| |
|
|
И хоть благородства в крови еще след
Хранят они, словно наследственный знак,
Присущей арабам в них выдержки нет,
И каждый их шаг - опрометчивый шаг.
Ты будь снисходителен к ним, как Пророк,
Создатель прославленной книги из книг.
Хочу, чтоб пророка великий урок
Сегодня в душе твоей снова возник.
Абу Таммам
После грозы, даже мертвые пески Сахары распускаются зеленью и розовыми цветами ашеба. Многие горести приносят с собой бури, но всякая гроза заканчивается — и за всякой войной следует перемирие.
В доме еврея Эзры ибн Мусы, собрались не старые друзья, не товарищи по работе, не единомышленники, не незнакомцы — старые враги встретились, дабы попытаться оставить вражду позади и вместе шагнуть в неизведанное будущее.
Статный мужчина с кинжалом, прибывает первым, сопровождаемый двумя женщинами, лица которых скрыты за покрывалами. Хозяин учтиво встречает их, запечатлевая поцелуй на плече гостя — тот отвечает тем же.
Следом в ворота дома группа темнокожих невольников вносит паланкин, из которого, опираясь друг на друга, выходят богато одетые девушки.
Эзра было выходит им навстречу, но путь ему преграждает здоровенный темнокожий невольник. Взгляды обоих встречаются, вызывая в каждом из мужчин одно и то же застарелое воспоминание...
— Без прикосновений, господин.
Вежливо поясняет Азим, и, после небольшой заминки, еврей кивает.
Внезапно, внимание юного сына избранного народа привлекает показавшаяся из носилок следом за женщинами фигура — темноволосый кудрявый юноша...
— Зирон аль-Руми! Что привело тебя сюда?! Разве мы не решили все наши дела?
— Я представляю эту женщину, благородный Эзра ибн Муса.
— Да будет так.
Пропускает гостей хозяин.
Камал ибн Вали въезжает во двор верхом и при оружии.
Следом пешим бредёт безбородый юнец, пытающийся выглядеть как евнух, но зачем-то прибавивший к бритому лицу смешные усики.
— Мир тебе, господин мой, принц Камал.
Кланяется Эзра, запечатлевая поцелуй на колене племянника халифа.
— И тебе мир!
Поднимает руку достославный Аббасид.
Все в сборе, все прибыли, ибо настало время собирать камни.
Настало время закончить недолгую, но кровавую войну.
***
Было всякое.
Похищение на улице — среди бела дня бандиты напали на паланкин знатной особы.
В тот день Багдад узнал имя Азима аль-Намира аль-Бармаки.
Могучий эфиоп убил одного и ранил троих. Кровь, своя и чужая, бежала по его телу, окрашивая кожу в цвет ритуальной красной глины, наносимой некоторыми племенами перед боем.
Усталость. Боль. В руке — лишь кинжал...
Леопард оскалил зубы. Он почуял приближение вожака.
Салах ибн Мади аль-Хажар не был лучшим воином в банде. Нет, его силой был ум, живой и склонный к коварству, умение беспристрастно просчитывать каждый шаг и принимать тяжелые решения.
С холодной отстранённостью, Каменотёс наблюдал, как упрямый негр буквально на себе выволок женщину из носилок, как прикрыл своим телом в узком переулке. Как опытные убийцы один за другим бросались на раба, а тот принимал их клинки в своё тело, чтобы иметь возможность ударить в ответ.
Этот человек давно должен был упасть.
И Салах аль-Хажар вышел против него уверенной поступью победителя, решающего судьбу побеждённого.
— Ты раб?
Спросил сын муджахида с невольным уважением в голосе,
— Мне пригодился бы такой воин как ты. Эта женщина не стоит твоей верности. Отступи — и будешь свободен. Будешь богат. Будешь важен. Не отступишь — умрешь.
Аыым дышит часто, боком опираясь на стену. Он отвечает не сразу, а когда все же овладевает собственной речью, то говорит с видимым усилием.
— Я не боюсь собак. Я ничего не боюсь.
Салах коротко и зло усмехнулся.
Бросился вперёд, сразу же вспарывая плоть противника клинком.
Нет, Каменотёс не был лучшим воином... но он вырос на этих улицах и знал, как выпустить кишки зинджу, самому при этом оставшись в живых.
Аыым пятится.
Из правой руки сочится кровь. Пальцы не слушаются — противник точно знал как нанести удар.
Нож на земле.
Сын Аксума вдруг ясно осознаёт, что сейчас умрет.
Умрет за женщину, о которой так и не решил, стоит ли она того...
Может быть до того самого момента, как ощутил мягкую руку, осторожно вложившую в здоровую левую ладонь рукоять плети...
Салах воспринимает эту задержку врага по своему, снова делает выпад...
И отшатывается, схватившись за лицо! Удар плетью из кожи бегемота в глаза, так на солончаках укрощали самых строптивых рабов.
Аыым бьет, снова и снова.
Каменотёс пытается отмахиваться вслепую, но никак не может укрыться от вездесущих укусов леопарда...
Он отшатывается — туда, где вожака подхватывает стая, где вместо одного клинка обнажены пять.
Всё решится так или иначе.
Но что это? Намётанный слух айяра раньше всех слышит приближение воинов.
— Это ещё не конец, темнокожая свинья.
Сплюнул кровью Салах аль-Хажар.
И отступил.
Он не видел, как Азим аль-Намир пал на руки госпожи, которую только что уберёг от участи страшнее смерти.
***
Каменотёс взял свой реванш.
С новообретенной помощью шурты, его люди с легкостью устроили несколько засад на шиитских поджигателей. Из схватили, облили нефтью и сожгли прямо на улице. Каждому Салах задавал один и тот же вопрос: "Кто такая аль-Нари?" — каждому обещал быструю смерть, и каждому солгал.
Он уходил, окружённый запахом паленой плоти, уходил, смакуя на губах единственное совпавшее у всех имя.
— Зари-Зари, огненная Зари...
Как-то ночью ты с твоими людьми пришел к ней в дом.
Умертвил всех мужчин.
Девушку забрал с собой, сломал и прикончил.
Теперь все знали — никто не смеет пойти против Каменотёса.
Квартал Ячменных Ворот под защитой Салаха аль-Хажара, которого в свою очередь покрывает шурта.
Простой и понятный порядок вещей.
— Кем она была?
Спросила Огненная Зари у исмаилитки о той, кто погибла, до последнего не признавшись, что носит чужое имя.
— Она подвела Скрытого, и была удостоена чести очиститься через мученичество. Чтобы жить нужно умереть. Теперь ты мертва, Зари аль-Нари, и потому ты невидима.
***
Камал и Фарук.
Два брата, одному из которых суждено было убить другого.
Носящий маску из золота и пытающийся ее украсть — кажется, так было в сказке?
Или не так?
Возможно ли, что родство этих двух было лишь предсмертной ложью старой шлюхи? Пожалуй, это было даже наиболее вероятно — но лучше других, сказитель в деревянной маске знал, что истина относительна. Порой, достаточно одному человеку поверить в историю, чтобы сделать ее правдой.
Камал не поверил в сказку, слишком сильно отдавала эта история "наукой о светилах" и прочими выдумками мудрецов. Но отбросив твёрдую косточку, принц отбросил и плод. Он не подумал, что именно значит сказка, даже не попытался понять... Фарук для него был лишь искусным выдумщиком, лишь наличием острого ума отличающимся от десятков приживалок всех сортов, ищущих расположения благородного Аббасиды.
Зирон видел больше. С тревогой евнух, оскоплённый в детстве и оттого совершенно лишенный любого подобия влечений, наблюдал за человеком, который, как хитрый ромей безошибочно понял, собирался заменить его.
Пока Камал ибн Вали тонул в дворцовых интригах, его альтер-эго искал любые, даже малейшие, выпады в собственную сторону. Многие вступили в эту игру. Касим вел ее слишком уж прямолинейно и оттого проигрывал. Зари была опасна — но ее погубила фатальная неумелость. Всё больше возникало в жизни принца ненужных людей. Фарук, затем Эзра...
С тоской взирал Софрон на оформленный им дом в ромейском стиле, где не было ни одного смуглолицего раба.
И Камал ведь практически стал христианином. Он даже принял Крещение, и часто в разговорах с Софроном хвалил устройство дел в Константинополе — там де, всё устроено по уму...
Теперь его увлёк сказитель, проповедующий совсем иные истины — и Софрон решил, что настало время покинуть трибуны, забрав с собой всё выигранное.
Он напрямую попросил у хозяина свободу, обещав выкупить ее за весьма приличную сумму, и несмотря на все уговоры Камала, не отступал от своего намерения пока не добился желаемого.
Конечно, Софрон не мог допустить, чтобы после него осталось хоть что-то указывающее на былые злоупотребления.
***
Камал отдыхал в загородном доме, когда его разбудил Касим.
— Пожар, господин! В нашем доме в городе пожар! И поля горят!
— Кто поджег их?!
Так и подскочил принц, за годы войны уже разучивший, что подобных совпадений не бывает.
Касим замялся, но всё же ответил.
— Говорят, это были сектанты с красными повязками и деревянными масками.
Юноша сжал губы,
— С чего это хуррамиты ополчились на меня?
На сей раз укол Зирона получился слишком уж тонким — принц попросту не связал ночное нападение с Фаруком, может потому, что аль-Муканна как раз порвал со старой сектой и вернулся к белым одеждам...
А маски... мало ли кто их носит?
— И где-то теперь мой славный Зирон, — сетовал Камал, уверенный, что потерял преуспевающее хозяйство, — уж он бы не допустил подобного!
На место ромея заступил один из родичей Эзры... и сразу же оказался в эпицентре множества судебных тяжб.
Внезапно, оказалось, что Камал ибн Вали должен денег половине Багдада! Сам принц не о каких деньгах не слышал и упорно всё отрицал в полной уверенности, что стал жертвой мошенничества.
Ох, как же сетовал молодой Аббасид, когда его отец самолично выплатил все долги...
Эти евреи совсем не умеют вести хозяйство! Они не смогли защитить твоё имущество!
Не то, что Зирон...
При нём всё было хорошо, и наличные деньги всегда были!
Влияние принца сильно пошатнулось, а освободившуюся нишу "голоса в ухе", всё плотнее и плотнее занимал самозванный брат, Фарук...
***
Было то, о чем не знал Салах Каменотёс, когда отдавал приказ напасть на паланкин Ясмин бинт Амир.
О чем не знали бандиты, когда грубо попытались вытащить женщину из носилок, для пущей покладистости прикладывая дубинкой в живот.
Прекраснейшая из белуджи носила под сердцем дитя.
Ребёнок, ушедший с кровью.
Единственная жертва этой войны.
— Нападение на тебя — это нападение на меня. Нам нужны любые союзники, которых мы сможем найти. Каменотёс — цепной пёс, и нам нужно найти того, кто спустил его с поводка.
Аббас обмакнул калам в чернильницу и аккуратно вывел на бумаге имя того, кому писал...
Имя Амира аль-Мекрани.
Внешнее спокойствие супруга не обманывает жену.
Молодой Бармакид в бешенстве.
Он не простит, никому и ничего.
***
Вскоре, Ясмин застала женщину в постели мужа.
Женщину, прекрасную как лунный свет, ложащийся на заснеженные пики Кафа.
Одна лишь мысль сверкнула в голове всемудрой белуджи.
"Сейчас?! Сейчас, когда мы оплакиваем нашего сына?!"
Аббас прочел эту мысль в голубых глазах.
Он поднялся, прижал к себе жену, игнорируя ногти, снова и снова впивающиеся ему в грудь.
— Эта женщина — убийца, мой свет. Она умертвит тех, из-за кого мы потеряли сына. Мы должны были принять ее в наш дом. Такова цена Скрытого, чтобы в нужный момент мы обрели поддержку...
— Зачем?!
Почти простонала Ясмин.
