Тысяча Островов | ходы игроков | I — Падение Монтагата

Урбано кивнул капитану и продолжил двигаться на корму. Гребцы левого борта продолжали гребсти, в то время как правый борт держал весла. Корабль стал крениться на правый борт и рулевой выправлял курс. Урбано заорал ему.
- Рулевой! Поворот оверштаг. Правый. Человек за бортом!

Теперь он с веревкой побежал на нос, где старался разглядеть упавшего и кинуть ему веревку. Наконец ему показался какой-то всплеск среди черных волн.
- Правый вперед! Всем, темп малый!

По инерции корабль вышел на нужный курс и Урбано надеялся, что он не промахнулся с поворотом.

Месть Мертвого Капитана

Альберик

Плеск воды.
В глазах мутится.
Человек или тварь?
Человек!

Та рыжая женщина, что некогда отсосала часть яда мантикоры.
Теперь ее руки поддерживают Альберика на плаву.

Тело прижимается к телу, и на юноше, и на девушке — лишь ночные сорочки.
В иное время молодой оруженосец, несомненно, оценил бы момент.

Сейчас его куда сильнее волновало мимолётное касание чего-то холодного и склизкого к ноге.

Корабль поворачивает.

Сейчас все закончится?

Или не закончится.

***

Повернуть махину размерами с "Белый Коготь" не так уж и просто — необходимо орудовать рулевым веслом и параллельно работать с парусом. К счастью, Урбано с Франциско взяли эту работу на себя, над палубой только и разносились команды, слышащим их Герхарду и Альхемунду не говорящие совершенно ничего: "Отдать такой-то шкот!" — орет боцман, а спустя полминуты уже требует тот же шкот выбрать! Определился бы уж!

Правда, справедливости ради, все происходило в жуткой сумятице. В спокойной обстановке сперва последовала бы команда подготовиться к повороту, дающая каждому матросу время занять своё место, и лишь потом непосредственно команда поворачивать.

Потребовались все усилия Франциско на корме и Урбано на баке, а заодно и немалая удача, чтобы как-то синхронизировать работу большого числа людей.

Они справились.
Не покалечили паруса и снасти, вывели корабль из левентика в условиях, когда располагали едва ли десятком матросов, из которых четверо орудовали массивными рулевыми вёслами.

***

В это время, капитан начал поиски.

Энрике в порядке — Чезаре явно приходил не за ним.

— Витторио! Витторио!

Звал квартирмейстер, и когда капитан подошёл, привлёк его в свои объятия, словно в самом деле желал ощутить человеческое тепло, чудом избежав смерти.
— Оно уползло наверх! Я видел! Наверх!

Снова беготня — лишь свежая смена гребцов занимает опустевшие в ходе пересменки банки на нижней палубе.

— Там кровь!

Доносится чей-то голос,

И правда.

Кровь бежит по натянутым фалам, алые капли падают на головы матросов.

— Это он! Это Кейн!

— Я сниму его!

Крик разносится над морем.

— Сука!

— Что такое!

— Тварь! Кто-нибудь видит тварь?!

Вскоре самые смелые решаются вскарабкаться по вантам и снять запутавшееся в выбленках тело... если это конечно, ещё можно было назвать телом.

Чудовище пожрало внутренности, вовсе не оставив мяса не обглоданных рёбрах, оторвало мертвецу руку (ее нашли полуобглоданной ближе к корме) и ногу (ее так и не нашли). Глаза были высосаны, горло выдрано, да так, что при попытке спустить труп, голова отвалились и покатилась по палубе словно мяч.

— Вижу их в воде! На два часа!

Кричит баковый, сейчас эту роль взял на себя Урбано.

***

Корабль — не лошадь.

В условиях, когда поворот занимает не меньше минуты, а судно при этом движется со скоростью от восьми до двенадцати морских миль в час* — то есть делает где-то пертику* в секунду — даже при безупречном выполнении, поворот занимает до двух минут, а следовательно, судно удаляется от упавшего за борт приблизительно на два стадия!

Предположим, рулевому удалось повернуть — и даже взять обратный курс тому, которым двигалось судно.

Что дальше?

Подходить к человеку за бортом на корабле — опасно.
Если двигаться на него "в лоб", то представьте себе громадину, несущуюся на не слишком-то мобильную в воде букашку со скоростью в одну пертику в секунду.
Теоретически можно чуть-чуть повернуть... но и тогда просто веревку не кинешь, ведь судно постоянно находится в движении и велик шанс, что утопающий получит веслом по голове или рёбрам.
Спасать надлежит с кормы.
На корабле, который нельзя просто остановить!
Судно всегда находится в движении, его можно ускорить или замедлить, но даже если спустить все паруса, сушить весла и даже отдать якорь, массивную громадину все равно будут нести течение и волны.

Все эти истины, абсолютно неочевидные для профана в морском деле, конечно, понимали и капитан, и Урбано, и все остальные члены команды.

В иной ситуации они бы несомненно отправили с кормы ныряльщика с веревкой или отдали приказ спустить на воду шлюпку.

К счастью, у вас был сир Герхард, уже освободивший Зойру и указавший, куда той следует лететь.

Вот он и счастливый конец, да?

***

— Люмены!

Отблески света под водой.
Благодаря ним, все на корабле явственно видят в чёрной воде поддерживаемого Ингвилдой Альберика.
Видит их и Зойра, пикирующая вниз...

Как вдруг, массивное, полупрозрачное тело вырывается из воды прямо перед ней, повисает в воздухе широко расставив плавники — феникс инстинктивно отшатывается в сторону, едва уклонившись от другого выскочившего люмена, третьего, пятого!

ссылка

Люмены — одни из самых красивых созданий Океана, когда они появляются, всегда по ночам, водная гладь переливается всеми цветами радуги. В иной ситуации, моряки с большим удовольствием посмотрели бы за тем, как танцуют, порой поднимаясь в воздух, эти волшебные скаты, всегда окружённые мелкими кристаллами льда, сияющими, точно светлячки...

Вот только сейчас у вас были два человека за бортом.

И это меняло всё.
Вообще всё.

Дело в том, что в действительности люмены — не самостоятельные существа, а скорее жгутиковые органы препротивнейшей твари, именуемой Люминархом или по-моряцки медузищем. Представьте себе светящуюся медузу размером с корабль или чуть меньше — это вот и есть люминарх.
Днём эта гадина совершенно пассивна и уходит на глубину, зато ночью посылает свои практически невидимые в инертном состоянии жгутики на поиски добычи. Корабли ее не интересуют, но вот другие твари или любители купаний...

Сами по себе жгутики никого убить не могли, их главной способностью было опускать температуру воды до образования субстанции, напоминающей лёд. В эту дрянь они и вмораживали жертву, совершенно лишая ее подвижности.

Потом из глубин поднимается медузище и проглатывает добычу.

Для "Белого Когтя" люминарх был опасен разве что случайно, благодаря собственному защитному механизму, заключающемуся всё в том же продуцировании льда — но в куда больших объемах. Когда-нибудь смеялись над капитанами, что напоролись на айсберг в тропических морях? Ждите встречи с люминархом...

Теперь люмены явно нацелились на Альберика с Ингвилдой. Целая стая кружила вокруг них, с каждым мгновением сжимая кольцо всё плотнее.
Но никак не меньше двух десятков этих медузоскатов переростков вовсю отгоняли Зойру, а некоторые выскакивали из воды и угрожающе метали в сторону приближающейся галеры острые льдинки размером с кулак...

— Надо дать фениксу подобраться!

Воскликнул Франциско, то ли не видя, кого именно спасает вместе с Альбериком, то ли в самом деле уверенный, что все разногласия следует решать по морскому закону...

Герхард

— Вы правы, барон, — неохотно признаёт монах, — Но у Вас, если что-то пойдёт не так, и капитан окажется не столь честен, как нам возможно представлялось, есть феникс. У нас же нет ничего. К тому же, Вы всегда там, наверху...

Атто указал наверх, явно имея в виду палубу.

