["Кайдан"] | ходы игроков |

Джулс. Тягучий, липкий и душный сон, что напрочь лишен сновидений. Он наполнен хаосом разрозненных, ускользающее неразличимых образов, обрывками ничего не значащих фраз, пятнами образов, которые могут быть чем угодно, что угодно значить, на что угодно намекать, и которые забываются быстрей, чем ты успеваешь понять, что это, о чем это, про что и зачем. Вот слесарный молоток, что лежит на прозрачной столешнице, вот полоска серебристо искрящейся пудры, рассыпанной точно промеж загорелых, упругих как эластиковые мячики ягодиц, вот треснувший планшет, валяющийся на затертом паркете, вот пятно плевка в серой дорожной пыли, вот надкусанное яблоко, красное будто кровь, вот дрожащие женские пальцы, что сжимают слюдяную тонкость ножки пузатого бокала, вот огненно-рыжий кот, чьи глаза полны мрака, вот ударная перчатка, на ее стесанных отбойниках остатки чьих-то губ, вот вздыбленный словно готовый к запуску шаттл, пульсирующий от напряжения член, вот флакон солнцезащитного крема, сочащийся белизной влажно-комковатой кашицы, вот извлеченный из черепа глаз, лежащий в ведерке со льдом, вот гильза из пластика цвета топленого молока, вот паутина треснувшей плитки, вот стрелка травы, что тянется ввысь, вот алость вина, разлитого по покрывалу, вот шелк ночной рубашки с оборванными бретелями, вот хлещущий об оконный пластик ливень, вот мертвый муравей, раздавленный хрустальной пепельницей, вот чернота бесконечного, беспросветного мрака, в которой таится нечто, готовое вонзить мрамор клыков в дрожащее мясо, вот влага, что проступает под умелыми пальцами, вот хруст костей, вот крики боли, вот стон наслаждения, вот хлесткий щелчок одинокого выстрела. Вот ты. Вот они. Кто - они? Ты не знаешь. Не помнишь. Кто - ты? Все зря, все впустую. О чем вообще эти мысли? О чем и зачем? Что происходит? Кто пришел? Кто уходит? Странно, почти в рифму. Впрочем, нет. Не странно. Скорей, наверное, жутко. Стоп.
- Эй...
Сознание с трудом выдирается из все еще пульсирующих мороками прошлого пучин забытья, и ты довольно быстро понимаешь, что лежишь на спине, как кажется - в кровати, а прямо на тебе, большей частью на груди и на правой руке, лежит, прижавшись своей грудью к твоей, девушка.
- Эй...
Шепчет, испуганно озираясь по сторонам. Тормошит слегка, прихватив тонкими пальцами за плечо. Кареглазая, скуластая, незнакомая.
- Проснись...
Щекочет леска чужих смолисто-черных волос щеку, упирается упругость чужого соска в большую грудную мышцу, льнет теплая гладкость чужой промежности к бедру. Нет одежды. И воспоминаний о том, почему ее нет, тоже.
- Да проснись же...

Ноздри с жадностью начинают втягивать воздух. Две угольно-черные бездны прожорливо вбирают в себя всё подряд. Вся атмосфера вокруг пронизана влажными отпечатками прошлого, от чего рецепторы верхней носовой полости кислинкой уверенно раздаются во рту. Пахнет страстью и потом. Пахнет смазкой. И чем-то ещё. Едва уловимым. Сознание возвращается с запахом. Но не память.
— Прости.
Тыльная сторона ладони мягко поглаживает девушку по лицу.
— Я сегодня себя слегка неважно чувствую.
Голос пробудившийся в недрах груди вибрациями раздаётся по телу прижавшейся девушки. Успокаивающе-монотонно. И с паузами.
— Но всё в порядке.
Лицо смотрит вниз. Прямо в её глубокие янтарные глаза. Тёплая улыбка. Лёгкий ванильный аромат. Парфюм? Лубрикант? Не так важно. Тихонько сопит кондиционер. Всё внимание лишь на ней.
— Как насчёт чего-нибудь сладкого?
Нотки игривости слышатся в голосе.
— И крепкого.
Огромное бугристое тело больше не лежит на спине. Оно нависает сверху. Голова склонилась над ней.
— И горячего.
Томный шёпот легонько щекочет ей мочку левого уха.
— Я, между прочим, умею делать отменный горячий шоколад. С ликёром.
Шутливый смешок. И лукавая мысль на задворках чистого как белый лист разума.
— Я мигом. На кухню. Туда и назад.
Всё так естественно. Так легко. И спокойно. Будто делал это уже тысячу раз. Кровать позади. Лоснится тёмный силуэт в полумраке. Глазами ищет бельё. Трусы. Желательно чёрные. Не для приличия. Просто чтобы собственный член в тишине не болтался шлепками. Нет места панике. Нет рефлексии. Есть пустая оболочка. И есть неизвестное окружение. Пока ещё неизвестное окружение.
Бегают по комнатам два тёмных зрачка в поисках за что зацепиться. Гаджеты. Постеры. Документы. Наклейки. Записки. Меморабилии. Все места где могла спрятаться прежняя жизнь. Но это вторично. На зрение не всегда можно положиться. Эта мысль почему-то засела в голове прочнее всех остальных. Доверять стоит звукам и запахам. А ещё иногда вкусам. Но с ними пока что лучше повременить.

Джулс. Аромат до того разгоряченных, но успевших остыть, распластавшись в блаженной неге, тел. Едва уловимый флер ее выдержавших испытание близостью духов - толика цедры карликового аргентинского лимона, нотка какой-то терпко-сладкой эмиратской пряности, сотканная из ледниковой свежести "основа". Твой "асбестовый" антиперспирант: "сухой" и эффективный.
- Я...
Басовито и раскатисто-скрипуче звучит незнакомый - но свой, твой - голос, эхом разносящийся под сводами зала.
- Мне тоже...
Испуганно отстраняется незнакомка, когда касаешься широкой ладонью ее щеки. Больше непонимания, впрочем, нежели страха.
- Что-то как-то не так.
Усаживается, подперев ягодицами мягкость подушек, подтягивает к себе, прикрывая грудь, бескрайность шелковистой простыни.
- Ничего не помню...
Улыбается тебе в ответ, слишком уж смущенно как для обстоятельств и окружения, в котором вы себя обнаружили, отводя взгляд.
- И... Извини, что разбудила.
Добавляет тут же, поджав рукой складки нежно-розовой ткани под ключицы.
- Просто... Просто, ну, как-то очень странно. Ну, вот это все. Я...
Кивает, когда предлагаешь подсластить потерю прошлого.
- Да, было бы неплохо.
Поднимаешься тем временем. Широта и аскетичная простота вокруг - в десяток шагов зал, от края до края, квадратом, и вверх еще пять - так, что не допрыгнуть. Ковра мягкость под ногами, укрыты панелями стены - в метр каждая, из белого дерева, и от пола - вверх, прямоугольниками. Три стенки такие, а четвертая, та, что в оппозите той, в которую упирается изголовьем огромного - метра три на три - ложа, она стеклянная. Или из чего-то, что очень похоже на непроницаемо мутное стекло. Просто плита, от и до.
- А ты...
Пока осматриваешься в поисках хоть какой-то одежды, попутно подмечая пару дверей - слева и справа, точно по центрам "боковин", свешивает ноги с края кроватного смуглянка, окончательно закутавшись в импровизированную тогу.
- Я с тобой, можно?
Пожимает плечами так, будто сама не уверена в своих словах.
- Мне что-то, если честно, не по себе.
Выдвинув верхний ящик правой прикроватной тумбы, безошибочно выцепляет из его недр антрацитовые "боксы", тебе подает. Одну ногу "в", потом другую, уложить член так, чтоб удобно ему лежалось. И все, и готово.
- Может, хренью какой-нибудь перезакинулась?..
Чисто вертикальное окружение - ни картин, ни панорамных фотоснимков, ни дисплеев, ни даже кровавых отпечатков ладоней. Горизонталь, впрочем, тоже не радует изобилием - вот полупустой баллончик интимной смазки, стыдливо подкатившийся под борт "арены". И вот, рядом - скомканная шелковая ночнушка с практически оторванными шнурками бретель, будто пытающаяся прикрыть собой жалкие остатки лопнувших стрингов.
- О, я помню - это панорамка.
Указывает безымянная на странную "стекляшку".
- Там с пары сотен этажей вид.
Отмечаешь попутно, что, даже будучи не самой мелкой, пусть и ниже тебя на полторы головы, а скорей спортивно-поджарой, какими люди бывают, если долго и упорно занимаются чем-то, что связано с интенсивными физическими нагрузками, она все равно кажется по сравнению с тобой крохотной, тонкой и хрупкой. Хотя, может, дело не в ней, а в тебе? Не она мелкая, а ты - крупный? Литой из бронзы колосс, буквально. Чудовищного, под - если не за - два метра ростом, невероятно массивный, до шкафообразности широкоплечий, напрочь перевитый канатной сталью сухих, проступающих струнами жил мускулов. Бревна тяжелых рук, отбойные молоты сбитых до состояния камня кулаков, широкие плиты грудных мышц, рафинированная сухость и кубизм мощного пресса, колонны толстых словно фонарные столбы ног. Да, получается, нормальных "габаритов" она как раз. И ты нормальный, конечно же. Но - по-своему.
- Сейчас...
То ли осмелев, то ли решив, что ты и так уже все видел, сбрасывает и оставляет свою "мантию" у подушек. Ухоженная, отдепилированная и умасленная - ничего лишнего.
- Да сука...
Подобрав пеньюар, тут же обнаруживает его "критические повреждения". Трусы, за лямку прихватив, изучает. Тоже все, отслужили свое.
- Подожди пока...
Усевшись обратно на матрас, начинает рыться в тумбочке.
- С шоколадом своим...
Достает, очевидно, еще одни твои трусы.
- И с ликером...
Растягивает их меж ладоней.
- Пиздец у тебя жопа, конечно - я их как майку таскать смогу, если наоборот перенадеть.
Откладывает мнимую "майку", достает настоящую. Тоже твоя, похоже - парашют форменный.
- Ладно, была не была...
Сует кисти в "рукава", голову - в горловину. Получается самое настоящее платье. Поднявшись, осматривает себя.
- Нет, твоя жопа еще не пиздец. Вот это - он.
Одергивает "подол" своего "наряда" - чуть выше коленок получилось.
- Просто огонь, блять. Чистый секс.

