'BB'| Semper Fi: Tarawa. One square mile of hell. | ходы игроков | - - G/1, G/4

  Клонис, Стечкин, Лобстер
  Лонг-Айленд на приказ не откликнулся, и может, быть, это означало, что он мертв, а может быть, что если он жив, то он смотался, и это было хорошо, учитывая то, что случилось дальше.
  Флага ни у кого не оказалось, а он бы и правда очень пригодился!
  Сначала руками махать стали почти все – никому не хотелось, чтобы свой же танк башку ему башку снарядом. Только Брукс и Долговязый продолжали следить за окнами и за обстановкой вообще.
  Танк отреагировал на ваши сигналы довольно своеобразно.
  Он не стал стрелять из пушки. Он, слегка поводя башней залепил по бараку пулемётную очередь "через весь фасад", на уровне окон. К счастью, начал он с правой стороны, так что к тому моменту, как наводчик дошел до левой, все попадали и попрятались. Очень вовремя.
  Пули, конечно, не могли прошить бревна, нооо... но вообще-то бараку и так много досталось – со стороны пляжа его долбили пятидесятки, потом долбили еще осколки снарядов, винтовочные пули, его штурмовало третье отделение гранатами, а еще в окна залетали десятки, если не сотни пуль, когда с той стороны чесал японский пулемёт, и они тоже ковыряли стену со стороны пляжа... короче, всему есть терпение, и барак выглядел уже настолько покоцанным и испещренным, что вы бы не удивились, если бы где-нибудь пули все же расколупали стенку.
  Вроде бы нет...
  Определить это было трудно, потому что из той щедрой очереди, что выпустил танковый М1919А4, немало пуль залетело в окна, и щепки полетели уже с другой стороны.
  И вот теперь рискнули высунуться немногие.
  А японская артиллерия не умолкала: кидала себе и кидала снаряд за снарядом. До вас они не долетали, но берег утюжили знатно. Пыль стояла густой пеленой, и в этой пыли черта с два танкисты могли разглядеть, кто тут и что тут. Черт его знает, стоило ли это потраченных снарядов, но если цель была ослепить танки – как минимум отчасти это получилось. Танки стояли на месте и почти не стреляли – видать, непонятно им было, куда же бить?
  Тот танк, что стрелял по вам, еще немного поворочал стволом и замер.
  – Бля, ща ебанет! – сказал Кюрасао затравленно. Он руками не махал, а только чуть-чуть выглядывал. – Ложись, ребята, ложись.
  Вы залегли. Если бы сейчас япошки пошли в атаку, они бы взяли вас за мягкое место, но им, видно, тоже не хотелось раскрывать свои позиции. Хотя стоило одному из них подползти из барака напротив, прикрываясь вашим, и методом сержанта Брукса отоварить вас гранатами...
  – Стрелял бы уже...
  – Ты дурной что ли?!
  Слышно было, как звонко отстукивают по броне пули: Тра-да-дам! Да-да-дзинь! – и с визгом уносятся куда-то в небо или в море – взззиииу! Взииииу!
  Вы услышали выстрел – и резкий разрыв! Но снаряд попал не в вашу халупу, а куда-то еще, подальше. Может, в блокгауз... было бы неплохо. Но подойти к дальнему окну в торце и посмотреть туда никто не рисковал.
  Наконец между разрывами послышался нарастающий рокот и лязг – это танки врубили передачу и, развернувшись в песке, наконец поехали...
  – Чего там? Уходят? – спросил Долговязый, все так же лежавший, прижав приклад автоматической винтовки к щеке.
  – Вперед идут! – крикнул Кюросао в возбуждении.
  Один танк поехал мимо вашего барака, лязгая и рыча, а другие – правее, в направлении блокгаузов.
  – Фух! Увидели нас, значит, – сказал кто-то.
  Танк, что ехал мимо вас, обогнул воронку, где раньше была позиция Винка. На боку у него был нарисован слон и было выведено краской имя: "Клиппер". Он скрылся за сараем, высившимся напротив двери в ваш барак, слева, пополз дальше вперёд.
  У всех немного отлегло.
  Все пришли в себя, но не расслабились. Никто не вытянул ноги, не уронил лицо в ладони. Все сжимали оружие (кроме Канифоли, у которого так и не было винтовки, так что он сжимал магазины от винтовки Долговязого), все были готовы.
  Все помнили, что япошки могут быть рядом. В считанных ярдах от стен. В "дюймах от лица". Никто не улыбался и не шутил.
  – Какие будут приказы, сэр? – спросил Брукс. – Надо, наверное, связь наладить как-то.

