| |
|
|
Любят такие жестокие шутки боги, ох любят. Два святых отца, два жреца на Арене! Да, такой бой нечасто бывает. Впрочем - в остальном, кроме сана, не особенно они и похожи. Ловкий и жилистый инквизитор с кнутом и высокий одоспешенный воин в рясе и длинным, в него ростом, гибридом топора и алебарды. Смотрят друг на друга, молчат. Тяжёлое молчание такое, тягучее. И трибуны молчат. Чернокожий служитель с трезубцем только не смолчал. Не чувствует, стервец, момента.
- Жнец или Дева?
|
|
1 |
|
|
|
|
Сухие губы, до этого плотно сжатые, слегка приоткрылись в неровной кривой усмешке, когда он покосился на распорядителя. Дикарь и язычник, несомненно.
И еретик, в качестве соперника. Что же, стоило признать - у тех в чьи чертоги привел его воля Господня, есть чувство юмора.
- Дева.
Отец Томазо небрежно поправил шляпу и осенил себя святым знамением, в завершении жеста приложив пальцы к губам, словно вновь запечатывая их.
|
|
2 |
|
|
|
|
Стоит Казимир, поллакс на землю древком поставив. Смотрит на противника. И молчит. И тот тоже молчит. И трибуны молчат. И смотрят. Все смотрят. Это день молчания и гляделок.
- Жнец или Дева? - спрашивает распорядитель. Он не молчит, но тоже смотрит. И слушает, ждет ответа.
Придется ли ему повторять вопрос? - думают на трибунах.
Не придется.
- Жнец, - говорит Казимир безразлично, не отрывая взгляда от Томазо.
|
|
3 |
|
|
|
|
Сверкнул весёлым металлом трезубец. Зазвенел, упав на камень. Сверху - фигурка Жнеца.
- Казимир выбирает место боя! - торжественно объявил служитель.
|
|
4 |
|
|
|
|
- Стена Торнбурга, справа от Мельницких ворот, - произнес Казимир.
Деревянный настил шага в четыре шириной. С одного конца у него башенная стена глухая, и с другого - тоже. Справа и внизу - мощеная подстенная площадка. Далеко лететь. Оттуда должны вести наверх деревянные лестницы, но сейчас их нет - только обломанные балки можно рассмотреть в местах креплений. Слева - крепостные зубцы почти в рост человека высотой, а промежутки между ними - по пояс. Между зубцами видно поле и рощицу. Середина осени, небо затянуто легкой дымкой.
|
|
5 |
|
|
|
|
Отец Томазо бросил взгляд между зубцов на затянутое дымкой небо и убегавшие к горизонту вспаханные поля. Благословенная земля. Еретик выбрал красивое место, о чем Томазо так прямо ему и сообщил:
-Красиво...
Правая рука тем временем, сняла с пояса хлыст, привычным движением поднимая его над головой и придавая вращение забросила за спину.
|
|
6 |
|
|
|
|
Отец Казимир прошептал что-то быстро и беззвучно, а затем поднял поллакс - левая рука у навершия, правая ниже - и, прикрывая голову топориком, как щитом, бросился вперед.
|
|
7 |
|
|
|
|
Свистнул хлыст угрожающе, острое что-то блеснуло на охвостье его, кровь на лбу Казимира выступила - но даже не струйку её не хватило. С умом Казимир плеть заблокировал - у самой, значит, кожи прикрылся, оттого страшный удар, всякого другого, пожалуй, поваливший бы на месте, лишь чуть задел его. Отскочил назад отец Томазо, потом ещё отскочил - но набегает, звеня бронёй, седатый еретик, оружие своё занося. Томазо, как ни проворен, назад всё же отходит, а Казимир - вперёд бежит. Ясно, так дистанцию не разорвать - и вот ударил Казимир подтоком инквизитора в грудь, пустил кровь. Чуть-чуть не хватило - куртка спасла, а то проколол бы, как курёнка.
|
|
8 |
|
|
|
|
Два-три шага, казалось бы и немного совсем, но все ж таки место для замаха у обоих оставалось. Инквизитор дернул щекой, вновь отводя хлыст для удара. Левая ладонь легла на рукоять короткого меча. Нечего ей без дела прохлаждаться, даром, что не ведает, чем правая занята.
|
|
9 |
|
|
|
|
Несется Казимир, не останавливается. Снова поллакс заносит, снова подток вперед выставляет.
|
|
10 |
|
|
|
|
Свистнула плеть, ноги Казимировы обвивая - но ряса помешала как следует опутать их, да и дёрнуть толком Томазо не смог - слишком близко подошёл противник, пришлось, отступая, от подтока отмахиваться рукоятью плети. Отмахался раз, другой - а на третий острая оконечность поллакса щеку продрала и назад вышла. Боль дикая Томазо ослепила.
Крикнул Казимир победно, крутнул своим оружием, топор со свистом разгоняя. Не был Томазо трусом, сквозь боль и крови вкус узнал он смерть в этом свисте - не отскочить уже, не уклониться - но вырвал меч из ножен и навстречу кинулся, под правую руку паладина отчаянный укол мечом нанося. Не успел. Чуть-чуть не успел. Лязгнул меч бессильно по броне, опустился топор на шею инквизитора сбоку, сразу под челюсть - и померк свет для него. Упал он в обьятия Казимира, из рук плеть и меч короткий со звоном роняя, за рясу руками цепляясь. Осел на колени, словно кающийся - и душа его отлетела.
|
|
11 |
|
|
|
|
Осторожно опустил отец Казимир противника на доски, сложил ему руки на груди, положил на грудь меч и плеть. Встал, склонил голову, и зашептал молитву. Сначала молился за упокой души инквизитора. Затем - просил о прощении себе. Короткие молитвы, военного времени - в пару фраз каждая. Затем подобрал поллакс, снял перчатку и, морщась, стал ощупывать рану на голове.
|
|
12 |
|
|
|
|
Когда поднял голову Казимир, стоял он уже на Арене, а чернокожий служитель с медным голосом выкрикивал его имя. Победа! Ревела толпа, но не радовался паладин - словно своими руками убил он тут частичку своей души.
Рана оказалась пустяшной - только кровью рука окрасилась. А вот рясу подырявили-таки в паре мест. Но он слыхал, что даже тяжёлые раны героям посли боёв тут излечивают.
Пришли люди с носилками и унесли тело Томазо, дабы упокоить его в Залах Памяти. Так он стал первой ступенью для Казимира на пути к исполнению его желания.
|
|
13 |
|