«Ultima» | ходы игроков | I. Первые дни

Мучимый сонным песком в глазах и нарастающим жаром утреннего солнца за окном, принц стоически подпирал голову рукой.
Первый день учёбы и первое занятие проходили отвратительнейшим образом. Тим* искренне сожалел, что поддался иллюзии свободы: вчерашняя дневная прогулка по городу под благим предлогом осмотра достопримечательностей переросла сначала в вечернюю, а затем и ночную пьянку.
Слуги (хоть он никогда их таковыми не называл и не считал) ничего не могли с ним поделать. Окто с самым серьёзным видом (хоть и составивший принцу компанию в распитии алкогольных напитков, но каким-то образом оставшийся невозмутимо-трезвым) предложил скрутить негодяя, сначала его оглушив; Ульт пропустил это мимо ушей. Как бы принц не любил своих товарищей, для них он был неприкосновенен.

Пьянка развивалась обыкновенным образом: сначала смех, потом серьёзные думы, после — откровенные разговоры. И в конце мысли о своей судьбе и её перипетиях, закончившиеся горькими слезами. Его вырвало в тёмном переулке, и принц почувствовал, что совсем ослаб. К счастью, друзья донесли монаршую особу до спасительной кровати.

Утром — плохо и больно. Заботливая Аура с самым серьёзным и осуждающим видом принесла свежее платье и помогла одеться, молча передав стакан с неким целебным снадобьем. Совершенно отвратительным, но стало лучше. В Университет же Ультимус отправился в сопровождении бдительной Касты. Девушке, к слову, предстояло учиться вместе с ним в одном классе. Хотя скорее не ей с ним, а ему со своей телохранительницей.

Тихий, но жёсткий пинок сзади по ножке стула вырвал Ульта из сонной прострации. Каста, как назло, села за парту позади. Она, как и двое остальных, таскалась за ним всю ночь, но как-то умудрилась выспаться, заняться утренней гимнастикой и пробежкой, а потом и плотно позавтракать. Удивительная девушка. Пожалуй, он даже немного побаивался её: в спарринге, будь то кулачный бой или фехтование, Каста неизменно одерживала вверх. Ну, почти всегда. Тим несколько превосходил Касту в скорости, в основном за счёт тщедушности. Но когда дело доходило до клинча, его худые руки ничего не могли поделать с мускулами Кастоды. Одно время это обстоятельство, приправляемое суровыми и колкими замечаниями телохранительницы, ущемляло парня, но в какой-то момент принцу стало просто всё равно.

— Есть кое-​что важное, что вам следует запомнить. И понять. Здесь, в Талоне, вы одни. Это действительно большой город, и он — суровый отец. Как и Университет. Теперь вы сами по себе, и вам, по большей части, придется самостоятельно изучать, что и как тут работает. Я могу помочь советом, как-​​то направить, но я не могу водить вас за руку, — мистер Уайет, предподаватель истории и по совместительству куратор класса, отойдя от стойки, сделал несколько шагов туда-​​сюда, обдумывая слова.
— Прежде всего, касательно ваших медальонов. Не рекомендую носить их открыто за пределами Университета и центрального городского округа. Не так давно здесь объявилась террористическая организация. Эти выродки именуют свою кучку «Орденом Праведности». Они полагают, что именно маги виноваты во всех проблемах этого мира. И да, они не просто так считают, но и делают. Их цель — ваше истребление. А также всех причастных, — мужчина положил руку на грудь.

Принц спиной ощутил, как напряглась Каста.

— Им известно, что ваш куратор не только преподает в Университете, но так же является одним из председателей Попечительского Совета. Проще говоря, я спонсирую заведение. Благодаря этому, хотя и не только, обучение в Университете бесплатное. Я уже говорил про стипендию?.. Эти подонки устраивают диверсии на моих предприятиях, и, я полагаю, они также могут стоять за той смутой, что наблюдается в рабочей среде. И несмотря на все усилия городских властей, им удается держаться на плаву. Отдельных фанатиков ловят, конечно, но... — куратор нахмурился, и завел руки спину.
— Будьте осмотрительны и внимательны. Для молодых людей, вроде вас, опасность представляют не только они. Я настоятельно не рекомендую праздно шататься по ночным улицам города и всяким сомнительным заведениям. Особенно — особенно! — в рабочих кварталах, в портовом районе и городских окраинах. И в первую очередь это касается девушек. Надеюсь, здесь не требуется дополнительных разъяснений, почему это так важно.

Ульт уже понимал, что ему предстоит этим вечером: откровенный разговор по душам не только с Кастой, но и Аурой с Октопусом заодно. Принц тихо, почти беззвучно, простонал.

— Я хочу вам сказать ещё кое-​​что. Многие из вас просто не представляют, как вам повезло, — Арманд чуть склонился над трибункой, и выглядел очень серьёзно.
— Вас избрали — среди многих. Многие из тех, кого можно назвать рядовыми волшебниками, даже на своём пике не обладают тем, что для вас является началом пути, вашим изначальным потенциалом. В этих классах когда-​​то сидели и учились те, кто в последствии низверг и уничтожил самого Манахора. Это величайшие маги — и некоторые из них живут и по сей день. Это действительно так. У каждого есть шанс сделать, оставить нечто важное. Стать кем-​​то. Возможно, именно вам предстоит в дальнейшем решать судьбу мира, и это не шутка. На моих занятиях вы узнаете, как это делали другие, и как это можете сделать вы! А остальные предметы станут вашими ключами и инструментами. Но, такова лишь перспектива. Всё зависит от вас, и начать следует с малого. Для начала, я предлагаю вам не опаздывать на занятия...

Со сдерживаемой печалью Густав глядел в открытое окно кареты. Знойный жаркий ветер еле-​еле щекотал лицо.
Где-​то там, далеко на севере, на мрачном, тёмном, мощённом плацу чеканили шаг идеально держащие равнение курсантские ряды. Нигде, кроме Хайгарда, не увидишь молодых дворян, вымуштрованных до такой степени, что уже походили на ветеранские легионы. Связанные друг с другом, как в волчьей стае. Сплочённые до состояния единого монолитного слитка. Впереди одной из центурий шагает «отличник службы». Уже не Густав. Огроподобный Флавий. Огромный, мускулистый. С круглой тупой башкой и высоким лбом. Он мечтал подсидеть Шарборро ещё с первых дней учёбы. И вот его мечта сбылась.

Флавий был в меру послушен, в меру туп. Из семьи просвещённых капиталистов. Очень не любил дворян. Но для этой ненависти не было выхода, пока верховенство в казарме постоянно оспаривалось. А потом… Помимо прочего, Флавий не знал, когда стоит остановиться.
В одно утро одного из имперских княжеских сыновей не было на построении. Как выяснилось, он не смог подняться с кровати. На лице — шрамы от лошадиных поводий. Обучение он продолжать уже не мог из-за обнаружевшейся позже грыжи.

Разумеется, никто не выдал центуриону виновника, но он и сам догадывался. Он торжественно объявил неделю бессонных ночей и с грустью вспоминал того светловолосого паренька, которого собирался по окончанию обучения назначить своим адъютантом.

***

Густав совсем не аристократично растёкся по мягким подушкам кареты и продолжал безучастно пробегать глазами по строкам книги. Единственная более-​менее любопытная вещь, которую он отыскал в библиотеке своего горе-​кузена. «Теория Престижа» за авторством самхафского философа Камиля ибн Пулима. Экс-​курсант перевернул очередную страницу. «Издавание мужских звуков как способ завоевания места в коллективе». Густав обречённо вздохнул и небрежно уронил научный том на сидение.

— Хорош унывать, босс.

Раздался хрипловатый голос пожилого мужчины-​полурослика. У Джеба был приятный, мягковатый тембр безобидного работника исторического архива. Недаром, ведь биография у него была чиста и безупречна.

Лишь сдружившись с ним и показав свою смышлённость и осведомлённость в определённого рода делах, Густав смог узнать о его прошлом контрабандиста. И не только. Но это далеко в прошлом. Джеб нашёл солидную, непыльную и полностью устраивающую его работу. Он был не просто прислугой и открывателем дверем, а благородным и уважаемым слугой древнего дворянского рода. Вряд ли многие полурослики могли похвастаться такими же заслугами.

Разумеется, Густав не мог взять свою свиту в Хайгард, но едва пришла новость о его возвращении, как Джеб тут же вызвался поехать в Талон вместе с ним. Это своего рода традиция. Старик всегда был рядом в судьбоносные моменты жизни Густава.

— Вы будто отправляетесь не в престижный университет, а на каторгу. Поверьте, разница весьма солидная… как минимум на каторге нет такого количества девушек. Знаете, «свободных» девушек. Ведь в гвардии Хайгарда едва ли хватало времени на лупанарий, а?
— Я был там, один раз, — с лёгкой улыбкой отозвался блондин. — Тогда там разбуянилась орочья банда. В итоге всё закончилось рапирами и кровью.
— О-о-о, амурные дела тоже нередко так заканчиваются, — задумчиво произнёс Джеб. — Но я верю в ваше здравомыслие и то, что вы не ввяжетесь в подобные авантюры. А так не переживайте, босс, всё у вас ещё впереди. С бабами… то есть с дамами оно только поначалу сложно и ничего непонятно, а дальше только и знай дело — ритм поймать.
Раскрыв частичку своего прошлого, Джеб стал называть опекаемого исключительно «босс». Это его забавляло.
— Босс, избавьтесь уже от этого конверта! Вас же скоро от него стошнит!
— Я, всё же, обещал, — с мукой выдавил Густав.

***

Да, это был чудовищный конверт. Плевок в лицо гармонии, равновесия и упорядоченности. Его кричащий, броский, ядовитый внешний вид так и говорил, что его можно выбросить в помойку, но отмыть пальцы от ощущения того, что они его когда-​то сжимали — никогда. Этот монстроузный фиолетовый окрас с хтоническими вычурными узорчиками…

Письмо от самого Арчибальда Рози! Густав с самого начала чувствовал недоброе и до последнего отпирался от этой поездки к родственникам, но, как и всегда, кто его слушал?

К счастью, семейные встречи были редкостью, но когда они всё же случались, отцы семейства подолгу обсуждали политику и экономические вопросы, миссис Рози и миссис Шарборро пили чай на веранде, а Густав оставался наедине с этим… созданием.

Не то что бы его смущали зрачки Арчи, которые зачастую были ненормально расширены. Или постоянные разговоры о филейных частях горожанок Вердена. Его скорее выводил из себя немыслимый инфантилизм и безответственность человека, который был, между прочим, на год его старше. Собственно и взгляды его были под стать: бесконечные пустые беседы о анархизме, социальной утопии и метафизике.
В своей жизни Густаву приходилось поддерживать дружбу с большим количеством неприятных ему людей, но Арчи — это особый случай. С ним было труднее всего. Арчи считал его закадычным другом, но ценой этого были муторные и истощающие походы с ним по магазинам одежды и абсурдные по своей бессмысленности философские дебаты. Густав в них нередко одержал верх, но в каждом таком споре терял маленькую частичку себя.

Апофеозом тяжелого труда по поддержке союзнических связей с семейством Рози стал крайний раз, непосредственно перед отъездом в Талон. Арчи был невероятно возбуждён, в красках расписывал какой Талон «забубенный» город и что Верден ему и в подмётки не годится.
Арчи бывал там. Гостил у своего дяди, работника талонской полиции. Родители отправили его «посмотреть на мир». А на мир Арчи смотрел сугубо через призму неистового, дикого и декадентского кутежа. Ветра судьбы завели его на какую-​то пролетарскую вечеринку и там он мало того, что не был закономерно избит, так ещё и сдружился с тамошним контингентом на фоне своих анархических идей и что гораздо, гораздо-​гораздо хуже — встретил там прекрасную незнакомку.

— Она просто ангел, братишка! Её прекрасная, гладкая, белоснежная кожа, эти бездонные глаза, пронизывающие тебя из под трепетных, длинных, ласковых ресниц… <…> …я умоляю тебя передать ей это от меня! Я… не знаю… может она меня даже не помнит? Нет, не хочу об этом думать… Но… меня в такой трепет приводит одна только мысль, что это нежнейшее, милейшее создание будет читать своим мягким, обвалакивающим голосом эти…
— Конечно, братец, никаких проблем! — Выслушав десять минут невыносимого монолога, Густав позволил себе роскошь прервать его. С ядовитой улыбкой, он взял конверт в руки. — Ты ведь моя кровь, Арчи! Ну как я могу сказать «нет»? Обязательно навещу твою… — Густав передёрнулся. — …ненаглядную.

Густав всё пытался забыть про этот злополучный конверт, но он то и дело начинал зудеть в кармане, насмехаясь над ним всей своей невыносимой, отвратительной сущностью.
Страшная, неведомая сила однажды подтолкнула его попытаться пересилить своё омерзение. Аккуратными движениями (он в этом разбирался) Густав вскрыл конверт, так, чтобы его потом можно было без видимых следов вернуть в первоначальный вид. Письмо было адресовано некой Фернанде. Первый абзац был максимально перегружен слащавыми метафорами и восхвалением так называемой Фернанды путём сравнения её со всеми известными человечеству цветами. Когда дело дошло до развёрнутого пассажа о невероятно миловидном котёнке с блеском вечной красоты в очаровательных голубых глазах Густав не выдержал и убрал письмо, едва сдерживая подступивший рвотный позыв.
Тогда он понял. Чем быстрее он избавится от этой «чёрной метки» — тем лучше.

***

Мрачная тень рода Рози настигла Густава и по приезду, ведь родители настояли, чтобы он поселился в том же доме, который в своё время снимал Арчи. И даже поддерживать в нём порядок назначили ту же служанку, которая была выбрана баронетом.
В Талон они прибыли поздно ночью, но Амелия терпеливо ждала их приезда. Густав смерил её взглядом. Разумеется, выглядит как мокрая мечта пубертатного подростка. К счастью, она оказалась настоящим профессионалом своего дела.
Провожая её взглядом, Джеб лишь заговерщецки подмигнул.
— Будьте проще, босс. Просто наслаждайтесь красотой. И свободой.

***

Когда мистер Уайет закончил вступительные слова, он предложил каждому новоиспеченному студенту выйти в центр класса и представиться. Судя по тону куратора, избежать этого совершенно невозможно, но Ультимус обрадовался, что ему хотя бы не придётся выступать первым. До сего момента принц пребывал в прострации, погружённый в мысли и чувства, не обращая внимания на остальных. А вот другие студенты тайком переглядывались, посматривали друг на друга и, кажется, некоторые успели познакомиться ранее.

Первым взял слово высокий, крупный парень в чёрном френче, что сидел за лидирующей партой в том же ряду, что и Квинт, то есть первом. Спокойной тёмной кляксой он нависал над остальными, и, когда настало время, он невозмутимо вышел вперёд. Ультимус в смешанных чувствах узнал эту походку и характер движений, но решил попридержать выводы, сначала выслушав янтарноглазого здоровяка:
— Я — Густав Шарборро, единственный наследник своего рода. Можно сказать, что мы потомственные воины. Собственно, я — хайгардский курсант. Бывший… если честно, мне всё тут в новинку и мне сильно непривычно. Среди вас ведь есть местные? Буду рад, если проведёте мне небольшую экскурсию. И… если у вас будут какие-​то проблемы — всегда обращайтесь, помогу чем смогу, — на секунду Густав уважительно наклонил голову и уверенно направился назад за парту.

Ульт мысленно кивнул сам себе: догадка оказалась верной. Хоть отец всегда держал его в тени остальных потомков и избегал публичных демонстраций младшего сына, порой создавая впечатление, что Квинта вообще не существует, младший принц неизбежно присутствовал на обязательных мероприятиях. Одно из таких — традиционный ежегодный парад войск. В стройных коробках марширующих присутствовали и курсанты хайгардского военного училища, считавшегося самым престижным учебным заведением — среди воинских, конечно. Возможно, Густав когда-то шёл в одной из таких, и они даже были очно, хоть и с натяжкой, знакомы, сами того не зная.

То же училище кончил и старший брат Ульта — мерзавец Прим. У Квинта более чем хватало оснований почитать его таковым; немало ночных фантазий посвятил тому, как именно он с ним расправится. Впрочем, теперь их пути бесконечно разошлись, и принц забыл всё это, как страшный сон.

За спиной лязгнула решётчатая дверь, а затем и затвор. Жандарм ехидно подмигнул Уильяму и, прокрутив кольцо с ключами на пальце, отправился восвояси. Будущий студент едва видимо вздохнул, сжав кулаки, и повернулся лицом к месту своего пребывания на ближайшие сутки.
Там его встречали на редкость паскудные рожи. Буйные пьяницы, пара орков, ещё пребывающие под действием какой-то самхафской дряни, случайные бандиты самого жалкого разряда, и, конечно, некоторые из задержанных работяг — участников стачки и митинга.
Об этом самом событии Уильям собирался поведать в ближайшей заметке для «Вестника», чьим внештатным корреспондентом он и числился. Исповедуя принципы гонзо-журналистики, Уайет-младший всегда старался попасть в самый центр событий, тем самым становясь их частью. За что, в общем, и поплатился: прибывшие жандармы не видели никакой разницы, околачивая дубинками и кулаками всех подряд. Обычно Уильяму всегда удавалось улизнуть до прибытия доблестных стражей порядка, но именно что обычно. В этот раз не получилось; пропущенный удар в солнечное сплетение заставил скрючиться и упасть, спасая голову и лицо от мельтешащих ног и летевших во всех стороны ударов. Где-то здесь получила фатальные повреждения и камера, приобретённая за баснословные деньги. Как и большинство артефактных игрушек, стоил техномагический аппарат очень и очень немало.

Впрочем, несмотря на неприветливый и дурно пахнущий коллектив, и подозрительно-липкие скамьи, Уильям чувствовал здесь себя если не привычно, то как минимум знакомо. Жаль, попалась незнакомая смена легавых, а так, может, и смог бы договориться...

***

— Эй, журнаглист очкастый! Подъём! — лужёная глотка вырвала Уильяма из беспокойного сидячего забытья. Поведя затёкшими до одеревенения конечностями, парень глянул в сторону решётки стены: там, помимо констебля, стояла ещё пара знакомых лиц.

Показать содержимое

Он едва смог сдержать улыбку. Если он — гонзо-журналист, то детектива Дюбуа и детектива Кицураги можно назвать гонзо-детективами. Известная парочка уравновешивала друг друга, подчёркивая достоинства и нивелируя недостатки. Они уже стали живыми легендами как в криминальных кругах, так и среди законников.
В силу специфических методов работы у них имелись определённые проблемы с начальством, но результативность спасала их шкуры. Уильям был знаком с ними: нередко журналистская деятельность (а он увлекался её экстремальным разделом) пересекалась с интересами органов правопорядка. В общем, работал с ними на взаимовыгодных условиях. Да и, честно говоря, детективы были просто ему симпатичны.
— Ну, пойдём, что ли, — усмехнувшись, мистер Дюбуа поманил за собой. Уже в коридорах околодка Кицураги ответил на молчаливый, но очевидный вопрос:
— За тебя попросили. Как-то не с руки отказывать молодой госпоже Ламорра, — Уильям встал как вкопанный.
— Виолетта?.. — во рту у парня сразу пересохло.
— Ага, — с весёлыми огоньками глазах, наверняка зажжённых чем-то горячительным, ответил Дюбуа.
— Можно мне обратно?.. — севшим голосом, безнадёжно спросил Уильям.
— Нет. А чего теряешься? Симпатичная девчонка. Вот бы за мной такая пришла. Когда я в дерьме, за мной в лучшем случае приходит Ким. Ты, Кицураги, конечно неотразим, но всё-таки, — привычный к колкостям напарника, Кицураги пропустил скабрезности Хавьера мимо ушей.
— Пойдёмте уже. Я вот, например, спать хочу, — невозмутимый Ким непритворно зевнул.

***

Где-то в районе стойки дежурного офицера детективы оставили молодого журналиста, сделав вид, что вообще его не знают. Едва Уильям успел опомниться, как на него налетела темноволосая бестия, накрыв руками и повиснув. Понимая, что так они упадут, ему пришлось приобнять девушку, но сделал это максимально холодно и отстранённо.
Алые губы уже искали встречи, но парень сделал вид, что его резко заинтересовали особенности убранства полицейского участка, уворачиваясь. Волна как нахлынула, так и резко отошла, оставив на вытянутых руках:
— Уайет, — с раздражённым прищуром констатировала она.

Показать содержимое

Когда один из приятелей выяснил, что Уильям встречается с Виолеттой Ламорра, а точнее говоря встречался, так как решил порвать с ней, то безапелляционно выпалил:
— Ты чё, дурак, блядь?..

Сын оружейного магната тогда лишь горько усмехнулся. Зачинщиком отношений стала она, и не было никаких сомнений, что дело совсем не в его статусе и семье. Виолетта, будучи дочерью дона Лучо Ламорры, мафиозного «босса всех боссов», и принадлежа к одной из самых старых семей Талона, явно не испытывала проблем с финансами, живя на широкую ногу. Отец позволял всё: единственная дочь как-никак. И потакал многим прихотям, в том числе и тому обстоятельству, что она совершенно не согласна на сводничество. Ухажёров у неё было предостаточно, и некоторых из них Уильям даже видел: такие быки, что на их фоне Уайет-младший выглядел малюткой-недокормышем. Не доставало ему той борзой агрессивности и самоуверенности, которой, вроде как, должен обладать успешный ухажёр, хотя совсем уж трусом и слюнтяем он не был. Любой из них мог бы походя сломать, прожевать и выплюнуть его бесформенным мешком костей, едва ли заметив.

Возможно, именно отсутствием оных качеств, в сочетании с природным умом и обходительностью, он привлёк её. Что говорить, тогда и ему она понравилась — уверенности и дерзости у неё как раз хватало, чем-то напоминая сладкий десерт с горьковатой, но приятной перчинкой. Роман получился совершенно сумасшедший, но вскоре Уильям понял, что ему нужно нечто более спокойное. Нечто более... что? Мягкое? Он не знал. По крайней мере, так ему казалось. В их отношениях, предсказуемо, в роли доминанта и ведущего выступала Виолетта, и со временем приятная боль превратилась в откровенную пытку. Тогда он и принял решение уйти.

Она же никуда и не думала уходить. Она легко брала и отпускала, но только не в его случае. Искала встреч, разговоров, поводов для истерик и скандалов, и даже становилась удобно-мягкой, меняя тактику, но надолго её не хватало. Они даже будто бы сходились вновь, но лишь на миг. Пресытившись эмоциональными качелями, Уильям решил, что она стала для него почти безразличной, и её попытки "давай как прежде" начали вызывать лишь тухлое раздражение. Он бы соврал, сказав что ему совсем наплевать; некое чувство ещё теплилось, а она будто чуяла это. Отпустить и оставить её оказалось куда сложней, чем принять. Но сценарий у сюжета один, и он знал, чем всё неизбежно закончится.

И вот, сейчас Уильям вроде как стал ей должен за освобождение. С одной стороны, перспектива пропустить первые занятия казалась удручающей, но с другой — пусть так, но не такой ценой.
— Посмотри на меня, — девушка положила руку на его щёку, и мягко повернула к себе, погладив. Уильям постарался выдать максимально безразличный взгляд. Но Виолетта хорошо успела узнать его, и знала, что сейчас он прячется за маской. Мягкий, податливый. Убрать её руку парень не смог. Или не хотел?..
— Так-то лучше. «Спасибо», я так понимаю, от тебя не дождусь. Молчишь? Ну и пусть. Поговорим потом: скоро мэрский бал-маскарад, ты же помнишь? Я буду тебя ждать.

