Армель нежился на скамейке парка Монтескью, держа в руках свежий выпуск "Вердигрис Актуале" - самый популярный в столице новостной ежедневник. Летнее солнышко ласково гладило его по буйным кудрям, птички щебетали сонеты. Верная трость стояла рядом, слегка устало облокотившись на изогнутое дерево скамьи. Мсье Дюран неспешно перелистывал страницы, особо, впрочем, не вчитываясь. Времени было достаточно, работать он предпочитал по ночам - особенно в те ночи, когда его супруга, столь же горячо им любимая, сколь и холодная в отдельные дни, была слишком утомлена или не в духе. О, что это были за ночи! Всю свою страсть, весь жар своей души творца он вкладывал в образ своей прекрасной, несравненной Элизабет (тайком от неё самой шепча "Лиззи!"). И рождались портреты, картины, бюсты и статуи.
Здесь, пожалуй, нам следует отметить, что творений, посвящённых Елизавете Балконской, в доме Дюран де Балконски набралось на целое крыло! Свидетельствовало ли это о продуктивности мастера или же о недоступности его музы? Пожалуй, это останется известным лишь самой чете, да немногочисленным слугам их поместья.
Между прочим, Армель листал газету не из праздного любопытства. Вот уже которую неделю он искал заметку об открытии новой галереи, которая, без всякого сомнения, должна была привлечь массу посетителей и коллекционеров в столицу Катарийской Ординанции.
- Дело верное, друг мой! - сказал ему Жан-Поль Дюжон за бокалом гран крю "Лакур-Субтер", бутылку которой презентовали ещё на свадьбе Армеля и Елизаветы её дальние родственники из восточных провинций. - Представь, какой грандиозный успех ждёт всех нас! Мы будем выставлять лучшие работы со всего доминиона! И всё это - в здании старого пивоваренного завода, помнишь, который единственный остался из довоенных? Это будет невероятное погружение в историю и атмосферу места. Оно прямо дышит вдохновением! Мне всего-то и нужно, что небольшая ссуда. К сожалению, слово честного человека и джентльмена стоит в наши дни всё меньше - они требуют поручителя...\
- Ни слова больше, мой любезный Жан-Поль! - с жаром воскликнул Дюран, на щеках которого зажёгся румянец. - Во имя дружбы, искусства и процветания я не оставлю тебя одиноким в этом великом начинании!
С того момента, как Армель подписал бумаги в актуарном тресте "Хоторн & Хэммонд" уже месяц прошёл. Жан-Поль писал ему пару недель назад, что вынужден отъехать в "деревню" (так было принято называть загородные поместья), чтобы справиться о здоровье сильно захворавшей тётушке. Но заверил, что оставил дела на управляющего, которому доверяет, как самому себе.
Но вот газета закончилась, а заметки в ней не нашлось. Только реклама нового чистящего зубного порошка.
- В конце концов, открытие целой галереи - задача не пары дней, верно, красавица? - обратился Армель к любопытной белочке. - Au nom de l'amitié, de l'art et de la prospérité!
И, подхватив трость, быстрым, пружинистым шагом отправился в путь. Отчаянно звал дом - и, спустя столько лет, он всё-таки научился так называть тот старый, жуткий особняк, в котором ему пришлось поселиться. Имение Балконских оказалось страшной головной болью. Архаичный, до пугающего огромный и, главное, очень, очень, ОЧЕНЬ старый! Даже самый базовый ремонт для этой развалюхи сожрал почти весь капитал, что был у мещанина на момент его свадьбы. Но Армель не унывал: он был готов на что угодно, ради своей несравненной Елизаветы - а, когда появилась его дочурка, его сокровище, его радость, его солнышко - и вовсе был готов весь мир перевернуть!
И вот сейчас, выходя из парка на широкие улицы верхнего города, он не замечал вокруг ничего: ни булочных, ни газетчиков, ни заводных трамваев, ни шпилей императорского дворца вдалеке, ни густого, словно чёрные облака, смога, укрывшего нижний город. Он летел на крыльях своей вдохновлённой любви к самому дорогому существу в своей жизни.
Чтобы спустя столь короткое время распахнуть мрачные, тяжёлые двери своего дома, ради того, чтобы снова увидеть её. Ведь дом там, где сердце - а его сердце всегда было с Аги.
- Viens ici, ma petite chou! - слышишь ты его звонкий, радостный голос.