[Vaesen] Дети Четверга | ходы игроков | ❅ Первая тайна

СЁМНДАЛЕН (СОННАЯ ЛОЩИНА)
округ Альсен, провинция Емтланд, Швеция

18:45
Вторник,
7 сентября 1875 года

… По ходу беседы наши герои, открывая для себя всё новые и новые грани истории, ради которой приехали в эту шведскую глушь, всё меньше и меньше обращали внимание на пейзажи за окном, которые из лесных превратились в пасторальные, с мириадами холмов, меж которых раскинулись поля, пастбища, сады и небольшие рощицы. Начало понемногу, но вполне ощутимо холодать, словно вместо миль экипаж преодолевал десятки, а то и сотни оных, и не в Швеции уже были наши герои, но в сердце соседней Норвегии. На самом закате экипаж наконец въехал в Сонную Лощину, о чём и сообщил Детям Четверга викарий Лонгби, раскрыв пошире занавески на дверных окнах экипажа и начав рассказывать о местных достопримечательностях по мере того, как карета проезжала их:

— Мы въехали с юго-востока; Сёмндален тянется меж двух крупных дорог аж до реки Хелсванн*, к моста через которую располагается наша водяная мельница, на самой северо-западной границе деревни. Вы её скоро увидите, потому что мой дом – дом викария – находится на северных окраинах Сёмндалена, рядом с нашей церковью святого Ботвида, конечно же, и с нашим кладбищем. По дороге туда мы проведем мимо деревенской площади, где располагается наша ратуша (та самая, в которой каталажка и лечебница; там же также и полиция, и архивы, и публичная библиотека), а также главное гнездо греха в селении – «Пастуший Привал», таверна с прекрасным элем, чудесной стряпнёй и ужасными нравами завсегдатаев, которые сплетничают и перемывают кости друг другу чаще, чем дышат. Если вы хотите найти Томаса Рева, предводителя шайки браконьеров, которые называют себя «охотниками», – тех самых, которые обнаружили тело Магги, – то вам точно туда. Томас Рев – непростой человек, это по его фамилии понятно*, но, в отличие от компании прохвостов, которыми он заправляет, он вполне достойный источник сведений, он лучше промолчит или пошлёт куда подальше, чем соврёт. Ага, если говорить про врунов, то Хокан Бломквист – самый старый житель Сонной Лощины, если не всего прихода святого Ботвида – тоже тамошний завсегдатай. Несмотря на старческую ворчливость и любовь покушать и выпить нахаляву, он – истинный кладезь местной истории, фольклора и, не без этого, сплетен, главное – найти правильный подход. Однако должен предупредить: если он чего-то не знает, то он скорее выдумает какую-нибудь историю на ходу и выдаст вам её за чистую монету, чем сознается в собственном невежестве, поэтому всё, что вы можете узнать у Хокана, наверняка стоит перепроверить. Когда же его уличают во вранье, он всегда говорит, что, мол, это «не выдумки, это творчество, а творчество – тот мёд поэзии, что питает людскую память и фольклор»… При всех его недостатках я не могу сердиться на старика, он – уникален и по-своему харизматичен. «Пастушьим Привалом» заправляет Фольке Хедман, дальний родственник Линдарнов, то есть он – сколькототамъюродный дядя Виллема, но также он и старый друг Торстена Тервинга, с которым они воевали ещё в первой датско-прусской войне, это которая четверть века назад была*. Поэтому бедолага Фольке оказался меж двух огней, но решил ситуацию с мудростью бывалого вояки: дверь «Пастушьего Приюта» открыта и для Линдарнов, и для Тервингов, а на случай, если кто будет вести себя неподобающе – под барной стойкой лежит заряженное солью ружьё. Молодые Туре и Мартин Линдарны, а также Нильс Осберг и Эрик Скугман, наёмные работники и дальняя родня в поместье Тервингов, уже познакомились с тем, что Фольке лучше не злить, устраивая разборки в его таверне. Уже неделю как все четверо не могут высидеть мессу, сами понимаете, соль и мякиш…

Святой отец заметно смутился, когда осознал, куда завело его повествование, его щёки порозовели, а он, бросив извиняющийся взгляд на Ульму, быстро затараторил:

— Отеля или постоялого двора у нас в Сёмндалене нет, но дом викария – просторный, на втором этаже – куча спален. На первом – кухня и столовая (мы едим там), а также два кабинета, один из которых я отдаю вам. Мари Хумлин – приходской секретарь, которая также и экономка в доме викария*, уже подготовила ваши комнаты, а также чародействует над ужином (фру Хумлин готовит так, что пальчики оближешь!). Она – прекрасная женщина, но я обязан вас предупредить: будьте предельно осторожны в отношении своей легенды, а также своих бесед. Как Соломон был царём среди царей, Моисей – пророк среди пророков, а Давид – воитель среди воителей, наша Мари – сплетница среди сплетниц. Ничто не избегнет её внимания, даже ваше излишнее внимание к тем или иным событиям, людям или местам; у неё воображение – как у Иоанна Богослова, потому то, что она не услышит, не поймёт или не узнает, она додумает и выдаст как полноценную вполне правдоподобную историю при первом же походе на деревенский рынок, который она посещает ежедневно. Поэтому если вы не желаете, чтобы о Сообществе, вас, кхм… вэсен… или прочем… стало известно везде и повсюду, с, вероятно, фантастическими добавлениями и искажениями фактов, я настоятельно рекомендую быть крайне осторожными с фру Хумлин.

При этих словах священника экипаж остановился.

Выйдя наружу – солнце только зашло и было ещё светло, но темнело очень быстро – наши герои оказались на просторном дворе перед высоким двухэтажным каменным домом, построенным добротно, со знанием дела и мастерством. Стены его увивали пурпурные лозы дикого винограда и тёмно-малахитовые – плюща, а все окна довольно большого строения приветливо светились тёплым домашним светом. В стремительно усиливающихся сумерках пока ещё можно было разглядеть высокую громаду старинной церкви в полусотне метров справа, а также невысокие каменные кресты кладбища за нею. Где-то вдалеке шумела вода и поскрипывало дерево – вероятно, колесо водяной мельницы, о которой упоминал викарий ранее.

Невысокая пышнотелая дама, чью седеющую копну волос, собранную в массивную причёску, удерживал чёрный вдовий платок, ждала на пороге дома викария (а это был он), и, как только увидела силуэт Эдгара, выбиравшегося из кареты экипажа, вовсю затараторила:

— Отче, отче, пока вас не было, чего только не произошло! Ох, святой отец, не знаю даже, как вам сказать это, чтобы не посчитали вы меня какой блаженной или пьяницей какой, упившейся и чушь несущей… Но… Старой Гертруды нет. Нет. НЕТ больше, вот словно взяла, да ушла, прости Господи, несмотря на то, что она – каменюка здоровенная! Понятное дело, браконьеры какие или воры взяли и выкопали, чтобы продать – камень-то огромный... или кто из фермеров себе забрал, хлев посроить или амбар... Но всё равно – жутенько ведь, верно? Стояла себе каменюка столетия, и – хоп! НЕТ!

Аксель понял, что ляпнул лишнего, увидев реакцию отца Лонгби.
- Даа, теряю хватку, подумал мужчина, - хорошо, что батюшка не видел, иначе долго распекал бы за такую оплошность, тем более, что не первую за сегодняшний день. И поделом. Хотя, викарий сам же сказал, что этот Вилле небольшого ума парень и неспособен на просчет результатов своих действий.

Уроки отца по коммуникации с коллегами, партнерами, нанимателями и начальством много раз выручали младшего сына в жизни и, пожалуй, если бы он помимо отцовой науки имел еще и отцов характер, то наверняка уже имел бы не меньший бизнес, укрепляя и без того неплохой положение семьи в городе и стране.

