[PbtA] Легенды Новосибирска | ходы игроков | Flūctus praeteriti

- Ну, во младенчестве многих крестили, - произнёс Владимир с усмешкой. - И меня тоже. Но это ничего, это поправимо...
«Что значит поправимо?!»

Ариадну нельзя было назвать истовой верующей, образцовой христианкой она и подавно не была, но в целом претензий к родителям насчёт своего приобщения к христианской религии — пускай и в несознательном возрасте — не имела и «раскреститься» не рвалась. Поэтому энтузиазм нового знакомого относительно этого вопроса вызвал у девушки настороженность.

«Ну правда, какая ему разница, какой я конфессии? Мы же и незнакомы толком — какой резон принимать такое горячее участие в моей судьбе?»

Ада всегда считала, что выбор наставника — это долгий, трудный путь проб и ошибок, сомнений и исканий. Нельзя просто прийти к первому попавшемуся гуру и сказать: «Возьмите меня в ученики!». Такое ключевое событие — всегда выбор, предопределяющий многие дальнейшие события биографии, и подходить к нему с бухты-барахты нельзя. Да и найти такого гуру ох как сложно. А тут — на блюдечке всё преподносят. Подозрительно как-то…

«С таким рвением обычно в секты заманивают. Ну это всяко лучше, чем ещё один меченый в городе».

- стало быть, ты прирождённая жрица и ведьма.
— Я всегда думала, что это разноположенные понятия и между ними возможен только разделительный союз «или», а никак не «и», — хмыкнула девушка. — Нельзя быть всем сразу и понемногу. Жрицы примыкают к «светлым», поскольку служат языческим богам. Ведьмы — сами по себе, но порой водят дружбу с «тёмными», сделки с ними заключают…

Второй момент, который настораживал Аду, касался тщательного избегания Владимиром называния своих единомышлеников конкретными существительными. Он всё время использовал абстрактное местоимение «мы». И Ада решила спросить прямо:

— Я ведь даже не знаю толком, кто это, вы. Кроме того, что вас притесняют христиане, — улыбнулась она.

«— Ещё бы не притеснять. Если это меченые, считай, те же демонопоклонники, в одном ряду с ними стоят.
— Да, но почему их много? Он говорит «мы», как о группе. Новосиб, конечно, большой город, но всё равно…
— Если это служители какого-нибудь Люцифера, то тут вообще может быть целый батальон расквартирован. Чем сильнее демон, тем больше у него штат.
— Повелитель не сильно-то слабее Люцифера. Да и по рангу почти с ним сравним. Тем не менее, я у него здесь одна.
— Да потому что ты всех остальных валишь, стоит только сунуться.
— А нечего лезть сюда!
— Вот видишь. От одного слова с пол-оборота заводишься. Повелитель уж и не связывается с тобой.
— Это мой город, я сказала. И точка.
— Ой, всё.
— И этого уберу».

— Впрочем, такие вещи в общественных местах, наверное, лучше не обсуждать, — тактично «спохватилась» Ада. — Так что церемонию кофепития можем продолжить в более тихом месте. Приглашаю в гости!

- Впечатляет, - восхитился Владимир. - Ты верно уловила суть. Именно исконный, языческий смысл я и вкладывал в термины "жрица" и "ведьма". На самом деле, никакого противоречия тут нет. Любая женщина, способная к волхованию, может считаться "ведуньей" или "ведьмой". Но лишь те, кто служит Богам, могут считаться жрицами. И эти ипостаси в язычестве, в отличие от христианства, вполне можно сочетать.
Слово "ведьма", по одной из версий, происходит от словосочетания "ведающая мать". Изначально, этот термин не нёс в себе никакого негатива. Но начиная с событий, связанных с насаждением христианства князем Владимиром Святославичем, будь он навеки проклят, любое волхование и славление языческих богов на Руси оказались под запретом. "Ведьмами" стали называть женщин, заключающих сделки с сущностями Пекла. Христианские богословы утверждали, что "языцы боги - суть бесы есть", и потому, не видели разницы между славлением языческого Бога и призывом христианского демона.
К сожалению, многие знания об исконной вере предков были утеряны. И теперь мы вынуждены по крупицам восстанавливать то, что веками искоренялось огнём и мечом. По иронии судьбы, многое из того, что мы знаем о языческих обрядах и празднествах, почёрпнуто из христианских же "поучений против язычества". Другие же, были переиначены и включены в православный календарь.
К счастью, в наше время христианство уже давно потеряло свою монополию на духовность, благодаря чему, у русского язычества появился шанс на возрождение. Хотя, нам до сих пор приходится сталкиваться с недопониманием, обвинениями в "сектантстве", "демонопоклонничестве", "фашизме" и прочей "ереси". Но, вопреки всему, с каждым годом наши позиции становятся всё крепче.
Под "мы" я, вообще-то, подразумевал тебя и себя. Таких как мы, среди посвящённых, принято называть "чародеями". Термин этот не совсем верный, поскольку, "чародеями" изначально называли тех волхвов, кто "действовал с чарами", то есть, осуществлял гадания и прочую волшбу с помощью воды.
Однако, если понимать "мы" по-твоему, то действительно, в Новосибирске есть множество языческих сообществ. Правда, большинство из них, скатились либо в "сектантство", либо в "обрядовость". За их "волхвами" и "жрецами" нет никакой реальной Силы. Да и "язычество" у них такое... Не совсем русское. С примесью либо скандинаво-германских, либо индийских элементов.
Но есть одно сообщество, в котором состоят настоящие волхвы-кудесники. Называется "Круг Велеса". Главным ведуном в нём является Яромир. Он-то и есть мой Наставник. Так вот, я сам, лично, видел, на какие чудеса он способен. Именно убедившись, что волшба - это не вымысел, а объективная реальность, я и принял решение вступить в Круг.
Сейчас я только в самом начале пути. Но уже кое-что могу. Например, видеть в людях Силу. Она проявляется в виде световой оболочки, называемой "аурой". Так вот, по объёму, у тебя она примерно сопоставима с аурой Яромира.
Владимир отвёл свою ладонь в сторону, растопырив пальцы. Его взгляд вновь расфокусировался.
- Только у него она вся белая, у меня - белая у основания и ярко-фиолетовая по краям...
Владимир перевёл взгляд чуть поверх головы Ариадны:
- А у тебя - ярко-фиолетовая у основания и тёмно-фиолетовая по краям. Ярко-фиолетовый - цвет философов и учёных-богословов, жрецов, искателей духовности и практикующих магов. А также, людей творческих, находящихся в поисках вдохновения и смысла жизни. Тёмный же цвет говорит о том, что сейчас тебя что-то гнетёт. Какой-то неоплаченный долг, обязательство или иная проблема, решение которой ты никак не можешь найти.

Владимир вновь сконцентрировал взгляд на экране монитора. Задержался в нижнем правом углу:
- Ох, ничего себе... Сколько времени уже! Спасибо за приглашение в гости, но...
У Владимира стал вдруг немного виноватый вид:
- Извини, никак не могу. Завтра Жаворонки*. А сегодня меня в скиту ждут. Буду учиться печь хлеб в настоящей русской печи. Давай в другой раз, ладно? Мы же ещё увидимся, верно?

Владимир начал собираться, явно намереваясь уходить.

— Так ты не… ты языческий чародей что ли?! — с облегчением выпалила Ада.

Накопившееся во время беседы напряжение разом упало с плеч — и девушка расслабленно сползла по спинке стула.

— А-ах-х-х, что ж ты сразу не сказал! Я уж думала, ты сатанист какой…

«Ужас, чуть невиновного на тот свет не отправила! Вот взяла бы грех на душу...»

Владимир говорил пространно, с увлечением, целую лекцию прочитал. А Ада слушала с благосклонным вниманием. Только раз её кольнуло: когда чародей ничтоже сумняшеся, легко послал проклятие в адрес князя-христианина. Никогда ей не были понятны все эти исторические кровопролития и лютая ненависть на религиозной почве. В самом деле, какая разница какой человек веры? Ведь он от принадлежности к конкретной конфессии не перестаёт быть человеком. А любая религия не одобряет убийство себе подобных.

От размышлений на тему целесообразности религиозной ксенофобии отвлекли манёвры Владимира — он принялся совершать какие-то пассы руками в опасной близости от её головы. Ада рефлекторно шарахнулась в сторону, тело её напряглось, готовое в любую секунду атаковать нарушителя личного пространства. Что ни говори, а девушка была диковата. Даже сам Астарот, памятуя об этой особенности, сводил к минимуму все тактильные контакты со своей подопечной. А если таковые случались, действовал с поистине ювелирной осторожностью, чтобы не спугнуть этого недоверчивого зверька. Ада хорошо помнила — и вряд ли когда-нибудь сможет забыть — те ощущения, когда покровитель впервые прикоснулся к ней. Помнила — и боялась, что её руки могут создать такой же эффект.

Нет, на этот раз опасения не оправдались. Владимир просто сканировал её ауру.

- А у тебя - ярко-фиолетовая у основания и тёмно-фиолетовая по краям. Тёмный цвет говорит о том, что сейчас тебя что-то гнетёт. Какой-то неоплаченный долг, обязательство или иная проблема, решение которой ты никак не можешь найти.

Неоплаченный долг… От этих слов, бьющих точно в цель, Ада встрепенулась и бросила затравленный взгляд в сторону прорицателя. В голове сам собой зазвучал фрагмент песни «Пикника»:

Если можешь беги, рассекая круги,
Только чувствуй себя обречённой.
Стоит солнцу зайти — вот и я
Стану вмиг фиолетово-чёрным.*

Кажется, эти ребята были в теме и что-то знали… Как и Владимир. Ещё немного — и он догадается. Что тогда делать? Вряд ли языческие волхвы одобряют такой тип живых существ, как «служители демонов» — так что ещё большой вопрос, не захочет ли этот парень убить её в ответ, сделав благое дело для матушки-земли, которой тяжко носить на себе исчадий Пекла.

К счастью, сам чародей избавил её от своего пристального внимания, спешно засобиравшись на мастер-класс по выпечке хлеба в русской печи.

— Хм, ну ладно… Да, конечно… — пробормотала Ада.

И весь тот набор бессмысленных, безжизненно-тусклых этикетных слов, приличествующих ситуации. Который люди лицемерно произносят, заведомо зная, что другого раза не будет. Словом, с её стороны прощание вышло скомканным.

Одно радовало: Владимир не меченый. Можно выдыхать.

13 июня 2018 г., среда, 18:05
дом Ариадны Богословской


На часах недавно пробило шесть вечера, когда пространство коридора огласилось звонком. На пороге стоял Герман с чёрным кейсом а-ля Хитман и дорожной сумкой через плечо.

— Привет, змеёныш!

Ада, в ярко-зелёном фартуке в горошек поверх домашнего сарафана, сделала шаг в сторону, пропуская гостя внутрь.


— Привет-привет, змейка.

Традиционные у этой парочки приветствия, на которые уже давно никто не обижался.

— Что-то ты сегодня перемудрил с прикидом, — Ада окинула приятеля критическим взглядом. — Совсем ваш начальник за дресс-кодом не смотрит.

Шутка заключалась в том, что начальником был сам Герман, а потому, в отличие от подчинённых, мог приходить в офис, в чём заблагорассудится. Хоть в рваных джинсах, хоть в светлых брюках и голубой рубашке с небрежно закатанными по локоть рукавами, как сейчас.


— Тебе лишь бы пошипеть,* — отмахнулся меченый. — Считай, что это летний вариант дресс-кода.
— Да я-то что? По мне хоть в шортах и пляжных сланцах являйся, — равнодушно пожала плечами хозяйка дома. — А вот Повелитель вряд ли одобрит отсутствие галстука и полноценного костюма. Ты же знаешь, Он не терпит небрежности во внешнем виде.
— Об этом можешь не беспокоиться, Арьен, — улыбнулся визитёр.

На последнем слове Ада заметно напряглась, метнув молниеносный взгляд в лицо мужчине. Долгие несколько мгновений всматривалась в его глаза…

— Э-э, нет, приятель, на этот раз ты меня не проведёшь! — победно хихикнула она и погрозила гостю пальцем. — Кончай уже прикидываться Повелителем. У тебя глаза не его.
— Поймала, сдаюсь.

Герман капитулировал без сопротивления, вешая сумку на крючок гардеробной. А вот кейс отнёс в библиотеку. В нём он привёз обещанное Астаротом оружие для Адама. Как меченому удалось пройти сквозь металлоискатель и рентген в аэропорту, оставалось загадкой.

— Тебе никогда не надоест прикалываться, да?
— Не-а, — хитро сощурил глаза Вейц, снова выруливая в коридор.
— Как маленькие вы с Повелителем, ей-богу. Всё играете, — укоризненно покачала головой девушка. — Ладно, проходи, мой руки. У меня почти всё готово.

И она нырнула обратно на кухню. Пришлось повысить голос, чтобы быть услышанной сквозь плеск воды и позвякиванье тарелок.

— Задал ты мне задачку, змеёныш! Я за твоими «фуа-гра», разрази их гром, полгорода объездила!
— О, я польщён таким вниманием к своей скромной персоне.
— Ха, вниманием! И не мечтай.
— Не бушуй, змейка! Нашла же всё в итоге, — из ванной крикнул в ответ Герман.

За ответным словом Ада в карман не полезла.

— Клянусь священной бородой Пророка, Вейц, первый и последний раз ты так надо мной измываешься!
— Ну, ну, не богохульствуй, — подтрунил тот. — В собственном доме, как можно?
— Если в следующий раз я и приготовлю этот кулинарный эксклюзив, то единственно для того, чтобы надеть кастрюлю с ним тебе на голову!
— Какие интересные фантазии, — хохотнул бизнесмен. — Огласите весь список, пожалуйста.
— Я тебе сейчас дам фантазии!
— Помедленней, я записываю! — сложив ладони рупором, перебил Герман.
— Небеса, пошлите мне терпения…

Судя по звону, в раковину полетел половник. А Вейц, чрезвычайно довольный собой, и не думал прекращать. Подзадоривать темпераментную приятельницу было одним из его излюбленных занятий.

— Меж тем, если бы подобное меню тебе заказал твой Повелитель, со всех ног бы побежала исполнять — только пятки бы сверкали, да? — подлил он масла в огонь.
— Бедный Герочка, ЧСВ так зашкаливает, что сознание помутилось, — елейным голоском пропела Ада. — Ты что же, себя с Его Светлостью равнять вздумал?
— Ну-у, как-никак я его аватар, в отличие от некоторых.

Выудив из бокового кармана сумки расчёску, Вейц принялся начищать перья перед зеркалом.

— Но данная привилегия не делает тебя Повелителем в его отсутствие, — отрезала девушка.
— Да ладно, можно примерить на себя корону, пока начальство не видит, — беззаботно отмахнулся мужчина.
— Герман! — требовательно осадила его Ада, уже на полном серьёзе.

Этот разговор завернул в нехорошее русло и начинал ей не нравиться.

— Ладно-ладно, я пошутил. Прибереги свой яд, о смертоноснейшая хранительница нашего господина.

С кухни послышалось неразборчивое, но явно недовольное ворчание (впрочем, среди мешанины невнятных слов чуткому слуху меченого удалось различить пару ключевых: «несносный немец»** и «покойник»). Но эффект это имело почему-то противоположный — Герман удовлетворённо усмехнулся. И, подмигнув своему отражению, вышел из ванной.

— Deine Bosheit steht dir fantastisch! ***

Вторым излюбленным развлечением бизнесмена было отвечать Аде на немецком, зная, что она ничего не поймёт.

— Ну и какую лингвистическую пакость ты мне посвятил на этот раз? — подбоченилась девушка.
— Почему же сразу пакость, — обворожительно улыбнулся Герман. — Может, это был комплимент?
— Комплимент? От тебя? Очень смешно, — фыркнула та. — Если ты и способен на комплименты, то только когда в тебя Повелитель вселяется.
— И тем не менее, сейчас я сказал, что в гневе ты прекрасна, — продолжая улыбаться, возразил бизнесмен.
— Хм… надо же… — Ада не ожидала такого поворота и явно смутилась. — Что это с тобой? Никак, заболел?

Она всё ещё сомневалась, что Вейц говорит всерьёз. Этот стервец соврёт ведь — недорого возьмёт. Сколько уже таких случаев было, когда он её разыгрывал.

— Да… Всю неделю жестоко страдаю от неизвестной хвори… Наверное, дни мои сочтены, и жить осталось два понедельника… Окажи умирающему милость, добрая женщина… Мне много не надо: глоток воды да хлеба краюху… — слабеющим голосом промямлил солист драмтеатра одного актёра, в бессилье припадая на барный стул.
— Да ну тебя, дурень великовозрастный!

Напрягшаяся было в первое мгновение Ада (кто знает, вдруг Вейц и впрямь серьёзно заболел чем-то неизлечимым?), звонко рассмеялась и понарошку хлестнула меченого кухонным полотенцем. На Германа просто невозможно было долго сердиться.

А беззлобная перебранка, уже давно превратившаяся в некий «этикетный» ритуал, продолжалась ещё с добрых пять минут, покуда, наконец, не уселись ужинать.

19:15


— Что это?

Пока Ада отлучилась из-за стола заварить чай, внимание Германа привлекла стопка карандашных набросков на подоконнике. Листы содержали изображения в стилистике тёмного фэнтези: крылатые существа были явно демонической природы и «романтического» стиля прорисовки.

— Твоя работа?

Девушка кивнула и, придвинув стул, подсела к приятелю.

— Отобрала старые эскизы. И несколько новых набросала. Это для будущей резиденции Повелителя. Есть у меня тут один клуб на примете… Хочу оформить соответствующе. Только Ему не говори! — спохватилась художница. — Это сюрприз. Конечно, прорисовка пока поверхностная, и я ещё буду дорабатывать концепты, но… Как думаешь, Повелителю понравится?

— Даже в таком сыром виде мне уже нравится, Арьен, — улыбнулся «Герман», продолжая рассматривать рисунки.

Листы в руках Ады дрогнули, девушка замерла. Медленно-медленно повернула голову, несмело подняла взгляд на лицо собеседника — и встретилась с ним глазами. Чёрные, глубокие, бездонные пропасти. Это были глаза Астарота.

— Повелитель?!

Поспешно отпрянув, Ада вскочила и застыла в поклоне. Вся манера поведения её разом изменилась, стала официально-почтительной.

— Бьюсь об заклад, сейчас ты впопыхах соображаешь, не сболтнула ли ранее чего лишнего, — сказал Астарот, удостоив подопечную мимолётного и почему-то недовольного взгляда. — Нет, не сболтнула.
— Вообще-то сболтнула. Про сюрприз с клубом. Так что теперь никакой это не сюрприз, — приуныла девушка. — Вы даже наброски видели…
— Всё хорошо, Арьен.

Покровитель подбадривающе улыбнулся.

— Что за простофиля… — продолжала досадовать на себя Ада. — Простите, Повелитель, я Вас не узнала. Надо было повнимательней приглядеться. И ещё я… — она стыдливо покосилась на фартук, — не переоделась, потому что ожидала Вас в обычное время.

Астарот поморщился.

— Брось уже этот церемониал. Лучше сядь обратно.

Демон приглашающе легонько постучал по сиденью пустующего рядом стула. Девушка повиновалась.

— Зачем Вы это делаете? — спросила она.
— Что?
— Притворяетесь Германом. А теперь ещё и так виртуозно, что я совершенно не могу различить вас! Как Вам удалось?
— Путём долгих тренировок, — улыбнулся польщённый «пародист».
— Но зачем? Вам не нравится быть собой?
— Отнюдь, — покачал головой Герцог.
— А что же тогда? — не унималась Ада. — Вам просто нравится разыгрывать меня?
— И это тоже нет. По крайней мере, не является самоцелью. Хотя бонус в виде твоей обескураженности, надо признать, приятный.
— Ничего не понимаю, — сдалась девушка.
— Помнишь тот день, когда мы встретились впервые? — спросил Астарот.
— М-м, смутно… — пробормотала Ада, напрягая память. — Но я точно ещё в школу не ходила и гостила лето у бабушки…
— Нет-нет, — прервал начинающийся поток сознания демон. — Я имел в виду нашу первую встречу, когда ты уже вступила в сознательный возраст.
— А-а! Ну такое вряд ли забудешь, — усмехнулась меченая. — Я тогда обругала Ваш старомодный внешний вид и большие крылья за то, что они подняли много пыли, на которую у меня аллергия.

Мужчина кивнул.

— А что было во вторую встречу?
— Я предложила Вам помочь мне с влажной уборкой по дому, а потом…

Ада осеклась и смущённо замолчала.

— А потом?.. — подбодрил её собеседник.
— Атаковала Вас с помощью Вашей же собственной энергии, плеснув в лицо горячим кофе, — со вздохом закончила та.
— Попыталась атаковать, если точнее, — с улыбкой поправил Астарот. — Но вместо этого лишь запачкала парой капель мой костюм. Любимый, к слову.
— Стыд-позор, Повелитель. Но Вы же понимаете, что я была молода, глупа и неотёсанна.
— Ты была непосредственна, — возразил Герцог. — И, что самое необычное, совершенно меня не боялась. Встретив тебя впервые 20 лет назад, я столкнулся с удивительным бесстрашием и… дерзкой непокорностью — и был поражён, насколько маленькая девочка может быть смелой. А потом — насколько смелой может быть юная девушка, если бросает вызов верховному демону.
— Скорее уж безрассудной, — вставила скептическую ремарку Ада.

Но Астарот жестом прервал дальнейшие возражения и тепло улыбнулся, ностальгируя.

— Повелитель, Вам что же, невоспитанные грубиянки нравятся? — недоумевающе переспросила Ада, внимательно вглядываясь в лицо покровителя.
— Мне нравится естественность. Не преклонение перед моим титулом, не подобострастие и показная вежливость строго по протоколу — это я получаю в избытке от других своих служителей, и в их случае такое поведение уместно. В тебе же я ценю иное: мне нравится, когда ты являешься самой собой.
— Только вот когда я являюсь самой собой, обычно это плохо заканчивается… — осторожно напомнила девушка. — Как минимум, расколотой ванной, потопом и вмятинами на кафеле от Ваших кулаков.
— Да, я помню, — кивнул Астарот. — Но сейчас я несколько о другом. Видишь ли, я заметил, что последнее время ты в моём присутствии всё чаще ведёшь себя холодно-отстранённо, как вышколенная прислуга. Скрываешь свой истинный характер. Поэтому-то я и притворился сейчас Германом. Хотелось полюбоваться на тебя настоящую.

На последней фразе Ада застенчиво потупила глаза.

— Не знаю, на что тут можно любоваться, Повелитель. У меня ведь ужасный характер. Вы и сами говорили.
— Да, твой характер непрост, — политкорректно согласился Герцог.
— Ну вот видите! Уж лучше его скрывать, чем демонстрировать. Я думала, он Вас раздражает.
— Ты действительно одна из немногих, кто способен вывести меня из себя и, что называется, довести до белого каления, — и в этом пункте Астарот был единодушен со своей собеседницей.
— Что-то я ничего не понимаю, — тряхнула головой Ада. — Вам одновременно и нравятся, и бесят одни и те же мои особенности?
— Ну не только женщинам быть непоследовательными, — сыронизировал демон.

Оба рассмеялись.

— Хорошо. Раз Вы сами просите… Вообще, Вам надо было раньше всё сказать, Повелитель! Я тут сдерживаюсь изо всех сил, понимаешь! Можно сказать, себя превозмогаю. А оказывается, нам обоим это не нравится!

Герцог лишь виновато развёл руками.

— Чаю? — повеселев, предложила Ада.
— Нет уж. Теперь, когда моя конспирация раскрыта, а личность идентифицирована, я бы предпочёл следовать своим привычкам и выпить кофе, — мягко возразил Астарот.
— Как насчёт индийской арабики? — предложила хозяйка. — Я тут недавно раздобыла отличный высокогорный «Майсон»!*
— Индия… Прекрасный выбор, — одобрительно кивнул гость. — Пройдём в библиотеку, моя леди?

Ада охотно поднялась. Но вдруг, подбоченившись, демонстративно потёрла подбородок.

— Хм-м… Раз уж Вы мне пожаловали полную свободу быть собой, тогда поднос с чашками понесёте сами!
— Чёрт меня дёрнул дать этой женщине амнистию… — добродушно проворчал Астарот.

19:50


— …видели бы Вы его лицо в тот момент! А-ах…

Ада только что закончила рассказывать покровителю про встречу с Павлом Сергеевичем, по ролям и в красках. И сейчас, несколько запыхавшаяся, со смехом откинулась на спинку дивана.

— Не волнуйтесь, Повелитель. Я ему уже сказала, что лично нанесу визит в каждый ресторан и выберу для Вас наиболее подходящий. А! — спохватилась она. — Раз уж сюрприза не получилось, можем посмотреть фото заведений прямо сейчас. И вы скажете, какое Вам больше нравится. Сам Иванов предлагает «ТБК Лонж» в Академе. Та-ак, где он тут…

Девушка склонилась над планшетом в поисках раздела «Галерея» на сайте ресторана, и из её небрежной причёски, какую домохозяйки обычно делают из соображений «лишь бы не мешались», выбилась прядь. Та самая, укороченная, которую Ада недавно отрезала для Владимира.

Это не укрылось от внимания демона. Некоторое время Астарот просто молча смотрел. Его взгляд словно приклеился к этому маленькому изменению во внешности, свидетельствующему о столь многом… Его, Великого Герцога, верховного демона и одного из владык Ада, поставили в один ряд с каким-то… каким-то... жалким смертным недоучкой! Обидное, оскорбительное для самолюбия гордеца зрелище. Но Ада, увлечённая Гуглом, не замечала разительных изменений в лице собеседника.

— Вот! — найдя нужные фотографии, она протянула мужчине планшет. — По-моему, здесь довольно приятный интерьер. Что скажете?

Астарот даже не взглянул на экран, продолжая неотрывно смотреть на Аду. А потом вдруг протянул руку и демонстративно заправил прядь девушке за ухо. Улыбка его начала меркнуть, сделалась холодной, когда он негромко произнёс:

— У меня есть красавицы чудные:
Косы, как змеи, на плечи спускаются…*

С трудом, но Ада смогла выдержать его взгляд, не отвела глаз. На библиотеку опустилась неловкая тишина.

Неуютную паузу нарушил резкий звук — в дверь снова позвонили.

— Это Адам. Тот самый охотник, убитый вампирами. Вы ему на сегодня на восемь вечера назначили, — напомнила Ада, поспешно поднимаясь. — Я открою.

Девушка ухватилась за возможность поскорей убраться из зоны видимости Герцога. Резкая смена настроения демона сбила её с толку. Ещё минуту назад Астарот шутил и улыбался, а теперь… Он был не столько рассержен, сколько... Пожалуй, это можно было назвать горьким разочарованием вперемешку с обидой и… болью? Нет, не физической. Душевной. Ада буквально кожей чувствовала состояние покровителя. И это ощущение было пугающим. Никогда прежде она не думала, что страх — этот метафизический феномен — может быть настолько осязаем.

Нет, она испугалась не Его. Она испугалась за Него.

22:58


Астарот вальяжно протянул руку, приглашающим жестом указуя Аде занять прежнее место.

