Эдвард Гриммер
| Автор: |
|
zorkgrey |
| Раса: |
|
Человек |
| Класс: |
|
Школьник |
| Мировоззрение: |
|
Нейтральный добрый |
Внешность
Худощавый светловолосый паренек с постоянной неловкой улыбкой на по молодецки красивом лице, которым ежедневно видели Эдварда было несколько обманчивым впечатлением. Что же могло так сильно быть не так в его внешности? Это не могли быть те простые, но прочные повседневные джинсы или темная толстовка, надетая поверх майки, ни светлые кеды, ни поясная сумка со всякой мелочью, вроде сотового и отдельного ретроградного плеера. Все это было слишком обычным для подростка. Основные же отклонения от нормы всплывали на поверхность при долгом общении. Рано или поздно наблюдательный человек мог заметить, что улыбка Гриммера почти никогда не сходила с лица и выглядела не совсем естественно. Будь то солнце или дождь в настроении, казалось, что он просто хочет произвести впечатление. Особенно неприятно было то, что этот еще вовсе не взрослый школьник редко смотрел на собеседника, задумчиво устремив свой взгляд куда-то вдаль. Когда кто-то из старшего поколения делал Эдварду замечание, то тот всегда извинялся и менялся в лице, стараясь соответствовать. Но эта манера вовсе не придавала ему популярности, наоборот отталкивая обывателей, постепенно превращая его в отшельника. Кроме тех, кто успел прожить с ним достаточно долго бок о бок и вполне смириться с этой странной деталью.
Характер
Эдвард, будучи добрейшей души пареньком, должен был бы иметь множество друзей. Но постоянный налет притворства и неестественности частенько отпугивает окружающих. Тихий, спокойный, никогда не смеющийся и не понимающий чужих шуток. На фоне других он кажется деревенским простачком, который не понимает где находится. Это впечатление в основе своей обманчиво. Вся соль заключается в том, что молодой Гриммер страдает от потери эмоциональной чувствительности. Что радость, что грусть, что ровные будни, для него все едино. Конечно же он понимает, что должен был бы чувствовать хоть что-то в тот или иной момент, но все что ему остается, так это делать попытки соответствовать окружающей действительности. Изо всех сил.
История
Эдвард лежал на полу. Сознание постепенно возвращалось в его наполненную шумом голову. Слышались какие-то казалось отдаленные голоса. Все тело онемело будто его снова били или заставляли работать несколько дней подряд. Но почему он лежит на полу? Даже в худшей ситуации его бы перетащили на лежак, где и оставили бы самому приходить в себя. Неужто он совершил что-то совершенно выходящее за рамки дозволенного и его просто скинули в подвал как некоторых непримиримых? Почему-то память не отзывалась ничем. Совсем ничем. Как будто онемение достигло и ее. Били по голове? Не исключено.
- И этот мертвый. Господи, сколько крови, - как-то более явственно послышался один из голосов.
- Давай давай, ищи. Только не натопчи здесь. Я пока вызову еще наряд, - ответил тому второй с обратной стороны. На его фоне как-то невнятно бубнило радио.
Было что-то в этих голосах неземное. Совсем незнакомое. Возможно потому, что оба имели какое-то совсем иное от привычных выражение. А может быть просто были совершенно новыми. Кто они? Глаза не слушались, наотрез отказываясь открываться. Достаточно странно, но отозвалась рука. Дернувшись, та принесла ощущение слипшейся влаги.
- Эй, куда направился?! Думаешь мне приятно тут одному расхаживать? - снова послышался первый. Но ответа ему не было. Видимо по-этому сразу же послышалось неразборчивое бормотание - Чудовищно...... в темном переулке....... за еду работать и то лучше......
Почему-то было очень холодно. Будто бы сам камень, или на чем он сейчас лежал, проникал в его тело и душу. Но почему-то чувство сменилось озарением, что это он сам испускал этот сырой холод. Может быть так ощущается могила? Но почему это текучий холод кажется таким живым?
И тут в тело вернулась жизнь. Будто бы подкинутое вверх оно приняло полусидячее положение. Глаза раскрылись и перед ним предстала жуткая картина. В просторной комнате вокруг него лежало большое количество тел мертвых людей. Десяток? Может быть два? Он не мог их узнать, но почему-то они казались знакомыми. Хотя это было не так уж и странно. Все они были изуродованы. А некоторые казались чуть ли не вывернутыми наизнанку в своем неестественном положение. Где-то голова смотрела за спину так, что не оставалось никаких других сомнений от чего тот умер, у кого-то туловище согнулось вдвое в обратную сторону, возможно от сильного удара. Но большинство умерло от страшных параллельных драных ран, будто их били топорами привязанными друг к другу. И сам он был в крови. Чьей? Своей?