Уильям помнил. Именно на этом ежегодном мероприятии всё и началось.

Показать содержимое

— Поедем домой. Я подкину, — она взяла его руку, которую он специально расслабил до безвольного состояния, и повела за собой, к экипажу. Отказываться он, впрочем, не стал — вся нечисть, обычная и сверхъестественная, в эти часы вылезала на улицы из своих дневных убежишь, а путь отсюда до его берлоги неблизкий. На сон оставалась ещё пара часов, но он уже знал, что дурные мысли не позволят ему заснуть.

***

Следом за Густавом вышел какой-​то тощий темноволосый парень. Как раз за ним и устроился Квинт. Коллега принца по комплекции явился в класс одним из первых, если не самым первым, и тут же устроился спать лицом вниз, сообразив из своего портфеля что-​то вроде подушки.
Кажется, у того тоже выдался интересный вечер и ночь, так что Ульт сочувственно посмотрел в спину.

Впрочем, призыв куратора разбудил его. Выйдя в центр неуверенным шагом, и, осоловело поправив очки, а затем и волосы, ещё секунды две наводил фокус, прежде чем заговорить:
— Ну, я... меня зовут Уильям. М-да, — слова ему давались с трудом, будто это были не слова вовсе, а тяжелые каменные блоки. Прочистил горло.
— Я здесь живу. В смысле тут, в Талоне, и, э-э-э... так что... вот. Уже давно. Да... удачи всем. Всем нам удачи. Доброе утро, кхм, — приветственно покачав рукой, побрёл на своё место.

— И вам доброго утра, мистер Уайет, — хмыкнул мистер Уайет.

— Я этого не заслужил, — принц уселся на широкие доски пирса, свесив ноги. Под ними плескалась великолепная лазурная вода, чистая и прозрачная — и она нравилась ему куда больше, чем непроглядный океанический свинец родных берегов на далёком востоке. Но окончательно сойти на берег, как бы утверждая прибытие на новое место, Квинт не спешил.
— Ещё как заслужил, — рядом плавно опустился встречающий, составив компанию. Широкая шляпа затеняла его лицо, и принц пожалел, что не озаботился головным убором заранее: южное солнце на чистом небе нещадно жгло макушку. Да и не только её.
— Вы, должно быть, шутите, — Ультимус с нарастающим возмущением посмотрел на пожилого мужчину. Тот лишь усмехнулся, и начал неспешно набивать курительную трубку.
— Здесь всё будет совсем иначе. Да, няньки отправились вслед за господином и, несомненно, облегчат быт. Но со многим — почти всем — предстоит справляться самостоятельно. Воспринимай свои прошлые невзгоды как необходимую подготовку, а прибытие сюда — как шанс наконец-то повзрослеть, — встречающий посмотрел на него, а затем перевёл взгляд на троицу, кидавшую в их сторону хмурые взгляды.
— Они мне не няньки, и я им не господин, — пробурчал Квинт, снимая рубашку и сооружая из неё хламиду для головы. Лучше не стало — теперь солнце начало жечь белую кожу и всё худое тело.
— Пусть не няньки, а слуги, и точно господин, как ни крути. Схожий возраст и совместное взросление ничего не меняют, — в несколько коротких и быстрых затяжек он раскурил табак. Запах, на удивление, оказался весьма приятным.
— Я им не...
— Ты не понял. Теперь вся полнота ответственности лежит на тебе, и за их жизнь тоже, — человек в тёмном костюме всадника покачал головой.

Ультимус хотел что-то сказать, но запнулся, не издав ни звука. Слова мужчины ему не понравились, и ничего поделать с этим парень не мог. Он не хотел никакой ответственности. Уныние проступило на лице, и встречающий похлопал по плечу:
— Ну-ну. Громко скажу, но власть у тебя в крови. Это не просто жидкость красного цвета. К тому же, ты ещё и маг. Вас вообще мало осталось, и сейчас в Университет берут даже тех, на кого бы раньше не посмотрели. Не сложно понять, что из себя представляют те, кого и не берут поныне. Но ты — совсем другое дело. Редкость среди редких. Но не вздумай зазнаваться, ведь тебе предстоит даже более тяжкий труд, чем остальным.
— Проверяющие сказали, что у меня весьма средние способности, — помолчав, с отсутствующим видом сказал принц. На сердце закралась какая-то странная обида, и даже эта странная похвала не произвела на него впечатления. Мужчина кивнул:
— И, почти наверняка, тем самым спасли тебе жизнь. Вся история хайгардского престола состоит из сложных взаимоотношений с другими царственными особами, обладающими выдающимися способностями. Если бы коллеги сказали, как есть, тебя бы почти наверняка придушили в ту же ночь. А может, ты бы просто не доплыл. Шторм, ураган, страшные волны... так бывает, — он пожал плечами.

Принцу оставалось лишь хлопать глазами. Да, отношения с родственниками у него непростые, но поверить, что всё могло бы получиться вот так, Квинт просто не мог.

— Пойдём. Подыщем тебе временное жильё. Есть у меня на примете одна неплохая гостиница... Пока ты завтра будешь знакомиться с Университетом, твоим слугам стоит найти постоянный вариант.

***

К счастью для Квинта, с его выходом возникла небольшая заминка: весь класс недоумённо пересматривался и крутил головами, будто не поверив в услышанное. Судя по выражению лица куратора, он точно не оговорился, и, кажется, только что представившийся парень приходился ему близким родственником. Племянник? Внук? А может и даже сын? Хотя Уильям того явно не желал, на него стали кидать любопытные взгляды.
Ультимус воспользовался паузой, спохватившись: он даже не придумал, как лучше представиться. Назвать полное имя и дать ясно понять, кто стоит перед ними? Прикинуться ветошью, простым парнем из Хайгарда? Придумать на ходу себе какой-нибудь псевдоним? На семейных картинах он не был запечатлён, да и вообще о его существовании предпочитали лишний раз не распространяться. Разумеется, в самом Хайгарде скрыть Ультимуса от публики было просто невозможно, но здесь, в Союзе, большинство могло о нём вообще ничего не знать, даже о факте существования. С другой стороны, представители знатных родов просто обязаны быть в курсе о сильных мира сего, и если среди студентов есть такие люди...
— Меня зовут Ультимус Квинт. Я из Хайгарда, — принц решил выбрать нейтральный вариант, суть которого заключалась в том, чтобы говорить правду, но не до конца. — Никогда в жизни я не забирался так далеко, и еще несколько месяцев тому назад я и не думал, что мне такое предстоит, — в словах ни капли лжи.

Отсюда класс хорошо просматривался, и он мельком оглядел присутствующих. Что сразу бросилось в глаза, и чего он не замечал ранее, так это наличие в классе двух нелюдей. Некая тёмная эльфийка, которая смотрела что на него, что на остальных с таким видом, будто перед дней расселись говорящие кучки навоза, и светлокожий эльф, расположившийся на галёрке в среднем ряде. По крайней мере, его тело точно там располагалось, а вот разум, судя по глазам, пребывал где-то совсем далеко. Что до остальных... публика собралась разношёрстная, самых разных социальных статусов, и почти со всех концов света. Так быть, конечно, не должно, да и просто не принято, чтобы благородные обучались бок о бок с бывшими землепашцами, но у руководства Университета, видимо, свой взгляд на такие вещи. Что касается принца — у него не было проблем с этим. Он хорошо знал, что значит быть человеком второго, если не третьего, сорта.

— И вот я здесь. Я... я хочу пожелать нам всем удачи, и надеюсь, что среди вас есть местные: город просто огромный, а с палубы я сошёл буквально вчера. И, если что, зовите меня просто Квинт или Ульт, — кивнув, принц отправился обратно, и плюхнулся за парту с большим удовольствием. Даже такое коротенькое выступление оказалось сложнее, чем оно выглядело на уроках ораторского мастерства, в коем Квинт совсем не блистал.

Чудовищный удар сбил девушку с ног, начисто лишив духа и повалив на пол арены. Как рыба на берегу, жадно вздохнула, но вместе с желанным воздухом в лёгкие угодила и песчаная пыль.
Оппонент не ждал и не щадил. Она только закашлялась, как её резко дёрнули зашиворот, запустив в очередной недолгий полёт, окончившийся болезненным падением: инерция броска протащила Касту ещё добрый метр.
— Подъём! — велел зычный голос, и девушка невольно послушалась. Она вообще редко падала, а если и так, то всегда вставала. Окончательно прибить её к земле могла, наверное, только смерть.

Несмотря на взбучку, меч она так и не выпустила, так что поднялась на встречу оппоненту и солнцу не с пустыми руками.

Кастор, закинув меч на плечо, с сомнением и снисхождением посмотрел на сестру. С тех пор, как умер отец, он, старший из братьев, стал главой семьи. И, так и не обзаведясь собственной семьей, для Касты он продолжил играть роль отца.
— Руки выше. Ноги смотри, — Кастор обманчиво-расслабленно пошёл кругом, и молниеносным рывком атаковал. Кастода приняла меч блоком собственного, но в силовом противостоянии ей не оставалось и шанса.

Старший был старшим во всём. Выше и сильнее всех прочих. В обнажённом виде он мог бы подрабатывать в анатомической галерее. Не гора тупого мяса, а, напротив, гибкий и подвижный, при том что с любой горой он бы поспорил и наверняка одержал верх.

И, разумеется, совершенное владение воинскими искусствами, среди которых два любимчика — рукопашный бой и меч.
Чего ещё ждать от главы семьи, которая из покон веков поставляла лучших стражей и телохранителей императорской династии?

Всё закончилось быстро. Едва Каста дала слабину, брат тут же ворвался в клинч, слитно ударив локтём и подбив ногу. Она вновь оказалась на земле, и поняла, что тренировочный бой окончен: силовой щит, издав предсмертную вспышку, окончательно израсходовал заряд. Конечно, она могла бы поставить свежий энергетический кристалл, но перезарядить собственное тело Каста не могла.

Кастор протянул руку, но девушка лишь поморщилась, поднимаясь самостоятельно. Брат нахмурился:
— Пора бы перестать быть упрямой ослицей. Я понимаю, ты начиталась всех этих историй про великих воительниц. Но реальность такова, что...
— Ну извини, что здесь пусто! — Каста раздражённо похлопала по промежности. Несмотря на усталость, девушка нашла силы закипеть. Старший лишь закатил глаза.
— Вот именно поэтому я не могу тебя рекомендовать на должность телохранителя одной из дочерей императора, не говоря уже о том, что свой выбор они уже сделали. И я не про член, которого у тебя нет. Я хотел только сказать, что не стоит отвергать руку помощи: в этом нет ничего зазорного.

Кастода потупила взгляд, поняв, как глупо выглядел её поступок.

— Я знаю, что ты бегаешь к Ультимусу отнюдь не из-за романтических соображений, — продолжил Кастор, чуть погодя. Девушка ухмыльнулась:
— Кто-нибудь напишет комедию, узнав, что мы проводим тренировки под видом свиданий. При том что Его Высочество, кажется, одинаково не заинтересовано ни в том, ни в другом.
— Что ж, значит слухи о том, что Его Высочество по ошибке родилось с членом, не так уж и безосновательны. Какая ирония судьбы, — он подмигнул сестре, предлагая отправиться в сторону раздевалки.
— Квинт нормальный, — с тающей улыбкой покачала головой. — Просто он ленивый лоботряс. Мы знаем друг друга слишком долго, чтобы между нами что-то было, и он воспринимает меня как дружка. А девушки, что ему под стать, не хотят запачкать свою родословную магией. Да и я не под стать тоже. Он до сих пор... Мальчик.

Оружие отправилось в стойки, магические щиты — на полки, пустые кристаллы-батареи — в ящик, и позже слуги озаботятся перезарядкой. В Хайгарде магов презирали, хоть и пользовались их услугами.

— Я тут поговорил кое с кем. Как ты знаешь, магические способности без присмотра и контроля могут быть опасны. При дворе говорят, что это лишь вопрос времени: как только Ультимус станет совершеннолетним, его отправят на обучение — как можно дальше от двора, что будет к его же пользе, — вслед за снаряжением на свои места отправлялась и защитная экипировка.
— К чему ты клонишь?..
— Император милостиво решил, что его отпрыску нужна надёжная защита. Также посчитал, что защита ему нужна под стать — и предложил мне обсудить этот вопрос с тобой, — Кастор, как бы извиняясь, развёл руками.
— Ещё больше унизить Ульта? Всем на потеху назначить стражем женщину, будто непорочной девице? — Каста посмотрела исподлобья, заиграв скулами.
— Послушай, я понимаю как это выглядит. Но, во-первых, ему действительно нужна защита. Ты, может, и не одолеешь чемпионов, но сильнее и способней большинства. Во-вторых, я больше не могу откладывать вопрос и потчевать матушку обещаниями. Теперь он стоит ребром. Да, речь о твоём замужестве. И уже есть те, кто готов решить этот вопрос. Поэтому выбирай. Или ты идёшь к Ульту, как бы ни унизительно это выглядело для него и для тебя, либо...

Каста села на лавку, откинувшись к стене и прикрыв глаза. Девушка и сама делала вид, что не замечает намёков матери. Она, разумеется, действовала из лучших побуждений для единственной дочери. Может быть, её предполагаемый супруг и в самом деле окажется достойным и порядочным человеком. Может быть, Каста действительно найдёт счастье в материнстве. И это вовсе не означало, что ей придётся расстаться с любимым делом и оставить тренировки. Она была сильной, волевой девушкой, но отнюдь не мужиковатой бабой. Женское ей не претило. Возможно, она сама не знает, от чего отказывается.

Может быть.

— Я согласна.

***

Этой ночью ей пришлось тащить надравшегося до пьяных соплей принца на спине. За отсутствием развлечений на борту корабля, Касте удалось поставить совместные тренировки на поток. Но куда там! Оказавшись на суше, Ульт уже через несколько часов пал под властью зелёного змия. Но, по крайней мере, пока плыли, не искал всеми правдами и неправдами хоть любую каплю спиртного, а значит, молодым алкоголиком он всё же не стал. Хоть и на родине частенько оказывался не трезв, в том числе не только из-за алкоголя. Она и Аура совместными усилиями берегли его, как могли. Чего не скажешь об Октопусе: великовозрастный мерзавец поддерживал любую сомнительную затею принца.

Хотя и выглядел Ульт соответственно, выступил на удивление бодро. Теперь настал и её черёд показать и представить себя остальным.

О своих магических способностях Каста узнала случайно — когда сопровождала Квинта во время посещения хайгардского отделения Коллегии для проверки магического потенциала. В отличие от принца, да и вообще любых магов, чьи способности проявлялись ещё в раннем детстве, либо при созревании, девушка "молчала".

Сказать, что она удивилась — ничего не сказать. Проверяющие сочли, что уровень потенциала Касты достаточно высок, чтобы рекомендовать её к поступлению в Университет. А когда волшебники сообщили, что непосредственное проявление в её случае практически неизбежно, и может случиться во время, например, беременности, она лишний раз убедилась в том, что сделала правильный выбор.

Те три месяца, что остались до начала учебного года, она посвятила особым медитациям, призванным разбудить дар. Немало времени ушло и на размышления о судьбе. О том, что их судьбы — её и принца — во многом схожи. Ей казалось, что сами высшие силы, кем бы они ни были, вмешались в их жизненный путь. Думал ли Ультимус так же? Она не знала, а спросить боялась.

— Приветствую! Я — Каста. Меня зовут Каста. Моё полное имя — Кастода, но краткий вариант мне нравится больше. Я тоже из Хайгарда, так что с Квинтом мы прибыли на одном корабле. Я увлекаюсь фехтованием и гимнастикой. Будет здорово, если получится найти единомышленников, — кажется, она хотела сказать что-то ещё, но как-то растерялась, и повторила вслед за Ультом — просто кивнула, возвращаясь на место.

— Па, может, ну его, этот Университет?.. У меня наверное и особых способностей нет, вон, колдуны сами сказали, что дар должен был давно пробудиться. Наверняка мне там нечего ловить, — Фарме-младший вот уже второй день осаждал отца. К настоящему моменту Алан успел пройти все стадии реакции на нежелание сына идти учиться, от спокойно-терпеливого до почти разъяренного. Теперь он изменил тактику, делая вид, что не слышит и не понимает, о чём идёт речь.
— А есть с похожим рисунком, но только с преобладанием синего? — игнорируя Шарля, спросил Алан у торговца тканями, перебирая образцы. Как и всякий уважающий себя наёмник родом из Кантонов, Фарме-старший одевался с иголочки, отдавая предпочтение пёстрым цветам в одежде, не скупясь на качестве. В каждый бой — как в последний, и если придётся пойти долиной смертной тени, то только в самом лучшем платье.

Показать содержимое

— Конечно, господин, сейчас найдём, господин, — торговец, чувствуя денежного клиента, засуетился, перебирая образцы в поисках нужного. А там, глядишь, покупатель присмотрит ещё что-нибудь. Возникла пауза, и Алан понял, что больше игнорировать сына не получится. Если не считать истории с Университетом, то они всегда очень неплохо ладили. Шарль появился у него рано, и Алан был ровно в два раза старше.
— Ты так говоришь, будто останешься там навсегда, — нахмурился он. — Никто не мешает и не запрещает тебе вернуться после обучения. Наёмник, да ещё и маг — таких в нашем роду ещё не было. Не припомню, что такие вообще встречались среди нашего брата. Только подумай, каким Капитаном ты сможешь стать — это совсем другой уровень, — положа руку на сердце и отметая эгоистические соображения, Алан не хотел бы, чтобы Шарль пошёл по его стопам.

За ярким флёром и представлением о карьере наёмника — боях и победах, славе и деньгах, женщинах и вине — скрывалось то, что всегда присутствует в военном деле: кровь, грязь, смерть. Алан видел по-настоящему страшные вещи, а Шарль тогда был слишком мал, чтобы понять, осознать их. Последние же несколько лет выдались на удивление спокойными. Нет, работы всегда хватало, но у неё не было той ожесточённости, что присуща любой большой войне. Конфликты местного значения, мелкие разборки власть имущих и предпринимателей — всё это несущественно. Чутьё солдата подсказывало, что вскоре наберётся некая критическая масса, и плотину прорвёт. Слишком долгим был период относительного благоденствия, и мир давно забыл, как оно бывает на самом деле. Поэтому Алан был рад, что, прибыв в Талон, им повстречался маг, который разглядел что-то в Шарле и рекомендовал обратиться в Коллегию для проверки уровня магического потенциала. Ещё больше Фарме-старший обрадовался, когда комиссия заключила: годен. Люди со способностями шли на вес золота и даже больше, поэтому Коллегия магов Союза предоставляла обучение абсолютно бесплатно, лишь бы шли и учились.

Шарль не вполне понимал, зачем ему учить что-то ещё. Всему, что требовалось в жизни, он и так обучен. Учителей у него было много, ведь он — почти что сын полка. И не полка, а роты, да и отец у него настоящий, кровный — сам Алан Фарме. Мать умерла, страшно заболев вскоре после родов, и выкормила его другая женщина. К счастью, наёмное войско — всё равно что поселение на марше; за солдатами идут женщины, пузатые и нет, там же и ясельная группа. А ещё торговцы, маркитанты, разная обслуга и тому подобные, по численности если и не превосходящие непосредственно войско, то нередко ему не уступающее. Вот этот люд и воспитал, научил Шарля. Да и не откажешь, когда твой батя — начальник. Впрочем, особенный статус не означал возможность филонить и предаваться глупым праздностям. Едва Шарль покинул группу безмозглой малышни, его тут же взяли в оборот, сделав своего рода оруженосцем-пажем, со всеми причитающимися обязанностями. Ему не только приходилось ухаживать за лошадьми и содержать имущество старших в порядке, подавать то и приносить это, но и обучаться военным мудростям и навыкам. А ещё позже, вдруг оказавшись способным к точным наукам (хоть Шарль пытался эту свою особенность всячески маскировать и скрывать), заступил на должность писаря и счетовода. Тут, конечно, посодействовал отец, собственнолично и назначив сына на эту должность. Шарль теперь не только нёс груз определённой ответственности, но и постоянно крутился при штабе. Всё шло к тому, что когда-нибудь, со временем, он примет командование на себя, а отец вполне заслуженно выйдет на пенсию, позабыв про сёдла, сапоги и шпаги.

Жизнь наёмника — не сахар. И горькие моменты действительно не запомнились, растворившись в детском беспамятстве. Но Шарль запомнил и изнурительные марши, и то, как приходилось выносить раненных и убитых, а порой и бежать от рейдовой группы, лихорадочно ища укрытие. Убивать, в общем, приходилось тоже. Да, где-то в благополучных землях взросление наступало лет так в восемнадцать, но на территории тех же Осколков, в четырнадцать лет ты был уже не мальчиком, а вполне боеспособным мужчиной и полноценной рабочей силой. В бесконечных междоусобных войнах, на полях сражений, он сталкивался со своими ровесниками, с кем-то помоложе и постарше. Выходил, конечно, победителем — лучшие учителя и лучшая подготовка сказывалась, да и деньги у наёмников водились, поэтому если и ел не от пуза, то вполне достаточно, чтобы вырасти крепким и здоровым.

Наёмники Кантонов — общепризнанная марка качества. То, почему так вышло, заслуживает отдельного рассказа, но, как бы то ни было, Кантоны поставляли вояк всем желающим и могущим оплатить их услуги вот уже не одну сотню лет. Слава о них давно обошла весь известный мир, и от их услуг отказывались разве что хайгардцы. А чтобы стать командиром и создать собственный наёмный отряд, недостаточно просто родиться в Кантонах и иметь некий стартовый капитал: тебя должен признать Совет Командиров, и утвердить твоё право соответствующим Патентом, особым образом составленным и тщательно защищенным магическим образом. Впрочем, дураков подделывать Патент особо не находилось, а если такие и были, то долго не жили. Шарлю, если рассчитывал когда-нибудь стать Капитаном, тоже предстояло пройти через это, хоть интересное родство и обещало некоторые скидки.

И вот, в конце-концов Рота Фарме оказалась здесь, в Талоне — негласной столице Союза Вольных Городов, также именуемый Девятиградьем. В нынешние времена Союз являлся не только самым развитым государством в технической, научной и культурной сферах, но ещё и своеобразным центром притяжения для авантюристов и разнообразных личностей, обтяпывающих сомнительные сделки — удачные и не очень. Здесь можно купить всё, что угодно. Строевой лес? Пожалуйста. Личную армию? Не вопрос. Артефакты времен медианской империи? Сначала покажи деньги.
В общем, в Талоне, да и вообще в Союзе, было на что посмотреть и чем заняться. А ещё здесь Высший Совет Коллегии, что заседает в Талоне. Сейчас в каждом мало-​​мальски приличном городе на свете, за исключением земель нелюдей, имеется отделение Коллегии — представительства Высшего Совета, своего рода гильдия магов. Высший же Совет Коллегии является и центральным органом их управления. Таким образом, он так или иначе влияет на весь цивилизованный мир. Высший Совет Коллегии, в лице заседающих архимагов, когда-​​то давно, три века тому назад, разбил Империю Манахора и его самого. Так закончилась Вторая Война, и центр политической тяжести сместился на Союз; бывшая империя обратилась в огромное лоскутное одеяло бесчисленных королевств, графств и прочих мелких образований разного толка, совокупно именуемое Осколками. Разделяй и властвуй.

