[FD] По ту сторону проклятья | ходы игроков | I. Kindheit am rande

  Так уж повелось, что большинство жителей Империи свято уверено, что отпрыски благородных семейств проводят свои детские годы в праздности и отдыхе, не зная ни тяжкого физического труда, ни долгих штудий, ни бессонных бдений во храмах. Наверное, это было для кого-то верно, но точно не для младших детей рыцаря фон Эберхарта. Капитан форта Торн видел в ленности великий порок, и считал, что лучшее воспитание для детей – не давать им много свободного времени, “ибо безделье есть первый шаг на пути праздности, что неизменно ведет к падению”. Достойное начинание – правда, на практике оно выходило несколько... однобоким.
  Но обо всем по порядку.
  Прежде, чем эта рассказчица перейдет к нашим героям, она хотела бы остановиться на бытие в форте, ставшем для Магнуса и Сиены родным домом. Население этого заштатного форта, где каменным был только донжон, насчитывало полсотни человек переменного состава: постоянными оставались только комендант, гарнизонный капеллан, десятники да несколько старослужащих. За исключением семьи гауптманна Родерика фон Эберхарта, гражданских в Торне не было: забота об огородах, ремонтные работы, плотничество и шитье – все ложилось на солдатские плечи. Солдаты же выполняли для детей командира роль нянек, учителей, помощников: в те моменты, по крайней мере, когда ими не занимались сам Родерик или его престарелые родители.
  В целом же место это было достаточно спокойным: в том плане, что, за исключением торговых караванов в Розфельс и обратно, да обитателей соседних мелких деревенек, посторонних здесь практически не было. Все знали всех и обо всем, все жили одним большим и более или менее дружным братством. Причина тому была проста: если мирная жизнь ключом не била, то дела воинские случались то и дело. То хаоситы из Медной крепости решат пощупать караван, то зверолюды попробуют атаковать ближайшую деревню, то гоблины распоясаются, то после очередной вспышки с севера из чащи полезут всякие диковинные твари. Случалось, что патрульные встречали и оживших мертвецов: но то для гарнизона было скорее экзотикой – чай, не в Штирланде, на границе с вампирскими землями живем.
  В таких условиях воспитание детей ожидаемо было односторонним, особенно учитывая, что сам Родерик ни эрудированностью, ни кругозором не отличался. Ему было достаточно знать, что происходит в округе, иметь общее представление о ситуации в Империи, а дальше – хоть трава не расти. Его гауптманнское дело маленькое, выше головы не прыгнешь, а умствовать пускай будут в столице.

  Но вернемся к нашим героям.
  К тому времени, когда они научились ходить и разговаривать, Родерик вплотную взялся за их учебу. Но если с Магнусом, как мальчиком, было все ясно, то с воспитанием Сиены были проблемы. Няньку брать рыцарь не желал, считая, что крестьянка ничего хорошего благородной леди не привьет, новой жены себе так и не нашел, а собственной матери до конца не доверял, считая, что та сделает девочку слишком мягкой и изнеженной, как и большинство южан. Но вот чему учить Сиену самому – рыцарь не знал, поэтому действия его были совершенно непоследовательны.
  Впрочем, обо всем по порядку.

  Эта рассказчица начнет свою историю с воспитания Магнуса, потому что именно в нем, как нигде, проявился характер отца детей. К своим шести с небольшим годам мальчик уже привык, что его утро изо дня в день стабильно начинается с рожка дежурного. Сестра от пронзительных звуков только крепче куталась в одеяло – ей не надо было никуда спешить – а вот Магнусу надо было подняться, быстро привести себя в порядок и отправиться на завтрак в общую залу. Ел он вместе с отцом, но все то же, чем питались солдаты – Родерик не делал разницы между собой и своими людьми.
  После еды начинались общие тренировки, где ребенок делал роже, что и взрослые, только с соответствующей его возрасту планкой. Потом назначенные в наряды и в патрули бойцы расходились, а с остальными гауптманн занимался матерью дисциплины – шагистикой. Обряженный в черно-белую остландскую униформу, перешитую с солдатского плеча, Магнус, или, как его нередко называли на остландский манер, Магнуш, брал маленький щит и деревянный меч, и вместе со всеми топтал плац, пел строевые песни и отрабатывал удары: отец не уставал повторять, что так делает из него мужчину и будущего рыцаря. Иногда Магнуса-Манека назначали в наряды в пару ко взрослым, и тут уж как повезет: папиного контроля не было и, если солдат оказывался понимающий и сердобольный, мальчик мог отложить на время свою “службу” и заняться играми, болтовней, прогулками и вообще всем, чему душе угодно.
  В противном случае “личное время” наступало часам к трем: все же силы детского организма были не такие, как у здоровых мужиков. В это время Манек до самого ужина или обучался азам ремесел, или занимался индивидуальными воинскими тренировками, или вместе с сестрой учился: либо у капеллана – патера Йозефа, либо у бабушки Альенор – иных образованных людей в форте не было. Сам Родерик умел читать и считать, с грехом пополам мог писать, но здраво оценивал свои умения и понимал, что лучше доверить учебу тем, кто знает лучше него.
  Об учебе эта рассказчица поведает позднее, а пока, получив представление о жизни Магнуса, перейдет к Сиене.

  В отличие от брата, из которого отец делал рыцаря, а скорее даже солдата, Сиена была маленькой принцессой. Всегда нарядная, в новом чистом платьице, благоухающая лавандовым мылом, она ходила по форту, как молодая госпожа. Шутка ли – к ней даже приставлен был свой дядька из ветеранов-отставников, которому некуда было податься, с задачей прислуживать и охранять юную леди! От девочки не требовали ни ранних подъемов, ни тяжелых занятий, ни полезных обществу дел: но и бездельничать не позволяли.
  С точки зрения Родерика, переупрямить которого никто не мог, молодая дворянка должна была быть воспитана, уметь готовить и шить, вести хозяйство и управлять им и, конечно же, молиться. Все прочее фон Эберхарт-старший почитал несущественным и даже вредным. Таким образом, обыкновенно Сиена, проснувшись и позавтракав в своих покоях, спокойно приводила себя в порядок, шла на утренний неспешный моцион, после чего отправлялась к тому или иному солдату учиться кулинарии или вышивке. И то, и другое, конечно, было самым простым и базовым – доводила до ума бытовые знания всегда бодрая бабушка Альенор.
  К обеду она получала себе внучку в безраздельное пользование – если только Родерик не решал, что пора занять патера Йозефа или заняться воспитанием самому. Талантливая, с живой и острой памятью, к своим шести с небольшим Сиена уже была полиглотом: умела разговаривать на рейкшпиле, причем как в остландском, так и в литературном варианте, весьма неплохо знала бретонский и сносно могла общаться на господарском – языке соседей-кислевитов. Знала она даже несколько самых общих фраз на катайском, аравийском и норскийском: бабушка выискивала из останавливающихся в форте караванщиков людей многознающих, и всеми правдами и неправдами принуждала их учить внучку. Но не только устная речь была доступна девочке: на рейксшпиле она уже умела быстро читать и кривехонько, но писать, и с пятого на десятое понимала кислевитские буквицы: бретонский алфавит без книг давался туго, а писать Альенор не позволяли треморящие руки.
  Овладела она и тонкостями этикета: пускай и не дворцового, но вполне уместного на приеме у любого титулованного дворянина, кроме курфюрста. Как себя вессти девочке, с кем и как общаться, когда что делать: Сиена была бы своей как среди знати Империи, так и Бретонии: если бы ее выпускали в свет из этого медвежьего угла. А так, оставалось только изредка ездить вместе с папой в огромную крепость Розфельс, и вызывать неподдельное умиление у владыки этих земель маркграфа Квинта фон Дёбрейнера и его свиты – и получать за свое обаяние подарки.

  Рассказав о том, как обыкновенно проходили дни детей фон Эберхарта, эта рассказчица поведает, чему же они, собственно, учились. Об уроках бабушки Альенор уже было коротко сказано, теперь пора остановиться на них поподробнее. Магнус и Сиена вместе учились родной речи, чистописанию, счету и, конечно же, истории. Родерик считал, что его дети должны хотя бы в общих чертах представлять, что было в прошлом, и что есть ныне, и был очень рад, что его мама вызвалась рассказывать внукам обо всем: сам капитан честно признавал, что с годами практически все забыл.
  Альенор действительно поведывала о делах минувших дней, об объединившем Империю Сигмаре и войнах с Хаосом, о Магнусе Праведном и гражданских войнах, о делах против вампиров и орочьих орд. Но куда чаще она рассказывала о Жиле ле Бретоне и Соратниках Грааля, о Двенадцати Великих Сражениях и о тех добродетелях, что вели вперед славных сынов Бретонии. Истории в прозе сменялись канцонами, когда Альенор пела о славных подвигах доблестных шевалье, не боявшихся в одиночку выходить против драконов и высших демонов, с именем Владычицы Озера на устах разгонявших сонмища зеленокожих и мертвецов...
  Сравнение, откровенно говоря, выходило не в пользу имперского рыцарства. Бабушка прямо не указывала, но... Бретонцы были храбрее, благороднее, следовали пути добродетелей отваги, милосердия, сострадания, всегда были куртуазны и готовы умереть за справедливость. А ваши... Ну, они частенько были, как папа: пили пиво и ели из одного котла с солдатами, матерились, как дорожная стража – а это, известно, худшие сквернословы Старого Света – и предпочитали личным подвигам действия малым отрядом – “копьем”, а то и орденской группой. Честь, слава, достоинство были им вторичны: тот же отец часто говорил, что результат важнее глупой выспренности и гордыни. Но разве можно было сравнить шевалье в блестящих доспехах и в яркой котте с бородатым имперцем, который вместо верхового боя сражается в пешем строю, или с крепышом в готическом доспехе, привыкшем воевать стремя к стремени с такими же, как он? Если верить Альенор, благородное сословие Бретонии было куда чище и достойнее и остландского, и общеимперского: они даже презирали магию, предпочитая верную сталь чарам, которые накладывали на оружие и доспехи риттеров выпускники имперских Колледжей. И безо всякого колдовства побеждали!

  Другие уроки грамотности давал патер Йозеф. Вернее, должен был давать – достойный священник в первую очередь был сыном церкви, а не наставником. Его уроки быстро превращались в литании ненависти и молитвы о погибели всем врагам рода людского. Патер Йозеф почитал северян – отвратными хаосопоклонниками, кислевитов – храбрыми, но полудикими и глуповатыми людьми, бретонцев – пустыми трепачами и лентяями, катайцев – трусливыми торгашами, гномов – достойными, но тугодумными, эльфов – пустыми гордецами, огров – тупицами, из которых только единицы достойны прислуживать людям. Остальные имперцы, а равно и всякие тилейцы, эсталийцы и прочие для него были мягкотелыми южанами, живыми только потому, что стоит Остланд. Все прочие заслуживали только одного: милосердной смерти от клинка.
  После фанатичных фраз истового жреца вы разучивали молитвы, получая розгами за каждую ошибку не только в словах, но и в тональности, учили жития святых подвижников и сигмароугодные места. Все это длилось до вечери, когда вы вместе со всем гарнизоном слушали очередную проповедь о погибели одних и славе других. О том, чтобы прививать детям более практические умения, патер вспоминал нечасто: но и тогда учились вы по церковным свиткам.

  Сам Родерик же, если находил время, тоже пытался учить детей. Магнуса – в первую очередь фехтованию, Сиену – счету, экономике, управлению леном. Судя по оговоркам гауптманна, раньше всем этим занималась ваша мама, а теперь папа был вынужден взвалить контроль над манором на свои плечи. Для сына такое “экономическое” знание он почитал преждевременным – зато учил проверять припасы, контролировать боезапас и не забывать о состоянии солдатских сапог: в общем, более прикладным для воинской службы делам.
  В довершение общих слов о воспитании стоит сказать пару слов о наказаниях. Магнусу за проступки нередко прилетало тяжелым отцовским ремнем: Родерик свято верил, что пожалеть ребенка – значит, испортить его. Но иногда доставалось и Сиене: сожженные блюда, загубленное шитье и невыученные или прогулянные уроки вынуждали фон Эберхарта с тяжелым вздохом воспитывать и дочку. Злобы во всем этом, естественно, не было: только искреннее желание привить детям дисциплину.

  Стоит отметить, что, хотя большую часть времени вы проводили в стенах форта, доводилось детям и покидать его: Сиене – чаще, Магнусу – пореже. Раз в месяц, а иногда чаще, Родерик объезжал свои владения, самолично собирая налог – в основном продуктами охоты и сельского хозяйства. Так как деревеньки были далече, такой поход занимал сутки, а иногда, когда от сюзерена требовались те или иные решения, и двое. Магнус в это время был предоставлен сам себе, и мог ходить среди деревенских, смотревших ему в рот, гоголем. Сиена же помогала отцу считать уплаченное, решать крестьянские споры и узнавать у деревенского альтерманна, что еще требуется для жизни. Дело это обыкновенно было скучное, долгое, но к вечеру фон Эберхарт, умаявшись, оставался на пир, и его маленькая принцесса, свободная ото всех дел, могла заниматься всем, чем душе угодно: хоть принимать ухаживания от деревенских мальчиков, хоть руководить своим “двором” из местных девочек и некоторых молодок.
  В Розфельс Родерик ездил примерно с той же частотой: получить жалование на гарнизон, новые приказы от маркграфа, и получить свежую информацию о том, что происходит на “большой земле”. Каждую такую поездку Сиена отправлялась с ним: после получения мешочка гульденов отец вел ее на рынок купить обновочки, что-нибудь сладкое и, если везло и в крепости были циркачи или ваганты, посмотреть представление. Кроме того, каждый конец седмицы Сиена ездила в крепость вместе с дядькой: по повелению маркграфа, учителя его детей давали уроки всем желающим. Там девочке рассказывали об истории – скучнее, чем бабушка, зато более импероцентрично – обучали сложению и вычитанию, помогали развивать грамотность. Ничего действительно необычного в таких уроках не было, но они помогали закреплять домашние знания. Кроме того, это была прекрасная возможность пообщаться со сверстниками и ребятами постарше.
  Магнус в крепости бывал реже, и только вместе с отцом: для него поездка в Розфельс была сродни награде. Но если уж его брали, то он тоже не оставался без подарков: при всей своей внешней строгости отец в сыне души не чаял. Буде у мальчика возникало такое желание, папа даже готов был его отпустить: хоть по стенам полазать, хоть в храм сходить, хоть посетить крепостную библиотеку. Или, например, пройтись по рынку или поиграть с местными ребятишками – праздник же! На такие поездки, стоит сказать, Родерик наряжал сына весьма достойно: мягкие сапожки, штаны с буффами, камзол с модными разрезами и пышными рукавами и, конечно, шляпу с пышным авантажным пером. С настоящим широким ножом на тяжелом поясе Магнус в такие дни действительно казался маленьким лордом.

  Так проходили их дни – рассказчица это знает. Но вы ее спросите: а были ли у детей приключения? И она ответит твердое да. И поведает о них.
  Вот, например, однажды, когда они с отцом приехали в Гривитц, от обычных забот их отвлекла история, рассказанная Ханнесом – главным заводилой всей деревенской детворы. Случилось так, что вот уже какую ночь где-то в лесу можно было наблюдать кавалькаду зеленых огней, идущих куда-то вдаль. Огоньки проходили из самой чащи куда-то дальше, и опасности, вроде бы, не несли. Взрослые о них судачили, но, пока не случилось никакой напасти, решительных действий не предпринимали. А Ханнес и его друзья, хоть и сгорали от любопытства, твердо помнили заповедь – в лес не ходить. Зато никто не мешал им попытаться подбить проверить таинственное свечение детей фон Эберхарта: пускай защитят своих подданных от загадочного и пугающего света!

