[̶̞̊M̴̲̺͒B̶̜̚]̷̟̩̓͘ 👑 🅲🆁🅾🆆🅽 🅾🅵 🆂🅰🅻🆃 | ходы игроков | 🅳🅴🅿🆃🅷🆂

Наёмник покосился на Альстера и вытащил из поясной сумки полоски сушеного и просоленного мяса, которые можно было жевать, не глотая, чуть ли не целый час. Составляя основу походных рационов наряду с пресными галетами, они могли выступать как основой для бульона, так и долгоиграющей обманкой для голодных позывов. Из чьей плоти их делают — никто не спрашивал.

— На, вот! - Крысожор протянул Ваззапу охапку полосок, перевязанных бечёвой. - Держи, жри!

От края площадки отставших окрикнул Дратамар:
— Эй, что вы там застряли? Верёвки готовы, давайте спускаться!

- Держи-держи! - гоблин-мутант бросил Крысожору свою находку, кажущуюся ему бесполезной и схватив полоски мяса, принялся из заглатывать, не жуя.

Краткое утоление голода. Краткий момент тишины.

Альстер внимательно присмотрелся к находке.

— Слушай, Крысожор. Я не знаю точно, но мне кажется, что это как раз таки ключ от самой Гробницы. Поэтому тот мужик так когти и рвал. Хотел кинуть своих соратников и открыть ее в одиночку. Но убегая, сорвался вниз.

Крысожор схватил ключ когтистой лапой и довольно зашипел:
— Это Кос-сстяной Ключ! Я ис-сскал его столько лет!

Повернулся к Альстеру и добавил:
— Говорят, что он открывает любую дверь, да. Но за ней может оказаться с-ссовсем не то, чего ты ждёш-шшь...

Ящеролюд сунул находку в поясной мешочек и махнул лапой, мол, пойдём уже спускаться! Фергюссон с Олли тоже приблизились, и кажется, что уже ничего не мешало отряду спуститься наконец на нижние ярусы пещеры к чёрному озеру.

Альстер склонил голову в знак принятия. И улыбнулся:

— Что ж, он твой. А у нас, выходит, есть гарантия того, что в Гробницу мы все же попадем, — он почесал подбородок задумчиво: — Хм, а ведь это большая удача. Найти то, что искал столько лет, даже не дойдя до сердца Глубин. Ты явно сошел на свет под добрым знамением. Впрочем, давай работать дальше.

Олли напрягся, глядя как Крысожор схватил ключ, не спрашивая мнения остальных. Он бы конечно поступил также, но вот поступок Крысожора его почему-то напрягал. Вот не верил наемникам отброс – хоть ты режь. Если расклад сложится так, что на всех найденное не поделить, эти точно схватятся за ножи. Но Альстер им верил почему-то. Впрочем если бы не верил, так может и Олли бы не поверил и не взял с собой. Может действительно стоило доверять людям. Но перебороть себя парень, всю жизнь сталкивающийся с худшими проявлениями человеческой природы, не мог.

Действуя не второпях, а основательно, отряд постепенно спустился на следующий ярус молчащей во тьме пещеры. Помимо закреплённых наёмниками верёвок, Олли обнаружил довольно узкую дорожку по краю уступа над чёрным озером, которой можно было воспользоваться в случае необходимости быстрого отступления, и потом вскарабкаться вверх, минуя верёвки.



Чёрная жидкость, заполняющая подземную каверну насколько хватает глаз, производит впечатление густой и маслянистой, словно сваренный дёготь или смола. Если присмотреться, то видны какие-то завихрения на её поверхности, а кинутый потехи ради камень канул в липкую жижу беззвучно.

На берегу, в гладком камне с острыми гранями, торчит безупречный клинок. Его сталь сияет в отблесках факелов, никаких следов коррозии или влияния соляных испарений не видно. Восхитительное зрелище... если бы не окружение, можно было бы представить, что кто-то выставил великолепное оружие на витрину, так, чтобы любоваться им.

Восхищённые, искатели приключений не торопятся прикасаться к нему, цокают языками, переговариваются негромко. Кажется, никто из присутствующих ничего не слышал раньше о подобном артефакте, и не представляет его природы и цели. Усмехнувшись, Дратамар делает глубокий поклон со взмахом рукой:
— Что может быть прекрасней, чем лицезреть живую легенду? Благородный рыцарь, вынимающий клинок из камня... Сир Альстер, окажите нам честь!