Талон, в общем, скорее понравился Шарлю, чем нет. Вот только оставаться здесь надолго он не планировал. Но, послушав доводы отца, и тихонько прикинув перспективы и возможности, Фарме-младший начал думать, что затея не так уж и плоха.

***

После Касты, с самой галёрки, вышел студент, который, в противовес предшественникам, выглядел необычайно бодро, даже весело и, кажется, совершенно не томился по поводу солнца. Перед выходом он хлопнул Уильяма по спине, мол, не засыпай. Его слова несколько разрядили обстановку:
— Всем привет! Я вообще чуть ли не вчера узнал, что умею колдовать и всё такое! Но, я слышал, что тут довольно круто. И всё равно, если бы не батя, моей бы ноги тут не было. Высокородием не отличаюсь, и титулов у меня никаких нет. Но у нас-​то в Кантонах такое и не принято: у нас каждый сам себе хозяин. Такие дела. Я Шарль, кстати. Если меня к себе кто впишет, будет круто. Ну или можно вообще что-​нить вскладчину устроить. Ладно, эт потом обсудим, если кому интересно... — странным образом отсалютовав, он пошел к себе. Скрытно от куратора, он почему-​то и зачем-​то показал эльфам кукиш: эльфы ответили ленивой презрительностью.

Юный Чеддард с большим удовольствием познавал все те науки, что положено изучать молодому человеку его происхождения. Начав своё обучение всего в пять лет, к шестнадцати годам он, без всякой иронии, превратился в компетентного воина с солидным опытом. Дрался конно и оружно, с мечом и копьём, а равно прекрасно владел луком, арбалетом и новомодным огнестрельным оружием, хоть и презирал что луки, что огнеплюи. Умел он и, разумеется, сочинять стихи, музицировать и петь, а также и танцевать. И уж тем более владел чтением, письмом и арифметикой. Всё это ему нравилось точно так же, как и стрельба.

Ещё Чеддарду нравилось править. Не издавать законы (тем более что таковой привилегией он пока что не обладал), и не думать о судьбах владений и крестьян на ней, а именнл властвовать. Где та граница, перед которой подневольный человек готов исполнять твои команды, а после он лучше падёт на землю, чем выполнит приказ? Он без сомнений изучал вопрос, не испытывая угрызений совести: таков был порядок вещей.

Ну и конечно же, в какой-то момент он как бы естественным образом узнал, что парням его возраста (тогда ему стукнуло тринадцать) полагается делать нечто с девушками. Без сомнений он подозвал боевого холопа-сержанта, приставленного к нему в качестве дядьки:
— Скажи-ка, Тойво, как мне быть с женщинами? Что я должен с ними делать? Я собираюсь призвать одну из служанок в свои покои, — услышав это, верзила-сержант будто обомлел и даже, кажется, сделал пару шагов назад.
— Ну дык этм самое, милсдарь... оно ж как... тута натура сама совет даст. Надо, значиться, сначала девку-то раздеть, а вдругорядь и самому портки снять, то-то ж...
— Что за вздор, Тойво! Я должен раздеть женщину, после чего снять с себя платье? И что, продекламировать стих?
— Тута, сударь, стихи децламировать нет нужды... надо, значит, — Тойво, бегающим взглядом рассматривал пол под ногами и облизнул пересохшие губы. — Надо, значит.. эт самое...

Чеддард нетерпеливо всплеснул руками и встал с кровати.
— Стой здесь! — велел он сержанту, а сам вышел восвояси. Через некоторое время молодой Хансбергер вернулся, ведя за руку вяло упирающуюся служанку — та была всего на год его старше.
— Ослы! Ослицы! Куда холопьё не целуй — везде жопа. Всё приходиться делать самому, — посетовал Чеддард. Закрыв дверь, он уселся на кровать и кивнул дядьке, чьё лицо теперь стало бледным и пунцовым одновременно.
— Вот теперь показывай, — благосклонно прикрыв глаза, велел юный лорд.
— Ну, я... эт самое...
— Живей, пёс!

Осенив себя знаком Спасителя, сержант повернулся к служанке и кивнул неловко:
— Ты это... без обид, если что, — она попыталась закричать, но дядька ловко заткнул ей рот, после чего принялся раздевать её. У слабого тельца не было ни единого шанса против его огромных волосатых лап.
— Ну что ты там возишься! Рви! Рви эти тряпки! — Чеддарду начинало нравится это представление. Его охватило странное чувство: будто стало жарко, и кровь начала громко стучать в жилах.

Меньше чем через минуту служанка, совсем голая, стояла посреди комнаты, кое-как прикрывая срам руками. Сержант-холоп отошёл к двери, и кивнул, отводя взгляд:
— Ну вот... теперь, значится, вам положено снять одёжу, милсдарь. А дальше... эт самое... ну... уж скажу, что там, — Тойво склонил голову и замер. Чеддард, подойдя к служанке, кинул на него недоверчивый взгляд, но всё же опустил руки к завязкам лосин.
— Хм-м... — Чеддард повременил с разоблачением, и прошёлся вокруг девки кругом, придирчиво разглядывая её, как кобылу. Даже осмотрел зубы, удовлетворительно поцокав.
— Ну уж нет, — подумав, решил Хансбергер. Плюхнувшись обратно, он махнул рукой
— Проделай-ка это сам, а я погляжу.

Тойво, здоровый детина, проживший более чем две дюжины зим, вдруг будто оглох.
— Показывай. Живо, — медленно, по слогам, прошипел Чеддард. Сержант, хоть и помялся, но ослушаться господина никак не мог. При дворе ходили слухи, что Чеддард — якобы ведьмин приблуда, и что его папаша эту самую ведьму обрюхатил, а когда та разродилась, то благополучно её и прибил. Настоящая супруга сира Хансбергера, как болтали, была пустоцветкой, и всё никак не могла понести от графа. Так что, даже если верить слухам, из которых выходило, что Чеддард всего лишь ублюдок, официально он всё же был сыном графа. А уж если кто обижал сыночка, то граф с такого чудака снимал шкуру. Буквально.

Сержант молча разулся, а потом и разделся. Он, может, и готов выполнить постыдный приказ господина, но мужское достоинство грустно повисло — какое уж тут настроение.
— Ну, что там? Что дальше? — в глазах Чеддарда заиграли нехорошие огоньки, а в руках появился кинжал, коим Хансбергер владел в совершенстве. Он нетерпеливо поигрывал им. Помощь, меж тем, пришла откуда не ждали: служанка, повернувшись к Тойво, выразительно на него посмотрела. Она хотела ещё пожить, да и Тойво тоже. Поэтому она подошла к сержанту, и провела дрожащей рукой по груди. Девушка кивнула глазами, показывая, что принимает всё, что будет дальше.

Представление продолжалось час или около того. Чеддард наблюдал за ними со смесью омерзения, любопытства и удовольствия. Ходил вокруг, рассматривал то сверху, то снизу.
— Совокупляйтесь, свиньи!.. А ну, живее дери её, что медлишь!.. — попирая грязную скотину сапогом, командовал молодой наследник графского титула. Он думал, что увидит нечто необычное, а на деле всё сводилась к простому разведению.
— Почему ты вынул?! Заправляй обратно! — схватив Тойво за толстый каменный отросток, Хансбергер направил его как надо, и навалился на спину сержанта, толкая сзади и не позволяя расцепиться. В какой-то момент Тойво вздрогнул, тяжело застонал и также задышал, враз ослабнув и повалившись на девку.
— Ну? — схватив её за волосы, Чеддард оторвал голову от земли, заглянув в глаза. — Ты теперь беременная. Как ощущения? Нравится?.. — не дожидаясь ответа, как следует плюнул на лицо.

В последующее время Чеддард иногда развлекался «разведением скота», лично выбирая подходящих, на его взгляд, кандидатов. Но, как бывало и с другими приходящими вещами, ему вскоре наскучило и это.

Совершенно новая сторона нежного вопроса открылась ему, когда ему довелось побывать на коронации Мелианы — совсем ещё соплячки. Её отец, внезапно почивший (как говорили, не без помощи со стороны), оставил трон в крайне ненадёжных руках. По законам королевства, единственный наследник, а точнее говоря наследница, была уже достаточно взрослой, чтобы принять корону. Вассалы-феодалы новоиспечённой королевы, во главе с герцогом Ле Флёром, естественно, никак не могли пропустить столь важное событие. Конфронтация между троном и вассалами виделась очевидной, но прежний король и его соратник, Людвиг Боде, ныне королевский маршал и капитан Золотой Гвардии, оказались дальновидными, а потому позаботились о создании серьёзного войска, подчинявшегося трону непосредственно.

Итоги простой арифметики говорили, что в абсолютном исчислении королевские войска, и войска феодалов примерно равны. Поднимать восстание и идти на трон означало, что Ле Флёру и Ко придётся брать стены Кальфеона приступом (что, с учётом соотношения сил, было почти наверняка обречено на провал). Часа весов могла драматически склониться в их сторону, если бы получилось переманить маркграфа Хорста фон Штайнера на свою сторону, но последний выдерживал нейтралитет, формально оставаясь верным короне. Маркграф и его род фактически выполняли роль стражников и привратников Адского Предела с тех пор, как пала крепость Стигмата — не из-за атак, а из-за отсутствия финансирования и снабжения, кои последний раз имели место быть ещё в давние времена Священной Империи. В общем, ноша ему досталась непростая, ибо Предел регулярно изрыгивал невероятных страхолюдин, терроризирующих прилегающие земли, но, с другой стороны, горные склоны Предела славились богатством своих недр, добыча и торговля коими делали маркграфа крайне состоятельным человеком со столь же состоятельным войском. Мрачная репутация, вызванная тёмными слухами и разнообразными сельскими байками о тех гиблых восточных местах, служила хорошим поводом для мнений, что маркграф и вовсе ведёт какую-то свою игру во всём конфликте.

Чеддард прибыл к королевскому двору с уже сформированным мнением насчёт трона. Сие неважное мнение молодой Хансбергер сформировал, разумеется, не самостоятельно, а со слов отца и других влиятельных вельмож. План оппозиционной знати состоял в том, чтобы заключить брак между Мелианой и представителем своего круга, добившись, таким образом, мягкой и бескровной победы. Естественным претендентом на роль семьи, желающей породниться с королевской семьей был герцог Ле Флёр, но была небольшая проблемка: у герцога не было подходящего кандидата на сию роль, а потому выбор пал на другую семью, состоявшую с Ле Флёрами в хороших отношениях, в том числе подкрепленных и родственными связями.

И этими другими оказались Хансбергеры, а именно — Чеддард. Феодалы закрепили закулисные договорённости, и его мнение, естественно, не только никого не интересовало, но даже и не заслуживало того, чтобы быть озвученным. Чеддард прекрасно понимал, что у него ничего не получится, но и сказать об этом не мог. Да, он мог поженится, если такова воля предков: в конце-концов, в политических браках любовь не бралась в расчёт. Главная проблема заключалась в том, что он попросту не мог выполнить свои супружеские обязанности, итогом которых бы стало появление столь нужных наследников. Не виделись и обходные пути; в столь важных делах свидетели если не буквально держали свечку у супружеского ложа, то фигурально точно. Проблема откладывалась на какое-то время; королева была ещё слишком мала для вступления в брак. Необходимое время как раз укладывалось в срок обучения в Университете — вопрос о магическом образовании Чеддарда также был заранее решён.

Пробыв при дворе какое-то время, Чеддард обнаружил, что его мужское достоинство всё же функционально, но при весьма необычных обстоятельствах. Так, проводя свободное время в борцовских тренировках с бойцами Золотой Гвардии, Хансбергер вдруг осознал, что вид обнажённых крепких мужских тел, тем более умасленных или покрытой влагой, он находит весьма приятным, причём далеко не только лишь из эстетических соображений...


***

Чеддард искренне не понимал, как его угораздило оказаться среди такого количества низкородных людей. С другой стороны, хватало и тех, кто был хотя бы равен ему. Выступление Уильяма его несколько озадачило: фамилия студента и преподавателя совпадали. Да и комментарий господина Арманда с явной кислинкой был бы неуместен, будь Уильям просто ещё одним обучающимся. Однако, он привык к определенным порядкам в обществе, так что картинка всё равно не складывалась.

Когда Шарль вернулся на место, Хансбергер уверенно занял место для выступления. Молодой человек казался олицетворением решительности. Осанка, выправка, высокий рост, твердый шаг и взгляд — всё при нём. Он также был одет в прекрасное платье, скорее напоминающее военный мундир, хоть и несколько старомодный по меркам Союза и Хайгарда. Очевидно, благородный молодой человек был не из местных, а легкий акцент выдал этот факт окончательно. Чеддард окинул класс и присутствующих чётким взглядом, так, будто бы осматривал свою собственность:
— Я — Чеддард Хансбергер, старший сын графа Ормунда Хансбергера и наследник титула, а так же всех владений и имущества. Моя семья владеет тысячами смертных душ, и к нашему мнению непременно прислушивается так называемая королева Мелиана Кальфеонская, — он хищно улыбнулся, показывая, что он на самом деле думает насчет своей королевы. Политическая ситуация и взаимоотношения среди Осколков была ещё той чехардой.
— Нет смысла оттягивать неизбежное! Сим я, Чеддард Хансбергер, заявляю свои притязания на пост Старосты класса. Очевидно, что именно Я лучше кого бы то ни было разбираюсь в вопросах пра...управления. С вашей стороны было бы мудро выдвинуть мою кандидатуру на рассмотрение уважаемому господину Арманду Уайету, — он чуть прищурился, оценивая реакцию, всматриваясь в лица в попытке найти выскочек-​​конкурентов. Ультимус лишь с лёгким удивлением изогнул бровь: про то, что существует должность Старосты, он и не подозревал. Видимо, этот напыщенный индюк прояснил какие-то нюансы заранее.

При слове «господин» мистер Уайет слегка поморщился.

— На этом всё. Надеюсь, что обучение в Университете пройдут лишь те...кто достоин этого, — прежде чем сесть за парту, Чеддард ещё раз окинул однокашников строгим взглядом сверху-вниз. Откуда-то раздался сдавленный смешок, но определить источник было невозможно. Чеддард, впрочем, не повёл и бровью, лишь кинув уничтожающий взгляд куда-то в сторону галёрки.

— Здесь наша вечная ноша, наша обязанность и клятва, — разлепив сухие губы, произнёс отец, твердым взглядом осматривая тёмную башню, покоившуюся в глубине острова. Её едва ли можно увидеть; густые туманы, вечно царившие на острове, надёжно скрывали мрачный шпиль. Холодное и сырое место, забытое и людьми, и богами. Кроме семьи Фрейи.

Позади шуршал и брызгал беспокойный океан, облизывая чёрные скалы и песок побережья. Свинцовое небо и солёный, пронизывающий до костей ветер довершал безрадостную картину. Девушка впервые оказалась здесь; сначала родичи отмалчивались, куда каждые девять лун пропадает отец и старшие братья, избранные воины и помощники-трэллы, и почему они иногда возвращаются с ранами или на щитах, но без добычи и пленников. Понемногу, когда прошло достаточно зим, её стали посвящать в тайну, рассказывая о том, что существует некий остров в северном море, который не в силах обнаружить случайный мореход. А если какой-то корабль всё же случайно и заплывал в те края, то непременно разбивался — то губительные клыки скал, притаившиеся в тумане, то вдруг невесть откуда взявшийся шторм.

По словам старших, ни для кого это место не делало исключений. Ни для кого, кроме потомков Торга Одноглазого — личности почти легендарной, но тем не менее реальной. Старинный предок-северянин, живший около трех сотен лет тому назад, был одним из защитников Багровой Стены, служившей рубежной линией между зловещей Священной Империей, чей повелитель, Манахор, обернул её вуалью тьмы и зла, и остальным миром. Предок, однако, вовсе не пал славной смертью храбрых, но захватил одного из могущественных слуг Манахора в ходе дерзкой вылазки на вражескую территорию. Шея отродья тьмы познакомилась с волшебной сталью топора Торги, однако же тело нечестивца отказывалось истлеть под напором пламени и других средств. Бросать труп тоже нельзя, ибо предоставленный земле и без должного надзора, приспешник мог и вернуться с того света. Тогда волшебники Союза замуровали оного в наговорённый саркофаг и связали всевозможными цепями и печатями, чтобы тот никогда не восстал и не вернулся.

Саркофаг тот спрятали в тайном месте, недоступным для чужих глаз. Торга кровью рода поклялся нести неусыпный караул, проверяя место и заботясь о том, чтобы чернокнижник никогда не выбрался из своей темницы. Хоть слуга Манахора и был, казалось, бесконечно мертвым, и содержался вдали от населённых мест, тёмная аура распространилась в месте захоронения, притягивая силы зла. Поэтому требовались заботливые садовники, корчующие ростки зла, не позволяя ему разрастись.

Такова легенда, и Фрейя не представляла, сколько там правды, а сколько — пьяных нордских бредней, густо замешанных на злоупотреблении грибными отварами и разного рода зельями, порошками и курительными смесями. Но остров существовал абсолютно точно. Как и зло, ощущаемое в этом месте также ясно и чётко, как ветер и тусклый свет солнца. То самое место, где через соблюдение клятвы и родового контракта ковалась неизменная удача семьи в решениях и делах. Благодаря этому ярл Торстен, как и его предки, был одним из наиболее влиятельных людей севера, сыскал славу как удачливый воевода и успешный хозяин.
— Ты настояла на этом — и я согласился. Прошло три луны с последнего дозора, и испытание готово. Я буду ждать здесь до следующего рассвета, после чего уплыву — с тобой или без тебя, — не отрывая взгляд от башни, продолжил отец. Суровые слова, может быть даже жестокие — но таков Север. Здесь слабый ищет защиты у сильного, но только сильный может сыскать славу и достаток — через дело и поступок. Фрейя считала себя сильной. Так она сможет утвердить своё право на выбор. Она сама выберет себя мужа, где и как ей жить. А если захочет, то уйдёт и в ведьмы — она и так уже ученица одной из них, и по словам круга ворожей может стать весьма могущественной. Торстен ясно дал понять, что если она не сможет доказать свою самостоятельность, то выдаст замуж на своё усмотрение — естественно с прибытком для клана.

Вот почему посещение Туманного Острова столь важно для неё. Не посещение даже, а преодоление неизвестных испытаний.

Она молча кивнула и пошла вперёд, пока вездесущий туман не отсёк девушку от берега. Ей нужно заручиться покровительством одного из Старых Богов: опрометчиво и просто глупо не воспользоваться этим. Найдя подходящую площадку — просторная каменная плита, слегка поросшая лишайником — Фрейя остановилась, размышляя о выборе заступника. Может быть, Френъяст?.. Заманчиво, но она всё же не берсеркер. Ауга? Тоже нет, ведь ей предстоит не путешествие или прогулка, а нечто куда более серьёзное. Глемселен? Она не шла в свой последний бой. Болторн? Верховный бог, воин и мудрец, Разжигатель Войны, Знающий Девять Волшебных Песен. Девушка поняла, что высоко замахнулась, но дело того стоило. Да. Болторн.

Никто не знал и уже не помнил, откуда изначально взялись Старые Боги и когда именно в них начали верить. Возможно, когда-​то они были могущественными колдунами или существами со столь огромной волей, что смогли переродиться в новом качестве. Раньше Старики властвовали не только на Севере, но и имели значительное распространение южнее, уходя вглубь континента. Сейчас же их почитали только норды-северяне да орки. Но это не имело большого значения для последователей: боги приходили на помощь тем, кто взывал к ним. Они, в общем, тоже хотели жить, а вера сторонников служила им пропитанием.

***

Фрейя вернулась на берег следующим утром, когда ночь едва уступила утру. Прихрамывая, девушка поравнялась с отцом, который грел руки у костра. Он словно не заметил её появления, и Фрейя ответила ему тем же, с непроницаемым лицом осматривая море. Она, конечно, хорохорилась, нарочно показывая, что ей нет дела ни до ран, ни до того, с чем ей довелось повстречаться в прошедший день и ночь. Царапины, порезы — ей к этому не привыкать, и она знала, как их следует обрабатывать. Но вот то, что она увидела...
— Почему каждые девять лун? — голос девушки чуть дрогнул. Отец же не спешил с ответом, разгребая часть золы, в которой томились клубни.
— Потому что по истечению этого срока появляется Призрак. Всё остальное — лишь последствия зла, неприятная помеха, — он выкатил печёные картофелины и выбрал себе большую. Фрейя, чей желудок тут же заурчал в ответ на запах, присела рядом.
— А что будет, если опоздать? — она подхватила один из горячих клубней, спешно перекатывая между ладонями и поддувая.
— Ну, тогда Призрак будет сильнее пущего обычного, — флегматично пожал плечами Торстен, выуживая из торбы мешочек с комковатой солью, сухари и прочую снедь. Вместо чая — согревающий алкоголь с пряностями. Тёплый и сильный, как лапа медведя. Фрейя сразу потянулась к фляге, но лишь получила по рукам. Отец выпил первым, и лишь кинул питьё и ей.
— А если... а что если никто не победит Призрака? Что будет тогда?

Отец лишь молча жевал картошку, иногда открывая рот — такой горячей она была.
— Помнишь нашу поездку в Кальфеон? — спросил он, сменив тему.
— Уху. Помфю, — теперь пришёл её черёд обжигать язык и нёбо. Поездку в большой город она помнила, хоть и смутно. Драки и дряной алкоголь там же запомнились куда лучше. Кажется, в какой-то момент она отпустила колкость в адрес королевского гвардейца — и наверняка пожалела об этом, если бы помнила. Помнила только летящий кулак в латной перчатке.
— Теперь ты поедешь в Талон, что в Союзе Свободных Городов. Вскоре туда отправится отряд наших — на заработки. Ты будешь вместе с ними, так безопаснее — путь предстоит далёкий. Фрейя лишь усмехнулась: после дня на острове, уже ничто ей не казалось опасным. Миг спустя опомнилась:
— Зачем?!
— Учиться. Ты помнишь магов в Калфеоне, то, как мы посетили Коллегию? Помнишь?

Фрейя неуверенно кивнула, а когда действительно это припомнила, кивнула ещё раз, куда более уверенно.

— Они сказали, что ты годишься. Что ты подходишь. Поэтому я решил, что ты будешь учиться. К тому же, это бесплатно. Хоть я и не доверяю им, — Торстен мрачно выпил ещё немного.
— А что если я откажусь? Я же прошла испытание, — она кивнула в сторону башни. — Теперь я могу сама принимать решения.

Отец лишь усмехнулся, встав. Показал рукой на пожитки у костра:
— Собирай вещи. Нам пора обратно. А насчёт твоей самостоятельности мы поговорим после окончания обучения в Университете.
— Пап!

***

После Хансбергера настал черёд представиться одной экзотической дамы. У неё было своё понимание того, как стоит знакомиться с будущими коллегами, так что в Университет она пришла, в том числе, в боевом раскрасе. Или что это было?..
Так или иначе, вид у неё был свирепый, но скорее напускной, и в первую очередь из-за жары, которая приносила ей видимые муки. Ещё одна изюминка — один глаз девушки был цвета морского льда, в то время как левый — фиалкового. Необычно.
Квинту она понравилась, и он решил повнимательнее к ней присмотреться. Как, в общем, парни присматриваются к девушкам. И, кажется, он интересовался ею недостаточно скрытно. По крайней мере, именно так он понял недовольное сопение Касты позади.

