♂Боевые братишки♂ | ходы игроков | 1. Бандиты у Воржчека

Идете вы себе, значит, спокойно. Кто думает о трупоедах, кто о крепкой жопе Катаржины Холодкевич, кто о свиной рульке, кто о гульденах - никого, в общем, не трогаете. Светит солнце (моросит мерзкий дождь), поют птички (хрипло каркает ворон), шелестят листочки (скрипят голые сучья на мокром ветру). И тут из темных кустов, чапая по лужам, на дорогу вашу высыпает одиннадцать корявых беззубых рыл, одетых и вооруженных чем попало.
- Оуй! Люда! Штуц! - Хрипло орет толстый коренастый мужик с длинным луком, прячась за спины дружков и тыкая пальцем-сарделькой в сундук, укрывающий вашу располневшую казну. Дружки ощетиниваются щербатым ржавым железом и начинают переть на вас. Сам мужик натягивает тетиву, не забыв приладить к ней стрелу.
Что это за язык у них дурацкий? Развелось сумасшедших...

- Стоим! - отдаёт команду своим.
- Стрелки - к бою! - машет рукой, обозначая первоочередные цели. Естественно стрелять нужно в типа с луком и в типа с самой лучшей бронёй - они выглядят не только самыми опасными, но и подготовленными.
У Генриха с Катариной щиты, пусть за ними прячутся, а Рудольф сам по себе красивый, как-нибудь справится.

"Прекрасный денёк выдался сегодня, прямо как в покинутых домашних краях, только трупов чумных у дороги не хватает, тогда бы точно как в родной Тоскане себя почувствовал" - мечтательно думает Джованни и мерзко щерится со всей своей итальянской мужицкой хитростью, поглядывая вокруг.

Но вот какие-то вырожденцы повыпрыгивали на дорогу, загоготали, руками на их воинство замахали. Ну, хоть не нагие, а то у Джованни совсем бы желудок расстроился. Ему и так с утра каша в горло не лезла, не о еде, но об общем деле мысли были у потомка обедневшего рода.

Услышав приказ Рудольфа, Джованни с удовольствием навёл арбалет на уродца с луком, который прятался за туповато лыбящимся детиной с моргенштерном.

- Жри железо, мразь - Шипит итальянец, с наслаждением спуская крючок арбалета. В его душе теплится надежда, что пара красиво уложенных в грязь его болтами трупов избавят его от мрачных мыслей, и он наконец-то поест с удовольствием.

Без лишних слов Мацал зарядил арбалет, прищурил глаз, прицелился в толстяка с лонгбоу и нажал на спусковой рычаг.

– Трень! - сказал арбалет.
– Фиу! - ответила стрела и устремилась к цели.

Когда кончилась еда в корчме, так начались разговоры о делах, в коих Никола смиренно участия не принимал и только на пробегающих девок-подносильщиц глазками постреливал. Знал он, что падок женский пол на его внешность, но ещё ни разу не довелось довести парню успех до победного конца, которого он, положа руку на сердце, побаивался — а вдруг оплошает, и конец совсем не победным выйдет? Стыд будет сплошной, на всю деревню слухи разнесутся — только это его и остановило, когда прошлым летом во время покоса споймала его Марыська соседская, да в кусты затащила. Только это — да вопли Марыськиного батьки, который гнал Николу в одних штанах по оврагу после того, как заметил, как бесстыдно парень жамкает грудки его ненаглядной дочурки. Эх, были времена...

***

От приятных воспоминаний отвлекло парня краем уха услышанное слово «трупоеды». Никола тотчас прислушался, ибо про напасть эту знавал токмо из рассказов старого Пахома на деревне, да из старых инкунабул в монастырской библиотеке. Дед Пахом, шамкая беззубым ртом, рассказывал, что раньше трупоеды, почитай, в каждой деревне могли появиться, и мужичьё не особо боялось тварей — собирались всей деревней, да шли с кольями и топорами, а потом сжигали останки. В мудрых летописях было пространное рассуждение о природе сих монстров, кои посланы в качестве кары за грехи людям, но с практической точки зрения предлагалось прискорбно мало. В основном предлагалось изгонять трупоеда верой непоколебимой, водой святой, распятием да словом Божьим. Никола сильно сомневался в том, что хоть одна из сих метод привела бы к большему успеху, нежели хороший удар топором али мечом.

***

По дороге Никола всё смотрел на мокрые от пота кружочки волос на шее Катаржины, что шла впереди, и думал — а как бабу могло занести в.. такое? Да, здоровая, но и среди деревенских девок встречались такие, что в два раза Николу превосходили по всем размерам, и ничего, выходили замуж да рожали детей, как было положено, и за скотиной ходили, и в поле урожай собирали. А тут нате: меч на плече, кинжал за поясом, шлем да кольчуга под ярким дублетом! И если бы не титьки, что дублет спереди натягивали, да не ладный крепкий зад, то и не подумать бы, что баба..

Внезапно высыпавшая на дорогу ватага лихих людишек отвлекла парня от размышления о месте женщины в суровом мире Вакнахии, и Никола машинально павезу в землю с чавканьем вогнал, арбалет на плечо стал поднимать и только потом испугался. Во-первых, врагов было значительно больше. Во-вторых, свежа была память о том, как дядька Ян в грязь повалился с болтом в затылке. Николе это даже приснилось пару раз, причём в одной из ночей Ян даже встал после выстрела и долго брёл за горе-стрелком по лесу, бормоча слова обиды и укоризны, а лицо у него при этом было ну чисто как у мертвяка.

