«Ultima» | ходы игроков | I. Первые дни

Мучимый сонным песком в глазах и нарастающим жаром утреннего солнца за окном, принц стоически подпирал голову рукой.
Первый день учёбы и первое занятие проходил отвратительнейшим образом. Тим* искренне сожалел, что поддался иллюзии свободы: вчерашняя дневная прогулка по городу под благим предлогом осмотра достопримечательностей переросла в вечернюю, а затем и ночную пьянку.
Его слуги (хоть он и никогда их таковыми не называл и не считал) ничего не могли с ним поделать. Окто с самым серьёзным видом (он составил принцу компанию в распитии алкогольных напитков, оставаясь невозмутимо-трезвым) предложил скрутить негодяя, сначала его оглушив; Ульт пропустил это мимо ушей. Как бы он не любил своих товарищей, для них он был неприкосновенен.

Пьянка развивалась обыкновенным образом: сначала смех, потом серьёзные думы, после — откровенные разговоры. И в конце мысли о своей судьбе и её перипетиях, закончившиеся горькими слезами. Его вырвало в тёмном переулке, а потом принц почувствовал, что совсем ослаб. К счастью, друзья его донесли до спасительной кровати.

С утра было плохо и больно. Заботливая Аура с самым серьёзным и осуждающим видом принесла свежее платье и помогла одеться, позже молча передав стакан с неким целебным снадобьем. Совершенно отвратительным, но ему стало лучше. В Университет же он отправился в сопровождении бдительной Касты. Ей, к слову, предстояло учиться вместе с ним в одном классе. Хотя скорее не ей, а ему.

Тихий, но жёсткий пинок сзади по ножке стула вырвал Ульта из сонной прострации. Каста, как назло, села за парту позади. Она, как и двое остальных, таскалась за ним всю ночь, но как-то умудрилась выспаться, заняться утренней гимнастикой и пробежкой, а потом и плотно позавтракать. Удивительная девушка. Пожалуй, он даже немного побаивался её: в спарринге, будь то кулачный бой или фехтование, она неизменно одерживала вверх. Ну, почти всегда. Тим несколько превосходил Касту в скорости, в основном за счёт тщедушности. Но когда дело доходило до клинча, его худые руки ничего не могли поделать с мускулами Кастоды. Одно время это обстоятельство, приправляемое суровыми и колкими замечаниями телохранительницы, ущемляло его, но в какой-то момент ему стало просто всё равно.

— Есть кое-​что важное, что вам следует запомнить. И понять. Здесь, в Талоне, вы одни. Это действительно большой город, и он — суровый отец. Как и Университет. Теперь вы сами по себе, и вам, по большей части, придется самостоятельно изучать, что и как тут работает. Я могу помочь советом, как-​​то направить, но я не могу водить вас за руку, — мистер Уайет, предподаватель истории и по совместительству куратор класса, отойдя от стойки, сделал несколько шагов туда-​​сюда, обдумывая слова.
— Прежде всего, касательно ваших медальонов. Не рекомендую носить их открыто за пределами Университета и центрального городского округа. Не так давно здесь объявилась террористическая организация. Эти выродки именуют свою кучку «Орденом Праведности». Они полагают, что именно маги виноваты во всех проблемах этого мира. И да, они не просто так считают, но и делают. Их цель — ваше истребление. А также всех причастных, — мужчина положил руку на грудь.

Принц спиной ощутил, как напряглась Каста.

— Им известно, что ваш куратор не только преподает в Университете, но так же является одним из председателей Попечительского Совета. Проще говоря, я спонсирую заведение. Благодаря этому, хотя и не только, обучение в Университете бесплатное. Я уже говорил про стипендию?.. Эти подонки устраивают диверсии на моих предприятиях, и, я полагаю, они также могут стоять за той смутой, что наблюдается в рабочей среде. И несмотря на все усилия городских властей, им удается держаться на плаву. Отдельных фанатиков ловят, конечно, но... — куратор нахмурился, и завел руки спину.
— Будьте осмотрительны и внимательны. Для молодых людей, вроде вас, опасность представляют не только они. Я настоятельно не рекомендую праздно шататься по ночным улицам города и всяким сомнительным заведениям. Особенно — особенно! — в рабочих кварталах, в портовом районе и городских окраинах. И в первую очередь это касается девушек. Надеюсь, здесь не требуется дополнительных разъяснений, почему это так важно.

Ульт уже понимал, что ему предстоит этим вечером: откровенный разговор по душам не только с Кастой, но и Аурой с Октопусом заодно. Принц тихо, почти беззвучно, простонал.

— Я хочу вам сказать ещё кое-​​что. Многие из вас просто не представляют, как вам повезло, — Арманд чуть склонился над трибункой, и выглядел очень серьёзно.
— Вас избрали — среди многих. Многие из тех, кого можно назвать рядовыми волшебниками, даже на своём пике не обладают тем, что для вас является началом пути, вашим изначальным потенциалом. В этих классах когда-​​то сидели и учились те, кто в последствии низверг и уничтожил самого Манахора. Это величайшие маги — и некоторые из них живут и по сей день. Это действительно так. У каждого есть шанс сделать, оставить нечто важное. Стать кем-​​то. Возможно, именно вам предстоит в дальнейшем решать судьбу мира, и это не шутка. На моих занятиях вы узнаете, как это делали другие, и как это можете сделать вы! А остальные предметы станут вашими ключами и инструментами. Но, такова лишь перспектива. Всё зависит от вас, и начать следует с малого. Для начала, я предлагаю вам не опаздывать на занятия...

Со сдерживаемой печалью Густав глядел в открытое окно кареты. Знойный жаркий ветер еле-​еле щекотал лицо.
Где-​то там, далеко на севере, на мрачном, тёмном, мощённом плацу чеканили шаг идеально держащие равнение курсантские ряды. Нигде, кроме Хайгарда, не увидишь молодых дворян, вымуштрованных до такой степени, что уже походили на ветеранские легионы. Связанные друг с другом, как в волчьей стае. Сплочённые до состояния единого монолитного слитка. Впереди одной из центурий шагает «отличник службы». Уже не Густав. Огроподобный Флавий. Огромный, мускулистый. С круглой тупой башкой и высоким лбом. Он мечтал подсидеть Шарборро ещё с первых дней учёбы. И вот его мечта сбылась.

Флавий был в меру послушен, в меру туп. Из семьи просвещённых капиталистов. Очень не любил дворян. Но для этой ненависти не было выхода, пока верховенство в казарме постоянно оспаривалось. А потом… Помимо прочего, Флавий не знал, когда стоит остановиться.
В одно утро одного из имперских княжеских сыновей не было на построении. Как выяснилось, он не смог подняться с кровати. На лице — шрамы от лошадиных поводий. Обучение он продолжать уже не мог из-за обнаружевшейся позже грыжи.

Разумеется, никто не выдал центуриону виновника, но он и сам догадывался. Он торжественно объявил неделю бессонных ночей и с грустью вспоминал того светловолосого паренька, которого собирался по окончанию обучения назначить своим адъютантом.

***

Густав совсем не аристократично растёкся по мягким подушкам кареты и продолжал безучастно пробегать глазами по строкам книги. Единственная более-​менее любопытная вещь, которую он отыскал в библиотеке своего горе-​кузена. «Теория Престижа» за авторством самхафского философа Камиля ибн Пулима. Экс-​курсант перевернул очередную страницу. «Издавание мужских звуков как способ завоевания места в коллективе». Густав обречённо вздохнул и небрежно уронил научный том на сидение.

— Хорош унывать, босс.

Раздался хрипловатый голос пожилого мужчины-​полурослика. У Джеба был приятный, мягковатый тембр безобидного работника исторического архива. Недаром, ведь биография у него была чиста и безупречна.

