Crimson | ходы игроков | Crimson

Тринадцатый помолчал.

– Принял, – отзывается будто бы слегка неохотно, после заминки. – Помни, если успеваешь – то дверь. Если протупила, напоролась в упор – замереть, не дышать. И самое главное – ни в коем случае не кричи.

Он тяжело вздыхает, со сдавленным стоном.

– Вколю себе еще дозу. Если не отвечаю – может быть вырубился. На всякий случай выключи рацию. И будь осторожна. Удачи.

Твой собеседник замолкает, и вокруг сразу же сгущается тревожная тишина. Отложенные на время разговора страх и тревога вдруг в одночасье возвращаются с новой силой – тебя снова трясет, но на этот раз уже не от холода. Термоизоляция костюма прекрасно справляется со своей задаче – ты снова можешь шевелить пальцами, чувствительность постепенно возвращается к окоченевшим ступням. Вспоротый бок напоминает о себе тупой болью, но уже не кровит.

Осматриваешь “брюки” костюма – находишь в районе бедер два просторных “тактических” кармана с магнитами. Слишком маленьких, чтобы вместить кейс аптечки, но достаточно просторных для нескольких ампул, шприцев, пары пластинок таблеток, и выступающей наполовину, посаженной на тугую клипсу зажима, радиостанции.

Сперва открываешь помещение с подом, после – быстрым шагом идешь к двери на оппозитной стороне офиса. Тычешь пальцем в консоль, невольно задерживая на секунду дыхание. Створка съезжает в сторону, открывая темное жерло негостеприимного коридора – лицо облизывает порыв сквозняка, слышишь тот самый металлический скрежет. Теперь тебе кажется, что он доносится не из самого коридора, а откуда-то сверху – словно одни пласты металла бескомпромиссно сминают другие пласты металла, словно в самой структуре комплекса происходят какие-то необратимые изменения тектонического характера.

Ты была готова бежать, но бежать не пришлось. Коридор, насколько хватает скудного багрового освещения, все так же пустует. Напоминает железный темный тоннель, и тебя беспокоит, что ты не можешь видеть противоположное окончание. Ты делаешь шаг вперед – быстрее и нервознее, чем хотела бы. Потому что вдруг понимаешь, что слишком долго стоишь в проходе, потому что вдруг кажется, что еще секунда – и створка сработает, а твое тело повторит участь стула.

Замираешь в коридоре, дыша полной грудью – хочется вернуться в “офис”, успевший стать знакомым, привычным и почти безопасным. Но сдерживаешься, упрямо смотришь в темную неизвестность. Едва не подпрыгиваешь, когда со стальным лязгом захлопывается снова дверь за спиной – подходишь к консоли, тыкаешь на замочек, и получаешь на весь экран сообщение об ошибке в связи с критической неисправностью.



00-02 ПИТОМНИК

Дверь не открывается.

Хоть ты и предполагала подобное, но внезапно со всей отчетливостью осознаешь то бескомпромиссное ощущение давящей пустоты и леденящего страха, которое испытываешь оставшись наедине с коридором. Ты видишь только красный квадратик экрана консоли – аварийный свет больше не проникает сюда из “офиса”, вокруг кромешная, живая, абсолютно непроглядная темнота.

Ты слышишь собственное дыхание – кажется, будто оно расходится под сводами железного тоннеля оглушительным эхом. Что все твари Тринадцатого на километры вокруг прекрасно слышали грохот, с которым закрылась за твоей спиной дверь. Что они уже стягиваются сюда в темноте, вывалив исходящие паром отвратительные длинные языки. Кажется, что твое местоположение выдает даже грохот твоего сердца.

Ты совершенно беспомощна – пальцы левой руки вскользь касаются стенки, где-то впереди тускло горят, почти не давая света, дверные консоли. И ты не видишь ничего кроме – даже собственных поднесенных к самому лицу пальцев.

К некоторым вещам нельзя быть готовым. Так, несмотря на все мои действия по обеспечению собственной безопасности от внезапных монстров по ту сторону двери, я знала, что была совершенно не готова к столкновению, которое так и не случилось. Мне повезло. Даже не буду думать о том, как всё могло закончиться в противном случае. Но вот моя полоса везения оборвалась, безжалостно перекушена заклинившей дверью. Пути назад нет. И сколько бы я не проговаривала про себя, что возможно так и будет, что эта чёртова дверь не откроется из коридора, мне было трудно с этим смириться. Если твари не сбежались на первое открытие, это вовсе не значит, что они не прибегут на второе. И что мне тогда делать? Я не видела, но знала, где находятся двери. Но что, если они окажутся запертыми? Или, наоборот, не будут закрываться? Внезапно я поняла, что совсем ничего не знаю об этих тварях. Они похожи на людей? Есть ли у них руки, смогут ли они открыть дверь? Наверное, всё же нет. Тринадцатый не говорил о таком, но он вообще мало что рассказал, если так подумать. Это не помогало. Воображение, получившее полную свободу благодаря абсолютной, царствующей темноте, вырисовывало разнообразные жуткие образы чудовищ, всё заполняющих и заполоняющих коридор. Когти невообразимой длины, острые клыки в три ряда, ядовитые жала на кончиках хвостов…

Я стояла, плотно прижав ладони к носу и губам, и, кажется, уже начинала задыхаться.

Тишина. Убийственная давящая на психику тишина – то и дело переходящая в далекий, но невозможно тяжелый разрушительный скрежет. Вдох – и тебе кажется, что весь комплекс это хрупкий карточный домик, который складывается бесконечными этажами над твоей головой под собственным весом. Еще несколько ударов сердца – и потолок резко схлопнется с полом, оставляя тебя, сдавленную в тисках тысяч тонн стали, но еще живую и в сознании, под завалами.

Выдох, переходящий в нервный хрипящий кашель, вызванный внезапным паническим сокращением диафрагмы. Почти видишь мелькающие в непроглядной темноте тени, бледные поджарые силуэты, на паучий манер ползущие по стенам и потолку, почти слышишь насекомоподобное щелканье жвал. Или это всего лишь мерный гул крови?

Внезапно и отчетливо, более отчетливо чем когда-либо, осознаешь не только факт смертности, но и свою невозможную хрупкость – почти что угодно в этом месте способно оборвать твою жизнь, и требуются миллионы счастливых стечений обстоятельств для того, чтобы, по какому-то благословению свыше, ты уцелела. И это может случится в любой момент, хотя бы прямо сейчас – еще вдох, и тебя вдруг не станет. Вообще не станет.

Ты сползаешь на пол по стене, обхватываешь прижатые к груди колени руками. Не знаешь, как долго сидишь неподвижно в такой позе в кромешной тьме среди звенящей оглушительной тишины. Не знаешь даже, открыты или закрыты глаза. В конце концов, паническая атака медленно отступает. Инстинктивно цепляешься за последнюю осознанную и четкую мысль – нащупываешь рацию, вслепую находишь слайдер на задней крышке, и щелкаешь влево.

Я всегда была такой? Я чувствовала себя маленькой испуганной девочкой в стране выдуманных кошмаров, а не взрослой девушкой, способной принимать решения и чётко действовать в сложной и опасной ситуации. Кем же из них двоих на самом деле была я?

Надо было собраться, встать и идти дальше, но что-то мне мешало. Неуверенность. Я знала, что слишком слаба. Раз за разом я спотыкалась о собственные сомнения и каждый раз неизбежно падала. Зачем я всё это делаю, если исход будет один? Это засасывало. Выхода не было. Я не хотела умирать. И что же я делаю, чтобы этого избежать? Иду вперёд, где точно умру. Глупо.
Нет. Не было пути назад, но выход-то был. Я могла пойти вперёд, либо остаться здесь в одиночестве и в кромешной тьме, медленно, но верно сходя с ума. На самом деле, это казалось даже заманчивым. Зачем искать смерть, когда она сама тебя ищет?

Щёлкнула рация. Это и щелчком-то не назовёшь, но каждый звук сейчас звучал на максимальной громкости. Не знаю почему, но это сработало, словно кто-то со всей силой потряс за плечи, выдернув меня из топких мыслей. И это была я. Я сама себя спасла. Как будто в подтверждение этого мне захотелось безостановочно щёлкать рацией, включая и выключая её, прислушиваться к новым звукам, источник которых был бы мне понятен и не пугал. Но это было опасно. Вместо этого я сосредоточилась на пальцах, сгибая и разгибая их, пересчитывая один за другим. Мне просто нужна была какая-то точка, способная стать опорой.

Уже было неважно, сколько прошло времени. Потому что если от этого зависела моя жизнь, то я точно опаздывала. Я не решалась вставать – хотя на самом деле мне просто было трудно это сделать – и поползла на четвереньках к первой двери, как и планировала раньше.

