'Revival' | ходы игроков | 'Inoy'

Там, где нет времени и пространства, всё зыбко и переменчиво.
Переход мог занимать тысячи лет - и один миг.

Снежинки мельчайшие, словно пушистые ледяные парашютики, быстро ложатся на крыло под порывами ветра сухого, преодолевая расстояние до черной земли. Пепел. Серый пепел.

Шанс всё исправить. Исправить то, что не должно было случиться, но, так или иначе, произойдет с этим миром, и Тот, кто должен был Возродиться, всё равно придёт - может быть, через тысячу тысяч лет. Он растопчет то, что останется к тому времени от Цивилизации, он вернет Человечество в Каменный Век или уничтожит Его, оставив на Земле лишь холодные, пустые тени, и призраки будут выть ледяным ветром, и Тьма поглотит мир.

Так почему ты должен делать это? Не всё ли тебе равно? Ты мертв. Твой мир кончился. Тебя ждет то, что случится за гранью его. Выбор. Сделай его. Или промолчи, став одним из тех немых голосов, что хором шепчут беззвучные слова во тьме, стоит лишь к ним хорошенько прислушаться.

Зачем?
Зачем ты меня вернул?
Ничего не изменится от пары лишних тысячелетий. Или тысячелетий тысячелетий. Или изменится? Ты же дух. Ты умный же. Ты - не глупый, слабый, да и к тому же уже мертвый Артур Волкович. Выбор мне предлагаешь. Какой тут выбор может быть?
Исправить. Спасти. Пророки предсказывают, а не вмешиваются, вообще. К черту все. Стану Спасителем, или там, Исправителем. Небесным. Христос вон вообще плотником был, прежде чем в мессии удариться.
Так собственно, ну остановлю я этого, демона там, повелителя демонов, Великого Убийцу Цивилизаций, или как там его. И что в этом для меня? Друзей спасу? Сослуживцев? Не такой мы крепкой дружбой были связаны, чтобы она и после смерти ниточкой меня к миру живых держала.
А что если просто уйти?
От одной мысли холодно стало. Темно.
Ничего. Вот совершенно ничего не будет, если я не стану ничего делать. Меня не будет.
Вот это мне уже не нравится. Не хочу. Вот так вот, стать одним из. Безмолвным наблюдателем, который однажды мог все изменить, и отказался.
Будь что будет, короче.
- Я согласен. Что мне надо сделать?

Не было голоса больше. Стих он, едва последнее слово было произнесено.

Только ты. Антрацитовый щит сумеречного неба. Время для тебя - безразмерная величина. Как и расстояние. Поддавшись искушению, сделал шаг - или сделал бы, если бы были ноги. Скачок. Прыжок. Туда, куда тянуло тебя. Подталкивало. Ты - металлическая капелька. Мир - гигантский магнит.
Назад вернулся. Или вперед?

Наткнулся на огоньки во время перехода. Вытолкнул их с пути своего осторожно, чтобы случайно не разбить. Дальше двинулся.
Упали Пророк и Хан, тогда еще на Тайшира откликавшийся, на дорожное полотно грязное, благодаря силу неизвестную, которая им помогла.

Сквозь время и пространство, которые для тебя - лишь слово пустое. Сделал петлю, вновь веянию невидимому поддавшись, как птица, парящая в небесах на плотных струях воздушных потоков.

