ℕℝ: Возвращение в Нью-Рэйвенвуд | ходы игроков | Око за АК

— Але, Колян?..
— Привет, Димон. Я уже в курсе. Сходняк в "Березке" через десять минут. Лови мотор, как подъедешь — не отпускай. Все, жду.

— Да, Димон, и прихвати "Настеньку".
— Чё, серьезно все?
— Пусть будет, там на месте разберемся.
"Настенька" была весьма значимым элементом коллекции Димона: крупнокалиберная снайперская винтовка ОСВ-96 в модификации В-94 "Волга" могла доставить смысловое послание за три квартала прямо в мозг адресата, по дороге пробивая навылет танковую броню толщиной с ладонь. Поэтому заказ на "Настеньку" означал, что все реально может быть серьезно.

"Березка" гудела, но на нежный шепот ветра в листве ностальгического древа это походило мало. Братва была встревожена — наезд был вполне конкретный. Напряженности в атмосферу добавлял факт закрытого бара — Иван Борисович был человеком понимающим, сходняк в его кафе проходил далеко не первый, и ввиду серьезности вопроса братва должна была оставаться трезвой. Поэтому, позвякивая золотыми цепями и арматурой, братва эмоционально обсуждала произошедшее, строила нецензурные гипотезы и прочила страшные кары возможному виновнику.
Такси с Димоном запарковалось у входа вторым рядом и замерло в низком старте. Пресловутое "шеф, два счетчика" от представителя русской диаспоры сулило водителю баснословную выручку, призванную компенсировать возможные проблемы, и отсутствие того самого счетчика в данном случае было только в плюс. Сам Димон, оставив багаж в такси, прошел в кафе и взглядом отыскал Коляна. Тот сидел за своим обычным столиком, но выглядел весьма необычно — вместо удобного тренировочного костюма он щеголял понтовым черным велюровым пальто с белым шарфиком. Неизменными оставались лишь кожаная кепка, которая на удивление не смотрелась диковато в сочетании с пальто, да начищенные до зеркального блеска туфли.
— Садись, Димон, две минутки перетрем, — Колян подвинул стул. — Чё там с Толяном?
— С Пушком? Да нормально, помят слегка, но оклемается. Тут проблема посерьезнее... — Димон присел и уже собрался было толкнуть речь о поруганной чести, как Колян жестом его остановил.
— Не распрягай, Димон, я ж сказал, что в курсе. Толяну своему неустойку выкати для начала, чтоб по-человечески, за нанесенный материальный ущерб. Моральный чуть позже сочтем. Я тут кой-чего разузнал про нашего визитера... В общем, считай, началось наше знакомство с местными. Стерном Харди — слыхал? Экс-мент, между прочим. Сейчас он в больничке ошивается, поэтому мы подождем его дома. Я пойду покурю, а ты объяви братве, что сейчас все порешаем, чтоб не кипешили, и передай Борисычу, чтобы бар открыл. А то парни рванут скоро.
— Лады, сейчас разрулю. А чё ты так приоделся?
— С людьми общаться едем, Димон. Надо прилично выглядеть... для начала, по крайней мере.

— Ребята, а вы что, музыканты?
Таксист, подбросивший Димона до "Березки", и затем принявший на борт второго пассажира, к середине пути решился нарушить молчание в салоне. Двое парней на заднем сиденье, один из которых погрузил в багажник чехол от гитары (собственно, с гитарой) и чехол от виолончели (собственно, с винтовкой), не отличались разговорчивостью. Задав свой вопрос, водитель после третьей секунды тишины, все больше похожей на гробовую, пожалел, что спросил.
— Ага, — наконец отозвался тот, что был в пальто. — Я на ударных, а товарищ на волынке шпарит. Артисты-народники мы, мля.
Таксист сглотнул и решил, что тишина в салоне была прекрасна сама по себе.
Тормознув машину за полквартала до дома Харди, Колян наказал Димону занять удобную позицию с хорошим обзором, а сам направился в дом.

Уныло выглядящий домик напоминал фешенебельную усадьбу агроэкотуризма где-нибудь под Мурманском, причем в разгар сезона. Хлипкая дверь не могла задержать Коляна, который, обойдя дом в поисках трофейного вооружения, остановился в конце концов на кухне, где, сняв пальто, принялся заваривать себе чай — крепкий, черный, с сахаром.

Коротко кивнув в ответ Марике, Стерном направился к выходу из госпиталя. Весь путь в автобусе до дома, Харди провел смотря в собственные глаза, в отражении окна. Весь путь он не верил в произошедшее. Всё казалось что смотрят на него чьи то чужие глаза. Особенно страшно стало, когда Стерном увидел свой дом, всё такой же обшарпанный и страшный, что Харди невольно подумал, что всё это было иллюзией, обманом и войдя внутрь он станет прежним.

Нарочито медленно приближаясь к входной двери, Харди заметил, что этой самой двери, на месте и не было. Стерном по-привычке потянулся к пистолету, но остановился. Грабить бы его не стали, уж больно отталкивающий для воров и грабителей дом, а для засады с целью покушения, как то слишком небрежно всё организованно. Стало быть, тут что-то другое.

Переступив порог дома, Стерном взглянул на собственные руки, убедился что кожа не начала покрываться шрамами от ожогов и восстановив спокойствие сердечного ритма, двинул вглубь дома.

Стерном зайдя на кухню, увидел мужчину в пальто, с нахальной мордой лица. Сняв шляпу и плащ, последний, Харди повесил на спинку стула, затем, удерживая шляпу в левой руке, правой, нарочито медленно, дабы посетитель не нервничал, достал массивный пистолет и положил его на середину стола, а затем накрыл шляпой. Присев на стул, хозяин дома заговорил:

- Ну с дверью можно было и по-аккуратней, дом и так на честном слове держится.