Молчит. Стоит колосс недвижимо. Всматривается в стекло. Бегают по спальне глаза в поисках тумблера. Или переключателя. Или пульта. Принял боксы от незнакомки. Она своя. Это он и по запаху понял. Всю ночь её метил. Решил подождать. Но недолго. Как раз более тщательно спальню осмотрит.
— Чистый секс.
Машинально повторил за ней.
— Иди-ка сюда на секунду.
Подозвал к себе модницу.
— Идея есть.
Взялись смуглые руки за края парашютного платья. И вниз. Тянут. Чтобы плечи в горловину прошли.
— Продень руки. Через верх.
Горловина уверенно обнимает грудь. Свободно висят рукава. Аккуратно заправляют их ловкие пальцы.
— Вуаля! Теперь уж точно - чистый секс.
Можно двигаться дальше.
— Ну что, пошли?

Джулс. Пока Лаура возится - имя как-то само на ум приходит, вообще без усилий - с "прикрытием", ищешь что-нибудь, что может что-либо включить, активировать, перевести из "OFF" в "ON". Нет - ничего. Гладка облицовка, пустуют столешницы. Даже странно как-то. И хоть нет ощущения чуждости от пребывания в этом месте - здесь и сейчас - но оно все равно не спешит раскрывать своих секретов. Взять хотя бы эти выходы, ты - буквально - не знаешь куда они ведут. Коридор? Санитарный узел? Смотровая площадка с видом на город? Рефрижератор, набитый морожеными трупами секс-работниц? Не суть.
Подзываешь "Лу" когда, подходит.
- Ты только не смейся...
Позволяет не только поправить и подкрутить свое одеяние, но и сунуть пальцы туда, промеж мягкостью подворачиваемой ткани и упругостью груди.
- Но я даже не помню, где мы.
Как, впрочем, и ты. Проверяет, чтоб не торчало ничего сверх меры из-под "коктейльного наряда", поддергивает подвороты до границ "совсем прилично", что, на фоне уже показанного и увиденного, да, выглядит немного смешно.
- Ладно...
Слегка когтит тебя, поводя кончиками ногтей по предплечью.
- Пошли уже. Э-э... Джулс, да?
"Джулс". Кажется, это сокращение от твоего "настоящего" имени: Джулиус. Молния ассоциативных связей, искрящейся плетью хлестнув поперек потока сознания, на мгновение выдергивает из мутности прошлого связанные с самоопределением слова. Не просто Джулиус, нет. Джулиус Морвир, также известный как "Зверь из Ноль-Пяти", "Костолом" и, наконец, "Кобризо", что с хиспанского переводится как "Медный". Секунда - и вот ты из беспамятного и безымянного становишься просто беспамятным.
- А я, кажется, Лаура.
Не похоже, все же, чтоб сама в этом особо уверенной была.
- Лу?..
Похоже на то. Вот и познакомились.
- Слушай...
Подойдя чуть ближе к "порталу" - тому, который слева, прикладывает ладонь к чуть шероховатому даже на вид армопластику.
- А эта штука, она разве не на автомате?
И действительно - ни ручек, ни сенсорных панелей, ни хотя бы петель: ничего нет.
- Ну, то есть, как ее открывать-то вообще?
Заклинившая пластина автодвери. Что ж. Еще одна преграда на пути к заветной кружке с разведенной до состояния водянистой кашицы сушеной плотью бобов какао.
- Выбивать? Что за дичь, а?
Оглядывается на покинутое вами "сердце спальни".
- Может, где-то коммик валяется? Ну, позвонить кому-нибудь.

Лаура. Имя девушки само приходит на ум. Ответил ей молчаливым согласием. Заперты вместе с ней словно в герметичной капсуле. Знакомое чувство. Да и капсула тоже. Воспоминания электрическим шокером парализуют сознание. Всего на долю секунды, но и этого было достаточно. Джулиус. Джулиус Морвир. "Кобризо". Ухватить бы побольше. Сжимаются костяшки бронзовых рук машинально. Рядом дверь. И "глазок". Сверлит всех взглядом. А Джулс его сверлит в ответ.
— Ты проход откроешь?
Заговорил снова после череды бессловесных ответов. Глянул на Лауру мельком. Перевёл взгляд обратно. На "глазок".
— Я ведь и сам могу...

Морвир. Вернувшись к развороченной разнузданностью прошлого вечера постели, девушка принимается - очевидно, в поисках того самого коммуникатора - энергично рыться под подушками и не менее энергично перетряхивать простыни, а ты, на мгновение застыв не хуже тех тесаных из мрамора статуй атлетов, что украшают фасад "Gran Cupula de las Artes Marciales", цепляешься за незримость мимолетных мыслей. Тех, что - как кажется - являются последними мостиками, перекинутыми над пропастью амнезии между "тобой: здесь и сейчас" и "тобой: там и тогда".
Кем ты был? Пятым ребенком, родившимся у измученной работами на агавовых плантациях беженки на полу заброшенного ангара, посреди предусмотрительно забрызганных антисептиком картонных коробок? Мальчиком, которого собственная мать отдала чернорабочим на креветочный траулер, как только он научился ходить и говорить? Просоленным всеми ветрами Великого Океана юношей, который всегда мог заработать немного наличности в любом баре, просто предложив пьянчугам побороться на руках? Повстанцем, который встретил разгорающийся пожар Революции с винтовкой в руках? Убийцей и спасителем, который тонул в кровавой грязи, мотал раскисшими бинтами пробитую шрапнелью голову лучшего друга и не знал, доживет ли он сам до утра? Ты был безработным? Был бойцом? Был любимым? И сам любил? Ты был многим. А стал - кем ты стал? Человеком, который, помогая другим, забыл о самом себе? Или человеком, который, погнавшись за богатством и славой, сломал много жизней? И свою? Не знаешь. Знал когда-то, но хотел бы забыть. Вот - забыл. Принесло ли это покой? Или - все же - нет?
- Что-то нет нигде...
Видимо, закончив с проверкой вашего "любовного ложа", "Лу" в какой-то момент переключается на тумбы. Твоя коллега, кстати. Стрип-дансер, на зарплате в "Aguja de Fuego". Спите иногда - но больше так, ради процесса, чем почему-то еще. Неплохая, в целом, а для вашей индустрии - так вообще, считай, чистый иридий. И одна из немногих, кому ты, вроде бы, доверяешь. Вроде бы.
- Перед тем, как вынесешь двери, позволь мне кратко объяснить ситуацию.
Стоит тебе озвучить вопрос, как периметральные динамики у выхода тут же оживают.
- Я быстро введу тебя в курс дела, а потом все открою.
Явно женский, но странно скрипучий и электронно-звенящий голос.
- И ты уже сам решишь, что делать.
То ли звуковой фильтр-анонимайзер, то ли еще что-то такое.
- Ты - голем. Тебе вживили управляющий аугмент, который при необходимости позволяет оккультной клике педофилов-каннибалов брать тебя под полный контроль. Звучит не очень правдоподобно, верно? Тогда у меня вопрос - никогда не думал, что кошмары, которые тебе так часто сняться, это не сны, а заблокированные аугментом воспоминания о дичи, которую ты творишь, когда твоим хозяевам нужен бессловесный и исполнительный раб? Понятно, что из-за долбанного "аманесера" ты много чего забыл, но вряд ли ты забыл вообще все.
Понимаешь - слишком много всего. Новое и старое, снаружи и внутри, все и сразу. Надо осознать то, что уже есть. Надо ли?
- Сегодня у твоих хозяев особая, очень-очень важная ночь - скоро их слуги будут здесь, ты отключишься, а потом, попозже, сам выдавишь всю кровь из своей подружки в жертвенный бассейн. Но это - не единственный вариант развития событий. Я могу помочь.
Чуть слышно шумит, пощелкивая статикой, затихшая акустическая система. Бросив свои попытки найти что-либо там, среди наволочек и ящичков, твоя спутница подходит поближе.
- Слушай...
Глянув на говорливую переборку, пожимает плечами. Мол - не знает, что, как и, главное, почему и зачем.
- О чем это она?

Рис и песок. Две константы. Два ржавых рыболовных крючка, зацепившихся за мутную смесь тёмного ила и подводного мусора из утерянных образов и полузабытых размокших обрывков. Лески натянуты словно тугие рельефные мышцы. Барабаны катушек терпеливо молчат в ожидании уверенной рыбацкой руки, что осмысленно, размеренно и неторопливо начнёт наматывать нити расплывчатых воспоминаний. Миг незаметно скользит. Кисть плавно начинает ходить от одной рукоятки к другой, и, задержавшись у каждой, потихоньку совершает ей круговые вращения. Неравномерными волнами всё приходит в движение.

Первым в голову ударяет резкий запах алкогольного спирта, от которого неприятно щиплет в глазах и сохнет в носу. Совсем рядом слышится сердце, что тихонько стучится в обессилевшем теле, прижимающим нежно к груди. Эта близость длится недолго. Меньше внимания. Меньше заботы. Меньше любви. Кажется, будто бы всё вокруг становится меньше. Но нет. Просто маленький Джулиус сам становится больше. Во рту проступает едва заметный привкус пресной водянистой похлёбки из риса. Очень хочется соли. Вскоре её становится слишком много.

В воздухе начинает пахнуть морем и йодом. От обиды по лицу катятся слёзы. От предательства больно в груди. Тихий всхлип. Глубокий вдох. Бунтарский прыжок. Холод воды. Руки гребут одна за другой. Не так давно берег казался так близко. Нельзя останавливаться. Нужно плыть. Теперь и траулер уже далеко. Нужно плыть. Пути назад больше нет. Нужно плыть. Прочь. Нужно плыть. К свободе. Плыть. Плыть. Плыть. Сколько ещё нужно плыть...? В глазах темнота. В обмякшем теле отдаётся вибрация портового города. Солёный песок хрустит, скрипя на зубах. Очень хочется пресного риса.

Долгие солнечные дни сменяют короткие теплые ночи. Мышцы болят от нескончаемой тяжести грузов. Но это приятная боль. Это боль честного труженика. Денег она приносит немного, но их хватает на жизнь. После работы друзья зовут посмотреть доисходный фильм про кунг-фу. Его запись ужасного качества и рябит. Она на китайском. А ещё в неё вшиты хиспанские субтитры, с плохим переводом и отстающие на пару секунд. Имя главного героя вообще перевели как Хуан, что, хоть и всплывает в строчке текста с небольшим опозданием, к правде даже не близко. И тем не менее, всем очень нравится. Дети смеются, ломают дощечки и задорно кричат, повторяя смешные фразы из фильма. В воспоминания глубоко зарывается полюбившийся всем приём "Puño Cobrizo", который, судя по корявым субтитрам, то и дело выкрикивался протагонистом. Хиспанский друг переводит незамысловатую фразу как "Медный Кулак".

