Fate/Down side [Заморожен] | Партия

Худощавый, подтянутый испанец лет тридцати - тридцати пяти на вид. Его рост около ста семидесяти четырех сантиметров, вес около семидесяти трех килограмм. Оставляя высокий лоб открытым, волнистые черные волосы аккуратно зачесаны назад; они уже слегка тронуты ранней сединой. Загорелое, смуглое лицо с прямым длинным носом и волевым подбородком безупречно выбрито, за исключением тонких усов над губами. Серые глаза пристально, спокойной смотрят на мир. В его облике и поведении чувствуется военная стать, хотя Кастильо уже много лет носит только штатское - дает о себе знать опыт службы в пятом батальоне пятнадцатой интербригады. Передвигается плавно, без лишнего шума, движения четкие, точные. Говорит, как правило, негромко, отчетливо, с заметным на любом языке арагонским акцентом; у него приятный высокий баритон с хрипотцой. Сильные негативные эмоции вызывают у него легкий тремор кисти левой руки - последствие осколочного ранения выше локтя в октябре 1937 под Сарагосой, оставившей уродливый шрам на бицепсе. К счастью, в бою он холоден, сосредоточен и точен - там Хоакина дрожь в руках никогда не беспокоит. Одевается сообразно ситуации, в обычной обстановке отдает предпочтение классическим серым костюмам-двойкам с белой рубашкой; однако, не любит галстуков - в ситуациях, когда галстук подразумевается, обычно заменяет его алым шейным платком. Из головных уборов больше всего ценит свой старый черный баскский берет - символ маки, действовавших вдоль Пиренеев во время нацисткой оккупации, но обычно носит "федору", приберегая берет для случаев, когда надо напомнить себе и окружающим некоторые... важные вещи.
И не смотря на то, что говорит он, как уже сказано, обычно негромко, легко шутит с мягкой полуулыбкой, ведет себя спокойно и, как правило, вежливо, что-то в Кастильо вызывает легкое чувство угрозы - может быть, крепкие руки солдата, или слишком спокойный взгляд; а может быть, дело в особой ауре, окружающей по роду, так сказать, занятий.
Скорее всего, у него при себе есть хотя бы один пистолет. И нож. И, скорее всего, вы этого не заметите.

Уравновешенный и спокойный внешне Хоакин Ортега Кастильо является, на самом деле, полным истинно испанских страстей, которые, к счастью, редко прорываются наружу. В каком-то смысле, он во многом воплощает в себе стереотипы об испанском характере - как в хорошем, так и в плохом. Отвага, честь, жизнелюбие, известная доля благородства и жертвенности, радушие, стойкость, решительность, любовь к правде, к прекрасному, к высокому - сочетаются в его характере с такими чертами, как мстительность, упрямство, определенный фанатизм, злопамятность, суровая, холодная жесткость, доходящая порой до ледяной свирепости в моменты гнева. К счастью, война обременила его не только длинным списком врагов, но и самоконтролем, выдержкой, определенной расчетливостью, без которых еще может худо-бедно обойтись мальчишка из интербригады, если он достаточно везуч, но партизан - никак. В общем-то, именно за эти качества другие испанцы, сражающиеся в рядах французского Сопротивления, и прозвали его в итоге el Lobo Rojo - Красным Волком, эль Лобо Рохо. Красный цвет тут, конечно, тоже неспроста - поскольку Хоакин убежденный социалист. Впрочем, это не означает, что он испытывает какую-то любовь к СССР. Точнее, против самого СССР он ничего особо не имеет, но вряд ли когда-то простит Сталину и его клике разгон ПОУМ, убийство Андреу Нина и, тем более, репрессии в адрес Третьего Интернационала. С его точки зрения, если вы хотите посмотреть, как не должен действовать борец за свободу, народ и равенство - вам надо посмотреть а сталинизм. С его точки зрения, нынешнее руководство СССР - предатели идеалов; однако, они когда-то хорошо начинали, и он готов забыть на время о преступлениях СССР ради борьбы с общим врагом; к тому же, в адрес советских коммунистов он старается смотреть без абсолютной предвзятости, готовый поверить, что среди них еще остались чистые люди. Если расставлять его негативные приоритеты, то просто не любит коллаборационистов, очень сильно не любит итальянских фашистов, по-настоящему ненавидит германских нацистов и до смертной черты будет свирепо ненавидеть испанских фалангистов и каудильо Франко лично. Умом он понимает, что на самом деле у ультраправой чумы много лиц, но именно то, что породила его родина, всегда будет для него самым отвратительным. Хотя бы потому, что именно фалангисты убили его отца в тридцать пятом.
