Лошадиный топот гулко отдавался в голове: легче не стало, туман распространился на всё тело, руки и ноги стали ватными и вскоре Яап потерял сознание, слишком поздно вспомнив, как Мартин едва не попал под поезд, потому что шел напрямик на лодке в своем 18 веке. Как Яап выглядел сейчас там, в своем 21-м, он так и не узнал. Равно как и о том, что вслед удаляющейся фигуре лорда долго смотрела вслед выбежавшая из домика Амелия, с револьвером, деньгами и своим скудным скарбом наперевес.
Тело Яапа увезли утром. Мартин понял, что что-то не так, когда тот на нетвердых ногах побежал в сторону сарая, а после с невероятной скоростью устремился вверх по дороге. Вскрытие показало остановку сердца. И Мартин, сраженный горем, сдался полиции сам. Суд длился долго: там, во время заседаний, горе-ученый успел познакомился и с женой Яапа и с его новорожденным сыном, о существовании которого ван дер Танг так и не узнал. Мэри собиралась обрадовать его по приезду.
Приговор был суров, но с учетом добровольного признания и предоставления всех улик смягчен до пятнадцати лет тюрьмы, откуда ученый впоследствии пропал: пользуясь тем, что никто не хватится горького одиночки Маккензи, МИ-6 взял его с потрохами, обменяв свободу на формулу чудо-сыворотки, воздействующей на мозг человека совершенно невероятным образом. Так или иначе род Маккензи в отличие от рода Мюрреев прервался безвозвратно.
Однако Мартин, как и полиция, никогда не узнали, что причиной внезапной остановки здорового сердца была не запредельная физическая нагрузка, а маленькое, но значительное решение покинуть Амелию, свою будущую жену, много раз прабабку Яапа. Именно она должна была дать начало "голландской ветви" потомства Мюрреев и быть тем самым проводником для лорда, благодаря которому он беспрепятственно, покинул бы Шотландию.
Маленький взмах крыльев бабочки, приведший к масштабным последствиям.