Тут и Генрих, второй выживший из Аршвельта (толстого еврея Никола не считал, ибо где он и как, парню было неведомо) оглянулся с опаской, и будто бы прямо на Воршчека глянул. Обида взяла Николу, он же говорил фон Херкору, что не хотел он в Яна попадать! Приложил парень арбалет к плечу, ложе на край щита, прицелился точнёхонько во врага по центру строя, да и спустил тетиву. Бдзынь!

Посмотрел Хайнц, что творит Никола. Поглядел, как цель берет новобранец. Как плечи металлические распрямляются, неуловимо быстро. Как треньк характерный в воздухе звенит. Остался Хайнц доволен выстрелом.

Сам начал поле боя осматривать. Все какие-то оборванные бандюганы, щуплые такие. Не жрут, бродяги, ничегошеньки. Какого-нибудь пожирнее выбрать, посолиднее. Вот один спереди красуется, боров с дубиной, да на конце яблоко шипастое. Прищурился. Силу ветра усами уловил. Подобрался весь. Треньк! Эх, в плечо вошло. Добавка требуется. Вшух-вшух. Второй арбалет в руках уже лежит. Треньк!

Если руки не из жопы растут и голова на своем месте, то будь ты хоть трижды бабой, а без работы не останешься. Вот и Катаржина, отдохнув в городе да малость поиздержавшись, много времени на поиск нового отряда не потратила. Ганзочка эта, гордо именующая себя кондотье «Торрент», была не лучше прочих. Но и не хуже: почти все рожи гнусные, как на подбор; говор такой, что у половины бла-ародных лордов и лядей уши бы в первые полминуты отвалились; железа в пору двунадесяти здоровым оглоедам, а не шести, из которых один мелкий, щуплый и смазливый – так что еще вопрос, какую роль он выполняет в банде. В общем сразу видно – парни надежные и крепкие, как обух топора, и такие же простые: как раз то, что нужно, среди таких и чувствуешь себя как дома. В грязном, заблеваном, где коровьи лепешки соседствуют с роскошными башмаками, а подгнившая рыбья требуха – с мешком злотых, но все-таки родном доме.

А уж трупоедов там рубить, деревню жечь или с таким же братом-наемником на длину клинка сходиться – хрен бы разницы, когда платят? Да и на шляхе всяко вольней и свежей, чем в том засраном городишке. И, что немаловажно и добавляет окружающему миру красоты, так это то, что версты остаются за спиной, а денежки наполняют карман: красота, а не жизнь!
Ни на что иное ее Катаржина и не променяла бы. Посудите сами, какая радость в том, чтобы горбатиться с ночи до зари в земле и дерьме, не разгибая спины, тянуть на себе десяток спиногрызов от пропадающего вечно в шинке мужа-пьяницы, а буде появятся лихие люди – подставлять им гузку и молиться, чтоб не прирезали? Да никакой! Видеть золотую монету полтора раза за свою недлинную жизнь, и то в лапе проезжего купца, шамкать полным гнилых зубов ртом от досады, что такого богатства никогда не получишь, и трясти в печали лохмами грязно-бурого цвета, размазывая по землистому лицу желтые слезы? Да ни в жизнь!

Куда приятнее зарабатывать на жизнь мечом, кутить напропалую, а на поле валки пускать кишки таким же серьезным парням и бабам. Сегодня пан, а завтра пропал – вот это жизнь! К тому же, чего греха таить, резать людей приятно, хотя получать от них золото приятнее вдвойне. Его можно спустить на еду и выпивку, хорошее оружие и доспехи, подлатать одежду и снова отправиться неизведанной дорогой.
При этом Катаржина, одеваясь, как и подобает ландскнехту, с шиком, совершенно не стремилась подчеркивать свои женские стати – не кампфрау, чай, но и скрывать их тоже не собиралась. Вон Ладка одевалась как мужик, волосья стригла накоротко, плевалась сквозь зубы метко и лапала баб по корчмам: разве ей это помогло? Не-а: разбили ее отряд, а ее саму, взяв в полон, растянули на четырех колышках и употребили так, как самой природой велено. Ну и не только так, конечно – по всякому и все. Так что смысла в подобной убогой маскировке не было, по ее мнению, ни капельки, а вот гордости за то, что она, девка, способна дать укорот многим мужикам – навалом.

Оставляя да спиной версту за верстой, пани Холодкевич спокойно шагала в авангарде центровой. Привычно, знакомо, надежно: и справа, и слева прикрывает свой брат-наемник, а тылы открыты только взглядам арьергарда. Привычным было и зрелище высыпавшей на дорогу кодлы оборвышей: не иначе как ошалевшие от беспросветной нищеты голодранцы обобрали бравых покойников и соседние чучела и решили попытать удачи на большаке. И уж зрелище отрядной казны не могло их оставить равнодушными.
Оборвыши ломанулись вперед, как моряк после долгого плаванья в бордель, заревел капитан, приказывая держать строй, засвистели арбалетные болты, а сама Катаржина, выставив вперед щит, гаркнула:
- Пошли прочь, дерьмоеды! Быдло, холопы! Щас всех порешим, быки комолые!
Послушают и отчалят – хорошо, меньше припарок камрадам ставить. Попрут дальше – тоже хорошо, можно поразмяться перед встречей с трупоедами.