Остро и даже несколько болезненно осознает собственную недоученость, связанную с отсутствием высшего или среднего образования - в семнадцать лет он ушел добровольцем сражаться за Республику, после её разгрома - вместе с множеством других испанцев был вынужден бежать за Пиренеи, во Францию, но и там не нашел мира, потому что с момента падения Франции бросил всё и вместе с отрядом испанских коммунистов ушел в подполье, а из подполья - прямиком в маки, партизаны. Однако, некоторые познания, связанные к с принципиальной необходимостью просвещения, признаваемой всеми социалистами, он всё-таки получил. Достаточно, чтобы уверенно говорить, что его любимые художники - Эль Греко и Гойя, любимые писатели - Мелвилл и Достоевский, любимые поэты - Лорка и Йейтс, а любимый композитор - каждый старый цыган, играющий своё, уникальное фламенко на народном празднике. И не путать Уругвай с Парагваем. Так же стыдится своей неспособности к искусствам, но зато гордится способностью к языкам.
По мелочам:
Любит горячий шоколад и крепкий черный чай без сахара, но не любит кофе. Предпочитает папиросы сигаретам с фильтром. С наслаждением сбрил свою чесучую партизанскую бороду после конца войны, оставив только модные усишки-"карандаш". В детстве мечтал стать моряком, в юности - сделать татуировку в виде трёхлучевой звезды - символа Коминтерна; ни то, ни другое в итоге не произошло. Не испытывает никаких особых эмоций от вида крови, трупов и т.д., не боится замарать руки (в буквальном смысле). Нет, не все средства хороши на войне, нацистские преступники тому лишнее подтверждение. Не топчи поверженного; надо расстрелять - расстреляй, надо повесить - повесь, но не издевайся. Лучшее в мире вино - сухое из погребков Кастилии, и французы никогда не убедят его в обратном; однако, лучшая на свете сдоба - французский круассан. Лучшая винтовка - винтовка Мосина довоенного производства, за которой хорошо ухаживали. Лучший пистолет - Люгер М.1908. Лучший нож - испанская наваха, сделанная понимающим кузнецом. Хороший фашист - мёртвый фашист.

Хоакин Ортега Кастильо родился в семье инженера и профсоюзного активиста Фернандо Ортеги Санчеза и домохозяйки Хуаны Кастильо Лопес, которая - так уж вышло - принадлежала к одной из самых необычных магических семей Европы - многочисленному клану испанских деревенских знахарей и чародеев, носящих фамилию Кастильо. Было это 12 января 1919 года, но сперва отвлечемся немного от судьбы нашего героя и расскажем о судьбе его семьи.