Ползешь на четвереньках к двери – даже сквозь ткань комбинезона в колени все еще болезненно впивается ледяной металл пола. Волна ужаса будто бы откатывается назад, давая возможность вынырнуть и вдохнуть полной грудью – и сразу же возвращается, смывает назад в штормовое море, затягивает в пучину рывком, с головой. И вот ты просто лежишь на боку, отчаянно хватая ртом воздух, и даже не отдаешь себе отчета в том, где находишься и что происходит. Хоть ты и по-прежнему не помнишь ничего кроме имени – отчего-то все равно кажется, что никогда в жизни в прошлом тебе не приходилось оказываться в настолько безвыходной ситуации и испытывать настолько ощутимый, животный почти что ужас.

Ты не знаешь, сколько проходит времени – но паника отступает. Прерывистое неглубокое дыхание нормализуется, и даже местный морозный воздух уже не так дерет легкие. Отчетливо понимаешь, что если бы в темноте коридора рядом с тобой оказалось бы хоть что-то опасное, ты уже была бы мертва – окончательно, бесповоротно, без малейших шансов, сомнений. И странным образом эта бескомпромиссная мысль слегка утешает.

Сперва продолжаешь ползти, потом даже находишь силы подняться. Скользишь пальцами по стене, смотришь на горящие во мраке тусклые квадраты панелей. Воссоздаешь модель коридора по памяти, вспоминая, как он выглядел недавно в карминовом свете. Здесь будет сложно заблудиться и потеряться – три двери слева, еще одна, массивная, справа, и поворот впереди.

Добираешься до первой панели. Четко различаешь на всех четырех горящие на красном фоне замки. Скорее всего, неизвестное повреждение вывело из строя аппаратуру во всем этом блоке – который, как видно, функционировал на чем-то типа зацикленного автономного контура. Почти уже не удивляешься странным мыслям, из ниоткуда внезапно возникающим в голове. Красный фон всех панелей скорее всего означает, что местную систему распознавания “свой \ чужой” вывела из строя та же самая фатальная неисправность – можно предположить, что эти двери будут вести себя точно также, как и та, предыдущая. С одной стороны, это означает, что ты сможешь войти – следовательно, продвинуться дальше. С другой – в своём желании входить в эти комнаты ты не очень уверена.

Нерешительность. Наверное, это самое удачное определение, которым можно было бы описать моё текущее состояние. Я стояла перед дверью, смотрела на пиктограмму замка и не знала, чего я хочу на самом деле. У меня был план, которого я собиралась придерживаться: находить себе пути отступления и только потом двигаться дальше вперёд. Но теперь эта идея казалась… безнадёжной? Осознание собственной уязвимости на какое-то время сделало меня как будто равнодушной к происходящему: что бы я не делала, исход будет один. Но при этом я понимала, что сдаться – тоже не вариант. И вот я застряла где-то по середине, не в силах выбрать направление.

Я не ожидала, что за дверью меня ждёт опасность. Нет, я не исключала, что там может быть тварь или кто-то, а может и что-то, ещё такое, чему я не буду рада. Но подобным образом можно было допустить что угодно, а у меня не было ни желания, ни сил прокручивать в голове бесконечные неосуществимые сценарии. Я думала о другом. О том, что если дверь также неисправна как та, через которую я прошла, то какой мне смысл искать за ней убежища? Она же не откроется изнутри. И не оказавшись запертой внутри я это никак не проверю. Просто посмотреть сейчас, открывается ли она вообще? Ну, на тот случай, если я в страхе буду убегать от твари обратно. Я горько усмехнулась. Кажется, я ещё та трусиха: скорее я слягу на пол в очередном приступе панической атаки.

Можно было подумать о том, что в одном из помещений есть фонарик. Но мне надо быть честной перед собой: я не рискну зайти в комнату ради фонарика или чего-то посущественней, если буду подозревать, что не смогу выбраться обратно. И я снова возвращалась к вопросу, зачем мне открывать эти чёртовы двери?! Я даже не боялась шума, который неизбежно будет сопровождать каждую мою попытку, потому что дело было совсем не в нём. Кажется, я уже ответила на свой вопрос. И определилась, куда же мне всё же двигаться – дальше.

В темноту. Освещения едва хватает, чтобы различить собственные белые пальцы, скользящие в поисках опоры и ориентира по холодной, безукоризненно гладкой стене. Весь комплекс вновь натужно содрогается от столкновения тектонических масс, сопровождаемого приглушенным и далеким металлическим скрежетом. Почти подпрыгиваешь – сердце пропускает удар, между лопатками зарождается и распространяется волной морозная дрожь, однако на этот раз берешь себя в руки практически моментально. Скрежет тревожит, но непосредственной опасности пока что не представляет.

Добираешься до поворота осторожно, без спешки. За углом обнаруживаешь тупиковый отрезок – удивительно, но ты можешь видеть. Ближайшая слева дверь, “04”, слегка приоткрыта, и сквозь щель в коридор проникает слабый и разреженный карминовый свет. Почти не удивившись, мысленно отмечаешь, что все консоли в этом сегменте комплекса горят красным – уже привычно пересчитываешь новые двери, еще две по левую и одна по правую руку.

Затаив дыхание, приближаешься к приоткрытой. Сквозь узкий, шириной максимум в твою руку, просвет различаешь черные сетчатые квадраты пола (совсем как в комнате с подом, “твоей” комнате), и голые стены. Створка вздрагивает и бесшумно смещается на полметра в сторону, чтобы практически сразу вернуться в первоначальное состояние. Начинаешь отсчет.

Один, два – дверь “04” съезжает влево. Три, четыре – возвращается на исходную. Не захлопывается наглухо, оставляет узкую щель. Но закрывается с силой – не сомневаешься, что силой достаточной, чтобы в случае чего сломать тебе ребра.

Когда “04” в очередной раз приоткрывается, успеваешь увидеть сектор длинного зала – и какие-то конструкции, напоминающие поставленные друг на друга собачьи клетки. Некоторые решетчатые дверцы клеток закрыты, другие – прорваны, и на рваной бахроме выгнутых вовне прутьев виднеются отталкивающие темные комки биомассы.

От вида клеток, точнее от их содержимого, того, что частично удалось разглядеть, внутри всё неприятно сжимается. Я инстинктивно отворачиваюсь и делаю шаг назад: неосознанно, чтобы просто находиться от заклинившей двери на наверняка безопасном расстоянии. Мне кажется, была ещё одна причина, по которой я не хотела проверять дверь за дверью – может, где-то на глубоко подсознательном уровне я помнила, что за этими дверьми нет ничего хорошего, а, может, мой мозг сам дорисовал жуткие картины на основе уже увиденного. Ещё и этот вездесущий красный свет: не просто красный, а такой насыщенный, густой, вызывающий тревогу. Я смотрю на свои руки, залитые этим багровым светом, и по спине пробегает волна мурашек – кажется, что они, руки, все в крови. Это просто снова дверь под номером “04” попыталась вернуться на место, вызвав зловещую, но очевидную ассоциацию, что будет, если я захочу узнать тайные, сокрытые за дверью.

А надо ли мне туда? Я разочаровалась, когда поняла, что коридор заканчивается тупиком. Это означало, что нужный мне выход был за одной из этих неисправных дверей. Или же выхода больше для меня нет, он остался в “офисе”, за дверью, которую я не смогла открыть. Я почувствовала, как подступает новый приступ паники, и поспешила подумать о чём-нибудь другом, на что я хоть как-то могла повлиять. Ряд помещений от первого до пятого был похож на группу схожих комнат. Мне казалось, что все они должны были быть изолированными, а значит выход скрывался за одной из двух дверей на противоположной стороне коридора. Я повернулась к ближайшей и уже даже сделала ей шаг навстречу, когда мрачная мысль внезапно меня остановила. Тринадцатый говорил, что комплекс или какая-то его часть – это исследовательская лаборатория. И что твари, кем бы они ни были, судя по всему, были созданы здесь. А дальше нетрудно представить, что что-то пошло не так и вот, к чему всё это привело. Могли ли твари вырваться как раз из тех клеток, к которым я повернулась спиной? Моё сердце забилось с бешенной скоростью. Я перестала дышать. Нет, будь здесь монстры, они бы уже нашли меня. Нашли же бы уже, да?

Я не смела ни обернуться, ни пошевелиться. Но долго в напряженной неподвижности я не могла находиться. В конце концов, ничего не происходило, а мне нужно было что-то делать дальше. Если в той комнате твари, сейчас я максимум что могу, так это ненадолго отсрочить неизбежное. Или нет. Они же расползлись по всему комплексу, их давно может тут не быть. А если двери для них действительно препятствие, то я, очевидно, пока в безопасности. Но что, если я ошибаюсь, и в клетках были не твари, а… просто животные? На мгновенье я подумала про людей, но клетки были слишком маленькие, если только в них не держали детей... Откуда только такие кошмарные мысли в моей голове? Нет-нет-нет. Вроде я видела, что прутья погнуты так, словно что-то вырывалось из клеток. Мне точно нечего там делать. С внезапной мрачной решительностью я отправилась прочь от двери.

Медленно пятишься от дефектной двери – сперва спиной вперед, после все-таки отворачиваешься. И сразу становится не по себе, как будто чьи-то голодные глаза облизывают затылок. Появляется мысль, что будь дверь закрыта, тебе сейчас бы было спокойнее. Если все-таки допустить существование “тварей”, и если верить Тринадцатому – то двери то самое доступное тебе преимущество человеческого интеллекта над безмозглыми существами, а твое единственное оружие и главный инструмент в сложившейся ситуации это неисправные, кое-как работающие консоли.