  А правда. Вы ж ничего не знали о том, где там манго, что у Хобо. Что на левом фланге. Ничего. Да и... да и как вообще битва идет.
  Барак был неплохим укрытием от пулемётом и осколков. Но вот как позиция для долгого боя он подходил не очень, если подступы к нему снаружи никто не прикрывал. А к вашему, кажется, теперь никто не прикрывал.
  Про вас вообще кто-нибудь помнил?

  Но все же вы все почувствовали, как люди немного приободрились, пришли в себя. Отбили японскую атаку, потеряв всего одного бойца. Ну, и, возможно, Лонг-Айленда. И все же удержались. И потом вас чуть не расхерачили танки. Но вы и с этим справились.

Шаги!

Ну давай, давай, ещё немного. Ах ты ж сука коварная!..

...Вода!

Давай, давай, ещё хоть капельку. Благословен будь, благословен!

...Тело человеческое без воды не может. Как и без еды, как и без воздуха, как без одежды и крыши над головой, как без касаний другим человеческим телом, но осторожных или нежных, а не грубых или жёстких, как без приятых звуков, а не какофонии выстрелов и взрывов, как без тёплого и мягкого солнечного света, только не палящей и слепящей белизны.

Тогда человек просто вещь что ли? Любая штуковина в мире или сгорит, или сгниёт, или сломается, если на неё воздействовать не так, как ей надо. А личность? Все сдохли. А эти, что ещё шевелятся? А... я? А тебе ведь что-то нужно, как и всем им — воды, еды, и чтобы было тихо и уютно, а те, с той стороны, чтобы носили подносы с рыбой на рисе, а забирали гамбургеры, и вместо штыка в живот — рукопожатие. Нет всего этого? Тогда вы просто вещи, давящие друг на друга. Пресс против домкрата. Груз против самосвала. Или те, что ещё шевелятся здесь, отвезут на свалку истории тех, кто ещё шевелится там, или те раздавят их своим весом в пути. Итог? Все заржавеют и лягут в землю, и грузовик в гараже или на обочине, и груз на свалке или на обочине.

Так зачем двигаться? Попить попил, а дальше что? Жрать захочешь, жить, жить, жить? Лежи. Это и была, и есть вся твоя жизнь по сути...

...Дым и жар. Слипоукер затянулся ввинченной ему кем-то промеж губ сигаретой. С кашлем вылетели все мысли из головы кроме одной-двух впаянных куда-то в подкорку.

"Где наши?"

Металл в груди радостно впился в плоть, когда та сама стала напарываться на него в очередном приступе хрипа. На горло впору кольцо как у бочки надевать, не то лопнет.

"Где враг?"

Должно же было быть что-то ещё.

Когда-то он учил смыслы в странных закорючках.
Нахмурился, попытался вспомнить, но не вспомнил ни одной.
Только что в "приказе" есть "жизнь", хотя есть и "приказ", но без "жизни" нельзя.

Слипуокер сделал ещё один вдох и на этот раз почему-то не закашлялся.

Нет приказа, нет жизни. А если так, он всё же не вещь. Он же существует и не в момент приказа. Странно? Так это вражеский язык. Это у них так, это они вещи, это их надо лишать воды, еды, воздуха, одежды! Это им сдувать крыши, их выволакивать из тишины на жару! Костяшки и свинец вместо ладоней и улыбок! Они сдохнут без законов физики и тупой своей восточной гармонии. А он — придумает себе свой смысл и всегда будет живым, всегда, всегда, всегда!