— А мы здесь, внизу. Слушаем, расспрашиваем наших спасителей. Вы вот знали, что капитан, с которым Вы заключили договор, у них не решает вообще ничего? Если команда проголосует за то, чтобы отнять у нас сокровища — у нас отнимут сокровища. Если проголосует за то, чтобы увести нас вместо Регалии в страну еретиков — судно пойдёт именно туда! А знаете, о чем сейчас болтает каждый матрос на этом корабле? О том, что едва достигнув земли, эти пираты соберут командный сход!

Ризничий конечно преувеличивал, чтобы придать своим словам большую убедительность — полномочия капитана явно были очень, очень существенны, а его влияние на команду велико.

Тем не менее, определенные демократические стороны корабельной жизни могли оказаться для не слишком рвавшегося беседовать с моряками Герхарда и лежавшего в лазарете Альхемунда такой же неприятной новостью, какой они стали для миста.

— Многие из них хотят плыть в Савоцию или Полуденную Басилею — хотя их капитан прямо обещал нам обратное. И если это обещание Витторио может быть пересмотрено... а можем ли мы в принципе полагаться на какие-либо его обещания?

И снова, слова Атто в действительности были преувеличением — вряд ли на самом деле савоцианцы, по крайней мере в массе, спали и видели как нарушат соглашение с беженцами, заключённое от их имени, и бросят тень на репутацию и своего капитана, и всего "Белого Когтя".

С другой стороны, откуда это было знать что ризничему, что рыцарю, что послушнику, которые с демократией столкнулись впервые в жизни?

— И всё же, сир Герхард, я склонен согласиться и принести Вам мои извинения — мне следовало сперва обсудить всё с Вами, а прежде всего задать важнейший для нас вопрос.

Он чуть помедлил прежде чем закончить

— Мы беженцы, Ваше Благородие, и мы ищем себе дом. Можете ли Вы помочь нам, ради Света и Вашей чести?

С тем, чтобы найти человека в море у Инги особых проблем не возникло. Плавала она отлично, а сил было хоть отбавляй, да и водичка была не как в Нордебурге. Но, главное, она пробежала по палубе «Белого когтя» и прыгнула раньше, чем корабль успел сильно удалиться от свалившегося за борт. Сколько там шла галера, пока менялись вахты гребцов?! Узлов пять, вряд ли больше. Значит за секунду нос «Белого когтя» продвигался на два с половиной метра. Два крика северянки, стремительный бег и прыжок, заняли совсем немного времени. Да и упавший был еще не за кормой. Так что проплыть Инге пришлось метров тридцать, ну пятьдесят, учитывая, что пришлось немного рыскать. С поверхности воды видимость была куда как хуже, чем с палубы. Когда она нашла теперь-уже-не-утопленика, то на губах Ингвилды сама собой расцвела полу ухмылка, полу оскал.
- Сколько тебя еще спасать?! - выдохнула она.
А потом тоном приказа добавила:
- Расслабься! И не дергайся!
Проще всего проще было поддерживать голову человека над водой вполне определенным образом, и Инга сильно и жестко вцепилась пальцами в волосы Альберика. А потом стала загребать свободной рукой и работать сильными ногами, чтобы медленно двигаться навстречу поворачивающемуся кораблю. Так проще было не утопить неумелого пловца, чем бултыхаться с ним на одном месте.
- Ты обходишься мне слишком дорого, - бросила она спасаемому.
Вряд ли оруженосец мог понять эту фразу, да и другим мужчинам оценить гнев Инги было затруднительно. Но, вы только представьте! Длинные. Рыжие волосы заплетены в ксу и уложены вокруг головы. И теперь они мокрые, от соленой, морской воды. Косу надо будет распустить. Волосы промыть питьевой водой, расчесать, высушить, та еще морока. Не на один час. А лучше всего еще нанести алхимический состав, для блеска и силы волос. А он стоит ничуть не меньше, чем алхимические духи.
- Ты мне будешь должен очень много, парень, - подумала Ингвилда, - и твой рыцарь тоже.
Когда «Белый коготь» развернулся, Инга сильно заработала ногами, так что ее голова и шея, даже плечи, преисполнились над волнами, а потом над морем пролетел ее пронзительный визг. Пусть знают, куда плыть.

А потом, словно на ее визг, вокруг стали выныривать светящиеся люмены. Все стало прекрасно видно, но уж лучше была прежняя темнота. Потому-что температура водички резко понизилась. Теперь она была, даже, не как в Нордебурге, а будто прямо от ронарских льдов. Так что Инге пришлось активно отбиваться всеми конечностями, кроме той, которой она поддерживала на поверхности голову оруженосца.

Океан противен самой сути птицы-феникса. Океан мерзок. Океан нечист. Одно прикосновение соленых брызг к перьям вызывает боль. А внизу — бездна.

Впервые за очень долгое время Зойра испытала страх за собственную жизнь.

Так, похоже Альхемунд ошибся. Ну и хорошо что ошибся. Или не хорошо, учитывая что один убит, а двое за бортом. Нет, наверное все равно хорошо. Потому что если свиток стоит меньше чем три жизни это куда лучше если он стоит больше чем все.

Далеко от каюты Альхемунд решил не отходить. Но и сидеть без дела совсем тоже не хотел. Наверное его алхимия могла бы пригодиться и как-то получше. Но сейчас, единственное что пришло ему в голову это подсветить происходящее. Так меньше шансов, что людей за бортом потеряют из вида, а с другой стороны когда светло, значительно легче целиться. Для этого лучше всего подходят световые шарики. Не самые мощные которые взрываются и быстро гаснут, а простые, которые долго светят и которыми можно управлять, а если времени свечения не хватит, то можно и еще зажечь.

Пара шариков полетела в сторону тех кто был за бортом. Найти их было не сложно. Феникс, а еще подводные светлячки. Как только они достигли нужного места голос мага перекрыл шум толпы.

- Эос

Освобожденная Зойра легко взмыла в темное небо, и Герхард отступил на шаг, перехватывая секиру. Свободной рукой он ухватился борт корабля – ночь прорезали противоречивые команды и крики, плеск воды и оглушительный грохот. Де Веран осторожно перегнулся через перила и уставился вниз – пласты беспокойной темной воды бликовали, отражая огни фонарей моряков и сияние феникса, в то время как навстречу поверхности из темных глубин поднимались полупрозрачные скаты.

Герхард с детства всем сердцем невзлюбил океан, и был благодарен судьбе за возможность большую часть жизни держаться от воды настолько далеко, насколько это вообще было возможно на островах. Годы шли, но Океан продолжал убеждать уже повзрослевшего Герхарда в его правоте, внушая новое отвращение с завидным постоянством и уму непостижимым разнообразием.

Несмотря на суматоху, сомневаться в главном не приходилось — Альберик в воде. Де Веран, проклиная себе под нос целый свет, бросился к Рейфу – темный феникс не спал, он стоял посреди палубы во весь рост, расправив в предвкушении крылья и заметно дрожа, но не смея попытаться подняться в воздух без приказа хозяина. При виде Герхарда птица послушно опустила голову и вытянула шею, помогая снять массивный ошейник. Барон сноровисто взобрался на Рейфа, сетуя, что нет ни времени, ни возможности его как следует оседлать, и, оттолкнувшись от палубы, взмыл навстречу темному небу.

Теплый ветер ударил в лицо, в то время как от воды густыми клубами поднимался морозный пар. Из океана выпрыгивали радужные скаты – может охотясь за выжившими, а может танцуя. Герхард вдохнул полной грудью и решительно направил феникса вниз. Вместе они спикировали навстречу переливающейся всеми цветами радуги морозной воде подобно темной комете – к месту, куда отчаянно, но тщетно пыталась прорваться Зойра. От птенца Альберика в бою было мало проку, но по крайней мере он однозначно указал точку приложения силы.

И Рейф ударил.

Дионисий

Раскрываешь книгу.
Время начать игру.

