Лимес | ходы игроков | II — "В годы войны, к ним Судьба была зла, сами враги сожалели"

- Магистриан, ты не хуже меня знаешь, что командиру известно то, и тогда, что и когда он узнаёт от подчинённых. Если бы я лично был в лагере, ты узнал бы о нападении раньше. Но я не ястреб, Луций. Я просто честный человек. И я докладываю тебе, как только весть доходит до меня. Прости, если свет бежит быстрее римского солдата.

Что касается того, почему я говорю это лишь сейчас, и молчал минуту назад - мне сдаётся, эти слова не для ушей рейкса. На пиру многие могли нас слышать. Теперь этой проблемы нет.

И Требоний подробно пересказал то, что сам узнал недавно о разговорах про раздачу и смуту у готов. Закончил оценочно

- Не нужно быть провидцем, чтобы понимать - при раздаче найдётся скотина, которая устроит давку. Могут быть и погибшие. Мы можем обеспечить охрану, но лучше нас это сделал бы рейкс, имеющий вес в своём народе.

  Луций опять тяжело вздыхает.
  - Итак, - подытоживает он укоризненно, почти благожелательно. - Мы отдаем готам четыре повозки вместо трех. Потому что ты так решил. Мы чуть не отдали рейксу отравленные пряники. Потому что ты так решил. Готы напали на наш лагерь, пока я разговаривал с Руисом, и ты об этом знал, а я нет. Потому что ты решил, что не в состоянии подойти и сказать на ухо. Что это слишком сложно. Должно быть, прокурсатор, ты очень сильно скучаешь по Британии. Странная тяга, но у каждого свои причуды.
  Он потирает висок. По губам можно прочитать беззвучное "тупица".
  Потом меняется в лице.
  - Живо в лагерь! - теперь голос его лязгает, как палка по свинцовой трубе. - Татиону - лагерь укреплять, как можно лучше. Архипа взять под стражу. А ты ищи пропавших, Требоний, ищи, как хочешь, хоть под землей, хоть где, мне все равно! Ищи, пока не найдешь всех. Ни одного человека с собой ты не возьмешь, ищи сам, и лучше тебе их найти к утру!
  "И тогда он говорит: "Я не ястреб, магистриан. Ты ж не хуже меня знаешь"". Да уж. Тут не поспорить.
  - МУХОЙ! - рявкает он чуть ли не на весь двор.

Требоний оседлал одну из лошадей, с которыми пришли повозки, и направил её в лагерь. Вполне живо.

Тамар искать не пришлось, сама появилась. Как почти всегда на людях, с невозмутимой мордашкой с легким оттенком насмешки над окружающим миром. Легко, словно танцуя, она двигаясь к Луцию по грязной земле лагеря. Только те, кто хорошо и давно знал девушку, могли заметить на ее лице редкие оттенки ошеломления и неуверенности.
- Я была рядом, - негромко сказала она своему мужчине, а потом добавила, - и уберегла нас и Атаульфа от лишних неприятностей.
Потом чуть повысила голос и сообщила:
- Я нашла брата, с людьми моего рода. Здесь, в лагере, среди готов.

***
Ее тело отчетливо помнило его объятия. Родные. Как в детстве. Ноздри чувствовали запах. Глаза наслаждались каждой черточкой. Он стал совсем взрослым. И только язык. Язык, язык, язык... Проклятый. Как жало змеи. Но она не могла солгать. Поэтому ответила так же тихо, чтобы слышал только он.
- Не знаю. В Армении мы дрались сражались с римлянами. Я попала в плен. С тех пор ты первый алан, которого я вижу.
И тут же спросила сама:
- Почему вы среди них? Тоже бежите от гуннов? Ты их видел?

  - Себя - да, - отвечает Луций невесело. - А этого осла - нет. Для него неприятности только начались. Что он начудил?
  Он чувствует, как успокаивается, слыша её неправильный, диковатый выговор.
  - Не ходи здесь одна. Наш враг поблизости, и у него тут шпионы.
  Брат, значит. Так-так.
  - Кто он? - спрашивает магистриан с интересом. - И что здесь делает?