Лишь сдружившись с ним и показав свою смышлённость и осведомлённость в определённого рода делах, Густав смог узнать о его прошлом контрабандиста. И не только. Но это далеко в прошлом. Джеб нашёл солидную, непыльную и полностью устраивающую его работу. Он был не просто прислугой и открывателем дверем, а благородным и уважаемым слугой древнего дворянского рода. Вряд ли многие полурослики могли похвастаться такими же заслугами.

Разумеется, Густав не мог взять свою свиту в Хайгард, но едва пришла новость о его возвращении, как Джеб тут же вызвался поехать в Талон вместе с ним. Это своего рода традиция. Старик всегда был рядом в судьбоносные моменты жизни Густава.

— Вы будто отправляетесь не в престижный университет, а на каторгу. Поверьте, разница весьма солидная… как минимум на каторге нет такого количества девушек. Знаете, «свободных» девушек. Ведь в гвардии Хайгарда едва ли хватало времени на лупанарий, а?
— Я был там, один раз, — с лёгкой улыбкой отозвался блондин. — Тогда там разбуянилась орочья банда. В итоге всё закончилось рапирами и кровью.
— О-о-о, амурные дела тоже нередко так заканчиваются, — задумчиво произнёс Джеб. — Но я верю в ваше здравомыслие и то, что вы не ввяжетесь в подобные авантюры. А так не переживайте, босс, всё у вас ещё впереди. С бабами… то есть с дамами оно только поначалу сложно и ничего непонятно, а дальше только и знай дело — ритм поймать.
Раскрыв частичку своего прошлого, Джеб стал называть опекаемого исключительно «босс». Это его забавляло.
— Босс, избавьтесь уже от этого конверта! Вас же скоро от него стошнит!
— Я, всё же, обещал, — с мукой выдавил Густав.

***

Да, это был чудовищный конверт. Плевок в лицо гармонии, равновесия и упорядоченности. Его кричащий, броский, ядовитый внешний вид так и говорил, что его можно выбросить в помойку, но отмыть пальцы от ощущения того, что они его когда-​то сжимали — никогда. Этот монстроузный фиолетовый окрас с хтоническими вычурными узорчиками…

Письмо от самого Арчибальда Рози! Густав с самого начала чувствовал недоброе и до последнего отпирался от этой поездки к родственникам, но, как и всегда, кто его слушал?

К счастью, семейные встречи были редкостью, но когда они всё же случались, отцы семейства подолгу обсуждали политику и экономические вопросы, миссис Рози и миссис Шарборро пили чай на веранде, а Густав оставался наедине с этим… созданием.

Не то что бы его смущали зрачки Арчи, которые зачастую были ненормально расширены. Или постоянные разговоры о филейных частях горожанок Вердена. Его скорее выводил из себя немыслимый инфантилизм и безответственность человека, который был, между прочим, на год его старше. Собственно и взгляды его были под стать: бесконечные пустые беседы о анархизме, социальной утопии и метафизике.
В своей жизни Густаву приходилось поддерживать дружбу с большим количеством неприятных ему людей, но Арчи — это особый случай. С ним было труднее всего. Арчи считал его закадычным другом, но ценой этого были муторные и истощающие походы с ним по магазинам одежды и абсурдные по своей бессмысленности философские дебаты. Густав в них нередко одержал верх, но в каждом таком споре терял маленькую частичку себя.

Апофеозом тяжелого труда по поддержке союзнических связей с семейством Рози стал крайний раз, непосредственно перед отъездом в Талон. Арчи был невероятно возбуждён, в красках расписывал какой Талон «забубенный» город и что Верден ему и в подмётки не годится.
Арчи бывал там. Гостил у своего дяди, работника талонской полиции. Родители отправили его «посмотреть на мир». А на мир Арчи смотрел сугубо через призму неистового, дикого и декадентского кутежа. Ветра судьбы завели его на какую-​то пролетарскую вечеринку и там он мало того, что не был закономерно избит, так ещё и сдружился с тамошним контингентом на фоне своих анархических идей и что гораздо, гораздо-​гораздо хуже — встретил там прекрасную незнакомку.

— Она просто ангел, братишка! Её прекрасная, гладкая, белоснежная кожа, эти бездонные глаза, пронизывающие тебя из под трепетных, длинных, ласковых ресниц… <…> …я умоляю тебя передать ей это от меня! Я… не знаю… может она меня даже не помнит? Нет, не хочу об этом думать… Но… меня в такой трепет приводит одна только мысль, что это нежнейшее, милейшее создание будет читать своим мягким, обвалакивающим голосом эти…
— Конечно, братец, никаких проблем! — Выслушав десять минут невыносимого монолога, Густав позволил себе роскошь прервать его. С ядовитой улыбкой, он взял конверт в руки. — Ты ведь моя кровь, Арчи! Ну как я могу сказать «нет»? Обязательно навещу твою… — Густав передёрнулся. — …ненаглядную.

Густав всё пытался забыть про этот злополучный конверт, но он то и дело начинал зудеть в кармане, насмехаясь над ним всей своей невыносимой, отвратительной сущностью.
Страшная, неведомая сила однажды подтолкнула его попытаться пересилить своё омерзение. Аккуратными движениями (он в этом разбирался) Густав вскрыл конверт, так, чтобы его потом можно было без видимых следов вернуть в первоначальный вид. Письмо было адресовано некой Фернанде. Первый абзац был максимально перегружен слащавыми метафорами и восхвалением так называемой Фернанды путём сравнения её со всеми известными человечеству цветами. Когда дело дошло до развёрнутого пассажа о невероятно миловидном котёнке с блеском вечной красоты в очаровательных голубых глазах Густав не выдержал и убрал письмо, едва сдерживая подступивший рвотный позыв.
Тогда он понял. Чем быстрее он избавится от этой «чёрной метки» — тем лучше.

***

Мрачная тень рода Рози настигла Густава и по приезду, ведь родители настояли, чтобы он поселился в том же доме, который в своё время снимал Арчи. И даже поддерживать в нём порядок назначили ту же служанку, которая была выбрана баронетом.
В Талон они прибыли поздно ночью, но Амелия терпеливо ждала их приезда. Густав смерил её взглядом. Разумеется, выглядит как мокрая мечта пубертатного подростка. К счастью, она оказалась настоящим профессионалом своего дела.
Провожая её взглядом, Джеб лишь заговерщецки подмигнул.
— Будьте проще, босс. Просто наслаждайтесь красотой. И свободой.

***

Когда мистер Уайет закончил вступительные слова, он предложил каждому новоиспеченному студенту выйти в центр класса и представиться. Судя по тону куратора, избежать этого совершенно невозможно, но Ультимус обрадовался, что ему хотя бы не придётся выступать первым. До сего момента принц пребывал в прострации, погружённый в мысли и чувства, не обращая внимания на остальных. А вот другие студенты тайком переглядывались, посматривали друг на друга и, кажется, некоторые успели познакомиться ранее.

Первым взял слово высокий, крупный парень в чёрном френче, что сидел за лидирующей партой в том же ряду, что и Квинт, то есть первом. Спокойной тёмной кляксой он нависал над остальными, и, когда настало время, он невозмутимо вышел вперёд. Ультимус в смешанных чувствах узнал эту походку и характер движений, но решил попридержать выводы, сначала выслушав янтарноглазого здоровяка:
— Я — Густав Шарборро, единственный наследник своего рода. Можно сказать, что мы потомственные воины. Собственно, я — хайгардский курсант. Бывший… если честно, мне всё тут в новинку и мне сильно непривычно. Среди вас ведь есть местные? Буду рад, если проведёте мне небольшую экскурсию. И… если у вас будут какие-​то проблемы — всегда обращайтесь, помогу чем смогу, — на секунду Густав уважительно наклонил голову и уверенно направился назад за парту.