...Слипуокер затянулся ещё раз, и ещё, и ещё, пока не скурил всю сигарету до самого бычка, обжигаясь, снова кашляя и едва слышно смеясь.

  Дурные качества пробуждает в человеке война, самые простые и жестокие. Когда вокруг умирают те, кто еще утром жил и мечтал, когда от стонов на сердце кошки скребут, когда собственные раны кажутся страшнее чужой гибели, тогда на место простого парня, в хаки ли, в оливе ли приходит другой человек – сверх. Сверх-Манго, сверх-Скэмп, сверх-Крот даже. Один напился и ему теперь и море по колено, и командир не указ, и пули не страшны. Другой сидит молча, не отсвечивая, хотя после нескольких ранений и контузий мог бы забиться поближе к Милкшейку и не отсвечивать.
  А третий… У третьего борются в груди две противоположности. Одна вопит голосом Ами, что каждый боец, даже такой дурной, на счету, и не в его положении разбрасываться жизнями морпехов, даже если они хамят в лицо и готовы с боем отнять Томпсон, чтобы пристрелить пару япошек. А другая, тихая и вкрадчивая, шепчет, что стоит чуть-чуть подтолкнуть удачу желанием, и этот ублюдок сдохнет, как и десятки других парней, и больше не будет ничьей головной болью.
И третий продолжает кричать, всячески стараясь подать сигнал танкам, руками размахивает, каждый раз опасаясь, что новое неудачное движение, и раненный позвоночник – а если все же он? – скажет свое веское «все», парализовав тело от макушки до пят: и все не понимает, чего он хочет больше, жизни или смерти. А ведь последней в общем гаме так просто посодействовать, и никто даже не поймет… А автомат так удачно лежит в руках…
  Новый вой в воздухе: Манго уже научился понимать, что он означает, что через секунду земля вздыбится, и вместе с комьями во все стороны полетят смертельные осколки. Офицер ныряет вниз, прижимая лицо к шершавым волокнистым бревнам, стараясь стать как можно более плоским и маленьким. Нельзя, нельзя умирать! Взрыв. В ушах позванивает, потряхивает от напряжения, но снова надо встать и изображать из себя мельницу. Не ради парней, что в бараке – ради того, чтобы осталась прослойка тел между тобой и врагом. Паскудно? Не героически? Да не больше, чем желание, чтобы помер проблемный элемент. Критиковать просто – а попробуй окажись на месте того, кому со всех сторон угрожает смерть и ни хера не понятно, что делать, помимо самых простых и очевидных действий.

  Снова взрыв и снова качели – вниз и вверх. А еще и пули свистят залихватски, добавляя чертовым пятнашкам веселья. И пыль, пыль, забивающая веки, пыль, лезущая в нос и липнущая к губам, забравшаяся под одежду. Пыль, от которой хочется чесаться подобно шелудивому псу, от которой хочется закрыть глаза и плеваться верблюдом. Донахъю никогда не был в пустыне, никогда не попадал в песчаную бурю, но сейчас чувствовал себя так, словно оказался в эпицентре самума. Только вот не выйдет, как пишут в книгах, накрыть голову накидкой, вжаться в песок и ждать, когда все закончится. Такое уж существо – человек: знает, как сделать лучше для себя, а все равно поступает так, как считает правильным. Почему? Это уж к бородатым философам – простому лейтенанту под огнем не до того, чтобы настолько углубляться в высокие материи. Вопрос поставлен, как и десяток других, а уж ответы – Бог с ними: как поступать, ротный для себя уже решил.
  То, ради чего он посылал человека на смерть, то, ради чего он поднимался под пули, свершилось: к худу ли, к добру ли – черт его знает. Важно только то, что стальные гробы перенесли свое внимание с морпехов на джапов и двинулись вперед, а артиллерия, соответственно, верными собачками последовала за ними, оставив в покое и без того истерзанный узкий пятачок пляжа. Можно сползти по стеночке и выдохнуть сквозь зубы: «С-сука!». Это не обращение не к кому конкретному, не ругань на себя и окружающих – иногда приходится сбросить напряжение простым и примитивным способом: грязно выругавшись и почувствовав, как натянутые струны нервов чуть ослабевают. Первобытный заговор от боли и страха практически.