Подарки явно оживили ставшую достаточно душной после изгнания Руиса и несправедливо отданной Серой Молнии победы, обстановку на пиру. Даже мрачный как смерть Алавив несколько приободрился и попытался произнести некое подобие речи.
— Видите, благородные тервинги! Я говорил вам что римляне друзья нам, что эта дружба принесёт плоды. Луций Цельс Альбин ничего не обещал нам, но он доказал, что является нашим другом! Всем римского вина, друзья! А нам — мне, Луцию, и конечно судье Видериху — самого лучшего! Ибо у нас есть ещё одно дело, которое нужно обсудить.

Алавив с Видерихом, видимо условились заранее, потому что сразу же вышли в центр зала, навстречу магистриану. Интуиция, так упорно тобой бранимая буквально взвыла — что-то не так.
— Луций Цельс Альбин, — начал Алавив, поднося тебе чашу, — Мне известно, что не ты принимаешь такое решение, но я также знаю, что твоё слово в Городе что-то значит. Несомненно тебе известно, что мы и гревтунги — братские народы, пережившие бедствия от одного врага. Август Валент отказал гревтунгам в убежище, и с тех пор многие из их народа вернулись на север где попали под власть гуннов. Я знаю что по добросердечию своему ты сочувствуешь их народу, но подумай также и о благе Империи. Каждый их воин, которого ты примешь, также будет означать потерю одного воина гуннами и приобретение одного воина Римом. Я торжественно и как друг прошу тебя отправить в столицу доклад, где ты посоветуешь Августу изменить своё решение о гревтунгах. Ты сделаешь это, если не ради меня, то ради Империи?

Так вот зачем на самом деле весь этот пир.
Исподволь попросить за братский народ, попросить в таких условиях, когда отказ во многом разрушит всё, что ты делал прежде...

  - Благородный Алавив! - ответил Луций так же чинно. - Мне отрадно видеть, как ты печешься о благе своих братьев. Однако Август не принимает своих решений просто так. Я же на лимесе недавно. Я успел насладиться гостеприимством тервингов, но не успел как следует познакомиться с гревтунгами. Почему бы им не сказать за себя, готовы ли они быть верными союзниками Рима, соблюдать указы Августа и сражаться против его врагов? Отчего бы благородному Видериху, а также Алафею и Сафраку не высказаться об этом?
  Пока он говорил это, он обдумывал свой ответ, и в общем, тот был уже готов. Но и послушать варваров было, что называется, любопытно.
  Они же пришли с Руисом.

Ответил тебе, как старший, Видерих.
— Единственное наше пожелание это по примеру наших братьев-тервингов получить землю, где мы сможем жить в мире. Взамен мы готовы принести клятву верности Августу и посылать наших воинов в его армию.
Мальчик-судья неплохо справлялся с представительскими функциями — в его речи слышалось достоинство, которого порой недоставало даже Алавиву.
И он ещё не закончил.
— Гунны представляют угрозу всем нашим народам, Луций, — ему явно с трудом далось обращение к тебе по имени, почтение к старшим варвары усваивали с колыбели, — Мы либо объединимся против общего врага, либо нас разметают как пыль по ветру. Я это видел. Видел как племена живущие на своей земле сотни лет обращались в сказания.
— За Рим, друзья! За наше единство против гуннов!
Поспешил поднять чашу Алавив, прежде чем Луций поймёт, что мальчик пытается использовать против него собственный трюк магистриана — напугать гуннами.
Тервинги и гревтунги выпили вместе.

