ΛΣ: Второй турнир Тринадцатого Легиона | ходы игроков | ⚔ Бронза: Рога и Розы

В отличии от стоящих на ней бойцов, от самой арены первого тура ожидать каких-то сюрпризов не приходилось. Круглая «лепешка» из хорошо утоптанного крупнозернистого серого базальтового песка, заключенная в кольцо из каменных стен. Достаточно широкое, чтобы было где побегать вокруг противника, метая в него копья, ножи или заклинания, но не настолько большое, чтобы превращать поединок в фарс наподобие гонок на колесницах. Частенько, чтобы это блюдо не было пресным, хитрые механизмы скрывающиеся в полу и стенах добавляют на арену что-то из дополнительных опасностей и возможностей для сражающихся. Но не сегодня.



Сложно сказать… ладно, довольно легко сказать, что на этот раз организатор совершенно точно просто поленился. И точно не стал делать никаких болот в которых можно сидеть по уши дымя дымом или статуй с которыми можно пойти драться вместо своего противника получив от него в спину копьем именно потому, что ему было лень что-то придумывать, а не потому, что склонность гладиаторов странными и глупыми способами самоубиваться о подобные вещи скорее вредит шоу, чем делает его лучше. Именно так и никак иначе.

Впрочем, не будем об этом. Куда важнее, пожалуй, было то, что Шкуромеру в кои то веки противостоял кто-то не из звериной галогруппы, пускай и зачем-то запачкавший свою опаленную идентичность имплантацией себе демонических рогов. Ну а шуту, в свою очередь, по-видимому, противостояла большая красивая клумба? Защиты от того, чтобы высадить на ней хоть в три ряда цветочки у которой, кажется, было примерно никакой. Или это только на первый взгляд так казалось?

– Вах-вах-вах какие мышцы, какие шрамы, какая стать. А в чем ваш секрет? В папе и маме? А почему тогда не они тут стоят? - с лёгким заговорщеческим флёром прищурились, поднимаясь из традиционного поклона, поигрывая розой вращаемой клоуном на кончике пальца.

Может для кого-то, превращение воплощённой опасности и остроты, в форме ножей в более казалось бы нелепые цветы, а сильную и грозную в своих оранжевых оттенках лаву с какой-то радужный кисель могло бы показаться очень странной идеей на арене, где столь ценят кровь, брутальность и всё такое. Но все же, сколько на этой же арене, да и в самой империи этих ваших любителей метать обсидиановую острючку выглядящую плюс-минус у всех одинаково, а сколько в империи тех кто метает цветы и показывает что нелепые на вид вещи могут таить в себе большую опасность и более того, становящегося все более проворным от этого? То-то же, к тому же, алый цвет так идёт розам~

Но, это уже не так важно, куда важнее было то с кем сражается Кальман. С артистом! Но другой специализации, ведь если искусства циркачей должны были развлекать, пускай иногда и через страх и кровь, то вот Шкуромер явно метил к искусствам ораторов, тех кто вдохновляет и бла-бла-бла. Ходячее удостоверение расовой теории, Атлант, Голиаф, ходячий вулкан. Но он пока спит, грохочет, напоминая о своем потенциале, но кому нравятся спящие и шумящие вулканы? Никому. А вот активно плещущтх магмой, и грозными бахами и активно двигающие породой?! Вот какими должны быть проповедники.

И это следовало использовать. Не просто усадить вулкан цветами, но разводить его на мощные удары давая возможность их проводить, и каждым ударом не пытаться убить, а ослаблять подрезая сухожилия и оставляя колкость о его анатомии. Все же какой восторг будет от того что Голиаф упадет од одного камня в глаз, если можно помочь ему пасть как и подобает могучей горе - постепенно и громко. Пока вокруг него будет порхать "восторженный поклонник", ускользающий от возможных прыжков комментируемых из-за своей громкости как "а, что это, вулкан пробуждается!? А нет, это Вы! Великолепно. А когда взрыв?", или комментируя возможные броски Лавовых перчаток как "Ах, извержение! А где остальное? А, понимаю-понимаю, бываааааает."

– Тысяча извинений, вы ведь носитель неимоверной МУдрости. Наглядная демонстрация работы над собой.. как и любой другой гладиатор и настоящий гражданин этой страны. - продолжая плести свой "заговор", пустили в жонглерский полёт с маленькими подвывертами спиралевидных траекторий пока в пределах себя, не пускаясь в пляску кругом идеолога.
– Так в чём соль? Впрочем не важно, ваших достижений уже достаточно! Так прошу, примите тысячу комплиментов

Облаками белесого пепла вились пред ликом Шкуромера плоды неспешных выдохов, покуда он свысока взирал на испачкавшегося во грехе фигляра. Для расового кордона было бы честью сойтись с полуэльфом, что раз за разом доводил, почему опалённым должно доминировать в видовой иерархии Империи. Умелым веденьем стали и всестороннейших чар. Разве лишь пренебрегая вкладом в собственное тело, кроя его латами. Оборонят ли они хозяина при вероломном покушении в банях али сне? Впрочем, пускай и провалившийся, однак всё же представитель антропогруппы, являл собой достаточно знаменательного супротивника, дабы полагать его, повергшего превосходящую даром пустынницу, достойным для себя испытанием. Что, вестимо, не умаляло разочарования и презрения, которые испытывал бык при виде рогов клоуна, срамно притаившихся за пёстрым покровом.

