'BB'| Semper Fi: Tarawa. One square mile of hell. | ходы игроков | D. LZ Red-2. Perhaps I hold your heart too tightly but who am I to say? If I should hold it lightly It might slip away!

— Зараза... — Денни отложил винтовку и привалился дереву, стягивая с головы каску и придерживая ногу рукой. Кажется рана опять течь дала, всю форму кровью испачкал, чужой, своей, не отстирать.
Вроде как победили здесь и сейчас. Крики своих слышны, даже сквозь стрельбу, криков джапов не особо - хороший знак. Как бы все плохо не было, если что-то хорошее найдешь, вроде как и не полная жопа. Вон, даже посыльный мимо прополз, а Стечкин его только взглядом проводил. Ну ползет себе к Манго и ползет. Дроздовски живой уже и ладно, значит Клонис тоже где-то там живой.

— Молодцы, парни. Молодцы. Даже Росс, — Сержант строго посмотрел на Скэмпа. Раскаяния в рядовом увидеть и не ожидалось, но мало ли. Сирена задумчиво посмотрел на Томпсон за спиной рядового и нагнул голову к плечу, задумчиво хмыкнув.
— Что ты там про автомат говорил? Не забудь на место, где взял вернуть.

  Немудрящая шутка разведчика заставляет лейтенанта непонятно дернуть плечом – толи пожатие, толи сомнение, толи просто непроизвольный жест. Офицер не знает, что и ответить – потребовать отставить сомнения в том, что Всевышний везде, поддержать ли шутку, сказать что-то еще, поддержав молитву огнеметчика напоминанием о том, что «…и пройдя долиной смертной тени, не убоюсь я». А пока он думает, начинается перекличка. Все морпехи собраны, готовы, спокойны.
  А вот сам Манго никакой уверенности и радостной готовности не ощущает. Во влажных ладонях скользит автомат, воротник неприятно колет шею так, что хочется наплевать на все и, протянув руку к загривку, вдосталь почесаться. Челюсти плотно сжаты – не для суровости, но чтобы не было дробного перестука. Сунув резким движением в зубы сигарету, лейтенант несколько ударов сердца непонимающе смотрит на Олд-Фэшна, пытаясь понять, что еще от него надо, а потом отрывисто командует, а, скорее, каркает:
  - В атаку! Сначала огнемет, потом остальные Дружно!
  А рукоять по-прежнему скользкая. И пальцы сводит до дрожи.

  Сапер со своей адской штуковиной выскакивает, как черт из табакерки – если такое сравнение уместно к истово молящемуся человеку. Все гудит, алеет нестерпимо, и от жара кажется, что подносишь лицо к печи. Манго отворачивается вполоборота, мнет сигарету пальцами, прерывисто дыша. Там, у блокгауза, живые люди вопят, как грешники на сковороде, и как же не хочется туда соваться! Бежать бы от всего этого, но настала пора сунуть голову черту в пасть.
  Толчок от земли, короткое головокружение – и вот уже «Томпсон» тычется отдачей в плечо, поливая позицию впереди. Капрал поднимается первым, и офицер следует за ним, как за более опытным – или более приспособленным? Манго до одури хочется орать, ругаться, богохульствовать: делать что угодно, лишь бы слышать свой голос и верить, что еще жив. Снова пробежка, снова стрельба, падающая фигура в черно-серо-зелено-еще каком-то – руки сами действуют, не дожидаясь испуганного мозга.
  Короткая остановка перед бетонной громадиной, кажущейся неприступнее форта Нокс. Треморит. Нос ботинка роет землю. Офицер смотрит в сторону, на японские тела, и чувствует, как к горлу подступает густая, липкая, кислая тошнота. Хочется упасть на колени, взрыхлить пальцами песок, держась за землю, и излить, наконец, всю эту горькую желчь. А еще лучше – забыть обо всем, как о страшном сне, и не видеть эти искаженные последней судорогой руки, застывшие в немом крике рты, не вдыхать запах жаренной человеческой плоти.

