Обитель [DoW] | ходы игроков | Седьмое столетье. Торговля - двигатель прогресса

Великие Пустыни.

Как ни странно именно урлоки первыми в Обители обуздали волны морские! Что еще страннее, урлоки оказались хорошими моряками, - даже хельги могли бы позавидовать их умению находить среди пустынных океанских вод верный путь! Пусть более возвышенные народы запоминали свой путь по звездам, ориентируясь среди бескрайних морей по небесным картам, зато гигантские ящеры издревле чуяли верное направление собственным сердцем. Или, как говорили урлоки – собственным желудком. Ни одна другая раса не смогла бы понять как урлоки находят верную дорогу для своих вонючих лодок, как запоминают они оттенки вод, запахи морские и даже голос волн, звучащий в каждой местности по своему – мудрые хамарийцы не поверили бы что разумные хрюкокрысы эти способны на высокие размышления, а сами урлоки не умели рассказывать таких сложных деталей. Они просто плыли. Плыли в волнах морских и находили верный путь.
Урломари – те другие. Они унаследовали хамарийскую бошковитость и пустынную приземленность, большой мозг и полную беспомощность в море. А гигансткие зубастые ящерицы-троллоки едва ли могли бы рассказать что-то осмысленное. Говорят, был один такой поэт в пустынях, Ры-Чай Зубб – все норовил тайным знанием поделиться с иными народами, все норовил хамарийцам сложную урлокскую душу приоткрыть, а потом хамарийцы чегой-то с ним сделали. Ры-Чай Зубб замолчал, прикрыл собственные глаза зеленоватой пленкой и до конца дней пялился на звезды, ковыряя когтистым пальцем в собственной левой ноздре…
Может,чего необычного там увидел?

Вообще, дела в седьмом веке текли для Уррычи* просто отменно! В основном благодаря хрюшкокрысам. Завезли их в пустыни с полуострова Мнар, или как это звучало по урлокски, завезли отборных хрюкачей с Мамара - завезли на влажные приморские побережья, где очень скоро нетребовательные эти твари замечательным образом размножились. Следили за хрюкокрысами жрецы, следили маханы и заодно пара десятков мальков с отравленными дротиками в хилых руках. Так заботились о хрюшках в начале века – порой нанизывая головы незадачливых обжор на острые колья. Порой предавая грабителей быстрой смерти, а порой предавая по совету мамочки, смерти довольно медленной
А потом среди урлоков как-то сами собой появились Вумники.
Вумники как-то очень быстро сумели объяснить окружающим что жрать чужих свиней не самая лучшая идеея! В обществе вспыхнул кровавый междусобойчик, а позже, по итогам битвы Вумники придумали будто все стада принадлежат маме, а в отсутствие мамы – пустынные хрюкокрысы принадлежат Вумникам. Вумники эти оказались довольно мелкими засранцами по сравнению с обычными ящерами, слабосильными, но не по урлокски башковитыми. Например, именно Вумники придумали скармливать трупы грабителей хрюкокрысам. Прожорливые хрюшки быстро толстели с удовольствием потребляя тухлую рыбу, грязное мясо хамарийцев и за одним коричневую урлочатину.

Жрать урлока грех! - изрекли вумники.- Это грязно, плохо и в конце-концов невкусно. Особенно если вкушать коричневое мясо вумника…Плохо жрать человечину сказала наша добрая Мама, но зато свинью раздобревшую на человечине вкушать законом большого Па не запрещено!

Чтобы следить за своими стадами, Вумники придумали простую находку – они брали деревяшку, наносили на нее насечки по числу свиней в стаде, ломали деревяшку на две части вдоль – одну часть с насечками оставляя для себя, а вторую для жреца. Если вумник возвращался а число свиней с количеством насечек не совпадало (считали тут же, прямо в загоне, склонившись над визжащими свиньями и помечаая посчитанных при помощи золы) вопящий жрец лишался своей жизни и отправлялся на корм хрюшкам. Сами при этом бошковитые урлоки не работали, предаваясь блаженной лени и ковырянию в носу. Себе для работы вумники нанимали самых тупых, самых сильных и свирепых ящериц из всех какие только водились на Мнаре.
Ящеры эти работали за жратву – вумники выкармливали телохранителей отборным мясом, выдавая положенный заработок салом хрюкокрыс. Случалось, тупорылые сжирали вумников, но вумников это не останавливо. В седьмом веке, толи благодаря хамарийской «шапочке», толи благодаря силе Ма, но вумников в урлокском обществе стало рождаться много. Пожалуй, даже слишком много –в конце века хрюкрыс на всех умных уже стало не хватать. Появлиась даже урлокская поговорка: «умных много – а жратвы-то мало!»

Вообще, о «шапочках» следует сказать отдельно. Придумано это изобретение было разумными хамарийцами, придумано чтобы оглуплять и лишать воли. Манкуртами – так предполагалось называть рабов-урлоков лишенных воли при помощи страшнейшей пытки.
Но как ни странно, кроме Ры-Чай Зубба да пары десятков урломари, манкуртами из урлоков никто больше не стал. Бошка у урлоков плоская и необычайно крепкая, мозг маленький и не шибко умный. По идее, упругая кожа минхочау высыхающая на солнце среди дюн, должна была передавить голову и медленными дикими мучениями, свести свою жертву с ума. Но урлоки отчего-то ума не теряли. Наверное, потому что и не было его у них. Жертвы не мучались а после трех-четырех обрядов, когда истомившикся напрасным ожиданием палачи-хамари теряли бдительность – урлоки как правило вырывались и убегали к себе домой. Убегали не от страха. Скорее, убегали от невозможной жары, счастливо похохатывая от необычных, но очень даже приятных ощущений – с одной стороны розовое мясо хамарийского палача неплохая подмога в пути, с другой же стороны – ношение «шапочки» вызывало в голове некие приятные, невозможно замечательные ощущения! Урлоки даже сами научились изготавливать подобные шапки из крепкой шкуры хрюкокрыс.
…Черепа затягивались до треска в кости – похохатывающие урлоки пьянели на ходу, выдумывая пошлые анекдоты и необыкновенно цветастые истории. А потом странным образом народились в песках Вумники – Кожанные шапки на голове они носили в знак собственного статуса, подчеркивая статусное украшение на голове клыкастым хрюкокрысиным черепом.

Когда армии мамочки в очередной раз надрали несчастным чернокожим недосвиньям их недосвининую попу, Вумники пришли к низкорослым уссам чтобы говорить. Урлоки. Пришли. Чтобы говорить!
По мамарскому обычаю, несли вумников на руках отборные троллоки-маханы, несли с понтами, разбрасывая на пути аристократов куски свиного сама. Вумники пообещали карликам защиту в обмен на грабеж, или смерть в обмен на тот же грабеж, в случае если уссуулы не согласятся. И, как ни странно, гордые уссуулы согласились. Просто, нечего им было уже делать. Большой удав окончательно отвернулся от своего народа и люди изверившиеся в своих богах, убегали в разные стороны.
Клан Мбавоту принял условия урлоков, торжественно разломав лук дружбы. Вумные урлоки мало что поняли в этом высоком обряде, но в конце-концов вечером зажарили пару десятков аппетитных свиней и хриплыми голосами проорали несколько скабрезных песен. Уссуулы заливались горестным фальцетом от отчаяния, поминая древнюю, ушедшую навсегда в прошлое мощь своего народа. А урлоки просто наслаждались жратвой и пением. По утру, разумеется, несколько особо ретивых ящеров попытались сожрать вкусных чернокожих союзников, но благодаря Вумникам, плоские черепа воришек стали прекрасным подарком для кровожадных, искалеченных долгой войной уссуулов.


Хамарийские мужчины выстроили монумент. Был он безвкусен, огромен и омерзителен по мнению хамариек, ибо изображал безобразно слащавых детей, тянувших цепкие лапки к своей безобразно слащавой мамаше. По мнению закаленных в боях хамариек, монумент должен был увековечивать победы женщин и прославлять воинскую доблесть, устремляясь ввысь горделивой фигурой песчаной воительницы, облаченной в медные доспехи и с копьем наперевес. Желательно, чтобы рядом с хамарийкой ярился преданный минхочау, а гордая нога крепкой хамарийской самки попирала бы хилое тело сокрушенного уссуула.

Но такого монумента в Хамарии отчего-то не было. Страна прирастала новыми территориями, землями и городами, но мужчины своих женщин благодарить забывали. Сами хамарийки отдаваться материнству не стремились, всё чаще отказываясь от брака и собираясь в женские общины, чтобы умереть в войнах с честью и гордостью.

Посмеиваясь на стоянках, женщины делились сплетнями не забываясь пройтись по несчастному создателю монумента.
- Хэй-ла, наверное эту дрянь сотворил кто-нибудь из манкуртов! Из оскопленных манкуртов урлокая-байю, ая-яй-яй, ха-ха-ха. – Девицы дружно рассмеялись поблескивая желтыми зубами, потому что это была любимая шутка седьмого века благостной Хамарии – мужчины придумали делать из урлоков манкуртов и оскоплять ящериц. К несчастью, ха-ха-ха! Ящерицы эти оказались бесполыми и мало кто из хамарийцев мог сказать – кто из урлоков женщина, а кто мужчина.
Прижигали на всякий случай всех – вот только ящериц от этого меньше не становилось.
- Говорят, последний урлокая которого пытались обратить в манкурта с гоготом перебил своих мучителей!
- И отожрал ногу главному стражу!
- И зажевал его яйца…
-…Было бы что жевать. Ха-ха-ха.
- И повесил его короткий уд на голову в качестве украшения…
- Сестрицы, поднимем же бокал грибной настойки за длинные мужские уды!!!

Перебрасываясь свежими сплетнями да грязными анекдотами, отважные хамарийки встречали седьмой век со смехом. И действительно, - есть чему радоваться! Разгромлены богомерзкие карлики на севере. Заселены тропические острова на далеком юге. Теплые, щедрые рыбой воды. Тенистые рощи. И невиданные ранее плоды дарящие наслаждение желудку. Червь должен быть доволен. Хамарийки постарались на славу, но мужчины, словно не замечая стараний своих воительниц, даже языку брезговали обучать.

Напряжение повисло в воздухе – тяжелое, душное, словно мрачное затишье перед пустынной бурей. Пустынного джеха – вечного призрака мертвых, в бутылку не загонишь. Джеха исполняющего желания можно лишь выпустить из глиняной бутылки – но вырвавшийся дух, назад в бутылку прятаться не будет. Пусть хамарийки глупы с точки зрения мужчин – но именно их доблесть приносит Хамарии победы три века подряд. Расширены территории. Новые земли и новая большая торговля приносит доход почтенным баям. А вчесть женских побед даже памятника не установили.

Зрел гнев. Выспевал неторопливо словно плод пустынной дыни. Предвестницей грядущих потрясений стала Гамаюн Печальная.
Потерявшая на войне глаз, изуродовання и хромая, это гамаюн путешествовала по стране, наполняя женские сердца ненавистью. Рассказавыла о годах войне, рассказывала о мужском бессердечии. Поминала манкуртов.
- Думаете эти пыточные кожы придуманы ради урлоков? Вай-вай-вай.. Нет, сестры мои, завтра их оденут на нашу голову. Оденут, если мы не возжелаем бороться!!! Тхам-ла! Мужчина берет себе женщин как товар, отцы продают девочек не спрашивая их воли. Мне было пять, когда мой отец продал меня младшей женой в гарем к почетному работорговцу. Так-то. Моя мать – забита женщина, всю жизнь исполняющая волю своего мужа, моего отца. Ей не разрешали говорить на мужской половине, не допускали до любой сложной работы – даже горшки мой отец лепил сам. Безделье. Аргаш – самое страшнее проклятье Самума! Но мой отец заставлял жить мою мать в безделии. Лишь черная работа от рассвета до заката…. Но это леность, если голова занята только презренными черными делами. Аргаш – черное бездумье. Женщинам не разрешают торговать, не разрешают думать.
Жрецы в храме дают ключи письма чужеземцам – даже проклятые заморские чужаки удостоены этой чести. Даже жукоглавые насекомые хешт! Но нас ключу никто не учит. Три века нашей кровью Хамария расширяется и три века, положение наше становится лишь хуже день ото дня! Они называют нас глупыми, сестры мои, но разве мы глупые? Разве не наши глупые руки уничтожили людей-головешек на юге?

Кровавым медным блеском посверкивал на горизонте грядущий бунт. Словно предчувствуя нечто страшное нависшее над ней – Хамария отчаянно развивалась, каждым днем своим умножая богатство баев. Пенными реками текли доходы. Процветала торговля с заморцами. Стараниями хамариек укреплена границы с урлоками и даже урломари нашлось дело – плавать на хельговских лодках к островам, и привозить оттуда невиданные раннее товары.
Впрочем. Словно вестники грядущего шторма на горизонте объявились «Дубленные» – успешные мускулистые баи очень нравившиеся Червю. То были хитрые, умные хищники. Предчувствуя скорое падение Жирных, Дубленые подпитывали гневом обиду хамарийских женщин. Плели интриги против жирных, поговарили о жестоких временах итребовавших жестоких решений. Это они изобрели технологию манкуртов. Это они изобрели прижигание. Это они посоветовали Червю оскоплять на площадях воров и обращать в рабство проштрафифшиеся семьи Жирных. Они предлагали много нового. Страшного. Невиданного.

Священная традиция или уничтожение прежней Хамарии в суровых переменах? Страшный вопрос стал перед червем в Седьмом веке.


И покуда мучились хамарийцы, сталкиваясь в извечной борьбе между мужчинами и женщинами, хеши не обременяли голову столь возвышенными проблемами. Есть королева. Есть кошми. Не мужчины, не женщины, как и сам Нештек Упорядоченный – бесполые, непознаваемые насекомоглавцы. Остро чуждые для простых людей. Пахнущие мускусом и прокаленным, железистым песком. Отвратительные с точки зрения человечьих рас и вполне гордые собой.

Общество – всё равно что строгий шестигранный улей. Крепкое – как цемент хешелюдиков. Нет волнений, нет сомнений, в седьмом веке, как и века назад фаланги хешей шли на марш. И что это было за зрелище! Бой щитов и слитный тяжелый шаг, позвякиванье увешанных всевозможными украшениями боевых пурров и величественная фигура царицы, управляющей всем этим движением. Хеши на марше – содрогнись, упади на колени несчастная обреченная Умлаба – разорены твои земли, опрокинуты и уничтожены тотемные столбы в честь великого Уссуу. Нет больше удава, только красное солнце Нештек царит в зеленом небе. Тускло-бесконечном.

Легко прошли хеши опрокидывая своих ослабевших врагов, ступая по мясу и костям. Уничтожая. Вышибая. Разрушая!

Следом за армией хешей следовали падальщики – пустынные шакалы, ястребы, неутомимые труженики дикие хешелюды. Шевелились в песках минхочау, гром-змеи лениво пожирали выживших. Армия хешей была лишь острием смертоносного копья – не терпящая слабости пустыня добивала обреченных уссуулов. А потом, чернокожие выступили из Умлабы вместо стрел неся дары и последнюю пищу, оставшуюся у этого сокрушенного народа.
- Дары мира. Уссу мертвый. Нештек живой. Мы сдаемся на вашу милость

Устойчиво Общество Хешт. И все же, даже невиданные города хешелюдиков крошатся в зубах всемогущего времени. Выветривается цемент, стираются грани…
Однажды, исполнительные кошми повстречали своих давних опозоренных братьев – оэш байю.
Униженные. Веками тупые. Оэш-баюны вызывали стойкую жалость простого народа. Купцы занимающиеся меном с хамарийцами рассказывали страшное – покрытые гнойными корками рабы-хеши. Множество их! Сокрушенных изувеченных созданий. Закованных с младенчества в кандалы, отупевших от непосильной работы – на плече каждого выжжено клеймо рабовладельца, слепые глаза не способны отличить жирного хамарийца от собрата хеша.
Разве может царство разделиться само в себе? Разве может единый улей оставить своих братьев? Молчаливые труженики хешелюдики не задумывались о таких презренных делах. Хешелюдики возводили города подчиняясь строгому математическому порядку. Но хеши не просто насекомые. Сердцам их ведома жалость и сострадание. Люди всего-лишь люди. Гладкокожие твари со странными, нелепыми отростками вместо голов. Но хеши. Хеши творение Нештек. Его голос и его Сила. Разве можно оставить братьев своих в беде?

Трехречье. Запад.

Победа в большой войне – дело важное и великое! В этом веке уссулы были окончательно разбиты и конные отряды фоу, стремительной стрелой пронеслись с севера на юг.

Укрепилась страна, разрослись города. Фоусталия в далеких войнах не пострадала, - обошли ее стороной пожары и набеги, а победы принесли новые земли и новые неисследованные территории. Фоуветянам понравилось так воевать – не знали они голода, не ведали горьких лишений – большие сражения уносились грозами на юг. Невиданные карлики тревожили в кошмарах, приносясь духами отмщения да липкой ненависти. Но угасла ночь, исчез за горизонтом туманный Страж. Встречает людей солнце и тишина. Долгий период процветания. Детский смех и запах сладкого дымка!

Невиданными ветвями деревьев выросли дороги, протянувшись тонкими прихотливыми сетями по стране. Создавали фоуветяне для этих дорог сложный фундамент, укладывая землю на слой песка и небработанных каменных блоков. Поверх земли – аккурано вытесанные плиты. Двухколесные телеги легко бежали по этим дорогам. Иные путешественники, сложив нехилый свой скарб двигались по дорогам с одной тележкой в руках. Иные, запрягали в телеги лошадей. А у иных в хозяйстве появилось даже новое изобретение – здоровенные четырехколесные повозки запряженные парой крепких тяжеловозов.

