[18+] Леди и Дракон | Партия

Рыжеволосая, смешливая Этель вполне сойдет за младшего ребенка в семье графа. Тоненькая, невысокая, особенно хрупкая на фоне целой копны рыжих вьющихся локонов. Загорелая бархатистая кожа, лукавые зеленые глаза, широкая белозубая улыбка, нежные изгибы тела - Этель могла бы босоного танцевать в лесной глуши, жить в маленький хижины у воды и порхать с ветки на ветку. Кажется, от нее даже исходит едва уловимый аромат угасающего осеннего леса, прелой травы и морозной свежести раннего утра.

Но Этель уродилась старшей в семье графа и с детства ее желание жить в лесу никого не приводило в восторг.
А последние недели заставили забыть о собственных мечтах даже ее саму.

В точке, где сошлись нити жизней леди и дракона, Этель уже не была прежней громко хохочущей девчушкой. Последние несколько месяцев сделали из нее острую на язык, своенравную, впрочем не лишенную дерзкого веселья девушку. К любопытству добавилась осторожность. К мягкосердечию колючками проросшие личные границы. Хитрость и дальновидность теснят легкомыслие. Свободолюбие маскируется под своенравие. Этель пришлось повзрослеть, чтобы защитить свои детские мечты.

Пожалуй, если бы Этель стала королевой, ее подданые души бы в ней не чаяли. Она бы сеяла добро, сглаживала острые грани своего мужа - короля, помогала беднякам и заслужила бы какое-нибудь прозвище вроде Этель Милосердной. Так думала ее мать, глядя, какие игры выбирает рыжая малышка и как она ведет себя со слугами.
Этель росла любопытной, смешливой, шкодливой, подвижной девчонкой, совершенно не знающей отказа в своих прихотях. Кажется, до пяти лет она ни разу не коснулась ногами земли - так часто ее таскали на руках: любимый отец, учителя и наставники, старший брат.

Всё изменилось, когда Этель подросла: разговоры о ее важной роли и происхождении казались скучными до невозможности, а занятия этикетом и разучиванием молитв Единому, которые заменили любимые игры в саду, добавили к тихому покладистому характеру Этель первые нотки стервозности. Малышка выучилась врать, протестовать, сбегать и прятаться, лишь бы настаивать на своем. Она и в мыслях не держала принести своей семье какие-то новые земли, золото или связи. Вся ее жизнь была там: на воле. Впервые слово "воля" появилось в ее словаре, когда ей было десять. Тогда же оно стало звучать в негативном ключе из уст ее родителей и строгой чопорной наставницы, сменившей старую нянюшку, читавшую с ней сказки и тайком водившую ее на прогулку в лес.

Однако Этель оставалась всё той же, разве что добавились задумчивые прогулки в одиночестве, трепетные, полные странного предвкушения лунные ночи, первая мимолетная влюбленность в телохранителя матушки. Разговоры о долге всё еще заканчивались милыми протестами и горькими, но быстро проходящими слезами.

За несколько недель до грядущих событий в жизнь Этель без стука вошло потрясение, стоившее ей той самой детской легкости. Она вдруг увидела, что любимый отец может предать, а заботливая мать согласиться с его решением, пусть и выплакав все глаза. Все в ее семье словно переменились. Она больше не знала этих людей, собственноручно продавших ее на съедение монстру. Она пыталась сбежать, но совершенно не знала, куда. Время тянулось будто липкий кошмар и надежды, что всё вернется на круги своя, рассыпались в пепел. Она еще не успела обзавестись рыцарем, готовым ради нее на смертельный поединок с драконом и была в своем горе совсем одна.

Всего за несколько недель характер Этель претерпел необратимые изменения: в речи появились жесткие нотки, взгляд, обращенный на родителей, стал холодным, даже походка словно отяжелела, хотя чувствовала это, наверное, только сама Этель. Постепенно в беседах с родными появилось разжражение, особенно, когда матушка начинала плакать, а сестренка ей вторила: Этель казались двуличными их стенания.
Милые подростковые капризы превратились в настоящие властные приказы. Лишь в любимом маленьком саду (в лес ее больше не пускали) Этель снова становилась собой. Плакала, смеялась, танцевала, сочиняла стихи, отчаянно мечтала, что всё изменится, а она проснется однажды, зная, что кошмар растаял.

Чем ближе был день свадьбы, тем она делалась мрачнее, иногда за целый день не произносила ни слова и не выходила из спальни. Семейный лекарь однако утверждал, что она полностью здорова, просто... "наконец повзрослела".
В мучительном ожидании Этель еще сильнее похудела и разучилась улыбаться, стала бледной копией той жизнерадостной Этель, которой некогда прочили прозвище Милосердная. Никакие увещевания на нее не действовали, она лишь покорно кивала и уходила в свои покои, отказываясь есть.

За неделю до свадьбы она неожиданно преобразилась. Что было тому причиной, никто не знал, но румянец и улыбка, пусть и немного нервная, вернулись, как ни в чем не бывало, а звонкий голос вновь зазвучал в просторных покоях графского особняка. Этель стала будто бы даже покладистей, не спорила с отцом, не перечила наставнице и однажды обняла мать, крепко, как прежде, поцеловав ту в напудренную щеку.
"Не иначе как леди Этель что-то задумала," - думала мудрая старая нянюшка, подслеповато щурясь и посмеиваясь.

***
Утром, в день свадьбы, ее, не переставая, бил озноб. Лекарь отринул все предвестники болезни. Тем не менее ладони были что лёд, голова слегка кружилась, а тоска так сильно распирала грудную клетку, что Этель то и дело переводила дух, чувствуя, что задыхается. Неужели никто не поможет ей? Неужели она так и дойдет на негнущихся ногах к алтарю? А будет ли алтарь? Легкость покинула ее тело, голова была полна пудовых мыслей, все чувства как будто застыли в животе, собрались в холодный склизкий булыжник. Этель не помнила, что ей говорили, что она отвечала, время то замедлялось, то неслось с пугающей быстротой, сокращая время пребывания в родном доме.

Информация доступна только мастеру и хозяину персонажа.

Информация доступна только мастеру и хозяину персонажа.