Ребячество длится недолго. Медный привкус раздаётся болью во рту. Это уже не приятная боль. Это боль проигравшего. У таких всегда берут то, что можно взять силой, те, кто достаточно силен. В ночлежке приходит эта жгучая мысль осознанием. Ногти впиваются гневливо в ладони. Обидно дрожат кулаки. Хочется что-то ударить. Глаза бегают в поисках жертвы. На полу у кровати стоит мешок с начатым рисом. С него издевательски смотрит глазастый иероглиф с ухмылкой. Будто бы сам просится чтоб ему вмазали. Допросился. От столкновения первый удар звучит эхом в предплечье. Затем второй. Третий. Десятый. А потом всё затихает. Часть риса лежит рассыпавшись на земле. Костяшки побелели от стёсанной кожи. В руках немота. Нет больше боли. Лишь пульсация, что вторит биению сердца. Из воспоминаний словно восставая из мёртвых вырывается фраза из фильма.

На следующий день в ночлежке стоит старое гнутое ведёрко с песком. Руки устало ноют после вчерашнего сражения с рисом. Но перед новым противником нельзя отступать. Руки методично начинают вколачивать колючий песок, повторяя упражнение из китайского фильма. Кто силён, тот и прав. Нужно только стать сильным. С девятым ударом боль в кулаках снова утихла. Хуан бы гордился.

Жизнь идёт своим чередом. Главной становится сила, заменяя честность труда. Высокая нравственность в почёте у тех, кому не приходится выживать. Пара тёмных делишек. Кому-то дать в тыкву. Кого-то слегка припугнуть. И вот, сочный стейк-филе вполне может войти в рацион. Точнее мог бы. Если бы всё не взорвалось войной. Кто-то из друзей даже пошёл среди первых в ряды добровольцев. Говорил, мол, верит во что-то. Такой сентимент, конечно, разделяли не все. Скрываться от призыва на удивление просто, если знать правильные места и людей. Но все когда-то совершают ошибки. Глупо на самом деле попасться вот так. Под самый конец.

На фронте время течёт незаметно. Жизнь не то чтобы прям в шоколаде, но всяко лучше, чем могла бы быть в начале войны. По приказу главного все таскают мешки с песком для укреплений. Всё это сильно напоминает работу в порту. Особенно тем, что кто-то рядом тоже постоянно садится на уши. Самого болтливого зовут Адриан. Адриан Шу. Ну, или рядовой Шу, если обращаться уж совсем официально. На самом деле он добрый малый. И, кстати, тоже любит доисходные фильмы. Советовал, если удастся, заценить фильм "Bad Black". А ещё много говорил про рыбалку: как удочку выбирать, как прикармливать рыбу, когда по времени начинать. Сказал, мол, это всё у него от отца. Тот заядлый рыбак. Обещал познакомить. Даже порыбачить вместе позвал.

Тишина не могла длиться вечность. Взрывы. Звуки стрельбы. Что-то кричат офицеры. Кто-то в крови. Кто-то откинут осколком. Никто даже не успел среагировать. Верно говорят. Настоящая бойня всегда начинается вдруг. В руках автомат, время от времени выпускающий череду армопластика. Рядом Шу. Прикрывает. Противник уже давно проиграл. Всё это предсмертные судороги недобитого зверя. Последний рывок от отчаяния. Всё это длится недолго. Вскоре враг отступает. Весь лагерь, словно разъярённый рой пчёл прогоняет прочь шершней. В мыслях трубит в фанфары победа. Что-то больно жалит в плечо, пролетая насквозь. Но это не важно. Конец войны уже впереди. Падает что-то плашмя за спиной. Шу. Растекается быстро лужа крови. В его голове торчит осколок шрапнели, жадно впившись в висок. Автомат, выпадая из рук, бьётся о землю. Круговыми вращениями отчаянно крутится бинт. Рядом смеётся старуха с косой. Глупо на самом деле попасться вот так. Под самый конец.

Странное чувство. Адриан ведь не то чтобы был близким другом. По крайне мере так кажется. Глупая наверное была затея. Не стоило сюда приходить. Комната молчит в ожидании. Пальцы немного нервозно стучат по столу. Глаза от скуки начинают бегать по стенам, ища за что бы им зацепиться. Они замирают на группе наград, выставленных на специально отведённой под всё это полке. Джуниорские кубки, дипломы, медали. На всех них есть имя: "Адриан Шу". С небольшой дрожью из тела вырывается выдох. Глаза идут ниже. Там ещё одна полка с наградами, где тоже мелькает фамилия Шу. Но имя другое. На одной из наград написано, что она от полицейского департамента. И ещё одна полка. Пониже. Но глаза уже смотрят в пол. Антикварные часы осуждающе тикают. Хочется убежать. Поздно. Вернувшийся с кухни хозяин квартиры рушит все дезертирские планы. Он приносит пару керамических мисок с чем-то тёмным и относительно жидким, а также два стакана и виски, после чего расставляет всё это на накрытый белой скатертью стол. На вопросительное выражение лица он поясняет, что в мисках шоколадная каша из риса, называя её чампорадо. Причем ставя акцент на то, что название пишется именно с одной буквой "р" и без буквы "у", мол, чампорадо и чампуррадо – разные вещи. Продолжая тираду, он подливает в миску сгущённое молоко, чертя им какой-то узор. Многословность вновь сменяется тишиной. Неловкость наступает с молчанием, но хозяин скромной квартиры в очередной раз спешит эту неловкость прервать. Он говорит, что Адриан раньше любил эту кашу, и что приготовить её показалось уместным сейчас. Как бы в память о нём. Вскоре звучит тост. Виски хороший. Добрый. И человек тоже. Его сложно понять. Он пустил в дом незнакомца, который просто сказал, что знал его сына. Есть ведь те, кто мог бы этим воспользоваться. Отец Адриана решает попробовать свою кашу, но почему-то замирает после первой же ложки. Влага проступает на его глазах. Он пытается её спрятать, но из-за этого всё становится только заметнее. В голову ничего не приходит кроме неловкой попытки предложить ему собственное плечо. И вот, рядом стоит средних лет азиат, уткнувшийся в грязную, потную майку. Хочется как-то проявить эмпатию. По-настоящему, непритворно. Но идей больше нет. Какое-то время проходит. От чампорадо больше не исходит пар. Наверное стоит эту кашу попробовать. Она сладкая и всё ещё тёплая, а её послевкусие остаётся во рту ещё очень надолго. Странное чувство.

Всё меняется, но остаётся как прежде. Новая работа. Старые методы. Всё просто - бить в морду тем, кто не понимает правило "смотреть, но не трогать", а также следить, чтобы все девочки могли без опаски разойтись по домам. На фоне играет вполне сносная музыка. Сегодня выступать будет Лаура. Точнее уже выступает. Она попросила после работы её сопроводить. Эскорт, так сказать. Если можно так выразиться. Она на самом деле девчонка хорошая. И спать с ней приятно время от времени. Можно даже сказать, что с ней установлены доверительные отношения. Но без соплей и планов на какую-то совместную жизнь. С таким партнёром жизнь у неё будет становиться лишь хуже. Здесь, как-никак, а лучше держать расстояние. Кстати, о расстоянии. Один отморозок в очередной раз забывается. Решение этой проблемы выходит довольно простым. Но таким ли будет решение следующей?

Всё вновь замирает. Время закончилось в невидимых песочных часах. Во рваном мешке не осталось ни зёрнышка риса. Эхо динамиков вырывает из эфемерного прошлого, возвращая в реальность. В настоящее. Объяснения незнакомки звучат слишком безумно для лжи. И сны. Их обрывки всё ещё прячутся где-то на периферии сознания.
— Я бы послушал сначала варианты. У тебя же их несколько, верно?
Рядом Лаура пытается что-то спросить. Здесь не стоит спешить. Джулс жестом подаёт ей знак пока подождать. А сам слушает, тихонько постукивая по стене и двери.

Морвир. Щелчок. Костяшка пальца - о дверное полотно. Волокнистый армопластик, сантиметр. Десяток ударов.
- Верно. И самый простой - позволить мне отключить аугмент. И все. Отпустить ситуацию на какое-то время, поплыть по течению.
Щелчок. Теперь стена. Пенобетон, грунтовка, декоративное покрытие. Десяток сантиметров. Сложно, но не невозможно, хоть и наверняка травмоопасно. Полсотни ударов? Сотня? Две?
- Посмотришь, что произойдет, поймешь, что все это - не обман.
Осколки воспоминаний вспыхивают под сводами черепа сполохами фейерверков так неожиданно, что ты на долю секунды даже забываешь о том, зачем вообще стучал по стенке. Затем - достаточный сейчас ответ.
- Понимаю - причин мне верить у тебя нет, а все это звучит как бред.
Яркие образы, тусклые тени того, что было. Или того, что могло бы быть. С тобой. С теми, кого ты знал. Кого видел лишь раз. Случайные знакомые, верные друзья. Свой и чужой опыт, игры, фильмы, книги и рассказы. Случайные статьи. Строчка с форума в Ренгонете. Картинка в групповом чате. Реклама по телевизору. Плакат в аэробусе. Слова - свои и не свои. Слоями, частями и целым, бесконечным панно.
- Но - даю слово, скоро ты сам все увидишь.
То, о чем мечтал. То, чего хотел. То, что получил. Все сплетается тугим жгутом, там, в пульсирущих глубинах твоего пылающего сознания. Все - и сразу. Что из этого ты пережил? Что - посчитал, что пережил? Ведь, в конечном итоге, у тебя осталась только она - утраченная память. Вероятности прошлого, грани собственной жизни - потерянной навсегда и собранной из ничего. Груда обломков, ставшая единым целым, но сохранившая в себе отпечаток хаоса. Парадигма парадоксов. Ты не понимаешь, где начинается настоящее, не осознаешь, где заканчивается придуманное. Мысли - все, что у тебя есть. Мысли - горят. И ты, ты горишь вместе с ними.
- Помоги мне - и я помогу тебе. Перестать быть рабом.
Стучит набатом голова - миг, другой. И все стихает. Унимается гудящий улей там, внутри. Лишь звенящая, болезненно-колкая пустота.
- Отомстить за то, что тебя использовали.
Ты - собран из лоскутов. И ты - на лоскуты разорван. Джулиус Морвир - мальчик, растворившийся в океане, гроза тех, кто слаб - духом или телом, боец, солдат, осведомитель, любовник. Раб? Голем?
- И сохранить жизнь твоей новье, если она, конечно, для тебя теперь хоть что-то значит.
Все это - было? Или все это - просто агония разума, осознавшего, что там, за завесой забытия, нет ничего? Иллюзия или реальность? Ты не знаешь.
- Я ждала этой долбанной ночи долбанных двадцать сезонов. И у меня есть план.
Можешь предполагать, конечно, но что такое, по сути, это самое предположение? Те же мысли: "убеди себя сам, в том, что море горит, стань себе самому маяком". Что это? Откуда?
- Просто скажи - ты позволишь мне тебе помочь? Да или нет?