  Офицер сглатывает, борясь с собой, запрокидывает голову к небу. Слышит крики капрала, тяжелое дыхание Кабана, деловитое шуршание Ист-Сайда – всем остальным хоть бы хны. Они не дураки, и понимают, что «убей или будь убитым», и не травят себя не относящимися к единственной цели мыслями. Воюют, как хорошие, исполнительные солдаты, делая свое дело получше, чем их незадачливый командир.
  Оглядывается, привалившись к теплому камню, отдает указания – и падает на песок от чьей-то стрельбы прямо рядом с мертвецами, которые, наверное, если бы могли, возрадовались, что их обидчик может вот-вот присоединиться к ним. Манго закрывает глаза, пытаясь абстрагироваться от всего, но зычный голос Олд-Фэшна заставляет подняться. Да, капрал командует своим солдатам, а не ему – но не оставаться же одному на прицеле какого-то глазастого уродца?

  Манго дергается вперед, горбясь и щурясь. Ствол автомата пляшет, ходит кругами – если куда и попадешь, то только в громаду блокгауза, но не в человека. Ругается сквозь зубы, ускоряя шаги, и настраивается к новой сшибке, стараясь не смотреть на тела вокруг. А в итоге все оказывается зря – враг бежал, оставив позицию и своих убитых. Впору радоваться – а сил нет. Затягивается до сих пор крепко зажатой в губах измятой сигаретой, и только тогда понимает, что так и не поджег ее.
  Олд-Фэшн отвлекает внимание, протягивает так и не ставшую роковой пулю. Бледный, как мел, лейтенант дергает головой, как марионетка, принимая талисман, и выдавливает, вынув обмусоленную папироску изо рта:
  - «Посмотрите на бригаду Джексона, она стоит, как каменная стена»! Вот мы все такой стеной и были – а потом джапов раздавили. Молодцы! А пулю я оставлю…

  В голове проносятся картины недавнего артобстрела и мысли о том, что перебило позвоночник. И вот и сейчас, если бы не планшетка, быть ему навек парализованным, или, в лучшем случае, просто умиирающим. Вынув крестик, лейтенант целует его:
  - Спасибо, Боже! – запрокидывает голову, в бетон упираясь, и шепчет одними губами, - Я пока жив, сестренка…

  Флягу нащупывает, пьет жадно, пытаясь смыть вкус мертвых японцев. Вытерев губы пыльным грязным рукавом, подгибает ноги, нашаривая планшет – пора доложить начальству, что «Гольф» под его началом держится и даже контратакует. Или о последнем лучше не писать так прямо, а то комбат решит, что он способен и на большее, и сунет голову новоиспеченного ротного подальше в пекло? Но если промолчать, то не значит ли это, что успех останется незамеченным? Есть, о чем подумать.
  - Отдыхаем, но с джапов глаз не спускаем, - распоряжается Олд-Фэшну, - Сам понимаешь, они сейчас чуть придут в себя, и могут попробовать нас выдавить.

  На оклик грызущий карандаш офицер поднимает голову, не сразу узнав в грязной фигуре с огромными глазами своего посыльного. «Приказ? Кому? А, да, точно».
  - Спасибо, Пол. Молодцом, своевременно успел. Выбили – плохо, но мы разменяли там на тут, и это хорошо. Сюда садись, - похлопывает по песку рядом, - пока в тебе дырок не наделали. Выдыхай.
  Возвращается к бумаге, переданной от Джордана. Вот что сказать новому комбату? «Все херня, людей нет, не ясно ни-че-го, но мы держим ваш фланг и собираемся продолжать держать»? Честно, но вряд ли такое оценят. А, значит, надо писать, как директорам «United Fruit», только лаконично.
  Карандаш скрипит по бумаге, оставляя пляшущие вниз слова, первые из которых еще содержали некое подобие каллиграфии с завитушками, тогда как остальные стали предельно простыми.
  «Сковали их боем, отбили 1 блокгауз. Ожидаем контратаки, держим фланг. «Эхо» разбита, боевые остатки (~10) взял под свое начало. Из поддержки 1 п-т, прошу усилить.
1-й лт. Донахъю, и.о. комроты Гольф».

  Поднял голову:
  - Слип? – смотрит на вымотанного до крайности бойца – этот не дойдет.
  А кто дойдет? Разведка? Нет. Тот живчик-помощник огнеметчика? Может еще понадобиться? Скэмп? Три «ха», да и нельзя сейчас ослаблять барак. А, значит, есть только один вариант.
  - Передай Стэчкину, - отдает отчет, - чтобы послал или своего, или передал по цепочке в «Эхо» с приказом вручить комбату Джордану. И воды мне раздобудь – я пустой.
  Снова откинулся на теплый бетон, закрыв глаза. Хер с ними, с японцами, надо хоть чуть-чуть унять сердце, пока оно не высокочило наружу.