В отличии от многих других магических семей, представляющих своего рода аристократию - наделенных богатством, влиянием, дворянским достоинством - род Кастильо всегда жил с простыми испанцами, скрываясь среди крестьян, деревенских ремесленников, погонщиков, лесорубов - и тому подобных людей, служа им знахарями, помощниками и защитниками. Скрытность, замкнутый образ жизни, непритязательность и множество верных последователей обеспечивали Кастильо надежную защиту от длинных рук Церкви и её Инквизиции. Веками оставаясь за пределами всемирных дрязг, Кастильо совершенствовали свои навыки целителей и уникальную школу "материальных иллюзий" под названием "Тени Иберии". Кроме того, самые образованные из них начали изучать то, как в целом устроена магия; к этому мы вернемся потом. Сейчас род проживает в Арагоне, но по преданиями, начался он, что логично, в Кастилии, откуда и фамилия. Согласно легенде, основательницей рода была простая кастильская знахарка по имени Химена; использовав свою власть над обликами, она придала себе внешность своей тёзки, принцессы Химены Диас, чтобы разделить ложе с её мужем - Родриго Диасом де Виваром - то есть, самим Эль Сидом Кампеадором, в которого была тайно влюблена. Она была последней из череды не очень удачливых деревенских знахарок, у которых наследственный талант к магии передавался только по женской линии; её сын, Хуан, стал первым мужчиной, который овладел этой силой, и он превзошел всех, кто был до него. Впоследствии это стало закономерностью - при вливании в свежей крови в роду Кастильо появлялись мужчины-чародеи. Их было немного, и не все из них были сильны, но, как правило, их дочери становились очень могучими чародейками. Поэтому-то никто из семейства Кастильо не возражал, когда довольно сильная чародейка Хуана Кастильо вышла замуж за сарагосского горожанина, сеньора Ортегу, который сам происходил из простой семьи, не окончательно оторвался от корней и почвы, и, кроме того, был физически крепок, красив и храбр - в общем, брак обещал быть перспективным.
Итак, 12 января 1919 года в их семье родился первенец. По некоторым признакам его сведущая мать определила, что у младенца есть талант к магии, и стала выстраивать его воспитание, исходя из этого факта. В свою очередь отец, профсоюзный заводила и пламенный социалист, тоже не оставался в стороне от воспитания - итогом стала гремучая смесь из мечтателя, идеалиста, мага изрядной силы и в каком-то роде новатора. Родители страстно любили друг друга, страстно любили своего отпрыска; мать страстно обожала магию, отец - профсоюз, справедливость и социализм - так что атмосфера в доме семейства была такой, что, казалось, электрические разряды там могут возникать безо всяких чудес.
Мальчик, в свою очередь, был бесстрашным, атмосферы и её напряжения не боялся, и проявлял изрядную любознательность с ранних лет. Рано проявивший склонность к языкам, Хоакин учил по предложению отца - немецкий, по предложению матери - португальский, а в школе - французский; попутно он, пытаясь освоить навыки целителя и искусство Теней Иберии, ездил на каникулы в деревню, где старая, скрюченная пробабка, Химена, которую в молодости звали Прекрасной, а в старости стали за глаза называть Брухой, то есть ведьмой-умертвием, рассказывала ему, что у магии есть некая суть, чистая, неуловимая, и делилась своим опытом взаимодействия с ней. Возвращаясь из деревни в Сарагосу, он заставал дома или отца, спорящего с друзьями-леваками о политике за демократическим чаем (или хересом), или мать, колдующую с тетушкой Хосефой за традиционным шоколадом (или хересом). Два мира - древний, косный, колдовской, почвенный - и гремящий, политический, научный - смешивались в его жизни так, как они никогда не перемешивались в жизни его родителей.
Так зрела звонкая гремучая смесь. Когда Хоакину было пятнадцать, друг его отца, радикальный даже по меркам его отца, подарил мальчику наваху. Отец сперва возмутился, на что сеньор Хосе только сказал - "ничего, Фернандо, ничего, он еще пригодится" - имя ввиду нож. Отец вздохнул, и заставил Хосе заодно научить сына пользоваться ножом, чтобы тот не натворил чего по неумению - и в полной мере осознал, насколько это серьезная штука, настоящий "взрослый" нож. На дворе был тысяча девятьсот тридцать четвертый.