В этот момент слышится хлопанье крыльев, и из-под потолка на торчащий из озера желтый от солевых отложений камень слетает уже знакомая всем присутствующим ворона, издавая хриплое карканье: «Жертва! Ворон! Тюрьма!»

🎵 — ссылка

* * *

Слухи: The king’s betrothed arrived after the tragedy in search of her beloved, wielding a legendary weapon. It must be in some ditch.

Затем всё кружится, тьма вращается в огромной дыре-водовороте, который поглощает бледнокожую девушку с печальным лицом, лишь её меч остаётся сиять во мраке. И почему-то слышится хлопанье крыльев...

Жертва! Ворон! Тюрьма!

...Это все не могло быть простыми совпадениями. Слишком уж складно, слишком хорошо, слишком последовательно подбирались друг к другу крупицы сведений. Альстер смотрел на меч, неспособный оторвать взгляд, и даже понять не мог, почему. То ли потому, что как воин и рыцарь всегда восхищался оружием — его строгими очертаниями, прямыми линиями, матовым отблеском отполированных поверхностей, запахами стали, кожи и масла. То ли потому, что здесь и сейчас обретала жизнь одна из допотопных легенд. Он был опытным охотником за сокровищами и знал ремесло. Знал, что отправляясь в место, окруженное мраком и тайнами, мрак развеиваешь светом факела, а тайн не находишь. В лучшем случае — хорошую поживу. Не ожидал он чего-то особенного и от этих глубин.

Но как ремесленник, Альстер также был склонен и прислушиваться к мистическому и оккультному. Тщательно анализировать сновидения и знамения, строго опираться на них при принятии решений. Уже не слепое потакание неизведанному, но разумный учет того, что находится за рамками познанного. И здесь... Здесь слишком многое требовало этого учета. Навязавшаяся в проводницы ворона, сновидение с обращенной в чудовище Антелией. Первая вела его куда-то — возможно, именно сюда, к жертве и тюрьме. Вторая показала, чем это может быть чревато.

Жертва. Проклятие падает на эти земли, король обращается в Иглобрюха. Его суженая, решив, что смирит и переломит судьбу, вооружается волшебным мечом и идет в глубины.
Ворон. Хлопки крыльев из знамения. Она тоже обретает спутника и проводника на этом пути. И тот всюду следует за ней.
Тюрьма. Гибельная чернота, непроницаемое марево тьмы поглощает ее саму и все это место. Меч остается в скале.

Альстер примерил все это на себя, чувствуя, как рвется на части истерзанная душа. Если здесь случится беда, Антелия не придет за ним. Антелия не пришла ни за кем, кто во ее имя пропадал без вести. А когда они, пропадавшие, восставали ревенантами из тех черных канав, в которые пали, она посылала упокаивать их других рыцарей. Желающие всегда найдутся.

Ты же особенный, Альстер.

Ты не такой, как все прочие.

Они все расстраивали меня, разочаровывали, разбивали мое трепетное сердце. Ты не похож на них.

Мелькнули мысли, еще не так давно казавшиеся почти еретическими, но теперь Альстер уже не мог отбросить ее так стойко, как делал этот когда-то. Что, если не стоит возвращаться в Альянс? Что, если даже Кергус лучше покинуть? Что, если гонясь за почестями, которые так стремишься бросить к ее ногам, ты упускаешь саму жизнь?

Что, если поискать другую женщину? Пусть не самую чистую, светлую и целомудренную, пусть не лучшую из лучших, но... Но ту, любовь которой не станет бременем?

Рыцарь с трепетом сжимает хватку на рукояти прекрасного меча и начинает тащить. С трудом, но клинок поддаётся, и вот прекрасное лезвие в руках Альстера, отражая бликами свет факелов. Восхищённые возгласы спутников звучат словно издалека, сердце колотится второпях... и пропускает удар, когда из тьмы раздаётся рокочущий голос:

— К̴͙̉̅р̶̻̐а̵̣̯̿̕с̷̜̰͊и̸͕̎͌в̸̠̗͝ы̴̻̚й̴͔̓̕,̷̜̲̓̿ ̸̝̀п̵̠̒р̵̪̐а̴̤̣̎̐в̷̙͈̐͠д̶̲̰̉а̴͉̌̌?̶͎̅ О̷̮͌̀н̴̗̈́ͅ ̵̜͗͐м̵̨̾о̵̞͕͆й̸͕̖͘.̸̡̌.̴̫̞́͠.̸͎̈́ ̵̗̲̊̋Т̵̗̤̚о̸̥̀̑л̴̩̈́̆ь̴̗͖͋̀к̵͚̼̅͛о̵̬̃ͅ ̶̘͇̍м̵̡̰͝о̴̯̃͜й̵̬̊!̸͈́̌

Что-то огромное шевелится в глубине смоляного озера, загорается красный глаз — и в свете факелов начинает проступать чудовищная морда, покрытая кристаллическими наростами.



Альстер видел достаточно много драконов на гравюрах, чтобы распознать его вживую.. но этот был весь какой-то бесформенный, покрытый кислотными шрамами и чёрными смоляными потёками, никаких крыльев — лишь солевые наросты на морде и видимой части тела. Клыки, правда, были не в пример больше, нежели чем рисовали летописцы. Рыцарь сглотнул.

Похоже, вот он. Конец. Но надо хотя бы встретить его достойно.

Альстер напустил вид посуровее.

— Что ты сделал с девушкой? — он не сводил взгляда с красного глаза дракона. — С суженой короля?

— О-оо.. - протянул дракон, выволакивая часть тулова на каменный выступ близ меча. Две лапищи с когтями, покрытыми соляной коркой, вонзились в скалу в опасной близости от Альстера.

— Я сожрал её, человечек - прогрохотал монстр. - Её плоть была так сладка... как бы я хотел вкусить её снова. Но память, да, память об этом... и сей прекрасный меч, они радуют меня и греют изнутри. Ужель вы хотите забрать его, люди?

Наёмники, поражённые увиденным, медленно разошлись по краям площадки, впрочем, не ударившись в паническое бегство, что уже делало им честь. Фергюссон даже, кажется, бормотал что-то про здоровенного гада, коего ему ещё не доводилось встречать и побеждать.

– Твою ж мать! Как хорошо, что я еще раньше облегчился – только и смог вымолвить Олли. Первые мысли были о бегстве, но кошка всегда бросается за той мышью, которая бросается в бегство первой. А потому Олли аккуратно отступал поближе к скале. Броситься в расщелину, забиться – вот что их могло спасти. Гоблин, рыцарь тоже могут успеть, главное, чтобы наемники не оказались проворнее их. Пусть бы сожрал эту бабу или этого Фергюссона. Но дракон кажется не торопился кого-либо жрать. Или просто выбирал, кто из них пожирнее.

Огромный кобольд-дракон! Страшный! Грохочет! Жрать хочет. Принцессу съел. Сладкая? Я бы тоже принцессу съел. Сладкую.
Ваззап уронил подбородок на грудь, склонив голову, словно в поклоне дракону и качаясь из стороны в сторону, принялся скрести когтями камень возле своих ног.

Одним вопросом и одной тайной меньше. Девушку схарчила эта рептилия. Задумавшись над услышанным, Альстер покрутил меч в руках.

— Вообще да. Я был бы не против его забрать. Не то чтобы я специально искал его, но, как ты можешь понять, многое о нем знаю и слышал. Даже в видениях увидал разок. Однако теперь, когда мы с тобой вот так беседуем, мне есть о чем поразмыслить, — повел бровью он. — Если бы ты хотел напасть, то сделал бы это внезапно. Применив все преимущества засады. Но вместо этого ты показался на вид, да еще и не отказался от разговора. Возможно, ты счел, что разговор принесет тебе больше пользы, чем схватка. Тогда давай обсудим. Ты чот от меня хочешь сейчас? Или у тебя есть ко мне какое-то предложение? И зачем тебе вообще этот меч?

Дракона явно разозлили слова Альстера, смрадное дыхание вырвалось из пасти вместе с рёвом:
— Предложение?! Воры, вы пришли похитить самое дорогое мне воспоминание, и смеете думать, что понимаете меня? Я, великий Марамагдус, пожравший Обещанную Принцессу, и ваш путь закончится здесь!

Испуганные возгласы наёмников за спиной говорят рыцарю, что те на грани срыва. Олли замечает, что Крысожор натягивает тетиву арбалета, а Фергюс, даром что рука забинтована, прищурился и присел с топором в руках, словно собирается прыгнуть с уступа прямо на морду чудовища.