  - Такие речи весьма похвальны, благородный Видерих, - ответил он. - И они не могут не тронуть моё сердце. Оно наполняется радостью от того, что я могу выполнить просьбу таких людей, как ты и благородный Алавив. Однако что я увидел сегодня здесь? Разумных вождей и злобного языческого колдуна, который приходит вместе с гревтунгами, сидит рядом и дерзостно хулит Рим, а сказать ему хоть слово хватает духу только у вождя тервингов. Разве Август будет рад, если вместе с зерном через Дунай пересыпятся и плевелы? Разве могут быть наши народы по-настоящему едины, пока такие, как он, ходят среди вас? Однако, глупо судить о целом народе по одному случаю. Вот как я поступлю. Дела требуют, чтобы я отправился в Тиру, на Восток. Но на обратном пути я снова буду проезжать здесь. Увидев, что такие, как Руис, больше не отравляют ваши благородные сердца ненавистью к Риму, - ("И не только ненавистью, и не только сердца" - подумал он, вспомнив про лепешки), - я с величайшей радостью отправлю отчет об этом Августу. Что касается гуннов, то Рим выстоял и против более страшных врагов. Но любого врага легче победить вместе! И потому я с радостью и надежой поднимаю кубок за единство!

***

  Позже он спросил у Алавива:
  - Мне бы не помешал проводник понадежнее. Желательно христианин. До Тиры. А если он знает земли за ней - то тем лучше. Меня послали с непростым заданием, такой человек очень помог бы.
  И добавил.
  - Кстати, может быть, ты знаешь, кто у вас пек сегодня медовые лепешки с изюмом? Хочу с ним поговорить.

Тамар

Эохар чуть погрустнел. Он всегда надеялся однажды отправить престарелого отца к предкам как подобает сыну — и теперь мог лишь надеяться, что тот сам найдёт дорогу на Вечное Синее Небо. К тому же в словах сестры для него явственно прозвучал упрёк: "Ты виноват, что тебя с нами не было". Что же, не поспоришь. Виноват.

Короткий выдох — и Эохар снова овладел собой. Он никогда не был излишне сентиментален, чтобы заламывать руки и источать радость или горе.

— Главное ты сумела бежать. Теперь мы вместе, и больше римляне не навредят нам. Саурмаг, дай моей сестре акинак Таны — ей он больше не понадобится.

Один из аланов достал из-за пояса короткий клинок и передал рукоятью Эохару, тот протянул его тебе.
Возвращение молитвенного клинка.
Возвращение к корням.
Возвращение домой...

— Гунны разбили нас, — объяснил брат, — Разорили лагерь, отняли стада. После того как мы потеряли скот, нам нужно было где-то перезимовать прежде чем идти на запад, к языгам. Скептух Алавив дал нам убежище и сберёг наших коней, но скоро мы покинем его и отправимся вверх по течению Дуная. Мы воины — наверняка там найдётся скептух который примет нас в свой лагерь.

Последний вопрос вызвал немного странную реакцию, аланы начали переглядываться — видимо, ты коснулась запретной темы. Эохар это почувствовал.

— Я обязательно расскажу тебе всё, когда мы уедем. Обещаю.

Он вдруг усмехнулся.

— Ты стала прекрасна как сама Сатана*.

Луций

— Если бы я судил о Риме по тому, как ведут себя твои слуги, то что бы я думал о Риме?
Резонно заметил Видерих явственно намекая на Атаульфа, лежащего в крови, грязи и вине в повозке снаружи. Не исключено, что кто-то подслушал и то, как ты отчитывал Требония или доклад гонца.
— Уверен многие из твоих слуг тоже не любят нас, и всё же ты не отвергаешь их ради нас, как и мы не отвергаем тебя за их службу. Слуга есть слуга. Но я удовлетворён твоим обещанием, Луций Цельс Альбин.

Вино показалось необычайно холодным.
Словно ты выпил из зимней реки.
На миг ты увидел Софрония огорчённо покачивающего головой.

Но почему — этого ты не знал.

...

— Если таково твоё желание, друг мой, я дам тебе провожатым одного из моих людей. Но если ты примешь совет от меня — тебе нужен не мой человек, а кто-то, знающий местность. Один из гревтунгов. Я говорил с ними и уверен в них. Большая часть их народа находится под властью гуннов, Рим для них — единственный шанс выжить.

Второй вопрос вызвал у Алавива настоящий хохот, очевидно, он не до конца понял смысл твоего интереса.