— Короче, я — воительница Фрейя, и каким-​​то образом меня угораздило оказаться с волшебными способностями, — статная и красивая девушка со всей очевидностью была из народа Севера. Она говорила с ощутимым акцентом, порой странно выбирая слова. Как бы то ни было, её взгляд, пожалуй, был более пронзительным, чем у кого бы то ни было. До сего момента, по крайней мере.
— Мы обязательно подружимся. Если вы не будете козлить., — холодно закончив, она пошла обратно на место, бросив уничтожающий взгляд на Чеддарда. Тот в ответ похлопал со своему бедру и ответил вызывающим взглядом. Ультимус адресовал ему такой же взгляд, как и Фрейя. Правда, он был направлен в спину Хансбергера, и тот ничего не заметил. Чего и говорить, руки ублюдка выглядели вдвое, а то и втрое толще, чем у Квинта. Меряться взглядами без утайки казалось... опрометчиво.

— Крис! Научи фокусам, а? Пока нога не заживёт я даже тренироваться не могу. Скучно мне, — Аурель подмигнул фокуснику.
— Ну… э… ладно.

Напёрстки, фокус с исчезновением монетки, выпутывание из верёвок, раскрытые кандалы, иллюзии всякие. Ну и карты, куда-же без них. Крис, ухмыляясь, перебирал колоду.

— Выбирай карту, — протянул Крис Аурелю стопку.

Акробат не глядя вытащил одну, взглянул. Пиковая шестёрка. Так себе выбор, тётя Марта бы не оценила. Парень скривился и сунул карту обратно в колоду.

— Это простейший трюк, смотри, — фокусник начал шустро тасовать колоду и, в конце концов, собрав её аккуратным боксом, положил на стол, — Твоя верхняя, бери.

Аурель взял карту.

— Нет.

Крис вскинул бровь.

— Гонишь.
— Нет, правда не моя.

Хмыкнув, фокусник снова перетасовал карты и повторил просьбу.

— Не-а, снова не моя, — улыбнулся Аурель.

Крис взял колоду, и посмотрел верхнюю карту. Пиковый валет. Взял вторую. Пиковый валет. Взглянул на Ауреля.

— Твою мать! — фокусник отскочил от стола как ужаленный.
— Э?..
— Твои глаза!
— Что глаза? — акробат моргнул и потёр то, что показалось его товарищу странным.

Поёжившись Крис сел обратно.

— Ты, что ты натворил?
— Я?

Крис выкидывал на стол по одной карте. Пиковый валет, валет пик, валет пик… Достал из кармана вторую колоду и одним движением развернул её веером. Пиковые валеты.

— Ну и что с этим теперь делать?
— Я вытащил шестёрку пик, — пожал плечами акробат.

Дальше был бурный, как это принято в подобных коллективах, совет. Судьба решила за Ауреля сама, и хоть это нельзя было назвать бегством, но дорога теперь была только одна, и даже не особо длинная.

— А если я не хочу? — спросил Аурель.
— Ты много чего не хотел, но всё равно делал, ради себя и нас всех. Так будет правильно. Не подведи нас.
— Я хоть раз подводил? — снова спросил Аурель.

Нельзя просто так взять, и попасть в Университет. Хоть труппа и была многопрофильной, но но на поиске вариантов начался сущий кошмар. Единственным адекватным решением было зайти через ближайшую коллегию, а также найти знакомую Криса, Мисти, которая держала в Талоне какой-то полуволшебный-полуоккульный магазинчик. Она оказалась единственной из всех знакомых, кто имел магический дар, и вообще имела дело с магией. Из Университета её выперли, или сама ушла. Почему? Да кто его знает. Без диплома, в общем. Некий план был, и настало время действовать, а ещё попрощаться.

— Коди? — к силачу Аурель подошёл первым. Похожий на гору мужик уже разменял пятый десяток, но до сих пор держал на своих плечах целые пирамиды артистов. Он вроде служил, причём в артиллерии, и многие шутили, что стоит попробовать вставить в программу выступлений стрельбу из двухфунтовой пушки с рук.

Но Коди ел. Ничто не могло отвлечь Коди от поглощения еды.

— Я уезжаю, думал вот…
— Десять минут, — ответил Коди, не оборачиваясь.

Чтож. Аурель отправился дальше. В этот раз к пацану по имени Стэн. В нем он узнавал молодого себя (молодого, ха-ха). Фактически, этот парень был теперь ему заменой. Тоже акробат.

— Тренируешься? Держи подарок, — Аурель протянул парню свой посох, оплетённый по центру кожей, с оковкой по обеим концам и свинцовыми вкладышами.

Посох был его основным оружием. Казалось бы, зачем оно ему? Но труппа много путешествовала, и часто не по самым людным местам. Конечно, они были не столько лакомой добычей для лиходеев, но… Да и вообще, если выступления любили все, то вот саму по себе группу бродяг-проходимцев вовсе нет. Иногда приходилось отмахиваться, а иногда даже до крови доходило.

— Теперь он твой, не сломай и не потеряй, вернусь — проверю, — улыбнулся парень.

Дальше были эквилибристы, двое мужчин неопределённого возраста, абсолютно безволосых и, более того, близнецов, которых хрен отличишь друг от друга. Синхронисты, весельчаки и вообще хорошие ребята.

— Ну что, сопляк, кидаешь нас, да? — сходу спросил первый.
— Уууу… кидала... — эхом добавил второй.
— Кидаю я вас только с прогиба, — ухмыльнулся Аурель.
— Ну-ну.

Эти двое были лучшими бойцами их табора, и мечтой Ауреля было им когда-нибудь навалять, но эти ужи всегда были быстрее, ловчее и вообще…

— Ну ничего, сейчас волшебству научусь, и посмотрим, кто кого.
— Ага, мы тебе сейчас ногу сломаем и ничему ты не научишься…
— Или руку… — оба синхронно хрустнули пальцами.
— Как же мне без вас, мудаков, скучно будет, — Аурель заржал.
— Ну всё! Ты огребаешь!

Акробат показал близнецам средний палец и дал дёру. Никто его, разумеется, не преследовал. Перед тем, как зайти к Сэму, он некоторое время смотрел на «семейную» тренировку Стэйси и Марка. Первая прекрасно кидала ножи, дротики, попадала шпагой в висящее кольцо и, в целом, показывала чудеса точности и координации. Второй же эти ножи ловил а полёте, а еще налету рубил стрелы и вообще был чудовищно быстр. Оба были замкнуты и неразговорчивы, поэтому Аурель удостоился только легкой полуулыбки и кивка на прощание. Еще была Келли, что танцевала с саблями, тётя Элла, тётя Марта, дышащая огнём Мари и множество других артистов, с которыми стоило попрощаться, но время поджимало.

— Привет Сэм, — парень лишь недавно перестал называть Сэма дядей.
— Я почти всё уладил, — сразу перешёл к делу шпрехшталмейстер, — Тебя проверят сразу в Талоне, в коллегии магов, потом найдешь Мисти и узнаешь, что нужно для учёбы. Город большой, всё на месте найдешь. Главное, поспеши.
— Спасибо, Сэм.
— Тяжко нам без тебя будет, — Сэм кисло улыбнулся, — Я уже думал тебя на замену себе готовить, а вот как вышло.
— Да ты чего? Все же замечательно идёт! После Талона хоть в Мидиену, хоть в Осколки, где угодно с радостью встретят!
— Может и так, только я не молодею, а цирк с каждым годом теряет актуальность…
— Ой да что ты, раньше было лучше, да? Всё хорошо будет, и у меня, и у нас всех. Спасибо Сэм, — добавил парень еще раз на прощание.

Пора было снова идти к Коди.

— Коди? — тот как раз вычищал ломтем хлеба все остатки соуса и жира из миски.
— Да. Талон. Там дом, на окраине. Он мой. Соседи Генри и Ребекка. Просил присмотреть. Передай записку. Они поймут. Дом теперь твой. Живи там.
— Спасибо, Коди.

***

Следующим вышел парень, одежды которого выглядели на грани фола. Сандалии, свободные штаны, кушак и цветастая расшитая жилетка на голый торс. Нож, который всегда был спрятан за кушаком, конечно же, отобрали на входе. Жара донимала многих, но не все ей сдались едва прибыв в Талон. Обернувшись к классу он приветливо помахал рукой: публики он не стеснялся.

— Звать меня Аурель, или Аурел, или «Эй ты», как вам удобно — пожал плечами и улыбнулся, — Недавно бывал в Талоне, работал тут неделю, людей развлекал. Трюки и фокусы всякие. Для обывателей — считай что магия. Правда, оказалось что это магия-то и была, вот меня и попросили всё это в одну в кучу не мешать — так что, теперь я с вами.

Вступление вышло лаконичным, потому Аурель добавил пару слов и к предыдущим ораторам:

— Я не воин, но гимнастика это точно по моей части, — кивнул Касте, — а что до жилья… если выгонят — заглядывай в гости, — двумя пальцами «отсалютовал» Шарлю, — Условия у меня суровые, но кому сейчас будет легко?

Сделав полупоклон, акробат вернулся на своё место.

— Только клоунов нам не хватало, — цыкнув, раздражённо-раздосадовано вслед в спину кинул Чеддард. Дворянин филигранно выбрал момент: Аурель отошёл достаточно далеко, чтобы было поздно возвращаться или остановиться, но недостаточно, чтобы не услышать.

Девушка бесшумно двигалась сквозь ночной лес. Одни травинки деликатно сжимались и уплотнялись под стопами, превращаясь в мягкий ковёр. Другие любезно убирали в стороны редкие опавшие листья и кусочки хвороста. Кусты и кустики расступались, освобождая путь и будто бы даже кланяясь ей. Маленькие деревья поднимали ветви, дабы не коснуться лица, а большие и старые прятали выступающие корни. Лес плыл, лес жил, находясь в постоянном движении. Если утром здесь полянка, то к обеду может оказаться безнадёжный бурелом. Но и он уйдёт, уступит, если такова воля господина или госпожи: представителя Старшей расы — эльфа.

На ней совсем не было одежды. По крайней мере, в привычном смысле. Платье ей заменили тонкие и гибкие ветви и листья плюща. Такая лесная одежда брала у своего хозяина немного влаги и питательных веществ, находясь в симбиозе. Они же служили портупеей для оружия — кинжала и лука. Ничто из этого не родилось в кузне, и никто не трудился, чтобы приладить рукоятку к клинку и наконечник к древку. Всё оружие и почти всю экипировку порождали особые деревья, чьи корни добывали необходимые минералы и составляющие из земли, порождая предметы внутри себя, и раскрываясь, когда они были готовы. То, что люди называли «эльфийской сталью» на деле являлось чем-то совсем другим. Прочнее, легче, смертоноснее — во всех отношениях лучше.

Она двигалась дальше. Дриады нашептали, что видели отряд людей на окраине Великого Леса, на том его участке, где свою бессменную вахту несла Неласир. Обычные людишки ещё давно поняли, что не стоит соваться сюда. Последний же военный поход людей случился много-много лет тому назад, и закончился тем, что целый легион Республики пропал без вести «в этих проклятых лесах». На том все походы и закончились. Оставалось два варианта: либо браконьеры, либо, что ещё хуже, охотники за живым товаром. За эльфами. С обоими разговор всегда короткий, хотя на практике его вообще не случалось. Разве что за таковые можно посчитать предсмертные крики и хрип.

Свиней она почувствовало задолго до того как увидела. Привычно вонючие и шумные. Судя по звукам, люди решили устроить себе весёлый пикник. Неужто настолько беспечные до безумия?.. Неласир насторожилась, положив стрелу на тетиву, подкрадываясь. Вскоре она смогла услышать и издаваемые ими звуки:
— ...а хули мы-ы-ы! И что нам надо-о-о?!.. Пить да пить бы самого-о-о-н!.. И к утру надравшись крепко-о-о-о! Всё равно не рухнет наш засло-о-о-н!!!

Бородатые, косматые самцы кучковались вокруг костра, вгрызаясь в полоски высушенного мяса и передавая по кругу мех с дурным, крепким алкоголем. Всего шестеро. Ещё быстрее, чем сама это поняла, Неласир пустила стрелу, но не в них, а куда-то вверх и в сторону. Короткое, сдавленное мычание — и сверху, ломая ветки, падает маленькое тело. Половинчик! Полурослик! Их, эльфов, родственники, вторая ветвь некогда общего рода, и злейшие враги. К сожалению, Лес считал их за своих, а потому про фактор сражения на своей земле можно было забыть.

Где один — там и второй. Неласир стремительно сместилась в сторону, проскользив, прыгнула и оттолкнулась от ветви, что сама встала под ногу. Положила ещё стрелу — на этот раз в одного из людей, которые только начали подниматься. Непозволительная медлительность.
В то место на земле, где ещё недавно стояла девушка, воткнулась стрела. К её автору, что сейчас проворно бежал по толстой ветке, и устремилась Неласир. Камуфляжное одеяние, похожее на её облачение, но искусственное. Эльфийка сунула кулаком, чувствуя, как под её ударом трещат реберные кости: обидчик пискнул, и полетел вниз за первым. Неласир не делала скидок, и ей наплевать, полурослик ли перед ней или полурослица — всё одно. Как, в общем-то, и им тоже.

Подобно стремительной комете, эльфийка нырнула с ветви вниз, слитным движением высвобождая кинжал из ножен и нанося удар. Второй. Мягкий перекат и выпад вперёд, под челюсть — третий. Полуразворот, широкий и лихой удар по косой дуге в сторону, настигший четвёртого. Неласир оказалась за спиной у оставшихся двоих, которые бросились туда, где её давно уже не было. Они начали догадываться, но, опять же, слишком медленно. Прыгнув и сваливая одного, она прикончила второго, и закончила обратное движение клинка в глазнице первого. Шестой.

Всё стихло, только костёр потрескивал. Но не на долго:
— Прекрасно, прекрасно, — произнёс кто-то. Неласир развернулась на голос и зашипела дикой кошкой, встав в стойку. Она совсем не заметила и не почувствовала постороннего. Мужчина небрежно и беспечно вышел на свет, будто насмехаясь над ней.
Нет, не ещё одна голая обезьяна. Эльф, как и она, но — светлокожий. Его золотистые глаза окинули девушку, и, когда взгляд коснулся, она ощутила странное чувство. Слабость? Нет, покорность. Собственная воля, вмиг ослабшая, тянула её пасть ниц, преклониться, но Неласир отчаянно сопротивлялась, и в этом смысле ей уже было не до незнакомца. Натянутая струна воли лопнула окончательно, и она села на колени, теряя и оружие, и весь воинственный настрой. Потянувшиеся из земли корешки куда-то утащили экипировку. Оставило её и лесное облачение, разорвав контакт и уползая. Немыслимо и настолько обидно, что из глаз потекли слёзы. Во всей вселенной Леса только двое обладали подавляющей волей, способной на подобное. Одна из них — сама Королева. А вот второй...

Рука незнакомца коснулась её щеки, большим пальцем поглаживая и стирая слезу.
— Ну, ну. Всё, — его успокаивающий голос подействовал, и духовные метания прекратились. Она шмыгнула напоследок, и поняла, что хочет всем лицом зарыться в эту руку. В этом желании не было чужой подчиняющей воли. Оно полностью принадлежало ей. Эльфийка почувствовала, как вместо боевого возбуждения, подавленное успокоением, возникло новое, но иного рода. Неласир захотела схватить, взобраться на мужчину, отдаться ему. Пошевелиться было выше её сил, поэтому она лишь приоткрыла рот, прикусывая его палец.

Эльф рассмеялся в ответ, убрав руку. Подойдя и покопавшись в рюкзаке одного из убитых, достал какие-то тряпки — кальсоны и свободную рубаху, на удивление оказавшиеся довольно чистыми. Кинул их рядом и сел сам, положив руки ей на плечи, вперившись взглядом:
— Чувствуешь? Ты чувствуешь, как это действует на тебя? — она, может, и чувствовала, но ничего не могла сказать. Точнее, не хотела. Хотела только одного: припасть к нему, к губам, устроиться на руках, и, может быть, прикусить за ушко.

И такого подтверждение оказалось достаточно. Он схватил её за голову, сжал пальцы, будто пытаясь что-то выдавить. Это отдалось странным эхом в памяти, и она припомнила, как Королева посвящала её в егеря. Почётный пост, большой долг — более приближенными к трону были, пожалуй, только королевские рейнджеры. Наивысшее положение в обществе, доступное простому эльфу. Были, конечно, ещё и старшие представители родов, но между ними и Неласир лежало неприличное количество поколений.
Это был первый и пока что последний раз, когда девушка находилась так близко к Королеве. И тогда она испытала похожие ощущения, разве что, пожалуй, лишенные плотского аспекта. Люди назвали бы их снисхождением божественной благодати, чувством прикосновения чего-то невообразимо величественного и бесконечного. Такого, что невозможно толком описать. Того, кому желаешь служить и быть вечно преданным.

Нечто внутри надломилось, и Неласир поняла, что всё это — не более чем наваждение, морок, которому поддался слабый разум и дух. Она взглянула на эльфа теперь уже совсем иначе, и увидела на лице триумф. Он радовался за неё, а сама она ощутила некую брезгливость к себе, припоминая недавние чувства. Ненастоящие, ложные, но в то же время такие искренние. Невидимые оковы, принуждавшие её, развеялись. Златоглазый по-настоящему освободил её.
— И что же? Ты устроил всё это, чтобы открыть мне глаза на истинное положение, о великий принц? В чём моя исключительность?.. — сказав, она на мгновение осеклась от собственного нахальства и язвительного тона. Она никогда не говорила в таком тоне кому-либо, но теперь ей это нравилось. Хоть перед ней и стоял единственный потомок Королевы — принц Лето. Он покинул Великий Лес много лет тому назад — более двух сотен — и считался если не погибшим, то уж точно без вести пропавшим.
— Ни в чём, — Лето скромно улыбнулся. — Разве что в придури одного благородного господина.
— Загадками говоришь, — Неласир нахмурилась и глазами указала на человеческие тряпки:
— Я так понимаю, из Леса мы уходим.
— А хочешь остаться?

Девушка покачала головой.
— Ну, за раскрытие заговора и избавление от доминирующей воли Королевы, конечно, спасибо. Ты, наверное, ждёшь от меня какой-то ответной услуги? Я, к слову, предпочла бы идти своей дорогой, если что.
— Не глупи. Ты можешь пойти ею, разумеется. Но закончится она там, где появится первая застава кантонцев или отряд работорговцев. Если в твои планы входит служить подстилкой и наследственной шлюхой у какого-нибудь человека — иди.

Неласир насупилась пуще прежнего. Принц бесконечно прав.
—... а как ты вообще затесался в отряд этой падали?!
Лето закатил глаза и махнул рукой:
— Одевайся. По дороге расскажу, — девушка промолчала, и потянулась за одеждой. Она очень хорошо запомнила то, как принц закатил глаза.

***

Следующей была эльфийка. У неё был вызывающий вид во всём: и в одежде, что больше подходила какому-​нибудь пирату (чего стоили только обтягивающие черные кожаные лосины), и в многочисленном пирсинге, и во взгляде, и даже в зубочистке, которую она перекатывала во рту. Впрочем, при ближайшем рассмотрении зубочистка оказалась тоже пирсингом, проколовшим язык:
— Привет, мальчики и девочки. Давайте так. Вы не достаёте меня, а я не трогаю вас — и все довольны. Мне этого будет достаточно. Без обид, если что, — она развела руками и была такова, не удосужившись даже представиться.

Несмотря на короткое выступление, Квинт ловил момент, с интересом рассматривая её, впрочем стараясь делать это не слишком явно. Эльфийка для него — настоящая диковинка, и ранее он никогда не видел эльфов так близко. А их в классе целых двое, так что насмотреться он, конечно, успеет. Но всё-таки.

Возвращаясь на место, она без сомнений и стеснений продемонстрировала Чеддарду средний палец, ловко скрывая жест от господина Уайета, как бы мстя за «клоуна». А самому Аурелю, напротив, подмигнула, хоть и с достаточно нейтральным выражением лица.
Они даже не успели познакомиться, но в классе уже начали намечаться какие-то группки и контры! Ультимуса это даже как-то захватило и заинтриговало, распаляя любопытство и окончательно выгоняя из сонного состояния.

Это было очень давно. Задолго до того, как родился кто-либо из присутствующих в классе. Почти. Более двух тысяч лет тому назад, если не больше.

***

Выпад тяжёлой сабли — и рассеченное тело падает на тёмный, холодный пол. Последний из защитников странного подземного бастиона Четырёхпалых, названных так по понятному признаку.
Светлый эльф лично возглавил штурм укрепления, и взял центральный зал, служивший противнику штабом управления комплексом. Он не искал славы, да и не сыскал бы: война на излёте, и противник выдохся, одряхлел.
У тебя горящий дух и стальная воля, ты идёшь наперекор и вопреки всему, но когда твоё дело дряхлеет и разваливается на глазах — увы, поможет лишь чудо.

Чуда не случилось, и Четырёхпалые проиграли. Ещё оставались разрозненные островки их агонии, но на них можно не обращать внимание. Последние укрепления и скрытые города неизбежно и совсем скоро превратятся в братские могилы.
Видимо, такова уж была их судьба — прийти ниоткуда и уйти в никуда.

Эльф переступил через труп, убирая оружие в ножны. Далеко не первая взятая крепость для прославленного генерала, но такое он видел впервые. Именно это помещение враг оборонял упорнее и отчаяннее всего.
Он предположил, что здесь, должно быть, укрывался некий вельможа. Ошибка: речь шла не о ком-то, а о чём-то. И прежде чем погибнуть, они сами уничтожили это нечто: всё оборудование разрушено до полной безнадёжности.

Многоуровневый зал был напичкан хитроумной машинерией и загадочными, кажется алхимическими, приспособлениями. Четырёхпалые с магией, мягко говоря, не ладили. Невидимый эфир и ветра магии — всё равно, что яд для них. Их города и крепости, преимущественно подземные, были надёжно экранированы слоем двимерита.
Редкие же наземные поселения приходилось прикрывать толстыми стеклянными куполами, пронизанных сеткой из того же металла. Бедняги не рисковали лишний раз выходить за порог защищенных чертогов без хитроумной брони и одежды со вставками из этого уникального материала, защищавшего от тлетворного воздействия магической энергии, что пронизывала этот мир. Словом, Четырёхпалые были бесконечно чужды и противны самой природе.

Несмотря на антагонизм, они всё-таки нашли применение Энергии. Многие из их устройств, являлись, по сути, соединением технологии и магии. Четырёхпалые не использовали Энергию напрямую, а наполняли ею кристаллы, используя в качестве топлива для хитроумных машин.
Железные воины, составляющие основу и костяк их армии, работали именно на таком принципе. Движущиеся механизмы, бездушные и безжалостные, отвратительностью своей сути могли поспорить с нежитью. И, как считал светлый, в этом споре выигрывали первые.

Здесь же, судя по количеству и разнообразию техномагических игрушек, Четырёхпалые занимались чем-то сложным и важным.