Пытливый Хоакин к тому моменту уже овладел основами семейного ремесла по материнской линии, но вместо того, чтобы совершенствоваться в них, ударился в постижение совершенно оккультных вещей, связанных с накопленными в роду знаниями о "природе магии". Матери это не очень нравилось, но она вспоминала о Хуане, сыне Эль Сида, и тешила себя надеждой, что из экспериментов сына, может быть, тоже вырастет что-то великое. К тому моменту, когда вся его жизнь сойдет с рельс, что-то и правда начало получаться.
Девятого ноября тысяча девятьсот тридцать пятого года правые радикалы застрелили на улицах Сарагосы Фернандо Ортегу Санчеза, когда тот возвращался домой с профсоюзного собрания. В него выпустили пять пуль. Он погиб на месте. Мать всю ночь плакала, а утром надела траур. И начала мстить. За девять дней она извела исполнителя, его помощника и его заказчика из сарагосских ультраправых. "Мама". - сказал тогда Хоакин - "Ты же понимаешь, что отца убили не только эти трое, что приговор ему подписал фашизм"? "Да" - сказала Хуана, поправляя черную мантилью. - "Наверно, так, сынок. Но мы не будем сражаться с половиной Испании. А кроме того, у фашистов есть свои маги - из аристократов; они дружат с германскими колдунами из НСДАП. Те, кто был виноватей всех, уже заплатили. Нельзя подвергать род Кастильо опасности, с головой уйдя в чужую войну, сынок".
Какое-то время Хоакин, сочувствуя и сопереживая матери, переживая свою горечь и свою утрату, соглашался с ней; старался скрасить её жизнь, утешить - насколько мог, конечно. Но 18 июля 1936 над всей Испанией было объявлено безоблачное небо. Война началась. Хоакин убедил мать уехать назад, в деревню, к прбабке; и сам поехал с ней, потому что ему нужно было задать той несколько последних вопросов и показать, чего он достиг и как достигается такой результат - он уже знал, что пойдет на войну, но если он погибнет - то у рода Кастильно должны остаться его наработки. Увидев открытия правнука, старая Химена была готова поверить, что в роду и правда появился новый Хуан. 16 октября, после обнародования декрета о создании Народной Армии, Хоакин Ортега Кастильо, 17 полных лет, написал матери и бабке длинное, хладнокровное письмо, объясняющее, как он надеялся, его мотивы, и ушел добровольцем в Народную Армию. Поначалу брать его не хотели - мал мол, еще, куда - но он проявил настойчивость, подделал возраст в документах... к осаде Мадрида он не успел, конечно. Попал в арагонское ополчение, но в 1937 году написал прошение о переводе в состав интербригады - и попал как раз в формирующуюся пятнадцатую, в пятый испанский батальон. Офицер, принимающий его, зыркнул - "Сынок".- Спросил он - "А ты не из тех ли самых арагонских Кастильо?" Ортега пожал плечами - "Ну а что, если из тех?"
Вот так он и ввязался в свою первую борьбу с магами из Аненербе. К счастью, они оказались не больше готовы к борьбе против него, чем он - против них. Потому что помимо летчиков, Гитлер хотел закалить еще и молодых нацистских колдунов в войне на чужой территории. Что же. Не все из них вернулись назад. Впрочем, СССР тоже прислало вместо с военными специалистами ряд своих "особых секретных агентов"...
Мать написала ему письмо. "Бросай это гиблое дело, сынок". - Писала она - "Семья решила, что это не наша война. Мы укроемся в Тенях Иберии, как делали не раз. Война кончится, а Кастильо останутся, и Испания - тоже". "Прости, мама". - Писал в ответ Хоакин - "Кроме Кастильо, есть еще Ортега. No Pasaran".
Они продолжали переписку вплоть до его бегства во Францию в 1939. Но уже тогда он понял, что помощи от семьи не получит. Он стал пусть и любимым, но блудным сыном.
