Пагода Вечного пламени | ходы игроков | 3. лечебные травы

месяц фумидзуки, рассвет нового дня,
деревня Касенамура


С террасы открывался уже примеченный Уэной вид на озёрную гладь и залитую утром деревню. Та выглядела как захламлённая доска для маджонга с домами вместо костей, но в остальном казалась совершенно безобидной. Тревожные открытия в комнате «садовника» были неведомы простым жителям, занимавшимся ежедневными делами. Варился рамен, колосился рис, ловилась рыба… и начинали цвести розовые вишни.

Памятуя указания Тик-Тока, юноша в лисьей маске шагал к поднимавшейся над лесом пагоде. Крестьяне оборачивались ему вслед, многие поспешно опускали глаза. Маска белого оборотня останавливала досужие разговоры так, как будто тот нёс перед собой полицейский жезл офицера-ёрики. Но вскоре шумная улица закончилась, а деревья сменились уже привычной осенней листвой. Золотые, красные, зелёные кроны и заросли мешались, путая тропинку, и над миром Синдзе установилась прохладная тишина.

Вскоре среди листвы стали попадаться взрывы розового и белого. Лепестки вишен напоминали цвет ушей Синдзе после утренней беседы: они смыкались над тропинкой в изумительной красоты коридор, который нырял к звонкому ручейку.

Узенький мостик вёл через него к замшелому деревянному дому. Никаких хлипких фусума! Могучие стены из брёвен и древесных стволов складывали его фундамент. Подобные дома строили задолго до прихода японцев на север. И жилище Орочи-сана, наверное, видело ещё зарю новой эпохи. Дворовое хозяйство ограничивалось сараем, колодцем с крышкой и «журавлём», беседкой-пагодой у ручья, а также длинными сушками трав и веников, распределёнными по каждой пяди двора. Шелестящая стена вишен сомкнулась за спиной Синдзе, едва он сошёл с мостика.

У дощатого крыльца, свернувшись в несколько роскошных колец, дремала мамуси — гадюка с ромбовидным узором кожи. Змея была толще, чем бицепсы докера, а в длину соперничала с ростом самого Синдзе. И сейчас она недовольно приподняла плоскую голову, поводя носом из стороны в сторону.

  Цветение сакуры затмило любые другие запахи и, оказавшись в уединении, Синдзе не смог проверить, правда ли от него пахло Юей или нет. Чутье ему подсказывало, что сквозь маску из папье-маше он все равно не смог бы ничего ощутить, хоть и поднес рукав кимоно к нарисованному носу лисы.

  Ступая исключительно по белым каменными плитам, котороыми была вымощена дорога сквозь сад, юноша вскоре пришел к постройке. Кажется, это нужное место, а не храм. Все вокруг выглядело умиротворенно и никак не соответствовало описанию Онидзуки сенсея. По крайней мере после слов Тик-Тока, образ смотрителя храма синто сложился несколько хаотичным. А тут все было упорядоченно, даже количество колец, в которые свернулась змея, казалось, что были подобраны по фен-шую.

  Когда самая ядовитая змея во всей Японии подняла голову, Ясамура немного напрягся, но инстинктивно не стал делать резких движений. Сохраняя спокойствие он наблюдал за рептилией, пока та изучала его. Синдзе никогда не видел таких больших мамуси. Она ведь настоящая?

  Шинхарэ в первую очередь рассчитывал увидеть здесь человека, а не змею. Быть может Орочи-сан еще спит? Синдзе вслушался в тишину.

Стоило Синдзе всмотреться, как он нашёл подтверждение своей правоты. В ромбовидном узоре на змеиной коже читались колдовские знаки, едва заметные среди пёстрой окраски. Змея не была демоном-они, иначе солнце сожгло бы её, но вне сомнений отличалась от прочих змей.

Между тем, как будто почуяв инспекцию, громадная мамуси обернула к нему голову. Раздвоенный язык скользнул в шершавых губах… и змея потекла по ступеням. Она не шипела и не проявляла признаков агрессии, но неумолимо приближалась к Ясамуре, скользя в траве как мерзкий и прекрасный одновременно след тушью.

Десять шагов… девять…

  Не похоже было, что змея пыталась его съесть, иначе движение пресмыкающейся было бы стремительней. Синдзе прищурился и восстановил дистанцию в десять шагов, не став испытывать свою интуицию.

  — Меня Зовут Синдзе Ясамура. Я - Шинхарэ. — Отчетливо, проговорил юноша, не сводя глаз с мамуси. — Я пришел к господину Орочи-сану. Мне сказали он тут живет. — Волшебное животное, к которому обратился парень, вероятно, было питомцем травника, но странно, что никто не обмолвился о змее. Уж крестьянин бы не оставил без внимания сей факт. С другой стороны, зная Юю, можно было предположить, что это был сам Орочи-сан. Что, если он, как и Это-сан, владел искусством превращения? Третьего варианта Синдзе не придумал и очень рассчитывал на скорейшую разгадку змеи.

Как только Ясамура договорил, змея замерла. Покачиваясь, она выгнулась в брюхе, подняв треугольную голову на уровень груди подростка. Её чешуя цвета земли и листьев терялась в рябящих розовых облаках, которыми казались вишнёвые кроны. Рассеянное солнце путало карты, мешало смотреть прямо. Мёртвые куда лучше видят в ночи.

— Вот как… — неожиданно проскрипел голос, в котором слышались ехидные и дребезжащие нотки. — Вот как… постойте-ка, Хойё-сан.

Змея улеглась. Дверь, а у дома была настоящая дверь на петлях, заскрипела в такт владельцу. Она отворилась, показав бревенчатые внутренности здания. На порог ступил нескладный и долговязый мужчина. Его самой примечательной чертой были волосы цвета мокрого угля; такие чёрные, что утренний свет как будто тонул в них. Они спускались вдоль его плеч двумя сальными космами, которые мужчина едва потрудился перевязать кожаными шнурками. Под плащом виднелось застиранное серое кимоно, а под тем — другое. Несмотря на тёплую осень, Орочи-сан постоянно мёрз.

Травник медленно спускался с крыльца, придерживая перила испещрённой венами рукой. В другой руке он держал длинную курительную трубку. Каждый его шаг сопровождался щёлканьем гэта. На бледном как поганка лице щедро цвели кривой нос и жёлтые жёлуди-глаза: круглые, внимательные, бесноватые. Внезапно Синдзе понял, что глаза Орочи-сана и змеи абсолютно одинаковы.

— Я полагаю, — худой мужчина остановился перед домом, — что тебя послали убить меня. Давно пора, если верить вашим канонам, а? Так что же, в Хошикаге так пали нравами, что теперь отправляют детей делать грязную работу?

Он усмехнулся. Часть зубов у травника отсутствовала.

  — Я не ребенок. — Раздался резкий голос из под маски. Более резкий, чем ответ взрослого человека. Орочи-сан с легкостью нашелу язвимое место буси и сковырнул его старую рану и Синдзе поздно понял, что повелся на его провокацию. Негромко кашлянув, он, однако, взял себя в руки и склонил голову в коротком поклоне.

  — Прошу меня простить. Нет, вы не тот, за головой которого я был отправлен в эту деревню. К вашему порогу, Орочи-сама, привела меня нужда. Вас посоветовали, как человека, знающего толк в недугах. — Ясамура смотрел на старого сухопарого мужчину, невзирая на максимально неприятный и отталкивающий вид собеседника. В его нечеловеческих глазах он искал надежду на помощь.

— Ха, и теперь убийцы демонов спрашивают у меня совета? Давно ли утка учила охотника ставить силок?

Вопрос был очевидно риторическим, но за деланым куражом проскальзывало что-то печальное. Травник не испытывал ненависти к Синдзе. И вдруг Орочи-сан приказал:
— Сними маску.

В его устах это звучало почти как «разденься». Но не так, как это могла бы пожелать, скажем, Юя (розовые вишни, розовые вишни…), а скорее как требование таможни предъявить моккан при ввозе товара.

Голос Орочи-сана отозвался в ушах как звон колокола. Синдзе сглотнул. Бесспорно, этот травник был не обычным человеком и, даже не видя лица шинхаре, мог догадываться об истинной природе парня. Ясамура напоследок изучающе глянул на стоящего перед ним человека сквозь прорези лисьих глаз. Но смотрел он не на видимую оболочку мужчины, а на то, какую энергию он излучает. Несмотря на презрительное отношения к охотникам на демонов, этот травник навряд являлся вопрощегием Akuryō. Ведь он стоит на солнце.

“Лишь бы это стоило того, Юя-сан”. Нехотя повинуясь указу, потому, что просьбой это было сложно назвать, буси потянул за ленту. Маска лисы опустилась на ладонь юного воина. Синдзе медленно, словно боясь спугнуть зверя, поднял глаза цвета обсидиана на Орочи. Это был вгляд шикигами, а не человека. На бледном лице не было ни намека на какую-либо эмоцию, хотя внутри все бушевало.

— Вот как… — выдохнул Орочи и алчно, шипяще втянул воздух обеими ноздрями. Он весь подался вперёд, практичеки впившись взглядом в мёртвое лицо. — Вот как… Почему ты служишь им, шикигами? Зачем ты вернулся к жизни, чтобы стать для них рабом?!