Пол коридора покрыт квадратными металлическими пластинами – холодными, грубыми, предельно отталкивающими. Таким вполне мог бы оказаться пол в тюрьме строгого содержания на отдаленном спутнике – но тебе уже известно достаточно, чтобы предположить, что место, в котором ты сейчас находишься, тюрьмой не является. Не видишь никаких разноцветных линий, вообще ни одной – не можешь отделаться от стойкого ощущения, что главный коридор должен выглядеть совсем по-другому.

Все еще чувствуя себя неуютно, приближаешься к двустворчатой массивной А2. Она встречает тебя хорошо знакомым красным светом консоли – эта, в отличии от прошлой, “исправна”. Нервно хмыкаешь в голове, отмечая, насколько быстро все способно измениться в сравнении – красные экраны с активными элементами интерфейса теперь ощущаются как норма, “исправные”.

Прислушавшись и не услышав ничего подозрительного, решительно вдавливаешь замок. Тяжелые створки вздрагивают и медленно, плавно, расползаются в стороны. Понимаешь – если за дверьми “А2” что-то есть, то они не успеют закрыться вовремя.

За створками обнаруживается высокое прямоугольное помещение, вытянутое параллельно тупиковому отрезку внешнего коридора. Большая часть зала заставлена ящиками – одинаковые серые металлические коробки десятками и сотнями поставлены друг на друга, от пола до потолка. Внезапная ассоциация вспыхивает в пустой памяти: транспортные контейнеры стандартного образца, герметичные, укрепленные; маркировка на боку должна сообщить тебе стандартизированные данные адресата и отправителя; потребуется омнитул с действительным цифровым QR-сертификатом, чтобы вскрыть такую штуковину. Взгляд скользит дальше по залу, выхватывая несколько более крупных стальных контейнеров в дальнем углу, парочку “локеров”, погрузчик и шахту лифта.

На протяжении нескольких секунд рассматриваешь бледно-оранжевый погрузочный шагоход – двух с половиной метровый механизированный аппарат с открытой кабиной, ранцем-противовесом, и погрузочными вилами с магнитными зажимами вместо “рук”. После – взгляд неизбежно соскальзывает на грузовую платформу, карабкается по стене и растворяется в недрах шахты.

Когда двери начали медленно раскрываться, мне резко захотелось всё отменить. Наверное, это всё из-за наводящего ужас красного света, хлынувшего через проём. Я никак не могла контролировать свои эмоции. Буквально только что я смирилась с неизбежным, но стоило перейти от размышлений к действиям, и мне стало страшно. Было что-то зловещее в том, что я своими руками как будто приближаю свою смерть. Или же своё спасение. Кажется, что всё просто зависит от того, под каким углом на это посмотреть. Но сказать определённо легче, чем заставить себя думать позитивно.

Не уверена, что я в действительности чего-то ожидала от помещения “А2”. Моя комната, общая “офисная” комната, комната с клетками: все они задавали свой единый настрой, на который безупречно ложись слова Тринадцатого о лабораторных исследованиях. Меня передёрнуло от мысли, что и я сама – часть какого-то эксперимента. Окажись я в одной из тех пяти комнат, это точно было бы так. Но я была в другой, обособленной комнате. Могло ли это значит нечто иное, чем просто более приоритетный проект? Неприятная мысль затягивала меня в новое топкое болото. Даже если это было малоприятной правдой, это никак не помогало мне в текущей ситуации. Можно было попробовать напрячь память, но кажется, что к правде я ещё не готова.

Дыхание вновь учащается, и я принудительно сосредотачиваю внимание на комнате. Пустой комнате. В том смысле, что в ней нет никаких тварей. И людей тоже. И всё же увиденное оставляет меня в лёгком замешательстве, успешно смещая фокус внимания на себя. Транспортные контейнеры! Поначалу они кажутся здесь инородными предметами, но чем дольше я осматриваю помещение, тем меньше у меня остаётся причин так думать. Размеры контейнеров и шахты грузового лифта рисуют мне масштаб комплекса, в котором я застряла. Нет, Тринадцатый говорил, что комплекс огромный, но кажется только сейчас до меня начало доходить насколько же. Главное, снова не впадать в отчаянье. Надо подумать о чём-нибудь хорошем. Например, шахта лифта, даже обесточенная, может быть выходом на этаж выше. Лезть по ней мне совсем не хочется, но если бы пришлось, мне кажется, что я могла бы справиться.

Я не представляла, что может быть в контейнерах, но мне определённо стало любопытно. Не настолько, чтобы тут же к ним бросаться, но всё же. По крайней мере, выглядело это всё куда привлекательнее, чем жуткая комната с клетками. А ещё локеры, которые могли открыться по уже известному мне коду. К тому же, плавно открывающаяся дверь давала мне робкую надежду, что она не просто более “исправна” по сравнению с предыдущей, а действительно может быть исправной, без всяких кавычек. Что это просто отключение от общей сети или чего-то подобное. Это казалось вполне логичным, как тот же факт, что я и без памяти понимаю, что красный – это аварийный цвет. И всё же я не торопилась входить на этот… склад. Я могла и ошибаться, а в соседнем помещении мог быть выход к центральному коридору.

Не уверена, насколько решение сначала всё осмотреть, а потом уже более подробно изучать, было правильным. Но сейчас я чувствовала себя в относительной безопасности и теряла, разве что, только время. С другой стороны, если кто-то из Арка будет нас спасать, моя стратегия кажется уже и не такой плохой.

Идешь назад по длинному коридору, отсчитывая секунды. Как и в прошлый раз, створки “А2” смыкаются примерно на девятой-десятой, но неожиданно спокойно и плавно. Вновь сгущается темнота, но этот коридор ты уже как следует выучила – добираешься до нужной консоли почти вслепую, давишь на замочек и ждешь.

Двери открываются с тихим шелестом сервоприводов, и изнутри просачивается хорошо знакомый тебе красный свет. Помещение по ту сторону загромождено оборудованием от пола до потолка, опутано сложной паутиной желто-оранжевых труб, переливается зелеными и алыми огнями светодиодов, утробно гудит и вибрирует массивными генераторами. Между дрожащими, мигающими и едва слышно пыхтящими машинами ветвится лабиринтом узкий проход, и ты не можешь окинуть взглядом помещение полностью – только на несколько метров вправо и чуть больше влево, в обе стороны до первого поворота. Даже в красном свете замечаешь отчетливую темно-багровую дорожку на сером металле – словно что-то протащило по полу тело, и скрылось вместе с ним за углом.

Начинаешь соображать быстрее – память самостоятельно выстраивает ассоциативные связи. Тебе определенно приходилось бывать в подобных помещениях в прошлом. Ты почти привыкла к тому, насколько хорошо разбираешься на полуинтуитивном уровне в местном “типовом” оборудовании – генераторная не становится исключением.

Не сомневаешься – именно генераторная. И если ты хоть что-то понимаешь в устройстве автономных энергоконтуров (а ты понимаешь), то на это помещение должно быть замкнуто аварийное электроснабжение как минимум “лабораторного блока”, как максимум – всего уровня. Достаточно просто остановить подачу питания, чтобы обесточить все автономные элементы системы – в частности, двери; и если хотя бы фрагментарно уцелела прошивка, то перед отключением двери перейдут в состояние “00”, то есть выполнят утвержденный федеративной конвенцией первичный протокол безопасности.

Говоря еще проще, откроются. Откроются все двери, запитанные отсюда – одновременно и сразу. Погаснет аварийное освещение. Ты останешься одна, в темноте. План выглядит достаточно простым и изящным – он почти наверняка поможет тебе разблокировать дорогу обратно в “офис”, и, скорее всего, даже пройти ту дверь, что требовала ключ-карту. Вот только сперва будет необходимо выбраться из лабиринта генераторной в темноте, а после – преодолеть коридор.

А еще раньше – найти панель управления генераторами.

Как было и с предыдущей дверью, сомнения снова начинают терзать меня уже после того, как двери открываются – в тот момент, когда уже поздно что-либо изменить. Именно тогда напряжение доходит до пика, а я готова сорваться с места – или же, наоборот, застыть? – в любую секунду, чтобы избежать опасности. От этого быстро устаёшь, и в этом кроется ещё одна опасность: мне нельзя терять бдительности. Но, кажется, с этим проблем не ожидается: кровавые следы на полу быстро приводят меня в чувства, а уровень адреналина резко повышается. Я выжидаю несколько стуков сердца, прежде чем что-то предпринять. Ничего не происходит. Снова. И я этому рада. Но расслабляться нельзя: то, что тварь всё ещё не выпрыгнула на меня, совсем не означает, что её здесь нет.