Ей ответила сама Зари аль-Нари, огненный взгляд которой нельзя было спутать ни с одним другим.
— Потому что если вы предадите нас — я убью вас в собственной постели.
Юная шиитка была довольна тем, как угрожающе прозвучал ее голос.
Аббас аль-Бармаки и его жена могли согреться у костра.
Но настанет час, когда они станут не нужны Скрытому.
Это известно.
Зари чувствует в своих словах силу.
Тайную власть, исходящую от источника истины.
Она служит Аллаху.
Даже сейчас, в постели мужчины, наложницей которого стала.
Когда улыбается женщине, только что потерявшей ребёнка по вине Каменотёса.
И с усмешкой коротко зовёт
— Присоединишься?
***
Снова Дарина взирает в воду.
Свобода досталась дёшево.
В земле полянской, люди часто молятся то одному богу, то другому. Прибавить к числу богов ещё одного, пройти инициацию, начать, на манер мусульманок, скрывать лицо и удалять на теле волосы — для "язычницы" (как тебя называли местные), это не значило ничего.
Прежде она ублажала себя у воды во имя Мокоши.
Теперь же вдыхала пары гашиша и кружилась в танце во славу Аллаха.
Так поступали суфии, с которыми славянку свёл Салах.
Мужчина оказался полезен, и девушка платила ему тем, что передавала волю богов — но свобода открыла и новые двери.
Вскоре, по всему Багдаду прошёл слух о светловласой провидице, благословенной Аллахом — вот ирония! — за искренность ее веры.
Люди приходили к ней в дом, спрашивая о сокровеннейших тайнах — и только сама Дарина, или, как ее теперь называли мусульмане на персидский манер, Дария ас-Суфи, решала, узнает ли Салах то или иное...
Девушка видела в воде клубок тысячи змей, каждая из которых ненавидела остальных, но в то же время согревала их своим теплом, позволяя пережить зиму.
— Твой друг Эзра дал тебе хороший совет, Салах ибн Мади. Война с твоими врагами может обернуться твоей гибелью. Мир подчинит их твоей воле. Не подставляй им спину, но покажи доблесть своего лица. И Аллах будет сопутствовать тебе.
Там, где видения были неясны, Салах призывал Марьям.
Вновь встретились две женщины, когда-то ехавшие в багдадской повозке.
Арабка ухаживала за славянкой в ее худшие моменты, скажем, когда очередная смесь оказывалась чуть более ядовитой чем должна.
И хотя Дарина видела будущее — даже ее застал врасплох поворот в судьбе подруги.
***
Свобода застала Марьям врасплох — она не привыкла к людской благодарности, и вовсе не ждала, что Эзра проявит великодушие.
Но мужчина пошёл дальше, он предложил ей стать номинальной владелицей предприятия, где рабыни продавали своё тело, обещал дать в долг подъёмные для открытия приюта безумцев...
Он был достойным человеком, Эзра ибн Муса, и искренне желал изменить мир к лучшему.
Марьям видела, как много делает мужчина, стараясь обеспечить мир на улицах Багдада.
Как много сил уходит на то, чтобы примирить горделивого принца, самозваного пророка, городского бандита, коварную ученую и одному лишь Аллаху известно кого ещё.
До поры, она всё ещё жила в доме еврея, и слышала как тот ругается с Салахом, ругается с Фаруком, ругается с Зироном, ругается со всеми подряд, продавливая одну простую истину — мир лучше войны.
Марьям чувствовала и то, что Эзра ибн Муса ошибается.
Что груз противоречий и взаимных обид связывает человеческие сердца куда лучше холодного, металлического притяжения взаимных интересов.
Первой услышала она, невольная наперсница благого ума, слово "Ахият" — "Братство".
Эзра верил в то, что делал.
Его враги считали иначе.
***
Зирон всегда умел поймать направление ветра. Не так давно, христианская община города принесла ему долю в деле еврейского торговца специями.
Евнух умел слушать.
Умел узнавать всё, что имело значение.
Переговоры Салаха с Фаруком проходили успешно, несмотря на то, что тот обратился за посредничеством к Камалу ибн Вали.
Но оставался ещё один человек, без согласия которого на мир ничего бы не вышло — некая женщина, на имущество и жизнь которой снова и снова посягал Каменотёс.
На улицах говорили, она представляет своего мужа, но вот кого именно, никто не знал, и ни один домысел не был лучше другого.
Эзра ибн Муса при всем желании не мог договориться с Ясмин бинт Амир, ибо был мужчиной.
У Зирона аль-Руми не было таких недостатков.
Он был тем, кто предложил госпоже из белуджи мир — и немало удивился, узнав стоящую за спиной женщины деву...
Как, во имя памяти Божественного Платона, Зари стала тенью Ясмин бинт Амир?!
— Этот человек достоин доверия.
Коротко шепчет Зари на ухо своей покровительнице.
И дочь змеиного народа коротко кивает.
Будут вам переговоры.
***
— Просто повод собрать наши силы и подготовить месть.
Сказал Аббас аль-Бармаки.
— Возможность на пороге.
Сказал Фарук ибн Вали.
— Пора уже приструнить этого айяра.
Сказал Камал ибн Вали.
— Новое партнёрство.
Сказал Салах ибн Мади.
— Мир.
Сказал Эзра ибн Муса.
Все они ошибались, ибо будущее известно было лишь Аллаху.
***
Все собрались в обеденной зале дома Эзры ибн Мусы.
Долго говорили о вещах не имеющих отношения к делу, ибо вежливость требовала, чтобы разговору о делах предшествовала беседа о делах мудрецов.
Договор обсуждён заранее, и каждый надавил на остальных, чтобы добиться в нем преференций для себя.
Никаких взаимных нападений, но взаимопомощь и дружба.
"Дело" — слова "бордель" никто не произносил — формально останется под управлением Марьям бинт Хусайн.
В действительности же все доходы будут распределены между четырьмя компаньонами — Салахом ибн Мади, Эзрой ибн Мусой, Фаруком ибн Сифром и Зироном ар-Руми, представляющим интересы госпожи Ясмин бинт Амир.
Гарантом соглашения выступил принц Камал ибн Вали.
Но подождите?! — спросит любой — как Зирон попал в компаньоны да ещё добился того, что формально владевшая всем делом, госпожа Ясмин отказалась от трёх четвертей?
Хитрый ромей предложил деве из белуджи часть своей доли в торговле специями в обмен на право и возможность представлять ее интересы во всех делах, деловых и торговых.
Справедливое соглашение?
Возможно.
Но обеспечить его выполнение не мог ни один суд — никто не верил, что какой-нибудь Салах ибн Мади просто обратится к кади в случае, если права его будут попраны.
Люди, подобные собравшимся в доме Эзры ибн Мусы, принадлежали к разным верам.
Такие люди уважали лишь одно — братство.
И братство родилось — из лживых клятв уважать договор, из пламенной речи Камала ибн Вали о единстве всех народов и вер перед лицом высшей человечности, из тайных замыслов по привлечению на свою сторону союзников...
Десятеро принесли клятву.
Десять свободных людей — ибо Азим аль-Бармаки закрыв телом своим госпожу, заслужил себе свободу как мавла господина, имя которого не звучало.
Пусть господин этот и отсутствовал по причинам, от него не зависящим, но читатель несомненно заметил — он никаких клятв не приносил...
***
С тех пор вы собирались, раз в неделю или чаще, ибо багдадские представления о дружбе требовали постоянно видеть друзей.
Вы собирались — и там, где после встречи были лишь пустые слова, постепенно рождалось хрупкое целое.
Рождался Ахият.
Эзра ибн Муса был движущей силой мира, тем, кто поддерживал его, кто всегда мог усадить две стороны по обе руки от себя и примирить заново.
Камал ибн Вали слишком многое потерял на войне и от войны — как с руми, так и в Багдаде. Его открытость ко всем верам позволяла ему взывать в разуму и сердцу колеблющихся.
Ясмин бинт Амир меж женщинами была умнейшей — благодаря ее присутствию ваши встречи делались не только необходимыми, но интересными и даже приятными. Она начинала все диспуты — и она же их заканчивала.
Салах ибн Мади — человек с руками в крови, надежно защищал ваши собрания. Отныне он сделался другом уважаемых людей, и в интересах всех собравшихся было убедить его, что человек не может мечтать о большем.
Зари аль-Фарси — о, Салах, разве не знал ты, что это распространённое имя?! — очаровала всех своей красотой, и лишь одна белуджи знала, кто такая эта персиянка на самом деле...
***
Десятеро за столом.
Женщин скрывает занавес.
Они говорят как старые друзья.
Разве между ними когда-то была ненависть?
Разве прольётся ещё братская кровь?
***
Всякая гроза заканчивается.
За всякой войной следует перемирие.
Но не обманывайся улыбками женщин и объятиями мужчин, о вазир.
Не будет конца войнам, пока слово Аллаха не будет господствовать над всей землёй.
|
|
31 |
|
|
|
|
Произнесены все клятвы. Воцарился мир. Воцарилось братство. Опустилась на пиршественную залу неловкая тишина.
Встает Камал ибн Вали.
— Я знаю, что клятвы произнесены, но обиды на самом деле не упокоены. Однако я поклялся быть хранителем мира и, видит Аллах, я намерен свою клятву исполнить. Потому если соблазн нарушить обеты будет одолевать вас, молю, обращайтесь ко мне или обращайтесь ко всему ахияту. Вместе мы постараемся найти справедливое решение, если кажется вам, что справедливость еще не восстановлена.
Взгляд принца стал суровым, а голос твердым. Рука скользнула по изукрашенной рукояти кинжала за поясом.
— Так будет лучше для всех, ибо знайте, что нет такой цены, которую я не готов заплатить ради защиты моего слова и моей чести. Тот, кто пойдет против этого братства открыто, или тот, кто лукавством и хитростью попытается отвратить меня от выполнения обетов, будет моим врагом.
***
Беседа Камала ибн Вали и Эзры ибн Мусы
Те слова прозвучали будто бы вечность назад. Теперь ахият сходится как собрание друзей. Действительно друзей ли? Еще тяжело судить. Однако принц Камал, спрыгивающий с лошади перед домом Эзры и передающий поводья рабу, лучится радушием.
— Мир тебе, Эзра ибн Муса! — приветствует он хозяина дома с широкой улыбкой на устах. Они идут вместе внутрь и по пути Камал нахваливает обиталище еврея. Но чуть позже примечает:
— Ты, однако, надим самого визиря, а я надим будущего Повелителя Правоверных... Не думаешь ли ты, что нам стоит подумать о том, чтобы начать проводить наши встречи в Круглом городе. Я готов помочь тебе деньгами, если вдруг возникнет в том нужда...
Чуть позже принц поднимает другую тему, тоже о деньгах, но уже куда менее приятную. Потому говорит шепотом:
— Прости меня, дорогой друг, но я хочу просить тебя об услуге и думается мне, что это будет оправдано... Родич твой, который взялся управлять моими поместьями... Не вполне оправдал ожиданий. Потому я хочу просить тебя помочь мне восстановить убытки и, самое главное, мое доброе имя. Думаю, это будет только справедливо, разве нет?
***
Беседа Камала ибн Вали и мавлы его Зирона Аль-Руми
Камал нашел своего вчерашнего раба в одном из коридоров дома Эзры.
— А, Софрон, здравствуй. — принц обратился к евнуху на греческом языке, в котором теперь заметен был только легкий акцент, — Я долго думал о нашей последней беседе... И мне кажется, я нашел ответ.
Последний раз Камал и Софрон говорили о Джихаде, войне против православного Рима. Рассматривали его через призму христианской веры.