Казалось бы, идет себе по дороге отряд, сталью острой брякает, брони бы сверкали, если б кто сподобился их от дерьма свиного да ржавчины оттереть, а на рожах у кого усы, а у кого просто жажда крови и наживы. Ну куда на таких лезть? Однако ж, нашлись охотники. И не поймешь, то ли на бабу в отряде позарились, то ли на обоз. В обоих случаях надо шибко отчаяться, чтоб на такую зубастую добычу рот разевать.

Впрочем, у встречных-поперечных и самих железа хватало. Фон Хардкор не прочь был покрасоваться перед девицами статной фигурой и широтой плеч, но в такие моменты ему всегда хотелось стать маленьким и тощим, чтоб весь за щитом поместился. Еще жив был в памяти тот сочный хруст, с которым болт Яна в затылок клюнул, в паре шагов от Генриха. Хотя там бы и щит не помог. Тевтонец на всякий случай оглянулся через плечо, увидел что Никола со своим самострелом стоит аккурат за его спиной, съежился и побледнел. Если бы Господь сейчас призвал пред очи свои Генриха и испросил, чего тот желает более всего в жизни, тот бы честно ответил - отрастить третью руку, чтоб держать в ней еще один щит.

Однако Никола сзади один, а неприятеля впереди много. Собрался Генрих, щитом укрылся, только глаза над кромкой сверкают, на рукояти моргенштерна скрипит укрытая кожей перчатки потная ладонь, да жутко чешется затылок.

Понеслась!
Вражье мужичье, что-то сипло вопя, налетает на ваш изготовившийся к обороне строй. Из-за одоспешенных плеч и поднятых щитов прямо в щи им свистят смертоносные арбалетные стрелы.
Рудольф машет рукой и раздает краткие команды. За это время к нему подбегают два оборванных чмырдяя, что-то гыгыкая и брызгая слюной. Ржавый топор одного из них Кназе принимает на древко алебарды, от шипастого моргенштерна второго отшагивает в сторону, но не до конца, и тот на излете прилетает в бочину. Броня держит, а сам Рудольф только чутка покрепче сжал зубы.
Джованни обзывает бандоса мразью и грязно ругается, вслед ругательствам отправляя болт и неприличные жесты. В ответ в кольчугу прилетает две тяжелые стрелы, одна падает вниз, вторая застревает в поддоспешнике и торчит. Перехватывает дыхание. Близко, с-сука.
Мацал видит, как в плечо вражьему главарю прилетает болт итальяшки, и добавляет сверху сам без особой суеты. Успевает заметить, что попал, после чего все его внимание переключается на тяжело дышащего урода с копьем и щитом, оказавшегося опасно близко. Время браться за ножичек?
Никола, стараясь выкинуть неприятные воспоминания из головы, пытается ухватить удачный момент для выстрела. Выбранный им бандюк явно матерый, и уже влез в опасную пляску с Катаржиной, размениваются не доходящими до цели ударами. Вот он ловит меч на щит, приопускает его для следующей атаки... Сейчас! Потный пальчик давит на скобу, и через полсекунды тяжелый толстый болт влетает прямо в раззявленный рот говнюка, выбивая остатки зубов и, почти снеся челюсть, продолжая путь в сопровождении брызг кровищщи и ошметков лица. Бедный мужик теперь похож на исчадие ада, рожа обратилась в кровавый цветок, ор в хлюпающее мычание, а глаза сверкают таким ужасом, что их невозможно видеть. Но он не падает! Господь Милосердный!
Хайнц малехо полюбовался Николой. Он-то, Классеншелль, может себе позволить небольшие слабости, некоторую вальяжность. Все ведь помнят, что старина Хайнц никогда не спешит, но всегда успевает. Всему свое время. Вот как сейчас. Треньтреньк - два хлопка тетив сливаются в один. Налетевший на Рудольфа здоровый, заросший соломенной бородой молодой обрыган получает болт в плечо, но за оставшиеся полмгновения жизни успевает влепить в бок Кназе свой кустарный моргенштерн. Второй выстрел ставит точку в его убогой жизни, пробив горло и отправив лежать, булькая кровью.
Катаржина вполне не прочь размяться перед встречей с трупоедами - вначале на словах, а потом на мечах. И как оказалось, партнер по разминке ей попался неплохой. На вид ничего особенного: обычный такой для здешних мест мужичок, невысокий, сутулый, с грязной щетиной и бельмом на глазу. Но упакован по сравнению с остальными неплохо. Налетел на тебя с разбегу, безыдейно жахнув сверху вниз утренней звездой. Отработанным движением слила удар вбок, выбросила меч вперед уколом резким, как укус гадюки. Вроде все правильно сделала, движение под щитом скрыла - а меч до плоти не добрался, в дерево вражьего щита ткнулся. Везуч, холоп. Неплохо. Только успел малость разгореться азарт, как свистнуло над плечом, а рожа бандита разлетелась ошметками, оставив на месте рта здоровую кровавую рану с висящим вниз сизым языком. Но на ногах стоит, оружие держит. Везучим его уже не назовешь, но... Неплохо, неплохо.
Генрих: Никола это, конечно, плохо. Уж очень парнишка удачно умеет резко менять ход боя. Может, стоит обзавестись павезой да напялить ее на спину?
Так, отставить лишние мысли! Бежит первый! Поднимаешь щит, сверкаешь глазами, готовясь заблокировать удар и дать в ответ. С копьем наперевес несется, визжа, тощий грязный парнишка, островерхий норманнский шлем съехал на глаза. Во думкопфф. Тут бы парнишке и конец, но замечаешь, что по флангу обходят его дружки, и решаешь уделить время защите. Просто отбил безобразный слепой выпад да принялся выжидать момента получше. Типа такого, когда новые друзья всех поубивают, а твоя часть врагов сдастся или сбежит.