Эльф остановился у огромной разбитой колбы. Вокруг разлилась мутная, густая жидкость. Что-то, что пребывало в ней, обратилось в пепел и бесполезные останки, пережжённые до состояния угля.
— Лорд Элрандиль, мы закончили зачистку. Противник уничтожен. Обошлось без потерь, если не считать полудюжины раненных. Никто из Старших не пострадал, — подле эльфа возник половинчик, или, как их ещё называли, полурослик. Сами эльфы их называли Младшими, являясь, в свою очередь, Старшими.
— Пленные?.. — спросил он без надежды и энтузиазма.
— Никак нет, — половинчик покачал головой. — Мы загнали одно из подразделений в угол. Они успели забаррикадироваться. На наше указание о безнадёжности их положения и предложение сдаться они ответили отказом. Когда мы разрушили укрепления и добрались до них, всё было кончено: они сняли доспехи.

В начале штурма, понимая уязвимость противника, Элрандиль приказал устроить несколько точечных подрывов, нарушив экранирование убежища. Маги в его отряде направили нестабильные потоки Эфира внутрь, и это значительно облегчило задачу. От обилия Энергии даже у эльфа пульсировали виски, а уж враг мог тут же попрощаться с жизнью, получив брешь в доспехе.

— Передай магам, чтобы обвалили вход. Здесь будет их очередной склеп, — распорядился генерал. Половинчик отсалютовал и был таков. Элрандиль же повременил, надеясь найти какие-нибудь уцелевшие бумаги и сведения, но, кажется, враг позаботился о сохранности тайн. Он уже было собрался уходить, как воскликнул кто-то из Старших. Вокруг солдата образовалось столпотворение любопытствующих воинов, с жаром что-то обсуждавших.
— Расступись!.. Что это, чёрт возьми, такое?..

Очередная разбитая колба — такая же крупная, как и все остальные. Около двух с половиной метров в высоту, и диаметром еще в полтора. Но её содержимое, на этот раз, уцелело. Не успели?..
На дне сосуда, в мелкой луже алхимического киселя, вяло двигаясь, исходило духом какое-то существо. Одного взгляда хватило для понимания — оно нежизнеспособно и обречено на гибель.
Склизкое и маленькое, с едва обозначенными глазами, более всего создание напоминало зародыш то ли рептилии, то ли рыбы. С коротким намёком на хвост, и четырьмя слабыми конечностями, почти прозрачными. Ни рта, ни ушей. Вместо носа — два отверстия.
— Кажется, наши друзья разочаровались в своих механических игрушках и перешли на выращивание тварей. Слишком поздно, — Элрандиль прервал агонию существа взмахом осколка.
— Просто замуровать вход будет недостаточно. Мы уничтожим это чудовищное место до основания. Я был лучшего мнения о мидианах.

***

Он не шёл, а скорее плыл — настолько плавны и грациозны его движения. Тонкий аромат превосходного благоухания одарил ноздри тех, кто находился поблизости. Светлый эльф выглядел так, словно явился из иного мира. Он был печален, задумчив, но в то же время неуловимо весел. Эльф смотрел на студентов, но казалось, что он видит нечто совершенно иное. Будто смотрел не на них, а в них, в глубину, в самую суть:
— Я Элрандиль... — слова эльфы были тихими, но отчётливыми. Словно шуршание нежной осенней листвы, едва опавшей с веток засыпающих деревьев. Он провел острым ногтем по своим безупречным чувственным губам, потом пальцем, отвёл руку, и с ладони оторвался прекрасный бутон красной розы на маленькой ножке. Свершилась таинственная эльфийская магия. Цветок поплыл через класс, яркий, сверкающий, будто во влажной изумрудной пыли. Наконец, долетев до обомлевшей белокурой девочки, бутон устроился в её волосах, сверкнул — и обернулся украшением. Эльф улыбнулся и тяжело вздохнул под тяжестью бесчисленных прожитых веков.
— Что ж... — он ушёл, а остальным оставалось лишь дивиться неоспоримому совершенству. Кто-то ахнул и вздохнул. Далеко не сразу следующий ученик смог встать и представиться.

Утро мало чем отличалось от остальных. Девушка осторожно открыла глаза и одновременно прислушалась к себе.
Кажется, всё в порядке: потолок не кружился, голова не болела, во рту не пересохло, а живот не отозвался спазмом, когда она чуть зашевелилась.
Но она всё равно достала из-под кровати ночной горшок, решительно вставила два пальца в рот и опорожнилась мутной красноватой жижей с какими-то кусочками. Стало ещё лучше, чем было.

Облегчённо вздохнув, она развалилась на кровати, раскинув руки. На вчерашней гулянке, плавно переросшей в очень-очень ранее «сегодня», она опрометчива надралась, хоть и знала, какой серьёзный день ей предстоит.
Может, потому и выпила лишнего?.. «Лишнего» — это мягко сказано. Но жизнь молодой аристократки и сопутствующие этому увеселения выработали в ней определённую стойкость.

В двери осторожно постучалась служанка. Молодая девушка была во всех смыслах намного приятнее, чем прежняя старая карга, читающая ей нотации. Анначиара понимала, конечно, что так надо, и что это правильно, всякий раз осекая себя и извиняясь сама себе за нелицеприятное мнение о женщине, которой, вообще-то, было не всё равно.
— Бити какой час?! — прикрикнула она, не поднимаясь с кровати.
— Без пяти полдень, госпожа! — послышался тоненький голос из-за двери.
— Твою ма!.. Скорей, Бити! Пора одеваться! — Дио спешно вскочила с кровати, чуть не разлив горшок. Как обычно, Анначиара спала голой, не признавая ночных платьев и пижам. А Бити, как обычно, потупила глаза, завидев её обнажённой. Хмыкнув, Дио встала перед ростовым зеркалом, нарочно любуясь собой. Сейчас её светлая, почти белая кожа прекрасно контрастировала с лицом служанки, теперь почти пунцовым.
— Бити, воду. Не стой столбом, — опомнившаяся служанка кинулась готовить ванну для омовения, что находилась в одной из смежных комнат. Дио решила, что обойдётся минимальным туалетом: тело и лицо, зубы и, конечно, волосы. Косметика ни к чему: всё равно она будет испорчена совсем скоро.

***

Перед свиданием Анначиара скудно поела, и то лишь потому, что лить снадобья в пустой желудок — плохая идея. Одно зелье смело остатки последствий вчерашней попойки, второе — придало энергии и бодрости. С последним она, пожалуй, переборщила, выпив слишком крепкое: вся слегка подрагивала, а прозрачные волоски на коже вставали дыбом, как у взбалмошной кошки.
Свою партию — норовитого и честолюбивого молодого флотского офицера, едва год пробывшего на действительной службе — как и договаривались, девушка поджидала у фонтана в одном из тихих сквериков городского центра. Место идеальное, но, к сожалению, оно пользовалось большой популярностью у молодёжи. К тому же, молва бежала быстро, и здесь уже собрались первые зеваки.

А вот и Микель собственной персоной. Пижон не мог обойтись без роскошной широкополой шляпой с павлиньими перьями, но хотя бы додумался не надевать форменный мундир.
— Ах, моя дорогая Анначиара! Удивительно прекрасный день для встречи, — он поприветствовал Дио сложным реверансом, как истинный джентльмен. Девушка приняла приветствие благосклонным кивком, скрывая выражение лица козырьком треуголки и легким движением руки в белой перчатке.

О ней, конечно, шептались тут и там. Мало какая девушка могла себе позволить не только раз надеть, но и постоянно носить мужскую одежду. Анначиара терпеть не могла сложносочинённые и многосоставные тряпки, приличествующие молодой девушке. Будто они специально сделаны для того, чтобы быть неудобными и всячески ограничивать. Но иногда она позволяла себе такую блажь в минуты лихого настроения. Да и её версии мужского костюма претерпевали многочисленные изменения и дополнения — девочка, как-никак.
— А где же твой представитель, Дио? — он подошёл ближе, но как-то неуверенно, притоптывая, кружась вокруг и теребя рукоять рапиры. Дио же облокотилась на высокий постамент статуи, изображая расслабленную позу.
— Здесь, — Анна завела руку за постамент, вернув её уже с титаническим мечом в не менее солидных ножнах. Излишне широкий, слишком тяжёлый, с отвратительным балансом — Дио всё равно полюбила его. Меч палача своим несуразным несовершенством чем-то напоминал ей себя.

Глаза Микеля широко распахнулись, и он даже успел в предостережении поднять руку, но — слишком поздно: Дио успела освободить меч, отбросив ножны в стороны. Независимый секудант-арбитр, с ранее подписанной бумагой при себе, выразительно прочистил горло, напомнив о своём присутствии. Поединок можно остановить, но лишь до того момента, как один из соперников обнажит оружие. Молодой мужчина не рассчитывал, что ему предстоит драться с девчонкой. Сама мысль казалась невероятной и сумасшедшей, но — он слишком плохо знал Анначиару. Законы не запрещали кидать вызов представителю противоположного пола, и "слабой" половине обычно даже не приходилось особенно искать представителя-защитника (а то и агрессора). Многие профессиональные фехтовальщики Союза так зарабатывали себе на жизнь, а молодые и горячие — повод прославиться, а то и заручиться расположением дамы.

Ди Ардженто не привыкла прятаться за мужскими спинами. Разве что авторитета отца, но он работал сам, хотела она того или нет.

Девушка заняла классическую позицию — «Глупец». Меч смотрит вниз, на колени противника. Руки и тело расслаблено, но ноги в тонусе, будто пружины. Микель, нужно отдать ему должное, не стал разыгрывать театральную сцену, а решительно наставил рапиру, понимая, что поединок не избежать. Оба заняли нейтральные стойки, выжидая действие противника. Дио легче достать противника за счёт длины оружия, зато Микель со своей «зубочисткой» выигрывал в скорости и манёвре. Он прекрасно понимал, что ни за что не выиграет поединок силы, и скрещивать клинки — глупо и беспечно.

И они пошли кругами, чуть прощупывая и провоцируя друг друга, обозначая атаки начальным движением, либо делая подскок на шаг-другой. Анначиара не рассчитывала на возможность укола: раздвоенный кончик меча, напоминающий голову рыбы-молота, просто не был для этого предназначен. Но два крючка годились, чтобы подцепить противника на обратном движении. Дио бросилась в атаку, метя в ноги, Микель дёрнулся, прыгнул и нанёс укол глубоким, но потому слишком затяжным движением. Девушка крутанулась, почти танцуя на широких каблуках, перехватила клинок второй рукой, пропуская выпад рапиры мимо. Ещё шаг — уже совсем близко к оппоненту! — и косым движением потянула клинок на себя, сверху-вниз. Крюк впился за ключицей, и вскоре голова Микеля встретилась с её коленом. Ди Ардженто «отпустила» Микеля, давая ему сделать шаг, потерять устойчивость и рефлекторно ухватиться свободной рукой за разбитый нос.

Всё!

Пируэт, меч-палач набирает инерцию, и свистящей либелой проходит через всю толщину шеи молодого офицера. Зрители ахнули, а какая-то впечатлительная молодка, кажется, даже потеряла сознание. Несколько капель из фонтанирующей шеи Микеля добрались до Анны, рисуя кровавые слёзы.
— Мсье, — она подняла отрубленную голову и продемонстрировала её арбитру, следуя традиции. Но тот лишь поморщился, помахав рукой:
— Доказательство принято. Это ни к чему, — пожав плечами, она разжала кулак, и голова покатилась по брусчатке. Вернув меч ножнам, она закинула оружие на плечо и побрела прочь. Кто-то смотрел на неё с восхищением, но чаще со страхом. Повод уже ни для кого не имел значения.

За покушение на невинность — только смерть.

***

Следующая представительница второго ряда была столь же необычной, сколь экстравагантной и даже немного странной. Она шла будничным шагом, но в то же время словно чеканила шаг, в такт позвякивающим декоративным шпорам — такие были в пору для прогулочных поездок.
Роскошные, невероятно длинные волосы ниспадали локонами тут и там, в то время как виски были лихо выбриты на мужской манер. Стиль одежды выдавал в ней местную, при этом подчеркивающие ноги лосины соседствовали с красным морским мундиром, из под обшлагов которых выглядывали длинные кружевные рукава изящной шелковой сорочки. Белоснежной, как и её кожа; белой, точно фарфор. Лицо её было странно женственным и мужественным одновременно.
Единственным изъяном был разве что нос — пожалуй, чуть крупнее, чем следовало; однако это дело вкуса.

Приветствием послужил замысловатый реверанс, исполнение которого у неподготовленного человека, пожалуй, вызвало бы защемление спины. Волосы упали и взмыли вверх волной. Они чуть ли не отхлестали Чеддарда по лицу.
— Анначиара Дио ди Ардженто! — представилась девушка. Голос её был зычным, идеально подходящим для того, чтобы командовать батальонами и полками. В нём не нашлось места девичьему звона, но и хриплой вульгарности тоже.
— Как и сир Шарборро, я единственная наследница своего рода, однако по воле богов я родилась без члена, — некоторых из девушек эти слова заставили броситься в краску.
— Отсутствие этой мелочи помешало мне поступить в морскую академию Союза. Но в дело вмешалась магия, и вот я здесь. С вами. Нам предстоит долгий путь, и я рассчитываю, что мы пройдём его достойно, — сказала, как отрезало. Густав поймал себя на мысли, что подобный строй речи он слышал на плацу, в училище.
— И да. Достаточно будет просто «Дио» или «Анна».

Квинт обернулся и подмигнул Касте, намекая, что у той появилась ещё одна конкурентка на поприще женской воинственности. Но она даже не заметила его, со странным интересом и некоей завистью посматривая на ди Ардженто.

— Ты просто должна знать, что Партия, не говоря уже о Комсомоле, смотрит на тебя. Мы все по-настоящему рассчитываем на тебя. Но понимаем и принимаем то, что конечный выбор за тобой, — рассказывал Амилькар в тусклом свете лампы, едва разгоняющем глубокие тени в углах коморки. Где-то в стороне готовился засвистеть чайник. Фернанда, положив руки на колени, чувствовала себя так, будто её отчитывают, хотя всё было совсем наоборот. Маленькое помещение импровизированной чайной всегда казалось таким уютным, а стулья — удобными, ведь были сделаны своими для своих же. Сейчас же ей казалось, что она в допросной комнате у жандармов. Не так представляла она себе напутствия соратников накануне первого учебного дня в Университете. Совсем не так.
— Ну, ну, будет тебе, — ободрила её Марго, подойдя сзади и приобняв за плечо. — У Ферночки нет проблем со слухом, и всё это она слышала уже кучу раз, Амилькар. Лучше вот налей нам всем чаю, — и закивала головой на плитку, поторапливая старого бойца партии. Фернанда же положила ладонь на руку Маргариты, как бы говоря спасибо за опеку.

Марго и в самом деле опекала её, хотя их почти семейные отношения не нашли официального оформления. Уже немолодая женщина, прилично разменявшая четвёртый десяток, мадам Грассини имела мало общего с рабочим классом. Прежде всего искусствовед, затем журналист, а потом и политик, она была из числа сочувствующей интеллигенции, причём стала таковой задолго до того, как это стало модно. Будучи лишённой возможности иметь детей, она взяла шефство и менторство над Фернандой, разглядев в ней потенциал. Справедливо сказать, что у Фернанды и без того большая названная семья, но Марго, безусловно, была ближе всех.

Справедливо будет сказать и то, что Фернанда по своему происхождению не такая уж и простушка. Кровный отец, Гектор Бернат, трудился конструктором-оружейником в инженерном бюро, некогда основанном Армандом Уайетом при собственной фабрике, положившей начало всей оружейной империи. Рано овдовев и отринув мысль жениться повторно, он пытался окружить дочь заботой: заработной платы и отчисляемых премий хватало и на нянек, и на гувернанток, и на приличное начальное образование. Дома он появлялся редко и поздно, обычно затемно, что Фернанду не устраивало, и она частенько бегала к нему на работу после занятий. Так она познакомилась и с членами конструкторского бюро, и с простыми работягами, и с самим Уайетом-старшим тоже. Любознательная девочка, быстро ставшая узнаваемой, столь же быстро узнала, как устроен фабричный муравейник. Наблюдала за тем, как из эскизов, набросков и чертежей рождается оружие, как из-под станков выходят ложа и стволы, и как в литейной кипит раскалённый метал.

Благоденствие не продолжилось долго: Гектор умер прямо на работе. От сердечного удара, вызванного стрессом, утомлением и не самым здоровым образом жизни, этими причинами и вызванным — так говорили. Идти ей было некуда, если не считать самых ужасных вариантов. С другой же стороны, на тот момент она уже была достаточно взрослой — целых двенадцать лет — чтобы быть допущенной до фабричного производства. С некоторой протекцией Арманда её приставили ученицей к одному из мастеров сборочной линии, и так начались её рабочие будни. Ей выпало немало сложностей, хотя бы тех, что были связаны с наследственными делами, но фабричный мир оказался не без добрых людей. Немалую роль сыграла и Партия. С тех пор как она попала в орбиту её влияния, Партия, пусть и не без некоторого корыстного умысла, нашла в ней символ. Девчонка с трагичной судьбой, из числа пролетариата и «простых людей», но в то же время достаточно образованная и симпатичная. Качества алхимические соединились воедино, и довольно скоро её изображение замелькало на агитационных плакатах.

Её популярность взлетела до небес, когда в ней обнаружились магические способности, а главное — при каких обстоятельствах. Её пригласили на тестирование в Коллегию, когда люди прочитали в выпуске ежедневного «Вестника» историю о том, как шестнадцатилетка чудесным образом остановила падение четырёхдюймовой морской пушки, грозившей раздавить работников цеха. Иллюстратор не стал скупиться, изобразив тринадцатидюймовку и придав девушке крайне героическую позу и выражение лица, что истине, конечно, не соответствовала. Но кому она нужна?

До поступления оставался год, и этот год выдался крайне тяжёлым и противоречивым. Теперь Фернанда если и занималась сборкой, то скорее в показательных и пропагандистских целях, всё чаще оказываясь на разнообразных встречах, митингах и конференциях. Её образ стал выше её самой: теперь на плакатах её неизбежно сопровождало красное знамя в одной руке, и магический огонь неизбежной революции и торжества пролетариата — в другой.

***

Знакомство учеников продолжалось, и, как было заметно, весь правый ряд занимали девушки. В той, что вышла вслед за ди Ардженто, было нечто такое, что можно назвать «нормальностью».
Без какой-​то особой перчинки, как в случае с Фрейей, или чего-​то, что заставляло удивиться и выпучить глаза, или и вовсе обомлеть.

Несомненно приятное лицо, с легким налётом загара, как и у всех обитателей Талона, средний рост, и волнующие парней формы вкупе с хорошо сложенным телом.
Пожалуй, она выглядела так, будто просто зашла на огонёк, ведь в её внешнем виде ничего не выдавало волшебника. Сюда же можно было отнести и её манеру одеваться — типичный стиль рабочего класса, ряды коих в последнее время стремительно пополнялись. По крайней мере, в Талоне.

Девушка оставила дутую кепи на парте, и вышла вперёд, чуть поправив коротковатые, ухоженные волосы, которые выглядели ровно так, как и выглядят волосы девушки, следящей за гигиеной и не отказывающей женственности, но без изыска, как у Дио, дикого шика, как у Неласир, сложно сплетённых косичек Фрейи или прагматичной простоты Касты.
— Добрый день! Меня зовут Фернанда. Фернанда Бернáт, — она сплела руки за спиной, скрывая волнение, но смотрела открытым, ясным лицом без утайки.
— Честно говоря, я даже не знаю, что о себе рассказать... Ещё недавно я была помощником мастера на одной из фабрик мистера Уайета, и не могла представить, что окажусь здесь. Я и до сих пор не до конца в это верю, — она издала небольшой смешок, и всё же не удержалась от того, чтобы изучить пол.
— Я родилась тут, и отлично знаю город...его улицы за пределом центра не так уж и страшны, как их описал мистер Уайет. Их нужно просто понять. Как и настоящие причины так называемой «смуты», — неявный укол в сторону Куратора читался легко.
— Друзей там у меня достаточно, и это отличные люди. В общем, если что, я могу устроить экскурсию, если вдруг кто захочет, — она неопределенно-​предлагающе развела руками, и зашагала обратно.

Вся жизнь Саши — одна сплошная череда неудач, за исключением, разве что, последних нескольких дней. Зачастую её аура злосчастья, словно чума, перекидывалась на окружающих, и обыкновенно била сильнее, чем саму Пэттс. С другой стороны, оглядываясь на прожитые дни, ей парадоксальным образом везло, словно проклятие, где-то отнимая, вскоре возвращалось вознаграждением за причиненный ущерб.

Её начальный жизненный капитал мало чем отличался от любого другого человека, которого угораздило родиться в семье простолюдинов на территории Осколков. Плеяда разрозненных земель, образовавшихся после падения Священной Империи, не обещает своим жителям счастливых перспектив. Ты, скорее всего, будешь жителем одной из деревень, находящихся во владениях независимого феодала. Им может быть как барон, довольствующийся податями со всего одной-единственной деревеньки, так и король, у которого таких деревенек может быть несколько. Иногда у королей могут быть вассалы — те же графья или бароны, поставленные кормиться с земли в обмен на службу. Случается в Осколках и так, что вчерашние вассалы вдруг становятся цареубийцами — но лишь за тем, чтобы вскорости стать закуской для иных хищных рыб, более крупных и лучше организованных. Есть тут и вольные города, вполне состоятельные и сильные, вроде того же Готтсбурга, который воспрял в новом свете и качестве на месте разрушенного имперского стольного града, или же большие королевства, вроде Кальфлеона, в которых существует хоть какое-то подобие общественного порядка и надежда прожить относительно тихую, спокойную жизнь.

Саше, естественно, с этим не повезло, и родилась она в глухом селе. Её мать, через год разродившись братиком, вскоре захворала и умерла. Через пару лет сожгли и всё село, перерезав добрую часть его жителей, в том числе и семью Пэттс — но Сашу спас старший брат, успевший бежать вместе с ней. Добравшись до соседней деревни, где у них жила отдалённая родня, он кое-как пристроил Сашу, но вскоре пропал и сам, будучи рекрутированным в ополчение. Так девочка осталась совсем одна, наедине с роднёй, что была мало рада лишнему рту.
Её, разумеется, сразу же приставили к сохе и другим крестьянским делам. Но чем бы она ни занималась и что ни делала, всё это получалось из рук вон плохо. И дело вовсе не в той самой «прямо рук», а в обстоятельствах. Набрать воды из колодца? Верёвка обязательно оборвётся. Подоить козу? Убежит или начнёт бодаться. Соха сломается, корыто с кормом предательски вылетит из рук, потому что из-за угла резко выйдет сосед или очередной родственник.

Объяснять что-либо тут бесполезно, поэтому довольно скоро Саша заработала репутацию совершенно безнадёжной простушки, если не душевнобольной.

Как-то раз, скрываясь от крепких рук тётушки и дядьки во избежание порки, Пэттс наблюдала за жабами у небольшого заболоченного озерца. Тело Саши начало зреть, а вместе с ним и прыщи на лице. Это обстоятельство, кажущееся мелочью на фоне и без того паршивой жизни, не слишком тревожило девочку, но она не могла не обращать внимание на своих ровесниц и ровесников, чьи лица жизнь щадила. Поэтому она находила странное успокоение в обществе жаб, чьи пупырышки и бородавки, пусть и зелёно-бурые, как бы прощали ей россыпь пунцово-красных прыщей. Тут ей подсказали, сами того не зная, другие дети, жабой её и называвшие.
Жабы мирно квакали, лениво передвигаясь по берегу и заныривая обратно, а ленивый ресентимент к людям в Саше только рос, вскоре став не таким уж и ленивым.