– Жалкое зрелище. – сказу бренчащего звонцами да языком человека исполин внимал слабо. Нехай дивится себе и дале. – Сколь многогранный потенциал – и запятнан порочной практикой греховной трансплантации. Психосущности, сбегающие во второсортный котёл Имперских рас из ещё боле ожесточённого бульона хаотичных фенотипов, живут за рамками обыкновенной анатомии. Перенимая их коварную плоть и облик, ты перенимаешь часть их мышления и сути. Я затрудняюсь вообразить, что могло бы сподвигнуть тебя на осознанное уподобление доказавшему свои позорные качества бастарду. Неужто гомоэротические успехи твоего первого супротивника зародили в тебе чувство зависти? Али на фоне выдающейся нелепицы его игры ты ощутил себя глубоким дилетантом в своём поле? – Шкуромер вопрошал едва ли риторически. Содержимое осквернённой черепной коробки выступало для него предметом искренней научной загадки. – Хотя для представителей твоей социальной роли характерно самоуничиженье. Это воистину многое проясняет.

Хрупкий ловкач. Скоморох принадлежал к тому виду супротивников, по которым было важно не столь как попасть, сколь попасть вовсе. Для триумфа над вертким клоуном, либо же его переломного приближения, в помыслах быка хватило бы одного сносно положенного удара, что перебьёт ногу али взболтает нутро. И уже его нанесение виделось магматавру наиболее тяжкой и потребной задачей в этом поединке. Утверждал сие и бой клоуна с латником, где поставил точку один-единственный влучивший дрот. Гончих псов да аренных рыцарей, что заняли бы размалёванного до этого, при Шкуромере не имелось. Метанье перчаток доведётся отложить до иного боя – у жонглёра были свои пути обращенья с летучими вещами. Из его первых схваток борец уразумел, что ножеглотателю любо растягивать представленья, не выцеливая сходу смертоносных ран. Глядишь, это можно и воспользовать супротив него.

В конце концов, для всяческих плутов продлевать бой суть дарствовать сопернику возможность приглядеться. К тому, как ты ступаешь, как выгибаешься, отскакиваешь, как уходишь от одного удара за другим. Это-то и нужно было Шкуромеру – разучить танец скомороха, выуживая из него увиливающие па да приспосабливаясь к ним. Нанести множие пустых ударов ради одного верного. Всячески шугая фигляра руками, на кои он ранее вдоволь имел полюбоваться, и позволяя ему ложно свыкнуться с махами – дабы после вознамериться подбить копытом, боле невысоко да непредвиденно, нежель тянуться за скромным ростом шутом к тому мигу наверняка покалеченной дланью. А до того часа доведётся положиться на обретённую защиту, дабы заглушить ущерб от различного цвета. Да силиться не давать супротивнику излишне отдалиться от себя, заворачивая к краям аренного круга, дабы ограничить манёвровый простор.

Отловите с дюжину артистов разных жанров и спросите у них, в чем главный секрет успешного выступления… и получите, разумеется, с дюжину совершенно разных ответов. Однако если попросить их расширить список «главных» вещей скажем, до десяти и обязательно заметите, как красной нитью через них и у ленивых но талантливых и у серьезных и размеренных пройдет одна и та же вещь – умение импровизировать. Потому что как бы ты ни был хорош и подготовлен, невозможно предугадать всего наперед. А потому, артист разговорного жанра, жонглер или тем более гладиатор все они должны уметь адаптироваться под ситуацию. Если, конечно, они действительно хороши.

Первая попытка Дымящего Вурканчика применить шлаковую корку магмы для того, чтобы защищаться от летящих в него ножей притворяющихся розами, скажем честно, не слишком впечатляла. Он просто бух, и превратился в хреновенькую такую статую, которую ему пришлось ломать изнутри. Не на много лучше была и вторая и третья попытки, если между нами. Но время шло, клоун растягивал представление и у подрезаемого то тут то там, но пока не очень то и торопящегося рухнуть обессиленным магмокожего минотавра образовывалось все больше возможностей, для того чтобы попробовать сначала одно, затем другое, а потом и третье. Острая нужда и боль, как ни крути, два великих педагога.