Марамагдус.

Альстер хотел было направить на него меч, но отчего-то сдала рука. Сначала немного, но затем, все ниже и ниже — словно бы расшатывая больной зуб. Наемники уже готовились нападать, однако сам он не чувствовал ничего, кроме печали. В драконе он видел себя. И Марамагдус, и Альстер в свое время совершили Поступок с большой буквы. Дракон пожрал Обещанную Принцессу, рыцарь поверг ревенанта с Долины Несчастных Мертвецов. И Марамагдус, и Альстер обрели стержень, незыблемую основу, поддерживающую в них жизнь. Для дракона им стал меч, для рыцаря — вещие сновидения. И Марагдамус, и Альстер гнались за ничем — за призраком, за химерой. Дракон жил самым дорогим воспоминанием, а рыцарь — грезами о женщине, которая никого и никогда не возвышала до себя.

Рыцарь и дракон. Прекрасная дама и принцесса. Мифический меч. Дракон, пожравший свою принцессу. Рыцарь, любовь чьей прекрасной дамы медленно обращает его в пепел. Мифический меч, ставший символом не благородства и доблести, но потери и тяжести бытия. Предложив именно Альстеру вытащить из скалы оружие, Дратамар был прав — все это действительно походило на древнюю легенду. Однако как и все в этом мире, легенда была отравлена жгучей горечью. Болью потерь.

Принцесса пожрана, прекрасная дама не восхвалит подвиг. Если вынести этих двух героев за скобки уравнения, останется ли смысл рыцарю и дракону сражаться? Во имя чего? Что послужит ставкой?

— Меня зовут сэр Альстер, я — господин Фьорда Тысячи Стонов, что в Кергусе. Рад, что теперь мы знаем имена друг друга, — сказал Альстер. — И да, Марамагдус, я и правда смею думать, что понимаю тебя. Вернее, покушаюсь на это.

И прежде чем Альстер начал говорить, он долгое время молчал.

* * *

— Вне зависимости от того, что я думаю об Обещанной Принцессе, мир обошелся с тобой слишком жестоко. Ты изранен и исходишь кислотой. Твои крылья истлели, и ты никогда не взлетишь. Твоя чешуя покрывается солью и смолой. Ты ослеп на один глаз. Обещанная Принцесса не дошла до Короля и не смогла ничего исправить — а потому ты стал узником этого места. Стал, год за годом теряя свои величие, силу и красоту. И ты мудро заметил о себе, что мы прикоснулись не столько к мечу, сколько к тому, что тебя с ним связывает. Твое прошлое удерживает тебя, словно якорь.

Драконы не стерегут принцесс, а рыцари не совершают подвиги. Все позади.

— И теперь ты сидишь здесь, в черном мареве. Меч умышленно остался на видном месте, хотя с твоими лапами ты мог бы просто высечь его из скалы и забрать куда угодно. Ты наблюдал за нами и ждал, пока кто-то из нас возьмет его. Ты хотел, чтобы те старые воспоминания воплотились вновь, хотел снова ощутить тот прежний вкус жизни. Я прав? Но эти грезы не имеют ничего общего с настоящим. В котором ты уже не на пике могущества, а вместо Обещанной Принцессы против тебя лишь горстка мародеров и ловцов удачи. Не знаю, интересно ли тебе, откуда я все это знаю, но я все же скажу: я сам такой же. Я гнался и гонюсь до сих пор за мечтой. И лишь совсем недавно, в эти ближайшие дни, я начал получать знамения — мне не достичь ее. Я, возможно, даже и не прикоснусь к ней никогда, — Альстер ощерился и внимательно посмотрел дракону в единственный глаз: — Марамагдус, выслушай, пожалуйста, то, что я тебе сейчас скажу. Сам этот меч, и те грезы, что тебя с ним связывают — это БРЕМЯ. Нести это бремя — ТЯГОТА. Драконы живут многие века; в отличии от меня тебе еще предстоит долгая жизнь. И если ты хочешь обрести покой, от этого бремени стоит разрешиться. Может, ты ждал для этого какой-то знак? Тогда вот он. Перед тобой. У нас нет ни одной причины сражаться. А роднящего нас куда больше, чем различающего.

— Сэр Альстер… Имя у тебя звонкое, как сталь. Подходит рыцарю.

