Пагода Вечного пламени | ходы игроков | 7. оясуми

месяц фумидзуки, глухая ночь,
рёкан «Хазбин»


— Хорошо, — бесхитростно ответила Юя.

На фоне многословия старосты её согласие звучало чересчур просто.
Но Юя не обманула.

Четыре курильницы источали слабый дым по углам комнаты. В них тлели сухие ягоды, запахом отдалённо напоминавшие «чёрный чай», который днём создали для Масатаки заклинания Юи. Госпожа Это сидела на коленях, выпрямив спину. Лицо закрывала пустая берестяная маска без отверстий для глаз или дыхания. Фиолетово-чёрное хаори рассыпалось с плеч, покрывая всю её фигуру до пола. Она еле слышно напевала, и при сменах интонаций огонь в курильницах начинал трепетать без причин. А Масатака, вслушиваясь в её чтение, где не было отдельных слов, проваливался в глубокий сон.

Всё повторялось.

…и сегодня он ворочался на дешёвой циновке в забытой Буддой деревне, куда привела его долгая дорога во много дней и ночей. Это было его благословением — и проклятием. Три дзёнина совещались ночь и ещё одно утро, и ещё целый день. Затем они призвали человека, чьим именем было Масатака Соичиро, чьим ремеслом было убийство колдунов. Единственный из клана, он обладал странным талантом видеть магию. Единственный из клана, он мог читать эзотерические манускрипты и не сходил с ума от переплетения не-чернил в иероглифах. Масатака Соичиро знал, каков будет выбор старейшин.

— Я хочу, чтобы вы убили бога.

Всё повторялось.

Звонкое эхо металось в оглушительной, давящей, чёрной, пустой тишине. Оно не унималось. Оно рикошетило и свербило, повторяя проклятые слова снова и снова, вновь и вновь. Три дзёнина, три неподвижных фигуры на бесцветных татами, сидели в молчании. Но за их бесстрастными лицами Масатака Соичиро читал удивление и смятение. Они не верили в то, что слышали. Они не могли поверить. Они не знали, поверить ли.

— Повтори, — снова и снова требовал трескучий голос.
— Я хочу, чтобы вы убили бога, беспощадный доно.

И всё повторялось опять. Маленькая девочка, одиноко сидевшая посреди огромного зала собраний в деревне Неслышной Тишины, наклонялась так низко, что упиралась лбом в циновки.

— Повтори.
— Я хочу, чтобы вы убили бога, беспощадный доно.
— Повтори.

Эхо носилось в окутанном тьмой додзё.

Только одно делало кошмар непохожим на прошлые сны. Четыре курильницы светились по углам додзё. А Масатака сидел между трёх серых теней, принимавших «исповедь» девочки. В этом сне, как и предупреждала Юя, он обрёл плоть.

Потребовалось время, чтобы шиноби осознал своё присутствие во сне: он неожиданно понял, что за светом светильников буквально нет ничего, будто бы мир схлопнулся до расстояния в несколько татами. Всё остальное покрывала непроглядная тьма.

Бумажный талисман-омамори, сделанный руками юной шинхарэ, лежащий за пазухой. Соичиро не помнил как он его туда положил, но отчетливо ощущал, что он именно там. От этого стало немного спокойней. Никогда прежде он ещё не был под действие подобных чар, позволяющим человеку бодрствовать в собственных сновидениях, а оттого не знал чего именно здесь можно ожидать... это рождало неуверенность.

– Расскажи, что было после того, как ты и Мандарин-сама покинули Касенамуру, – неожиданно прозвучал голос ниндзя, прерывая замкнутый круг вопросов и ответов. Настало время докопаться до истины.

Светильники по углам мигнули в то самое мгновение, когда Соичиро заговорил. Что-то изменилось с первым же словом, и Масатака чувствовал это всем телом. Не интуиция, не откровение: он просто понял, что сон перестал быть лишь сном. Теперь мир бодрствующих казался воспоминанием, а несколько освещённых квадратов соломы стали реальней, чем зимний снег. Ниндзя переступил черту.