Снежинка. Крошечной звездочкой опускается на бетонный каркас Останкинской башни. Солдаты экипированные окружают зал, в котором под струями света ослепительного вскрывают, как банку тушенки, голую поджарую девушку - она не кричит, не плачет. Она потеряла рассудок и лежит на столе, а вокруг неё - кровь и сизые змеи её собственных кишок.
Кинжал Аши в руках злодея. Демидов - понимаешь ты. Зло - понимает то, чем ты стал. Он шепчет слова, от которых у Пророка встали бы волосы дыбом.
Он говорит:
"Дарую тебе монету из камня. Дарую тебе песню, что нашёл я в грязи. Дарую клинок из-под дальних холмов и прут, что пронзил глаз мертвеца. Дарую тебе коготь, что я вырвал у крысы. Дарую тебе имя, и оно исчезнет. Отдаю тебе кровь из собственных вен и перо из ангельских крыл. Заклинаю тебя, о мой господин! Призываю тебя ядом и болью. Открываю дорогу, отпираю врата!"
Десятки голосов из тьмы вокруг, хором: "Явись! Явись! Явись!"
"Призываю тебя именами древних владык! Намтар! Аллату! Моракс! Набериус! Клеш! Вепар! Маймон! Мы призываем!"
Десятки голосов безумных магов и осоловелых аколитов, хором: "Явись! Явись! Явись!"
"Ашема-дева призывает тебя! Маборим призывает тебя! Горвендиль призывает тебя! Из тьмы они взывают к тебе! Во тьму они призывают тебя! Монета и песня. Клинок и прут. Коготь и имя. Кровь и перо. Сюда, во тьму.. Сюда, во тьму.. Сюда, во тьму.. мы призываем тебя!
"ЯВИСЬ!"*

В складках разума некоторых присутствующих - явные бреши, через которые то, чем стал Пророк, могло бы захватить контроль над крепким телом. Прервать ритуал здесь - значит, обрушить все планы Ордена. Без Кинжала не будет Призыва. Без Призыва - Возрождения. Без него - тебя. Свобода от оков бытия. И эхом отразится имя твоё в вечности, имя Спасителя Мира Людского, да только кто услышит?..

Маборим. Горвендиль. Ашема. Имена. Эфир вопит, отвечая каждому из них. Он напоминает разоренное гнездо ос. И каждый его вопль я ловлю всем своим существом, ведь я теперь его часть. Я воплю вместе с ним и лишь чудом остаюсь нерастворенным в общем порыве гиганского спрута. Я - капля.
Помнить свою цель. Помнить, кто я.
Демидов, мразь. Слова его нечестивые. Вот оно. Вот что, убило меня. Косвенно, но убило. Вспышка ярости переполняет то, что раньше было Артуром Волковичем, то что от него осталось.
Но я не позволяю ей собой овладеть. Мертвые терпеливы. Они ждут. Долго.
Вокруг Демидова уже не люди. Это рабы его силы. И сам он раб силы еще большей. Чуть-чуть ловкости и чуть-чуть удачи - вот что мне нужно. Сейчас в моих руках...ну, в моих метафизических руках, но все равно, судьба мира. Не трогать магов - синица лучше журавля. Нельзя напортачить сейчас.
Ну же.
Давай, Волкович. Ты - кусок плазмы. Или эфира. Но черт, ты хитрожопый кусок эфира.
Вперед.

Зловещий рокот, низкий гул, вдруг показался страшной тишиной, предшествующей появлению чего-то воистину огромного. Наверное, что-то такое "слышит" крошечный муравей, когда на него с неба вдруг падает огромная резиновая подошва сапога.

Небо над Москвой окрасилось багровым сиянием, будто пролитая этой ночью кровь впиталась в небесный свод. Тонкими белыми трещинами полопалось мироздание над покатыми крышами многоэтажек в Бибирево, паутинкой километровых молний, с громом соответствующим, разошлось пространство над Москва-Сити, и Кремль, что ближе к центру чудовищного портала оказался, озарил безумно яркий свет иных солнц, чужих планет - свет дьявольски горячий, обжигающий, такой, что снега сугробы метровые мигом растаяли, а воздух, морозный и колючий, раскалился добела.

Тогда Козловская, спасая себя и других от волны удушающего жара магией огня, бросилась за покореженный корпус горящего танка, от которого клубами валил пар, а металл брони натужно, словно с болью, скрипел и скрежетал. Тогда Зима, пытаясь спасти осколки разума бойцов, которым не повезло, упал на колени и приложил к вискам руки, даря спасительное спокойствие мечущимся в горящих телах душам.
Тогда Чернов, укрывшись за тушей демона им самим обезглавленного, не чувствовал ни тоски, ни сожаления - эмоции стёрты, и на душе хорошо и тепло, даже жарко немного. Тогда Самба, взвыв от боли, увидела на мгновение нечто: чудовищный в своей непередаваемой уродливости рог или клык, вернее, самый кончик его, протаранивший весь её мир, пронзивший небо и землю подобно титанической игле энтомолога, пробившей крошечную букашку. Тогда Королев, хлопнувшись в землю лицом, почувствовал, как горит его тело, и душа его сгорает дотла. Тогда Цыденов, совершив отчаянную попытку прорыва, ворвался в здание МИДа и, сраженный пулями, срубил двоих обомлевших аколитов, рыча и харкаясь кровью. Тогда Кузнецов, не найдя укрытия от света и тепла, подобного божественному, поднял голову и был буквально испепелен на месте, пройдя ритуал "очищения", который был уготован Орденом каждому живущему. Тогда Ариман, окончательно сойдя с ума, бросился в атаку и пропал в чаду горячего пара, что шёл от раскаленной земли. Тогда Соколов, мирно прикрыв глаза, кивнул своим мыслям и затаил дыхание, ожидая перерождения.