Первого уложили, кондотье "Торрент"! Вот так надо показывать всякому отребью его место! Погнали дальше.

Вот уж прилетело, так прилетело! Аж дух выбило и пополам согнуло, отбрасывая в грязь и пачкая только недавно отмытую от придорожной пыли и тяжёлого наёмнического пота кольчугу. Но ничего, жив итальяшка, и, надо сказать, жутко зол на умника, который проковырять его броню попытался. Отброшена вражья стрелка подальше в лужу, чтобы не мешалась, и парень не вставая начинает возиться с арбалетом.

Смотрит Джованни из лужи на своего вражину с луком длинным, и злобный оскал рождается на забрызганном грязью лице.

Недобрые глаза прожигают противника, а руки: *вжик*, *вжик* - взводят верный арбалет да болт калёный кладут, чтобы поставить точку в существовании этого полудохлого недоразумения.

Когда прилетевший в бок шипастый шар начал сминать броню оставалось только стиснуть зубы. Не сильно большой простор для уклонений оставался, вот и повезло болвану, подпортил свежеотремонтированный панцирь. Только гульдены на ветер!
За свою дерзость босяк поплатился тут же, схлопотав болт от одного из товарищей в заднем ряду, только настроения всё равно уже не было. Из яростно-убивательного оно всё сильнее скатывалось в мрачно-философское.
Алебарда опустилась на голову одного из бандитов, а Рудольф думал, что разница между ними и этим дорожным мусором не только в том, что выглядят они ярче, оружия и брони у них больше и опыта, драгоценного опыта целое море. А в том, что они, наёмники - разбойники с патентом. А эти пидоры - нет.

Бандиты налетели, вознамерились взять в кольцо. Ударили в дерево щита копья, сильно толкнуло в левое плечо. Страх, тянущий где-то внизу живота, привычно скакнул под горло, обратившись боевой яростью загнанной в угол крысы. Генрих зарычал по-звериному, крутнул свою булаву и огрел ей ближайшего недруга, не забывая, впрочем, прикрываться щитом.

Дело принимало дрянной оборот. Как, впрочем, чуть ли не каждый раз, когда Мацалу доводилось драться, а потому на его насупленной физиономии только появилась кривая ухмылка. Раз все еще жив после всего - то и сейчас может пронесет стороной, а?

– Вышел Мацал из тумана, вынул мессер из кармана... - пробормотал арбалетчик свою очередную прибаутку. Усмехнулся, подмигнул стоявшим позади стрелкам, Николе, Джованни да Хайнцу. Сплюнул травинку из щербатого рта. А потом откинул арбалет на плечо и взялся за рукоять большого ножа.

– Буду резать, буду бить! - ощерились редкие зубы под висячими усами, недобро сверкнули бледные глаза под шапелем, ссутулилась спина, тускло сверкнул мессер. – ...А ну, пся кревь, выбирай, кому первому свинорез в глотку, да подходи, коли жизнь не мила!

Не то чтобы Кошек сильно надеялся на свой нож - но опыт пацанских драк на грязных улочках Йожин-Збажина и последующей кровавой работы наемником неоднократно показал, что иногда и одного упрямого и злобного ублюдка с ножом достаточно, чтобы целая толпа наложила в штаны и дала дёру. А значит самое время самому стать этим упрямым злобным ублюдком.

Оценил троерукий потери вражиные. Недоволен остался. Много слишком скушал здоровяк с дубиной. Надо и остальным завтрак приготовить. Негоже людей голодными оставлять. В загробном мире сытыми будут.

Длинный лук в руках Хайнца оказался. На букву "С" недописанную похожий. Как это — не было, а теперь есть? Такой вот секрет Классешнелевский! Вшшшт. Прошуршала стрела о рукоятку деревянную, к полету изготовляясь. Вууун. Натянулась тетива. Тиу! Полетел завтрак первому страждущему.

Треньк! Хлопает спуском третий арбалет. Когда, как успел?! Второй голодающий накормлен.

Скривилась недовольно Катаржина: слыханное ли дело, что сиволапое отродье отбило щитом атаку опытного наемника? Ну ничего, это его первый и последних успех: челюсть негодяя скрылась вместе с арбалетным болтом в соседних кустах, и вряд ли ее незадачливый владелец будет способен продолжать дальнейший бой. А рыпнется, не сомневалась девушка, так его еще одной стрелой угостят, раз уж так хочет жрать от пуза.
А вот незадачливый копейщик, так опрометчиво высунувшийся вперед, мог стать хорошей добычей: если его не прикроет вовремя приятель за спиной. Как бы то ни было, воительница осклабилась, выдохнув подслушанный у бывшего дружка клич: - Радуйся! Радуйся, сука! - Пусть сиволапое мужичье и вправду радуется: у них есть уникальный шанс сдохнуть с оружием в руке и в брюхе, а не сдохнуть на поле, как большинство им подобных грязных вилланов.

Бой можно почти сравнить с готовкой: подготовить блюдо кличем, принять мясо на щит-сковороду, крупно нашинковать, перейти к следующему, добавить грязных ругательств по вкусу. И потом наслаждаться приятным ароматом победы и вкушать заслуженную добычу в виде золота. Правда сегодня в плане сытности блюдо явно выйдет постным. Интересно, у этих стервецов хоть пара гульденов на всех наберется?