Ульт мысленно кивнул сам себе: его догадка оказалась верной. Хоть отец всегда держал его в тени остальных потомков и избегал публичных показов, порой создавая впечатление, что Квинта вообще не существует, младший принц неизбежно присутствовал на обязательных мероприятиях. Одно из таких — традиционный ежегодный парад войск. В стройных коробках марширующих присутствовали и курсанты хайгардского военного училища, считавшегося самым престижным учебным заведением — среди воинских, конечно. Возможно, Густав когда-то шёл в одной из таких, и они даже были очно, хоть и с натяжкой, знакомы, сами того не зная.

То же училище кончил и старший брат Ульта — мерзавец Прим. У Квинта более чем хватало оснований почитать его таковым; немало ночных фантазий посвятил тому, как именно он с ним расправится. Впрочем, теперь их пути бесконечно разошлись, и принц забыл всё это, как страшный сон.

За спиной лязгнула решётчатая дверь, а затем и затвор. Жандарм ехидно подмигнул Уильяму и, прокрутив кольцо с ключами на пальце, отправился восвояси. Будущий студент едва видимо вздохнул, сжав кулаки, и повернулся лицом к месту своего пребывания на ближайшие сутки.
Там его встречали на редкость паскудные рожи. Буйные пьяницы, пара орков, ещё пребывающие под действием какой-то самхафской дряни, случайные бандиты самого жалкого разряда, и, конечно, некоторые из задержанных работяг — участников стачки и митинга.
Об этом самом событии Уильям собирался поведать в ближайшей заметке для «Вестника», чьим внештатным корреспондентом он и числился. Исповедуя принципы гонзо-журналистики, Уайет-младший всегда старался попасть в самый центр событий, тем самым становясь их частью. За что, в общем, и поплатился: прибывшие жандармы не видели никакой разницы, околачивая дубинками и кулаками всех подряд. Обычно Уильяму всегда удавалось улизнуть до прибытия доблестных стражей порядка, но именно что обычно. В этот раз не получилось; пропущенный удар в солнечное сплетение заставил его скрючиться и упасть, спасая голову и лицо от мельтешащих ног и летевших во всех стороны ударов. Где-то здесь получила фатальные повреждения и камера, приобретённая за баснословные деньги. Как и большинство артефактных игрушек, стоил техномагический аппарат очень и очень немало.

Впрочем, несмотря на неприветливый и дурно пахнущий коллектив, и подозрительно-липкие скамьи, Уильям чувствовал здесь себя если не привычно, то как минимум знакомо. Жаль, попалась незнакомая смена легавых, а так бы, может, и смог договориться...

***

— Эй, журнаглист очкастый! Подъём! — лужёная глотка вырвала Уильяма из беспокойного сидячего забытья. Поведя затёкшими до одеревенения конечностями, парень глянул в сторону решётки стены: там, помимо констебля, стояла ещё пара знакомых лиц.

Показать содержимое

Он едва смог сдержать улыбку. Если он — гонзо-журналистом, то детектива Дюбуа и детектива Кицураги можно было назвать гонзо-детективами. Известная парочка уравновешивала друг друга, подчёркивая достоинства и нивелируя недостатки. Они уже стали живыми легендами как в криминальных кругах, так и среди законников.
В силу специфических методов у них имелись определённые проблемы с начальством, но результативность спасала их шкуры. Уильям был знаком с ними: нередко журналистская деятельность (а он увлекался её экстремальным разделом) пересекалась с интересами органов правопорядка. В общем, работал с ними на взаимовыгодных условиях. Да и, честно говоря, они были просто ему симпатичны.
— Ну, пойдём, что ли, — усмехнувшись, мистер Дюбуа поманил его за собой. Уже в коридорах околодка Кицураги ответил на молчаливый, но очевидный вопрос:
— За тебя попросили. Как-то не с руки отказывать молодой госпоже Ламорра, — Уильям встал как вкопанный.
— Виолетта?.. — во рту у парня сразу пересохло.
— Ага, — с весёлыми огоньками глазах, наверняка подпитанных чем-то горячительным, ответил Дюбуа.
— Можно мне обратно?.. — севшим голосом, безнадёжно спросил Уильям.
— Нет. А ты чего теряешься? Симпатичная девчонка. Вот бы за мной такая пришла. Когда я в дерьме, за мной в лучшем случае приходит Ким. Ты, Кицураги, конечно неотразим, но всё-таки, — привычный к колкостям напарника, Кицураги пропустил скабрезности Хавьера мимо ушей.
— Пойдёмте уже. Я вот, например, спать хочу, — невозмутимый Ким непритворно зевнул.

***

Где-то в районе стойки дежурного детективы оставили его, сделав вид, что вообще его не знают. Едва Уильям успел опомниться, как на него налетела темноволосая бестия, накрыв руками и повиснув. Понимая, что так они упадут, ему пришлось приобнять девушку, но сделал это максимально холодно и отстранённо.
Алые губы уже искали встречи, но парень сделал вид, что его резко заинтересовали особенности убранства полицейского участка.
— Уайет, — с раздражённым прищуром констатировала она.

Показать содержимое

Когда один из приятелей выяснил, что Уильям встречается с Виолеттой Ламорра, а точнее говоря встречался, так как решил порвать с ней, то безапелляционно выпалил:
— Ты чё, дурак, блядь?..

Сын оружейного магната тогда лишь горько усмехнулся. Зачинщиком отношений стала она, и не было никаких сомнений, что дело совсем не в его статусе и семье. Виолетта, будучи дочерью дона Лучо Ламорры, мафиозного «босса всех боссов», и принадлежа к одной из самых старых семей Талона, явно не испытывала проблем с финансами, живя на широкую ногу. Отец позволял всё: единственная дочь как-никак. И потакал многим прихотям, в том числе и тому обстоятельству, что она совершенно не согласна на сводничество. Ухажёров у неё было предостаточно, и некоторых из них Уильям даже видел: такие быки, что на их фоне Уайет-младший выглядел малюткой-недокормышем. Не доставало ему той борзой агрессивности и самоуверенности, которой, вроде как, должен обладать успешный ухажёр, хотя совсем уж трусом и слюнтяем он не был. Любой из них мог бы походя сломать, прожевать и выплюнуть его бесформенным мешком костей, едва ли заметив.

Возможно, именно отсутствием оных качеств, в сочетании с природным умом и обходительностью, он привлёк её. Что говорить, тогда и ему она понравилась — уверенности и дерзости у неё как раз хватало, чем-то напоминая сладкий десерт с горьковатой, но приятной перчинкой. Роман получился совершенно сумасшедший, но вскоре Уильям понял, что ему нужно нечто более спокойное. Не что более... что? Мягкое? Он не знал. По крайней мере, так ему казалось. В их отношениях, предсказуемо, в роли доминанта и ведущего выступала Виолетта, и со временем приятная боль превратилась в откровенную пытку. Тогда он и принял решение уйти.

Она же никуда и не думала уходить. Она легко брала и отпускала, но только не в его случае. Искала встреч, разговоров, поводов для истерик и скандалов, и даже становилась удобно-мягкой, меняя тактику, но надолго её не хватало. Они даже будто бы сходились вновь, но лишь на миг. Пресытившись эмоциональными качелями, Уильям решил, что она стала для него почти безразличной, и её попытки "давай как прежде" начали вызывать лишь тухлое раздражение. Он бы соврал, сказав что ему совсем наплевать; некое чувство ещё теплилось, а она будто чуяла это. Но сценарий у сюжета один, и он знал, чем всё неизбежно закончится.