Тогда мир погиб, не выдержав Возрождения.

Но так ли всё было?

Мятежный дух впился клыками ярости в куклу, уже переставшую быть человеком, взяв над ней полный контроль. Никто из окружающих не заметил изменений.
Дух же, не теряя времени, выдернул кольца гранат на своей груди и, сделав три прыжка, оказался в центре зала.
Взрыв, погубивший большую часть зомбированных аколитов и магов, не мог уничтожить духа, как не мог уничтожить демона, что овладел душой Демидова, в то время как тело, с помощью живой воды восстановленное из полуразложившихся останков его, на миг потеряв связь с демонической сущностью, тут же пеплом рассыпалось, и кинжал Аши, засветившийся было сиянием магическим, особенным, чужим и инопланетным, со звоном каменным стукнулся об пол, и больше не было никаких звуков в том зале, кроме эха дьявольского визга, отражавшегося какое-то время от стен и потолка - и источником этого крика была оскверненная душа Белого мага, ставшего Черным.

* * *

БМП черный, горящий, жирным дымом чадит. Бойцы ГСМН прорываются сквозь заслоны несобранных и ослабевших аколитов - солдаты ордена кажутся какими-то потерянными, и оказать достойное сопротивление не в силах.

Чернов срезает пулеметными очередями людей, Тайшир императорским мечом рубит головы демонам, Самба и Зима заставляют бестолковых зомби без чувств падать на промерзшую землю и дрожать от внезапно нахлынувшего чувства ужаса, погребенного глубоко в душе и вновь открытого ими.
Бойцы пробиваются, очищают комнаты и коридоры, ждут подкрепления и вновь идут в бой, продвигаются выше. Танки прикрывают, Щерба высаживается с вертолета на крышу МИДа и лично пускает пулю в голову старшему чародею Ротманну, прибывшему из семнадцатого века для контроля над Возрождением.
Никто не знает, куда снова делся Демидов.
Группа под руководством Зимы врывается в зал, где уже лежат мертвые и умирающие орденцы, всюду кровь и обезображенные останки, а на полу - Кинжал Аши, покрытый слоем пепла. Ни следа Демидова. Словно в воздухе растворился.

Сомнения тревожат бойцов. Здесь произошло то, что недоступно пониманию многих из них. Кулешов, пятерней почесывая бороду, в которой кусочки костей и катышки плоти застряли, многозначительно хмыкает, довольно так, и уходит.
Суямов, узнав о произошедшем, расплывается в таинственной улыбке и смотрит в одну точку на звездном небе долго, очень долго.

* * *

В течение трех следующих дней попавшие под воздействие зомбирующего излучения жители Москвы проходят реконструкцию и минимальную корректировку памяти посредством гипноизлучателей, установленных в Храме Василия Блаженного. Все видеозаписи и фотографии, на которых бойцы ГСМН ведут бои с неизвестными, изъять не удается. В прессе пущен слух о сорванных террористических акциях, предпринятых радикальными исламистами из организации "Алый Джихад".
"На любительских кадрах мы видим, как бойцы спецназа ГРУ предпринимают попытку штурма здания министерства иностранных дел России, на верхних этажах которого забаррикадировались террористы-смертники"
"Какие цели ставили перед собой агрессивные ваххабиты, обвешавшись оружием и взрывчаткой и напав на здание Московского МИДа глубокой ночью? Этого, наверное, не знает никто, кроме высших чинов нашего глубокоуважаемого правительства. Однако, до свидания".