  Губы его беззвучно дергались, когда он бежал, на ходу пытаясь набраться ума в голову, уверенности в руках и силы в резко отяжелевших ногах. А когда он выбежал на цель, все как-то само собой прибавилось и стало получаться. Может, от этого еще губы скривило в улыбке, хотя вряд ли это была улыбка. Губы как-то выгнулись словно рессоры, демонстрируя гнилозубым япошкам физическое превосходство американских верхних челюстей. Для кого-то это, наверное, стал, последним мгновением в их жалких жизнях.
  Сначала по открытой цели. А-а-атлично работает по неукрытой цели! Горит, тварь! А вторую можно и в окно. Закрывайте, сука, дует, задул восточный ветер! Ты хули смотришь? Добавки! Ща, подожди... ха, уже прихватили. И ладно. И эндшпиль, сука, на всю длину – н-н-на-а-а! Хар-р-рош!
  Диаманти не то споткнулся, не то упал назад на бок, но уже оказался на земле, мельком оглянулся и смешно и быстро пополз. Правда, под визг падающих пуль, хлопки взрывающихся от жары боеприпасов и трескотни близкого боя он немножко потерялся со страху и в итоге заполз в какую-то невзрачную вороночку, где он решил переждать хотя бы штурм.
  Сбилось дыхание, и подумать, осознать, проанализировать что-то он не мог. Просто лежал и шумно неровно дышал, пока не стал отчетливо распознавать американскую речь в районе цели. Слегка высунул голову, огляделся. Вообще хрен знает куда заполз, то ли впереди всех, то сбоку где. Ладно, вон барак, вон бетонка, разберемся. Главное, чтобы не достали по дороге. Было бы обидно.
  На удивление, все прошло хорошо, и вскоре герой явился наверняка благодарной публике, шхерящейся за тыльной стороной блокгауза, демонстрируя черную рожу (когда и закоптиться успела?) и белоснежную (ну почти) улыбку. Правда, дыхалка сбилась в ноль, да и от утраты чувства опасности организм стал ощутимо отходить.
  – Ой, бля, дополз, парни. Фух, лучше б мама не рожала. Ой, бля. Ну что, нихуево я им, а? Ой, бля. Нормально вышло, я считаю. Ой, б. Ой, дайте воды напиться, а. У меня аж яйца вжались от такой жары. Ой, б. Но я все, третий раз я так уже не сбацаю. Ой. Да и спалил дофига, там осталось так, на разок. Ну бля, думаю, полчасика хотя бы у нас есть. Пока эти оклемяются, начнут группы собирать, то да се. Главное, чтобы опять минометами не начали, ебать я того не хотел. Бля, че-то меня разговорило. Дайте под голову что-нибудь, полежать. Ой. Че, воды нет, что ли?
  Уже с трудом заканчивая свой неудержимый поток слов, он наконец заткнулся, лег на живот и положил голову на сложенные руки. Все, баста. Хотя бы пять минуточек.

Стоило Манго подавить первичное удивление, как сразу всё встало на свои места. Спокойный, уверенный тон, короткая, дельная благодарность, ещё пара фраз про тактический баш-на-баш, от которых сразу испаряется львиная доля тревоги — вот это офицер так офицер! Даже вон почеркушки какие-то шкрябает. Среди всех этих песков и горелых-стрелянных трупов, и записи-то, а, каково? Сразу ясно — не всё ещё потеряно, а очень даже наоборот. Непонятно только, что за Пол, ну да ладно, мелочь это.

Слипуокер шмыгнул носом, отдышался и суетливо отстегнул флягу с водой, не разбирая толком, а значит машинально — ту, из которой сам пил всё это время.

— Да как-ж-то, я ж могу и сам. А вода от она. Проше.

Вырвалось что-то откуда-то из того мира, где из раздражающих звуков было разве что тиканье часов да скрип ложек по блюдцам, где пахло печёными яблоками, а люди одевались в разное и могли снять головной убор в любой момент, когда пожелают. Странное слово. Слипуокер даже сам его испугался и, чтобы поскорее оправиться, спросил, втянув голову в плечи:

— Тлько "Эхо", то в какую сторону?