По спине Николы аж холодный пот пробежал, когда на миг показалось ему, что попадёт сейчас в Катаржину, аккурат в те самые завитушки волос на её шее! Но пронесло, прицел был верен, и влетел болт прямёхонько в пасть того мужика, что как раз на Катаржину и пёр. Успел парень порадоваться, что заработал себе первую зарубку на ложе арбалета (Никола видел, что все стрелки так делали: за каждого убитого риску ножом вырезали, а потом похвалялись друг перед другом, но за Яна решил не делать метку, всё же врагом он не был), но враг отказывался падать! Это как же так, а!

Пригнулся парень за щитом, а перед глазами стоит раззявленная и разорванная пасть бандита, который продолжает пытаться Катаржину, несмотря ни на что, достать моргенштерном. А ещё спел заприметить Никола, что голытьба остальная уже обходит их компанию с флангов, и может и до него добраться. В ближний бой парню страсть как не хотелось, а потому он с удвоенной силой продолжил взводить арбалет, стараясь не отвлекаться на звуки сражения.

Джованни спешно натягивает тетиву и злобным взглядом оценивает обстановку, полулежа в луже. Обстановка с такой позиции видна слабо - только ноги да жопы товарищей маячат. Но немного проясняется, когда падает Мацал. Обстановка такова: Мацала прикончили!!!

Рудольф, если отойти от философских размышлений и абстрактных концептов вроде "патента" (какие патенты, всех грамотных в Вакнахии первым делом перевешали), и обратиться к чисто эмпирическому, телесному опыту - то ты тут же наткнешься на несколько простейших примеров, чем вы лучше.
Первый: здоровенный широкоплечий парень с заячьей губой что-то лопочет и пытается имитировать мечом какие-то хитрые фехтовальные движения, одновременно пятясь. Лезвие алебарды бесхитростно падает сверху-вниз и разносит его голову на куски, как арбуз.
Второй: коренастый, заросший бородой по самые брови мужичок пытается отскочить от тебя, выставляя вперед топор и сверкая громадными от ужаса глазами. Изящно продолжая движение тяжеленной, забрызганной мозгами алебардой, описанное в первом примере, ты шлепаешь ее плашмя в грязь прямо за левой ногой мужичка, после чего дергаешь на себя и вверх. С диким криком оппонент заваливается назад, спиной в грязищу, роняет топор и закрывается руками. Руки не помогают, и ты вгоняешь острие могучего своего оружия в его гнилое брюхо, пробив аж до сырой земли.
Третий: горбун с фальшионом и щитом, пытающийся было обойти вас с фланга, застывает столбом, видя твое небольшое представление. По оборванным его шоссам растекается мокрое пятно, и, оскальзываясь на грязи, он припускает со всех своих корявых ног прочь. Его примеру, со всеми деталями, следует высокий тощий урод с гизармой, разве что сторону для бегства другую выбирает.
Так вот, вы лучше, потому что вы охуенные. А эти пидоры - нет.

Генрих сбил очередной бестолковый выпад дебила с копьем и в закрывающем глаза шлеме, тот отлетает назад. Принял на щит удар гизармы откуда-то из задних рядов. Сам с доворотом даешь по хребтине зашедшему во фланг коренастому мужичку с копьем и щитом, тут же добавляешь еще. Но тот ныряет вперед, за спину тебе, к Мацалу, удары теряют силу и лишь превращают в лохмотья вываренную кожу на его спине, соскальзывают. Шайзе!
Ощущаешь тычку в бок. Ужель очухался горе-копейщик, да свою порцию захотел? Развернулся, только чтобы увидеть, как эта новая баба с отряда разделывает его, будто нелюбимого порося. Красивая она, даже когда в кровище с ног до головы.

Мацал закидывает арбалет за спину и хватается за нож. Опа-опа, чики-брики, ща покажем, как в Йожине-Збажине в дамки выходят! Перекинул перо из руки в руку, вперед выставил, поорал чет грозное. В ответ чапающий к тебе по грязи мужик как-то больно резко пластанулся вперед в выпаде копьем, и потроха обожгло огнем, ножичек полетел в лужу под ногами. Тебя согнуло и кинуло на колени, а потом в затылке зазвенели колокола и все. С переливами и перезвонами...

Хайнц продолжает показывать фокусы. Опа! В спину бегущему от вас вражескому лучнику влетает болт, толстое тело шлепается в грязь плашмя. Опа! Резко появившийся в руках длинный лук отправляет стрелу в калеку без челюсти. Ты уже приготовился скупо раскланяться на аплодисменты, как этот сучонок, не прекращая хлестать кровью из покалеченной рожи, ловко поймал выстрел щитом. Ты от такого прям аж зубом цыкнул.

Катаржина, наконец, поймала кулинарный азарт, и сегодня ее любимое блюдо - гуляш. "Радуйся, сука!" - подзабив на защиту, горячая пани Холодкевич (фьюить-ха!) фурией набрасывается на тыкающего в фон Хардкора копьем парнишку. Острый, как бритва, меч скользит по древку, срезая пальцы и сбивая удар в бочину открывшемуся товарищу. Продолжая движение, свежует половину руки, вырывается с брызгами крови и немедленно возвращается, чтобы врубиться в спину и открыть белые ребра этому хмурому миру. Парнишка с копьем, совсем молодой, захлебывается нечеловеческим визгом и падает, а ты вслед добавляешь по шее, лихо срезав патлатую голову и солидно забрызгавшись кровищщей.
- РАДУЙСЯ, СУКА!
Жутковатая ты женщина, честно сказать.