— Хороши, да? Они из Тиры. Привезли аланы на днях. По правде я жалел, что принял их — слишком много фуража жрут лошади — но Аларих эти лепёшки просто обожает. Кстати, их предводитель, Эохар, был у меня незадолго до пира и спрашивал о тебе. Я приглашал его остаться, но у него было какое-то дело...

Вождь вдруг мрачнеет и заканчивает уже совсем другим тоном.

— С Руисом. Почему ты спросил о лепешках?

  "Чертовы варвары", - думает Луций с досадой, хотя внешне приветлив. - "Что вам до моих слуг? Они что, подкидывают вам яд? Ругают вас в лицо? Чертов мальчишка, чего ты такой борзый!? Вам Рим протягивал руку, а вы её кусали, на кой мне теперь вас обожать? Докажите, что что-то изменилось сначала, тупые вы свиньи!"
  Чертовы варвары.
  А помнишь время, когда императорских посланников встречали, заикаясь от страха? Когда заложников предлагали сами? Когда все псы, от Африки до Британии, поджимали хвосты еще до того, как ты доставал палку?
  Нет, Луций таких времен не помнит. А если бы были такие времена, здесь хватило бы Требония - что ни скажи, все будут ловить, открыв рот. А Луций сейчас расследовал бы дело о хищении средств при строительстве моста через Рог или статуи Августа, или еще какую чепуху. Сидел бы на балконе, грелся на солнце, разложив бумаги. И сын бы пришел, и рассказывал о своих успехах, а дочь играла бы неподалеку, в саду... И запах свежего хлеба. И Валерия моложе почти на десять лет. А не это всё.
  Ёбаная яма с дерьмом и змеями!!!
  Но времена другие. И на Лимесе нужен ты. А ты ошибся. Получится исправить эту ошибку? Кто знает.
  А просто навалилось всё. Пьяный раб. Глупый трибун. Готский священник. Эти два придурка из свиты Флавии, нашли время из лука друг в друга пострелять! Степняк, потерявший берега. Руис. Пропавшие разведчики. "Змея" эта - перебирание трех телег под дождем.
  И не на кого положиться, совсем не на кого. Все как сговорились - творят лютую дичь. За всеми всё надо проверять!
  Тамар тоже. "Я была рядом! Я уберегла!" Рядом - это значит, что тебя не надо искать! И брат её ещё. Луций вообще не знал, что у неё есть братья! Она всегда была как пленная царица амазонок из легенды, как будто и не было у неё прошлого, просто легенда - и всё. А оно есть. И наверняка попробует забрать её у него. Чертово прошлое. Чертовы варвары.
  Пусть, сука, попробуют! Я, Луций Цельс Альбин, Скорпион, и лучше вам не видеть моего жала.
  Луций вдруг отчетливо хочет кого-нибудь убить. Никогда не хотелось, а тут вдруг прямо тянет. Всегда это было как неприятная часть работы. А тут прямо подмывает. Всадить, повернуть, вынуть и еще разок. Забрать жизнь, чтобы почувствовать, какой ты живой.
  Блажь какая. Надо успокоиться.

***

  - Сойдет и гревтунг, если ты в нём уверен, - говорит он. - Тебе я верю, рейкс. Ищем одного важного человека, который пропал где-то в тех местах. Хороши, да. Почему спросил? Да знаешь...
  Аланы. Вот оно что. Ну конечно, кто еще мог так ловко все провернуть с повозкой.
  Как подмывает всё ему рассказать. Но что тогда Алавив сделает? Перебьет аланов? Возможно. Убьет Руиса? Навряд ли. А может, испугается еще больше и подпадет под его влияние?
  А может, уговорить его провернуть простую схемку? Сказать, что Аларих заболел. Руис тут же прибежит его "лечить". Вот и попадется.
  Нет, рейкс, тебе-то я, может, на словах и верю, а вот в тебя верю не очень. Надо самому.
  - А у тебя их не осталось? Моя женщина обожает их, - говорит он, тоже смеясь. - Знаешь, тут как с лошадьми. Даешь ей зерна, она скачет хорошо, всё в порядке. А дашь яблочко - повезет совсем по-другому.
  И подмигивает.
  Посмотрим при случае, как аланы любят сестер.

Алавив явно её ожидал что просьба римлянина к нему окажется такой простой, и даже заподозрил какой-то заговор. Судя по тому, какой натянутой получилась его улыбка — рейкс понял, что ты ему чего-то не договариваешь.
— Я прикажу человеку, которого отряжу тебе в помощь, принести их в твой лагерь. Думаю тебе их хватит до самой Тиры.

С учётом того что четверть задуманных на дорогу припасов были отданы голодающим, перспектива неделю жрать пряники выглядела определённо лучше употребления драгоценных аннон...

Внезапно, Луций почувствовал лёгкую слабость и одновременно резь в районе живота. Как будто по телу вдруг на мновение пустили вместо крови холодную воду — и тут же исправились, но осадочек остался.

Эта миссия доконает его когда-нибудь.
Надо бы вернуться в лагерь и отдохнуть пока Требоний и компания ищут разведчиков.
Или нет?

Тогда.
Тамар взяла акинак, не смогла не взять. И сравнение с Сатаной ей польстило. Только она не могла так же обрадовать брата. Чтобы разочарование было не столь острым, она сняла с пояса свою трофейную саблю и протянула Эохару.
- Этот клинок я взяла на земле за морем, далеко на юге. Там у людей черная кожа и черные души. Возьми, лучше клинка я не встречала.
Потом девушка на секунду крепко сжала челюсти и продолжила. Она верила в брата. Он сильный. Выдержал поражение, выжил, значит и дурные вести его не смутят.
- Только я никуда не сбегала. Когда ты упомянул Сатану, то забыл, что у нее был Арташес. Мне армянского царя не досталось, того что был, и то не уберегла. Мой мужчина сейчас Луций Цельс Альбин. Римлянин, как ты понимаешь. И сейчас мы идем навстречу гуннам. Так что я увижу их сама.

***
Сейчас.
- Мой брат вождь. Скептух, по нашему. Только у него мало людей. Они сражались с гуннами и были разбиты. В империю с готами не пойдут, уйдут вдоль реки.
Тамар грустно улыбнулась.
- А я пойду дальше с тобой, навстречу гуннам.

Брат выслушал тебя очень внимательно, но внезапно для тебя отреагировал совсем не так, как ты ожидала. Он принял клинок — тут же мастерски обнажил его, описал в воздухе несколько фигур, а затем повесил саблю на пояс и снова обнял тебя.
— Добрый клинок! Я не сомневался в тебе, сестрёнка. Уверен, для этого старика день, когда он женился на тебе стал самым счастливым днём в жизни.
Эохар явно уверен, что Луций Альбин сочетался с тобой узами законного брака, оттого как жена ты не можешь покинуть своего мужа.
Некоторые вещи объяснить будет трудно. Да и стоит ли?
Тем более даже простое упоминание гуннов заставило юного скептуха помрачнеть...
— Тебе не следует искать гуннов. Они убивают всех на своём пути. Зачем твоему мужу вдруг понадобились гунны?
Он всплеснул руками словно показывая, одновременно собственное понимание того, что не сможет тебя переубедить и то насколько плохой считает эту затею.
— Я... Немного знаю о гуннах.
Наконец признаётся Эохар
— И постараюсь помочь тебе чем смогу. Вот например, как именно вы собираетесь идти? Через Тиру? Я могу рассказать где опасно.

  - А как его зовут? И сколько у него людей? - спросил Луций по-деловому.
  Грустные глаза. Луций попробовал вспомнить лица своих братьев, которым уступил поместье в Тарраконе. Не смог. Отчетливо он помнил лицо деда. Хотя что за чушь - тот ведь был ему не дед.
  Какой прок во всех этих старых воспоминаниях?
  Ладно.
  - Может, я захочу поговорить с ним. Возможно, завтра. Посмотрим, - сказал он задумчиво. - Сейчас я вернусь на пир, а ты оставайся пока у повозок. Скоро поедем в лагерь.