А в это время мой мозг заработал активнее. То ли увиденное вызвало близкие мне ассоциации, то ли это последствия маленькой шоковой встряски. В любом случае, в отличие от остальных комнат генераторная кажется знакомой. Это, кстати, успокаивает мои предыдущие тревоги насчёт того, что я могу быть лабораторным экспериментом. Разве бы тогда я знала что-то об автономных энергоконтурах и протоколах безопасности на их счёт? Правда, я всё же не до конца уверена, что эти воспоминания связаны именно с этим комплексом, хотя что-то точно есть. Мне приходится легонько помотать головой, чтобы помочь мыслям внутри утрястись, и сосредоточиться на чём-то одном, важном именно сейчас.

Не из генераторной, не со склада не попасть в нужный мне центральный коридор. Почти наверняка ни одна из пяти доступных ещё комнат тоже не приведёт меня к цели. Напрашивается логичный вывод, что обесточить блок или уровень – моё единственное спасение. Но как же мне не нравится этот вариант! Замечаю, что начинаю чаще дышать, стоит только представить, что я останусь одна – не одна! – в полной темноте, а все двери откроются и выпустят наружу то, что было за ними. Да я даже не уверена, что не выпускаю одну из тварей прямо сейчас! Что-то вырвалось из клетки из четвёртой комнаты и утащило кого-то в глубины генераторной. И это что-то может быть всё ещё там, а проверять мне это совсем не хочется. Даже если это не одна из тех тварей, о которых предупреждал Тринадцатый. Даже если допустить, что там ещё кому-то может быть нужна помощь. Ещё до того, как я успела окончательно сформулировать своё решение, я уже тихо пятилась назад от генераторной в сторону склада, придерживаясь одной рукой за стенку.

Я убеждала себя, что в конечном итоге, даже если я доберусь до центрального коридора, то без света не смогу сориентироваться, на каком я уровне и куда мне дальше идти. Впрочем, обесточивание могло не затронуть уровень полностью, но я не хотела думать об этом и подыскивать аргументы в пользу этого варианта. Я постепенно приходила к мысли, что шахта грузового лифта не менее опасная, но более привлекательная перспектива. Это было удручающе. Стоило немного повертеть этот вариант в голове, и он выходил ещё более безнадёжным. Я могла сорваться в шахте и если не убиться, то переломать ноги. На верхнем уровне могли быть твари, которых я неизбежно привлеку звуками, а если двери не выпустят меня наружу, то я останусь с ними один на один в замкнутом помещении! Всё те же двери, только уже на другом уровне, могут оказаться заблокированными и не открыться, и тогда всё будет зря! Но даже всё это не могло переубедить меня вернуться в генераторную.

Уходишь из генераторной, как следует взвесив все “за” и “против”. Скорее для самоуспокоения отсчитываешь секунды до активации сервоприводов за спиной – выходит около десяти: тебе даже нравится, когда все вокруг следует пусть и дефектной, сломанной, но все-таки логике. Любишь, когда вещи ведут себя именно так, как ты того от них ожидаешь – можешь принять любые правила игры, даже самые несправедливые, но только не отсутствие оных.

Набравшись решимости, все же проникаешь на склад. Останавливаешься около консоли, внимательно ее изучаешь – хорошо знакомый тебе алый фон, заблокированная кодом технического сотрудника шестеренка, замочек. Знаешь – эта дверь должна открыться и изнутри, если следует первичному аварийному протоколу.

“Красное” означает лишь то, что система распознавания “свой-чужой” вышла из строя, логика обработки запросов повреждена, а значит створки должны работать без процедуры идентификации, чтобы люди не оказались заперты в стальных коробках безвыходных комнат. То, что не открылась ведущая в “офис” дверь – свидетельство не нормы, но девиации, и проецировать критический дефект на весь блок будет выводом преждевременным, не слишком рациональным. Тем не менее – нервничаешь.

Давишь на замок что есть сил – чтобы убедиться, что не отрезала только что себя от всех опций, что у тебя по-прежнему остались варианты кроме черного жерла шахты. Дверь снова открывает путь в коридор – в полном соответствии с твоими предположениями. Радует, что хоть что-то в этом месте идет по плану.

Следующая остановка – уже знакомые локеры. Снова вводишь переданный Тринадцатым код, но не очень-то надеешься, что сработает. Шансов на это, если подумать, немного – возможно лишь в случае, если в силу форс-мажора или крайней безалаберности ответственного совсем недавно поставленные в комплекс новые шкафчики по каким-то причинам остались на стандартном “заводском” коде доступа вместо положенным по любым регламентам безопасности новых. Почти не веришь своему счастью, когда консоль согласно вспыхивает зеленым, и оба локера открываются с синхронными, почти сплавившимися воедино, щелчками.

Каждое открытие двери – испытание. Не могу отделаться от ощущения, что в следующий раз за створками окажется тварь. И даже когда убеждаюсь, что дверь работает и со стороны склада, не чувствую себя в безопасности. Но мне однозначно легче от того, что я не заперта тут окончательно.

Как легче и от того, что ни открытие дверей, ни мои собственные шаги ещё не привлекли никакую тварь или даже сразу несколько тварей. Не смею надеяться, что так будет и дальше, и всё же робкие ростки надежды пробиваются сквозь мои опасения. А когда ещё и оба локера поддаются нехитрому коду, мне становится совсем сложно управлять своими эмоциями. Может, на самом деле выбраться из комплекса будет не так уж и сложно? Я сразу отказываюсь от этой нелепой мысли, но настроение всё равно приподнимается.

Потрёпанная рабочая куртка, вместе с каской, не выглядят как что-то привлекательное, но во втором шкафчике оказывается спрятанным настоящее сокровище – фонарь! И не просто какой-нибудь маленький фонарик, а полноценный промышленный инструмент. Тут же тянусь за ним, не думая о том, что он может оказаться не рабочим: нельзя же быть таким безответственным, чтобы оставлять сломанный или разряженный инструмент! Массивный, но держать удобно, и даже есть ремень, чтобы повесить через плечо. Медленно, боясь одними только негативными мыслями сглазить своё счастье, включаю фонарь.

Фонарь работает. Щелчок кнопки, и четыре мощных светодиода вспыхивают, пронзая затхлую багровую мглу концентрированными лучами. Переключаешь слайдер в разные положения: конусы света то становятся более размытыми, мягкими, то заостряются, вгрызаются в даль. Смотришь на желтый, приятный свет – и понимаешь, что не видела такого с самого пробуждения. Все время, прошедшее после того, как выбралась из ловушки пода, ты провела в тошнотворном, удушающем и страшном кармине – либо в кромешном мраке, либо в багровом зареве аварийных ламп. Можно сказать, что всю твою жизнь – по крайней мере ту ее часть, которую отчетливо помнишь. Не сомневаешься – была и другая часть, значительно большая, но что толку, если от нее не осталось даже разрозненных осколков воспоминаний, ничего кроме имени?

Ровный, насыщенный свет наполняет уверенностью. Пусть фонарик тяжеловат, пусть и не оставить его болтаться на плече не придерживая (будет при каждом шаге неприятно биться в бедро), но непостижимым образом тебе придает спокойствия простой и понятный электрический свет. Может действительно удастся выбраться отсюда? Может и правда выйдет снова увидеть солнце?

Солнце.

Цепляешься за образ, концепт, ухватываешь размытую цепочку ассоциаций. Оставив локеры позади, бредешь к ящикам – на ходу вспоминаешь. Сама не понимаешь что вспоминаешь, когда это было, но есть что-то смутно знакомое и родное в холодном солнечном свете, вспыхнувшем над неровной прерывистой линией хвои. В том, как золотистые лучи пронзают игольчатые мохнатые кроны, разгоняя мглистую дымку, что еще струится в тенях меж корней.

И “комплекс”, эта кроваво-красная ловушка из металла и темноты, на короткий миг растворяется. Стоишь, вдыхая полной грудью чистый, прозрачный воздух – в легкой осенней куртке ярко-синего цвета. Смотришь на сизую гряду далекого леса, восходящее солнце – и не можешь отделаться от стойкого ощущения, что этот момент станет одним из тех моментов, ярких и четких, которые запомнишь надолго. Смотришь на дом: стильный двухэтажный лофт из пластика, стекла и металла, и на лестницу, закрученной спиралью карабкавшуюся на открытую веранду на плоской крыше. Ворота гаража ползут вверх, и наружу выезжает, бесшумно скользя по ровному асфальту, авто. Тормозит рядом с тобой, и пассажирская дверь приоткрывается от толчка.

Видишь ровную улыбку водителя, темноволосого мужчины в солнцезащитных очках-“авиаторах”.

– Мисс, вас подбросить?

Улыбнувшись его шутке, забираешься в салон – на пассажирское место. Педантично, как всегда, застегиваешь ремень безопасности.

Логан невесело барабанит пальцами по рулю.

– Ты не обязана этого делать, Ева. Мы найдем другой способ, я…

Он замолкает, заметив твое плохо скрытое раздражение. Смотрит в сторону, на дорогу, в зеркальных линзах очков отражается перевернутый блеклый мир.

– Это лучшее предложение, отличные деньги. Мы это обсуждали. Не один раз, – отвечаешь, глядя в другую сторону.