Много чего было на той войне. Настоящий героизм и ужасная подлость. Ярость и ужас. Отвага и гибель всех надежд. Первый убитый. Второй убитый. Потеря счета убитым. Противостояние вырождающимся магам из аристократии и молодым злым нацистским колдунам. Ранение под Сарагосой. Чем очевиднее было то, что Республика проигрывает войну и гибнет, не в силах справится ни со своими противоречиями, ни с отъевшимся на иностранной помощи франкизме, ни с диктатурой советов, погубивших ПОУМ, которую поддерживал покойный Фернандо Оргита, тем злей и яростней боролся Хоакин, ожидая, что вот, вот-вот будет перелом, что не могут же в самом деле победить фашисты, что не может быть, чтобы в Испании была такая поддержка у фашистов... в конце-концов, фашисты победили. И ему пришлось бежать. Он покинул Испанию, и в историю канул маг-боец из пятого батальона с позывным "Льоса". К счастью, покидал он её не один.
8 мая 1939 он, вместе с несколькими другими испанцами, оказался в конспиративном доме под Бордо, который предоставили им французские товарищи. До вторжения Германии во Францию оставался год и два дня. Хоакин потратил этот год с пользой - усовершенствовал наконец и довёл до ума свои экзерсисы, помогавшие ему разбивать и отражать вражескую магию, свел их в систему; упражнялся с трофейным пистолетом - "люгером" P-08, снятым с трупа колдуна из "общества Туле", которому возвращенное назад заклинание снесло крышку черепа вместе с половиной мозгов; улучшал свой французский, и начал учить английский. В дела подполья он на тот момент особо не лез, полагая, что в ближайшие годы о возвращении на родину можно забыть. Безоблачное небо над Испанией было не для него.
За год подпольной жизни во Франции Хоакин познакомился не только с местными коммунистами, но и с парой французских магов - довольно посредственных, зато идеологически близких. Так что к 22 июня они уже представляли, что делать. В итоге, их партизанский отряд состоял из шестнадцати очень злых испанцев (один маг), шести еще более злых евреев, один из которых оказался приличным радистом, двух магов-французов, и еще трех французов - леволиберального буржуа, который с дедовским ружьем облазил всю Аквитанию в поисках редкой дичи, старого аполитичного лесника - его приятеля, и браконьера из анархистов, за которым этот лесник когда-то активно гонялся. То есть, у них в отряде было всё, что надо, чтобы начать свою деятельность (кроме медика, но за лечение отвечали маги). Взяли позывной "Ноктюрн" - и начали работать. В сущности, великие битвы за Грааль происходили где-то еще - а они потихоньку, по кусочку отщипывали от оккупационных сил Рейха во Франции. Тут склад, там сотрудник абвера, а тут, глядишь, и колдун из "общества Туле". То есть, разумеется, всё было не так уж просто; особенно после первого колдуна. Впрочем, колдун-то был так, паршивенький - все толковые нацистские маги, видимо, были на восточном фронте, потому что тут, кажется, был только один стоящий - видимо, попал сюда по причине опалы; от него-то, Фридриха Краузе, им пришлось натерпеться, потому как сукин нацистский сын был не только недурным магом, но и смекалистым гадом. К счастью, его начальник по линии Аненербе был тот еще... тевтонский дуб. Но всё-таки они держались и сражались четыре года, и сражались небезуспешно, хотя и не без потерь. Гоняли их прилично, но на их стороне тоже была магия, а еще знание местности и очень, очень много праведной злости. Именно тогда Ортега получил от своих испанских товарищей прозвище el Lobo Rojo, "Красный Волк" - за хладнокровную, расчетливую жестокость при планировании и выполнении операций. В сущности, они действовали достаточно аккуратно, всегда следя за тем, чтобы не подставить других членов Сопротивления и его помощников, обойтись, по возможности, без жертв среди гражданских... хотя активных коллаборационистов никто за гражданских, по чести, особо не держал.