И вот, сейчас Уильям вроде как стал ей должен за освобождение. С одной стороны, перспектива пропустить первые занятия казалась удручающей, но с другой — пусть так, но не такой ценой.
— Посмотри на меня, — девушка положила руку на его щёку, и мягко повернула к себе, погладив. Уильям постарался выдать максимально безразличный взгляд. Но Виолетта хорошо успела узнать его, и знала, что сейчас он прячется за маской. Мягкий, податливый. Убрать её руку парень не смог. Или не хотел?..
— Так-то лучше. «Спасибо», я так понимаю, от тебя не дождусь. Молчишь? Ну и пусть. Поговорим потом: скоро мэрский бал-маскарад, ты же помнишь? Я буду тебя ждать.

Уильям помнил. Именно на этом ежегодном мероприятии всё и началось.

Показать содержимое

— Поедем домой. Я подкину, — она взяла его руку, которую он специально расслабил до безвольного состояния, и повела за собой, к экипажу. Отказываться он, впрочем, не стал — вся нечисть, обычная и сверхъестественная, в эти часы вылезала на улицы из своих дневных убежишь, а путь отсюда до его берлоги неблизкий. На сон оставалась ещё пара часов, но он уже знал, что дурные мысли не позволят ему заснуть.

***

Следом за Густавом вышел какой-​то тощий темноволосый парень. Как раз за ним и устроился Квинт. Коллега принца по комплекции явился в класс одним из первых, если не самым первым, и тут же устроился спать лицом вниз, сообразив из своего портфеля что-​то вроде подушки.
Кажется, у того тоже выдался интересный вечер и ночь, так что Ульт сочувственно посмотрел в спину.

Впрочем, призыв куратора разбудил его. Выйдя в центр неуверенным шагом, и, осоловело поправив очки, а затем и волосы, ещё секунды две наводил фокус, прежде чем заговорить:
— Ну, я... меня зовут Уильям. М-да, — слова ему давались с трудом, будто это были не слова вовсе, а тяжелые каменные блоки. Прочистил горло.
— Я здесь живу. В смысле тут, в Талоне, и, э-э-э... так что... вот. Уже давно. Да... удачи всем. Всем нам удачи. Доброе утро, кхм, — приветственно покачав рукой, побрёл на своё место.

— И вам доброго утра, мистер Уайет, — хмыкнул мистер Уайет.

— Я этого не заслужил, — принц уселся на широкие доски пирса, свесив ноги. Под ними плескалась великолепная лазурная вода, чистая и прозрачная — и она нравилась ему куда больше, чем непроглядный океанический свинец родных берегов на далёком востоке. Но окончательно сойти на берег, как бы утверждая прибытие на новое место, Квинт не спешил.
— Ещё как заслужил, — рядом плавно опустился встречающий, составив компанию. Широкая шляпа затеняла его лицо, и принц пожалел, что не озаботился головным убором заранее: южное солнце на чистом небе нещадно жгло макушку. Да и не только её.
— Вы, должно быть, шутите, — Ультимус с нарастающим возмущением посмотрел на пожилого мужчину. Тот лишь усмехнулся, и начал неспешно набивать курительную трубку.
— Здесь всё будет совсем иначе. Да, няньки отправились вслед за господином и, несомненно, облегчат быт. Но со многим — почти всем — предстоит справляться самостоятельно. Воспринимай свои прошлые невзгоды как необходимую подготовку, а прибытие сюда — как шанс наконец-то повзрослеть, — встречающий посмотрел на него, а затем перевёл взгляд на троицу, кидавшую в их сторону хмурые взгляды.
— Они мне не няньки, и я им не господин, — пробурчал Квинт, снимая рубашку и сооружая из неё хламиду для головы. Лучше не стало — теперь солнце начало жечь белую кожу и всё худое тело.
— Пусть не няньки, а слуги, и точно господин, как ни крути. Схожий возраст и совместное взросление ничего не меняют, — в несколько коротких и быстрых затяжек он раскурил табак. Запах, на удивление, оказался весьма приятным.
— Я им не...
— Ты не понял. Теперь вся полнота ответственности лежит на тебе, и за их жизнь тоже, — человек в тёмном костюме всадника покачал головой.

Ультимус хотел что-то сказать, но запнулся, не издав ни звука. Слова мужчины ему не понравились, и ничего поделать с этим парень не мог. Он не хотел никакой ответственности. Уныние проступило на лице, и встречающий похлопал по плечу:
— Ну-ну. Громко скажу, но власть у тебя в крови. Это не просто жидкость красного цвета. К тому же, ты ещё и маг. Вас вообще мало осталось, и сейчас в Университет берут даже тех, на кого бы раньше не посмотрели. Не сложно понять, что из себя представляют те, кого и не берут поныне. Но ты — совсем другое дело. Редкость среди редких. Но не вздумай зазнаваться, ведь тебе предстоит даже более тяжкий труд, чем остальным.
— Проверяющие сказали, что у меня весьма средние способности, — помолчав, с отсутствующим видом сказал принц. На сердце закралась какая-то странная обида, и даже эта странная похвала не произвела на него впечатления. Мужчина кивнул:
— И, почти наверняка, тем самым спасли тебе жизнь. Вся история хайгардского престола состоит из сложных взаимоотношений с другими царственными особами, обладающими выдающимися способностями. Если бы коллеги сказали, как есть, тебя бы почти наверняка придушили в ту же ночь. А может, ты бы просто не доплыл. Шторм, ураган, страшные волны... так бывает, — он пожал плечами.

Принцу оставалось лишь хлопать глазами. Да, отношения с родственниками у него непростые, но поверить, что всё могло бы получиться вот так, Квинт просто не мог.

— Пойдём. Подыщем тебе временное жильё. Есть у меня на примете одна неплохая гостиница... Пока ты завтра будешь знакомиться с Университетом, твоим слугам стоит найти постоянный вариант.

***

К счастью для Квинта, с его выходом возникла небольшая заминка: весь класс недоумённо пересматривался и крутил головами, будто не поверив в услышанное. Судя по выражению лица куратора, он точно не оговорился, и, кажется, только что представившийся парень приходился ему близким родственником. Племянник? Внук? А может и даже сын? Хотя Уильям того явно не желал, на него стали кидать любопытные взгляды.
Ультимус воспользовался паузой, спохватившись: он даже не придумал, как лучше представиться. Назвать полное имя и дать ясно понять, кто стоит перед ними? Прикинуться ветошью, простым парнем из Хайгарда? Придумать на ходу себе какой-нибудь псевдоним? На семейных картинах он не был запечатлён, да и вообще о его существовании предпочитали лишний раз не распространяться. Разумеется, в самом Хайгарде скрыть Ультимуса от публики было просто невозможно, но здесь, в Союзе, большинство могло о нём вообще ничего не знать, даже о факте существования. С другой стороны, представители знатных родов просто обязаны быть в курсе о сильных мира сего, и если среди студентов есть такие люди...
— Меня зовут Ультимус Квинт. Я из Хайгарда, — принц решил выбрать нейтральный вариант, суть которого заключалась в том, чтобы говорить правду, но не до конца. — Никогда в жизни я не забирался так далеко, и еще несколько месяцев тому назад я и не думал, что мне такое предстоит, — в словах ни капли лжи.

Отсюда класс хорошо просматривался, и он мельком оглядел присутствующих. Что сразу бросилось в глаза, и чего он не замечал ранее, так это наличие в классе двух нелюдей. Некая тёмная эльфийка, которая смотрела что на него, что на остальных с таким видом, будто перед дней расселись говорящие кучки навоза, и светлокожий эльф, расположившийся на галёрке в крайнем правом ряду, у самой двери. По крайней мере, его тело точно там располагалось, а вот разум, судя по глазам, пребывал где-то совсем далеко. Что до остальных... публика собралась разношёрстная, самых разных социальных статусов, и почти со всех концов света. Так быть, конечно, не должно, да и просто не принято, чтобы благородные обучались бок о бок с бывшими землепашцами, но у руководства Университета, видимо, свой взгляд на такие вещи. Что касается принца — у него не было проблем с этим. Он хорошо знал, что значит быть человеком второго, если не третьего, сорта.