А у Николы, нахер, опять парад ужасов войны. Еще маячит перед глазами вражина без челюсти, который никак не сдохнет и до сих пор мычит, будто корова из страшного сна. Еще не заряжен арбалет. Еще... Еще и Мацала убили!!! Только что этот, со щитом, ткнул копьем в живот евойный, а второй сбоку подбежал да по затылку его рубанул мечарой! Господь милосердный, кровищщи сколько! ДЯДЬКА КОШЕК!!!

Вот такая ситуация, "Торрент": на правом фланге бичуганы уже разбегаются, роняя кал, либо остывают. По центру на ногах стоит покалеченный дядька без лица, и стоит реально эпично, звеня стальными яйцами: считай, в одного оставшись перед железным кулаком первой линии кондотты, поняв, что уже не жилец, он готовится сдохнуть как настоящий мужик. А вот слева в ваших арбалетчиков вгрызаются два то ли больно удачливых, то ли реально умеющих воевать брата-акробата, и это уже стало проблемой, которую особо ощутил на себе Мацал Кошек.

Поставил Мацал всё на кон в азартной игре под названием "пан или пропал" - и в последнюю секунду понял, что его ставка бита. Не обосрались собачьи дети. Замахиваются, орут еще громче, чем он сам - один копьем, второй мечом. Тут, конечно, ножик его бледно смотрится. Но ставки сделаны, поздно метаться. Неловко отпрянул арбалетчик, пытаясь вывернуться от двух кусков стали, смерть сулящих. Да не вышло - обожгло живот и загремело по шлему.

Уже падая в грязь, затухающее сознание Кошека слабо осветилось чувством удовлетворения: выиграл пару секунд для парней-стрелков за собой, сейчас они wjebuć этих świniarzei! А пока надо бы прилечь, в голове что-то шумит, видать хмель со вчерашней попойки...

Шустрый малый с копьем, вместо того чтоб принять честный бой, скользнул вдоль фланга и удачно тюкнул одного из бригадных стрелков, невзрачного мужичка с вороватой физиономией и дурацкой, даже по местным меркам, фамилией. Это было крайне подло со стороны неприятеля, и крайне безответственно со стороны герра Кошека. Мог бы и не помирать так быстро. Или хоть защитой какой-то озаботиться. Как любил говаривать старый фон Хардкор, "лучше павеза в руках, чем железо в потрохах". И доказал свою правоту делом, помер не в драке, а на шибенице.
А Мацал пошел на серьезное дело с ножичком засапожным, и лежит теперь, и ему грустно. А Генриху обидно. Генрих же должен был левый фланг держать, а теперь, выходит, не удержал.
- Scheiss auf eure Gräber, ihr Wichser! - прошипел фон Хардкор по тевтонски, и примерился, намереваясь на этот раз хорошенько приложить вертлявого паршивца с копьем.

Посмотрел Рудольф в спину одному убегающему козлу. Потом вправо обернулся - вторая спина маячит, пытается подальше от него сбежать. Ну и что теперь? Догонять, громыхая железом? Хуй с ними, пусть бегут, уёбки, тут ещё хватит проблем.
- Долго возитесь! - рявкнул, опуская алебарду на героического предводителя безымянной банды. Он и так уже не жилец, чего стоит?
- Катька, пиздуй назад, сейчас наших арбалетчиков захуярют!

Отличный момент Никола выбрал, чтобы из-за щита подняться с арбалетом взведённым! Как раз в эту секунду два урода к Кошеку подбежали и положили его за секунду, копьём да мечом. Ужас, да и только, ещё и всего в паре шагов от Николы. Это ж получается, он следующий? Мамочка! Ну нахер!

Вскинул парень арбалет, да и выпалил прямо в мужика с мечом, который зарубил Мацала. То есть сам он не далее как в прошлом сражении того же Кошека пытался застрелить, пусть и не очень успешно, но теперь-то они на одной стороне. Знай наших! Трыньк!

С лёгким щелчком встал калёный болт на своё место, и уже хотел было Джованни встать, да влепить промеж глаз очередной жертве аборта целительный заряд добра, как прямо к нему в грязь упал как подрубленная молодая берёзка Мацал. Вот же дерьмо! Обошли бравую пехоту вонючие деревенщины и в бок ударили.

А гадина вонючая стоит с мечом, кривляется. Встал из-за повесы мелкий, что рядом с итальянцем был, и влепил в гада болт, а Джованни добавил. Ну, чтоб наверняка.

*Вжух* свистит болт

- Гори в аду! - Рычит Джованни остервенело продолжая жать на крючок арбалета и не понимая, что тот уже разрядился. Сильно уж его ранение боевого товарища опечалило.

Снова огляделся кругом Хайнц. Помирают враги. Бегут. Издыхают. Только крутой вояка стоит, что щитом болт поймал. Красиво уйти решил. Оценил это Классешнель.

Выбрал себе бандюгана, что еще промочить не успел шоссы. Вот этот, который фон Хардкора спиногрызить изволил. Две стрелы ему с лука. Вууун. Тиу. Вууун. Тиу.