Апокалипсис, о котором говорили, который предсказывали и предрекали демоны, падшие ангелы и старые женщины с джиннами в подчинении, не произошёл. Причин этому могло быть несколько, но каждая версия того, что склонило чашу весов на сторону условного "Добра" в лице ГСМН, порождала больше вопросов, чем ответов, а потому каждый, кто пытался докопаться до истины, рано или поздно бросал это дело, и только старые и умудренные опытом ветераны на вопрос: "Куда делся Демидов?" с долей юмора отвечали: "Он улетел. Но обещал вернуться".

И он вернулся.
Но это уже совсем другая история.

И только тогда, когда все кончилось.

Когда затихли последние выстрелы.

Когда перестал дергаться последний орденец, а последний зомби упал грудой бессмысленного гниющего мяса.

Когда умолкли яростные крики.

Когда последние раненые были вынесенные из ада и отправлены в храмы.

Когда кинжал Аши под высочайшей охраной отправился в таинственную сокровищницу.

Когда бойцы ГСМН один за другим, шатаясь от усталости, выбрались в холодную зиму, чуть не ставшую последней.

Только тогда.

Измотанная до крайности. С дикими безумными глазами, на дне которых еще плескался тот ужас, что коснулся их тогда. Грязная, окровавленная, измотанная.

Самба медленно спустилась по ступеням.

Уронила уже ненужный автомат. Сбросила внезапно потяжелевшую кевларовую куртку и бронежилет, вдруг сдавивший легкие. Сорвала шлем, освободив тяжелую волну растрепанных спутанных черных волос.

Повернулась лицом к Мекке. Поцеловала освященные четки - бирюза в серебре. Прижала руки к груди и рухнула на колени в земном поклоне. Лицом в истоптанный окровавленный снег. В грязь. И ее дрожащий негромкий голос слился с затихающим стрекотанием вертолетов и гулом моторов.

Встряхнулся. Головой помотал, сбрасывая остатки гипноза.
Хмыкнул. Осмотрел поле боя. Под ноги сплюнул.
Такие дела.
Ссутулившись, оглянулся на ближайшего старшего по званию, ожидая приказов дальнейших.
Культистов добивать? Эвакуироваться? Из пулемета куда-нибудь еще жахнуть?
Очередное задание заканчивается.
Мы, обычные будничные супергерои вновь спасли мир от зла.
Привычная унылая и грязная работа. Навроде как у мусорщиков или уборщиков.
Как всегда. Спасли.
И еще раз спасем.
А потом еще раз.
Ведь ничего еще, на самом деле, не закончилось.
И не закончится никогда.

Кузнец с мрачным удовлетворением осмотрел место проведения ритуала, на вроде того, как смотрели на Рейхстаг в 45-ом бойцы легендарной и непобедимой. Доигрались уроды, собаке - собачья смерть. Эх, прям как медом намазана Родина для всяких гадов, так и норовят гнусность сотворить. Оно и понятно с другой стороны, зависть берет, не всем повезло на лучшей из земель родиться. Вот и прут сюда всякие. Забывают только, у нас и люди лучшие, такие, что русской славы боевой не уронят. Ну ничего, мы напомним, да так напомним, что кровь до луны брызнет.

Осмотрел, убедился, что живых врагов не осталось, и помогать раненных эвакуировать принялся. Возился с ними, возился, пока не увидел, как Самба с себя снарягу срывать начала, а потом и вовсе на колени рухнула. Уже хотел к врачам тащить, отходняк дело такое. Но вовремя все понял. Ухмыльнулся только, по-доброму, вот же ж чудят басурмане. Сам-то Кузнец Бога славил без поклонов земных, и колен преклоненных, лишнее это. Мой Бог меня рабом не кличет, все дела.

Впрочем, религиозные различия мало волновали Дмитрия, главное, чтоб человек был хороший и за Родину готовый биться до упора. Бойцы же ГСМН себя таковыми уже показали в деле, к правильной же вере такие всегда приходят, рано или поздно.