— И вот я здесь. Я... я хочу пожелать нам всем удачи, и надеюсь, что среди вас есть местные: город просто огромный, а с палубы я сошёл буквально вчера. И, если что, зовите меня просто Квинт или Ульт, — кивнув, принц отправился обратно, и плюхнулся за парту с большим удовольствием. Даже такое коротенькое выступление оказалось сложнее, чем оно выглядело на уроках ораторского мастерства, в коем Квинт совсем не блистал.

Чудовищный удар сбил девушку с ног, начисто лишив духа и повалив на пол арены. Как рыба на берегу, жадно вздохнула, но вместе с желанным воздухом в лёгкие угодила и песчаная пыль.
Оппонент не ждал и не щадил. Она только закашлялась, как её резко дёрнули зашиворот, запустив в очередной недолгий полёт, окончившийся болезненным падением: инерция броска протащила Касту ещё добрый метр.
— Подъём! — велел зычный голос, и девушка невольно послушалась. Она вообще редко падала, а если и так, то всегда вставала. Окончательно прибить её к земле могла, наверное, только смерть.

Несмотря на взбучку, меч она так и не выпустила, так что поднялась на встречу оппоненту и солнцу не с пустыми руками.

Кастор, закинув меч на плечо, с сомнением и снисхождением посмотрел на сестру. С тех пор, как умер отец, он, старший из братьев стал главой семьи. И, так и не обзаведясь собственной, для Касты он стал даже большим отцом, чем собственный.
— Руки выше. Ноги смотри, — Кастор обманчиво-расслабленно пошёл кругом, и молниеносным рывком атаковал. Кастода приняла меч блоком собственного, но в силовом противостоянии ей не оставалось и шанса.

Старший был старшим во всём. Выше и сильнее всех прочих. В обнажённом виде он мог бы подрабатывать в анатомической галерее. Не гора тупого мяса, а, напротив, гибкий и подвижный, при том что с любой горой он бы поспорил и наверняка одержал верх.

И, разумеется, совершенное владение воинскими искусствами, среди которых два любимчика — рукопашный бой и меч.
Чего ещё ждать от главы семьи, которая из покон веков поставляла лучших стражей и телохранителей императорской династии?

Всё закончилось быстро. Едва Каста дала слабину, брат тут же ворвался в клинч, слитно ударив локтём и подбив ногу. Она вновь оказалась на земле, и поняла, что тренировочный бой окончен: силовой щит, издав предсмертную вспышку, окончательно израсходовал заряд. Конечно, она могла бы поставить свежий энергетический кристалл, но перезарядить собственное тело Каста не могла.

Кастор протянул руку, но девушка лишь поморщилась, поднимаясь самостоятельно. Брат нахмурился:
— Пора бы перестать быть упрямой ослицей. Я понимаю, ты начиталась всех этих историй про великих воительниц. Но реальность такова, что...
— Ну извини, что у меня нет члена! — Каста, несмотря на усталость, нашла силы закипеть. Старший лишь закатил глаза.
— Вот именно поэтому я не могу тебя рекомендовать на должность телохранителя одной из дочерей императора, не говоря уже о том, что свой выбор они уже сделали. И я не про член, которого у тебя нет. И я хотел сказать, что не стоит отвергать руку помощи — в этом нет ничего зазорного.

Кастода потупила взгляд, поняв, как глупо выглядел её поступок.

— Я знаю, что ты бегаешь к Ультимусу отнюдь не из-за романтических соображений, — продолжил Кастор, чуть погодя. Девушка ухмыльнулась:
— Кто-нибудь напишет комедию, узнав, что мы проводим тренировки под видом свиданий. При том что Его Высочество, кажется, одинаково не заинтересовано ни в том, ни в другом.
— Что ж, значит слухи о том, что Его Высочество по ошибке родилось с членом, не так уж и безосновательны. Какая ирония судьбы, — он подмигнул сестре, предлагая отправиться в сторону раздевалки.
— Квинт нормальный, — с тающей улыбкой покачала головой. — Просто он ленивый лоботряс. Мы знаем друг друга слишком долго, чтобы между нами что-то было, и он воспринимает меня как дружка. А девушки, что ему под стать, не хотят запачкать свою родословную магией. Да я не под стать тоже. Он до сих пор... Мальчик.

Оружие отправилось в стойки, магические щиты — на полки, пустые кристаллы-батареи — в ящик, который позже слуги относили на перезарядку. В Хайгарде магов презирали, хоть и пользовались их услугами.

— Я тут поговорил кое с кем. Как ты знаешь, магические способности без присмотра и контроля могут быть опасны. При дворе говорят, что это лишь вопрос времени: как только Ультимус станет совершеннолетним, его отправят на обучение — как можно дальше от двора, что будет к его же пользе, — вслед за снаряжением на свои места отправлялась и защитная экипировка.
— К чему ты клонишь?..
— Император милостиво решил, что его отпрыску нужна надёжная защита. Также посчитал, что защита ему нужна под стать — и предложил мне обсудить этот вопрос с тобой, — Кастор, как бы извиняясь, развёл руками.
— Ещё больше унизить Ульта? Всем на потеху назначить стражем женщину, будто непорочной девице? — Каста посмотрела изподлобья, заиграв скулами.
— Послушай, я понимаю как это выглядит. Но, во-первых, ему действительно нужна защита. Ты, может, и не одолеешь чемпионов, но сильнее и способней большинства. Во-вторых, я больше не могу откладывать вопрос и потчевать матушку обещаниями. Теперь он стоит ребром. Да, речь о твоём замужестве. И уже есть те, кто готов решить этот вопрос. Поэтому выбирай. Или ты идёшь к Ульту, как бы ни унизительно это выглядело для него и для тебя, либо...

Каста села на лавку, откинувшись к стене и прикрыв глаза. Девушка и сама делала вид, что не замечает намёков матери. Она, разумеется, действовала из лучших побуждений для единственной дочери. Может быть, её предполагаемый супруг и в самом деле окажется достойным и порядочным человеком. Может быть, Каста действительно найдёт счастье в материнстве. И это вовсе не означало, что ей придётся расстаться с любимым делом и оставить тренировки. Она была сильной, волевой девушкой, но отнюдь не мужиковатой бабой. Женское ей не претило. Возможно, она сама не знает, от чего отказывается.

Может быть.

— Я согласна.

***

Этой ночью ей пришлось тащить надравшегося до пьяных соплей принца на спине. За отсутствием развлечений на борту корабля, Касте удалось поставить совместные тренировки на поток. Но куда там! Оказавшись на суше, Ульт уже через несколько часов пал под властью зелёного змия. Но, по крайней мере, пока плыли, не искал всеми правдами и неправдами хоть любую каплю спиртного, а значит, молодым алкоголиком он всё же не стал. Хоть и на родине частенько оказывался не трезв, в том числе не только из-за алкоголя. Она и Аура совместными усилиями берегли его, как могли. Чего не скажешь об Октопусе: великовозрастный мерзавец поддерживал любую сомнительную затею принца.

Хотя и выглядел Ульт соответственно, выступил на удивление бодро. Теперь настал и её черёд показать и представить себя остальным.

О своих магических способностях Каста узнала случайно — когда сопровождала Квинта во время посещения хайгардского отделения Коллегии для проверки магического потенциала. В отличие от принца, да и вообще любых магов, чьи способности проявлялись ещё в раннем детстве, либо при созревании, девушка "молчала".