Увлекшись мыслями о перипетиях судьбы и накале страстей в деревне, которым позавидовали бы любые столичные салоны с их грызней аристократов и банкиров и торговцев между собой и гильдия на гильдию, Густавсон молчал до самой деревни. Даже наступившее похолодание оставалось незамеченным пока не открылась дверь доставившего их в Семндален экипажа. И тут наконец скептичного инженера пробрало как от холода, так и от вида, который скорее был бы впору поздней осени когда все деревья уже скинули свой зеленый убор, а небо заволокли тучи, плачущие холодными предзимними дождями. Если бы какой-то художник взялся нарисовать лицо для такой тучи, намереваясь иллюстрировать книгу сказок или что-то подобное, то он вполне мог бы воспользоваться застывшим около дверей Акселем как натурщиком. Потому как выражение на его лице было точь-в-точь как у ребенка, который узнал, что рождественские подарки ему дарили родители, а не святой Николай, приходивший ночью. Или что у гномов, которых он видел в подвале прошлым вечером прям точно-точно, на самом деле длинные голые хвосты, да и сами они скорее крысы чем волшебный малый народец. Внимательному наблюдателю даже могло на секундк показаться, что этот большой ребенок с густой рыжей бородой сейчас расплачется от несправедливости. И ведь было от чего - его мир, уютный и понятный, который можно было просчитать исходя из законов математики и механики, сменился на вот это непонятное нечто. Все же, он с детским упорством до конца поездки верил, что викарий окажется шутником, и вся проблема местных в том, что кто-то из местных землевладельцев решил ускорить переход земли в свои руки, не дожидаясь династического по местным меркам брака отпрысков двух домов.

Оставалось лишь надеяться, что стряпня фру Хумлин хоть немного сможет вылечить нервное потрясение, полученное инженером. Все-таки, удобно когда наполнение желудка может поднимать настроение и настраивать на победу.

И все же многолетняя привычка к внимательности и педантичности взяла свое - Аксель внимательно осмотрел окружающую деревню, стараясь подметить каждую деталь, которая может быть полезна группе в распутывании местной загадки

Прежде, чем выйти из кареты, пока они были наедине и не успели погрузиться с головой в местные дела, Густав решил обсудить важный вопрос:
– Благодарю вас за детальный рассказ, отец Лонгби. Прежде, чем мы расстанемся, нужно решить ещё один важный вопрос – обсудить статус, в котором мы находимся здесь, как говорят в армии согласовать нашу легенду, которая объяснила бы всем кто мы такие. Потому что подобные вопросы рано или поздно возникнут. А посему предлагаю простое объяснение - отставной офицер, сын вашего давнего знакомого Густав Гильденхорн приехал в ваш удаленный край на охоту в сопровождении своих друзей. Однако узнав, что произошло страшное убийство и одна из версий – нападение ужасного монстра, заинтересовался им. Уверен такое простое объяснение избавит нас от ненужных расспросов. Думаю, нам будет несложно сыграть городских пижонов, потому что мы ими отчасти и являемся. В связи с этим вопрос, отец Лонгби – отпустите ли вы нам подобный грех обмана, совершенный во благо, и позволите ли вы ссылаться на ваше имя как пригласившего лица. Меньше всего на свете хотелось бы поставить вас в неловкое положение.
– Вас же, друзья мои – обратился к остальным Густав – я также попрошу придерживаться данной концепции. Вам не обязательно называть себя охотниками, вы вполне могли присоединиться кто мне, услышав про местный фольклор и достопримечательности. В общем, валите все бочки на меня, а я уж как-нибудь разберусь – улыбнулся Густав одними краешками губ.

***
Заметив колоритную женщину, которая сходу вывалила на них последние деревенские новости, Густав мысленно поблагодарил отца Лонгби за предостережение – эта бойкая женщина действительно способна разнести новости и сплетни быстрее пожара, не делая разницы между одним и вторым. Оставив допросы ее своим товарищам Густав помог с разгрузкой вещей, а когда дело было сделано, подошёл к товарищам: – Я, пожалуй начну, с трактира. Пощупаю тамошнюю гвардию на предмет деталей. Кто-то желает присоединиться и выпить? Может вы, Эмиль? Выглядите неважно. Вас укачало?

Впрочем наличие желающих присоединиться никак не повлияло на намерение Густава отправиться в трактир. Время было позднее – самое то для завсегдатаев такого заведения. Помятуя слова священника о хозяине старом служаке, Густав расстегнул верхнюю пуговицу дорожного плаща, чтобы как будто не нарочно показать свою форму.
– Добрый день честному народу – громко поздоровался Густав, входя в накуренный зал. – Хозяин, пива и добрый ужин, чем там угощают у вас сегодня. И расскажи мне, любезный, где я могу отыскать Томаса Рева – отец Лонгби говорил, что он частенько обретается в вашем уважаемом заведении

Мозг Эмиля стал лихорадочно вспоминать все, что могло бы им помочь в их нынешнем деле. Задача оказалась не из легких, так как информация, которой обладал антрополог была достаточно обширной, ведь ему пришлось за последний год с лишним изучить немалое количество литературы, связанное с тем, что юноша прежде принимал за сказки. Проблема заключалась в том, что все эти знания не были никак систематизированы и были разбросаны по разным уголкам фольклорного мира.
Первое, что сразу вспомнил Эмиль были Червь из Линтона и "червь смерти" из пустыни Гоби, именуемый Олгой-Хорхой. Лицо юноши нахмурилось.
"- Не то, " - недовольно подумал про себя он. Должно быть что-то более конкретное. Ну а пока...

- Ты в порядке, Эмиль?

Этот вопрос будто бы пробудил на мгновение молодого человека, погрузившегося в собственные думы. Он рассеянно посмотрел на Харальда, не обращая внимания на заданный вопрос. Глупое выражение застыло на лице у Эмиля на несколько секунд, пока оно не сменилось радостью от внезапно пришедшей мысли пришедшей ему в голову.
- Бумага и перо же у тебя с собой? Одолжишь пожалуйста? Мне надо срочно кое-что записать, - с мольбой в голосе попросил он и получив желаемое, тут же начал строчить в ней с легким остервенением.

Он тут же записал все, что помнил про упомянутых выше существ и пока писал вспомнил также и про урм, а также про Кайлех и Драугра. Последние два особенно вписывались в рамки их еще не начатого расследования и здесь вполне могло засесть нечто подобное. Также он вкратце записал все, что вспомнил о печатях, встреченных им у других народов и перешел на воспоминания о ведьмах.

Эмиль сейчас сильно корил себя за то, что не уделил в свое время этой тематике достаточно времени. В голове только и крутилось два слова. Вуки Хоул.. Вуки Хоул.. он не мог понять почему именно эти два слова врезались ему в голову после того, как он услышал про "ведьму, обращенную в камень".

Какое может иметь отношение к двум влюблённым Вуки хо...

"- Идиот, балбес, болван," - ругал Эмиль себя в мыслях. Ведь точно! Ведьма из Вуки Хоул. Он слышал про нее когда ему еще было 10 лет и легенду про нее однажды рассказывал его классу их школьный учитель. Вот почему он не сразу вспомнил про нее. На информацию о ней Виклунд наткнулся не в течение последнего года, а 12 лет назад. Эмиль незамедлительно записал то, что вспомнил про нее. Неужто она и есть тот самый ключ к разгадке? Не может быть все настолько просто? А при чем тут тогда холод и зима?
Может здесь действуют два вэсена независимо друг от друга? Это плохо, так как в таком случае их нелегкая задача становится еще сложней. Ему не терпелось тот час поделиться своими догадками с соратниками, но решил, что неплохо было бы для этого сперва остаться наедине подальше от посторонних глаз и ушей и положил бумаги со своими записями во внутренний карман пиджака.