  Вы спросите рассказчицу: а были ли менее опасные похождения, и она согласится и здесь.
  Она знает, что однажды в Розфельсе восьмилетний Виктор риттер фон Вельц подбил Магнуса зайти в трактир «Голова великана» - посмотреть, как отдыхают взрослые, и почувствовать себя сродни им. Как на зло, войдя, они оказались на обочине драки: несколько мужиков старательно пытались поколотить молодого гнома из торгового каравана. Что случилось, почему, зачем – вы не знали, но видели, что, кроме четверых драчунов, все прочие посетители спокойно дули пиво. Виктор, замерев от удивления на несколько секунд, улыбнулся и заговорщицки предложил присоединиться помочь научить манерам приплюснутого бородача: нечего в людской крепости драться с людьми. Впрочем, уверенности в его голосе не было, и Магнус, хоть и был младше, вполне мог его переубедить.
  В другой раз дело было в Ягерсдорфе. Как обычно, дело было связано с чужаками. Магнусу довелось услышать, как двое десятилеток, братья Юлек и Юрек – Юлиан и Георг, если полностью – задумали совершить налет на остановившийся рядом с деревней караван. Обирать собратьев-имперцев мальчики не планировали, а вот две цветастые телеги чужестранцев – Магнус по описанию понял, что это катайцы – вызывали у них живейший интерес. В одной из них ехал какой-то кукольник: он делал страшные, странные фигурки людей и животных, уверяя, что это обереги. Во второй ехал торговец какими-то магическими побрякушками: деревенские уверяли, что за добычу можно будет неплохо выручить в крепости – или оставить себе, если вещица окажется нужной. Подметив, что младший фон Эберхарт наблюдает за ними, мальчики предложили ему поучаствовать: за львиную долю трофеев, конечно же.

  А что же Сиена?
  Основной проблемой, если это можно так назвать, для девушки были ухажеры из Розфельса. Каждый раз, когда она прибывала в крепость, за ней увязывалась стайка маленьких рыцарей и не только, с твердым намерением произвести впечатление на Принцессу. Естественно, многие из них были сугубо мальчишескими: от дерганья за косицы до подношений в виде дохлых крыс и «куриных богов». Были и драки за право первым подойти к ней, и следование хвостиком, куда бы она не пошла… Мужчины умилялись, кумушки судачили, что лет через десять Сиена разобьет немало сердец и причинит Розфельсу много бед. Другие же девочки, завидуя вниманию, которое оказывали фон Эберхарт, в свой круг ее принимать отказывались, шипя каждый раз, как кошке. Потихоньку наставала пора решить, что делать с этой неподконтрольной ситуацией…
  Если недавно дети узнал о таинственных лесных огнях, то какое-то время спустя уже одна Сиена из окна «своей» башенки, где она обычно ночевала в Розфельсе, однажды увидела, как в заброшенных руинах в горах, где, по слухам, когда-то была сторожевая вышка, зажегся теплый желтый трепещущий глаз огонька. От этого света в местах необитаемых манило таким теплом, таким уютным спокойствием и близостью, что хотелось прийти к огоньку погреться. И – не зря ведь это! – буквально вчера девочка узнала от одного из своих кавалеров о лазе в одной из стен, достаточном для ребенка, но непроходимом для взрослого. Это был шанс узнать, кто зажег костер там, где никто не решался останавливаться – зло же не может так быстро подобраться, верно?

  Вы, конечно же, гадаете, как поступили дети? А было все так…

Отец любил повторять: "Безделье есть первый шаг на пути праздности, что неизменно ведет к падению”. Шутка ли, Магнус всё свободное время обожал предаваться тому, что многие и называли бездельем! Хотя сам он искренне считал иначе. Но было в обучении его немало занимательных занятий, и не занимательных, но полезных. Впрочем, о пользе сын гауптмана в свои 6 лет, конечно же, не задумывался, изыскивая любую возможность, чтобы развлечься и как-нибудь пошалить. А ещё не получить за это выволочку.

Утро изо дня в день начиналось с рожка дежурного. Магнус легко просыпался в самую рань, ибо сон его был лёгок и чуток. А когда за окном пробуждалась жизнь, солдаты бряцали оружием, а собаки лениво лаяли, мальчик не мог и помыслить о сне. И дело было не только в том, что шум мешал ему провалиться в сладостные объятия забвения, но ещё и в ощущении непонятного происхождения, что мог он пропустить что-то очень важное и интересное. Не успеть где-то, а потом горько об этом жалеть. А потому, наспех натянув шоссы и камизу, бежал по лестнице, по пути поправляя кафтан и сапоги.

За завтраком ел так же быстро, как и просыпался. Часто мальчик искал новые лица, чтобы немедленно задать множество самых разных вопросов о "большой земле". Не то, чтобы ему было действительно интересно содержание, но поговорить с новым солдатом в форте всегда было увлекательнее, чем поболтать с ветеранами, ответы которых Магнус уже научился угадывать. Да и понять, что это за человек хотелось поскорее. До того, как он получит снежком в голову или какую-нибудь когтистую животину неожиданно в объятия.

После завтрака начинались тренировки с оружием. Магнус не упивался ими, не превозносил, а относился как к необходимому, нужному. Лишь некоторые упражнения действительно нравились Магнусу. Например прыжки и уклонения от атак. А ещё бег и... патрули! Да, мальчик, после тренировок, с восторгом отправлялся в каждый патруль и в каждый наряд, в каждую "экспедицию" за укреплённые стены. Внутри он чувствовал себя запертым в клетке, ничем не лучше Сиены, которую отец посадил в башню и изо дня в день словно наказывал, не давая и глотка свежего воздуха. А там, на свободе, столько всего интересного и загадочного таилось за каждым камнем, за каждым деревом. Порой Магнус ловил лягушек и кротов, а иногда бросал камни в глухарей и куропаток, если удавалось близко подкрасться к ним. На самом деле пытался делать это он почти всегда, когда предоставлялась такая возможность, но едва ли ни каждый раз большой дядька, заросший жёсткой щетиной, одергивал мальчишку, не отпуская от себя ни на шаг. Но были и такие солдаты, кто с умилением относились к шалостям. В основном помоложе. Одним из них был Ганс, парнишка, который едва ступил во взрослую жизнь. Магнус чувствовал, что в детстве был он тем ещё озорником, и подозревал, что какая-то невинная шалость и стала причиной, по которой Ганс оказался или вернее скрылся в форте Торн. Но о подробностях не спрашивал. Этот Ганс, напротив, показал Магнусу как правильно красться, с какой стороны от дерева выстроен муравейник, как бросить камень подальше и передал много других жизненно необходимых шестилетнему мальчишке знаний! А ещё он вместе с сыном коменданта охотился на зайцев и перепелов.

Однако, все эти увлекательные приключения случались лишь изредка. Чаще всего после тренировок Магнус, под контролем отца, брал маленький щит и деревянный меч, и с бородатыми солдатами топтал плац, пел строевые песни и отрабатывал удары. Батюшка не уставал повторять, что так делает из него мужчину и будущего рыцаря. Магнус не уставал делать кислую мину и выполнял, что от него требовалось.

Тяжелее приходилось, по мнению Магнуса, только запертой в башне сестрёнке. Не удивительно, что когда у него появлялось свободное время, он наведывался к ней с самыми разными предложениями: от охоты на лягушек до очищения Тёмного Леса от злобных тварей. А когда та, по своей воле или нет, отказывалась, старался остаться хотя бы поиграть в прекрасного рыцаря (обязательно бретонского), который спасает не менее прекрасную деву от чудовища, или во Владычицу Озера, пред которой преклоняет колено рыцарь и произносит обет поиска.

Совместная учёба у бабушки Альенор давалась Магнусу нелегко. Виной тому была недостаточная усидчивость. А ещё он в кои-то веки оказывался в одном помещении с единственным сверстником в форте, который хоть и не разделял, возможно, все увлечения Магнуса, но по крайней мере думал весьма схожим образом. А потому, вместо учений об истории, чистописании и грамматике, мальчишку больше интересовала то коса Сиены, то паук на её спине. Больше этого Магнуса интересовали лишь рассказы бабушки о Жиле де Бретоне и его славном друге гиппогрифе Бикуисе, о таинственном Зелёном Рыцаре, единственном и вечном чемпионе Владычицы и хранителе священных озёр, об ужасной и прекрасной Фее Заклинательнице, которая даровала благословение леди лишь тем, кто обрёл Священный Грааль и изгнал страх из себя навеки. И когда Альенор говорила, мальчишка слушал с открытым ртом, жадно ловя каждое слово.

Уроки у патера Йозефа Магнус возненавидел. В отличие от сердобольной бабули, имперец не гнушался выдать розгами вдоль спины, чем заработал лютую ненависть сына коменданта. Магнус, противясь своей природе, степенно слушал, открывал рот и говорил, что от него ждали, повторял слова молитв и отрывки из жизни святых, двумя только о том, какую следующую козню подстроить этому бесполезному священнику. Но иногда не выдержал и то прогуливал уроки, прячась в фотре, то нарочно портил бумагу или перо.

К занятиям с отцом Магнус относился сильно лучше. О, ему даже нравилось заниматься фехтованием, а когда у отца случалось доброе расположение духа - это было весело! Наблюдать за удивлением на лице, когда пусть и детский, но верный удар не настигал Магнуса там, где он должен был стоять. Да и наказания от отца случались только за дело, а не по прихоти самодура-священника. Например, после того как Магнус, наслушавшись Ганса в патруле, предложил устроить в форте бор-дель. Узнал он о том, что это такое на самом деле, уже после крепкой порки.

Нет ничего удивительного в том, что выезды с отцом в деревни вызывали у Магнуса неудержимый восторг. Всю дорогу он с открытым ртом смотрел по сторонам и мучил вопросами солдат. А по приезде, оказавшись среди ребятни, тот час пытался организовать их на увлекательные игрища, забавы и разные шалости. И конечно, стоило ему в Гривитце услышать о таинственных зелёных огоньках в лесу, Магнус тот час развёл бурную деятельность. Первым делом он объявил, что как защитник этих земель, организовывает экспедицию в лес к зелёным огонькам и призывает своих "верноподданных" выступить ополчением. Себя он назначил командиром, Ханнеса - старшиной ополчения. Еще несколько ребят рыцарями. Владычицей озера - дамзель Сиену, её верным защитником и хранителем - Ганса (по плану его нужно было неожиданно вывалять в траве, иначе какой из него зелёный рыцарь). Магнус долго думал, стоит ли посвящать солдата в план, потому что он мог рассказать обо всём взрослым, но соблазн отыграться за бордель был слишком велик. Да и ополченцы уже получили свои команды. Поэтому Ганса, если он окажется свободен, Магнус решил посвятить в самый последний момент, не вдаваясь особо в детали до времени.

В Ягерсдорфе случалась ещё одна увлекательная история. Юлек и Юрек предложили утащить что-нибудь чрезвычайно интересное из пары ярких разноцветных телег, и Магнус тот час согласился. Сначала он хотел забраться в фургон кукольника, выбрать что-нибудь для Сиены и подарить. Почему-то последний дар в виде дохлой птицы, добытой на "охоте", пришёлся ей не по душе. Но потом Магнус вспомнил последнюю трепку от отца, и решил поискать что-нибудь менее заметное. Маленькое. Такое должно было оказаться в фургоне торговца магическими предметами, так он себе это представлял. И потому, договорившись на львиную долю трофеев и право первого выбора, Магнус легко согласился и с азартом ждал грядущего приключения.

Те дни, когда отец брал Магнуса с Сиеной в Розфельс, случались самые что ни на есть разные. Мальчик часто терялся в большом городе, не зная как себя вести и что делать. А потому, предпочитал молчать и держаться поближе к сестрёнке, волчонком зыркая на слишком настырных поклонников. Или ходить по рынку и выбирать подарки. (Рядом со взрослыми он чувствовал себя увереннее в большом городе) Ни шляпа с дивным пером, ни кафтаны, ни сапоги не вызывали у Магнуса такого интереса, как лавки с оружием. И более всего - арбалеты разных конструкций и пистоли. Лёгкие, небольшие - именно то, что нужно маленькому мальчику. Вот прямо здесь и сейчас! Не удивительно, что юный Магнус начал выпрашивать у отца новенькую игрушку. Он даже несколько раз сходил в би-бли-о-те-ку, потому что слышал от одного из торговцев, что в ней хранились книги с общим описанием каких-то то ли камнеметов, то ли ружей. Случалось Магнус оказывался один в Розфельсе, и тогда частенько попадал в переделки. То карета неожиданно выскочит из-за угла, то из окна выбросят мусор рядом, то постучит не в те двери, а то и драки какие случатся, как тогда, в трактире.

Едва ступив в увеселительное заведение, Магнус пытался понять как вообще дал себя уговорить Виктору. Он уже знал и что такое трактир, и постоялый двор и другие места для развлечений. А когда приятель начал подбивать добавить тумаков гному, Магнус посмотрел удивлённо на Виктора и выдал по-детски прямой вопрос:

- А зачем? По-твоему это интересно?

  Сиена рано осознала своё особенное положение в форте и научилась им пользоваться. По крайней мере, ей так казалось. С одной стороны, с неё спрашивали немногим меньшим, чем с брата. Это только на первый взгляд кажется, что ранний подъём, строгая дисциплина и изнуряющие тренировки не сопоставимы с ежедневной рутиной маленькой леди. Пускай Сиена и могла задержаться в постели на час подольше, после она неизбежно возвращалась к неизменному укладу. Сперва-наперво ей было необходимо привести себя в порядок. И если Магнус должен был собираться быстро, то Сиена – кропотливо. Длинные волосы следовало не просто расчесать, а сложить в аккуратную причёску, подколотую множеством заколок, чтобы она выглядела прилично в течение всего дня. Платье необходимо держать не только чистым, но и выглаженным. Даже маленькое пятнышко не на самом заметном месте являлось поводом сменить наряд. И хорошо, если Сиене удавалось увидеть грязь на одежде раньше остальных, потому что тогда она могла по-быстрому и тихо привести себя в порядок, не получив ни нагоняя, ни выговора. Правда, самостоятельно застирывать одежду она научилась не сразу: в первую попытку Сиена превратила крохотное пятнышко в один большой ужасный развод, что стремительно расползся по всему переднику, а после его стало невозможно вывести и платье пришлось перешивать. Отдельное внимание стоило уделять обуви, которую следовало также держать в чистоте, и не лениться с вечера мыть маленькие каблучки вместо того чтобы надеяться, что с утра грязь сама засохнет и отвалится. Но и на этом заботы не заканчивались, потому что за своим внешним видом надо было следить весь день, как и за поведением. Осанка обязательно прямая, сутулиться нельзя, плечи расправь, подбородок держи выше, взгляд тоже, но при этом смотри под ноги, куда идёшь, и колени разгибай. За речью следи, говори не спеша, слова не проглатывай, голос не повышай. За любое дело берись не торопясь и добросовестно – это то, что особенно уяснила Сиена, ведь цена ошибки могла оказаться несоразмерно высокой. К примеру, вот на кухне выронила из рук горшок с похлёбкой – получила наказание сама, досталось солдату, что не уследил за тобой, теперь ещё и убираться, и заново, начиная с помывки и нарезки овощей, готовить, а вечером, вдобавок, и одежду стирать. Испорченная работа, будь то блюдо, шитьё или пропись, всегда отнимали больше времени и сил на переделку и устранение последствий, чем если бы с самого начала делать всё дольше, но качественнее.

  С другой стороны, при соблюдении целого вороха правил, у Сиены оставалась возможность провести день именно так, как она хотела. Стоило всего лишь угодить отцу или бабушке, украсив платье любимым цветком Родерика, напоминающим ему о жене, или воодушевлённо зачесть Альеноре наизусть заученный отрывок про доблестных и храбрых бретонских рыцарей, и вот уже вместо дежурного скучного урока шитья или грамотности Сиена могла попросить внеочередной урок этикета. Разве что, к сожалению, это не работало с ненавистными уроками патера Йозефа. И, пожалуй, этикет был одним из любимых, если не самым любимым, предметов девочки. Всё дело было во внимании, которое она легко получала, демонстрируя отточенные навыки. А Сиене очень нравилось быть в центре внимания, если речь, конечно же, о похвале, а не о ругани. За аккуратные стежки или вкусную кашу тоже можно было получить приятные слова одобрения, но это требовало куда более значительных затрат. А ещё Магнус так искренне радовался, когда Сиене удавалось достоверно сыграть роль благородной леди, спасённой им, бретонским рыцарем! Внимание брата девочка особенно ценила наравне с отцовским и бабушкиным. Правда, порой Сиене хотелось чего-то большего. Она с тоской смотрела в окно, за которым муштровали солдаты, и представляла грандиозное масштабное сражение, навеянное рассказами бабушки, в котором она – Сиена – дралась наравне с рыцарями в первых рядах. А, может даже, и совсем одна, без армии, или только с Магнусом, выступала против гигантского страшного чудища. В общем, когда кто-то сражается с твоим именем на устах – это приятно, но быть главной героиней истории – определённо лучше. Но всё это оставалось детскими мечтами. На деле же Сиена, почти как взрослая, практичнее подходила к своему будущему. Осознавая, что отец ждёт, что она возьмёт на себя заботы, ранее лежавшие на плечах матери, а не будет беспечно бегать вместе с Магнусом по болотам, охотясь на лягушек, Сиена послушно грызла гранит экономических наук, с трудом пробираясь через нагромождение чисел. Поначалу было очень скучно и сложно, к тому же Сиена с ужасом представляла, что когда она вырастет – это станет её основными обязанностями сначала в форте Торн, а потом и во владениях будущего мужа. Но позже старания начали давать результат: улыбка на лице отца появлялась чаще в моменты, когда он понимал, что дочери можно доверить какой-нибудь счёт и она его не подведёт, сняв с отцовских плеч одно из многих бремён.