Сказать, что она удивилась — ничего не сказать. Проверяющие сочли, что уровень потенциала Касты достаточно высок, чтобы рекомендовать её к поступлению в Университет. А когда волшебники сообщили, что непосредственное проявление в её случае практически неизбежно, и может случиться во время, например, беременности, она лишний раз убедилась в том, что сделала правильный выбор.

Те три месяца, что остались до начала учебного года, она посвятила особым медитациям, призванным разбудить дар. Немало времени ушло и на размышления о судьбе. О том, что их судьбы — её и принца — во многом схожи. Ей казалось, что сами высшие силы, кем бы они ни были, вмешались в их жизненный путь. Думал ли Ультимус так же? Она не знала, а спросить боялась.

— Приветствую! Я — Каста. Меня зовут Каста. Моё полное имя — Кастода, но краткий вариант мне нравится больше. Я тоже из Хайгарда, так что с Квинтом мы прибыли на одном корабле. Я увлекаюсь фехтованием и гимнастикой. Будет здорово, если получится найти единомышленников, — кажется, она хотела сказать что-то ещё, но как-то растерялась, и повторила вслед за Ультом — просто кивнула, возвращаясь на место.

— Па, может, ну его, этот Университет?.. У меня наверное и особых способностей нет, вон, колдуны сами сказали, что дар должен был давно пробудиться. Наверняка мне там нечего ловить, — Фарме-младший вот уже второй день осаждал отца. К настоящему моменту Алан успел пройти все стадии реакции на нежелание сына идти учиться, от спокойно-терпеливого до почти разъяренного. Теперь он изменил тактику, делая вид, что не слышит и не понимает, о чём идёт речь.
— А есть с похожим рисунком, но только с преобладанием синего? — игнорируя Шарля, спросил Алан у торговца тканями, перебирая образцы. Как и всякий уважающий себя наёмник родом из Кантонов, Фарме-старший одевался с иголочки, отдавая предпочтение пёстрым цветам в одежде, не скупясь на качестве. В каждый бой — как в последний, и если придётся пойти долиной смертной тени, то только в самом лучшем платье.

Показать содержимое

— Конечно, господин, сейчас найдём, господин, — торговец, чувствуя денежного клиента, засуетился, перебирая лоскуты в поисках нужного. А там, глядишь, покупатель присмотрит ещё что-нибудь. Возникла пауза, и Алан понял, что больше игнорировать сына не получится. Если не считать истории с Университетом, то они всегда очень неплохо ладили. Шарль появился у него рано, и Алан был ровно в два раза старше.
— Ты так говоришь, будто останешься там навсегда, — нахмурился он. — Никто не мешает и не запрещает тебе вернуться после обучения. Наёмник, да ещё и маг — таких в нашем роду ещё не было. Не припомню, что такие вообще встречались среди нашего брата. Только подумай, каким Капитаном ты сможешь стать — это совсем другой уровень, — положа руку на сердце и отметая эгоистические соображения, Алан не хотел бы, чтобы Шарль пошёл по его стопам.

За ярким флёром и представлением о карьере наёмника — боях и победах, славе и деньгах, женщинах и вине — скрывалось то, что всегда присутствует в военном деле: кровь, грязь, смерть. Алан видел по-настоящему страшные вещи, а Шарль тогда был слишком мал, чтобы понять, осознать их. Последние же несколько лет выдались на удивление спокойными. Нет, работы всегда хватало, но у неё не было той ожесточённости, что присуща любой большой войне. Конфликты местного значения, мелкие разборки власть имущих и предпринимателей — всё это несущественно. Чутьё солдата подсказывало, что вскоре наберётся некая критическая масса, и плотину прорвёт. Слишком долгим был период относительного благоденствия, и мир давно забыл, как оно бывает на самом деле. Поэтому Алан был рад, что, прибыв в Талон, им повстречался маг, который разглядел что-то в Шарле и рекомендовал обратиться в Коллегию для проверки уровня магического потенциала. Ещё больше Фарме-старший обрадовался, когда комиссия заключила: годен. Люди со способностями шли на вес золота и даже больше, поэтому Коллегия магов Союза предоставляла обучение абсолютно бесплатно, лишь бы шли и учились.

Шарль не вполне понимал, зачем ему учить что-то ещё. Всему, что требовалось в жизни, он и так обучен. Учителей у него было много, ведь он — почти что сын полка. И не полка, а роты, да и отец у него настоящий, кровный — сам Алан Фарме. Мать умерла, страшно заболев вскоре после родов, и выкормила его другая женщина. К счастью, наёмное войско — всё равно что поселение на марше; за солдатами идут женщины, пузатые и нет, там же и ясельная группа. А ещё торговцы, маркитанты, разная обслуга и тому подобные, по численности если и не превосходящие непосредственно войско, то нередко ему не уступающее. Вот этот люд и воспитал, научил Шарля. Да и не откажешь, когда твой батя — начальник. Впрочем, особенный статус не означал возможность филонить и предаваться глупым праздностям. Едва Шарль покинул группу безмозглой малышни, его тут же взяли в оборот, сделав своего рода оруженосцем-пажем, со всеми причитающимися обязанностями. Ему не только приходилось ухаживать за лошадьми и содержать имущество старших в порядке, подавать то и приносить это, но и обучаться военным мудростям и навыкам. А ещё позже, вдруг оказавшись способным к точным наукам (хоть Шарль пытался эту свою особенность всячески маскировать и скрывать), заступил на должность писаря и счетовода. Тут, конечно, посодействовал отец, собственнолично и назначив сына на эту должность. Шарль теперь не только нёс груз определённой ответственности, но и постоянно крутился при штабе. Всё шло к тому, что когда-нибудь, со временем, он примет командование на себя, а отец вполне заслуженно выйдет на пенсию, позабыв про сёдла, сапоги и шпаги.

Жизнь наёмника — не сахар. И горькие моменты действительно не запомнились, растворившись в детском беспамятстве. Но Шарль запомнил и изнурительные марши, и то, как приходилось выносить раненных и убитых, а порой и бежать от рейдовой группы, лихорадочно ища укрытие. Убивать, в общем, приходилось тоже. Да, где-то в благополучных землях взросление наступало лет так в восемнадцать, но на территории тех же Осколков, в четырнадцать лет ты был уже не мальчиком, а вполне боеспособным мужчиной и полноценной рабочей силой. В бесконечных междоусобных войнах, на полях сражений, он сталкивался со своими ровесниками, с кем-то помоложе и постарше. Выходил, конечно, победителем — лучшие учителя и лучшая подготовка сказывалась, да и деньги у наёмников водились, поэтому если и ел не от пуза, то вполне достаточно, чтобы вырасти крепким и здоровым.

Наёмники Кантонов — общепризнанная марка качества. То, почему так вышло, заслуживает отдельного рассказа, но, как бы то ни было, Кантоны поставляли вояк всем желающим и могущим оплатить их услуги вот уже не одну сотню лет. Слава о них давно обошла весь известный мир, и от их услуг отказывались разве что хайгардцы. А чтобы стать командиром и создать собственный наёмный отряд, недостаточно просто родиться в Кантонах и иметь некий стартовый капитал: тебя должен признать Совет Командиров, и утвердить твоё право соответствующим Патентом, особым образом составленным и тщательно защищенным магическим образом. Впрочем, дураков подделывать Патент особо не находилось, а если такие и были, то долго не жили. Шарлю, если рассчитывал когда-нибудь стать Капитаном, тоже предстояло пройти через это, хоть интересное родство и обещало некоторые скидки.