А потом была операция "Оверлорд", освобождение Франции, торжествующий де Голль в Париже... ну что же, они тоже торжествовали, только в Бордо. Сучий потрох Краузе успел сбежать, но не все были настолько ловкими. И вот тут, возможно, впервые за войну, Красный Волк смалодушничал. Он-то отлично знал, что сейчас творится в Германии, и не горел желанием, раз уж не удостоился печатей Мастера, туда ехать. Он не пошел на Берлин. Он поехал в Париж, в небольшой делегации от лица Сопротивления Аквитании. И чуть не вызвал международный скандал, когда увидел, как толпа парижан жаждет расправиться с женщиной, которая жила с нацистом. В том смысле чуть не вызвал, что дважды выстрелил в воздух, отобрал у сопляка, возглавлявшего самосуд, винтовку, и наорал на них в том смысле, что это вы виноваты, что не смогли защитить своих женщин от бошей, так что идите и кидайтесь все головой в говно. Когда его попытались задержать, он пояснил, поправляя свой баскский берет, что он-то четыре года бошей по кустами резал, взрывал и стрелял во имя свободы la belle France, а у него на глазах политические проститутки из числа вчерашних коллаборационистов решили обычную линчевать. В общем, как-то обошлось. Замяли. Даже дали Медаль Сопротивления (и намекнули, что если бы меньше выпендривался, то, может, и Орден Освобождения дали бы... а может, и нет). В конце-концов, ему даже дали полноценное гражданство этой самой прекрасной Франции - за заслуги, так сказать - и жилплощадь, которую раньше в Бордо занимал оккупант, чьи дружки отправили в Биркенау жившего там ещё раньше еврея-музыканта. Маленькая квартирка под крышей дома, с окнами на Гаррону. Только вот долго наслаждаться покоем Хоакину не пришлось, даже обжиться не успел - узнав про его успехи в Аквитании, советник де Голля по вопросам магии на войне мягко попросил его вернуться в строй. К счастью, в Берлин он так и не попал - сперва поработал во Франции против засекреченных ячеек "общества Туле", а потом... ну, потом Берлина не стало. Он даже не знал, что больше чувствует - ужас от случившегося или облегчение от того, что не случилось. В том смысле, что никто из сторон конфликта не успел задействовать сердце и смысл этой войны для осуществления своих планов. Так что на Берлин ему наступать не пришлось - поехал сразу в Нюрнберг, охранять суд от лица двух республик - рождающейся в муках Четвертой Французской и покойной ныне Второй Испанской. Только там он познакомился с теми, кого можно назвать настоящими героями Второй Магической - Кристофом Олдричем, Вайолет Макклейн, Дмитрием Ивановым... теми, кто принял печати Мастера. С теми, кто был в Берлине. Суд был быстрым.
Возвращаясь во Францию вместе с Кристофом, Ортега думал о том, что квартира в Бордо - это неплохо. Можно обжиться, поправить документы. Написать матери, пригласить её во Францию, поговорить наконец-то нормально обо всём...
В общем, следующие три года он мотался по Латинской Америке, выслеживая беглых нацистских преступников. Ну то есть де Голль лично попросил (кажется, notre cher general любит нацистов не больше испанских партизан), и собирается неплохой интернациональный отряд, которому позарез нужен толковый специалист по контр-магии... Ну и в целом, они достигли кое-каких успехов; Краузе, правда, у них опять сорвался. В конце-концов, оставлять в покое большую часть этих мерзавцев - например, последнюю их цель, нацистского мага, ставившего эксперименты в концлагерях сами понимаете какие и на ком - было просто опасно для мира и для мира во всём мире. В сорок восьмом его представили еще к Медали Освобожденной Франции - ну то есть, вроде как, за то же самое, но неофициально намекнули, что, во-первых, за Нюрнберг, а во-вторых, за то, что не сложил оружия. Кажется, де Голль и правда настолько ненавидел нацистских колдунов.