– Целый год, Ева. Для тебя, конечно, большая часть пройдет в стазисе.

– А ты-то будешь не переставая страдать.

– Скучать, скорее.

– Нам нужны эти деньги.

Логан, поиграв желваками, молчит. Небрежно и скорее для виду поправляет зеркало заднего вида, берет с приборной панели удостоверение и прячет в карман. Всего на секунду твой взгляд фокусируется на глянцевой карточке – видишь фотографию, имя, неразборчивый мелкий шрифт и хорошо знакомый тебе символ вложенного спиралевидного треугольника.

Лого мета-корпорации “Арк”.

Машина трогается – мимо проносятся лофт, размытые просветы между стволами деревьев, срывающийся прямо в живописную бездну скалистый обрыв и холодный мир, укутанный клочками утреннего тумана.

Вдыхаешь порывисто – тоже холодный, но совсем другой воздух. Ладонь упирается в один из ящиков, на крышке которого тоже изображен треугольник.

Образ свободы и бескрайнего леса рассыпается, словно песок просачивается сквозь плотно сжатые пальцы. Как ты и предполагала ранее, без омнитула с установленным сертификатом ящики не открыть – содержимое хранится в вакууме, в идеальных для транспортировки условиях. Обходишь ящик, опускаешься на корточки рядом – и медленно проводишь пальцами вдоль длинных рядов символов идентификационного кода.

Вторая строчка не говорит тебе ни о чем – судя по всему, “комплекс” расположен на планете или астероиде в стороне от крупных агломераций. Или даже, внезапное озарение, все это сооружение может оказаться космической станцией. Первая же строка – хорошо известный многим идентификатор Стеллариса-6, крупного логистического узла, обеспечивающего необходимым целый сектор систем на периферии.

Прижимаюсь лбом к контейнеру, руки безвольно повисли вдоль тела. Слышу, как фонарь негромко ударился всё о тот же контейнер, а потом – тишина. Не абсолютная и всепоглощающая, но достаточная, чтобы закрыть глаза и раствориться в темноте. Я на космической станции? Почему-то эта мысль особенно больно цепляет меня. Наверное, потому что она наложилась на внезапное воспоминание о солнце. Солнце, хвойный лес, Логан. Кажется, что всё это теперь так далеко, что всё это неправда. Почему Тринадцатый не сказал, что чёртов комплекс находится где-то в космосе?! Для него это, должно быть, было очевидно. Злюсь от бессилья, крепко сжимая зубы – это всё, что мне остаётся. Звенья логической цепочки стройно цепляются друг за дружку: комплекс действительно должен находится где-то далеко от любопытных глаз, иначе бы помощь уже прибыла. Но насколько он далеко???

Отлипаю от контейнера, чтобы через мгновенье снова с ним встретиться, и так пару раз – в прямом смысле бьюсь головой об стену, только сдержанно и мягко, просто чтобы сосредоточиться. Ладно, это же ещё не конец. Я пока не уверена, где мы – я, Тринадцатый, комплекс, – находимся, но сейчас это и не так важно. Как и не столько важно, что “Арк”, по-видимому, занимал не последнее место в моей жизни. И всё же не могу об этом не думать. Ло-ган. Без сомнений, он близкий для меня человек. Удивительно, что я ничего не чувствую, пробуя это имя “на вкус”, хотя ровно также было и с моим собственным именем. Один год, большие деньги. Кажется, Тринадцатый тоже говорил о чём-то таком, по крайней мере о деньгах. Мне всё это не нравится, но учитывая моё положение, это как раз и не удивительно. На что же такое я добровольно подписалась?

Невольно вздрагиваю от другой ужасной ассоциации, из-за чего вновь встречаюсь с поверхностью контейнера, на этот раз с довольно-таки неприятными ощущениями и-за слишком резкого контакта. Моё первое и долгое время единственное воспоминание, а скорее его обрывок, было стекло. Лобовое стекло в трещинку, за миг до неизбежного. Но ведь совсем необязательно, чтобы это было как-то связано с новым вспоминанием! Нельзя накручивать себя. Я попала сюда не из-за аварии. Возможно. Скорее всего, да. В любом случае, я и так бы попала сюда. Наверное.

Решительно разворачиваюсь и освещаю фонарём остаток склада. Я ещё увижу солнце, а пока мне его вполне заменит и электрический свет.

Луч фонаря жадно облизывает серебристые бока контейнеров, проникает в потаенные углы между ними. В дальней от входа части помещения не видишь ничего интересного, ничего кроме неровных этажерок одинаковых ящиков, которые ты все равно не сможешь открыть без прошитого действительным идентификатором омнитула.

Приближаешься к бежизненному оранжевому шагоходу, что возвышается и над тобой, и над башнями ящиков: погрузочные вилы оказываются на уровень выше твоей макушки, а это далеко не максимально возможное для них положение. Взбираешься по встроенным в опору ребрам ступенек, заглядываешь в открытую, обозначенную лишь металлическими контурами кабину – панель управления мертва, и только пустой прямоугольный разъем темнеет в ожидании контрольной ключ-карты. Знаешь, что с ключом управления скорее всего выйдет завести эту штуку – такие простые мехи как этот создавались чтобы безотказно работать даже в самых неблагоприятных условиях.

Осторожно спускаешься. Неохотно и с опаской приближаешься к шахте: из нее сквозит холодом, тянет очищенным фильтрами искусственным воздухом.Ты и без того откладывала этот момент до последнего – вступаешь на платформу лифта, бегло и без удивления осматриваешь темную консоль на тонкой металлической ножке (знаешь, что грузовой лифт в любой критической ситуации будет обесточен в целях сохранения энергии в одну из первых очередей), и, задрав голову, заглядываешь в саму шахту. Мощный луч фонаря скользит вверх по грязным металлическим стенам, цепляется за трубы и выступы – в конце концов, растворяется, так и не добравшись до потолка. Понимаешь, что ствол шахты уходит вверх на десятки метров, если не сотни – и кое-где темноту вспарывают кривые конусы проникающего с других этажей багрового света.

Не знаешь, какое чувство преобладает – надежда от того, что открылась хотя бы потенциальная возможность начать двигаться вверх, или же неясная пугающая тревога.

В последнюю очередь смотришь на прикрепленные к стене ступени технической лестницы – в теории, с ее помощью можно попытаться добраться до других этажей.

Лестница! Отчего-то я сомневалась, что она будет. Не то, чтобы всерьёз представляла себе, но задумывалась мимоходом, как придётся карабкаться вверх по трубам без какой-либо страховки. С лестницей, конечно, проще, но всё равно не возникает желания лезть в тёмную и словно бесконечную пасть шахты. Снова, уже привычные, страшные фантазии рисуются: что я буду делать, если на меня нападут твари там, внутри, в настолько маленьком пространстве? Оттягиваю, насколько могу, неизбежный момент.

— Приём, это Ева, – щелкаю рацией дважды: сначала чтобы включить, потом – чтобы начать передачу.

С неохотой убираю палец с кнопки: ждать ответа та ещё пытка. Этот комплекс медленно, но верно ломает меня, заставляет бояться каждого шороха, каждого поворота, каждой двери. Каждого ответа на том конце связи, а точнее его отсутствия. И когда я всё же слышу голос Тринадцатого, то чуть ли не подпрыгиваю от радости: даже немного вытянулась вверх на носочках.

— Как ты? – не могла не задать этот вопрос, но поспешила добавить что-то ещё, чтобы не походило на пустую болтовню, — Я нашла какой-то склад и шахту с грузовым лифтом. Думаю, что буду подниматься по ней наверх. Только не знаю, где мне удастся выбраться. Или где лучше выбраться.

Хоть явно не прозвучал вопрос о выходе из шахты, я надеялась, что у Тринадцатого есть какая-то полезная информация на этот счёт. Лишь бы только не стал отговаривать меня искать другой способ: я не хотела рассказывать ему о генераторной.

Кажется, что любой шорох легко соскальзывает в недра шахты, разносится вдоль темных металлических стен, поднимается выше, резонируя, и, в конце концов, затихает. Понимаешь, что скорее всего это лишь игры воображения, твоя паранойя – однако не можешь отделаться от навязчивой мысли, что шахта это огромное, неизведанное и относительно открытое пространство, лишенное, как бы это не было очевидно, дверей.

На миг представляешь, как будешь карабкаться наверх мимо выступающих коробов и клубков разноцветных труб. И порез словно нарочно именно теперь напоминает о себе саднящей ноющей болью. Если подумать, то с момента пробуждения – когда ты лежала, одновременно задыхаясь и истекая кровью, ты добилась некоторого прогресса. И все же не можешь отделаться от стойкого ощущения, что самое худшее впереди – совсем рядом, возможно, уже за следующим поворотом.

– В порядке, – из динамика доносится хриплый голос. – Вколол себе еще обезболивающее. Приятная штука.

Тринадцатый не перебивает, внимательно слушает. Не в первый раз отмечаешь его способность сохранять хладнокровие в критической ситуации.

– Тебе повезло, – тихо констатирует, когда перестаешь говорить. – Не с лифтом, черт его знает, что с этой шахтой – я бы все-таки рекомендовал искать центральный коридор и нормальную лестницу…

Он ненадолго замолкает.