  Но не только улыбками и комплиментами близких довольствовалась Сиена. Поездки в Розфельс были для девочки маленьким праздником, ведь там она могла вовсю насладиться восторженным вниманием местных мальчишек. Поначалу Сиена, в силу детской непосредственности и наивности, пыталась угодить ухажёрам, боясь потерять их расположение. Она использовала все полученные дома уроки, чтобы произвести как можно более сильное впечатление. Кроме демонстрации изящных манер, она притворно обижалась, когда кто-то дёргал её за хвостик, тем самым испортив причёску, которую она громоздила на голове целый час только ради того, чтобы та привлекла к себе внимание. Или изображала испуг и отвращение, громко вскрикнув и убежав от протянутой дохлой крысы в подарок. Но со временем Сиене начало это всё потихоньку надоедать. Неужели они в самом деле думали, что она, живя вместе с Магнусом, испугается мёртвого грызуна?! Да никто из них даже в подмётки не годился её брату по придумыванию действительно стоящих подарков или игр! Тогда Сиена переключила своё внимание с мальчишек на девчонок. В крепости у неё не было подружек, да и из друзей – только брат, поэтому она не знала, ни как себя вести с ними, ни что вообще делать. До этого Сиена считала, что раз девчонки бросают на неё завистливые взгляды, то она всё делает правильно. А теперь ей стало то ли просто любопытно, то ли она поставила перед собой вызов добиться расположения тех, кому она не нравилась. Самоуверенно решив, что мальчишки снова начнут ходить за ней хвостиком, стоит только поманить, Сиена приступила к реализации своего амбициозного плана. Первая попытка взять с наскока очевидно провалилась: Сиена просто подошла к группе девочек и напрямую предложила поиграть им в её фрейлейн. Ей рассмеялись в лицо, но Сиена не сдалась. В следующий раз она привлекла Магнуса, пообещав, что обязательно будет интересно. Ему всего лишь надо быть галантным рыцарем для каждой маленькой благородной дамы одновременно. Ещё Сиена пыталась подкупить подружек подарками и комплиментами, пока не поняла, что всё гораздо проще – ей просто нужно перестать общаться с мальчишками, по крайней мере у всех на виду, чтобы девочки приняли её как свою. Наверное, это было немного не то, чего она ожидала, но Сиена приняла правила игры. Уж очень ей хотелось посмотреть, что же из этого выйдет.

  На первый взгляд Сиене было трудно приписать в главные качества любопытство, особенно в сравнении с братом. Скорее она была любопытна «в меру» или немногим больше, что присуще почти всем детям, ещё только познающим мир. Но иногда именно любопытство брало вверх над благоразумием. Именно это и произошло в ночь, когда Сиена увидела загадочный огонёк костра. Конечно, он был не таким уж загадочным, если вспомнить историю с зелёными огоньками, путешествующими по лесу сами по себе. Всего лишь костёр, но где! В заброшенных руинах, в месте, где до этого Сиена не наблюдала никаких признаков жизни. Девочка жадно припала к окошку, чтобы получше разглядеть, кто же этот смельчак, что развёл огонь в таком мрачном месте? Но, увы, как она ни старалась, ничего больше увидеть не смогла. Ей стоило пойти к отцу и рассказать об увиденном, но Сиена медлила. Дело было в тайном лазе, о котором она узнала. Ну, не совсем. Девочка не хотела зазря волновать отца посреди ночи. Ему же немедленно придётся заняться этим делом, а вдруг это всё окажется каким-нибудь пустяком, просто случайным путником, забредшим не туда по незнанию. Она же могла сначала быстренько и осторожно проверить, кто на самом деле зажёг костёр, а уже потом пойти к отцу. Именно из-за того, что Сиена хотела провернуть всё быстро и незаметно, она решила идти одна, без Магнуса. Стоило только вспомнить, какое грандиозное и шумное представление Магнус сделал из прошлой «разведывательной миссии», как причины подобного поведения становились понятны. Она же собиралась только взглянуть поближе и всё! По крайней мере, Сиена именно так оправдывала своё решение.

***Огни Гривитца, лето 2490 И.К., часть I***

  Первый самостоятельный поход в жизни детей фон Эберхарда, скажем так, не задался. Добрая половина «верноподданных» по благовидному предлогу от службы в «ополчении» уклонилась, а из оставшихся каждый третий, если не каждый второй, согласился по инерции. Как и все селяне, гривитчане боялись всего мистического, и приманивать к своей деревне проклятье никто не хотел. Вся надежда была на Ганса, но и тот подвел – рассказал, что с зелеными огнями ходит только нечисть, а против нее простому доброму сигмариту, пускай не особо грешному, но и не особо набожному, просто так не совладать. Да и, раз огней так много, там этих тварей – тьма, и лезть к ним себе дороже. Да и «просто посмотреть» - тож: нюх у нечисти ого-го какой, захарчат и не поморщатся. В общем, не смотря на всю свою лихость, подкачал солдат, слабину дал.
  А вот Магнус и Сиена – нет. Итак…

  На первых же пятнадцати минутах крадущегося шага по лесу вся ваша свита истаяла, как жир на сковороде. Поначалу «ополченцы» то на живот, которых прихватило, жаловались, то вспоминали о чем-то не сделанном дома, а потом уже просто молча убегали. Бредешь ты себе в впотьмах, прищуренными глазами во тьму вглядываешься, чуть ли не ушами стрижешь в попытке услышать опасность прежде, чем она вцепится зубами в ногу, как вдруг откуда-то за спиной, где тяжело дышит толи Ханнес, толи Кароль, толи еще какой Петер, слышится после короткого замирания топот удаляющихся к деревне ног. Слабаки!
  В общем, в итоге остались вы вдвоем. А что вы думали? Подвиги – удел рыцарей, а никак не простолюдинов.

  А тут как раз вдалеке и огни показались, медленно бредущие из ниоткуда в никуда. Помешкали вы какое-то время, пошушукались, но решили подобраться поближе: чай, Маркус худо-бедно, а в лесу ориентировался. Вышли вы не к началу цепочки, а где-то посередь. В лещинник забились, стараясь не шуршать листвой, коленки да подол извазюкали в грязи, но зато остались незамеченными. Пригляделись к огням – и, наверное, обомлели. Прется по ночному лесу, по тропе, явно недавно протоптанной, сонмище мертвяков. Ногами шаркает, глазницами пустыми в никуда смотрит, и движется так ритмично и уверенно – куда до них солдатам! А у некоторых костяков черепа зеленым светятся из глаз, как факелы самоходные – это свечение вы и видели. А в неровном свете заметно, что большинство мертвяков давно бело от времени, плоти совершенно не имеет, да и сами – вовсе не людские. Вы – детки образованные, даже в скелетах признали орков и гоблинов, зверолюдов всех мастей, и вовсе каких-то исковерканных непотребств. А промеж них углядели несколько фигур в черных плащах с капюшонами – кто такие, доподлинно не понять, но держатся меж трупаков, и идут вместе с ними, хотя и не так монотонно.
  Паршиво – мертвяков этих на гарнизон форта Торн явно больше даже, чем пять к одному. Одна отрада – идут они куда-то в глубь леса по направлению в сторону и от форта, и от деревень вашего отца, так что вряд ли представляют собой прямую угрозу. Хотя чем демоны не шутят? Может, и опасность это, а вы, как заправские следопыты, ее разглядели и донесете папе, что на него идут враги, как это пишут в книжках, «людно и оружно».

  Тем временем показался хвост колонны. В отличие от остальных, здесь мертвяки скорее напоминали по порядку стадо овец – брели кто куда, двигались дергано, как марионетки, иногда даже упасть пытались. Не дать не взять, как пьяницы из трактира, пропившие не только одежу, но и мясо! Было их немного, десятка полтора – точно сосчитать тяжело было, потому что некоторые то скрывались за деревьями, то выходили из-за них, то останавливались в ступоре, то быстрее шуровали костьми ног. А за ними показалась и черная балахонистая фигура, донельзя суетливая и махающая руками, что твоя мельница. Один из скелетов – бывший зверолюд с маленькими, как у козы, рожками, уверенно почесал к вам в орешник – и вы замерли, припомнив, наверно, как стращал Ганс. Но пронесло – «черный» подскочил зайцем к мертвяку, руками замахал, промолвил что-то на незнакомом языке, от которого у Маркуса на языке появился неприятный привкус, словно он сжевал целиком гнилую репу, а у Сиены к тому же еще донельзя разболелся затылок так, что хоть волком вой.
  Скелет развернулся и послушно потопал за остальными, а его командир тяжело, совсем по-человечьи вздохнул и… откинул капюшон, вытирая со лба испарину. Вы увидели обыкновенного крестьянского паренька лет четырнадцати, рябого и лупоглазого, с самой простецкой физией. Он утер пот, выругался себе под нос – вполне на рейксшпиле на сей раз, так что все было понятно, и облокотился на посох, переводя дух: видать, управление мертвяками было делом нелегким.
  А что сделали вы?

*** Золото далекого света, поздняя осень 2490 И.К., часть I***

  Понимая, что путь предстоит неблизкий и нелегкий, ты оделась в костюмчик для верховой езды, взяла с собой кинжальчик – в горах опасно! – и веревку – в горы всегда идут с веревками! Идти тихо по Розфельсу, прячась от патрульных и не попадаясь в свет факелов, оказалось проще простого: ты скользила, словно тень, и никто не видел и не слышал. Кавалер не обманул – лаз оказался ровно там, где обещано. Это была дыра в основании стены – толи от бывшего водотока, толи еще для чего-то. Чтобы пересечь ее, пришлось чуть ли не лечь на живот, и испытать десяток секунд ощущения, что над тобой – каменная твердь, которая способна тебя, маленькую, раздавить и не заметить.
  Но вскоре все было кончено: ты оказалась за пределами крепости, не пойманная и не заметная! Одна! Полностью самостоятельная! Готовая узнать то, чего никто не знает! Это вам не ватажку ополченцев собирать – все гораздо серьезнее, и отваги нужно поболе!
  Где-то через час ты, наверное, пожалела о своем решении. Упрямо идти все выше и выше по камням, так и норовящим выскользнуть из-под ног – удовольствие ниже среднего. К тому же один из камней тебя чуть не укусил: отрастил пасть, лязгнул острыми краями – хорошо, ты вовремя одернула ногу. Вот она, скверна Хаоса, как есть – даже природа, и та меняется во что-то опасное и отвратное. А еще на одном из подъемов ветер донес до тебя обрывки каких-то далеких песнопений, от которых снова, как тогда, в лесу, начала болеть голова и мутиться в глазах. Чем-то ощущение было похоже, но при этом было другим – ты пока не могла сформулировать разницу, но чувствовала ее. Слава Сигмару, ветер переменился, и все прошло, как не бывало.

  А теплый огонек был все ближе. Часа через три ты, усталая и взмокшая, облокотилась на гладкую каменную кладку стены, примыкающей к башне. Наверное, когда-то она была высокой, но время не пощадило даже камни – через стену теперь мог перелезть и ребенок. Пока ты переводила дух, заметила, как гладко сложены остатки фундамента укрепления: камешек к камешку, зазоры между блоками такие, что лист бумаги не просунешь. Повыше, где-то на уровне твоей груди, кладка менялась – и каменюки были не обработаны, и раствора между ними было немало: видать, кто-то на старой основе пытался возвести новое здание, которое все равно со временем стало вот такими печальными руинами.
  Сама башня тоже полностью не уцелела: там, где начинался третий этаж, она была обломана, как от удара гиганта, и, кажется, даже оплавлена – в лунном свете было плоховато видно. И тут тоже – первые два этажа сложены таинственными мастерами, а выше, это даже с твоего места видно, все сделано простенько, словно или на скорую руку, или кем-то совсем бесталанным в архитектуре.

  Перебравшись через стену, ты задрала голову вверх, смотря на светлое окошко. Никакого зла или отвращения, как чуть раньше, ты здесь не чувствовала: руины и руины. Не было слышно и не звука: кто бы там ни был или ни были, они предпочитали молчать. Залезть по обломкам осыпающейся стены поближе к окну было выше твоих сил - вот брат смог бы, а ты все же была маленькой принцессой. Оставалось только действовать напролом: окно-то выходило в сторону крепости, и ни на какой уступ забраться посмотреть не вышло бы.
  Дверь первого этажа, толщиной в руку взрослого мужчины, была приоткрыта и висела на одной петле. Наверное, будь она полегче, кладбищенского скрипа не избежать, но тяжесть позволяла ей оставаться неподвижной, лишь чудом не падая. Присмотревшись во тьму и прислушавшись, ты вошла внутрь. Дав глазам привыкнуть к еще меньшему количеству света, ты худо-бедно огляделась. Здесь, считай, было пусто - какие-то доски, какие-то брусья, едва различимые в лунном свете из дверной щели и единственного узкого окошка под самым потолком, и рассеянных слабых отблесках огня где-то на втором этаже.
  Заметив приставную лестницу, ты начала подбираться к ней. И – вот досада! – под подошву попало что-то непонятное, хрустнувшее под твоим весом, как показалось, с оглушительным грохотом. Ты припала к земле в испуге, но ровное потрескивание дерева в костре ничто не нарушало: все также руинами правила тишь. Ты пригляделась, потрогала помеху – ей оказался всего лишь глиняный черепок. Выдохнув, ты с утроенной осторожностью начала подъем.

  Высунув носик над краем люка, ты огляделась. Здесь было светлее, но это не сильно помогало: помещение от подъема было огорожено плотной ширмой. Проблема – но и подмога: за ней тебя точно не увидят! Задержав дыхание, ты вылезла и, крадучись, выглянула из-за края. В старинном даже на вид камине весело трещали дрова, у стены был прислонен длинный меч, а чуть дальше виднелся край широкого толи спальника, толи топчана. Больше ты не успела увидеть ничего, потому что плечо сжала чья-то тяжелая рука. Короткая вспышка боли, и неизвестный – ты могла поклясться, что рядом никого не могло быть! – толкнул тебя к свету.
  Кубарем прокатившись по полу, ты ударилась в стену. От удара выбило весь дух, и ты, пытаясь отдышаться, сначала услышала занявшего башню, чем увидела. Возможно, ты ожидала рыка северянина или грубый голос бандита, но вряд ли могла предположить, что прозвучит приятное переливчатое сопрано:
  - Человек? Ребенок? Девочка!

  Ты подняла глаза, и увидела перед собой бледнокожую молодую женщину с точеными острыми чертами лица и темными глазами. Черные волосы ее прикрывала белая меховая шапка-горлатка с тонким острым пером по центру – верный кислевитский признак. Не менее кислевитской была и одежда – темно-зеленый доломан с серебристыми «разговорами» и белой опушкой манжетов. Присев рядом с тобой на колени, незнакомка осторожно коснулась твоей щеки затянутыми в кожаную перчатку пальцами и поинтересовалась строго и одновременно участливо:
  - Извини, малышка. Ты кто такая, и что здесь забыла?
  Кажется, твое появление заставило кислевитку задуматься: вид у нее был больно неуверенный, словно она не знала, что с тобой делать. Даже губы поджала в задумчивости, словно сомневалась, стоит ли с тобой цацкаться, или лучше сразу наказать. Ты поняла, что ходишь по грани – одна ошибка, и мягкость сменится сталью, от которой тебе не поздоровится.