— Извини, братан! — весело отозвался визитер с угловатым русским акцентом, помешивая чай в чашке. За манипуляциями с пистолетом он следил достаточно внимательно, но без лишней нервозности. — Я, блин, ручку дернул, а оно — хрусть!..
Извинительно пожав плечами, он присел за стул напротив, и поставил чашку на стол. Острый взгляд ощупывал Стернома, и на лице визитера вдруг мелькнуло сомнение.
— Слышь, я вот ща смотрю на тебя, и думаю, а не ошибся ли я дверью... Ты ж Стерном Харди, верно? "Горелым" кличут?


Стерном потупил взгляд. Пару секунд о чем-то подумал, а затем наконец ответил:

- Ты про того замотанного в бинты парня? Разве я похож на того кто прошел через ад?

Поднявшись из-за стола, Харди подошел к стационарному телефону, висящему на стене и снял трубку, но номер набирать не спешил:

- Впрочем я мог бы организовать Вашу встречу. Ты же этого добиваешься?

— Да уж, братан, ты похож на того, кто прошел через косметологический салон! И модный бутик до кучи, — визитер развязно гыгыкнул своей же шутке. Манипуляции с телефоном его явно не впечатлили. Шумно отхлебнув чай, он достал откуда-то из кармана пальто, висевшего на спинке стула, мятую сигаретку, подцепил ее зубами и чиркнул зажигалкой.
— Ты ж не против, да? И ты прав, с Горелым я б перетер. Есть о чем, понимаешь ли.
Прикуривать он не спешил, все еще ожидая разрешения.



Глупой шутке незнакомца, Стерном притворчески улыбнулся.

Стерном нахмурился, как только увидел зажигалку и на секунду завис, прилипнув взглядом к ней. Но быстро совладав с эмоциями, парень ответил:

- Я бы не хотел, что бы в доме курили. К тому же, не переношу табачный дым. Ну так где и когда назначить встречу?

— Лады, — визитер поднял руки в капитулирующем жесте и убрал зажигалку и сигарету. — Хозяин-барин, как известно. А встречу... — он вновь посмотрел на Стернома с усмешкой. — Давай-ка здесь. И вот прям сейчас. Я подожду, чё, зря пришел, что ли?
Развалившись на стуле, он снова шумно отхлебнул чай.


Парень ответил своей ухмылкой, а ухмылку незнакомца.

- Сейчас уточню, сможет ли он, - с этими словами, Стерном нажал несколько цифр на телефоне, предусмотрительно загородив циферблат собственным телом, после чего развернулся и смотря в глаза визитёра, стал слушать гудки...

Незнакомец с русским акцентом невозмутимо держал паузу, изредка прихлебывая чай в ожидании.

Парень, пришедший в дом вторым, действительно было довольно странноватым типом. Рожа бандитская, короткий ежик волос. Местный ухарь, заглянувший на выломанную дверьи обнаруживший конкурента? Да нет, не похоже. Поять же, вроде бы и не хозяин дома, а поди же ты, не хотел бы, чтобы в том курили. Форсит стволом, приметным таким, с удлиненным стволом и бросает его на столе под шляпой рядом с гостем, в то время как сам прется через половину квартиры к телефону. Фокусник, мать. Или хочет посмотреть схватится Колян за ствол или нет? И вообще мутный тип, все время на свои руки пялится или щупает себя.

Выщербленный и позеленевший пластик телефонной трубки неприятно тер неожиданно чувствительную кожу уха. Боже, у него снова были ушные раковины. Гудки в трубке сменились голосом. Впрочем, гостю этот голос зажатый межу трубкой и ухом Фокусника слышно не было. В отличии от реплик самого мутного типа, разумеется.

- Вы позвонили Бобби Лавелу… - Раздалось в телефоне скучное бормотание автоответчика, без всякого перехода, впрочем сменившееся столь же безэмоциональным голосом самого суперкопа. – Слушаю. Что там у тебя Харди? Пенсию задерживают?

Продолжая давить лыбу и не отрываясь взглядом от глаз незнакомца, парень задорно начал говорить "Господи! Это мой голос или не мой?!":

- Привет, у меня тут человек на кухне, очень настойчиво увидится хочет. Думаю тебе стоит приехать и желательно по-быстрее, а то не хорошо заставлять человека ждать, тем более в таком ужасном месте. Боюсь как бы крыша нам тут на голову не свалилась...
- Ну, так дай ему адрес моего полицейского участка. – Ответил коп, никогда не отличавшийся особой чувствительностью к намекам. – Я принимаю по вторникам и четвергам с трех до пяти. Кабинет сто сорок восемь.

Тяжело вздохнув, Стерном наконец отвел взгляд от визитера:

- Господи, какой же... У тостера и то лучше соображалка работает! Ладно, черт с тобой! Сам разберусь, но последствия на твоей совести!

Помрачневший парень подошел к столу, но садится не стал:

- Не приедет он. Как поступим?

Визитер с интересом слушал телефонные переговоры, а по завершении поставил чай на стол, потянулся, хрустнув суставами, и вздохнул с деланным разочарованием:
— Ну елки, чё поделать... Будем, значит, с тобой разбираться, братан!
Опершись руками на стол, он приподнял шляпу, которую бросил туда его визави в самом начале беседы, и побарабанил пальцами по пистолету, будто это было пианино.
— Будешь этот, как его... И-о Стернома Харди, во. Да ты присаживайся, в ногах правды нет.
К концу речи на лице визитера вновь играла веселая ухмылка.

Оценивающе смерив взглядом незнакомца, Харди присел на стул. Облокотившись на стол, Стерном спросил:

- А что если я откажусь?

Взгляд парня тревожно лег на пальцы визитёра, что отбивали ритм на поверхности ствола.
— Откажешься? Братан, да это ж как в "Крестном отце" — предложение, от которого нельзя отказаться!
Визитер по-прежнему ухмылялся, по всей видимости происходящее вокруг изрядно его веселило. Не переставая настукивать на пистолете нечто, отдаленно напоминающее русскую народную "Коробочку" в ускоренном варианте, визитер тоже облокотился на стол и, глядя Стерному в глаза, спросил:
— Короче, дело к ночи. Как будешь оправдываться, братан?

Стерном стал хмурнее тучи. А после последнего предложения, так вообще превратился в живое воплощение угрюмости. Голос больше не звенел веселой трелью, а стал хриплым басом, звучащим откуда-то из груди.

- Я тебе девочка что ли оправдываться? Конкретно ко-мне, какие претензии? Вот у меня к тебе есть: начнем хотя бы с выбитой двери...

Коли играть, так играть по-крупному. Раз начал спектакль, то останавливаться уже поздно. Не хотелось устраивать драку, да у себя в доме.
Перемена настроения визави визитера, похоже, развеселила еще больше.
— Братан, ты какой-то тугой. Я ж те грю, ты — и.о. Стернома Харди. А значит, претензии к тебе те же самые. Ваще наглухо одни и те же, сечешь?
Улыбка визитера расширилась до того, что где-то в глубине рта блеснула золотая коронка.
— Но если не сечешь, я поясню. Стерном одного хорошего человечка обидел, нехорошо так, не по понятиям, и до кучи другим хорошим людям имущество попортил. Вот я и пришел узнать, как Стерном собирается свою неправоту выправлять.
Продолжая барабанить по стволу, визитер левой рукой взял чашку с чаем и снова шумно отхлебнул, после чего добавил:
— А за дверь не парься, я тебе еще и за чай должен, помню-учту.

Стерном опустил взгляд и сжал кулаки.

- Какого ты тут командуешь? Если этот псих что-то натворил, я тут каким боком вообще?!

Вставая со-стула, Харди не глядя на незнакомца, потянулся за пистолетом. Впрочем в этом движении не было какой-то агрессивной скорости или же наоборот неуверенности. Словно он собирался взять не массивный пистолет, а кружку с чаем.
— А я тебе и это поясню, братан.
Визитер так же без агрессии и нажима перетянул пистолет на свою сторону стола — чуть чуть дальше, чем Харди мог его взять просто так.
— Ты входишь в дом Стернома как к себе, общаешься с ним на короткой ноге, а значит — вполне можешь за него ответить. И человечек ты, судя по стволу, непростой. Мне, знаешь ли, этого за глаза хватит.
Что-то неуловимое мелькнуло в голосе визитера — будто за искренним весельем, которое незнакомец испытывал, глядя на растущий гнев собеседника, на мгновение проглянула едкая ирония.

Стерном усмехнулся, впрочем очень не весело.

- А ты не как к себе домой зашел, да? Могу? Но оно мне надо?

Взглянув на пистолет под ладонью незнакомца, Харди направился к телефону.

- Я звоню в полицию, с ними общайся...
Веселье визитера самую малость уменьшилось.
— Братан, тебя не достало бегать к этой пиликалке голимой? Как к любовнице срываешься, чесслово.
Телефон на такое обращение отреагировал достаточно бурно: возмущенно пшикнув, он сверкнул голубой искрой и демонстративно перестал подавать признаки жизни, источая запах паленой изоляции*. Тем временем, понтово крутнув пистолет на манер "бутылочки", визитер попытался придержать его пальцем, чтобы остановить ствол указывающим на Стернома... и, чертыхнувшись, чуть не уронил оружие со стола. Остановив падение двумя руками, и едва не расплескав чай при этом, он вернул пистолет на стол, коротко гыгыкнул по поводу собственной неловкости, и продолжил:
— Оно тебе может и не надо... да ладно, епт, я даже уверен, что не надо! Сам бы не хотел на твоем месте, чо уж тут. Да только думать надо было перед тем, как хороших людей обижать, а не после. Я те грю, присядь, поговорим по-взрослому.

- Чего тебе надо?, - коротко и тихо спросил Стерном. Но отнюдь не кротко. Взгляда визитёра он старательно избегал.
— А вот это уже деловой разговор.
Веселость слетела с визитера как осенний лист под дуновением ветра: из развязного наглого типа он превратился в того, кому было более присуще дорогое велюровое пальто — в бизнесмена. Даже речь стала чуть менее насыщенной жаргонами и "братанами".
— Мне нужно возвращение чужого имущества — раз. Компенсация физического и морального вреда несправедливо обиженному хорошему человечку — два. Компенсация нанесенного ущерба и неустоечка пацанам за накладки — три.
Визитер загибал пальцы, перечисляя пункты, а затем оценивающим взглядом окинул комнату.
— Судя по тому, где ты живешь, о денежной компенсации говорить не придется. Но и это решаемо, — визитер посмотрел на Харди и снова улыбнулся. На этот раз это была вежливая улыбка делового человека.

- Ты продолжай, я слушаю, - сказал Харди и направился куда-то в глубь дома, - Стены тут ни к черту, как ты уже заметил, дыра та ещё.

Где то скрипнула ржавыми петлями дверь. Учитывая что входная лежала на полу, развалившись на куски, парень сбегать не собирался. По-крайней мере не через парадный выход.
Визитер молча посмотрел в спину Харди, подняв бровь. Когда тот вышел, он поднялся и хрустнул костяшками пальцев, разминая руки.
— Знаешь, я поначалу подумал, что ты вменяемый.
Доставая на ходу из кармана мобильный телефон, он пошел вслед за Харди.

Шумя чем то из другой комнаты, которой судя по-всему, должен быть гараж, Харди крикнул в ответ:

- Да-да, я тоже думал что тебе хватит ума уйти на своих ногах...

Подходя к гаражу, Николай, за весь диалог так и не представившийся, пробурчал в мобилу:
— Але, Димон? Кухонное окно видишь? Давай на четыре метра левее и на метр выше сквозным. Стены тут из говна слеплены, за счет уклона по идее в колено попадешь. А то иначе товарищ не понимает...

В чем сила брат? Ответ на этот вопрос Колобок знал с детства. Сила она в правде, так один правильный человек когда-то сказал. Вот только правда, она сволочь в жизни у каждого своя. Люди вроде Коли и Стернома, с юных лет успевают насмотреться этих каждых. У каждого есть свои ближние и далекие люди которых он хочет защитить или покарать. У каждого есть убеждения, от которых он не желает отказываться. Вот и получается что сила в правде. А прав тот, кто сильнее. Такой вот нехитрый парадокс. Переговоры между экс-гопником и экс-полицейским, один из которых взлетел на вершину профессиональной карьеры, перейдя в разряд уважаемых людей, заправляющих достаточно серьезными делами, а другой, напротив, кубарем скатился с ее лестницы до уровня жестокого вигиланта, угрожающего чужим семьям, как и следовало ожидать, миром не закончились. И достаточно быстро перешли во «вторую стадию дипломатии». К демонстрации силы, разумеется.

Бум!

В стене, за которой скрылся мужик отчаянной делающий вид, что он совсем не Стерном Харди, появляется дыра такого размера, словно ее конь лягнул. Цельнометаллический. Настенька не постеснялась вмешаться в мужской разговор. «Ну чо, попал или как?» - послышалось из мобилы. Димон, честно сказать, особенно метким стрелком не был, даже с поправкой на наличие хорошей оптики, да и сам Колян, не видевший противника, а максимум прикидывавший где он там шаробродится за стеной наводчиком был довольно аховым. Так что наиболее подходящим ответом в данной ситуации стало бы наверно «А хрен его знает». Озвучить его Коля впрочем, не успел.

Стерном, у которого в стене, где то над левым ухом образовалась пробоина к тому времени уже успел вооружиться на замену оставленному на кухне пистолету трофейным Калашниковым, обмотать руку цепью, навесить на себя разгрузку с гранатами и подцепить на ремень поудобнее ножны с тесаком, с которым он в принципе не любил расставаться, даже в походах по больницам. То есть, был вполне себе до зубов вооружен и к готов к разборкам. Кто бы ни пришел к нему в гости – он сам дурак, что не воспользовался преимуществом в виде фактора неожиданности.

В игры вроде стрельбы через стену – как известно, играть можно компаниями от двух и более человек. Проблему видимости, которую «стены из говна» не то чтобы обеспечивали Харди, привычный к перестрелкам во всяких наркопритонах решил довольно мудро – просто высадив в стену весь рожок автомата. Благо, даже если тот заклинит – у него их тут на замену буквально ящики под рукой. Да и о патронах беспокоиться нет никакой необходимости. К тому же - сам противник, громко общавшийся по телефону и ругавшийся - заметно упрощал процедуры прицельной стрельбы на слух.

Колян, несколько увлекшийся ролью координатора малой артиллерии, подобной прыти от мямли, совсем недавно прятавшего от него глаза как восьмиклассница в тесном подъезде, кажется, не ожидал. Зато, кажись, Пушковские Калашниковы нашлись. Пуля пробившая на излете понтовое пальтишко обагрила его красненьким. Грязго серая пыль, бетона, крошеного пулями и застарелой ржавчины разрываемых арматур, в которую Колобок, как и положено ему – перекатом, ухнулся, скрываясь за мебелью, сделанной не то чтобы даже из говна, а просто с картона с и соплей, кажется, продолжили процесс реформации его внешности к виду более располагающему в данной обстановке. Жалко пальтишко. За него тоже спросить придется.

— Едрена мандавошница! — оскорбление, оброненное Коляном после обретения нового отверстия в теле, осталось без адресата и улетело в просторы вселенной, изрядно увеличивая ее энтропию. Тем не менее, дальше Колян свои выпады постарался конкретизировать.
— Ты че, собрался меня из своего ржавого говна расстрелять?! Да я в родном дворе свинца больше ел, чё ты меня посыпаешь? Подходи, чмо искалеченное, поговорим нормально! Але, Димон? Полметра левее, едрить его в колено! Зорьку в следующий раз возьмем, мля!
Колян слегка присел, прикрываясь останками мебели, и дождался звонкой отсечки, возвещающей об опустошении магазина, после чего, наплевав на безнадежно испорченный внешний вид, ломанулся прямо к противнику в буквальном смысле — через останки стены, уподобляясь терминатору, или, что более соответствовало национальному колориту, танку Т-34.

Опустошив магазин, Харди выбросил ржавый калашников, как пустую банку из под пепси-колы и взял новый. На ходу, не без труда, передернув затвор ржавого автомата, Харди дослал первый патрон, приготовив оружие к огню. И хотя после пальбы ещё немного звенело в ушах, в общем-то привычных к такого рода звукам, Стерном старался прислушиваться к тому, где там бубнит этот незваный гость. Вникать же, в суть сказанного, мститель не старался совсем, прекрасно усвоивший за годы работы в полиции, что бандиты и прочая шантрапа, всё время что-то орет и это что-то, обычно не несет в себе никакой смысловой нагрузки.

Шагая неторопливо, словно Т-1000 из фильма "Терминатор", Харди отправился на поиски "говоруна". Время слов закончилось, а потому, Стерном молчал, предлагая говорить за него оружию. Огрызаясь огнем из автомата, на каждое сказанное незнакомцем слово, Стерном создавал собственную симфонию битвы, прям как та Синевласка, что подарила ему новую жизнь.

Стена, источенная жалами стальных пчел, разлетелась под ударом Харди как трухлявая доска. Автомат в его руках слегка поперхнулся огнем на мгновение став еще более ржавым, но по истечению этой секунды, кажется, от этого начал стрелять только лучше. Словно вместе с ржавчиной он обрастал слоем чего-то еще, невидимого, но могущественного. Того, от чего у раненых тесаком Стернома врагов переставала сворачиваться кровь. В колене слегка хрустнуло и кольнуло, словно бы он отсидел ногу, но назвать это смешное ощущение болью кому-то прошедшему через ад и вернувшемуся как Харди было бы просто стыдно.

Между тем, Колобок, резво покатившийся к стене обнаружил, что оная в в природе уже отсутствует, а на ее месте стоит увешанный оружием как новогодняя елка давешний моржовый хрен. Бах! Пуля из Настеньки с грохотом разворотила пол, чуть ли не в метре от ноги хренового терминатора. Во все еще зажатой в руке телефонной трубке послышалась ругань Димона, высказывающего все, что он думает о всех коленях мира начиная с этого конкретного и на счет возможности вести прицельную стрельбу, когда всякие якие лезут в прицел спиной.

Ожил Калашников в руке гостеприимного хозяина, наполняя внутренности Коли не слишком приятным ощущением наличия в них раскаленных кусочков свинца. И врезавшись со всего маха во врага, Колобок приступил к практическому уроку по перемещению кувырком сквозь окружающую обстановку.

Раненый противник ещё не мертвый. И даже с животом нашпигованным ржавым свинцом, тот продолжал сопротивляться, хотя всё уже кончено, просто тот в агонии, этого ещё не понимал. Враг, как зажатая в угол крыса, кинулся на Харди. Значит время проверить, так ли хорош неизвестный в рукопашной, как и в чесании языком. Извиваясь подобно змее, насколько позволяло многочисленное оружие, что было навешано на Ангела, Стерном пытался занять доминирующую позицию, что бы коленом надавить врагу на пах или живот, а затем, ржавым крюком проткнуть поганый язык и челюсть визитера.
Харди чувствовал себя заново родившимся. Больше не было той постоянной боли. Ничего не отвлекало и не мешало, всё было таким ясным и простым. Стерном действительно ощущал себя тем самым терминатором. Никаких тревог, переживаний, мыслей: только цель и способы её достижения.
Да, это не тот парень, что пытался себя показать крутым в разговоре, но таким не был. Нет! Бой - это его стихия и тут он себя чувствует как рыба в воде. А как себя чувствует, Болтун? Судя по месиву на месте живота, далеко не так хорошо. Кажется сейчас весь чай выльется через дырки в животе...

И пошла потеха.
Если бы кто-то неподалеку заиграл на балалайке, битва приобрела бы некоторую аутентичность, поскольку, несмотря на ворох пуль в животе, Николай испытывал то, что не испытывал примерно с нулевых: здоровый — или не очень здоровый — молодецкий угар. С тех пор, как его дела поперли высоко в гору, такие развлечения, как развеселый мордобой в подворотне с применением арматурных прутьев и водопроводных труб, остались в распоряжении многочисленных Толянов. Сам Николай перенес свои битвы в изукрашенные дубовой мебелью и начальствующими портретами кабинеты, на прокуренные полустанки, в запасных путях которых пропадали составы с никелем, и в не менее прокуренные салоны дорогих автомобилей. Но душа жаждала иного, и наконец Колобок это получил.
Получил, надо сказать, весьма больно. Поток оскорблений слегка иссяк, перебитый кровавой пеной, в каком-то легком немилосердно кололо то ли сломанное ребро, то ли булькающий пневмоторакс, и надрывался где-то в далеко отставленной руке Димон, не имеющий возможность обнаружить цель. Клинч, в котором Колобок сейчас сцепился с противником, становился все более смертельным, причем совсем не в пользу Николая.
Впрочем, тем и отличались от обычной дворовой шпаны парни вроде Колобка — упорностью. За его спиной незримым знаменем вставал русский дух, тот самый, который "не сдаются". Поэтому, прикрывшись левой рукой, Николай по привычке чмокнул на счастье перстень на правой руке, оставляя на металле кровавые разводы, а затем, наплевав на уклонение, оборону, пули в животе, ржавый тесак в руках противника, рвущуюся к его рту цепь, и в целом на окружающий мир, отправил кулак в голову оппоненту.

Болтун, противостоявший Харди, на удивление оказался в бою не так уж плох. По крайней мере, достаточно верток, пожалуй, даже пошустрее его самого. Другое дело, что удары и тычки трепла не причиняли падшему ангелу никакого вреда. В то время как сам Стерном озаботился таки обзавестись подходящим для потрошения врага оружием. Улучив момент, когда враг отвлекся на то, чтобы чмокнуть свой перстень – Стерном сумел-таки вдавить его в пол коленом, вбитым в солнечное сплетение и вогнать свой крюк в рот врага прямо через щеку, пришпиливая неожиданно притихший болтливый язык оного.

В следующее мгновение в его голову врезался кулак.

В этом залитом кровью с разбитых костяшек кулаке не было ничего необычного. Рука как рука, кожа да кости. Кольцо печатка на нем не сияло энергией тысячи звезд, и сильно скорее просто было отжато в незапамятные дни в какой-то подворотне, нежели являлось древним артефактом. Да и сам удар вышел не шатки ни валкий. То есть неплохо довольно так поставленный, скажем, для кого-то кто года три походил на бокс, а потом бросил но не более. Ни тебе свиста ветра в ушах, ни сгущения гравитационного поля. Просто кулак врезался в ухо.

Кулак врезался, а Харди упал.

Обмякнув и завалившись влево, он почувствовал, как вываливается из ослабших пальцев крюк с цепью. Время застыло и двигалось то медленно-медленно, то быстро-быстро шорох цепи тянулся и тянулся шипением рассерженной шелковой змеи, а потом резко, без перехода перешел в деревянный стук, с которым его голова ударилась о пол. Стерном чувствовал – у него с запасом остались силы, чтоб подняться и снова надрать зад наглому вторженцу.

Нужно только разобраться где здесь верх, а где низ…

Внезапно, незнакомец с русским акцентом оказался с сильным желанием жить. Да, не зря походу про русских ходит столько баек. Пытаясь подняться на ноги, Харди руками пытался хвататься за цепь и тянуть за неё, то ли не желая отпускать неизвестного, то ли за счет его, определить как и на чем надо стоять.
Стерном такой дезориентации не испытывал никогда в жизни, а учитывая что он никогда не пил алкоголь, то опыта нахождения в таких ситуациях практически нет. Да и хранила судьба его раньше от подобного. Тем не менее, соображал Харди по-прежнему ясно, хоть и чувствовал себя ужасно. Но бывало и хуже...

Понимая, что пытаться встать и куда-то двигаться, затея абсолютно бесполезная и бесперспективная, Стерном решил ухватить цепь обеими руками, словно утопающий хватается за кинутую ему веревку, и тянуть к себе визитера. А когда почувствует на себе вес этого гада, то обмотать цепью его шею и начать душить. Зажмурить глаза, дабы не видеть плывущего мира, а то ведь точно стошнит и всё делать на ощупь - так явно будет проще и эффективней. Убрать один из органов чувств, который сейчас барахлит и задействовать другой.