Выйдя из взорванного проема, бывшего раньше главным входом МИДа, Обухов направился к БТРу, осторожно переступая целые россыпи золотистых гильз, обходя лужи крови, скопившиеся в воронках и канавах изрытого боевой магией обоих сторон асфальта.
За спиной оставался почерневший, ощерившийся сотнями оскаленных осколками стекла пастей-окон массив МИДа, местами чадящий иссиня-черным дымом, местами полыхающий пламенем, испещренный сотнями, если не тысячами попаданий пуль, изрубленный, промятый и проплавленный мощными заклинаниями и фугасными орудиями танков, но так и оставшийся стоять, как остались сейчас на ногах бойцы ГМСН. Вымотанные далеко за предел человеческих возможностей, изможденные, неоднократно раненые - товарищи, теперь, боевые товарищи - выходили один за другим из здания, поддерживая друг друга.
Позади остались казавшиеся бесконечными в кутерьме шквального огневого контакта кишки коридоров, темные залы и комнаты, пропитанные едким запахом серы и пороховой гари, почерневшие от разрывов гранат, полные трупов и баррикад. И кажется, до сих пор еще слышатся отголоски криков предсмертных как культистов, так и бойцов ГМСН, да шепот сотен голосов демонов, так и не сумевших прорваться в наш мир и отведать человеческой плоти. А те, кто прорвался, вкусили стали, серебра и свинца. Досыта. Прошли. Страшный по напряженности бой не запомнился, превратившись в памяти в каледоскоп образов-воспоминаний.
Чернов, стреляющий из огромного пулемета "от бедра". Огненно-яркая очередь трассеров переламывает, разрывает фигуры противников на куски, словно картонные мишени. Искра, с испариной на лице, растрепавшимися волосами, выставляет руку вперед, первой бросаясь в коридор - и огненным градом перед ней падают на ковер оплавленными искрами пули. Замысловатый взмах другой руки - и - нет, не огненный шар - у нескольких противников разом взрываются гранаты на разгрузке, разметав баррикаду. Кузнецов, не на секунду не замедлявшийся, срывавший гранаты и магазины с разгузок павших противников прямо на ходу. Цыденов с Тайширом, вдвоем выламывающие мощные металлические двери так, что те вместе с косяком пролетали чуть ли не десяток метров. И другие. Огонь. Стрельба. Бег. Смерть.
Шел Обухов, пока под ногами вместо крови, бетонной и асфальтовой крошки, грязи и гильз не оказалась вода - то подтаяли сугробы, на некотором отдалении. Те, что поближе были - испарились.
Рефлекторно попытался отстегнуть шлем, забыв, что потерял его на последних минутах боя. Усмехнулся, опустился и, зачерпнув непослушными пальцами прогоршню ледяной воды, плеснул в лицо, с усилием его потерев, смывая копоть, гарь, свою и чужую кровь.
И замер, вглядываясь во вдруг ставшее таким чужим лицо в отражении. После секундного замешательства смочил руки еще раз и плеснул на короткую свою стрижку, смывая белую штукатурную пыль.
Да только эта белизна уже не вымывалась.

Ураганная перестрелка, крики, взрывы, мат.. Все вдруг закончилось - неожиданно и окончательно. Демоны пропали, культисты умерли или разбежались, никто не оказывал сопротивления.. Ворвались толпой в комнату., где ритуал должны были проводить, а там - никого живого, одно только кровавое месиво из трупов. И все.
На нетвердых ногах выхожу наружу. Серое небо над головой. Пепел и кровь под ногами. Холодный ветер в лицо. Неужели я все еще жив? Неужели этот мир жив? Конечно, сложно было поверить, что это и правда мог быть конец света, но раз уж начальство так перепугалось, то, наверно, и правда мог..
Останавливаю пробегающего мимо бойца какого-то этим милым сердцу вопросом "Сигареты не будет?". Оказалось, будет. Щелчок зажигалки, глубокий вдох. Прислонившись спиной к стене, медленно сползаю на пол, одновременно затягиваясь ароматным дымом.
..Мама, папа, я всех спас. Не я один, конечно, но все же. Вы бы гордились мной, если бы не думали, что я уже три года как мертв..
Усмехаюсь, вяло отдаю честь рукой с сигаретой:
- Есть исполнить свой долг любой ценой!.
С наслаждением плохо скрываемым последний раз вдыхаю табачный дым и отправляю щелчком окурок в недолгий полет. Усталость давит, но мне хочется улыбаться, прыгать и кричать.
Мы всех спасли!

