[WoD] Буря в дремучих Карпатах | Партия

Как можно догадаться, Равносу трудно стать по-настоящему благочестивым, Внутренний Зверь этого клана по-настоящему въедливый, сладкими речами подтачивая волю вампира. Смарагду не обошла эта проблема. И у нее есть тайный порок, которому она всеми силами сопротивляется. Темная сторона, всегда присутствующая в уголке сознания.

Почти две сотни лет назад он был простым ребёнком из приморской норвежской деревни. Его отец был торговцем, ведшим дела с чужеземцами. Да и сам Бьорн тогда был не Бьорном. Его звали ещё только Олафом, и не Арнольфссоном, а Ормссоном.

В целом, смертной жизнью своей он был доволен. Хотя были, конечно, и горькие вещи, но те, которые и не исправишь толком: родился Бьорн не первым, а только вторым. Родной его брат унаследовал всё, включая дело, а Бьорн был лишь запасной парой рук. Справедливости ради, довольно крупный, а потому сильный, этот молодой человек был все-таки полезен для своей семьи. Для собственного брата он стал грузчиком и матросом - и не стоит обманываться, амбициозный, Олаф пытался учиться всему - от основ ориентирования на море до обрывочных фраз на чужих языках. Путешествия по морю стали его страстью и любовью. Он видел мир, во всём его чудном разнообразии, хоть и только с корабельной палубы: от деревянных домишек франков до арабских белокаменных городов, от величественных стен Византии до упадочных италийских портов. Но что его смущало - по крайней мере, как язычника из ещё не принявшей христианство на тот момент Норвегии - это то, как столь чуждые друг другу и разные места склонялись перед одной идеей. Перед единственным богом, что навязывал свои, порой странные, законы.

Когда Олаф повзрослел и возмужал, он стал активнее набиваться к брату в помощники: пытался стать левой рукой (так уж вышло, что братец уродился левшой) господина торговца. Выучился письму, выучился, с горем пополам, всем четырём арифметическим действиям, и смог даже действительно стать счетоводом позади господина торговца. А затем - устал. Эта работа была на удивление тяжела и скучна: разбегающиеся перед глазами цифры просто утомляли, в отличии от пьянящего моря.

Родину в силу странствий он притом видел редко, не чаще одного раза в несколько месяцев. Потому, женившись, он крайне мало времени проводил с женой, а собственных сыновей и вовсе в лицо мог не узнать. Во время одного из таких возвращений он застаёт бред короля Хогона: решивший уподобиться южанам в их склонении перед дурацким "богом богов", тот пытался насадить чуждую веру. Среди бунтующих был и Олаф - он не хотел новых, христианских законов на своей земле. В следующий раз, уже успешно, эту чушь насадят только через полвека, но к тому времени Бьорн уже будет чем-то намного большим, чем человек. Тогда он будет бороться с властью законников, вооружившихся очередным идолом власти на уровне большем, чем простой деревенский бунт. И подтолкнёт его к этому именно волна норвежской гордости за своих богов: расцветает с большим усердием язычество, а среди тех, кто боролся с властью чужого бога, был он - Арнольф. Уважаемый, несмотря на довольно молодые годы, торговец, он говорил о борьбе за свободу их веры. Ормссон слушал, как зачарованный. Он был не единственным слушающим проповеди. Но, похоже, что остался единственным, кто смог задать верные вопросы - хотя бы в силу опыта. Вопросы верные, и в то же время в корне своём порочные. А Арнольф не отвечал. Нет, нет, он приводил послушника к ответу, заставлял впиваться в тот самостоятельно. В голове Олафа сами собой начинали рушиться не только старые вопросы, но и рамки, в которых эти вопросы задавались: вопросы о добре и зле, о разнице истины и лжи, о чести и о возможности.

Каждый вопрос, по итоге, ломал всё больше стен. Каждый священный обряд приближал к пониманию, одновременно обличая наставника во лжи и стимулируя с большим усердием колоть чужие задачи. И давал чуть больше понимания, почему должно быть то, что должно: хоть бы Рагнарёк. Эпоха, когда боги падут ниц, мертвые, и мы вырвемся от власти всех из них - хоть единого южанского, хоть настоящих северных. А когда Йормунгангдссон, спустя десяток лет, сорвал последнюю - по крайней мере, из ученических - шор на глазах Олафа, он предложил ему нечто большее. Истинный дар. Дар силы, чтобы сохранить это знание. Дар, отказ от которого был бы единственным грехом. В ту ночь он уходит от семьи, и они уплывают в море вместе со всей командой, чтобы провести последний обряд. Похоронный.

Олаф был похоронен в море, как и положено викингу. Вернулся только Бьорн Арнольфссон, верный аколит Арнольфа, взявший себе даже отчество новое в честь учителя. Со временем на нет сойдёт и привязанность, и верность: на то уйдёт мучительные сто лет, полные новых уроков, за которые, однако, свежестановленный полубог был более чем благодарен своему учителю. Он стал привязан к своей новой вере. Нет, не вере даже - к своему новому пониманию. Новому знанию, требовавшему не веры, но четкого осознания своего места в мире.

Стремясь углубить его, он делал те вещи, о которых благочестивые следователи иных, как называют это полубоги, Дорог побоялись бы даже слышать. Он смирял себя и проходил учение в монастырях ненавистной веры, играя из себя благочестивого мужа на территории уже пораженной христианским ядом Норвегии - но лишь для того, чтобы изучить аргументы богословов и найти точное им опровержение. Чтобы лишить себя привязанностей в нашем мире, грешном и больном, он не просто отказался от семьи - он выкосил их. Всё равно его сыновья были слишком глупы и скованы волей богов. Бьорн нарушал клятвы и предавал доверившихся. Бьорн погружался в больший гедонизм, чем при жизни, чтобы доказать себе, что возвысился над мирскими прихотями, будь то тепло живого тела, вино или самые лучшие ткани одежды.

К счастью, он слишком далеко от родных берегов, и сейчас нет никого, кто смог бы подтвердить или опровергнуть его прегрешения на пути любого возможного вампирского просветления.

Отделился окончательно от секты своего наставника Бьорн считанные месяцы назад: на то его подталкивает стремление изучить истоки веры и истину о герое, что всегда боролся за свободу против богов и освновать уже свой собственный культ, чтобы принести свободу и спасение большему количеству скованных душ. Сейчас Бьорн отправляется в паломничество на историческую родину их состояния: в Египет. Это достаточно смешно, если вспомнить, что Бьорн даже не знает языка веры, кроме обрывочных терминов, и знает о Египте только то, где тот, примерно, находится.

Но, как известно, озарение - следствие самостоятельного изыскания.
Наставник может лишь мягко направить чужие мысли в эту сторону.