Плыть по течению. Плыть против него. Не так давно берег казался так близко.
— Звучит заманчиво.
Глубокий голос раздаётся мягко и обнадёживающе.
— Допустим, что всё это правда и я позволю тебе повозиться с управляющим аугментом. И что дальше? Ты просто отключишь его? Или вместо этого возьмёшь в руки мой поводок?
Тишина между фразами многозначительно тянется, подводя за одим вопросом другой.
— Всё верно. У меня нет причин тебе доверять. Ты предлагаешь помочь, скрывая голос за фильтром динамиков. Ты наблюдаешь за мной, пока я смотрю на закрытую дверь и бетонные стены. Ты говоришь, будто знаешь мою ситуацию, в то время как я не знаю о тебе ничего.
Джулс продолжает спокойно, не переходя на обвиняющий тон. Просто констатируя факт.
— Хочешь чтобы я поверил тебе и рискнул? Прояви жест доброй воли - прими риск со своей стороны и встреться со мною.
Короткая пауза.
— Cara a cara. Лицом к лицу.

Морвир. Подарить иллюзию согласия - да, ты готов, полный контроль, консенсус практически достигнут. И тут же контратаковать, хлестнув вопросом поперек вопроса. Разрешение ситуации в позитивном ключе почти у тебя в кармане, противница оккультных педофилов, осталось - вот - всего-то руку протянуть.
- Просто отключу. Там асим-шифровка через сек-шелл, с короткими динамо-ключами - лучше не рисковать.
Еще предложение. Сбросить маски, отринуть стеснения. Плоть к плоти, на расстоянии телесного жара.
- Хорошо.
Снова голос, но на этот раз - без искажений. И не из динамиков, нет. Откуда-то из-за спины.
- Мьерда...
Резко обернувшись и зашипев не хуже змеи, отступает на шаг, к стенке, "Лу".
- Сага а сага, Джулиус.

Повернул голову. Медленно. Словно старый изъеденный ржавчиной вентиль. И взгляд. Перевёл его на незнакомку. Через плечо. Не всматриваясь. Просто, чтобы поймать всё на периферии.
— Что же.
За весь диалог Джулс простоял у двери всего пару минут, а по ощущениям времени прошло как сезон. Если не больше. И вот наконец тело снова приходит в движение. Два центнера композитных сплавов, биопластика и, вполне возможно, чего-нибудь человеческого. Вполне возможно. Неспешная поступь слабой вибрацией раздаётся по полу.
— Вижу, моё имя ты уже знаешь.
Остановился, оставив гостье пару шагов. Смотрит оценивающе. На лицо. На руки. На устройство. Снова на лицо. Смелости ей не занимать. Или уверенности в своей игрушке. Есть ли у всего этого предел?
— Но я бы предпочёл чтобы мы представились по старинке.
Чёрная как смоль бугристая рука приглашает к рукопожатию.
— Джулиус.

Морвир. Встречаетесь взглядами. Страха там, в глубине полных усталости и безразличия смоляных озер, нет. Медленно, но неотвратимо сокращаешь разделяющее вас расстояние, нависаешь над враз ставшей крохотной на контрасте с массивом тебя девушкой. Усмехается та, но - лишь уголками рта.
- Хагуар.
Ягуар, на хиспанский манер. Кошка такая, здоровенная и пятнистая. Тут, на Тьерре-Бланко, не встречается, но вот на Аргентине-Один, где вдоль океанических побережий приэкваториальных областей тянутся бескрайние мангровые джунгли, не так и редок.
- Что, даже не бросишься?
Почти улыбается. Почти.
- Грозный-грозный Джулиус Морвир. Или ты предпочитаешь "Кобризо"?
Протянув руку, практически касается кончиками пальцев твоей ладони. Замерцав, кисть бежит рябью искристых помех.
- Голограф.
Это уже Лаура. Обойдя тебя сзади и справа, прихватывает подушку. Миг - и та, хлопнувшись на покрывало, заставляет "Хагуара" исчезнуть.
- Она где-то здесь! Там не было ни фишек, ничего.
Очевидно, твоя подруга имеет в виду устройства, способные воспроизводить трехмерные интерференционно-волновые изображения сверхвысокой четкости.
- Дрон.
Моргнув, морок сплетается буквально из воздуха, на этот раз - прямо у двери.
- Просто хотела убедиться, что тебя не перемкнуло, Джулиус. И закончить со сканами нейроактивности кортекса.
Ткнувшись несуществующими лопатками в дверной косяк, "Хагуар" кивает куда-то в сторону выхода, вполне реалистично качнув изумрудной челкой.
- Ты, вроде б, шоколад хотел?
Тает на глазах, теряя цвет и рассыпаясь угасающими бликами.
- Ликера, правда, нигде нет.
Полотно двери быстро и беззвучно уходит в потолок, открывая путь в полумрак просторного коридора.
- Я на кухне!
Ее же голос, только теперь откуда-то справа и издалека.
- Что, блять, за игры?..
С явным раздражением переподобрав и швырнув подушку на место, Лаура, вместе с тем, не спешит бросаться к выходу.
- Знаешь ее?

"Хагуар" значит. Осторожничает. И всё равно при этом дерзит. На таком расстоянии нужен значительный довод чтобы себя так вести. Здесь дело не только в устройстве в руке. Есть что-то ещё. Ответа на очередной вызывающий комментарий в сторону Джулса не следует. Большая рука принимает руку поменьше. Или нет. Мысли о рукопожатии растворяются в воздухе вместе с мерцающей голограммой. Всё становится на свои места. Это была "проверка". И, насколько можно судить по открывшемуся проходу, ответ незнакомку удовлетворил. Джулс тоже получил свой ответ. Причём не менее удовлетворительный. Кто-то подумает, мол, он не блещет умом, раз дал себя провести. Только вот этот кто-то явно даже не подозревает, что Джулиус Морвир - самый настоящий профессиональный лингвист. Именно так. Причём специализирующийся на трёх профильных языках. Языке боли. Языке удовольствия. И, вполне очевидно, всеобщем. Куда без него. И это ещё не говоря об их диалектах и парочке фраз из других языков. Но отбросив лишние шутки, эта короткая интеракция и вправду раскрыла о незнакомке куда больше чем просто то, что она "Хагуар". Она действительно многое знает. И ей искренне нравится демонстрировать это. Личная информация. Подслушанные разговоры. Ей тяжело удержаться. Этим она причиняет боль. Этим она получает удовольствие. На лице Джулса мелькнула небольшая ухмылка. Пазл сложился.
— Нет.
Коротко ответил Лауре, переведя на неё взгляд. Оценил на предмет физических данных. Хоть и без оценки видно, что не стоит ей здесь оставаться. Посмотрел на себя. Кисти. Руки. Тело. Не хотелось бы подвергать Лауру опасности.
— Лу, можешь пока собрать свои вещи? Я пойду с ней поговорю.
Джулс вышел первым.
— Да, и если наткнёшься на мой смарт или терминал - скажи мне.
Добавил, немного пройдя в сторону кухни.
— Голограмма была хорошей идеей. Но располагать людей к себе ты не умеешь совсем.
Это уже было адресовано "Хагуар". Практически у самой кухни.
— Гости скоро приедут? У нас времени ещё много?

Морвир. Кивнув тебе, Лаура - крепкая, сухая до поджарости, но без внушительного мышечного "каркаса": больше ловкая и выносливая, чем сильная - остается в спальне, собираться.
- Осторожней там.
Бросает в спину, когда ты - словно граненый из габбро-диабаза, гипертрофированно мускулистый: одни укрытые армированной синт-кожей руки с молотообразными кулаками чего стоят - уже практически выходишь за порог.
- Мы даже не знаем, кто она. То есть...
Осекается на полуслове, хмыкнув.
- Ну ты понял.
Понял, чего б не понять - типа, вам ли рассуждать о знании, с незнанием заодно. Уловил суть. Вкурил. "Gotcha!". Все дела.
- Что есть - то есть.
Это уже та, другая и чужая, в ответ на твое утверждение о ее таланте строить с нуля крепкие социальные связи.
- Нашла! Пута мадре...
Кричит подруга, пока ты грозно топчешь ковролин в "тоннеле", что одним торцом, слева, упирается в далекую - метрах в пяти - автодверь, по сторонам от которой расположено еще по одной - в санитарный узел и, вроде, в комнату для медитаций, а другим, справа - в дверную же арку, ведущую в полумрак кухни.
- За матрас, в самый куло...
Про коммуникатор, очевидно. Жизнь налаживается, ага.
- Провалился!
Несколько шагов - и ты, так и не найдя ничего "зеркального", вырываешься на оперативный простор "столовой", раскинувшейся в стороны на все шесть-семь метров. Аскетично обставлена, интерьерами повторяя уже виденное тобой в других помещениях, и с мутно-анонимизирующим окном во всю стену. Даже в две стены, правую и центральную - на углу, получается, квартира. Плюс, модульная мебель - кстати, выполнена в единообразном со своими "коллегами" из дальней комнаты стиле - решает: все вдвинуто, закрыто и заперто, из-за чего создается ощущение невероятной для комнаты таких гарабитов пустоты. Лишь здоровенный овал стола в центре, да четверка гнутых цветочными лепестками кресел - и все.
- Присаживайся.
Придерживая нейтрально-белую кружку левой рукой, сидящая за столешницей, левым боком ко входу, точная копия голограммы указывает тебе правой на оппозитное своему сиденье. Сразу подмечаешь здоровенный, литров в пятьдесят объемом, каркасный рюкзак, что стоит у ножек ее стула, сзади. И все тот же прибор из "видения", спокойно лежащий под левым локтем.
- Не едут, а летят. И скоро прилетят.
Дымится еще одна кружка. Там, на краю, как раз у предложенного места. Третья же сдвинута ближе к центру и, видимо, предназначена для танцовщицы.
- На шоколад и операцию времени хватит, но впустую лучше его не тратить.