Диаманти, может, и не заметил за своими подвигами, но Скрипач все это время торчал где-то неподалеку, как и обещал ему когда-то — теперь кажется, что годы назад — на палубе "Зейлина". Но так, на фоне. Выделился Айзек во время всей этой сложнейшей операции разве что тем, что не накосячил. Полз, бежал, стрелял, как положено. Крутил виртуозно. Не орал и не блевал, когда огнемет начал свою работу. Потом, после того, как Мрачный добрался до блокгауза (и Айзек, конечно, хвостом за ним), охотно поддакивал сбивчивому рассказу. "Нихуево"? Да, потрясающее было зрелище. Великолепно исполнено. Произвело большое впечатление на всех, несомненно.

Воды у Айзека не было и у самого, под голову подложить — тоже как-то нечего. Разве что сумку с взрывчаткой. Ее, кстати, неплохо было бы еще найти. Не хотелось бы потерять ее... опять. Скрипач скромно считал, что он, может быть, как же это называется, долбоеб, но все же при этом не раздолбай. Опять же, взрывчаткой можно было жахнуть. А Айзек, несмотря на усталость, от которой руки и ноги казались распухшими и тяжелыми, голова — набитой песком, а воздух — шершавым и вязким, испытывал какую-то внутреннюю потребность жахнуть. Возможно, обусловленную принятым на голодный желудок бензедрином. Так что слова Диаманти о том, что третий раз он уже "не сбацает" сделали Айзеку печальное сердце. Не потому, что показались дурным знамением. Просто... и правда, все, отстрелялись. И Мрачный, и Скрипач, и Иоганн с Себастьяном. Баллоны так вообще за эту высадку стали почти родными, а теперь что? Теперь ничего. Не-ет, надо найти взрывчатку и держаться поближе к какому-нибудь офицеру. Это верняк. Сейчас, выдохнуть только...

  Вскинувший бровь Донахъю поднимает на посыльного удивлённый взгляд: кажется, парня толи контузило, толи он немного умом повредился из-за "красот" вокруг. Думать о том, что даже такой не лучший боец, как Слипуокер, обладает обостренным чувством долга повыше лейтенантского, было немного неприятно: Манго начинает казаться, что он - чуть ли не самый малополезный человек на острове. По крайней мере, среди тех, кто все же нашёл в себе силы биться, а не бежать.
  Приняв флягу, офицер дёргает головой в подобии кивка:
  - Спасибо. Если можешь сам, то к "Эхо" тебе не надо - это лишнего круга на линии делать. А так, мы тут, Стэчкин в бараке, в воронке дальше - остатки "Эхо". Ну а тебе к Джордану.

  Коротко объяснив, где должен быть комбат, или, по крайней мере, в какой стороне, ротный передаёт Слипуокеру бумагу. Думает, надо ли ещё что-то добавить, подбодрить как-то. А в итоге просто стискивает плечо посыльного:
  - С Богом!

  К тому времени приползает огнеметчик, бурно изливающий свои чувства - хорошо, что не желудок. Манго отстраненно вспоминает: "Элоквенция - так, кажется, во время учёбы называли красноречие. Э-ло-квен-ция. Почему я об этом думаю? Ох, голова моя, вместо того, чтобы о деле..."
  - Кажется, капралу пробили бак с разговорчивостью, - дернув уголком губ, пытается пошутить, - Вон как прорвало. Отдыхайте, герои - вы им хорошо хвоста подпалили. Полчаса не обещаю, но минут пять-десять нам максимум дадут. Наверное.

  Смотрит на ставшего негритянистым Диаманти, на его не менее вымотанного подручного, на сладко вытянувшего ноги Олд-Фэшена и на дерганного Дроздовски с расфокусированным взглядом. Представляет, как выглядит сейчас сам - вряд ли лучше. Смотрит на лепешечные остатки пули на ладони.
  "Как хорошо, что ты меня сейчас не видишь... Разочаровалась бы в брате, как есть разочаровалась бы..."
  Лейтенант закрывает усталые глаза и наконец закуривает, не глядя. Лучше табак, чем вонь от сгоревших заживо, и лучше темнота перед глазами, чем бесстрастное небо и равнодушное море.