Незадачливый копейщик кончился быстрее, чем одинокая кружка пива на столе наемника, умыв наемницу теплым кровавым дождиком. И все бы хорошо: вот только фланговый ублюдок, которому болт немного подправил уродливую рожу, в горячке боя забыл, что ему пора подыхать. Нехорошо это, и пора бы мужику прочистить память. Катаржина уж было приготовилась было разделать его так, чтоб любой посмотревший на труп стал блевать дальше, чем видит, как Руди проорал команду.
Ну, раз командир хочет, то пускай сам занимается этой склеротичной смесью свиньи с собакой, потому что когда вшивые геморройные гусеницы режут арбалетчиков, это совсем не дело. Бросив короткое: - Ага, щас! Одни жопы прикрою, другие порву!, - Пани Холодкевич развернулась на каблуках, протиснувшись между Хардкором и Хайнцем и удобно уперевшись ногой в тушку незадачливого стрелка: как его там, Дрючил Пташек, что ли?
Кто там следующий на раздачу подарков? Свинорыл, машущий мечом, как дубиной? Коренастый жополиц, держащий копье словно член? Пускай хер с окровавленным копьем будет первым: его и отоварим так, что родная мама не признает. Если, конечно, он раньше дера не даст или арбалетчика за своего братка не прикончат.

Финал!
Генрих, поняв, что они уже выигрывают, начинает всерьез раздавать пиздюлей. "Съебка, съебка!" - Кричат двое подлетевших во фланг уродов, и, собсна, пытаются сбежать. Но, конечно, в полной панике скользят по грязи и лужам, лажают, падают внавал и шевелятся грязной кучей шайзе, которым и являются. Ты просто превращаешь моргенштерном в кровавые отбивные обоих упавших - без сопротивления и с холодной тевтонской методичностью. Вслед за тобой в эту кровоточащую кучу-малу прилетает пара болтов и жаждущая крови Катаржина, но все уже кончено.
Рудольф, недовольный возней, наконец, приканчивает истово мычащего дядьку без челюсти, пытающегося слепо закрыться щитом. Ты, конечно, об этом небось не думал, но удар алебардой по хребтине вполне можно назвать актом милосердия в этом случае.
У Николы стресс и трясутся руки, но руки эти знают дело, а мозги думают в правильную сторону. Получите, козлы, стрелу!
Джованни также увлеченно расстреливает повалившихся в грязь мужиков, по которым с хрустом гуляет моргенштерн фон Хардкора.
Матерый Хайнц, оглядывается, не спешит, как молодые. И примечает бегущего оборванца с гизармой. совсем сдурел от страха, дурак, даже вилять не пытается, прямо бежит. Неспешно натягиваешь тетиву, целишься, стреляешь. Падает, ползет, прям посреди спины трясет оперением стрела. Плачет, кажется. Тщательно прицелясь, вторую стрелу всаживаешь в затылок.
Катаржина лютует и скачет по полю боя от одного урода к другому, шинкуя их на сраный фарш. Вот выныривает из первой линии, получив какой-то странный ласковый поджопник моргенштерном от ходячего мертвеца, стоявшего прям перед ней. Вот присоединяется к фон Хардкору, лупцующему свалившихся в кучу двоих вражин. Те чот руки тянут, кричат. Подлетела, руку срубила, поорала. Хорошо-то как!

Пара обделенных вниманием оборванцев, тем временем, сбежала. Один - побросав свое барахло и роняя говно, второй так же, но с барахлом. Славная победа, достойная настоящих героев нынешних времен, кондотье "Торрент"!

Победа всегда сладка, даже если это победа над засратыми говноедами на каком-то дерьмовом пролеске.
- Давайте трупешники оттащим на обочину, за собой надо прибирать и глянем, что там с Мацалом.
Рудольф вообще не любил торопливости в том, что касалось денег, сранья и послепобедных разборок с трофеями. Даже валяющийся в луже крови Мацал не сбивал с размеренного темпа. Заняться им есть кому, а коли силёнок хватит у пшека, так и выздоровеет сам.
- Собираем оружие, что не поломано и валим дальше. Впереди, вроде, стоянка была оборудована. Там посидим, подумаем. Но, блядь, Мацал, конечно, дал! Какие-то обрыганы уложили, а что будет, когда до трупоедов дойдём? Пиздец.

На привале, пока баба хлопотала над своими и чужими ранами, Рудольф занялся починкой брони и подсчётом того, во сколько им это обошлось. В целом, всё выходило в рамках дозволенных трат, разве что оставил себе зарубку в уме постараться быть поаккуратнее в будущем.
- Ну, молодцы, соколы! И соколицы. Теперь нам кузнеца в отряд и вообще только в плюс работать будем! Только Мацалу выговор за то, что умер, почти, и Джованни - где так успел броню покоцать сильно? Нехорошо это для отрядной казны, внимательней будь!

Прошёл бой, а вместе с ним отпустила злоба и вообще всякие нехорошие чувства итальянца, хорошо стало на душе. Легок и спокоен, словно пёрышко, дунешь - в небо улетит. Уже и не болело ничего, только синяки остались там, куда стрелы дегенератские угодили, ну да ничего, лучше уж синяки, чем ржавый меч в брюхе.

Глянул он на остальных, пока в порядок себя приводил, грязью заляпался весь, от падения в лужу.
- Ну, и пиздец. - коротко, но ёмко бросил Джованни, увидев поле боя. Валялись вокруг порубленные трупы бандитов ублюдошных и Мацал. Тот словно отдохнуть прилёг, да вот только всё стонал да охал. Видать, крепко мужику досталось. Ну, ничего, оклемается.

Послушал Херуччо командира, да принялся пожитки да нехитрый скраб у павших собирать. Ну и что, что поломанный да обосранный местами? Это ведь не смертельно, ототрём песком, заблестит так, что все евреи в округе сбегутся.