Кивнул вслед подруге, скорее моргнув, чем изменив положение головы, и двинулся вдоль утерянного в прежних воспоминаниях "тоннеля". На пути к кухне три двери по левую сторону. Сейчас смысла заглядывать нет. Но может потом. Вспомнить бы что там. Тем временем Лу разделяет радость находки. Это хорошо.
— Неси сюда, как соберёшься.
Вот и кухня. Есть вопрос. Есть и ответ. Летят гости. Это уже что-то. Как минимум, будет меньше причин удивляться если они заглянут через окно.
— Что же.
Зрачки снова направлены на "Хагуар". Смотрят оценивающе. Но на этот раз с куда большим вниманием к мелочам. Да и не только они. Ловят локаторы звуки, готовясь за ними принимать и слова.
— Раз время на шоколад у нас есть, то почему бы не обсудить за ним планы на ночь?
Рано. Его пить ещё рано. Джулс не спешит принимать приглашение. На кухне призраком витают неоконченные дела.
— Двадцать сезонов это немаленький срок.
Огибая столешницу со стороны любительницы ночных похождений, тёмная масса неспешно дрейфует в сторону скопления шкафчиков и выдвижных ящиков, скрывающих окутанные завесой тайны гастрономические сокровища и секреты.
— Не хотелось бы всё испортить просто "плывя по течению".
Подобравшись к незнакомке достаточно близко, Джулиус проплывает мимо неё и, словно бы невзначай, проводит тыльной стороной руки возле неё. Скорее не с целью к ней прикоснуться, а просто проверить, вызовет ли это реакцию. Долго он там не задерживается, переключаясь на новую цель.
— Локации. Действующие лица. Синопсис.
Глаза и руки неспешно исследуют нескончаемое множество полок в поисках того самого облака сладости.
— Знать всё это лишним не будет.
Лёгкого, словно прикосновение капризного ветерка. Мягкого, словно пленяющий и почти воздушный поцелуй. Нежного, словно обещание сладких мгновений, пропитанных ароматом ванильного сахара.
— Ну и, конечно же, хотелось бы услышать про "аманесер". Ты, вроде, упоминала, что я из-за него всё забыл, верно?
Маршмеллоу должен быть где-то рядом.

Морвир. Напряжение - им буквально пропитано все и вся в, казалось бы, том месте, что должно быть самым умиротворенным уголком любого жилища: будь то загородный домик у озера, квартира на двухсотом этаже скайскрепера или даже разбитый пластмассовыми переборками на "залы" трейлер. И ты чувствуешь ее, разлитую в воздухе тревогу. Посиделки посиделками, но ночь уже отравлена.
- Любишь нависать?
Хмыкнув, не оставляет опасные маневры без внимания "Ягуар", впрочем, отследив твои перемещения лишь мимолетным движением глаз.
- Еще не встречала ни одного с твоими габаритами, кто бы ими не бравировал.
Ей это и не требуется - линзы крохотных камер, по периметру украшающих воротник водолазки, "видят" все вокруг. На неискушенный взгляд - просто серые, в тон ткани, бусинки. На твой - орбы микровизоров. Открыв ближайший шкафчик, изучаешь стройные ряды фарфоровых бочонков, в которых, судя по гравированным бокам, хранятся разнообразные специи: от орегано, красного аргентинского стружкой и красного аргентинского порошком, с молотым мускатом и сумахом заодно, до асафетиды и сублимированного порошка октопусовых чернил.
- Рассматриваешь, фиксируешь, пытаешься читать.
Не то. Другой шкафчик. Тут - расставленные в строгом порядке ряды посуды. Белоснежные тарелки в фиксаторах, хрусталь фужеров, кружки, блюдца, одинокая сливочница и стальные столовые приборы всех видов. С ножами, да.
- Ты точно стриптизер-дуболом, а не спящий агент каких-нибудь велийцев?
Умна и наблюдательна, этого не отнять. "Холода" тоже умеет напустить. Еще шкафчик. Пара десятков бутылок с ликерами. Практически все - республиканские: мятный, гранатовый, ананасовый, соленая карамель, кровавый грейпфрут, кокосовое молоко, персик, франгелико, амаретто, бейлис, ванильный крем, но есть и пара велийских - морозная черника и солнечный апельсин. Плюс, баночки корицы: стручками, порошком и даже ягодами, кусковая карамель во влагозащитном вакууматоре, пара баллонов газированных сливок, еще один - со взбитыми, пара "листов" с пиллзами обычных: обезжиренных и - как борцы сумо, присыпки: звездочками, шариками, палочками и половыми членами, портативная мельничка, кусковой шоколад, несколько разнокалиберных терок, ванильная эссенция, цельносушеные стручки ванили и перетертые в пыль они же, паки пастеризованного молока, от нуля и до пяти процентов жирности, маршмеллоу, бочонками: белый-классический, малиновый, мятный, шоколадный и со "вкусом женщины", шесть пачек кофе: аргентинская робуста в "медиуме", местные, тьеррабланковские сорта: "софт", "медиум" и пара - "криспи", плюс - "Golden Seed", имперские ферментированные зерна. Тот-самый-шкаф.
- Ладно. Если кратко: несколько человек, по большей части - местная мьерда-элита, в свободное от работы во всяких корпорациях и правительствах время балуется оккультизмом. Ритуально насилуют, режут и потом едят девочек - плевать, каких, лишь бы не старше шестидесяти.
Напрягается внутренне - стучит жилка на шее. Тщедушная, все же, до хрупкости. Либо компенсирует рефлексами и гибкостью, либо не компенсирует, страдая.
- У них там все завязано на нумерологии - ты, например, родился в определенный день, и поэтому подходишь на роль палача, который не "портит"...
Оттопырив вверх прижатые друг к другу указательные и средние пальцы обеих рук, сгибает-разгибает их.
- Эманации страданий жертвы своим присутствием.
Вздыхает.
- Думают, что сегодня, в "Первый день", типа, "Новой эпохи", смогут призвать то, чему поклоняются. И планируют собраться в одном из скайскреперов, чтоб как следует оторваться на фоне апокалипсиса.
Кивает в сторону окна.
- Совершенно случайно, как раз тогда, когда "гурры" начинают сворачивать свои дела в Республике, к власти у "Клещей", опять же, совершенно случайно, приходит некий "Мозаичный Пророк", который, ну ты понял как, вдруг оказывается имеет доступ к каналам поставки топового вооружения, всяких пси-штук и прочей мути. И это самый "Пророк", по, да, случайному стечению обстоятельств, разрабатывает и успешно реализует план по активации случайно добытых им неизвестно где старых терриковских "ультра-техов", которые - раз...
Щелкает пальцами.
- И стирают память целому Миру. "Аманесер" - кто был у власти, тот, типа, уже нет, а кто был ничем - ну ты понял, кто - тот теперь, вуаля, ловит волну.
Довольно искренне - как тебе кажется - посмеивается.
- А потом, в ту же ночь, все так же - случайно, по всему городу, тут и там, неожиданно вспыхивает эпидемия неизвестной инфекции. Зараженные бегают туда-сюда как угорелые, кусают всех подряд, потом укушенные сами становятся зараженными - и все по кругу.
Припоминаешь между тем, что комната медитации пуста и даже не имеет освещения, а вот в туалете, за тумбой раковины, на магноспот "приклеен" пистолет.
- И, посреди всего этого веселья, мы с тобой - и с ней...
Лаура, накинув белоснежный шелковый халат и сложив руки на груди в замок, подпирает дверной косяк плечом. Постукивает слюдяной пластинкой смарта по локтевому сгибу.
- Позволим служкам культистов себя скрутить, а потом отправимся на оргию. И всех там перебьем.
Пара мгновений тишины.
- Ты правда думаешь, что мы поверим в эту хуйню?

Вопросы, что меньше вопросы, и больше полные едкости замечания. Ей не нужен ответ. Она просто хочет чтобы все знали. Что она знает. И видит. Даже если это не полностью так.
— Что есть - то есть.
Зачем придумывать что-то своё? "Высшая форма лести" - так ведь говорят? Ухмылка, лёгкая как прохладная полуночная дымка, вторит саркастической и немного двусмысленной фразе-ответу. А глаза тем временем смотрят на пару велийских ликёров. Спящий агент? Неплохая теория. Но даже если это и так, спокойствие, что роднит Джулса с доисходно-доисторическим мастодонтом, он сохраняет отнюдь не из-за этого. Всё дело в опыте. Одному сотрут память - и всё: паника, вспышки агрессии, помутнение рассудка, философские размышления о сущности бытия. Джулс же, будучи рядом с таким же набором проблем, осмотрит товарища по несчастью и с иронией спросит: "В первый раз?". Что управляющий аугмент, что "аманесер" - к такому уже давно пора бы привыкнуть.
— С шоколадом, кстати, не рекомендую спешить.
Шкафчик за шкафчиком. Один секрет за другим. Всё раскрывается перед ловкими пальцами шоколатье. Теперь в его мыслях не только запах белой сладости. К чему довольствоваться дешёвым симулякром, когда вся кухня зовёт к совершенству, приглашая творить? Demeure du cacao. Château de chocolat. Время ещё есть.
— Сегодня особая ночь.
Три новые кружки причудливой формы легонько звенят в контрастно-белых ладонях.
— Не вижу причин разменивать её на посредственность.
Слово снова за гостьей. Пусть пока говорит. Ей предстоит многое объяснить. Тем временем смуглые руки начинают творить. Первый шаг - самый ответственный и зачастую полный ошибок - нужно выбрать сам шоколад. За своё время Джулс вкусил немало кружек горячего шоколада, сбивающих с ног своим декадентством и пышностью с первых глотков, только чтобы в очередной раз пасть жертвой своей же насыщенности, оставшись выпитыми всего лишь наполовину. По-настоящему хорошей кружкой шоколада можно наслаждаться от начала и до конца, причем вкус в такой кружке должен меняться по мере её неспешного опустошения. Потому шоколад, идущий в основу, всегда должен быть тёмным, где чем больше какао-процент, тем глубже получится вкус и проще будет потом довести его сладость до совершенства. Другой не менее частой ошибкой будет использовать молочный шоколад с молоком, что неминуемо низведёт богатый и чарующий вкус горячего шоколада к простому шоколадному молоку. Кстати о молоке - в его выборе совершенно нет ничего сложного. Подойдёт как простое цельное молоко, так и большая часть его заменителей. В этот раз положимся на пастеризованный оригинал. Далее специи - тоже ничего сложного: слегка поджаренная для аромата в пустой кастрюле для соусов палочка корицы и немного соли для je ne sais quoi. Ещё нужен сахар или кленовый сироп, если удастся их отыскать. Но не стоит спешить внедрять всю сладость сразу. Всегда проще что-то добавить, чем что-то убрать. Погружной блендер тоже стоит найти. Конечно, для создания пены хватит и венчика, но если есть возможность сделать всё быстрее и проще, то было бы глупо ей не воспользоваться. А дальше всё просто - три слоя в кружке: шот эспрессо или кремовый Бейлис, сам шоколад и взбитые сливки. Сверху оформить шоколадную стружку осадками и рядом подать пару поджаренных на баллонной горелке и нанизанных на зубочистки маршмеллоу. План есть. Процесс идёт. Часть ингредиентов уже давно пущена в дело. Часть предстоит лишь найти. А тем временем речь "Хагуара" подходит к концу. Лаура уже тоже на кухне. И напряжение только растёт.
— Перебьём культистов и что? В чём твой план на финал?
Спокойный голос прерывает неловкую тишину.
— Отпразднуем, триумфально спрыгнув с двухсотого этажа чтобы избежать апокалипсиса? Я уверен, у тебя есть идеи получше.
Гулкая поступь вновь раздаётся по кухне. Джулс движется к Лауре.
— И да. Вопрос доверия ещё не решён.
Снова он проходит мимо стола. Снова мимо пригласившей себя незнакомки. Короткий взгляд через плечо. Потом обратно на Лу.
— Ты, помнится, говорила, что аугмент блокирует "воспоминания о дичи", верно?
Остановился у близкой подруги, протянув руку, чтобы получить нашедшийся смарт.
— Есть ли шанс того, что их из-за этого не затёр "аманесер"?
Мелькает мысль про Йона. Про воротник "Хагуара". Про пистолет. Снова про Йона.
— Что думаешь? Выключим аугмент и не будет нужды полагаться на слово. Если всё так.
Надо бы ему написать.