В сущности, импровизированный доспех из магмового шлака, откровенно сказать, довольно таки дермовая броня. Он не особенно крепкий на удар, пористый, но при этом колкий и норовит обсыпаться большим куском. И вот в этом, пожалуй, и скрывается главная тонкость. Или наоборот, скорее ширина. Потому что «шлаковой пены» если у тебя есть достаточно времени сил и желания можно надуть много. Реально много. В том числе и такой слой, чтобы язящные тонкие метательные ножи в нем просто застревали. Не потому, что не могут его пробить, а просто потратив всю не такую уж большую инерцию броска, что в них врожили.

Конечно, угольные кегли все еще встряхивают этот вулканический холм и даже срывают с него слой-другой, но так ли уж и много той ударно-взрывной силы в этих букетиках? Достаточно ли чтобы по-настоящему навредить увешавшемуся «глинянной» броней минотавру? А если ту и поколоть на нем, так ее не шибко медленнее восстанавливает. И суставы закрывать «наплывами» оной, после пары обидных тычек довольно резво смекнул. И вот в тот момент, когда трикстер, плут и ловкач обнаружил, что из двух с половиной его трюков ни один больше не может нанести противнику хоть сколько-либо существенного урона, время на арене потекло в обратную сторону.

Ибо оставалась лишь одна загадка – как нанести ущерб тому, кто ловко скачет на коньках по арене и даже и не думает подпускать к себе близко? Потому как что руками в него маши, что ногами, а хочешь и заботать пытайся, какой в этом толк, если до него и бревном не достанешь? Впрочем, для того, чтобы разрешить эту загадку не требовалось быть профессором сложных математик. Достаточно было наращивать корку побольше, да прыгать повыше. А приземлившись, как следует ее во все стороны подрывать. Ибо осколочная каменюка, глаз не имеет и жалости не знает. Не зацепила с первого раза, так попадет на второй или третий. Благо, укрытий, за которые от такой шрапнели на арене тоже не было, так что уклоняйся не уклоняйся…

А рано или поздно словишь тяжелого тумака или по голове или по ноге. Или и туда и сюда и по животу еще сверху, чтобы не шибко расслаблялся. Так в общем-то и случилось с Кальманом, который в какой-то момент просто оказался слишком близко от приземляющегося минотавра, до этого целенаправленно притиравшего его к краю арены. Замешкался ненадолго, не успев выдать очередное плавное коленце в танце, а затем уже и огреб оплеуху чем-то бревноподобным, пойти разбери, то ли рукой, то ли ногой, от которой и улетел так, что об стену спиной впечатался, да благополучно отключился. Вечная беда этих ловких дохляков, на удар они не шибко-то стойки.

В несколько могучих движений остатки тверди с увязшим в них цветом осыпались оземь, частью погребя под собой во всех смыслах павшего гоминида. Тень колосса дымной тучей распростёрлась над шутом, изъявляя мысль безо слов. Вот что бывает, когда ты кочевряжишься вблизи вулкана – спящего ли али буйствующего. Лик так и темнился недвижной глыбой недрова камня. Жерла очей, вестимо, горели всегда, однак пылом, что бурлил в них ныне, казалось, можно было топить города. Бронза – хороший металл. Крепкий, надёжный, славно чтущийся с горячими чарами, уж что высший триумфант, что его супротивник не дадут солгать. Чем-то схожий с самим генотипом магматаврид. И всё ж прохождение достойного испытания грело и без того раскалённую душу сильней всяческих титулов да наград.

Бык мог бы обломать эти позорные рога, вылечив комедиста от греховного яда да натолкнув его на боле верный путь. Однак это было бы навязанным решением, к которому в славном разе достойный гражданин Империи должен прийти сознанно и сам, иначе грозя вновь запятнать себя дармовой чуждостью. Посему магматавр благородно не стал лишать человека этой возможности. А коли тот потонет в пучине избранной ловушки, сие само скажет о нём достаточно. От вычурного фиглярского наряда быку и вовсе не было проку. Впрочем, ответ на вопрошание о том, что же брать со скомороха, у Шкуромера возымелся ещё до того, как он в сей день ступил на песок. Сегодня он превзошёл Опалённого. И пущай не раз уж, и не два за сей турнир сверкали сходные жесты – тем паче, рукою шута, и чужой меж его же костей – для Шкуромера давний обряд имел много боле высокое да личное значенье, нежель для иных его исполнителей.

– Моё сердце пылает истовым почтением к Арене. – сверкнуло снятое с пояса лезо, покуда его хозяин сотрясал воздух своим намереньем. – Твоему не сравниться с ним, мнимый волокол. Однак спи спокойно. Оно познает схожий жар. И, быть может, тогда ты уразумеешь свои погрешности.

– Ave Vesuvio.