Флавия до сих пор видела варваров ручных, смирных и покорных, принявших железное ярмо Рима и желающих стать как римляне. Во втором-третьем поколении им это удавалось. Но эти были совсем другие варвары.

Рука Флавии на мгновение мягко легла на плечо судьи гревтунгов и тут же отодвинулась, ей хотелось подбодрить мальчика и в то же время не хотелось, чтобы он думал, будто она его жалеет. Жалость унижает, а этот мальчик, думалось Флавии, не заслуживал, чтобы его жалелиили утешали. Да и нечем Флавии было его утешить... Видерих был как-то чрезмерно одинок и обездолен в свои юные лета, если все было так, как сказала Аларих. Когда он вырастет.... нет, если он вырастет, то из него может выйти мудрый и рассудительный правитель. Или очень жестокий правитель. Или все вместе.
- Видерих, настоящих друзей найти совсем непросто, это счастье не всем выпадает за вю жизнь. А еще трудней отличить их от таких, которые только притворяются друзьями. Может, тебе повезет и ты найдешь настоящего друга. Если я в скором времени сумею найти хороших крепких щенков такой же породы, как мои, я тебе их пришлю. Если щенок вырастет рядом с тобой, он будет предан одному тебе. Собаки - не люди, они не умеют притворяться. А пока у тебя есть защитники и союзники среди твоего народа. Знаешь, это тоже немало
Ведь у него есть защитники? Хотя бы такие, как Сафрак? И этот... Руис?
Интересно, что скажет о нем ребенок? Дети бывают более зоркими, чем взрослые. И более откровенными.
- Кто такой Руис, Видерих? Я вижу, что он не любит римлян и что ваши люди его уважают и боятся. Что ему нужно? Куда твой народ пойдет дальше, если не в Рим? Где вы собираетесь жить?
Эти люди должны быть лояльными, но откуда у них возьмется лояльность Риму, если их гонят их городов как бешеных собак и морят голодом? Надо написать отцу и отправить письмо безотлагательно, нынче же... Хорошо, продовольствие может не доходить по назначению по другим причинам; но отдать распоряжение не пускать готов в города Фракии мог отдать только комит Фракии. Так?
Флавия ощутила неприятную пустоту в груди. Конечно, он знает. Ему просто наплевать, готам все равно некуда деваться, они все стерпят... Стерпят ли?

**
Аларих.
- Я понимаю. Порой приходится терпеть неприятных людей, если в них есть необходимость. Ты рассуждаешь, как будущий правитель, Аларих. И заботишься о своих сородичах и союзниках. Пожалуй, пусть Сафраку останутся его зубы, если он так нужен Видериху. Ты меня защищаешь, и мне этого довольно. Скажи, эти гунны... - добавила она, невольно поежившись, - ты сам видел хотя бы одного? Что они делают с людьми, которых берут в плен? Обращают в рабство? Они... ты не слышал, принимают ли они выкуп за пленных?

Рассказ о печальной судьбе семьи Видериха заставил Флавию снова вспомнить о Марке. Что ему уготовано - положение знатного пленника, ждущего выкупа, позорное рабство, немедленная смерть? Как тяжела неизвестность!

Флавия

— Он мой слуга.
Коротко ответил Видерих. Мальчик вероятно был совсем неразговорчив, по крайней мере философское рассуждение о природе дружбы и предательства очевидно показалось ему не столь интересным. А может юный судья просто знал цену всему, что начинается со слова "если". Скорее всего год назад, отец сказал ему: "Если победим, ты будешь править всей Сарматией!"

Кончилось всё в нищем лагере на границе чужой страны, которая, к тому же, не спешила открывать двери.

Что до Руиса, вряд ли ребёнок всерьёз задумывался о том, чего тот хочет. Когда ты сын самого главного вождя, невольно привыкаешь к тому, что это другие ждут, чего захочешь ты. "Он мой слуга," — и этого достаточно.

— Мы ведём переговоры чтобы получить землю у Августа на тех же условиях, что наши братья-тервинги.