- Эй! Спускайся! Здесь выживший! - прокричал куда-то в сторону дверного проема единственный другой живой человек в этом помещении, одетый в форму полицейского. Он уже спешил к неожиданно проснувшемуся. Спешно, но старательно избегая луж крови.
И что же чувствовал Эдвард в этот момент. Ничего. Абсолютно ничего. Это воспоминание не было первым, которое он мог припомнить. Вовсе нет. Всего лишь самое яркое. Но что можно припомнить до этого момента? Скудную пищу среди изможденных людей, монотонную работу, смысл которой полностью потерялся еще в первый день, прерывистый сон на грязном топчане в сырой не отапливаемой комнате, отношение надсмотрщиков, которые обращались с тобой как с вещью, но старались не испортить. Все это быстро покрылось дымкой безразличия. Время, которое не то чтобы не хочешь вспоминать. Не знаешь зачем. Когда полицейские нашли его там, на старом полузаброшенном складе, он не мог и лыку связать. Потребовалась серьезная психологическая помощь и время чтобы привести паренька в чувство. По истечению срока его определили на воспитание бездетной пожилой чете немецких эмигрантов во втором поколении. Ада и Вольфганг Гриммеры души не чаят в своем приемном сыне, который довольно скоро начал называть их матерью и отцом. Чтобы соответствовать. Теперь, по прошествии пары лет, Эдвард уже смог уверенно встать на ноги. И психологически, и духовно. Он был способным мальчуганом, который старался изо всех сил. Не смотря на такую разительную смену обстановки с не столько ужасной, сколько монотонной и бесцветной, на спокойную довольную жизнь, которую можно вообразить только ощутив сию безмятежность. Чета Гриммеров окружила его такой уверенной, но не чрезмерной, заботой, которую легко можно было бы встретить лет 50 назад, но не в наши дни. И приемный сын готов отплатить той же монетой. Хотя нельзя не признать, что трагедия ситуации все еще на месте. Если бы Эдварда спросили сейчас "любишь ли ты своих приемных родителей", то после продолжительных раздумий он бы ответил с извиняющейся улыбкой - "не знаю". Не понимание что такое чувство и как его испытывают - тяжкий гнет в нашем обществе. Ощущение, что все происходит совсем не так как должно. Ведь все вокруг смеются, грустят или злятся. Почему не удается почувствовать тоже самое? Значит ли это, что сам он неправильный? Может ли такая безоблачная идиллия продолжаться бесконечно? Оказывается, что нет. Одним теплым вечером пару недель назад произошел случай схожий с тем самым ярким воспоминанием еще старой жизни. Эдвард очнулся на асфальте некого темного закутка меж двух переулков, в который обычный человек не отважился бы даже заглянуть. Рядом лежали тела четверых молодых мужчин, с разодранной плотью, отсутствующими конечностями, в лужах крови. Сам же он оказался в вконец испорченной одежде. Не только грязной, но и порванной в лохмотья. А руки чуть ли не целиком покрылись бурой коркой из засохшей жидкости, выделяемой организмом при серьезных повреждениях. На этот раз Эдвард был уверен, что в смертях повинен именно он. И смутное воспоминание о том, что эти отморозки пытались его избить, ограбить и унизить, не спасало. Инцидент удалось скрыть. В вечернее время прикрыло его бегство, а знание своего района помогло тихонько пробраться домой и переодеться до того как кто-то станет свидетелем. И все что он чувствовал по этому поводу было чувство острой неправильности произошедшего события и нежелание причинить вред своим опекунам. Последнее заставляло, чувствуя вину, подолгу вечерами не возвращаться домой, избегать долгого общения с кем-либо и все больше отдаляться от общества. До сего дня.
Навыки
Информация доступна только мастеру и хозяину персонажа.
Инвентарь
Информация доступна только мастеру и хозяину персонажа.
|
Мей Хин
| Автор: |
|
Random Encounter |
| Раса: |
|
Человек |
| Класс: |
|
Школьница |
| Мировоззрение: |
|
Хаотичный добрый |
Внешность
Американка китайского происхождения. Собственно, это самое китайское происхождение она скрыть не пытается, да и скрыть его не возможно: как скрыть то, что и мать твоя и отец твой – самые настоящие, чистокровные китайцы? Разве что, говорить по-английски без акцента, ибо рождена была уже на территории Соединённых Штатов. Как следствие происхождения, Мей наделена характерными цветом кожи, чёрными, как вороново крыло, густыми волосами, невысоким ростом и тем самым восточным разрезом глаз. А вот спортивное телосложение – это уже была заслуга не происхождения, а собственного стиля жизни: черноглазая, с изящными – в разлёт – бровями, молодая девушка редко когда носит милые девчачьи платья. На самом деле, они на ней смотрятся, как на корове седло из-за привычки держаться не как стройная берёзка, а, скорей, как гордый дуб. Куда больше ей идут шорты, брюки, облегающие маечки или даже костюмы «под мальчика», в которых, в последнее время, она стала посещать всевозможные мероприятия, где надо «выглядеть цивильно».