"В отношении деятельности опыт, по-видимому, ничем не отличается от искусства; мало того, мы видим, что имеющие опыт преуспевают больше, нежели те, кто обладает отвлеченным знанием, но не имеет опыта. Причина этого в том, что опыт есть знание единичного, а искусство — знание общего, всякое же действие и всякое изготовление относится к единичному: ведь и врачующий лечит одного, а не весь род человеческий"

Ты начинаешь с малого.
Очень осторожно замечаешь то тому, то другому, как мол хорошо, что договор с беженцами вот-вот истечёт и можно будет отправиться домой! Большинство понимали о чем ты говоришь сразу, но находились отдельные недоумки, слепо внимающие капитану и его замыслам насчёт Регалии. Им ты объяснял, что Витторио несомненно лишь успокоил пассажиров. Но вспомним о чем именно сговорились Альберик де Нантейль и Белый Сокол Савоции?

"Принять на борт ищущих спасения, а потом доставить их до ближайшей безопасной гавани. В награду же вы получите половину всех ценностей, что будут вывезены на вашем корабле", — вся команда слышала, что именно так это предлагалось!

— А кто заплатит нам за путь до Регалии?

Изумленно осведомляется сторонник линии Бьянконе.
Евнух пожимает плечами.

— Потому-то и говорю я, что капитан лишь усыпляет бдительность барона. В действительности же вас ждёт путь домой, если только...

— Что "только"?

— Не представится иная, лучшая возможность заработать...

"Но все же мы полагаем, что знание и понимание относятся больше к искусству, чем к опыту, и считаем владеющих каким-то искусством более мудрыми, чем имеющих опыт, ибо мудрость у каждого больше зависит от знания, и это потому, что первые знают причину, а вторые нет. В самом деле, имеющие опыт знают "что", но не знают "почему"; владеющие же искусством знают "почему", т. е. знают причину. Поэтому мы и наставников в каждом деле почитаем больше, полагая, что они больше знают, чем ремесленники, и мудрее их, так как они знают причины того, что создается. Таким образом, наставники более мудры не благодаря умению действовать, а потому что обладают отвлеченным знанием и знают причины"

Вскоре, вся команда уже знает, что договор с беженцами доживает последние дни, а "Регалия" — не более чем хитрый замысел Белого Сокола. Поскольку сам маэстро получил приглашение переселиться в капитанскую каюту, ужинал с Витторио и в целом получал все знаки внимания, оснований подозревать его в каких-то замыслах не было. Да и что уж там, предлагаемое элейцем звучало куда логичнее для пиратов, чем то, о чем размышляли капитан с бароном.

Да и что уж там, впечатлило моряков то, как ловко Дионисий добыл золото! Историю с затопленным туннелем просили пересказывать снова и снова. А ещё вагант работал — тяжело работал, отсчитывая своей музыкой темп гребцам — и хотя формально своей доли у него не было, каждый на судне уже воспринимал евнуха частью команды.

В общем и целом, общественное мнение разделилось.
Большая часть моряков отнюдь не спешили навстречу "новым заработкам" — им хотелось домой, в Савоцию, как чтобы предупредить ее о вторжении так и просто на отдых от тяжёлого плавания. Находились (вот некстати) и "пиратские рыцари" во главе с коком, намеренные потребовать от капитана отправиться в Палатин и добиваться объявления "Войны Света" против Маликата.
Но находились и те, для кого фраза Змея не заканчивалась на "если только".

Жаждущие богатства.
С ними можно было работать.

"Наиболее достойны познания первоначала и причины, ибо через них и на их основе познается все остальное, а не они через то, что им подчинено И наука, в наибольшей мере главенствующая и главнее вспомогательной, — та, которая познает цель, ради которой надлежит действовать в каждом отдельном случае; эта цель есть в каждом отдельном случае то или иное благо, а во всей природе вообще — наилучшее. Итак, из всего сказанного следует, что имя необходимо отнести к одной и той же науке: это должна быть наука, исследующая первые начала и причины: ведь и благо, и "то, ради чего" есть один из видов причин. А что это не искусство творения, объяснили уже первые философы. Ибо и теперь и прежде удивление побуждает людей философствовать, причем вначале они удивлялись тому, что непосредственно вызывало недоумение, а затем, мало-помалу продвигаясь таким образом далее, они задавались вопросом о более значительном, например о смене положения Солнца, Луны и звезд, а также о происхождении Вселенной".

Барон и все остальные конкуренты ваганта были связаны необходимостью отвечать за свои слова — ох уж эта эта идиотская "рыцарская честь", не позволяющая де Верану наобещать от имени короля с три короба, а после оставить тупых пиратов ни с чем.

Дионисий не был связан такими мелочами. На вопрос о способе заработать он мог ответить прямо, обещая ровно столько, чтобы у слушателей загорелись глаза. Как насчёт открытия савоцианской фактории в Гелиополе? Или подарка от обрадованного новостями басилея в виде собственного острова капитану? Земли Империи широки и обильны, богатство не знает равных, могущество беспримерно! О, даже если гости не пожелают остаться, трюмы их корабля будут нагружены золотом настолько, что судно будет рисковать пойти на дно от одной только перегрузки!

Наиболее умные спрашивали сразу: "Но ведь этого нам никто не обещал?"

А Змей лишь подмигивал хитро, переходил на доверительный тон и тихонько шептал: "Я обещал. Поверьте, я знаю, что говорю..."

Он и правда знал.

Знал, что в Басилее всем будет плевать, что обещал благородный полумуж кучке оборванных дикарей. Может их в самом деле наградят, может казнят... не всё ли равно?

"Но недоумевающий и удивляющийся считает себя незнающим (поэтому и тот, кто любит мифы, есть в некотором смысле философ, ибо миф создается на основе удивительного). Если, таким образом, начали философствовать, чтобы избавиться от незнания, то, очевидно, к знанию стали стремиться ради понимания, а не ради какой-нибудь пользы. Сам ход вещей подтверждает это; а именно: когда оказалось в наличии почто все необходимое, равно как и то, что облегчает жизнь и доставляет удовольствие, тогда стали искать такого рода разумение. Ясно поэтому, что мы не ищем его ни для какой другой надобности. И так же как свободным называем того человека, который живет ради самого себя, а не для другого, точно так же и эта наука единственно свободная, ибо она одна существует ради самой себя."

Разумеется, такая деятельность не могла не вызвать к себе самого пристального внимания. На второй день, когда капитан спал после ночной вахты, Дионисия вызвал к себе последний, с кем евнух ожидал говорить — "пока ещё" квартирмейстер.

Уже из того, насколько свободно этот муж из чистой стали действовал в ходе битвы за Монтагат — пригласил ваганта в команду, позднее лично организовал план эвакуации ценностей с оставлением своих людей на берегу — да и из того, как быстро всё начало без него разваливаться, элеец мог догадаться о той решающей роли, которую играл Энрике на судне.

Именно он был единственным, кого избирала сама команда, а не совет пайщиков. Он мог наложить вето на решение капитана, он распределял наказания между моряками, его слово было словом народного избранника, а не просто признанного всеми лидера.

Встречу организовал Сандро — навигатор и третье лицо на корабле, человек беспринципный и склонный к лёгкой наживе.

Если удастся убедить этих двух, то дело практически решено...

— Мы знаем о чем Вы говорите с людьми, маэстро. Однако, мы пока не решили, сеете ли Вы смуту и должны быть выброшены за борт... или напротив, слова Ваши заслуживают самого пристального внимания.

Усмехнулся плешивый толстячок, некогда рассказывавший на ужине анекдоты, но очевидно, куда менее простой чем хотел бы казаться.

Квартирмейстер не вставал с гамака, он был очень бледен, но очевидно прямо сейчас в ухудшающемся состоянии его настал момент некоего облегчения, потому что мужчина смог добавить к словам своего младшего товарища.

— Начнём с правды, — тихий голос слаб, но не лишён повелительной нотки, — Кто Вы, Дионисий?