— Гуха.
Слово, выплюнутое Николаем, в своем первозданном смысле наверняка несло массу оттенков, но сейчас, смешанное с кровью, артикулированное через дыру в щеке и приправленное хоть и сдерживаемыми, но все еще болевыми ощущениями, оно несколько потеряло вескость. Зато приобрело загадочную неопределенность, впрочем как и остальная речь Николая.
— Я ехя яхь гуха огху аху яхь, игах егахый, — несмотря на артикуляционную палитру, больше подходящую младенцу-грудничку, Колобок постарался вложить во фразу побольше эмоций, дополняя ими утраченный смысл. Машинально попытавшись ощупать пришпиленным к челюсти языком потери и разрушения в ротовой полости, Николай разразился потоком оставшихся доступных ему звуков, смешавшихся с хлещущей кровью в совсем уж нечленораздельную кашу.
— Что?! Нихера не понятно! Колян! Колян, чё там ващще?! — надрывался Димон, хрипя телефонным динамиком.
— Ихег охый, яхь. Егах угох... ай яхь, — оборвав ответ Димону возгласом, преисполненным неодобрения, Колян уронил мобилу на пол и ухватился за цепь, уменьшая нагрузку на истерзанную челюсть. Двинувшись навстречу противнику, чтобы уменьшить натяжение, и, как следствие, хотя бы часть болевых ощущений, Колян снова прижал к лицу перстень, пачкая кровью простенькую алюминиевую "гайку". Разорванный рот не слишком располагал к поцелуям, но Колобок постарался — равно как и приложить к Харди повторный хук справа.

Залитые кровью губы разорванного рта коснулись перстня. Кулак Коли врезался в висок лежащего на полу Стернома и.. ничего не произошло. До сего дня, этот коронный удар еще ни разу не подводил колобка… до сего дня. Где он просчитался? Возможно те невидимые ангелы хранители, что играли на его стороне до сих пор, не засчитали ему этот окровавленный поцелуй? Или может быть, оглушенного противника было уже некуда дальше контузить? Или просто избалованный легкими победами, он позабыл, что такое драться на смерть вкладывая в выживание каждую толику сил, каждое усилие порванной мышцы, в то время как его противник уже давно умел драться только так и не иначе? Кто его знает. Горло захлестнула цепь, и мистер Боков почувствовал, как из него в буквальном смысле выдавливают жизнь.

Харди же, зажмурив глаза, чуствуя как хрипит под его натиском враг, сосредоточившись на остальных органах чувств, отключив одно из них, чувствовал как звон в ушах постепенно перетекает в музыку… музыку синеволосой девушки. Но совсем не ту умиротворяющую исцеляющую музыку, что играла в больнице. Это было легкое, еле слышимое эхо совсем другой мелодии, той которую он краем уха мог расслышать в доках. «Убей его», пела она в крови наполняя мышцы жгучей силой. Текущая из носа кровь на губах была слаще меда.

- Колян, ты чего замолчал то, что у вас там происходит? – Разрывалась лежащая на полу трубка. – Колян? Коля?! Колян, держись, я иду!

Возможно, силы иссякали куда быстрее, чем Колян привык ожидать от своего в некоторой мере выдающегося организма. Возможно, башка у чертового экс-копа оказалась куда прочнее, чем показалось на первый удар. Возможно, Колян просто промахнулся.
В данный момент это было уже неважно. Факты были таковы, что Харди, не поднимаясь с пола, набросил на шею Николаю петлю из стальных звеньев, а Николай ничего не мог этому противопоставить. Что привело его к такой ситуации? Пожалуй, этот вопрос стоило отложить до более благоприятных времен, если таковые настанут. Но неожиданно Колян, пытаясь втиснуть в пережатое горло хоть каплю воздуха, увидел перед своим темнеющим взором картину из далекого детства.

— Не вставай, мелкий! Лежи, мля, и не вставай.
Его звали Андрей, но все окрестные дворы знали его только по прозвищу Арматура. Он был старше на несколько лет, сильнее, авторитетнее, он заправлял всем, якшаясь со "смотрящими" на короткой ноге. Наехать он мог на кого угодно, а "выкатить ответку" на него было подобно самоубийству. Колян выкатил, вписываясь за своих несправедливо обиженных товарищей, и выхватил по самое мама не горюй. Лежа на земле, ощущая ее запах и привкус крови во рту, он понимал, что если сейчас поднимется, то выхватит еще раз, ничуть не меньше первого. А если не поднимется, то в общем-то, ничего страшного не произойдет — ну попутал, с кем не бывает, ничего ж серьезного, урок усвоил...
После того, как Колян поднялся в восьмой раз, он больше был похож на отбивную. Глаза заплыли фингалами, гематома на скуле была похожа на флюс, а кровь из разбитого носа и губ стекала уже не каплями, а ручейками.
— А ты упертый, — сказал ему тогда Арматура. И больше не бил.

Колян не знал, к чему ему вспомнилась эта картина. Зато он знал, что пока тонул в черноте, руки его, силящиеся то разжать стальную петлю, то отвлечь противника слабеющими ударами куда попало, неожиданно нащупали вражеский тесак. И теперь этот тесак направлялся прямо к пальцам, столь цепко удерживавшим цепь.

Звон сменился на музыку и шепот "Убей его". Харди резко открыл глаза, что буквально налились кровью и увидел перед собой окровавленное лицо соперника, что стремительно белел. Ярость захлестнула Харди. Такая ярость какой он не испытывал никогда прежде. Всё отошло на второй план: нормы морали, какие-то правила, кодексы, понятия чести и прочее. Был только Харди и мир вокруг, который нужно уничтожить. Самым жесточайшим образом...
Всё вокруг отравляло существование Стернома. Весь этот мир ядовит и очистить его можно только кровью или выжечь огнем.

Рыкнув потусторонним голосом, Падший Ангел потянул левую руку с растопыренными пальцами в направлении лица визитера, с одним лишь желанием - выколоть его глаза. Правая же рука, методично наматывала цепь, увеличивая давление на шею врага, с намерением довести его до такой величины, когда затрещат шейные позвонки. И в довершении всего, Стерном собирался подтянуть колени к себе, дабы затем перебросить тело незнакомца через себя и кувырком назад, сесть на него верхом, что бы взглянуть в его глаза, перед тем как тот испустит дух.