Тяжеловозы эти - особое слово в мире Фоу! Появились мохначи у отрогов Великих гор, вблизь Древнего озера и скверной страны. На далеком севере простым лошадкам не выжить – земля там скалистая и недобрая. Дуют резкие ветра, частенько падают мокрые хлопья снега. Южным лошадкам здесь нет жизни. Зато крепконогие мохначи умеют сами добывать себе корм среди хилых трав - к быстрой скачке не способные, лошадки эти могут тащить тяжелый груз и выживать в самых суровых условиях. Выведенные долгими годами селекции – фоуветянские тяжеловозы вдохнули новую жизнь в священных животных Оверсира.

Царство фоу необъятное – простирается от великих гор до иссушенных пустынь. Люди ходят и рассказывают истории.
Первая история о колесе. Крутится фоуветянское колесо и улыбается Оверсир на небе. Гончары Древнего Озера познали новую науку!
Крутится колесо, создают мастера посуду – простую, каждодневную, без изысков. Вращает колесо ученик гончара, сам мастер занимается глиной. Крепкой ладной, всегда нужной в быту.
Горшочки чтобы томить мясо, пузатые кувшины для хранения запасов. Тарелки да кружки. Много всего. Не слишком изысканного, зато пригодного к каждодневной торговле внутри страны.
Появляются артели, школы, мастера. Этот лучше работает, тот хуже…Именитый. Бракодел. Многие ученики теперь стекаются к умелым мастерам.

Вторая история о пустынях. Ветренная, дикая страна. Мало кто будет жить в пограничье – там засуха непривычная фоу, там редкие племена рассеянных карликов, болезни и безводье. Там, проклятый Оверсиром край безнадежности и вечные владения пустынных демонов.
Оттуда люди принесли Желтую Хворь и Гнилые кишки. Первые неприяные болезни обрушившиеся на фоуветян. Оттуда приковыляли хешетяне – мерзкие, неприятные, дарящие боль одним своим присутствием.

Если ты говоришь с хешетянином – говоришь превозмогая боль и содрогаясь от муки - тебя будут уважать. У жуков можно покупать полезные товары, бывает да, бывает нет. Те, кто способен превозмогать боль становятся успешными купцами. Они быстро богатеют и быстро умирают.
У хешей можно купить разное и странное. Например, хешелюдиков – забавных, прытких жучков с которыми так любят играть дети. Плоды пустынных дынь – необычайно вкусный афродизиак наделяющий женщин плодовитостью а мужчин мужской силой. Приносили хештеки и иное что-то – дорогое и редкое – мягкие самородки рыжеватого цвета. Странную посуду из этого материала и даже оружие.
Материал этот был особенно желанен фоу – но мало что могли за него подарить коневоды. Жукоглавые толмачи называли материал – м-м-мх-ш-ш-х-тью. И не отдавали эту самую м-ш-ш-х-х-ть за просто так.



«Есть у тебя один бык и второй желанный стоит на соседнем берегу Орты. Тогда прилетает с неба черный ворон, злющий словно первая летняя гроза. Молвит ворон человечьим голосом: Иди человек, возьми второго желанного быка. Толстый он – словно удачливый год! Медоносный он – словно уста молодой иберийки! Злобный он – словно четырнадцатилетний ибер! Хороший бык. Годный.
Но всему цена, человек. Своего быка сейчас оставь здесь, переплыви ледяную Орту и возьми второго!
Тогда задумался человек. Тощ его собственный бык и жалок. Рога побитые, шкура гнилая. Старые ноги волдырями пучатся, тучи мух засидели глаза. А все ж родной бык, все ж хороший.
Думает человек и решение принимает – бросается в холодные воды Орты и плывет себе, плывет. Река студеная его на дно тянет, родной бык тяжело мычит на родную сторону зазывая. Зубы дробь выбивают. А там впереди богатство виднеется! И не может плыть человек, и мнется – и назад хочет повернуть, и вперед жаждет доплыть. Силы оставляют человека и в конце-концов тонет он в пенной орте. Бесславно умирает. Ни как муж, но как женщина.
Тогда выклевал ворон глаза у осиротевшего быка, тогда унесся на небо со злобным карканьем. Осталась эта история только - о чем же поет она? Прихлебни это вкусное ибериво, путник, и подумай сам»

Иберия в седьмом веке застыла над пропастью. Зависла. Задрожала. Напряглась и удержалась. Долгие годы пронзительных неудач и бескормицы сменились Торновой улыбкой.
Снова колосилась иберица, снова пенными реками струилось сытное ибериво и путешествовали по городам скальды, воспевая Величие дома Андалов. Снова двигались сквозь грязь тяжелые копыта тобосов, приминая траву и разбивая камни. Вереницей тянулись товары в далекую Фоусталию.

Иные товары шли к далеким Фоуветянам, - везли торговцы на продажу зерно и ибериво, меланхоличных кунов и музыкальные инструменты. Иные же торговцы возвращались домой после долгого путешествия в Фоусталию – вереница детей встречала эти пропыленные повозки, стремясь узнать что за странные вещички принесли с собой торговцы.
Пахли эти разбитые повозки сочными лугами, разбитыми дорогами да чужедальними краями.
А привозили торговцы всякое. Затейливые деревянные игрушки – если дернуть за нитку – дернется тонкий чужак фоу, отрубая уродливую голову невиданному черному человечку. Привозили добротную, невероятно искусно изготовленную посуду. Привозили конское молоко и невиданные, выменянные на множество зерна и пива, поблескивающее рыжим цветом слитки.

Слитки эти быстро попали к Андалам. Материал мягкий, ковкий, приятно посверкивающий. Таящий в себе множество возможностей!
Разбежались по городам и весям быстрые гонцы. Жесткий приказ Андалов– искать подобную диковинку в Иберийских землях! Однако, спустя пол-века, горькая весть пришла к высоким порогам дома правителей – В Иберики подобного материала нет. Найти его можно лишь в фоуветянских землях – да и там он крайне редок. Тонкие люди закупают его где-то на юге, в тех богом проклятых местах, где и сам Торн не ступал.

Вторая весть была от мятежников. На востоке Иберики появилось государство Асдхарт.
Не раз и не два ходили вожди с походами на границы Асдхарта – но крылатые люди вкупе с иберами, оказались врагами несокрушимыми. Мощным строем выстроились мятежные иберийцы – сверху же, сыпались на людей Андалов камни и дротики.
Множество боевых походов. Великие битвы, где ломались дротики и трещали кости…Однако, к концу века мятежники так и не были сокрушены. Асдхарийцы не отдали не пяди своей земли, выказав себя великими воинами.
Поднялся в обществе ропот: Сколько веков уже можно сражаться с этим Асдхартом? Сколько веков нужно лить родственную иберийскую кровь? Сами асдхартцы на Иберику не нападали, но бойцами оказались стойкими, вызывающими уважение. Скальды воспевали подвиги вальихирий, а чудесные и несокрушимые асдхатские фаланги, вызывали зависть у дружинников знатных пэров.

Вот бы и наши воины научились сражаться подобным строем! - поговаривали мудрые воины.

К концу века от Асдхарта пришли гонцы мира – требования были озвучены простые:

Никогда и не за что не вернется Асдхарт под крыло Андалов! Слишком страшное оскорбление было нанесено в древности и слишком много крови пролито за независимость. В древние времена основали Асдхарт мятежные иберы и люггеры, отвергнувшие Селестию. Устала эта цветущая земля от гниения трупов, воронова гомона и больших сражений. Асдхартцы желают мира и торговли.
Много веков дрались иберы друг с другом и более нет смысла истреблять единый народ. Асдхартцы согласны стать союзным государством для Иберики и Селестианских земель, но пред Андалами головы не склонят. И Селестии крылатые не покорятся. Ибо независимость – единственная правда за которую стоит умирать!

В обмен на мир, мятежники обещали торговый пусть сквозь свои земли и тайное знание лодок.
«Долгие годы совершая набеги на стан люггеров, учились мы плавать по воде. Отныне, нам открыт серкет лодок. Мы согласны обучить Андалов этому искусству. Но взамен требуем долгого мира. Не вечного – вечен только Торн в небе! Но долгого и честного. Честного, как слово иберийца!»

Надо сказать, что сама Иберика к седьмому веку давно уже желала нового врага. Века войн с несокрушимыми мятежниками тяжело сказались на самой Иберике В обществе все больше не хватало мужчин, все более обособленными и дикими становились города удаленные от столицы. Плели интриги пэры, чадным дымом выгорали тела мужчин на погребальных кострах.
Ибер на ибера, что может быть страшнее? Скальды сочинили такую историю:

«В торнов четверг, когда откладываются все дела и поют мужчины песни за длинными столами понимая павших, шел как-то себе аск по узкой горной тропинке. Страшен аск. Мерзок. Кто сильнее него в этом мире?
Каждый ворон знает. Сильнее одного аска только второй аск. Так и повстречались на дороге два чудища.
- Уйди! – молвит зеленый аск.
- Не уйду. Сам убирайся! – кричит красный аск.
-Битва. Битва. Битва!!!– раззадоривает чудищ торнов ворон.
Так и схлеснулись они – две громадины, несокрушимые и страшные.
Один удар – и хлещет у чудищ кровь горной рекой. Второй удар! И кости с хряском ломаются заставляя горы содрогаться. Обменялись третьими ударами гордые аски и издохли оба, обратившись грудой мяса. Тогда выклевал хитрый ворон глаза у асков, выел сердца и улетел себе ввысь довольный, чтобы рассказать Торну за обедом забавную эту историю»


Впервые за долгие века огорчений и потерь люггеры, наконец-то, могли наслаждаться мирными годами!

Словно грибы после дождя выросли праздничные ярмарки, серые дымки закурились над ладными деревнями. Но теперь, в отличие от прошлых лет, процветание это обеспечивала обученная армия. Не изменчивая удача, но сила собственной армии хранила крылатых!

Выстроившиеся в строй копьеносцы Селестии оказались страшной силой – когда в начале века из леса выскочили рены привыкшие к легким победам, копьеносцы сокрушили кавалерию гонь-чжу надев кабанов на копья. Раненых вылечили и отправили восвояси, мертвецов же похоронили, отметив место сражения несколькими памятными курганами в приграничье.
Селестианцы оказались сильными воинами привыкшими к тяжелым физическим нагрузкам. Мощные крылья поднимали крепкие тела люггеров в воздух – неожиданно для ренов – сражения теперь велись не только на земле, но и воздухе. Большой ошибкой для ренов стал поджог собственных лесов – люггерам теперь было где расправить крылья!
В едином порыве, армии крылатыхлюдей двинулись на сокровенный восток, отбив у орков старинные, нехоженые леса. Было это страшным позором для ренов. Зато люггеры расширили свою страну, явив грабителям силу всесокрушающего Добра. Аликорния теперь имела выход к двум морям – впервые получив доступ к новым дивным краям.

А грабители рены, меж тем, продолжали выходить из лесов и похищать гончаров. Набеги эти были дерзкими, злобными. Использовались изощренные пытки и запугивания – частенько рены вырезали целые деревни, оставляя раненых животным и птицам. Трупам срубали крылья, раненых же уродовали навечно – выламывая одно крыло и перебивая кость.
Пусть сострадание оркам неведомо, но люггерам не привыкать к жестокости дикарей. Иберские войны крепко вошли в память народа! Говорят, в одном из сражений сложил голову сам Вожак этих богом проклятых уродов. Впрочем, кто-то болтал, что не так все просто…
Ожесточенные воины говорили, что ренам пора бы показать настоящую силу Селестии! Если орки не способны понять добро, следует рассказать им о зле.

Западные иберы в этом веке люгеров не тревожили, в конце седьмого столетия одарив Селестию дарами мира. Принесли эти дары сами люггеры – впрочем, одетые по иберийской традиции, - отпустившие густые бороды и украсившие свои волосы косичками. Свои крылья они выкрасили в традиционный алый цвет, лица покрыли причудливыми татуировками и предложили мен.
Крепкие деревянные лодки в обмен на разноцветные горшки. Большой торговый путь с востока на запад в обмен на года мира!


Процветали в седьмом веке люгеры, процветали и неторопливые дракканисы.
Расширил свою деятельность орден Шифай Райха. Большая торговля зародилась меж люгерами и дракканисам – жрецы из Шифай Райха приходили к крылатым чтобы учить их языку и своим традициям. По мнению ящеров дракканисов – люггеры были слишком торопливыми, но все же вполне приятными людьми. Ящеры с удовольствием покупали цветную посуду для украшения своих храмов и жилищ, в обмен же посылали учителей. Рассказывая о своем мире.

А мир дракканисов прост и привычен! Неторопливое течение лет. Дни и ночи. Нет смысла за чем-то гнаться – даже горы стираются, само время боится неторопливых рогатых ящеров. Бьется о побережье торопыга-океан, и глупые смертные развеивают свои жизни понапрасну, вместо знаний предпочитая войны и пожары.
Дракканисы не такие.
Ближе к концу века ящерицы обучились медицине. Огромные и мощные учителя с большими рогатыми головами украшенными кусочками костей да разноцветных перьев, лечили людей, каталогизируя болезни. Гнилые ступни. Жаркое дыхание. Костяная хворь. Слабая кровь.

В каждом случае травники предлагали свои собственные методы лечения – пустить кровь, приложить пиявок, пожевать угля, поесть заварной тасимы, приложить к ране влажный компресс илизакалить огнем гниющее мясо…
Помимо искусства лечить болезни, дракканисы познали коварное искусство составлять яды. Прихотливые и жестокие отравы. Один яд мог вызвать слабую головную боль, другой же яд вызывал кровавый понос и смертельную рвоту. Рогатые ящерицы закованные в крепкую чешую, редко пользовались подобной выдумкой считая это мерзким, недостойным делом. Но рецепты ядов все же сохраняли. Используя отравленные дротики в охоте, а позже – прогоняя при помощи отравленного яда вездесущих ренов.
Эти рены и их проклятые свиньи, стали настоящим бичом Шимихара!

Волна за волной нападали лесные кочевники на мирные земли дракканисов. Сжигали мудрые книги, уводили в вечное рабство людей, разоряли храмы и резные алтарию
Суровы и сильны дракканисы, головы их покрыты мощными роговыми наростами, тяжелые капюшны отличают самцов от самок, Сильны дракканисы и высоки. Но к подобным суровым набегам ренов, дракканисы оказались все же не готовы…

Трехречье. Восток.

…С хряском, макуаитль вошел в живую плоть. Проломленная голова повисла на ослабевшей шее, - рыхлым, похожим на большую безвольную куклу телом занялись свиньи.
Новый хранитель Священного Меча был в ярости – собственноручно он убил сотню самых неудачливых воинов, сломав два искуснейших макуаитля.
- Аррррр!
Новости с фронта не могли порадовать. Поражение. Горький позор. Лесные пожары и большое отступление впервые за двести лет.

Что еще не могло порадовать молодого правителя, так это то, что священный Тань Чень он нашел чудом! Нашел брошенным в грязи во время большого отступления, когда перепуганные насмерть телохранители клана Ран Каган, оставили своего господина в беде. Неслыханный, отвратительный позор – несмываемый, бесчестный и…

Босая нога нового Хранителя со злостью принялась колотить дохлое тело безвольного куна. Разумеется, все опозорившиеся бойцы были обращены в рабов и лишены звания мужчин. За одним досталось и одной прожорливой, неповоротливой свинье – с визгом, несчастная хрюшка убежала под прикрытие корней.

Позже, уже придя в себя и напитавшись мудростью небесного Тан Ченя, - чудо-меча, который так приятно холодил руку, новый Хан понял, что он поторопился со смертями. Рены – существа простые и непритязательные. Честная и быстрая смерть от удара деревянными макуаитлем – слишком легкая для тех презренных трусов, которые посмели бросить Тань Чень в беде.
Царственной тяжестью давил на голову невиданный убор, созданный из тысяч люгерских перьев, - что ж, бить свиней и колотить трупы дело достойное презренного куна. Тань Чень же знает – всё и всегда служит на пользу делу. Проигрыш – это тоже победа…


Выгорали леса. Воздух пах золой и смертью, - множество свиней и их всадников приняли смерть в пламени, не успев спастись от невиданных, ползучих пожаров. Последние года выдались сухими и жестокими, ренский лес вспыхнул словно осиное гнездо брошенное в огонь. Дни и ночи воздух пах соленой гарью, паленой шерстью и жареным мясом. А когда, наконец, пожары отступили – рены сумели объедениться в подобие великой страны.
Разумеется – власть нового Тань Ченя как никогда крепка возле столицы. Людей пригнала друг к другу беда. В года огорчений – держаться друг возле друга легко
Однако. Если сунуть нос дальше, в более дикие края – младшие кланы вынашивают в сердцах мятежные мечты.
Не явился на праздник Большого Объединения престарелый Пан Чи, хитрый и сквернохарактерный старик, владелец приморских рощ. На редкость бошковитый и мерзопакостный рен. Не явились пред Ханом его дети, его солдаты и его рабы. Земля Пан Чи отказалась платить налог.

Второй мятежник, безмозглый, но крайне сильный вожак речного клана «Яростные убивцы кралобабых», развращенный жирдяй Ба Ву, передал через своего обреченного куна, довольно недружелюбное послание. Суть его сводилась к тому, что новому хану было предложено укусить себя за вуй. Воткнуть Тань Чень в собственную задницу и сдохнуть как последнему кастрированному куну от укуса собственной свиньи.
«Даже самая моя вонючая сопля не признает твою власть поганый выпердыш, не менее поганого Рен Кагана, клана кастрированных слабаков и вонючезадых трусов!»
…Говорят, несчастный кун, передавший слова своего господина слово в слово, умер от разрыва сердца как раз на фразе «вонючезадые трусы»

Вообще. Тяжелые неудачи преследовали нового хана и его ренов. Вспыхивали и подавлялись бесконечные восстания. Долгая жара опустившаяся на север Трехречья опустошила плодородные леса. Впервые над ренами навис призрак голода.
Дохли свиньи. Сражались между собой кланы.
Небольшим подспорьем стал лишь грабеж дракканисов и бхаратов – воровали свинячьи наездники всё до чего могли добраться их хваткие лапы: Воровали еду, рабов, женщин, коней.
Деревни от злости предавали огню, бхаратским кобылам ломали ноги, проклятым люггерам отрезали крылья, пойманным случайно панийцам острым камнем прорезали улыбку на лице.
К концу века, словно бы сжалившись над своим несчастным народом, великий Укунь даровал ренским женщинам искусство смешить грязь и получать из нее посуду.

