Бирюзовая Ночь [заморожено] | Партия

Извращенная Благочестивость.

Это если в двух словах. И речь не о тех извращения, которые словно специи украшают собой порой слишком пресное блюдо отношений между полами. Точнее и об этом тоже, но дело, конечно, не в них а в том, что номинально обладая всем сомном восхваляемых качеств достойного монаха, Маэрлин-сама искажает их в себе так, что кроме как насмешкой это и не назовёшь. Не говоря и слова лжи, он большой мастак уклониться от ответа, а то и вывернуть правду наизнанку, подав её так, что в ней себя самой не сыщешь. Он, как и положено монаху, не копит богатств, но очень даже любит вкусно поесть и мягко поспать за чужой счёт, словно бы и слова никогда не слышал об аскетизме. А уж о том, как он использует доскональное знание священных текстов в своих наставлениях лучше и вовсе промолчать.

Есть, впрочем, очень важная черта, которую ну никак нельзя обойти вниманием, учитывая все эти его легендарные похождения. В постели или том, что её порой заменяет, со своими пусть недолго, но искренне возлюбленными соблазнитель в шафрановой рясе не терпит принуждения. За исключением разве что наигранного, которое необходимо тем, кто не может быть честен со своими чувствами, но и не спешит прервать представление прямым отказом. Но использовать обман, шантаж или тем более, прямое насилие в делах амурных не только претит самой его природе, но способно всколыхнуть в его душе достаточное возмущение, чтобы какой-нибудь горе-ловелас нет-нет, да узнавал на себе, почему этого милого седого старичка в былые времена нередко называли не иначе как «Пылающим Гневом Небесным».

Так же, можно отметить, что хотя достоверно известно, что магнетизм Блудливого Отшельника действует не только на девушек, женщин и дам, но и буквально на всех, кто вообще интересуется мужским полом, сам он этому факту никаким образом не рад. И придерживается на удивление консервативных взглядов в конкретном вопросе. Дескать, если бы он желал мужского общества, то пожалуй остался бы в монастыре. И даже в приобретя с годами менее соблазнительную для разных извращенцев внешность и одновременно жизненную мудрость немного более широких взглядов на то, что касается границ женственности и прочих неоднозначных ситуаций, как минимум, все ещё намерен относиться к постельным беседам, как настоящим сражениям любви. То есть, предпочитает пронзать в них собеседниц сам, но оставаться не пронзенным. А истории о том, как известному лжемонаху приходилось спасаться бегством от очередного жеманного мастера меча, влиятельного столичного политика или любвеобильной великанши с «запасной» дубиной, меж тем, заслуженно пополняют коллекцию забавных историй, которым не к столу рассказанными быть.

Как и многие удивительные истории, эта начинается довольно таки банально. С молодого паренька, который сменяв потертые обноски старших братьев на шафрановую рясу и потирая выбритую макушку после нескольких лет в монастыре отчетливо уяснил для себя: Путь Монаха, совершенно точно ему совсем не по душе. И если переписывать свитки в храмовой библиотеке еще куда ни шло и дает возможность почитать что-нибудь в свободное время, когда наставники ослабляют бдительность, то все остальное, это просто ужас. Условия жизни еще более аскетичные, чем у возделывающих мотыгами неподатливую землю предгорий крестьян, утомительные тренировки, суровая дисциплина и ни одной девушки на тысячу ли вокруг! И ради чего, ладно бы это были лишения которые предстояло претерпеть неофитам, но так ведь «заслуженные» монахи отличались только тем, что подвергали себя еще большей аскезе. Ну уж нет, так он растрачивать свой бесценный дар жизни не собирался.



А потому, ничуть не мучаясь угрызениями совести, в один воистину прекрасный день, он просто собрал в котомку заранее переписанные свитки, среди которых бриллиантами попадались упоминания об «омме» искусстве управления стихийными духами, куда как более заманчивом, чем умение разбивать каменные плиты натренированным лбом, перерисованные от руки карты и запас еды на несколько дней. А потом, прихватив парадную рясу и посох наставника удрал на свободу. Чтобы путешествовать куда глаза глядят, жить на подаяние, выдавая себя за настоящего, закончившего обучение монаха, научиться чему-нибудь новому, не связанному с утомительными тренировками до кровавых мозолей, побывать в каждой префектуре и одарить в них своим вниманием встреченные на пути прекрасные цветы. Кабы аббат монастыря мог знать какая именно легенда, бросающая тень подозрения на каждого бритого монаха с позванивающим посохом рождается в этот день, то всесто того, чтобы ждать, пока нерадивый ученик сам вернется уставшим, голодными и немного побитым первыми же встреченными на пути мздоимцами, кинулся бы вдогонку за мальчишкой, позабыв одеть гета. Но тут уж получилось так, как получилось.