А вот свою кольчужку бы подлатать надо, да и нож, внатуре, беспонтовый оказался, как это опыт Мацала показал, так что Джованни твёрдо положил глаз на мечик, который братки бросили в кучу добытого.

С золотишком вышло и правда не очень по-божески. Улетало оно быстрее, чем дьавольский змий в печную трубу из постели жёнушки кметской. Ну, да ничего. Вот нашинкуем трупоедов, да прибавку получим.

Уже на привале, добрый дядька командир предложил оружие немного подразобрать, чтобы дескать отряд побоеспосбнее стал, а ведь идея верная.

- Герр Рудольф, мне бы тоже эту херобору, которую по ошибке ножом назвали, на меч добрый заменить, да шлем воон тот, с блестящим краешком. А то мне в бою пара таких добрых стрелок влетело в кольчугу, а что если бы сразу в глаза? Так бы и лёг сразу в грязь подле нашего доблесного брата Мацала, да только б уже не встал.

– ...Да еще немного и я б им яйца-то поотрывал, ну ей же ей, пан капитан, если б не споткнулся чутка! С кем не бывает... - не слишком убедительно прохрипел перевязанный со всех сторон Кошек.

Впрочем, вину за случившееся он действительно ощущал, а потому решил последовать совету Кназе и пошел копаться в куче трофейного оружия (мимоходом плюнув на труп ублюдка с копьем и слегка пнув второго, бывшего мечника). Еще раз сплюнув на траву и кряхтя от боли в перевязанном животе, содержимое которого едва не намотали на копье, выбрал себе лонгбоу главаря банды и колчан его стрел, а заодно - гизарму поприличнее. Попробовал, удобно ли на нее будет опираться, как на палку, и вернулся к остальным.

Мессер со вздохом сунул в заплечный мешок: колбасу только им и резать...

– Dziękuję pani. - негромко сказал он Катарине, руки которой помогли ему не истечь кровью и скорее встать на ноги. – За мной должок, стало быть. Буду за тылом твоим приглядывать... кхм, не подумай дурного! Приглядывать, чтобы ни одна сволота навроде вот этих, что лежат у дороги, не подобралась и не засадила подло... Dziękuję, в общем...

Не умел Мацал красиво говорить, смутился бывалый вояка. Но прозвучали его слова вполне искренне и весомо.

Эх, надо было не слушать капитана, а рубить беззубого! А так успела она только к шапочному разбору, а все. Рубить издыхающих весело, но не так, как живых все-таки. С досады попинав тяжелым башмаком окрестные трупы, Катаржина, к изумлению своему, услышала стон. Голос подал уже вроде бы дохлый арбалетчик, по чьему бренному телу она, рвущаяся в бой, недавно славно потопталась. С одной стороны, это было неплохо – целым стрелок полезнее, а с другой – нельзя сделать улыбку от уха до уха.
- Командир, тут этот, Пташек, живой! Ты и ты!, - палец ткнулся сначала в Хардкора, а потом в Николу, - Идите сюда и поднимайте тело. Будем, ха-ха, делать из мертвеца живого! Что смотрите, мамка моя, говорят, была ведьмой из Швецландии, и я кой-чего в знахарстве разумею. Так что если мы не хотим делить его добро, тащите в сторонку!

…Пока мужчины организовывали лагерь, пани Холодкевич, перебинтовав сначала себя любимую, занялась Мацалом. То, что отрядные жеребцы имели возможность видеть не только тонкую белую рубаху, но и светлую кожу под ней, женщину не смутило: продемонстрировав всем средний палец, она, шипя как заправская кошка, обработала след от удара и принялась за стрелка.
В ход пошли бинты и травы, свежие и сушеные, крепленное вино из фляги и непонятные слова, перемежаемые иногда вполне отчетливыми матюгами. Катаржина не была уверена, что эти заученные фразы помогут, но не мешали они точно, да и сосредоточиться помогали.
- Та-ак… Красное с красным, желтое с желтым, белое с белым и будет хорошо, курва. Вот и замечательно… Пей! Пей, кому говорю, а то вместо вина ослиную мочу хлебать будешь! Ага… Тут живницу… Не ерзай! Прижгем чутка… Все, жить будешь! Даже женилка не отвалилась!

На слова Рудольфа наемница адержанно кивнула, принимая похвалу, а вот Кошеку ответила обстоятельнее, перекидывая в процессе разговора травинку из одного уголка рта в другой:
- Ладно, братец, будешь так будешь. Замяли забыли. Главное не только тылы, но и таранный профиль прикрывай. А пока что до утра постарайся не дергаться и жрать похлебку. Я туда кое-чего добавила. На вкус словно старые онучи, но пользы как от жбана пива.

Пожрав вместе со всеми, Катаржина занялась нелюбимым исконно бабским ремеслом: шитьем. Урод, которого даже болт не смог сделать красивше, не только пустил ей юшку, но и, отродье бычье, продрал камзол, за который деньги плачены. А ходить с дырищей на боку – поносно.

Закончилось веселье - началась привычная приятная рутина. Заливаете мутной бражкой царапины, заматываете нечистыми повязками. Стаскиваете на обочину трупы, снимая потасканные ботинки и собирая трофеи в кучу. Оттираетесь от кровищщи и починяете броню. Хорошее дело сделано, удался денек.
Наутро двигаете дальше, к кладбищу, где вас ждет первый для "Торрента" контракт в Вакнахии.