— Витторио, — поясняет навигатор, — может и купился на сказку об элейце, добровольно покинувшем Гелиополь в поисках вдохновения "низшими" культурами, но для того мы и есть на этом корабле, чтобы защитить нашего капитана... даже от его собственного тщеславия. Так что не советую лгать, маэстро. Или наш разговор закончится для Вас под водой.

"Божественна та из наук, которой скорее всего мог бы обладать бог, и точно так же божественной была бы всякая наука о божественном. И только к одной лишь искомой нами науке подходит и то и другое. Бог, по общему мнению, принадлежит к причинам и есть некое начало, и такая наука могла бы быть или только или больше всего у бога. Таким образом, все другие науки более необходимы, нежели она, но лучше — нет ни одной.
Вместе с тем овладение этой наукой должно некоторым образом привести к тому, что противоположно нашим первоначальным исканиям. Как мы говорили, все начинают с удивления, обстоит ли дело таким именно образом, как удивляются, например, загадочным самодвижущимся игрушкам, или солнцеворотам, или несоизмеримости диагонали, ибо всем, кто еще не усмотрел причину, кажется удивительным, если что-то нельзя измерить самой малой мерой. А под конец нужно прийти к противоположному — и к лучшему"

— Правду, маэстро, — в голосе Энрике появляется твёрдость, — Правду!

Правду. Они хотят правду.

Но что есть правда? В устах рептилии она так же относительна, как ложь, а порой и ложь может показаться правдивее самой правды.

Спускаясь в лазарет в сопровождении простака Сандро, Дионисий, тем не менее, был заинтригован. Энрике, борющийся в данный момент со смертью, пожелал личной аудиенции. Спускаясь по скрипучей лестнице в тихую тьму, окунаясь в бассейн духоты и жара, элеец держался в обычной манере - величественный, но не заносчивый, грациозный, но не женственный. Такую роль он играл при общении с простыми моряками. Приблизившись к слабо покачивающемуся гамаку Энрике, окидывая взглядом его изнеможённое тело, евнух хотел начать пьесу по уже стандартному при общении с пиратами принципу, продолжая играть свою роль заморского барда. Но вслушиваясь в шёпот жаркого воздуха, всматриваясь в загадочное лицо Сандро и серьёзное лицо квартирмейстера, вагант решил сохранить молчание, отдав инициативу своему собеседнику.

— Начнём с правды. Кто Вы, Дионисий?

Через мгновение, стоявшая в полумраке фигура в порванном пурпурном плаще показалась совершенно не такой, какой она была ранее. Хоть, подобно каменному изваянию, Дионисий и остался бездвижен, внимательный глаз мог заметить, что что-то в нём изменилось. Бесследно пропала с лица вежливая улыбка, прежде искрящийся жизнью взгляд померк и стал холодным с небольшой долей высокомерия. Поза, поменявшись в неуловимых деталях, теперь казалась строгой, и даже надменной.

Словно маска, до того умело скрываемая, спала с лица, обнажив истинную натуру.

Евнух медленно сел на рядом стоящую коробку. Его глаза безотрывно смотрели в глаза Энрике. Положив руки на колени, он холодным, ранее не слышанным членами команды голосом заговорил.

- Я - агент элейской разведки. Великий Басилевс лично послал меня на Монтагат собирать информацию и докладывать в столицу.

Запустив руку под свой плащ, он выудил из-за пояса портмоне из непромокаемой кожи, откуда вытащил и протянул Сандро пергамент.

- Это документ, подтверждающий мои слова. Распоряжение с печатью и личной подписью Его Императорского Величества. - дождавшись, пока толстяк кивнёт Энрике, подтверждая слова элейца, тот продолжил.

- Сейчас дело обстоит следующим образом, Энрике: вы можете сделать ставку на религию. Отправиться в Регалию, Палатин, Савоцию, призвать их сплотиться в борьбе против Маликата. Но Острова разрозненны, и всегда таковыми будут. Чтобы заставить их объединиться, нужно чудо. А теперь подумай, Энрике, как часто преуспевали те, кто надеялись на чудо? Наверняка экипажи тех кораблей, которые вы грабили, надеялись на чудо. Уверен, в прошлом вы тоже неоднократно надеялись на чудо, пока не убедились в его редкости. На Монтагате произошло чудо - это правда. Каков шанс, что чудо произойдёт второй раз и так скоро? В случае провала, половина Островов сгинет в Океане, а другая наденет маски и начнёт выть на луну.

- С другой стороны, ты можешь сделать ставку на деньги. Выражаясь деловым языком, обратиться к давнему конкуренту Маликата - Полуденной Басилее. Почему этот вариант более реальный, чем призрачная надежда на успех на Островах? Потому, что вы имеете нечто весомое - информацию. Вам, торговцам и пиратам, известно, как ценна может быть информация. Почему её нужно сдать в первую очередь именно Императору? Для него она имеет очень большую ценность. Тем более, Басилея обладает тем, что даже не снилось жителям Островов: единством. Империя имеет больше шансов правильно реализовать полученные знания, и она определённо скорее пожелает вознаградить тех, кто её доставил, чем островитяне, которые с большей вероятностью начнут перекидывать обязанность заплатить вам друг другу, пока об этой идее в итоге не забудут по причине кахиров, топящих острова один за другим.

Дионисий говорил сухо, коротко, без лишних эмоций. Сталь в голосе Энрике не пугала его. Он продолжал смотреть на своего собеседника, лишь изредка переводя взгляд на стоящего рядом навигатора.

- Ты просишь правды, Энрике. Вот она: мне плевать на Острова, его жителей, их жалкое подобие культуры и еретические верования. Мне безразличны вы во всех отношениях, кроме сугубо деловых. Но я не хочу, чтобы Маликат, чья религия, в отличии от вашей, полностью противоречит моей, в чьи намерения входит уничтожение моей родины, чьи обычаи полностью отличны от наших, победили в этой войне и захватили власть над миром. Если вы тоже не хотите этого, правьте "Коготь" в Гелиополь, получите награду, а после можете нести весть дальше, на свою родину. В Солнечном Городе я буду продвигать идею объединения с Островами. В качестве жеста уверенности в своём плане, я готов отказаться от своей доли добытого золота, отдав её кораблю.

Разговор плавно подходил к концу. Высказав основные тезисы, Дионисий встал.

- Не смотря на общие мнения, экипаж легко примет новый курс. Урбано, заменяющий тебя на посту квартирмейстера, примет твои слова. Вы вдвоём, единым фронтом, сумеете убедить сомневающихся. Ведь твоё слово на судне чуть ли не весомее слова Витторио. Ты сохранишь свои позиции, а когда выздоровеешь, вновь вернёшься на свою должность.

Бард сложил руки замком перед собой, спрятав их в рукавах своего пурпурного плаща. Повернувшись и сделав шаг по направлению к выходу наверх, он вновь обернулся к серому кардиналу "Белого Когтя".

- Есть ещё одна причина, по которой вы должны направиться в Басилею.

Подойдя ближе, Дионисий наклонился к Энрике, и что-то тихо сказал ему.


Отклонившись, Змей одарил квартирмейстера пристальным, пронзительным взглядом.

- Ты хотел правды. Вот она. Не вздумай подвергать сомнению мои слова, Энрике. Ради блага своего и всего корабля, ради денежного успеха в этом предприятии, ради Света Истинного или еретического и предотвращения восхождения Луны и прихода вечной ночи.

Хоть он говорил спокойно, но в голосе его сталь была не слабее той, что недавно слышалась в словах раненного истинного капитана команды. Затем, по неслышному щелчку пальцев, внешний вид элейца стал прежним, вернув знакомого им Маэстро Дионисия. Однако бледная тень только что говорившего человека словно ещё выглядывала у него из-за спины. Развернувшись, он ушёл, ступая по деревянным доскам уверенным шагом, не останавливаясь, не оборачиваясь.

- Надеюсь, этот разговор, за исключением необходимого, останется между нами, сеньоры.