Ренская посуда – насмешка над любой другой посудой, но самих орков устраивала. Кривые кружки, пузатые кувшины и дырявые чайники активно начали использовать на чайных церемониях.
Казалось бы, что это такое – церемония чая? Безделица да и только! Но именно за такими неспешными беседами улаживались споры враждующих кланов, а лояльные правители, приносили клятвы верности своему Хану.


В седьмом веке, невиданная жара обрушилась на Трехречье!
Вместо многослойной одежды панийцы в этом веке переоделись в легкие туники, впервые помянув могучий Ледник как своего друга. Впрочем, другом ледник не был. Вместо пронзительных ветров и долгих зим, проклятый ледник в седьмом веке наслал на людей потоп: Великое озеро Гондирай вышло из берегов, подтопив тлуга и деревни.

Чтобы укротить стихию, панийцы очень быстро освоили лодки, поразившись тому – как долго они могли обходиться без этого чудесного изобретения? Озеро Гондирай богато рыбой и разнообразными водными животными, полезными в быту растениями и красивыми камнями. А уж далекое море, так и вовсе неслыханные сокровища таит! Неслыханные перспективы и возможности…

Впрочем, над панийским морем в седьмом веке навис грозный рок.

Отношения с бхаратами совсем разладились, все обособленней становился панийский анклав. В иные годы, когда прибывали бхараты в дикости, панийцы спокойно ходили через их землю поддерживая связь столицы с отрезанной окраиной. В седьмом же веке, бхаратты стали для панийцев скорее врагами, нежели союзниками.

Анклав обособился. Упадок надежно обосновался в приморских землях. Прервался доходный торговый путь хлопком.
В годы ренских нападений когда орки и их свиньи выходили из лесов чтобы грабить бхаратов, панийцы могли приходить к морю, и даже пытались вести торг с иными чудными расами. Но стоило только ренским набегам ослабеть – как бхараты четко и злобно давали панийцам понять – они лишние на бхаратской земле.
Там где ненависть – стычки и пожары, насилие да липкая, льющаяся без меры красная кровь. Все более жестокими становились бхаратские нападения. Все более изощренней становилась панийская месть. Замерла торговля. На смену купцам пришли арлекины – пришли чтобы грабить, жечь, пытать и уводить грабителей в игровые ямы.

В седьмом веке, просвещенная панийская республика как-то очень быстро оказалась в кольце дикарей, желающих отхапать наиболее лакомые ее части. Бхараты желали для себя хороших тканей. Рены желали и тканей и бхаратских лошадей. Сами же панийцы желали восстановить связь со своим отрезанным анклавом. Бармоглот понимал – море это жизнь, море это процветающая торговля, море это связь с иными странами. Ни за что нельзя его терять!


Бхараты же в седьмом веке о морях ничего не ведали и в соленую воду заходили лишь по пояс, чтобы окунувшись с головой, очиститься перед молитвой Дарунешу.
Вообше, бхараты в седьмом веке ощущали сгущавшиеся над головой тучи. Предчувствие грозы. Когда пахнет в воздухе солью, когда с гомоном порхают над черными волнами чайки, белыми искрами падая в океан. Когда пронзительный ветер норовит содрать кожу с костей, а долгожданного облегчения так и не наступает. Только блеснет над отрогами Вечных Гор сизая молния да на душе станет еще тяжелее.

В этом веке неунывающие бхараты строили Монумент Великого Объединения, исследовали лук и страдали от набегов вездесущих свинячьих наездников. Казалось бы, что могли взять рены у отсталых дикарей бхаратов? Но докучливые рены находили что воровать: угоняли коней, убивали пастухов, ради смеха перерезали маткам сухожилия, разоряли ничтожные бхаратские домишки и уводили рыдающих женщин и детей в вечное рабство.
Панийцы также добра не приносили. Все чаще в приграничье стали наведываться Арлекины. Твари эти, с размалеванными хамарями и жесткими улыбками на пресыщенных лицах, никогда не делали различий между настоящими ворами и невинными людьми. В плен забирали всех. Кого не забирали – того убивали. Вообще – панийцы оказались не такими кровожадными монстрами как рен с их свиньями, зато панийцы оказались методичными.
Рен появлялись эпизодически – словно прожорливая, трещащая саранча. Арлекины же приходили каждый год – приходили чтобы мстить за погромы своих ткачей и убивать невинных. Хуже арлекинов для бхаратов оказались только чеширы – свирепые эти котики подчинялись только панейцами, острыми коготками соскребая с белых бхаратских костей, вкусное алое мясо.

Все более отчаянные, все более жестокие сражения разыгрывались на востоке Трехречья. Все против всех. Каждый против каждого. К исходу века прекратилась всякая торговля между бхаратами, ренами и па. Все свелось к набегам, грабежам, карающим походам и яростным стычкам, в которых гибли и люди, и свиньи, и орки, и чеширы и бхараткие кони.

Мнар.

Ах! Как чудны эти черные, душные ночи на Мнаре! Когда повизгивают на луну псевдошакалы, когда стада хрюкокрыс нападают на одинокую добычу, когда выедают живую плоть жизнерадостно попискивающие троги и когда полуголые карлики катийцы в длинных лиственных юбках выходят из своих нор чтобы полюбоваться звездами.
Мнарская ночь романтична, мнарская ночь бесконечна – накатывает ласковыми волнами на землю океан, подкрадываются где-то к побережью вездесущие пираты, бесшумно опускаются в воду длинные весла.
Но вдруг!
Длинная горящая стрела пронзает воздух, заливисто поют медные трубы и катийцы выходят на бой. Сражение жестокое, быстрое, кровавое. Противники не щадят друг друга! С хряском ломаются кости, уродуются лица, длинными шипастыми дубинками соскребается с костей живое мясо.
Это не война – это стычка, злобная, быстрая. Посреди ленивых сэльв в мерцающем свете Стража творится кровопролитие. Пахнет металлом и дерьмом, гниющим деревом и сладковатым запахом цветущего жирнослива. Льется на вшивые головы пиратов кипящая вода, шипит печально море, разбиваясь о скалы. Перекатывает в своих соленых объятиях раздувшиеся, обезображенные трупы...

Пираты стонут, охают, отступают – десятки вопящих женщин и детей, их обычная добыча. Металл и красивые украшения. Следом за дикарями летят со свистом медные стрелы – катийцы недолго преследуют своих врагов. Несколько шипастых дубин обрушиваются на головы преследователей, несколько замысловатых ловушек. Мешанина крови, мозга, едких горьких слез.
А потом, над Мнаром встает солнце. Туманное. Злое. Ядовито Алое.

Так начинается для детей Кутоки их новый день.

В этом веке катийцы активно торговали с квакушами-дагонами, а также продавали свою медь за море, торгуя с человечьими племенами сражающими против пиратов. Через дагонские земли, медяные слитки ползли в земли урлоков. Через магнейцев, металл изредко попадал к сигларийцам, или даже к диням.
Важнее металла, для катийцев стало изобретение письменности. Великая наука увековечивающая память бородатых людей! Гномы трепетно записывали историю великих семей, родовые древа и имена великих своих отцов.
Появлялись хранилища для катийских писем, появлялись садки для хрюкокрыс, тасима стала прекрасной пищей для завтраков и ужинов. Гномы и сами научились выращивать ее на побережья. Звенели мнарские дни и ночи. Все глубже зарывались катийцы в землю, добывая невиданные, редкие знания– но на поверхности, завоеваний гномов почти не было видны. Не расширялись границы, не возводились новые города. Да и металл, добывающийся тяжело и с кровью, катийцы вынуждены были продавать по заведомо убыточной цене. Просто, мало кто мог доплыть до Мнара…
Иные бородачи стали поговаривать что дети Кутоку слишком долго засиделись вблизи своих гор.
- У нас есть хороший товар чтобы оплатить путешествие по воде. Купцы наши, желали бы поглядеть на мир. Завершить пару-тройку успешных соглашений. Расширить, территорию государства. Отчего мы сидим возле горы век за веком? Велик мир Обители! Пора завоевать его – не силой оружия, но силой катийской мудрости!!!

Дымилась катийская гора. В иные дальние дали уплывали урлоки. Сражались с мятежниками, вели договоры с чернокожими карликами, разводили хрюкокрыс.
Исчезали за горизонтом длинные урлочьи лодки, Ма вела своих людей к большой цели.
Теже кто о ней не ведал оставались на родном Мамаре чтобы выращивать для вумников жирных крыс, чтобы тихонько пытаться воровать этих самых крыс и услаждать свою душу поединками на махушам, постепенно входящими в ритуал.


Бороздили штормовые воды лодки урлоков.
Плавали в морях на своих уродливых лодочках ловкие дагоны. В седьмом веке дагоны заключили неудачный договор с пиратами Магнея, попытались их кинуть и обрели вечного врага. Исчез в пучине морской Кутуулу призванный покидающей мир Обители Левиагидрой, но понтливые ящеры не слишком расстроились из-за всего этого.
Пусть простаки молятся в храмах призывая Несуществующую, а мудрые толстачи пока и сами государством поуправляют всласть. Вот и поуправляли!
Расцвели жирным цветом взятки. Жертвоприношения молодых. Подкуп и липкий страх воцарились на земле Дагонов. Обрело государство даганов палачей, толстачей, понтливых, вертких и судей. По сути роль каждых сводилась к разного рода обираниям, вымоганиям и грабительству своих дорогих соотечественников.

Умные головы решили создать анти-пиратскую организацию и даже предложили свою помощь катийцам. Увы. Гордые гномы оказались союзником несговорчивым (да и были ли катийцы союзниками дагонам?), и на свои заповедные земли квакушам прохода не дали. Торговля велась на границах двух держав.
Там, где проходила разделяющая леса вырубленная полоса, гномы и дагоны сходились поторговать в наименее жаркие и душные недели сезона. Катийцы заламывали за свои товары несусветную цену, скользкие квакуши торговались до хрипоты. Под вечер, истомившись долгой жарой и охрипнув от собственного же крика, торговцы заключали несколько соглашений и катийцы своими странными коючками вносили информацию на глиняные таблички.
Визжали продаваемые хрюкосвиньи, воняла тухнущая на солнце тасима, пахло дерьмом и катийским потом. Но все же. Это была большая ярмарка – лучшее изобретение на Мнаре за весь седьмой век!

Бурые горы.

...Его зовут Безликий Друг Ди-Ди и он простой солдат динь диневской армии. Солдат, исправно получающий свое жалованье в обмен на тяжелые тренировки и ежедневную готовность отправиться на войну по приказу своего императора. Ди-ди платят чтобы он умер вместо простого ополченца. Его ежедневно тренируют на смерть, чтобы однажды, это умение спасло бойцу жизнь…
Вообще-то. Ди-Ди не живет смертью как гордый усинг и он ценит свое существование, в отличие от свирепых, гордых котов севера. Ди-Ди не готов ограбить ближнего своего, продать в рабство его детей и возможно умереть в страшнейших пытках у пыточного столба, как это случается с авантюристами магнея. Ди-Ди Безликий друг – обычный человек. Третий сын Говорящего Безликого Солнца А-Ту. Совершенно средний напуганный динь, вступивший в армию не ради почестей и похвал, но вступивший в армию чтобы принести своей нищей семье немного прибыли. Освободить свою многодетную, вечно нуждающуюся семью от лишнего рта и если повезет, умереть с честью.

Хочет ли Ди-Ди умереть с честью во имя Муравья Небесного? Желает ли он стать камнем у великого кургана, вблизь столицы, опав случайным листом под ноги большого пахаря? Нет. Не желает. Ди-ди напуган, и как всякий новобранец отчаянно жалеет о принятом решении. Жалеть он будет годы. Сначала содрогаясь и выблевывая съеденное после первых своих убийств – ощущая себя палачом, не в силах изгнать красные картинки смерти из своей памяти: « Как он кричал, тот пират! Как жутко и страшно и тонко он рыдал, словно женщина…» Позже заматерев – привыкнув к картинам страданий, к отрубленным конечностям, к запахам горелой плоти, когда пришлось выжигать огнем динь-донговские поселения на юге, - Большой Весельчак Ди-ди превратится в серого, холодного и молчаливого бойца с двумя луками в руках. Он соберет коллекцию трофеев - отрезанные пальцы, уши, что-то еще собранное на счастье как символ мужества. А потом, однажды, испугавшись выбросит всю эту дрянь в море – впервые за многие годы ощутив тошноту.

Ощутив теплую, болезненно-приятную соль на своей щеке – наверное, океан лизнул?

Тогда Ди-Ди Безликий Друг, большой, суровый и страшный – настоящий любимец детей – «мы хотим вырасти таким же!!! Когда, ну когда, когда матери отпустят нас на войну? Скажи – это же здорово, убивать людей! Брям-ц! Я могу убить сотню врагов одной нижней!!!», тогда молчаливый Ди Ди придет на ярмарку чтобы отогреться душой.

На ярмарке много всего! Бойцы гу-до хвастающиеся своими бугрящимися мышцами и особым умением ломать врага, предлагают на спор, за небольшой отрез шкуры ргутто, например, побороться силами с самым маленьким динь-динь из их отряда. "Вот такой малыш! Думаешь, сумеешь его победить, силач? Что у тебя есть - ставь на кон. Клянусь императором, у нас все честь по чести!"

Увешанные кусочками костей и охранных камушков, бродят по ярмарке суровые бородатые сигларийцы. Сигларийцы привозят на торг рыбу, гадов морских и странные блестючие камушки именующиеся жемчугом. Изредка, можно встретить магнейского торговца торгующего солью. Вот этот, - натренированным взглядом профессионала видит Ди-Ди, - бывший пират! Старые татуировки, характерные шрамы, свороченный набок нос…Коты ненавидят магнейцев, убивая их на своих землях. Но ярмарка Священна – смерть ждет каждого кто нарушит приказ императора. Такие как Ди-Ди, но более молодые, следят за выполнением приказа.
...Глядя на ту красивую, грациозную усинговскую кошку-танцовщицу, сложно пверить что усинги настолько опасны, как о них говорят.

В Седьмом веке, подобные мирные ярмарки, одно из главных достижений Империи Динь. Не война. Не кровь. Умение торговать и ладить с ближайшими соседями, умение строить общее, руками обсолютно различных рас.
Ди-Ди Безликий Друг бродит по ярмарке. Оттаивает. Впитывая в себя неожиданно теплый день этого осеннего сезона в Бурых Горах. Потом польют серые дожди и усики на голове начнут цеплять низкие тучи, погода испортится на месяцы, затапливая пышные леса небесной влагой. Но сегодня мир свеж. Искрист. Ломок и восхитителен на вкус.

Когда в очередной раз Ди-Ди окружает стайка мальчишек требующих рассказать историю собственных подвигов и сражений, Ди-Ди долго молчит, размышляя о своей истории.
Ему не хочется говорить о войне. Ему хочется рассказывать о теплой жирной земле которая так восхитительно пахнет вечером, угретая долгим солнцем. Разомлевшая после неторопливого дня…
Ему хочется говорить о простых рабочих динях. О труде упорных строителей, - камушек за камушком, кирпичик за кирпичиком, возводящих в седьмом веке Чертогорск. О торговцах, забирающихся в самые далекие и черные горы, куда даже ящериск не ступал. Ди-Ди хочет говорить о мире. О маленьких, курящихся дымком хижинах. О деревянных плетенных заборах. Но дети желают слушать о войне. Жадные дети хотят слушать о жареных динь-донгах, о престиже империи, об отрезанных пиратских головах.

...Вздыхая, солдат лишь беспомощно качает головой, выдыхая к разочарованию местных мальчишек только одно: «Война…она как война, и ничего другого…»


Те, кто рожден умереть, идут в армию. Это профессиональные воины созданные чтобы следовать за магнейцами где бы они не были. Это тени. Это мстители. Это духи желающие войны.
Те, кто рожден для смерти, порождение штормового острова – Усинги жестокие и мрачные, созданные чтобы проливать кровь.

Там, на родной земле, в тени древних богорощ где высокие горы пронзают далекие облака, о смертниках слагают песни. Говорят, они не только мстят, говорят, они наводят справедливость. Там, где жирный вождь обжирается теплым мясом ргутто, устанавливая свои несправедливые порядки – где он жиреет на крови простого народа, где насилует женщин своего племени отправляя их мужей на смерть, именно там возникают Смертники. Коты идущие алой тропой черной жизни, убивают не только магнейцев, они убивают врагов – а врагом может быть даже собрат усинг забывший о законах Раконра и вставший на путь развращения!

Трудами Смертников, к началу седьмого века усинги отвоевали родные земли Бурых Гор изгнав мятежников со своих берегов. К несчастью, край этот был теперь изуродован и осквернен: пираты вырубили вековые богорощи, осквернили древние камни и разобрали на свои нужды священные алтари. Печально было возвращаться котам в этот обезлюдивший, гиблый край. Туда, где шуршит равнодушный пепел, и кости усингов мешаются с костями презренных магнейцев. Впрочем, пусть и подпорченная, но это была победа.

Победа во славу Раконра и возлюбленного его племени котолюдов!

Покуда материковые коты с молитвами высаживали новые деревья на месте своих вырубленных рощ, на Штормовом текла кровь. Трудами своих отчаянных воинов, котам удалось отбросить пиратов от своих границ. К несчастью, на месте ослабевших людских поселений очень скоро возникли поселения урлоковские. Ящерицы эти оказались врагами страшными – и если бы не сила Смертников, если бы не их философия повелевающая выстоять или умереть за веру Раконра, наверное, усинги были бы смяты. Свители в воздухе дротики. Перли орды высоких ящеров на выставленные длинные копья. Умирали усинги. Умирали урлоки. Но к концу века коты отстояли свою границу и даже расширили собственные владения на Штормовом. Смертники - покрыли себя славой.