Его фигуру окружал невидимый колокол, повторявший очертания плеч и сутулой спины. Сила струилась сквозь деревенского травника. Не слишком опасная для трёх истребителей духов, но достаточная, чтобы угрожать одиночке. Впрочем, не это было примечательным. Ауру Орочи пронизывали серые ленты, напоминавшие погребальные бинты. Они растворялись в доме и в почве под ним, таяли над прекрасным вишнёвым садом. Роща была его святилищем. Но глаза Синдзе видели и другой мир. В мире мёртвых, лишённом оттенков, эти ленты приобретали цвета прекрасного шёлка и бархатистых лепестков. Там Орочи-сан расцветал жизнью, которой его сухое тело постепенно лишалось среди живых. Сила Орочи приходила оттуда. Из земель духов, куда вели Старые Пути.

Знахарь был из тех, кто в своём сердце поклонялся не богам, а демонам.
Старые Пути.
Могила душ, так их прозывали.

Как ни странно, вопреки храмовым наставлениям, которые требовали немедленно извлечь клинок и зарубить святотатца, в Орочи-сан не чувствовалось зла.

  — Я плачу за грехи, совершенные моим родом. Таков путь. — Сухо ответил шинхаре, продолжая держать маску в руке. Его растили в храме почти с самого младенчества. Там Ясамуру обучали искусству войны с демонами и вбивали в голову то, что это единственная возможность для подобных ему, проявить себя. Один единственный путь, которому он может следовать. Юноша до сих пор в это свято верил. Он был уверен, что только так он сможет искупить проступок отца, который с легкостью отдал жизнь своего первенца демонам, тем самым заключив с ними сделку. И все ради того, чтобы выиграть в бессмысленной войне с соседним кланом. Синдзе вздохнул, чувствуя груз ответственности, который невидимо давил на его плечи всю жизнь. Если бы не мать, обменявшая себя на Синдзе, и договор с ками смерти, он не стоял бы тут... живой.

  — Моей союзнице нужна ваша помощь, господин Орочи-сан. Этой ночью, когда до Касенамуры было рукой подать, на нас напали аободзу. Монахи. Мы отбились, но их стрелы ранили нашу джорогумо. Она увядает. — Все же Синдзе не пришел сюда разговаривать о себе, а пришел по делу. В Касенамуру не просто так отправили троих. Каждый из истребителей демонов важен в этой миссии. Буси опустил голову, белая челка загородила безжизненные глаза. Он собирался вернуть маску на место но почему-то медлил.

  — Скажите, ее еще можно спасти?

— Джорогумо? Оборотня-паука? Тогда неудивительно, что ваши лекарства не помогают, — живо уточнил Орочи-сан, когда его любопытство было удовлетворено. Получив подтверждение, он затянулся длинной трубкой, распространяя вокруг запах медового табака, и покивал:

— Я слыхал, что мёртвые проклинают своё оружие так, что лёгкая рана становится смертельной. От этого нет придорожных лекарств. Только жизнь может остановить смерть, как и наоборот. А жизнь — вот она, вокруг нас.

Вишнёвый сад ласково шелестел в такт лёгкому ветру. Мамуси неторопливо уползла в траву, откуда вскоре вылезла на большой камень у ручья. Звенели птицы, а благоухание вишни плыло в небесной высоте. Травник размышлял, временами посматривая на застывшего Синдзе, а потом вдруг улыбнулся желтозубой улыбкой.

— К счастью для тебя, сейчас месяц осени! В глубине леса ещё цветёт софора. Такое… круглое дерево, похожее на пуделя. А плоды — как большие стручки гороха. Этих деревьев немного осталось, потому что они любят хорошие места с животворной силой. И лес их тоже любит, дарит софоре силу жизни, которая-то нам и нужна. И гром-трава рядом с нею. Эту ещё, бывают, недотрогой кличут. У неё заросли похожи на крапиву, но с яркими лиловыми цветами. Ночью будто светятся. Принесёшь мне две горсти плодов софоры и стеблей разрыв травы… ну, скажем, с охапку, сделаю тебе лекарство, малой.

  Синдзе внимательно слушал травника. Ни одна деталь, подобно лепестку сакуры на ветру, не должна была ускользнуть от его внимания. От этого могла зависеть жизнь важного человека. Плоды софора и разрыв-трава являются ключем для спасения Это-сан.

  — Благодарю вас. — Маска вновь скрыла безжизненное лицо юноши. Он низко поклонился травнику, но не настолько низко, чтобы это могло показаться насмешкой. — Я принесу все, как только найду. Вас все время здесь можно будет найти, Орочи-сан?