— Джихад, даже для христианина, есть праведная и справедливая война. — Камал слегка улыбнулся, — Ведь Господь не требует, чтобы христианин служил только лишь христианину. Доказательством тому служат Святой Евстафий или Святой Прокопий, которые оба служили римским императорам из числа язычников и сражались за них. Кесарю кесарево, разве нет? В Халифате же христиане живут свободно и не подвергаются преследованиям, а если халифы и вмешиваются в дела церквей, то разве не виной тому их нехристианское невежество? Они лишь не ведают, что творят, увы. Потому Халифат не враг христианству, а воины, служители и благородные правители его есть лишь заблудшие овцы, требующих направления и спасения, но не вражды и ненависти.
— Басилевсы Рима, однако, христиане. Невежество не может служить им оправданием. Но разве не преследуют они церковь? Басилевс Никифор прямо сейчас стремится возвысить сам себя над церковной иерархией и облагает церковь несправедливыми налогами, которые определены не Кораном, как в Халифате, но одной только его злой волей. И не уводят ли армии басилевса добрых христиан с земель Халифата, где они процветают, в бедные земли Рима, которые они принуждены осваивать ради только жадности и гордыни басилевса? Когда я воевал с Римом, многие христиане счастливы были видеть воинов ислама на своих землях, они не боялись нас...
Камал долго и увлеченно приводил еще примеры ужасов и напастей, которые римские басилевсы обрушивали на головы добрых христиан, обильно ссылаясь на Святого Максима Исповедника и Святого Иоанна Дамаскина, описывавших преследование иконодулов басилевсами-иконоборцами.
— И разве не очевиден вывод? — победный блеск можно было заметить в глазах Камала: — Империя есть зло. Империя есть враг христианской веры. Это чудовищно. Стоит только молиться о том, чтобы Господь изгнал злодеев с трона Константина... Но увы, сейчас это так! Халиф Харун ар-Рашид есть больший друг христиан и больший праведник, чем кровавый логофет Никифор!
Конечно, красноречивый Софрон найдет ответы на все страстные аргументы неофита. Однако семя сомнения несомненно было посеяно в его душе.
***
Беседа Камала ибн Вали и Ясмины бинт Амир аль-Мекрани
Знакомство с Ясминой бинт Амир аль-Мекрани стало весьма неожиданным, однако приятным сюрпризом для принца Камала, совершенно не предвидевшего знакомства с персоной такой мудрости и учености в столь необычных обстоятельствах. Потому сейчас, когда он заходил в разделенную занавесью обеденную залу дома Эзры, первым дело он поспешил поприветствовать новообретенную сестру по ахияту. Краткий обмен любезностями быстро завершился и беседа обратилась в политическое русло:
— Позволь же, о достойная! — говорил Камал, вспоминая свой последний обед в компании наследника престола, — Благородный Аль-Амин обладает весьма важными добродетелями... Не самыми желанными для всякого, но исключительно важными для правителя. Открытостью, во-первых, благодаря которой он готов слушать свое окружение, свой двор, свою умму. Не превращать своих будущих подданных в игрушки, но править совместно с ними. Слушать мудрых без зависти и ревности, а главное — слушать разных. Во-вторых же, он обладает еще более важным свойством, из которого и вытекает открытость: благородный Аль-Амин не стремится править и не желает власти. Он не жаден, он никогда не стал бы бороться за власть. Сердце его не омрачено порочными страстями, что возникают неизменно в процессе такой борьбы, а потому чисто... Настолько чисто, насколько может оно быть у земного владыки, ведь все грехи принца Мухаммеда есть лишь ребяческие шалости по сравнению с теми грехами, которые правитель может навлечь на себя несправедливыми и недостойными решениями.
Камал покачал головой, цокнул языком и продолжил:
— Аль-Мамун же... Аль-Мамун горд, силен волей и наделен мудростью. Он способен править сам и желает править сам. И именно это пугает меня. Ведь разве не станет весь Халифат игрушкой в его руках? Разве не отразиться каждый его порок на бессчетных невинных, которых он сможет подвергнуть таким притеснениям, каким пожелает? Ведь никто не в силах будет смягчить его сердце, буде он поддастся соблазнам. А даже если сумеет он сохранить чистоту души и сердца, разве бесконечна мудрость одного человека, пусть сколь угодно достойного? Он будет ошибаться, такой достойнейший из полновластных владык, но некому будет указать ему на ошибку, если сам он не готов будет слушать. Именно потому, я полагаю, "сильный" правитель может быть для Халифата не даром, но страшным проклятием. Концом дома Аббасидов в самом худшем случае. И многих других достойных и благородных домов. Как это случилось с Бармакидами...
Принц замолчал на секунду-другую, раздумывая. Затем заговорил несколько тише, чтобы окружающие не могли услышать:
- Прости меня, о достойная Ясмина, мне не следовало говорить об этом. Ведь не ошибаюсь ли я, предполагая, что ты принадлежишь к дому потомков великого Халида ибн Бармака?
Несколько позже, когда завершились уже праздные дебаты, Камал снова повстречался с Ясминой.
— Позволь задержать тебя ненадолго, Ясмина. — произнес Камал через ткань разделяющей комнату занавески, — Я чувствую, что твой спор с Салахом ибн Мади весьма глубок, и что он не разрешен еще в полной мере. Однако вы давали клятву о мире. И я клялся хранить мир между вами. Потому, прошу, расскажи мне, что то был за спор и почему пролегла между вами вражда.
|
|
32 |
|
|
|
|
Первая встреча была очень тяжелой. Сила, ум, мудрость и красота встретились с мудростью, красотой, силой и умом. Меняется ли сумма от перестановки слагаемых? Нет, один из прилежных учеников ешивы это точно знал. Меняется ли результат от того в каком порядке ты выставляешь на поле игроков, чья суммарная сила одинакова? О да, и еще как.
Четыре гири на одной чаше весов, четыре гири на другой. Какие гири перевесят? От кого это зависит? В данном случае от куска прозрачного и дорогого шелка, который летает над весами и может склонить чашу, одну, или другую. Впрочем весы остались в равновесии. Всех удовлетворил расклад. Салах оставил за собой, то что смог получить. Его доля уменьшилась? Да, но взамен он получил то, что стоило целого дела. Влияние. Удовлетворило ли это Салаха? Внешне да, но он уже был достаточно опытен, чтобы не показать истинное отношение. Фарук получил больше чем ожидал. Но меньше чем надеялся. Впрочем новый партнер нравился Эзре тем, что стремился к тому же, что и набирающий сил торговец. К миру. Поэтому он внешне показывал удовлетворение. Но Эзра не забывал две вещи. Первая, Фарук был никто, ниже низшего, но сумел отобрать дело почти без крови. Вторая, он жил в борделе и изображал из себя забитого и испуганного мальчика, но делал он это только потому, что что-то скрывал. Ему было удобно, чтобы все считали его тем, кем он не являлся. Софрон. Он получил долю в деле, к которой он никакого отношения не имел. Да, он отдал за это часть своей доли в торговле специями. И, с точки зрения Эзры, он потерял явно больше чем нашел, но похоже бывший советник принца так не думал. И наконец Эзра. Он получил четверть доли вместо половины? Не вложив ни ломанной монеты. Не собираясь входить в это дело и пойдя на это только после уговоров друга. Конечно, он потратил много времени и усилий, чтобы из огня войны получить дым дружбы, поэтому должен был компенсировать себе это долей в доходе. Остальные? Камал должен был считать это ниже себя, Марьям, Дарина, Зари и Аыым шли за теми кто из вел. Они были свободны душой и телом, но свободны и от мысли о наживе, каждый по своей причине, поэтому то, что начиналось с раздела долей включило в свое братство и тех, кто даже и не думал о собственной доле в доходе.
Когда все еще звенело как натянутая тетива, готовое в любой момент превратиться из застолья в похороны Эзра решил задать вопрос, который считал показателем того, что за человек перед ним. Он задал вопрос о судьбе. Задал, но так и не дал ответа сам. Потому что его религия говорила об этом прямо и четко, но ведь тут было дело совсем не в религии, совсем и он не хотел мешать выражать свою точку зрения другим.
Уже на втором собрании, точнее на втором после того на котором зародился Ахият, Эзра почувствовал, что это не то место, где стоит встречаться таким людям. Это дом его семьи, дом куда совсем скоро должна была войти его невеста, хупа с которой ожидалась совсем скоро. Невеста, которую он брал не за красоту или умение готовить. У него хватало рабынь и служанок и для готовки и для удовлетворения плотских желаний. Нет, его невеста обладала совсем иными качествами. Она происходила из хорошей семьи, была умна, мудра, нежна, терпелива, а главное правильно воспитана. И теперь, когда Марьям перестала заботиться об отце Эзры заботы о нем должны были лечь на нее. И присутствие влиятельных и опасных людей в этом доме приносило дополнительное беспокойство. С другой стороны люди, которые играли хоть и главные роли, но те, что шли почти сразу за ними не должны были ездить в квартал, почтенный и уважаемый, но все же не соответствующий их статусу.
Он предпринял меры, чтобы получить дом, который он хотел, дом, который бы выступал как завия. Дом в котором они могли не просто проводить время вместе, но и решать каждый свои дела. А значит это должен был быть дом в круглом городе. Там и только там. И когда Камал заговорил об этом Эзра улыбнулся. Даже больше, он засмеялся, довольно и искренне, как смеются люди, сделавшие близкому человеку сюрприз, который понравился.
- Я уже присмотрел дом, дорогой Камал, присмотрел и предпринял меры для его покупки. Это будет дом в круглом городе, не самый богатый, не самый помпезный, но большой и удобный. В нем место хватит нам всем и тем кто пойдет за нами. Мы сможем проводить там время и сможем использовать его для наших личных дел. И конечно же я не возьму ничего у тебя. Не потому что хочу обидеть, а потому что не могу позволить, чтобы кто-то думал, что успешный торговец Эзра ибн Муса не в состоянии позволить себе купить дом сам. Мой отец был одним из самых богатых в нашей общине. Его дело приносило и приносит хорошие доходы. Я поднял кроме того и еще одно, уже свое дело, а теперь у нас есть еще и общее дело. Пусть все знают, что все эти дела идут хорошо.
Однако вторая часть разговора оказалась менее приятной. Торговцу уже доложили о плачевных делах принца.
- Я не готов ответить на твой вопрос сразу. Мне нужно время, чтобы все понять, я обещаю дать ответ уже на нашей следующей встрече.
Софрон конечно пытался скрыть свои дела. И в принципе ему это удалось. Но только для того, чтобы сопоставить причины и следствия больших расходов опытному торговцу, имеющему доступ ко всей информации не нужны конкретные бумаги. Эзра понял в чем тут дело. Но он по прежнему пытался решить все дела миром. А тут еще и пророчество Дарины. Правильно ли его понял Эзра, ему ли оно предназначалось. Возможно это было просто совпадение, но удачное, натолкнувшее человека, чей нос чуял деньги куда лучше чем острый перец, на мысль о том, что будет приносить самый большой доход в ближайшее время. Еще будет время поделиться причинами с остальными, пока же он получил идею.
- Я просмотрел бумаги, я провел проверку. Мой человек как я тебе и обещал ни украл ни одной монеты. Но исходное состояние дел оказалось куда хуже чем я ожидал и он не смог быстро исправить положение. Твой бывший управляющий, Софрон, человек который понимает в людях больше чем в деньгах. Он предпринимал нечеловеческие усилия, чтобы укрепить твое влияние, чтобы возвести тебя к вершинам власти, забывая что для того, чтобы тратить деньги, надо сначала их заработать. Поэтому когда денег перестало хватать он начал их занимать, у одного, у другого, положа руку на сердце почти у всех. Не стоит винить его, ведь он желал только лучшего. Поскольку вины моего человека нет, я не думаю, что стоит говорить о компенсации, но я надеюсь, что узы нашего братства не вызывают сомнения у достопочтимого Камала. Я думаю, что я нашел дело, которое позволит нас озолотить. Это торговля оружием. И тут мне не справиться без твоей помощи. Мне нужно войти в дело, а для этого нужны заказы от армии и шурты. За каждый заказ мы покажем свою благодарность. А половину от своей доли дохода от нового дела, я буду направлять на восполнение твоих убытков, пока ты, как в одной арабской сказке, не произнесешь три раза "Хватит, хватит, хватит"
|
|
33 |
|
|
|
|
Беседа Камала ибн Вали с Салахом ибн Мади
Камал повстречался с Салахом через некоторое время после того, как Эзра поделился с ним планом об организации торговли оружием.