Благодаря их подвигу завязалась торговля с шерстобородыми карлами. Для карликов катийцев, каждое иное существо отличное от гномов, представлялось человеком. Для самих же усингов важна была лишь медь. Стоила она баснословно дорого – но воины очень быстро оценили преимущества медных наконечников.
Лучше медного инструмента оказались катийские луки – широкие, страшные, похожие на луки диней но более пригодные для двуруких существ. Между двумя народами завязалась торговля. Впрочем, в отличие от большой ярмарки в Бурых горах, торговать с катийцами умингам было сложно.

Катийцы были упрямы, жадны, несговорчивы и заламывали за свои товары баснословную цену. Для самих же гордых усингов подобная дипломатия была мучительна. Разве не презренна торговля для настоящего воина?
Только половина торговых визитов заканчивалась успешно. Случалось же, что проливалась во время больших торжищ кровь. Случалось, что катийцы объявляли усингам эмбарго и порой изгоняли со своих земель на годы, перекрывая торг медью. Отношения складывались по разному. Но худо-бедно, торговля между двумя народами всё же существовала.


Магнейцы в седьмом веке сражались за утраченную империю. Пиратов удалось прогнать с Рыбьего Острова (31.25), отвоевав для магнейской империи кусок земли. Остров этот был бесплодный, покрытый лишь на юге скудными растительными джунглями. Зато в море давал перевес – позволяя магнейцам расширять свою страну и возводить новые города.

Впрочем, развращенная знать магнея не слишком благоволила этим карательным походам – грабители добывали для Империи людей и деньги, завозили металлы и редкостные диковинки. Дымительные травы, необычные приправы, странные и редкие явства.
С пиратами аристократы сражались одной рукой – второй же рукой, раздавая этим же самым разбойникам лучшие земли. Основной посыл магнейских патрициев был прост: Сражайтесь на нашей стороне и мы вас не тронет, не смейте грабить наши корабли. И мы вас облагодетельствуем!
Седьмой век прошел для империи довольно мирно, поэтому к концу века за все напасти прошлых лет в благодарность Фовеату, люди возвели город Нумадиций. Множество узких улочек, большие невольничьи рынки, просторная гавань. Суды и белокаменные усадьбы сложенные руками вечно утомленных рабов.

Единственной напастью этого сытого века, стали вечные неистребимые урлоки. Дикарей этих, силой легионеров удалось прогнать с Отчего острова. Но на Штормовом расплодившиеся урлоки сожрали большую часть поселенцев, распространившись на границах между магнейской и усинговской империей. Впрочем, возможно оно и к лучшему!
В седьмом веке, как ни странно, больших стычек между магнейцами и усингами не происходило. Короткие, яростные бои на лодках, расправы над пиратами. Но люди Иерофанта сталкивались с людьми усинговского короля довольно редко.


Вздыхал океан. Умирало на горизонте солнце, чтобы утром возродиться вновь. Неспешно текли длинные дни сигларийцев.
В седьмом веке, благодаря торговле и щедро заселенным землям Нового Стагнума, сигларийцы сложились в некое подобие страны. Правда, власть островного вождя существенно ослабла. Среди людей пошли разговоры что пора бы назначить настоящего князя и пусть живет он на большой земле, а младший пусть ему подчиняется.

Истреблены извечные враги динь-донги, регулярные войска сигларийцев теперь тренируются днями и ночами. Правда, у вождя теперь все чаще болит голова – чем оплачивать услуги армии?

Сигларе – народ ветреный и непокорный, сегодня они поют общие песни у костра, а завтра могут и за ножи схватиться, если вождь не сумеет содержать свой народ достойно.
Достойно – это как у динь диней, пронырливых мурашей поражающих сигларийцев своим умением строить высокие и крепкие города! Люди побывавшие в Союзе Динь-Диней рассказывали о разных диковинках – о чудных значках которыми мураши записывают устную речь, о странных шифрах для того чтобы правильно считать, о больших каменных стенах, так разительно отличавшихся от примитивных сигларийских частоколов.
Мураши – не охотились, они возделывали землю и добывали манный початок. Мураши обладали замечательным умением сражаться в общем строе. Сигларе только предстояло постигнуть эту науку. Впрочем, кое чего динь-дини не умели.
Например, они боялись моря. Возможно, здесь скрывался секрет хорошего торга…Ведь сами сигларийцы были хорошими моряками – хуже далеких заморцев хельгов, но уж гораздо лучше усингов, для которых плавание по воде являлось испытанием, закалкой нервов и суровым преодолением собственных страхов.
Кошки плавали по морю чтобы доказать свою храбрость и отвагу, сигларийцы же море любили, издревле стремясь забраться на своих лодочках за горизонт.

Острова

Седьмой век выдался для хельгов довольно трудным веком.

Объединение с ахеронцами, миа нэфес! - легче сказать, чем выполнить. Мелкие бунты, кровавые стычки, межплеменные выяснения отношений и недовольство хельговской аристократии. В седьмом веке случалось всё. Крепко пришлось потрудиться несчастному князю Тееру решая множество сложных проблем: Неравные браки, отрубленные головы, изысканные яды и отряды наемных убийц, чтобы извести слишком непокорных – случалось в Хельгионе всякое. Веселые, залихватские пиры на которых объедались креветками и жирной рыбой. И пиры предательские - где подавались в качестве изысканных блюд изощренные, жуткие яды. Отчаянные обещания мести, развеселые свадьбы и неожиданные союзы местной знати.
Но в конце века на островах установилось подобие стабильности – хельги и ахеронцы стали одним народом, и мало чем к концу века отличались между собой дети хельгов и ахеронцев. Отверженные дети ахерона принесли с собой некромантию, хельги же в обмен, обучили новообретенных братьев строить крепкие лодки и инстинктивно ориентироваться по звездам в ветреных морях.

Множество странных вещей случалось в седьмом веке с хельгами!
Шторма, бури, страшные войны с ахеронцами и удивительный торг с лысыми карликами хамаритянцами. Всякое бывало. Но удивительнее всего было прекращение войны с кровавыми магами!
Случилось это по утру, когда утомленные рыбаки уже готовят лодки и снасти, а береговые крысы видят последние сны. Внезапный низкий гул, высокие волны. Дрожь земли и несколько отчаянных, страшных толчков земной тверди. Говорят, толчки эти докатились до пустынной земли лысых хамарийстанцев, повергнув в страх стаи зеленокожих урлайцев и урломарийцев.
Хельги падали на колени умоляя Нэфеса сжалиться, разбивали лбы о землю в отчаянной молитве и внезапная тишина стала им ответом.

О том странном утре люди помнили долго – а потом, хельгам открылось удивительное! Воины правителя, отправившиеся на кровопролитные и страшные сражения чтобы принести врагу смерть и разрушения, узрели перед собой лишь пустынное море. Там где распологались ненавистные острова ахеронцев, там где навечно покоился разоренный и оскверненный Гронд – там, от горизонта до горизонта воцарилась стихия морская. Вулканы. Пена морская. И ничего более.

Изрезанные горы плевались огнем, море превратилось в адский котел состоящий из пепла, огня и кипящей воды. Со страхом покинули хельги эти темные места, окрестив сии моря проклятыми. Говорят, самые худшие вещи происходят в этих морях: случалось встретить людям лодки наполненные мертвечиной, случалось, уходить на дно самым умелым и отважным капитанам. Говорят, странные невиданные монстры водятся в этих тухлых водах, а если долго слушать ветер – можно услышать крики умирающих людей.
Множество суеверий расплодилось вокруг Проклятых Морей, впрочем иные рыбаки, из тех что попроще да помаловернее – говорили, что самые лучший лов именно здесь. Возможно, эти же самые рыбаки и распускали подобные развеселые байки…

Карта.

Полноразмер: ссылка

Срок - неделя. Дедлайн на войну - ночь пятницы.

Ночь приняла обитель в свои объятия. Падающие звезды вспышками разрезали небо - что-то происходило там, за горизонтом... Особенно запомнилась эта ночь па и их соседям. "Падающие звезды", на деле являющиеся маленькими светящимися сгустками божественной силы, обрушились прямо на земли просвещенной республики. Встревоженные люди выбегали из домов и в страхе смотрели в небо: что несет этот дождь, горе или радость? Когда же под утро раздалось громкое рычание, тысячекратно усиленное эхом, па совсем струхнули. Видно было, что назревали великие перемены...

***

Впервые за долгое время оба глаза Бармаглота были широко открыты. Пять долгих лет он готовил панийцев к войне, пять долгих лет с того самого момента, как бхараты не пропустили торговцев в анклав. Пять долгих лет с момента ночи падающих звезд, случившейся в тот же день(ночь, если точнее). Теперь армия Республики была готова схлестнуться в схватке с любым врагом, будь то гнусный рен или жадный бхарат. Сам аватар покинул свое логово в Анне, чтобы вести ее в бой.

Мимо Бармаглота проходили войска. Впереди шли, чеканя шаг, плотные ряды панийских копейщиков - грозы любой кавалерии, хоть свинячьей, хоть конной. Это был костяк армии, то, обо что по замыслу должны были разбиться ряды конников. За ними, то исчезая, а то появляясь в абсолютно другом месте, двигалась чешутерия - высокомобильные силы па. Отряды дрессированных свирепых хищников были серьезной угрозой для любого врага, как показала практика. Позади всех шло новшество последней пятилетки - Безмолвный Хор. Это был нехороший сюрприз, подготовленный для бхаратов самим Смеющимся Богом. Бармаглот блаженно прищурился. Звезды говорили, что враг будет повержен, а в точности их предсказания у аватара не было причин сомневаться.

***

Покоя не было и в Хисгиле. Моугрим Штормовой Ветер, Великий Маэстро ордена Арлекинов, стоял на большом камне и с высоты покрикивал на подчиненных ему Маэстро Труппы. Здесь так же готовились к войне - было созвано ополчение, которое должны были усилить жрецы Смеющегося Бога. В очередной раз гневно сплюнув, негодуя из-за тупости ополченцев, Моугрим обратился к Райанну, местному Маэстро Карнавала:

- И с этим нам предстоит идти на бхаратов? Воистину, победа с такими силами будет чудом Гаудима!

- Не отчаивайся, Моугрим, - Райанн был уже в возрасте и приобрел соответствующий его годам опыт, - Те, против кого мы идем, не владеют и этим. Да, у них есть луки - странное оружие, позволяющее убивать с расстояния, но и только! Что могут сделать они ночью, когда мы подкрадемся к их стойбищам и перережем их как овец?

- Эти ополченцы поднимают столько шума, что все бхараты проснутся и придут на представление, - проворчал в ответ Великий Маэстро, хоть уже и менее недовольным тоном.

- После того, как наши бойцы убьют их часовых, даже ополчение сможет незаметно подкрасться к стенам их города, ну а затем взять его штурмом, - возразил арлекин, - Расслабься, Моугрим. Все пройдет идеально.

- Хотелось бы верить. Да поможет нам Гаудиум!


Получатели: Кукловод, Гаудиум.

Первым местом, куда попадает почти любой путешественник, прибывающий в Магней, становится порт Гелиополиса. В воздухе аромат экзотических пряностей мешается с вонью давно немытых тел. Здесь царит постоянная суета: денно и нощно прибывают и отбывают корабли, рабы таскают грузы, спорят торговцы. Магнейцы давно растеряли свою былую степенность и неторопливость – чтобы преуспеть в Городе солнца нужно постоянно спешить.

Таков порт, впрочем, если вы пройдете дальше в сторону Храмовой горы, то попадете в совершенно другую часть города. Здесь располагаются дома ремесленников и мелких торговцев. В центре находится Форум, главная торговая площадь Гелиополиса. Говорят на Форуме и прилегающих улицах можно купить все, что угодно. И это недалеко от истинны: товары со всех уголков магнейской торговой империи стекаются сюда. Впрочем, если вас не интересуют покупки, вы можете отойти от шумного Форума и прогуляться по тихим узким улочкам близлежащих кварталов. Именно здесь можно увидеть жизнь простого магнейца такой, какая она есть. Сытой и благополучной. Тяжелая работа в лавке или мастерской утром и долгожданный отдых в театре или таверне вечером.

Однако следует проявлять некоторую осторожность и не заходить слишком далеко в восточную часть города: там располагаются Трущобы, прибежище нищих и убогих. Здесь обитают преимущественно безработные и бывшие иноземные рабы, которые не смогли вернуться на родину после освобождения. Патрули стражи редко отваживаются заходит сюда – в Трущобах правит сброд всех мастей. Лучше не появляться здесь днем и, тем более ночью, когда кривые и грязные улицы Трущоб становятся смертельно опасными.

Полной противоположностью Трущобам является утопающий в зелени Таргнейский холм, самый престижный район Гелиополиса. Магнейские патриции предпочитают строить свои городские усадьбы именно здесь. Грандиозные виллы и великолепные сады, мраморные колонны и прекрасные статуи. По чистым и аккуратным улицам прогуливаются здешние обитатели, элита магнейской расы, богатые торговцы и землевладельцы.* Стоящие на каждом перекрестке стражники неизменно салютуют прохожим. Окружающие дворцы поражают воображение своей роскошью и великолепием. Вечерами здесь звучит музыка и смех, проводятся пиры и праздники. Отсюда торговые принцы Магнея управляют своими незримыми империями.

Говоря о Гелиополисе, нельзя не упомянуть о Храмовой горе. Именно здесь несколько веков назад Иерофант возвел Первый храм, именно у подножия Горы расположена Курия, место собрание сената, сердце и мозг Республики. Величественная громада Горы возвышается над Городом солнца – она видна из любой точки Гелиополиса. Говорят, что где-то внутри этого чуда природы располагается разветвленная сеть туннелей, выдолбленная в скале по распоряжению Иерофанта. Говорят, в величественных подземных залах сам Фовеат является виднейшим людям Магнея и сообщает им свою волю. Говорят, что церковь Творца многое скрывает от непосвященных… Впрочем, все это – всего лишь выдумки необразованных крестьян. Просто еще одна городская легенда…

* слово «патриций» лучше всего переводится на другие языки Обители, именно как «богатый и уважаемый господин» - аристократии в классическом понимание этого слова в Магнейской республике не существует.

Правда находится на дне чайной кружки.
- Намбо Чи, любящая жена и мать двух сыновей.

Казалось бы, что может быть более невероятнее - яростно бьющиеся Люгеры, что испокон веков были мирным народом или Рен, что мирно сидели за небольшим столиком и завороженно смотрели на чудо, случавшееся прямо на их глазах - как в небольших и чашечках высушенные и скрученные листья раскрывались и вновь набирали цвет. В воздухе витало аромат нечто такого, что у присутствующих не хватало слов описать.

Один из гостей, недоверчиво посмотрел на свою чашку. Затем на Ву, что принимал гостей. Осторожно взял чашку, отпил из нее питье. Оно оказалось горьковатым, терпким, но вместе с ним по телу расходилось тепло и расслабление. Не такое, как после пирушки или славной битвы, а умиротворенное и не затуманивающее разум.
-Признайтесь, Бао Ву, -не удержавшись, спросил один из гостей хозяина,- вы околдовали нас, не правда ли?
-Нет, дорогие гости, - сказал крайне гордый Бао Ву, выпятив вперед свою грудь. - Это великая сила тэ, перед который склонил голову даже сам Великий Тан Чень!

Тэ, как и многие лучшие изобретения Рен, не связанные с войной, придумала (или переняли у соседей, но кого это волнует?) женщина. Сейчас никто не вспомнит имя ее, ни из с чьего клана она была, но это была женщина великой мудрости

А в это время в Инь, в самой большой палатке проходило еще одно чаепитие. Здесь были только Тан Чень, его жена, и несколько музыкантов. Великий Тан Чень, точнее, его хранитель, всерьез задумался над своим крайне хрупким положением, которое могло обернуться очень плохо против него. Рен-Каган грозил распасться, еще толком не начав свою жизнь. С одной стороны - голод и разруха, настраивавший людей на мысль о недостойности нового Хранителя Воли Небес. С другой стороны - это мятежники, которые угрожали Рен-Кагану. Надави слишком сильно - взбунтуют остальные от глада. Надави он слишком слабо - и мятежники почувствуют слабину. А Рен почувствуют слабину, уж поверьте.

Но рано или поздно, решение надо было принимать. Где-то глубоко в душе, Мао Ли, служка при скотоводе, теперь новый Тан Чень боялся принимать решения. Когда-то, его жизнь было проще и понятней. Сейчас же она стала целиком и полностью политикой. Теперь это его работа - принимать решения.
-У меня есть план, - сказал Тан Чень, смотря на остывшую кружку с чаем, - но для него мне потребуется много мудрых Чи. Чем больше и чем с большим даром, тем лучше! Отправьте Рен селиться на север, ближе к Бин-Ван*...

Мао Ли молился всеми остатками своей души, что всего что он сделает хватит, чтобы остановить еще не разгоревшийся пожар, что грозит уничтожить Рен-Каган. Но какая-то частичка его знала, что все что он бы ни сделал, этого будет мало.

Армии Множества Благословений
Как раньше дрались Рен? Берется толпа Ву, во главе Хан и вся эта дружная толпа едет свиньей на врага. Сейчас же, ситуация не сильным образом изменилась. Только теперь это был более организованный строй и немного изменилась структура.
В самом низу был бедный пеший солдат. Это был или Ли, или рабы или просто Ву, у которого не было средств на своего собственного гон-чжу. Вместе они составляли Цзюн - большой отряд, который, в свою очередь, состоял из множества малых отрядов, саожун. Каждый Цзюн выполнял определенные задачи, в которые включались разведка, были пехотный и свинячий Цзюн и так далее. Каждым Цзюн управлял один из доверенных людей Хана Армии.
Элитой Армии Множества Благословений считался отряд Ву-Шиа верный Тан Ченю и Хану. Они же принимали командованию Цзюн в случае смерти их командира.