Девочка в белом очень медленно подняла голову. Тёмные точь-в-точь как у брата волосы лежали на лице сплошной чёлкой, оставляя открытыми мягкие губы и по-детски мягкие очертания щёк. В распахнутом воротнике виднелись хрупкие треугольники ключиц. Белую одежду— раньше Масатака не замечал этого — покрывала грязь. В тонкой руке над закатанным рукавом замерло бритвенное лезвие камисори.

— Мы пошли по лесной тропе у реки, — сказала она. Непроницаемая волна волос «смотрела» прямо на Масатаку. Только на Масатаку. Три дзёнина казались бумажными игрушками, забытыми в наскучившей пьесе. — Я повела чародея по лесной тропе. Чародей велел отвести его в старый храм, где молились дедушки. Мы искали церемониальный путь. Древнюю лестницу в скале. Ворота в царство духов. Каменные лица. Красные ворота. Я видела её в детстве, когда заблудилась в лесу. Мама накричала на меня. Теперь чародей велел мне найти её снова. Я нашла.

Камисори дрогнула над запястьем девочки.

– Мои вопросы ещё не закончились, Аяка-чан, – донеслось со стороны шиноби, когда сон начал подходить к очередному витку событий. Он помнил, как расплатилась с беспощадными доно маленькая девочка за свою просьбу. А если это его, Масатаки Соичиро, сон, значит ли это, что всё здесь подвластно его воле?

Ниндзя мягко поднял левую руку, вытягивая её в сторону девочки в грязных одеждах, желая, чтобы бритва исчезла из рук Аяки и оказалась в его пальцах.

Бритва вырвалась на волю и, перекувырнувшись, оказалась в ладони Соичиро. Ему показалось, что он уже где-то видел эту лакированную рукоять, затейливую фигурную роспись, добела отполированную сталь… вещи колдуна! Бритва принадлежала Мандарину.

А девочка растерянно нахмурилась. Вернее, Масатака понял, что она нахмурилась, хотя не видел этого. Губы сжались в ровную полоску. Что-то незримое, тёмное клубилось в глубине додзё. Что-то недовольное тем, как были нарушены законы мира снов. Сном действительно владел Масатака. Но не как полновластный хозяин, а как арендатор, взявший право на отдых взаймы у тех, кто властвовал над грёзами.

— А… — пробормотала Аяка. — Мы нашли лестницу в скале…

У шиноби начали закрадываться сомнения в том, как могла маленькая девочка преодолеть всё это расстояние от Касенамуры до деревни Неслышной Тишины, как смогла узнать её расположение и понять как просить беспощадных доно выполнить поручение, какая цена будет принята... Могло ли дитя само сделать подобное или же было ведомо чьими-то чарами?

– Прошу, Аяка-чан, продолжай. Удалось ли вам найти храм айнов и встретить Бога с горы Гассан? – вопрошал Соичиро.

Лезвие тускло блеснуло в его руке, когда он бросил на сталь ещё один взгляд, прежде чем положить вещь перед собой. Действительно ли у Мандарина было больше одной бритвы?

Ниндзя знал, что своими действиями нарушил неприложный порядок и привлек внимание чего-то большего, чем он сам, и приготовился ожидать ответной реакции.

Но её не последовало. Сон всё ещё принадлежал Масатаке. Дымная граница стойко защищала его.

— Да… мы нашли храм. Мы видели красный огонь на вершине пагоды. Мы разгневали духов. Они обрушились на нас, но чародей сражался с ними и изгнал их. Он сотворял знаки запретных чудес. Он повелевал молниями, направляя их с небес, взывая к ним из земли. Тогда меня потрясло его великое могущество. Я считала его потешным фокусником в дорогой одежде. Я боялась, что по дороге в храм он возьмёт меня как невесту. Но сейчас, будучи мёртвой, я чувствую, что его молнии также принадлежали духам. Другим духам, которых он поработил прежде. Его не интересовало владение телом. Он жаждал душ. Он силой заставляет служить себе. Он не спрашивает согласия. Ему было всё равно, чего хотели духи. Чего хотела я…

Девочка кивала, не сводя невидимых глаз с лица ниндзи. Она медленно сдвинула колено с циновки. Затем второе. Очень медленно, как рыба против течения, Аяка ползла в сторону бритвы, чтобы воссоединиться с нарушенной логикой событий.