Важно произнёс Видерих, до того важно и уверенно, так что ты поняла, резервного плана нет.
Вот просто нет.
Совсем.

Гревтунги доведены до отчаяния.
Если не принять их, то они вынуждены будут преклонить колени перед гуннами.
У кого наверное есть запасной план, так это у Алафея с Сафраком. Легко торговаться с непобедимым врагом, когда есть что продать ему.
Даже если это что-то — твой царь.

...

— Они забирают души.
Аларих придал голосу таинственный и возвышенный вид. Видно было, что гуннов он не видел и вообще, вероятно, сына Алавив держал подальше от театра боевых действий, так что война для мальчика оставалась своеобразной "ратной забавой". С тем же успехом что о забирающих души гуннах, он мог бы описывать каких-нибудь циклопов или гипербореев.
— Для этого они опаивают человека специальным зельем, так что тот забывает всё. Своё имя, свой народ. Затем они приводят этого человека на пир, и заставляют бывших соплеменников прислуживать ему, а его побуждают быть с ними, напротив, жестоким. И когда он войдёт во вкус, спрашивают, хочет ли он быть одним из них. Когда же человек отвечает что не хочет, он должен сам убить бывшего соплеменника — и тогда получает новое имя и впредь зовётся гунном. Потому на землях где проходят гунны не остаётся ни одного народа кроме гуннов.
Он подумал, вспоминая что-то ещё.
— Но выкуп берут аланы. Видерих говорил они служат гуннам. Вроде как охотничьи псы бегут перед облавой. Если встретишь аланов и захочешь торговать, кричи "Зирин" — это золото. Тогда они поймут, что ты принесла им деньги.

Все, но POV — Луций

Окончен пир. Расходятся гости.
Уезжают в свой лагерь римляне.
Оставляют позади клубок интриг и нерешенных вопросов — только чтобы шагнуть в ещё больший.
Проклятый дождь. Луция бьет озноб и одновременно по спине бежит пот, ноют суставы, сердце колотится как бешеное...
Староват он стал для таких вылазок. Староват.
Но есть ли ему на кого оставить отряд?

Вот рядом едет Флавия, подле неё трусят верные псы. Римлянка совершенно очаровала детей и может узнала что-то полезное, но при этом сознательно отошла от всего остального. Никакой помощи в схватке с Руисом. Никакой помощи... Впрочем, с учетом того, как вели себя остальные, это уже помощь. Просто не вредить.

Требоний...
Хватит о Требонии.
Хватит о жертвующем повозки Татионе.
О тупых слугах стреляющих друг в друга.
О своевольных рабах давно не знавших кнута.
Обо всех. Хватит!

Тело вдруг сводит судорога. Ошалело, Луций оглядывается вокруг, на подрагивающий мир. Он чуть не свалился с лошади, он!
В прошлом кавалерист прокурсатор!
Надо просто остановиться. Отдышаться. Не хватает воздуха. Всё из-за дождя, в дождь всегда трудно...
Надо откашляться.

Стоит отряд. Стоит, хотя лагерь уже показался вдали, и караульный уже подал сигнал о возвращении своих. Тамар удивлённо подъезжает к возлюбленному, тот оглядывается на неё словно во сне. Навсегда запомнит аланская дева покрасневшие, как у быка, белки глаз. На миг Луций чувствует раздражение, ему не хочется показаться слабым. Надо ехать дальше.
Откашляться и сразу ехать.
Преодолеть тяжесть и какую-то зажатость в груди.

Магистриан несколько раз кашлянул.
На ладони осталась кровь.

  Луций смотрит на кровь на своей ладони.
  Несколько секунд думает и приходит в себя.
  Старость!? Да как бы не так! Он не для того закалял себя в деревне упражнениями, как покойный Август, чтобы в сорок три года сказать про себя "старый"!
  Резь в животе! Какая к черту старость!
  - Езжайте в лагерь! Не задерживайтесь! - надсадно командует он. - Я - вперед!
  Кашляет.
  - Тамар! Со мной!