Их оружие было благословлено предками. На их стороне были духи. Никто и ничто не способен остановить их!


Получатели: Чжу Укунь.

Йохан

Исчез в пучине морской Кутуулу. Когда, лёжа в своей гробнице, открыл он глаза, лягушата-прислужники увидели в этих глазах ярость и ужас. И, как будто, страх. Словно монстру приснился кошмар. Он с шумом поднялся и, не сказав ни слова, устремился в морскую пучину, широкими шагами исчезая под водой. А потом начался шторм. Как будто ужасная битва разыгралась на дне океана. Во тьме, где не бывал ни один смертный, и никогда не побывает.
Три луны бушевало ненастье, то стихая, то разгораясь сильнее. Маленькие дагониты завороженно смотрели часами на водную стихию из кустов, хлопая большими любопытными глазищами. Не рискуя подойти близко к воде. А через три месяца в один день шторм прекратился. Едва колышущейся гладью стал океан. Только на горизонте, в туманной дымке, виднелась огромная лодка с чёрными тряпищами на мачтах, угрюмо свисающими на безветренной погоде.
Лягушата, немного перепугавшиеся сначала, за три месяца уже привыкли, что рядом с их столицей присходит что-то странное. Они не сильно боялись, и, скорее всего, к вечеру кто-нибудь уже взял бы свою уродливую лодку и поплыл бы проверить - что это вдали. Но чудеса продолжились. Могучие Атланты всё ещё ожидали божественной воли у гробницы своего бывшего повелителя. И вдруг, с первыми лучами солнца, все они как один встали и направились к воде. Широкими шагами (по дагонским меркам) погружались они в воду, пока последняя голова не исчезла в пучине.
Тут уж было не до путешествий. Лягушат как прорвало. Суетились, бегали, обсуждали. Что же теперь с нами будет! Бежать из столицы? Толстачи уже паковали мешки. Молиться? Кому? Ни днём, ни ночью кипиш не стихал. А чёрная лодка только слегка колыхалась на горизонте. Так прошли одни сутки. А когда солнце взошло на следующий день, из воды стали показываться головы. Все, кто был у берега, сразу заметили его, того, кто шёл по центру. Это был скелет, живой скелет. Повыше любого дагона, но гораздо меньше урлока. В одной руке у него было длинное металлическое оружие, а вместо другой торчал крюк. На голове шляпа-треуголка и чёрное пятно вместо глаза. Эта голова улыбалась, а вечно открытый глаз смотрел вперёд. Кто же его окружал? Это дагоны! Бруск, Кект, Струт, Фрехт! Анланты. Многие из лягушат, присутствующих сейчас на пляже, разговаривали с этими ребятами всего день назад. Сейчас каждому из утопленников было как будто по несколько веков. Кожа их была неестественно синей, покрытой морской травой. Ракушки и кораллы намертво вросли в щёки, шею и плечи. Почти все они изменились до неузнаваемости. И каждый из них молчал.
А Йохан вышел вперёд, погрюкал саблей о крюк и громко прокричал: "Йо-хо-хо! Слава великому Сифкешу!" В этот момент где-то далеко-далеко толстый старик блаженно улыбнулся.



Страна Дагонагония

Столица
Ещё какое-то время Йохан провёл в Р'льехе. Он быстро нашёл язык с простыми лягушатами. Сначала они не шли на контакт. Не убегали и не прятались, но просто смущённо стояли, пряча взгляд (что им обычно не свойственно). Но вскоре все они не могли устоять перед харизмой аватара. Они начинали тихонько хихикать над его шутками, а потом и вовсе валились со смеху при каждом "Арррр!", проскальзывающем в его замечательных историях. Толстачи быстро распаковали свои вещи, когда поняли, что бояться нечего, и тоже хотели увидеться с посланником нового бога. Они устраивали пиры, а Йохан любил пиры. Хоть он и предпочитал жареное мясо хрюкокрыс, но в рот ему шло всё что угодно, хоть тасима, хоть грешной гриб и болотная вода. Всё равно вся еда и напитки проваливались сквозь пустой скелет и оставались большой кучей на полу. Его команда тоже всегда сидела за столом. Правда атланты никогда ничего не ели и не говорили ни слова. Это не было проблемой, скелет ел и болтал за всю компанию. Толстые дагоны хоть и при любой возможности звали к себе за стол чудного гостя, но из жадности часто прятали самые вкусные лакомства (чтоб, по их мнению, не изводить добро). Но скелет даже не замечал этого (или делал вид, что не замечает).
На радостях добрый Сифкеш призвал на столицу ещё одно чудо. Уродливая усыпальница уродливого Кутуулу с грохотом ушла под воду. Быстро морские гады освоили это сооружение, а стены его покрылись подводной зеленью и другой травой. Это был Монумент, священное место для всех поклонников Сифкеша. Место паломничества и место великих молитв.
Орден Атлантов после всех фокусов старого бога, конечно, не исчез. На место утонувших дагонов, присягнувших на вечную службу аватару, пришли сотни молодых ребят. Вдвое усерднее они тренировались, чтобы занять почётное место Атланта. Полноценными утопленниками они, конечно, стать не могли. Не всем Сифкеш даёт дар вечной жизни. Но они стали проводить больше времени под водой. Не обязательно на глубине. Многие спали в болоте, высунув только лицо. От этого их кожа покрывалась зеленью и болотной слизью. На коже вскакивали волдыри, что позволяло им быть не так восприимчивыми к боли и вообще ранам.

Мокроголовые
В то же время вокруг затопленного храма зародился культ Сифкеша. Дагониты прозвали их "Мокроголовыми". Нельзя сказать, что этот культ учредил или организовал Йохан. Скорее, это дагоны, которые больше всего прониклись чудесами, что показал их народу Сифкеш. Они уважали и преклонялись аватару, как одному из таких чудес, но он не стоял непосредственно у них во главе. Вообще, Йохан и Мокроголовые были совершенно разными. В первую очередь по темпераменту. Культисты, в отличие от харизматичного весельчака Йохана, в большинстве своём были тихие и нестяжательные. Они даже казались депрессивными, но это было не так. Как и их бог, они ценили маленькие радости. А радость видели в служении.
В чём-то они, всё же, перегибали палку. Кто-то скажет что от усердия, а кто-то, что от фанатичности. Хороший пример - ритуал ухода под воду. Все дагониты способны несколько минут без проблем дышать под водой. Но Мокроголовые во время обряда посвящения находились на глубине около получаса. Их лёгкие наполнялись солёной водой, и тело, которое казалось безжизненным, откачивали на берегу, возвращая к жизни нового преданного последователя Сифкеша.
Также в моду сначала в культе, а потом и по всей Дагонагонии вошли ритуальные шрамы. Очень красивым и правильным считалось дать мухе цокотухе отложить личинку под кожу. После того, как правоверный дагон выносит личинку, на теле его оставался гниющих нарыв, знак благоволения Сифкеша. Кусочек его в этом мире.
Несмотря на фанатичность в ритуалах, Мокроголовые совсем не были агрессивным культом. Обычно они жили коммунами. Их маленькие сообщество (по 10-15 дагонов) как грибы выросли в седьмом столетии по всей стране. Как правило, они селились на берегу. Жилища строили не богатые и не вычурные. Выращивали тасиму, много тасимы. Собирали и ели всевозможных морских гадов. Некоторые коммуны находили применение и другим дарам природы. Единицы даже выращивали табак или разводили попугаев. Понемножку торговали между собой, с захожими путниками и торговцами, а иногда и с горожанами.

Йохан уважал Мокроголовых. Как уже было сказано, он не был напрямую с ними связан. Но, путешествуя по стране, он часто останавливался в их маленьких поселениях, разговаривал с главой коммуны, и с простыми культистами. Встречаясь с толстачами (которые по-прежнему номинально управляли Дагонагонией) он договорился, что такие поселения не будут облагаться никакими налогами. И что этих благоверных дагонов вообще никто трогать не будет. Пусть живут себе и усердно молятся Сифкешу за всех нас.

К концу века коммуны Мокроголовых сильно разрослись. Лягушата всё больше и больше уставали от власти толстачей. Невыносимые поборы, несправедливость и грязь царила в городах, где жили по старым порядкам. Не та благостная болотная грязь, что люба Сифкешу и его адептам. А та грязь, что синоним разврату, похоти и коррупции. Такой грязи не было в религиозных поселениях, и туда отправлялись дагониты, чтобы изменить свою жизнь. Не всем по душе были все те принципы минимализма, которым следовали Мокроголовые. Но всё равно многие проходили все ритуалы посвящения и становились частью коммуны.
Общины также разрастались функционально. В поисках справедливости, дагоны из за пределов поселения приходили к главному священнику, главе коммуны, чтобы он по справедливости решил спор. Да в случае любой нужды дагоны могли пойти к последователям Сифкеша и найти там помощь. Будь это проблема с пропитанием, со здоровьем или просто с одиночеством.

Жертвоприношения
Кстати, одним из главных принципов, на котором настаимал Йохан, выражая волю бога, был полный отказ от жертвоприношений. Жизнь - это великая ценность. И ни в коем случае нельзя без причины забирать её раньше времени. Когда в разговорах с толстачами речь заходила об этом вопросе, лицо Йохана менялось так, что никто из жирных владык не решался с ним спорить. Между собой они потом, конечно, ворчали, что, мол, как так, традиции предков же. Но мозг их давно уже заплыл жиром, как и тела. Поднимать свою жопу, чтобы отстоять священное право казнить невиновных ради увеселения, никто не стал. Хотя втихую в некоторых местах жертвоприношения частично сохранили. В основном убивали стариков, так как проку от них действительно было мало, и карманы толсточей от них только пустели. Так что многие дагоны по достижении пожилого возраста (около тридцати - тридцати пяти лет) покидали дом и присоединялись к коммунам Мокроголовых. А ещё чаще просто уходили подальше, чтобы жить отшельниками в одиночестве. Они даже не строили жилищ. Селились на берегу, ухаживали день ото дня за тасимой. С каждым днём они всё больше и больше времени проводили в воде и под водой. Иногда неделю напролёт не вылезали на берег. Они уже жили в этих зарослях тасимы. Они становились частью этих зарослей. С каждым днём двигаясь всё медленнее и медленнее. Уже непонятно было, дышат они или нет. Там же они умирали. Их тела гнили и погружались на дно. И где-то далеко-далеко толстый бог заботливо улыбался.


Кукук

Кукук - один из первых культистов Сифкеша в окрестностях Иба. Один из пятерых основателей коммуны к западу от города и самый юный из них. Четырнадцать юных лет. Этот лягушонок был полон идей, как сделать страну лучше. Он говорил, что власти толстачей должен прийти конец. Обсуждал возможность большого вторжения урлоков, интересовался каракулями катийцев, задавался вопросом кто и по какой причине создал Обитель. Когда до него дошла новость о том, что происходило близ Р'льеха, о чудном Йохане и его лодке, о первых Мокроголовых, он всем сердцем полюбил Сифкеша. Кукук жаждал перемен, и вот они пришли. Он желал быть частью их, быть впереди. И вот пятеро дагонов с горячими сердцами проходят все ритуалы, чтобы стать частью культа. Это были невероятные ощущения! Первым в воду погружался Брок. Юный дагонит был уверен что тот помер. Он не дышал. Но Стерх несколько раз нажал Броку на грудь. Солёная вода полилась из него, и их товарищ ожил! Для самого Кукука ритуал прошёл как сон. Воспоминания об этом остались ему видениями, но это было непередаваемое чувство.
Потом они много работали. Вообще то Кукук, как и многие дагониты, никогда не был трудолюбивым. Он любил поболтать да помечтать. Но сейчас он не просто сажал тасиму! Он сажал её, чтобы угодить Сифкешу. Он делал это ради перемен.
Конечно же, они делали себе ритуальные шрамы. У Кукука под кожей завелось одновременно шесть личинок цокотухи. Две на правой щеке (они там еле помещались и дагон волновался, что одна из личинок умрёт, если он будет неосторожен), одна сзади на шее, две на спине и одна под коленкой. Если исхитриться и чуть чуть вывернуть ногу, то можно было даже посмотреть в глазки этой маленькой личинки. Конечно, это вызывало слабость и тупую боль, но Кукук к этому привык. Он был очень горд и воодушевлён, когда все эти личинки выжили, оставив на теле шикарные гнойники.
К тому времени их община уже значительно выросла. Остальные культисты переключились на другие занятия, но не Кукук. Его жизнь в чём-то изменилась, и он продолжил экспериментировать с насекомыми. Все дагоны знают, что укус жучка-мозгоеда почти всегда смертелен. И в любом случае очень болезненный, сопровождается ужасной лихорадкой, бесконтрольным поведением и галлюцинациями. Всего последнего Кукук не боялся. И он верил, что Сифкеш не даст ему умереть. Он маниакально искал мозгоеда и потом с жадностью дал себя укусить. Ух!
Всё было именно так, как в рассказах. Лихорадка, сопровождающаяся рвотой и болью, ужасные галлюцинации. Кукук пережил это всё. И, слава Сифкешу, он не умер, но... Дети, вряд ли он такого для себя хотел. Кукук стал слабоумным. Он не мог больше ни с кем общаться. Единственное, что он мог с тех пор говорить - это собственное имя. "Кукук! КУКУК!" А ведь он хотел встретиться с самим Йоханом и рассказать ему о своих планах. "Кукук!" Он мечтал плыть на большой чёрной лодке до конца света, где живут дагоны с головой жуков. Жуков-мозгоедов. "Кукук!" Он хотел оседлать рыбу-орка и уплыть на тёмное дно океана к доброму Сифкешу. "Кукук!"

В коммуне Мокроголовых рады всем. Тем более тем, кто с ними с самого начала. Даже если это уже не тот дагон, что был. Кукук продолжал жить в общине. Работал, общался с остальными. Ему все улыбались, а Кукук улыбался им в ответ. И страсть к насекомым его не оставила. От мух и мозгоедов он переключился на бабочек-шелкопрядов. Слабоумный дагон брал кокон бабочки, толстыми пальцами искал конец тоненькой ниточки и распутывал её. Он вёл конец вокруг всей общины. Сосредоточенно шёл, аккуратно растягивая нить. Шаг за шагом. Уверенно и расчётливо. "Кукук!"
Через месяц всё его жилище, вся нора была покрыта шёлковыми нитями. Он валялся в ней по ночам и улыбался. "Уррр! Кукук." А потом Кукук начал шить. Взяв в толстые пальцы кость рыбы-орка, он начал шить одежду. Ему шёл двадцатый год, когда он вышел на утреннюю молитву в белоснежном шёлковом платье.

Спустя год Йохан со своей командой проезжал мимо этих мест. Коммуна Кукука была известна в округе. К тому времени Мокроголовые уже научились красить ткани во всевозможные цвета, используя многоцвет, размельченные тела мнарских улиток и другие богатства флоры и фауны полуострова. Мокроголовые носили платья всевозможных цветов. Ткань была необычайно мягка и приятна на ощупь. Из под платьев эстетично выглядывали волдыри и гнойники - гордость священнослужителей.
Йохан улыбался. Всё таки он рад, что дедушка отправил его к этим квакушам. Коротко подмигнул единственным глазом дагону из Охфена, что был в его свите. Тот в ответ улыбнулся и понимающе кивнул. Теперь орден честных торговцев займётся этим. Они справятся с тем, чтобы получить с этой прелести максимальную прибыль и благополучие для Дагонагонии.

А потом Йохан встретился с Кукуком. Эта мечта дагонита сбылась почти до конца. К сожалению, он не мог ничего сказать кроме "Кукук!" Зато разговорчив был Скелет. Целый день и ночь перед тем, как уехать, Йохан рассказывал ему про все уголки Обители. От бурых гор до великих пустынь. Кукук был счастлив. Этот дагон прожил до ста лет. Когда он понял, что его время пришло, он пошёл в море, обхватил слабыми руками большую рыбу-орка и уплыл в морскую бездну к доброму Сифкешу. И с тех пор в команде Йохана на одного утопленника больше. Он единственный без оружия, старый-старый дагон в белоснежном платье. Единственный в команде может что-то сказать. Сидит на пирах по левую руку от Йохана. Потому что Сифкеш очень любит своих дагонов. И награждает их за преданность и душевную доброту.


Гроза

После пристального осмотра Дагонагонии, Сифкеш решил, что хоть ты лопни, хоть ты тресни, а парус дагонам уже пора бы изучить. А всё потому, что богу нет ничего приятнее, чем раскрывать таланты народа. В дагонах Сифкеш видел два таланта: талант моряков - исследователей и воинов - и талант торговцев. И для того, и для другого нужны как минимум относительно современные корабли. Поэтому, парус в седьмом веке был квакушами успешно освоен. Это изменило жизнь для многих дагонов. В частности, для одной компании из порта Иба.

Услышавшие зов Левиагидры ещё век назад, горячие головы собрались в орден. Лихие дагоны хотели запаха моря и крови. Меньше всего им хотелось непонятной волокиты. Но волокита случилась. Горячим головам вместо кровавого махича пришлось общаться с грёбаными катийцами, чтобы те пустили их через свои грёбаные земли. Потому что на старых дагонских лодках хрен куда далеко уплывёшь. Проще вплавь. А катийцы решили, что они сами моряки и воины отличные. Хе) Тьфу. Я же не лезу под землю, гидра меня дери, верно? Чего они в воде забыли? Всё, чего добились горячие головы за прошлый век - это придумали себе отличное название. "Гроза пиратов". Аррррр! Шикарррно! Тысяча гидр мне в задницу, как только до этих пиратов добраться?