И вот, в конце-концов Рота Фарме оказалась здесь, в Талоне — негласной столице Союза Вольных Городов, также именуемый Девятиградьем. В нынешние времена Союз являлся не только самым развитым государством в технической, научной и культурной сферах, но ещё и своеобразным центром притяжения для авантюристов и разнообразных личностей, обтяпывающих сомнительные сделки — удачные и не очень. Здесь можно купить всё, что угодно. Строевой лес? Пожалуйста. Личную армию? Не вопрос. Артефакты времен медианской империи? Сначала покажи деньги.
В общем, в Талоне, да и вообще в Союзе, было на что посмотреть и чем заняться. А ещё здесь Высший Совет Коллегии, что заседает в Талоне. Сейчас в каждом мало-​​мальски приличном городе на свете, за исключением земель нелюдей, имеется отделение Коллегии — представительства Высшего Совета, своего рода гильдия магов. Высший же Совет Коллегии является и центральным органом их управления. Таким образом, он так или иначе влияет на весь цивилизованный мир. Высший Совет Коллегии, в лице заседающих архимагов, когда-​​то давно, три века тому назад, разбил Империю Манахора и его самого. Так закончилась Вторая Война, и центр политической тяжести сместился на Союз; бывшая империя обратилась в огромное лоскутное одеяло бесчисленных королевств, графств и прочих мелких образований разного толка, совокупно именуемое Осколками. Разделяй и властвуй.

Талон, в общем, скорее понравился Шарлю, чем нет. Вот только оставаться здесь надолго он не планировал. Но, послушав доводы отца, и тихонько прикинув перспективы и возможности, Фарме-младший начал думать, что затея не так уж и плоха.

***

После Касты, с самой галёрки, вышел студент, который, в противовес предшественникам, выглядел необычайно бодро, даже весело и, кажется, совершенно не томился по поводу солнца. Перед выходом он хлопнул Уильяма по спине, мол, не засыпай. Его слова несколько разрядили обстановку:
— Всем привет! Я вообще чуть ли не вчера узнал, что умею колдовать и всё такое! Но я слышал, что тут довольно круто. И всё равно, если бы не батя, моей бы ноги тут не было. Высокородием не отличаюсь, и титулов у меня никаких нет. Но у нас-​то в Кантонах такое и не принято: у нас каждый сам себе хозяин. Такие дела. Я Шарль, кстати. Если меня к себе кто впишет, будет круто. Ну или можно вообще что-​нить вскладчину устроить. Ладно, эт потом обсудим, если кому интересно... — странным образом отсалютовав, он пошел к себе. Скрытно от куратора, он почему-​то и зачем-​то показал эльфам средний палец. Эльфы ответили ему ленивой взаимностью.

Юный Чеддард с большим удовольствием познавал все те науки, что положено изучать молодому человеку его происхождения. Начав своё обучение всего в пять лет, к шестнадцати годам он, без всякой иронии, превратился в компетентного воина с солидным опытом. Дрался конно и оружно, с мечом и копьём, а равно прекрасно владел луком, арбалетом и новомодным огнестрельным оружием, хоть и презирал что луки, что огнеплюи. Умел он и, разумеется, сочинять стихи, музицировать и петь, а также и танцевать. И уж тем более владел чтением, письмом и арифметикой. Всё это ему нравилось точно так же, как и стрельба.

Ещё Чеддарду нравилось править. Не издавать законы (тем более что таковой привилегией он пока что не обладал), и не думать о судьбах владений и крестьян на ней, а именнл властвовать. Где та граница, перед которой подневольный человек готов исполнять твои команды, а после он лучше падёт на землю, чем выполнит приказ? Он без сомнений изучал вопрос, не испытывая угрызений совести: таков был порядок вещей.

Ну и конечно же, в какой-то момент он как бы естественным образом узнал, что парням его возраста (тогда ему стукнуло тринадцать) полагается делать нечто с девушками. Без сомнений он подозвал боевого холопа-сержанта, приставленного к нему в качестве дядьки:
— Скажи-ка, Тойво, как мне быть с женщинами? Что я должен с ними делать? Я собираюсь призвать одну из служанок в свои покои, — услышав это, верзила-сержант будто обомлел и даже, кажется, сделал пару шагов назад.
— Ну дык этм самое, милсдарь... оно ж как... тута натура сама совет даст. Надо, значиться, сначала девку-то раздеть, а вдругорядь и самому портки снять, то-то ж...
— Что за вздор, Тойво! Я должен раздеть женщину, после чего снять с себя платье? И что, продекламировать стих?
— Тута, сударь, стихи децламировать нет нужды... надо, значит, — Тойво, бегающим взглядом рассматривал пол под ногами и облизнул пересохшие губы. — Надо, значит.. эт самое...

Чеддард нетерпеливо всплеснул руками и встал с кровати.
— Стой здесь! — велел он сержанту, а сам вышел восвояси. Через некоторое время молодой Хансбергер вернулся, ведя за руку вяло упирающуюся служанку — та была всего на год его старше.
— Ослы! Ослицы! Куда холопьё не целуй — везде жопа. Всё приходиться делать самому, — посетовал Чеддард. Закрыв дверь, он уселся на кровать и кивнул дядьке, чьё лицо теперь стало бледным и пунцовым одновременно.
— Вот теперь показывай, — благосклонно прикрыв глаза, велел юный лорд.
— Ну, я... эт самое...
— Живей, пёс!

Осенив себя знаком Спасителя, сержант повернулся к служанке и кивнул неловко:
— Ты это... без обид, если что, — она попыталась закричать, но дядька ловко заткнул ей рот, после чего принялся раздевать её. У слабого тельца не было ни единого шанса против его огромных волосатых лап.
— Ну что ты там возишься! Рви! Рви эти тряпки! — Чеддарду начинало нравится это представление. Его охватило странное чувство: будто стало жарко, и кровь начала громко стучать в жилах.

Меньше чем через минуту служанка, совсем голая, стояла посреди комнаты, кое-как прикрывая срам руками. Сержант-холоп отошёл к двери, и кивнул, отводя взгляд:
— Ну вот... теперь, значится, вам положено снять одёжу, милсдарь. А дальше... эт самое... ну... уж скажу, что там, — Тойво склонил голову и замер. Чеддард, подойдя к служанке, кинул на него недоверчивый взгляд, но всё же опустил руки к завязкам лосин.
— Хм-м... — Чеддард повременил с разоблачением, и прошёлся вокруг девки кругом, придирчиво разглядывая её, как кобылу. Даже осмотрел зубы, удовлетворительно поцокав.
— Ну уж нет, — подумав, решил Хансбергер. Плюхнувшись обратно, он махнул рукой
— Проделай-ка это сам, а я погляжу.

Тойво, здоровый детина, проживший более чем две дюжины зим, вдруг будто оглох.
— Показывай. Живо, — медленно, по слогам, прошипел Чеддард. Сержант, хоть и помялся, но ослушаться господина никак не мог. При дворе ходили слухи, что Чеддард — якобы ведьмин приблуда, и что его папаша эту самую ведьму обрюхатил, а когда та разродилась, то благополучно её и прибил. Настоящая супруга сира Хансбергера, как болтали, была пустоцветкой, и всё никак не могла понести от графа. Так что, даже если верить слухам, из которых выходило, что Чеддард всего лишь ублюдок, официально он всё же был сыном графа. А уж если кто обижал сыночка, то граф с такого чудака снимал шкуру. Буквально.

Сержант молча разулся, а потом и разделся. Он, может, и готов выполнить постыдный приказ господина, но мужское достоинство грустно повисло — какое уж тут настроение.
— Ну, что там? Что дальше? — в глазах Чеддарда заиграли нехорошие огоньки, а в руках появился кинжал, коим Хансбергер владел в совершенстве. Он нетерпеливо поигрывал им. Помощь, меж тем, пришла откуда не ждали: служанка, повернувшись к Тойво, выразительно на него посмотрела. Она хотела ещё пожить, да и Тойво тоже. Поэтому она подошла к сержанту, и провела дрожащей рукой по груди. Девушка кивнула глазами, показывая, что принимает всё, что будет дальше.