Дракон смолкает на несколько долгих мгновений. Его дыхание шумно отражается в каменных сводах, едва не заглушая тишину. Затем он продолжает, глухо, но уже без прежней ярости.

— Ты говоришь хорошо. Говоришь… как тот, кто знает, каково это — сгорать изнутри, не оставляя дыма. Я нахожу в твоих словах… отголоски моего собственного дыхания. Странно. Прежде никто не решался говорить со мной так. Еще более странно то, что я позволил тебе договорить.

Он медленно, почти лениво перемещается в полумраке, и свет факелов обрисовывает выжженные участки на остатках крыльев и потускневшие, шелушащиеся чешуйки. Марамагдус звучит чуть мягче — или, может быть, просто уставшим.

— Ты прав. Я мог бы забрать этот меч когда угодно. Мог бы скрыть его. Сломать. Унести. Но я не сделал этого. Почему? Потому что он — это я. Он — остаток моего значения. Он… финал моего глагола. Я видел в нем силу. Затем — проклятие. Затем — смысл. Он забрал мой глаз и стал зеркалом моей утраты. И я зацепился за него всеми когтями, потому что остальное ускользнуло.

Он задерживает паузу и выдыхает с шипением, как будто каждый звук отдается болью.

— Ты хочешь, чтобы я отрешился. Но куда, Альстер? Сверху — камни. Сбоку — трещины, где даже свет задумывается, прежде чем войти. Мой глаз потерян из-за меча, но хуже того — я потерял выход. Я стал частью этого места. Не сторожем — костью в его скелете.

Марамагдус слегка склонил голову, и в его голосе впервые появилась едва заметная ирония.

— Ты говоришь, что мы не обязаны сражаться. Благородно. Грустно. И, возможно, верно. Но ты ведь знаешь, что не всё решается словами. Этот меч — не просто клинок. Он зовёт. Он впивается в сны. Он приказывает. Даже мне. Плоть Принцессы была так сладка...

И всё же, в его тоне появляется нечто новое — крохотный, почти незаметный оттенок тепла. Или Альстеру хочется верить, что он там есть? Дракон замирает. И затем — на удивление мягко — говорит:

— Я не отпущу меч. Не сегодня. Может быть, не в этой жизни. А пока… останься ещё немного. Поговорим. Здесь редко бывают гости, что умеют говорить не только копьём. Насладимся обществом друг друга и сиянием меча. Хочешь, я поведаю тебе легенду Принцессы?



— Жеррртва! - напоминает о себе граем ворона. - Тюрррьма!
Сзади шипит Дратамар: - Что ты делаешь? Не верь ублюдку!

Когда дракон яростно зарычал, Ваззап забился мелкой дрожью, от его громогласного голоса и даже когда гнев сменился на милость, не перестал дрожать, просто вместо постоянной дрожи, его периодически поражали мелкие удары.
- Её плоть так сладка… - прошипел мутант и со рта капнула слюна. Он поднял лохматую голову и посмотрел в единственный глаз дракона.

Олли замер, как вкопанный. Всё-таки не зря он следовал за рыцарем и доверился ему. Он говорил с драконом словно не ведая страха, в то время как парень думал лишь о том, как спасти свою тощую задницу. И они говорили так будто созданы друг для друга. Наемники же были иной породы. Жадные до денег, ждущие момента, верящие что враг это враг. Олли конечно тоже был таким, но ударить в спину Альстеру он бы не смог, а эти ... эти смогут.

— Дратамар, не стоит, — тихо ответил Альстер. — Меч может быть проклят. А гибель его узника скует проклятием уже нас. Не спеши со следующим шагом. Лучше встань с остальными на привал и отдохни.

* * *

Почему он решил, что меч проклят?

Во многом к этой мысли его подтолкнула Проводница, так настаивающая на словах Жертва и Ворон. Если хотя бы отчасти принять на веру слова Марамагдуса о том, что меч приказывает и впивается в сны, нетрудно вывести, чья именно он Тюрьма. Жертва, как следствие, с большой долей вероятности та самая Принцесса. Осталось только понять, чем было по сути принесение этой жертвы. Либо Принцесса позволила себя пожрать, чтобы запереть дракона в Тюрьме, либо это сам меч — Тюрьма, требующая все новых и новых жертв. Так или иначе, победа над Марамагдусом в лучшем случае просто ничего не принесет.