Да, многих дикарей-островитян легко можно расположить к себе, внушив им, что они чего-то стоят. Но, есть среди них и более разумные существа, которые могут распознать лесть. Однако и их усилия оказываются тщетны. Уже зная результат их разговора, евнух направился в каюту капитана, где продолжил читать столь интересную книгу. Дела складывались положительным образом. Но, осторожность никогда не повредит. Всегда стремящийся приготовиться к разным развитиям событий, Дионисий вспомнил о своём трофее, оставшемся после битвы с мантикорой. Пока у него, вроде, есть свободное время.

– – – –

Гамак в кают-компании капитана была в разы лучше такового в трюме, среди матросни. Завалившись в так называемую постель после очередного трудного дня, Дионисий быстро погрузился в сон. Одной из особенностей его рода занятий было то, что люди, вращающиеся в ядовитых кругах Полуденного Дворца, напрочь забывают о спокойном сне. Среди лучших и опытнейших из Змеев Гелиополя часто встречается умение спать чутко, имея возможность услышать легчайшую поступь пришельца, шипение змеи, шепчущие переговоры за стеной, дверью и ещё одной стеной. По крайней мере, многие старались создать о себе именно такое мнение, чтобы запугать противников. Дионисий же пока не достиг такого уровня, если это вообще было возможно, но даже во сне его разум оставался настороже. И потому, когда первый громкий крик огласил корабль, евнух быстро встал, почти выскочил из гамака. Протирая заспанные глаза, он прислушивался к остальным крикам за дверью, стараясь понять, что произошло. "Человек за бортом и... тварь?"

Быстро обувшись и накинув на плечи свой изорванный плащ, Дионисий вышел наружу. Поздняя ночь. Матросы хаотично носились по палубе, то вперёд, то назад. Создавалось впечатление, что они все охвачены паникой, и не имеют представления, что делать. Второе, на что обратил внимание элеец, это рука... Оторванная, наполовину обглоданная рука... От её вида Дионисию стало плохо. Потому он сразу отвёл взгляд в сторону... где увидел висящее на верёвках нечто кровавое, отдалённо напоминающее человеческое тело.

Змеи в Гелиополе хоть и были жестоки, они всегда работали чисто, без лишней крови. Оттого свидетельство такой жестокости столь сильно повлияло на душевное спокойствие барда. Встряхнув голову в надежде вернуть ясность взгляду, Раз какая-то непонятная тварь способна сделать подобное с человеком, интуиция подсказывала ваганту, что одному сейчас оставаться крайне опасно.

Оглядевшись, он увидел стоящего недалеко монаха - того самого, который поджёг себя. Кажется, его зовут Альхемундом? Подойдя ближе к нему, евнух обратил внимание на свечение в воде. Он узрел множество невиданных им ранее существ. Это зрелище заставило ваганта застыть на месте. Второе сильное впечатление за минуту. Очень насыщенная ночь. Эти светящиеся скаты в танце кружились вокруг двух людей, по воле случая оказавшихся за бортом. Их-то сейчас Альхемунд и высвечивал алхимией.

Проклятие. И сколько отнимет времени эта заминка? Кахиры ведь и так дышат им в затылки, а возня с утопающими уменьшит это и так небольшое расстояние. Но, сделать с этим элеец ничего не мог. Сейчас он был вынужден ограничиться ролью простого наблюдателя.

Финальная ночь перед прибытием на землю Иакова

Энрике жив, хвала Свету и Океану!

Витторио коротко ответил на слабое объятие раненного квартирмейстра, кивнул ему и облегчённо выдохнул. Значит, не Чезаре. Просто какая-то глубинная тварь залезла на борт, а люди были так измотаны греблей, что никто и не заметил, пока не стало слишком поздно.

Вот только далеко не каждая тварь одновременно и достаточно мала, чтобы скрытно прокрасться в тесный лазарет, и достаточно сильна, чтобы сделать такую пробоину в корпусе. Конечно, нечеловечески сильными бывали многие твари, но всё же, как она пролезла на нижнюю палубу прямо под носом у стоявшего на вахте Витторио? Как так удачно попала на пересменку гребцов? Как безошибочно определила, где спят самые уязвимые люди? Твари бывают хитры, но не настолько.

И хоть кризис на корабле и миновал — судя по кровавым следам, чудище уползло в воду — Витторио всё ещё недовольно хмурился, пытаясь ответить самому себе хотя бы на один из только что пришедших ему в голову вопросов. Чезаре бы ударил по ненавистному для него Энрике, а не по простому матросу, которого и знать не знал. Тем более зачем ему сдался оруженосец барона?! Потому что уже совсем загибался от яда? Но ведь и Энрике был не в лучшем состоянии! Проклятье!

За бортом всё ещё оставались утопающие, забота о которых нетерпеливо подтолкнула команду Белого Когтя к кризису новому. Ничего, тут Витторио был в своей стихии. Это не загадки Океана разгадывать.

И всё же Ингвилда его в очередной раз удивила! Конечно, от лихой авантюристки капитан уже примерно понял, чего можно ожидать, но вот так вот броситься ночью посреди открытого моря спасать незнакомого человека? Это было... благородно. Интересно, что подумает об этом Франциско?

— Андрэ! Ещё на борту? Молодец! Там и без тебя сейчас будет жарко!

Когда капитан взбежал на свой мостик, ночная морская гладь была ярко освещена не только необыкновенно хищными сегодня люменами, но и алхимическими огоньками Альхемунда. Толковый парень, быстро понял, что сейчас полезнее всего, и даже приказа ждать не стал!

— Подходим на верный выстрел и гасим люмень-поебень! — в другой ситуации Витторио бы так ни за что не рискнул, но благодаря усилиям юного алхимика и природной светлости люменов, ночью стало светло почти как днём, — Только лучшие стрелки! Наших не заденьте!

Над головой капитана просвистела заброшенная на борт одним из люменов ледышка, но он только вбок повернулся, выкрикивая имена тех матросов, в чьей меткости был уверен.

— Веселее, парни, люмены вовсю играются, а мы ещё даже не начинали! Кого не назвал, хватайте вёдра да любые доски и держите щитами, прикрывайте остальных!

Стрелковый бой также позволял уберечь судно от возможного появления Медузища, которое всё же обычно всплывало под своими отростками. Как удобно, оказывается, действовать в связке с фениксийцами!

Витторио довольно ухмыльнулся и налёг на рулевое весло.

Урбано кивнул и занял место за баллистой.
- Готовьсь! Бьем по команде! Только наверняка! Беречь заряды!!

Сам перевел прицел на подсвеченные воды. Пожалуй, главный калибр он сегодня побережет для большого парня, если он вылезет. Мы посреди Океана и запасных выстрелов для баллисты если что взять неоткуда, да и стоят они прилично. Корабль подходил все ближе. Повернулся к отобранным стрелкам.

- Огонь!

Когда началась тревога – Андрэ спал. Тупым, затягивающим сном, после которого ты чувствуешь себя еще хуже. Его не мучали кошмары, ему не снилось прошлое и даже шум Океана стал как будто потише. Шум и крики очень неохотно вырвали юношу из сна – инстинкты не кричали, не чувствуя угрозы для ныряльщика. Потому с трудом поднявшись (голова была невероятно тяжелой, а действия едва осознавались), блондин выбрался на палубу, разогреваясь по пути и проверяя свой нож – после тут же попался на глаза капитану и получил от него приказ.

– Понял, капитан! – крикнул ныряльщик и, движениями рук разгоняя кровь по телу, подошел к борту. Андрэ не сразу понял, что там кто-то тонет – потому что все его внимание заняли отростки люминарха. К ним Кастелла не испытывал особого интереса – те же топляки были опасными противниками и в сражениях с ними юноша испытывал азарт, потому что у тех было какое-то изощренное подобие разума и ловушки не всегда срабатывали. Люминарха же иначе, как ловушками, убить было затруднительно... По крайней мере, в обычной ситуации. Из-за этой отвратительной привычки морозить все вокруг.