Девочка встала на корточки, упершись руками на влажный песок заводи.
— Ква-ква, — из такой позы она сделала несколько коротких прыжков вперёд, пересекая невидимую черту, после преодоления которой земноводные обычно скрывались. Но на этот раз жабы не бросились врассыпную.
— Ква?.. — спросила Саша, а жабы и лягушки ответили ей дружным хором. Они запрыгали вокруг, потянулись из глубин своих нор, и вскоре вокруг Пэттс собрались все рептилии водоёма. Они ползали у её ног, запрыгивали на неё, лазая тут и там, воспринимая её как свою. Даже не так — как свою королеву. Почтение выразила и самая большая жаба, которую Саша считала хозяйкой озера. Пэттс, чего и говорить, удивилась, мягко говоря — руки задрожали, и всю переполняла смесь восторга и страха. Она встала, решив что таким образом рептилии оставят её, но те даже и не думали. Она сделал шаг назад, а они — за ней. Ещё шаг — они и снова. Когда же Саша зашагала прочь, жабы бросились за ней следом, стараясь не отставать. Развернувшись на пятках, она объяснила им, что жабам полагается жить у воды, и что ходить за ней не надо. Десятки пар глаз внимательно смотрели на неё, замерев, а потом, словно переварив её слова, послушно запрыгали обратно.

Пэттс ещё не раз ходила к заводи, практикуясь в своём странном умении. Со временем она добилась такого мастерства, что жабы в точности выполняли её команды, даже выстраиваясь в сложные живые конструкции, подобно циркачам. Пели ей свои песни, показывали водные представления...
Её регулярные походы не остались незамеченными: будучи привычной жертвой травли, она привлекала к себе повышенное внимание, и довольно скоро дети её выследили, застукав «повелительницу болота» за своими царственными делами.
Шума поднялось тогда много; вопили, что она всамделишная ведьма и жабий оборотень. Здесь её репутация сработала в обратную сторону, и взрослые посчитали времяпрепровождение у заводи очередной придурью Пэттс.
Все, кроме одной женщины, что жила на отшибе деревни. В каждой более-менее крупной деревни была такая знахарка и ведунья, чей статус опасно граничил со статусом ведьмы. Граничил, потому что селяне были вынуждены мириться с её пользой, будь то хворь у человека или скотины, или иная потребность — обычно лежащая в плоскости тёмных суеверий, вроде приворота или отведения порчи.

Клотильда сама пришла к ней, перехватив по пути к болоту. Ворожея объяснила ей, что верит недавнему слуху, но не держит на неё зла. Подействовало и то, что Клотильда была чуть ли не единственным человеком, кто никогда не ёрничал и не трогал её, что по меркам Саши было более чем существенным. И она продемонстрировала женщине свои умения, вызвав тихое, ничем себя не выдавшее изменение. Всё остальное сложилось само собой, и тётка была совсем не против сдать бесполезную Пэттс на попечение Клотильды. Так Саша стала ученицей ведьмы.

Ведунья многому обучила Пэттс, и в первую очередь самоконтролю и дисциплине, благодаря чему странная аура неудач как-то поутихла. Понемногу Клотильда обучала Сашу мистическому ремеслу, начав с познания в травах, как они выглядят и какими свойствами обладают. Дальше — больше. Со временем она научилась не только делать целебные пасты и отвары, избавляющие селян от хворей, но и тому, как и какие наговоры следует произносить, чтобы снадобья приобрели необыкновенную силу. У Пэттс это получалось необыкновенно хорошо, да так, что её поделки могли поставить на ноги даже тех, кто одной ногой был уже на том свете. Клотильда понимала, что потенциал Саши на несколько голов выше её собственного даже в таком не огранённом состоянии. Не из зависти, а для сбережения ведунья молчала, благодаря кому её лекарства и примочки обладали такой силой.

Народная молва течёт быстро и споро. Слухи о целительных силах пошли дальше по землям, привлекая жителей других мест. Но у славы есть и оборотная сторона, ведь она привлекает и тех, для кого ты предпочтёшь остаться неведомым. Иногда, сияя слишком сильно и высоко, твой лучик превращается в громоотвод. Точный пересказ завязавшихся событий и обстоятельств вряд ли заслуживает внимания: достаточно сказать, что хватило двух умерших отпрысков, одного обиженного графа, и его коварных придворных, умело скрывших собственную вину и нашедших подходящего козла отпущения. Козу, если быть точным.

Совсем не сложно было сказать, что Клотильда на самом деле — злопакостная ведьма, и что именно её снадобья привели к смерти знатных детей. А если ведьма, то и разговор короткий — на костёр её.
Когда ведунья горела на столбе, упомянутый ресентимент Саши обернулся справедливой яростью и закономерной ненавистью. Ученица была одной из толпы, наблюдавшей за свершением правосудия. Рожи, полные бахвальства, упоения властью. Гогочущие рты или просто кричавшие что-то оскорбительное. Саша вдруг почему-то вспомнила, как дети надували её жабок, заставляя их тельца раздуваться и лопаться. Всё это пережитое и наблюдаемое дерьмо вдруг забродило в гремучую смесь — и теперь лопаться стали уже люди вокруг. Когда кровавая взвесь осела, на площади остались лишь двое — Саша и один старый маг, за вольнодумство и прошлые проступки сосланный Коллегией сосланный в местное представительство. Не без труда, он сумел отбиться от внезапной и яростной атаки Пэттс. Когда чародей понял, что случилось и кто всему виной, ему стало наплевать на погибших; вместо этого он увлёк Пэттс, находящуюся на грани потери сознания за собой, в здание Коллегии. Лихорадочно обдумывая размер премиальных за находку человека с таким магическим потенциалом — а за выявление отличных кандидатов на обучение полагались существенные выплаты — маг провёл финальные тесты и уже строчил письмо в Талон, делая ошибки и объясняя, что он нашёл если не кетер, то даат точно*.

Городок, конечно, пришлось оставить. К счастью, если обстоятельства можно так назвать, все свидетели были мертвы (в письма маг указал, что «спонтанный выброс Энергии привёл к потери телесной целостности живых существ в радиусе не менее ста метров»), поэтому о произошедшем никто не знал, а память Саши о том событии несколько повредилась, так что она толком и не знала, что именно совершила. Ей было достаточно того, что плохие люди получили по заслугам и даже чуть больше.

Всё это уже не имело значения. Со смертью Клот вся деревенская история потеряла смысл, а рассказы мага обещали хорошие перспективы, поэтому она с радостью согласилась отправиться за тридевять земель туда, в Университет.
Тогда Сашей руководили благородные, хоть и наивные мотивы — обучиться, стать сильной, бороться за справедливость, не дать слабого в обиду и, разумеется, подружиться с добрыми людьми.

***

После великолепного представления Анначиары и уверенного выступления Фернанды настал черёд какой-​то скромной девушки. Она была под огромным впечатлением от некоторых одноклассников, и, пожалуй, не могла поверить, что находится с ними в одном классе.
Но всё же она нашла в себе смелость выйти вперёд. Завидев девушку столь близко, Чеддард издал странный звук; нечто вроде сдавленного хрюканья, которое оборвалось на первых двух нотах. Вид у него был такой, будто воочию увидел невозможную шутку. Однако студентку это ничуть не смутило:
— Меня зовут Саша. Я приехала из деревни Верхние Тупички, может слышали про такую. Ну вот, — она как-​​то нервно сдавливала складки своей юбки, что видала виды. Откровенно говоря, в её одежде было больше заплаток и стежков, чем исходного материала. Так что, в некотором смысле, её старое платье превратилось в нечто новое. И с лицом у девушки, конечно, приключилась беда. От неизбежного волнения оно стало ярко-​красным, в пунцовый горошек.
— Я очень рада учиться здесь, и думаю что и вы тоже! — слова странно выбивались из гортани, как из сломанного инструмента. Почти клокотала, и выглядело всё так, будто она вот-​вот разревётся из-за избытка чувств.
— Ещё я надеюсь найти здесь хороших друзей...эээ...да. Всем удачи! — она изобразила неловкое подобие книксена, от вида которого у будущего графа Хансбергера чуть ли не случился сердечный приступ. Анначиара звонко рассмеялась и даже захлопала — и совершенно без тени сарказма. Саша это, конечно, заметила и покраснела так, что стала окончательно похожей на помидорку в собственном соку. Девушка быстро убежала на своё место, ощущая себя полной дурой, тщетно пытаясь скрыться из виду между Фернандой и малышкой, что сидела позади.

Поверхностно знакомый с историей жизни Китнисс наверняка решит, что ей несказанно повезло. И в самом деле, история о том, как бедная, безродная девушка вдруг, без всяких усилий, станет жить в роскошном поместье, окруженная богатством и достатком, больше напоминает сюжет сказки. Пожалуй, всё даже лучше, чем в сказке, потому что не было ни дурацкой рыбки, которая почему-то может выполнить только три желания, ни джинна (опять три!), имеющего гадкое свойство понимать желания буквально. Ни щуки, ни конька-горбунка, ничего такого. Не пришлось Блант идти за тридевять земель, побеждать дракона и вообще заниматься всякой чушью. Удачно вышла замуж? Умер богатый родственник, доселе неизвестный? Нашла пещеру сокровищ? Какой-то богач вдруг решил переписать на неё всё своё имущество? Нет, нет, нет и снова нет.

Впрочем, один человек всё-таки повлиял на её судьбу.

Китнисс действительно родилась в самой обычной семье — на западе Осколков, на самом побережье, где когда-то высадились ремминцы, вынужденные покинуть своё далёкое островное королевство в ходе природного катаклизма, вызванного пробуждением вулканов и разломами земной толщи. Ремминцы отчаянно дрались за жизнь, отвоёвывая земли у местных, которые оказались совсем не рады беженцам. Впрочем, беженцы оказались достаточно дальновидным народом, и в первую очередь трюмы кораблей заполнялись оружием и амуницией, а не бесполезными тряпками и сервизами дорогих тётушек.
Их уклад жизни и общественные традиции во многом сказались на образе будущей Священной Империи: эти люди, одновременно ставь частью неделимого имперского общества, в то же время сохранили свою идентичность. Повлияла их кровь и на мировую историю, ведь сам император Манахор на половину был ремминцем — по материнской линии.

Ремминское гауграфство пережило падение и развал Империи относительно благополучно. Раздробленность наступила и здесь, но связанные старыми политическими и экономическими узами благородные сумели образовать подобие конфедерации, выступая почти что единым целым: подобный трюк удалось провернуть только ещё на востоке, на противоположном конце бывшей Империи, где остмонское гауграфство, растеряв лишь малую толику земель, переродилось в виде королевства Кальфеон.

Леди Генриетта, потомок старинного ремминского рода, ведущего свою родословную ещё со времён до Исхода, держала свои земли и крепостной люд на них в крепком, совсем не женском кулаке. Самодурство — не её черта, но в строгости и порядке ей было не занимать, так что крестьяне лишь с радостной грустью вздыхали, вспоминая времена, когда её муж был ещё жив. Овдовев, леди Генриетта оказалась наедине с новыми проблемами, вдруг возникшими территориальными претензиями, шатким финансовым положением и тремя сыновьями-недорослями в придачу, на чьих способностях и талантах, судя по всему, природа решила вздремнуть. В общем, сложные времена потребовали сложных решений, и Генриетте пришлось вспомнить времена глубокой древности, когда женщинам приходилось драться наравне с мужчинами.

Чёрствое, как солдатский сухарь, сердце графини размякло, когда во время объезда земель, ставшего традиционным, она заприметила необыкновенную девочку. На фоне, чего греха таить, чумазого крестьянства, она выглядела как сказочное создание. Изысканно-белые, с перламутровым отливом, волосы, вьющиеся неряшливо-милыми локонами. Молочно-белая кожа, которую почему-то не тронуло солнце. Дрянное платье некрашеного льна смотрелось как эксцентричный наряд, неведомо как вдруг появившийся на ладном тельце. Лицо... личико... тут и слова неуместны. Даже и грязи под ногтями, как вскоре выяснилось, оказалось меньше ожидаемого. Увидев Китнисс, Генриетту охватило ранее незнакомое, острое чувство собственничества. В ней появилось почти больное желание заполучить эту девчонку — примерно такое, что охватывает капризную девочку, желающую чтобы ей купили вот именно эту куклу.

Покупать Генриетте ничего не пришлось: все люди здесь — её собственность. Кровные родители Китнисс, на которых она, тем не менее, совсем мало была похожа, лишь вздохнули: дома её привечали и любили, но такой поворот событий выглядел лучшей долей из возможных. Здесь, среди ферм и пропахших селёдкой артелей, она выглядела не на своём месте.

Китнисс, будучи на момент описываемых событий ещё совсем маленькой четырёхлеткой, едва ли понимала, что случилось: вот на выполняет работу по хозяйству, посильную мелочи вроде неё, развлекая себя чумазыми играми с жуками и червяками, а вот она уже сидит на коленях у неизвестной дамы в роскошном платье, и карета с тройкой её несёт неизвестно куда. Что тут можно поделать? Конечно, только разреветься в три ручья. А то и в четыре.

Леди Генриетта безапелляционно решила, что это — её ребенок, посланный богом, а может и богами. Она видела многие знаки и странные обстоятельства, окружавшие их встречу. Взять хотя бы то обстоятельство, что Китнисс походила на своих родителей... скажем так, сама леди Генриетта, будучи черноволосой и зеленоглазой, со светло-оливковой кожей, как и все ремминцы, была больше похожа на них, чем голубоглазая блондинка с царственно-белой кожей. Не были замечены в этих краях и обольстительные проходимцы с соответствующей внешностью, которые могли бы обронить семечко, из которого мог произрасти такой цветок.
Этому цветку леди Генриетта посвящала всё своё внимание и любовь. Даже в отношении родных сыновей она скорее казалась жесткой мачехой, строгим ментором-цербером, но всё это слетало пепельной шелухой, когда поблизости оказывалась Китнисс. Меж тем, Генриетта не ошиблась в отношении сыновей: лишенные отца, им нужна была хоть такая модель, которая в конечном счёте помогла им вырасти и стать настоящими мужчинами, а не маменькиными сынками, щенками, неспособными оторваться от мягкой сиськи.

Китнисс, меж тем, несмотря на всю заботу, тоже не стала капризной балбеской. Она отдавала себе отчёт, что живёт в чужом доме, с чужими людьми, и её благостное положение весьма относительно, ведь она, если убрать всю мишуру — чья-то собственность. Живая кукла. Дети, даже взрослые, имеют свойство вырастать, и судьба нередко ведёт кукол к горькой участи: сломанные, сломленные, изувеченные и безобразные, они обречены томиться до конца времён под гнётом зловонных отходов, забытые и брошенные, уже никому не нужные. Китнисс понимала, что обязательно случиться что-то одно из двух: либо «вырастет» хозяин куклы, либо она — уже буквально. Пройдёт время, и она изменится. Исчезнет детская припухлость щёк, перейдя в припухлости в иных местах. Изменится голос, вырастут пока что маленькие ладони и ступни. Её станут интересовать совсем недетские вещи. Больше не будут водить за ручку и носить на руках. Пожалуй, леди Генриетте действительно хотелось иметь дочь — Китнисс ею и стала. Только вот женщине нужен ребёнок, который никогда бы не вырос.
Разумеется, Блант была ещё слишком мала, чтобы настолько чётко и буквально проговорить это в своей голове. Но чутьём — понимала.

Шло время. Четыре года сменились праздником в честь семи лет жизни. Первый юбилей — десять лет жизни — случился ещё быстрее. Китнисс оказалась смышлёной девочкой: да, Генриетта обеспечила ей лучших учителей, каких только могла себе позволить. Её братьям на тот момент было уже тринадцать, четырнадцать и пятнадцать лет соответственно.
Ещё через два года с ней впервые случилось то, что случается у каждой девушки и потом повторяется каждый месяц. Появились волоски там, где прежде отсутствовали. Она менялась, а её подозрения, прежде едва осмысливаемые, начали обретать более чёткую форму. Возможно, она могла бы что-то придумать, поступать хитро, но она не могла. Китнисс жила почти в изоляции, мир за пределами поместья казался страшным и таинственным, хотя и вместе с тем и любопытным. Но покинуть свою золотую клетку девушка была не в силах. Познания о жизни и её перипетиях ограничивались прочтёнными книгами, но с реальным миром их мало что связывало.

Менялось и отношение Генриетты. Она стала строже к ней, но не так, как это делают разумные родители в отношении своих повзрослевших детей. Постепенно, понемногу, положение Китнисс в семье дрейфовало куда-то в область особо приближенной служанки, фрейлины. Кажется, леди Генриетта начала догадываться, что загнала себя в ловушку отношений.
Сюжет жизни Китнисс начал принимать понятные черты, когда исполнилось пятнадцать. Её детская «ангельская» красота, в отношении которой просто не могло быть какого-то физического подтекста, приобрела вполне явный женственный контекст. Старшие братья стали смотреть на неё совсем иначе. Взгляды стали более долгими, затяжными, маслянистыми. Китнисс знала, что они уже стали мужчинами: недостатка в дворовых девках парни не испытывали. Но Блант, которой эти самые девки и в подмётки не годились, стала для них недостижимой, но желанной добычей. Они не могли заполучить её, но это не помешало им устраивать драки за ценный приз. Девушку это забавляло, даже немного нравилось, но чувство сменялось страхом — ведь в конце-концов кто-нибудь обязательно победит.

Так и случилось: Григор, средний брат, к своим девятнадцати годам стал огромным и тяжёлым, как каменный мост. Он не раз, как бы невзначай, демонстрировал Китнисс мощный торс и руки, работая с тяжестями или оружием. Похоже, он думал, что эти «ловушки» сами приведут Блант в его заводь, но девушка с лёгким флёром нахальства проходила мимо. Тогда-то он сменил стезю рыбака с сетью на роль охотника. Угодьями же стали длинные коридоры поместья с многочисленными закоулками и тихими комнатами. Григор просто подловил её на повороте, сграбастал, заткнул рот ладонью и затащил в ближайшее помещение.
— Хватит бегать, — брат тяжело и горячо дышал, слегка подрагивая. Подхватив её руками, он посадил Китнисс на широкую столешницу комода. Ладонь легла на ногу и пошла к бедру, скользя по шелковистым чулкам, задирая слои сложной юбки. Блант никак не могла дать отпор: кулаки Григора размером чуть ли не с её голову.
— С-сука, — подвязки и завязки требовали ловких пальцев, но сейчас лопаты Григора никак не могли с ними справится, поэтому он начал просто рвать ткань. Крик девушки утонул в его ладони, когда он начал стаскивать с неё трусики.


У живой куклы были и свои куклы тоже. Она стала слишком взрослой, чтобы играть с ними. Но Китнисс не могла оставить, выбросить их — для неё это то же самое, что и выбросить саму себя. Она уделяла много времени, заботясь о том, чтобы куклы всегда были чистыми, опрятными и ухоженными. Совсем беззащитные, эти керамические, деревянные или тканевые тельца могли понадеяться только на неё. Самые старшие (не старые!) из них со временем ветшали, но во владениях леди Генриетты были умельцы, способные починить их. Китнисс и сама мал-помалу обучилась кукольному ремеслу, сама проводила ремонт и шила им платья. Она делала всё, сторонясь лишь таинства создания, казавшееся запретной территорией.
Девушка смотрела на их безучастные лица, и видела в отражении себя. Она смотрела им в глаза, но взгляд кукол оставался безразличным. Открытые глаза оставались закрытыми.

Но в какой-то момент всё изменилось. Когда её тело начало преображаться, в ней будто зажегся огонёк, и с каждой неделей он разгорался всё сильнее, пока не превратился в настоящее пламя. Её воля и желание, сокрушая законы привычного, коснулись кукол — и они ожили. Сначала Китнисс испугалась, подумав, что их захватили злые духи, но вскоре поняла, что духи здесь не причём. Она создала их сама, сама создала жизнь. Поначалу фигурки двигались нелепо и неловко, ограниченные материалом и конструкцией, и тогда Китнисс наделила их пластичностью, дав им то, что не предусмотрели создатели. Девушка могла общаться с ними, но их слова — и её слова к ним — слышали только они. Так у них появился общий секрет, и для всех остальных они прикидывались неживыми. У каждой куклы был свой характер и нрав, и, например, тот же Шут иногда проказничал по ночам, терроризируя служанок странными и страшными звуками, отчего бедняжки начали думать, что в доме завелись призраки. Блант объясняла, что так делать нехорошо, и даже мягко наказала его, отобрав шутовской колпак на пару дней, но за глаза, конечно, посмеивалась. Она твёрдо решила, что если ей когда-нибудь и придётся покинуть поместье, то кукол она обязательно заберёт с собой.


Острая спица вонзилась с пульсирующую жилу на шее Григора. Маленькие лезвия и осколки десятками ударов били тут и там, разрезая сухожилия, били в кровотоки подмышкой, в бедра и шею. Кто-то и вовсе вгрызался в запястья, повиснув на них, как плотоядные рыбы. Григор заревел, как бык, завертел глазами, ослабив хватку — Блант нашла в себе толику отчаянной решимости, чтобы добавить немного мести от себя, ударив острым мысом туфельки промеж ног. Тактика «тысячи порезов» оказалась достаточно эффективной, чтобы завалить такого кабана. Истекая кровью, он в бешенном припадке сомкнул руки на тонкой шеи девушки, пытаясь сломать кости. Китнисс в ответ дотронулась до его головы, думая лишь о том, чтобы выжить: яркий всполох молнии под рукой преодолел толщу черепа, и тело насильника обмякло окончательно.

Так тайное стало явным. Было много чего. Григор выжил, но о стезе воина пришлось позабыть, как и о возможности ходить, став калекой. Он, безусловно, был виновен, но и простить искалечение сына леди Генриетта не могла, не говоря уже о скрываемой тайне, ещё и магической. На разбор обстоятельств пригласили чародеев из Коллегии, и те лишь присвистнули, оценив «игрушечную армию». Леди Генриетта настаивала на том, чтобы сжечь дьявольских кукол, но, кажется, маги были слишком заинтригованы, чтобы допустить это, так что куклам сохранили жизнь, сославшись на необходимость проведения исследований.
Они также в ультимативной форме заявили Генриетте, что Китнисс необходимо отправить в Университет, поскольку дар подобного уровня, оставшись без внимания и должного освоения, грозит большой опасностью. Они благоразумно не стали озвучивать, что людей с подобным магическим потенциалом на всём белом свете — считанные единицы.

Леди Генриетта быстро поняла, что это значит: в её руках, в её собственности вдруг появилось оружие огромной мощности, которому требуется немного времени для подготовки и закалки. Она сменила гнев на мнимую милость, даже выделив Китнисс неплохую сумму на карманные расходы. Девушка, в свою очередь, получила отсрочку, но её крепостное положение никуда не делось.