– Эти существа, кажется, обожают такие места. Вентиляции, технические помещения, где потемнее, поуже. Уж не знаю, чем занимаются там. Повезло, что ты до сих пор не наткнулась на кого-то из них. Не расслабляйся ни в коем случае.

Собеседник задумался.

– Если других путей нет, попробуй забраться как можно выше. Едва ли другой лабораторный уровень окажется лучше, чем твой. Если здесь еще вообще остались места получше, – слышишь мрачный смешок.

Позволила себе лёгкий – и нервный – смешок, услышав от Тринадцатого про «приятную штуку». Но больше чувству юмора негде было показать себя: Тринадцатый не только подтвердил мои опасения по поводу шахты, но и усилил их. Я невольно в мыслях вернулась к плану с генераторной, ведь теперь у меня был свет, но почти сразу же вновь отказалась от этой идеи – дело было не просто в том, что мне страшно остаться в полной темноте. Да, нормальная лестница определённо выглядит гораздо более привлекательной, чем шахта лифта. Но шахта была у меня тут, под боком, а до лестницы ещё надо было дойти, и я даже не знаю, насколько она далеко от «офиса»! Я не стала говорить, что есть другой путь. Боялась, наверное, что Тринадцатый сможет переубедить меня в том, что этот вариант лучше.

— Хорошо, спасибо, – это было сразу и о том, что надо оставаться бдительной, и о том, что следует подняться как можно выше.

— Знаешь, похоже, память ко мне возвращается. Так, отрывками. Можешь рассказать мне что-нибудь ещё об этом месте? Я думаю, что это может помочь, ускорить возвращение памяти. Я вспомнила, что по собственной воле пришла в “Арк”, хотела заработать. Знала, что меня ждёт почти год в стазисе, и была на это согласна. Да и в целом стены, панели – всё выглядит смутно знакомым.

Для меня самой было удивительно, что какие-то подробности из своей жизни я готова рассказать, когда другие – нет. Так, мне от чего-то всё ещё не хотелось рассказывать, что я пробудилась в поде. Не похоже, чтобы Тринадцатый хорошо знал, чем тут внизу, на лабораторных этажах, занимаются, и, наверное, это бы не стало каким-нибудь камнем преткновения между нами. С другой стороны, по той же причине, что Тринадцатый ничего не знает, зачем его в это посвящать?

— Это какая-то космическая станция? Дальняя планета? Ты сказал, что корпорация кого-нибудь обязательно пришлёт сюда. Но через сколько они доберутся до нас?

Я старалась говорить спокойно, когда на самом деле очень нервничала. Пока Тринадцатый помогал, пускай и отнесся ко мне с некоторым подозрением при первом знакомстве. Но что, если одно неосторожное слово, случайный факт, всё изменит?

– Все мы хотели, – отвечает негромко. – Деньги, которые предлагает Арк выглядят слишком привлекательно, особенно на бумаге, вдалеке от блядского комплекса. Иногда забываю, насколько ты не в курсе происходящего. Мы в исследовательском комплексе Арка, на забытой всеми дыре под названием Айла-4. Необитаемая система на самой периферии, планетка, даже не насенная на большинство старых карт. Корпораты явно не хотели, чтобы то, чем они тут занимаются, добралось до федеральных инстанций. Что касается подкрепления – честно, черт его знает. Подозреваю, что это не единственный комплекс поблизости, наверняка у них есть что-то вроде отряда быстрого реагирования в относительной близости.

Он вновь берет короткую паузу.

– В любом случае, не стоит опускать руки. Шансы выбраться живыми из этой передряги откровенно не очень, но если помощь прибудет – будет лучше, если ты будешь находиться как можно ближе к поверхности. Кроме того, – он снова сбился, будто бы взвешивая, стоит ли продолжать. – Что-то не так. Наверняка даже там, у тебя, слышно грохот. Весь комплекс летит к чертям, складывается под собственным весом. Понятия не имею почему, но ставлю сотню, что это связано с инцидентом. Если не хочешь оказаться под сотнями тонн прессованного металла, то двигайся вверх – настолько быстро, как сможешь. Пока пути еще остаются. Мне бы тоже не помешало…

Взгляд соскальзывает на черное жерло шахты, окрашенное мутным багровым светом.

– А знаешь, к черту. Не мне советовать, но если ты можешь подняться по этой шахте, то риск того стоит. У тебя получится.

После непродолжительной заминки, всё-таки решает хрипло добавить:

– Будь осторожна.

Пока Тринадцатый говорил, я ощущала себя словно тонущей у самого берега. Вот волна выносит меня на берег и кажется, что спасение близко, но затем вода уходит обратно в море и с силой, которой я не могу противостоять, уносит меня с собой на глубину. Но стоит отдать должное Тринадцатому: я чувствовала, как он старается меня поддержать, при этом не приукрашивая нашу мрачную ситуацию.

— Вот значит как, – ответ получился лаконичным. Да и что я могла ещё сказать? Начать разводить панику, что за нами никто не придёт? Что у нас нет шансов отсюда выбраться? Это было глупо.

— Да, я слышала какой-то шум, но не придала ему значения, – небольшое признание, ничего не меняющее. Я могла бы оправдаться, что мне было не до этого, но это не нужно было ни мне, ни Тринадцатому.

— Спасибо. Спасибо за помощь. За поддержку. За всё, – страх снова начал сковывать меня, но я не хотела, чтобы Тринадцатый это понял, чтобы его слова не были напрасны, — Ты тоже будь осторожен. Отключаюсь.

Я спешно вырубаю рацию. Чёрт, расклеилась на ровном месте! Говорила так, словно это типичный сценарий к фильму, где после диалога главные герои больше не увидятся. Ну или увидятся, но зритель должен думать, что не увидятся. Отвлекалась немного на глупую мысль и стало полегче. Новость о том, что комплекс рушится, произвела на меня чересчур сильное впечатление. Нет, я вроде бы уже определилась, что не буду сидеть на нижних этажах и ждать помощи, но когда тебе не оставляют выбора – это давит. И шахта. Теперь она выглядит как совсем ужасный вариант. Кажется, что на обычной лестнице больше шансов избежать опасностей. Но это не так. Если тут всё рушится, то нет никакой разницы, где тебя придавит насмерть тяжеленным куском стены.

Глубокий вдох. Трудно избавиться от мыслей, что всё же в шахте меньше шансов выжить. Мне остаётся только убеждать себя, что сравнивать варианты не просто бесполезно, но и губительно. Сомнения порождают ещё больше сомнений. Проверяю, что рация не выпадет из кармана, а фонарь перевешиваю с плеча по диагонали: не очень удобно, зато точно не соскользнёт с одного плеча. Подхожу к шахте и осматриваю на этот раз саму лифтовую платформу, пытаясь представить, что меня ждёт. Остаётся только правильно выставить перед выключением фонаря свет – надо было, наверное, спросить тринадцатого, как твари относятся к яркому свету – и отправиться в путь.

Ставишь ладонь на перекладину технической лестницы. Обхватываешь пальцами, пробуешь на прочность – конструкция надежно закреплена на стене, не вибрирует, не шатается. Поправив еще раз болтающийся фонарь, начинаешь карабкаться. Время от времени взбираешься, не поднимая голову – стараешься контролировать сбивчивое дыхание, не обращать внимание на зудящий порез, устранить малейшие шорохи. Время от времени останавливаешься и, задрав подбородок, пристально смотришь вверх: сперва с опаской увидеть что-то чужеродное, таящееся в тенях, после с более прозаичным и оправданным страхом расстояния, которое тебе предстоит преодолеть.

Движение, сперва дававшееся легко и непринужденно, теперь утомляет. Ноют от перенапряжения руки, предплечья – даже икры и те, кажется, немеют от непривычной нагрузки. Глядя прямо перед собой ты не видишь в кромешной темноте даже стену, а находить следующую перекладину в девяти случаях из десяти приходится вслепую, на ощупь. Мысленно благодаришь неизвестного инженера, который догадался покрасить каждую десятую в яркий и заметный оранжевый – их видно лучше, и они помогают считать. Несколько раз, поддавшись искушению, смотришь вниз – видишь только размытое багровое зарево вдалеке. Схожие алые просветы пронзают жерло шахты над головой – и первый из них, кажется, совершенно не приближается.

Тебе мерещится, что твое дыхание разносится вниз и вверх гулким эхом. Раз или два нога соскальзывает с планки и ты на миг проваливаешься в сосущую пустоту, один раз болезненно ударившись о поручень тазом. С каждой минутой руки слушаются все хуже, и ты думаешь, что даже если двинешь вниз прямо сейчас – уже не факт, что сможешь спуститься. Невольно представляешь, как срываешься, и по меньшей мере с десяток секунд беспомощно летишь навстречу металлу.

Примерно через равные промежутки смутно различаешь тут и там плотно сомкнутые створки на оппозитной стене – закрытые двери, которые наверняка ведут на другие уровни комплекса, и открыть которые без специальных инструментов изнутри не получится. Тебе во что бы то ни стало необходимо добраться до просвета, хотя бы ближайшего – туда, где эти двери открыты.