Что-то тяжелое и пригодное для того, чтобы врезать им в ответ подвернулось под руку Николая, и тот врезал им от души, невзирая на душащую его цепь, за которую цеплялся поверженный, но не побежденный противник. Тело его уперлось второй рукой в пол и принялось подниматься, ведомое принципами оказавшимися глубже, чем инстинкты самосохранения. Можно упасть, можно стать калекой, можно в конце концов умереть, но нельзя, никак нельзя остаться лежать, когда можешь подняться. Если ему суждено сегодня умереть – он сделает это стоя!

Со стороны, наверно, это смотрелось совсем не так, как могло бы ощущаться изнутри. Неспособный ориентироваться в пространстве, рычащий от ярости, Стерном висел на поднявшемся Колобке, колотящем его трофейным тесаком, словно манекен. Но в руках этого манекена чувствовалась нечеловеческая сила, со смертельным упорством он наматывал на кулак цепь. Туже, туже, еще туже. А удары Коли.. ну, они имели эффект. Врезавшись в протянутую к лицу Боковая руку Стернома, он сломал ему пару пальцев. Кажется тот этого даже не заметил. Тесак на поверку в руках Колобка оказался не острее куска ржавой арматуры. Конечно, и таким оружием можно было добиться определенных результатов, но тело врага, кажется, было высечено из камня, а от боли сила в его пальцах только росла. Бросив попытки перерезать ржавым дерьмом ему руки, Коля просто стал бить врага тесаком словно дубинкой из отломанной ножки стула. Удар.. нос разлетается кровавым месивом. Удар.. кажется, вытек глаз. Третьего удара ему нанести уже не удалось. Хрустнула, не выдержав, передавленная трахея, превращаясь в сплошное месиво и захлебнувшись кровью все еще стоящий на ногах Колян потерял сознание.

Снова рухнувший на пол Харди, впрочем, даже не успел как следует прийти в себя или порадоваться победе. «Сдохни Сука!» - громыхнуло в ушах, сливаясь в с выстрелом Настеньки. Уж метров с десяти, Димон, какой бы он запыханный ни был, промазать между глаз начисто контуженому противнику не мог. Разрядив в экс-копа остаток обоймы и уронив свое драгоценное ружье на пол Дима припал на колени перед своим поверженным кумиром, пытаясь максимально аккуратно поднять того с пола.

- Колян, слышь ты это, только не умирай! Колян! – Бормотал он как заведенный.

Осталось позабытым лежать на полу лачуги Стернома противотанковое ружье, прямо с отпечатками и рядом с тем, кого из него только-что застрелили. У Пятачка были дела по важнее. Доволочь Колю до проезжей части, поймать такси, наставив на водителя найденный в кармане пальто друга и наставника пистолет с непомерно длинным дулом, срываясь на русский мат объяснить ему, что если хочет жить – следует ехать к ближайшей больнице как можно быстрее… И все ради того, чтобы бегая по пустым, пропахшим лекарствами и смертью коридорам, узнать, что в больнице не осталось ни одного врача, ни одной медсестры. Никого, кто мог бы помочь Коляну избежать костлявой. Вообще никого.

Акция завершена.
Участники имеют возможность написать по посту с послесловием.

— Димон, слышь, ну ты это. Если чё надо, мы ж тут, мля!..
Братва негромко гудела, пытаясь небогатым словарным запасом выразить глубину эмоций. Хлопки по плечу, рукопожатия, крепкие мужские объятья, тяжелые вздохи, сдержанный мат. Ничего нового.
— Дмитрий Иванович, примите наши соболезнования...
Это уже из числа деловых партнеров. Приехали отдать дань, почтить память и все такое. Новости, ска, быстро разлетаются. Некоторые наверняка попытаются раздербанить бизнес, но Колян был не из тех, кто кладет все яйца в одну корзину. Империя, мля, не утонет.
— Дмитрий, голубчик, вы уж держитесь...
Это тоже деловые партнеры, но другого толка. Колян мог говорить с ними на равных, невзирая на возраст, прочим такой чести не окажут. Важные люди.
Галдеж не унимался. Возле гроба становилось душно и тяжело, причем не только от атмосферы — прохладный воздух Нью-Рейвенвудской осени влетал в распахнутые окна "Березки" и бесцельно исчезал в сотне охочих до свежести легких, не в силах хоть чуть-чуть разогнать атмосферу. Последняя осень для хорошего пацана, мля. К тому же с улицы тянуло куревом — дорогие сигары "костюмчиков" вперемешку с дешевыми папиросами ребят попроще.
Хотелось выпить, но пока было нельзя. Оставалось терпеть и пинками гнать от себя черную дыру воспоминаний.

— Колян?! Колян!
Товарищ лежал в подлеске с развороченной грудной клеткой. Дутый пуховик пестрел белесо-красными хлопьями, снег под телом темнел от крови. "Клиент" прихватил с собой обрез в рукаве, Димон — ПМ за поясом, а Колян — доброе слово и пудовый кулак. Вот только долго разговаривать "клиент" не стал, а из рукава стрелять было куда сподручнее, чем вытаскивать чуть теплый пистолет из штанов. Димон, конечно, тоже попал, три пули, последняя в голову, да только Колян еще до сухих хлопков Макарова исчез. Мужик, которого они собирались прессовать, просто поднял руку, пряча вторую за пазухой — как фокусник, ема — потом полыхнуло и Колян стремительно улетел в ободранные зимой кусты. И теперь лежал там недвижимый, а снег под ним все темнел и темнел...
А ведь выжил тогда. Хер знает как, но выжил от дуплета в упор, дотянул до районной больнички, куда Димон вволок его на плечах, оставляя кровавый след от заднего сиденья "ваза", на котором они тогда рассекали, и до стойки регистратуры. Дотянул до капельниц, коагулянтов и стероидов, которыми его накачали прямо там, на грязном полу приемной, пережил перевязку и адскую гонку в "скорой" до областной хирургии, пережил операцию, реанимацию и интенсивную терапию.
Пережил, и через месяц глушил разбавленный спирт на проводах Димона в армейку, ради которых слинял тогда из больницы, перемахнув через забор, хотя все говорили, что он и ходить-то не сможет после такого...
Выжил тогда, ска. А сейчас — не выжил.