В худшем же меч обретет новых Жертв.

Альстер бросил рюкзак на пол пещеры, чтобы не сидеть на камнях, опустился на него задницей и еще раз посмотрел на лезвие меча. Уже более внимательно, более пристально. Словно бы стремясь найти какие-то ответы в матовом отблеске клинка. Однако меч молчал.

Впрочем, что-то между строк можно было услышать и от самого Марамагдуса.

— Я охотно выслушаю легенду. Но прежде чем ты начнешь, я бы все же хотел задать один вопрос. Вот ты сказал, что меч зовет, приказывает и впивается в сны. Еще ты сказал, что какое-то время видел в нем проклятие. Правильно ли я понимаю, что после того, как ты пожрал Принцессу, меч... стал твоим тюремщиком в этом месте? И я бы даже сказал, тюремщиком и палачом. Я уважаю твое желание сохранить меч, — Альстер тоже был мягок и предупредителен. Платя дракону той же монетой. — И склоняюсь к тому, чтобы не оскорбить это желание и оставить его при тебе. Однако все же: ты хочешь сохранить меч просто из желания им обладать? Или же вас связывает какая-то оккультная сила? Этот меч — твоя святыня или скорее твой удел?

Похоже рыцаря опять накрыло. Оли не знал как назвать эти состояния призрачных видений и догадок, которые порой посещали Альстера. Однако когда он успел четко осознать своим чутьем человека, который выживал в самых сложных ситуациях, что не стоит мешать рыцарю, когда его так накрывает. Вот и сейчас – дракон говорил с ними и не спешил сожрать или превратить в угли, а значит предвидение Альстера работало. Поэтому Оли лишь следил затем, чтобы не кто не помешал этому хрупкому равновесию. Больше всего покоя ему не двала арбалетчик, который откровенно нервничал. Как бы дурачок не спустил со страху тетиву – много ли ума надо, чтобы шмальнуть со страха ... или специально, чтобы спровоцировать бойню.

— Святыня? Удел?
Марамагдус чуть качнул массивной головой, будто бы задумавшись над этими словами. Его глаз прищурился, а в голосе появилась глухая усталость.

— Забавно слышать такие вопросы от человека. Вы любите давать имена вещам, чтобы хоть как-то удержать их смысл. Но иногда слова — это лишь трещины, через которые просачивается то, что лучше бы оставить нетронутым.

Дракон тяжело дышит, его соленое тело чуть колышется в темноте.

— После того, как я вкусил плоть Принцессы… меч не стал моим тюремщиком. Он всегда был им. Только я слишком поздно это понял. Я думал, что обрел сокровище. Символ. Любовь, воплощенную в стали. Но клинок оказался не даром, а печатью. Узлом, затягивающимся на шее.

Он вздыхает так глубоко, что воздух гулко дрожит в камнях.

— Я не охраняю его. Я связан с ним. И да, ты прав: он впивается в сны. Он шепчет. Он велит. Иногда голосом Принцессы. Иногда - теми голосами, что я уже не могу вспомнить. И, быть может… даже моим собственным.

Марамагдус замирает, а потом чуть склоняет голову, как бы в признании.

— Я не держу его из прихоти. Я удерживаю его, чтобы он не ушел туда, где сможет снова обрести новые жертвы. Или… может быть, я просто лгу себе. И втайне надеюсь, что, пока смотрю на него, я ещё существую.

Рокочущий голос голос становится ниже, раньше Альстер никогда бы не предполагал, что драконы могут шептать.

— Ты спрашиваешь: стоит ли сохранять связь с тем, что сжигает изнутри. А я отвечу: иногда лишь пепел напоминает, что в тебе когда-то было пламя.

— Мы, люди, даем вещи именам, но не потому что любим это. А скорее из-за признания того, что полной свободы от смыслов не существует. Над нашими головами либо день, либо ночь. Мы сами либо живы, либо мертвы. И ты, Марамагдус, либо взаперти, либо свободен. Твоя жизнь либо полностью тебе принадлежит, либо нет. Если в конечном итоге все мы несвободны от смыслов, разумнее как можно быстрее изыскать нужный.

Дракон вполне возможно что мудр не по векам и видел всякое за завесой. Однако приземленный и прагматичный ум Альстера был чужд абстракции. Понимание того, что слова суть трещины, не поможет построить какой-то план. И не даст понять, что конкретно делать дальше.