Йохан прибыл на Иб как всегда очень эффектно. За секунды вода на морской глади закрутилась в гигантскую воронку, и из неё как пробка из бутылки вылетел корабль Йохана и его команды "Чёрный гон", слухи о котором до города уже дошли. В это время "Гроза" почти в полном составе сидела на побережье возле своей самой большой и уродливой лодки. Контр-пираты были заняты игрой в кости, наслаждаясь видом на вечно желанный океан. Сказать, что они просто обалдели, увидев появление "Чёрного" и его команды - это ничего не сказать. Это была любовь с первого взгляда. Йохан стал для этих парней героем, эталоном всего и вся. Без сомнения они полюбили его больше, чем когда либо даже чисто теоретически смогут полюбить Сифкеша. Старик на это и не серчал.
Йохан же не собирался их разочаровать. Он оправдал все их ожидания и исполнил все возможные мечты. По его приезду, для Грозы Пиратов начали строиться настоящие лодки с ПАРУСАМИ! Дерите меня семеро, с этими засранцами они надерут жепу любым пиратам. Шёлковые паруса, нежные, как будто сирены в полнолуние вышивали их звуками своей песни. И это не просто игрушка! Гроза Пиратов отправляется на задание! На восток вдоль Мнара, потом на юг вдоль другого!! острова. Где живут урлоки, магнеяйцы и дикие кошки с оружием. Недели пути. Ещё на юг, на ещё другой!!!! остров, где мерзкие пираты свили гнездо, чтобы грабить беззащитных трудолюбивых катийцев и другие честные народы. Хватит! Гроза покажет этим пиратам как надо грабить и убивать. Вперёд, друзья! За Йохана! За Сифкеша!


Двигатель прогресса

На полуострове почти все дела были улажены. Много было сделано. Изучены новые технологии. Военные ордена отправились бить мятежников и пиратов. Главное, что осталось наладить Йохану в этом веке - это торговля. И для этого он поплыл на острова.

Фарт
Два века назад дагониты заселили пустынный остров к югу от Мнара. Когда аватар Сифкеша прибыл туда, ему открылось печальное зрелище. Дагонским поселенцам совсем не нравился пустынный климат. Без особой цели дагоны жили на берегу, выращивали тасиму. Единственным светлым пятном были несколько маленьких коммун Мокроголовых. А так - жопа мира. Но Йохан разглядел в этом месте потенциал. Ведь именно такие острова становятся торговыми узлами. Он был здесь, чтобы основать город и положить начало его рассвету.
К концу седьмого века Фарт выглядел вот так

Берег, покрытый однообразными трущобами на сваях. В таких жилищах дагоны всегда были близки к воде, а также к еде. Дно под этими домиками заросло тасимой, ежедневно удобряемой отходами жизнедеятельности дагонов. Да, пока здесь не было видно богатых дворцов и изысканных водных садов. Но это только начало.


Коммуны

Культ Сифкеша разросся по Мнару в седьмом веке как тасима по дну океана. Угрюмые жрецы, утекающие из городов ради жизни с братьями по вере. К середине века мокроголовые по велению своего бога поплыли на уродливых лодках в новые земли. Та юг и на север. На влажную землю джунглей и на прибрежье жаркой пустыни. Как паломники приплывали на новую землю переселенцы, благодарили за неё Сифкеша и оставались, как будто жили там веками. Всё как на Мнаре: жилища-шалаши, огород тасимы перед домом, охота и собирательство. Через пару лет коммуна осваивала какое-то ремесло, торговала с соседями. Вливалась и становилась частью природы.

На северном диком острове всё так и сохранилось до конца века. Ритуалы, молитвы, тёмные дебри джунглей над головой и тёмная морская пучина под ногами. Не то было на южном Кадафе! Почти сразу за первыми поселенцами на остров прибыл Йохан со свитой дагонитов из ордена Охфен. Тут же появились там и другие народы - магнейцы и хамари. Началось движение, шум, торговля и дипломатия. Мокроголовые же в это время молча и отрешённо заселяли восточную часть острова. По всему побережью и вдоль гор у холодных ручьёв как грибы укоренялись общины последователей старого толстого бога. В том была их задача. А миссией аватара было сделать этот город центром торговли.


Охфен

Чтобы привести Дагонагонию к процветанию, Йохан сделал ставку на орден честных торговцев. При взгляде сверху очень хорошо было заметно, как насыщен был для них этот век. Эти дагониты брали под своё начало всё новое. Всё то, за чем было будущее. Чуяли огромную прибыль за версту и шли прямо к ней. Заселяется остров Кадаф? Лодки Охфена прибывают туда первее переселенцев и ждут галеон Скелета. Дагониты начали шить ткани? Выращивать жемчуг? Охфен знает, кто их купит, и кто заплатит больше. Они были талантливыми лягушатами. Деятельными и амбициозными. Казалось, будто сам Сифкеш нашёптывает им на ухо, направляя их в мире Обители. Это было не совсем так. Охфену помогал Йохан. Он встречался с главными купцами, чтобы те, имея нужную информацию, зарабатывали богатство для Дагонагонии. Пока толстачи жирели в городах, собирая налоги, а простые дагониты всё больше примыкали к общинам мокроголовых, охфенцы под главенством Скелеты строили будущее страны.


Получатели: Сифкеш.

Тяжелый денек приключился у Кекка. Песчаный червь напал на пурра, когда тот помогал везти воду в Трркан из его маленького хива. Спокойный обычно пурр взбесился и начал драться с червем. Побил все горшки (драгоценная влага мгновенно испарилась на дневном зное), повалил Кекка на горячий песок. Что интересно - отбился, и сам цел. А червь ушелестел за добычей попроще.
Выжить-то выжил сам, что хорошо. Но как царице сказать? Приказала, чтобы вода была в Трркане к вечеру. Беда, беда. Заскрипев тихо от отчаяния, воззвал к ней. И рассказал все, как было. Сжался, гнева кашментари ожидая.
Но та была мудра и пожалела несчастного Кекка, ставшего жертвой таких вот обстоятельств. Пообещала не наказывать и не ругаться. А еще - похвалила его пурра, сказала обязательно привести назад. Сказала, что придется его отдать, что такой воинственный пурр не воду должен таскать, а жевать головы усулам на востоке.
Он привел и отдал. Грустно, конечно - к этому жучаре Кекк успел привыкнуть. Ну ничего, нового выдадут. А про этого он будет всем истории рассказывать, мол, пурр мой бывший - теперь солдат, защищает их. Может, его даже в Стражжи возьмут? Интересно, конечно, но у царицы такую ерунду спрашивать боязно. Не его это дело.
Его дело - работать. Возить груз из малого своего безымянного хива в большой шумный Трркан. И обратно. Горшки, тарелки. Воду. Сушеное пуррово мясо и кожистые яйца. Недавно добавились большие глиняные бруски - из них теперь все строят соты. Получается еще красивей, чем раньше.
Кекку нравится его работа. Шелест песка, жар, пробивающий сквозь толстые мозоли на босых ногах. Урчание пурра и звон увязанных горшков на жесткой хитинистой спине. Ощущение, когда царица его глазами следит за тем, аккуратен ли он с грузом. Кекку нравится его жизнь - пухленькая жена с милыми жужельцами на голове; детишки стрекочущие - четыре девочки (а одного мальчика забрали в солдаты - родился с большими жвалами и руками. Неизвестно теперь, где он), уютный маленький сот. И поездки в Трркан тоже нравятся - если быстро разгрузить пурра, то можно успеть поговорить с местными, сыграть в хешелюдих, просто поглазеть.
Недавно за игрой сказал Кекку кто-то, что где-то там у каких-то там чужаков с дурацкими головами есть хешти, которые не слышат цариц. И что они, мол, сильно несчастны. В это Кекк, понятное дело, не поверил - посмеялся только: "Ага, еще б они счастливы были"
Но что-то не шла у него история из головы. Беспокоился. Заметила это его кашментари - хив маленький, и каждый комши у нее под присмотром. Спросила, что такое. Он и рассказал.
- Чушь болтают в Трркане. - Пропела она нежно. - Не бывает такого. Как твой новый пурр?
Отлегло от сердца. Забыл историю эту противную мигом - принялся рассказывать про пурра. Кашментари слушает внимательно и советы дает. Хорошая она.
И вообще, хороша жизнь.

Эксперимент с покупкой о-э-шей был признан опасным. Появились средь комши нехорошие слухи. Царицы, не сумевшие скрыть грязной тайны, умерли по приказу Ньярлампотеп. С ними - их комши, неспособные держать жвалы на замке. Последствия для Общества стремительно ликвидировались - короток век комши. Велик авторитет цариц - их слово куда весомей слова сплетника из далеких южных земель. Работайте. Занимайтесь своим делом. Обо всем остальном позаботятся кашментари и Благословенная Ньярлампотеп.
Усилился надзор за торговлей с хамари - не то что царицы, даже комши теперь тщательно отбирались для походов с южными караванами. В тайных переговорах между Люмнати и хамарийскими купцами было поставлено условие, что в местах торга оэшей быть не должно.

Умер давным-давно Нунц. Но идеи его в не умерли. Много думала Ньярлампотеп Благословенная (а теперь ее звали только лишь так - ибо вот уж почти три столетия под ее мудрым руководством Общество цветет, словно кушт после дождя) над Ма-те-ма-ти-кой. Перед смертью Нунц сказал, что поможет она упорядочить все. И с каждым годом размышлений, раздумий, исследований Ньярлампотеп понимала, что он был прав. Уж ладно все складывалось с этими его... числами.
Математика стала одержимостью Благословенной. Чуть позже - и всех ее приближенных. А несколько десятков лет спустя - одержимостью всего Общества.
Высвободилось то, что так долго было скрыто в крови хешти. Инструмент Абсолютного Порядка. Как безумные, принялись хешти возводить новые Большие Хивы и стремительно перестраивать старые. Заполнились пустыни у селений неисчислимыми брусками глины, сушащейся на солнце - кирпичами. Кашментари-строительницы, знающие великую науку математику, со своими умелыми комши могли выстроить из них двух- и даже трехэтажный сот, поражающий своей шестигранной симметричной красотой. Лучшие же из них воздвигали пирамиды для верховных Цариц Больших Хивов, закрывающие собой солнце и великолепием своим затмевающие любые красоты природы.
Все стремились хешти перевести в священные цифры. Среди цариц выделилась отдельная каста - нумрментари, что всю жизнь посвятили числам. В огромных своих головах, подпитываемых жирными, неспособными передвигаться телами, стремились держать они всю жизнь Общества - от потерь в войне до количества вылепленных от дождя до дождя кирпичей. Были они настоящим чудом - живыми хранилищами бесценных знаний, к коим часто обращались другие кашментари.

Кстати, о войне. Она продолжилась. Над предложением хитрых кровожадных усулов никто даже не задумался - оно было отвергнуто. Никто из чужаков не сможет стать частью Общества. И тем более - никто из его врагов. Так что здесь ничего не изменилось - все так же маршировали но восток тысячи солдат, все так же гудели боевые пурры и приносили царицы-военачальницы вести о новых победах и захваченных землях.

Слишком дороги и ценны оказались подши. Не пришло еще их время - в седьмом веке Стражжи были элитной охраной военачальниц и Цариц Больших Хивов, внушающей страх и уважение гвардией, но не костяком войска Общества. Слишком мало их было - но работа велась. Ширились воинские соты; отбирались, размножались и непрестанно тренировались лучшие из этих солдат будущего. Общество терпеливо, и если где увидит потенциал - то не пожалеет нескольких веков на то, чтобы в полной мере его открыть.

Благословенная Ньярлампотеп Третья умерла в середине седьмого века. Умерла быстро, тихо и со счастливым сердцем. При жизни ее Общество не знало бед, а по смерти было преисполнено печали и благодарности. Все близкие запомнят ее за огонь молодости, что не угас даже в преклонные года. Все остальные - за ее дела, что так многое изменили к лучшему.
Статуя в честь Ньярлампотеп Благословенной, отлитая из дорогой хамарийской меди, будет вечно сидеть, скрестив ноги, у входа в царскую пирамиду Кеккта - и наблюдать за своим возлюбленным народом, который, вдохновленный ей, не будет больше знать горя.





Получатели:

Кили Еката
Город-крепость на самом ответственном перешейке. Сотни и тысячи бхаратов стекаются сюда, чтобы получить опыт жизни "на грани". Здесь мало ремесленников из Чулха Керахвале, зато есть лошадники, да и сами воины, как пешие, так и конные. Вот уже пятый город бхаратов раскинул свои шатры, однако, в отличие от других городов, этот опоясался защитным валом. Кили Еката - крепость бхаратов, и чтобы ее защитить они готовы будут сложить свои жизни.

Дар Дарунеша

Всегда Колос Кали был рядом. Из него делали луки, он служил основой для шатров, он же шел в пищу. Но лишь в Седьмом благословенном веке удалось бхаратам приручить колос, словно коней назвав его истинным Даром Дарунеша. Пусть прирученные колосья были короче, но от этого они были не менее полезными. Выращивали молодые и старые побеги, для разных целей. Что-то растили для еды, и такого было больше всего, но какие-то поля были для луков, а какие-то для строительства. Воистину, теперь представить бхаратские просторы без полей ухоженых колосьев сложно, а когда-то это было в новинку.

Храмы Единства

По всему Анантектару в Седьмом благословенном веке стали появляться храмы Дарунешу. Объединение бхаратов, к которому призывали Эртх Керахвале на протяжении столетий, наконец-то было завершено и все крупные поселения бхаратов примкнули к истинной вере, поняв учение Дарунеша. Сотни, тысячи новых последователей с рвением и усердием старались доказать свою веру, а как это сделать лучше, чем возведя храмы своему божеству? В ознаменование объединения и в назидание потомкам. Храмы Дарунеша выглядят не как место для уединения, а как место для всеобщего собрания. Возвышение, для того чтобы на нее могли взойти Триумвираты как малые, так и большой. Это были трибуны, с которых объяснялась жизнь общины, ее задачи и цели, ее успехи и, возможно, неудачи, оттуда шли новости для всех. Ежегодный праздник Единства заканчивался еще и грандиозным пиром, на котором вино лилось рекой, а еды было в достатке для всех. За что всегда благодарят Дарунеша верующие, так это за обилие пищи. Голодные годы с Бваной и Кали ушли в прошлое.

Кулинария

Говоря про пиры нельзя забывать о бхаратской кухне, которая расцвела в Седьмом благословенном веке. Возможность получать зерна колоса Кали в большом количестве и, можно сказать, на постоянной основе, позволила создать и ввести в рацион большое количество блюд с этой основой.

Пулав
Самое популярное блюдо в бхаратском обществе. Зерна дробят, пусть и не очень мелко, и варят вместе с мясом и травами в очищенном и отполированном черепе белого слонопотама. Обычно такое "блюдо" одно на небольшую деревню и готовится пулав постоянно именно в этом блюде. Его не моют, сама посуда приобретает особый аромат, который передает из готовки в готовку.
После варки и небольшого тушения в блюдо добавляют мелко нарезанные сухофрукты. Подают с хлебной лепешкой и разбавленным верахом.

Кутаб
Лепешка с начинкой. Свежая, горячая, она приятно обжигает, когда ее ешь. Сок от мяса дает невероятный аромат. Бывают и с сыром и с мясом со специями, на любой вкус! Гости издалека часто приветствуются такими лепешками. Готовить их быстро, что делает их частым гостем в общественных заведениях питания.


Война?
Война? Война! - возгласы такие слышны по всем городам бхаратов. Собираются ополчения, ведь не зря же среди бхаратов есть каста воинов! Собираются бунчуки, они идут воевать! Со всего Анантектара направляются армии к границам с панейцами. Топот копыт радостно встречают в деревнях и городах, давая воинам в дорогу вяленое мясо и сухари, подливая в их бурдюки верах, и давая новые стрелы.
Нередко можно было услышать и насмешек разных, что панейцы не воины, а тряпки, но руководство знало, что недооценивать противника - серьезная ошибка. Ошибка, за которую можно поплатиться не только своей жизнью, но и жизнью общины.
Главнокомандующий собирался нанести по панейцам мощный, сильный, единый удар, сметя любое сопротивление.