Морвир. Творишь форменное волшебство, вдыхая в некогда бывшую мертвой плотью какао-бобов массу если и не новую жизнь, то достойное посмертие - точно, параллельно почти медитативному процессу вспоминая, что Велия - которая, к слову, не просто "Велия": "Протекторат Велия" - не просто красивое слово, а целая, отсеченная от Республики полутора десятками "ничейных" систем, государственная формация, что довольно плотно зависит как в экономическом, так и в военном планах от Империи. Той, что "Тысячи Солнц", да. Крохотная по меркам галактических монстров вроде Союза - хотя, те ребята и сами по себе те еще "чудаки", ОГЭ или Терранской Федерации, но все же самобытная, сумевшая не только сохранить, но и приумножить собственные традиции. "О плохом мы сочиним стихи, а о хорошем - сложим песни", так говорят. Пьют ликеры, инфильтрируют в сопредельные формации всякие "потенциальные активы", не грустят. Но, раз уж вспомнил о "спящих псах" - не тебя, к сожалению. Или - кто знает - к счастью?
Да и какой смысл быть помощником помощников, если есть возможность работать, скажем так, без посредников? Как тот же детектив Шу, например, с которым тебя поначалу свел случай, и который уже тебя, по случаю, свел с ценителями чая и любителями холодного длинноклинкового оружия. Или это - лишь морок? Наложившиеся на одни воспоминания - о детективе, его непростой судьбе, и принимаемых им непростых решениях, воспоминания другие - обо всяких имперских боевиках, что бесконечно крутят по "ящику" в "миднайт-тайме"? И не связан ли детектив с "Атари" - теми мерками, что связаны с Якудзой? Той, что связана с одной службой, которая - совершенно верно, имперская? Что они скрывают? Все они? Шу, его ныне покойный сводный брат, их же - покойному: сводная, а детективу: родная - сестра? Страшные тайны? Или, быть может, в твоей пустой голове действительно все смешалось не хуже, чем водка с апельсиновы соком - в шейкере, а образы прошлого, гомогенно растворившись в вымыслах и домыслах, и порождают все эти "догадки"? Ты не знаешь. Как шоколад сварить - да, это - нет.
- Что, уже "переключился"?
Услышав твое замечание про "особенность" нынешнего поворота Мира "спиной" к местной звезде, не оставляет его без комментария "Хагуар", попутно согнув-разогнув указательные и средние пальцы на последнем слове. Качает головой так, будто ты на чьих-то похоронах искрометно пошутил о том, что кто-то был настолько хорош в постели, что - буквально - скончался.
- Особая ночь, ходер...
Обойдя вашу новую знакомую по действительно широкой - ближе к стенам, чем к столу - траектории, Лаура теперь подпирает плечом и бедром панорамное окно.
- Это все, конечно, замечательно, но...
Ломаешь плитки "черного золота" - никакого "лактико", только "негро". Молоко, конечно, тоже потребуется, но в своем "чистом", так сказать - первозданном виде. Сворачиваешь крышку-клапан на брикете пастеризованного: три с половиной процента, настоящее аргентинское качество.
- Про посредственности - соглашусь.
Спрашиваешь свою новую знакомую насчет планов, попутно грея корицу в кастрюльке из медицинской стали. И еще кое что. Нечто, более всего напоминающее неуловимый зуд "ускользающего узнавания" - когда ты едва-едва уцепился за что-то, что кажется тебе знакомым, но, по ощущениям, практически начисто забытым, и оно - это "что-то" - уже готово от тебя вот-вот ускользнуть. Что-то, что каким-то образом связано с ликером и беседами на кухне, но, вместе с тем, и отчего-то вызывает - пока - практически неощутимые жаркие пульсации где-то в недрах твоего затылка.
- Планы? На ближайшие пару часов - выжить.
В целом, звучит неплохо. Жужжишь мини-блендером, создавая дисперсную систему там, где ее совсем недавно еще не было, прислушиваешься к странным ощущениям.
- А потом, потом будет потом. Если поможешь...
Полуобернувшись через левое плечо, бросает взгляд на танцовщицу.
- Поможете, то...
Цыкнув, Карраско зачем-то сначала проводит кончиком языка по оскаленным зубам, а потом переводит взгляд с вашей гостьи на тебя.
- Ты слышишь? Она еще и условия ставит.
Посмеивается "камуфляжная".
- В таких условиях - грех не ставить условия, весина.
Сплевывает вдруг вторая-другая невидимый волосок куда-то в сторону .
- Пуэдес ходерте эн эстас киркунстансиас.
Пока ты планомерно наслаиваешь всякое на всякое, уже откровенно скалится "Хагуар" в ответ на явную - смысла не понимаешь, но интонация вполне красноречива - колкость.
- Ленгуа афилада. Ла эстас афиландо?..
Белеют от напряжения поджатые губы Лауры, но - через мгновение - скалится в ответ и она. Разбавляешь начавшую сгущаться муть напряжения свежей темой, про утерянные воспоминания.
- Я не психоневролог. Или кто там амнезию лечит? Может, затерлось, может - нет. Есть только один способ проверить, верно?
Мимоходом, фактически не отрываясь от акта творения, проверяешь коммуникатор. И, стоит активировать пластинку, как ее поверхность тут же вспыхивает, наливаясь колючим алым сиянием: "ЭКСТРЕННОЕ СООБЩЕНИЕ! ALERTA DE EMERGENCIA! EMERGENCY ALERT! 打破消息! メッセージを壊す! АВТОМАТИЧЕСКАЯ СИСТЕМА ОПОВЕЩЕНИЯ РЕСПУБЛИКАНСКОЙ СЛУЖБЫ ЧРЕЗВЫЧАЙНЫХ СИТУАЦИЙ: УВЕДОМЛЕНИЕ О ГЛОБАЛЬНОМ СБОЕ СИСТЕМЫ КООРДИНИРОВАНИЯ ЭКСТРЕННЫХ ОПЕРАТИВНЫХ СЛУЖБ! ОЖИДАЙТЕ ДАЛЬНЕЙШИХ ИНСТРУКЦИЙ!". Впрочем, это всего лишь уведомление. Стоит "смахнуть" его, как по экрану тут же рассыпается - сверху и вниз - каскад уведомлений: "СООБЩЕНИЯ: 2 / ВЫЗОВЫ: 1 / GUGU: 2 НОВЫХ СООБЩЕНИЯ / NEKO-NETTO: 1 NEKO-LETTER | 2 NEKO-CALL". Как-то маловато, по ощущениям. Либо ты не живешь свою лучшую жизнь: не астрошахтер, все же, а мастер шоколадных дел, либо просто "аппарат" - рабочий, а не личный.
- Нет, тормозни-ка...
Подруга и не думает униматься, вновь вбивая клин в ваш - твой и вторженки - обмен репликами.
- Что - конкретно - ты собираешься делать? Я про отключение.
Пожимает плечами "Хагуар", "тормознув".
- Воткну коммутатор, отключу имплант.
- И он не отключится?
- Так в том и суть, что его как раз надо отключить.
- Да не имплант, пута мадре... Он, он сам.
- Нет.
- Суховатый ответ.
- Какой есть.
Вздыхает Лаура.
- Это точно?
- Что - точно?
- Мьерда... Что у тебя жопа не брита. Точно?
- Жопа?
- Жопа. Я про то, что он не отключится.
- Да нет, не должен.
- Так не должен? Или нет?
- Нет, не должен.
- А если "да"?
- Тогда жопа.
- В каком смысле, жопа?
- Небритая.
- Блять.
- Ну да.
- И какие гарантии, что ты его просто не убьешь?
- Жопу ставлю.
- Небритую?
- Да.

Йон. "Атари". Якудза. Империя Тысячи Солнц. Гидрой на месте отсечённых вопросов произрастает множество новых. И как в мифах доисходного времени бессмертен только один. Что делать дальше? Если сейчас, то просто варить. И вспоминать. Начать можно с "Атари". А затем про сестру. Сестру Йона. Как её звали?
Хагуар тем временем всё дальше язвит. Не понравилась шутка непрошенной гостье. Да ведь это не шутка совсем. Ночи имеют свойство становиться особыми, если их ждать двадцать сезонов. Лаура же, переместившись из прохода вглубь помещения, уже подпирает окно. А в голове у гиганта мелькает странная мысль. Про ликёр. Про разговор. И про кухню. Пульсирует жаром в глубинах затылка, что чешет смоляная рука в попытках нащупать "источник". Аугмент ли? Или же просто последствия амнезии? Впрочем, можно проверить. Благо, время пока ещё есть. Не особо много, но есть.
Мешается тёмная шоколадная масса. Мешаются с ней потаённые мысли. Вздымается блендером медленно пена. Пузырьками забытое выходит наружу. Медитативно. Спиралью-воронкой. Круговыми движениями. Один за другим каждый осколок треснувшей плитки становится вновь частью целого. Не прежнего. Но и не полностью нового.
Практически не прерываясь, получает рука коммутатор, перемещая его на прохладную плитку столешницы. Миг и заливается светом под той же рукой "аппарат". Сообщение. Проблемы с экстренной службой. Ещё один плюс в копилку правдивости слов "Хагуар". И каскад сообщений. Их лучше проверить потом. Между тем, мелькают на фоне вопросы-ответы. От вторых пользы мало. Точнее её сложнее извлечь. Труду "астрошахтёра" мешает подруга, то и дело вставляя клинки в разговор. В очередной раз всё заходит в тупик.
– Лу.
Утробно-недровый тембр разит тишину.
– Всё в порядке.
Без раздражения. Без обвинений. Без "примесей".
– Дальше я сам.
Серьёзно. Ненапускно.
– Собери пока самое необходимое и проверь новостную ленту на своём коммутаторе.
Его обладатель тем временем продолжает готовить, не отрывая глаза.
– И если найдёшь мне одежду - положи возле ванной.
Короткая пауза.
– Это важно.
Финальная фраза и вновь от него тишина. Лишь слабые отзвуки кухонных дел, которые, кстати, уже подходят к концу. Осталось ведь совсем ничего. Просто собрать. Бэйлис, сам шоколад, взбитые сливки и шоколадная стружка. Ну и, конечно, маршмеллоу, поджаренный на огне баллонной горелки.
– Если поможем, то что?
Короткий вопрос был направлен на этот раз к "Хагуар".
– И по поводу плана...
Слой за слоем наполнена сладостью каждая кружка. Мягким теплом все три отдаются в руках. Лёгким звоном и всепроникающим ароматом предвещают они свою близость. Но это не всё. За ними следует белая воздушная сладость, ныне в доспехе, с деревянным мечом и в бурых тонах.
– Если мы действительно планируем выжить, здесь потребуется кое-что большее.
Убирает рука три "первые" кружки. Здесь ни к чему "какао-вода".
– Для начала нам нужно доверие.
Приземлившись неподалёку от новой знакомой, к себе приглашает её шоколад. Не его "пустой" симулякр. В этот раз он настоящий.
– И я даже готов со своей стороны его предоставить. Только здесь нужен равноценный обмен.
Джулс тоже садится и первым вкушает плоды своих кропотливых усилий.
– "Перебить культистов" это явно не всё что ты планируешь сделать. И не всё что ты хочешь. В этом деле большую роль играют детали.
А глаза тем временем смотрят на "Хагуар". Не отрываясь.
– Я ведь могу помочь куда больше всё понимая, чем просто бездумно круша черепа.
Но это совершенно не значит, что он не cможет второе. Rock 'em. Sock 'em. Все дела.
– Что скажешь? Честность за честность. Я узнаю что ты хочешь и как. А ты узнаёшь что я могу сделать, чтобы ты смогла это всё получить.
Жестом доверия образуется арка, пересекая поверхность стола. Чёрная как смоль бугристая рука приглашает к рукопожатию. Во второй раз.
– По рукам?
Короткая игривая пауза.
– И на этот раз без голограмм.

Морвир. Стоит попытаться зацепиться за скользкое - никакой интимной смазке такое и не снилось - ощущение "ликерности", как ты больше чувствуешь, чем слышишь щелчок. Где-то там, скорей в недрах толстого черепа, чем вне его. Клац - и все, и ничего. Нечего больше ловить. И вспоминать - тоже. Было - и нет. Отсекло, развеяло. Никакого негатива, что мог бы быть выражен в боли, жжении, давлении. Воспоминание банально и незатейливо исчезает, стоит тебе лишь подумать о том, что его стоит, собственно, "вспомнить". Нечего вспоминать, Джулиус. Забудь. А, да, точно - ты уже.
- Сделаю.
Кивает тебе Карраско, ценные указания получив.
- Если что, зови.
И, бросив прощальный взгляд на вашу ночную гостью, уходит прочь. Что до "Атари", то тут все не просто просто, а просто до элементарности. Зайди в Ренгонет, забей в "Бускар" название на галактоне: "Atari", а потом позвони им. Или напиши: хоть на почту, хоть через форму "быстрых обращений". Эти ребята, они не какая-то тайная и преступная недосекта-полубанда, а официальная организация мерсенарного типа, с выданной соответствующими республиканскими надзорными инстанциями лицензиями и разрешениями на всякие охраны, с сопровождениями заодно. Все официально. И все бы хорошо, но работать с тобой, в таком случае, они будут как с обычно-ординарным предателем Родины, а не как с идеологически правильно подкованным товарищем проимперских взглядов. Самые страшные тайны, они в мелочах кроются. Тех самых, о которых ты забыл. Если вообще когда-то помнил, конечно же. Другое дело, что тут, конкретно тут, никаких секретов нет. Ведь ребята из "Атари", они, такие, очень, скажем так, фактурные и, по каким-то причинам - наверняка, веским, вообще не скрывают ни того, кто они, ни того, почему. Тут тебе и напоминающие кабуто гермошлемы, и табельные мономолекулярные катаны, и громкие лозунги, и красный шелк плащей. Слишком нарочито, чтобы быть правдой. А знаешь, почему? Потому, что им позволяется все это делать: быть, выглядеть, вести. Если какой-то сочувствующий Империи несознательный гражданин вдруг решит предать Республику, подавшись в "Атари", тут-то ему путевка во внемировые рудодобывающие предприятия купольного типа и нарисуется. В лучшем случае, ага. Если повезет. На словах, "Атари" связаны с Империей, на деле же - прикормленные собаки комитетчиков. Одно из главных правил вашего бизнеса, вместе с тем - не слушай того, о чем поют лжецы.
- Что - что?
Покрутив меж пальцев поставленную тобой перед ней кружку, "Хагуар" отвечает вопросом на вопрос. Который тот, что про "если поможем". Убираешь пока "первую раздачу" к раковине.
- Какое, блять, доверие? Что ты несешь вообще, а?
Проступает на короткий - не совсем "мимолетный": в пару секунд - миг, похоже, истинная натура собеседницы. Подточили уколы Лу "броню", не иначе. Нервничает, держит маску.
- Ладно. Хочешь честно? Давай честно.
Вздохнув, пожимает твою протянутую ей руку. Под тонкими перчатками - сухие и тонкие, будто обтянутые тонкой патиной плоти арматуринки, пальцы. Но хват крепкий - не "под член", вполне достойно.
- Хочу их всех убить.
Разрывает тактильный контакт настолько быстро, насколько это вообще возможно. Граница приличия, ни единого лишнего мгновения. Не как от огня, но похоже.
- Всех.
Встречаетесь когда взглядами, подкручиваются пару раз туда-сюда разделенные на едва различимые "сектора" фокусировочных линз "радужки" ее визоров.
- А логово - сжечь.
Заглядывает танцовщица за порог в какой-то момент, помахав - будто знаменем - огромного размера, просторными, шитыми из бледно-серого хлопка бриджами.
- Только такие нашлись, короче. И майку...
Скрипнув клыками, доворачивает в ее сторону голову - не корпус - "Хагуар".
- Мы договорим, бьен?
Пожимает плечами только Лу: мол, "не вопрос". И исчезает.
- Убить и сжечь. Позакатать в черепа пластика, залить бензаком - и все.
Задумчиво рассматривает карамелизированные бока маршмеллоу.
- Как тебе такой вариант?
Отпиваешь, между тем, собственноручно сотворенного жидкого волшебства. Неплохо. Даже хорошо.
- Слушай.
Так и не притронувшись к шедевру, девушка чуть сдвигает кружку ближе к центру стола, и укладывает руки перед собой, на столешницу, сцепив пальцы в замок.
- Это не игры, не шутки. Миру конец.
Ни разу не новость. О том, что ДРР, в общем, Тьерра-Бланко, в целом, и ДжерСи, в частности, насквозь, неспасаемо, прогнили, сестра Шу - Ида, не упускала возможности раз за разом напоминать даже в ходе ваших, прямо скажем, не самых частых "рабочих встреч", щедро разбавляя нотками пессимизма сухой канцелярит пусть и не мимолетного, но и не намертво близкого знакомства. То ли эксперт-криминалист, то ли еще что-то такое, что связано с моргами, ватными тампонами и сбором гильз по зип-пакетам, она, в противовес своему импульсивному в моменте, но спокойному - по сути - брату, просто горела: причем, всегда, во всем, со всеми. Может, конечно, "аманесер" как-то подправил ей характер, но тебе отчего-то кажется, что очень вряд ли. Дикая женщина, одинаково сильно ненавидящая вообще всех: будь то корпораты, картельщики, ее собственное начальство. Все продажны, никому ни до кого нет дела, а улицы утопают в крови, дерьме и грязи. Выхода нет, решения тоже - остается только существовать, пытаясь исправить мелочи, в то время, как Систему, в ее многогранной совокупности, все равно никак не спасти.
- Реально. Республике - тоже. Всему конец. Хочешь выжить? Помоги мне. Нет? Попробуй сам тогда. Но времени...
Отстраняется на секунду, замолчав и чуть - едва заметно - расфокусировав взгляд. Так, например, с ретинальным вирт-монитором сверяются.
- Времени мало. Поможешь мне, я помогу вам. Есть корабль, есть варианты. Сможем тварей убрать, все будет.
Постучав раз-другой полусогнутым указательным пальцем по бортику чашки, добавляет.
- Если не убрать, будет хуже. Не только для нас - для всех. Это...
Покусывает нижнюю губу, покатав ее зубами.
- Они не просто крипы отбитые - там реально что-то есть. Что-то такое. Как, знаешь, магия у мидов. Или сильфы. Такое. Но другое, хуже.
Что может быть хуже призраков и огненных шаров?
- Слушай, ты можешь мне не верить, но эти дебилы хотят сделать что-то такое, знаешь, как в кино.
Не как в цирке - уже что-то.
- Типа, ритуал.
Звучит как полная херь.
- Звучит как полная хуита, я понимаю. Но ты, ты когда сам увидишь, ты все поймешь. Там что-то не так.
Совсем отодвигает шоколад.
- Зло там. Не богатые бляди. Зло.
В целом, даже учитывая всю абсурдность - с амнезией, предлагающей тайные сделки сумрачной девчонкой, и прочим, прочим, прочим - ситуации, от сказанного буквально веет нотками бредовости. Такой мути место на конспирологических форумах, а не в контексте обсуждения вопросов жизни и смерти.
- Звучит как бред, да?
Да.
- Пока сам не увидишь, не поймешь.

Щёлк. И всё вмиг становится ясно. Про управляющий аугмент. Про пятна ускользающих образов. Про обрывки неоконченных фраз, скрытых забвением. Нет больше сомнений. Впрочем, их давно уже не было. Лаура тем временем покидает обитель спокойствия. Не спорит - что хорошо. Тишина, ненадолго вернувшись, возвращает в свои владения комнату. А за ней появляется мысль. Про "Атари". Полезно знать кто есть кто. Хорошо, что припомнил.
Разговор с "Хагуар", между тем, выходит в нужное русло. Пожимает гостья смуглую руку, согласившись быть честной. Нервничает. Дольше чем нужно руку не держит. И шоколад тоже не пьёт. Но говорит. Прерываясь. Сначала на вновь вошедшую Лауру. Потом, вероятно, на вирт-монитор. Новые гости уже почти рядом. Мелькает мысль про Иду. Есть корабль. Есть возможность. Сильфы. Миды. Ритуал. Звучит безумно? Да. "Спеклась" ли девчонка? Нет. Для Джулса всё давно стало ясно.
– Что же. С этим можно работать.
Человек дела. Человек действия. Всё что нужно он получил. Пора за работу.
– Лу, теперь ты во всём слушаешь нашу гостью. Времени мало, поэтому заканчивай сборы.
Обращается теперь через комнату к Лауре.
– Я за пистолетом и автоинъектором. Вернусь через пару минут. Тогда же начнём операцию.
Вновь говорит с "Хагуар".
– Пока осмотри здесь всё дронами. У "Палача" на квартире обязательно что-нибудь есть "для удобства". Пушки, девайсы, ритуальные инструменты, документация. Если реально хочешь остановить ритуал, нужно понять как он работает и как его можно испортить. В идеале так, чтобы никто не заметил. Начни с комнаты для медитации. Ищи потайные отсеки в полу, в стенах и на потолке. Потом осмотришь другие комнаты, если времени хватит. Лаура, ты тоже.
Подхватив коммик, говорит и дрейфует тёмная масса. Уже почти в санитарном узле.
– И выпейте свой шоколад. Мы его ещё долго не сможем попробовать.