***

Экипаж наконец-то прибыл к месту назначения. Мало-помалу, пока они ехали Эмиль приходил в себя. И чувство напряжения отпустило бы юношу, если бы не некая дама известившая новоприбывших об исчезновении Старой Гертруды. Антрополог ни на шутку встревожился и гнетущее чувство вновь охватило его, что не ускользнула от глаз Густава.

- Густав, нам надо уединиться и срочно поговорить. Мне нужно кое с чем с вами поделиться, - сказал Эмиль тихо, чтобы больше никто его не слышал.

- Бумага и перо же у тебя с собой? Одолжишь пожалуйста? Мне надо срочно кое-что записать

Увидев загоревшуюся искорку в глазах Эмиля, Харальд тоже легко ухмыльнулся.

- Да, конечно.

Оттянув полу жилета, он достал из внутреннего кармана запасной блокнот и тщательно заточенный карандаш, и протянул антропологу. Сам же продолжил вести свои собственные заметки.

Томас Рев - прохвост, сложный характер, но ценный источник сведен.
Хокан Блмквст - старый, выдумщик, знает много. Найти подход.

Пастуший привал - таверна, новостной центр города. Хозяин - Фольке Хедман, ветеран датско-прусской. (Спросить у Густава)

Мари Хумлин - главная сплетница деревни. Осторожно. Можно много узнать.

Когда карета, наконец, остановилась, Харальд уже примерно прикидывал свои действия в городе.

– Вас же, друзья мои, я также попрошу придерживаться данной концепции.

В ответ Асгер кивнул с серьёзным лицом, давая понять, что услышал Густава. Затем, сложив блокнот и почти стёршийся карандаш, журналист вышел из кареты, окидывая взглядом открывающиеся с их места виды на деревню. Однако сразу его внимание было привлечено словами той самой фру Хумлин. Пропажа камня. Что-же, это ещё одна странность, потенциально дающая ещё одну подсказку к их делу. Возможно, всё пошло не совсем так, как того хотел бы Асгер, но всё же, вот они здесь - готовы приступить к их первому расследованию. Давно Харальд не ощущал такого воодушевления.

– Я, пожалуй начну, с трактира.

- Я составлю тебе компанию, Густав. - поприветствовав Мари и поблагодарив отца Лонгби, обратился Эйрикссон к офицеру.

По пути, Харальд осторожным тоном задал вопрос:

- Густав, позволь спросить. Что тебе известно о датско-прусской войне, о которой упомянул отец Лонгби? Мне, конечно, известно кое-что, но полагаю что ты, как ветеран, знаешь больше. - он старался быть тактичным, говоря о такой теме, и затем поспешил пояснить свой вопрос - Возможно, эти знания помогут разговорить владельца "Пастушьего привала" при необходимости.

  Ульма задумчиво прокрутила в голове модель поведения. Искать подход к незнакомому доктору Давиду Гройсману, ничего о человеке не зная - затея пустая, будем подбирать музыку на слух. В голове упорно крутилось, как все-таки хорошо, что она запаслась одеждой потеплее.
  Из задумчивости девушку выдернул вопрос наблюдательного Густава.
- Эмиль? Что-то случилось? Позволите, я пульс проверю?

  Однако, если мужчины решили посекретничать, лезть туда как-то неловко. Особенно при первой сплетнице прихода. И вообще, надо бы эту самую сплетницу попробовать отвлечь. Как это делала добрейшая, но способная заговорить насмерть даже кружку Эсмарха, сестра Майерс еще в Эдинбурге...? Вопрос, чтобы заинтересовать, а потом скачок темы на метр в сторону, а потом снова вернуться? Человек, пытаясь отследить поток, отвечает на самое последнее, но где-то в осадке остаются остальные высказанные тезисы, то и дело всплывая. Попробуем.
- Ой, да что вы говорите, фрау Хумлан. Это так интересно! Пропала каменная фигура, как же ее можно было увезти? Ой, что это со мной, меня зовут Ульма Бергман. Ах, какой аппетитный запах, отец Лонгби нам в пути рассказывал о вашей потрясающей кухне! Это та самая, возле которой встречались эти несчастные влюбленные? Я буду очень признательна, если вы уделите мне время, я бы попросила рассказать о вашем докторе, докторе Гроссмане, так? Как же любопытно, возможно, несчастная убитая девушка могла помешать этим ворам каменных статуй, вы не думаете?

(немного ранее, в карете)

— Да, безусловно, ваша идея, Густав, – вполне резонна и звучит весьма убедительно. Хотя я не вижу причин, почему бы мы не могли совместить их: скажем, в вашей группе оказался профессиональный географ, метеоролог или специалист по климату, — Эдгар слегка улыбнулся Акселю, — который, услышав про аномалию, решил, что это подарок судьбы – и хорошо провести время с друзьями на охоте, и, возможно, изучить новую погодную аномалию, — серьёзно кивнул на слова Густава викарий. — И не беспокойтесь о Господе и Его гневе: заповеди «не солги» не существует, и пусть это не значит, что ложь – приемлема Богом, но всё же Создатель видит наши сердца и знает, когда наша ложь – блажь или ради злого умысла, а когда – необходимость для сохранения спокойствия прихожан и благого дела.

(по приезду и выходу из кареты)

В стремительно меркнувшем отсвете дня, что уже почти закончился, Аксель успел разглядеть лишь то, что в деревне на улицах вовсе не было народу, что, в принципе, было вполне ожидаемо для глубокой и глухой провинции: с заходом солнца жизнь в таких местах замирала, засыпала, останавливалась. Было невероятно свежо — даже в случае самых непривычных привычных девиаций климата, которые могли произойти в Швеции в начале сентября, это было явной аномалией: температура воздуха была на грани нуля градусов по Цельсию, а ночью, вероятней всего, вообще должна была опуститься в минуса. Да, сентябрьские дни в Скандинавии были жаркими, а ночи – прохладными, но точно не морозными; мысль о том, что погода здесь действительно ведёт себя невероятно необычно, заставила инженера поёжиться.

Поёжился и Эдгар Лонгби, но не от морозного воздуха, а от трескотни полнотелой секретарши прихода.

— Не несите чепухи, фру Хумлин, Господа ради! Камни не ходят, — викарий бросил мимолётный взгляд на Акселя, Эмиля и Ульму, стоявших подле. — Конечно же это или воры, или жадные фермеры, не пожелавшие закупить строительный камень за свои деньги и решившие прибегнуть к вандализму. Я надеюсь, полиция уже осведомлена и с завтрашнего дня приступит к расследованию. Будьте уверены: виноватые найдутся и получат достойное наказание! Вы лучше расположите наших гостей и накормите их ужином… — священник указал на спутников. — Это сын моего старого приятеля, герр Гильденхорн, со своими друзьями. Они приехали из столицы полюбоваться нашей природой, подышать чистым от промышленных выбросов воздухом, и, по возможности, поохотиться в наших лесах. Это те самые гости, о которых я говорил, и для которых я просил подготовить комнаты, моя дорогая секретарь прихода.

— Ах, божечки, конечно, конечно, святой отец, всё готово – и комнаты, и сытный ужин, я состряпала рагу из кролика с лисичками, лёгкий тыквенный суп и черничный пирог, всё, как вы любите. Прошу, господа, фрёкен, не стойте на пороге, проходите внутрь!