Вот только пальцы сжимаются на каждой следующей перекладине всё слабее, всё ненадежнее.

Ты больше не уверена, что онемевшие кисти внезапно не подведут.

Там, снизу, всё казалось куда как проще. Есть лестница и тебе надо просто лезть по ней наверх, до упора. Меня даже почти не смутило, что я на самом последнем – или первом? – этаже: кажется, иначе просто быть не могло. Возможно, это была некая расплата за то, что я до сих пор не встретилась ни с одной из тварей. По началу моего «восхождения» я много думала о них, вспоминая предостережение Тринадцатого, что эти существа любят тёмные и тесные пространства. Но в какой-то момент это стало не так важно. Я сбилась со счёта, какой десяток ступеней преодолела. Руки неприятно ныли, и не оставалось сомнений, что ладони покроются мозолями. Мой темп замедлился, а дыхание, наоборот, участилось. Я чувствую себя слишком слабой. Может, это просто тело ещё не пришло полностью в форму после заточения в поде? Каждый мой шорох, каждый вдох и выдох в этой пустой тишине оглушительны. Это сводит с ума. Я напоминаю себе, что чем ближе я к выходу, тем осторожнее надо вести себя. Но какой в этом смысл, когда выход так далеко?

Мне нужно отдохнуть. Я не сдаюсь, это просто передышка. Да, приходится в этом убеждать саму себя, иначе всё очень быстро станет ещё хуже. Уже не первый раз меня посещает мысль, выживу ли я, если сорвусь и упаду? Ужаснее всего, что мне хочется, чтобы ответом было «нет». Даже если я не переломаю себе все кости и буду в состоянии ходить, я не уверена, что смогу найти в себе силы двигаться дальше. И уж точно не наверх. Кроме того, будет ли у меня ещё время на новую попытку? Обхватываю покрепче лестницу, стараясь перенести весь вес на ноги: руки только для подстраховки, пускай отдыхают. Прижимаюсь лбом к холодной перекладине. Надо подумать о чём-то хорошем. Я обязательно справлюсь. Большая часть пути уже позади, осталось ещё немного. Я смогу.

В который раз я пожалела, что у меня нет наручных часов. Сколько прошло времени? Пять минут, десять? Нет разницы. Главное, что я чувствую себя лучше. Я уверена, что без этой передышки ни сделала бы больше ни шагу. Снова крепко хвататься за перекладины сперва слишком трудно: тело прекрасно понимает, что его ждёт. Но это я его контролирую, а не оно меня. И мы вместе с ним продолжим путь наверх, нравится это ему или нет.

Передышка помогает восстановить силы.

Теперь дышишь размеренно, глядя в едва освещенную багровыми бликами стену перед собой. Предсудорожная дрожь, сводившая предплечья и икры, пусть и неохотно, но отступает. И даже тревога, что путала мысли в бесформенный хаотичный клубок и будоражила дрожью низ живота, унимается.

Продолжаешь карабкаться, стиснув зубы. Ступенька за ступенькой, пролёт за пролётом – пока, наконец, не добираешься до косой черты багрового света.

Кое-как обернувшись, различаешь позади, за спиной, приоткрытые створки лифта. Уже думаешь о том, как преодолеть пролёт и перебраться на ту сторону, когда замечаешь узкий металлический выступ с едва видимыми в красном полумраке перилами, что обрамляет по периметру шахту. Понимаешь, что почти наверняка такие же “рёбра” были на каждом этаже ниже – ты могла сползти на любой и немного передохнуть, если бы только заметила их немного раньше.

Перебираешься на решетчатый выступ, пробуя его на прочность ступней. Сетчатый сегмент чуть вздрагивает, когда ты переносишь свой вес, но ощущается достаточно надежным и прочным. Хватаясь обеими руками за перила, перебираешься приставными шагами вдоль стены, пока не оказываешься к приоткрытым лифтовым створкам вплотную. Щель между ними оказывается не слишком широкой, но вполне достаточной для того, чтобы ты смогла протиснуться на этаж.

В глаза бьет тусклый, но ослепительный после проведенной в шахте вечности свет – прикрывая глаза ладонью, позволяешь им адаптироваться. Сперва различаешь помещение, залитое красным – видишь знакомые этажерки одинаковых ящиков, высокие потолки. Не сомневаешься – шахта грузового лифта могла вести только на ещё один склад.

И только после видишь повсюду тёмные пятна – такие неприметные, почти уместные в алом спектре.

Черные лужи, росчерки того же цвета на стенах.

И тела. Разбросанные повсюду тела – людей в темно-синих комбинезонах, изломанных, замерших навечно в неестественных, странных позах.

Мужчина, лежащий на животе – его спина изодрана в клочья, бугрится уродливой бахромой распоротой лоскутов ткани и кожи, среди которых проглядывает белеющий фрагмент позвоночника.

Другой – полусидит, вжавшись лопатками в один из контейнеров, его внутренности вывалились из распоротого наискось живота, раскинувшись по полу растрёпанным веером, а студенистые безжизненные глаза застыли мутными стёклами на бледном лице.

И другие – не просто тела, но обособленные сегменты. Руки, вырванные с мясом из суставов, отдельно от тел. Различаешь неестественно обнаженную, словно выскочившую из кожи, грудную клетку.

Отворачиваешься, с трудом сдерживая рвотный позыв.

На языке металлический привкус крови.

Я не была готова к тому, что увидела. Сколько-то времени я просто стояла, отвернувшись от этой воистину ужасающей картины. Нечёткие кадры убийств, которые подкидывала мне разбушевавшаяся фантазия, мелькали перед глазами. Я знала о странных тварях так мало, но упорно отказывалась верить, что они способны на такое. Не знаю, почему. Мне хотелось бы иметь надежду, что когда я столкнусь с одной из них, у меня будет шанс выжить. Но все эти люди… мертвы, они не выжили. Как такое могло произойти? На них напало сразу несколько, стая тварей? Или поднялась паника? Может, кому-то всё же удалось убежать живым из этой мясорубки. Насколько быстро они, твари, убивают людей? Вроде бы Тринадцатый говорил, что пули их берут. Действительно ли возможно их убить?! После увиденного, я в это уже не верила.

Взяв себя в руки, я снова посмотрела на помещение, стараясь не задерживать подолгу взгляд на телах. Мне было страшно, и я не знала, что делать дальше. Только сейчас я осознала, насколько мне повезло, что я ещё никого из них, из тварей, не встретила. Мне хотелось вернуться в шахту. Что бы не говорил Тринадцатый, там я чувствовала себя больше в безопасности, чем сейчас здесь. Руки неприятно ныли, но теперь я знала, что на каждом этаже смогу отдохнуть, как устану. В таком режиме меня хватит не особо надолго, но это казалось самой лучшей идеей.

Впрочем, мне в любом случае нужна была небольшая передышка. И я могла потратить её с пользой, изучив если не этаж, то хотя бы склад. Потому что выходить за дверь, по правде говоря, мне совсем не хотелось. Я застыла, задержала дыхание и прислушалась. Я не знала, чем занимаются твари, когда не охотятся. Может, они тихо сидят в засаде, пока что-то не привлечёт их внимание? Конечно же, первым на ум мне пришло самое ужасное из возможных предположение, и теперь я не могла избавиться от паранойи.

Тошнота унимается. Замираешь, вслушиваясь в тяжёлую тревожную тишину, которую нарушает лишь далёкий, едва слышный гул генераторов. Не можешь решить, хорошо это или плохо – эта непроницаемая, убийственная тишина. Набравшись смелости, протискиваешься полубоком в просвет между створками, проникая на склад. Тихо опускаешь фонарь на пол и включаешь его, сразу отскочив в сторону.

Луч прожектора облизывает сломанные изгибы искалеченных тел. Вопреки ожиданиям, из-за ящиков не появляется существо – странным образом почти сожалеешь, что до сих пор не увидела одно из них хотя бы издалека, из-за чего воображение, разбушевавшись, вырисовывает совсем уж устрашающе болезненные картины.

Снова поднимаешь фонарь, и медленно подходишь к ближайшему телу. Бородатый мужчина средних лет лежит в луже крови – его правая рука сломана в локте так, что осколок кости пробил плотный рукав комбинезона насквозь. Голова смотрит под неестественным углом в сторону, отчего шея больше напоминает перекрученную, изрезанную глубокими складками кожи тряпку. Может оно и к лучшему – таким образом ты не можешь видеть лица.

Опускаешься на корточки рядом, стараясь не вступать в кровь. Сперва проверяешь единственный нагрудный карман, после – техническую разгрузку на поясе. Нащупываешь в первой сумке какие-то саморезы и клипсы, во второй – небольшой пластиковый прямоугольник.

Вытягиваешь его, сдерживая воодушевление – смотришь на ламинированную ключ-карту с синим маркером доступа, паспортными данными и немного размытой фотографией мертвеца. Машинально отмечаешь, что его звали Брок Стивенс, и невольно задерживаешь взгляд на фото. Мужчина, который смотрит на тебя с фотографии, улыбается, и, кажется, находится в совсем другом мире.