— Он нарисовал круг на земле и подарил свою камисори. Он сказал, что я должна шагнуть в круг и окажусь в месте, где должна отдать себя в жертву. Он пообещал, что этим я спасу родную деревню. Пообещал, что смогу защитить тех, кто мне дорог. Моего они-чан… бабушку Вагату… мою подружку Юки… всех… Потом он вошёл в храм.

Тут — внезапно, и оттого ужасающе явно — девочка улыбнулась. Её рот треснул от уха до уха, как у фарфоровой куклы, складываясь в полукруг безумной улыбки.

— Но я промедлила. Я наблюдала за ним. Я видела, как чародей призвал свои молнии… и тогда Бог с горы Гассан явил себя. Из пепла восстала Радуга. Разве молния подует сильнее, чем Кровавый Ветер? Разве способна молния сравниться с копьём Оренжи? Разве перехитрит молния убийцу в жёлтом тумане?

Она ползла всё ближе. Белые ладони перемещались по темноте. Два-три татами отделяли Масатаку от призрака.

— Разве способна молния… быть быстрее, чем меч самурая? — выдохнула Аяка. — Радуга сокрушила чародея! Мурасака, Фиолетовый Лотос тысячи битв, перерубил молнию пополам! А потом Вечногорящий бог… сжёг чародея ДОТЛА! А-ха-ха-ха-ха! Ха-ха-ха-ха! Ха-а-а-а-а-ахахахаха!

Её рот, полный оглушительным смехом, разломил лицо пополам.

– Вот оно что... – тихо прошелестел голос Масатаки, а взгляд опустился к камисори на татами. Лишь краем глаза следил за тенью девочки шиноби, словно подозревая, что явление истины не будет приятным.

Выходит, что всё это был обман коварного колдуна с самого начала. Алчность, жажда силы толкала чародея на самые изощренные ходы. Соичиро не был удивлен, ибо это был удел всех, кто прикоснулся к высшим силам, он видел это не раз. Мандарин знал расположение деревни ниндзя, знал как говорить с беспощадными доно, чтобы они приняли заказ... он знал слишком много.

А что же мастера? Неужели они позволили провести себя? Действителен ли этот договор теперь? Плата была внесена, а беспощадные доно способны видеть сквозь любой обман ибо сами познали что есть истина. Они не могут быть обмануты подобными трюками. Как и он сам.

Соичиро поднял глаза на приближающуюся тень Аяка-чан, вгляделся в её надтреснутое, уже переломившееся лицо. Он не чувствовал страха, точно так же как не ощущал жалости. Кровь пролилась на татами и это уже не изменить.

Ниндзя встретил безумный смех призрака, одним простым жестом пододвигая бритву немного вперед. Он узнал всё что хотел.

Аяка жадно схватила камисори и занесла её над обнажённым запястьем. Смех потух. Безглазый ребёнок с треснувшим лицом сидел на коленях перед Масатакой, как будто не желая делать уже сделанный выбор. Но, как и предсказал Соичиро, кровь пролилась. Это было не изменить.

— Кого ты убьёшь теперь? — тихо прошептала девочка… и повела лезвием по венам.

Он не ответил. Даже если что-то оставалось неоднозначным в этой истории, то у шиноби было лишь два варианта: уйти, посчитав задание обманом, или же довести дело до конца. Масатака Соичиро не оставлял после себя незавершенных дел. К тому же, где-то глубоко в душе он догадывался, что избавиться от этих бесконечных снов можно лишь одним способом...