Внутрь дома викария, однако, вошли не все. Густав Гильденхорн, вежливо кивнув в приветствие секретарю прихода, бросил несколько фраз своим спутникам и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, устремился в сторону центра деревни, туда, где располагалась таверна. Харальд, не дождавшись ответа на свой вопрос, хмыкнул, – мол, от журналиста так просто не сбежишь, и последовал за датчанином. Эмиль же, чьё негромкое предложение переговорить наедине, Густав то ли не услышал, то ли не заметил, то ли проигнорировал, погрузившись в свои думы, и без того чувствовал себя неважно; его эмоции превратились в медленно пузырящуюся кашу из горечи, печали, меланхолии и раздражения, поскольку вспомнив столько важной информации и осознав, против каких существ наши герои могут действовать с какими существами они могут столкнуться лицом к лицу, весь антропологический запал молодого человека сдулся, как проткнутый иглой воздушный шарик. С грустью поглядев удалявшимся Густаву и Харальду, Эмиль подумал, что в нынешнем состоянии он точно не будет готов к шумной таверне и куче людей вокруг, да и перед гостеприимным викарием и его помощницей будет неудобно, потому побрёл вслед за Ульмой и Акселем, которые уже заходили в дом; рыжеволосая доктор уже вовсю взяла фру Хумлин в оборот, как говорится, нашла коса на камень.

— Да кто ж его знает, как можно увезти такую каменюку, она добрых метров шесть высотой была! Наверняка на телеге увезли – с такой тяжестью, дай Бог, полиция завтра следы найдёт. Ой, да что вы, фрёкен Бергман, отец Эдгар мне льстит, как всегда; он просто одинокий, почему-то нашлась достойная супруга нашему викарию, потому не привыкший к женской заботе и руке, вот и кажется моя абсолютно средняя и непримечательная стряпня ему изысканнейшими яствами, – фру Хумлин заметно порозовела в щеках, озвучивая это, а викарий раздражённо фыркнул, но промолчал. — Та самая, возле которой… О чём это вы, фрёкен Бергман? Вы, видимо, переутомились с дороги, вот у вас мысли и прыгают, что твоя коза фру Тулле через её забор, чтобы полакомиться латуком и капустой на огороде фру Сильберг. Про покойную Магу, Царствие ей Небесное, — Мария перекрестилась и бросила осторожный взгляд на викария, — мы можем и завтра поговорить, негоже мертвецов на ночь поминать, а вот про доброго доктора Гройсмана расскажу, конечно, вы только отведайте моего супчику да рагу, и сразу же поведаю всё, как на духу!

Оставив свои вещи в своих комнатах – каждому викарий и его секретарь обустроили отдельную; они были небольшие, но светлые, тёплые, уютные и чистые – наши герои собрались на кухне фру Хумлин за столом, на котором были аккуратно разложены тарелки, приборы, корзинки с хлебом и фруктами, стоял графин с водой и ещё один – с красным вином, а также дымилась пряным ароматом тыквенного супа фарфоровая кастрюля. Стряпня вдовы Хумлин действительно была на удивление достойной, она явно прибеднялась ранее, когда отвечала на слова Ульмы; такую еду было бы не зазорно и в каком-нибудь упсальском ресторане подать за хорошие деньги.

Когда все насытились, фру Хумлин начала убирать со стола и параллельно рассказывать фрёкен Бергман о том, что за человек был доктор Гройсман:

— Молодой, невероятно молодой для доктора, хотя нынче, насколько я понимаю, и профессора помаститее, и обучающая программа покачественнее, чем в годы моей молодости. Красивый – до отвратительного неприличия, все матери и отцы нашего поселения переживали было, что дочки их начнут слишком часто хворать и на приём к доктору проситься, но – пока что (тьху-тьху-тьху!) ни на один выстрел глазками или неуклюжий комплимент мальчик так и не ответил; то ли у него невеста в Осло осталась – а он оттуда прибыл – и разлука-расстояние ему неважны, то ли… кхм… прости, Господи, – пожилая экономка многозначительно подмигнула Ульме, мол, ты понимаешь, о чём я, а Аксель поперхнулся чаем, который заботливая фру разлила всем по чашкам к мягкому и душистому черничному пирогу. — Как бы то ни было, врач из него отменный, и потому коммуна наша довольна, те деньги, что мы ему платим сверх его государственного жалования, он отрабатывает на двести процентов. Но вопросики у всех по-прежнему остаются: как так вышло, что такой талантливый, одарённый специалист, да ещё и молодой красавец из таких, каких нечасто и в столице встретишь, прозябает в такой глуши, как наша?!

(в таверне)

«Пастуший привал» оправдал все ожидания, которые могли возникнуть у того, кто задался бы вопросом в стиле «А как может выглядеть единственная на всю округу таверна в заднице тролля, сиречь в сельскохозяйственной провинциальной глуши где-то на границе между Швецией и Норвегией?»

Двухэтажное каменное строение, первый этаж которого служил таверной, а второй, судя по всему – непосредственно обиталищем хозяина и его семьи. Добротно построенное, было видно, что его любят и за ним ухаживают, а также – как только переступаешь порог – что оно очень популярно (даже не потому, что это единственная таверна на многие мили вокруг; уютная атмосфера внутри явно указывала на то, что людям тут комфортно). Внутри «Привала» было многолюдно, тепло, пахло хорошим табаком, домашней кухней, можжевельником и выделанной кожей. Огромный камин, в котором на углях дымились пушистые-душистые веточки можжевельника – оттуда и запах – содержал в себе массивную решётку, на которой скворчали домашние колбаски и кусочки замаринованного в специях мяса. Несколько огромных бочек с краниками питали кружки пенистым пивом, которое наполняли бойкие девушки-официантки, как две капли воды похожие на пожилого мужчину, стоявшего за барной стойкой и курившего длинную изогнутую трубку. В дальнем углу зала за одним из столов целая группа молодых парней и девушек с азартом трясли кожаные стаканчики и бросали кости, сопровождая броски возгласами восторга или гнева на судьбу, запивая эмоции пивом, а в другом – несколько пожилых матрон чинно вязали носки и шарфы, попивали чай из крупных глиняных чашек, и, оглядывая контингент, наверняка хорошенько перемывали каждую косточку каждого присутствующего здесь.

Когда двое молодых людей – Густав и Харальд – вошли внутрь «Пастушьего привала» – гомон толпы на мгновение смолк. Более полсотни любопытных глаз устремились на новопришедших и в воцарившейся тишине, прерываемой лишь потрескиванием углей в камине и скворчанием снеди там же, раздались кокетливые девичьи хохотки, заприметившие двух новых потенциальных ухажёров, пригожих из себя и одетых так, как не одеваются в дикой глуши.

Тот самый пожилой мужчина, очевидный родственник официанток, у которого была солдатская выправка, загорелая кожа, один васильково-синий глаз (второй был скрыт кожаной повязкой) и взлохмаченная копна волос, напоминавшая гнездо, созданное птицами из остатков сена после июльской жатвы, вежливо кивнул на приветствие Густава (капитан заметил, как васильковый взгляд словно мимовольно скользнул по кусочку формы, видной через расстёгнутый плащ, и слегка сощурился) и ответил:

— Приветствую в нашем скромном заведении! Я – Фольке Хедман, хозяин «Привала». Прошу, присаживайтесь за любой свободный стол, сейчас вам принесут и ужин, и чем запить. Томас Рева — вон тот небритый брюнет, что только что продул изрядную сумму денег, судя по его кислой мине, – Фольке кивнул в сторону шумной компании молодёжи, игравшей в кости, — а кем вы сами будете? Уж простите моё, возможно, неуместное любопытство, но в нашей глуши не каждый месяц бывают приезжие, особенно так достойно одетые… И тем более – те, кто знает, что решение, принятое в Даневирке, было оправданной стратегией, а не предательством или трусостью, – один глаз тавернщика с оценивающим любопытством уставился на Густава.

– Густав Гильденхорн, к вашим услугам, господин Хедман. Ваша правда, главная беда всех этих небезразличных граждан, выступивших с осуждением действий генерала де Меза, в том что их там не было. Я прекрасно помню – тогда стоял такой мороз, что чай в кружке превращался в лед за каких-то полчаса, что уж говорить про болото между Даневирке и Хузумом – немцы могли пройти по нему в два счета и взять армию в котел. Нельзя осуждать генерала лишь за то, что он вернул своих солдат матерям живыми.