...Они тогда сидели в заброшенном серебряном руднике, перебирали варианты действий - и решили возвращаться в город; там-то связной и огорошил их новой шифровкой - операция сворачивается, пора по домам. Пока они "сворачивали" операцию и готовились к эвакуации, выяснилась еще более интересная деталь - многих из них - например, того же уважаемого сеньора Ортегу - ждут в Берлине. На конференцию. Магическую. Хоакин невольно подумал, подгадали ли маги свою конференцию - или организовали "магическое перемирие" таким вот образом по всему миру, продавив это решение через свои ресурсы, потому что и правда какие-то там из них наиболее авторитетные пришли к выводу, что надо бы поговорить. В любом случае, отказываться он не собирался - и скоро сошел с трапа в аэропорту Берлина - загорелый, строгий, протащивший с помощью Теней Иберии пистолет, револьвер и нож через таможню. И даже несколько заинтересованный, что же былые соратники, старые друзья и вечные враги имеют такого сказать друг другу и ему.

Владеет испанским, португальским, немецким, французским и английским языками. Правда, во всех пяти у него более-менее заметен арагонский акцент.
Хороший стрелок. Недурно владеет ножевым боем, боем подручными предметами и простым оружием, вроде топорика или трости. Рукопашный бой чуть похуже. Неплохо водит. Имеет базовые представления об устройстве и эксплуатации техники, в том числе достаточно футуристической, и базовые же навыки её починки. Эрудирован богато, но бессистемно, знает всего по чуть-чуть. Владеет навыками скрытности, выживания и взлома. Что бы он ни готовил, на вкус получается, как абстрактная еда. На ухо наступил медведь, танцевать мешают железные яйца, нарисовать может только побелку на заборе. Зато немного владеет навыками писательства, даже временами садится за мемуары - имеет тайную мечту написать двухтомник - про гражданскую в Испании и Сопротивление в Аквитании. Ну и так, разное по мелочи. Перейдем к самому интересному. К магии. Начнем в хронологическом порядке, а значит, начинаем мы с...

Целительство.
Хоакин овладел только основами этого непросто искусства. Настоящие целительницы древности из числа его предков умели отвращать от целых селений губительные повертия, приращивать отрубленные конечности и вытаскивать людей из-за порога смерти. Он не настолько могуществен, но его способностей вполне хватает, чтобы поддержать жизнь в тяжело раненом, зашептать простую рану, сократить сроки или облегчить симптомы заболевания. К сожалению, благородному искусству целителя меньше, чем иным искусствам, помогает сила крови или талант в тайных науках - ему подавай либо подлинные, годами выработанные тонкость и точность, либо изрядный перерасход сил. К сожалению, не смотря на практику во время войны, далеко в этом искусстве Хоакин не продвинулся.

Тени Иберии.
Тайна рода Кастильо, Тени Иберии - могущественная школа созидания, способная воплотить то, чего нет, и придать тому, что есть, любой облик. В сущности, начала этой школы идут именно от видоизменения, и ими Хоакин вполне овладел. Придать веревке облик змеи, себе - фотографии в документе, слиться с тенью в темном углу, выставить меч - зонтиком, пистолет - фонариком - это всё по части Теней Иберии. Однако, её высшие ступени, которых он не достиг, позволяют создавать "материальные иллюзии" фактически из воздуха, а то и вовсе ничего. Это называется Soledad, "Одиночество" - такие иллюзии можно не только увидеть, пощупать, понюхать - они делают всё то же самое, что делали бы, будь они настоящими. Клинок - рубит, вино - пьянит, на воображаемую башню можно взойти (и разбиться, когда мастер Soledad растворит её взмахом руки). К сожалению, сосредоточившийся на "третьем пути" Хоакин не достиг этих вершин, но базовые навыки "Sombras de Fenómenos" - "Теней Явлений" - ему доступны.

И, наконец:
Контрмагия.