— Наш гость прервал нас на самом интересном месте, — сказал демон, усаживаясь в своё кресло.
— Вы хотели обсудить какую-то важную тему, помимо моего отчёта за прошедшую неделю, — отозвалась Ада, давая понять, что прекрасно помнит, на чём они остановились.
— Именно, — кивнул Герцог. — Верность, Арьен. Я хотел бы поговорить о верности.
— У Вас есть сомнения в моей преданности Вам?.. — напряглась девушка.
— Ну что ты, — пугающе улыбнулся тот. — Конечно же, нет.

Какая-то чёрная тень скользнула в сторону Ариадны, и от бокового зрения меченой не укрылось это движение. Ещё секунда — и девушка пронзительно вскрикнула, стрелой взлетев на спинку дивана и поджав под себя ноги. Её расширившиеся от испуга глаза застыли на той части ковра, которая примыкала к подножию кресла покровителя. И неспроста — через пару мгновений напряжённого ожидания из-за подушки для сидения показалась плоская чешуйчатая голова с раздвоенным языком и круглыми жёлтыми глазами.


Тварь недобро уставилась прямо на Аду (а могут ли вообще змеи смотреть по-доброму?). Она будто обладала интеллектом и сейчас осознанно гипнотизировала свою жертву. Смотря в эти недвижные, немигающие, остекленевшие глаза — страшась их и в то же время не в силах оторваться — девушка впала в состояние какого-то транса. Только вызван он был не сеансом психоаналитического гипноза, а парализующим ужасом. Тело будто налилось свинцом изнутри. А про то, что нужно дышать, казалось, Ада вообще забыла.

— З-з-зм-м… — только и смогла выдавить из себя она, чувствуя, как спину защекотали капельки холодного пота.
— Змея, — подтвердил Астарот без единой эмоции. — Ophiophagus hannah. Она же королевская кобра. Она же гамадриад. Самый крупный представитель из пресмыкающихся семейства Аспидов. Яд весьма богат на компоненты — насчитывает целых пять.

Демон поднялся, сделав еле заметный жест ладонью — и кобра перестала приближаться, замерла, зависла в воздухе, приняв охранно-оборонительную стойку. Но это была не отмена наказания. Лишь пауза для прочтения обзорной лекции и знакомства жертвы с избранным орудием казни. Только вот за что? Что она сделала не так? Сознание Ады лихорадило от отчаянного перебора версий и поиска единственно верной. Или же её решили наказать по совокупности мелких проступков?

Астарот меж тем прошёлся по комнате, сложив руки на груди. Всё равно что профессор, увлечённый изложением материала лекции.

— Первый компонент — гиалуронидаза. Вызывает повреждение капилляров и приводит к мелким кровоизлияниям в местах, где сосуды не выдерживают и рвутся. Фосфолипаза вызывает гибель красных кровяных телец, резко повышает свёртываемость крови. Как следствие — тромбы и закупорка сосудов. Холинэстераза снижает чувствительность и проводимость нервных импульсов. Нейротоксин рушит работу нервной системы и результирует в паралич и отказ многих внутренних органов, в частности — лёгких. И, наконец, финальный аккорд в симфонии жизни жертвы — кардиотоксин. Неминуемая остановка сердца.

Герцог лучезарно улыбнулся и, остановившись напротив Ады, картинно помахал рукой на прощанье. В только что произнесённых словах — жестоких, звучавших как приговор — он находил какое-то упоение, особую поэзию.

— Летальная доза для человека — 7 мл. Смерть наступает в течение четверти часа. Но только не для тебя, Арьен. В твоём случае, с учётом не совсем человеческой природы и выносливости, когда-то милостиво дарованной мной…

Он ненадолго задумался, делая подсчёты в уме.

— Пожалуй, полчаса ты продержишься. Возможно, дольше. Но конкретно для данной ситуации бонус это, прямо скажем, сомнительный — мучительная смерть, длящаяся в два раза медленней. Тот случай, когда простым, слабым человеком быть гораздо лучше, не так ли?

Ада не отвечала, переводя ошалелый взгляд то на покровителя, то на змею. Дыхание судорожными толчками вырывалось из груди.

— Ответь что-нибудь, Арьен. В конце концов, это невежливо молчать.

Мизинец левой руки мужчины чуть заметно шевельнулся — кобра тут же «оттаяла» и медленно качнулась в сторону указанной цели. Ада моментально отпрянула, перескочив на самый край спинки.

— Повелитель! — голос её был полон отчаяния.
— Не советую делать резких движений вблизи такой опасной змеи, — даже не посмотрев в сторону Ады, отпустил совет Астарот. — Она может воспринять это как акт агрессии и атаковать первой, на упреждение. У змей не очень хорошее зрение, но всё же они не любят, когда мельтешат у них перед носом.

Этот издевательский комментарий тоже был частью его жестокой игры: дать жертве иллюзию надежды, что её действия и поведение способны на что-то повлиять, бросить соломинку с «барского плеча» в виде пусть крохотного, но всё же шанса на спасение. Но Ада не питала пустых надежд. Она прекрасно понимала, что кобра полностью подконтрольна демону, а Повелитель Змей просто растягивает приятный момент мести. Только вот…

— За что?! — вскинула она на покровителя отчаянный, непонимающий взгляд.
— Разве я мог оставить своего любимого служителя без подарка за то, что она сделала? — ухмыльнулся Астарот.
— Да что?! Что я сделала?! — исступлённо крикнула Ада.

Тело уже вовсю колотила крупная дрожь. Змей девушка боялась до ужаса, с самого детства, и сейчас демон умело манипулировал её фобией, материализовав самый страшный кошмар.

— О, мне стóит озвучить весь список твоих славных деяний? — изогнул бровь Герцог. — Изволь. Мои служители, которых я отправлял тебе на помощь, дважды — дважды, — это слово он произнёс с нажимом, — сообщали мне, что ты откладываешь планы по благоустройству моего домена в угоду твоему знакомому. Владимир Волков, кажется?

Конечно, Астарот наверняка знал, как зовут чародея, у него была отменная память. Но та нарочитая небрежность, с которой было брошено это имя, красноречиво свидетельствовала, какого мнения придерживается демон о жреце Велеса.

— По первому звонку ты срываешься с места и летишь исполнять его просьбы. Всё бы ничего, и я бы даже простил тебе эту маленькую слабость, если бы при этом ты не жертвовала моими интересами.
— Неправда, — прошептала Ада. — Я никогда…
— Неужели? — холодно возразил Астарот, не дав договорить. — Позволь тебе напомнить. Не далее как позавчера ты сообщила мне, что после нашей встречи намерена заняться сюрпризом, который, как выяснилось чуть позднее, был связан с подбором помещения для «центрального офиса» моего домена. А также его обустройством. И что же? Ты осуществила своё намерение? Нет.

Тёмные глаза Герцога сверкнули гневом. На какую-то долю секунды. Астарот по-прежнему прекрасно владел собой.

— Вместо этого ты ринулась на выручку своему чародею, совершенно наплевав на уже данное мне слово. Чем же, позволь спросить, я заслужил подобное пренебрежение?
— Повелитель… — попыталась возразить Ада, но демон грубо прервал её:
— Я не давал тебе слова! Хватит с меня твоей красивой лжи, довольно!

Словно телепатически уловив настроение хозяина, змея раздула капюшон и свирепо зашипела. Терпение — и терпимость — Астарота явно были на исходе.

— Ты открыто игнорируешь мои распоряжения. Что я велел в прошлую среду? Начинать подбор кандидатов для силовых миссий, потому что грядёт война. Но выданное клеймо не было использовано тобой ни разу за неделю! Ты занята чем угодно, но только не выполнением основного поручения.

Интонация его сделалась сухой, чеканной. Как у кредитного специалиста, перечисляющего список задолженностей недобросовестного плательщика.

— Не столь давно — в пятницу, если быть точнее — ты подарила уже упомянутому чародею прядь своих волос. Хотя я ясно дал понять, что не одобряю подобного. Как я должен трактовать этот жест, м? Как акт неповиновения? Неуважение? Тревожный сигнал твоего будущего демарша? Или бунт против меня?
— Никогда!

Глаза девушки вспыхнули болезненным огнём возмущения. Да, она допустила оплошности, но она не Иуда!

— Да ну-у? — ехидно протянул покровитель, угрожающе сощурившись.
— Повелитель, я…
— Замолчи! Не желаю больше слышать твоего голоса.

Кобра меж тем продолжала наступление: теперь она раскачивалась у подлокотника дивана, в непосредственной близости от «островка безопасности», на котором ютилась девушка.

— Ты оскорбила и унизила меня, Ариадна. Ты называешь меня Повелителем — и при этом ставишь в один ряд с каким-то ничтожным смертным. Самым заурядным слугой своих господ, каких полно. Рабом. Я что, по-твоему, раб, или когда-то был им?! С кем ты смеешь равнять меня! Меня!

Его голос прогремел, как раскат грома, так, что в посудном шкафу гостиной зазвенел хрусталь.

Тишина... Слышно лишь мерное тиканье ходиков и прерывистое дыхание загнанной в угол, запуганной до полусмерти девушки. Потребовалось некоторое время, прежде чем Астарот смог продолжить, уже более спокойно:

— Своим пренебрежительным поступком ты показала, что моё слово не значит для тебя ни-че-го. А за достойным, красивым обращением «Повелитель» не скрывается ничего, кроме коварства и лести, намерения усыпить мою бдительность.
— Нет! Неправда!
— Ещё слово — и я сверну тебе шею, дрянь, — яростно прошипел демон.

И его шипенье слилось с шипеньем змеи, единодушной со своим хозяином.

— Ты ни в чём никогда не нуждалась. У тебя было всё, чего только можно пожелать. Миллионы смертных могут лишь мечтать о таком — а у тебя это всё было. По моему искреннему желанию. Я дарил бескорыстно, ничего не прося взамен. Мне было достаточно видеть в твоих глазах радость. И немного благодарности. Но ты не ценила. Никогда не ценила. Ты бессовестно пользовалась моей добротой и всё принимала как должное.
— Нет, это не так…
— Я сказал, закрой рот!

Почему, почему он всё перековеркал и понял не так, как есть на самом деле! Подбородок девушки задрожал, поперёк горла встал комок подступающих слёз. Ещё немного — и она разрыдается. От этого жалкого зрелища Астарот лишь досадливо поморщился.

— Я думал, ты иная — среди миллионов этих серых ничтожеств. А ты такая же ничтожная посредственность. Могла бы стать госпожой, Избранной — но выбрала безродного раба. Весь мир лежал бы у твоих ног — но ты предпочла сама ползать и пресмыкаться. Какая мерзость.

Лицо мужчины и впрямь исказила гримаса гадливости, будто он только что проглотил слизняка.

— Ты предпочла меня плебею. А всё потому, что такова твоя природа — рабское мышление, рабская психология. Значит, и обращаться с тобой нужно, как с рабыней — тебе же это так нравится!

Каждое слово демона было словно гвоздь, вколачиваемый в крышку гроба. Ада уже не пыталась возражать и сопротивляться. Только молча, умоляюще смотрела на Герцога, и горько-солёные ручьи бежали по её мертвенно-бледным щекам. Но слёзы — это мощное оружие, разящее наповал даже самого стойкого мужчину — казалось, лишь подстегнули ярость Астарота.

— Даже сейчас ты распускаешь сопли по этому проклятому фокуснику! — резко подступив к девушке, зарычал он.

Аду вдруг подбросило в воздух и швырнуло вниз, буквально припечатав к спинке дивана. От испуга и боли тщетно подавляемые рыдания только усилились и обрели звук — теперь девушка всхлипывала в голос, сотрясаясь всем телом, как осиновый лист.

— Имей решимость хотя бы смерть принять достойно, а не киснуть, как половая тряпка! — рявкнул вконец взбешённый Астарот.
— Можешь убить меня прямо сейчас, — давясь слезами, пролепетала Ада. — Но я плачу не из-за Владимира. А потому что ты мне не веришь… Я не предавала. Никогда не предавала, но ты не веришь…

Герцог изменился в лице и резко отвернулся. Вся решимость на мгновение покинула его: очевидно, он не ожидал такого бесхитростного признания.

Астарот никогда не испытывал трудностей с наказанием провинившихся служителей, наказанием в том числе физическим. Бывало, что он даже казнил, сурово карая за серьёзные проступки. Но всякий раз, когда дело касалось Ады, перед его мысленным взором вставала пятилетняя девочка с пронзительными синими глазами, протягивающая ему конфету. И главнокомандующий армией в 40 легионов, могущественный владыка Преисподней из раза в раз капитулировал перед этой несокрушимой силой — добротой, открытостью и неумением притворяться. Ада была иной, всегда отличалась от остальных.

Всё изменила прядь волос. Она принадлежала не ему — это был подарок другому. Посмевшему осквернить его сокровище. Присвоить его часть себе!

Это решение далось Астароту с большим трудом. Он долго думал, отсрочивал, надеялся, уговаривал себя, что слишком торопится, находил тысячи причин не приводить приговор в исполнение. Ещё день, ещё один лишний день, который ничего не решит… Он не помнил, сколько раз повторялся этот цикл агонии, сбился со счёта. Но сейчас пришла пора положить этому конец.

Когда Герцог повернулся, лицо его напоминало безжизненную маску. Голос зазвучал негромко, но твёрдо:

— Я в последний раз проявлю великодушие и дам тебе возможность выбрать: либо ты умрёшь сейчас, подле меня, как мой любимый служитель, либо будешь умирать каждый отпущенный тебе день, без меня, будучи нелюбимой игрушкой нового хозяина. Я продам тебя Асмодею.

Он задумался ненадолго.

— А лучше отдам даром. У моего коллеги особые вкусы, и он неравнодушен к милым девичьим личикам. Думаю, тебе это прекрасно известно. Так что он славно с тобой позабавится. Да ещё и услугу мне задолжает. Если ты так верна мне, как уверяла на словах только что, у тебя есть последний шанс доказать это на деле.

Ада подняла на мужчину сухие глаза. Она больше не плакала.

— Если я задам один вопрос, Вы ответите?
— Если сочту возможным, — уклончиво отозвался демон.
— Куда я попаду после смерти?
— Согласно контракту, подписанному твоей бабкой, после смерти тела твоя душа отправится в принадлежащий мне домен моего родного измерения и будет находиться у меня в услужении.
— Хорошо.

Она вдруг улыбнулась. Спокойно, счастливо, жутко. А потом резко выбросила вперёд руку.

23:15


Упруго вздувшийся капюшон кобры… Свистящее шипенье… Разинутая пасть, замахивающаяся для смертоносного выпада… Жгучая боль, словно на руку капнули жидкого сургуча… Это последнее, что помнила Ада, прежде чем упасть, как срезанный острым лезвием серпа пшеничный колос.

Ладонь опухла и больше не слушалась. Вверх по руке побежала сеточка мелких кровоизлияний… Яд, словно раскалённое олово, стремительно разливался по венам, выжигая и уничтожая — всюду, куда он проникал, он нёс за собой разрушение и смерть.

А взгляд Ады — расфокусированный, блуждающий по комнате — будто искал чего-то (или кого-то?) и, не находя, не мог успокоиться. Девушка тревожно завозилась, свободной, ещё сохранившей подвижность рукой заскребла по обивке дивана и, кажется, тихонько не то заскулила, не то застонала.

Страшно.

Не потому, что больно. Пламя агонии охватило тело и сознание, всё её существо. Но это ничего…
Не потому, что это — смерть. Аде уже знакомо осознание собственного умирания, она помнит его.
А потому, что одиноко. Умирать в одиночестве — вот что страшно.

Пустой, потухший взгляд в потолок. Взгляд, в котором больше нет надежды. Одинокая слеза скатилась по щеке.

Ада не может взглянуть на него, но знает, что сейчас он пристально наблюдает. Он видит. А ей не хочется, чтобы он видел. Чтобы чувствовал свою победу и что последнее слово — за ним.

Ада гордая. Она бы стёрла эту улику своей позорной слабости. Если б могла. Но собственное тело её больше не слушается. И за первой слезинкой бесконтрольно устремляется следующая.

Астарот и правда смотрел неотрывно всё это время — а теперь отвернулся. Человеческие слёзы всегда вызывали у него непонятную двойственность чувств: они восхищали и раздражали, рождая досадливое чувство зависти и собственной неполноценности. Демон не умел плакать. И теперь отвернулся, не в силах больше смотреть.

Минуло почти полчаса. Уже скоро.

Ада снова застонала, надрывно, выгнувшись от особенно болезненного спазма — это яд добрался до внутренних органов. Астарот вскочил и прошёлся по комнате, неосознанным движением взъерошив волосы на затылке.

Он чувствовал то, что чувствовала Ада — ведь они связаны.

Необъяснимое ощущение. Тяжёлое, давящее, ноющее, противно скребущееся, выцарапывающее себе лаз наружу. Это оно заставляет метаться из угла в угол, не находя себе места, словно загнанный в тесную клетку зверь? Это оно преследует, идёт по пятам, нашёптывая в самое ухо: «Это всё ты, ты один, ты виноват, всё из-за тебя!»? Люди говорят, «душа надрывается». Так это оно самое?.. Раньше с ним такого никогда не происходило. Всё оттого, что сейчас он в теле смертного? Да, наверное… Иной причины ведь не может быть. Проклятая человеческая физиология!

Брошенный вскользь на лежащую взгляд. Поколебавшись ещё с секунду, Астарот приблизился и сел на край дивана, коснулся судорожно впившихся в обивку пальцев.

— Не трогай меня!.. Не прикасайся!.. Чудовище!.. — отчаянно выкрикнула Ада, хватая и cжимая его ладонь.

Он не отстранился. Грубые слова не отпугнули демона — за тысячелетия своего существования он слышал многое. Но никогда прежде он не держал за руку своего умирающего служителя вот так. И никогда прежде ему не было так невыносимо плохо. Почему?..

— Всё зря… Нечего было и пытаться… Конец один… — прошептала Ада.
— О чём ты?

Сейчас Ада смотрела прямо на мужчину, но в её взгляде не было больше ни ненависти, ни презрения — лишь сожаление и… жалость?

— Ты бы никогда… меня не отпустил… С самого начала решил так… Я знала… и всё равно надеялась, что когда-нибудь…

Астарот не ответил, продолжая молча смотреть на девушку, не отрывая глаз, вглядываясь в каждую чёрточку, жадно ловя каждое еле слышное слово. Минута за минутой — речь Ады становилась всё тише, прерывистей. Ещё немного — и начнётся беспамятство и бессвязный бред. Тело отравленной сотрясали жестокие конвульсии, на лбу выступили крупные капли испарины, воздуха не хватало, она хватала его ртом, как рыба, выброшенная на берег прибоем.

— Ты идёшь рядом с человечеством… с самого момента… когда в этом мире… появились первые люди… Ты умён… Но ты так и не понял… главного в нас.
— Чего же?
— Тебе никогда не понять, демон.

Лицо Ады исказилось — не то издевательская усмешка, не то гримаса боли — и она зашлась судорожным смехом-кашлем. Тонкая алая струйка отделилась от уголка губ, заскользила по мертвенно-бледной щеке. Яд достиг лёгких. Последний аккорд.

— У тебя впереди… тысячелетия одинокого существования… чтобы попробовать понять. Если сможешь…
— О чём ты говоришь?!
— Холодно… холодно….

Пальцы девушки и впрямь походили теперь на ледышки — сердце трепыхалось из последних сил, но не справлялось в этой неравной борьбе за жизнь — каждый новый удар выходил всё слабее, всё реже…

— Ада!

Астарот еле сдержался, чтобы не схватить её за плечи и не встряхнуть, принуждая говорить. Чтобы разобрать угасающие слова, пришлось наклониться.

— Любовь — это свобода… — чуть слышно выдохнула умирающая.

Это был её последний вздох.


***

Тишина.

Больше нет хрипов и стонов. Только ходики в гостиной продолжают исправно выполнять свою работу, мерно отсчитывая мгновения никогда не стоящего на месте времени — тик-так, тик-так, тик-так…

Лицо Ады неподвижно и безмятежно: ей больше не больно. Сидящий напротив мужчина долго всматривается в него. В эту счастливую, какую-то отрешённую, не от мира сего улыбку на губах, ещё хранящую послевкусие того, ради чего она жила и ради чего без колебания отдала свою жизнь. Любовь и свобода… «Любовь — это свобода». Так она сказала на прощанье.

Что-то тёплое и мокрое щекотнуло щёку. Астарот машинально смахнул помеху… и замер, изумлённо уставившись на пальцы. Слеза?..

00:13


Ариадна открыла глаза. Часто заморгала, восстанавливая чёткость картинки.

Астарот по-прежнему сидел в кресле напротив. Лицо демона было неподвижно, бесстрастно — только глаза, сосредоточенно рассматривающие очнувшуюся девушку, выдавали напряжённую внутреннюю работу мысли. Змея — та самая, недавно ужалившая Аду — теперь мирно лежала у ног хозяина, свернувшись в несколько колец. Зацепившись за неё взглядом, меченая испуганно дёрнулась и отпрянула.

— Тш-ш… — успокоительно прошелестел мужчина. — Не бойся, Арьен. Она не тронет.

И впрямь, кобра даже не пошевелилась. Она будто дремала, находясь в плену зимней спячки. Невольно следом взгляд Ады скользнул на руку — на прежнем месте укуса не было ни следа отметин от ядовитых зубов. А тело снова слушалось её.

— Что всё это значит? Где я?
— Разве ты не узнаёшь свой дом? — вопросом на вопрос спокойно ответил Герцог.

По своему обыкновению он не спешил делиться конкретикой, продолжая внимательно наблюдать за подчинённой.

— Ты знаешь, о чём я спрашиваю, — нетерпеливо перебила девушка. — Что ты затеял на этот раз? Что тебе от меня нужно?! К чему эти жестокие игры?! Ты хоть знаешь, что я пережила в эти полчаса!
— Знаю, — просто ответил Астарот. — Эти три четверти часа я чувствовал то же самое.
— Ты..!

Уже готовясь выплеснуть на покровителя следующую порцию негодования, Ада вдруг осеклась и замолчала, сбитая с толку таким бесхитростным откровением.

Помолчали.

— Иллюзия? Галлюцинация? Гипноз? — тихо спросила она.
— Всё вместе, — лаконично-уклончиво отозвался демон.
— Но зачем? Для чего всё это?

Астарот снова не ответил. Бóльшую часть времени словоохотливый, сейчас он не походил на себя. Словно какая-то навязчивая мысль терзала Герцога, точила сознание, не давала покоя. Словно только что он сделал для себя какое-то открытие, поразительное и вместе с тем досадное.

Глаза девушки понимающе сузились: она догадалась, наконец.

— Сколько ещё будет продолжаться эта проверка? Это ведь с самого начала была проверка, да?

Повелитель хранил молчание, продолжая по-прежнему, не шевелясь, смотреть на собеседницу — и в то же время будто бы сквозь неё.

— Сколько ещё раз я должна буду умереть, чтобы доказать тебе свою преданность? — в голосе девушки звучала обида. — Что ты молчишь! Скажи уже что-нибудь, я хочу знать правду!

Отчаянные призывы вернули Повелителя в реальность — демон «оттаял». И, посмотрев Аде прямо в глаза, серьёзно проговорил:

— Правда заключается в том, что я не способен тебя убить, Арьен. Тем более своими собственными руками.

«Раньше я этого не знал», — пронеслось в его голове следом.

Казалось, именно эту незатейливую мысль — для большинства людей естественную, понятную и саму собой разумеющуюся — Астарот обдумывал всё это время. И именно этот вывод стал для него полной неожиданностью: могущественный, неуязвимый, бессмертный Великий Герцог нашёл в себе самом «пробоину», слабость, ахиллесову пяту и теперь с тревожным любопытством рассматривал её.

— Тогда что это было? Ты открыто обвинил меня в предательстве и хотел убить, — в меченой не сдавался внутренний скептик, но на последней фразе Повелителя позиции его заметно пошатнулись.
— Я хотел сделать тебе подарок.
— Ах вот оно что, ну конечно! — всплеснув руками, Ада истерично рассмеялась. — Мучительная смерть через отравление длиною в час — это подарок! И как я сразу-то не догадалась!
— Ада. Ариадна. Посмотри на меня.

Чувствуя, что сдавшие нервы грозят закрутить девушку в вихре истерического припадка, Повелитель поспешил принять контрмеры. В следующую секунду Ада ощутила, как сжавшиеся в гневе кулаки расслабляются, всё тело обмякает, а скачущее галопом от выброса адреналина сердце замедляет удары.

— Уже лучше. А теперь сделай глубокий вдох, медленный выдох и послушай меня.

Голос Астарота зазвучал мягко, примирительно, как бывало прежде во время их неспешных, доверительных бесед.

— Ты проверял меня. Это была проверка, — уже спокойней, а всё же продолжала стоять на своём Ада.
— Не стану отрицать. Ты права в том, что поначалу это было испытанием, — кивнул демон.

«Которое также стало испытанием и для меня самого», — мог бы добавить он. Но промолчал.

Ада сухо усмехнулась.

— И сколько ещё мне уготовано таких экзекуций? А главное — за что?
— Всё, Арьен. Это была последняя, больше не будет.
— Последняя?.. — непонимающе переспросила девушка. — И что теперь?..

Обласкав взглядом собеседницу, Герцог позволил себе лёгкую улыбку.

— Теперь ты готова ступить на путь моей Королевы.

— Я… я не понимаю… Королева… змея… подарок и проверка…

Ада с силой потёрла висок в попытке сконцентрироваться и проникнуть в суть сказанного. Пока безуспешно.

— Я поясню, — снисходительная улыбка тронула губы Германа-Герцога. — Змея, её укус — это финальная проверка под видом смертной казни, но это же и награда. Ты с честью выдержала испытание, а потому достойна награды. В ближайшем будущем.

Демон указал на мирно дремлющую у его ног змею.

— Это и есть подарок, Арьен. Королевская кобра для моей Королевы. Оружие, достойное её.

Ада ошарашенно мигнула, не без страха покосилась на ползучую тварь, мигнула снова, переведя всё ещё не понимающий взгляд на Повелителя. Это что, какая-то шутка? Астарот же прекрасно знает, что она до умопомрачения боится змей — и хочет подарить ей одну из опаснейших?!

Конечно, он Повелитель рептилий, и змея — его «священное» животное, но ведь не обязательно держать у себя всех звериных аватаров покровителя. Или обязательно?.. По правде сказать, Аде вполне бы хватило и Аристарха. С ящерицами у девушки сложились куда более тёплые отношения — подаренного демоном питомца она любила и искренне о нём заботилась. По крайней мере, ящер не норовил вонзить в хозяйку ядовитые зубы-иглы, чуть что не по его.

Как теперь быть, как намекнуть ему поделикатней? Откажешься — обидится и воспримет на свой счёт. Да, пожалуй, и вовсе оскорбится. Согласиться?.. В этом случае змея обречена на голодную смерть — ни за какие богатства мира Ада не приблизится к гадине, чтоб её накормить! Что вообще они едят?.. Наверное, живых мышек… Жуть какая.

От внимательных глаз Астарота не укрылись сомнения на лице подчинённой, но демон не спешил с укорами и нравоучениями.

— Не тревожься, Арьен. Ни одна змея никогда не причинит вреда моей Королеве. Напротив, она будет подчиняться и служить ей. Как служит мне. Она станет самым грозным твоим оружием.