— Мы вращаемся в разных кругах, Салах, однако мне доводилось слышать о том, что ты прагматичный человек. А потому позволь мне говорить прямо.
— Я не желаю иметь ничего общего с делами айаров в Багдаде, однако теперь связан с тобой клятвой. Мне не нравится это. Потому я хочу предложить тебе сделку.
Камал рассказал о плане Эзры, рассказал о перспективах торговли оружием из румийских земель и о своих собственных знаниях и талантах, которое могли бы помочь организовать такое предприятие. А также о своей способности организовать сбыт товара в воинстве Халифата.
— Я готов дать тебе долю доходов. В обмен твои люди, если и будут выходить за рамки законов моего дяди в Багдаде, то только ради защиты уже имеющегося. В обмен же мы будем действовать вместе в Руми — пусть там твои люди помогут наладить дело. Почти любыми способами, ведь это Дар-аль-харб, земля войны, а мы будем забирать оттуда оружие, которое могло бы попасть в руки врагов Халифата. Твои люди не будут больше айарами, а станут может быть даже достойными муджахидами. И ты тоже.
Камал наклонил слегка голову, взглянул на айара и передал ему точные условия сделки*:
— Ты согласен?
Когда разговор об оружейных делах был окончен, принц обратился к Салаху с еще одним, последним вопросом:
— Кстати. В чем твой спор с госпожой Ясминой? — он заглянул в глаза сидящего напротив айара, — Я дал клятву хранить между вами мир и я надеюсь, что миром все и закончится. Я уверен, ты желаешь того же. Тогда расскажи мне. Возможно это поможет сохранить мир.
***
Беседа Камала ибн Вали и Эзры ибн Мусы
Чуть позже повстречался Камал и с Эзрой. Он поделился своими мыслями о том, как можно организовать торговлю оружием с землей руми, и как он сможет помочь организовать его сбыт. Кое-что, однако, глубоко возмутило принца.
— Я слышу, что ты хочешь вести дела с опором на айров и вести дела агрессивно. Знай же, что я никогда не буду себя пятнать подобным. Если хочешь моей помощи, пусть люди Салаха только охраняют то, что уже есть, или же пусть действуют за пределами Халифата как муджахиды, но не разбойники. Иначе я не буду иметь никаких торговых дел с тобой и никакой помощи, кроме той, что уже обещана, ты от меня не получишь.
|
|
34 |
|
|
|
|
Эта встреча подарила забот. Гости долгожданные и незваные, те, кому Эзра доверил бы жизнь и те, от кого ни на секунду нельзя было оторвать взгляд. Их надо правильно встретить, правильно рассадить, правильно накормить. Еда не должна быть острой, чтобы не распалить дух к решающим переговорам, но и не должна быть пресной, чтобы забыв об обычаях и благопристойности гости бы не распаляли себя сами. Подготовка стоила усилий, стоила денег, но Эзра чувствовал, что отдача будет весомой. И пусть ее скорее всего нельзя будет взвесить или подсчитать, но ценность ее не преувеличить.
- Братья и сестры.
Эзра не боялся недоуменных или злых взглядов. Он знал к чему он хочет привести и надеялся дать побольше времени всем, чтобы осознать все преимущества такого результата.
- Как полагается на встрече почтенных людей начнем ее с трапезы и разговора. Здесь заморские фрукты, свежая дичь и зелень, все приготовлено лучшими поварами Багдада. Из доступных мне конечно. И кроме того специальный подарок для одной из наших гостей, экзотическое блюдо с трудным названием кашиа. Надеюсь оно понравится нам всем. За столом не будет ни крепкого, ни тихого вина. Но в конце вечера мы сможем пригубить лучшие вина и закусить лучшими сырами со всех концов Халифата. Да, сыров не будет за этим столом, ибо у нас евреев есть непреложная заповедь "Не ешь теленка в молоке матери ее". И уж раз мы заговорили о еврейских обычаях, то хотел бы предложить тему для беседы, пока мы утоляем голод и жажду. Еврейский народ в день Йом Кипур готовится к записи в Книге судьбы. Ибо каждый иудей знает, что именно по окончании этого дня Всевышний делает туда запись. Но вот что там записано - вопрос. Любой настоящий иегуди знает, что там прописано будущее, но мудрейшие из мудрых до сих пор спорят, как подробно. Прописано ли там все и всякое, только главное из главных, или наоборот, то что должно повлиять на иудея и его веру, а вовсе не все важные события. Есть конечно отщепенцы, пусть они жуют одни верблюжьи колючки и запивают их водой из моря, которые говорят, что в этой книге записано лишь прошлое, а будущее человека в его и только его руках. Но мы целый день, не пьем, не едим, не умываемся и молимся, чтобы быть чистыми духом и телом, и чтобы Всевышний внес только хорошие записи. Но все это верования иудеев. Здесь собрались представители разных религий и разных их течений. Как вы, дорогие гости смотрите на предначертанность событий? Все ли в наших руках? Мы лишь следуем по заранее выбранному для нас пути? Может быть Всевышний озаботился лишь главными событиями в жизни каждого? Прошу вас выскажите, что вы об этом думаете.
Сам хозяин молчал, молчал и слушал. Внимательно слушал и еще более внимательно смотрел. Не только на говорящего, но и на реакцию остальных на произносимое. Ведь не так важно, что ты думаешь, важно как это воспринимают другие. Впрочем часть его, обученного решению сразу многих задач, мозга одновременно пыталась пересмотреть расклад и сделать предложение по долям, которое устроило бы всех. Принято ли было оно в итоге? Нет. Получил ли он то что хотел? Да. Но его тайна состояла в том, что получил он даже пожалуй больше чем хотел.
Дни сменялись ночами, одни недели другими, после разговора с принцем усилия по подбору и возможному обустройству новой завии утроились. Одно дело шло по накатанной, другое шло в гору, третье было слишком далеким от интересов, чтобы вникать в детали, но зато требовало контроля, чтобы никто друг друга не обманул, а теперь появилось еще и четвертое, которое только предстояло взрастить и которое было настолько непохожим на другие, что требовало напряжения всех умственных усилий, частых разговоров с Дариной и использованием тех, пусть не редких, но все же столь важных откровений. которые делали из простого торговца гения торговли.
И все же, и все же. Пусть дела множились как дети у раввина, но каждая встреча готовилась по особому, а еще много времени ибн Муса проводил в разговорах с членами Ахията.
Фарук. На словах он был ближайшим союзником в целях, поставленных Эзрой. И несмотря на сомнения и подозрения он был для Эзры таким же надимом, каким сам торговец стал для визиря. С ним можно было обсудить то, как сгладить острые углы, свести на нет возможные противоречия, привести интересы таких разных людей к общему знаменателю.
Мариам бинт Хоссейн, бывшая фата, сиделка и лекарка. Управляет двумя столь разными заведениями. В одном царство порока и удовлетворения самых развращенных желаний. В другом юдоль скорби и необходимость помогать в удовлетворении самых простых потребностей. С ней Эзра говорил, когда ему хотелось отдохнуть душой. Он с удовольствием отвечал на любые вопросы, старался дать своей сестре понимание того, что теперь она может быть уверена, что ее жизнь в безопасности, а свобода воли полнее чем могла бы быть где-то. Впрочем сестра это не совсем правильное слово. Две женщины в Ахияте не подходили под это определение. Но по совершенно разным причинам. Что касается Марьям, то сын Моше то и дело ловил себя на мысли, что будь эта женщина правильной веры она могла бы стать ему женой. Но и в таких обстоятельствах роль пигелеш была бы для Эзры желательна, вот только он никак не мог собраться, чтобы заговорить об этом, боясь что предложение и возможный отказ перечеркнут столь ценимую им дружбу.
Камал ибн Вали. Этот человек был словно цемент, который скреплял между собой все кирпичики их Ахията. Их приязнь зародилась задолго до его основания и лишь крепла, по крайней мере со стороны торговца. Камал был человеком чьи стремления были наиболее близки Эзре. Они стремились к большому и большему, готовы были тратить деньги и усилия на его достижение. А главное понимали это большое если не одинаково, то почти. Конечно играло роль, что методы достижения этого большого они видели разные, но как и принято у достопочтенных людей в этом диспуте они были правы оба, а их критика предлагаемых другим путей лишь вела к общему благу.
Ясмина Джанарья бинт Амир аль-Мекрани эн-Керман. Умнейшая и влиятельнейшая женщина в их Ахияте. Двое его членов зависели от нее напрямую, еще одна поддерживала Ясмину по непонятным торговцу причинам. Эзра просто млел от ее речей, от ее знаний, построения фраз и умения выделить в казалось бы пустословье жемчужины смысла. Но было то, что заставляло складки на лбу ибн Мусы становиться ближе. Умница, красавица, но тени в уголках ее глаз и на челе были столь темны, что казалось попади в них и пропадешь навеки, отправившись к царившим там иблисам. Временами встречи с ней проходили в присутствии Софрона, временами в присутствии Марьям. Эзре казалось, помоги он излечить дочери народа змей душу и не будет преград на пути ее чистого ума.
Зирон. Этот человек был полной противоположностью принцу. Он был водой, которая способна размыть кладку. Ему хватало ума и хитрости, чтобы добиться своего несмотря на любое противодействие. Его не интересовали интересы Багдада, только его собственные, личные интересы. Зато что касается методов, применяемых для достижения целей, то тут у них с Эзрой было полное взаимопонимание. Если они приходили к единому решению о поставленной цели, то не могло быть сомнений, что предлагаемый путь будет почти одинаков.
Эти двое не зря стояли рядом. Теперь у них было одно дело на троих. И в этом деле постоянно возникали проблемы и сложности. Разрешимые? Безусловно. Не принося убытков и не требуя дополнительных вложений они постоянно требовали встреч для утверждения решений. Со временем Эзра предположил, что кто-то не очень умелый пытается сделать вид, что торговля специями приносит слишком много проблем, и навести на мысль одного из партнеров отказаться от своей доли в сделке. Поэтому он настаивал, чтобы эти встречи проходили не в завии, а в нейтральном месте и на них не присутствовал никто кроме партнеров. Вся охрана должна была оставаться вдалеке, так чтобы не иметь возможности подслушивать.
Салах ибн Мади. Эти двое были братьями во всем, что не касалось крови, веры и общих предков. Они ели с одного ножа, укрывались одной накидкой, делили один кусок. Сейчас, повзрослев они чуть отдалились, как это всегда бывает с братьями, но каждый из них знал, случись что ему даже не придется просить о помощи, брат встанет рядом или прикроет спину.
Зари бинт Фархад. Это была вторая женщина которую Эзра мысленно не называл сестрой. Было ли у него к ней сексуальное влечение? Несомненно. Думал ли он предложить ей что-то неприличное? Никогда. Пусть Ясмина была дочерью народа змей, Зари сама была змеей. Завораживающе красивой, вводящей в транс своим танцем, но всегда готовой вонзить в тебя свои клыки, и не факт, что сумеешь пережить действие ее яда. Нет, Зари не была сестрой, она была партнером.
Аыым Оголиаб, впрочем Эзра знал его как Азыма, хотя и слышал от партнерши настоящее имя мавлы. Этот человек мало интересовал торговца. Он не был игроком он был фишкой усиливающей карты на руке. Эзра не представлял, что может случиться чтобы этот человек повел собственную партию. Это был всего лишь плюс один голос к решению Ясмины.
Эти двое тоже не зря стоят рядом. Ибо только за этими двоими было поручено приглядывать слугам. Только их пытался не выпустить из поля зрения Эзра. Только в них он видел тех, кто будет готов убить здесь и сейчас.