Поднятая трубка остановила Синдзе:

— Не так быстро. Я-то здесь буду, но вот деревенские не дают жить лесу, расчищают его под поля, валят спелый бамбук. Лес им за это мстит. Отгораживается и путает следы. Его духи становятся злыми. Лес не захочет пускать вас к месту, где растёт софора, а собирать её нужно при луне, когда грань меж двух миров тоньше всего… — на мгновение взгляд Орочи сделался мечтательным. — Так что вот вам встречное поручение: прогоните духов от живого места, спасёте своего оборотня. А чтобы найти место, выходите после заката и идите вверх по этому ручью. К бычьему часу обернётесь, если с духами сладите.

Орочи закутался плотнее в свои драные кимоно и затянулся куревом.

  Ну да, логично было предположить, что не все так просто, как взять и заварить зеленый чай. Ясамура натянул губы в саркастической улыбке. К счастью за маской этого не было видно.

  — Я вас понял. Если это все, то не смею вас больше задерживать. — Кивая, ответил Синдзе, но, задумавшись, перевел взгляд на мамуси, а затем обратно на ее хозяина. Да, Орочи был ее хозяином, не иначе. Парень добавил напоследок. — А вам духи тоже досаждают?

— Ни капли, — ухмылка Орочи-сана стала откровенно издевательской, когда он посмотрел в сторону деревни. — Духи досаждают тем, кто портит им жизнь. А у меня есть голова на плечах, чтобы жить в мире с миром. Никому не потребовались бы истребители духов, если бы люди догадались перестать истреблять самих себя. Духи становятся злыми только когда сами встречают злость. Понимаешь, маленький убийца?

Змея-обакэ, между тем, миролюбиво грелась на солнце. Свет действительно не вредил ей.

Глядя на мамуси, Синдзе наконец вспомнил, о каких растениях говорил Орочи-сан. Травничество никогда не было сильным в Хошикаге. Честно говоря, истребители духов этого храма не слишком интересовались медициной, а мистические растения изучались скорее как знаки, помогающие найти присутствие потусторонних сил.

Впрочем, в каком-то эзотерическом тексте действительно упоминались лекарственные плоды софоры, которые способны закрывать раны, лечить воспаления, а будучи принятыми как отвар — дарить успокоение взбунтовавшимся телесным органам. Гром-трава, эти лиловые цветы-звёздочки, относилась к тому же порядку суеверий. Однако Синдзе не мог вспомнить о них ничего дурного. Вероятнее всего, травник, несмотря на презрение к ремеслу шинхарэ, назвал верные компоненты, которые точно не повредят Это-сан.

  Слушая ответ загадочного травника, парень смотрел на его змею. Его слова звучали немного иронично, ведь весь этот замкнутый круг, создаваемый злобой и, как он говорит, людьми, так похож на пожирающего свою плоть змея Zhulong, как его кличут на западе. Но, судя по виду мамуси, ей было до этого ни малейшего дела. Синдзе все же медленно кивнул Орочи-сану.

  — Еще раз спасиб за совет. Я не останусь в долгу.

— Смерть освободила тебя, мальчик! — каркнул Орочи-сан в спину удаляющемуся Синдзе. — Используй свободу с умом!

Розовые вишни зашелестели в унисон, разбрасывая в прозрачном до боли воздухе прекрасные лепестки. Весь вишнёвый сад дышал покоем и умиротворением. И — возможно — в том была заслуга его зловещего хозяина. А Синдзе предстояло решать, как быть.

  Уже какое-то время Синдзе покинул обитель странного травника, но его слова эхом продолжали отзываться в голове. Да что вообще он хотел этим сказать? Он никогда не чувстовал свободу в этом одолженном теле. Оно сковывало, заставляло скрываться.

  “Смерть освободила тебя, мальчик!”

  Ясамура нахмурился. Не похоже, что он сможет разгадать смысл этих слов. Это вызывало легкое беспокойство, похожее на надоедливый зуд. Ему требовалось отвлечься. Шагая по вымощенной камнями дороге, он остановился и осмотрелся. Монотонный стук гэта прервался и вокруг снова повисла тишина. Юноша подобрал с земли маленький плоский камень, похожий на белую лепешку. Подходящая форма для метания в водоем. Синдзе часто развлекал себя в детстве, кидая в воду похожие ками. Продолжив обратный путь до гостиницы, юноша стал подкидывать камень в воздух и затем ловить его, когда тот начинал снова падать.

  Несмотря на важное поручение, юный буси был уверен, что сперва следует поставить на ноги одну из его напарниц, и только тогда приступить к выполнению основного задания.

Вскоре Синдзе вернулся к гостинице (ссылка).