Герцог поднялся и пересел к Аде на диван.

— Однако для того, чтобы научиться в совершенстве пользоваться этим оружием, для начала тебе нужно было испытать его действие на себе. Только тогда ты сможешь понять, чтό будет чувствовать твой враг в последние минуты жизни. Понять — и насладиться его агонией.
— Так же, как ты недавно наслаждался моей?

Дерзкий, провокационный вопрос вылетел раньше, чем Ада успела включить фильтр рацио — слишком сильна ещё была в её душе недавняя обида на несправедливое «наказание». Воспитанность и чувство такта требовали немедленно извиниться, но упрямство и своеволие стояли на своём, заставляя девушку, гордо вздёрнув подбородок, смотреть прямо на покровителя в ожидании ответа.

Он ответил не сразу.

— Нет, Арьен, я не испытал удовольствия. Мне было мучительно больно наблюдать и чувствовать твою приближающуюся смерть.

Вот так, просто и прямо. Да, он тоже имеет слабости. Такое нелегко признать гордецу даже наедине с самим собой, а уж тем более открыто. Можно замалчивать этот факт, отрицать и отрекаться, делать вид, что не замечаешь — но к чему? Лукавя с самим собой, ты не станешь сильнее и не отменишь существования этого факта. Всё, он уже свершился, он есть. И даже могущественному демону не под силу что-либо изменить.

Ада потупилась, не зная, как реагировать. Шестым чувством она ощущала, что Повелитель не солгал — и вот именно это-то и приводило в замешательство.

— Просто запомни, Арьен: мне дано видеть события на долгие годы вперёд. И что бы я ни совершал, я делаю это тебе во благо. Всегда. Даже если в данный момент кажется обратное, — с покровительственной улыбкой добавил Астарот.
— Что ж, надо признать, у Вас выдающийся актёрский талант, Повелитель… — беззлобно проворчала девушка. — Восьмой год Вас знаю и до сих пор не могу разобрать, где Вы серьёзны, а где решили учинить очередную проверку мне во благо.

Судя по разлившемуся довольству на лице Герцога, комплимент пришёлся ему по душе. Ещё секунда — и хрупкий момент чуткой откровенности рассеялся. Подле Ады сидел прежний покровитель, холодно-отстранённый, неприступный, закрытый, снисходительный, но держащий дистанцию своими «учительскими» манерами. К нему уже не хотелось — вернее, язык не смел повернуться — обращаться на «ты».

— Раз уж мы переставили образовательный процесс с ног на голову и начали с практики, самое время восполнить пробел в теории, — бодро возвестил мужчина и рывком поднялся с дивана.

Голос его стал сильнее, энергичнее — так что Ада без труда догадалась: сейчас её ждёт очередная лекция. На сей раз, видимо, посвящённая пресмыкающимся семейства Аспидов.

— Вообще, Арьен, я выбрал для тебя именно королевскую кобру не в силу родства ваших «титулов», а потому, что вы удивительно похожи.
— О, покорнейше благодарю, Вы столь любезны, — усмехнулась меченая. — Меня ещё никто так изящно не обзывал змеюкой подколодной.

Укол словесного выпада, казалось, ничуть не задел демона — максимум прошёлся по касательной, лишь слегка царапнув.

— Посуди сама, — Астарот принялся мерять библиотеку неторопливыми шагами. — В природе эта змея предпочитает питаться преимущественно себе подобными — другими змеями. В том числе и сильно ядовитыми, в том числе — другими кобрами. За что она и получила своё научное название. Ophiophagus hannah с латыни переводится как «поедатель змей». Когда же сородичами отобедать не удаётся, гамадриад не разменивается по мелочам и устраивает засады не менее достойным противникам — небольшим варанам. Напомни мне, Арьен, почему в Новосибирске нет иных меченых?

Демон лукаво улыбнулся, намекая на пикантную особенность Ады охотиться на «коллег». Под раздачу ревнивицы попадали в том числе и его собственные служители, но отчего-то создаваемое девушкой неудобство в виде кадрового голода Астарота ничуть не беспокоило. Напротив, будучи сам «гурманом» во многих сферах, казалось, он даже поощрял изысканные «вкусовые пристрастия» подопечной в сфере военно-дипломатической.

— Подобно тебе, королевская кобра очень горда и своевольна, — продолжал Герцог. — Попадая в неволю, взрослая особь предпочитает умереть голодной смертью нежели перейти на унизительное питание крысами, как делают другие змеи. Она не терпит компромиссов и ущемлений своих свобод. Именно поэтому все попытки содержать эту рептилию в зоопарках проваливались — всякий раз змея выражала свой протест, переходя в режим голодовки.

Одобрительный взгляд, пущенный в сторону сидящей.

— Королевская кобра обладает поразительным умением регулировать расход яда при нападении. Чаще всего, пытаясь отпугнуть крупного врага наподобие человека, она делает «холостые» укусы, вообще не впрыскивая яда. Либо же впрыскивает какую-то его часть, с помощью мышечных сокращений закрывая протоки желёз. Так что жертва до последнего не знает, умрёт или выживет — представляешь, какое коварство?

Судя по широкой улыбке демона, озвученный факт о повадках пресмыкающейся питомицы был одним из его излюбленных.

— И ты тоже коварна, Арьен, очень коварна. Твоя опасность заключается в сочетании высокого интеллекта с холодной, рассудочной мстительностью.

В этот момент Ада почувствовала, как мурашки покалывают затылок, закапываясь в волосах — Астарот увлёкся повествованием и теперь не скупился на эмоции. Волны довольства расходились от его фигуры широкими кругами.

— Конечно, порой тебе мешает излишнее добросердечие, — поджал губы Повелитель, — но, кто бы мог подумать, гамадриадам тоже не чужды высокие чувства! А иногда они ведут себя прямо-таки по-человечески. Например, самка кобры, как настоящая женщина, капризна и очень разборчива в выборе партнёра. Так что самцу надо очень постараться с ухаживаниями, чтобы завоевать расположение дамы сердца. В противном случае… его убьют и съедят.

Судя по интонации, Герцогу было неведомо такое явление, как мужская солидарность — его симпатии были явно на стороне представительниц «слабого пола». По крайней мере, в вопросах, касающихся рептилий.

— Самки — прекрасные, заботливые матери. Кобра, охраняющая кладку яиц, в разы увеличивает токсичность своего яда и может обходиться без еды около трёх месяцев — она ни за что не отлучится, дабы не подвергнуть угрозе своё будущее потомство. Когда же подходит срок детёнышам вылупляться, мать намеренно покидает их, чтобы не съесть в приступе голода.

Ада едва заметно передёрнула плечами и отвела взгляд от прогуливающегося взад-вперёд Повелителя. Тема отцов и детей не вызывала отклика в её душе и рождала лишь неловкое смущение — меченой были неведомы материнские чувства, и вряд ли когда-нибудь станут.

— И, наконец, мой любимый факт об этом загадочном существе, — словно не обратив внимания на скованность девушки, блеснул улыбкой Астарот. — Кобра убивает из ревности, при факте измены. Прямо как ты.

Брови девушки удивлённо взмыли вверх.

— Так я же никогда никого не…
— Станешь отрицать? — перебил демон с ехидной усмешкой, будто говорящей «Вот ты и попалась!».

Каверзный вопрос посреди лекции застал Аду врасплох. Да, она была ревнива — в этом покровитель был прав. Но до каких пределов распространялась эта ревность? Грозила ли она перерасти в собственничество сродни тому, какое демонстрировал Казначей Ада по отношению к своим служителям — или же допускала свободу воли и выбора избранника?

«Что бы ты сделала, узнай об измене Владимира?» — зазвучал в голове закономерный вопрос. И к своему стыду, удивлению, испугу Ада вынуждена была, наконец, признаться самой себе: да, она способна на убийство.

Астарот всё это время не отрывал взгляда от лица девушки, с каким-то злорадным удовлетворением наблюдая, как стремительно даёт всходы росток опасного семени, заронённого в бессмертную душу. И когда Ада встретилась с ним глазами, они будто спрашивали: «Ну что, теперь ты понимаешь меня?».

Обогнув диван, демон встал позади. Наклонился вперёд, облокотясь о спинку. От столь неожиданного манёвра и близкого соседства вдоль позвоночника девушки невольно побежали мурашки…

— Только взгляни на эту красавицу. Тебе не кажется, что в её внешнем облике есть нечто напоминающее тебя?

Ада с опаской покосилась на покровителя через плечо. В этот момент она совсем не разделяла его эстетического восторга. Равно как и желания созерцать ползучую тварь, а уж тем более искать в ней сходства с собой. Но, повинуясь какому-то неясному позыву, всё же посмотрела в сторону дремлющей змеи.

— Королевская кобра — самая крупная из ядовитых змей. Она растёт всю жизнь и может достигать шести метров, — не дожидаясь ответа, продолжил Астарот. — Как все хладнокровные, она любит греться в лучах солнца, лёжа вдали от всех где-нибудь на отшибе леса — лишь бы не беспокоили.
— Какой интроверт, — хмыкнула Ада немного нервно, ещё не понимая, куда клонит собеседник.
— Но поскольку змея очень длинная, как правило, она отдыхает, свернувшись в несколько крупных колец. Прямо как крупные завитки твоих волос… Такой символический образ пришёл мне на ум недавно.
— Кхм, — меченая смущённо кашлянула, не смея обернуться. — Боюсь, мне недоступен такой уровень метафорики, Повелитель…
— Со временем ты научишься её понимать. И предлагаю не откладывать первое занятие.

Будто откликаясь на телепатический зов, кобра прянула, приподняв голову, чутко прислушивалась с пару секунд… и послушно устремилась к дивану. Ада ахнула и рванулась было прочь, но две тяжёлые ладони легли ей на плечи.

— Ты никуда не пойдёшь, — безапелляционно заявил Астарот.
— Повелитель..!

Девушка не сдавалась, пытаясь вывернуться. Но в следующий миг лишь ощутимее почувствовала, что значит поговорка «железная хватка». Наверное, останутся синяки…

— Я сказал, оставайся на месте.
— П-п-повелитель… — отчаяние в голосе Ады сменилось на жалобную мольбу. — Я… меня инфаркт сейчас хватит!

Она не преувеличивала: тело меченой сотрясали конвульсии тихой истерики, и, казалось, только близкое присутствие покровителя не давало ей потерять сознание. Астарот мог буквально осязать её ужас — густой, вязкий, терпкий. Огромный соблазн для демона испить нектара одной из сильнейших эмоций смертного. И на сей раз Герцог не стал отказывать себе в удовольствии.

— Расслабься, Арьен, ты слишком напряжена, — демон сделал медленный, осторожный вдох, чувствуя, как тело девушки обмякает под пальцами.

В этой ситуации энергетический вампиризм покровителя, пожалуй, пошёл на пользу: вместе со слабостью Аду накрыло если не спокойствие, то какое-то подобие гипнотического транса наяву.

— Простите, я знаю, что… это ваше тотемическое животное. Но ничего не могу с собой… Я боюсь, Повелитель! — попыталась извиниться она.
— Твой страх иррационален, Арьен. Тебе его внушили в детстве, вживили насильно, как инородное тело, которое всю жизнь будет мешать и причинять неудобства, если его не извлечь.

Негромкий голос Астарота звучал совсем рядом, баюкающей мелодией заливаясь в ухо, странным образом замедляя колотящийся в висках пульс, выравнивая дыхание, делая его глубже — хотелось слушать этот голос ещё и ещё.

— Где та девочка, которая к ужасу своей бабушки бесстрашно таскала ужей за хвост, м? Разве ты забыла?

Он помнит! Помнила и Ада, теперь рассмеявшаяся — всё ещё немного натянуто — этому далёкому эпизоду из детства.

— Уже тогда змеи признавали в тебе иную, — продолжал увещевания покровитель. — Честно говоря, я и сам был немало удивлён, когда услышал эту историю. Так с чего тебе бояться своих друзей?

Герцог наклонился ниже, к самому уху, и теперь девушка ощущала на шее его тёплое дыхание.

— Когда королевская кобра патрулирует свои владения, все обитатели леса замирают в благоговейном страхе: кого же смертоносная госпожа предпочтёт на обед сегодня? — вкрадчиво зашептал демон. — И ты не должна бояться, Арьен. Никого и ничего. Это другие должны страшиться и благоговеть перед моей Королевой.

Меченая не отвечала, смотря как заворожённая — прямо перед ней в воздухе плавно раскачивалась огромная змея, готовая к приказаниям хозяина. Тварь не проявляла агрессии, не стремилась атаковать, будто выжидала чего-то. В её взгляде проскальзывала какая-то аналитичность, может быть, даже осмысленность — казалось, она просто внимательно изучает людей.

— Гамадриад — благородная и очень терпеливая змея, — пояснил Астарот степенное поведение питомицы. — Она никогда не снизойдёт до того, чтобы напасть первой: такая истеричная поспешность не к лицу королеве. Так что если ты нечаянно окажешься поблизости, следует встать на уровне её глаз и замереть. Как сейчас.

Руки Герцога ослабили хватку и как бы невзначай поглаживающе прошлись по плечам девушки.

— Не делать резких движений, дышать ровно и спокойно, просто смотреть на неё. Через несколько минут змея сочтёт тебя безобидной и чинно удалится восвояси. Кобра не станет попусту расходовать свой драгоценный яд, в первую очередь он нужен ей для охоты. Но берегись, если ты пришла с дурными намерениями. У этой змеи высокий интеллект и отличная память — она непременно запомнит того, кто однажды причинил ей зло.

— Почему она так странно наклонилась? Разве они не делают высокую стойку? — когда чувство первой опасности прошло, решилась на вопрос Ада.
— Когда две кобры встречаются, они стремятся приподняться как можно выше оппонента, — ответил демон. — Так они соревнуются за право главенства. Та змея, кому удалось коснуться макушки другой, считается победившей. Проигравшая же склоняется, признавая своё подчинённое положение. Всё как у людей.
— Значит, она думает, что я тоже змея, и соревнуется со мной? — удивилась Ада.
— С тобой всё иначе, Арьен. Сейчас она чувствует в тебе мою Силу — и подчиняется ей. Но вместе с тем эта энергетика её притягивает, как магнитом.

Рептилия и правда демонстрировала какие-то неестественные (по мнению Ады) телодвижения: как будто принюхивалась, привлечённая любимым лакомством, и вместе с тем норовила прильнуть к колену меченой, пристроить на нём голову.

— На ручки просится, — натянуто хихикнула та, разом вся подобравшись.
— Отчасти так и есть, — согласился Герцог. — Она ищет твоей ласки. По весне и ранним летом во время брачных игр кобры могут свиваться в клубок и поглаживать друг друга, таким образом ухаживая и оказывая знаки внимания. Она ждёт от тебя того же.

Мужчина протянул руку и ласково провёл по внутренней стороне нераскрытого капюшона змеи.

— Хочешь погладить?
— Н-н-нет, — неуверенно заикнулась Ада и заёрзала на месте.
— Дай руку.
— Я боюсь, Повелитель…

К страху примешивалось ещё и другое чувство — омерзение к ледяной, липкой ползучей гадине. Но, не желая задеть покровителя, девушка смолчала об этом.

— Я буду тебя страховать своей рукой. Смелее, — мягко настаивал Герцог, предлагая свою ладонь.

После минутного колебания Ада сдалась — и тут же зажмурилась. Что-то упругое и шершавое ткнулось ей в руку, щекотнуло кожу. Девушка вздрогнула и удивлённо распахнула глаза, переведя взгляд на покровителя, потом снова на змею.

— Она тёплая! — судорожный выдох-возглас.
— Разумеется. Кобры, как и другие хладнокровные, принимают температуру окружающей среды. В комнате тепло — и её кожа теплеет.
— Я думала… они вечно холодные и склизкие… — пробормотала меченая, сбитая с толку разницей в представляемых и реальных ощущениях.
— Это расхожее заблуждение, — хмыкнул демон. — Кожа змей не имеет желёз, выделяющих слизь. Она состоит из чешуек, плотно подогнанных друг к другу и зачастую красиво окрашенных.

Новая знакомая меж тем времени даром не теряла и, почуяв некоторую свободу, некрепко обвилась вокруг запястья Ады.

— Ого, какая сильная…
— Сплошные мышцы и ни капли жира, — шутливо подхватил мысль покровитель. — Очень гибкая, грациозная девочка…

Мягко, ненавязчиво он захватил ладонь Ады в свою. И, переплетясь пальцами, аккуратно, едва касаясь поверхности, заскользил по коже змеи.

— Закрой глаза. Почувствуй сама. Отдайся этому ощущению…

Непостижимый это был танец — сюрреалистичный и чувственный, пугающий и приводящий в восторженный трепет — танец на грани риска и удовольствия, приправленный острой перчинкой адреналина. Но именно сейчас, находясь подле Повелителя и держа его за руку — не видя его, лишь ощущая близкое присутствие — Ада впервые испытала пьянящее чувство абсолютной свободы.

01:04


— Если бы тебя попросили дать самую общую оценку такому существу, как змея, каков бы был твой ответ?

Астарот сидит вполоборота к Аде и с улыбкой наблюдает за её сдержанными манипуляциями: теперь девушка активно и охотно взаимодействует со змеёй, которую ещё недавно боялась не то что подпустить к себе, а даже просто наблюдать с расстояния. Кобра тоже переместилась на диван, пристроившись между разговаривающими, поближе к… хозяйке или хозяину? Кажется, змея ещё не может выбрать до конца, кто нравится ей больше — вот и улеглась посередине.

— Даже не знаю… — хмурит в раздумьях лоб девушка, ненадолго отвлекаясь от новой знакомой. — К ним настолько неоднозначное отношение в одной только нашей культуре… А уж про разницу представлений других этносов я вообще молчу.

Места для лежания немного — и, чтобы поместиться, кобра по своему обыкновению свернулась в несколько компактных колец.


Удобное положение для экспериментов! Та любознательность, с которой Ада пустилась сейчас в исследование нового существа, дала бы фору любому дошкольнику. То и дело указательный палец меченой проходится по брюшку или спине змеи, щекоча чешуйки кончиком ногтя. Кобра высовывает раздвоенный язык, подбирается, уходя с «линии огня», но стоит только Аде ослабить натиск, как сама принимается задорить девушку, тыкаясь головой в руку и понуждая ту похулиганить ещё.

Иногда меченая, и вовсе осмелев, прихватывает кобру за кончик хвоста и легонько тянет на себя, всё равно что верёвку. Тогда возмущённая змея, «размотанная» в струнку, встаёт на дыбы, шипит, упруго вздувая капюшон — но видно, что манёвр это мнимый, понарошку, она не собирается атаковать девушку. Ада хохочет, милостиво отпуская пленницу на свободу.

Неизвестно, выполняет ли кобра безмолвные команды Астарота или же действует согласно своей свободной воле. Да это и неважно. После долгих лет молчания маленькая девочка, играючи таскавшая ужа за хвост когда-то, снова звонко смеётся, отдаваясь своей шалости целиком, самозабвенно — вот что действительно имеет значение для Великого Герцога. Об этом ли он думает сейчас, бросая на подопечную незаметные взгляды и улыбаясь краешком губ? Тогда отчего в его глазах сквозит печаль?.. Или показалось?

— Столь разное отношение к пресмыкающимся — порой диаметрально противоположное — нашло своё воплощение в богатой, очень разноплановой символике, — Астарот сцепляет пальцы в замок, пряча за ними нижнюю часть лица. — Возможно тебе будет проще ответить на мой вопрос, если ты дашь новой знакомой имя. Как бы ты назвала её?

Ада переводит взгляд на змею и на этот раз задумывается действительно надолго. Мужчина не торопит, с терпеливым интересом ожидая ответа. Наконец, вердикт вынесен:

— Дурга.
— Любопытный выбор, — в голосе покровителя звучит и одобрение, и любопытство. — Нарекать моё животное именем богини, сразившей демона — это намеренное совпадение или случайность, Арьен?

Ада хихикнула. Действительно, забавный вышел каламбур. Впрочем, Повелитель, кажется, ничуть не обиделся.

— Если я правильно помню, Дурга каким-то образом связана с нагами, полубогами с телом получеловека-полузмеи. И змеиная их часть как раз от кобры, — поясняет она свой выбор.
— Дурга — одно из имён и аспектов богини Кали, — благосклонно кивнув, напоминает Астарот: отменная память и начитанность подопечной его радуют. — Эту богиню (довольно кровожадную, надо заметить) принято изображать наполовину женщиной, наполовину змеёй.
— А ещё Дурга — одна из самых почитаемых богинь в Индии и по сей день, — продолжает девушка мысль, радуясь возможности вставить и свои пять копеек.
— Ты любишь Индию?.. — приподнимает бровь мужчина.
— Мне импонирует их мировоззрение, — честно признаётся Ада. — И к змеям там особое отношение. Несмотря на то, что местные жители ежегодно тысячами умирают от их укусов, индусы к ним терпимы: считают своими полноправными соседями, не стремятся выгнать из привычных мест обитания или ещё как-то притеснить… Удивительное свойство мышления.
— Если брать фольклор и мифологию, в самом деле, в Индии, как, наверное, нигде в мире, не уделяется такое пристальное внимание серпентам, — соглашается Астарот. — 21-й век с его прогрессом будто не властен над этой удивительной страной. Например, там до сих пор поклоняются нагини* Канье, нижняя часть тела которой — от водной змеи, а над головой возвышается купол в форме пятиголовой кобры, символизирующий духовную силу.
— Теперь я вижу, что Индию очень любите Вы, — с улыбкой замечает Ада, догадавшись о причинах одухотворённой задумчивости на лице собеседника.
— В тех краях культ змей особенно тесно связан со стихией воды — это не может не радовать меня, — возвращает улыбку Владыка и того, и другого.

Никто не говорит этого вслух, но каждый чувствует: прямо сейчас между ними творится какая-то магия. Она во всём: в брошенном искоса взгляде… в выраженье глаз, задержавшихся на лице собеседника на долю секунды дольше обычного… в наклоне головы и косвенных намёках звучащих слов… в улыбке — сдержанной и испытующей, отправившейся окольными путями на разведку… в изгибе ладоней, будто стыдливо вопрошающих: «Я хочу ближе. Можно?.. Где предел?»…

А беседа идёт своим неспешным чередом:

— Что же до терпимости индусов к змеям, этому есть простое объяснение: буддизм.
— Разве буддизм запрещает убивать змей? — удивляется девушка.
— Нет, — но он повествует о добрых деяниях змей по отношению к их духовному лидеру. А также о благосклонности самого Будды по отношению к змеям. Разве истинно верующему захочется после такого идти вразрез с поступками своего наставника?
— Да уж, просветления тогда точно не видать, — хмыкнув, легко соглашается Ада.
— К тому же в Индии наги — или кобры-божества — считаются священными символами защиты. Любой местный житель скажет тебе, что нужно совсем лишиться рассудка, чтобы захотеть причинить вред такому существу. Суеверия в простом народе сильны, Арьен. Как бы ни старалась западная цивилизация с её просвещением, искоренить их до конца не удастся никогда.

Судя по расслабленно-довольной улыбке, демона такое положении вещей более чем устраивает.

А магия продолжает творить причудливые узоры. Вот взгляды сидящих напротив пересекаются — и ещё одна нить протягивается меж ними, вплетаясь в общее кружево уже сотканной, невидимой глазу воздушной паутины…

— А что же Будда?.. — ненавязчиво возвращает Ада разговор в прежнее русло.
— При внимательном изучении биографии Сиддхартхи Гаутамы** можно обнаружить, что змееподобные существа часто сопровождали его на жизненном пути.

Герцог переменяет позу: развернувшись теперь лицом к подопечной, вальяжно кладёт одну руку на спинку дивана. Ада касалась этой ладони недавно, но не помнит этого. Слишком всё размыто и похоронено под другим ярким воспоминанием — о ползучей гадине. Именно ей были поглощены все чувства девушки.

— Например, когда Будда пришёл в этот мир, наги окропили младенца душистой водой. Когда же принц-отшельник достиг просветления и несколько недель пребывал в медитации, его набожность привлекла нага Мучалинду. Он обвил Будду кольцами своего тела и укрыл от бурь капюшоном, чтобы ничто не тревожило Избранного во время погружения в мир духовного. Согласно ещё одной легенде, однажды во время своих странствий Будда так измучился, шагая по раскалённой пустыне, что упал без сил. Проползавшая мимо кобра раздула свой капюшон и прикрыла им Просветлённого от палящих лучей солнца, как зонтиком.

Астарот крутит ладонью — и новоиспечённая именинница, чуть приподнявшись, поворачивается к девушке спиной, демонстрируя жест, про который рассказывает Повелитель. Демон же продолжает рассказ:

— Очнувшись в тени, Будда в знак благодарности погладил кобру, прикоснувшись к ней двумя пальцами, и эти следы — два круглых пятна, похожие на очки — остались у неё навсегда.

Взгляд Ады невольно следует за словами рассказчика — и действительно: на капюшоне балансирующей в воздухе Дурги красуется необычный орнамент.


И вдруг её осеняет.

— Повелитель! Вы ведь знакомы с Буддой лично! — ахает девушка, и глаза её загораются огнём азарта.
— Знаком.

На красиво очерченных губах Владыки змей расцветает улыбка Джоконды.

— Это он сам Вам рассказал?! Неужели сам Будда! — чуть не пищит от восторга меченая.
— Так повествуют мифы, — уклоняется от ответа Герцог, наслаждаясь живой реакцией собеседницы.
— А как было на самом деле? — допытывается девушка. — Вы же наверняка знаете, Повелитель!
— Терпение, Арьен, — мягко призывает покровитель к «дисциплине». — Когда-нибудь я непременно расскажу тебе. В другой раз.

Сердце гулко бухает, ударившись о клетку рёбер, камнем пикирует вниз.

«Разве Вы уже уходите?..» — страшится спросить она. «Задержитесь ещё немного, пожалуйста…» — уже готовятся вымолвить губы. Но гордость натягивает поводок — и слова застревают в горле. Нет, она не станет просить, никогда и никого.

А всё же ощущение — смутное, томящее и такое ноюще-сладкое — осталось. Ада не понимает, почему оно рождается. Ей лишь отчего-то хочется накрыть эту покоящуюся на спинке дивана ладонь своей и остановить бег времени хоть ненадолго…

Но нет, нет, он остаётся! По беглому взгляду на Повелителя она понимает: просто сейчас он не в настроении предаваться воспоминаниям давно минувших дней. Вместо этого демону-учёному хочется пофилософствовать в лучших традициях книжной науки. Только и всего. И Ада улыбается благодарно. Она совсем не прочь побыть участливым слушателем, время от времени вставляющим комментарии.

— Змея — универсальный и наиболее сложный символ животного мира, а также самый распространенный и, возможно, самый древний из них, — начинает Астарот рассуждения вслух. — Безусловно, культ змей вырос из тотемизма, его породил страх перед этими непонятными существами.
— Неужели страх может породить благоговение и поклонение? — не удерживается девушка от вопроса, во многом актуального для неё самой.
— Ну разумеется, Арьен, — легко улыбается Герцог. — Люди испокон веков одухотворяли и обожествляли всё непостижимое и опасное — будь то гром и молнии с неба, дикие животные или нашествие саранчи. Если хочешь проникнуть в тайну мышления ваших предков, всегда обращай внимание на символизм того или иного явления. Это общее правило.
— И каков же символизм змеи?