  Со своей инвалидной командой все равно сделать больше ничего не получится: ни танки поддержать, ни боем не поруководить – разве что к соседям послать людей и узнать, что творится на плечах, пока об лицо колотят тяжелым японским прикладом. Но жизнь распоряжается иначе: соседи приходят сами – с пустыми глазами, белесыми лицами в разводах пота, с испуганными взглядами за спину и сгорбившимися спинами. И неубиваемый Скэмп приходит, снова начиная голосить и гнуть пальцы, как у себя в подворотнях – от него Донахъю отмахивается: «Щас, морпех, постой».
  Короткая беседа с парнем с затравленным взглядом, и все становится на свои места. К одной половинке жопы, обозначающей ситуацию роты «Гольф», прибавилась вторая – судьба «Эхо». Круг замкнулся. А в центре всего этого безобразия – Фрэнсис Донахъю, и именно он, “ебаный резервист”, должен решать, как разомкнуть их, пока его не сдавило. Ситуация – обхохочешься. Почему только никто не смеется?

  Если мыслить логически, что, конечно, самое лучшее и простое в условиях почти нулевой видимости впереди, отсутствия сведений о гарнизонах бараков и возможности удара в скулу, то надо атаковать. Посудите сами: джапов плюс-минус столько же, сколько было “Гольфа” – неполный взвод, то есть. Они сейчас немного под танк-шоком, что как раз ожидаемо, и все свое внимание уделают коробочкам. Ну, то есть, пехоте достанется чуть меньше горячего “привет!”, как он там по-японски. А, значит, можно нашинковать часть врагов в салат до того, как они очухаются, что их бьют свежие – ха-ха! – силы. Правда, часть неприятелей наверняка сидит во второй линии бараков, поджимает ягодицы и ждет прихода танков или морпехов, но тут уж из песни слов не выкинешь – это тот риск, который придется принять, нравится это, или нет. Это аргумент номер раз. Номер два, если первого мало – танки без поддержки загнутся и загнутся обязательно, а это – козырь как при дальнейшем продвижении, так и для противостояния джаповскому танку, прущему во фланг, как ирландец во времена сухого закона в лавку бутлегера.
  В общем, атаковать – это самое правильное. И самое простое, да-да: сложности начинаются после вопроса “куда”. Сопровождать наступление техники пехотой и идти грудью на пулемет, стараясь прикрыться броней. Потенциально эффективно, но потери буду-ут – похоронки писать замучаешься, если, конечно, будешь еще в состоянии писать: артиллерия-то тоже проредит цепь наступающих еще как. А если остановит, заставив залечь, то вообще пиши пропало.
  Объединиться с Блондином и хуком справа? Тут надо учитывать такой фактор, как время. Японцы – не парень на свидании, а он – не девчонка, ждать не станут. Пока славные Ю-ЭС-ЭМ-КА будут ползти и не отсвечивать, танки разберут, как бригаду Пикетта под Гётисбергом. “Броня”, конечно, точно также покроет себя неувядающей славой... но и хрен бы с того тем, кто останется, когда уцелевшие япошки засядут занозой за бетоном так, что их оттуда не выкуришь без провалившихся сквозь землю огнеметчиков? Нет, и этот вариант – не вариант.
  Наплевать на фронт и понадеяться на танки и Клониса, или кто там сейчас вместо него зубами в барак вцепился, как в свое? А самим развернуться и встретить фланговый удар, проредив противника и гранатой – а чем же еще? – подорвав танк? Это еще более безумный план: не придут узкоглазые, окопавшись, восстанавливая силы и добивая не успевшие дать деру остатки “Эхо “ – то-то потеха будет знать, что ты все это время бездействовал, пока твоих парней решетили! Да и если придут, тоже приятного мало – если с переднего края не убрать врага, то удерживать бочину просто бессмысленно: остановишь на время там, а тебя перебьют здесь. И опять же: танки без подмоги и все такое.