Готовишься умереть. Уже ни на что не надеешься особо. Только решимость биться до последнего не дает упасть и повесить голову перед неизбежным. Зреет неба багряная осень. Готовая обрушиться на родную Москву прямо посреди зимы. Ладони точат струи холодного пота. Сейчас рванёт навстречу раскалённый ветер. И всё. Жизнь оборвётся, как сами знаете что.
Стрелой мысль последняя, что если сейчас со всей дури жахнет, а она по какой-то невозможной дебильной случайности кони не двинет, то завяжет она с этим ГСМН. Бросит всё, мужика себе найдёт. Нарожает штуки две-три спиногрызов и будет варить борщи, да носки штопать. Не приходит ей в голову, что для реализации такого душевного порыва места может и не быть. А всё почему? Потому что собираться уходить из ГСМН - это как садиться на диету с понедельника или бросать курить после нового года. Пиздёж. Словоблудство одно.
Шаг вперёд. Ну давай, Безызбывный, иди сюда. Готовы мы.
Но не судьба, видать, сегодня на рога Неминучего посмотреть.
Козловская и товарищи её всё ещё на ногах. Идёт время. А Апокалипсиса на горизонте так и нет. Чудо чудное, не иначе.
Магазин очередной. Щелчок. Так, олухи царя мархурова. Кто тут ещё выступает за Светопреставление?

Радость бесконечная за тех, кто уцелел. Память, скорбь и благодарность - кто в труде ратном погиб.
Победа. Настоящая. Горькая.
И будем надеяться, что крайняя. Не последняя.

Кончилась битва. Игорь скинул с себя неудобный бронежилет, очки на него положил. Шапку поправил одной рукой и к кругу призыва подошел. Нет Демидова. Как будто и не было его.
Суямов промолчал, Кулешов задумался. А Игорь не знал ответов, чином пока мал был. Ну да и ничего. Опыт приходит со временем.
Взял тогда Зима кинжал Аши, осторожно в какую-то занавеску уцелевшую завернул и сказал:
- А пойдемте-ка чай пить. Черный, байховый, из самовара да с лимончиком. В столовой и пряники с вареньем под это дело обязательно найдутся, - улыбнулся мирно и пошел к выходу, закинув себе топор на плечо.

Все время, что Хан стрелял по культистам и рубил демонов, его не оставляло чувство, что надо спешить. То есть, оно было и понятно, что надо спешить, пока ритуал не завершен, но Тайширу почему-то особенно остро это ощущалось. Так что он стрелял, рубил, и старался, как вообще мог.
В конечном итоге, успели. Можно было выдохнуть, расслабиться и предоставить старшим товарищам думать, что именно произошло в зале. Сам Тайшир решил считать, что культисты, перепугавшись, облажались во время ритуала, от чего их и порвало.
Главное, что задание выполнили, и, как менее главное, но тоже немаловажное, он даже уцелел. В конце концов, обещал же вернуть меч императору в целости. И мир спасен, и обещание можно сдержать.

Конец. В хорошем смысле этого слова. Победа. Большая победа. Но не последняя. Будут и другие. Закончился всего лишь один акт из пьесы под названием "Война". И у пьесы этой нет финала.
К Соколу начало возвращаться обычное восприятие мира - не то пронзительно яркое и отчётливое, что во время боя было, а вполне повседневное. За спиной болтался автомат без патронов. В правой руке "Гюрза", из ствола которой струился дымок, а рукоятка была окрашена красным. В левой руке "Бычак", с которого ещё нет-нет, да капнет капля крови. Запасные пустые магазины где-то валяются - некогда было их аккуратно на разгруз возвращать. Рапорт писать придётся, наверное. Апокалипсис апокалипсисом, а нечего казённое имущество разбаривать.
Веня вытер и спрятал нож. Убрал в кобуру пистолет. Снял перчатки и шлем. Вдохнул воздух, который пах гарью, кровью и порохом, и направился на выход. Обгоняя Зиму, добавил: - С вареньем и мёдом, Игорь Семёнович.
На сердце у бойца было легко и спокойно.