Поджав одну ногу под себя, сев как бы наполовину по-турецки, Ада придвигается чуть ближе.

— Он многопланов. Змея может олицетворять и мужское начало, и женское, и андрогинное (то есть самовоспроизводиться). Это ярко выраженный фаллический символ, оплодотворяющая мужская сила, «муж всех женщин». Это же и материнская пуповина, питающая ещё не родившееся дитя.

На этом фрагменте рассказа меченая в смущении опускает глаза, щёки её начинают стремительно розоветь. Ну вот кто за язык тянул спрашивать! Вечно у этих древних, куда ни плюнь, фаллические символы да плодородие… А ещё Фрейда озабоченным ругают.

Астарот и бровью не повёл.

— Однако очевидные аналогии с пенисом и пуповиной, объединяющие в змее символы мужского и женского начал, не вполне объясняют почти универсальную символику этого пресмыкающегося, — продолжает вещать он. — Это обычно значит, что нужно копнуть ещё глубже.
— Да куда уж глубже… — ворчит Ада. — Так и до хтонических Ктулху можно докопаться…
— Что змея делает? Назови мне первые пять ассоциаций, — Герцог вдруг щёлкает пальцами. — Быстрее!

И Ада от неожиданности выдаёт первое, что приходит на ум:
— Убивает, охраняет, сворачивается в клубок, лечит, м-м… не знаю, шипит, греется на солнышке!
— Стоп-стоп-стоп, — поднимает руку демон. — Вот ты и продемонстрировала только что все пласты коллективного бессознательного по Юнгу.***
— Ну, лечит — потому что из яда змеи мази разные делают… «Випросал», например. От прострела в спине хорошо помогает, — стушевавшись, пытается оправдать девушка безумную «сборную солянку», которую только что выдала.
— Нет, Арьен, спору нет, в целом, ты всё верно подметила, — довольный демон потирает колено. — Как существо убивающее, змея символизирует смерть и уничтожение. Как существо, периодически меняющее кожу, — жизнь и воскресение. И в этом же разрезе она действительно выступает символом целительства и медицины. В древности даже существовало поверье, что змея сбрасывает кожу для возвращения себе молодости и владеет секретом вечной жизни. Свернувшийся кольцами серпент отождествляется с круговоротом природных явлений и сменой циклов. Некоторые верили, что мир — это яйцо, которое когда-то отложила огромная змея, а теперь поддерживает и охраняет его, плотно обвившись вокруг.
— Ну дела! — усмехается Ада. — Повелитель, неужели в здравом уме взрослому человеку можно в такое верить?
— Люди склонны верить и не в такое, когда не способны найти рациональное объяснение.

Герцог делает неопределённый жест рукой: мол, что с этих смертных взять.

— Как видишь, змея — это очень многое и довольно разнообразное, — резюмирует он. — И солнечное начало, и лунное, жизнь и смерть, свет и тьма, добро и зло, мудрость и слепая страсть, исцеление и яд, хранитель и разрушитель, возрождение духовное и физическое.
— Бр-р-р, Повелитель, я за Вами не успеваю! — тряхнув головой, честно признаётся девушка.
— Тебе не нужно это зазубривать наизусть, достаточно просто послушать, — успокаивает Астарот. — Впрочем, хорошо. Если хочется большей конкретики, давай разберём на примерах. Как человеку западной культуры, пожалуй, тебе ближе отрицательная символика пресмыкающихся, верно?
— Ага. Сразу вспоминается демон в виде змея-искусителя, подначивающий Еву съесть плод с древа познания, — честно признаётся Ада.
— Ну спасибо. Чуть что — сразу демоны виноваты, — журит её Астарот.

А у самого в глазах — искорки мальчишеского задора. И сам будто враз помолодел лет на десять. С чего бы?

— Ты права. В самом деле, в западной мифологии символизм змеи по большей части отрицательный. Всему виной иранский зороастризм**** — христиане многой ереси от него нахватались. Последователи Заратустры считали змею символом тьмы и зла, одним из самых дурных предзнаменований, предвещающим появление сатаны. А поскольку эта религия оказала сильнейшее влияние на зарождающееся христианство…

Герцог красноречиво разводит руками в показном сожалении.

— Причина такой коварной природы змеи — якобы в её раздвоенном языке, заставляющем предполагать лицемерие и обман, а также яде, приносящем неожиданную и мгновенную смерть. Христианство обвиняет змею в том, что из-за неё люди потеряли Божий дар вечной жизни, ссылаясь при этом не только на историю Адама и Евы. До чего же смертные способны додуматься — лишь бы не признавать собственных ошибок…

Астарот театрально вздыхает, качая головой, но в этом жесте нет ни капли сокрушенности.

— Иудейская традиция, впрочем, недалеко ушла. У них змея — тоже враг человечества и посланник сатаны. Как итог — в западном искусстве серпент стал основным символом зла, греха, искушения и обмана. И всё бы ничего, да только не всё так просто.

На ангельски красивом лице демона появляется коварная, саркастическая усмешка.

— Напомни мне, Арьен, что произошло с израильтянами, когда они в своём долгом пути к земле обетованной возроптали против Моисея?

Вопрос простой, что называется, «из школьной программы». Но почему-то именно сейчас у Ады заклинило память.

— Признаться, подзабыла я матчасть, Повелитель…
— Бог по доброте душевной наслал на людей свирепых ядовитых змей, — услужливо напоминает Герцог.
— Хах, точно! — в каком-то неясном порыве злорадства хлопает в ладоши меченая.
— Заметь: ни Люцифер, ни кто-либо другой из нас здесь совершенно ни при чём. Свалить всё на Сатану уже никак не выйдет. «Светлый» владыка просто взял и начал пытать своих служителей при помощи нашего, «тёмного» оружия. И для чего, спрашивается? Якобы для торжества добра и желая рабам своим лучшей жизни. По факту же — чтобы добиться беспрекословного подчинения. Какая прелесть.

Ухмылка Астарота — широкая, едко-ироничная — ярче любых слов говорит, чтó тот думает о «добрых» методах работы с верующими, практикуемых «светлыми» коллегами.

— Да уж, кося-як… — смеющаяся Ада полностью разделяет мнение покровителя.
— О, дальше ещё интереснее, Арьен, — блеснул улыбкой демон. — Если мы откроем труды древнеримского богослова Тертуллиана, то увидим, что ранние христиане называли Христа «Змеёй добра». А в Евангелии от Матфея и вовсе находим такие строки: «Будьте мудры, как змии, и просты, как голуби». Так напутствовал Христос своих учеников.
— Что-то они сами до конца не могут определиться… — озадаченно потирает лоб девушка.
— Именно, — кивает Астарот. — Потому что далеко не всё в этом мире можно разделить на категории чёрного и белого — нечего и пытаться. Эту простую истину лучше всех понимают африканские народы.
— Африканцы?..
— Да, представь себе. Коренные жители стран третьего мира, как их принято называть в мире цивилизованном, во многих вопросах оказываются мудрее наследников Просвещения. Именно в мировосприятии африканских народов змея символизирует дуализм: не только небесную, божественную природу, но и демонические силы.
— И как только сами не путаются, — шутливо замечает девушка.

А Герцог уже заходит на новый виток беседы:
— Всё это время мы говорили по большей части о негативном аспекте природы пресмыкающихся. А что ты знаешь об их «светлых» сторонах? — и, не давая опомниться, добавляет: — Возможно, ты удивишься, но положительной символики у змеи гораздо больше.

Ада не может ответить вот так сразу, с наскока — и замолкает, копаясь в архивах памяти.

— Хочешь небольшую экскурсию? — видя замешательство подопечной, услужливо предлагает Астарот.

Поманив девушку пальцем, свободной рукой он легонько хлопает по сиденью рядом с собой, приглашая занять место поближе. В пустом пространстве перед ним вспыхивает интерактивная карта, а в руках материализуется указка.

— Что называется, галопом по Европам, — поясняет Астарот. — Евразия. Уже упомянутая сегодня Индия.

Кончик указки упирается в соответствующее место на карте, и границы страны вспыхивают неяркой желтоватой подсветкой.

— Яркий пример положительной символики змеи — понятие кундалини в йоге, символе внутренней силы, жизненной и психической энергии человека. Энергию кундалини принято визуализировать как змею, дремлющую в основании позвоночника. Чтобы достичь просветления, необходимо пробудить в себе эту «змеиную силу», то есть позволить своей внутренней змее подняться вверх по всем семи чакрам.
И вдогонку — в той же Индии бог Шива известен под многими именами, в том числе его называют и «царём змей». Однако индусы не одиноки в своих убеждениях.

Указка сдвинулась правее.

— Япония. Император — представитель бога на земле — носит титул «Ми-кадо», что значит «сын змеи», ибо ему приписывается происхождение от небесного змея.

Резкий скачок влево по карте.

— Греция. В античном мире считали, что отцами некоторых мифических богов и героев были змеи. Включая Александра Македонского, о котором говорили, что его зачал верховный бог Зевс в облике змеи. Хотя, думается мне… — Астарот наклоняется к Аде, заговорщически понижая голос. — А, ладно, не буду смущать твой нежный слух.

Повелитель обворожительно улыбается, так, что у Ады по спине бегут мурашки от догадки о том, чтό он мог ей поведать.

— Тотемный символизм утверждает, что благодаря своему способу передвижения змеи обладают такими способностями, как знание тайн земли, способность видеть в темноте, мудрость и дар прорицания. Вспомни троянскую прорицательницу Кассандру. Согласно легенде, она была обязана своим талантом священным змеям Аполлона, которые лизали ей уши, когда она лежала в его храме. У тех же древних греков змея — атрибут Афины, богини мудрости и предвидения.

Герцог протягивает указку девушке — ему не хочется превращать свой монолог в сухую лекцию с изложением унылых историко-культурологических фактов, похороненных под толстым слоем вековой пыли. Демону как никому другому важно чувствовать живое взаимодействие со смертным, видеть отклик в глазах слушательницы.

— Куда желает отправиться моя путешественница теперь?

Секундная пауза на раздумья — и указка очерчивает контуры Южной Америки.

— Мы ещё не были здесь!
— Коренные жители этого континента объясняли затмения тем, что Солнце или Луну проглатывает гигантский змей, — сходу выдаёт демонический «Гугл» справку на запрос. — А народ Nahuas, который наряду с майя создал одну из древних цивилизаций в доколумбовой Америке, вообще называл себя «людьми змеиной расы».
— А что с Северной Америкой? — вылетает следом закономерный вопрос.
— По берегам Миссисипи и в Центральной Америке повсеместно распространён культ змей. Причём — прелюбопытнейший факт! — обращает на себя внимание сходство встречающихся здесь изображений с индийскими. Хотя, казалось бы, огромное расстояние разделяет эти далёкие, такие не похожие друг на друга страны.

Ада хитро щурится: какую бы ещё задачку покаверзней задать этой ходячей энциклопедии?

— Ну а в Африке! — кончик указки упирается в центр соответствующего материка.
— О, это моя любимая часть света, — расплывается в блаженной улыбке Астарот. — В африканских мифах радуга считается разноцветной змеёй, которая, хвостом упираясь в воды загробного мира, головой достигает небес.
— Ух ты, и правда очень необычное ви́дение! — дивится его собеседница.

Аде весело. Всё больше и больше увлекаемая ребячьим азартом, она засыпает Повелителя самыми каверзными вопросами, впитывая знания, как губка. Кончик указки мелькает на карте то тут, то там…

Астароту совсем несложно удовлетворять её искреннее любопытство. Верховный демон так давно существует в мире смертных по сравнению с этой хрупкой бабочкой… А может, тем и ценна для него её краткая человеческая жизнь?..

— Повелитель, если позволите, один вопрос остаётся для меня неясен.
— Спрашивай, Арьен.

Астарот теперь вальяжно полулежал, утопая в мягкой спинке дивана, с бокалом в руке, который недавно «забыл» допить из-за дел с оборотнем. Дурга исчезла — она оказалась весьма правдоподобной астральной проекцией змеи. «Где ты видела настоящую кобру в ваших широтах? Это исключительно тропический житель», — улыбнулся глазами демон после удачно проделанного фокуса. От покровителя же Ада узнала, что обретёт это «именное оружие», только став его Королевой.

— Вы всё время говорите о Королеве как о каком-то титуле. Я думала, это метафора, как у Булгакова...

Герцог едва заметно поморщился.

— Ты имеешь в виду эту его еретическую книжку «Мастер и Маргарита», пытавшуюся дискредитировать моё доброе имя?
— Как так..? — недоумённо приподняла брови Ада.
— Пожалуй, эта история заслуживает хорошего аккомпанемента, — вместо ответа изрёк Повелитель и потянулся к портсигару, лежащему на столике. — Не составишь компанию?

Вот уж поистине вечер открытий! До сих пор Ада была уверена, что Герман не курит и вообще придерживается здорового образа жизни. Впрочем, Вейц-то, может, и не курил, а вот тело его сейчас — очень даже.

Она не стала отказываться, найдя какое-то особенное эстетическое удовольствие в том, чтобы медленно поднести каминную спичку к сигарете Повелителя и, помогая прикурить, ещё раз встретиться с ним глазами, подержать эту необыкновенную паузу, насладиться её послевкусием…

Странно всё это. Ещё недавно от близкого и продолжительного контакта с верховным демоном Ада сначала чувствовала себя как на иголках, а после — превращалась в подобие выжатого лимона. Теперь же никакой усталости подобного рода не ощущалось, но значительная доля сил уходила на то, чтобы сдержать порыв сесть к Повелителю поближе.

«Что же он такого сделал?.. И сделал ли?..»

— Мало кому известен тот факт, что в первоначальном варианте рукописи демона звали вовсе не Воланд, — запрокинув голову, Астарот с явным наслаждением выпустил струю дыма. — Имя главного «злодея» было заменено в самый последний момент перед сдачей текста издателю. До этого в черновиках фигурировало моё имя. Пришлось явиться к Михаилу Афанасьевичу лично и недвусмысленно намекнуть, что он поступает… опрометчиво.
— Но почему Вы были против, Повелитель? Вы же могли стать главным героем бессмертного романа!
— А если точнее, книжонки, которая бы ляпнула жирную чёрную кляксу на мою репутацию, — возразил Герцог, и снова гримаса брезгливости на долю секунды исказила его умиротворённое лицо.

Ада не нашлась с возражениями. Потому что не понимала, в чём же, собственно, состоит неудовольствие покровителя. Уже не одно поколение людей, особенно молодёжь, зачитывалось этим произведением, признанным образцом классики — и в нём Ада видела ресурс, удачное средство популяризации фигуры Астарота в массовом человеческом сознании.

Заметив вопросительное недоумение на лице девушки, Герцог снизошёл до пространного объяснения:

— Женщину на одну ночь выбирает себе совершенно иной контингент мужчин. И делает он это, посещая заведения известной направленности, с совершенно определёнными целями, — строгий взгляд на собеседницу. — Скажи, Арьен, по-твоему, я похож на любителя ночных бабочек?
— Нет.

По правде сказать, Ада понятия не имела, как должны выглядеть эти самые завсегдатаи публичных домов и ценители запретного, но на всякий случай не стала акцентировать на этом внимания.

— В романе Булгакова Воланд, если помнишь, выбирает себе Королеву из смертных женщин всего на одну ночь. Я же гораздо более постоянен в своих привязанностях и делаю подобный выбор примерно раз в столетие.
— Так это всё-таки настоящий титул? — решилась уточнить Ада.
— Пóдлинней не бывает, Арьен.

Лучезарная улыбка Повелителя была лучшим подтверждением.

— А почему вы выбираете раз в столетие?
— Смертные обычно не живут дольше века. За редким исключением.
— И Вы остаётесь верны своей Королеве, пока смерть не разлучит вас… — в задумчивости пробормотала меченая.
— Ну, можно и так сказать.

Астарот хмыкнул. Ох уж эти женщины с их романтическими глупостями.

— Получается, Ваши Королевы — обычные смертные женщины?
— Я бы не назвал их совсем уж обычными, — Герцог наклонился вперёд, аккуратно стряхивая пепел. — Но все они смертны, это действительно так.
— А как же… Я ведь… Ну то есть...
— М-м?

Уловив нотки нерешительности в голосе собеседницы, мужчина приподнял бровь и сосредоточил всё своё внимание на подопечной. Ада замялась и потупилась, уже жалея, что слова вылетели раньше, чем она успела сообразить: эту догадку озвучивать не стоит.

— Смелее, — мягко подбодрил покровитель. — Сейчас допустимы любые вопросы, и ты вправе задать самый каверзный из них. Согласись, было бы невежливо с моей стороны оставлять любимую служительницу в информационном вакууме относительно такого важного этапа в её жизни.

Он замолчал и отвёл взгляд, казалось, полностью сосредоточившись на медитативном процессе пускания фигурных колец дыма.

— Может быть я преувеличиваю, конечно… — неуверенно начала девушка. — Но после того случая, когда я… когда Вы… В общем, такое ощущение, что с недавних пор я не старею, Повелитель.
— Так и есть, — невозмутимо отозвался демон, не поворачивая головы. — А вернее, ты стареешь очень медленно. Я наделил тебя этим даром, когда залечивал твои шрамы.

Ада шумно выдохнула. Значит, это не иллюзия, она всё верно подметила! Какое же это облегчение узнать, наконец, правду.

— Получается, такой способностью наделяется не каждая Королева? — отойдя от первого шока, продолжила расспросы девушка.
— Скажем так, она слишком энергозатратна и весьма высока по «стоимости», чтобы даровать её всякой моей избраннице. Так что нет. Этого дара удостаивается лишь та, кого я захочу выделить среди числа прочих.

Ада нахмурилась, закусив губу.

«Ба! Да ты, никак, ревнуешь?»

Она не могла сказать с уверенностью, что это за чувство только что больно кольнуло сознание. Но ей не нравилось ощущать себя одной из числа прочих, пусть даже и особенной. Астарот молчал, с весёлым любопытством наблюдая за собеседницей. Гневная реакция девушки забавляла Герцога и, кажется, льстила его самолюбию.

Ну уж нет, не дождётся! Она не станет закатывать истерик и устраивать сцен ревности. И словечка не вымолвит!

— Почему именно я? — прозвучал спокойный вопрос вместо уже готового сорваться с губ укора.
— Потому что ты достойна этого дара, — так же просто ответил демон. — Как достойна быть моей Королевой.

Ада не считала себя исключительной. В ней не текла кровь знатной династии, она не была персоной с мировым именем или роскошной Софи Лорен. Вокруг неё было полно женщин умнее и красивее, к которым гораздо органичней подходили определения «выдающаяся» и «несравненная». И всё же Повелитель выбрал её… Нет, Аде была недоступна его логика. Пока он не сказал это:

— Сегодня ты без колебаний готова была проститься с жизнью, желая остаться подле меня. Это ли не лучшее доказательство верности?
— И Вы желаете, чтобы я приняла этот титул в ближайшем будущем?
— Мне бы этого хотелось, — утвердительно кивнул Владыка змей. — Однако решение принимать тебе.
— Я что же, могу выбирать? — удивилась девушка. — И отказаться тоже могу?

На этот раз покровитель ответил нехотя:
— Можешь. И я не стану настаивать на выборе прямо сейчас.

И всё же, несмотря на его слова, Ада задумалась уже теперь. Чего-то здесь не хватало… какого-то значимого фрагмента паззла, без которого целостная картинка никак не желала складываться воедино.

— Повелитель, а могу я узнать, какие у Вашей Королевы обязанности?
— Такие же, как и у всех остальных моих служителей: быть верной соратницей, — Астарот улыбнулся. — Однако я бы не назвал это обязанностью. Слишком императивное слово. Скорее, это призвание души.
— Но есть же какие-то критерии, по которым одна девушка может выделиться из числа служителей и стать Вашей верной спутницей, а другая так и останется в меченых? — продолжала допытываться Ада.

Призрачная разница положения Королевы и меченой (помимо названий) покуда была ей не ясна.

— Скажу больше: довольно часто Королеву я выбираю вообще не из числа моих служителей. Так что не забивай свою прелестную головку ворохом ненужных подробностей, — посоветовал демон. — Ты узнаешь о них чуть позже, если всё ещё будешь хотеть этого. Всему своё время.
— Хорошо, — осторожно согласилась девушка. — Но есть одно обстоятельство, о котором мне нужно знать всё и прямо сейчас.

Голос её вдруг обрёл неожиданную твёрдость.

— Моя семья. Что с ней будет? Мне придётся порвать все связи с близкими?
— С чего вдруг такие мрачные прогнозы? — усмехнулся Герцог. — Зачем же настолько сгущать краски.
— Значит, я смогу с ними общаться, как и прежде?

Ада заметно приободрилась.

— Арьен. Если я говорю «мне нужна Королева в твоём лице», я не имею в виду «приданое» в виде твоей многочисленной родни до седьмого колена, — отшутился Астарот.
— В таком случае я даю Вам своё согласие, — без тени веселья, серьёзно проговорила меченая. — Когда придёт срок, я стану Вашей Королевой.

Повисла пауза. Перестав курить, Повелитель несколько долгих секунд всматривался в лицо собеседницы в попытке по одним только ему видимым знакам прочесть причину такой скоропалительности.

— Ты хорошо подумала, Арьен? — наконец, нарушил он затянувшееся молчание.
— Можете не сомневаться, — тихо, но твёрдо ответила девушка.
— И всё же я задам тебе этот вопрос снова.

Теперь уже и Астарот стал предельно серьёзен, лицо его выражало крайнюю степень сосредоточенности.

— Вы так говорите, будто я письменное согласие на отсечение головы посредством гильотины подписываю, — пожала плечами Ада и отчего-то отвела глаза.
— Отнюдь. Меня тебе не стоит бояться, ибо, как ты знаешь, я никогда не изменяю своему слову. Моё… опасение касается иного.

Затушенный окурок жалобно зашипел, одним резким движением смятый, вдавленный в поверхность пепельницы.

— Полагаю, подобная поспешность в этом решении вызвана твоей… привязанностью к Владимиру и желанием сохранить ему жизнь, верно?

Ада не отвечала, не смея — сама не зная почему — поднять на Повелителя глаз.

— Мне это понятно, — не дожидаясь ответа, невозмутимо продолжал Герцог. — Именно поэтому я так дотошно и спрашиваю тебя: хорошо ли ты подумала? Стόит ли такой жертвенной заботы тот, кто использует тебя самым бессовестным образом?
— Неправда! Володя меня любит! — вспыхнула девушка.
— Поэтому он попытался тебя убить, метнув огненный снаряд в газовый баллон? Оригинальный способ показать свою любовь.

Демон саркастически усмехнулся и с выражением ядовитого скепсиса, разлившегося по лицу, закинул нога на ногу.

— После столь явно выказанной агрессии в адрес моего служителя я имею полное право раздавить его, как клопа. И давно бы сделал это, если бы не твоя трогательная просьба, переданная через сестёр. Скажи, Арьен, этот чародей настолько тебе дорог?
— Убить?.. Он хотел меня убить?.. Нет, нет, как же это…

Голос Ариадны задрожал и надломился, сорвавшись на шёпот. Не нужно было быть мастером проницательности, чтобы понять: сказанное Астаротом попало точно в цель. Но страшно было не это внезапное обличение. Как известно, влюблённые склонны подвергать сомнению даже самые явные доказательства, если не хотят верить в вину любимых. Но Ада поверила. Потому что только сейчас поняла, чтό всё это время смущало её, не давало покоя, звенело тревожным звоночком где-то на задворках аналитической мысли. Повелитель лишь придал форму её неясным сомнениям, озвучил то, что давно скреблось в подсознании.

— Но зачем? Почему?!
— Потому что он чародей и не умеет иначе? — предложил свою версию демон. — Не могу утверждать с уверенностью, но вполне вероятно, его привлекает твоя Сила, унаследованная от бабушки. Впрочем, о мотивах его действий лучше спросить самого господина Волкова.

«А Повелитель дело говорит. Владимир признался в любви когда? Только после того, как своими глазами увидел свидетельство дара, передавшегося по наследству. А до этого что ж столько времени молчал? То-то и оно».

— Чёрт.

Понурившись, девушка устало потёрла лоб. Ладонь её заметно подрагивала.

— Не стоит так остро это воспринимать, Арьен. Многие смертные способны убить соперника, лишь бы не лишиться объекта своей любви. А поскольку меня он убить не может…
— И что, поэтому нужно убивать меня, руководствуясь принципом «Так не доставайся же ты никому»?! — огрызнулась меченая, вскинув на покровителя взгляд, обжигающий гневом. — Не любовь это, а чистейшей воды логика собаки на сене! Эгоцентричной, расчётливой и безжалостной. Я не объект любви и не желаю им быть. Я субъект, живая и свободная личность!
— Тише, Арьен, тише… — Астарот примирительно поднял руки. — Любовь для тебя — это свобода. Я помню.

Он тепло, обезоруживающе улыбнулся.

Он запомнил!.. Эту фразу она произнесла перед своей «кончиной». Финальным аккордом прозвучали эти слова в её смертной симфонии. А он запомнил… И не просто принял к сведению, сохранив в памяти, как один из многочисленных сухих фактов — кажется, Повелитель… уважал её мнение?

Ада замолчала, вперив взгляд в пол в судорожной попытке переварить свалившийся на неё ворох разрозненной информации. Астарот молчал тоже, тактично давая собеседнице передышку, понимая её необходимость и важность. Она не знала, сколько времени прошло, прежде чем он заговорил снова — может, пара минут, а может, добрая четверть часа.

— У вас, людей, есть прекрасная экранизация одного романа. «Молчание ягнят». Ты смотрела фильм, Арьен?

Меченая подняла непонимающий взгляд на покровителя, кивнула.

— Все серии.
— Тогда ты, конечно, помнишь финальную сцену «Ганнибала», где доктор Лектер отсекает себе кисть, чтобы скрыться от федералов, которых вызвала Кларисса.*
— Такой эпизод невозможно забыть… — протянула девушка. — В своё время он произвёл на меня сильнейшее впечатление. Впрочем, как и весь фильм. Одна игра Энтони Хопкинса чего стоит. А сколько резонансных обсуждений она вызвала после выхода первого эпизода…

Незаметно для себя Ада вовлеклась в рассуждения. Подспудно она была рада отвлечься от мрачных мыслей и благодарна Повелителю за этот разговор.

— Некоторые коллеги по съёмочной площадке даже побаивались Хопкинса — настолько правдоподобно он сыграл маньяка. Пожалуй, это лучшее признание его актёрского таланта. Но если сравнивать фильм с романом…
— Прекрасный образец любви мужчины, — вдруг перебил Астарот. — Я бы сделал то же самое.

От столь резкого перехода в теме Ада осеклась и замолчала. Демон, рассуждающий о любви? Нонсенс. Слишком уж не укладывающийся в привычную, привитую с детства, картину мира образ. «Любовь — чувство, присущее сугубо человеку, квинтэссенция лучшего, что есть в создании Божьем. Инфернальные же сущности на него не способны. Более того — они испытывают ненависть к любым проявлениям любви и стремятся их уничтожить». Как-то так объяснял маленькой Арише дедушка-богослов. Так ведь? Традиционно считается, что так. Если не брать в расчёт литературную традицию романтизма.

Помолчав и отпив ещё кальвадоса, Герцог как бы между прочим добавил:
— Собственно, я это и сделал.
— Что сделали?.. — на автомате переспросила девушка.

Погруженная в свои размышления, она забыла, о чём они только что говорили. А, кажется, о фильме «Ганнибал» и самоотверженном поступке доктора Лек…

— Постойте! Что?! Чтό Вы сделали?! Как это?! Когда?!

Меланхоличная улыбка тронула губы Астарота.

— Ты ведь не думаешь, что возвращение тебя к жизни пять лет назад ничего мне не стоило?
— Вы что, руку себе отрезали для этого?! — ахнула Ада, чуть не подскочив.
— И отрезал бы вторую, если бы понадобилось.

Спокойствие ответов покровителя резко контрастировало с крайней степенью изумления и растерянности его подопечной.

— Да ты что!!

Она всё же вскочила. Почувствовала, как по спине пробежал липкий холодок ужаса. Её обеспокоенный взгляд непроизвольно заскользил по фигуре мужчины — обе конечности были на месте.

«Ай, бестолочь! Ну конечно на месте, это же тело Германа! Так, может, он поэтому никогда не является в своём истинном облике, что у него руки теперь нет?! Или крыла? Или… Как там это на его родной оболочке отразилось? Чёрт! Чёрт! Чёрт! Всё из-за тебя, чёртова баба!»

— Примите истинный облик, Повелитель. Сейчас же, — потребовала Ада.
— В этом нет необходимости, — всё так же спокойно возразил Астарот, поморщившись чуть брезгливо. — Я сказал это тебе не для того, чтобы получить сочувствие, а тем более жалость.
— Я настаиваю. Покажитесь, — не отступалась девушка. — Пожалуйста…

Весь спектр переживаний настолько ярко отражался сейчас на её лице, что Герцог поспешил её успокоить.

— Арьен, не нужно столько тревоги. Я говорил не буквально, а про энергетический аспект, — он мягко улыбнулся.

Простонав что-то нечленораздельное, Ада с облегчением опустилась обратно на диван, от переживанья приложила ладонь к губам тыльной стороной.

— Но… это ведь всё равно больно? — не прошло и минуты, как снова встревожилась она.
— Приятного мало, — уклончиво согласился демон.
— Насколько?
— Зря я вообще тебе сказал.

Казалось, Астарот уже и сам пожалел, досадуя на свою открытость.

— Так же больно, как если бы Вы были человеком и отрезали себе руку? — не обращая внимания на его ворчанье, не унималась девушка с расспросами.

Сообщение Повелителя, несмотря на то, что она узнала о нём только сейчас, спустя несколько лет, ошеломило её. Он ответил не сразу, сначала долго вглядывался в её лицо, будто раздумывая, стоит ли беспокоить такими подробностями. Но, по всей видимости, она теперь не отступится — этой упрямице настойчивости не занимать.

— Да. Это было так же больно.
— Господи помилуй… — пробормотала девушка, непроизвольно поёжившись.
— Ну-у… — иронично скривился Астарот. — Вот Бог-то тут совсем ни при чём.

Но Аде сейчас было не до шуток.

— И столько лет молчал!
— А зачем было говорить? — пожал плечами мужчина. — Ради неуместного бахвальства? Чтобы навязать тебе вину? Выпросить порцию сочувствия? Или чтобы заставить чувствовать себя обязанной мне? Да, так можно было сделать. В манипулятивных целях, — согласно кивнул Герцог. — Но я не ставил себе подобной цели.

Он развёл руками.

— Так вот почему ты тогда почти целый месяц не приходил… — понимающе пробормотала Ада. — Я думала, это обида, а ты просто…

Она шумно выдохнула, с силой сжав ладони.

— Но зачем! Зачем Вы это сделали, Повелитель! А если б что-то случилось? Вы же себя ослабили! Вы были ранены! Ваши враги могли воспользоваться этим, чтобы нанести подлый удар в спину, а то и вовсе…

Он заглянул ей прямо в глаза и грустно улыбнулся.

— Ты и сама знаешь ответ, Арьен.

Она знала. Конечно, знала. Женщина не может не чувствовать подобное.

«Все эти годы ты отвергала, терзала, мучила меня — а я любил. Глупо, безумно, безнадёжно. Вопреки всем стараниям перестать — любил. Порой ненавидя столь же сильно. И огонь этот разгорался тем ярче, чем сильнее желал я превратить искры в пепел. Владыка тысяч душ, командующий десятками легионов, я проиграл главную битву, не сумев совладать с душой собственной. Никто не любил тебя так, как я. Но никогда ты не услышишь от меня этого признанья: я — верховный демон, а мы горды».

Так сказали молчаливые чёрные глаза, смотрящие на неё сквозь пелену печали. И глаза льдисто-синие, испившие чашу этой тоски до дна, беззвучно ответили: «Я знаю».

— Я знаю. Знаю… — повторили губы.

А пальцы уже скользили по мужской щеке — осторожно, нежно, говоря лучше всяких слов.

Астарот замер, не отстраняясь, но и не поощряя внезапную ласку. Всего на мгновение в глазах его полыхнуло — и вдруг заволокло непроглядной чернотой. Так случалось с ним в минуты сильнейшего гнева.

Ада встрепенулась, испуганно отдёрнула руку, будто обжёгшись.

— Простите меня…

Девушка рывком вскочила, поспешно пятясь прочь.

— Пожалуйста, простите, Повелитель!

На щеках вспыхнул румянец жгучего стыда. Сейчас она готова была хоть сквозь землю прямиком в Ад провалиться, лишь бы избежать собственного позора. Как она могла настолько забыться?!

— Извините... Я… я не знаю, что на меня нашло. Столько событий за вечер… и Ваш рассказ сейчас… Мне следовало держать себя в руках. Мне так неловко... Простите меня за эту вольность. Такого больше не повторится.

Ада говорила, устремив глаза в пол, чувствуя, как Астарот поднялся и теперь медленно приближается, — и её речь, и без того сбивчиво-торопливая от волнения, делалась ещё быстрей. Даже когда Герцог остановился напротив, вплотную, она не подняла на него взгляда. Не посмела. Вжав голову в плечи, словно ожидая удара, она была подобна провинившейся собаке, уже знающей, что сейчас хозяин в наказанье больно ударит её. Безропотной, смирившейся, но страшащейся этого.

Тем ошеломительней прозвучало его тихое:

— Ещё.

Глаза демона смотрели сейчас сверху вниз так пристально, что могли бы прожечь насквозь — и встретились с её, изумлёнными и непонимающими.

— Я хочу ещё, Арьен.

В его голосе — требование, настойчивое, нетерпеливое, почти приказ. А вместе с тем… просьба? Просьба, едва сдерживающаяся от того, чтобы перейти в мольбу. Верховный демон привык отдавать распоряжения — но как, должно быть, сложно ему произнести обычное «пожалуйста».

Его боялись, ему уступали, сдаваясь под натиском силы и могущества. Его ненавидели и презирали. С ним сотрудничали и им восхищались — бывало и такое. Верховному демону, несложно побеждать, внушать благоговение или вызывать неприязнь. Но никогда прежде ему не дарили такого.

Очарованность, будто только теперь открывшая глаза и смотрящая на него по-новому, с удивлённым интересом. Глубокое уважение, помноженное на бесконечную преданность. Сочувствие — но не жалость, о нет! Со-чувствие как сопереживание, понимание и принятие — непритворное и мудрое. И финальная нота — нежность. Такая, в которой нет места корысти и неискренности. То, чего купить невозможно ни за какие богатства мира — можно лишь заслужить.

Всё это — в одном её прикосновении, таком мимолётно-пугливом, точно взмах крыльев колибри… Никогда прежде Астарот не пил ничего изысканней — и теперь жаждал ещё. Хоть немного, всего один глоток! Но ещё!

А она поняла это.

Её протянутая ладонь уже не дрожала, не боялась — снова ласкающе касаясь щеки с лёгкой щетиной, закапываясь в волосах… Астарот шумно выдохнул, прикрыв глаза.

Да, это было оно.


Всё случилось молниеносно. Пол резко ушёл из-под ног, порыв ветра всколыхнул выбившиеся пряди, щекотнув шею — что-то твёрдое врезалось в спину. Подхваченная на руки, с силой прижатая к книжному стенду Ада успела лишь ахнуть и инстинктивно вцепиться в плечи мужчины — ища опору и обнимая.

— Семь лет…

Кажется, это прошептали его губы, прежде чем прильнуть к фарфоровой коже с пульсирующей жилкой.

Для атмосферности и лучшего вчувствования в текст:

Его поцелуи обжигали холодом. Срывали с губ судорожные вздохи, заставляли сладко выгибаться от волн мурашек, бегущих вдоль позвоночника…

Демон и смертная. Гений и скрипка. Его прикосновения — словно игра виртуоза: как никто другой он знает, как извлечь из этого хрупкого, нежного, капризного инструмента гармоничное звучание, как раскрыть его неброскую красоту. Герцог в совершенстве владеет музыкой чувственности.

Касания его пальцев — лёгкое и уверенное, скользяще-щекочущее, одними кончиками ногтей и дразнящее, расслабляющее и подобное удару хлыста, скромно-вкрадчивое, почти целомудренное и бесстыже-настойчивое — такие разные, каждое восхитительно в своей индивидуальности… Астарот импровизирует, прямо сейчас создавая волшебную, неповторимую мелодию — и упругое тело молодой женщины в его объятиях чутко отзывается на задетые струны.

Ада до сих пор не верит, что всё это происходит наяву, с ней, с ним — с ними обоими. «Вместе» — вот главное слово, ключевое, краеугольное. Она всегда думала, что демон — это значит один, одинокий, одиночество в абсолюте. Но теперь она ощущает иное — единство и единение. Когда один — это качественная сумма двух единиц. Когда один — это значит един с кем-то. И, словно помешанная, она улыбается блаженно, закрыв глаза, а губы способны шептать, как мантру, лишь одно слово:

— Повелитель… Повелитель…

Безумен и он, срывая, сдёргивая, избавляясь от всего лишнего — этой последней преграды из тонкой ткани, отделяющей его от мечты. Почти восемь лет он ждал этого. Молчал, не выказывая нетерпенья ни словом, ни жестом, любуясь на расстоянии, желая и грезя, как однажды прильнёт к этой молочно-белой ложбинке меж ключиц, а потом скользнёт ниже, ниже… Как сейчас.

— Astaroth…

Сбивчивый шёпот над самым ухом. Его истинное имя. Так, как только она одна умеет произносить. Так, как только она одна умеет позвать — страстно, с желанием, обвив шею руками и прикогтив, словно кошка, от удовольствия.

— Astaroth…

Уже не шёпот — стон. Словно удар током. Пробуждает, зовёт, велит!*

Истинное имя. Страсть, упоение, призыв, восхищение, блаженство — всё слито в нём. Оно подстёгивает и влечёт. Оно приглашает и предлагает. И впившись в губы — податливые, полураскрытые — Астарот жадно пьёт этот любовный напиток с поспешностью измученного жаждой. Ненасытно, алчно, взахлёб, так, что в уголке выступает алая капелька. Ада тихо вскрикивает.

— Прости, — бормочет он, отстранившись. — Прости, я не могу долго...

Сдерживаться всё сложнее. Воля демона сильна, но как же трудно сейчас стягивать её цепями самоконтроля! Тает секунда за секундой — и истончается нить самообладания… Кроваво-красное медленно струится тонким ручейком по подбородку, щекочет ноздри, дразнит, сводит с ума своим ароматом. Запах чистоты и целомудрия. Запах невинной девушки, ещё не знавшей мужчины. Редчайшая жемчужина для обречённого на бессмертие.

— Ариане… — шумно выдыхает Герцог, прижавшись, зарываясь носом в копну смоляных волос.

И вместо собственного имени ей слышится умоляющее: «Пожалуйста». Демон не владеет её телом, у него нет на него прав — и сейчас лишь одно слово может решить всё. Её слово.

— Нет, — шепчет Ада, подаваясь навстречу разгорячённому мужскому телу. — Я не давала своего согласия.

Она дразнит — обнимая. Играет — чувствуя, что ей самой долго не выдержать. Отталкивает — не в силах оторваться от него и зная это.

— Повелитель… Великий Герцог Преисподней… Доверенный самого Люцифера… — пальцы закапываются в непослушные завитки его волос, шёпот щекочет ухо. — Каково это, зависеть от воли слабой смертной?.. Нравится?..

Тихий, мелодичный смех и прикушенная слегка мочка. Даже теперь она мучает и терзает, издевается, изводит. Рабыне нравится это пьянящее чувство власти над своим господином. Стоя на краю бездны и готовая шагнуть в неё, она жаждет упиться этим ощущением допьяна. Напоследок. А потом сделать шаг в чёрную пучину неизвестности и улыбаться, смеяться, хохотать в лицо Хаосу! Потому что хотя бы на один миг её краткой жизни путы были разорваны, и гордая птица сделала взмах свободными крыльями. Чтобы быть пойманной в силки — уже навечно.

— Дрянь! — шипит демон, с размаху припечатывая девушку к стене в слепом порыве придушить.

Но нет, не ненависть руководит им в эту минуту — а всепоглощающий, почти животный страх. Он безумно желает её и страшится потерять теперь, когда так близок к своей мечте. А потому с силой стискивает своё сокровище — «Не отдам, не отпущу, ты только моя!».

А всё же она ему не принадлежит. И единственное, что он может сделать, это не выпускать её из объятий и целовать, целовать, целовать...

Ей наверняка больно — мужчина гораздо сильнее, а уж мужчина с духом демона… Но сейчас, лаская его в ответ, она счастливо, победно смеётся.

— Вот и мне не нравится! Я не рабыня и никогда — слышишь? никогда! — ей не буду!

Глухое рычанье вперемешку со стоном, закопавшееся в её волосах… Его прерывистое дыхание толчками вырывается из груди. Астарот зол и готов выть от разъярённого бессилья. Душу разрывает надвое. Эта дьяволица во плоти намеренно изводит его — прикончить мерзавку, вытрясти из неё дух! Но как вырвать дыхание жизни у этих губ, ласкающих и шепчущих «мой Повелитель»? И рука, уже сомкнувшаяся на хрупкой шее, вдруг слабеет.

Её жестокая игра и отказ лишь сильнее подстёгивают в нём желание обладать. Горячая мужская плоть упирается в низ живота — и Ада дрожит. От ответного вожделения. От сладкого стыда. И будоражащего страха.

Вожделение. Десятки раз она видела это в фильмах, читала в книгах, но не знает, каково оно на самом деле. Как рождается, осязаемо ли, каково на вкус?.. Не знала до сих пор.

Смущение. Щёки заливает румянец. Ада стыдится собственной наготы и очарованного взгляда, который та вызывает. Мужчина никогда прежде не смотрел на неё так. Наверное, подобное восхищение охватывало души увидевших пречистую Богоматерь…

Страх. Она боится сделать последний шаг, разделяющий «до» и «после», потому что за этой чертой — неизвестность, и сделанный выбор нельзя отменить, не существует волшебной кнопки «перемотка» или «пауза». Ей неведомо, что ждёт дальше — и вместе с тем любопытно: что там, за дымкой тумана? Тайна отталкивает и влечёт. Она страшится этой неопределённости — и жаждет её! Это как, стоя над пропастью, прыгнуть с обрыва. Умея летать. Куда унесут тебя твои крылья, Ада: вверх или вниз?..

И она прыгает. В тот момент, когда её глаза, наконец, сказали «Да», невесомость принимает девушку в свои мягкие объятия.


***

Она помнила смутно, сумбурно. Столько красок, столько ярких оттенков и переливов — все они смешались в причудливо-безумный хоровод на полотне экспрессиониста…

Библиотека, утопающая в тенях c бликами тусклого света. Почему-то нет дивана и кресел, и столик исчез куда-то… Лишь ковёр и она на нём, распростёртая навзничь.

Ранка почти запеклась — тонкий бордовый росчерк чуть заметен. Такой же, будто отзеркаливающий своего брата-близнеца, и на ладони Герцога. Ада не знает, зачем. Сейчас это так неважно…

Обнажённую кожу приятно согревает и щекочет его дыхание, перемежающееся едва ощутимыми поцелуями. Астарот не спешит. Некуда и ни к чему — впереди вся ночь. И сегодня она принадлежит только им двоим…

Глаза девушки прикрыты, но по трепещущим ресницам демон читает всё, как в раскрытой книге. Ему ведомы все тайны, бурлящие в этом теле и душе. Кроме одной.

Он знает, как выглядит наслаждение, каждый его оттенок — и хочет показать ей все до одного. Он бесконечно долго ждал этого момента, чтобы теперь с головой не окунуться в омут блаженства. Демон умеет лишь забирать? Ложь. Верх его счастья не в том чтобы отнимать и коллекционировать. В его природе — щедро дарить, взамен получая во сто крат больше. Таков Герцог, Великий и великодушный.

Она хочет обнять его и прижаться, но руки предательски не слушаются. Трудно пошевелиться. Стоит немалых усилий вынырнуть на поверхность истомы, разлепить тяжёлые веки и…

Вспышка испуга. Паника пляшет в расширившихся зрачках. Девушка лежит в центре сигила Повелителя, и мерцающие синим края заключают её в свой ласковый капкан. Она пленница? Добыча? Жертва?!


Ледяной ужас выплеснулся на сознание — Ада рванулась и тут же вскрикнула: невидимые путы больно врезались в запястья. Не может быть! Её обманули и предали? Нет, нет, нет!

Астарот мягко склоняется, гладит её по щеке успокаивающе и нежно.

— Верь мне. Так нужно.

Вспышка боли. Распятое тело выгибает, и крик бесконтрольно рвётся прочь из груди. Ада умоляет его остановиться и прекратить, но слышит лишь победное, упивающееся собственным триумфом:

— Моя! Отныне моя!

Властная рука смыкается на беззащитной шее. Астарот страшен в этот миг. В его глазах — ни тени сострадания. Лишь холодная, коварно-ликующая ухмылка. И одинокая слеза бежит по щеке Ады — теперь уже женщины. Все мы одиноки в своей боли.

Вспышка экстаза. Она бьётся в его объятиях, слившись с мужчиной воедино, царапается и кричит — на этот раз от блаженства. Астарот молча любуется ей, лукаво улыбаясь краешками губ. Этой ночью у самолюбия Великого Герцога роскошное празднество.

Последнее, что помнила Ада, прежде чем провалиться в негу полузабытья, это его прикосновения. Указательный палец, смоченный в вязко-багряном, старательно выводит на её теле семь знаков — скользнув от заветного завитка волос и пробираясь всё выше, выше… А Повелитель напевает что-то на латыни.

Первым, что Ада увидела, когда открыла глаза, было лицо Повелителя. Всё та же библиотека, и диван снова на прежнем месте. Астарот сидел, расслабленно откинувшись на спинку, а она… Кажется, она лежала у него на коленях.


Она что, отключилась прямо во время…?! Стыд какой. Девушка попыталась было сменить положение на вертикальное, но демон не позволил.

— Нет-нет, лежи. Я ещё не закончил.

Рука Герцога снова принялась гладить её по волосам — медленно и осторожно, как-то сосредоточенно-медитативно. Он просто молча смотрел на неё, сверху вниз, и на губах играла отрешённая улыбка. Ему не нужно было ничего говорить — Ада поняла без слов: это не простая ласка. С каждым новым прикосновением сонливая, оцепенелая усталость отступала, к ней возвращались силы, будто заливаясь в тело из невидимого сосуда.

До чего же приятны эти прикосновения… Ада с трудом удержалась, чтобы не потереться щекой о его тёплую ладонь, словно ластящаяся кошка.

— Что Вы делаете, Повелитель?
— А я всё гадал: каким будет твоё первое обращение, — улыбнулся Астарот лукаво. — Обычно после такого женщины переходят на «ты».

Напоминание про недавнюю близость заставило девушку смущённо отвести глаза: ей было неловко за свою оплошность.

— Я, кажется, отключилась прямо в процессе… Ещё бы после такого позора Вас на «ты» называть…

Кажется, ответ польстил самолюбию Герцога — его улыбка стала шире, а в чёрных глазах заплясали искорки озорства.

— Французы называют оргазм женщины la petite mort, то есть маленькой смертью. В данном же случае твой кратковременный обморок закономерен вдвойне, и это полностью моя вина. Ты была настолько притягательно прекрасна, что я… скажем так, немного увлёкся.
— Чем увлёкся? — непонимающе переспросила Ада.

Астарот улыбнулся каким-то своим воспоминаниям и ободряюще взглянул на лежащую.

— Близость мужчины и женщины — это всегда мощный энергообмен. Пожалуй, самый мощный из существующих видов. Близость же с существом энергетически намного более сильным — будь то бог или демон — настоящее испытание для смертного. Его тела и души. Не всем дано такое вынести. К счастью, тебе дано.
— От этого ещё и умереть можно?! — изумилась Ада.
— Разумеется, — кивнул Астарот. — Как и от любого энергетического истощения. И прямо сейчас я восполняю твои потери. Не волнуйся, слабость скоро пройдёт. Отныне у нас одна сила на двоих.

Пальцы мужчины снова заскользили по волосам цвета тёмного шоколада, разметавшимся в беспорядке по его коленям, и на этот раз Ада не сдержалась, томно выдохнув и прикрыв глаза от удовольствия.

— И всё же мне совестно. Теперь Вы, наверное, разочарованы мной. Ну, как женщиной… — смущённо пробормотала она.

Отчего-то именно в вопросе близких взаимоотношений Аде не нравилось выглядеть слабой в глазах покровителя. Словно эта слабость была идентична женской неполноценности.

— Я? Разочарован? О нет!

Астарот легко рассмеялся. Эти беспочвенные женские страхи, одолевшие девушку, были даже милы.

— Напротив, ты превзошла мои ожидания, Арьен. Столько эмоций разом, бьющих ключом… Мне давно не доводилось пробовать столь роскошный букет.

Кажется, сейчас, рассуждая о дегустации и смаковании, демон говорил буквально.

— И потом, ты отдала мне самое дорогое — свою чистоту. Разве можно сделать подарок прекрасней?

Подхваченная и накрученная на палец прядь — та самая, которую она отрезала для Владимира — вдруг на глазах принялась отрастать, быстрее, быстрее…

— Твои современницы не отличаются… высокой нравственностью. И в 21-м веке найти совершеннолетнюю девственницу в разы сложнее, чем это было в Средневековье. В те времена хотя бы монастыри приходили нам на выручку. Но ты, Арьен… Ты решила преподнести этот дар мне. И благодаря твоей щедрости я стал сильнее. Гораздо сильнее, душа моя.

«А теперь и тело», — добавила его коварно-самодовольная, хозяйская улыбка. Прядь, наконец, сравнялась по длине с остальными волосами девушки.

Он делал это нарочно, прямо сейчас демонстрируя свои открывшиеся способности. Он хотел, чтобы Ада видела эту новообретённую власть над ней.

«Раньше я мог лишь скрипеть зубами от бессилья, не смея коснуться тебя, теперь же — смотри! Мне ничего не стоит стереть с моего сокровища следы того, другого, посмевшего осквернить его — и поставить свои нестираемые метки. Сегодня ночь моего триумфа!» — так говорили его глаза, улыбающиеся, насмешливо-холодные, жестокие, а всё же прекрасные. Глаза не падшего ангела, изгнанного из Рая, но добровольно сошедшего в Ад с гордо поднятой головой.

Боль. Обида. Протест. Искрой полыхнули они в голубых глазах, исказив только что умиротворённо улыбавшееся лицо девушки. Зачем он это делает?! Для чего мучит, нарочно напоминая лишний раз, наступая на больную мозоль?

Его прикосновения — ещё минуту назад такие приятные, столь желанные — в одно мгновение опротивели. Ничего она не жаждет сейчас так сильно, как разорвать этот ненавистный близкий контакт, вышвырнуть его из личного пространства. Прочь, подальше отсюда! Она хочет подняться, но снова наталкивается на беспощадную ладонь, упирающуюся в грудь.

— Арьен. Я, кажется, уже сказал, что ещё не закончил.

Теперь в его бархатном голосе — скрежещущие нотки металла и холод безапелляционности. Уже не просьба — приказ, звучащий всё равно что команда собаке «Лежать!».

Возмущение. Негодование. Ярость. Ненависть! Лютая, испепеляющая ненависть — и всепоглощающая страсть, одержимость им. Чёрт возьми, да как такое возможно одновременно?! Жжёт грудь, рвёт надвое.

И девушка отталкивает эту руку — удерживающую, преграждающую, запрещающую. Вскочив, подобно лопнувшей пружине, набрасывается на демона с кулаками. Плевать, какие последуют санкции. К дьяволу послушание и покорность. Она не марионетка на ниточках, не кукла, не жмущаяся к ноге хозяина собачонка!

— Не смей! Не смей! Больше никогда не смей!

Астарот смеётся, даже не думая уворачиваться от ударов, лениво, вполсилы удерживая разбушевавшуюся Аду за запястья. Эти маленькие кулачки, остервенело молотящие по его груди, не способны причинить Герцогу вреда. Скорее, он желает предотвратить случайные травмы своей любимицы. Так поступает хозяин изловленной в дикой природе экзотической птицы: выстилает дно клетки, прокладывает прутья мягкой тканью, чтобы питомица не поломала крылья в тщетной попытке вырваться.* Жестокая забота собственника, отобравшего самое ценное и единственное, что нужно невольнице — свободу.

Верховный демон мог бы по щелчку пальцев свести на нет её атаку, переломив волю девушки, словно спелый колос. Но он не хочет — это хлещущее фонтаном буйство, это исступлённое неистовство, захлёбывающееся в почти животном рёве лишь сильнее будоражат его, дразнят, рождая желание. Демон вожделеет тем сильнее, чем яростнее её сопротивление. Он хочет эту женщину снова, прямо сейчас.

Наконец, силы её иссякают, она устаёт биться. Эта борьба была проигрышной с самого начала, она знала об этом. А всё же…

Изнеможённая, девушка опускает голову ему на плечо и прикрывает глаза, мягко льнёт, обнимая ослабевшими руками. Едва слышный шёпот над самым его ухом — всё, на что она способна сейчас:

— Как же я тебя ненавижу…
— Моя мятежная, бунтующая госпожа… Моя дикая роза… Моя Арьен… Моя… — шепчет в ответ Герцог, наслаждаясь её близостью.

А потом, будто вспомнив что-то, негромко, нараспев начинает декламировать:

— О, ты прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна!
Глаза твои голубиные под кудрями твоими;
Волосы твои — как стадо коз, сходящих с горы Галаадской.
Как лента алая губы твои, и уста твои любезны.
Как половинки гранатового яблока — ланиты твои под кудрями твоими.
Вся ты прекрасна, возлюбленная моя, и пятна нет на тебе!

Ада открывает глаза и отстраняется настороженно, изумлённо смотря на Повелителя и не веря ушам своим. А Астарот всё говорит, и пальцы его, действующие в созвучии со стихотворными строками, ласково проходятся по щеке избранницы, её губам, закапываются в завитках волос… Демон любуется.

— Пленила ты сердце моё одним взглядом очей твоих.
О, как много ласки твои лучше вина, и благовоние мастей твоих лучше всех ароматов!
Уклони очи твои от меня, потому что они волнуют меня.
Кто эта, блистающая, как заря, прекрасная, как луна, светлая, как солнце, грозная, как полки со знамёнами?
Как ты прекрасна, как привлекательна, возлюбленная, твоею миловидностью!**

— Это же… это… — сбивчиво бормочет Ада, как-то по-новому смотря на мужчину.

Она догадалась.

— Да, — улыбается в ответ Герцог.
— Повелитель!..

В следующую секунду девушка порывисто прижимается к нему, пряча лицо на груди, не в силах сдержать брызнувшие слёзы. Слёзы нечаянной радости и навалившегося горя. Слёзы стыда и облегчения.

— Ну-у... Не нужно плакать, Арьен, — успокаивает демон. — Ведь теперь я, наконец, закончил.

Только сейчас она замечает то, к чему её глаза были слепы прежде: вторая прядь, отрезанная когда-то самим покровителем, больше не торчала укороченным завитком, сравнявшись по длине с сёстрами.

Свободна!

Незадолго до рассвета


Астарот откинулся на подушки, тяжело дыша, и Аде, заключённой в объятия, не оставалось ничего другого, кроме как последовать за мужчиной, улёгшись на него сверху. Время близилось к рассвету — в июне короткие ночи — и сквозь неплотные тюлевые шторы в спальню на втором этаже струился мягкий голубоватый свет.

Некоторое время оба молчали, переводя сбившееся дыхание, просто наслаждаясь теплом и запахом — этой особенной, чуткой близостью — друг друга. Разморённая негой, прижавшись к Повелителю, Ада чувствовала исходящие от него вибрации, но теперь эти энергетические потоки не причиняли дискомфорта или боли, не вызывали отторжения — они будто дополняли её собственные, резонируя на одной частоте, вплетались в это кружево, рождая новый, более сложный узор.

Гармония… Может, так она и ощущается? Когда две половины — мужчина и женщина — соединяются в единое, качественно новое целое. Ада не знала. Но она могла поклясться, что никогда прежде ни с одним человеком не испытывала ничего подобного, даже хоть сколь-нибудь близкого.

— Повелитель… — не открывая глаз, тихо позвала девушка.
— М-м?
— А у Вас есть дети?
— С чего это ты вдруг спрашиваешь? — улыбнулся Герцог.
— Просто… Володя сказал мне кое-что… И это очень меня смущает…
— А-а, помню-помню, — хмыкнул демон. — 12 драгоценных камней как символ 12-ти сынов израилевых, которые положат начало новому роду разумных существ? И мы с тобой как зачинатели сего рода. Занятная у него теория.

По возвращении с миссии «святые сёстры», конечно же, первым делом обо всём доложили своему господину, не обойдя вниманием и крамольно-провокационные речи Владимира. Демонические сущности всегда отличались прекрасной памятью — и в том, что монолог чародея был передан слово в слово, сомневаться не приходилось.

— Так, значит, его теория не соответствует действительности?

Воодушевлённая ответом, Ада приподнялась на локте, сосредоточив полный внимания взгляд на собеседнике.

— Ранее этим чудным вечером ты спрашивала, по каким критериям выбирается Королева, — Астарот медленно провёл указательным пальцем по щеке девушки. — Способность иметь от меня детей не входит в этот список. Если ты об этом. И в мои планы никогда не входило пускать тебя на племенное разведение или делать инкубатором для своего потомства.

Ада продолжала молча смотреть на покровителя, предвкушая интересные, сокровенные подробности личной жизни демонов, держащиеся в тайне от непосвящённых. И не ошиблась.

— Твой... хороший знакомый поступает опрометчиво, на полном серьёзе рассуждая о вещах, о которых не осведомлён. Из чего можно сделать вывод, что он не в курсе, насколько обычный человеческий ребёнок отличается от дитя «тёмного».
— «Тёмного»?.. — непонимающе переспросила девушка.
— Или «светлого», если мы говорим о ребёнке от так называемого бога, — продолжал Астарот. — Подобная классификация, как ты сама понимаешь, довольно условна и среди нас — тех, кого люди именуют демонами или богами — не используется. Просто потому, что мы мыслим иными категориями.

Рука Герцога прошлась по спутавшимся волосам Ады в ласкающе-хозяйском жесте.

— Противопоставление Тьмы и Света популяризовал в своих произведениях профессор Толкин, чем, безусловно, внёс путаницу в сознание массового читателя. Однако тебе ли, как специалисту, не знать, что это очень грубая, упрощенная метафора?

Он мягко улыбнулся и сел, оперевшись о спинку кровати. И Ада, увлечённая рассказом, машинально подползла ближе.

— В чём же отличие такого ребёнка от обычного?
— Хотя бы в том, что такое дитя непросто зачать. А тем более выносить, — без обиняков ответил Астарот. — Равно как и найти смертную женщину, способную понести от демона или бога. Вспомни греческую мифологию и любовные приключения главы их пантеона.
— Да уж, Зевс ещё тот ходок был! — хохотнула меченая.
— А теперь представь, каковы бы были последствия, если бы каждая интрижка бога-громовержца заканчивалась беременностью его пассии, — поставил вопрос ребром Герцог. — Или возьмём инфернальных представителей — допустим, суккубов. Аппетиты этих демонов в сфере будуарных похождений не известны лишь ленивому. Даже если от каждой десятой их связи рождался бы младенец…
— …от популяции людей вскорости ничего бы не осталось — Землю бы наводнили полудемоны и полубоги, — закончила мысль покровителя Ада.
— Именно, — кивнул тот. — Мы слишком сильны, Арьен. И мирозданье справедливо находит механизмы, регулирующие нашу численность. Для поддержания баланса. В космогонических масштабах, разумеется.
— Хотите сказать, что демоны и боги почти стерильны? Но если я унаследовала часть Вашей силы, получается… — голос девушки заметно дрогнул. — Я тоже..?

«Неужели бесплодна?»

Ледяной волной окатила мысль. Казалось бы, надо радоваться — все опасения, которые столько времени терзали её, оказались беспочвенны! Теперь ей не грозит обрекать своего потенциального ребёнка на судьбу раба, какая выпала на её долю. Только Ада не радовалась, готовая горько разрыдаться от шокирующей, больно ранящей новости.

— Вывод, в целом, верный. Служители демонов действительно обладают сниженной фертильностью, — вынес приговор Герцог. — Но только не для тебя.
— Как это?!

В потухшем было взгляде Ады загорелась надежда.

— Из людей необычных, со способностями, маги, пожалуй, одни из немногих, кто по непонятным причинам обладает плодовитостью выше среднего, — пояснил Астарот. — Не все из них, но большинство умудряется. Возможно, генетическая предрасположенность, коррелирующая со способностью к магии.
— Бабушка… — понимающе пробормотала меченая.
— Да, — подтвердил догадку собеседник. — Унаследовав от своей родственницы чародейские таланты и преумножив их, как итог — в виде приятного бонуса ты ничем не отличаешься от большинства смертных женщин по волнующему тебя медицинскому показателю.
— Здорово!

Как по мановению волшебной палочки, настроение Ады подпрыгнуло до верхней отметки — на лице засияла улыбка облегчения.

— Планируешь пополнение рода Богословских? — с лукавым прищуром спросил демон, всё это время пристально следивший за реакцией подопечной.

Радость, расцветшая было на лице девушки, так же быстро померкла.

— Нет, что Вы. Это я так… — торопливо и немного испуганно ответила она, опустив глаза.
— Отчего же? — будто не замечая её смущения, как ни в чём ни бывало продолжал интересоваться Герцог. — Насколько я понимаю, ты неравнодушна к этому смертному. И если он тебе нравится…
— Да Владимир меня теперь знать не захочет, Вы же знаете! — не дав договорить, выпалила Ада.
— По какой это причине, интересно? — приподнял бровь покровитель.

На душе настырной кошкой противно заскреблась досада. Нет, он издевается? Зачем донимает её этими ненужными вопросами, если ответы на них очевидны и ему известны!

— По причине того, чтó сегодняшней ночью произошло между нами, — негромко произнесла Ада, посмотрев мужчине прямо в глаза.

И, упреждая следующий вопрос, тут же добавила:
— Нет, я не жалею о своём решении, Повелитель. Просто… в его глазах я теперь буду выглядеть грязной шлюхой.

Сказала — и как-то разом вся съёжилась. Астарот лишь сухо усмехнулся.

— Претензии в утере невинности были бы оправданы, являйся господин Волков демоном, подобно мне. Для нас действительно не последнюю роль играет фактор чистоты крови — в ней источник силы, напрямую способный влиять на наше могущество.

Он вдруг замолчал, несколько долгих мгновений сосредоточено размышляя о чём-то и словно примериваясь к фигуре полулежащей напротив, свернувшейся клубочком девушки. Ещё секунда — и обнажённое тело скрылось за строго-соблазнительным силуэтом корсета в излюбленной палитре Его Светлости.


И пока Ада изумлённо рассматривала подарок, довольный произведённым эффектом демон продолжал:

— Однако, насколько мне известно, господин Волков мужчина хоть и не совсем обычный, но всё же смертный. Следовательно, Арьен, чистота твоей крови, нужна ему лишь для одной цели: потешить своё эгоистическое чувство собственника.
— Он возненавидит меня, я знаю, — помрачнела меченая.
— Что ж. Такая реакция лучше всяких слов будет свидетельствовать и о нём самом, и об «истинности» его чувств к тебе, не так ли? — пожал плечами Астарот.
— Вы всё равно собирались запретить мне с ним видеться, разве нет?
— Я? Ты, видно, меня с кем-то путаешь.

К великому недоумению Ады, Герцог от души рассмеялся, показав ровный ряд жемчужно-белых зубов.

— Я думала, вы станете ревновать… — вконец сбитая с толку, пробормотала девушка.
— Мне достаточно просто подождать, — озвучил демон наименее энергозатратную альтернативу. — Либо его жизнь окончится естественным образом, либо он снова попытается тебя убить — и на этот раз будет убит сам мной лично. Либо вознамерится предать тебя иным способом. Во всех трёх случаях ожидание не займёт много времени. Благо, этого ресурса у меня в избытке.

Ада не нашлась с ответом. Её и саму смущал этот необъяснимый факт в поведении Владимира, не давал покоя, засев занозой в памяти. В голове не укладывалось, как можно признаваться кому-то в любви — и почти одновременно с этим пытаться отправить на тот свет. И, похоже, решение данной головоломки ещё предстояло выяснить…

— В самом деле, Арьен, разве я когда-либо запрещал тебе что-то?

Занятая созерцанием необычного подарка покровителя (ткань и кружево, как всегда, были роскошны), Ада, тем не менее, ответила почти не задумываясь:

— Ещё как запрещал!
— Да ну-у? — игриво сощурился Астарот. — Освежишь в памяти мои прегрешения?
— Вы мне строго-настрого запретили много пить. И ещё насильно заменили любимые сигареты на другую марку, до кучи урезав лимит по количеству выкуренных в сутки!
— Иными словами, позаботился о твоём здоровье? Просто вопиющая жестокость, — сыронизировал Герцог.
— Вот и я говорю, ужас! Просто в ежовых рукавицах меня держите!

Ада уже вспорхнула с кровати и вовсю вертелась перед ростовым зеркалом, оценивая детали наряда с разных ракурсов. Не утерпела. Как любая женщина, перед магией дорогого нижнего белья устоять она была бессильна, и Астарот был прекрасно осведомлён об этой маленькой слабости слабого пола.

— Ваша правда, Повелитель, — вздохнув, признала, наконец, очевидное девушка. — От Вас за 8 лет я слышала запретов меньше, чем моя мама способна произнести за 8 минут телефонного разговора.
— Тогда с чего мне устанавливать их сейчас? — одними глазами улыбнулся Герцог. — Как, по-твоему, чтό отличает Королеву от иных моих служителей?
— Подозреваю, уровень привилегий, — не оборачиваясь, ответила Ада зеркальному отражению собеседника.
— Например?
— Например, она может принимать ряд решений, не советуясь с Вами, но при этом действуя от Вашего имени, — предположила девушка первое, что пришло на ум.
— Так, — согласно кивнул Астарот. — Что ещё?
— М-м-м… — меченая закусила губу. — Ну там, наверное, всякие дипломатические миссии, закрытые мероприятия для узкого круга лиц…

Почему-то вспомнилась королевская чета Британии и, в частности, активная культурно-политическая жизнь принцессы Дианы.

— Верно, — подтвердил демон и эту догадку. — Если в мой домен прибудет кто-либо из коллег, равных мне по рангу или выше, ты обязана будешь оказать этим лицам самый радушный приём.
— Вельзевул? Асмодей? Люцифер?!

От осознания масштабов последствий для города при личном визите владыки Преисподней Ада даже прихорашиваться бросила. Этот демон способен был по щелчку пальцев стереть с лица земли многомилионные поселения. А уж если их целая делегация явится…

— Ой-ой-ой, лучше бы не надо Его Величеству нас посещать, Повелитель.
— Это ещё почему? — поинтересовался Герцог.
— Боюсь, у Вас очень специфические вкусы, и я Вашему гостю совсем не понравлюсь. Как бы не вышло чего… Эль скандаль, — честно выразила сомнения кандидатка в Королевы.
— Вынужден огорчить, но тебе придётся ему понравиться, Арьен, — усмехнулся Астарот.

Но по холодному блеску чёрных глаз его ясно читалось, что сейчас покровитель нисколько не шутит.

— Однако ты не назвала главной привилегии монаршей особы, Арьен. Ну же, вспомни хотя бы императрицу Екатерину Великую. Помимо прочих своих многочисленных талантов, чем славилась эта дама? — задал Герцог наводящий вопрос.
— Тем что строила роскошные резиденции своему фавориту графу Орлову, — не будучи настроенной на исторические беседы, продолжала дурачиться меченая.
— ФаворитАМ, если точнее, — поправил собеседник. — В точку, ma chère! Энергичная была женщина. И государством успевала управлять, и с философами-просветителями* переписываться, и личной жизни время уделять не забывала. Которая, к слову, была весьма бурной: по свидетельствам современников, у императрицы насчитывалось 23 близких друга мужского пола.
— Хотите сказать?..

Ада медленно приблизилась, сев на край кровати, в изножье.

— Я хочу сказать, что здоровой, молодой, привлекательной женщине свойственно иметь определённые… физиологические потребности, которые она имеет право удовлетворить, — спокойно произнёс демон.
— Но я… Вы же… мы… Это неправильно… это же измена!

От трещащего по швам шаблона Ада совсем растерялась.

— У людей — да, измена. Допустим. Но разве в этой комнате ты видишь хоть одного человека? — склонив голову набок, обворожительно улыбнулся Герцог.

Тон его вдруг сменился на сухо-канцелярский, каким душеприказчик зачитывает последнюю волю усопшего и условия получения наследства.

— Как Королева ты сможешь выбирать себе фаворита из числа смертных и будешь вольна решать, пользоваться этим правом или нет. Лишь одно условие останется неизменным навсегда: мне ты отказать не имеешь права ни в чём.

— Мне… — девушка судорожно сглотнула, облизав пересохшие губы, — требуется время переварить эту сногсшибательную новость…
— Сколько угодно, — широким жестом обозначил Астарот свою щедрость.

И поманил к себе.


***

В комнате витает терпкий запах истомы.

— А всё-таки, Повелитель, Вы ведь так и не ответили на первоначальный вопрос, — хитро сощурив глаза, улыбнулась Ада, довольная тем, что подловила покровителя на попытке увильнуть.

Её шёлковая кожа, лоснящаяся от пота, особенно притягательна в предрассветном сумраке.

— Разумеется, у меня есть дети, я же не монах, — вернул Герцог не менее хитрую улыбку. — Хоть и люблю наведываться в святые обители.
— А любимчики среди них есть? — раззадоренная любопытством, не отставала девушка. — Это сын или дочка? А как зовут?

По красивому лицу демона пробежала мимолётная тень задумчивой печали.

— Индира… — произнёс он и, поднявшись, направился к балкону.

Щелчок пальцев — и по его фигуре заструился тонко выделанный хлопок рубашки и свободных брюк.

— Индира… — эхом повторила девушка.

Редкое имя родом из Юго-Восточной Азии. Ада не помнила, как оно переводилось с санскрита, но точно знала, что им нарекают девочек в Индии, любимой стране Повелителя.

— Признаться, я только одну Индиру знаю, — сев на кровати, произнесла она вдогонку удаляющемуся мужчине.
— Она и есть, — бросил через плечо Астарот и потянул на себя створку.

Прохладный воздух летней ночи ворвался в спальню, смешиваясь с томными ароматами, пахнул в лицо свежей струёй, запутался в чёрных волосах.

— Подождите, — спохватилась Ада. — Индира Ганди — Ваша дочь?! **

И, спешно накинув лежащий рядом халат из чёрного шёлка, она скользнула следом за покровителем.

— Обалдеть! Сама Индира Ганди! Это же… с ума сойти!
— Что же тебя так удивляет? — снисходительно улыбнувшись, тихо спросил Герцог.

Демону были приятны её живые эмоции искренней заинтересованности и восхищения.

— Да не каждый день с отцом таких людей встречаешься! Она же великая женщина, уникальная с своём роде! — захлёбываясь от восторга, принялась болтать девушка. — На Вашем месте я бы лопнула от гордости за такого потомка. Её именем называют фонды и точки на карте. Вот в Москве, например, есть площадь Индиры Ганди. Я почему знаю? Там МГУ недалеко. И я когда думала туда поступать и ездила на подготовительные курсы, всё время выходила на этой остановке и шла пешком.

Воодушевлению Ады не было предела. Рассуждая вслух, рассказывая покровителю о его собственной дочери, она загоралась всё больше.

— Серьёзно, Повелитель, Индира классная. Очень сильная личность. Чтобы в такой консервативной стране с жёсткой кастовой системой — и в её-то время, не то что сейчас — пойти против обычаев, не побояться публично заявлять о своей гражданской и политической позиции, да вообще вверх тормашками все законы перевернуть! И одним своим примером показать огромному числу людей, что женщина — это не предмет интерьера! Её ведь столько раз власти арестовывали и всячески преследовали, но она не сломалась. Это лишь закаляло её. А потом и вовсе министром стала. Единственная за всю историю Индии женщина-министр! Вы прикиньте? И по сроку «правления» её только отец превзошёл. Если бы не это убийство… По сути, она изменила массовое сознание миллионов, целой страны, и далеко за её пределами.
— Ничего удивительного, Арьен, всё закономерно, — отозвался демон, оперевшись о перила и смотря в сад. — «Тёмные» дети наследуют часть нашей силы. И если они приходят в этот мир, то способны в одиночку вызвать в нём кардинальные перемены. Таково их предназначение.
— Да, так и есть! — подхватила Ада. — Вашу Индиру по всему земному шару знают, и вроде даже признали женщиной мира. Не помню, какое издание и в каком году правда…
— Ты неплохо осведомлена по части истории мировой политики, — похвалил Астарот.
— Ой, да чего там, всего лишь Википедия, — махнула рукой та. — Подростком мне нравилось читать про жизнь всяких замечательных людей. Искала себе кумира, ну знаете эту тинейджерскую психологию… Хотелось быть похожей на кого-нибудь из великих, быть крутой, а не прозябать серой, никому не нужной, незаметной мышкой…
— Ты очень похожа на её мать, — обласкав девушку взглядом, сказал Герцог.
— Правда? — улыбнулась Ада.
— Такая же своенравная, гордая, строптивая и непокорная.
— Похоже, Вы не ищете лёгких путей при выборе спутниц, раз на те же грабли второй раз наступаете, — смутившись таким внезапным откровением, попыталась перевести всё в шутку меченая.

Но Астарот продолжал всё так же серьёзно:

— И ты рождена не для серости, Арьен. Я знал это с самой первой нашей встречи.
— То есть Вы уже тогда?.. — приподняла брови Ада.
— Да, мой выбор был сделан 20 лет назад. Тебя это смущает?
— Просто… мне было пять, — озадаченно протянула девушка. — Как можно по мелкой, вредной соплячке понять, что вот, перед Вами стоит будущая претендентка на титул Королевы?
— Может быть, по тому, что эта соплячка мало того, что не боится тебя, как другие дети, так ещё и способна устроить тебе взбучку?

Ада успела лишь ахнуть и рефлекторно ухватиться за его плечи, когда Астарот приподнял её и усадил на бортик перил лицом к себе.

— Или по тому, что, немного подросши и достигнув совершеннолетия, эта дерзкая, непослушная, неуправляемая соплячка способна довести тебя до белого каления?

Шёлковый пояс соскользнул на балконную плитку. Распахнутые полы халата — и выпущенная на волю ткань заструилась по спине девушки, щекоча приятным холодом. А руки демона уже ласкали свою Галатею, готовые сорвать последний покров…

— Или по тому, что эта соплячка постоянно говорит тебе ненавистные слова. «Нет», «никогда», «ни за что».
— Вот оно как, — подавшись вперёд, прошетала Ада. — Значит, Великий Герцог привык, что все всегда беспрекословно ему подчиняются?

Ощутимый рывок-притяжение был ей красноречивым ответом, заставив крепче вцепиться в его плечи, чтобы не потерять равновесие и не упасть с высоты.

— Кажется, да… — прошептала она, смотря ему в глаза, чувствуя, как тело охватывает новая волна желания.

Теперь и Астарот хотел большего, но девушка — только что притворно мягкая, податливая, покорная — вдруг увернулась от поцелуя.

— Моя очередь желать, — выгнувшись, она оставила влажный след на шее Герцога.
— Что ты хочешь?.. — спросил он.


***

Над серебряной гладью Оби две темнеющие фигуры с огромными крыльями кружили в предрассветных сумерках…

16 июня 2018 г., полдень субботы
Простые беседы о сложном
1: иметь или быть?*


Вскоре показался Герман, посвежевший после душа и заметно помолодевший из-за кардинальной смены образа. Одежда пришлась впору — Ада угадала с размером. Но судя по скованным движениям мужчины, чувствовал он себя не в своей тарелке.

— Что дальше? — воззрился он на затейницу.

Больше для того, чтобы получить обратную связь, нежели узнать расписание предстоящего дня.

— Ну, так тоже ничего. На студента похож в этой маечке, — одобрила Ада. — А, пожалуй, ещё можешь за него сойти!

Как и следовало ожидать, Герман выбрал белую футболку и джинсы с потёртостями, таким образом скомбинировав вещи из двух разных подборок. Вот же своевольный засранец.

— За старпёра спасибо, — буркнул Вейц, пока девушка обходила его кругом. — И куда мы в таком виде?
— А в таком виде мы туда, — Ада указала в окно на залитую солнцем лужайку, — вооружившись вот этим.

С этими словами она сгрузила приятелю две коробки для большой пиццы и пару пакетов со всякой снедью (за время пребывания Германа в душе в доме успел побывать курьер Delivery Club). Чипсы, сок, газировка, печенье, фрукты — это только часть того, что увидел Герман через полупрозрачный целлофан.

— А-а..?
— У нас внеплановое совещание на природе, вперёд! Кру-гом, шагом марш! — подбодрила девушка зависшего Германа, ненавязчивыми толчками задавая нужное направление движения.

А вскоре вышла и сама, с огромным свёртком пледа под мышкой.

Излишне говорить, что для екатеринбургского бизнесмена такой формат совещания был в новинку — педант в профессиональных вопросах, он и пятиминутное опоздание-то с трудом переносил. Своё собственное в том числе. Покосившись на скатерть-самобранку, Герман решился уточнить:

— Ты предлагаешь есть? Это?
— Нет, смотреть и исходить слюнями, — сыронизировала Ада.
— Это фастфуд.
— Я в курсе, кэп,** — и ухом не повела девушка, гадая, какой кусок съесть первым. — Всё самое вредное и калорийное — зато вкусное!
— Вредное и калорийное, вот именно, — Герман всё ещё был настроен скептически.
— Вот именно, змеёныш, — повторила Ада. — Тебе надо хоть иногда отказываться от своих фуа-гра и устраивать разгрузочный день неправильного питания. Иначе так же чёкнуться можно!

Её выбор всё же пал на грибную пиццу.

— И вообще, чего ты так заморачиваешься с этими пробежками-качалками-отжиманиями? Повелитель даровал тебе идеальное, сильное тело, почти нестареющее — можешь хоть технический спирт пить.

Последнее, конечно же, было шуткой. Но доля истины в ней имелась: меченые обладали бóльшим ресурсом выносливости и здоровья. А будучи аватаром демона, Герман, подобно Аде, ещё и удостоился «долгоиграющей» молодости — его старение замедлилось на отметке в «30». Расцвет мужественности. Именно в этом возрасте он подписал свой злополучный контракт. Но в отличие от коллеги, за такой бонус заплатил сполна.

— Бери, не стесняйся! Пока всё не съедим, совещание не закончим.

С некоторым скепсисом глянув на сестру, уже вовсю уплетающую итальянский фастфуд, Герман наконец решился и тоже отщипнул кусок грибной. Есть руками, без салфетки, сидя по-походному на тонком куске материи, отделяющей тебя от земли… Когда-то в далёкие 90-е мальчишкой он устраивал подобные посиделки с друзьями… Тогда у него ещё были друзья. Почти забытое слово.

— О чём задумался?
— Да так…

Грозящую повиснуть неловкую паузу отсрочил зазвонивший мобильник.

— Извини, это по работе, — Вейц отложил надкусанный ломтик и, взяв трубку, перешёл на немецкий: — Ja.

Звонил коллега из фирмы отца. Недавно к нему по инициативе Германа отправился заведующий его лабораторией с несколькими подчинёнными — командировка была организована на закрытое производство в рамках обмена опытом. И теперь, очевидно, начальству хотели доложить о первых результатах.

— Hallo, Klaus. Wie gehts dir? … Ja, durchaus. Wie geht es meinen, nicht belästigt? … Hat er das gesagt? — брови мужчины нахмурились. — Gib ihm den Hörer.

После нескольких минут беседы, когда Ада уже начала скучать от невозможности понять её содержание, снова зазвучал русский — очевидно, сменился собеседник. А вместе с ним на место прежнего учтиво-сдержанного Германа будто поставили нового: манера, взгляд, движения, даже голос — всё разом перестроилось!

— Я тебя очень внимательно слушаю, Сергей, — вместо приветствия сказал он, и такая холодность не предвещала человеку на другом конце провода ничего хорошего.

Разговор перемежался продолжительными паузами, ответы Сергея (руководителя лаборатории контроля качества препаратов, как выяснилось позже) были не слышны, но явно пространны.

— А я говорил, — наконец недовольно перебил беззвучный монолог Герман. — Я давно тебе говорил, что у нас не Евросоюз и уровень дохода у населения измеряется иными цифрами. Не каждый себе позволит оригинал. Тебе требовалась командировка в страну Евросоюза, чтобы дойти до этого глубокомысленного вывода?
— …
— Значит, параллельно надо запускать дженерики. Привези базовые наработки. Я, кажется, для этого задействовал личные связи, чтобы тебя пустили в цех. Формулы доведёшь до ума на месте. Это не проблема.
— …
— То есть ты мне сейчас говоришь, что зря ешь свой хлеб, я правильно понял? — тон мужчины сделался суше степного суховея. — И хлеб, позволь заметить, с маслом и икрой, за который плачу тебе я.
— …
— А кто должен этим заниматься? Может быть, я?

Беседа, уже принявшая дурной оборот — и, кто знает, грозившая нерадивому Сергею увольнением прямо в командировке — не успела переродиться в открытый конфликт: послышались короткие гудки. Герман удивлённо воззрился на Аду, только что ловко выудившую у него смартфон и давшую отбой.

— Я же разговаривал.
— А теперь — нет! — объявила та и, совсем выключив девайс, закинула его подальше, на качели.

Можно было ожидать грома с метанием молний, но на удивление девушки, с ней Вейц оставался спокойным.

— Если ты не заметила, разговор я не закончил, — только и сказал он.
— Ну, насколько я могу судить, всё самое важное ты уже озвучил, — невозмутимо возразила Богословская. — С деталями пусть сами разбираются. А сейчас у тебя важное совещание в Нске. Забыл?
— Боюсь, с деталями они так разберутся, что придётся технологический процесс отлаживать заново, — вздохнул мужчина.
— Разберутся-разберутся! Ещё как разберутся. Ты сейчас отключился на самом интересном месте. Этот Сергей где-то там накосячил, как я поняла. А ты намекнул на увольнение. Считай, взял драматическую паузу. А ничто так не стимулирует мозговую деятельность, как страх и неизвестность. Вот так!

Весьма довольная собой, Ада надорвала пакет с чипсами и закинула одну в рот.

— И вообще, змеёныш, по-моему, ты страдаешь гиперответственностью и манией тотального контроля. Взвалил всё на себя и тащишь как вол. А ты кто?
— Кто?..
— Руководитель! Рукой водитель, понял? — пошуршав пакетом, девушка выудила ещё одну чипсину, и показательно помахала ей в воздухе. — Твоё дело ставить задачу и давать приблизительное направление по её решению. А уж как такой цели достичь, пусть думают узкие специалисты. На то они и узкие. Зря, что ли, по пять с лишним лет в МГУ всяких учились?
— Иногда я думаю, что легче сделать самому, — потерев лоб, пробормотал Герман.

Он ещё не окончательно отошёл от шока: один из главных специалистов лабораторного сектора только что расписался в собственной некомпетентности, заявив, что не может усовершенствовать фармакокинетику! Это вообще как?

— А ты возьми и перестань так думать, — пожала плечами Ада.
— Легко сказать, — усмехнулся Вейц.
— Да и сделать тоже несложно, — возразила та. — М! Сейчас я тебе видосик на эту тему покажу. Ты же инглиш знаешь, да?

Герман кивнул.

— А, ну тут, если чё, даже с субтитрами, — потыкав в смартфон, девушка довольно быстро нашла нужное на Ютубе и, улёгшись на живот, предъявила брату для просмотра.

ссылка

— Короче, слушай дока: stop it! Просто бросай эту ерунду и не забивай голову, — резюмировала Ада по окончании сеанса.

Её рука снова забралась в чипсовый пакет.

— Либо увольняй вшех реально, — прохрустела она с набитым ртом. — Шделать жа кого-то и делегировачь полномочия — это ражное. Вон, шмотри на Повеличеля. Он нажывает чель и штавит дедлайн. Вшё. Дальше ты шам. Как хочешь, так и выкручивайша.
— Меньше всего я бы хотел брать пример с него, — поморщился Герман. — Тоже мне, успешная бизнес-модель.
— А вот зря, — возразила Ада, уже прожевав. — Его бизнес-модель «строг, но справедлив» работает уже не одно столетие. И как работает! Зацени лояльность «фирме». В рядах его подчинённых царит безоговорочная преданность. Ну, по крайней мере, среди тех, с кем я разговаривала.
— Ты ещё разговариваешь с ними? — приподнял бровь Герман.

Похоже, услышанное стало для него неожиданностью. Как когда-то и для католических монахинь, у которых госпожа вздумала узнать имена и подробности смертной жизни.

— Тц, — глядя на собеседника, укоризненно покачала головой кандидатка в Королевы. — Как так можно жить-то, а?
— Ты о чём?
— Да функционалист ты жуткий! Вызываешь группу себе в подмогу и даже, небось, не знаешь, как их зовут.
— Не знаю.
— Что и требовалось доказать. Функционалист, — не заставила себя ждать поставка диагноза. — Тебе главное, чтобы работа была сделана. А то, что вы бок о бок уже несколько лет её выполняете, это как бы за скобками. Неужели не интересно поболтать с существом, так сильно отличным от тебя, узнать побольше про его «быт», мысли, желания?

Вопрос, похоже, застал Германа врасплох. Не найдясь с мгновенным ответом, он задумался. Вызывал ли у него когда-то кто-то другой интерес, помимо его профессиональных качеств? Привлекал ли внимание своими личностными, душевными достоинствами? Был ли у него в жизни хоть раз разговор по этим самым душам? Такой, каким, похоже, суждено стать беседе нынешней.

— Со мной и люди-то не особенно разговаривали, змейка, — наконец, тихо сказал он, погрустнев.

    Простые беседы о сложном
    2: мой верный, единственный друг*


    Вот теперь повисла настоящая тишина. Та пауза, когда сказать что-то утешительное — до банального глупо и бессмысленно, а молчать дальше — мучительно неловко. Первой прервала молчание Она:

    — А как же семья? Родители?
    — До 14 лет я рос с бабушкой здесь, в России. Родители жили в Германии, — я дёрнул плечом и отвёл глаза.

    Мне неприятно об этом говорить, и это заметно со стороны. Она колеблется. Наверное, думает, что не расспросить теперь, когда тема затронута, невозможно — это значило бы не проявить внимание. С другой же стороны, устраивать допрос — некрасиво. Впрочем, змейке не занимать деликатности. Она умеет быть мягкой и ненавязчивой, когда хочет. Как сейчас.

    — Почему же они тебя не взяли с собой?.. — осторожно продолжает Она.
    — Потому что никто не хотел тратить время на утирание соплей мелкому сопляку, — я бесстрастно хмыкаю.

    Раньше меня задевало подобное, теперь — нет. После скандального развода сфера семейных отношений окончательно превратилась в мёртвую, выжженную пустыню.

    — Каждый из них был занят собой. Отец вёл бизнес. Мать упивалась новым статусом на светских раутах. Аристократический титул был для неё гораздо важнее.
    — Но… — замешкалась Она, — ты же единственный их сын, вроде бы? Первенец.

    Сейчас Она наверняка невольно проводит параллель с собственной семьёй, хоть и не озвучивает этого. И у Неё в голове не укладывается, как такое возможно — когда не болит сердце за собственного ребёнка, бла-бла-бла. Все эти упрёки в адрес своих предков я слышал множество раз от разных сердобольных тётушек. Никогда не понимал их смысла. Как будто от их аханья мне, мелкому, сразу должно было сделаться легче. Или что?

    — Матери этот первенец был нужен для того, чтобы выскочить замуж за иностранца. Получить штамп в паспорте, гражданство и свалить за бугор, — поясняю я. — Разве могла какая-то провинциалка из общаги мечтать, что ей так фортанёт на летней стажировке после 4-го курса? Она вцепилась в отца всеми когтями и зубами. А я — всего лишь средство достижения красивой жизни. И своего рода финансовая гарантия на случай развода.

    Не слишком-то лестная характеристика матери из уст сына. Но уж как есть. В семье Вейцев всё поставлено на деловой лад и подчиняется закону целесообразности, а эмоции присутствуют в этих отношениях постольку-поскольку. То есть никак.

    — Ну а отец? Разве он не был рад наследнику? — не сдаётся Она.
    — Когда я стал старше, он стал уделять мне больше внимания. Ведь уже не надо было стирать пелёнки, не спать по ночам или терпеливо давать ответы на 100 тысяч «почему?» в день. Всю грязную работу сделала бабушка. И меня забрали в Германию на постоянку.
    — А бабушку почему одну оставили? — погрустнела змейка.
    — Это было после её смерти. Она рано умерла. Думаю, всё, что ещё осталось хорошего во мне — если вообще было когда-то — благодаря её стараниям.

    Ненадолго я погружаюсь в воспоминания, даже не отслеживая, что в это врем я жую. Затем продолжаю:

    — Отец стал посвящать меня в своё дело. Готовить себе помощника, а потом и смену. Личный водитель. Лучший колледж. Безупречный аттестат. Передовой вуз. Ему всегда было важно сохранять идеальность внешней формы. А матери было важно, чтобы окружающие завистливо тянули: «Вау!». Спросишь, что там с внутренним содержанием? О нём не заботились. Ты сказала «функционализм». Да, пожалуй, так и есть. Я был и остаюсь для своей семьи функцией. Инструментом достижения определённых целей.
    — Это ужасно… — Она опускает голову, и в её голосе слышится неподдельное сочувствие.

    Кажется, я дал маху. За 20 лет я привык, а Ей такое — в новинку. Отнюдь не приятную.

    — У тебя не так? — спрашиваю я, только чтобы отвлечь от невесёлых мыслей. — Никогда не видел тебя за душевными посиделками с родными.

    Только сейчас до меня доходит, что Она прежде и не рассказывала о своей семье. Живы ли они, где обитают, какие у них отношения. А я, признаться, и не спрашивал. На моей памяти это вообще первый наш разговор, настолько пространный, что длится уже не один день… Прежде я просто собирал вещи в четверг утром и уезжал, ограничившись дежурным «пока». Что-то незаметно поменялось с тех пор. Что?..

    — Не так. То есть… у меня же другая история. С тех пор, как мне исполнилось семь, родители меня скорее, хм, боятся, — горькая усмешка кривит Её красиво очерченные губы.
    — Как это боятся? — не понял я.
    — Ну, с этого возраста я завещана Повелителю бабушкой. И как только она умерла, со мной начала твориться лютая хрень. Я стала видеть существ Изнанки, особенно из низшего мира.
    — Демонов.
    — Их в том числе, — кивает Она. — Они стали липнуть ко мне как мухи на мёд.
    — Почему?
    — Так бабушкин дар же, — поясняет Она. — Перед тем, как уйти, она отдала мне свою силу. А демоны тащатся от магов. Такие необычные люди для них как деликатес. Теперь я понимаю, что далеко бы не ушла. А может, и не прожила бы долго: рано или поздно какой-нибудь борзой демон, наткнувшись на такой «клад», решил бы его оприходовать. А так все боялись связываться — меня защищало «право собственности» Повелителя.
    — В смысле «оприходовать»? — я чувствую, что мне катастрофически не хватает теоретической подготовки в данной области, и вынужден задавать тупые вопросы.
    — Выпить досуха. Высосать всю энергию и стать за счёт этого сильнее, — как-то уж слишком беспечно, как будто речь идёт не о Её жизни, говорит Она.

    Демоны «пьют» бесхозных магов без сильного покровителя? Я не представлял, что выживание людей с даром настолько сурово. И если всё так, как говорит змейка, выходит, рогатый ублюдок… спас Ей жизнь?.. Некоторое время я молчу, размышляя о новом открывшемся факте.

    — Я этого не знал, — наконец признаю́ очевидное.
    — Я раньше тоже не знала. Уже потом дошла задним умом, когда книжек немножко почитала.
    — И ты поэтому поменяла своё отношение к нему?

    Сам не замечаю, как успел, глядя на Неё, смолотить полпачки «Lay’s». А вкусно.

    — Много почему.

    Она меняет позу, садится по-турецки. Разрезает огурец. Посыпав солью, предлагает половину мне. Охотно беру.

    — Мы же давно знакомы. По сути, Повелитель заменяет мне ту самую семью, родных, которым я не могу открыться. Я знаю, что они любят меня и беспокоятся, по-своему заботятся. Я тоже их люблю. Но они как будто не понимают, как со мной взаимодействовать, — Она качает головой.
    — А он знает? — сам не знаю отчего, ответа на этот вопрос я жду затаив дыхание.
    — С ним я могу поговорить, о чём угодно, не боясь, что он останется безучастным. А ты разве не знаешь, как мы познакомились?
    — Нет.
    — Серьёзно? Я не рассказывала? — веселеет Она. — О, это забавная история! Мы сразу нашли общий язык: сначала я завалила его уймой вопросов, потом наагрилась и стала гонять по библиотеке, а он убегал (потому что детей касаться нельзя), а потом мы помирились, и я угостила его конфетой из личных запасов, которые, конечно же, хранила под подушкой. До сих пор не знаю, съел он эту потёкшую шоколадную кляксу тогда или чего. Надо будет спросить!

    Она задорно захрустела огурцом, и я не могу сдержать улыбки.

    — Это в твоём фирменном стиле.
    — В принципе, спустя 20 лет почти ничего не поменялось: я всё так же, бывает, на него агрюсь, кормлю и закидываю «почемучками».
    — И о чём же вы беседуете? — задаю я очередной вопрос и присоединяюсь к трапезе.
    — Да о чём угодно! Вот как мы сейчас с тобой говорим. Иногда он рассказывает что-то из прошлых веков, истории быта монархов или великих деятелей искусства, современником чьих жизней был. Иногда расспрашивает меня о тонкостях жизни человеком — и тогда уже я вещаю.
    — Разве он не узнал все детали за столько лет бессмертия? — удивляюсь я.

    Это и впрямь необычно. По крайней мере, идёт вразрез с моими представлениями. Демоны всегда виделись мне этакими снобами: всезнающими, всезрящими сверх-существами, которым нечего взять от людей в плане знания. Астарот, жадно внимающий теорию бытия человеком? Этот заносчивый чмырь, который сам всех учит жизни? Я скорее поверю, что Земля стоит на трёх слонах, а те — на черепахе. Похоже, змейка и впрямь обладает какой-то тайной властью над своим «повелителем».

    — Представляешь, нет! Случаются вещи, которые он совершенно не может понять. В какой-то мере это очень грустно… — добавляет Она тише.
    — Что именно?
    — Я думаю, он так настойчиво стремится принимать человеческую форму и хоть на время становиться смертным, потому что ему одиноко. Только представь, каково это, быть умнейшим, могущественнейшим существом во Вселенной — и не находить себе равного. Постоянно играть роль учителя, пастыря для слепых котят, но не находить того, кто способен хоть немного приблизиться к ступени твоего развития. Один среди толпы. Ужасное проклятие…

    Немного помолчали. Не тем молчанием, которое неудобно. А каким-то новым, комфортным и даже уютным.

    — Похоже, он и правда видит в тебе ценного собеседника, — замечаю я.
    — А вы разве совсем не разговариваете? — Она поднимает на меня глаза.
    — Вряд ли это можно сравнить с вашими разговорами… После подписания контракта был недолгий период интенсива. Обучение, посвящённое приобретённым навыкам. После чего меня сразу бросили в самое пекло. Никакой теории по истории и культуре, — пожимаю плечами. — По всей видимости, я плохо гожусь в партнёры для неспешных бесед у камина.
    — Ну, для посиделок у камина, может, и не годишься, но для пикников на лужайке — вполне, — Она ободряюще улыбается.
    — Только не надо меня жалеть, — журю Её в шутку.
    — Да это самое беспощадное, бесстрастное, объективное мнение! — протестует Она. — Мы же вот с тобой нормально болтаем. Можно даже сказать, душевно. Что, скажешь нет?
    — Душевно, — соглашаюсь я с улыбкой.

    И нисколько не лукавлю. У меня и правда ещё никогда прежде не было так хорошо на душе.

    Простые беседы о сложном
    3: Владимир


    — И всё же. Если брать смертных. Неужели никто?

    Она разводит руками.

    — Как же Владимир? Разве он не твой парень?
    — Я… не знаю.
    — Не знаешь, является ли он твоим бойфрендом?

    Я расплылся в улыбке, уже готовый сыронизировать на тему оригинальных отношений. Но почти тут же расхотел, видя, как Она стремительно покраснела и потупилась.

    — Всё… сложно.

    Минует несколько тягучих моментов тишины, и когда я уже собираюсь ненавязчиво напомнить о своём присутствии, змейку словно прорывает:
    — Вот скажи как тоже парень, нормально это по-твоему? Допустим, тебе кто-то очень нравится.
    — Так.
    — По уши втрескался.
    — Ну-у, с этим сложнее… — сощуриваюсь я. — Но допустим, да.
    — Гипотетически, — кивает Она, пока пропустив мой комментарий мимо ушей и всё больше распаляясь. — И ты признаёшься этой девушке в любви.
    — Логично, если она мне нравится.
    — Вот. И тебе везёт, потому что оказывается, что чувство у вас взаимное, и девушка эта сама уже сто лет как о тебе думает, просто первой признаться боялась. Ну и воспитали её так, что нельзя первой говорить.
    — Тебя серьёзно так воспитали? — приподнимаю я бровь. — Что за каменный век?
    — Да мы не об этом сейчас! — злится Она.
    — Ладно-ладно. У нас всё взаимно, и все обо всём узнали, — сдаюсь я, решив отложить побочные расспросы до лучших времён.
    — И всё вроде бы прекрасно. Трогательная сцена долгожданного воссоединения. То есть… ну ты понял… Романтическая сцена.

    Она смотрит на меня с надеждой, что не придётся объяснять подробности. Её щёки снова розовеют. У Неё это выходит так мило, что в другое время я бы не преминул продлить приятный момент, подлив масла в огонь. Но не сейчас. Я вижу в этом стыдливом румянце болезненные оттенки и не хочу Её мучить.

    — Понял, — киваю. — Романтическая сцена с большим потенциалом перерасти в эротическую.
    — Да. И всё! — выпаливает Она, как будто только этого и ждала.
    — Что «всё»? Им срывает крышу?
    — Нет. Всё на этом. Ничего больше! Парень вдруг встаёт и уходит.

    Я смотрю на Неё, как баран на новые ворота. Видимо, довольно долго, потому что змейка решается повторить свой вопрос.

    — Нормально это?

    Видно, что моё мнение как представителя того же с Владимиром пола Ей важно.

    — Я всё думаю, может я что-то сделала не так…
    — Ничего ты не сделала, змейка, — отвечаю наконец. — Безусловно, сложно судить, не зная всех деталей произошедшего. Но возвращаясь к твоему главному вопросу и принимая во внимание сказанное, могу сказать точно: если мужчина хочет женщину, это видно по его действиям. С чем-то другим не спутаешь наверняка.
    — Что же, выходит, я не очень-то желанна?.. — грустнеет Она.
    — Есть ещё вариант, что он идиот, — на этот раз я позволяю себе сарказм.

    Мне отчего-то обидно за Неё, как будто это меня самого продинамила какая-то девица.

    — Он как будто… разрывается меж двух противоположностей. Или между двумя Ариаднами, не знаю… — нервно покусывая губу, Она начинает рассуждать вслух. — Одна Ада его притягивает, а другая отталкивает. Или… не знаю. Как будто в последний момент благоразумие берёт верх, он вспоминает, кто я. Что я, по сути, полудемон… И ему становится как будто… противно, что ли. Шарахается как от прокажённой…
    — А раньше у вас бывали моменты, когда можно было остаться наедине? — решаюсь уточнить я.
    — Конечно. Не так давно он позвал меня в ресторан. Получил какую-то премию и решил угрохать на меня.
    — Достойный поступок, — я одобрительно наклоняю голову набок.
    — Это был вечер пятницы, и на следующее утро, по идее, ему не нужно было на работу…

    Она закусывает губу так, что того гляди выступит кровь. Что за манера стыдиться неизвестно чего? Кажется, я начинаю догадываться, что ещё в Ней притягивает рогатого словно магнитом. Застенчивость. Целомудрие. Чистота. На фоне вседозволенности и распущенности современных девиц Она выгодно от них отличается — лакомый кусочек для пресытившегося развратом демона.

    — Пару раз, когда я была ранена, Володя приезжал помочь, — продолжает рассказывать змейка. — Я намекала, что буду рада, если он останется ночевать, но…
    — Но?..
    — Ничего, — тихо говорит Она. — Даже когда однажды остался — никакой инициативы с его стороны. А в другие разы просто уезжал к себе. Наверное, я хреново намекаю.
    — Или хватит во всём винить себя, — одёргиваю я Её, — и пора признать, что этот твой Володя таки идиот.

    По рассказу змейки чародей выходил то ли малахольным, то ли несознательным инфантилом, не понимающим, чего ему на самом деле надо от отношений. То есть опять же малахольным. Я всерьёз не мог взять в толк, зачем признаваться в любви и тут же, не отходя от кассы пытаться убить любимую женщину. Целовать и делать массаж стоп — чтобы потом, разбудив в ней ответное желание, встать и уйти. Конечно, я знал, что все эти маги — упоротые донельзя чудики на своей волне. Но чтоб настолько… Если раньше я был готов рискнуть ва-банк и вытащить чародея из застенок охранки, то теперь раздумывал, а стоит ли эта овчинка выделки? На кой чёрт он будет маячить и портить Ей настроение?

    Она опускает голову, невесело усмехается. Могу догадаться, как такой поступок бьёт по женскому самолюбию, помноженному на стыдливость и застенчивость, граничащую с забитостью. Вряд ли у змейки были серьёзные отношения с кем-то до этого «Володи». Да вообще отношения. Судя по тому, какие следы я увидел на постельном белье в четверг утром, если у Неё и было что-то, то дальше поцелуев дело не доходило.

    Твою мать. Теперь до кучи я ещё испортил девчонку. Выходит так. И почему я — который в этой ситуации с боку-припёку и ни сном ни духом — снова чувствую вину?

    — Прости, — говорю после некоторой паузы.

    Нельзя это так оставлять. Если не сказать Ей сейчас ничего ободряющего, комплекс неполноценности, который уже цветёт буйным цветом, станет махровее.

    — За что? — Она поднимает на меня непонимающие глаза.
    — Я знаю, насколько важно для девушки, чтобы первый раз был с любимым человеком. А тут я подвернулся некстати. Считай, обесчестил. Извини, мне правда жаль.
    — И теперь как человек чести просто обязан смыть пятно позора женитьбой. И кто из нас из каменного века? — вопреки моим ожиданиям, Она хохочет. — Да брось, ты чего! Наоборот, я даже рада, что всё наконец произошло.
    — Да?
    — Ну, мне 25… — как бы извиняясь, говорит Она. — Я никогда не пользовалась популярностью у мальчиков. И это, знаешь ли, довольно обидно. Когда симпатичный тебе парень предпочитает твою одноклассницу. Первый, второй раз — и так постоянно! В школе такое сто раз было. Сильно больно бьёт по самооценке.
    — Так в школе парни поголовно беспросветные идиоты. Ты не знала?

    Мы беззаботно смеёмся.

    — Ну а здесь вдруг я, гадкий утёнок, — и избранница самого Великого Герцога! Условно самого красивого мальчика. Мистера Вселенная, которого считала недосягаемым.
    — При всём желании, змейка, на гадкого утёнка ты никак не тянешь, — замечаю я, для верности окинув Её оценивающим взглядом.
    — И тем не менее, людей отталкивает наша красота, — вздыхает Она.
    — Неужели у тебя нет путаницы? — решаюсь я задать давно мучающий меня вопрос.
    — Где?
    — Между мной и Астаротом. Не путаешь?
    — Не-а. Совсем, — уверенно мотает Она головой. — Вы для меня как братья-близнецы. Да, внешне как две капли воды, но вот личностно… Да и внешне уже разные. По крайней мере, я вас легко теперь различаю. Меня больше удивляет, что ты сам вас плохо разделяешь. Вот это вообще шиза какая-то, Гер!

    Кажется, Она не лукавит. И действительно не винит меня в случившемся, не считает причастным. Как бы ещё самому так научиться… Пока я не чувствую в себе силы углубляться в дебри подобного психоанализа.

    — Так ты любишь его? Владимира, — возвращаюсь я к первоначальной теме.

    Она неуверенно, не сразу качает головой. Отрицательно.

    — Я… после того случая в подвале… что-то как-то надломилось как будто. Повелитель сказал, он был намерен убить меня, готов был это сделать. Я сначала упиралась, убеждала себя, придумывала отговорки для самоуспокоения. Но понимаю, что Повелитель прав. Володя действительно готов был похоронить меня под сводами дома, если бы тогда рвануло. И не только меня — ещё двоих посторонних людей! И я не могу забыть этого. Стараюсь, но не могу. Пыталась себя пересилить, но… Наверное, я очень злая.
    — Скорее уж адекватная, — возражаю я.

    Я редко соглашаюсь с рогатым ублюдком, но в теперешнем случае вынужден признать его правоту. Удивительно, как это ещё он не грохнул чародея за открытое посягательство на жизнь своей фаворитки.

    — Даже лучше, что всё именно так сложилось, — говорит Она уже твёрже. — Теперь я ясно вижу, что нам не стоит быть вместе.
    — Что поменялось?
    — Вечер среды. Он всё изменил.
    — И как же?

    Наверное, сейчас я звучу как дотошный следователь на допросе. Но мне действительно хочется понять, как Она мыслит. Что для Неё значимо? Что такого могло случиться, чтобы красивая и далеко не глупая девушка предпочла воняющего серой чувака — хотя легко могла бы отхватить нормального парня. При таких-то данных и солидном наследстве.

    Да ты никак ревнуешь, Гера?

    — Я просто увидела, как ведёт себя мужчина, который не делает вид, а на самом деле хочет быть рядом. Вот и всё, — улыбнулась Она, отвечая на вопрос моими же словами.

    Мужчина?! На этом месте я чуть не взвыл. Как можно так самообманываться! Змейка-змейка, как же он запудрил тебе мозги…

    Нет, Гера, по-моему, ты всё-таки ревнуешь.

    — Он демон, змейка, — напоминаю я как можно спокойней.
    — И? Если из всех мужчин ведёт себя по-мужски только демон… — Она пожимает плечами, — для остальных у меня плохие новости. Хочешь знать, что сделал Повелитель, о чём я узнала в среду?
    — Разумеется.

    И Она рассказывает. Про свою успешную попытку суицида шесть лет назад. Про его незамедлительное появление. Про согласие отпустить Её на волю. Про его рискованный акт безвозмездного самопожертвования. Да, я многого не знал про Астарота и его к Ней отношения… Потребуются долгие часы размышлений, чтобы найти место новым фактам в сложившейся картинке моего мнения о Великом Герцоге.

    — Значит, ты на самом деле его любишь? — спрашиваю я.

    На этот раз Она отвечает без колебаний:
    — Люблю.

Простые беседы о сложном
4: Карина


Ада улеглась на бок, подперев голову рукой, и жевала яблоко. Вела она себя на удивление свободно — в такой непринуждённой позе и перед ним, человеком не слишком близко знакомым, пусть и считающимся формально её братом. Именно об этом размышлял сейчас Герман, сидя напротив и слушая вполуха болтовню девушки о том о сём. Мужчине и самому было на удивление комфортно — и в этой непривычной и, как ему казалось, совершенно не подходящей ему одежде, и в этом странном полупраздном времяпрепровождении за необычно откровенными разговорами. Удивительно всё это. Но то приятное удивление.

— Уже решила, что будешь делать в ближайшую среду? — воспользовавшись образовавшейся паузой, спросил он.
— Скажу Повелителю правду, — просто ответила Ада.
— А он прямо так и согласится.

Герман только усмехнулся её наивности. Конечно, сегодня он узнал некоторые неожиданные факты о хозяине, а всё же не верил в его бескорыстие. Герман вообще был недоверчив.