  Вывод? Кто сказал уйти в море и доплыть до рифов, изображая из себя свихнувшуюся чайку, не угадал. Надо бить по азимуту Клонис-барака и соседней слева хибары. Логика проста: танки и артиллерия этой проклятой пылью так надымили, что до бараков можно добраться чуть ли не в полный рост – все одно ничего не видно. А там уже по ситуации, в зависимости от того, на первой или на второй линии проходит рубеж. Если по первой – сначала после зачистки гранатами занять вторую, не забывая прикрывать фланг огнем. Если по второй, что вряд ли – можно бить в спину занявшим доты макакам, если там кто-то еще останется, и прикрывать танки от особо ретивых самураев, что могут решиться подорвать их. Основными же силами ударить в левый фланг гарнизону руин. Непонятно, правда, что там за второй линией – скорее всего, третья, и ее тоже придется подавлять огнем, что «съест» еще больше бойцов от атаки.
  К тому же еще надо отрядить группу на прикрытие фланга, откуда ожидаются джапы: получить удар по тылам как-то совсем не хочется. Небольшую, чтобы хотя бы остановить продвижение противника: если удастся занять руины и участок до них, то тогда уже можно встретить японцев громким американским «здрасте». А там и один из танков можно попросить отправиться на свидание со своим японским визави, что, скорее всего, поможет удержать плацдарм.

  Дело за малым – найти на все это дело людей. Даже не так: люди-то вот они, глазами лупают, дышат тяжело, косясь испуганно за спины. Только их надо собрать, остановить бегство и панику, заставить идти в бой, из которого они убежали, сверкая пятками, и причем сделать все это быстро и решительно. Самое оно задачка для ротного, если бы не одно «но», на которое так любил упирать покойный комбат.
  - Здесь! – Манго повышает голос стукнув по стене кулаком. – Мы можем их задержать здесь! Там – он тыкает за спину, в сторону «Фокса», - открытое пространство, и держаться негде! – говорить старается уверенно, твердо, напористо, - Отставить отступление – помрете ж не за хвост собачий! У них танк? Так у нас тоже, аж три! Сейчас добьем остатки джапов впереди, освободим наши танки для встречи их, и погоним японцев до их сраного Токио! Вы морпехи, бля, или сынки мамины, за юбку держащиеся? Посмотрите на этого бравого бойца, - Манго указывает на Скэмпа, - он и в атаку ходил, и в обороне сидел, и готов грызть джапов хоть зубами! Пример берите лучше!
  Дасти! Отбери несколько бойцов потолковее, и держитесь здесь и в блокгаузе бетонном впереди, на случай атаки! Сержанты, капралы «Эхо»! Скэмп! Собирайте людей и за мной – поможем броне и займем позиции, откуда нас хрен выдавишь – будем мешаться, как прыщ на роже их императора! Бегом-бегом, хватит жопы просиживать!
  Крот, - окликнул лейтенант рядового, – как пойдем в атаку, поможешь мне идти.

  Ну вот опять: и ганни, и Парамаунт, и кто только не говорили, что его задача – сидеть на заднице ровно и руководить картиной боя. Так правильно, так мудро, так единственно верно, но… Как сейчас поднять шокированных, подавленных людей, кроме как личным примером? Для них он – чужой офицер, помеха на пути к мнимой безопасности пирса, непонятный хрен, который хочет погнать их на пулеметы. А так – вроде он и сам во главе них пойдет: значит, все не так уж и плохо. Правильное решение? Или лучше прислушаться к советам? Дьявол его знает. Ясно одно: надо действовать. И от того, сможет ли он сейчас поднять этих парней, зависит если не все, то очень многое.
  Сможет – сначала пустить вперед рядового Росса и пару «Эховцев», а за ними уже и сам с основной частью выдвинется, ползком или вполуприсядь, в зависимости от ситуации. Гранату в левые сарайчики размером с туалетную будку, во избежание недоразумений, и узнать, как там ситуация в гарнизоне, где они видели пулеметы и иные угрозы атакующим. Да и вообще, первая стадия плана – достичь Брукс-барака, а там уже план можно и скорректировать, если на то будет нужда. И если Господь сподобит.