Ничего удивительного в том, что ополчение струхнуло, не было. Магнус и раньше, с подачи бабули Альенор, был невысокого мнения о деревенских жителях, а когда верноподданные один за другим пропадать начали да отказываться, юный на четверть рыцаренок лишь презрительно кривил лицо да утверждался в мысли, что чернь она и на дереве - чернь. И толку с них - лишь вой слушать да стенания. Да взять раз в срок припасы. Вот и всё "богатство". А по что учить всякое, экономики там и другие, - это всё пустое. Деревенским нужна крепкая рука, вот и вся наука.

Но рука у Магнуса была так себе. Приложить палкой он мог, мог и как следует попасть куда нужно. Мог и камнем запустить по темечку. Но всё одно - целое ополчение воспитывать не с руки: долго и муторно. Сам скорее устанешь, чем воспитаешь. А потому, когда последний ополченец запропастился невесть знает куда, Магнус приобнял сестрёнку, прижал к себе да прошипел в сердцах:

- Вот тебе и "верноподданные", Сиена. Смотри и запоминай. Нельзя на них полагаться. Так и говори на экономийке своей: палками их надо, палками. Тогда и припасы будут, и урожай.

А уж как огни впереди проглянулись ясно - так не до разговоров стало. Пригнулся Магнус, травы на себя нацепил. Помедлил чуть, любуясь платьицем сестрёнки, но всё же решился и засунул несколько веток за пояс и к плечам приторочил, чтоб ткань хоть немного листья прикрывали. Больно уж нарядное оно было, платьице. А затем, крадучись, приблизились к огонькам и обомлели. Схватил Магнус Сиену, чтоб не упала да шуму не навела, но вроде всё обошлось. Отпустил, как стоять твёрдо стала. Сам же Магнус ногами дрожал. Может и упал бы, если б Сиены рядом не было. Дело ли, от вида шаркающих мертвяков на земь рухнуть при даме! А боязно всё равно было. Они ведь только в сказках бабушки не страшные, когда рыцарь бретонский на них несётся во весь опор. А тут нет ни рыцарей, ни волшебников, ни даже ополчения деревенского. Кому же защитить благородную деву от нечистой силы? Так и стоял Магнус, бодрился, пытаясь страх унять. А все равно боязно было, жутковато.

Тем временем неупокоенные брели себе и вроде бы не замечали детей. Ноги Магнуса стали твёрже, мысли в голове прояснились, а тут уж и конец колонны. А там - чёрная фигура в балахоне. Погонщик неупокоенных. Идёт себе как ни в чем не бывало, а потом как замахал руками, как залепетал заклятья отвратные, так и захотелось Магнусу чёрного этого поскорее в костёр засунуть. Мерзонький он был, противный. Но костра рядом не сыскать. Только палка на глаза попалась. Как раз такая, что надо. Какую Магнус представлял, когда Сиене про экономийку рассказывал. Посмотрел он на испарину чёрного, на палку ещё раз. Прикинул, что приложить то он может куда надо. Да вот хватит ли силы, чтоб такого хоть и худосочного, но всё же, для шестилетнего Магнуса - здоровяка, уложить, и не нашёлся с ответом. Может и хватило бы, а может и нет. А от того взглянул на сестрёнку кисло, да помотал головой. А как отошёл юноша - шепнул на ухо Сиене тихонько:

- Пойдем, проследим за ними.

  Волна эйфории, захлестнувшая Сиену после дерзкого и удачного побега из комнаты, быстро сошла на нет. Вскоре ко всем прочим сожалением о принятом решении – отправиться в горы – Сиена добавила ещё одно: зря она пошла одна, без Магнуса. Чем дальше она уходила в лес, тем острее чувствовала нехватку брата рядом. Девочка подбадривала себя, представляя, как бы Магнус, смело размахивая палкой, атаковал каменную пасть, что посмела напасть на невинную красавицу! Потому что палками надо бить именно всякую нечисть, а не своих поданных. Слова брата на этот счёт Сиена будет ещё не раз припоминать при каждом удобном случае, в попытках поменять его взгляд на мир. Но особенно страшно, до дрожи в коленках, стало, когда Сиену внезапно навестило знакомое помутнение: сразу вспомнились те жуткие мертвяки со светящимися зелёными глазами. И отчего-то ещё вспомнился тот нелепый паренёк, командующий костями, но при этом выглядящий совсем неопасно. Наверное, подобными чудны́ми моментами Сиена подсознательно защищалась, убеждая себя, что всё будет хорошо. Впрочем, надолго бы девочку вряд ли хватило, но ветер переменился и унёс раздражающую головную боль, а вместе с ней и все плохие предчувствия.
  Вновь приободрённая, Сиена продолжала упорно двигаться к цели, к такому манящему и такому далёкому огоньку. И каждый раз, когда её навещала мысль повернуть назад, она оглядывалась, словно сомневалась, и уверенно повторяла себе, что тогда во всём этом походе не будет никакого смысла. Так Сиена дошла до конца, до руин башни. О том, что путь обратно будет не менее трудным, девочка пока не думала. Она же только-только добралась и впереди самое интересное – заслуженное вознаграждение! Конечно, не сокровищ искала Сиена, а ответ на вопрос, кто или что разжёг пламя в ночи. Поначалу казалось, что удача сопутствует храброй девочке. Пускай она не могла забраться по обломкам и подсмотреть в оконце, путь через дверь оказался не менее надёжным. Ощущая себя крадущимся маленьким хищником – скорее кошкой, охотящейся на мышку, чем кем-то более серьёзным – Сиена осторожно продвигалась вперёд. Но то ли Сиена переусердствовала с концентрацией, что, наоборот, потеряла её, то ли всё же тот оглушительный черепок выдал её минутой ранее, но из кошки она а мгновенье ока превратилась в мышку. Первый приступ боли затмило удивление, потом – обида, а затем и вовсе страх. И всё это сменяло друг друга за считанные секунды, пока Сиена только-только приходила в себя после мощного толчка. От того сильнее оказался диссонанс, когда она услышала женский, а не мужской голос.
  — Я… Я прост-то посм-мотреть хот-тела, – выдавила из себя Сиена. Против воли она содрогалась, вот-вот готовая разреветься в полную силу. Глаза застилала пелена слëз, не сползающих ещё по щекам лишь каким-то чудом. Возможно, так сказался на ней, неподготовленной маленькой девочке, тяжёлый и долгий путь. Сиена устала. И страх, почувствовав слабость, тут же подчинил её себе. Страшнее всего было, что она больше не увидит отца, брата и бабушку. И что они её не увидят и будут по ней очень сильно тосковать. От этих мыслей, пришедших к Сиене слишком поздно, становилось ещё невыносимее. Сил не было, чтобы даже дëрнуться от протянувшейся к ней руки незнакомки. Прикосновению удалось вернуть Сиене толику храбрости. Поняв, что перед ней всего лишь человек – женщина – девочка хлюпнула носом и продолжила, чутка осмелев.
  — Здесь никто не живёт и не ходит просто так. Это очень странно! – призналась Сиена.

***Огни Гривитца, лето 2490 И.К., часть II***

  Сигмар, как известно, благоволит отважным – но не безрассудным. Нападать на некроманта, пускай и подростка, точно было неразумным, а вот следовать за ним – это уже спорный вопрос. Как бы то ни было, вы решились проследить за черным магом, понимая, что последствия могут быть самыми ужасными. Однако ж вам повезло: ни скелеты, ни их погонщики совершенно не обратили на вас никакого внимания, хотя Сиене пробираться по буеракам было нелегко, и хруст веток и лесного ковра под ногами казался оглушительным и выдавал вас за милю.
  Вскоре лес поредел, и прятаться стало еще сложнее. Вряд ли бы вы, конечно, потеряли такую прорву мертвяков, по могли серьезно отстать и, нагоняя, не заметить новой угрозы. К счастью, вскоре покойники достигли своей цели – огроменной ямины посередь леса, и стоящих на ее краю замшелых руин, освещенных чуждым призрачным зеленым светом, стойко наводящим ассоциации с гибельнымии для всего жилого болотами. Повинуясь магии, мертвяки узкой колонной один за другим начали спускаться вниз – белкой взлетевший на соседнее дерево Магнус убедился, что на дне кратера застыло недвижными статуями целое полчище таких уродцев. Сами же некроманты, загнав свое «стадо» в загон, один за другим скрылись в развалинах, таких древних и заросших, что, наверное, даже нульнский историк затруднился бы с их идентификацией.
  Вы оказались в безопасности – относительной, но все же.

  Внимание ваше привлекли темные вытянутые силуэты на самом краю ямины. Чтобы понять, что это такое, вы подобрались ближе – и к ужасу своему убедились, что перед вами новые мертвецы. Вот только, в отличие от спустившихся вниз, эти были совсем свежими, даже тошнотворно-приторный запах почти не ощущался. Зато хватало вони застарелой грязи и фекалий, что и не удивительно: во-первых, за ними никто не следил, во-вторых, большинство из них было самыми натуральными зверолюдами, которые и в живом обличье не отличались приятными ароматами.
  Некоторые из жертв черных магов были посажены на кол – преотвратное зрелище! – но большинство стояло, привязанными к столбам. Зачем это было нужно некромантам, вы могли только догадываться, но с высокой вероятностью можно было предположить, что «козлики» еще недавно были живыми. И не только они – среди поросших густой шерстью рогатых тварей то тут, то там встречались вполне обычные, по крайней мере с виду, люди. Склоненные головы, упавшие на лицо грязные волосы, заломленные за спину руки – трагичное и страшное в своей банальной жестокости зрелище.

  Возможно, на этом вы и собирались покинуть страшную «ограду», но тут услышали глухой, булькающий, клокочущий стон, наполненный самым натуральным страданием. Один из черных неподалеку, который вы сочли за мертвеца, дернулся, рванулся, и снова протяжно застонал – изломанная черная тень на фоне черного леса, гротескная и перекореженная, страшная. На движение ли, просто ли по воле случая, но несколько «болотных» огней, освещающих стан мертвецов, медленно поплыли мимо привязанных к столбам и вздернутых на колья жертв. Вы смогли получше рассмотреть и пустые глазницы, выклеванные птицами, и распахнутые в бессилии рты, и пасти страшных разверзтых ран – неподвижных жертв явно пытали перед смертью. Или, может быть, после? Смогли вы получше рассмотреть и выжившего.
  Даже связанный и ослабевший, он производил монументальное впечатление: почти семи футов ростом, он весил никак не меньше двух с половиной сотен фунтов, а испещренные узорами мускулы его вы с трудом могли бы охватить двумя руками. Лицо его скрывалось за гривой нечесанных рыжих волос, ниспадающих до середины груди, из-под которых виднелась только косматая борода. Мужчина тяжело дышал, и грудь его вздымалась подобно кузнечным мехам, всхрипывая на выдохе, словно была с дырищей. Из одежды на нем были только кожаные штаны непонятного цвета, так что понять по одежде, кто перед вами, не представлялось возможным.
  Ему явно была нужна помощь – вот только нужно ли это было вам?

***Золото далекого света, поздняя осень 2490 И.К., часть II***

  - Храбрая какая, - в тоне поглаживающей тебя по щеке, словно котенка какого, женщины сквозила насмешка. – Разве ты не знала, что маленьким девочкам запрещено покидать свою маленькую спаленку, когда заходит солнце, и уж тем более запрещено ходить туда, где «никто не живет и не ходит просто так». Разве тебе не говорили, что злые волки и демоны могут таких малышек, - незнакомка наклонилась к самому твоему уху, согрев его теплым дыханием и обдав тебя приятным тонким запахом лаванды, - съесть!
  У нее получилось достаточно убедительно щелкнуть зубами над самым твоим ухом прежде, чем отстраниться и продолжить уже холоднее:
  - Вот только чему точно не учили – или ты дрянная девчонка и все забыла – что надо отвечать на вопросы взрослых. Кажется, я спросила, кто ты такая, и не услышала ответа. Это плохо, а плохие поступки должны быть наказаны, верно?

  Пальцы незнакомки соскользнули с щеки на плечо, до боли его сжав – словно были не тонкие женские персты, а кузнечные клещи. После такого на твоей коже наверняка останутся синяки!
  - Я жду. Хотя…
  Хватка разжалась также внезапно, как она схватила тебя.
  - Просто посмотреть хотела, говоришь…
  Темные глаза наклонились практически к самому твоему лицу, заполнив все пространство:
  - Кто ты такая. Кто еже знает, куда ты пошла. Говори!
  В оклике было столько повелительности, столько властности, что ты почувствовала нестерпимое желание выболтать ей все, что знаешь, и даже больше. Но, вместе с тем, ты почувствовала, как из глубин души поднимается или, скорее, разгорается костер – сильный, мощный, подобный лесному пожару, безжалостному и сокрушающему. Ты ощутила, что побуждение говорить отступает под этим напором, увидела удивление в широко распахнувшихся глазах, похожих теперь не на провалы, а на нормальные человеческие зраки. Вот только длилось сопротивление это недолго – как затухает свеча, если закрыть ее чашей, так и огонь в душе погас. Чужое давление оказалось сильнее.

  Ты заговорила, рассказав все, как было, и представившись. Кислевитка напротив молчала, задумчиво кусая губу и не двигаясь. И только когда ты выпалила все на заданный вопрос, протянула задумчиво:
  - Сиена фон Эберхард… Отважная, самоуверенная Сиена фон Эберхард… Помню, и я раньше…

  Продолжавшая сидеть на корточках перед тобой, женщина выпрямила спину, сдержанно кивнув:
  - Ты можешь звать меня Марией Гедыминовной.
  Снова повисло молчание, хотя на сей раз скорее сдержанное, а не тягостное.
  Ну хорошо, маленькая леди, - нарушила она, наконец, молчание. – Твоя смерть мне ничего не даст – ни спокойствия, ни радости, – рассуждала она об убийстве совершенно буднично, словно не видела в этом ничего дурного. – Все одно будут искать, если не вернешься. Зато, если будешь молчать, то жить будем по-прежнему все: и ты, и я. Пока ты будешь молчать, конечно же, ты же меня понимаешь, Сиена фон Эберхард?

  Поднявшись, женщина протянула тебе руку, помогая подняться:
  - Итак, малышка, если ты обещаешь обо мне молчать, то ты можешь идти. А можешь остаться на катайский чай – дух перевести. Кстати, - прищурилась она, - почему ты не сказала, что ты – маленькая волшебница?

Красться в лесу, по хрустящему ковру из листвы и веток, оказалось тем ещё удовольствием. Когда кучки валежника, почувствовав на себе тяжесть каблука Сиены, один за другим издавали оглушительный "хрясь", Магнус лишь плотнее сжимал зубы да крепче держал сестрёнку под руку, затравлено осматриваясь по сторонам. В любой момент он был готов сорваться с места и броситься наутёк, увлекая за собой дамзель, которую и втянул в это уже совсем не увлекательное приключение. Впрочем, любопытство маленького дворянина не позволяло ему повернуть назад, а присутствие благородной дамы - отступить с намеченного пути.

И всё же где-то там, в глубине души, Магнус понимал, что это уже не игра. И с "зелёными огоньками" должны разбираться взрослые. Происходило что-то неправильное, неестественное и вообще-то детей здесь быть не должно. Бретонские рыцари остались где-то далеко, а перед глазами то и дело возникало злобненькое лицо патера Йозефа, которое лишилось частички своей "мерзкости".

Вскоре мертвяки достигли цели, а их погонщики скрылись в руинах, которые в иных обстоятельствах Магнус исползал бы вдоль и поперёк, но сейчас маленький дворянин, обрадовавшись появившейся возможности, вскарабкался на дерево и увидел целое воинство нежити, от которого холодок пробежал по всей спине. С высоты слишком хорошо открывалось чудовищное зрелище лагеря чёрных волшебников. Посаженные на кол жертвы и мертвецы, поднятые мерзкими чарами и ещё покоящиеся в ямах. Перед тем как спуститься, Магнус поискал глазами горный хребет, взглянул на солнце и попытался определить где форт Торн и где Гривитц. А оказавшись рядом с Сиеной, увидев её побледневшее лицо, понял, что самое время возвращаться.

Но тут раздался выстраданный стон, один из мертвецов оказался недостаточно мёртвым. Казалось, он цеплялся за жизнь из последних сил. Пустая такая, глупая попытка. Лучше бы он издох сразу и не мучился. К нему, вроде бы, двинулись "зелёные огоньки". Лишь мгновение думал Магнус, а затем повернулся к Сиене и увлёк за собой в сторону Гривитца.

Однако, в этот раз Сиена не позволила себя увлечь.