— Змейка, это часть моей договорённости. Нотариально заверенной, если угодно. Где ты видела демона, который добровольно откажется от причитающегося ему по контракту?
— Ты всё время так акцентируешь внимание на его инфернальной природе, как будто дело только в ней, — возмутилась та. — Можно подумать, люди сильно страдают альтруизмом. Да никто не станет отказываться от своего! Покажи мне хоть одного, который скажет: «Заберите у меня всё! Отдам даром». Все только к себе гребут — от себя-то никто. Такие же эгоисты.
— Значит, этот твой план заранее обречён на провал, — пожал плечами Вейц. — Есть запасной?
— Повелитель выслушает меня, я уверена, — стояла на своём Ада. — Дело ведь не в тебе. То есть в тебе тоже, — быстро поправилась она. — Я уважаю твой выбор и не хочу ни к чему принуждать. Но я сейчас не про это. А про то, что мне не важно, какой у Повелителя внешний вид. Если бы его аватаром был кто-то другой, это бы не поменяло моего к нему отношения.
— Совсем не важно? — недоверчиво переспросил нынешний аватар Астарота.

Где-то глубоко внутри заскреблась надежда. Неопределённая. Неизвестно даже на что. Но отчего-то была уверенность, что это именно чувство надежды.

— Ну… — Богословская перестала жевать и ненадолго задумалась. — Конечно, я привыкла, что Повелитель выглядит как ты. И когда появится другой образ, придётся привыкать заново какое-то время…
— А если это будет обрюзгший 50-летний хрен? — не удержался от мелкого троллинга меченый.
— Не-ет, на такое Его Светлость пойтить не смогёт, — хохотнула девушка. — Это же Великий Герцог Астарот, эстет каких поискать!

Посерьёзнев, она добавила:
— Но это всё решаемые трудности, и вообще не твоя головная боль. Главное тебе покинуть город самое позднее в среду днём. А за меня не волнуйся.

Хотелось бы ему быть таким же спокойным и оптимистично настроенным… На практике получалось хреново.

— Знаешь, змейка, пусть всё остаётся как есть, — вдруг сказал бизнесмен. — Не хочу ничего менять.
— Почему?! — брови его собеседницы взмыли вверх в неподдельном изумлении.
— Будем считать, я передумал, — уклончиво отозвался Вейц.
— Нет, не будем.

Почуяв подвох, теперь Ада не собиралась удовлетворяться простой отговоркой — она хотела знать причину столь резкой смены «курса партии».

— Если это из-за того, что я сказала раньше, то я против, Гер. Не надо свои интересы запихивать под плинтус.
— Это не из-за того, что ты сказала.
— Тогда почему? — не отставала девушка. — Я же помню, как ты психовал позавчера, что с тобой не считаются и ни во что не ставят!
— А теперь успокоился. Обдумал на холодную голову и понял, что в подобной близости нет ничего критичного для моего самолюбия, — предпринял Герман ещё одну попытку отделаться от расспросов налегке.

Куда там — это лишь усилило натиск.

— Ты всё врёшь, — заявила Ада, пристально вглядываясь в лицо мужчины. — По глазам вижу. Ну-ка выкладывай.

Бизнесмен вздохнул.

— Не будет другого аватара. Как и доверительных разговоров по душам. Он принудительно пригонит меня обратно. А тебя просто изнасилует за неповиновение. Находясь в моём теле. Я не хочу этого, — отчеканил он негромко.
— Ну это уже слишком! — вспыхнула девушка.

Её глаза расширились, полыхнули неподдельным негодованием.

— Я понимаю, у вас напряжённые отношения, но такое уже на клевету смахивает. Повелитель никогда так не поступит. Прекрати на него наговаривать.
— Я знаю, что говорю, змейка. Поверь.

Аду душило возмущение. Как он может так голословно сыпать обвинениями?! Только на основании, что Повелитель не является человеком. Это подло! Ну да, он демон. Но это же не синоним последнего урода! Кулаки чесались кинуться и надавать тумаков прямо сейчас! Но что-то во взгляде меченого и его голосе — что-то непоколебимое — заставило её остановиться.

— Откуда знаешь?.. — спросила она.
— Он уже так делал. С одной женщиной.
— Что?!

Она моментально съёжилась, затравленно покосившись на Германа. Как будто опасалась, что сказанное им могло повториться в следующую секунду, прямо здесь.

— Что за женщина?.. — дрогнувший голос выдавал крайнюю степень волнения.
— Карина. Моя жена.
— Повелитель… твою жену?..

Теперь её глаза, переполненные испугом, буквально впились в лицо собеседника, ловили каждое его движение, каждое отражение мысли и чувства. Герман понимал: она ждёт рассказа, подробностей — без этих деталей слова повиснут в воздухе неподтверждённым поклёпом, и она не поверит ни единому. Что ж. Раз уж сказал «А»…

— Это было накануне разрыва. Развод дался мне тяжело, — нехотя начал он с самого начала. — У нас не было детализированного брачного контракта, как это практикуют в Германии. Вопреки совету отца, я не стал возиться с тысячей подпунктов в каких-то ненужных бумажках. Тогда мне это казалось мелочным скупердяйством, порочащим светлое чувство любви. Наивный, слепой дурак.

Он сухо усмехнулся, с каким-то остервенением принявшись открывать коробку сока.

— Я ограничился типовым договором — лишь бы только дотошные родственники отстали. Я не знал тогда, что отец с подручными адвокатами доработал документ, и текст, который я вместе с Кариной подписал не глядя, был составлен с умом и поистине немецкой педантичностью. Да, сейчас я понимаю, что Вейц-старший застраховал меня от тотального разорения: мне удалось сохранить недвижимость. Но тогда это казалось таким несущественным…
— Но у тебя отняли фирму, — ненавязчиво напомнила Ада.

Она пока не могла свести концы с концами: причём здесь делёж имущества по брачному контракту и насилие со стороны Повелителя? Однако слушала внимательно. А Герман продолжал:
— Да, с фирмой отдельная песня, и речь сейчас не о ней.
— Окей, — не настаивала девушка.
— В одном из пунктов контракта говорилось, что в случае доказанного адюльтера изменивший супруг утрачивает право собственности на свою часть имущества, совместно нажитого в браке. Таким образом, Карина лишалась всего. И когда поняла это, обвинила меня в подлоге.

Несколько крупных глотков прямо из горлышка ясно давали понять, что Герман взвинчен. Он никогда не позволял себе таких плебейских замашек.

— Ей было мало того, что они с дружком отжали фирму. Моё детище, которое я создал с нуля. Она уже рассчитывала, что заберёт половину квартиры и машину — а тут такой облом.
— На одних акциях фирмы можно было заработать и на то, и на другое. Чего уж у тебя-то отнимать… — не удержавшись, проворчала Ада.
— Я тогда только привыкал к силе меченого и, прямо скажем, чувствовал себя хреново. А тут ещё эти выматывающие все нервы сцены. Истерики. Постоянные скандалы и обвинения. Я настолько устал, что предложил компромисс: пускай забирает обе машины. Мне нужна лишь квартира — другого жилья не было.
— Щедрый жест!
— Мне было уже глубоко пофиг, змейка. Я был на нуле.
— И что же она?
— Упёрлась. Отношения, и так никудышные, стали просто ни к чёрту.
— Вот же… — покачала головой слушательница, еле удержавшись от крепкого словца. — И что же, ты опять уступил?
— На этот раз нет, — помрачнел мужчина. — Я не знаю, как, но однажды внутри как будто включился режим злого суфлёра. Словно на левое плечо уселся чертёнок и принялся подзуживать: «Тебя обобрали до нитки, как лоха. А хотят оставить вообще без штанов. Ты станешь это терпеть? Пошли её на хуй».
— Ну и правильно он тебе суфлировал! — симпатии Богословской были явно на стороне незримого инферналиста.
— Как-то вечером, во время очередного скандала, я пригрозил, что, если она не прекратит, я присовокуплю к бракоразводному процессу фото её кувырканий со своим новым хахалем — и тогда она не получит вообще ничего. Она психанула. Посыпались оскорбления. Я не выдержал, схватил её и…

Герман досадливо замолчал. А что тут говорить? И так всё очевидно, что произошло следом.

— Но ты же сказал, это был Повелитель… — после некоторой паузы решилась внести ясность девушка.
— Ты не поняла. Я её не трогал в этом смысле. Просто хотел выставить, и всё. Но… вдруг обнаружил, что тело меня не слушается. Я словно тряпичная марионетка на ватных ногах. Двигаюсь, подчиняясь чужой воле — и при этом подобно наблюдаю свои действия со стороны.
— Кажется, я знаю… Одержимость без подавления сознания, — догадалась Ада.

Да, теперь она вспомнила. Впервые явившись к ней в теле Германа 4 года назад и посвящая в его печальную историю, Астарот вскользь упоминал об этом типе вселения в смертного, метафорически обозначив такое порабощение «изнасилованием души». Тогда, впрочем, Герцог не стал вдаваться в подробности, ограничившись лишь намёками и общими фразами.* Так, значит, это правда?!

— В тот раз я впервые почувствовал, что значит одержимость, — голос Вейца завибрировал от душившего его комка эмоций. — Этот козёл вселился в тело, не выключив при этом моё сознание. Я всё видел, всё чувствовал, всё понимал, мать его!
— Гер…
— Я слышал свой голос, обзывающий её грязной шлюхой, пока мои руки затыкали ей рот. Я смотрел на её слезы и застывший в глазах ужас. Я издевался над ней — и чувствовал, сука, как от этого кайфует он! А сам не мог ничего сделать, вмешаться и остановить, не мог!!
— Гера, тише, не надо…

Ада никогда не видела брата в таком состоянии — больно было смотреть. Что он чувствовал в теперешний момент — и вовсе страшно представить, невозможно. Она хотела успокоить его — и не знала как. Хотела сказать что-нибудь ободряющее — и не находила подходящих фраз. Ей не приходилось переживать и близко того опыта, что выпал на его долю. А он, не слыша и, похоже, не слушая продолжал говорить, чувствуя жизненную потребность выплеснуть из себя этот сгусток яда, травившего его столько лет:
— Помню, как пинками вышвырнул её из квартиры. Прямо так, в разодранной одежде, избитую до кровоподтёков. И чужие слова, произнесённые моим голосом: «Слушай внимательно, паршивая шлюха Иуды. И запомни: вздумаешь снять побои и жаловаться в ментовку — развод станет для тебя адом». Никогда их не забуду.

Герман затих, и меж разговаривающими надолго повисла пауза. На беду Ады-художницы, у неё было богатое воображение, чтобы представить всё озвученное в красках. Чудовищная сцена, жестокая, трагичная. Чувство безграничного сострадания переполняло душу. За что ему такое? Зачем Повелитель так поступил? Со служителем-новичком, который и накосячить-то ещё не успел. Да какое накосячить — даже не приступил к первому заданию! Ответов пока не было.

— И она не стала писать заявление?
— А ты бы стала после такого? — хмыкнул Герман. — Адвокаты только руками разводили, не врубаясь, почему вдруг она отозвала иск по всем имущественным претензиям.
— Это очень грустная история. Мне жаль, что заставила тебя вспомнить снова. Если бы я знала…
— Всё нормально, змейка, — перебил Герман. — Мне даже стало легче, не знаю, как так.
— Просто ты носил это в себе много лет. И, наверное, где-то в глубине души надеялся повернуть время вспять? — наобум предположила девушка, не догадываясь, что сейчас попадёт точно в цель.
— Да, именно надеялся, ты верно подметила, — охотно подхватил тот. — До последнего ждал, что она передумает и вернётся. Наивный дурак. Пока она не сказала это.
— Что?
— Почему бросает меня. Знаешь, как она объяснила?
— М?
— «Ты меченый». Она не хотела жить с чуваком, который раз в неделю становился сраным зомби с отшибленной памятью. А ведь я стал им ради неё. Чтобы она жила.

Любил ли он Карину? Нет. Уже нет. В его душе давно не росло цветов — одна лишь выжженная пустыня.

Простые беседы о сложном
5: и во тьме есть свет


— И ты думаешь, что этот эпизод только больше убедил твою жену, что она права? Что она сделала верный выбор уйти?
— А как иначе? — Герман издал едкий смешок. — Рогатый ублюдок втянул меня в это дерьмо. Сделал абьюзером и насильником.
— М-м… я так не думаю… — в задумчивости покусав губы, протянула Ада.
— Да пойми уже, что ты в прямом смысле слова выступаешь сейчас адвокатом дьявола и защищаешь чудовище! — раздражённо прервал её брат.

Он начинал уставать от этого пристального копания в грязном белье его семейной жизни, но ещё больше — от слепой упёртости Ады во всём оправдывать хозяина, какую бы мерзкую выходку тот ни выкинул.

— Не защищаю, а хочу понять, — спокойно возразила девушка. — Ты сам говорил, что не стоит судить демона меркой смертного, потому что его мораль не укладывается в человеческие рамки. К тому же в этой истории что-то не так. Слишком просто, топорно — это не «почерк» Повелителя…
— Что ты хочешь этим сказать? — насторожился Герман. — Опять одна из его многоходовок, и на самом деле всё гораздо ужасней?
— Хочу сказать, что благодаря долгим беседам с твоим шефом у меня неплохо с теорией демонологии. А она утверждает, что мучить своих подчинённых ради забавы — фишка Асмодея, но никак не Астарота. Повелитель не делает этого просто так, по приколу. Он может повести себя жёстко, только если ты чем-то провинился, сильно накосячил, подвёл его. То есть за дело. Здесь что-то другое, иной мотив…
— Например?
— Например… наприме-ер…

Ада ответила не сразу, теребя травинку, пробившуюся сквозь плед, на котором они с Вейцем расположились.

— Скорей всего, Повелитель защищал тебя и хотел помочь.
— Отодрав и избив мою жену до полусмерти? Ты прикалываешься? — Герман обескураженно уставился на сестру.
— Нисколечки.
— С такой «защитой» я бы мог загреметь за решётку, не будь у меня хороших адвокатов. По-моему, это называется иначе — конкретная подстава с его стороны.
— Погоди, дай сказать, — осадила девушка. — Ты же аналитик, ну! Университеты понтовые заканчивал. Включи логику.
— Знание аналитической химии не даёт бонуса к распознаванию мотивов рогатых ублюдков, — съязвил Герман.
— Ладно.

Ада обречённо вздохнула. Вот хоть кол ему на голове теши — упёрся в свои обзывалки, как маленький!

— Тогда просто вспомни, в какой локации Ада находятся владения Повелителя. Ты же там частый гость.
— Предпочёл бы никогда не гостить в этой дыре, — огрызнулся мужчина.
— Гер! Сосредоточься. Родной домен Главного Казначея Ада?
— Окей. Девятый круг, по соседству с его корешем Люцифером. Какое вообще имеет отношение к разговору «прописка» этого чёрта?
— Прямое.

Девушка собрала всё своё терпение в кулак, чтобы прямо сейчас не пнуть исходящего ядом Вейца. А хотелось.

— А теперь вспомни его чин. «Обвинитель»! Профиль обвинителей — предатели. Так же, как и у Люцифера. И если бы ты хоть немного времени уделял общению с Повелителем, то наверняка знал бы, что предательство — это единственный, по его мнению, грех, который невозможно простить. И, кстати, — Ада выставила вперёд указательный палец, — он не одинок в своей точке зрения. Именно поэтому на 9-м круге самые суровые наказания. Это, по сути, колония строгого режима да ещё с карцерами-одиночками. Категория преступников к этому обязывает, так сказать.

Бизнесмен промычал что-то нечленораздельное, но прерывать или возражать не стал, продолжая слушать.

— Повелитель не слепой и не идиот. Можно, конечно, возразить, что даже самому крутому демону никогда не понять человеческих чувств. Но извините, уж что-что, а боль предательства он понять способен как никто другой. Потому что сам через это прошёл.

Герман поднял на сестру глаза, в которых читалось удивление со щепоткой скептицизма, но снова ничего не сказал. Уверенный тон Ады подсказывал ему, что проблема кроется в пробеле по матчасти. Но сейчас было не совсем подходящее время для расспросов о биографии Астарота.

— Так что здесь можешь не сомневаться: Повелитель видел, как ты страдаешь, — продолжала вещать увлечённая Ада. — Как за самоотверженный поступок тебе плюнули в душу вместо благодарности и бросили, когда ты был в полном раздрае. В новом для себя качестве, которое не понимал и не мог принять. Привыкнуть к тёмной силе адски сложно. Я помню, как хреново в первые недели было мне. Физически. А у тебя присовокупилось ещё и душевное — такой удар в спину от человека, которого ты считал самым близким. Конечно, Повелитель всё понимал.
— Поэтому изнасиловал жену прямо у меня на глазах, ага. Отличный способ выразить поддержку и помочь освоиться в новой роли, — сузив глаза, процедил Вейц.
— Да, внешне он мог демонстрировать другую реакцию — его огорчала твоя наивность. Ты же человек деловой хватки, а тут так лоханулся. Ну и потом, блин, ты мужик! Он с женщинами-то не сюсюкается, а с парнями и подавно, думаю, не станет.
— Я не просил со мной нянчиться. Достаточно было не творить лютой дичи за мой счёт.

Мужчина плеснул себе ещё сока и сделал несколько жадных глотков залпом.

— Повторяю в 125-й раз: демон чина «Обвинитель» ничто не презирает так сильно, как предательство и того, кто его совершил, — терпеливо напомнила Ада. — У него не стояло цели пытать тебя — он просто таким образом свершил возмездие за тебя.
— С помощью меня, — поправил Герман.
— Да, он сделал тебя свидетелем и, пожалуй, соучастником, — кивнула Ада. — И да, это жесть по людской этике. Но пойми, у него иная мораль: предатель — ппц какой козёл и заслуживает самой суровой кары, а иные чувства — сострадание, остатки прошлой любви, жалость, стыд — им просто уже нет места с того самого момента, как произошёл факт предательства. Грешник их априори лишается. И права на помилование тоже. Он должен страдать. Причём сильнее, чем тот, кого он предал. Приговор провозглашён в суде высшей инстанции и обжалованию не подлежит. Привести в исполнение немедленно. Всё, точка.

Закончив просветительский монолог, девушка покосилась на брата — тот похоже пребывал в меланхолической задумчивости, переваривая услышанное.

— Надо же. Обо мне проявили заботу, а я не оценил, — грустно усмехнулся он после довольно долгой тишины.
— Ну, выходит, что так. Ты завяз в паутине разрушительных отношений и сам не мог вырваться. Потому Повелитель стал тем, кто разрубил гордиев узел и разом отсёк всё ненужное. И если он сделал это в твоём теле, кто знает, может быть, он преследовал дополнительный символизм.
— Что ты имеешь в виду?
— Как бы ты поступил в той ситуации? — вместо ответа задала Ада встречный вопрос.
— Прямо тогда у меня не было сил ни на что, змейка.
— Я и не говорю, что сразу. Допустим, спустя некоторое время. Что бы ты сделал?
— Я бы отомстил, — почти без колебаний сказал Герман, и его серые глаза блеснули холодным металлом.
— Вот тебе и дополнительный символизм — единомыслие в едином теле, — резюмировала девушка. — Он тоже отомстил так, как посчитал верным. Той же монетой. Не вини Повелителя в том, что сделал бы сам, только потому, что он сделал это раньше тебя. Опередив тебя, он сэкономил тебе кучу нервов и времени.

Простые беседы о сложном
6: каждый закат — начало яркого и большого рассвета


    — Вообще это очень удивительно. Ты с лёгкостью разбираешься в мотивах Повелителя, когда разногласия у меня с ним, но в ваших отношениях заблудился как в трёх соснах, — недоумевает змейка.
    — Просто у меня нет цели налаживать с ним взаимопонимание, а для тебя это важно, — пожимаю плечами.

    Она вздыхает.

    — А мне бы хотелось, чтобы вы помирились…
    — Мы не ссорились.
    — Даже не помирились, а хотя бы лучше стали понимать друг друга. Вы вроде и не ругаетесь, но я чувствую, что между вами нет мира, и эта стена растёт всё выше по какой-то глупой, нелепой причине.

    Я не отвечаю. Нет смысла отрицать очевидное. С Астаротом у нас не заладилось с самого начала. Я наблюдал многих других его служителей, и в основном это были ровные деловые отношения. У нас же — молчаливое противостояние Холодной войны. Мы никогда не говорили открыто о личном.

    Заметив мой хмурый взгляд, Она смягчает натиск.

    — С Повелителем, конечно, бывает сложно и непонятно. Иногда он вообще невыносим. Многое не озвучивает, если не в настроении, и приходится тянуть клещами или ждать, пока он созреет для объяснений.
    — В несносности характера вы с ним стоите друг друга, — подтруниваю я.
    — А уж вы вообще два сапога пара! — тут же даёт Она сдачи. — Серьёзно, Гер, может, хватит уже злобуханиться друг на друга?
    — А?..
    — Ну-у, темнота. Это мем такой — «злые буханки».

    Она показывает мне видео на YouTube. Вот уж не думал, что у кого-то мы с Астаротом ассоциируемся с жирными, рычащими друг на друга псинами-недомерками. Невольно улыбаюсь.

    — Я не настроен воевать, змейка. Но некоторые моменты сложно забыть.
    — Знаю. Они у каждого из нас есть…

    Она прикусывает губу и погружается в воспоминания. Судя по лицу, далеко не самые приятные. А я-то думал, самая жесть досталась мне одному. Меня подмывает узнать подробности, но в тот момент, когда я открываю рот, чтобы спросить, змейка резко меняет ракурс обсуждения.

    — Думаю, всё дело в смысле.
    — В смысле? — переспрашиваю я, пока не ухватив нить логики.
    — Да. Никогда не разговаривал с его подчиненными? Младшими демонами, которых иногда вызываешь на подмогу.

    Я отрицательно качаю головой. По правде говоря, мне всегда хочется быстрее выполнить работу и забыть как о страшном сне. Балласт в виде пустой болтовни с серной шушерой я скидываю сразу.

    — Однажды мне стало интересно: почему они так верны ему? Демоны же жуткие эгоцентрики и только о своих интересах пекутся. Даже самые мелкие. Обскакать конкурента, накопить личной силы и взобраться выше в иерархии — вот их забота. А тут — безоговорочная преданность. Почему?
    — Всё просто: страх наказания. Астарот несоизмеримо сильнее. Если попытаешься кидануть его и свалить, он пошлёт следом Карателя.
    — Это какая-то должность?
    — Это я, например.
    — Ты?!

    В синих глазах искреннее изумление. Похоже, рогатый ублюдок, хоть и проводит с Ней много времени за разговорами, но не обсуждает меня. И на том спасибо.

    — Одно из условий моего контракта — отлавливать мятежников и давать им хорошего леща. Особо недовольные наградили меня этим прозвищем. Ты не знала?
    — Не-а!

    Она почему-то веселится. Впрочем, причина выясняется быстро.

    — Я представляю: ты такой весь из себя на стиле, в костюме от Versace, настигаешь злодея и дыщ-дыщ ему! Как Джон Константин.
    — Или злодей мне дыщ-дыщ, — добавляю без особого энтузиазма. — Ты же не думаешь, что он спокойно стоит и ждёт, когда его депортируют обратно?
    — Но ты-то круче!

    Художники. Что взять с творческих натур.

    — И много таких беглецов приходится отлавливать?
    — Не очень, но случается, — качаю головой. — Хотя статистикой по другим хозяевам я не владею, сравнить не с чем.
    — Вот, о чём и речь. Ключевое слово — «немного». И тут мы возвращаемся к самому началу: у Повелителя явно есть секрет фирмы, который повышает лояльность его подчинённых.
    — Есть версии?

    Посмотрим, что там за успешная бизнес-модель у рогатого ублюдка.

    — Ну, как тебе сказать… Как-то раз он отправил мне в подмогу отряд из четырёх демониц, в прошлой жизни католических монахинь.
    — Оригинально.
    — Вот и меня пробило на интерес, — подхватывает змейка. — И я решила расспросить их лично. Все эти женщины оказались жертвами вероломства. Кого сослали насильно, чтобы скрыть собственные грешки. Кого-то беда настигла уже в стенах обители. Но всех объединяло то, что их предали близкие, те, кому они доверяли.
    — Старая как мир история, — хмыкаю я.
    — Ну и вот. Католическая монахиня — на кого она должна уповать для восстановления справедливости?
    — Ясное дело, на Бога.

    Даже я, не сильный в теологии, догадываюсь.

    — Именно. Но этот парень, на которого они молились и угрохали полжизни на служение ему, возьми да и наплюй на них с высокой колокольни. А протянул руку помощи и помог совершить возмездие Повелитель. Они сказали мне, что благодаря ему обрели цель и смысл в новой жизни. Отсюда преданность. Не из страха.

    Душещипательная история, но совершенно не мой случай. Кривлю губы в скептической ухмылке.

    — Вот ты и разрешила ребус с отсутствием лояльности у меня. Он не приходил и не вызволял меня из дерьма. Он мимокрокодил в момент моего отчаяния и воспользовался им, навязав свои условия.
    — Гер, ну Гер! Ты путаешь причину со следствием и переводишь стрелки! — пылко возражает Она, хлопнув себя по бедру. — Твоим смыслом была жизнь Карины. Она ушла — и ты его лишился. Не Повелитель отобрал его у тебя. Он-то где виноват?! Честно выполнил условия сделки, без обмана. Он дал тебе то, чего ты добивался. Ты хоть знаешь, насколько дорого вытащить кого-то с того света? Если бы это было так просто, то у нас бы одни Лазари ходили.

    Точной цены я не знаю. Никогда не интересовался. Вначале мне было не до сведéния дебета с кредитом, а после уже безразлично. Но предполагаю, ритуал из дорогостоящих. Да и какое это теперь имеет значение? Прошлого не изменить. Сейчас я размышляю над Её словами про смысл.

    — Наверное, ты права, змейка. Про смысл. Для меня это было самое сложное. Смириться с бессмысленностью всех усилий. Признать, что продался в рабство зря, и что отныне это навсегда, пока не сдохнешь. Став меченым, я не обрёл смысл существования, а утратил его.

    Когда-то тогда я и начал торчать. Мне нужно было хоть что-то, любая зацепка, за которую можно ухватиться, чтобы каждый день отвечать себе на вопрос «Зачем я проснулся сегодня?». Я подменил дурью смысл, четыре года просрал на погоню за ложными ценностями и теперь не знаю, что истинно, а что пыль.

    — Ты хотя бы принял это решение самостоятельно. А меня вообще никто не спрашивал, — говорит Она, отвернувшись в сторону. — Решили за меня в раннем детстве.
    — Паршивей некуда.

    Я не нахожусь, что ещё сказать. Эмпат из меня так себе.

    — Но с другой стороны, если бы не меченость, мы бы никогда не познакомились.

    Она вдруг поворачивается ко мне, и Её лицо озаряется улыбкой. Не могу сдержать ответной.

    — Ты же хотела открутить мне голову в самую первую встречу.
    — Можно подумать, это было не взаимно, — хихикает Она и придвигается ближе, опершись спиной о ствол яблони.
    — Ну, разве только немного, — «признаюсь» я. — И сама понимаешь, у меня были связаны руки строгим запретом от твоего Герцога.
    — Представляю, как ты агрился от бессилия! Бедный змеёныш весь хвост небось себе отбил!

    Она звонко хохочет, так заразительно — и серые тучи на небосводе моего настроения рассеиваются. Ещё некоторое время мы проводим за воспоминаниями нашего знакомства.