Но с баллистами, луком и фениксом исход "схватки" с этим монстром был предрешен... Даже если люминарха не добьют, тот едва ли станет преследовать Белый Коготь. Однако же... С его тела можно было взять неплохую добычу. Которую, по "морскому закону", надо будет делить с остальными. Да еще и кахиры на хвосте... Не видя возможной большой выгоды в финансовом плане, Андрэ решил поступить умнее и спихнуть вопрос на другого, заодно набивая себе репутацию.

– Такая туша... Капитан, если у нас есть время, я могу добить тварь и порезать с ней органов. Они неплохо стоят... И, кажись, у нас где-то тут алхимик был, может чего и для корабля полезного сварит, – весьма бодро и энергично предложил Кастелла. Сейчас его не тягомотила ни одна из мыслей – может быть, потому что он не до конца вырвался из забытья, а может потому, что жажда наживы была сильнее каких-то переживаний.

— Мы беженцы, Ваше Благородие, и мы ищем себе дом. Можете ли Вы помочь нам, ради Света и Вашей чести?

– Я мог вскочить на феникса и улететь при первых признаках того, что на Монтагат напала армада, – резонно напомнил Герхард, сильнее нахмурившись.

Он начинал видеть смысл в словах Атто: хотя первоначальный план монаха и правда оставлял желать лучшего, это не отменяло определенной рациональности его рассуждений. Герхард пришел сюда следом за Альхемундом обуреваемый гневом, но Атто не только не испугался и не поддался, брат-ризничий искусно подобрал слова и аргументы, что оказались способны заставить де Верана переосмыслить всю ситуацию. Редкостных талантов человек, брат Атто, а Герхард всегда умел не только признавать чужие заслуги, но и по достоинству их оценивать.

Барон замолчал, крепче сжав сцепленные за спиной в замок пальцы. По-прежнему исподлобья взирал на Атто, и лишь самый искусный наблюдатель был способен угадать перемену настроений Герхарда.

Де Веран размышлял – о своеволии пиратского экипажа, и о сопряженных с этим неприятным фактом проблемах. Он откровенно не понимал описанную Атто концепцию – с точки зрения Герхарда, если капитан отдал распоряжение плыть в Регалию, а корабль направился в противоположную сторону, то такое называлось не иначе как “бунт”. Если капитан не имеет власти даже на собственном корабле, то какой же он тогда к чертям капитан?

Кроме того, оставались сокровища – церковная утварь, серебро, книги. Впервые Герхард посмотрел другими глазами на сложившуюся картину – экипажу обещали половину сокровищ, в то время как вторая половина находилась прямо на борту корабля. Чтобы завладеть ей не требовалось идти на абордаж и рисковать жизнью – достаточно было просто вытолкать кучку беженцев, которые формально даже не имели на вывезенные ценности прав. Посреди пиратского корабля почти буквально лежала бесхозная гора золота – и едва ли экипаж могло волновать, что формально ценности принадлежат церкви или регалийской короне. Защищало это золото только хрупкое соглашение, заключенное между Герхардом и капитаном.

Слова, повисшие в воздухе.

Герхард заговорил снова не сразу, после почти минуты молчания.

– Сделаем так, Атто, – произнес барон с расстановкой. – Та сделка, о которой вы собирались молить маркиза – вы заключите ее со мной, прямо здесь и сейчас. Половина сокровищ в обмен на покровительство, защиту и землю. Как только мы прибудем в столицу, я лично найду для вас корабль и надежного капитана – это если не удастся договориться заплыть домой по дороге. Я дам тебе две бумаги, Атто – защитную грамоту, и личное письмо для моего сына. Вы прибудете на Руссель и получите землю – а для тех, у кого душа не лежит к земледелию, найдется работа. Нам в равной степени нужны и рыбаки, и солдаты, женщин примут в замке среди прислуги на кухне. Что касается сокровищ – то вы избавитесь от этой проблемы, сможете больше не тревожиться ни о церкви, ни о пиратах. И если кто-то попробует отобрать ценности, то это уже будет моя головная боль, а не ваша.

Де Веран сделал паузу, предоставляя людям возможность как следует осмыслить услышанное.

– Кроме того, Атто. Я высоко ценю людей, которые не боятся противостоять мне, когда уверены в своей правоте, и выступают гласом рассудка. Тебе лично я предложу роль советника. Придворного алхимика, если будет угодно, – краешек губы Герхарда дрогнул в улыбке. – И в качестве первого поручения попрошу начать пересчет этих самых сокровищ. Похоже, ни одна душа на корабле до сих пор понятия не имеет, насколько много мы на самом деле вывезли с Монтагата.

Герхард

— Я не могу сказать за всех, сир Герхард, — кивает Атто, — но я передам Ваше предложение остальным и попытаюсь убедить их принять его.

Он чуть нахмурился.

— Однако, разве савоцианцы готовы довезти нас до Регалии? Матросы вовсю говорят что Ваш оруженосец, Альберик, заключил с капитаном сделку лишь о транспортировке в ближайшую безопасную гавань.

Месть Мертвого Капитана

Вода стремительно холодеет, делается плотной и вязкой.
Один за другим бросаются люмены на беспомощных в воде людей, силясь разделить их и по-отдельности вморозить в ледяной блок — и отшатываются, снова и снова, под бешеным напором Ингвилды.

Вспышка света — заклинание Альхемунда побуждает тварей отшатнуться, уйти на глубину, рассеивается и уже было поднявшаяся в воздух стая! Плеск воды, брызги от множества легких, но объёмных тел.
Люмены дезориентированы, растеряны...

В этот миг на них и обрушивается первый залп.
Стрелы насквозь прошивают склизкие тела, застревают внутри на манер иголок, на которые дети накалывают тела насекомых.
Охотничьи инстинкты чудовищ подсказывали им обороняться — по бортам и палубе "Белого Когтя" застучали ледяные градины — но решение Витторио оставаться подальше на сей раз оправдало себя.

Лишь единичные люмены рискнули атаковать корабль, выпрыгивая возле него из воды — не осиливали прыжок и бессильно падали на палубу, барахтались, умирали.

Вот, улучив момент, Зойра спикировала вниз — и резко поднялась над водой, сжимая в когтях человеческое тело!

Спешит на помощь и Герхард.
Ему даже не нужно замахиваться, лишь выставить секиру лезвием к противнику и потом краем глаза наблюдать, как валятся в воду рассеченные надвое останки.

Последний рывок — и Ингвилда оказывается в когтях феникса!

В тот миг все вы чувствовали то, чего не хватало со времен Монтагата, а кому-то и много, много дольше.

Победу.
Торжество.
Триумф.

Люди смеются, хлопают друг друга по плечу.
Закутывают в одеяла Альберика и Ингвилду снова оказавшихся на борту.

— Еге-гей! Белый Коготь! Мы сила!

Лишь опытный Урбано вглядывается в прицел баллисты.
Свет люменов под водой становится ярче, пульсирует — как огромное сердце.

Ощутимее делаются удары волн о борта судна.
Волнуется Океан.

Что-то всплывает из черных глубин.
Что-то огромное, колоссальное, чудовищное!

Чаще и чаще слышите вы стук корабля о столь неестественные для тёплых южных вод льдины.

— Он близко...

Вздрагивает кто-то,

— Валить надо.

— Да а хули! Убьём гада!

Грохот.
Словно что-то взорвалось, окатывая каждого на палубе водой как из ведра. Там, где только что барахтались Альберик и Ингвилда, теперь переливалась всеми цветами радуги идеальная полусфера, издали напоминающая не то пузырь на воде, не то толстенную масляную пленку.

Во все стороны от Люминарха, показавшего пока одну только спину, расходились ледяные шипы причудливейшей формы — каждый такой попав в "Белый Коготь", с легкостью оставил бы здоровенную пробоину в подбрюшье судна...

— Капитан?

Спрашивает Франциско единственного, кто сейчас мог принять хоть какое-то решение...