Она смотрела на стенающего великана, и Магнус никак не мог понять, что крылось в этом взгляде. Он ещё раз взглянул на рыжего. Огромных размеров и, несомненно, великой силищи, это был раненый зверь, лучшим даром для которого стало бы избавление от страданий. И Магнус, скорее всего, так бы и поступил, если бы был уверен, что сможет продавить ножом броню из переплетённых сухожилий и мышц, всё ещё оплетавших силача дивным узором. И если бы нашёл в себе смелость оборвать жизнь человека, пусть и стоящего на грани. Но Сиена шепнула несколько слов, от которых лицо Магнуса исказилось. Совсем не походил он теперь на рыцаря. В нём не было злобы, но тень недовольства накрыла маленькую леди, а в братце увидеть могла она нескрываемую мрачную решимость. Он небрежно указал рукой направление.

- Беги в Гривитц, Сиена, и постарайся, чтобы тебя было видно. Давай-давай, я догоню.

Убедившись, что сестрёнка направилась в нужную сторону, Магнус перехватил поудобнее нож и поторопился к великану, чтобы обрезать путы. На это его должно было хватить. А затем... утащить пленника на себе ему было не под силу. Магнус собрался позаботиться о собственной жизни и жизни Сиены. И без того он собрался совершить что-то странное, чуждое своей натуре, и до конца не понимал зачем. Догадывался, но... размышлять об этом не было времени.

  Поглаживания и насмешки Сиена перенесла почти мужественно, ни разу не всхлипнув. Отчасти от того, что, чувствуя угрозу, исходившую от кислевитской незнакомки, боялась лишний раз вдохнуть. Отчасти потому, что она же всё-таки добралась сюда живая и невредимая, и никаких волков, а уж тем более демонов, по пути не встретила. Да и сама женщина, пущай не маленькая девочка и при мече, но тоже здесь совершенно одна. Доводы слабые, и как бы испуганная Сиена не продолжала за них цепляться, они оглушительно рухнули, стоило незнакомке сменить тон. Сиена знала, что сейчас произойдёт что-то нехорошее, совсем нехорошее. Обещанное наказание имело бы мало общего и привычного с тем, как Родерик наказывал своих детей. Сиена испугалась. Она хотела было рвануть вперёд, попытаться убежать, но крепкая хватка, будто предугадав намерения, остановила её прежде, чем та успела что-либо предпринять. Тогда, пискнув от жгучей боли, девочка разревелась. Это были не те слёзы очаровательной малышки, которыми обычно она пыталась разжалобить взрослых. Сиена рыдала взахлёб, не в силах контролировать процесс и что-либо сказать.
  Остановилась плакать Сиена также внезапно, как и начала. То, что женщина убрала свою руку, предвещало не освобождение, а что-то ещё более страшное. Растерявшись, девочка оцепенела от ужаса. Тёмные глаза пугали и одновременно манили. Сиена чувствовала, что не может отвести от них взгляд. Она начинала в них тонуть. И, страшась этого словно настоящей смерти, Сиена инстинктивно засопротивлялась, стараясь удержаться наплаву, не дать засосать себя неизвестной силе. Но она проиграла. Тело перестало подчиняться. Сиена слышала свой голос, но будто со стороны. И всё же, это говорила она.
  Когда всё закончилось, Сиена почувствовала себя опустошённой. Во всем теле присутствовала слабость, слабость же была и внутри. Осознание своей беспомощности тяжёлым грузом осело в душе. Сиена вяло кивнула, услышав своё имя. Отважная и самоуверенная. Или глупая и безрассудная. Ещё совсем недавно они вдвоём с Магнусом чудом выбрались из передряги, в которую сами же добровольно и залезли, и теперь Сиена придумала, что может преодолеть что угодно. Послушно кивнула ещё раз, когда незнакомка представилась. Погружённая в свои мысли, Сиена не сразу поняла, что предлагает ей Мария Гедыминовна.
  — Понимаю.
  Тихо и не до конца честно ответила Сиена на вопрос, помня о том, что на вопросы следует обязательно отвечать, иначе тебя ждёт жестокое наказание. Принимая руку Марии Гедыминовны, девочка думала лишь о том, насколько будет труден путь назад и что отец в ней разочаруется, когда обо всём узнает. Сиена действительно не хотела рассказывать о случившемся отцу. Не столько страшась наказания или боясь его разочаровать, сколько беспокоясь, что женщина как-то почует неладное и не отпустит её домой. Но почему-то она была уверена, что отец и бабушка обязательно обо всём догадаются сами.
  От предложенного чая Сиена собиралась отказаться и поскорей уйти, но последний вопрос Марии Гедыминовны всё изменил. Девочка сначала удивилась, а потом и вовсе оживилась. Слёзы высохли и только раскрасневшиеся щёки, припухлые глаза и забитый нос напоминали о недавних коротких, но громких рыданиях. Чуть не позабыв о манерах, Сиена почти вытерла скопившиеся сопли об рукав, но в последний момент спохватилась и достала из кармана красивый и аккуратно сложенный платок. Тихо, насколько возможно, высморкавшись, Сиена уставилась во все глаза на новую знакомую.
  — Я обещаю молчать, – поспешно заверила Сиена, подтвердив всё резким кивком, и продолжила уже не так решительно, опасаясь напрямую перечить, — Если можно, я бы немного отдохнула перед обратной дорогой, но только я не волшебница.
  Девочку так и распирало от желания спросить, почему Мария Гедыминовна задала такой вопрос. Она недолго мялась, сомневаясь, стоит ли продолжать беседу: кто знает, что ещё взбредёт голову кислевитке и может она передумает её отпускать? Но любопытство оказалось сильнее.
  — Если вы про головные боли, то они появляются только когда я слышу тот странный язык, – призналась Сиена невпопад. Это явно магия какая-то, но не её же! Ещё Сиена смутно подозревала, или даже надеялась, что вопрос может быть связан с ощущением пожара внутри, когда Мария Гедыминовна её допрашивала. Но вслух своё предположение так и не решилась высказать, не желая первой затрагивать не самый приятный момент.

***Огни Гривитца, лето 2490 И.К., часть III***

  Сиена скрылась за густыми зарослями кустов, и ты остался один на один против темного, давящего со всех сторон леса. Как рыцарь из баллад – вот только вместо брони была курточка, вместо копья и щита – ножик, а верному скакуну и вовсе не было замены. Он был лишь подобием рыцаря – а вот враги были самыми настоящими, и спасало только то, что они были поразительно беспечны. Надолго ли? Даже если все получится, не поймут ли некроманты, что кто-то шарился по их лагерю, как у себя по дому? Не усилят ли охрану? Не считают ли черной магией след вторженца, чтобы пустить по его стопам мертвых, но от того не менее опасных волков? Или придумают еще что-то, столь же паскудное. Вон, многие романы о Вампирских войнах повествовали, как чернокнижники мстили друзьям главного героя, идя на разные злобные ухищрения: а вдруг и эти на такое способны?
  Как бы то ни было, ты решился. Идти мимо аллеи казненных было еще тем удовольствием, и один раз ты даже не смог сдержать вскрик: когда явный покойник – зверолюд с гнилыми пятнами на морде и червями в глазах вдруг выгнулся под треск костей, захлебывающеся заклекотав, или даже забулькав. Ты шарахнулся в сторону, чуть не оскользнувшись на тугой земле, но мягко двинулся вперед, поняв, что не-живое тело снова обмякло.

  Вот и цель. От мужчины пахнет нечистотами и грязью, кровью и чем-то неуловимо противным, похожим на запах подгнивших овощей. Он не увидел тебя, и вообще больше не двигался, но по мерным движениям грудной клетки ты понял, что он еще живой. Смотреть на него вблизи было неприятно – толи из-за неверного освещения. Толи от усталости, но тебе казалось, что его татуировки мерцают и подергиваются – наверняка обман зрения, потому что иначе пришлось бы признать, что перед тобой колдун.
  Ты опустился на корточки, пачкая сапожки в нечистотах – после такого их останется только выкидывать. Стараясь не касаться рукой ни ног мужчины, ни столба, ты начал резать веревки. Получалось так себе: канаты были прочными и влажными, поддавались ножу плохо – скорее ты перетирал волокна, чем рвал их. Пришлось ухватиться за ногу спасаемого, чтобы была опора. Тот задергался, зарычал, попытался тебя отпихнуть, но пока что путы были крепкими. Выругавшись, бородач затих. Теперь ты точно мог сказать, что перед тобой – нордландец или норс: фраза «хундсермис сонрин», или же, по-имперски, «сукин сын» могла принадлежать только живущему на побережье Моря Когтей. Ты не был полиглотом, но как раз именно это выражение слышал не раз от одного из солдат, долгое время служившего на севере, и хорошо запомнил его из-за раскатистой звучности.

  Наконец веревки спали и ты предусмотрительно отпрянул – если прилетит такой лапищей, то все кости переломает. Но нет, северянин дергаться не стал, только промычал что-то невнятно-одобрительное и продолжил стоять, как прежде. Ты аккуратно перебрался выше, и спустя полчаса освободил-таки гиганта от пут. Тот медленно сполз по столбу, и ваши лица оказались друг напротив друга:
  - Эйвар Сарлманн, - прошептали разбитые губы мужчины, и не надо было переводчика, чтобы понять, что он назвал свое имя и племя: уж крупные норскийские племена ты знал. К худу или добру, ты спас от смерти хаосопоклонника.
  Прохрипев еще что-то, мужчина требовательно мотнул головой, явно выгоняя тебя. Спорить ты не стал и, пригибаясь, поспешил в благословенную темноту, которая сейчас казалась куда безопаснее освещенного пространства. Только стоя у густых колючих кустов на краю тропы, ты оглянулся. Эйвара у столба уже не было: сколь бы норс не был тяжело ранен, он все равно нашел в себе силы скрыться или, как минимум, отползти от того места, где его могут увидеть. Опасный человек – и, слава Сигмару, пока что не враг.

  …Вскоре ты воссоединился с сестренкой, и вы вместе вернулись в мирно спящий Гривитц незадолго до первых петухов. Оставалось только решить, что рассказать взрослым о своих ночных похождениях – смолчать, с учетом состояния вашей одежды, точно не получится.

***Золото далекого света, поздняя осень 2490 И.К., часть II***

  Занятая чаем, обитательница башни подняла голову, заинтересованно посмотрев на тебя:
  - Странный язык? Будь поточнее в своих формулировках, маленькая леди.
  Теперь, когда ты согласилась остаться, кислевитка смотрела на тебя немного мягче – хотя, может быть, все дело было в том, что она заметила в тебе магию? Ты ответила, и она задумчиво покивала:
  - Ясно. Те слова, которые ты слышала, имели магическую силу, и твоя связанная с ветрами магии душа вступила с этими словами в резонанс. Или, может быть, диссонанс? – женщина пожала плечами и, подкрутив огонек на механической горелке, поднялась, отойдя к окну. Продолжая рассуждать, она смотрела на чернильное небо и, казалось, вовсе забыла о тебе. – Я – не маг и не колдунья… В том формате, в котором его понимают люди, и вряд ли смогу тебе многое рассказать, маленькая Сиена. Однако моих умений достаточно, чтобы понять, что в тебе теплится искорка врожденных магических сил. Она или разгорится в костер, или станет пламенем, что пожрет тебя, или вовсе затухнет – вместе с твоей жизнью.
  А ты мне любопытна, девочка: и своей отвагой, и рассудительностью, и талантами. Я вижу в тебе потенциал, который пока что рано раскрывать – ты слишком маленькая. Будь любезна беречь себя хотя бы лет до шестнадцати.

  Мария Гедыминовна замолчала. Тихо потрескивал огонь в горелке, легкий ветерок трепал черные прядки женщины и пергаменты на тумбочке. Наконец маленький пузатенький чайник с геометрическими узорами закипел, и женщина разлила в белые пиалы с голубыми бескрылыми драконами горячий травяной отвар. Чаша приятно грела руки, а если ты все же решила попробовать напиток, то смогла оценить приятный бодрящий вкус с тонкими лавандовыми нотками.
  Кислевитка села рядом, скрестив под собой ноги, и отпила из обжигающей чаши, словно там был не кипяток, а родниковая вода. Тогда ты впервые увидела, как Мария Гедыминовна искренне улыбается – немного удовлетворенно, немного расслабленно, немного беззащитно. Сейчас она снова напоминала обычную женщину – сталь спряталась под бархатом.
  - Будь осторожна, Сиена фон Эберхард, - наконец продолжила она. – У вас в Империи для человека твоих талантов есть три пути – стать рабом Губительных сил и умереть от переполняющей тебя дикой магии, стать ведьмой и до конца своих дней скрываться по далеким заимкам, боясь Охотников. И, конечно, ты можешь честно признаться в своих способностях и незамедлительно отправиться в Колледжи Магии, навсегда порвав с семьей и став тем сторожевым псом, которого спускают на врагов государства, а все остальное время держат на невидимом поводке, готовые в любой момент устранить, как угрозу порядку, если решат, что ты плохо себя контролируешь.
  Дав тебе время усвоить сказанное, женщина снова точеным жестом отпила из пиалы, после чего наконец открыто посмотрела на тебя. Теперь разговор пошел, как у взрослых, без скидок на возраст:
  - Будь ты повзрослее, я бы предложила тебе другой вариант, с большей свободой и возможностями, который к тому же не губит твою бессмертную душу. Но ты мала, и я не стану менять твою жизнь сейчас – а твои лета это означает только сломать ее. Поэтому, маленькая леди фон Эберхард, - голос Марии построжел, - я готова рискнуть и отпустить тебя, и прошу – заметь, не взамен, а просто, - ближайшие лет шесть хотя бы не демонстрировать свой волшебный дар никому, иначе окажешься одна в Колледжах. Поинтересуйся осторожно у знающих, как там живется, и поймешь, что я не преувеличиваю. А потом я сама постараюсь тебя найти, если… - женщина осеклась, и скомкано завершила разговор. – Надеюсь, ты меня услышала, Сиена фон Эберхард.

  Остаток чаепития прошел в молчании. Потом кислевитка поднялась, протянув тебе руку:
  - Идем. Я тебя провожу какое-то время, чтобы ты быстрее вернулась домой, маленькая леди.

- Эйвар Сарлманн, Эйвар Сарлманн... - шептал себе под нос Магнус, стараясь запомнить странное имя незнакомца.

Он бежал, и лишь изредка оглядывался, чтобы убедиться в отсутствии погони. Спешно перебирая ногами, уже не заботясь о скрытности, мальчишка мечтал лишь о том, чтобы поскорее оказаться подальше от этого жуткого места. Очень скоро догнав сестру, маленький дворянин подхватил даму под руку и потащил её изо всех сил, уже не заботясь о сохранности платья и маленьких бархатных туфелек. Нужно было бежать. Благо Магнус определил нужное направление и наметил путь.

- Я освободил его, Сиена, как ты и просила. - несколько тяжёлых вдохов.

Бежать по опавшим веткам,мху и мокрым листьям непросто, а если при этом буквально тащить на себе девчонку...

- Он убежал. Только прошу... - ещё несколько вдохов. - Не говори об этом отцу. Вообще лучше не говори, ничего.

Прутья хлестали по лицу, рвали остатки одежды, а Магнус всё бежал и бежал, не отпуская Сиену, пока впереди не зарделся рассвет над соломенными крышами хижин Гривитца.

***

Разговор с отцом сразу не задался. Родерик фон Эберхарта, настоящий матёрый такой имперский рыцарь, потребовал конкретных ответов от сына, а после того как не получил желаемого, выдал плетей от ушей до причинного места от всей своей широкой души. И тут уже смолчать Магнус не мог.

- Ааа... Не надо, пап! Я всё расскажу! - вопил Магнус, обливаясь слезами. - Это всё они, деревенские! Ханнес, Жан, Пауль и остальные! - ещё один хлесткий удар. - Это они заманили нас с Сиеной в лес, а потом бросили там одних! Мы поплутали, потом наткнулись на некромантов и нежить и убежали. Всё так и было, клянусь Сигмаром, паап. Ты только Сиенку не трогай, пожалуйста...

Удары прекратились и Магнус, с трудом держась за стену, сполз на холодный пол. Несколько минут он рыдал, а отец всё это время сурово смотрел на сына. Потом дыхание Магнуса выровнялось, но то и дело всхлипы сотрясали маленькое тело Магнуса.

- Пааап... а бабушка Альенор рассказывала, что крестьяне всегда следуют за своим господином. У нас получается какие-то неправильные крестьяне, да?

  ***Огни Гривитца, лето 2490 И.К., часть III***

  Когда Магнус сказал убегать, Сиена нахмурилась и плотно поджала губки. Они пришли вместе и вместе должны же уйти. Но упорствовать долго на своём девочка не могла. Она скорее чувствовала, чем понимала, что попросила у Магнуса больше, чем они могли себе позволить. И вот теперь Сиена, которая поначалу медленно кралась, чтобы жуткие колдуны её не заметили, послушно бежала так быстро, насколько хватало её маленьких нетренированных лёгких. С непривычки от быстрого бега в голове пульсировало, а в груди всё горело. Сиена жадно хватала ртом воздух, но ей всё было мало. Каждая ветка, что предательски громко хрустела у неё под ногами, заставляла выжать из себя ещё чуть-чуть и ускориться. Казалось, что весь жуткий лес её преследует, а за каждым деревом поджидает враг.
  Неизвестно, сколько бы ещё Сиена выдержала бежать в таком темпе, если бы не споткнулась об одну из множества коряг, которых до этого только чудом избегала. Затрещала ткань платья, вонзились голые коленки в сухую землю, упёрлись ладони рядом. Сиене казалось, что бежала она целую вечность или, по крайней мере, минимум полчаса. А, значит, можно было позволить себе небольшую передышку. Сиена, подтянув коленки к груди, свернулась от бессилия калачиком на холодной земле. Пускай её не догнали мертвецы, зато нагнал всепоглощающий страх. Она одна в лесу, полном нечисти, и Магнус один, в самом центре некромантского логова. Зачем, зачем она попросила его спасти того мужчину? А если теперь из-за этой просьбы она больше его никогда не увидит? И как ей признаться отцу и бабушке, что сгубила родного брата? Нет уж, лучше и ей тогда здесь замёрзнуть, чем расстроить их. Сиена хлюпнула носом и сжалась, стараясь занять как можно меньше места, будто её здесь и вовсе нет.
  Пролежав так какое-то время, что лёгкие перестали гореть, а мысли – выровнялись, Сиена всё же встала. Нет, Магнус сильный! Он справится, должен справиться. И она тоже должна быть сильной, чтобы не подвести его. Должна бежать дальше. Сиена посмотрела по сторонам, совсем запутавшись, где она сейчас находится. И, выбрав направление, снова побежала, уже не так быстро и постоянно оглядываясь то в поисках мертвецов, то выглядывая брата. А когда наконец-то увидела силуэт брата, то бросилась в обратную сторону ему навстречу.
  — Магнус!!!
  Не сдержав слёз счастья, заплаканная Сиена навалилась на брата и крепко обняла, чуть не повалив того с ног.
  — Прости, прости меня, пожалуйста! Мне не надо было…
  Остаток пути почти не запомнился Сиене. Единственным её маяком тогда была тёплая ладонь Магнуса, что сжимала, иногда до боли, её собственную ладонь и тянула вперёд, домой.   Дома же Сиена молчала, как и просил её брат. Она лишь, вновь расплакавшись от допроса отца, подтвердила, что пошла за братом в лес и очень-очень испугалась, и что ей очень жалко её платья. А ночью, когда все уже легли спать, Сиена пробралась в комнату к Магнусу. Она выпросила у бабушки ещё целебной мази и пару сладких булок с кухни, чтобы поделиться с братом.
  — Давай я смажу синяки, – предложила Сиена, желая хоть как-то загладить свою вину.
  — Спасибо. Спасибо, что спас его. И спасибо, что взял перед отцом всю вину на себя. И… и спасибо, что вернулся живым.
  Сиена проморгалась, чувствуя, что вот-вот опять заплачет.
  — Можно я сегодня посплю с тобой?

  ***Золото далекого света, поздняя осень 2490 И.К., часть II***

  Марию Гедыминовну было интересно слушать. Возможно потому, что кислевитка сама по себе была интересным персонажем. А необычное обстоятельство, при котором произошло знакомство Сиены с ней, ещё и накладывало свой яркий отпечаток. А может дело было в том, что Сиена слушала не просто одну из увлекательных историй бабушки Альенор, в которых только могла представить себя на месте героев, но сама сейчас была главным героем истории. Только вот история, происходящая сейчас тут, в реальности, была совершенно иной, чем далёкие сказки. И никакой из трёх финалов, озвученных Марией Гедыминовной, не нравился Сиене. Её с головой накрыла волна противоречивых чувств. Умирать Сиена не хотела. По спине пробежал неприятный холодок только от одной этой мысли. Становится изгоем, вечно убегающим и ожидающим каждый день неминуемой гибели, звучало даже ещё ужаснее. Сиена отвела взгляд, до того неотрывно направленный на Марию Гедыминовну, на остывшую пиалу чая в своих руках. Из пиалы на неё смотрела бледная, искажённая версия Сиены. Но разве семья отвернулась бы от неё, узнав, что она обладает магическим даром? Нет, они бы так не поступили! Но… но отец, отец бы поступил правильно, отправив дочь в Колледж Магии. И тогда Сиена всё равно осталась бы одна.
  Сиена перевела взгляд обратно на кислевитку. Пускай та утверждала, что она не маг, перед маленькой девочкой был живой пример сильной женщины, которая носила с собой длинный меч и могла, как минимум, с помощью каких-то сил заставить делать других что-то против их воли! И Мария Гедыминовна не выглядела несчастной одинокой женщиной, для которой каждый день мог стать последним. Она, наоборот, восхищала своим мужеством. На мгновенье Сиена представила, что могло бы скрываться за четвёртым вариантом, предложенным новой знакомой. Воображение рисовало красивую картинку, в которой уже повзрослевшая Сиена с большим мечом шла по страшному лесу и ничего не боялась. Совсем как Мария Гедыминовна! И, возможно, однажды она сама бы развела в проклятых руинах огонёк, о котором бы посреди ночи другая маленькая девочка задалась вопросом: кто же этот смельчак или безумец? Но у всего этого была другая сторона – что станет тогда с её прежней жизнью?
  — А я смогу остаться со своей семьёй? А если отказаться от этих сил? Или хотя бы не пользоваться ими?
  Сиена, смутившись собственных вопросов, сначала было отставила пиалу с чаем, но, опомнившись, пригубила напиток. Едва тёплый из-за долгого разговора, он всё ещё согревал и бодрил, придавая сил, но при этом и успокаивал мысли, что беспорядочно метались в голове.
  — Я не попаду в Колледж, – Сиена твёрдо заверила Марию Гедыминовну. Она знала о Колледже и магах только поверхностно, но верила, что там действительно ей будет плохо, потому что у неё не будет ничего того, что есть сейчас. Но может это был правильный путь? Долг, более важный, чем долг перед семьёй? Сиена поспешно прогнала от себя эту мысль. Лучше бы она сегодня никуда не ходила! Но тогда бы она не знала, чего стоит опасаться! Это было всё так сложно. К тому же сказывалась усталость от долгого похода. Сиена поняла, что запуталась и не знает, что делать. А единственным человеком, который сейчас мог ей что-то объяснить, была Мария Гедыминовна, что собиралась оставить её лет на шесть, если не больше. И это если она вообще собиралась за ней возвращаться. А если за это время с кислевиткой что-то случится? А если она передумает? А если кто-то другой случайно узнает о маленькой колдунье? Столько вопросов! И все они оставались без ответа.
  — Я буду осторожна, – ещё раз пообещала Сиена. В конце концов, это было и в её интересах.
  От сопровождения по лесу Марии Гедыминовны девочка отказываться не стала. Сиена несколько раз осторожно начинала заводить разговор, чтобы выяснить больше подробностей о собственной дальнейшей судьбе и о кислевитке: кто она такая и что делает здесь одна. Сиена не преследовала какого-то хитрого умысла, ей просто было искренне интересно. А ещё Сиена невольно больше рассказывала о себе и своей семье, не задумываясь, что лучше много не говорить. Но ведь если бы это было важно, то Мария Гедыминовна снова применила к ней свои способности и узнала бы сама!
  В крепости же первым делом Сиена побежала к комнате Магнуса и даже занесла руку, чтобы постучать в дверь, но остановилась в последний момент. Ей очень хотелось поделиться с братом о своих приключениях и всё-всё ему рассказать. Да у него челюсть до пола бы отвисла от таких новостей! Сиена улыбнулась, представляя этот момент. И, наверняка, Магнус ещё бы не сразу поверил её словам! Попросил бы показать, что она умеет. Но чтобы бы было потом? Снова череда вопросов, что всё сильнее заставляла Сиену сомневаться. А если Магнус в пылу эмоций кому-нибудь похвастается или пригрозит сестрёнкой-магом? С него-то станется! А потом деревенские подхватят, что Эберхарды скрывают ведьму, что водится с некромантами в лесу. Нет, подобного исхода нельзя было допустить. Маленький кулачок опустился, так и не постучавшись в дверь. В этот момент Сиена почувствовала себя очень одинокой.

***Воспоминания о былом***

*Магнус фон Эберхард*

  Идея прибрать к рукам содержимое возка торговца магическими безделушками была, конечно, рисковая. Чем варп не шутит: схватите не то, и обернетесь искаженными, жуткими отродьями, пускающими слюни и не имеющими ни малейшего проблеска разума. С другой стороны, и тебя, и деревенских учили, что молитва Сигмару и Ульрику творит настоящие чудеса, и способна защитить ото зла. А в повозке торговца наверняка ничего совсем уж жуткого не найдется: ну не станет же он возить откровенно относящиеся к темным богам вещи?
  Как разумный командир, ты послал вперед подчиненных – Юрека, в данном случае, и организовал наблюдательный пост за неприятелем в лице спящего торгаша – в составе Юлека, ясное дело. На себя ты, помимо самого тяжелого – руководства, взял роль основных сил. Сунувшийся под закрывающую возок пеструю ткань, Юрек дернулся и заверещал было, но ты вовремя зажал ему рот ладошкой. После короткого осмотра и долгих слезливых жалоб, ты убедился, что плечо парня обожжено чем-то непонятным. По его словам, он только задел какую-то паутинку, и вот результат.
  Ну, зато вы удостоверились, что хозяин повозки – не шарлатан. Ну или не совсем шарлатан.
  Отправленный на продолжение разведки раненный вскоре доложил, что все чисто, и ты полез за ним. При дрожащем свете прикрытой ладошкой свечи вы обозревали скрытые от глаз посторонних богатства. В основном это были разные подвески и амулеты, простенькие кольца и бумажки с непонятными закорючками. Были и маленькие продолговатые кувшинчики, и блюдца, украшенные узорами и все теми же чудными письменами – словно в лавке гончара, ей-ей! Пришлось покопаться в поисках чего-то стоящего.
  Найдя, наконец, скрытую под какими-то платьями шкатулку, вы сбили хлипкую щеколду и склонились над ее содержимым. Монеты с дыркой в центре, отрезы ткани со все теми же узорами, фигурки дракончиков в ладонь длиной, несколько колец и, самое главное, нож в изукрашенных ножнах! Ты решил, что именно он достанется тебе, а для Сиены подобрал самое маленькое колечко с драгоценным камешком, поблескивающим в пламени свечи желтыми блестками. Больше брать было опасно: потерю нескольких предметов еще можно не заметить или списать на потерю, а вот если пропадет все – беда будет. Как итог, ты скрылся со своей добычей, а Юрек – с горстью монет и несколькими подвесками покрупнее. Забрав Юлека, вы кружным путем вернулись в деревню с другого конца, на время скрыв трофеи в подлеске.
  Довольный, но усталый, ты лег спать, и вырубился практически в тот же миг, как вихрастая голова коснулась подушки.
  Утро же тебя встретило воплями. Оба охламона после того, как вы расстались, пошли за «добавкой» - и на утро торговец поднял крик, что его обокрали. Преступников нашли быстро: они даже поленились прятать добычу! Но зато у них хватило ума не сдавать тебя: знали, демоны, что наказание будет на раз, а ты еще не раз приедешь в Ягерсдорф, и уж точно не забудешь, кто о тебе все поведал.
  Конец истории получился «забавным»: братьев избили чуть не до полусмерти, а потом всыпали и торговцу, когда узнали, что он защищал свое добро непонятными чарами, которые едва не убили ребенка. Потом переломали все выглядящее подозрительным, а взамен отец от широкой души выдал компенсацию и наказ никогда больше не появляться в окрестностях форта.
  Так уж вышло, что в прибытке остался только ты, получивший тонкий острый кинжал с красной кисточкой на конце, и бронзовое колечко с камнем, похожим на топаз. В оружии ты ничего загадочного так и не нашел, а вот камень, если его надеть на палец, начинал пульсировать одновременно с ударами сердца. Однако ж ничего волшебного он не делал тоже, а спросить было не у кого.

  Без серьезных проблем закончилась и та история в Розфельсе с нарвавшимся на расистов гномом. Ты не стал лезть в драку, а без тебя не полез и обиженный на весь белый свет приятель. А на следующий день Виктор, которого ты отчитал, не нашел ничего лучше, чем выставить тебя в дурном свете перед другими юными дворянчиками: дескать, ты трус, гномолюб и вообще ненадежный друг. Наверное, это бы не возымело бы последствий – не ты первый, не ты последний, о ком болтают, но тебе не подфартило, и виной тому была сестренка, променявшая общество ухажеров на девичью компанию. Винить прекрасную даму мальчики не могли, так что отыгрались на тебе, объявив самый натуральный бойкот. Впрочем, на общение с солдатскими детьми и теми благородными мальчиками, что не были в вашей «рыцарской» компании, этот разлад не повлиял.

*Сиена фон Эберхард*

  Задачку ты себе поставила, конечно, нетривиальную. Серпентарий редко меняет свое мнение, и для того, чтобы тебя признали своей, а не «любимой жертвой», следовало приложить сверхчеловеческие усилия. Но ты была девочкой умненькой, и действовала последовательно. Начав с того, что сократила общение с юными рыцарями, ты скоро столкнулась с тем, что они-то такой методы не воспринимают, считая ее только поводом усилить нажим. Пришлось стать холоднее и сдержаннее по отношению к ним, и разрабатывать план беседы с окружающими на случай, если кавалеры снова пойдут на штурм. Пришлось думать, о чем с кем говорить, и как показывать, что дары, если уж вручаются, необходимы не тебе одной.
  Вскоре ты поняла, что основная твоя цель – Кларисса фон Дёбрейнер, младшая дочь маркграфа. Именно она выступала в роли правительницы всех маленьких леди окрестностей, и именно по ее слову кого-то хвалили или возвышали. Ты не стала липнуть к ней, как другие сверстницы, а вместо того собрала слухи о том, что интересно этой полноватой отдышливой блондинке, и начала рассуждать о том, что было интересно ей. Кларисса, как и следовало ожидать, тобой заинтересовалась, и все чаще «случайно» сталкивалась с тобой в коридорах замка, «снисходя» до долгожданного общения. А потом случайное стало плановым, снисходительность сменилась открытостью. Как следствие, местные девочки признали себя за свою, причем сразу отнесли ко «внутреннему кругу».
  Как следствие, хотя это и не входило в планы, они стали тебя оберегать от излишнего внимания рыцарят, старательно отвлекая их на себя. И так уж получилось, что для большинства поклонников ты стала не персоной non grata, а недостижимым идеалом, котором можно восхищаться издалека, но к которому нельзя приблизиться. Естественно, горячие головы это угнетало, и жертвой невозможности припасть к ногам идеала стал Магнус, рассорившийся с юными рыцарятами. Зато девичий круг, в пику мальчикам, готов был приветить и пожалеть твоего брата – если ты позволишь, конечно.


*Магнус и Сиена*

  Досталось Магнусу за гривитцкие похождения серьезно – отец не жалел ни руки, ни ремня. И самое страшное, что делал он все это молча: только крылья носа непрестанно трепетали от сдерживаемых эмоций. Только когда экзекуция закончилась, Родерик опустился рядом с сыном на колени и крепко прижал к себе, тяжело дыша. Чмокнув быстро сына в макушку – не приведи Сигмар размякнуть в глазах ребенка! – мужчина прерывисто вздохнул:
  - Сыно-ок… Ты понимаешь, почему в лес ходить нельзя? Ты понимаешь, что с вами сделали бы, если поймали? О себе не думаешь – так о сестре и обо мне подумал бы. Ты молодец, ты отважный, но ты еще ре-бе-нок, и не должен ходить без взрослых туда, где могут убить и тело, и душу. Если не понимаешь через голову, приходится тебя учить через задницу. Ты – будущий солдат Империи, ты будешь вести людей в бой, и если будешь таким безрассудным, то всех положишь в попытке продемонстрировать удаль.
  А бабку, - голос мужчины снова посуровел, - слушай поменьше. Не путай забитых бретонских пейзан и добрых имперских фрайлингеров. И не забывай, что ты скликал детей: случись что, виру их родителям платил бы я. В следующий раз, захочешь дурить, говори мне: запирать в клетке я тебя не буду, хотя и надо бы, по-хорошему, а придумаю, как дать тебе возможность жить нормальным ребенком, а не как дворянские поросята из Розфельса.
  Ну ладно тебе, будет плакать: за дело получил, и за то, что отцу седых волос добавил. Лучше на ус мотай, Магнуш, и Сиенку в авантюры больше не втравливай. Уяснил?

  Досталось тогда всем участникам этой истории: крестьянским детям тоже перепало ремня, сначала по повелению фон Эберхарда, а потом и от родителей, а Сиена была «приговорена» к трем дням уединения в своей комнате и награждена за пережитые страхи петушком на палочке и кульком орехов в меду – Родерик считал, что натерпевшейся ужасов девочке лучше подарить что-нибудь, чем ругать и стращать.
  Что же до лагеря некромантов, то спустя несколько недель он был уничтожен соединенными силами гарнизонов Розфельса, Торна и несколькими ротами из войска курфюрста. Нежить была истреблена, ее хозяева погибли или бежали, а место было предано пламени. Казалось, что опасность на время отступила от людских поселений, но время показало, что это не так…

***Взросление***

*Магнус фон Эберхард*

  Когда ты подрос, отец взялся за твое обучение еще крепче. Меч, копье, алебарда, арбалет… Работа в строй и россыпью, суточный марш при полной нагрузке… Расчеты, сколько надо взять провианта в зависимости от цели, проверка состояния оружия, разработка маршрутов… Родерик учил тебя всему, что знал сам, передавая личный опыт в надежде, что тебе не придется методом проб и ошибок узнавать все, что выучил он. Как итог, личного времени оставалось не так уж и много – даже у простых бойцов его было больше. Но «тяжело в ученье, легко в бою» - в эту максиму отец верил неукоснительно.
  Книжное знание отошло на второй план из-за нехватки времени, а изучение вопросов веры и вовсе прекратилось – патера Йозефа переназначили в иной гарнизон, а его сменщик, патер Зигмунт, был плохим учителем, предпочитая вдохновлять людей на подвиги личным примером и считая, что молитва тогда хороша, когда она идет от сердца и подкреплена делом. Твои занятия у него сводились в основном к вопросам вида «чтобы порадовать Сигмара, куда надо ударить орка с копьем, чтобы он с первого раза копыта отбросил?» и рассуждениям о том, что все эти буллы, энциклики и прочие бумаженции нужны городской да сельской братии, а воины уже служат Молотодержцу самим фактом того, что защищают Империю.
  Наверное, ты был рад, что больше не увидишь ненавистного капеллана. Однако ж, к сожалению, не бывает добра без худа: в тот же год умерла бабушка Альенор – сгорела, как свечка, всего за несколько дней. Не смотря на то, что она не могла даже пальцем шевельнуть, бабушка улыбалась, смеялась, говорила, какие вы с сестрой у нее умницы и красавцы, какое вас наверняка ждет хорошее будущее. Прочила тебе славу великого победителя чудищ, Сиене – принца в мужья, и уверяла, что у таких деток жизнь будет счастливой – не может не быть счастливой. А потом просто тихо ушла из жизни во сне.

  После смерти Альенор и отъезда Йозефа отец решил, что тебе пора учиться воинскому мастерству у настоящего профессионала. Руки у тебя достаточно крепки, а возраст подходит для того, чтобы выучить все конштюки, которые для любого «старого коня» будут тяжелыми и непривычными. Понимая, что стиль учителя в итоге сформирует твой собственный стиль боя, Родерик по некоторому размышлению предложил тебе самому определиться, какой подход тебе ближе, перечислив нескольких своих знакомых, кто был готов перебраться в форт Торн и учить сына коменданта.

  … Так подошло твое четырнадцатилетие. Задумываясь о твоем будущем, отец списывался с друзьями, обсуждал со знающими людьми, куда сейчас лучше пойти молодому человеку из благородной семьи, не обременив при этом родительский карман и имея на новом месте покровителя. В итоге выкристаллизовались два варианта.
  По первому из них, ты должен был по добровольному листу вступить в ряды славного Второго флота, прикрывающего северные границы Империи от мародеров из Норски. Там тебя возьмет к себе на корабль дядька Руппи – Руперт фон Дитц, капитан второго флагмана фрегата «Стелла Полляре». Начав с должности зее-кадета, ты будешь учиться морской практике, навигации и дисциплине, станешь фенрихом, а потом за пару лет поднимешься до лейтенанта и даже, возможно, командира собственного корабля. А там, если морская карьера тебя не будет привлекать, перейдешь в армию, имея за спиной богатый опыт стычек, командования, а то и прибыток в виде призовых денег, за уничтожение неприятельских судов.
  В качестве альтернативы, за тебя был готов поручиться еще один папин приятель, дядька Эд – Эдмунд барон фон дер Липпе-Вайсенфельд, комтур Ордена Святого Копья. Начав свой путь с пистольера или армигера, со временем ты станешь полноправным опоясанным рыцарем и, отслужив пять лет в рядах Ордена, сможешь сам решить, что тебе делать дальше. Захочешь – останешься с братией, захочешь – унаследуешь должность коменданта форта Торн, захочешь – вступишь в войско курфюрста. Для полноправного риттера открыто множество путей, и отец готов был даже при необходимости залезть в долги, чтобы к моменту посвящения обеспечить тебя собственным доспехом.
  От тебя требовалось определиться, чего ты хочешь, и озвучить намерение. Но прежде папа попросил тебя об одной поездке…

*Сиена фон Эберхард*

  Взрослея, ты столкнулась с тем, что в родном форте учить тебя было особо-то некому. Минимум прикладных умений девицы хорошего рода ты получила, а совершенствоваться в готовке на весь гарнизон и в идеальной уборке собственной спальни от тебя и не требовалось: чай, ты планировала расти не служанкой. Учитывая твои хорошие отношения с Клариссой фон Дёбрейнер, отец все чаще стал оставлять тебя в Розфельсе одну. А чтобы ты не чувствовала себя одинокой, приставил помимо дядьки Вольфа еще троицу молодых служанок, полностью подчиненных тебе одной. Они, конечно, были не столь опытны, как обслуга дворца, зато куда более искренни и честны, и всячески старались сделать твою жизнь комфортной.
  Краем уха ты слышала, что на арендованный домик в центре крепости и твою достойную знатной жизнь уходила немалая часть отцовского жалования, но папа, если его спросить, только смеялся, что ему-то денег не нужно – все представляет курфюрст, а Магнусу, как будущему солдату, и без того нечего привыкать к излишествам. Ты же – другое дело: Маленькая Принцесса, красавица и вообще девочка, и заслуживаешь всего самого лучшего.

  Теперь ты имела куда больше возможностей встречаться с подружками и заниматься тем, что твоему сердцу угодно. А еще ты смогла скрывать проявления своих сил, которые стали проявляться все чаще, обыкновенно на рассвете и на закате. То вода в кружке забурлит, то захочешь зажечь погасшую свечу, а она вспыхнет сама по себе, то внезапно понимаешь, что можешь читать в темноте – полезно, конечно, но вызвало бы кучу вопросов у интересующихся.
  А иногда Сила просто клокотала внутри, ища выхода – и тогда ты становилась до одури активной, хотела действовать, танцевать, трогать других людей, хотя бы ходить без остановки! Казалось, что состояние покоя разорвет тебя на много маленьких Сиен – и приходилось искать, чем себя занять и сделать это так, чтобы не возникало вопросов.

  На твою удачу, некоторые другие девочки из вашей компании тоже не терпели безделья, и все можно списать на тесное общение с ними. Рыцарская дочь Людвика, например, любила вскочить в седло и с гиканьем носиться по округе, словно кислевитская козачка. Дочь гарнизонного казначея Ксантия предпочитала всем развлечениям танцы, и была в этом одной из лучших. Дочь сенешаля Ханна предпочитала организовывать мистерии и участвовать в них же. Конечно же, любая из них с радостью разделила бы занятия с тобой – а вслед за тем потянулись бы и остальные, не имевшие четких предпочтений.
  Интересы других девочек повышенной активности не требовали. «Драгоценная подруга» Кларисса превыше прочего ставила сплетни и треп обо всех и вся. Ее младшая сестра-погодок Мелисса, напротив, предпочитала тишь библиотек, в то время как Каролина, дочь и наследница советника маркграфа, предпочитала совершенствоваться в законах и бюрократическом крючкотворстве, воздействуя на людей рассудительными речами ничуть не меньше, чем Кларисса своими хитростями.

  А еще у тебя появился новый маленький секрет. Мария Гедыминовна не солгала, говоря, что будет за тобой наблюдать. Раз в несколько месяцев совершенно разные люди приносили тебе короткие письма, подписанные размашистым «М.Г.», где твоя ночная собеседница в совершенно невинных формулировках справлялась, как твое самочувствие, не случалось ли чего-то необычного, дежурно интересовалась здоровьем семьи и близких. Попади ее письма в руки постороннего – никто бы и не понял, что имеется ввиду. Эта тайна была только между вами двумя.
  Однако же не только Мария Гедыминовна выражала интерес к тебе. Спустя некоторое время после твоего тринадцатилетия, в Розфельс прислали на постоянную службу трех магов: Небесного магистра Ортица и двух его учеников. Маг поначалу приглядывался к тебе, но последние месяцы ты стала замечать, что слишком уж часто мужчина попадается тебе на пути, и слишком уж часты «совершенно случайные» разговоры с ним. Можно было предположить, что он что-то почуял, хотя и не понял до конца – это объяснило бы повышенное внимание. Это могло быть опасно, а могло стать шансом на другую жизнь – решение, что делать, оставалось за тобой.

*Магнус и Сиена*

  Конечно же, изменения происходили не только в вашей жизни. В прошлом году Родерик, в одну из своих нечастых поездок за пределы маркграфства, познакомился с неким Ференцом риттером фон Калаи и его очаровательной дочерью Филиппой. И свершилось неожиданное – старый рыцарь влюбился. С тех пор ваш отец ежемесячно переписывался с годящейся ему в дочери девицей двух десятков лет от роду, и вскоре стал готовиться к свадьбе, сочтя, что уже достаточно долго проносил траур по вашей маме.
  Но, прежде, чем заслать сватов, Родерик решил уважить мнение своих детей, а заодно, как заявил он сам, доказать вам, сколь хороша будущая матушка. Папа предложил вам оторваться на месяцок от прежних дел и отвести в замок Калаи подарки для фройляйн Филиппы, а заодно недельку погостить у будущей леди фон Эберхард и присмотреться к ней. Естественно, на дорогу вам выделили мешочек с деньгами и свиту из четырех солдат, а Сиене разрешили взять с собой одну из горничных.
  Вероятность отказа от просьбы Родерик, конечно же, не рассматривал, да и в принципе считал, что вам будет полезно увидеть мир за пределами родных земель – земли семьи Калаи распологались недалеко от Вюрцена, и, чтобы попасть туда, следовало миновать всю провинцию.

Когда-то отец нашел действенный способ учить Магнуса уму-разуму, однако, подход этот, хоть и казался самым простым, имел в сути своей немало недостатков, ибо изначальный посыл, проделав длинный путь от места приложения знаний до места, где им должно было усвоиться и отложиться, преобразовывался, и в конце пути имел стойкий аромат если не скверны, то изрядной примеси нечистот. Так случилось и после Гривитца. Все наставления Родерика Магнус уяснил по-своему. Совсем не так, как этого ожидал отец. В лес ходить нельзя, конечно же, потому, что его хотят запереть в клетке. Что сделали если бы некроманты, если бы поймали Магнуса, он не понимал до конца, но вынес для себя другое – его не должны были поймать, и это главное. О сестре он и без того думал, а о себе лишь чуть. И не ребенок он вовсе! Уже целых шесть лет как-никак. И крестьяне в Бретонии не забитые, а правильные. Это здесь они какие-то не такие, непослушные. И… все остальное Магнус понимал схожим образом. Чем больше мыслей отец пытался донести – тем искаженнее и уродливее они оседали в сознании, направляя на путь неотвратимого бунта.

Но виноград был еще слишком зелен.

Слова Сиены, напротив, выкристаллизовывались в сознании Магнуса в первозданном виде, и повлиять на них или как-то изменить могла лишь она одна. Конечно, он прощал её, даже если не понимал за что, позволял смазывать синяки, старался оберегать от назойливого внимания и играл. Дарил подарки. Теперь это были не дохлые птицы, добытые на «настоящей» охоте, а грубо отесанные бруски из дерева, лишь отдаленно напоминавшие фигурки людей, и простецкие побрякушки, которые Магнус мастерил из всего, что попадалось под руки, и гордо называл «украшениями». Пожалуй, только одну просьбу Сиены Магнус не выполнил. В ту ночь после Гривица. Он так и не смог заставить себя сомкнуть веки до самого рассвета.

Тогда же Магнус впервые заглянул в глаза смерти. Искоса так, с почтенного расстояния. Смотрел он на гроб с телом одного из немногих любимых и родных людей в форте сухими глазами, а грудь все равно сотрясали безмолвные всхлипы. Не мог он обратить неизбежное, но и отпускать бабулю Альенор не хотел всем сердцем. Жаждал вновь услушать сказки про дальние земли, про золотые колосистые поля, и чтобы костлявая морщинистая рука провела с любовью по спутанным растрепанным волосам. Да хотя бы услышать добрый глухонький голосок. Но он смотрел на гроб и ощущал нарастающее в груди чувство, схожее с тем, что испытал он у лагеря некромантов в лесной чаще.

После Гривитца отец крепко взялся за обучение Магнуса военному ремеслу. Родерик и без того держался за воспитание сына, а теперь свободного от занятий и обязанностей времени почти не осталось. Походы за стены форта, в леса, почти прекратились. Книги, сидя перед которыми Магнус имел возможность вырезать фигурки под столом, стали редкостью в учебе. Большая часть времени – меч, копье, алебарда, арбалет. До потных штанов. А Магнус не любил потеть! Не удивительно, что он взбунтовался. Но бунт этот не выплеснулся наружу сразу. Он копился внутри, разрастаясь и раздуваясь, подобно уродливому отродью, источающему миазмамы скверны.

Со временем Магнус начал отравлять жизнь окружающим. Будучи не в силах что-то изменить, не так крепко держался правил, которым строго следовали обитатели форта Торн. Он стал раздражителен. Мог резко ответить или походя направить кого-то, казалось бы без всякой на то причины, ко всем лесным тварям. Бросить камень или шмоток мокрой грязи. И лишь появление в форте эталийского наемника позволило бунту не перерасти в открытый мятеж в то сложное время. О, эти занятия стали настоящей отдушиной, которая позволила Магнусу вдохнуть если не полной грудью, но без той густой примеси яда, который переполнял его. Занимаясь с личным наставником, он охотно впитывал ту часть военной науки, которая ему была интересна. А навыки и умения эталийца совершенно отличались от того, чему учили солдат у Родерика. Все было ново, свежо. Бретер знал такие приемы, которыми можно было сходу поставить на место зазнаек в Розфельсе. И даже постоять за себя на городских улицах. А еще он столько всего повидал и так увлекательно рассказывал о далеких землях! А еще эталиец знал такие истории! А еще, а еще с ним было так интересно, ведь он не прожил всю жизнь за стенами укреплений! А еще, а еще, а еще столько всего! Но главным «еще» стало то, что во многом благодаря ему Магнус до своих четырнадцати лет так и не развернул над головой развевающееся знамя мятежа. Но этому были и другие причины. И не только Сиена.