— Оборона, потом связь, — Денни кивнул Бруксу. — Нужен посыльный к Манго и Блэкторну.
На душе прям отлегло. Пока ни японская пуля, ни американский снаряд голову не снесли. Успех, удача, отлично! Взводный утер лицо и осмотрел в руках японский карабин, убедился, что пустой и разочарованной цокнул языком. Когда он успевает расстреливать патроны? Так никаких запасов не хватит, нужно снова искать. Магазины Томсона забивать некогда, даже если бы рюкзак был тут, а не снаружи.
— Мой план, перезаряжаемся и забираем барак себе по новой. Чтобы держать япошек подальше от нас, раз — показал в сторону правого окна, разгибая указательный палец. — На них сейчас прут танки, им как раз не до обходных маневров должно быть под снарядами. Это два. И три, как сделаем, отправим посыльного, узнать обстановку. Думаю, пока нас на берег не выбили ни тут, ни где-то ещё, а то Клиппер шмальнул бы по бараку чисто предупредительно, глядя на отступающих морпехов. Лейтенант, сержант?
Стечкин поглядел на Клониса и Брукса, потом мельком на Газолина и остальных солдат. От него сейчас половина бойца, так что воевать придется им.
— Пока барак у нас дальше никуда джапы не сунутся.
Дробить отряд на части не хотелось, слишком мало бойцов, если вдруг в окно прыгнет какой-нибудь псих в штыковую, а если кто на улице поймает случайный осколок или пулю, останется ещё меньше от отделения.

— Ай-яй, сэр, — автоматически выплевывает Крот.

Из-за контузии, танков, жары и всего этого грохота голова соображает совсем туго, так что мысли в ней крутятся медленно, как фасоль в бульоне. М-м-м, фасоль… До Крота сперва не доходит, что именно приказал ему Манго, а потом ка-а-ак доходит!

— Ой, а у меня ж винтовки нет.

Ладно, что он, мальчик что ли. Делов-то найти винтовку во всем этом месиве. Наверняка у кого-то есть лишняя. Крот принимается искать, стараясь не особо далеко отходить от Манго. Тому и правда надо будет помочь идти, сам-то он вряд ли, с таким ранением.

Тактические выкладки Заусенца пришлись Паркеру по душе.
- Да, серж, - обратился он к Хобо, - Он дело говорит. Жаль, не Заусенец у нас в генералах.

Морпех попытался изобразить улыбку. Получилось так себе.

- Давай вон к тому сараю слева двигать или отступать.Или я хуй знает. Тут нам не светит.

Свой морпеховский долг Ферма считал исполненным. А что - сарай они удержали, япошек постреляли, всё путем. А про "умрите все здесь ни за что" в приказе ни слова не было. К тому же, если уж отступили остальные, быть самым геройским героем канзасцу не хотелось. Ладно бы еще в танке сидеть, там хоть броня защищает, пушка вон какая есть. А здесь чего? Вот саданут япошки гранатами или пушкой жахнут - и нет морпеха.

Умирать на всратом острове в никому нахуй не нужном сарае в свои 19 лет Ферма не собирался.

Танк раздумал стрелять и лишь "причесал" барак, заставив всех бойцов снова залечь. Что это было? Танкист подумал, что мы тут япошки? Тогда почему не выстрелил из орудия, пулеметом очевидно, что местные здания не пробиваются. Или понял, что тут свои? Тогда почему стрелял из пулемета. Одни вопросы без ответа. Ну хоть не убил своих и на том спасибо.