Густав редко говорил о войне и чаще закрывался от праздных расспросов или отговаривался общими фразами как любой, кто навоевался на всю оставшуюся жизнь и тот, кто оставил на полях сражений какую-то часть себя. Поэтому он и проигнорировал вопрос Харальда, сделав вид, что задумался или не услышал его, рассчитывая на тактичность журналиста (хотя может ее у них было еще меньше, чем у ветеранов желания вспоминать о войне). Но когда с подобным вопросом к нему обратился хозяин таверны Густав почувствовал, что здесь нет места праздному любопытству. Данный вопрос скорее помогал хозяину распознавать людей для классификации по признаку "свой чужой" и мог стать залогом хорошего отношения хозяина к нему и всей группе.

– Я прибыл из Упсалы, по приглашению отца Лонгби – он давний друг моего покойного отца и был любезен пригласить нас в ваши края. Говорю нас, поскольку я приехал не один, со мной ещё несколько молодых людей самых разных профессий и интересов. Вот Харальд например журналист и писатель, я, как вы могли догадаться не так давно оставил службу и пока ещё не решил, чем заняться дальше. Искренне завидую вам герр Хедман, вы нашли себя в мирной жизни, а я вот маюсь, нигде надолго задержаться не могу, единственное чему я могу отдаться всей душой и телом – это охота. Я слышал в ваших краях произошло страшное и жестокое убийство. Местная полиция обвиняет паренька, но вроде как в этом мог быть виноват какой-нибудь зверь. Поэтому я собственно, и ищу Томаса Рева – говорят он со своими парнями первым нашел тело несчастной. Да и вроде как он тут местные леса хорошо знает, может расскажет где тут какой зверь водится. Я обычно охочусь на хищников, особенно тех, что опасны и отведали уже человеческой крови.

Аксель с жалостью и уважением посмотрел вслед уходящим в таверну товарищам. С жалостью потому что ему самому совсем не хотелось по этой мерзкой погоде куда-либо идти, да еще и в столь неподобающем моральном состоянии. Ну и с уважением, что с ними поехали люди куда более сильные духом и менее подверженные слабостям тела, подавляя их силой духа. После чего вежливо поздоровался с фру Хумлин и сняв с кареты свой чемодан и чемодан фрекен Бергман, взял оба и чуть пыхтя от натуги отправился в светлое тепло дома, шагая за женщинами след-в-след и, услышав про полицию, поддакнул:

- Вы совершенно правы, фру Хумлин, полиция тут необходима. А то ведь сегодня камень увезли, а завтра могут и что-то ценное прихватить. Я как верный подданный короны и бывший главный инженер железных дорог Его Величества завтра же нанесу визит в местный участок и предложу посильную помощь следствию. Ведь не могли же его унести на руках, значит, у них были какие-то механизмы. Думаю, что фьешмен не откажется от инженерной экспертизы в этом вопросе. Эмиль, вы не составите мне компанию?, - обратился мужчина к явно нервничающему юноше, - мне кажется, вам также было бы небезынтересно взглянуть на это место.

Стряпня приходского секретаря была чудесна. Аксель отдал ей должное несколько раз по кругу, каждый раз особенно останавливаясь на черничном пироге, пока живот уже совсем не отказался принимать, приговаривая каждый раз:
- Фру Хумлин, ваша кухня просто божественна, даже в лучших ресторанах Уппсалы были бы рады иметь у себя такого повара, и клянусь, я бы порекомендовал Вас туда, если бы это не было форменным свинством с моей стороны - лишать уважаемого отца Лонгби радости вкушать это чудо каждый день.
И все же, несмотря на склонность к греху чревоугодия, Аксель не был полностью чужд эмпатии и заметил состояние нового друга:

- Эмиль, прошу вас, отведайте еще этого замечательного пирога, это лучшее средство от хандры. Хотя, знаете что, я пожалуй знаю еще одно замечательное средство от осенней и зимней погоды и плохого настроения. И это музыка солнечной Испании, страны быков и апельсинов. Святой отец, Вы позволите мне достать инструмент и начать небольшой концерт для поддержки нашего друга? Вы видите, он очень устал, и физически и морально. Фрекен Бергман, знаете ли Вы романс "Холодное море" в исполнении уважаемой Агнеты Элеоноры Линдстрём*? Прошу Вас, спойте его под мой аккомпанемент, я уверен, что у Вас получится не хуже, а намного лучше, а наши добрые викарий и фру секретарь простят мне мое слабое исполнение.

Получив согласие, Аксель расстегнул обитый кожей деревянный кофр и достал оттуда чудесную гитару иберийского ореха с золочеными колками. В целом инженер был практически равнодушен к внешнему лоску, дорогим тканям и украшениям, разве что по привычке со службы поддерживал свои костюмы в отличном состоянии, но на свою маленькую радость денег явно не пожалел. Тщательно вымыв и вытерев руки чтобы не испачкать кожным жиром гриф и струны, мужчина нежно взял инструмент, поставил его на левое колено чтобы перо грифа смотрело в печной угол комнаты, и над комнатой полился бархат тремоло, а пальцы Акселя затрепетали исполняя "Воспоминание об Альгамбре"**. Отыграв свою любимую программу, инженер перешел на современные романсы и шансонеты, в которых однако периодически сбивался, завороженный чистым голосом Ульмы.

После окончания концерта, Густавсон-младший пошел спать и проспал как убитый до самого утра, после чего вышел в общую комнату в надежде на завтрак, развернул труд Дарвина и стал ждать Эмиля чтобы вместе пойти в полицейский участок.

Харальд понял, что переступил черту, когда Густав ответил на его вопрос молчанием. Видно, это всё ещё слишком больная тема для молодого офицера. Винить его за это сложно. Весь остаток пути до их цели Харальд шёл молча, осматривая деревню в вечерних сумерках.

Часто ездивший в командировки по всей стране, Асгер привык к тому, что местные жители каждый раз подвергали пристальному вниманию пришельца из столицы. Жители Сёмндалена ещё достаточно радушны, как можно было отметить по малой доле подозрительных взглядов в сторону двух пришлых. Проследовав за Густавом к стойке бара, Харальд не спешил перебивать двух вояк, видимо, проходивших какой-то одним им известный ритуал приветствия и проверки. Лишь когда контакт был установлен и Гильденхорн представил Харальда хозяину, тот вежливо представился и протянул руку:

- Харальд Эйрикссон. Приятно познакомиться с хозяином этого чудного заведения, герр Хедман.

Инициативу в разговоре пока уверенно держал Густав, и Харальд не стал ему мешать. В это время он решил подробнее рассмотреть посетителей "Привала пастуха". По его опыту, подобны заведения полнятся яркими и характерными персонажами. Если задуматься, то и Гильденхорн с Хедманом - персонажи очень запоминающиеся. Два ветерана. Один из них обрёл мир в содержании и управлении таверной в глуши. Второй, кого всё ещё мучают призраки, в поисках успокоения решается на охоту на этих самых призраков и прочих неестественных созданий.

Охваченный внезапным приливом вдохновения, Асгер немедленно достал блокнот и быстро сделал заметку на будущее. Персонажи действительно цепляющие, как и сцена их знакомства. Не потому-ли, что оба являются продуктом своей эпохи? Сколько ещё таких герров Хедманов и менее удачливых Густавов влачат своё существование по всей Швеции, Дании, Британии, Пруссии?

Поняв, куда привели его мысли, Эйрикссон негромко вздохнул. Несомненно, Густав - очень яркий персонаж, и вполне возможно Харальд использует его как прототип в будущем. А пока, отец Лонгби упоминал об одном завсегдатае этого заведения, к которому журналист посчитал полезным обратиться. Асгер подсмотрел имя. Хокан Бломквист. Вернувшись к осмотру окружающих, он стал искать кого-то, кто смог бы подойти под описание, данное Лонгби.