Магнус немало времени проводил в Розфельсе. Намного меньше, чем сестренка, но все же достаточно, чтобы один и тот же незатейливый кукиш, который постоянно показывали дворянские сверстники из «рыцарского кружка», крепко остался в памяти. В поисках общества Магнус сначала бросился к девчонкам, которыми ловко окружила себя сестренка, но вместо игр и развлечений он встретил разговоры о шитье, атласных платьях и литературе. Танцы младший фон Эберхардт еще как-то мог стерпеть, но преисполненные сочувствия взгляды и жалость не вызывали в нем ничего кроме раздражения и злости. Он позволял и даже охотно принимал ласки бабушки Альенор и заботу Сиены, но от девушек с большими красивыми глазами и округлившейся грудью стерпеть такого не мог. Поэтому очень скоро начал избегать уточненного и изысканного общества, отдавая предпочтение обществу детишек солдат и дворян «не рыцарского» происхождения.

Там было много и всякого. Многие мальчишки - плоть от плоти солдат, таких же, которых Магнус видел и с которыми ежедневно тренировался в форте Торн. С такими он едва ли знался близко. Другие, отпрыски рыцарьков попроще и, как говорят, из народа, оказались весьма занимательными. Они не были закованы в правила, не были обременены кандалами обетов и с азартом поддерживали Магнуса в его, порой весьма сомнительных, приключениях. А развлечения фон Эберхардт младший искал там, где и всегда. Там где не следовало! Темные пыльные переулки, глухие дворики и шумные улицы, полные пьяных и невоздержанных горожан. В Розфельсе он увидел своими глазами тот самый бор-дель, о котором горячо рассказывал Ганс. Сначала издали, со стороны, а потом ему удалось украдкой проникнуть внутрь и осмотреть убранство. И людей, которые входили туда и выходили. Он посетил каждую таверну и каждый дворик, где наливали напитки для взрослых. В первую очередь те – о которых говорили больше остальных и увлекательнее. В которых что-то происходило! И если в Розфельсе случалось что-то из ряда вон выходящее – Магнус фон Эберхардт оказывался там в числе первых. Не удивительно, что к четырнадцати годам, когда Сиена стала идеалом для юных образцовых рыцарей, которые спорили друг с другом за право совершить подвиг во имя леди и устраивали турниры в ее честь с деревянными конями и почти настоящим оружием, едва ли кому-то могло прийти в голову поставить слова «рыцарственность» и «Магнус» рядом.

А затем пришло время, когда чаяния Родерика фон Эберхардта в отношении Магнуша достигли края, и он собрался определить младшего сына в войска. Да не в какие-нибудь, а запереть на целом корабле. Ко-ра… где? Нет, Магнус, конечно, знал, что это такое и для чего используется. Он даже видел несколько картинок и слышал много историй о приключениях, но не представлял себе жизни, будучи запертым в конструкции из дерева, посреди бескрайних вод. Под видом возможности выбора отец предложил вступить в Орден Святого Копья, но сменить одну клетку на другую – не об этом мечтал юный Магнус, ведь там, как он себе представлял, его ждали те же тренировки с рассвета и до заката, те же солдаты и правила, которым необходимо неукоснительно следовать, иначе… иначе случится все то же самое, что случалось с ним каждую неделю в форте. Магнус твердо решил избрать себе другую дорогу, но с укреплений Торна ему открывался вид не дальше соседних лесов и гор, и там он не видел для себя чего-то такого, с чем он хотел бы связать свою жизнь, потому все чаще рвался в Розфельс. Он ощущал себя подобно птице, что бьется в железные прутья клетки, в отчаянной попытке вырваться на свободу, не думая, что её там ждет. В конце концов, чем хуже охрана торговца безделушками отряда наемников или солдат удачи, которые отправляются в далекий город Мордхейм и возвращаются с несметными сокровищами зеленоватого отлива? Для Магнуса – ничем, ведь главное – это был бы его выбор.

В это-то время и громыхнула грядущая поездка в замок фон Калаи с подарками. На целый месяц! Сначала Магнус ухватился за мысль о том, что со свадьбой отец изменится, оставит его в покое, но затем пришло осознание, что не может он отдать свою жизнь на волю судьбы. Да вера в то, что невестка сможет перековать Родерика, истаяла в считанные дни. То, что Магнус не нашел здесь и в Розфельсе, неизбежно должно найтись за пределами маркграфства. А потому в дорогу он собирался основательно. Помимо лучших одежд, взял с собой все деньги, которые скопил; скарб нехитрый из нескольких близких сердцу поделок, кинжала с кисточкой и памятным кольцом; да оружие всевозможное, как и полагалось сыну доблестного имперского рыцаря. А собравшись, с трепетом и азартом ждал поездки, причиняя немало беспокойства окружающим своим нетерпением.

Оказавшись за пределами форта Торн, Магнус обернулся назад. Крепкие стены с башнями на фоне горных кряжей создавали впечатление незыблемости, какой-то твердости и неукротимости. Такими же были и люди, жившие под защитой укреплений. Магнус был соткан из той же породы. Но все же, прощаясь с отчим домом, он не чувствовал в себе ни жалости от расставания, ни волнения за грядущее. Провожая взглядом башни, он смотрел на них словно впервые. Как на случайно встреченных путников, что мелькнули на дороге и тот час остались позади. Все, что было дорого его сердцу, было здесь, рядом.

Магнус развернулся и посмотрел вперед. Жизнь тотчас взыграла в нем, азарт и глупое предвкушение заполнили его так, что он не смог сдержаться. Забрался в повозку к Сиене и, борясь с желанием вылить на нее впечатления, заговорил:

Сьенка, - беззастенчиво начал Магнус и вытянул ноги, насколько это позволяла повозка. – помнишь того некромантика? Встреть мы его сейчас – я бы его так просто не отпустил. Удивительное чувство - снова вырваться из форта! Надоело мне там, жуть как. Как же здорово, что отец решил отправить подарки.

Проблеск понимания мелькнул во взгляде Магнуса, а потом глаза его заблестели, словно совершил удивительное открытие. Без всякого почтения к образу идеальной леди, он игриво ткнул сестренку в бок локтем. А затем еще и еще, выпытывая признание.

- А ну признавайся, ведь это ты надоумила отца отправить нас в поездку? Ведь да?! Да?!

Добившись ответа, Магнус сунул травинку в рот, лениво потыкал зуб, а затем снова глянул на сестренку. В его глазах на фоне язычков пламени плясали дьяволята.

- По приезде я излазаю весь замок! Нужно будет осмотреть оружейную комнату, познакомиться с мастерами, а потом я хочу в город. Ты когда-нибудь была во Вьюрцене? Ну конечно нет! Отец не выпускал нас за пределы маркграфства. Интересно, что там за люди?

Магнус заставил себя замолкнуть. На какое-то мгновение он словно потерял всякий интерес к теме. Задумчивое выражение лица, такое редкое для него, появилось и тут же пропало. С нотками волнения он смотрел на сменяющиеся один за другим камни на ухабистой дороге.

- Знаешь, Сьенка, не хочу я возвращаться. Совсем не хочу. И не вернусь.

  Наверное, первое время, когда магические способности начали сами по себе проявляться, стало для Сиены самым тревожным. Её повсюду преследовал страх, что кто-нибудь да заметит то, что замечать не надо, и тогда жизнь бесповоротно изменится и, конечно же, не в лучшую сторону. А жизнь, тем временем, менялась сама по себе. Сильнее всего на Сиене отразился уход бабушки Альенор. С её смертью в доме стало как-то иначе. Не было больше тех уютных вечеров, когда Сиена и Магнус были вместе, подле бабушки, и, раскрыв рты, слушали её увлекательные истории. Вскоре и отец, видимо решив, что пришла пора усерднее заняться выковкой лучшего будущего для своих детей, нагрузил брата таким количеством тренировок, что Сиена почти перестала видеть Магнуса. А вот для неё занятий в родном форте, напротив, не находилось. Сиена оказалась предоставлена сама себе. И, пока поездки в Розфельс не стали всё чаще и длиннее, ей приходилось бороться с одиночеством, а точнее с его неизменными спутниками – навязчивыми мыслями о не самых хороших вещах. И так, день за днём, продолжая накручивать себя и не имея возможности поделиться сокровенным секретом с кем-то, Сиена изводилась. Порой, поздними вечерами, когда ей всё же удавалось побыть с уставшим Магнусом наедине, она была готова рассказать ему всё: и о встрече с Марией Гедыминовной, и о своих способностях, и о своих страхах за их будущее. Но каждый раз что-то останавливало Сиену. То это было нежеланием нарушать слово, данное кислевитке, а иногда и просто страх, что та как-то обо всём прознает. То Сиена вдруг считала, что не имеет никакого права перекладывать на Магнуса свои проблемы. Он же наверняка захочет что-то предпринять, а потом ему из-за неё же и достанется. А она должна оберегать брата так же, как и он оберегает её. И тогда она клала его голову к себе на колени, запускала руку во вьющиеся непослушные волосы, и начинала рассказывать одну из бабушкиных историй. Конечно, это не могло заменить те тёплые вечера с бабушкой Альенор, но это было всё ещё их, Магнуса и Сиены, время. И оба понимали, что этого времени становится всё меньше и меньше.
  Со временем тревожность Сиены, которую она маскировала для остальных под переходный возраст взросления девочки, не сошла на нет, но стала заметнее меньше. Не в последнюю очередь благодаря тому, что она решила не бросать всё на самотёк судьбы, а взять в свои руки. До первого письма, подписанным М.Г., инициалами, что заставили сердце биться чаще, Сиена пришла к выводу, что если она научится контролировать всплески внутренних сил, то это однозначно поможет избежать множества неприятных и опасных ситуаций. Возможно, Сиена даже сможет прожить нормальную жизнь, делая вид, что она совершенно обыкновенная девушка. Никакая тебе не ведьма или сторожевой пёс, а простой человек, да-да. Тем более, если дома было легко держать свою тайну подальше от чужих – и от родных – глаз, то в Розфельсе требовалось быть предельно сконцентрированной и внимательной. Поначалу Сиена, опьянённая первыми успехами в контроле собственных способностей, зажелала большего. Получив доступ к городской библиотеке и частным коллекциям родителей подружек, она, не пренебрегая осторожностью, пыталась узнать любые крохи информации о магии, жадно поглощая даже книги, в которых были всего лишь косвенные нужные ей упоминания. И после каждой удачной находки Сиена чувствовала, как внутри всё горит, пылает, что надо ещё, больше. Иногда это чувство полностью завладевало Сиеной, но чаще – отрезвляло. Ей становилось страшно, что она подступила так близко к тому, чтобы выдать себя и подставить под угрозу отца и брата. И тогда Сиена на какое-то время возвращалась к воплощению плана жизни обыкновенной. На удивление, общение с Клариссой и другими девочками, хоть и имело свои недостатки, прекрасно помогало отвлечься. Да чего уж там, Сиене даже нравилось беззаботно проводить время со сверстницами. Это было именно то, чего остро не хватало внутри форта. Дурачась и веселясь, сплетничая и смеясь над мальчишками, Сиена забывала и об опасности, нависшей над ней, и о том, сколько денег уходило на подобную жизнь, и даже о брате, который всё больше отделялся от сестры – или, точнее, от её девичьего круга. До неё, конечно, доходили слухи, что Магнуса то и дело замечают в неподобающих местах, и она несколько раз пыталась поговорить с ним об этом. Но разговоры эти всегда заканчивались одинаково и ни к чему не приводили. Они с братом оба были в клетках, только клетка Сиены была просторнее и позолочена, когда Магнус в своей натурально задыхался. И, может, брат не хотел ни в коем разе ставить сестре это в упрёк, да только Сиена и сама могла сделать подобный вывод. И порой её уносило в крайности. Тогда она молча обижалась на Магнуса, что не одному ему так-то трудно, знал бы он, что ей приходится переживать! И показательно начинала проводить больше времени в компании с Клариссой, старательно играя роль Маленькой Принцессы. Что там от неё ждут? Новых сплетен? Так они у неё есть: вот вам свежая история о том, как мой братец попал в очередную передрягу. А чтобы ему больше неповадно было, давайте устроим танцы, но с ним никто танцевать не будет! Потом, всё же, к Сиене приходило раскаянье, и она переводила тему на что-то или кого-то другого. И, не придавая огласке, возвращалась к Магнусу, чтобы просто молча посидеть с ним в тишине ночи или повспоминать рыцарские истории, напомнить брату, как бабушка Альенор предрекла ему судьбу великого победителя чудищ, а ей, Сиене, – принца в мужья. В ответ же услышать истории бретера, воодушевлённо пересказанные Магнусом. И ведь, наверное, Магнус вскоре и сам мог стать героем всех этих историй, как только бы пошёл на службу. От того Сиене сложнее было понять брата, который с жаром утверждал, что этот путь ничуть не лучше, чем сидеть дома в четырёх стенах. Но она, улыбаясь, всё равно поддерживала брата, думая про себя, что всё равно от судьбы он не убежит. Как же она ошибалась…

  Известие о грядущей свадьбе отца Сиена приняла с восторгом. Она была искренне рада за Родерика и считала, что Филиппа не только облегчит жизнь отцу в плане быта, но и привнесёт новые яркие краски в форт. Чего уж, по одному довольному виду отца, который прямо таки расцветал, получив от молодой девушки письмо, у Сиены на сердце становилось тепло. К тому же, внезапная поездка в Калаи оказалась как нельзя кстати: избавиться на целый месяц от этого надоедливого магистра Ортица! Он как будто специально преследовал её, от чего становилось жутковато. Сиена была уверена, что вела себя осторожно, и ничто её не должно было выдать. Она давно перестала интересоваться магией и совать свой носик куда не следует. Самым опасным оставались её самостоятельные занятия по контролю способностей и ответные письма к Марии Гедыминовне. Но о первых никто, кроме неё, не знал, а содержание вторых оставалось невинным. Разве что она не могла не написать кислевитке о приезде магов в Розфельс, но одного этого же было бы мало. В общем, всеми правдами и неправдами Сиена старалась избегать новых встреч с магистром, прилипнув к Клариссе словно на клей. А это, в свою очередь, очень сильно выматывало, так что от предстоящей поездки Сиена ждала многого, но, как минимум, возможности немного расслабиться.
  Из собственных хлопот у Сиены оставалась только отправка письма кислевитке, в котором она сообщала о своём отъезде, да и в общем-то всё. Вещей с собой на целый месяц она набрала не мало, так что её нисколько не удивило, что и у Магнуса много багажа. Как и не удивило его взбудораженное поведение в ожидании отправления: чего уж там, ей тоже было любопытно, что лежит за границами маркграфства. А вот первый же вопрос, что задал братец, подсев к ней в повозку, слегка выбил девушку из колеи: взял да и помянул некроманта. Она, на самом деле, уже и забыла все лесные приключения как страшный сон. Ну, может и не забыла, но уж точно не вспоминала по собственной воле. И сразу немного грустно стало, что самым ярким воспоминанием Магнуса остаётся тот ужас. На следующий вопрос, про саму поездку, Сиена сначала не хотела отвечать, хитро улыбаясь, но всё же сдалась под настойчивым натиском брата. Правда, правду она не сказала, ловко управляясь со словами, будто это вроде как и её идея, но не только лишь. Уж слишком ей нравилось видеть братца в хорошем настроении, и она считала, что немного невинной лжи не помешает и на этот раз.
  — Думаешь, люди там другие? – задумчиво протянула Сиена. Она думала, что нет, но решила не лишать Магнуса надежд. А потом, как гром посреди ясного неба, прозвучало откровение брата. Сиена несколько мгновений молчала, оценивая, насколько серьёзными были намерения Магнуса.
  — Ты не можешь, – наконец мрачно ответила она. Вот к чему привело, что она с улыбкой слушала все фантазии брата и не приземляла его.
  — Не можешь, – глухо повторила. Сама не знала, почему начинает злиться. Разве она не желала брату хорошего?
  — Не перед свадьбой отца же! Ты разобьёшь ему сердце и испортишь праздник! – от отрицания к торгам. Сиена схватила брата за руку и крепко сжала. Если согласится вернуться, то, возможно, останется.
  — Прошу тебя, одумайся! Разве нет иного пути?
  Он был. Надо было просто попросить остаться ради неё. А если и этого было бы мало, то продемонстрировать силы – тогда Магнус бы точно передумал. Но не для этого все эти года она скрывала от самого близкого человека тайну, чтобы в одно мгновение уничтожить доверие и привязать к себе против воли.
  — Я буду очень скучать. Ты же будешь обязательно мне писать о своих приключениях?