о "независимом" Израиле! Скупать землю и надеяться на милость турецкого султана! Недовольство подобным вылилось в обличительную речь во время одного из заседаний малого сионистского конгресса.

– Негоже нам пресмыкаться пред турецким султаном! Наши предки сражались за свободу Эрэц Израиля и царство! Наш народ долгие века гнали из городов и считали колдунами и отродьями Дьявола! Так с чего вы решили, что под властью магометанских правителей все будет иначе!? С чего вы решили, что наш народ сможет мирно и свободно жить на земле под властью чужаков!? Я говорю нет этим безумным идеями! Евреи должны вернуть Родину силой меча! – с этих слов он начал создание собственной партии из числа наиболее радикальных сионистов, Общества Восстановления и Репатриации Израиля. К сожалению, за все годы ему удалось собрать всего ничего людей – один товарищ из Плоньска, еще парочка из университета, несколько со съездов Конгресса... Но за это время они разработали свой план: ОВРИ хотело во время следующей русско-турецкой ходатайствовать о создании так называемого "еврейского корпуса" в составе русской армии и за это просить у Николая II возможности основать собственное государство на Святой Земле, даже готовясь принять в качестве монарха (при парламенте или его аналоге, конечно) кого-то из Романовых.

Впрочем, ввиду занятости каждого из членов ОВРИ, работы продвигались медленно... Да и после русско-японской войны даже Давид не верил в то, что в ближайшие десять лет начнется война с турками, поэтому вместо этого он стремился выучиться на доктора наук в области медицины: исключительно ради того, чтобы доказать отцу, что он зря тогда не воспринял слова Давида всерьез. Поэтому, когда он успешно защитил диссертацию на тему "Влияние неврологической патологии на опорно-двигательный аппарат человека", он тут же отбыл в Плоньск, чтобы ткнуть Авигдон в этот диплом и обвиняюще сказать что-то вроде:

– Я стал доктором медицины, татэ. Но чем это помогло Сиону? Продвинулись ли мы к его возвращению? Я достиг лучшего, что мог – но еврейский народ ни капли не приблизился к обретению Родины, – после чего развернулся и, будучи навзводе, прогулялся по Плоньску, стараясь немного успокоиться и отойти от ярости на отца и свою собственную наивность. После же он посетил Рутковского, поблагодарив за науку, и Цемаха, вновь пообещав, что он точно вернет долг, благодаря которому смог постигнуть столь премудрую науку, да встретился с парой знакомых, поболтав обо всем и ни о чем понемногу.