Представление продолжалось час или около того. Чеддард наблюдал за ними со смесью омерзения, любопытства и удовольствия. Ходил вокруг, рассматривал то сверху, то снизу.
— Совокупляйтесь, свиньи!.. А ну, живее дери её, что медлишь!.. — попирая грязную скотину сапогом, командовал молодой наследник графского титула. Он думал, что увидит нечто необычное, а на деле всё сводилась к простому разведению.
— Почему ты вынул?! Заправляй обратно! — схватив Тойво за толстый каменный отросток, Хансбергер направил его как надо, и навалился на спину сержанта, толкая сзади и не позволяя расцепиться. В какой-то момент Тойво вздрогнул, тяжело застонал и также задышал, враз ослабнув и повалившись на девку.
— Ну? — схватив её за волосы, Чеддард оторвал голову от земли, заглянув в глаза. — Ты теперь беременная. Как ощущения? Нравится?.. — не дожидаясь ответа, как следует плюнул на лицо.

В последующее время Чеддард иногда развлекался «разведением скота», лично выбирая подходящих, на его взгляд, кандидатов. Но, как бывало и с другими приходящими вещами, ему вскоре наскучило и это.

Совершенно новая сторона нежного вопроса открылась ему, когда ему довелось побывать на коронации Мелианы — совсем ещё соплячки. Её отец, внезапно почивший (как говорили, не без помощи со стороны), оставил трон в крайне ненадёжных руках. По законам королевства, единственный наследник, а точнее говоря наследница, была уже достаточно взрослой, чтобы принять корону. Вассалы-феодалы новоиспечённой королевы, во главе с герцогом Ле Флёром, естественно, никак не могли пропустить столь важное событие. Конфронтация между троном и вассалами виделась очевидной, но прежний король и его соратник, Людвиг Боде, ныне королевский маршал и капитан Золотой Гвардии, оказались дальновидными, а потому позаботились о создании серьёзного войска, подчинявшегося трону непосредственно.

Итоги простой арифметики говорили, что в абсолютном исчислении королевские войска, и войска феодалов примерно равны. Поднимать восстание и идти на трон означало, что Ле Флёру и Ко придётся брать стены Кальфеона приступом (что, с учётом соотношения сил, было почти наверняка обречено на провал). Часа весов могла драматически склониться в их сторону, если бы получилось переманить маркграфа Хорста фон Штайнера на свою сторону, но последний выдерживал нейтралитет, формально оставаясь верным короне. Маркграф и его род фактически выполняли роль стражников и привратников Адского Предела с тех пор, как пала крепость Стигмата — не из-за атак, а из-за отсутствия финансирования и снабжения, кои последний раз имели место быть ещё в давние времена Священной Империи. В общем, ноша ему досталась непростая, ибо Предел регулярно изрыгивал невероятных страхолюдин, терроризирующих прилегающие земли, но, с другой стороны, горные склоны Предела славились богатством своих недр, добыча и торговля коими делали маркграфа крайне состоятельным человеком со столь же состоятельным войском. Мрачная репутация, вызванная тёмными слухами и разнообразными сельскими байками о тех гиблых восточных местах, служила хорошим поводом для мнений, что маркграф и вовсе ведёт какую-то свою игру во всём конфликте.

Чеддард прибыл к королевскому двору с уже сформированным мнением насчёт трона. Сие неважное мнение молодой Хансбергер сформировал, разумеется, не самостоятельно, а со слов отца и других влиятельных вельмож. План оппозиционной знати состоял в том, чтобы заключить брак между Мелианой и представителем своего круга, добившись, таким образом, мягкой и бескровной победы. Естественным претендентом на роль семьи, желающей породниться с королевской семьей был герцог Ле Флёр, но была небольшая проблемка: у герцога не было подходящего кандидата на сию роль, а потому выбор пал на другую семью, состоявшую с Ле Флёрами в хороших отношениях, в том числе подкрепленных и родственными связями.

И этими другими оказались Хансбергеры, а именно — Чеддард. Феодалы закрепили закулисные договорённости, и его мнение, естественно, не только никого не интересовало, но даже и не заслуживало того, чтобы быть озвученным. Чеддард прекрасно понимал, что у него ничего не получится, но и сказать об этом не мог. Да, он мог поженится, если такова воля предков: в конце-концов, в политических браках любовь не бралась в расчёт. Главная проблема заключалась в том, что он попросту не мог выполнить свои супружеские обязанности, итогом которых бы стало появление столь нужных наследников. Не виделись и обходные пути; в столь важных делах свидетели если не буквально держали свечку у супружеского ложа, то фигурально точно. Проблема откладывалась на какое-то время; королева была ещё слишком мала для вступления в брак. Необходимое время как раз укладывалось в срок обучения в Университете — вопрос о магическом образовании Чеддарда также был заранее решён.

Пробыв при дворе какое-то время, Чеддард обнаружил, что его мужское достоинство всё же функционально, но при весьма необычных обстоятельствах. Так, проводя свободное время в борцовских тренировках с бойцами Золотой Гвардии, Хансбергер вдруг осознал, что вид обнажённых крепких мужских тел, тем более умасленных или покрытой влагой, он находит весьма приятным, причём далеко не только лишь из эстетических соображений...


***

Чеддард искренне не понимал, как его угораздило оказаться среди такого количества низкородных людей. С другой стороны, хватало и тех, кто был хотя бы равен ему. Выступление Уильяма его несколько озадачило: фамилия студента и преподавателя совпадали. Да и комментарий господина Арманда с явной кислинкой был бы неуместен, будь Уильям просто ещё одним обучающимся. Однако, он привык к определенным порядкам в обществе, так что картинка всё равно не складывалась.

Когда Шарль вернулся на место, Хансбергер уверенно занял место для выступления. Молодой человек казался олицетворением решительности. Осанка, выправка, высокий рост, твердый шаг и взгляд — всё при нём. Он также был одет в прекрасное платье, скорее напоминающее военный мундир, хоть и несколько старомодный по меркам Союза и Хайгарда. Очевидно, благородный молодой человек был не из местных, а легкий акцент выдал этот факт окончательно. Чеддард окинул класс и присутствующих чётким взглядом, так, будто бы осматривал свою собственность:
— Я — Чеддард Хансбергер, старший сын графа Ормунда Хансбергера и наследник титула, а так же всех владений и имущества. Моя семья владеет тысячами смертных душ, и к нашему мнению непременно прислушивается так называемая королева Мелиана Кальфеонская, — он хищно улыбнулся, показывая, что он на самом деле думает насчет своей королевы. Политическая ситуация и взаимоотношения среди Осколков была ещё той чехардой.
— Нет смысла оттягивать неизбежное! Сим я, Чеддард Хансбергер, заявляю свои притязания на пост Старосты класса. Очевидно, что именно Я лучше кого бы то ни было разбираюсь в вопросах пра...управления. С вашей стороны было бы мудро выдвинуть мою кандидатуру на рассмотрение уважаемому господину Арманду Уайету, — он чуть прищурился, оценивая реакцию, всматриваясь в лица в попытке найти выскочек-​​конкурентов. Ультимус лишь с лёгким удивлением изогнул бровь: про то, что существует должность Старосты, он и не подозревал. Видимо, этот напыщенный индюк прояснил какие-то нюансы заранее.

При слове «господин» мистер Уайет слегка поморщился.

— На этом всё. Надеюсь, что обучение в Университете пройдут лишь те...кто достоин этого, — прежде чем сесть за парту, Чеддард ещё раз окинул однокашников строгим взглядом сверху-вниз. Откуда-то раздался сдавленный смешок, но определить источник было невозможно. Чеддард, впрочем, не повёл и бровью, лишь кинув уничтожающий взгляд куда-то в сторону галёрки.