Густав ушел...
Возможно, он просто не услышал. Скорее всего так и было. Вряд ли он специально бы проигнорировал Эмиля, тем более в такой суматохе. Но юноша не мог сейчас рассуждать здраво и даже немного обиделся на датского офицера, который в скором времени удалился куда-то с Харальдом.

Тем временем от собственных раздумий его избавил вопрос Акселя, который застал его врасплох. Он не понимал о чем речь, и где именно юноша должен составить ему компанию, но все равно рассеянно кивнул, не видя смысла не соглашаться на неведомое ему предложение. Сев за стол, Эмиль снова захотел уйти в свои думы, но добрый инженер продолжал свои попытки коммуницировать с юношей. Виклунд отведал пирог по совету старшего товарища и он оказался на удивление вкусным. Видимо сказался тот факт, что он был голоден и не осознавал это до момента, пока не попробовал черничный пирог. Эмиль благодарно посмотрел и кивком головы выразил признательность. Чувство благодарности стало еще сильнее после небольшого импровизированного концерта от Акселя, сопровождаемый прекраснейшим голосом Ульмы.

*** Утро следующего дня

Спал Эмиль беспокойно, ворочаясь всю ночь из стороны в сторону. Тревожные сны не покидали его, он по нескольку раз просыпался и неудивительно, что когда он встал лицо его было еще бледнее чем обычно. Зайдя в общую комнату, он встретил там Акселя и Ульму, которых тут же поприветствовал и затем тихим голосом сказал:

- Мне надо вам кое-что рассказать. Я должен был это сделать еще вчера, но по какой-то причине я этого не сделал. Я думал, что мы как-то все соберемся и обговорим наш план действий, но Густав с Харальдом резко куда-то ушли. За ужином же я так не хотел говорить о делах, а пирог с последующим концертом настолько благотворно на меня повлияли, что я решил оставить разговор до утра, что как мне теперь кажется, является ошибкой. Где мы можем поговорить, как вы думаете?

При виде входящего в комнату Эмиля Аксель отложил книгу и широко улыбнулся, пожелав герру Виклунду доброго утра. Однако, после сообщения последнего, сказанного почти шепотом, чуть нахмурился:
- Эмиль, я думаю, Вы можете говорить свободно в любом месте, где нет посторонних. Но если Вас устроит только один слушатель в моем лице, то я не могу придумать лучшей оказии чем дорога до околотка, ибо там точно не будет лишних ушей, и мы сможем спокойно обсудить Ваш вопрос. Только вот одеться нужно потеплее, чем мы рассчитывали, судя по всему. Вы взяли с собой теплую одежду?

- Теплую одежду? Вроде бы да, - рассеянно ответил Эмиль.

- Я пойду с вами, куда вы скажете, но сперва мне надо с вами кое-чем поделиться, только подождите, мне нужно кое-что забрать из своей комнаты, - юноша встал и только собирался побежать к себе в комнату, как вдруг остановился и ударил себя по лбу. Вернувшись ко столу, он засунул руку во внутренний карман пиджака достав оттуда ранее одолженную у Харальда бумагу, в которой Виклунд и оставил свои заметки.
- Так, здесь я записал все, что вспомнил, что может быть хоть как-то связанное с нашим делом. Прочтите пожалуйста. Я знаю, что вы скептичны ко всему сверхъестественному и пытаетесь во всем найти здравый смысл и логику, но я боюсь, это не тот случай, когда все можно объяснить с точки зрения науки. Я абсолютно уверен, что в этом деле замешаны Вэсены. Возможно даже не один, а то и не два. Смотрите, - возбужденно стал говорить Виклунд, показывая на свои записи, - особое внимание я бы уделил Кайлех и Драугру. Вы же согласны с тем, что подобная погода крайне не типична в это время года? Если так, то остается вопрос, а что тогда может быть причиной? Кто как не Вэсены? Кто как не условный Драугр принес холод в эти земли? Это же так очевидно... А ведьма обращенная в камень? Вы слышали когда-нибудь историю про Ведьму из Вуки Хоул? Презанятная сказочка скажете вы, не так ли? А настолько ли вы уверены, что это сказка? История точь-в-точь схожая с нашей. Да, это история, судя по легенде произошла в Англии, но а что если она каким-то образом дошла и до наших земель? К тому же Старая Гертруд исчезла? Был камень и нет его. А я вчера молчал. Я не должен был молчать. И Густав с Харальдом куда-то ушли. Почему я их не остановил. Мне надо было сразу поделиться с вами новостями. Но они ушли.. А затем ваша музыка.. и пирог.. Я подумал, что это все может и подождать. Но боюсь, что каждая секунда промедления может стоить нам жизни! И вообще. Где Густав и Харальд? От них есть какие-то новости?

По мере рассказа беспокойство и тревожность Эмиля нарастало с каждой секундой. Речь становилась более сбивчивой и возбужденной. Аксель мог почувствовать, как слова льются из юноши градом. Одним словом. Накипело...

  Пока Ульма искала подходы к фру Хумлин, Эмиль, который реально неважно выглядел сел за стол, а Гильдерхорн с Харальдом отправились в паломничество в здешний кабак. К тому же, кажется, местная кормежка и развлекательная программа Акселя имела успех, Эмиль, кажется, немного оживился. Правда, надо будет уточнить с Густавсоном, что она ему кузина, двум рыжим проще выдавать себя за родню. Ох... давненько она не пела. Сразу вспомнились домашние посиделки во времена еще перед кризисом, где все четверо детей Бергманов по очереди коротали долгий зимний вечер, устраивая какое-нибудь выступление. Ингери всегда была лучше в музыке, сама Ульма, когда вокруг были только свои, любила подурачиться. Петер тоже, но у него идеальный слух, так что все принимали за чистую монету. Интересно, что они бы они сказали, узнав, что Ульма не сидит в съемной квартире, а удрала в Упсалу, а теперь и вовсе в замерзающей провинции? Ой, лучше и не представлять. Лучше спеть, как Аксель просит.
  Хотя традиция (и книга хороших манер) требовали поломаться для приличия - я, мол, не в голосе, и все такое, доктор Бергман в тепле, после пирогов (а рюмочка аквавита совсем-совсем не при чем), была в веселом настроении, и радостно присоединила голос к импровизированному концерту. Раньше она немного стеснялось своего меццо-сопрано, у Ингери-то прямо колокольчик, но за время студенчества успела отбросить эту ерунду, пели всякое и такими голосами, что комплексы осыпались как позавчерашние дешевые розы.
  Так что Ульма с удовольствием разбавила шведские шансонетки несколькими английскими, благо, язык, кажется, могут знать Аксель с Эмилем, и уши священника не будут осквернены слегка игривым содержанием. Правда в конец произошло нечто странное (к чему уже стоило начать привыкать). Царила уютная атмосфера конца вечера, когда надо бы уже расходиться, но в бокале еще что-то плещется, и разговор не стих, и можно еще немного посидеть. Песенка будто выскользнула откуда-то из темноты за окнами. Ульме пришлось самой себя прервать, а рука сама скользнула к воротнику...

  Утром Ульма скользнула вслед за Акселем, стояла в дверях, оглядываясь, не виднеется ли на горизонте фру Хумлин. И внимательно выслушала херра Виклунда.
- Ого, сколько всего вы знаете, - восхитилась выпускница Эдинбурга, - Да, это уже немного дает намеки на диаг...ой. то есть, на что здесь творится. Но, Эмиль, как вы, в самом-то деле? На вас лица нет. Если что, я немного изучала траволечение, если хотите, устрою тут ревизию местных трав, и замучу настойку. Это довольно вкусно. Что-то случилось? Кажется, они вернулись благополучно, я слышала вечером, но меня уже сморило.