– Если эта тварь всплывёт, Андрэ, – оскалился капитан в ответ на предложение ныряльщика, – Если всплывёт!

Внутренне Витторио надеялся, что тварь точно не всплывёт. Слишком опасно. Проблем и без неё хватает. А времени на разделку туши сколько уйдёт?

Однако стоило стрелам запеть свою лихую песнь, а фениксам – расписать ночь огненными своими фигурами, как Витторио словно надоевшую заскорузлую корку с зажившей раны снял. Чистая эйфория на славном шраме! Шум триумфа в висках! Слаженная работа и чувство почти полного единства команды, хотя бы здесь, хотя бы сейчас!

На утро должна уже показаться вдали Земля Иакова. А пираты Бьянконе должны выйти из этой гонки на высокой ноте, не как скулящие побитые псы с языками до земли, а как гордые волки, и от охоты ушедшие, и свою добычу не упустившие. Вот что поднимет боевой дух, как всем, так и самому Витторио. Вот что надо.

– Будем бить гада! – прокричал капитан на весь корабль, – Всем стрелкам огонь по готовности! Гребцам товсь сдавать назад по команде! Измотаем его маневрами и железом! И не дайте Медузищу схватить вас щупалищем! Схватит таким – рубите, пока не заморозило!

Новый взгляд на ныряльщика и новый оскал, теперь уже искренний.

– Что, парень, снова твой звездный час? Надеюсь, ты знаешь, как сделать больно целому, матьиго, луминарху! Я знаю лишь, что с этой стороны таранить его бесполезно – выскользнем к нему на спину и заледенеем. А с мягкой внутренней стороны у него эти блядские щупалапы! Если идей нет, будем стрелять, пока гад не лопнет!

Урбано выжидал, надеясь, что луминарх не вылезет или капитан даст приказ отступать. Но, похоже, Витторио захватила эйфория или жадность от желания выпотрошить чудовище океана. Рисковать ради барышей или славы кораблем, который несет бесценные знания для всех людей Света о нашествии войска тьмы, казалось Урбано неразумным. Но в бою закон однозначен, приказ капитана подлежит немедленному выполнению без разговоров и обсуждений. Поэтому, оставив свое ценное мнение при себе, абордажник заорал:

- Баллисты, по мне! Готовьсь! Цельсь! Залп!!

Поймал в прицел спину чудовища и дернул рычаг.

До этого дня эдле Ингвилда не летала на фениксах. Получилось коротко, хорошо и ярко. Правда, будь ее воля, северянка предпочла бы лететь верхом на создании света, а не в его когтях. Потом были вопли радости и триумфа,дружеские руки и не такие уж теплые одеяла. После чего как-то разом начался бой с люминархом, спину которого женщина увидела, поднявшись на ноги. Естественно, что все матросы разбежались по своим местам, кто к веслам, кто к баллистам, гарпунам и самострелам. И она со спасенным юношей осталась на палубе вдвоем, сейчас бесполезная в таком бою. Ее плеть хороша была против людей, а не такую плавучую махину хлестать. Губы Инги несколько раз шевельнулись, будто она ругалась или молилась про себя.

Потом она нагнулась, закинула тело Альберика на плечо и потащила в каюту капитана. Благо там как раз пустовала кровать. Ну не в трюм же его было сейчас возвращать?! Тяжелым он ей не показался. В каюте она бережно опустила свою ношу на кровать. Быстро распутала слой одеял и умело сняла с юноши мокрую одежду. Естественно, никакого стеснения она при этом не испытывала. Мокрая одежда отправилась на пол каюты. Потом Инга сильно и умело растерла тело парня тем одеялом, которое было нижним из всех и успело подмокнуть, и тоже отбросила его. Потом она закрыла Альберика всеми оставшимися одеялами, так что наружу торчала только голова. Отправилась знакомым маршрутом к запасам вина капитана и налила парню полный кубок. Напоила. И велела:
- Расслабься, грейся, что будет надо — скажи.
Сама Инга привычно отхлебнула дорогого вина из горла бутылки, сейчас можно было снова не следить за манерами, а побыть немного ронаркой.
Потом женщина решила осмотреться. Где-то тут должен был быть ее свиток. И лучше было его найти и прибрать в надежное место, пока кто-нибудь снова не стал с ним экспериментировать.

Кастелла оскалился в ответ Бьянконе – ему хватило показной уверенности, чтобы еще больше воспылать желанием сразиться с люминархом... Как бы он ни был ему малоинтересен. Поэтому, крепко ухватившись за бортик, юноша с горящими глазами смотрел в пучины Океана, ожидая, когда тот выплеснет очередное свое порождение. Андрэ чуть поморщился, поймав себя на мысли про Океан – потому что он чувствовал в нем страх и опаску. То, что раньше Андрэ уважал и получать ответное уважение в ответ (в виде добычи, которая может его убить, но может быть убита и им), теперь вызывало пейзанскую опаску. Сможет ли Кастелла с такими мыслями вновь погрузиться?

Сможет. Но вот вернуться обратно...

Поэтому блондин лишь смотрел на медузищу и вспоминал, как таких убивать (внешняя красота и могущества совершенно его не впечатлили – не после Монтагата), чтобы еще и не повредил важные для добычи органы. Тут же он вспомнил, что сейчас с ним был только один нож – что, конечно, более чем достаточно, но лишних преимуществ в бою нет. Предупредив капитана, что ему нужно снаряжение, Андрэ метнулся вниз, дабы взять гарпун. К сожалению, свой он потерял во время стычки с Полластронэ (как и лук), но на корабле ему все же выдали оружие... За которое потом наверняка придется отдать часть добычи.

Первая ночь после бегства, по окончанию званного ужина, верхняя палуба у входа в кают-компанию

Подкараулив отлучившегося по нужде Дионисия на верхней палубе, у входа в кают-компанию, Витторио приветственно махнул ему рукой и пригласил облокотиться о фальш-борт возле себя.

— Надеюсь, вам всё нравится, маэстро, — вероятно, из-за хмелька в голове, полушутливо начал капитан, — И еда, и вообще, гостеприимство. Знаете, у нас на островах тоже жить можно, коли с людьми сходишься.

Он дал Дионисию время на ответ, а потом перешёл к главному, быстро посерьёзнев.

— Только что же, получается, вы как во всю эту передрягу попали, так и по родине затосковали? А то я вот слышал, матросы с таким упоением про Басилеию рассказывают, чего на Белом Когте отродясь не бывало, ну кто бы это их мог загагитрировать... затигировать... кроче, надоумить? Дионисий, вы, я так понимаю, хорошо знаете, как у нас на корабле общчество устроено. А я же вам предлагал в команду вступить, помните? А вы отказались. А теперь, будучи пассажиром, матросов с толку сбиваете, сказки какие-то про Басилею рассказываете. "Дома из золота", как же. Давайте-ка вы может тогда какой-нибудь другой корабль наймёте по-нормальному, если уж так домой хотите? Заодно и своих соплеменников, так сказать, оповестите. Хотя я-то думаю, что всё они узнают и без вас, и без нас. Басилея же всё про всех знает, как говорят. Чуть ли не у каждого торговца сведения покупает, чуть ли не на каждом острове осведомителей держит.

Витторио вздохнул.

— Я ж с вами по-доброму, да и вы мне, кажется, добром платили, не перечили особо, не ныли. Кто ж знал, что оборона монастыря так быстро падёт, а потом кахиры и вовсе затопить остров решат! И всё же вы справились. Я это ценю. Но идти в Басилею, считаю, неверно. И буду признателен, если вы хоть мешать с выбором направления не будете.

– – –

Застав капитана на обратном пути от гальюна, Дионисий выразил на лице некоторую смущённость, но быстро взял себя в руки, присоединившись к тому у борта. В ответ на фразу Бьянконе, элеец обратил задумчивый взгляд во тьму ночи. Лёгкая улыбка сверкала на его лице.

– Да... Признаться честно, эти воды действительно не так плохи, как я ожидал. – сказал он после недолгого молчания.