Получатели: Тамар.

Флавия мрачнеет. Кивает Алариху: понимаю. Они ломают волю пленника, лишают его достоинства, растлевают его властью, кровью, золотом. Удержится ли Марк, зная, что на другой чаше весов - смерть? Узнает ли она брата, когда - если - встретит его? "Зирин", - повторяет она про себя. - "Зирин. Золото". Аланы, так называется это племя, гончие псы гуннов....
Пир идет к концу. В препирательствах с Руисом Флавия не видит смысла. Его все равно не переспоришь, только себя ронять. Тем более что для самого рейкса колдун явно играет роль занозы в пятке; и он остается на этом берегу Дуная. Забудь. Есть заботы и поважней.

Никто бы не подумал, что какие-то два года вдали от дел могут так изменить человека. Отец словно превратился в карикатуру на самого себя. Его решительность превратилась в безрассудную самоуверенность и мелочное ослиное упрямство, честолюбие - в высокомерное тщеславие. Он, конечно, уверен, что ему все сойдет с рук, а дикари все стерпят. Стерпят ли? У Рима и так довольно врагов, и войны на окраинах империи подтачивают ее, как мыши точат гору изнутри. Что она может сделать? Должна ли она что-то делать вообще? Никто не может заставить ее свидетельствовать против отца.
Никому бы она не пожелала перейти дорогу Флавию Лупицину.
И тем не менее в ее голове уже складываются строки письма. К Аврелиану?
- Не хочу давать пустых обещаний, - говорит она юным готским наследникам, - но сделаю, что в моих силах, чтобы облегчить положение ваших людей.
И понимает, что действительно сделает, хотя это навеки поссорит ее с отцом. А эта река для нее и правда будет Рубиконом. Она почти не замечает кулачного боя; пропускает мимо себя и то, что Луций куда-то выходит и возвращается мрачнее тучи.
И когда Луций вдруг неожиданно срывается и отдает команду возвращаться в лагерь, она встает, прощается с хозяевами, зовет собак и выходит, забирая подарок - свой нож.
Что-то Луций неважно выглядит.
Ее мысли по-прежнему далеко. Она сочиняет письмо и думает о том, что Квирина, Метаксас и Архип, наверное, уже вернулись.

Сколько Тамар не знала других объятий, кроме объятий Луция?! Она не считала. Эти были совсем другие. Без страсти. Сильные, теплые, надежные. Словно родом из полузабытого детства. И он правильно пах. В Эохаре был запах мужчины, как в Луции. Но еще там были оттенки степных трав, кумыса, коня, кожаной одежды. Все что и полагается человеку. Когда брат благословил ее, у аланки только чуть дернулся глаз. Естественно, она не стала говорить, что римляне считают ее рабыней. Это все условности, никому не нужные. Но они могут расстроить Эохара, а у него и так хватает проблем. Ее брат слишком мужчина, и, как все они, придает излишнее значение внешнему блеску. Вот когда она понесет от Луция, тогда и возьмет себе вольную. Чтобы ее и его дети родились свободными даже формально. А до этого, он мой мужчина, я его женщина, а все кому это не нравится, могут идти к воронам.
Поэтому Тамар тут же перевела разговор на гуннов, так воин отводит акинак противника от своего уязвимого места.
- Империя желает знать о гуннах, ее тревожит новая угроза, что идет к ее границам. Мой мужчина достаточно опытный, умелый, везучий и заслуженный воин, чтобы ему доверили разведку. От всей огромной страны - ему. И я пойду с ним. Хочу своими глазами посмотреть в лицо тем, что заставили отступать даже алан.
Тамар прянула вперед и крепко обняла могучий, жилистый торс брата своими руками.
- Но сейчас я не хочу говорить о них. И о дороге тоже. Та, что вчера была безопасной, сегодня может таить целое войско. Разве я должна напоминать тебе. как воюют в степи? Ничего о делах, сеппух Эохар! - воскликнула она. - Я хочу смотреть на тебя, пить кумыс и петь наши песни.