Получатели:

***
Небесный Жук сонно покачивался справляя нужду у одного из небольших деревьев. Оно было голое, листья давно уже размело по округе холодным ветром. Снова пошел снег, быстро превратившийся в метель.
За болотом, далее на распутье, стояла полусожженная богороща, одна из многочисленных на штормовом. Вчера Жук, когда они жгли и убивали магнейцев, этой рощи не видел. Был вечер, сумрак, шел снег. Многое можно было не заметить. Рядом с рощей располагался небольшой лагерь усингов. Не боевой. Женщины, несколько детей, пара стариков и пара охотников. Утомленные и израненные ргрутто, несущие на себе скромные пожитки этих котов, вот и все. Их прогнала с насиженных мест война. Да и сам Жук, равно как и его товарищи, были тут по этой причине. Только если там у рощи были просто коты, то Жук с его сорванцами были воинами. Закончив с потребностями, Жук свистнул своим парням и колонна воинов двинулась вперед.
Завидев идущих воинов, от рощи сразу же побежал на встречу один из стариков:
- Эй! - кричал он - Братья! Помогите!
Когда воины пришли ближе, то поняли в чем беда. Животные были утомлены и изнеможены. Как и сами беженцы. Один из быков похоже сломал ногу. Старик просил солдат помочь им проделать путь до поселения, что было в нескольких километрах на северо-запад. Все что нужно помочь с добром... ведь их молодых и сильных много, а тут женщины и дети только. Небесный Жук только сплюнул.
- Пропади оно пропадом ваше добро и пожитки. Не видите, как метет. Остаться хотите?
- Жаль... - ответил старик.
- А жизни своей не жаль? Режьте быков, берите сколько можете и уходите. Рыбьеглавы могут объявиться в любой момент…
Небесный Жук остановился на полуслове. Один из его котов протрубил в рог. В скверный, очень скверный час он вспомнил про урлоков. Захрапели ргрутто, начали плакать дети, заметались в панике женщины. Из-за болота вышел отряд урлоков. Их было около полусотни. Все массивные и вооруженные дубинами и копьями. Шли ровно, не ломая строй, дисциплинированно. Вновь затрубил рог. С другой стороны болот вышел второй отряд. Тоже голов в сорок численностью. Как коты их прощелкали? Какой магией пользуются эти рыбы, чтобы скрываться от разведчиков в этих болотах? Два отряда полностью отрезали котов от путей к бегству.
Нельзя было терять ни минуты. Окружение неумолимо сужалось, смыкаясь вокруг группы усингов. Коты же взяли оружие крепче и обступили беженцев. Детей и женщин внтурь. Старики взялись за свои кинжалы и встали в ряд к защитникам. Жабоед, так звали молодого усинга трубача, взял в руки одно из копий которое было у лежащего ргрутто. Кто-то опустился на одно колено, выставив копье на встречу врагу, кто-то нервно ждал самой стычки. Женщины и дети пытались укрыться за лежащими внутри кольца быками. Или под своими пожитками, уповая что это спасет их от урлоков. Тряся своими жирными телами рыбоглавцы начали ускоряться и с ревом ринулись на усингов. Сошлись копья, начали трещать дервка и хрустеть кости. Рухнуло несколько урлоков, свалилось замертво два усинга. Длинные копья доставали цели. Треск ломающихся древков и крики тех, в которых угодили копья, взмыл под небеса. Жабоеда буквально облило кровью, он видел, как совсем рядом кто-то конвульсивно дергается, как с другой стороны рыжий усинг пытается вырвать из груди острие, заметил, как третьего, одного из стариков, огромный урлок с черепами на шее, поднимает и истекающего кровью, кидает на снег. Увидел, как Небесный Жук всаживает копье в горло одному урлоку, как другому рзрубает лицо мгновенно выхваченным кинжалом, и всаживает третьему в спину и тот падет между котами и умирает, зарубленный и исколотый. Перед Жабоедом мелькнуло что-то и он на угад ткнул копьем вперед. Трехгранное острие легко вошло в плоть и уперлось там в мякоть. Парень открыл глаза и чуть было не упал под напором, увидел как урлок которого он проткнул качается, как бледнеет его рыбье лицо. Кот поднажал на древко, урлок раскрыл рот, высунул свой длинный и уродливый язык, зарычал и откинулся назад. Но не упал. Что-то начал урурукать на рыбьем языке, но помог кто-то с боку. Саданул его то ли дубиной, толи чем другим по голове. Удар смял голову, приплюснув ее так, что ни глаз ни макушки не было видно. лишь зубы и подбородок. Жирная и уродливая туша с бульканьем свалилась на холодный снег. Рядом свалился еще один сраженный Жуком, третий еще кем-то ткнулся в загривок товарищам по несчастью. Вокруг стало просторней. Урлоки начали отступать. Усинги же, чьи ряды рыбоглавцы проредили, стояли среди крови и трупов. В живых стояло около пятнадцати воинов, включая оставшихся еще нескольких стариков. Большинство из тех, кто еще мог стоять, тоже истекали кровью. Жабоед понимал, что живы они и женщины с детьми, которых они защищали только потому, что урлоки мешали друг-другу когда наседали на котов. Впрочем они дорого заплатили за каждого убитого кота.
- Готовься! - гаркнул Небесный Жук, - Сейчас опять попрут!
Опять начался рык, раздался треск и рев урлоков. Рыбоглавцы рубили, рвали, метали, отчаянно нападали на окруженных. Коты умирали один за другим, огрызаясь как бешеные, всаживая копья и клини прямо в лица и меж ребер. Вгрызались зубами в шею, впивались когтями в глаза. Крик. Плач. Хаос. Жук выскочил вперед, перехватил у одного из урлоков дубину и саданул ею по рыболюду. Но и сам согнулся, получив острием сбоку. Жабоед протянул руку и оттянул командира назад, в тыл. Повсюду чувствовался запах озона, во рту был соленый привкус, а вокруг брызгала кровь. Жабоед получил чем-то по голове, отпустил древко, согнулся. Вокруг был вой, крики, резня. Под ногами кровь мешалась со снегом, было скользко и усинг упал. Тайфун звуков и ударов накрыл молодого кота. Где-то рядом молодая кошка, прикрывая собой малолетнего котенка просила у Раконра заступиться, умоляла бога смилостивиться. "Это конец", думал Жабоед. Лишь недавно молодой кот мечтал о подвигах, а победах. А сейчас ждал смерти. Жаль ему было не себя. А тех женщин и детей, которых он не смог защитить.
- Помощь! - закричал кто-то сбоку,- Живем! Помощь!
Удары тоже прекратились. Жабоед приподнялся на четвереньки. Шерсть была мокрой и липкой. Вся в крови. Усинг не знал в чьей. Своей или чужой. Или в обеих. На горизонте, со стороны болот мчалась целая армия. Усинги, окрашенные в разные цвета войны. Идущие на смерть. Рожденные чтобы убивать. Лучшие воины штормового спешили к ним. Жабоед улыбнулся. Мир плясал и плавал у него в глазах. Он заморгал. Слезы? Сделав усилие усинг сел. Рядом сидел еще кто-то. Кажется Серый Гусь. Клацал зубами. Дальше рвало еще одного выжившего. Один из стариков пытался остановить кровь, которая хлестала из культи его руки. Урлоки в панике бежали в разные стороны. Женщины благодарили Раконра и занимались ранеными.
- Живем, - сказал Жабоед, - Живем! Эй Небесный Жук слы...
И осекся. Небесный Жук не слышал. Он уже не мог услышать. Стеклянным взглядом он смотрел в небо. Из распоротого живота у него выглядывали внутренности.
***
На одном из множества холмов, которыми была усеяны лунные плоскогорья, сидела пара кошек. Одна, та что старше, была черной, с белыми ушками с волчьей накидкой, а вторая, еще ребенок, была рыжешерстой. Ниже в долине блеяло стадо овец. Стадо было не малым, примерно в пятьдесят голов и принадлежало их дяде, Вечернему Клекотуну, влиятельному ирапахо из Новограда. Пока овцы занимались своими овечьими делами, пастухи говорили. Девочка сидела в коленях своей сестры и делала себе венок из полевых цветов. Старшая же в это время занималась тем, что расчесывала шерсть своей маленькой сестрицы.
- Но почему я не должна играть в чанки*? Это же так весело... - обижалась Кили, рыжая кошечка
- Потому что это игра для мальчиков. Ты не можешь состязаться с ними в метании копья, ведь ты это понимаешь? - ответила Каланси.
- Но ведь я несколько раз побеждала и мое копье было ближе всех к брошенному камню!
- Ага, но при этом в большинстве случаев твое копье дальше всех и мальчики с тебя смеются. Вспомни сколько раз ты прибегала в наше типи только для того, чтобы уткнуться в шкуры и никто не видел что ты плачешь.
- Ну а что еще мне делать? Состязаться в бросании камешков в ргруттовые лепехи, как другие девочки? Это глупо... и воняет! - обижалась Каланси, - Ай-ай-ай!
- Не кричи. Ты же хочешь красивую и нежную шерсть как у Быстрой Лани? - начала поучать сестру Каланси, - А по поводу игр, знаешь, могла бы согласиться на предложение тетушки. Она же добра тебе хочет, а ты дурочка отказываешься.
- Я не хочу учиться ткать! Это долго, скучно и не интересно совсем! - протестовала девочка, - А еще нужно постоянно на коленях стоять у рогатки! Я пока сплету хоть что-то уже состарюсь и буду как Карга! И краски эти все делать! Собирать кедры, шишки, лишайники мох и стирать все это в порошок мешать, взбивать... А еще нужно варить ргруттовью и овечью мочу! Буээ...
- Но ведь ты хочешь же ускат**? Ты же видела какая это красота! А туники? А Рубахи? Они греют не хуже шкур, а как выглядят! - Каланси говорила с таким упоением, что у нее даже глаза светились от упоминания о ткаческих изделиях, которые делали в Новограде.
Овцы начали усиленно блеять, чем то встревожившись. Тяжело вздохнув Пастушки бросили свои занятия, поднялись, взяв в руки свои пастушьи посохи и начали спускаться к отаре. Оставалось надеяться что не волки были причиной тревог.
***

Хамарийский патриот.
Жирные боролись с Дублеными, женщины с мужчинами, медники сражались с нехваткой дерева, а урломари с непокорными морскими волнами. Хамария по прежнему была Благостной как ломтик пустынной дыни, но назревал бунт. И этот бунт мог обрушить тот карточный домик возводимый тысячами рабов, искусным хамарийским разумом и проницательной мудростью червя.
За Жирной сотней были века правления. Капиталы, рабы, торговые связи, опыт, изощеренность настоящих дипломатов. Однако, производство меди и морская торговля было за Дублеными, а еще цепкость, желание быть первыми и абсолютная неразборчивость в методах. Две эти силы могли разорвать Хамарию на куски, однако обе они не имели двух важных составляющих победы. Поддержка армии и поддержка Великого Червя.
Среди молодых и хватких Дубленых зрел заговор. Они понимали, что если их цели проявятся раньше положенного часа, то затея их провалится, а им придется бежать или носить шапочки, после которых мозги становятся как гнилой мукехт.
Однажды, к Курзам-Баю, одному из лидеров Дубленных пришел слепой жукоголовый оэш, он принес табличку с посланием. Убористым аккуратным подчерком на глине были выведены знаки, коготков в этом послании было довольно мало и торгом здесь и не пахло. Их заговор был разоблачен. Отправитель знал о заговоре такие подробности, что отпираться в дальнейшем не было смысла. Тем более он не порицал идею дубленых, мысли его были устремлены в будущее. Текст был составлен грамотно и изобиловал мудрыми мыслями, но все равно в нем сквозили нотки юношеской горячности и мечтательности, которые выдавали в составителе письма хамари хоть и умного, обремененного передовыми мыслями о государственных реформах, однако молодого. Главным было не это. Неизвестный заявлял, что знает способ, чтобы провести переворот отделавшись малой кровью. У него были некоторые условия о будущем устройстве Хамарии, за их соблюдение он обещал предоставить судебный прецедент, опираясь на который можно было осудить большую часть Жирных. Так же он советовал заручиться поддержкой хамариек и в подробностях рассказывал как это сделать. Ну и последнее, но не маловажное, он рассказал как отвлечь народ от происходящих во власти перемен, чтобы не возникли массовые волнения и недовольства. Подпись на этом письме гласила "Хамарийский Патриот".

Западный Предел
С заключением Договора о Мореплавании с хельгами жизнь хамари резко изменилась. Границы мира для них расширились, а значит расширились и возможности. Южный полуостров отделенный от континента горами теперь не казался таким далеким и многие баи задумывались собрать экспедицию в непривычные, но богатые лесом и едой джунгли. Однако всех опередил Великий Червь. На одном из выступлений он молвил, что Западному Пределу, укрытому от всех врагов предстоит стать тем мирным краем, который обеспечит процветание всей Хамарии. Он лично назначил одного молодого бая возглавить экспедицию. Как не желала Жирная Сотня прибрать себе этот ценный кусок земли, им оставалось только заламывать руки в бессильной злобе. Западный предел колонизировался под эгидой Дубленых.
Джунгли были непривычны для хамарийцев, поэтому среди поселенцев было много урломари, однако совсем не было урлоков. Исторически сложилось так, что Дубленые не любили великанов и воспринимали их как стихийное бедствие. Многие погибли от лихорадки, кто-то сошел с ума от укусов ядовитых насекомых и змей. Но хамари славились тем, что могут выжить с любых условиях, поэтому они уходили все дальше и дальше вглубь зеленого моря.
Вскоре из новых земель начали приходить корабли тянущие за собой бревна, корабли с медью, а главное - корабли с новым металлом, который хамарийцы назвали Слеза Самума.

Слеза Самума.
Жрецы говорили, что Самум сделал первых Хамари из своих Слез, ибо попала ему в глаз песчинка Великих пустынь. Покоряя Западный предел хамари нашли металл, который был цветом похож на их красивую желтую кожу. Металл не портился, был тяжел и мягок. Ремесленики сразу стали делать из него украшения, ибо обрабатывался он очень хорошо. Тонкие изящные ожерелья, серьги, цепочки и браслеты пользовались огромным спросом, и те, кто стоял у истоков добычи золота стали первыми людьми в Хамарии. По странному стечению обстаятельств источник Слезы обнаружили и около столицы, но опять Жирным не удалось наложить на него свои лапы. Падучая свалила наместника столицы, а на его место пришел один из Дубленых, Антравар, делец, путешественник много времени проведший с хельгами и ахеронцами. Говорили, что за морем он учился искусству обращения с ядами и даже принимал их в небольших дозах, чтобы организм адаптировался к эффекту. Но сколько старые Сотники не пытались доказать, что предыдущего наместника отравили, у них ничего не получилось.
Золото меж тем начало распространяться по Обители возводя Хамарию на новую высоту.

Женская доля.
Цахалы воевали три века подряд, но только теперь за них взялись по-настоящему. Инициативу опять проявили Дубленые. Сначала за свой счет, потом за счет своих областей они отбирали лучших бойцов готовый провести в войнах и сражениях всю оставшуюся жизнь снабжали их самым лучшим оружием и снаряжением. Дубленные прекрасно понимали, что женщинам нужно больше власти и уважения. Поэтому теперь в цахалах выделилась прослойка командиров, которыми были исключительно опытные и верные стране хамарийки. Дубленые понимали, что хамарийцу не хватает жесткости. Суетливый, ищущий выгоду во всем, он ищет дипломатические варианты там, где нужно было обнажить клинок, однако такой жесткости вполне хватало у жен этих холеных баев. Дубленные начали вводить систему воинских званий. Самое низшее звание было шин-жар (перевод. единица с оружием, боевая единица). Шинжары выбирали из своих рядов низших командиров цар-мутов (перевод. командир десяти). Цармуты выбирали Сотника. Это звание было создано в насмешку над политическим строем Хамарии, а точнее политическим строем жирных. Оно как бы говорило, что Сотник управляет сотней хамари, а большей власти у него быть не должно. Из Сотников Гражданский попечитель армии назначал цахальера - командира армии, при этом назначении часто проводлись соревнования между сотниками включавшие в себя испытания ума, решительности, тактического мышления и действий в нестандартных ситуациях. Цахальер назначал своих заместителей цахал-баев. В последствии цахал баи тоже могли участвовать в испытаниях на должность цахалььера и зачастую побеждали, ибо перенимали больше опыта действующего цахальера. Все посты в войсках занимали хамарийки воевавшие с усуулами. Они же и провели часть реформ, до которых не додумался бы ни один мужчина хамари.
Во-первых, если в случае войны воин цахала получал увечие, за счет цахала ему выдавали небольшое хозяйство и рабов. Такого воина нельзя было принудить к женитьбе, более того ветеранши могли выходить за муж за рабов по своему усмотрению, освобождая из тем самым от рабского бремени.
Во-вторых, для воинов цахала, которые понесли во время службы был организован спецальный корпус, который брал на себя заботу об их детях на время войны, также туда попадали дети лишившиеся матери. Корпус назывался детским цахалом. Детей здесь воспитывали в традициях цахала, обучали письменности и стрельбе из лука.
Так цахал стал не только военной, но и первой социальной организацией Хамарии.

Жирная угроза.
Про Ким-бая говорили, что у него имя которткое, зато руки длинные. Это было совершенной правдой, ибо он являлся одним из самых влиятельных Сотников Хамарии. Власть его была огромна, однако в последнее время его сильно волновало возвышение Дубленых. Бай проводил долгие часы в раздумьях как решить эту проблему. Однажды, в один из таких дней раздумий к нему привели хэша-раба с посланием на глиняной табличке. В послании говорилось, что правлению Жирных приходит конец. Если Баи не предпримут активных действий скоро они лишатся всего превосходства, а может и жизни. Письмо было убедительно. Оно позволило сложить все части головоломки в единое целое. Теперь у хамари не было ни единого сомнения - Дубленые состоят в заговоре, и если не уничтожить их одним ударом, то скоро они захватят всю власть над Хамарией. Также неизвестный благожелатель предлагал выход из сложившейся ситуации. Он говорил, что традиции Хамарии обеспечивают ее процветание, а то, что несут Дубленые - медленный яд для всей страны. Ким-бай начал активную переписку с хамари пожелавшему ему помочь. Свою личность собеседник предпочел скрыть, подписываясь как Хамарийский патриот, однако обилие коготков в письме, вычурность речи логичность и мудрость слов выдавали в нем искушенного торговца и влиятельного хамари, может быть даже Сотника. Решение пришло быстро. Скоро Дубленые должны были собраться с Жирными на заседании Сотников. Бессмысленные прения по поводу новых законов и налогов планировалось разнообразить тем, что каждый Дубленый получит здесь порцию медленного яда, который убьет их только через несколько месяцев. Уничтожить врага одним ударом. Эта идея наравилась Ким-баю, а Хамарийский патриот сильно помог с ее планированием и реализацией. Именно он свел бая с лучшими торговцами ядами.