***

Последняя девочка держалась за парту, как за спасательный круг, до бела в костяшках. Она медлила, и, казалось, что никогда не сможет подняться. Однако доброжелательно-​отеческое лицо мистера Уайета сделало своё дело: невысокая девушка всё же встала из-за парты, и её стало видно чуть лучше. Пожалуй, она выглядела слишком уж молодо для поступления в Университет, и она фоне остальных девушек, не говоря уже о парнях, выглядела просто ребёнком. Так, словно её кто-​​то достал из кукольного домика и привел сюда. Она пошаркала ногой, смотря куда-​​то на пол. Уайет-​старший вновь её приободрил.
— Китнисс Блант...Так меня зовут. И-и я-я...м-м-м... — она начала издавать неопределённые звуки, из которых всё никак не могли сложиться слова. Ультимус вдруг почувствовал, как наэлектризовываются волосы, и волна растущей дикой магии начала захлёстывать всё помещение класса. Вот уж дела, большой «кетер» в таком маленьком теле...вряд ли Квинт рассчитывал столкнуться с чем-​то подобным в свой первый же учебный день. Чеддард в сердцах выругался, когда его ударило током, а Густав почувствовал себя крайне неуютно во вдруг ставшим колючим френче. Мистер Уайет понял, что Китнисс окончательно потерялась. К счастью для девочки, он благоразумно предложил ей вернуться на своё место, и даже, как и подобает джентльмену, прикрыл её, пояснив:
— Что ж, очевидно, поступление в Университет — большое событие в жизни каждого из вас. Полагаю, мисс Блант нужно немного времени, чтобы освоиться. И никто, конечно, не может её осудить в этом, — слово «никто» белом выделялось в располагающей манере речи мистера Уайета. Примерно так, как выделяется прохладный клинок шпаги, приставленный к шее. Кажется, предварительное собеседование с куратором и особое положение досталось не только лишь одному принцу.

Подытоживая выступления, Арманд неспешно похлопал классу:
— Отлично!.. Теперь, по крайней мере, вы знаете, как зовут ваших одногруппников. Наверняка у вас возникнет масса вопросов по учебному процессу и не только, но их мы можем обсудить во внеучебное время. Кроме того, у нас будут классные собрания, на которых проговорим некие общие вопросы. Например, вам ещё предстоит выбрать Старосту класса, и Капитана... но об этом позже. Не будем терять драгоценное время, поэтому — прошу достать ваши письменные принадлежности, — окинув учеников взглядом, он взмахнул руками, словно дирижёр.

Ультимус с кислой миной полез за тетрадью и пером. Он надеялся, что первый урок будет ознакомительным, и в первый день их не будут мучить, но куда там. Водрузив необходимое на стол, он встретил взгляд мистера Уайета. На лице красовалась улыбка с лёгким налётом издёвки, будто говорил: «Что, херово себя чувствуешь, принц? Ну так это только начало». Квинт сделал вид, что ничего не заметил. Куратор решил сходу провести занятие ради него? Да нет, вздор, конечно же. Но вот повышенное внимание к своей персоне точно тревожило. Квинт, меж тем, воровато оглянулся, ища поддержки в виде таких же страдальцев, как и он. Сидящий во главе их ряда Густав, словно капитан корабля, был спокоен и твёрд до нельзя, в то время как сидящий по левую его руку Чеддард, напротив, как-то неуютно заёрзал. Наконец, «глава» третьего, правого ряда — та девушка с великолепными белыми волосами — выглядела олицетворением энтузиазма. Уже было потеряв надежду, Квинт вдруг понял, что не заметил прямо перед собой самую большую опору: Уайет-младший, кажется, попросту уснул. Впрочем, сам Ульт, оказавшись в похожей ситуации, всё же не рискнул бы столь нагло вести себя на глазах у... кого? Отца? Судя по мимолётно-недовольному, особому взгляду мистера Уайета, так оно и было.

— Итак, история! — начал куратор, водрузив на учительский стол тубусы, какие-​то записи и книги.
— Некоторые недооценивают этот предмет, считая это чем-​​то, что не пригодится в жизни, чем-​​то, что не имеет прикладного применения. Что говорят?.. Что это истории давно минувших времён, и они не имеют отношения к нашему настоящему, к нашему «здесь и сейчас». И это мнение в корне не верно. Мой курс — это не просто набор фактов из давнего и недавнего прошлого. Мы будем изучать и давать оценку тем или иным событиям. Мы будем анализировать факты и сложившуюся в моменте обстановку, чтобы понять взаимосвязь между событиями и то, к чему они привели, и то, к чему они могли бы привести — хоть и, как говорят, история не терпит сослагательного наклонения. Из предпосылки, основания следует итог, последствие. История содержит в себе сотни и тысячи таких примеров и образцов, и их должное изучение поможет вам развить своё мышление и аналитические способности. Пусть и звучит несколько абсурдно, но многое из того, чему только предстоит произойти, уже случалось, и, вероятно, неоднократно. И это поможет вам чётко понимать, что происходит сейчас, почему оно случилось и к чему оно, скорее всего, приведёт. Вы научитесь работать с текстами и источниками, тем самым развивая память. И уж поверьте, это поможет вам в изучении и других предметов, потому что запоминать вам придётся многое, — Уайет-​старший прервался, и прикрепил к доске портрет некоего человека. Хотя самого изображение было новым, его изобразительная техника отдавала архаикой: так сейчас уже не писали.



— Это мог бы быть портрет пожилого мужчины, неотличимого от многих иных — если бы он не принадлежал основателю нашего Университета. Леонардо де Бусси был выдающимся имперским учёным и магом, основавшим это заведение в 711 году от Становления, то есть более тысячи лет тому назад. Он не только основал Университет, но и, ни много ни мало, создал магическое искусство в том виде, как мы его знаем сейчас —то есть как полноценное академическое знание. Леонардо изобрёл алфавит чародейства и вывел фундаментальные аксиомы и законы. С этого момента магия перестала быть чем-​​то непознаваемым. Изначальные заклинания были сложны, и их использование казалось немыслимым без сложных ритуалов и точного следования догматам и правилам, значение и суть которых не вполне ясны. На заре человечества магия была уделом шаманов, и это мистическое ремесло передавалось из поколения в поколение, из рода в род. Тайное знание лишь для посвященных. Де Бусси, меж тем, совершил настоящую революцию, но ей предшествовали долгие лета кропотливого изучения артефактов тогдашней древности, многочисленных странствий и путешествий. Необходимо отметить, что по тогдашним временам, его идеи являлись более чем новаторскими, а сам Леонардо, хоть и будучи из благородной семьи, испытывал значительные финансовые затруднения на протяжении почти всей жизни. Состоятельным человеком он стал уже в достаточно преклонном возрасте, и большая часть средств ушла на основание Университета. Веха, несомненно, дорогостоящая, но благодаря ей наследие де Бусси живёт и ныне,— мистер Уайет остановился, достав и закрепив на доске внушительную карту известного мира.

—...Де Бусси был человеком многих знаний и широкого спектра интересов. История людей его интересовала ничуть не менее, чем истоки магии. Как выяснилось, эти две вещи имеют связанное происхождение. Всё началось с Самхафа, где, по всей видимости, и зародились первые мистико-​​магические учения. Некогда на территории современного Самхафа существовала таинственная мидианская империя. Сложно сказать, кем были эти существа. Как бы то ни было, эта раса давно вымерла, и самые ранние упоминания о ней мы находим в эльфийских источниках — там они зачастую упоминаются как некие "Четырёхпалые". Эти два народы были непримиримыми врагами, и итогом их соперничества, окончившегося более двух с половиной тысяч лет назад, стала гибель, вымирание мидиан, но и, вместе с тем, закат могущества эльфов, которые некогда владели более чем половиной известного мира. Примерно в тот же период, но чуть позднее, начался расцвет, а скорее рассвет людей. Человечество на заре представляло жалкое зрелище; не более чем первобытные племена существ, едва освоивших огонь и создавших примитивную культуру. Есть основания с достаточной уверенностью предполагать, что первые племена возникли где-​​то в районе Северного Самхафа, там, где сейчас располагается Каркосса. Центральный и Южный Самхаф в те времена представлял собой не пустыню с редкими оазисами, но настоящий тропический рай. Именно туда и двинулись наши далекие предки, осознав, что бывшие хозяева тех земель, мидианы, ныне мертвее мертвого. Благодаря климату и практически идеальным условиям окружающей среды человечество начало стремительно множиться. В момент же окончания климатического оптимума и начала опустынивания центральных регионов Самхафа, люди стали расселяться по свету. Часть из них ушла дальше на юг, основав Мидиену — на месте столичного город мидиан, а часть — на север и далее на запад. Мидиена, Каркосса, Готтсбург — все эти города были основаны на костях очагов мидианской цивилизации. Многие артефакты мидианской империи, особенно культурные памятки, были попросту разрушены в силу невежества первоначальных людей. Если что-​​то и осталось, то ныне это погребено под толщей песков, камней и земли, а то, что удалось найти — ныне находится в музеях и частных коллекциях. Тем не менее, те стародавние осколки мидиан подарили людям письмо и, говоря о предмете нашего интереса, какие-​​то базовые сведения о магии. Вехи этого исторического этапа, а именно периода развития и становления каркосско-мидиенской культуры, живы и поныне — в виде классического языка античности и некоторых архитектурных приёмов. Именно в Самхаф и отправился де Бусси, в своей отчаянной попытке восстановить, казалось бы, навсегда утраченные первоначальные знания...

Конспектирование лекции оказалось непростым делом. У многих с непривычки затекли руки, так что мистер Уайет даже объявил небольшую паузу для разминки, одновременно сообщив, что отлынивать не стоит, так как им предстоят экзамены, и билеты будут по темам пройденного материала. Квинту казалось, что у него впервые в жизни появятся синяки на кончиках пальцев. Куратор был неумолим в передаче знаний. В какой-то момент Квинт перестал поспевать за смыслом, сосредоточившись на механической записи сказанного.

—...Леонардо жил в сложный период истории — то были мрачные времена первого рейхсмахта, чья дата возникновения, «Становление», и принята как точка начала современной эпохи. Как явление, «имперская власть» была и остаётся уникальным явлением. В период существования первой Империи, очередной император восходил на престол не путём наследования, а голосования — особой системы выборщиков. Правом голоса обладали как непосредственно конкретные люди — благородного происхождения и высокого титула, разумеется — так и целые организации. Так, например, когда-​то Союз был не более чем торговым союзом некоторых городов, но довольно богатым и влиятельным, чтобы стать одним из имперских выборщиков. К числу таких "обобщённых" выборщиков так же можно отнести Церковь Отца-​Предтечи, некоторые отдельные вольные города, как, например, Кальфеон, а также к их числу, впоследствии, присоединился позднее возникший Магический Надзор. Крупные центробежные процессы, приведшие к реорганизации Империи — и, как следствие, становление второго рейхсмахта — начались благодаря экспансионистским намерениям Ремантийской Республики, позже переименованной в Хайгардскую республику, а ещё позже, после Второй Войны, ставшей, наконец, Хайгардской империей, или просто Хайгардом. Так, в основе второй Империи возникли три столпа: Императорский дом и наследуемый престол, Церковь и Магический Надзор. Эти три организации в значительной мере уравновешивали друг друга, но, вместе с тем, всё еще оставался фактор крупных феодалов. Впоследствии они всё больше теряли своё влияние, особенно после возникновения института имперских наместников, так называемых гауграфов — правителей, губернаторов крупных регионов, назначаемых императором, то есть чиновников. Впоследствии, один из таких гауграфов, не безызвестный Кристоф Бек, узурпировал власть в гауграфстве Остмонт — с одноименной столицей, позже переименованной в Кальфеон, к слову. Действия Бека привели к крупнейшему мятежу в истории Империи. В 1381 году от Становления началась имперская кампания по подавлению мятежа, и эта дата стала отправной точкой для цепи трагических, а в какой-​то момент и поистине ужасных событий. Итак, войско Его Императорского Величества Франца Фердинанда, Отца-​Предтечи Милостью Тридцать Шестой Император Империи, Лорд-​​Протектор Известного Севера, Повелитель Южных Пустошей, Владыка Адского Предела в составе шести армейских корпусов, а также двух наёмных кантонских бригад особого назначения, ранней весной 1381-го года вышло на линию Остэнде — Остмонт и форсировали реку Вечную в районе Злых Берегов. Авангард имперского войска насчитывал до пяти тысяч человек пехоты, не менее пяти сотен кавалеристов, включая тяжёлую конницу, и до четырёх передовых батальонов наёмников. В результате стремительной рейдерской атаки было уничтожено до двух пограничных полков мятежников, однако война только начиналась...

В это утро действительно пришлось много записывать, и, судя по виду студентов, они впервые потратили такое количество чернил за один раз, заодно перепачкав руки. Под конец урока, помимо конспектов, образовался солидный список литературы, с которым предстояло познакомиться в Университетской библиотеке. Могло показаться, что именно там студентам придется проводить большую часть своего времени. Прежде чем оставить класс, мистер Уайет закрепил на стенде в задней части класса несколько весьма полезных листков. Именно из них студенты подчерпнули множество полезной информации. Например о том, что к преподавателям здесь именуют «мастерами», а обращаться к ним следуют «господин» либо «госпожа» соответственно, что шло в разрез с пожеланиями мистера Уайета в отношении своей персоны. И удручающая новость о том, что им предстоят экзамены уже в июле. Правда, в этом же объявлении студентов успокаивали, дескать, эта сессия предназначена лишь для определения уровня подготовки студентов и выдачи рекомендаций, так что переживать по поводу вылета из-за неудачных экзаменов не стоит, да и вообще в нынешние времена отчисляют «за полной неспособностью». Чтобы достичь такой высокой «оценки» необходимо не просто иногда прогуливать занятия, а вообще не посещать Университет. С другой стороны, наиболее отличившимся обещали некие материальные и не очень поощрения — помимо причитающейся славы самого умного или самого ботаника, тут как посмотреть. Об успехах и неудачах предстояло узнать всем и каждому, ведь результаты экзаменов вывешивались на всеобщее обозрение.

Кроме списка обязательных к изучению дисциплин, посещать занятия по которым предстояло каждый будний день, имелось и достаточно факультативов. Некоторые представляли из себя короткий курс в несколько занятий, в то время как другие могли занимать весь учебный год. Такие занятия велись либо теми же учителями, что преподавали базовые предметы, либо вовсе отдельными специалистами. Дополнительные занятия можно было посещать как в будние, так и в выходные дни: этот вопрос решался в индивидуальном порядке. Ульт изучил список с большим скепсисом: после такого первого занятия он едва ли понимал, как здесь вообще успевать хотя бы по основным предметам.

— Ого, смотрите! «Малый курс знаний и умений, всем добрым девушкам надобный». Здесь музыка, танцы, рисование, светские манеры, нравственность и прочее. Вот и сюда мы и запишем Пэттс! Да, Пэттс? — безапелляционно спросил Шарль с таким тоном, что ответ «нет» будто и не подразумевался.
— А-а?.. Ну-у... я-я-я... как бы... хе-хе... — засмущалась Саша, скрестив пальцы.
— Думаю, ей может составить компанию ещё одна девочка, — кисло процедила возникшая за спиной Фарме Неласир. Эльфийка, нависнув, его круто приобняла — примерно как борец, готовящийся к броску оппонента. Кажется, она не забыла его жест:
— Да, Фарме?..
— Гррх-​хщщ.. .отпу... — парень заелозил, пытаясь высвободиться из захвата.
— Лучше отпусти его, остроухая. Мы уже поняли, что Шарль — идиот. Но я не позволю какой-то тощей эльфятине причинять боль человеку, — голос вмешавшейся Фрейи быль столь же холоден, как айсберг северных морей.

Хмыкнув, Неласир повернулась к ней, продолжая удерживать парня, словно живой щит:
— Что?.. Шарль, ты слышал это?.. Будто среди нас затесалась какая-​то деревенщина с севера?.. Хм-м, интересно, кто бы это мог быть?.. — тёмная покосилась на северянку, но та решила сделать вид, что ничего не заметила. Вместо этого Фрейя задумчиво, но показательно потыкала в название другого предмета:
— «Фантастические твари: особенности, тактика, методы борьбы». Неласир, не хочешь туда записаться в качестве живого манекена? По-​моему, это как раз для тебя. Заодно и подзаработаешь, — подмигнула Фрейя. Эльфийка резко отпустила Шарля, отталкивая его в сторону, и круто вышла на Фрейю раз на раз, но в дело вмешался Густав, чёрной суконной горой встав между девушками:
— Потом поделите мальчика, — дёрнув щекой, отрезал Шарборро. И прежде, чем девушки успели возмутиться по поводу делёжки, а Шарль насчёт «мальчика», он продолжил:
— Занятия ещё не начались, а вы уже собачитесь. Нам предстоит выступить одним отрядом в битве против другого класса уже в начале осени, — он постучал пальцем по одному из закрепленных листков, в заголовке которого крупно значилось: «Традиционные магические состязания курсов».
— Получается, нам предстоит поиграть в войнушку сразу после летних каникул, — разочарованно заметил Квинт, косясь на план учебного года. Сейчас им предстоял рывок с апреля по июль, далее — с сентября по декабрь, потом небольшая передышка, и конец учебного года — с января по март.
— А это значит, что нам будет не до отдыха, если мы хотим победить, — мрачновато подытожил Уильям.

— Что ж, победа будет неизменно сопутствовать вашим деяниям, покуда с вами лорд Хансбергер, — встрял Чеддард, поравнявшись с Густавом. Кажется, блондин не терпел конкурентов, и попытался перетянуть внимание на себя:
— Благородная кровь и тяжёлые тренировки вкупе с ратным делом — вот залог моей превосходнейшей формы!— Хансбергер продемонстрировал свой бицепс, что явно выпирал под рукавом камзола, и с улыбкой похлопал по нему.

Квинт вновь с неудовольствием отметил, что мышцы у Чеддарда и впрямь большие. Не меньше его гордости по этому поводу, пожалуй.

— Честно говоря, осмотренные мною площадки Университета не годятся для серьёзных занятий, — продолжил Чеддард. — Какие-​то ничтожные полупудовые гири сгодятся разве что девочкам. Впрочем, для большинства из вас на ближайший год хватит и этого. Так что вам предстоят ежедневные тренировки летом, и за этим я прослежу лично...
— Я, видимо, ослышался, лорд Чеддард. Должно быть, вы имели ввиду, что пуд — вот это действительно по-детски... — с довольно легко читаемым притворством, лукаво усомнился Густав, но вытянувшееся лицо Хансбергера говорило о том, что он купился даже на это.

— В воздухе витают миазмы мужских выделений, — в ряд четверых парней, предпочетших не вмешиваться в зарождающийся конфликт, вклинился нос Элрандиля. Принюхиваясь, эльф объяснил:
— Два претендента на роль альфа-самца, первый — человек Союза о сто девяносто и одном сантиметре роста, прошедший суровую школу жизни в казармах Хайгарда, второй — уроженец Осколков, сто восьмидесяти пяти сантиметровый златовласый красавец, привыкший властвовать — сама судьба определила это противостояние!
— Да ты шутишь, — поморщился Аурель, и, то ли в силу незнания, то ли в силу бесстрашия, попытался ущипнуть нос эльфа, поскольку тот сопел в опасной близости от уха Катоны. Как и ожидалось, Элрандиль с молниеносной скоростью перехватил руку парня, но мягко отстранил её, разгибаясь:
— Это твой удел, шут. Лорд Элрандиль лишь приправляет свои речи тонкими нотками иронии, но распознать их могут лишь те, чей слух действительно тонок. Ты к таковым не относишься. Умолкни, — отстраняясь, промолвил эльф.
— Но я же ничего не сказал! — развёл руками Аурель, с вопросом глядя на эльфа, но тот, ответив многозначительным молчанием, с полным достоинством покинул класс.
— Развелось тут лордов, — пробурчала Фернанда. Квинт обратил внимание, что девушка не нашла себе подходящих приятельниц, и бочком-бочком придвинулась к парням.

Тем временем, выяснение силы и лихости продолжалось. Чеддард довольно быстро придумал:
— Само собой... я посчитал, что ни к чему страшать этих... мнэ-э-э... наших коллег раньше времени. Пожалуй, что нам с Вами стоит подумать о другом месте для тренировок. Так, я нашёл в городе одно место, что пришлось мне по вкусу. Пожалуй, тамошняя публика в массе своей не вполне нам по чести, но...думаю, мы могли бы отправиться туда вдвоем, чтобы создать дух благородного состязания! Я намерен посетить заведение сим вечером. Присоединяйтесь...если Вы, конечно, не боитесь вечерних улиц этого городишка.
— Почту за честь составить Вам компанию. А что же насчёт страха… поверьте, после ночных улочек Хайгарда мало что способно меня обескуражить, — приняв вызов, Густав учтиво усмехнулся, кивнув. Квинт не мог поверить, что Шарборро действительно пойдёт в какой-то там зал с этим напыщенным идиотом. Впрочем, если совместное посещение закончится публичным унижением дворянчика... пусть так.

Чтобы как-то разрядить обстановку, и вернуться к обсуждению факультативов, в дело вмешалась Анначиара, с таким видом, будто никакого разговора между Чеддардом и Густавом вовсе не было:
— «Малый курс» ведёт мадам Таре, а раз так, то это нечто большее, чем просто обучение пляскам и изучение всех возможных столовых приборов. Иногда, чтобы добиться успеха девушке, ей достаточно просто удачно выйти замуж.
— Пэттс-​то дама хоть куда! Хоть сейчас на выданье! — потирая плечо после объятий Неласир, Шарль с откровенной иронией подмигнул Саше.
— Подлиза... — фыркнув и бросив на парня уничижающий взгляд, эльфийка махнула рукой и вышла прочь.
— П-​правда?.. — Пэттс с наивной детской надеждой посмотрела на Фарме, будто позабыв про колкость в свой адрес.
— Между прочим, мистер Фармé, соответствующий курс есть и для мужчин. Пока что ваш собственный уровень манер годится разве что для поступления в училище дураков. Для очень плохих, несмешных дураков, — Анначиара встала подле Пэттс, словно старшая сестра. Спорить и обмениваться колкостями с Дио парень не решился.
— Что же до мисс Пэттс, — продолжила Анначиара, между поправив замявшийся воротничок плохенького наряда Саши. — У меня есть одна идея, которую я еще обдумаю. Мисс Блант, вас это тоже касается. Мисс Блант?.. Где она?.. — Дио покрутила головой в поисках малявки.
— Вот там, с этой дылдой, — качнув головой, показала Фрейя.

Китнисс незаметно для всех вышла из класса, в коридор. Напротив неё — эльф. Оба они были не вполне «от мира сего», и просто смотрели друг на друга. Разница была лишь в том, что у эльфа было несколько придурковатое выражение лица, а у девушки — несколько удивлённое, с распахнутыми глазами и чуть приоткрытым ртом, будто она увидела нечто невероятное. Выглянув и оценив картину, Дио лишь покачала головой:
— Я, во всяком случае, точно пойду на курс фехтования к мистеру Уайету. Вы, должно быть, и сами неплохо фехтуете, а, мистер Уайет? — Анначиара, подбоченившись, обратилась к Уильяму, который что-​то переписывал в блокнот.
— Сносно, — он с хмурым видом сложил руки. — То и дело здесь кто-​нибудь норовит отомстить за уязвлённые чувства. Уж Вам ли не знать...Дио.
— Уильям, — хмыкнув, согласилась она.
— Пожалуй, запишусь и я, — разглядывая листок с объявлением самого куратора, добавила Каста. — И Квинт тоже пойдёт.
— Но...
— Я помню, пока мы плыли сюда, вы... ты рассказывал, что увлекаешься фехтованием, — девушка говорила с напором осадного тауруса.
— Да я...
— И атлетикой тоже.
— Лучше не спорь, — с ухмылкой посоветовал Шарль, похлопав Ульта по плечу. Принц понял, что сопротивление бесполезно, и молча сдался, подняв ладони и потрясая головой.