- Не волнуйтесь Вы так, друг мой, - Аксель встал со своего места и мягко, но настойчиво постарался посадить туда Эмиля, - Вам явно вредно волноваться. А документ я почитаю с удовольствием. Даа, если принять тезис, что Вэсен существуют, то очень похоже на ведьму или драугра, - после чего добавил чуть тише, отвечая на реплику о скептицизме, - боюсь, друзья мои, я уж и сам не знаю, чего в этом больше - скептицизма и рациональности или попытки держаться за понятный старый мир, который рушится на глазах, несмотря на факты перед этими самыми глазами.

После чего, как бы очнувшись, помотал головой:
- Не берите в голову, друзья, надеюсь, мы сумеем разгадать эту загадку.

Услышав же преложение Ульмы называть ее сестрой, Аксель смутился еще больше. Его большие глаза стали еще больше, и он сам как-будто нахохлился, отчего стал похож на маленького рыжего совенка, которого разбудили рано утром:
- Да, конечно, как скажете ..... шь..., фрек... Ульма

- Последний год я провел изучая бесчисленное количество сказок, легенд, мифов, - с вымученной улыбкой ответил Эмиль Ульме, - хотя про ведьму я как раз-таки не читал. Историю про нее нам рассказывал учитель, когда я еще был подростком и учился в школе.
Юноша замолчал, глядя куда-то вдаль. Ему стало несколько легче после того как он наконец-то выговорился и смог сбросить небольшой груз знаний на других.

- ... Но, Эмиль, как вы, в самом-то деле? На вас лица нет. Если что, я немного изучала траволечение, если хотите, устрою тут ревизию местных трав, и замучу настойку. Это довольно вкусно.

- Как я? - спросил, вздохнув он. - Не знаю. С момента своего первого столкновения Вэсена во мне будто что-то переключилось. Жизнь сменилась на до и после. Когда я впервые ее увидел... - начал было Эмиль, но не продолжил. Часть его хотела рассказать всю историю, но он не мог. Ему бы пришлось тогда поведать обо всем, а на это пока что он никак решиться не мог. - Жаль, что мы не можем быть вместе
- Извините, грустные воспоминания. Чувствую я себя действительно не важно, так что от вашей настойки я бы не отказался, Ульма. Спасибо что выслушали меня, друзья.

- Чего я не понимаю, так это почему камень пропал... а, гори оно синим пламенем, мы все подозреваем - ушел, только сейчас? Девушку убили уже несколько недель назад, и камень вроде бы был на месте, когда нашли тело. Иначе бы уже тогда шум подняли. Допустим, не сразу заметили, в эту пещеру вряд ли каждый день ходят, но заметили аккурат к нашему приезду. Или это потому что викарий уехал? Что-то тут не сходится. Ого, у вас, Эмиль, эрудиция. Драугры, бр-рр. Когда-то мой брат начитался о них и просыпался ночами, когда ему казалось, что они лезут в окно*. Кстати, ведьма из Вуки Хоул...? Что-то я об этом слышала, в Шотландии любят легенды... Она, по идее, разлучала влюбленных, а не убивала физически. А в камень ее обратил священник, или монах, или отшельник, или что-то вот такое. Ой, я наверно, все-таки по женски мыслю, но наш святой отец ведь не женат? А может, это у него в молодые годы вышла трагедия на сердечной почве, а в результате...Так, остановите меня кто-нибудь, кузен Аксель, я же доктор, а не институтка какая!
Чувствую я себя действительно не важно, так что от вашей настойки я бы не отказался, Ульма.
- Хорошо, я сейчас же разузнаю у фру Хумлин, какие травки у нее есть в запасе, а остальное либо у меня в чемоданчике есть, либо и тут найдется.

  Поговорив с товарищами, Ульма отправилась на поиски фру Хумлин, и спросила, нет ли у кого запаса трав. Пояснила, что некоторые из друзей кузена присоединились к охоте чтобы избавиться от напряжения после тяжелой работы. Да и у самой Ульым после экзаменов и напряженной практики в больнице сон неспокойный. Так что, хорошо бы набрать марьина корня, душицы, таволги, хмеля, да хоть зверобоя с мятой для совмещения физической активности, свежего воздуха и мягких настоек.
  Получив часть трав, которые можно использовать, Ульма тщательно заварила их, и оставила настаиваться, пообещав Эмилю через несколько часов напоить его успокоительным и противострессовым сбором.

- Безусловно ваши выводы интересны, Эмиль. Потому я и думаю, что Вам стоит сходить со мной к фьешману и вместе с ним посетить место, с которого пропал этот камень, давший название местной пещере. Думаю, что пока я буду осматривать физические следы, чтобы все же исключить материальную сторону вопроса, Вы найдете для себя и, возможно для нас всех, много интересного и полезного. Правда сейчас, думаю, стоит дождаться герра Гильдерхорна и герра Эйрикссона и обсудить планы на день и узнать, удалось ли им найти что-то новое по интересующему нас всех вопросу. Ну и обсудить планы на день. Наверняка он будет у всех крайне насыщенный. Интересно, в котором часу в доме обед в доме отца Лонгби, - задумчиво добавил Аксель, стараясь все же говорить вполголоса

  Трактирщик Фольке заметно подтянулся, будто собирался козырнуть офицеру, но сообразил, что это будет выпадать из уютной атмосферы мирной жизни.
- Рев? Вон там гляньте, где молодняк в кости играет. Только сдается мне, что не особо у него игра задалась, он когда выигрывает любит пошуметь и угощать всех подряд. Только... господин офицер, и вы тоже, сударь, поосторожнее бы с Томасом Ревом. Оно конечно, мужик он обаятельный, на свой лад. А вот когда не на лад дела, то и нрав не сахар, и обхождение дома забыл.

  И в самом деле, среди молодежи за столом, где играли в кости, затесался мужик постарше. И если молодые парни и девчонки казались скорее захвачены азартом, увлеченно кидая кости, хлопая друг друга по спине, предлагали сыграть на поцелуй (понизив голос, чтоб старые совы в углу не услышали), заглядывали друг другу в глаза, раскрасневшись... словом были до одури заняты заигрыванием с запретами и друг с другом... Иногда одна из женщин в возрасте бросала на них неодобрительный взгляд, и казалось вот вот прозвучит вечное "ишъ расшумелись! Вот мы в вашем годы..", что, конечно, только подливало маслица в огонь. То мужчина постарше выглядел полностью, до фанатичного огонька в глазах поглощенным самой игрой. Когда девчонка собиралась бросить кости, а парень рядом с серьезным видом ей объяснял, что она неправильно бросает, да начинал "учить" - брал стаканчик поверх девичьих ручек и показывал, как трясти, мужчина единственный смотрел только на собственно стаканчик. На лице у мужика было явственно написано, "да трахни ты ее уже, только пусть бросит сперва!"

  И конечно же, Госпожа Удача и не думала повернуться к портящему радостное настроение лицом. Девушка выкинула 5 и 6, компания разразилась криками и двусмысленными комплиментами, лицо Рева перекосилось, он резко повернулся к подошедшим, с таким выражением, что будь у него в руках оружие, в пору было бы испугаться. Похоже, местный контрабандист слышал, что его ищут, но не в силах был оторваться от игры.
- Да, что вам, - человек в потрепанной простой одежде не дал себе труда быть сколько-нибудь почтительным к городским хорошо одетым господам. И тут же снова развернулся к столу, - Стой, это куда ты?! Я еще не отыгрался, еще круг! Думаете уйти с моими деньгами?
  Молодежь несколько нервно обменялась взглядами, настроение им порушили, но спорить или игнорировать Томаса они явно не решались.