Перечислять все подвиги и лиходейства Маэ, пожалуй, что запросто отсохнет язык. Но так уж получилось, что пройдоха фальшивый монах пришелся по вкусу многим даже среди тех, с кем и не встречался никогда, а истории его похождений с каждым разом обрастали все новыми подробностями. Впрочем, очень даже далеко не вся его слава была наносная выкрутившись из сотен щекотливых ситуаций, он со временем и осознал пользу «скучных» тренировок и отыскал другие пути стать сильнее, не сводящиеся тысяче отжиманий в час и молочению руками тяжелого полена. Вращающийся словно тростинка в умелых руках тяжелый посох вышиб немало дури из чужих голов и вырвал, ухватив декоративными кольцами далеко не один клинок из нетвердых ладоней. А нарисованные тонкими красивыми пальцами, с тем же усердием, с которым когда-то переписывались свитки и перерисовались карты для побега, печати Огня и Ветра он научился сочетать настолько умело, что мог как сжечь кошке усы, не опалив больше не единой шерстинки, так и снести целый замок объемным взрывом гремучего газа. Впрочем, как вы должно быть уже догадались, столь популярны у подвыпивших завсегдатаев идзакай и посетителей комедийных театров истории с его участием стали совсем не по этому.



Нажив бесчисленное, хотя бы потому, что считать их он никогда не пытался, количество детей и внуков Маэрлин, годы которого давали о себе знать, так и не забросил своего образа жизни. Но стал относиться к нему размеренней и спокойнее, нередко позволяя себе и осесть где-нибудь на несколько лет, прежде чем снова отправиться в путешествие а то и возвращаться на прошлое место достаточно часто, чтобы местные жители думали что их мудрый отшельник просто пропадает в пещере по нескольку лет занимаясь самосозерцательными медитациями над собственным пупком. Опять же, в таком большом на первый взгляд мире, постепенно становилось все меньше мест, где его не мог случайно опознать взгляд одной из дам его сердца, некоторые из которых жили на удивление долго и были столь же прекрасны как и в первый день их встречи, или их детей и внуков. Что учитывая, сколь многие их них хотели бы то ли пожать ему при встрече шею, то ли приковать за ногу дома заставляло продумывать маршруты с куда большим вниманием к деталям.



Настоящим спасением в этом плане, впрочем, стали новооткрытые Парящие Пирсы, сотканная из множества утесов и летающих островов пестрая молодая префектура, снова позволяющая насладиться манящим вкусом неизведанности и новых приключений. Впрочем, так уж сложилось, что на одном из них престарелого, но так и не исправившегося ложного монаха, афериста, вечного любовника и грозного посрамителя, разбойников, чудовищ и налоговых инспекторов ждала его судьба. Через несколько дней после того, как он, вопреки обычным привычкам, изрядно долго задержался на одном из островов, чтобы полюбоваться, как «становится на крыло» перенявшая от него тягу к скитаниями и приключениям и узнаваемую, пускай куда-то немного не туда перекосившуюся любвеобильность его дочка-внучка (одновременно, но это ей, пожалуй, знать совершенно не обязательно), прежде чем он успел в очередной раз бесследно исчезнуть, его неожиданно нашла фанатка.



Нуу… не то, чтобы эта краснокожая рогатая красавица была именно конкретно его фанаткой, но трудно не распушить хвост, когда кто-то заявляет, что путешествует в поисках легендарных воинов и ты один из них. Тем более, что для того, чтобы найти столь неуловимую личность красной карамельке, наверняка и правда пришлось на славу постараться. Разве можно было после такого отказать ей в беседе? Пусть даже для его бедных суставов сражение с полной жизненных сил и азарта Они было и сущим мучением, как бы он смог смотреть в глаза этому прекрасному цветку хиганбаны, не показав достойного сражения? Впрочем, если то, что кроме мощи та обладала и немалым мастерством, и ей даже почти не пришлось поддаваться в конце, когда Маэ устал и подвыдохся было вполне ожидаемо, то вот то, что она не станет ждать томного вечера и выпивки при свечах, потребовав своего по праву победительницы здесь и сейчас, оказалось уже пусть и приятным, но все же сюрпризом. И, похоже, немного слишком приятным для и без того измученного непростым боем изношенного сердца одной из самых неоднозначных легенд Восхода, в какой-то момент попросту не выдержавшего очередного пика наслаждения и остановившегося.

Впрочем, он бы солгал, если бы сказал, что о чем-то жалеет.