Camarada Ортега так и не нашел более подходящего слова. Если обычная магия, по сути, воплощает собой позитивную волю мага, создавая впечатляющие эффекты, вроде молний, чудесных исцелений, воплощенных иллюзий или призванных героических душ, то контрмагия - это, по сути, утверждение отрицающей воли мага, желающей противопоставить чему-то уже существующему свою желание отменить это явление. К сожалению, большинство существ в мире обладают слишком сильным самосознанием (черт побери, даже осы!), чтобы их можно было отменить таким образом. Зато можно неплохо воздействовать на явления и некоторые предметы - и вот, пули бессильно падают на землю, осколки отлетают прочь, могущественные заклинания расплетаются прямо в руках колдующего, высвобождая вложенную в них энергию. В сущности, имея, наверное, достаточный запас сил и искусности, можно было бы отразить или отменить и что-то более материальное, чем движение, энергия, или чужая воля. Но, так уж вышло, что проще всего контр-магия работает в вещах, направленных не на нападение, а на защиту - возможно, эта школа - потенциально самая мощная защитная школа магии как минимум в Европе. Базовые принципы контрмагии строятся четырех способах защиты через отрицания - отражение, рассеивание, возврат и поглощение. Отражение и рассеивание самые простые и самые базовые - пуля рикошетит от невидимой стены, огненный шар рассеивается в воздухе, примерно так их можно описать, очень сильно упростив. Возврат - куда более сложная техника, но Хоакин владеет и ей. С помощью возврата можно заставить заклинание полететь в того, кто его послал, если добавить изрядно своей силы и сделать всё точно и верно. Поглощение - наиболее трудная вещь, совершенно уже неприменимая в вещам материальным, работающая только с чистой магией - мастер контрмагии может не просто уничтожить эффект вражеского заклинания, но и прибрать себе какой-то процент заложенной в нем изначально энергии, разницу между тем, что там было, и тем, что он вложил в своё заклинание. Надо ли говорит, что это эффект очень и очень опасный, справится с ним непросто. Но - можно. Кроме того, контрмагия может создавать разнообразные зональные и точечные эффекты защиты, отмены, рассеивания, отражения, и так далее - например, рассеять давно наложенное на кого-то заклинание или, если сыграть поистине тонко, рассеять заклинание врага, пока он его творит, не используя прямой защиты. И не только рассеять, но и рассеять частично, разбив форму и дав свободу заключенной в нем энергии - как правило, с весьма фатальными результатами - но это уже высший пилотаж. В целом, когда дело касается защиты, отрицания, отражения того и этого или даже вмешательства напрямую в ткань колдовства, контрмагия является совершенным инструментом. Хоакин владеет всеми этими техниками - в конце-концов, он же их разработал, сражаясь с враждебными магами; однако, его не покидает ощущение, что там - за всем этим - есть что-то еще, какая-то последняя тайна об отрицающей воле - но пока что он не может к ней подступиться.

Люгер P-08 под 9*19мм Парабеллум с 150мм стволом.
Веблей MkVI .455 под, что характерно, .455, со стволом 150мм.
Приспособления для скрытого ношения пистолетов - незаметные портупеи, ремни и т.д.
Традиционный испанский складной нож-наваха, изготовленный гениальным деревенским кустарем, с длинной клинка 152мм.
Серый костюм, теплые ботинки, длинное пальто, теплая шляпа.
Документы: французские (настоящие), бельгийские (настоящие, но украденные и переделанные), уругвайские (подделка, но очень высокого качества), мексиканские (настоящий, но это долгая история).
Небольшой набор экстренной медицинской помощи.
Приколотые к подкладке пиджака медали Сопротивления и Освобожденной Франции.
Чемодан с разным скарбом - чистым бельем, запасной одеждой, несессером с гигиеническими принадлежностями, и тому подобным.
Старый партизанский берет - символ сопротивления.
Томик стихов Федерико Гарсиа Лорки.
Фляжка с арманьяком.
Фотография родителей.
Ну и всякие жизненные мелочи.

Условная оцифровка: