Кьоль | ходы игроков | Пролог

Мари взглянула на руку служанки, после вновь подняла на неё взор. Наивная доброта порой удивляла, юную маньячку. Она не могла понять чувства, присущие обычному человеку. Слишком сложные и бессмысленные. Всё же, не стоило долго обдумывать свои решения и тем самым вызывать подозрения, в свою сторону. Девочка медленно протянула в ответ руку, взявшись холодными пальчиками за ладонь служанки. Она хотела сказать ещё что-то, но заметив камин, дар речи сошёл на нет. Яркие языки пламени, манили к себе Мари. О этот треск! Как же он прекрасен! Девочка перестала замечать происходящее, вокруг неё. Поднявшийся шум никак не волновал заворожённую Мари. Забыв про все планы, холод и голод, девочка плавно скользнула к дальней стене трактира, шаг за шагом приближаясь к желанному.

-Спасибо…-каким-то отдалённым голосом ответила девочка-я тут посижу…

Глаза девочки залились оранжевым цветом. Казалось, что огонь полыхает внутри Мари, что от части, являлось полной правдой. Девочка зависла в огне. Она мысленно танцевала с ним, играла, была им сама. Все жизненные проблемы ушли на второй план. Сейчас только она и огонь…
Мари не заметила сама, как её рука, медленно скользила в сторону камина, пытаясь найти горящее полено.
«Да, да! Сожги тут всех! Давай устроим ад!»

Оно здесь, смотри, Раймунд, видишь? Не видит. Ничего не видит, все в порядке, все в полном порядке, все в грёбаном абсолютно полном порядке! Ничего. Абсолютно ничего сокрытого нет. Просто трактирщик чешет своё пузо. А что это у него на нём, Раймунд? Просто одной из девушек стало дурно. А чего это эти двое так суетятся вокруг неё? Просто маленькая девочка пришла в таверну погреться у огня. Одна? Просто всё идёт своим чередом, да. Всё просто.

Просто в полупустом желудке разожжён алкогольный костёр, вот и лезет в голову всякая чепуха. А так - все в норме. Даже и на душе как-то полегчало по сравнению с тем, что было раньше.

- Хэй, Ганс, - правда, голос стал чуть более хриплым. Определенно, сегодня ему тут не петь. Горло подведёт. Все-таки он чуток переборщил с киршвассером. Надо было слегка смягчить это дело и только это заставило барда подать голос и обратиться к этому жуткому трактирщику с молотком.
- Хэй, Ганс, мне бы сыра. На закуску. И чего-нибудь поесть.

Всё просто. Просто некто Раймунд Штерн нашёл для себя удобное объяснение для всего, что он видит. А видит он многое. Потому что как бы он ни был спокоен - спокоен, ха! - а глазки-то все равно бегают по таверне испуганно.

Он еще смотрел на дворянина. Каким-то виноватым взглядом. Словно, ему было стыдно за недавнюю вспышку гнева. Словно, этот стыд он не хотел показывать, но не мог спрятать.
- Майн герр…
Рука резко разжалась и колыхнулась в сторону. Рор с недоумением посмотрел на рыжую девушку. Все это время он относился к ней как к неодушевленному объекту. А она заговорила. Встала. Пошла. Досадно.
Ничего не сказав, он проводил ее взглядом, презрительно наблюдая за напыщенными ухаживаниями дворянина. Что-то не нравилось ему в этом щегле. Какая-то неправильная вычурность. Излишняя болтливость. Нет той благородной гордости, ради которой можно умереть. Не хватает принципиальности. Он встречал аристократов. В них всегда было нечто, что у этого человека отсутствовало. Вина растворилась. Он перестал обращать внимание на парочку.
Перевел взгляд на Ганса. Оттопыренный край рубахи. Темные линии. Лицо Рора вытянулось и напряглось. Воздуха вдруг стало не хватать. Горло сушило.
Каменным шагом он подошел к барду, стоящему около стойки, и протянул руку к мутной бутылке.
- Позволь, друг.

Очевидно, алкоголь здесь требовался не ему одному. Еще недавно этот тип, подошедший сейчас к нему, возился с дверью, с девушкой, что-то рассказывал дворянчику, еще что-то делал... Наш пострел везде поспел, в общем. А сейчас вот выпить хочет. И еще смотрит так, мол, чего там, я и так знаю, что ты не откажешь. Ну да. Раймунд-то не откажет. Какой прозорливый сукин сын нашелся.
И не отказал же. Внимательно изучил подошедшего взглядом, недолго подумал и, наконец, кивнул:
- Ага.
Что-то было в этом человеке такое, что Раймунд видел и в себе самом. А чего-то, наоборот, не было. Все эти небольшие "что-то" очень важны, на самом деле.
Но пусть его черти живьем в ад заберут, если за бутылку он будет платить один.

Вира не успела возразить, когда дворянин словил ее на полпути. Ей, по большому счету, было все равно, на какую скамью упасть - равновесие ускользало.
Подперев тяжелую голову руками, Виранта уставилась на лужицу пива на столе и задумалась.
Почему он так носится вокруг нее? Даже несмотря на то, что знает об ее бесчеловечном поступке. Или... Не знает? Не догадался? Значит, клеймо убийцы не горит у Виры на лбу? Хотя... Какое это имеет значение, если она сама прекрасно осведомлена о том, что натворила?..
Что?.. У него есть вопрос? Вира - дань вежливости - обернулась в сторону дворянина.

Тон мой был заговорщицким и серьезным.
- Этот джентельмен, - я не двузначно проводил взглядом ушедшего к стойке маньяка, - пытаясь вызнать мой секрет путем грубых действий, с лицом полным злобы и агрессии назвал меня… канделябром.
Я недоуменно посмотрел на леди, неспособный сдержать улыбку.
- Армлёйхтер. Канделябр. Нет? Это штука, куда вы свечки вставляете, ведь так? Нет, я понимаю, назвать паршивца каким-нибудь червем недостойным, грязью, тряпкой, туалетом, псом или даже различными частями пса… Но канделябр? Почему? Я даже не могу от этого оскорбиться!
Над столом зашелестел мой тихий, сдержанный смех, в глазах горел веселый огонек. Но вдруг я вспомнил странную вещь и снова поглядел на Ганса Мюллера.
- О, леди, посмотрите - может, у него действительно есть карта в Кейл? Вон, на пузе. Хах! Давненько он не мылся!
Продолжая недоуменно улыбаться, я потянулся за пивом, отхлебнул немного и продолжил:
- Так вот, мой вопрос: что он имел ввиду? Я не так давно здесь… путешествую. Может, это был не канделябр все-таки?

Нашел время пополнять словарный запас...
Виранта вздохнула.
- Сэр... Помимо известного Вам значения это слово может нести иной смысл. Так называют недалекого, слабоумного человека. Это ругательство.
Вира вновь взглянула на дворянина. Что ж он весь светится-то? Смотреть противно... Вот уж воистину Armleuchter - во всех смыслах...

Карта? Он сказал - карта?! В голове резко прояснилось. Виранта чуть не подскочила, всматриваясь в живот трактирщика. Не мерещится ли?.. Черные извилистые линии... И... буквы?!
- Сэр! - девушка едва не сорвалась на крик. - Похоже, Вы правы! Только... Как же мы прочтем ее? Нужно подойти и вежливо попросить!

Она аж схватила меня за рукав в ажиотаже! Но тут же отпустила. Я с секунду смотрел на нее, не понимая. То ли это был флирт, то ли она сама не заметила, настолько увлеченная этой идеей о Кейле… Еще одна.
Хотя, признаться, мне и самому стало интересно. Я ответил ей шепотом:
- О да, леди, хорошая идея! Подойдем к нему и скажем: «Милорд, будьте так любезны, разденьтесь тут перед всеми, пожалуйста. Мы уверены, что у Вас на животе нарисована карта в Кейл!».
Меня снова пробрало на сдавленный смех.
- Еще назвать его Джоном и тогда уж точно сэра Ганса разорвет тут в клочья от гнева! Отличная идея! Идемте!
Я дернулся, чтобы встать и оглянулся на возмущенное лицо девушки. У меня не получалось сдерживать легкий смех. Правда, я и не пытался…
- Что Вы, леди, я ж не такой… канделябр. Что-нибудь поинтереснее придумаем, пойдемте, - я кивнул головой, аккуратно взяв ее за руку и потянув вглубь зала, к тавернщику, неистово чесавшему себя.

- Дружище, - я легонько похлопал Ганса Мюллера по плечу, чтобы тот обернулся. Попытался сделать умный вид. – Мы с леди тут случайно заметили интересные узоры на Вашем теле… ммм… в частности, на торсе. Они очень похожи на боевую раскраску мясопатамских аборигенов, чьи культурные особенности мне довелось изучать… Не могли бы Вы нам позволить их поближе рассмотреть, пожалуйста? Леди очень просит!
Я тут же чуть присел, увидев черные надписи в низу его живота.
- О, поразительно! Леди, только посмотрите!

Васко молча принял у трактирщика бутылку. Откупорил. Пригубил прямо из горла мерзкое пойло. Подавился, закашлялся, рукавом вытирая струйку, что потекла по подбородку. Словно организм отказывался принимать в себя ещё больше этой дряни. Недовольно сплюнув, Васко закупорил бутыль.
Перевёл взгляд на дверь. Потом обратно, на недовольного трактирщика. Что дверь? Какая ещё дверь? Что нужно этому типу? Пока думал, перевёл взгляд вниз, на живот мерзкий, отвисший, трясущийся, и застыл на мгновение, увидев на теле жирном часть... карты? Что это, очередные игры его помутнённого болью и алкоголем рассудка? Или сошедший с ума мир в очередной раз просто издевается над ним?
Лжец! Он очередной лжец! Все в этом проклятом трактире грешники и сумасшедшие. Так что ему терять теперь?
Прищурился, взглянул пылающим от ненависти взглядом в глаза трактирщика, усмехнулся криво:
- Твоя дверь говно, трактирщик. - Бутылка перевернулась в руке, легла в ладонь удобно, как дубинка. - Как и ты сам.
Тут кто-то похлопал чёртового Ганса по плечу. Как вовремя! Рука рванула вверх по дуге, метя тяжёлой бутылью в голову толстяка, а вторая уже лежала на рукояти клинка.

Темно-синие осколки. Грани, полыхнувшие огненным золотом – бликами от свечей. Красные капли, бусинами оросившие грязное дерево стола. Недоуменный взгляд. Полный удивления.

Гансу было десять лет, когда он начал помогать отцу с трактиром. Его отец был худым, маленьким человеком, с такой же маленькой и тщедушной душой. Он не хотел становиться кем-то значимым. Не хотел брать на себя ответственность сложных решений. Все что он хотел – протирать столы и подавать вино. И это было хорошо. Это было правильно.
Маленький Ганс смотрел на него и понимал, что такой и должна быть жизнь обычного, хорошего человека. Человека, который не сядет в тюрьму. Которого не зарежут в подворотне. Который будет жить до самой старости и наливать вино из темно-синих, потных бутылок.
Ганс вырос. Его отец умер от старости. Не от чумы. Не от шальной пули. А от старости. Это редкость в такие кровавые времена. Все потому, что он был простым человеком. Человеком, который не стремится к чему-то большему, чем наливать вино.
Ганс тоже стал таким человеком. В чем-то жестким. В чем-то добрым. Его знали в Кереке и всегда говорили хорошо. «Добряк Ганс». «Честный Ганс». «Внимательный Ганс».
Ему нравилось это. Он действительно любил свою жизнь. Простую, как колыхающаяся, оторванная дверь. И такую же не примечательную.
Ганс говорил себе, что чума не возьмет его. Чуме не нужны такие как он. Незаметные, тихие люди со своим неспешным, маленьким делом.
Ганс говорил себе, что его не убьют. Зачем кому-то убивать его? Ради разваливающейся таверны, находящейся под правым мизинцем дьявола? Ради кроватей, которые пожрали клопы? У него нечего отбирать, потому что он ничего не может предложить. Кроме вина, конечно. Неплохого, крепкого вина в темно-синих бутылках.
Ганс говорил себе, что он проживет долгую жизнь, как прожил его отец. И умрет от тихой старости, чтобы его бренные останки положили в болотистую землю рядом с могилой отца.

Возможно, именно поэтому в его глазах застыло немое удивление, когда цветок темно-синих осколков распускался на его гладком черепе. И кровь, выпущенная на свободу, разбрызгивала вокруг драгоценные бусины рубинов.
Сегодня все шло не так, как обычно. Не так, как должно было идти.
Все эти странные, сумасшедшие люди, в одночасье пришедшие к его дверям. Все их смешные подозрения и обидные слова. Их хитрые взгляды. Тот прокаженный нищий. Его хриплый голос, посеявший зерна сомнений. И этот город. Город, преследующий его. Охотящийся за ним. Выслеживающий, словно бродячего пса. Кьоль. Слово, которое Ганс не употреблял в своей жизни. Он не верил в него. Не верил в чудеса. Не верил в магию. Магия – для слабаков. Для тех, кто ищет приключений. Для тех, кто хочет стать чем-то большим. Ганс не числился в их рядах. Он не любил, когда кто-то говорил об этом проклятом несуществующем месте. Глупая басня. Скольким она отравила жизнь? Скольких она замучила тщетной надеждой? Оторвала, сожрала, не подавилась. Чья-то злобная шутка. Ганс поклялся, что в его таверне не будет этого слова. Что оно не осквернит святые для него гниющие стены. Это слово останется за его дверью.
Но дверь была выбита в эту ночь. И темные тени, от которых он прятался до этого часа, заскользили по половицам. Зашипели в свечах. Им открыли путь. И его жизнь, так бережно идущая по своей дороге, споткнулась.
Все не так, как должно быть.

Ганс думал об этом, пока его тело падало на пол. Грузное, полное, покрытое красными пятнами и потными потеками. Он думал о том, что ошибался. Что бывает такое, когда даже самого маленького человека замечают Большие Неприятности. Они входят в дом, открывая дверь с ноги. Требовательно смотрят прямо в глаза. И разбивают о голову бутылку твоего же вина. Неплохого вина в темно-синей бутылке.

***
Бруна закричала. Нет. Истошно завопила. Громкий, истеричный вой повис в кисельной тишине, заполняя ее нитками страха. Она кричала, почти разрывая легкие. Так, как умеет кричать самая простая сельская девка.
- Душегуб! Убийца!
Ей хотелось подбежать к трактирщику, который был ей почти как отец. Который приютил ее и подарил возможность выжить. Ей хотелось убедиться, что его бесчувственное тело еще дышит. Что мощный удар бутылки всего лишь отправил его видеть сны.
Но она боялась этого огромного наемника-испанца, который положил правую руку на рукоять шпаги. Он был страшнее всего, что ей доводилось видеть. Страшнее чумы, которая отбирала сотни жизней. Потому что чума – бесполая, бестелесная тварь, прячущаяся в темных углах. А он – живой человек с безумным яростным блеском в глазах.
Поэтому она не подходила. Она стояла рядом с маленькой девочкой у камина и орала так, словно это об ее голову разбили бутылку вина.

Мир замер. Огонь так близко. Мари чувствовала его поцелую на своих руках, чувствовала его в сердце. Девочка мысленно общалась с ним, и огонь отвечал ей. Он живой! Он звал её, просил выпустить на свободу, да показать свою мощь. Мари медленно протянула руку в самую глубь камина и схватила палено. Треск, что был раньше где-то далеко, сейчас оглушил девочку, оторвав её от реальности. Мари отошла от камина, пройдя в центр трактира.

-Отправляйтесь в ад… - почти шёпотом проговорила Мари и кусок горящего дерева, полетел за барную стойку, разбивая бутылки с легковоспламеняющимся алкоголем. Яркий столб пламени в туже секунду охватил всю дальнюю стену и потолок заведения, дико треща и выплёвывая клубы едкого дыма.

Я никогда еще не трезвел с такой скоростью. Хмель вышел из меня, словно бренди – из бочки с выбитым дном. Рефлекторно отскочив от пуза Ганса, начавшего на меня падать, я распрямился… и выхватил пистолет.
И лишь после этого начал думать. На что я подписался? Дуло смотрело в грудь металлическому джентельмену с разбитой бутылкой в руках, во взгляде которого читалось пьяное безумие.
- Леди, уходите отсюда… - прошептал я, отстраняя девушку свободной рукой и отходя на три шага назад.
Что это со мной? Видимо, взыграла благородная кровь. Спасти леди, защитить друга. Я мог поклясться, что слышал, как мое сердце отчаянно бьет набат, перекачивая эту благородную кровь. Молодец, сердце! А что мне-то делать?
Я недвузначно взвел кремниевый замок большим пальцем. Три-четыре шага – промахнуться невозможно. Один выстрел, и какой бы там ни был доспех, мужик свалится. Все это знали, и я молил Господа Бога, чтобы он тоже это знал…
Мгновения. Я дышал, как больная крыса, сердце там, в груди избивало мои ребра, но я продолжал стоять, держа пистолет на вытянутой руке. Настоящий дворянин. Один выстрел – и он труп. Один промах – и труп я. Ох, и влип же ты, Лэнс.
Трактир горел, баба визжала, сойдя с ума, как и остальные, судя по всему. Мир катился к каким-то чертям, но я стоял, не шелохнувшись. Один выстрел, Лэнс. Один выстрел, Господь Милосердный…
- Дружище, - тяжело дыша, я выжал из себя улыбку. – Давай не будем, а? Кой нам прок друг друга убивать?.. Убери оружие. Хорошо?
Плевать, что творилось на моем лице, главное – взгляд. А взгляд решительно обещал отомстить за моего друга Ганса. Ганса Мюллера.

У одного из присутствующих оказался пистолет, и Васко замер, глядя на дуло, что смотрело ему в грудь.
Если хочешь убить - бей молча, не разводи демагогию с врагом. Как только ты открыл рот, ты в большой беде. Теряешь настрой, видишь перед собой уже не мишень, человека. И тогда ты, возможно, уже не сможешь нажать на курок, когда это потребуется.
Одно простое правило. Васко знал его, а вот вычурный лордик, что стоял напротив, направив на него пистолет, не знал. И Васко в душе улыбнулся, весело и хищно. Он мог быть уже мёртв, но ещё нет. Ещё не его время, пока оружие в руках этого дурака...
Испанец разжал руку, разбитая бутылка со стуком упала на пол. Посмотрел в глаза богачу:
- Если хочешь, стреляй. Но не советую. У тебя один выстрел. Промажешь немного и я убью тебя. А если не выстрелишь, клянусь, я не трону никого в этом трактире. Мне нет нужды этого делать. - В голосе испанца зазвенела сталь. - Мне нужна только карта. Только знать путь в проклятый город. И он это знал. Но он это скрывал. Посмотри на его живот.
В этот момент Васко перевёл взгляд на барную стойку, за которую залетело горящее полено. Чёртова девчонка, она и правда не просто так одна здесь. Решила устроить пожар, мелкая тварь!
- Советую решать быстро.

Вира ахнула, когда почти к ее ногам свалилось бесчувственное тело трактирщика, а брызги крови веером укрыли пол. Подняла полные ужаса глаза на испанца. Как же так? Вот так... Просто... Ни за что...
Первым порывом было проверить, жив ли мужчина, но рука дворянина преградила путь, незаметно оттесняя на несколько шагов назад.
Секунда - и Вира мысленно возблагодарила аристократа. Наклонись она сейчас к телу Ганса, шансы выпутаться из передряги свелись бы к ничтожным. Ничто не помешало бы хмельному испанцу вновь ударить... Впрочем, не мешало и теперь.
Похолодев от рисующихся перспектив, девушка замерла за спиной дворянина, молясь, чтобы испанец прислушался к его разумным доводам.
Перед боковым зрением расцветал гигантский костер, дыша жаром и ужасом... Пожар... Пожар, надо что-то делать! Но Вира не в силах была отвести взгляд от лица испанца.
Воздух все накалялся - и от пляшущих языков пламени, и от напряжения, что вибрирующей струной протянулось от дворянина к его противнику.
Боже, пусть испанец одумается!..
Виранта облегченно выдохнула, когда наконец прозвучало согласие прекратить бессмысленное противостояние.

Он тоже хочет в Кейл?! Что за цирк блаженных?!
Где-то в голове у меня возникла слабая мысль о том, что такое совпадение случилось неспроста, но сейчас надо было думать о другом. Плавным движением я вернул курок на место и опустил пистолет, попутно разглядывая горящую барную стойку и пытаясь понять, что происходит.
А происходил, кажется, пожар. Самый настоящий. А что надо было делать при пожаре? Правильно, бежать. Но как же Ганс? Мертвый или живой – он вряд ли хотел тут сгореть. Значит, надо было его вытащить отсюда. Леди? Нет, леди его не поднимет. Ганс не случайно чесал свое брюхо – уж больно оно большое. И изрисованное. Странное дело - неужели там правда карта? И зачем ее рисовать на животе?.. Да еще и на таком волосатом?
Нет, Лэнс, ты отвлекся – пожар, Лэнс.
Поразившись медлительности своего мышления, я обратился к безумному испанцу:
- Ты сможешь запомнить карту с первого взгляда? – я ухмыльнулся. – Может, на улице ее посмотришь? Давай вытащим его отсюда…
Я сделал шаг навстречу, протягивая пустую руку. Затем, не оборачиваясь, но улыбаясь, прокричал сквозь треск пламени:
- Леди, Вы нам очень поможете, если заберете наши вещи с вешалки. Мы отбываем в Париж!

- Scheisse…
Рор чудом успел пригнуться, когда бочки позади него полыхнули. Пламя взвилось до самого потолка, лизнув старые, застонавшие балки. Огонь больше не сдерживала кладка камина. Его выпустили на волю. Подарили долгожданную свободу, которой он не преминул воспользоваться. Горячие языки распространялись с ужасающей скоростью.
Кто?
Безумие в детских глазах. Сумасшедшая улыбка, искривившая кукольные губки. Девочка. Чертова девочка!
Бард рядом интуитивно успел пригнуться, последовав за Рорнаком. В его глазах плясало пьяное непонимание, постепенно вытесняемое волнением.
- Сваливать, - то ли себе, то ли певцу. – Сваливать быстро!
Отшвырнув бутылку, он кинул свое тело вперед, подальше от разрастающегося огня. Мимо девчонки, мельком посмотрев в ее глаза. Два стеклянных омута. Там больше нет жизни. Нет чувств. Ее постигла хворь. Нет. Не та, что заползает гнилыми пальцами под кожу. Не та, что заставляет тело биться в судорогах, изрыгая внутренности. Хворь, которая куда страшнее. Она поражает разум. Заполняет голову бессмысленной кашей. Оставляет пустоту там, где должно биться сердце. Вырывает душу, разжевывая ее лоскутья. Эта девочка. Больна.
Ее нужно убить.

Убить…
Только тщедушные говорят, что это легко.
Отключи эмоции. Воткни кинжал в мягкую плоть. Проглоти чью-то жизнь. Сожри чье-то существование. Не позволь сомнениям подкрасться сзади. Стань охотником, но не жертвой. Беги впереди. Вой наравне с таким же зверьем. Выживает сильнейший. Так всегда было и всегда будет.
Черта с два.
Когда лезвие уже в руках, а палец на спусковом механизме – ты остаешься один. Наедине с собой. Со своей совестью. Со своей правдой. С тысячелетиями объективных истин, взращиваемых порядком и хаосом. Когда чья-то жизнь по ту сторону острия – ты более всего беззащитен. Уязвим. Раним. Ты делаешь выбор. Один раз. И он навсегда остается с тобой. Поглощает тебя. Будь он правильный или неправильный. Будь это во спасение или во зло. Какая, собственно, разница?

Рор пробежал мимо Мари, отворачиваясь. Подбежал к Гансу, которого неловко пытался поднять хлипкий дворянин. Ага. Конечно. Еще чуть-чуть и он тут останется навсегда, погребенный под тяжестью трактирщика.
Схватил Мюллера за ноги, рывком подняв и тут же пошатнувшись. Кивнул обоим – дворянину и наемнику:
- Тащите.

Истинное наслаждение! Мари чувствовала каждый клеточкой мозга эту тёплую волну, пытаясь не отпускать её, задержать и оставить в себе навсегда. Противная реальность вернулась криками людей и короткими взглядами. Один из них, Мари успела поймать. Она редко встречала такой взгляд. Он значил, что её раскрыли. Нет, не ту маленькую шалость с поджогом. Речь шла о раскрытии её внутреннего мира, о самом сокровенном. Это прямая угроза, вызов, состязание! Такое надо уничтожать в зачатке, ибо можно пропустить удар в спину. Жертва становится охотником, когда понимает, что за ней идёт охота.

Мари проводила незнакомца взглядом, пройдясь спокойным шагом по пылающей таверне. Её не составило труда, вылезти через маленькое окошко, что остальные вряд ли заметили в такой-то суете. Девочка сразу продумала ходы отступления, как только оказалась внутри. Ей не привыкать к таким исходам. Единственная проблема, что ей так и не удалось забрать карту. Всё же кто-то её нашёл, так-что проследить за объектом, проблем не составляло.

Париж? Она не ослышалась? Что за ерунда лезет в голову! Видимо, Вира сама не заметила, как надышалась дыма.
Так... Вещи... С вешалки... Надо забрать... Разумно.
Проводив взглядом медленно, но верно поднимающееся на плечи мужчин тело Ганса, Виранта наконец отмерла и дернулась в сторону двери.
Стоп! Оглянулась, крикнула бездействующей Бруне, чтобы та спасалась. Служанка, не прекращая кричать, кажется, все же двинулась в сторону выхода... А может, нет... Никого больше Вира не видела в дыму. Но ведь есть надежда, что все благополучно выберутся?..
Бруна... Лучше бы, конечно, пробраться к ней и вывести за руку, только... Не подойдешь - в проходе тащат Ганса. Обойти столы? Безумие! В дыму можно и не найти дороги назад. Крикнув еще раз, девушка все же попыталась продвинуться к камину, когда ей показалось, что Бруна идет ей навстречу. Хорошо.

Шмякнувшаяся на стойку горящая балка обдала пространство снопом искр и заставила забыть обо всем. Уже не оглядываясь, Вира рванула к спасительно темнеющему дверному проему.
Прежде чем выскочить на улицу, собрала с вешалки все плащи, захватив и колпак с бубенчиками - не думая, зачем. Потом разберутся, где чье. Закинула на спину мешок, отставленный ею здесь в начале безумного вечера...

Когда лордик опустил пистолет, Васко едва смог сдержать победную улыбку. Вот это повезло! Бывают же такие идиоты... Не будь трактир уже охвачен пламенем, испанец мог бы одним ударом выбить пистолет из руки этого неженки.
Лордик и второй неизвестный, с которым они ещё недавно спорили, схватились за тушу владельца гостиницы. Испанец недовольно поморщился, но молча взялся с другой стороны, стараясь вытащить жирное тело из охваченного огнём здания.
Чёртова девчонка! Зачем она подожгла этот треклятый трактир?! Сейчас он мог уже узнать великую тайну. А теперь, вместо того чтобы изучать карту, он старался спасти собственную жизнь, да ещё и уберечь тело трактирщика от пламени. Карта не должна сгореть. Карта ни за что не должна пострадать... Стоило только порадоваться, что он не успел скинуть плащ, зайдя с улицы. Промокшая под дождём одежда должна защитить от жара на какое-то время. Этого времени должно хватить.

Когда агрессивный испанец схватился за Ганса и поднял его, я почувствовал, что уже и не нужен – два этих здоровяка тащили трактирщика и без меня… Отлично!
В зале за мгновения нарастал оглушительный треск и чудовищный рев пламени. Упала балка на стойку – хруст и грохот. Сноп искр во все стороны, пропадающий в дыму. Таверна обращалась в самый настоящий ад прямо на глазах.
Леди кому-то кричала, спешно хватая плащи. Я обернулся – там была толстая девка.
Она перестала визжать. Молча, она стояла у самого камина, в противоположном конце зала…
- Тащите его! – прокричал я мужикам. Отпустил Ганса и развернулся к ней, пробежал пару шагов, бешено озираясь вокруг – здания разваливалось, словно горящий карточный домик.
- Беги! Беги, дура!
Но она застыла. Тупая, она не понимала!
- Беги, мать твою!!!
И вот она дернулась ко мне – но в этот же момент прямо перед девушкой рухнула очередная толстая балка, разбросав вокруг искры. Облик женщины заволокло черным дымом.
Я резко остановился, понимая, что не успел… Или успевал? Или я мог?!
Все горит. Проскочить справа под балкой, схватить ее – и обратно! Да, я мог! Да, у меня бы получилось!
Я сделал шаг и… не сделал второй.
Она смотрела на меня сквозь дым и пламя. Помирая в аду, она смотрела на меня.
Я покачал головой. Прости… Я корыстная тварь – моя шкура мне важнее твоей.
Прости и прощай.

Развернувшись, я побежал к выходу. Я нужен был Джиму. Он ждал меня на улице. Я кашлял от дыма, глаза заливало потом, и я не думал о том, какой сделал выбор. Если умру – уже будет не важно.