Морвир. Сложив воедино ту часть пазлов, что отсыпала тебе полночная гостья, раздаешь указания подруге.
- Что? В смысле?
Не понять так, сразу, в ответ на что вбивает клин вопроса.
- Ты...
На указание слушать? Похоже на то.
- Ты что... Что-то вспомнил, да?
Можно и так сказать. Вспомнил, что умеешь складывать два и два, получая, по итогам, нужное число. Не спорит, впрочем. Кивает, когда встречаетесь взглядами.
- Вале.
Что-то на хиспанском. Согласие, скорей всего.
- Сделаю.
"Хагуар" же, пододвинув к себе хранилище квинтэссенции твоего мастерства в деле шоколадоварения, все же пригубляет то, что ты там намешал.
- А чего осматривать-то? Это твоя мальдита чоса...
О квартире речь, ага.
- Ты ее только для...
Откинувшись на стуле, очевидно, проверяет - не маячит ли где-то в проходе Лауры? Не маячит.
- Этого самого и пользуешь.
"Мальдита чоса". Грубо говоря - "траходром", если на всеобщем.
- Всю врезку я, конечно, поломала - в эфир посиделки наши не идут.
Машет в твою сторону левой кистью, мол, иди уже.
- Давай, иди уже.
Снова осторожно дегустирует шоколад.
- И не тяни там гато за эскрото.
Забираешь смарт, вещи прихватываешь.
- А, ну и ствол не забудь зацепить.
Вот и весь секрет.
- За раковиной, на споте.
Идешь, проверяешь. Санузел как санузел - гранит плитки, гранит чаши просторной ванной, гранит же широченной раковины. Плюс, зеркало - овал в половину стены, в обрамлении черненого серебра тяжелой рамы.
И ты - там, в отражении. Подзарос немного, осунулся самую малость, но так, в целом, все еще ничего. Тот самый Морвир. Вроде бы. По крайней мере, что видишь - то отторжения не вызывает. Ни подбородок небритый, ни собственный взгляд карих до угольности глаз, ни остальное. Ты это, Джулиус, не кто-то другой. Ты.
Кстати, о глазах. Скорей по наитию, чем осознанно, прикасаешься к одной из плиток, справа от зеркала, оказавшейся откидной дверцей встроенного шкафчика. Внутри: пара индивидуальных перевязочных пакетов, пять - или шесть - тюбиков и дозаторов с интимной смазкой, коробочка спермоабсорбационных вкладышей, лазер-бритва - для лица, с прочими частями тела вместе, пара блистеров с "пролонгаторами". Не то.
Повинуясь странному порыву, вскрываешь одну из пачек со смазкой, и обнаруживаешь внутри небольшой и тонкий, в половину обычного канцелярского карандаша, инъектор. Ни обозначений, ничего: трубочка с мутноватой, вязко-серой на вид жидкостью, поршень, клавиша-активатор, сопло распылителя. Мутагенный генрекорд-расплав, который, впрысни ты его себе последовательно в оба глаза, вызовет их, глаз, необратимую трансформацию. Никакого негатива, одна польза. Откуда знаешь? Не знаешь. Где взял? Не помнишь.
Свернув защитный колпачок, отбрасываешь сомнения и, погасив колебания, приставляешь палочку к зрачку. Пшикает, буквально харкнув в глазное яблоко мелкодисперсной взвесью, когда поршенек сдвигается точно к центру емкости. Еще раз, во второй теперь. Клац. Все, готово. Моргаешь раз-другой, понимая, что слизь-из-шприца просто исчезла, то ли молниеносно впитавшись в ткани, то ли испарившись. И все, и ничего.
А потом, когда прикасаешься кончиками пальцев к собственному лбу, силясь нащупать под кожей тонкие линии соединительного шва меж армопластиковыми плитами черепа, вдруг осознаешь, что практически ничего не видишь. Моргаешь снова, трешь веки. И все под ними, веками, начинает зудеть. Будто термиты ползают где-то там, внутри. Или муравьи. Или еще что-то такое - мелкое, шустрое. С каждым мгновением "копошение" становится все более явным, все сильней тревожащим. Разворошил гнездо, не иначе. Текут слезы по щекам, горят глаза. Не лампа теперь под потолком - звезда, повернувшаяся своим самым ярким боком к "линзам" твоих телескопов.
Щупаешь себя, щурясь. Мышцы. Суставы. Нет, невозможно сосредоточиться - зуд просто нестерпимый. Жжется, пульсирует. Аугментации, импланты. Что-то точно есть. Руки, вон, тяжелые какие. Но глаза, глаза точно "мясные". Иначе бы так не пекло их. Не щипало. Невозможно терпеть. Просто дичь. Стук в дверь. "Хагуар".
- Ты там долго еще, а?
Сейчас, сейчас. Роняя слезы на чистый кафель и размазывая их же по щекам, кое как суешь ноги в штанины. Снова стук. Да блять. Шаришь за раковиной, нащупав чуть шероховатый затвор пистолета.
- Эй? Все норм?

Для кого-то "мальдита чоса", а для кого-то удобное место, где можно забрать своего "Палача". Вопрос перспективы. Удивительно что сама "Хагуар" не может сложить два и два. Не видит таких мелочей, но знает про пистолет, упоминая детали про то, о чём, по идее, знать не должна. В очередной раз. Непринуждённо. Невозмутимо. И как будто бы невзначай. Но на деле же вновь и вновь натужно показывая как для неё это важно. Чтобы все знали. Что всё она знает. Что с ней нужно считаться. Что её нельзя просто выкинуть. Даже если это не полностью так.
Из ноздрей вылетает короткий смешок, больше похожий на выдох. Легко судить о других. Всегда было так. Теперь же, когда все остались за дверью, нет рядом больше других. Лишь человек в отражении. Смотрит, изучающе гладя щетину. Меж тем, словно по случайной догадке, находит рука невидимый встроенный шкафчик. Рядом. Справа от зеркала. И там же, изучив содержимое, забирает пару пакетов для перевязки и бритву. А затем, в коробке со смазкой, находит и автоинъектор. Ему "Хагуар" никакого значения не придала, хоть он был упомянут наравне с пистолетом. Не нашла, видимо. Или нашла, не поняв что это. Морвир же всё про него понимал. Меньше осознанно и больше интуитивно. А ещё он понимал — это уже больше осознанно — что мутацию глаз лучше вызвать сейчас, в безопасности, чем потом, в кипящей гуще котла апокалипсиса. В этом никаких колебаний. Клац, клац и готово. А вот сожаление пришло с небольшим опозданием.
Боль. Зрачки словно опалило сверхновой. Ни подумать, ни вспомнить о чём-то полезном. Чего уж говорить о том, чтобы куда-то смотреть. Положительный, ебать его в сраку, генез. Что же. Сам виноват. Поспешил. Ещё "Хагуар" в дверь стучит. Боль надо перетерпеть, а также вырубить свет. И лучше это сделать сейчас, чем потом.
– Всё в порядке. Скоро выйду.
Прячет глаза ладонь от слепящего "солнца".
– Только свет — его в квартире на время везде нужно выключить. А на кухне пока приглуши. Сможешь устроить?
Другая рука тем временем ищет как выключить свет. Пока ещё мирным способом.

Морвир. Не без - сначала дыхание выровнять, после, постараться переключиться с боли на окружение - труда, но взяв себя в руки, ровно, спокойно и - почти - непринужденно-буднично бросаешь через дверь сначала краткую сводку о своем самочувствии, а потом, следом, и полупросьбу-полууказание. Чешутся, правда - просто Инфьерно.
- А... Эм... Ну... Ладно.
Кашлянув - слышишь, не видишь: за дверью ведь - в кулак, добавляет.
- Сейчас сделаю.

Тьма. Блаженное ничего. Только вот по глазам по-прежнему бегут "муравьи". Чешется зверски. Но уже чуточку лучше. Теперь хотя бы можно на секунду подумать. Небольшое волевое усилие предотвращает попытку отправить смуглую руку к лицу. Нужно просто дать "муравьям" больше времени. Чутьё в таких делах не подводит. Мелькает ещё одна мысль. В этот раз больше догадка, чем внезапный порыв. Если есть шкафчик справа от зеркала, то второй по симметрии может быть слева. А если их больше, то плитка будет в том же ряду. Или шкафчик будет за зеркало. Для удобства. У квартиры довольно минималистичный дизайн, так что всё должно найтись по наитию. Осязает тем временем ближайшую плитку рука. И ведёт "вслепь" по периметру. Другая же берёт коммутатор, осторожно включая экран. Нужно хотя бы примерно понять, какой уровень света приемлем, и снизить яркость, если на то будет нужда. Кто знает, что ещё скрывает санузел. Возможно, даже удастся найти обезбол.

Наощупь и щуря глаза. Проверить. Не тратя лишнего времени.

Морвир. До хруста стиснув зубы, не позволяешь себе просто взять - и почесать глаза. Ни каждый по отдельности, ни оба - и сразу, нет. Нельзя. Нельзя давить на них подушечками пальцев, до "белых фейерверков", перетирая в пыль внутренними сторонами век, нельзя мять костяшками, "прокручивая" туда-сюда. Снова и снова, опять и опять. Ничего нельзя. Пока не станет легче, пока не станет лучше. Нет, лучше от этого точно не будет, а вот хуже - вполне. И даже чуть-чуть, даже разок чесануть - все равно нельзя. Нет. Нельзя. Никак.
- Все.
Из-за двери голос. "Хагуар", не Лаура. Видимо, выключила то, о чем говорили, и приглушила то, что просили. По крайней мере, ты очень на это надеешься. Очень. Добавляет, вместе с тем, вселяя надежду на лучшее - и темное - будущее.
- Готово.

Слова "Хагуар" были усладой ушам.
- Хорошо.
На удивление Джулс в этот раз был куда больше уверен в своей констатации. Многие вещи действительно стали лучше: муравьёв было значительно меньше, свет поубавил попытки выжечь глаза, да и новая находка вполне легко нашла себе место. Всё явно налаживалось. Поправив свой пистолет и резинку штанов, Джулс открыл дверь и размеренным шагом направился в не такое уж светлое, но и не то чтобы тёмное будущее.
- Можешь приступать. И если останется время, проверь на работоспособность все аугменты.
А ведь камень почти ускользнул. Почти.