Пока Клонис размышлял, вжимаясь в грязный и пыльный пол баррака, рядом загрохотал один из танков и проехал слева от их барака. Наверное, разнес сарай рядом с бараком. Но основное было то, что танки пошли вперед, а значит теперь япошки сосредоточат на них свой огонь и дадут возможность его отряду провести перегруппировку. Отступать то им особо некуда. Похоже, что Сирена думал также, и лейтенант кивнул на его размышления.

- Сирена прав, отступать некуда. Организуйте тут оборону, займите окна и не давайте никому подползти к нам. Слева человека тоже положите. Без приказа не отходить. Вам каждый боец на счету, так что до Манго я сам сползаю, узнаю что там у него и приведу подмогу.

Забросив карабин за спину, Клонис тяжело схватился за край окна, пот тек по его лицу ручьем. Было видно, что движения даются ему тяжело. Потом он крякнул, перекинул себя через парапет окна и мягко шлепнулся на бок на песок. После этого поправил каску, шумно выдохнул и пополз по кратчайшей траектории к ряду японских окопов и оттуда к забору.

Сержант некоторое время молчал, практически никак не отреагировав на откровения Шена. Только качнул головой едва заметно. Мол, спасибо за содействие, боец - продолжай наблюдение за членами отделения, докладывай по необходимости.
Да уж. С одной стороны - смешно, с другой - не особо. Травить байки и сочинять небылицы можно долго, но решение принимать рано или поздно все равно придется, да и япошки вечно отсиживаться под пальмами тоже не будут - тут в шатер к предсказательнице из бродячего цирка не ходи. Вот и Уоррен подкинул информации к размышлению.
- Да уж, дела.
Учуяв табачный дым - кажется, один из раненых закурил - охлопал себя по карманам, достал мятую сигарету. Покатал меж грязных пальцев, подпалил, затянулся.
- Значит так...
Потихоньку улетучивалось ощущение относительной безопасности, которое - как казалось - блеснуло из-под завалов из страха, отчаяния и усталости. Даже нет, не потихоньку - вот оно есть, а вот его уже нет.
Да, их теперь больше. Это плюс, это хорошо. Но, по всему судя, начни "бамбуки" их отсюда, из этого барака, вытравливать, лишняя пара-тройка стволов просто отсрочит неизбежное. Неизебежное что? Смерть, Роберт. Твою, Терренса, Рили, остальных: старых и свежих. Общую смерть, одну на всех. И свою - для каждого.
- Посидели - и хватит.
Столько цепляться за этот барак. Чтобы что? Чтобы вот так - встать и уйти? Просто - встать и уйти. А если остаться, то чего? Япошки могут во внезапность, декабрь сорок первого тому подтверждение. И, взвесив все "за" и "против", "Хобо" решил, что повторять судьбу какой-нибудь "Аризоны" не хочет. Ровно как не хочет, чтобы ее повторили парни из его отделения. Да и эти, новые, тоже. Такие же морпехи, такие же свои.
Зажмурился на мгновение, вспомнив валяющуюся в песке голову Джастина. Нет, не так. Надо жить. Им всем, каждому - надо жить.
- Пойдем на соединение с основными силами.
Еще раз осмотрел свой "гарнизон". Господь даст - еще повоюем.
- Рили, Джон - вы первые, на вас разведка.
Ткнул пальцем в "подкрепление".
- Вы - тащите раненых и прикрываете фланги. Терренс - поможешь.
Смял о стенку недокуренную сигарету.
- Ронни, а мы с тобой - замыкающие, кроем тыл.
Перепроверил - в который раз уже - оружие, рюкзак на себя нацепил.
- Никто не бежит, все ползут. Все, вперед.

  Ферма, Хобо, Слипуокер
  – Все ясно, – сказал Заусенец. Собранный, серьезный немного злой. Ровно настолько, сколько нужно.
  И больше никто ничего не сказал – и это был хороший знак.
  Заусенец короткими очередями дострелял остаток магазина в барак напротив – чтоб япошки не дай бог не подумали, мол, вы отступаете. "Нет, не отступаем, вот они мы, у нас тут целый пулемёт!" В ответ кто-то шмальнул, но больше тоже чтобы показать: "Мы тоже тут, только попробуйте нам тут наступать!" Вот и поговорили...
  Пока он палил, вы выбрались из барака без суеты – сначала ребята Блондина с ранеными, потом остальные. Поползли по песку – двое-трое прикрывали, пока остальные переползали, потом наоборот. Вокруг как обычно долбило, шипело и свистело, но напротив вашего барака была тишина, какая-то нехорошая.
  – Давай-давай, ребят. Давай-давай, – приговаривал кто-то из парней Блондина.
  Вы поползли от ямки к ямке, как ящерицы.