Следующие слова не стали для евнуха чем-то неожиданным. Всё же, рано или поздно он должен был узнать. Сейчас скорее выходило, что поздно. Бард оставался спокоен, и к концу тирады повернул своё обеспокоенное и слегка задумчивое лицо к Витторио.

– Позвольте спросить, Капитан. – начал он негромким голосом, смотря Белому Соколоу прямо в глаза – Почему Вы не рассматриваете Басилею в качестве оппонента Маликату? Мы неоднократно давали им отпор. В то время как Острова на такое противостояние будут собираться с большими затруднениями. Не поймите меня неправильно. Когда я понял, что Вы намереваетесь идти в Регалию, страну, раздираемую гражданской войной, я понял, что убедить Вас мне будет тяжело. Вот и начал с команды. Может, мои следующие слова могут показаться Вам немыслимыми, но я искренне верю, что в противостоянии с таким большим флотом, с силой, способной похоронить землю под водной гладью, выйти победителем мы сможем только все вместе. Объединив Старый и Новый Свет. И я не прочь плыть в Регалию, Савоцию, Роландис, да хоть в сам Палатин. Я с радостью буду выступать дипломатом на переговорах. Но мне кажется, что пока Острова будут собирать войска, Басилея должна прикрывать их, отвлекая часть огня на себя.

Он потупил взгляд, смолкнув на некоторое время.

– Вы – достойный человек, капитан Бьянконе. И Ваша команда, не смотря на сомнительные стороны вашего промысла, тоже неплохие парни. Не смотря на мои... увечья, они неплохо ко мне относятся. Басилевс ценит таких людей. – вновь повернувшись к невидному в ночи горизонту, Дионисий смотрел словно куда-то за его пределы – Только представьте: "Белый Сокол" вплывает в Солнечную Гавань, мы доносим до Императора ужасную весть. Он, яростно ненавидящий кахиров, благодарит вас золотом, серебром, может даже выделит участок земли. А после, пока флот Басилеи сдерживает армаду, Вы мчитесь в Палатин, где говорите с Великим Папой и он объявляет о новой Войне Света. На сей раз, Света Объединённого. И Белый Сокол, некогда корабль ужасного капитана... некогда человек с самых низов, стоит у его начала плечом к плечу со своей командой.

Вздохнув, элеец вернулся на корабль, к капитану.

– Мне жаль, что так случилось, и я действовал за Вашей спиной. Но, при всём моём уважении, Капитан Бьянконе, молю – правьте "Сокола" в Гелиополь.

– – –

Не смотря на всё красноречие барда, за которое ему всё же стоит отдать должное, капитан не упустил того, что Дионисий проигнорировал мягкую угрозу "пересадить зарвавшегося гостя на другой корабль". Вместо негатива — быстрый переход к позитиву (просто тонна его, аж во рту приторно стало), потом в конце мягкое сожаление по кажущемуся уже совсем мелким и незначительным проступку. Ловко!

Витторио даже хмыкнул, впечатлившись ораторскому искусству собеседника, но потом всё же покачал головой.

— Красивые картины вы рисуете в воздухе, Дионисий, вот только воздушными они от того быть не перестают. Не сочтите за грубость, но я всё же островитянин, и крупным державам доверять не привык. Басилея тоже вторгалась в королевства и республики, тоже пыталась захватить всё и вся, пусть и не топила при этом острова, разве что.

О том, что Савоция в те времена была в составе Басилеи, и там ей жилось лучше, чем под Регалией, Витторио умолчал.

— Я, конечно, не большой знаток истории, а дело давно было, но всё же... что изменилось-то? По сути, мы по-прежнему веруем в Свет по-разному, и вряд ли это изменится из-за нашествия лунопоклонников! По-прежнему же Басилея видит в островах добычу, а не равного партнёра, по-прежнему высокомерна и горда. У нас-то тут противоречий хватает, но мы хотя бы знаем, кто чего стоит, и что для ронаров, кахиров и Басилеи мы все на одно лицо.

Помолчав, Витторио грустно и хмельно вздохнул.

— Скажу по правде, падение Монтагата оставило на мне метку. Это... Это же просто в голове не укладывается. Я стараюсь об этом не думать, благо что забот чтобы отвлечься хватает. Но как начинаю, сразу кажется, будто не имеет никакого значения, куда плыть. Такая армада... К кому бы мы ни пришли, то, что нас выслушают, поверят, призовут к союзу всех вокруг, и этот союз реально соберётся — видится мне не меньшим чудом, нежели то, что сотворил тот мист из монастыря.
А если так, то не лучше ли потратить чудесный шанс на тех, кто находится в самом бедственном положении? Им тоже впору начинать верить в чудеса. Басилея же, как мне кажется, видит себя выше любых чудес. Такие люди ли, государства ли... обычно предпочитают вере и доверию контроль. Не потому ли у Басилеи всюду столько шпионов? Пусть даже рассказы о них будут лишь наполовину правдой, уверен, сведения о вторжении ваш император получит весьма скоро. В отличии от королей, которым и рассказать-то некому, ведь почти все корабли принадлежат республикам. В этом смысле, Белый Коготь, возможно, окажется единственным кораблём, что решит оповестить тех, кто по умолчанию узнает новости последними. Если уж говорить об единстве, не лучше ли подтягивать отстающих вместо того, чтобы давать фору и без того вырвавшимся вперёд?

– – –

Выслушав капитана, евнух тяжко вздохнул. Вопрос Витторио повис в воздухе, сменив на том месте картину Дионисия, что была развеяна трезвым разумом савоцианца. Элеец горько усмехнулся.

– В этом главное неудобство окружающих в ведении дел с благородными. Они преданы своим высоким идеалам. Воспринимайте это как комплимент, капитан. – глубоко вдохнув ночной морской воздух, элеец выпрямился, широко расставив руки на фальшборте – Я ещё раз прошу прощения за свои действия. – многозначительно сказал он – Если корабль пойдёт в Регалию, если Вы будете собирать людей на войну с кахирами, я буду рад, если Вы окажете мне честь, разрешив сопровождать Вас и помогать в переговорах. Всяко лучше, чем пытаться нанять другой корабль на те деньги, что мне достанутся.

– – –

Будь Витторио менее пьян и в худшем настроении, он, вероятно, нашёл бы в словах собеседника какой-то подвох. Он, конечно, был отнюдь не "в дрова" и смысл сказанного вполне себе чётко понимал, но, пожалуй, лишь главный, если вдруг там было их несколько.

— Высокие идеалы, хах! — капитан с улыбкой покачал головой, — Ещё два дня назад я бы рассмеялся самой идее идти в Регалию! Свобода, нажива и слава родной республики, вот мои идеалы, маэстро! Вот только Монтагат... проклятый Монтагат. Он-то всё и изменил. Думаю о свободе и вспоминаю маски, что носят мужчины Маликата. Думаю о наживе и никак не придумаю, где потратить добытое в мире под властью Маликата. Думаю о славе Савоции и понимаю, что Большой Совет с радостью примет чьё угодно подданство, хоть снова Регалии, хоть самого Маликата, лишь бы сохранить себе свою привычную сладкую жизнь.

Витторио хотел было сплюнуть в воду, но сдержался — ни один дож не стоил оскорбления Океана.

— В общем, Дионисий, я рад, что вы услышали меня. Такие сложные вещи, как то, куда плыть в преддверии вторжения армады кахиров, должны решать все сообща, чем мы и займёмся на ближайшей суше. Не надо настраивать матросов заранее, уж точно не сказками о золотых домах Басилеи.

И ещё немного посмеявшись, капитан с бардом вернулись в кают-компанию.

– Я поговорю с капитаном, – ответил Герхард твердо, пресекая дальнейшие возражения взмахом ладони.
Барон полагал, что предложил беженцам куда лучшие условия, чем любые на которые те могли бы рассчитывать в сложившихся обстоятельствах, и не собирался тратить на это еще больше времени.
– Мне нужно ваше решение сегодня до конца дня.