— Итак. Меч не стал тюремщиком, а всегда был. Получается, ты и меч с момента ваших появлений на свет были предназначены друг другу, — Альстер потер подбородок, рассуждая. — А Принцесса, выходит, просто исполнила свое предназначение, принеся тебе меч сюда. Веря, что совершает подвиг, но на деле лишь исполняя прихоть судьбы. Звучит прескверно, гм! Получается, ты родился под неблагим знамением. Жил, еще не зная, что уже будет существовать тюремщик, который тебе предназначен.

А затем Марамагдус понизил голос до шепота. И Альстер напряг слух.

— Пепел напоминает, что в тебе было пламя. Но пепел — это просто пепел. Возможно, тебе уже не суждено гореть столь же ярко, сколь ты горел когда-то. Но ты жив, ты здесь и ты существуешь. И существуешь ты не потому, что у тебя есть этот меч. А значит, еще ничего не кончено. Значит, еще можно что-то сделать, — убежденно произнес он. — Пусть и не вспыхнуть пламенем, но высечь из себя хотя бы искру. Звучит жалко, да? Ничтожно? А вот и нет. Тьма всеобъемлюща, однако она же еще и крайне слаба. Жалкой искры вполне достаточно, чтобы ее отбросить.

Он положил меч на камни.

— Я со своими спутниками отправляюсь в Святыню. Что бы ты хотел, чтобы я для тебя сделал, если моя миссия увенчается успехом?

Чудовище долго молчало. Тишина в пещере натянулась, словно старое знамя на ветру. Затем дракон чуть приподнял голову и посмотрел на Альстера своим единственным глазом.

— Искра, говоришь… - он выдохнул, и вместе с соленым паром в воздухе будто поднялась тень былого величия. - Ты прав. Пламя, быть может, уже не вернётся. Но ты прав и в другом: я всё ещё здесь. Я всё ещё помню. И пока я помню — я ещё что-то значу.

Его голос был глубок и хрипл, но уже без той всепожирающей тоски, что прежде капала в каждое слово.

— Ты идёшь в то место, где соль и кровь смешались так, что уже не отделить одно от другого. Я видел, как иные шли... Видел, как они исчезали. Одни — с яростью, другие — с мольбой. И всех их поглотила тишина. Ты не знаешь, что ищешь на самом деле. И это хорошо. Иначе ты бы никогда не пошёл.

Марамагдус медленно, с трудом, разжал когти на одной из лап, как будто собирался передать что-то невидимое.

— Что я хочу от тебя, рыцарь? - он замирает. И в следующий миг его голос становится почти нежным, странным для такого существа.

— Принеси туда моё имя. Не как проклятие. Не как предостережение. Просто… скажи его. Перед лицом того, что там скрыто. Перед пустотой или ужасом — что бы ты ни нашёл. Скажи, что я был. Что я жил. Что я боролся, даже когда забыл ради чего.

На миг кажется, что каменные своды пещеры сжимаются, становясь тесными даже для голоса.

— И если будет возможно… если там есть место для прощения… попроси его для меня.

Он опускает голову ниже, почти до пола, в жесте, больше похожем на покорность, чем на гордость.

— Этого будет достаточно. И для дракона. И для пепла.

С неожиданной грацией огромное тулово соскальзывает во тьму, всплеск — и тишина вновь окутывает огромную пещеру. Лишь свет бликует на гранях великолепного клинка, так и оставшегося лежать у ног Альстера.

– Альстер, бери клинок и валим! – сквозь зубы процедил Оло. Своим звериным чутьем он понимал – сейчас, когда дракон их отпустил, признав рыцаря за равного, другие наемники не посмеют напасть, не посмеют оспаривать его право на меч. Возможно потом, в минуту слабости. Но он, Олли, уж точно не допустит, чтобы такая минута наступила скоро... Он будет спать в полглаза, испражняться с клиенком в руках, посматривать в бою за всеми, особенно за тем, что с арбалетом. Он не поверит искренности их намерений, сладким речам, убаюкивающим внимание. Сколько раз его предавали, сколько раз били в спину. А вот Альстеру он почему-то верил. Верил как самому себе. Более того, он знал, что если и выберется из этой передряги, то только с ним. Без него ему точно конец.