Поднимаешься, спрятав карту в карман. Синяя маркировка скорее всего означает уровень доступа технического специалиста – Тринадцатый говорил искать фиолетовые или оранжевые, но синяя, пожалуй, будет куда лучше, чем вообще ничего.

Огибаешь башню контейнеров,и осторожно выглядываешь из-за угла, чтобы получить возможность осмотреть склад. Видишь белые символы маркировки на дальней стене, “G2”, знакомую пару локеров, правда открытых и выпотрошенных, новые этажерки ящиков и дверь в коридор. Консоль на стене рядом мертва, однако створки открыты.

Возвращаешься к шахте, не глядя в сторону мертвецов. Просунув голову в щель, смотришь вверх – и видишь многие и многие ярусы, до следующего просвета расстояние кажется не меньшим, чем ты преодолела, взбираясь сюда.

И вдруг вздрагиваешь – всё внутри обмирает, и сердце, болезненно сжавшись, пропускает удар. Всего на миг, на долю секунду, но что-то заслонило там, наверху, проникающий с этажа красный свет. Всё вернулось в норму настолько быстро, что даже сомневаешься – может быть, показалось?

Я избегала смотреть на распотрошённые тела. Мне было не только страшно и противно: ещё я чувствовала себя как будто виноватой в их смерти. Глупо, но я не могла с этим что-то поделать. Как и не могла ни на что тут повлиять. Я старалась всеми мыслями вернуться к собственному спасению и отбросить жалость к другим – им она уже точно была не нужна.

G2. В прошлый раз я не обратила внимания на здешнее обозначение. Под “А2” могло скрываться что угодно. Теперь же у меня была ещё одна деталь. Я действительно пролезла семь этажей вверх? Мышцы рук болезненно заныли, напомнив о себе. И сколько же тогда ещё мне предстоит преодолеть пролётов? Пришлось остановить поток мыслей, чтобы в очередной раз не впасть в панику на ровном месте.

С картой доступа – спасибо тебе, Брок Стивенс, – я могла попробовать найти чёртов центральный коридор и главную лестницу. Это всё ещё звучало очень рискованно, но тем не менее пока что лучше, чем в ситуации на этаже “А”. К тому же, кроме Тринадцатого должен был выжить кто-то ещё. На эту мысль меня натолкнули пустые локеры, но я понимала, как опасно полагаться на столь зыбкий аргумент. Даже если кто-то пережил ужасное побоище здесь, смерть могла настигнуть его где-то ещё. А если нет, то какова вероятность, что этот кто-то остался на этаже, а не ушёл далеко вперёд, спасаясь? Да и я не была уверена, что действительно хочу сейчас с кем-то встретиться.

Я на секунду закрыла глаза. Боже, как же мне повезло, что я смогла поговорить с Тринадцатым! Повезёт ли мне снова, если я наткнусь на менее рассудительного и сдержанного человека? Я легонько покачала головой, как бы отвечая сама себе, и вернулась к шахте. Я была полна уверенности, что смогу добраться до следующего открытого пролёта. И всего за один короткий миг моя уверенность полностью испарилась, исчезла! Я продолжала вглядываться в алый росчерк света в глубине – на высоте? – шахты, чтобы вновь увидеть то, что увидела. Может, мне просто померещилось? Из-за всего происходящего мой рассудок и так был на грани, так что я бы не удивилась, если это оказалось бы всего лишь игрой воображения. Дурацкой и пугающей игрой. Я вдруг почувствовала острую ненависть к красному, бесконечно тревожному свету, заполняющему помещение за моей спиной. Казалось, что даже абсолютная тьма лучше: она мягко обволакивает, успокаивает. Это было неправдой. Всё было неправдой.

Я снова начала преисполняться жалостью к самой себе. И так каждый раз, когда я не знаю, что мне делать дальше! Я отступила обратно на склад, осторожно освещая себе путь фонарём – не солнечный свет, но хоть какое-то разнообразие. Мне очень хотелось связаться с Тринадцатым, но я боялась, что рация меня выдаст. Как и фонарь. С большим сожалением я выключила его и повесила обратно через плечо, чтобы освободить руки. Всё так бессмысленно! Фонарь казался мне столь удачной и спасительной находкой, но большую часть времени я была вынуждена не пользоваться им!

Мне не нравился ни вариант идти по этажу, ни вариант продолжать путь через шахту. И тем не менее, мне нужно было что-то выбрать. Я опять медленно увязала в ловушке рассуждений, в попытке прикинуть мои шансы на выживание. И поэтому следующее моё решение было импульсивным. Отбросив всё, я твёрдым, но тихим шагом отправилась к открытой двери, ведущей в коридор на этаж. Я знала, что если начну сомневаться, то рискую так ничего и не сделать.

Коридор сильно отличается от того, который ты недавно оставила. Вместо тёмного металлика светлая плитка, и более приятные, то ли синие, то ли зелёные, стены. В кровавом аварийном свете не разобрать, но это место куда меньше походит на зловещий тюремный блок.

Вокруг тишина.

Продвигаешься неспешно, стараясь ступать сперва на носок, и только после переносить вес на пятку. Развилок на этом уровне куда меньше – прямой словно стрела коридор уходит вперёд, упирается в двустворчатые широкие двери. Ты начинаешь осознавать титанические масштабы окружающего тебя лабиринта, и чувствуешь себя шестерёнкой, песчинкой, которая отчаянно хватается за жизнь и барахтается, неизбежно погружаясь всё глубже.

Откуда-то сзади вдруг доносится странный звук. Слышишь краем уха, будто бы опять показалось – словно твоей тихой поступи приглушенным эхом вторят более мелкие, дробные и множественные шажочки. Замираешь, задерживая дыхание – в ответ тишина. Уже собираешься списать снова всё на разыгравшееся сверх меры воображение, когда звук повторяется. Оборачиваешься, почти отказываясь поверить.

И видишь позади, ещё вдалеке, как что-то проникает в коридор из покинутого недавно склада. Странный скрюченный силуэт, обтянутый болезненно бледной кожей – ростом наверное с ребёнка лет десяти, он быстро перебирает множеством выходящих из тела хитинистых ножек. Не сразу понимаешь, что именно видишь – крошечное и болезненное худощавое тельце, нижняя часть которого переходит в размашистые множественные конечности огромного насекомого. Тварь движется быстро и плавно – словно в чудовищном кошмаре, оно легко вскарабкивается на стену, сразу следом на потолок, и начинает стремительно двигаться к тебе без видимых затруднений. Словно омерзительный паук или сколопендра, существо приближается к тебе вверх ногами.

Слышишь теперь отчётливый, устрашающе пощёлкивающий дробный топот. Ты почти не можешь поверить в то, что это происходит на самом деле – настолько жуткой и сюрреалистичной выглядит открывшаяся картина. И всё таки чувство нарастающей опасности посылает сигнал, пересиливая оцепенение.

Выдыхаешь – и мысли сразу начинают мчаться галопом.

Это не может быть правдой!

Единственная мысль застыла у меня в голове. Как застыла и я. Это действительно тварь? Я знала, что да. Но при этом продолжала искать хоть какое-нибудь, пускай и неправдоподобное объяснение, почему это не так. Мне так сильно хотелось, чтобы тварей не существовало на самом деле! Это всё какой-то глупый розыгрыш. Жестокий эксперимент. Всего лишь сон. Что угодно, лишь бы не дикая реальность!

Я не могла отвести взгляд от скрюченного силуэта. Мне не верилось, что это было способно убить стольких людей. И тем не менее, я в этом не сомневалась. Вот такой вот парадокс.

Бесконечный топот эхом отдавался в голове, заполняя собою всё. Я вдруг поняла, как сильно не люблю насекомых. Не всех, но тех, которые выглядят наиболее противно, даже если они безвредные или приносят пользу.

Надо бежать, впереди были двери! Слишком поздно я пришла к этому выводу. Или ещё нет? А если что-то пойдёт не так? А если существо окажется быстрее? А если за дверью окажется ещё больше тварей? Сомнения одно за другим утягивали меня в пучину ужаса.

Тринадцатый говорил замереть на месте. Не двигаться. Не дышать. Это же чистое безумие! Как будто я даже не буду пытаться спасти свою жизнь! Я не смогу!

Как хорошо, что я выключила фонарь. От этой мысли мне становится чуть-чуть спокойнее. И даже забавно: я радуюсь потухшему свету. Привлекла ли я чем-то тварь? Или она оказалась здесь случайно? А если бы я связалась с Тринадцатым по рации, то была бы уже мертва?

Калейдоскоп обрывочных мыслей. Мне надо сосредоточиться на чём-то одном! Стук сердца. Как будто оно вот-вот выскочит из груди, так шумно и быстро бьётся! Я не побегу. Останусь. Не буду думать, что лучше.

Я вдохнула как можно больше воздуха и как можно тише. И зажмурилась: не могу на это смотреть!

Всё решится здесь и сейчас. Так или иначе.