***

К счастью для студентов, и видимо ради удовлетворения их очевидного любопытства, следующий урок был связан с магией непосредственно. Примерно через пятнадцать минут после окончания предыдущего урока, колокол прозвонил вновь, сообщив тем самым о начале очередного занятия. В класс вошел мужчина очевидной самхафской внешности. Некогда черноволосый, теперь же волосы покрылись благородным серебром, а редкие янтарные глаза так ярко выделялись на фоне смугловатой кожи, что, казалось, даже светились.


Отношение к самхафцам в Союзе, насколько знал Квинт, весьма неоднозначное: в относительно недавнем прошлом, около десяти лет назад, Союз объявил войну Мидиене, когда выяснилось, что пиратский террор во многом спонсировался «короной Самхафа». Несколько посудин было отправлено на дно океана, пиратов и правда стало меньше, но в остальном все остались при своих. В целом, для Союза эта война стала той самой маленькой и победоносной, хотя о потерях в ходе наземной фазы конфликта тактично помалкивали. Теперь же всё чаще стали говорить о том, что самхафский вопрос стоит окончательно закрыть. Словом, к самхафцам в Талоне, да и вообще в Девятиградье теперь относились с подозрением. Представители местной самхафской диаспоры пережили погромы во время войны, так что их мнение о местных тоже было, мягко говоря, не самым располагающим.

— Мардук. Мастер Мардук, — представился преподаватель. Он говорил очень чисто, и при этом с местными коннотациями, словно коренной житель. Если бы тот же Густав или Уильям закрыли глаза, они бы не поняли, что перед ними южанин.
— Я веду курс теоретической магии. Вероятно, один из самых объемных и важных предметов, поэтому я не рекомендую его прогуливать. Без знания теории вам нечего делать на практических занятиях, которые ведёт госпожа Альба. Надеюсь, это всем понятно. — в отличие от мистера Уайета, мастер Мардук во время лекции предпочитал прогуливаться между рядами, наблюдая за студентами и следя за тем, что они что-​то записывают, а не спят. Хотя поначалу преподаватель импонировал Квинту, но когда Мардук прошёл мимо, принц ощутил некое тревожное, пронизывающее чувство, будто его коснулись ледяные иглы. Другие студенты либо ничего не почувствовали, либо не подавали виду.

— Говоря о магии, мы должны в первую очередь задаваться вопросом не «что», и даже не «как», а «где». Магия окружает нас, она повсюду. Прямо сейчас, здесь в классе, и на улице, и у вас дома тоже. Мы ею дышим, она живет в наших телах. Глубоко под землей и под самым небесным сводом. Всё живое вырабатывает магическую энергию, и, в некоторых случаях, неживые природные элементы. Они также обладают свойством накапливать и запасать её, при том живая материя делает это куда хуже, чем неживая. Магию можно даже буквально увидеть, но способны на это лишь те, чья чувствительность и восприимчивость магической энергии, или просто Энергии, достаточно высока. Вас отобрали, прежде всего, из этих соображений. И вы научитесь делать это прямо сейчас, — Мардук повёл рукой, и в мгновение ока над его ладонью застыла небольшая светящаяся сфера, которая стянулась воедино из облака крошечных светящихся капель, оторвавшихся от кончиков пальцев.

— Закройте глаза и расслабьте глазные яблоки. Представьте, что вы устремляете свой взгляд вперёд и открываете глаза. Но вы должны вложить в это представление свою волю. Вы должны обозначить чёткое мысленное намерение это сделать. Представьте, что у вас есть второе невидимое веко, и вы пытаетесь его открыть. Ещё раз: это должна быть не фантазия или ваше внутреннее представление, а мысленное и почти что физическое намерение это сделать.

Поначалу, ни у кого ничего не получалось. То и дело были слышны шаги мастера и его комментарии в чей-​то адрес, вроде "не надо жмуриться, а наоборот, расслабьте глаза" или "от того, что вы крутите головой, никакого толка не будет". Сложная умственная гимнастика, однако, в какой-​то момент начала давать свои плоды. Студенты, которым удалось "открыть своё внутреннее око", охали, что-​то мычали или же просто открывали глаза от неожиданности. Так или иначе, спустя несколько попыток, это начало получаться у каждого. Похоже весь фокус действительно в том, что нужно держать глаза расслабленными: при попытке сфокусировать взгляд, всё волшебство тут же рассеивалось. В какой-то момент это получилось и у Квинта, и принц увидел... нечто.

Теперь окружающий мир представлял собой черно-​белую картину с вкраплениями серого цвета разной глубины. При этом всё вокруг будто бы состояло из мельчайших песчинок, которые непрестанно дрожали и крутились, и повсюду плыли какие-​то неясные облачка и эфемерные взвеси. Там, где застыл световой шар, эти песчинки сбились в плотный черный ком, и он словно исходил паром, источая сероватые крупицы во все стороны. При этом всё происходило как бы «нигде», в некоем подвешенном состоянии, так как реальных объектов при таком зрении не наблюдалось. Ультимус будто застыл в точке без верха и низа, а о том, что он сидит за партой, напоминали лишь частички энергии, бегущие по граням и плоскостям мебели. Несоответствие наблюдаемого с ощущаемым немедленно вызывало головокружение, а у некоторых, судя по звукам, и позывы тошноты. Куда ни кинь взгляд — везде эти частицы и "песок", иногда спокойный и статичный, а иногда и бушующий, словно ураган. Где-​то завеса была непроглядно-​черной, а где-​то почти прозрачной.

— Вы наблюдали, как выглядит магическая энергия и действующие заклинания. Мы называем это пространство Эфиром. Вы должны отточить до автоматизма умение в него заглядывать, оно должно стать ещё одним вашим рефлексом. Только так вы сможете здесь и сейчас определить, какого текущее Напряжение Эфира, чтобы оценить ситуацию и разработать тактику применения аркан, то есть заклинаний, и понять, какие арканы вокруг действуют и используются. Вместе с госпожой Альбой вы научитесь определять применяемые Арканы ещё в момент их создания. А сейчас мы запишем определение, что такое Магический Эфир и обсудим, что есть Напряжение Эфира, какое оно бывает и на что влияет...

***

После занятий по истории и теоретической магии, учебный день мягко докатился до полуденного перерыва на обед. В Университете не было принято кушать где-​то снаружи под открытом небом. Вместо этого, все студенты собирались в одном просторном, даже огромном, обеденном зале, с «летучим» стеклянном потолком и такими же огромными окнами. Лишь тонкие рамки и витые колонны напоминали о том, что они всё-​таки находятся в помещении, а не на улице. Некоторые приносили ланч с собой из дома в свёртках, который чаще всего представлял собой разнообразные бутерброды, фрукты и овощи, но абсолютное большинство не брезговало местными блюдами, тем более что еда предоставлялась бесплатно и отменного качества. Размер порции, правда, выбрать нельзя, зато можно было взять несколько блюд, да и выбор почти на любой вкус. Преподаватели не брезговали своими студентами и обедали тут же, хотя для них существовал отдельный, учительский островок.

Здесь же свежеиспеченные студенты группы «ноль-А» смогли впервые увидеть не только своих сверстников из параллельных классов, но и старшекурсников. Разница, конечно, на лицо. Если студенты «нулевого» курса сидели как бы все вместе, где было непонятно, кто есть кто и кто откуда, то старшекурсники, в большинстве своём, чётко разделялись в соответствии с тем, какую Магическую Традицию они выбрали. Многие отличались не только общим внешним видом, но и тем, как были оформлены их обеденные места.

Столы Стражей, например, больше напоминали какое-​то шумное застолье и гурьбу в таверне. Студенты и студентки, как правило, были достаточно крепкого, скорее даже атлетического телосложения. На многих из них были элементы защитного снаряжения и доспехов, потому что их занятия неизменно подразумевали рукопашные схватки с использованием. Стражи не брезговали использовать свои способности во время еды, так что над их головами то и дело пролетали сэндвичи и куриные окорочка пополам со стаканами и кружками. Всё это шумело, двигалось, имело пёстрые цвета и порой экстравагантные наряды, а кроме того смеялось и что-​то горячо обсуждало.

Их коллеги по цеху боевых магов из числа Фантомов наоборот, имели вид крайне мрачного и скучного обеда. Пожалуй, фантомы вели себя тише всех. Многие из них просто сосредоточено жевали свою еду, практически не общаясь. Лишь изредка кто-​то мог позволить себе намёк на полуулыбку. Ну очень серьёзные студенты. Никаких доспехов, зато много темных одежд, кожаных курток и серебряных пряжек с неизменными высокими сапогами.

Столы друидов напоминали беседки посреди сада и зеленых насаждений. Буквально. Роскошные птички чирикали свои мелодии, а фрукты и ягоды студенты срывали прямо с тех кустов и деревцев, которые тут же и росли. Эти были, что называется, наиболее расслабленными и будто никуда не торопились. В одеждах они также не стеснялись, предпочитая что-​то яркое и лёгкое. В бокалах плескалось что-​то, подозрительно напоминающее розовое вино. Друиды явно познали жизнь и ни в чем себе не отказывали.

Студенты, пожалуй, наиболее "странной" Традиции — натурфилософы — напоминали собой античных мыслителей на пикнике. Эти пили чай или кофе, попутно покуривая кальян и ведя заумные беседы о смысле всего сущего, в окружении книг и фолиантов. Тарелки и блюда самостоятельно ползали по столам, а из облачков дыма формировались замысловатые конструкции или таинственные формулы, которые были понятны лишь им одним. Как и многие из тех слов, что доносились оттуда. Студенты там были, что называется, с нестандартным мышлением, с флёром элитарной неги и интеллектуальной возвышенности над всеми прочими.

Выбравшие стезю Светлых магов были явными сторонниками светских раутов и богемных застолий. Пожалуй, они выглядели примерно так, как чаще всего себе представляли волшебников и магов, особенно тех, что красовались на больших ростовых картинах и портретах Великих. Складывалось впечатление, что туда записывались сплошь студенты с дворянским происхождением, ну или те, кто хотел таковым стать. Что, впрочем, никак не принижало тех способностей и достоинств, коими обладали светлые маги.

Их мрачными и декадансными антиподами были Тёмные маги. Тёмные же, зачастую просто чёрные, но вычурные одежды, серебро и кольца, напускной фатализм во взгляде и томность в губах. Внешний вид бледноликих парней был далёк от общепринятых стандартов мужественности и маскулинности, а девушки, конечно, предпочитали образы готических дам и принцесс, от нежных и гладких, до напускной агрессивности и многочисленных шипов. Их компания казалась наиболее закрытой и обособленной, что, впрочем, совершенно неудивительно и выглядело вполне естественно. И, конечно, они не могли себе позволить употреблять пошлые бутерброды с вареной картошкой и мясом, предпочитая напитки и какие-​то совершенно невесомые закуски.

Но помимо вот таких обособленных «клубов по интересам», со своими взглядами на стиль и манеры, имелись и общие столы для тех студентов, кто не разделял идеи деления по Традициям, и уж за ними встречались самые разношерстные компании. Они, конечно, пребывали в меньшинстве, но, вместе с тем, по-настоящему соответствовали идеям студенческого равенства и братства. Понять, кто есть кто, совершенно невозможно. И только медальон Университета был для всех неизменен.

***

Студенты «ноль-ашки» сидели за одним столом, но с оговорками. Элрандиль, например, судя по выражению лица, явно мысленно пребывал в ином измерении времени и реальности, в далёких мирах. Ну а Хансбергеру было, конечно, не по чести сидеть за столом со всем остальным низкородным сбродом. Мысленно Чеддард был уже там, за столом вместе с остальными Светлыми магами. Один только факт, что ему придется самостоятельно столоваться, вызвал у него раздражение и, вместе с тем, недоумение. Но голод в конечном счёте победил, так что он сноровисто орудовал ножом и вилкой.
— Оо-ххоо!.. Началось!.. — плюхнувшись за стол, Шарль поставил поднос с горой еды и с предвкушением потёр руки. Посмотрев на это месиво, Неласир с сомнением отпила из чашечки кофе.
— Ты не лопнешь, милый?..
— Я фтоко фватвы в фыфни фне фел! — с широкой улыбкой ответил он, держа перед собой два скрещенных окорочка. Сидящий напротив Аурель, будто принимая вызов, в ответ поднял две бараньих корейки. Эльфийка покачала головой, как бы говоря, что они безнадёжны.

Фернанда, лишь на миг отвлекшись на эти упражнения с едой, продолжила гипнотизировать свой серебряный поднос. Скромное количество еды на нём. Она смотрела, ей явно хотелось есть, но она не ела.

— В чем дело?.. — спросила Дио, заметив такое поведение. Анначиара не стеснялась и взяла себе совсем не женскую порцию. Её примеру последовала и Саша, наворачивая картофель с мясным рагу. С хлебом, естественно.
— Вы не понимаете, — прикрыв глаза, покрутила головой Фернанда. — Вся эта еда...всё это...в конечном оплачено трудом, потом и кровью простых работяг, пашущих по шестнадцать часов в сутки без выходных, — проникновенно и тихо сказала она, поморщившись и склонив голову.
— И что? Теперь не есть, что ли? Уже всё готово. Дохлые тут какие-то курицы, — раздосадовано покачала головой Фрейя, обгладывая птичью голяшку. То, что можно было есть руками, она ими и ела.
— Во-первых, власти установили нормированный четырнадцатичасовой график для тех, кто работает сменами. Во-вторых, если мы уж говорим про деньги, то налоги удерживаются с любого дохода. Ты говорила, что работала, значит, твои деньги тут тоже есть. Так что почему бы не вернуть их себе обратно в виде еды, — заметил Уильям, что предпочёл традиционное пряное карри.
— Я думал, что Университет на самообеспечении, — заметил Квинт, ковыряющий орзо с мидиями. Принц поймал второе дыхание, но налегать на еду не рисковал, хоть и хотелось — от еды точно разморит.
— Не совсем так. Часть расходов покрывается за счёт взносов членов Попечительского Совета.
— Капиталисты влияют на курс Университета за счёт пожертвований. И самый крупный из них — это наш мистер Уайет-старший. Несложно быть меценатом, особенно когда тратишь деньги, что получил за счёт эксплуатации чужого труда, — Фернанда бурила Уильяма прищуром глаз. Тот, кажется, хотел что-то ответить, но в итоге просто отмахнулся.
— Вот уж я знаю, что и кому я вверну, хе-хе, — произнёс Шарль, поглядывая на сидящего на другом конце стола Хансбергера. Он совершал странные пассы над только что сооруженным огромным бутербродом.
— Господин Фарме, а что вы делаете? — недоумённо спросила Китнисс. Сама девочка ела какие-​​то нелепые колобки то ли из манки, то ли из риса. Вообще-то девушка, но язык не поворачивался.
— Не обращай внимания, малыш. Он идиот, — Неласир в очередной раз закатила глаза. Похоже, это была её самая распространенная реакция на поступки одногруппников.
— Я...хочу...превратить бутерброд...в...пушечный снаряд. И прямо Чеддарду в жо... — Шарль высунул язык от напряжения, но сэндвич стоял на своём.
— Приятного всем аппетита, — кивнула Дио.
— Это очень опасно, ты можешь навредить сам себе! И ругань тебе, Шарль, не к лицу, — его оборвала Саша, сдвинув тарелку с бутербродом к себе.
— Ну уж тебе-то к лицу точно! — взорвался кантонец. Саша покраснела и отвела взгляд, понимая, на что он намекает.
— Шарль, ты бы извинился перед девушкой. Это я тебе так. Добрый совет даю, — Фрейя опустила руку куда-​то на плечо кантонца, да так сжала, что у парня глаза полезли из орбит.
— Начинается... — закатив глаза, пробормотала Неласир.
— Начинается... — пародируя тон и движения эльфийки, зеркалом отозвался Аурель.
— «Эй ты», значит, у нас всё-таки клоун, — ухмыльнувшись и сложив руки, отозвалась Неласир.
— «Эй ты», значит, у нас всё-таки клоун, — ухмыльнувшись и сложив руки, в точности повторил Катона.
— Паршивое из тебя зеркало. Кривое такое, знаешь, — тёмная юмора не оценила и заметно нахмурилась. Аурель поджал губы и чуть сузил глаза, выражая максимальное презрение, после чего оттянул себе кончики ушей в стороны.
— А так?

Закатывать глаза ещё выше было некуда и Неласир лишь вздохнула.

— Шарль, не кажется ли тебе, что не очень разумно начинать с оскорблений человека, с которым ты проведёшь несколько лет обучения? — оторвавшись от еды, ввязался в спор Густав.
— Тем более Саша обратилась к тебе весьма доброжелательно. Вряд ли ты сам хотел бы получить в ответ на доброту такое пренебрежение. Тем не менее… вряд ли из-за этого стоит ломать ему ключицу, северянка, — Густав спокойно посмотрел Фрейе в глаза. В ответ девушка показала зубы, чертыхнулась, и с деланной неохотой отпустила парня, намекая, что делает тому одолжение и только на этот раз. И, конечно, надулась, с сердитым видом рассматривая окно напротив.

— Приглянулся кто-нибудь?.. — вкрадчиво и как-то неожиданно спросила Каста, отчего Ульт если не подпрыгнул, то почти подавился.
— Я про эти... факультеты, — девушка сухо улыбнулась и поджала губы. По тому, как она засматривалась на столы Стражей, её выбор не оставлял сомнений.
— Не знаю. Не нравится мне весь этот маскарад. Как-то... несерьёзно?
— Что-то такое я скорее готова услышать из уст Ауры, и уж точно не на фоне твоих вчерашних несерьёзностей, — телохранитель, наклонив голову, с вопрошающим ехидством и укором заглянула в глаза принца.
— Я просто не понимаю эту игру в переодевания, — чуть погодя выдал Квинт, указывая взглядом на обособленные секции. — Что, каждое направление подразумевает и какие-то правила о внешнем виде? Так, что ли? Или Традицию выбирают не по её сути, а исходя из вкусов в одежде?
— Ты, кажется, пропустил вот тех ребят, — Каста кивнула на «общие» столики. Принц нахмурился:
— Ну, выглядят они, как какие-то изгои...
— Вот поэтому и одеваются.
— Всё равно, это какая-то бредовая история. Хочешь сказать, что, скажем, некоторые из Тёмных магов на самом деле одеваются лишь так, чтобы оставаться в коллективе? А возвращаясь домой, тайком одеваются в привычные льняные портки да лапти?
— ... — Кастода многозначительно промолчала, но потом всё же добавила:
— Значит, мы пока чего-то не знаем. Первый день в Университете, всё-таки. Думаю, мы... постой-ка. Слышишь? — последние слова девушка произнесла шепотом, и выразительно посмотрела на товарищей по классу. Квинт прислушался:
— ...ах, хотела бы я пострелять из пушек. Я имею ввиду корабельные орудия. Особенно из той новой четырёхдюймовки, — мечтательно проронила Дио, закинув руки на затылок. — Говорят, только оружейное превосходство флота удерживает Хайгард от того, чтобы пересмотреть свою политику в отношении Союза.
— Ну, я думаю что у хайгардцев пока что хватает своих проблем. Взять хотя бы тот случай с Цессием, — возразил Уильям.

Ультимус догадывался, о каком Цессии шла речь. По крайней мере, он знал одного очень известного человека — генерала Марка Цессия, который переметнулся на сторону Союза. Это событие стало настоящим шоком для всей военной аристократии империи. Да и не только для военной. Отец был вне себя от ярости, и незамедлительно потребовал выдачи беглеца. Но Союз твёрдо стоял на своем, и ответил императору Августу отказом — «из Девятиградья выдачи нет». Масла в огонь подливал тот факт, что генерал Цессий был одним из талантливейших полководцев Хайгарда, не раз доказавшим свою верность в бою. Что послужило поводом для предательства — оставалось загадкой. По крайней мере, для непосвященных точно, и Ульт в том числе. Но, как говорили, Марк Цессий был не из тех людей, которых можно просто купить. Значит, было что-то ещё. Некоторые не без оснований полагали, что, к несчастью для самого себя, Цессий оказался слишком хорошим генералом, и слишком молодым. Как бы то ни было, в ответ на отказ император чётко обозначил свою позицию: хайгардский флот всё чаще проводил разнообразные морские учения вблизи территориальных вод Союза. Впрочем, пока что пушки молчали.

— В любом случае, если император обезумеет, у нас будет, чем его встретить. Может, у нас и меньше кораблей, но каждый стоит пяти штук имперских, — самоуверенно заключила Анначиара, наколов вилкой пять горошин.
— А если они создадут альянс с Самхафом? Южане наверняка с радостью примут такое предложение, — засомневался Уайет-младший.
— На случай наземных сражений у нас теперь есть Цессий, — усмехнулась Дио.
— Справедливо, — кивнул Уильям. —И всё же, я бы предпочёл, чтобы ничего такого не случилось. Меня, знаешь ли, укачивает.
— Цессия своего вы зря превозносите, — вставила северянка, отойдя от «посадки» за авторством Густава.
— Я его, конечно, не знаю, но сами подумайте: чем ему новая держава роднее старой? — продолжила Фрейя. — Один раз предал — и второй раз предаст. Ненавижу предателей... А если он к тому же талантливый полководец, так это хуже вдвойне.
— Уильям, ранее ты упомянул испытательный полигон при фабрике. Может, есть возможность туда как-то попасть? — Густав, почуяв запах политики в воздухе, решил сменить тему.
— Вообще-то посторонним туда вход запрещён — секретность и всё такое. У меня есть пара лазеек, но нужно хорошо всё обдумать... Мне самому туда пройти — не проблема: фабрика принадлежит отцу, и а его сына знает каждая собака на проходной, — объяснил Уильям, и уловив на себе раздраженно-возмущенный взгляд Фернанды:
— Извини, я вовсе не это имел ввиду, а...фигурально выражаясь, угу? — поспешил извиниться он, и продолжил:
— Так что на полигонах я был. Отец лично испытывает каждый новый образец. Понятия не имею, как ему удается совмещать два дела сразу! Если так подумать, то у него совсем нет выходных.
— Он такой не единственный. Их нет у большинства людей, — свой скептицизм Бернáт запила чаем. Тарелки у большинства опустели или уже почти были таковы. — Мы должны быть благодарны за то, что у нас они есть.
— Если мы хотим чего-то добиться, то и нам не стоит бездельничать два дня в неделю. Наверняка у нас будут домашние задания. К тому же некоторые дополнительные занятия идут в выходные, — Анначиара дипломатично вырулила разговор в другую плоскость.
— Давайте не будем превращаться в старикашек раньше времени! Так вся молодость пройдёт, и что потом? Только и останется, что пердеть в кресло-качалку. Ну уж нет. Нужно воспользоваться, раз уж есть возможность. Ладно-ладно, учёба и всё такое — это важно, но уж один-то свободный день точно не помешает... — Шарль встрял в разговор, и явно воспрял духом: взбучки от Фрейи будто и не было.
— Веяния молодости так скоротечны и зыбки... — подперев голову рукой прошелестел Элрандиль, что с улыбчивой грустью наблюдал за пляшущими перед ним колобками Китнисс. Похоже, Блант удалось сотворить магию, пользуясь одним лишь напором и Волей.

Разговоры прервал звонок: обед закончился. Тарелки, чашки, приборы и остатки еды на них и в них бесцеремонно взлетели в воздух, отправившись в мусорку и мойку. В последний момент, подпрыгнув, Шарль успел выхватить бутерброд, а один из колобков Китнисс врезался в ляжку Чеддарда, от чего тот возмущенно выругался. Самая большая перемена по закону подлости показалась самой короткой.