Характер
Мей из тех людей, с которыми сложно сойтись: уж больно она не от мира сего. Мечтательная, с хорошо развитой фантазией и стойкими убеждениями – типичный герой-подросток из фильмов фабрики грёз второй половины двадцатого века. Как следствие, Мей очень ценит тех людей, с которыми ей, всё же, удалось сойтись, и очень болезненно воспринимает от них критику, если та окажется несправедлива. Мей смелая, порой немного безрассудная, словно бы герой приключенческого романа: она ни на секунду не задумается, прежде чем рвануться под машину, чтобы вытащить оттуда побежавшего за мячом ребёнка или же вступиться за ботаника. Как следствие, с хулиганьём в школе имеет отношения более чем натянутые.
История
Мей родилась в те светлые времена для своей семьи, когда семейство уже прочно обосновалось в Америке. Если раньше только дедушка время от времени навещал эту страну по рабочим вопросам, то теперь уже всё семейство Хин, включая родителей Мей и её старшего брата. Так уж получилось, что Мей не особо ладила с окружающими людьми: либо она считала их скучными, либо скучными её считали эти люди. В результате девочка плотно сошлась со своим старшим братом и отцом, который, в отличие от домашей сдержанной мамы крайне любил всякие приключения и был способен с места в карьер выдумать какое-нибудь забавное приключение. В результате этого факта Мей и росла с типичным набором мальчишеских навыков. Нет, она может приготовить не самый стыдный пирог или пришить пуговицу, но… это может и её отец, а вершин мастерства матери Мей так и не достигла.
Так и жила она, изо дня в день тенью проходя сквозь жизни других людей, лишь изредка вмешиваясь, чтобы помочь по мере сил, но, в целом, оставаясь незамеченной окружающим миром. Это устраивало мир, это устраивало и её: в конце концов, у Мей всегда была семья и парочка друзей, таких же аутсайдеров, как и она, с которыми можно было провести время. И вот, однажды, дедушка вернулся из очередной экспедиции, держа в руках очень клёвую маску, вырезанную из кости и рассказал легенду, связанную с этой маской: дескать, живёт в маске древний демон мщения и бла-бла-бла. Мей никогда к этим легендам всерьёз не относилась: дедушка часто рассказывал легенды, они были крайне интересными, но чаще всего за ними стояло рациональное зерно… что, впрочем, не мешало, например, взять кинжал древнего короля и нанести им несколько ударов в воздухе, представляя себя царицей Китая, или, например… ну, да, напялить маску древнего демона и вообразить себя мстителем. Правда, на сей раз игра зашла слишком далеко: Мей сама не заметила, как уже скачет в темноте по крышам невысоких зданий, высматривая внизу подозрительные шорохи и движения… и нашла, что характерно, словно бы ощутила по запаху страха и без единой ошибки вышла на двух громил в тёмном переулке, угрожающих ножом какому-то бедолаге… а вот то, что произошло дальше испугало саму Мей так сильно, что уже через десять минут она сидела дома, с ужасом глядя на улыбчивую маску... а всё потому, что сегодня ночью, в тёмном переулке пятнадцатилетняя Мей без труда прирезала двух громил каждый из которых весил раза в два, а то и три больше, чем она, их же собственным ножом. Она испугалась так сильно, что даже не уделила внимания пластиковой репродукции маски: своей внучке старый археолог всегда оставлял такие сувениры, которые, кстати, приносили немалую прибыль музею.
Через несколько дней Мей удалось убедить себя, что это был просто дурной сон, а ещё через неделю музей ограбили и украли… ту самую маску демона. Они работали грязно, так грязно, что не выследить их не смогла бы и потерявшая нюх слепоглухонемая собака: уже через полчаса группа преступников окопалась на складе в окружении полиции. Полиция, впрочем, тоже сработала неграмотно, так как пятнадцатилетняя девочка в пластиковой маске сумела миновать их заслон и добраться до склада. Спросили бы её, о чём она думала, пафосно появляясь перед преступниками на куче коробок, скрестив руки и вещая лабуду по-китайски, она бы потупила глаза. Просто надеялась, что сработает и… оно сработала. Маска демона не удосужилась перевести её речь главарю группировки, и тот яростным жестом сорвал с лица маску, отбросил её в сторону и велел своим воякам достать оригинал с лица Мей. Сама же Мей сиганула вниз с коробок, схватила маску и вместе с ней и свежим пулевым ранением спряталась за ящиками… впрочем, демон и в таком состоянии сумел расправиться с грабителями и даже вывести свою новую хозяйку прочь, за блокаду. Мей позволила себе снять маску, только когда без сил свалилась с ног на пол своей комнаты, в которую забралась через окно.
Навыки
Информация доступна только мастеру и хозяину персонажа.
Инвентарь
Информация доступна только мастеру и хозяину персонажа.
|