Господин Рев я полагаю? Местный охотник, знающий человек и опытный игрок? Я полагаю, молодежи будет полезно поучиться у вас, с каким достоинством должно опытному игроку принимать поражения. А у двух джентльменов вроде нас с вами найдутся дела поважнее, чем пара проигранных крон. Ведь вы можете заработать больше, верно? – расправив плечи и добавив стали в голосе, Густав использовал нехитрый прием, который позволял ему влиять даже на самых спесивых однополчан, не доходя до козыряния чинами.

Никого, подходящего под описание старого завсегдатая в помещении Харальд так и не обнаружил. Тихо вздохнув, журналист смирился с мыслью, что этим вечером он с Бломквистом не встретится.

- Благодарю. - кивнул Эйрикссон одноглазому ветерану за его совет, и последовал за другим ветераном, двуглазым.

Вновь отдав инициативу в разговоре Густаву, Асгер постарался по мере своих сил создать наиболее представительный вид, встав наравне с Гильденхорном.

  Взгляд Томаса Рева был изрядно мутным, скорей всего, выпил он сегодня немало, у тому же - возможно, пить и играть он начал из-за каких-то неприятностей. Тем не менее, взгляд, которым он окинул двоих джентльменов был прямо-таки сканирующим. Особенно взгляд задержался на Густаве - военная выправка и неброско-дорогие вещи были оценены. На дне глаз мелькнула злоба, мелькнула и потонула в пьяной мути.
  Тем временем молодежь бочком выбиралась с другой стороны стола, норовя улизнуть, пока грозный местный хулиган отвлекся.
- Ну, положим, я и зарабатываю больше. А что, человеку уже и расслабиться после тяжкого труда нельзя?

– Конечно можно. Я бы сказал имеете полное право – офицер не дожидаясь приглашения присел за стол. Меня зовут Густав Гильденхорн. Я приехал с товарищами к отцу Лонгби погостить. Это, к примеру, Харальд Эйриксон, писатель. Ищет вдохновение в ваших краях.

Так вот – отец Лонгби говорил, что в ваших краях знатная охота, а вы – первый в этих краях следопыт и застрельщик. А ещё он рассказал в ваших краях недавно девушка погибла, мол, зверь какой-то необычный ее разорвал, вот я и подумал – может нам совместить приятное с полезным и отыскать этого зверя? Святой отец говорил, что вы вроде как были первыми, кто ее тело нашел? Можете рассказать какие-то подробности?

Присаживайтесь Харальд. Возможно господин Рева и есть главный герой вашей новой книги...

- Писатель? Вроде этого, Андерсена? - Рев хохотнул, и сделал большой глоток, прикончив стакан. Затем налил на три четверти из стоявшей на столе бутылки, - Читывал я как-то, правда, только до половины книжки, когда пришлось отсиживаться у одной... гмм... В общем, господам вроде вас это знать без надобности. Поохотиться, говорите? Вот наш Стрёмбекк, чтоб ему... всякого по жизни благополучия, поохотился уже. Прихватил, сучий потрох, парнишку, вообще ни за что. А что ему? Мало ли что простые люди, вроде вот нас.. то есть меня, говорят! Он же, сука, образованный! Очки бы себе купил, раз такой умный, а пятен разглядеть не может. И пофиг, что тухнет в нашей дыре уже годами, тут наконец дали разгуляться... почуял, гнида, власть над жизнью, инструкциями своими трясет...Опачки, кончилось. Герр офицер, у данной машины кончился пар, ежели закажете простому парню еще, то раскочегарюсь, да та-акое расскажу...
  На каждую паузу Томас прикладывался к стакану, причем не по цедил по капле, доливая по мере необходимости. Но тут бутылка наконец опустела.
- Расскажу, и пусть фьешман не бздит, чего там не было, и куда кто чего утащил, - похоже, когда огонь азарта стих Рева стало разбирать все сильнее.
- Ах ты ж! Да что ты тут, прыщ гнойный, городским голову-то морочишь?! Всегда было т ебе пофиг на все, кроме своего кармана, и вдруг перекинулся к Линдарнам, помогать им отмазывать их кровожадного зверя? - вскочил из-за одного из столов молодой мужик, соседи пытались его утихомирить, но тут начались брожения уже в другом конце трактира.
- А что раз в год палка стреляет и у Тервингов стоит! - заорал какой-то невысокий и краснорожий тип, - А то и Томас Рев по делу говорит! Не мог Вилле, может и впрямь какой зверь забрел! У фьешмана правда в участке не ночует, так пусть заезжим господам расскажет!
- Ах ты...!
  Вечер окончательно перестал быть томным, прямо на глазах образовались два лагеря, люди робкие или нейтральные потянулись к выходу, или же перемещались в уголок. Особенно воодушевленными выглядели одна старушка милейшего вида, которая хоть и двинулась в уголок, вращала головой, как цапля, с выражением живейшего интереса. Харальд, повидавший таких в своей репортерской работе, прямо чувствовал, что это та порода, которая всегда стоит на страже морали, но в случае какой драки может начать вопить "Рви его, выдави ему глаза, откуси яйца!", а потом стоять, что не было такого.
  Но тут зарождающееся веселье прервал Фольке, просто щелкнув, складывая двустволку, потом со стуком положив оружие на стойку. Горячие шведские парни замерли. Затем быстро переглянулись, и предпочли вернуться по местам, негромко ворча. Рев тихо, с явным удовольствием, посмеивался. Кажется, любой раздор был ему в радость, особенно если удалось внести свой вклад. Мелькнуло разочарованное лицо старушки.
  Примолкший было гул голосов и стук кружек, после нескольких долгих моментов настороженного молчания, возобновился. Грозное оружие вернулось под стойку, а трактирщик со все более заметными сержантскими замашками направился к столику детей Четверга.
- Том, ты бухой как якорь, молодняк распугал, так еще на бузу провоцируешь? - очень спокойно спросил Фольке Хедман.
- Я и в половину не такой бухой, как мог бы! И всего на четверть от того, как бы хотел, - огрызнулся Рев, избегая, тем не менее, глядеть в глаза грозному владельцу единственного на много миль кабака, - Господа сами меня спросили, в отличие от этого хрена в форме... Были там пятна крови, чтобы он не говорил. Хрена, какой еще зверь, думаю, она вообще сама, головой. И овцы те...
  Рев заметно клюнул носом, пришлось опереться о стол всем предплечьем, чтобы остаться в сидячем положении.
- Так, тебе мало еще? Ты пьян и чуть только что не взбулгачил народ, который только-только начал успокаиваться. Все. Иди и отоспись. Рассказывай что и кому хочешь, но не в переполненном кабаке, где бывают и те, и эти. Вы тоже, херр офицер, и вы, сударь, извините. У нас за эти пару недель уже пару раз чудом не полыхнуло, народ едва начал успокаиваться. Да и не дело с пьяным беседы вести, он еще не то наплетет. Я его сейчас в задней комнате сгружу, пускай отоспится, чай, не первый раз. Утречком нормально поговорите в спокойном месте. Только... не особо я веры даю его россказням. На него фьешман наехал, попробует пришить дело с пропавшим камнем, да еще штраф навесит. Вот он и плетет что попало, лишь бы Стрёмбекку досадить и денег достать.

Вспыхнувший конфликт, разорвавший мирное течение вечера, как немецкая шрапнель, заставил Густава сбавить напор:
– Прошу прощения, герр Хедман. Мы не ожидали, что это настолько болезненный для всех вопрос. Мы действительно пойдем, время позднее и проведем герра Рева до дома. Для общего спокойствия и для сохранения общественного порядка. Надеюсь, это всех устроит. Надеюсь, господин Рев не будет ссориться с владельцем единственного заведения в округе и воспользуется данной возможностью, чтобы с достоинством уйти, как подобает мужчине.