— ...да святится имя твое, да пребудет царствие твое...
Молитва лилась фоном, минуя сознание Димона. В голове мутным туманом стоял единственный стакан водки, который он вчера опрокинул вечером по наказу Ивана Борисовича — аккурат перед тем, как попытаться отойти ко сну. Не вышло, водка ухнула будто в пропасть и пропала, Димон отстоял всенощную не сомкнув глаз и глядя на лицо братана — уже слегка осунувшееся, но все еще вполне живое, ведь развороченную шею прикрывал воротник дорогой рубашки с аккуратно повязанным тонким черным галстуком. Сейчас на атласе галстука играли солнечные блики, а Колян готовился опуститься туда, куда раз за разом опускал своих особо несговорчивых оппонентов. Шесть футов под землю, как говорят здесь, в Америке.
— Подождите.
Димон хрипло уронил слово, шагая вперед. Рабочие кладбища замерли, не успев еще даже пропустить шелковые белые ленты под гробом — спорить с русскими не хотел никто, это был вернейший способ составить покойному компанию. Только безразмерный поп, выписанный из-за моря по такому случаю, нахмурился было, недовольный что его прервали, но кто-то из братвы наклонился к его уху и принялся шептать объяснения.
Подойдя к Коляну, Димон достал из кармана перстень. Простая алюминиевая гайка с печаткой в виде короны, они нашли ее в мусоре еще совсем мальцами голожопыми, и даже подрались за нее, пытаясь решить, кому она достанется. Колян победил, и ходил самый крутой целую неделю, хотя гайка падала даже с большого пальца. Потом он нацепил ее на шнурок и носил на шее, пока не подрос достаточно, чтобы надеть нормально. И с тех пор, как печатка у него появилась, стал он меняться — незаметно и исподволь, будто питала она его силой неведомой. Настоящей такой силой, пацанской. Финалом стало шоу, в которое Колян угодил по незнанке, а вышел из которого богатым как олигарх, и непростым, как... как Колян, ема.
— Держи, братан. Вдруг пригодится еще... там, — прошептал Димон, надевая Коляну перстень обратно. После чего развернулся и зашагал к машинам.

Мобила Коляна пронзительно пиликала треком из "Бумера". Классика, ема. Рядом с мобилой стоял стакан водки и пистолет, обнаруженный в кармане пальто Коляна — странное оружие с удлиненным стволом под девятимиллиметровый патрон. Больше на столе не было ничего, и никого не было рядом с Димоном в "Березке" в четыре часа утра после поминок. Лишь где-то в подсобке жужжал полотером безымянный китаец, который в одиночку обслуживал Борисыча в плане уборки.
Димон взял стакан, залпом опрокинул его в себя, шумно выдохнул и снял трубку.
— Але. Нет, не Николай. Дмитрий, его друг и партнер, на. Принимаю дела за него...
Объяснять каждому позвонившему, что произошло с Николаем, и что будет дальше с его бизнесом, Димону, в общем-то, никуда не уперлось. Он хотел одного — надраться так, чтобы забыться вконец. Поэтому отвечал он по возможности кратко, пускаясь в объяснения только для "важных" людей. Шишек помельче он отправлял к старшим на местах, а мелкую шушеру и вовсе слал нахер прямым текстом. Не убудет.
Закончив очередной разговор, Димон сфокусировал мутный взгляд на пустом стакане. Он не был пьян в прямом смысле этого слова — мозг, чтоб его, все еще вполне соображал, лишь периферия сбоила. После третьей неудачной попытки подняться на поиски следующей бутылки он бессильно рухнул на диванчик и перевел взгляд на ствол.
Одно движение, на, и все. Ващще все.
Димон медленно протянул руку к пистолету, глядя как пальцы преодолевают покрытую пятнами равнину из лакированного дуба. Неожиданно вместо пистолетной рукояти в его руке оказался стакан, куда кто-то плеснул водки — немного, на два пальца. Подняв взгляд, Димон увидел улыбающееся лицо китайца. Среднего возраста, похожий на лоточника, владельца суши-кафе или продавца пряностей, как и все китайцы, он смотрел на Димона добрым и вежливым взглядом.
— С...пасибо, — выдохнул Димон, выпивая. Китаец одобрительно закивал и сел напротив, оперев полотер рукоятью на соседний стул.
— Водка в лот — холосо. Пистолета в лот — плохо, — изрек он поразительную по своей глубине мысль. Димон было нахмурился, чтобы послать китайца по нужному адресу, но вдруг ощутил неизъяснимое внутренне облегчение. Тоска по погибшему братану, черной завесой укутавшая его сознание, неожиданно сдала позиции. Димон охреневшим взглядом уставился на китайца, который тем временем осторожно взял в руки пистолет. Тонкие пальцы пробежались по поверхности, ощупывая выступы, а взгляд узкого разреза глаз внимательно осматривал детали. Неожиданно ловким и уверенным движением китаец отщелкнул магазин, извлек из ствола пулю и поставил ее на стол перед Димоном.
— Пуля — дула, — сказал он, будто изрекал велику истину. Димон на мгновение ощутил себя юным учеником, сидящим перед великим мастером где-то в высокогорном монастыре. — Но дай ей имя — и она станет умный.
Димон открыл было рот, чтобы выдать сакраментальное "чё?", но китаец неожиданно поднялся, налил Димону еще водки, взял свой полотер и с загадочной улыбкой удалился. Ввиду состояния нестояния Димон не смог встать вслед за ним, и поэтому остался сидеть, провожая узкоглазого философа взглядом. Когда тот скрылся в полумраке "Березки", Димон посмотрел на пулю на столе, и достал из кармана перочинный нож.