  Сержант остался подождать Заусенца. Тот вылез из окна, зацепившись ногой, бросился бежать и рухнул на песочек.
  – Цел.
  – Прикрываем.
  Вы тоже вдвоем поползли назад.
  – Блядь, какая ж тяжелая! Как он с ней... – бормотал Заусенец, матеря "Браунинг".
  Кто-то начал стрелять, может, для острастки, или заметил кого. Цвинькнула пачка.
  – Давай-давай, ползи сам, – приговаривал поивший Слипуокера из фляжки человек. И он тоже полз, почти не видя, куда.
  Грохнуло близко. От земли было ни хрена не видно – пыль, силуэты бараков и покачивающиеся кроны гребаных пальм.

  – Ага, ага! Вон, слева! – выдохнул Заусенец, приложился и выпустил две короткие очереди. – Долбани тоже и поползли.
  Дам! Дам! – отдала в плечо винтовка.
  И на той стороне тоже раздались выстрелы. Вы ждали, что над головами засвистят пули, а они... не засвистели. И пулемёты, от которых уворачивался Слипуокер, больше не палили по вам – были у них, стало быть, цели поважнее, чем бугорки на другом конце залива.

  Стрельба нарастала. Палили из винтовок, иногда давали очереди из легкого пулемёта – вы уже безошибочно узнавали его звук: Че-че-че-чем! Че-че-чем! Как будто призванивает что-то в конце.

  Потом вы доползли до расстрелянного в труху сарая, в котором еще недавно держали позицию с Красоткой Джейн, Аборигеном, Сутулым... Вы в него не полезли – поползли сразу к стенке.
  И тут позади, в бараке, откуда вы уползли, стало грохотать. Внутри.
  Ша-даах! Даааах! Да-дааах! Ша-дааам! Да-да-даам! – это были гранаты.
  Как только отзвук этой гранатной россыпи смолк, раздалось многоголосое:
  – Когэкииии! – и еще что-то жуткое до рези в животе и неразборчивое. И почти сразу захлопали выстрелы – оттуда, и уже в вас. Торопливые, с досадой на то, что вы ушли, но и торжествующие.
  А вам... вам повезло... вы были бы уже трупы. Все.
  – Марин юдаааай! – закричали вам из барака. – Марин юдай! Марин юдаааааай! – с такой ненавистью, как ненавидят за цвет глаз, за жест, которым ты показываешь "еще три кружки", за то, что не снимаешь ботинки, входя в дом, за то, что ты – иной.

  "Вы все сдохнете. Вы очень скоро все сдохнете. Вам повезло, но вы обязательно должны сдохнуть," – вот как это переводилось.

  – Пиздец, – сказал Лаки-Страйк, приложив руку к каске и потирая её, словно забыв, что это не сама голова. – Пиздец.
  У него было лицо, как будто он сейчас заплачет.
  – Че, не в типографии буковки ставить, да? – спросил Заусенец. – Подбери нюни.
  К вам вдоль стены, слева, подобрался Блондин.
  – Ковальски! – сказал он, обрадовавшись. – Это ты там держался, значит? А тут у нас... опять жопа. "Эхо" отступают, О, – он кивнул на Слипуокера. – Это наш следопыт! Лан, хорошо хоть живой. Повезло вам. Парни! – окликнул он своих. – Проверить оружие! Приготовиться! Позиции заняли за стеной! Не валяемся, как мебель! Готовимся атаку отражать.
  Он вытер вспотевшее лицо.
  – Сержант...