Кровавая развязка.
Дальше события происходили стремительно. За день до собрания множество Сотников были схвачены и обвинены в заговоре и попытке убийства. После допросов многие сознались в том, что собирались отравить Дубленых. Таже всплыли многочисленные факты казнокрадства. По двум этим обвинениям Червь вынес свой приговор. Смерть и отчуждение имущества. Прошлые кражи были возмещены казне, а остальное имущество пошло на развитие Хамарии. Цахал поддержал Дубленых и они пришли к власти.
Уже задним числом было проведено расследование и оказалось, что Жирные подговорили урлоков напасть на Хамарию. На лицо был тот факт, что их тлетворный режим грозил смерти государству и, если у Хамарии что-то и не шло гладко, так это все было именно из-за Жирных. Именно они ущемляли женщин и содержали огромные гаремы, которые не могли оприходовать своими короткими заплывшими жиром удами. Именно они пригрели урлоков на своих территориях. Именно Жирные сдерживали развитие государства и впали в леность, что абсолютно противоречит заповедям Самума. Теперь в Хамарии наступили новые времена. Благостная Хамария была переименована в Благославенную Хамарию. Был введен государственный флаг - красно-желтое полотнище с черным колесом, символом Самум'хафа. Обучение любым наукам и ремеслам стало доступно всем. Количество жен ограничилось двумя. А монумент Хамарийке с детьми был переделан в монумент Защитницы Благословенной Хамарии. Женщина опирающаяся одной рукой на щит, гордо возносит другую руку с луков к небу. В ногах у нее ярится боевой червь, а сам каменный постамент на котором она стоит сделан в виде усуульских и урлокских голов.
В эти тяжелые времена Дубленные очень рассчитывали на церковь. Было издано множество табличек с жизнеописаниями, историями и теологическими трактатами, прославляющими новый образ жизни и превозносящими хамарийцев перед их врагами. Слава Хамарии - Смерть Врагам.


Получатели: Кукловод, Самум`хаф.

Урлоки живут небогато. В основном потому, что им особо ничего и не нужно.
Так было до определенного момента. Ведь у урлоков была Ма, которой всегда мало. И были вумники, которым тоже не терпелось.
А рядом жили хамари, которые меняли кучу всего того, что у урлоков не было. И менялись не только с урлоками.
И вообще, один их ходивших в их земли жрецов сказывал, что там с собственному роду относятся странно. Что карлики друг друга не уважают и имеют много всего, что в жизни не нужно. И меняются этим. И тем самым приобретают еще больше.
Это очень удивляло урлоков. И им тоже так хотелось. Вот только, как говаривает Ма после молитвы Па, "логическая цепочка не та и не оттуда".
Сказители не сохранили имя вумника подкинувшего вождям идею, но сохранили суть.

Хамари меняются. После обмена хамари меняются еще больше. И еще больше. И все дело в том чем они меняются. И если урлоки хотят также, надо собрать много того, чем меняются хамари.

И началось большое накопление. Сначала урлоки собирали из караваном хамари, но это очень быстро исчерпало себя. И урлоки, собрав Орду отправили к хамари посланника, что еесли те будут сдаваться, то и убивать урлоки будут меньше.
А потом и Ма-ханы повели воинов в чужие земли.


Особенности языка:
махан - воин, боец.
Ма-хан - великий воин посвятивший себя Ма и махуше.

***

Что ж делает правильный урлок с усуулами? Он их разводит. Может даже помогает в процессе лично. Почему? Потому что они работают лучше урлоков и не отвлекают последних от дел истинно важных. Ведь несколько усуулов способны принести для Ма больше, чем соберет один урлок. И при этом услужливы и сообразительны. Как хрюшки, только лучше и есть не обязательно.


Получатели:

Фоусталия, VII век.
Победы шли, и новые земли. А с ними процветание. Торговля с севером росла, как и с югом. Страна фоу богатела и росла. Жрецы и простые фоу приносили щедрые дары своему богу-покровителю.

Несмотря на то, что жукоглавцы были чужие и сводили с ума, они были одновременно и притягательны и смертоносны для фоу.

В народе растет традиция хаджа в юго-восточные пустыни, чтобы почувствовать силу жукоглавцев и преодолеть ее. Это Испытание, входит в традицию Посвященных и делает фоу сильнее. Пусть не все его проходят, но в этом суть испытания. Тот, кто смог, их голос не спутаешь в общем шуме. Он сильнее и чище. В нем есть боль и мужество ее преодолеть. В нем затаенная сила, что заставляет других фоу прислушиваться к их идеям.

И через два столетия телепатия фоу стала сильнее. Из разум окреп, и уже зов жукоглавцев не убивал. Корежил, вызывал боль, но оставлял в живых.

Война.
Война всегда имеет свои цели. Цели войны фоу, выставленные три столетия назад были почти достигнуты. Почти не значит совсем. А дела должны быть сделаны до конца. До характерного щелчка.


Получатели: Оверсир.

Внутри страны дракканисов все текло своим чередом, словно неспешные воды Всемирного Океана, посреди которого и плавает этот Мир.

Дракканисы продолжали собирать сведения о травах, болезнях, учились лечить травмы - и добились в этом определенных успехов.
Появились ящеры, что занимались именно практикой - лечением, уходом за больными.
Ценились такие дракканисы, ибо ценна жизнь, а именно они спасают ее.

Помимо того, собирались мудрые, опытные дракканисы, что провели много времени в библиотеках, и надлежало им обучать молодых дракканисов.
Множество средств Ашшай-Сихур решил потратить на это, ибо цель была важна невероятно.

И все было бы спокойно, если бы не гости.

В это столетие их было множество.
Старым друзьям уже, крылатым селестианцам, любой дракканис был рад. С ними с радостью менялись, делились в случае нужды и помогали в беде. И наоборот тоже.
Ибо Рены были бедой для мирных дракканисов: нечего им было противопоставить этим северным варварам.
Просили помощи дракканисы у крылатых, и те ответили. Война с ренами была их ответом.
Хоть ящеры и не принимали войны, но защищать себя тоже было необходимо. И, в ответ на доброту селестианцев, дракканисы посылали лекарей в летучие армии, посылали яды и травы, дабы побеждали друзья, и пали враги.

Ашшай-Сихур, впрочем, решил еще поддержать северные границы. Основан был город новый, Сихо-Сишай. И задумался он сразу как место для тех, кто согласен жить в мире и согласии. Без сомнения, туда были приглашены люгеры, ибо доказали они уже, что друзья они. Разрешалось им там не только вести дела, но жить, при желании.

Но, помимо старых друзей, появлялись и новые.
Маленькие, шустрые, забавные дагониты приплыли. Любознательные, активные, бойкие.
В них было то, чего не было в дракканисах, и ящерам было чему поучиться к дагонитов.
Приглашены дагониты были в Сихо-Сишай на правах гостей. Торговать, меняться, учиться. Для этого им давали проводников по землям дракканисов.

Панийцы приплыли через воды, принесли с собой ткани красивые, новые мысли и взгляды на мир.
И панийцы тоже были приглашены в Сихо-Сишай, ибо приплыли с миром.

Ближе к концу столетия приплыли еще и магнейцы - и польстило дракканисам то, что интересовались они письменностью, знаниями.
Признак народа, что может стать другом.
Они приглашали дракканисов в свои земли, богатые и великолепные. И платили за это красивым металлом, словно солнцем во плоти.
Сихо-Сишай принял и их.

Но были одни гости, коим не были рады дракканисы: рены.
Варвары, которые не хотели знаний, а хотели лишь грабить и воровать.
Но и им дали шанс в Сихо-Сишае. С условиями жесткими, что не должно быть у них оружия, и что плату они должны вносить, коли хотят торговать с остальными гостями.

---

Что такое Империя? Это дороги? Это юстиция? Это завораживающее тиканье ажурного механизма социальных институтов?

Динь-дини озадаченно нахмурились бы, если бы кто-то собарл их на площади и задал эти вопросы.

Что такое Империя? Это когда от шага твоей фаланги дрожит земля? Когда ты стреляешь с двух рук, потому что с детства тебя учили не думать о цели, не думать о луке? Не знать сомнений?

Качает головой Ди Ди, глядя под ноги, когда дети теребят его за рукава. Вспоминая.

Что такое Империя? Поэзия? Театр? Национальная литература? Воплощённое в керамике вдохновение мастера?

Всё эхо пустых слов. Всё разбитые черепки. Время сотрёт и то, и другое.

Что такое Империя?

Стекаются на север отряды добровольцев. Снимаются с насиженных мест целые семьи. До восхода у гор - стучат молоты. Рычат пилы. Звенят кирки.

Империя - это знать, зачем просыпаешься каждое утро.

Очередной век, вопреки всем опасениям люгеров, не только не грозил появлением новых жестоких, а даже напротив - способствовал распространению мира. Селестия ли приложила к этому свое крыло или, может, храбрость аликорнских воинов послужила тому причиной, однако дикие иберийские племена неожиданно предложили мир своим давним врагам. Не то, чтобы люгеры были разочарованы таким поворотом событий, однако отдельные личности считали, что иберов надо было проучить получше. Аликорн понимала желания своего народа, однако необходимо было придерживаться и уставов самой Селестии, ни в коей мере не симпатизирующей войне. Поэтому, чтобы угодить всем подданным, при этом не нарушая повелений богини красоты, крылатый единорог отправилась на переговоры с мятежными иберами. К просьбе прекратить войну иберы предлагали обучить крылатый народ новой технологии, позволяющей легко пересекать водные препятствия, однако Аликорн попыталась уговорить их также отдать часть земель. Говорила она мягко, мотивируя свое стремление получить земли тем, что они издавна принадлежали ее народу. Аликорн проявила все свое мастерство дипломата, чтобы убедить иберов.

Далекие же от политики и жестокой войны обитатели Аликорнии продолжали стремиться к прекрасному, благодаря в своих молитвах Селестию за то, что избавила их от страха быть ограблеными или убитыми. Случались, конечно, несчастья и у мирных люгеров и одним из таких можно было назвать неурожайные годы, когда из-за плохой погоды, которую даже Селестия была не в состоянии усмирить, не хватало пищи чтобы в полной мере прокормить семью. Однако крылатый народ не пожелал подчиниться такому гнету, как некогда набегам иберов. И после долгих годов труда люгерам удалось научиться выращивать собственные яблочные сады, что избавляло от необходимости постоянно отправляться на поиски одиноких деревьев с фруктами - достаточно было выйти за порог и перед тобой не одна яблонька, а целый лес! Если не уродит одно дерево - то другое, наверняка наградит богатым урожаем. Со временем люгеры-садовники, наблюдая за развитием различных видов яблонь, выделяли среди них наиболее устойчивые к погодным капризам сорта и проблему с голодом удалось разрешить.
Появился с развитием яблонь и новый напиток у крылатого народа. По легенде, жил один жадный люгер, со странным именем Сидр, который был на столько скуп, что хранил свой сок в кувшине так долго, что умер раньше, чем успел его отведать. Когда же его родственники получили к нему доступ, оказалось, что напиток приобрел необычный вкус, который многим очень понравился. Так и появился в Аликорнии яблочный сидр.


Не стояло на месте в Аликорнии и гончарное ремесло. Появились новые мастера глиняных дел, которым не хватало умения лепить аккуратные горшки и кувшины, но которые были прекрасными художниками. Им надоело иметь дело с изображениями на плоских поверхностях, поэтому они взялись за изготовление различных статуэток из глины. Со временем, совершенствуясь в искусстве глиняной скульптуры, люгеры стали украшать различными статуями свои города, а самая крупная из них, изображавшая Аликорна в полный рост, была установлена в кантерлотском храме.

Время яда и кинжала

Неспокойным было последнее время в хельгском княжестве. Союз со ставшими уже привычными врагами-ахеронцами заключенный великим князем далеко не всем пришелся по вкусу. Как хельги так и ахеронцы не желали уступать, не желали занимать подчиненное или хоть сколько нибудь уступающее положение. Это не говоря уже об отдельных личностях, которые вообще были против кровосмешения. Вражда достигла своего пика и выплеснулась наружу со смертью князя Теера(которая по мнению многих была вызвана отнюдь не естественными причинами). В прежние времена это вероятно бы вылилось в несколько быстротечных войн, но к тому времени общество хельгов уже изменилось. И вместо копий и лодок в ход пошли кинжалы, яды и заговоры. А под маскировкой этого хельгские аристократы устроили и чистку в своих собственных семьях - пробудившаяся магия явно и точно позволяла отличить одаренных благословением Нэфеса истинных князей от тех, кто подобного дара не имел и следовательно аристократом быть не мог. Очень и очень многие погибли во время этой смуты, но совершенно неожиданно она принесла и другие результаты. Роды сплотились, перестав разделяться на хельгов и ахеронцев - уже во втором поколении куда важнее был род, а не раса. Сторонники чистоты крови же были задавлены - числом, умением и банальными фактами - дети с примесью новой крови не только не теряли благословения Нэфеса, но и зачастую были сильнее и умнее, а магический дар и вовсе превосходил прежние возможности. Со временем поутихла и вражда между родами, а новый великий князь - Раал закрепив собственную власть окончательно прекратил стычки(хотя некоторые неосторожные аристократы все еще иногда умирали от яда и кинжала - но события эти стали редкими и зачастую плохо заканчивающимися для убийц).


Великий шторм

Масштабная война с западными ахеронцами должна была вот вот разгореться. Даже внутренние проблемы хельгиона не мешали этому - слишком большей угрозой они были, слишком хорошо понимали ее хельги и присоединившиеся к ним восточные ахеронцы. Не раз и не два сходились в боях армии с переменным успехом. Но однажды грянула Буря. Сама великая стихия с ужасающей силой, которую не могли представить даже казалось знавшие все о море хельги, обрушилась на ахерон. А с ней пришли шторма, бурю и землетрясения. А когда море успокоилось хельги обнаружили, что мир изменился. Не было больше ахерона, как не было и земли на которой он стоял. Лишь успокоившееся море, да торчащие из воды вулканы...
Остатки ахеронцев на северном острове были быстро добиты, а их земли захвачены. Среди них обнаружились и странные существа - внешне похожие на хельгов или ахеронцев, но сильно отличающиеся от них сутью. Тихие, скромные и работячие аязи бывшие у ахеронцев кем то вроде слуг прижились и у хельгов, не сильно поменяв свое положение. Приказом заинтересовавшегося ими князя - аязей было запрещено убивать, но разрешено использовать как слуг и настоятельно рекомендовалось способствовать увеличению их численности. Со временем это было оценено и другими аристократами, у которых до этого были серьезные проблемы со слугами - сами хельги прислуживать никому вне зависимости от положения не желали, а поставляемые изредка из дальних краев рабы стоили дорого и все равно мало годились для подобной работы.

Восточная кампания

Долгое время хельги даже не смотрели на восток. На западе были враги-ахеронцы, на севере - союзники-хаммарийцы, торговля с которыми шла полным ходом. Никому не нужен был восток, на котором располагались другие хельги, слишком глупые или наглые не признававшие власть князей и не имеющие почти ничего. А капитаны осмелившиеся плавать еще дальше на восток рассказывали о том, что там имеются и другие расы, но очень далеко, а местные воды опасны и далеко не каждый корабль сможет там проплыть. Все изменилось после встречи с магнейскими послами. Заключенные договора подразумевали возможность торговли, а сами магнецы обещали, что их воды куда безопаснее, чем раньше. И хельги двинулись на восток. Правда торговые лодки плавали туда исключительно с серьезной охраной, но торговля все же началась. Вскоре был построен город - Каронд Кар, который и стал центром восточной торговли. Кроме того князи приняли решение о необходимости закончить объединение хельгов - к оставшимся до сих пор независимым племенам были посланы послы, подарки и воины. Они обещали лучшую жизнь и лучшее будущее в составе хельгиона, подкупали дарами, демонстрировали последние достижения лучших ремесленников княжества - прекрасные, крепкие и быстроходные лодки, которые они не без основания считали лучшими.



Получатели:

Легенда о жемчуге


В сигларийской вольнице седьмое столетие разительно отличалось от предыдущих. Кануло в Лету неспешное освоение земель Нового Стагнума, а на смену ему пришли социальные изменения, да большой торг с мурашами из-за гор. Побывавшие в динь-диньских землях возвращались окрыленными и полными новых идей. Притом идей как полезных, вроде тех же странных значков для записи счета, так и откровенно крамольных, таких как выборы нового вождя. Сигларийское общество волновалось: кто ревностно отстаивал новые веяния, кто скептически похмыкивал, а кто и вовсе намекал, что неспроста мураши так похожи на проклятых прислужников Т-Хиня, и доверять тем, кто ездил в их земли не следует.
Большинство, впрочем, смотрело на всю эту возню с вождями смотрело куда проще и прагматичнее: зачем что-то менять? Власть вождя на материке была вещью весьма условной и не сказать чтоб слишком нужной. Да, в далеком Сильваме решались дела всенародной важности, да только что с того жителям континента? Как начали с мурашами торговать по собственной инициативе, деревенька за деревенькой, вождь и слова дурного не сказал, а лишь милостиво одобрил. Большой войны уже лет двести как нет, но вооруженные отряды под вождевым знаменем в крупных поселениях и в Марисе стоят, и он их за то кормит и поит. опять же, если вдруг чего, не дай Алькувир случится, то всегда приятнее знать, что есть к кому со своей жалобой обратиться. Опять же, традиции колена Рутуса всем хорошо известны, а если новый верховный вождь где-то тут, на материке поселится - как знать, не будет ли он более пристально следить, чем занимаются его дорогие подданные, не будет ли требовать больших податей за защиту и не пожелает ли, наконец, напомнить о старых обидах тем, чьи семейства в свое время у его рода кусок земли отжали?
Так что весьма скептически встретил простой народ мысль о новом вожде. Зато с восторгом впитал в себя другие новшества. Например, изобрели сигларийцы свою письменность, за основу взяв динь-диневские значки, да переиначив их так, чтоб человеку их писать было сподручнее. Или диковинные па-ру-са, которые торговцы видели на большой ярмарке - покумекали мореходы, так и эдак прикинули - и научились из шкур всякой живности свои делать, ничуть не хуже.

Но не только этим был славен седьмой век. Торговля с другими народами постепенно набирала обороты и южане были крайне заинтересованы в увеличении товарообмена. Ячмень шел хорошо, дары моря похуже, а слезам Валы только предстояло завоевать всеобщие умы(по крайней мере, все южане были свято уверены в этом), но чего-то не хватало. Чего-то такого, что потрясет весь мир. И все чаще глаза сигларийцев задумчиво глядели на запад...