Дарина. Эзра не верил в искреннее принятие ею ислама. Поэтому он не называл ее новообретенным именем, а только ее собственным, данным ей ее родней по крови. Эта женщина одновременно вызывала страх и восхищение. Страх, потому что как можно не бояться того кому ведомо будущее. Восхищение, потому что она была из тех женщин, которые умели себя поставить, а это Эзра ценил и уважал. Ему было жаль, что цена за все это была столь высока, но выхода из сложившейся ситуации он не видел.
|
|
35 |
|
|
|
|
Эзра долго разговаривал с каждым из членов Ахията. Но темы и тональность бесед были совсем разные.
Больше всего разговоров было с Фаруком. Предлог было найти легко, тот обещал обучить Марьям всему что знал. Но разговаривать с Фаруком торговец пытался совсем не о деле. Он был одним из двух самых непонятных еврею людей в Ахияте и Эзра пытался говорить обо всем на свете о религии и о природе, о политике и вкусной еде, о трудном детстве и светлом будущем. Они были настолько разными насколько это вообще возможно, но проявляли поразительную схожесть в озвучиваемых целях, и это не давало Эзре покоя.
Почти столько же времени Эзра проводил в беседах с Мариам. Она поразила его. Сначала деньги, потом согласие вести столь сомнительный бизнес, и, наконец, просьба, которую он никак не мог ожидать. Она могла попросить дом, украшения, да она даже свободу не просила, зато она попросила его дать ей помочь другим. И если бы это было все. Как она обходилась с его отцом, а ведь для любого еврея отец этот тот кто стоит всего на ступеньку или две ниже Всевышнего. Эзра не пожалел денег, чтобы выяснить чем она занималась в Гераклее и после этого уважение только увеличилось. Тогда же Марьям получила и первый подарок. Это был браслет на ногу, из белого золота, с камнями цвета ее глаз. Потом были еще подарки и еще, но один был особенным, это было ожерелье в виде руки, по которой текли слезы. К ожерелью был приложен рисунок. Два сердца, выполненных арабской вязью отличным каллиграфом. Одно сердце состояло из слов "Марьям", другое состояло из слов "Эзра". Сердца накладывались друг на друга, словно стараясь слиться в одно.
Следующим по проведенному времени был Камал. Этот человек был открыт для Эзры как чистый лист папируса. Не потому что он был прост, а потому что он был прям. Вот с ним как раз разговоры шли о деле. Как о торговле оружием, так и о политике. Нужно было сделать все, чтобы их Ахият стал играть важную, если не важнейшую роль в жизни Багдада. И эти двое имели силы, возможности и способности, чтобы воплотить это в жизнь.
Еще меньше времени занимали разговоры с Софроном и Салахом. Правда по разным причинам. Софрон и Эзра понимали друг друга с полуслова и поэтому любые вопросы, любые проблемы разрешались быстро и эффективно. Если бы не попытки еврея выяснить у партнера как можно больше о Ясмине их разговоры наверное были бы самыми краткими. С Салахом все было совсем по другому. Когда рядом старый друг иногда не обязательно говорить, все можно понять по брошенному взгляду, по восклицанию или междометию, а иногда говорить просто не хотелось, потому что зачем лишние слова, когда рядом друг, ты обнимаешь за талию прекрасную наложницу и любуешься восходом солнца.
С остальными Эзра говорил мало. И снова причины были совсем разные. С Зари ему говорить не хотелось. Ему хотелось многозначительно молчать, но даже на это он решался не часто. Так что строго по делу, или в рамках диспутов, что так умело заводила Ясмина. С Дариной говорить было тяжело. И дело было скорее в уязвленной гордости богатого и умного человека. Эзра всегда был уверен, что он или умнее, или, когда речь шла о друзьях, как минимум не глупее собеседника. Было всего лишь два исключения. Это Дарина, слова которой торговец зачастую не мог постичь. Он старался говорить подольше, но часто, даже неосознанно, прерывал разговоры, ловя себя потом на мысли, что этот разговор проще всего было сравнить с тяжелой умственной работой. Вторым исключением была Ясмина. Ее выдающиеся способности, замужний статус и вынужденная осторожность из-за того, что невозможно предсказать ее действия и их мотивы, все это вынуждало Эзру сводить беседы с Ясминой к минимуму. С Аыымом же разговаривать было незачем и не о чем. Это был человек, который находился в доме Эзры только потому что его присутствие было необходимым. В противном случае ноги бы его там не было.
|
|
36 |
|
|
|
|
Первым в ответ на вопрос Эзры ответил после нескольких секунд раздумий принц Камал. Он приподнялся со своего места и хорошо поставленным голосом и заговорил:
— Пророк Мухаммад, да благословит его Аллах и приветствует, — Аббасид мог принять крещения, но никак не отказывался от внешнего мусульманского благочестия, — сказал: «Каждой живой душе Аллах уже предписал её место в раю или в аду». И многим верным мусульманам достаточно этих его слов, иногда подкрепляемых еще знанием о том, что еще к утробе каждой матери Аллах приставляет ангела, который записывает, мальчик ли родится или девочка, будет ли он иметь склонность к счастью или несчастью, сколько лет будет жить, каков будет его удел.
— Вместе с тем благородный Коран сообщает, что каждой живой душе Аллах уже предписал место в раю или в аду. Действительно, это так. Но Коран сообщает также, что…
По памяти Камал зачитал аят:
— «Тому, кто делал пожертвование и был богобоязнен, кто признавал наилучшее, Мы облегчим путь к легчайшему. А тому, кто был скуп и полагал, что ни в чём не нуждается, кто счёл ложью наилучшее, Мы облегчим путь к тягчайшему».
Он обвел рукой собравшихся.
— Значит речь идет лишь про облегчение пути к предписанному месту. Аллах лишь упрощает его для тех, кто своего места достоин. Тем же, кто сам решает идти по иному пути, Аллах, как следует из этого, не препятствует.
— Но как же связать это с тем, что удел каждого записан еще в утробе? Я полагаю, дело в том, что есть в некотором роде две судьбы: судьба, вытекающая из необходимости, и судьба, слагаемая человеческой волей. Когда орел бросает черепаху на землю, — этот пример принц вычитал в каком-то греческом трактате, — ей необходимо упасть вниз, а если под нею окажешься голова какого-то несчастного, то необходимо ей будет и проломить голову того, кто в такой миг оказался в столь неудачном месте. Тут нет места свободной воле, а есть место только необходимости. Когда же человек думает о том, чтобы совершить грех или праведный поступок, все в его руках. Ведь согласитесь, — тут Камал снова вернулся к цитированию греков, на этот раз обращаясь к Иоанну Златоусту, — никто из ссылавшихся в свое оправдание на судьбу никогда не был оправдан: ни злодей в судилищах, ни слуга в доме, ни дети в школе, ни ученики в мастерских, всякий раз как в чем-либо они погрешали. Это есть очевидная истина, которая ясна каждому человеку.
— Ученый из числа греков-христиан, Иоанн Константинопольский, и вовсе писал, что вера в судьбу хуже всякого греха, ибо она ведет к тому, что люди обвиняют Аллаха и свои собственные грехи переносят на Него, Кто в действительности не виновен. Правоверные мусульмане, конечно, не согласятся с его рвением здесь, однако, полагаю, смогут увидеть в его словах некоторую мудрость, если припомнят, что слова эти писаны до явления благородного Корана.
Дискуссия продолжалась и в ахияте говорили о темах возвышенных, носились разумом высоко над землей. Со временем, однако, нить бесед все больше стал перехватывать принц Камал. И говорил он все больше о делах пусть и весьма сложных, но все таки не столь высоких. Интересовали его дела Халифата, дела двора, идущие войны и проблемы Багдада. А главное — неизбежные перемены, которые грядут с восшествием на престол принца Аль-Амина, которому Камал был верным надимом и даже, пожалуй, доверенным другом. Не сомневался Камал и в том, что скоро придет день, когда его собственное влияние на судьбу Халифата неизбежно возрастут — еще халиф Харун ар-Рашид обещал ему титул эмира. А значит ему и самому предстоит привести с собой многих новых людей в коридоры власти. Камал желал вести за собой способных и достойных, и со временем стал все чаще обращать внимание на ахият. Ведь разве не было здесь людей, кто несомненно заслуживал большего?
|
|
37 |
|
|
|
|
Что есть Судьба и волен ли человек избежать ее?
- Судьба безусловно сильна, и многое определяет в нашей жизни, но это лишь дорога, которая простирается перед нами. Мы сами определяем стоит ли идти по этой дороге, в какую сторону или быть может нужно сесть и ждать повозку или вовсе свернуть в пустыню и поискать счастье там. Тот, кто имеет силы и помощь Аллаха пройдет свой путь с гордо поднятой головой. Слабый будет ползти.
Салах с удовольствием включился в дела Ахията. Для него новые партнерства, короткие и насыщенные были вполне приличным делом. Собрались, сделали дело, разделили добычу и разбежались. Поначалу он к новому образованию относился также. Но постепенно, особенно стараниями Эззры Ахият становился все более серьезным.
Тем более началась торговля оружием. Камал ибн Вали требовал что бы Салах следовал букве закона, но только если на них нападают. А вот если защищают, то можно любыми средствами. Салах был совершенно с этим согласен. Ведь каждый раз, когда кто-то хотел, чтобы он стал "достойным муджахидом", Салах слышал, что на его руки хотят накинуть веревки, а на шею ярмо.
- Достопочтимый Камал ибн Вали. Я родился и вырос в Багдаде, моей плоти и крови город. Тут и действовать мне и моим людям. В иных землях мало кого я знаю и мало что сделать могу. Что касается айров, вам и не надо иметь с ними дел. Все дела с айрами я буду вести сам. И буду действовать строго для защиты наших интересов. Аллах свидетель, что не нарушаю я законов Его и людей и не нарушу вовек!
Заверил молодого принца, что только в случае защиты наших интересом. И конечно же немедленно стал активно защищать интересы Ахията во всех сферах, особенно рьяно в новых отраслях бизнеса. Горели склады конкурентов, те, кто не хотел быть "партнерами" Эззры. Давались взятки тем, кто занимался закупками для армии. Хорошо торговать в неравных условиях. Только так богатство и влияние и растет. А "достойные муджахиды" пусть едят свою похлебку.
На вопрос про Ясмин только неудоменно пожал плечами.
- Никакого конфликта с ней нет. Уважаемые люди указали на нее, но не сказали многих нюансов, поэтому дело не срослось. Извинения принесены, вира выплачена. Вопрос закрыт.
Еще очень Салаху не нравилась Зари в качестве переговорщика от Ахиата.
- Она сейчас за нас договорить на такие обязательства, что мы повесимся. Нет, я не буду выполнять то, что она там договориться! Я ее совсем не знаю. И вообще, пусть представителем будет Сафрон, он хотя бы наш деловой партнер, а она вообще непойми кто.
|
|
38 |
|
|
|
|
Так принц Камал первый раз в своей жизни занялся "делом". Согласился отправиться в землю ромеев, чтобы преодолевая очевидные опасности приобрести там оружие, мечи, булавы, копья, и с ним уже вернуться в Халифат, где оружие это сможет служить дальше воинам ислама в армиях халифа. Разумеется, принц должен был помочь и в переговорах с греками-продавцами, и с сахибами-покупателями. И надеялся он, что дело это не только принесет доход, но и поможет восстановить подпорченную в последние дни славу.
Смущало его, однако, то, что Эзра слишком близко вел дела с айарами. А потому весьма внимательно следил за их предводителем, Салахом, который хоть и обещал ему не преступать боле закон, все же вызывал определенные подозрения.
|
|
39 |
|
|
|
|
Напрасно дерет легкие Камал. Пуст дом, в котором должен был быть Салех. Был и нет его. Предупрежденный добрыми людьми растворился в миллионном Багдаде. Придется гордому принцу предъявы свои слать к Эззре или к Аллаху.
|
|
40 |
|
|
|
|
Сидя на мягких разноцветных подушках, Зари медленно, с особой заботой расчёсывала длинные тёмные волосы Ясмин. Эта женщина нравилась ей. С достоинством и неожиданной добротой Ясмина приняла появление Зари в доме её мужа. Возможно, дело было в предназначении Зари аль-Нари. А может та, что хранила мудрость гор, действительно умна, как о ней говорили. Пути двух женщин тесно переплелись, но в конечном итоге им суждено было разделиться, и каждая это понимала. Так зачем, имея общий интерес, враждовать друг с другом? Юная, ослеплённая высшей целью, Зари дерзко ворвалась в неспокойную жизнь Ясмин, но получила в ответ не сопротивление и не покорность, а проявление внутренней силы – мягкой, но стойкой. С каждым новым днём, проведённым вместе с Ясмин, Зари сильнее очаровывалась подругой, но больше – её речами. Слова, которым Ясмина придавала разнообразные формы – изящные, острые, твёрдые, строгие, сладкие – становились оружием, способным усыпить бдительность собеседника опаснее наркотика и ранить больнее ножа. И этим грозным оружием Зари желала овладеть.
— Ты же знаешь, о мой прекрасный цветок, что одно только твоё слово – и завтра я принесу тебе на подносе среди сочных фруктов и ароматных цветов ещё трепещущее сердце Камнетёса, – шептала Зари на ухо Ясмин, сопровождая свои речи жаркими поцелуями в шею, в обнаженное плечо, — Его жизнь не так уж и ценна. Я найду другой способ узнать, кто его нанял, и исполнить то, что должно. Салах ибн Мади – чудовище, отравляющее священную землю одним своим существованием. Страдания и смерть следуют за ним по пятам. Всё, чего он касается, увядает. Но если я убью его сейчас, это не успокоит твою раненную душу, мой звонкий горный ручеёк. С твоей помощью я могу сделать так, чтобы его собственная жизнь превратилась в Ад на земле. Он потеряет всё: от него отвернутся друзья и союзники, его репутация смешается с грязью босых немытых ног нищих Багдада, больше никто не захочет вести с ним дела, и тогда последнее, что у него останется, будет выжжено дотла моей рукой.
Шёлковые одежды соскользнули вниз, являя Зари соблазнительное тело Ясмин. Зари с желанием прижала к себе любовницу, покрывая светлую кожу одним поцелуем за другим. Она не стала раскрывать всех своих жутких намерений, боясь оттолкнуть Ясмин, ведь ей ещё предстояло обучить неопытную шиитку своей магии слова. Зари хотела, чтобы Камнетёс забрался повыше, чтобы когда она столкнёт того в пропасть, падение было долгим и мучительным. Пускай Салах выберет себе свою женщину, пускай она зачнёт дитя. И вот тогда Огненная Зари напомнит о себе.
Появление Зирона на пороге дома, ставшего для Зари убежищем, оказалось такой же неожиданностью для девушки, как и для самого ромея встреча с ней. Аллах снова свёл их вместе. Помня о том, как юноша залечивал её раны, Зари желала отплатить ему долг. Но она не могла рисковать своим положением. Нет, речь не о том, что ромей что-то знал о той, что принц Камал однажды спас. Даже если неосторожные слова привлекут любопытствующие взоры к прошлому, у Зари была заготовлена простенькая, но душевная история о жестоком Камнетëсе, что, преследуя свою жертву, спутал её с невинной, почти, девочкой. Нежелательное внимание ненадолго выведет скрывающуюся шиитку из тени, но не более. Девушка же опасалась, что Зирон, прокладывающий себе путь наверх ресурсами других, в удобный для себя момент предаст интересы Ясмин, а значит, подставит под удар не только её, но и Зари. Как после оказалось, не зря она переживала. Тайно следя за действиями Зирона, Зари узнала его ма-аленький секрет – он византийский шпион. Первым необдуманным желанием девушки было тут же предупредить Ясмин и остальных. Но хитрость и ловкость Зирона, та лёгкость, с которой он обставлял дела и других, вызывали у Зари невольное чувство, близкое к уважению. На самом деле, меньше всего юная шиитка переживала за благополучие Бармакидов. Для Скрытого, а значит и для неё, они были лишь инструментом. И ромей тоже мог стать одним из инструментов.
— Ты преследуешь свои цели, а я – свои, – предоставив доказательства того, что ей известные и другие дела ромея, Зари не стала выходить с Зироном на открытый конфликт, вместо этого предложив ему для начала пакт о взаимном не уничтожении, — Пока наши интересы не конфликтуют, мы можем если не поддерживать, то не препятствовать друг другу. Но объединившись, мы способны на большее. Подумай об этом.
Не вовлечённая в торговые дела, что связывали столь похожих и одновременно разных людей, Зари находила отраду в беседах, в коих могла попрактиковать уроки, полученные от Ясмин.
— Джафар ас-Садик сказал: «Нет принуждения и нет свободы, а есть то, что между ними». Пречистый Аллах возвышен и велик, чтобы принуждать кого-либо. Только лишь тот, кто не способен наделить способностью желать и выбирать свои поступки по доброй воле, прибегает к принуждению. Милостивый Аллах же дал людям разум для познания добра и зла и дал возможность выбора между праведными делами и грехами. Человек волен молиться или не молиться, прелюбодействовать или не прелюбодействовать, совершать благой поступок или не совершать, делать грех или не делать грех. Но это свобода, ограниченная рамками: человек лишь отражает предопределение Аллаха. Человек может отразить прекрасное или же исказить его форму, но не изменить то, что отражает – не изменить замысел Его. «Всё благо, что постигает тебя, от Аллаха. А всё зло, что постигает тебя, от тебя самого», – девушка закончила свою речь цитированием аята.
Кто бы мог представить, что среди людей благородных, умных и талантливых даже простому бандиту найдётся место.
— Салах ибн Мади, выказывая недоверие мне, ты высказываешь неуважение не только Ясмин бинт Амир, что разделяет со мной один паланкин, но и моему покровителю, – негромко, но так, чтобы слышали и остальные, уверенно ответила Зари на обвинения Салаха. Внимательный и слегка надменный взгляд пробежался по остальным мужчинам. Добровольно связывающие с себя с отвратительнейшим из них, они казались Зари запачканными его грязью и недостойными её присутствия.
После одной из первых встреч молодого, ещё только зарождающегося Ахията, принцу Камалу доложили, что встречи с ним в его доме ищет Зари аль-Фарси. Зари знала, что принц не откажет ей. Не только потому, что теперь они связаны одной клятвой, но и потому, что его мучила тайна красавицы, внезапно вновь появившейся в его жизни.
— Приветствую тебя, мой господин, – голос Зари был тягуч и сладок подобно свежему мёду. Она несознательно прикоснулась к одному из браслетов на своей руке, пробудив прошлые воспоминания. От той маленькой робкой девочки, что несколько лет назад предстала перед принцем, почти ничего не осталась. Тогда Зари было страшно и она не знала, что делать: то ли дать волю чувствам, расплакаться, признаться во всём своему спасителю и надеяться на его милость, то ли пойти на нелепое соблазнение, охмурить принца и остаться под его защитой. Но проявив слабость тогда, вряд ли бы в будущем её ждало что-нибудь хорошее. Теперь же за занавеской сидела девушка в дорогих одеждах, уверенная в себе, в своих способностях, власти, предназначении. Зари знала, чего желала и как этого добиться. Дерзкая мысль, что на этот раз она сама может одёрнуть ткань и прямо посмотреть Камалу в глаза, отразилась лёгкой усмешкой на устах.
— Я пришла к тебе, мой дорогой господин, чтобы ещё раз поблагодарить Аллаха за то, что Он позволил тебе спасти мою жизнь. И пришла я с не пустыми руками. Мой подарок тебе, мой принц, предостережение: ты поклялся быть хранителем мира, но взял на себя неподъёмную ношу. Ты мудр и от взгляда твоего не укрылось, что нет единения между всеми, кто собрался под твоим покровительством. Я не имею права сказать больше, потому что связана другими обетами. Но однажды твоё благородное имя уже пытались очернить, показать остальным, что твоё слово и защита – не стоят и фелса.
— Но я пришла сюда не за тем, чтобы начинать конфликты и пачкать свой язык злыми словами. Мой господин, я поддерживаю и разделяю твоё желание о мире. Но мир – это баланс, гармония которого сейчас нарушена. И я прошу тебя, Камал, восстановить эту гармонию! Ты объединяешь вокруг себя людей разных национальностей и вероисповеданий: сунниты, иудеи, христиане… Прими под своё покровительство и шиитов. Они пойдут за тобой и станут для тебя ещё одной опорой. Аллах знает, что ты действительно способен объединить всех нас!
Но ни одним лишь принцем Камалом ограничивалась Зари в поисках союзников.
— Ты как тонкий стебелёк, что склоняется под тяжестью ещё не расцветшего бутона, Мариам. В тебе больше силы, чем кажется, и скоро бутон превратится в прекрасный цветок, а стебель выпрямится к солнцу, – подбадривала Зари сестру по Ахияту. Зари видела в Мариам добро и не желала ей зла. Но она также видела в юной девушке возможность, благодаря которой можно свершить месть Салаху. Мужчины, подозрительные по своей натуре, всегда настороже и ищут подвоха, к ним не подступиться просто так. Но за ними всегда стоят женщины, что более уязвимы. Одним из «дел», принадлежащем, пускай и частично, Камнетёсу, был бордель, записанный на Мариам. И Мариам же имела влияние на Дарину, что была ценна для Салаха. И не могло утаиться от взгляда Зари, что Эзра, близкий партнёр Салаха, оказывает Мариам знаки внимания и прислушивается к её мнению. Мариам и Салах были связаны теснее, чем, возможно, им этого хотелось.
— Я вижу, моя дорогая сестра, что тебе, чистому и ласковому ветерку, не безразличны судьбы людей. Ты искренне заботишься о тех, кто не может позаботиться о себе сам, и Аллах вознаградит тебя за твои добрые поступки. И в твоих руках теперь возможность сделать этот мир ещё лучше. Я говорю о заведении, хозяйкой которого ты стала. Да, я знаю, что твоё имя вписали только для того, чтобы не звучали имена других. И, тем не менее, ты можешь изменить это место к лучшему. Ты была там, ты видела, как там обращаются с «товаром». Ни одной живой душе не пожелаешь подобной участи. Вместе мы можем облегчить их страдания, я помогу тебе в этом. И не переживай за остальных – их всех, в основном, волнуют лишь деньги, что приносит их «дело», а не то, насколько бережно или ужасно обращаются с людьми. Всех, кроме Салаха ибн Мади. Ты слышала историю о бедной девушке, которой он был одержим? Что Камнетёс умертвил всех, кто находился в её доме, а её саму долго и извращенно пытал, пока та не умерла от слабости на его руках? Вчера она перешла ему дорогу, а завтра он заподозрит своего товарища в нечестном бизнесе и решит преподать ему урок. Но он не будет связываться напрямую с тем, кто сильнее его, он никогда так не поступает. Его цель – женщины, что являются слабостью других. Поэтому прошу тебя, Мариам, держись с ним осторожно и береги себя и Дарину. Одно неверное её слово – неправильно истолкованное видение – и виноваты будут не звёзды.
|
|
41 |
|
|
|
|
Свистит, дует, гуляет ветер в голове. Достигнута цель. Цепи, цепи кованные пали. Свобода, свободна. Что с ней делать? Куда идти дальше? И зачем? Посылы в Гераклею ни с чем вернулись. Не нашли они не отца ее, ни матери. Сироткой Даринушка стала, сиротиночкой. И слез нет, не плачется тут в Багдаде. Живет сиротушка за высокими стенами. Вкусно ест, сладко пьет, мягко спит. Домой возвратится, а и нет дома давно. Это на чужбине она хороша, а дома много таких. И русых. И зеленоглазых и ведьм. Никому там Дарина не нужна. Здесь в дом богатый зовут, за стол сажают, кашей угощают. Ага, Эрза - хазарин такой умный, что глупый. Еще бы полбой варенной накормил. Ей и с виноградом неплохо. Да, вроде, и все не плохо тут. Одним богом больше. Смешно вспомнить, как она в Гераклее боялась, когда сарацины всем войском коврики расстилали и начинали выть по-своему и поклоны бить. Теперь она знает и арабский и персидский. И с молитвами все хорошо. Напоказ. Как здесь привыкли. Да и другое неплохо. Без волос на теле, в жару сподручней, проще и чище. А волосы на голове, так и у них платки носили, другие, правда. И лицо можно прикрыть совсем по-разному. Вроде и прикрыто, а видно, что красивое. Другое плохо. Вот освободил ее Салах. А все равно, она остается от него зависимой. Формально, она свободна. Вот только и деньги он ей дает, и смеси, и Марьям. И считают Дарину его человеком, который идет за Салахом ибн Мади аль-Хажар. Вот только ошибаются все они. Она только за себя. За Дарию ас- Суфи ас-Сакалиба. Нет у нее пока никого другого. А советы давать ей не трудно. Пусть богатеют. Зачем живут люди, ради злата?! Скуучно. В хадж что-ли сходить? Или начать проповедовать?!
И тут за про судьбу заговорили. Эрза - хазарин предложил всем высказаться. Как тут не вспомнить слова деда, «придет хазарин, не придет хазарин, а ты зерно сей». Да, Дарина скажет. Отчего не сказать?! Тайны в том великой нету.
- Давным давно в далекой далекой стране жил мальчик. Отец его владел землей и скотом, но разорился и они уехали жить на новое место, в полудикие земли. Там мальчик работал на земле, разносил почту, был лесорубом, землемером и лодочником. Научился читать и писать. Много читал. Попытался стать торговцем, но прогорел. Снова учился. Стал заведовать почтой. Был капитаном ополчения. В той стране была демократия, как у древних эллинов и римлян, и он пробовал избираться. Неудачно. Работал в суде. Снова занимался политикой. Терпел неудачи и поднимался. Пробовал снова и снова. И в конце концов стал правителем всей страны. А потом выиграл большую войну. И это без помощи Аллаха! А чего мог бы добиться такой человек, если бы искренне верил? Может быть захватил полмира как Искандер Двурогий?! Выступающие передо мной говорили много и правильно. Вот только позабыли, что Аллах всемогущ и видит жизнь человека, слышит его мысли и понимает устремления. И Аллалху ничего не стоит переписать судьбу человека, если он видит, что тот идет по праведному пути. Несколько лет назад, когда доблестные войска халифа взяли Гераклею, в одной клетке оказался раб и две рабыни. Кто тогда мог предполагать, что сейчас они все трое окажутся в этом доме желанными гостями у щедрого Эзры ибн Мусы?! Судьба человека существует, но если он будет жить по заветам Аллаха и надеяться на его милосердие, то может рассчитывать на удачу и в этом мире и после смерти. Чудо всегда возможно. Как говорили у нас, делай, что должно и будь, что будет.
|
|
42 |
|
|
|
|
Камал ибн Вали помолчал, формулируя в голове свой ответ. Затем заговорил:
— Пророк Мухаммед, да благословит его Аллах и приветствует, говорил, что умма разделится на 73 течения. Мы можем принадлежать к разным из них, но мы все же выходим из единого истока. И мы вместе есть обитатели единого Халифата. А потому, если сложилось так, что в нашем братстве обсуждают дела Халифата, только должно будет присутствовать там и шиитам. Но только тем, кто помня жажду аль-Хусайна, не забывает и о жажде ныне живущих, мучимых проблемами современными нам. И не стремятся к лишним раздорам в умме, которую ту жажду преумножают.
— Если ты желаешь пригласить кого-то в наше братство, Зари, я никак не буду против. Я буду рад выслушать, что думают шииты о проблемах Халифата, и, если то в моих силах, я буду рад помочь и им. Помочь донести их чаяния до наследного принца тоже. — принц задумался на секунду, улыбнулся слегка и добавил: — Пусть шииты не согласятся со мной, но я верю в Шуру. Коль скоро это возможно, мнение каждого достойного члены уммы должно быть донесено до халифа, его визирей и сахибов. Должно быть услышано.
Они говорили еще некоторое время об именитых шиитах Багдада, об ученых и благородных Алидах, о людях менее заметных, но не всегда менее важных. Камал подтверждал, что только рад будет принять в ахияте людей достойных, заинтересованных в благе Халифата и вежливом и ученом споре, пусть и на приземленные темы государственных дел. И пусть и с некоторой осторожностью приветствовал он и предложения Зари свести его с представителями шиитской общины, кто могли бы послужить делу защиты ахията и его интересов.
Зашла речь и о тяжелом — о названном общем брате, Салахе. Действительно, Камала тяготила такая связь с айаром. Однако знал он и о том, что с тем дружен Эзра, которого принц склонен был уважать. И Камал надеялся на то, что "хозяина" квартала Ячменных ворот все еще можно отвратить от низкого пути, направив энергию его в более достойное русло. Однако не мог не согласиться с тем, что безопасность их братства опрометчиво будет оставлять в руках аййарун.
|
|
43 |
|
|
|
|
— Глубоко омытый звездами востока, возвышенный вопрос о Судьбе и ее тесной связи с местом человека сокрушает души и ума рожденных под её небесным сводом уже множество веков. О, великие тайны, которыми окружена Судьба, как густой туман, что скрывает свои узоры от нашего мирского взора! В вас заложено сокровище ответов на бессмертные вопросы о силе воли и власти Судьбы. Друзья мои, дозвольте мне, скромному слуге знания и истины, представить вам на суд моё воззрение, что явилось мне в ночной багдадской "тишине".
Все взоры обратились на безбородого юнца, что своей просьбой, хоть и ненадолго, но смог приглушить в славном доме почтенного торговца Эзры оглушительную "тишину".
— Что есть судьба, как не закон неутихающих историй? Что есть её благоволение, как не желание Всевышнего созерцать их вновь и вновь? О, да, мы – суть творцы своей поднебесной жизни, носители внеземной воли, дарованной нам Всевышним. Вознося свои молитвы к Аллаху, мы вкладываем свои мечты и стремления в его руки, словно драгоценные дары. А он, своим суждением, воплощает мировую волю, внемля нам или же отводя взор. Мы сами пишем историю собственной судьбы, но ежели Всевышнему она не люба, то дописать её себе в угоду не хватит никаких чернил. О, истинно, Аллах наш главный критик. И мы творим истории лишь для него.
Для Фарука то был один из редких раз, когда он так явно и открыто выступил перед Ахиятом. Всё остальное время он отходил на задний план, скрываясь под покровом ярких споров и громогласной "тишины". Один лишь Эзра, мудрый и проницательный хозяин, приметил гостя, что так искусно сторонился споров, а потому говорил с ним больше всех. На что среди череды пустых и сладких разговоров праздных содержаний Фарук уже во второй раз укромно спрятал в диалог часть настоящего себя.
— О, друг сердешный, Эзра, твоё благородное стремление способствовать гармонии и преумножению единства среди наших собратьев и сестёр сияет изумрудом на ризе добродетели, озаряющим путь к возвышенным высотам понимания и согласия. Величественным умом ты осознал, что вечное желание мира необходимо подкрепить мудростью и решимостью, но знай, тому кто ищет мира должно готовиться к войне. Но не пойми превратно, отнюдь не в свете кровопролития и конфликтов, но в созерцании истины и в готовности стоять на страже праведности лежит путь к тому истинному миру, который мы так горим предвидеть.
Истинно, тот кто желает мира - должен быть готов к войне. Так наставлял в своих учениях Вегеций, ромейский историк, чьи идеи Фарук так увлечённо поглотил. Библиотека, ключ к сердцу которой ему даровал Камал, была сродни сокровищнице знаний, сокрытых за редкой пылью стеллажей. В ней перед ним жемчужиной предстала мудрость прошлых лет. В ней он осознал, что и у небес есть небеса. В ней он познал, как мало он всего познал. Но всё это было лишь малым проявлением щедрости Камала. Он даровал Фаруку гораздо большее. Он преподнёс ему возможность. Познакомил с братьями. Стал незримым и связующим звеном с отцом. Всё двигалось медленно. Неторопливо. Один слушок. Другой. Вопросы. Чем увлекаются братья гордого Камала? Как в глазах Вали ибн Мухаммеда выглядит идеальный сын? Как отбирает себе окружение благородный Аль-Амин? День. Другой. Здесь спешка ни к чему. Фарук учился, заводил друзей, ждал и тихонько слушал.
В один из таких благодатных дней, когда атмосфера пронизывалась возвышенным спокойствием, наведалась к принцу Камалу гостья, словно олицетворение страстного огня, чьи речи и слова уже не раз успели ярким отпечатком нанестись на бдительное ухо Фарука. Зари аль-Фарси - так она представилась. Она запомнилась своим пылким спором с вождем Пустынников, Каменотёсом, в течение которого неоднократно было явлено словами и поступками, что между ней и Каменотёсом горит личная вражда. Впрочем, сам Салах твердо заявлял, что не был с ней знаком. Так, словно загадочная и неуловимая луна, интрига окутанная завесой тайны продолжала держаться в смутной тени. И всё же, если бы по милости Всевышнего, каждое истинное изъявление доброты принца Камала, принимающего юных девушек в конфликтах с Каменотёсом, вознаграждалось золотым дирхемом, он бы имел с этого два дирхема. И хотя это число может показаться скромным, сам факт такой повторности наталкивал на подозрения.
Сам же Фарук бесповоротно принимать чью-либо сторону не спешил, покуда тот, кто сломя голову бежит навстречу неизвестному, не сможет избежать ошибок. Да и помимо прочего, куда более правильным решением будет сначала укрепить свои позиции: расширить паству, найти искомого Эзрой убийцу, через Камала выйти в высший свет, помочь Салаху с бизнесом, обучить Мариям... Ха. Вот неожиданность, и здесь обнаружился отпечаточек Зари. Судя по лоскуткам слов и обрывкам слухов от работниц, Салаха очерняли пуще прежнего. Любой другой "хранитель мира" уже бы давно вынес подобное на суд "семьи". Любой другой, которым хитрый сказочник не являлся. К тому же, перед ним открылся факт того, что в своём сентименте к людям из низов он может быть не одинок, а потому он решил немного скорректировать свою схему стратегических альянсов. Но лишь немного. К чему спешить?
Фарук подарит всем шанс на примирение. А вот воспользуются ли им - не ему решать.
Результат броска 1D100: 36 - "Дилемма III, Проверка Воли, бросок 1". Результат броска 1D100: 95 - "Дилемма IV, Проверка Разума, бросок 1".
...
Показать все броски
...
Результат броска 1D100: 41 - "Дилемма VI, Проверка Красоты, переброс 4" Результат броска 1D100: 93 - "Дилемма VI, Проверка Красоты, переброс 5"
Результат броска 1D100: 36 - "Дилемма III, Проверка Воли, бросок 1".
Результат броска 1D100: 95 - "Дилемма IV, Проверка Разума, бросок 1".
Результат броска 1D100: 78 - "Дилемма V, Проверка Здоровья, бросок 1".
Результат броска 1D100: 6 - "Дилемма VI, Проверка Красоты, бросок 1".
Результат броска 1D100: 62 - "Дилемма VII, Проверка Воли, бросок 1".
Результат броска 1D100: 6 - "Дилемма VI, Проверка Красоты, переброс 1"
Результат броска 1D100: 2 - "Дилемма VII, Проверка Воли, переброс 1"
Результат броска 1D100: 32 - "Дилемма VI, Проверка Красоты, переброс 2"
Результат броска 1D100: 77 - "Дилемма VII, Проверка Воли, переброс 2"
Результат броска 1D100: 15 - "Дилемма III, Проверка Воли, переброс 1"
Результат броска 1D100: 17 - "Дилемма VI, Проверка Красоты, переброс 3"
Результат броска 1D100: 41 - "Дилемма VI, Проверка Красоты, переброс 4"
Результат броска 1D100: 93 - "Дилемма VI, Проверка Красоты, переброс 5"
|
|
44 |
|
|
|
|
"Всякое царство, разделившееся само в себе, опустеет; и всякий город или дом, разделившийся сам в себе, не устоит", — так сказано в священной книге христиан. На какое-то время, казалось, заключённая в доме еврея Эзры ибн Мусы сделка уберегла вас от подобного исхода.
Каждый из вас на самом деле ведь нуждался в других.
Салах ибн Мади был могущественен — но его власть лишена была и тени законности. У него была сила, но не было уважения.
Камал ибн Вали родился править, а его участие в недавней войне принесло ему славу — но участь надима при принце Мухаммеде сковала его карьеру, а утрата Софрона поставила юношу на грань разорения.
Эзра ибн Муса сделался богат, но в исламской стране он всё же оставался евреем, и стало быть не мог господствовать, к тому же, в его деле требовалась сталь в руке, которой у молодого торговца не было.
Ясмин бинт Амир в мужском мире оставалась лишь женщиной, чей муж сидел в тюрьме, а единственной защитой выступали темнокожий раб и сомнительная сделка с исмаилитами...
Все прочие — Зари, Фарук, Зирон, Дарина, Марьям, Аыым — все они оказались заложниками игры господ. Иронично, но именно они тоньше всего чувствовали, сколько возможностей сулит союз и сколько бедствий принесёт распря...
Особенно много усилий приложил Фарук, явственно ощущающий как его юная секта "белых одежд" нуждается в выживании — ведь "красные повязки" отнюдь не собирались прощать отступника...
Предложения проповедника звучали здраво — Салах обретёт выгоду, Эзра прибыль, все остальные через Камала выйдут ко двору. Особенно старательно пытался Фарук примирить Салаха с шиитами и должно быть достиг бы на этой ниве даже определенных успехов...
Но тут всё полетело в пропасть.
Камал ибн Вали пришел в ряды ахията в качестве посредника мира, но чем дальше, тем сильнее предпочитал он этой роли иную — ведущую. Он жаждал быть лидером, задавать границы, в которых остальные могли бы действовать. Снова и снова приглашал он в вашу Завию молодых Аббасидов, даже сам дом собраний убедил юный шариф перенести в пределы Круглого Города...
— Это лишь видимость, пока всякий делает своё дело.
Говорил Зирон Салаху.
Он лгал, конечно, и всё же даже коварный евнух не мог предсказать, чем именно завершится возвышение принца.
Не мог предсказать вызова, брошенного Салаху и не нашедшего ответа.
Так всё началось.
Так начался конец Ахията.
***
В братствах, подобных вашему, любой спор должен был бы решиться за столом и при посредничестве уважаемых всеми лиц. Так поступают мусульмане. Поскольку и Салах и Камал были суннитами, наиболее логичной кандидатурой на роль посредника был бы Мухаммед аш-Шайбани, учитель принца, вот только сей достойный муж уже несколько лет как исполнял обязанности кади в Ракке. По совету Ясмин, был приглашён ее учитель — Ибрахим ан-Наззам, внимательно выслушавший все стороны.
Диспут получился очень коротким.
Сперва, принц изложил все свои претензии к айару, и это была хорошая речь. Салах, понятно, все обвинения отрицал, упирая на то, что сам Камал исправно получал от всех начинаний свою долю.
— Воистину, правоверные, всякий из вас служит благу как сам его понимает. Если между вами не осталось имущественных тяжб, отчего бы вам попросту не разойтись в разные стороны, как кораблям, повстречавшимся в море?
Аббасид конечно упирался какое-то время, но ан-Наззам предложил высказаться всем — лишь Фарук неуверенно поддержал своего патрона и, возможно, брата, и даже он выступил против кровопролития.
Принц ушел один.
Тогда казалось, вместе с Камалом ибн Вали уходят все склоки, все капризы, вся ослиная неуступчивость...
***
Сильно подкосил Ахият отъезд из Багдада Ясмин аль-Мекрани в сопровождении верного Аыыма и примкнувшего к клану Бармакидов Софрона...
Никто не знал, зачем Аббас ибн аль-Фадл отослал свою жену на восток. Сама юная Мекрани уверяла, что лишь едет повидаться с семьей, но шли дни, недели, месяцы — а от неё не приходило ни единой весточки.
Следом исчезла Зари — как сладкий сон, оставивший после себя лишь едва различимый аромат мёда и корицы. Напрасно Эзра посылал приглашение за приглашением в пустой дом, который все вы считали обителью прекрасной персиянки, лишь ветер отвечал сладким словам, приглашающим юную деву присоединиться к собранию братьев и сестёр.
Опустела обитель мудрости, и где были десять там остались лишь пятеро, из которых один — Фарук ибн Сифир — явственно ощущал себя безнадёжно одиноким в окружении Салаха и его людей.
Формально, он никогда не рвал связей с Ахиятом, не старался погромче хлопнуть дверью, приходил если звали.
Просто звали его всё реже, а вместо самого проповедника всё чаще приходили вежливые отказы.
Да и Мариам никогда толком не могла, даже обретя свободу, стоять с мужчинами наравне — даже если она сама и могла забыть о своём былом положении рабыни, остальные никогда бы этого не забыли. С тех пор, как девушка открыла свой приют для безумцев, работы у неё прибавилось, она всё ещё появлялась на собраниях если следовало проявить уважение, но отдыхать предпочитала в кругу друзей, разделяющих ее сочувствие к умалишенным.
Зато Дарина как никто почувствовала, что сохранение новообретенной свобода ее напрямую зависит от пользы, приносимой ей Салаху, и всякий раз приходила в дом посреди Круглого Города с ценными сведениями о происходящем в Багдаде...
Приходила — чтобы уйти.
И оставались лишь два друга, те, с кого всё началось.
Они пили вино, ели фрукты, наслаждались бесстыдными танцовщицами, и чувствовали, что вся столица лежит у их ног.
Так было.
Так стало.
Так должно было быть всегда, пока Аллах не призвал бы к себе правоверного и не решил бы судьбу еврея.
Им не нужен был Ахият.
Или они так думали.
***
У всякой истории, как и у человеческой жизни, есть конец.
Иногда преждевременный.
История Харуна ар-Рашида разойдётся по тысячам сказок и легенд, но ни одна из тех книг не упоминала жалкого конца сильнейшего в мире человека. Столетия спустя, исследователи будут гадать, что же сгубило халифа — одни предполагали рак, другие же особенно тяжелую форму геморроя, усугублённую неудачным лечением. Болезнь особенно усугубилась после череды тяжёлых войн.
Опасаясь за свою жизнь, лекари лгали, представляя болезнь неопасной. Но прежде, чем смерть взяла своё, Повелителю Правоверных предстояло увидеть как рушится всё, чему он посвятил жизнь.
Восстание Рафи ибн Лейса в Хорасане всё разрасталось, и в этих условиях халиф, наконец, решился на отставку Али ибн Исы — однако, подобное дело представляло куда большую сложность, чем могло бы показаться. Али ибн Иса ибн Махан был посредственным военачальником и ужасным управленцем, однако, отличался невероятным искусством аппаратной интриги, которое и принесло ему места главнокомандующего Абны и хорасанского эмира. Годы усиленной имитации бурной деятельности (сопровождающейся богатыми дарами трону) не прошли зря — практически вся военная верхушка состояла из верных Маханидам людей.
В этих условиях, Харун небезосновательно опасался, что в случае отставки Али ибн Исы, против него взбунтуется собственное войско. Но и сам ар-Рашид был весьма искушён в искусстве интриги.
В Хорасан во главе двадцатитысячного войска, состоящего из солдат "Аббасийи", отправился Харсама ибн Айан — бывший командир халифской гвардии и один из организаторов расправы над Бармакидами. Формально, задачей Харсамы было объявлено усиление армии Али ибн Исы для борьбы с восставшими.
В действительности, едва отгремел приветственный пир, силы Аббасийи арестовали эмира и под конвоем отправили в Багдад. Следом на полутора тысячах верблюдах отправилась сокровищница — всё добро, украденное опальным вельможей.
Мера эта, должно быть, решила бы проблему лет пять назад — сейчас, восставшие ее попросту не заметили. С Запада же приходили всё более тревожные вести — набеги императора Никифора становились всё более дерзкими.
Тогда Харун решил лично подавить мятеж и выехал в Мерв во главе Абны, сопровождаемый сыном — Абдаллахом, и визирем Фадлом ибн ар-Раби.
С каждым днём похода, Повелителю Правоверных становилось всё хуже, обезболивающие, выдаваемые индийскими целителями за лекарства, перестали помогать, и под конец, некогда блестящий наездник, ар-Рашид не мог уже сидеть в седле — он свалился с лошади при всём войске.
Только в этот момент, халиф осознал то, что видели и чего ожидали все вокруг него — он умирал.
Не потому ли принц Абдаллах отпросился выехать с передовым отрядом в Мерв?
Не потому ли принц Мухаммед тайно отправлял из Багдада визирю Фадлу ибн ар-Раби инструкции на случай смерти отца? — халиф, подозревая нечто подобное, велел обыскать гонца, но не нашёл письма.
Близился к концу месяц джумад аль-уль года Хиджры сто девяносто третьего, и настал чёрный день, когда Повелитель Правоверных не сумел сесть в седло.
Говорят, в ту пору ему пришло послание поэта Абу аль-Атахии:
"Где цари и все те, кто жил до тебя? Они ушли, и ты уйдешь в свой черед.
О ты, хвалящий мир и его радости, ты, чьи уши готовы беспрестанно внимать лести,
Истощи все радости этого мира, смерть всегда прекращает их".
— Можно ли сказать, что слова эти обращены ко мне одному?
Задумчиво спросил Харун.
На следующий день он собрал всех шарифов, находившихся при войске — в их числе был и молодой Камал ибн Вали, шпионивший для наследника престола.
— Всё, что живёт, должно умереть. Все, что молодо, должно состариться. Вы видите, что судьба сделала со мной. Я даю вам три совета: свято блюдите свои обещания; будьте верны своим имамам и дружны между собой; присматривайте за Мухаммедом и Абдаллахом: если один из них восстанет против своего брата, подавите его вос стание, заклеймите его коварство и измену.
Затем Повелитель Правоверных одарил своих родичей подарками, племяннику достался кинжал с рукоятью из слоновой кости, заключённый в золоченые ножны.
Харун хотел уйти красиво, но невыносимая боль обнажила перед всеми его предсмертные хрипы. У халифа отнялись ноги, он не мог даже сесть на осла чтобы вернуться в собственный шатер, так что пришлось посылать рабов за несколькими саванами, чтобы под небом, точно простой бедуин, избрать себе лучший.
"Не помогло мне мое богатство! Лишился я своей власти!" — воскликнул Харун стихами Священного Корана, прежде чем отослать всех от себя, а Камал ибн Вали подумал ещё, что отрывок выбран неудачно, ведь о произносящем такое сказано.
"Схватите его и закуйте,
потом бросьте его в Ад
и нанизьте его на цепь длиной в семьдесят локтей!
Он не веровал в Великого Аллаха
и не призывал кормить бедняка.
Сегодня здесь у него нет любящего родственника,
и нет пищи, кроме кровавого гноя.
Едят его только грешники"
В шатер халифа принесли двое — сын Салих и визирь Фадл ибн ар-Раби.
Больше оттуда Повелитель Правоверных не выходил.
В тот же день он скончался.
|
|
45 |
|