Лимес | ходы игроков | V — "Страшен кто многим страшится других, кратко преступное счастье"

Холодный ветер, холодный пот.
Всадники приближаются.
С визгом взлетают разящие стрелы.
Полуденное солнце скрывается за пушистым, словно плюмаж на шлеме Луция, облаком.
Молодая трава покрывается кровью.

Это Север, дети великих детей.
Здесь не расправит крылья римский орёл.
Лишь пленников в цепях приведут в эту жестокую землю, где сгинут они, поднося варварам чаши — и даже если вернутся на Родину, вы увидите в их глазах, увидите, словно заходящее солнце...
Часть их души Север забрал навсегда.

Хрустят под лошадиными копытами тела.
И не молят о спасении умирающие — лишь о быстрой смерти.
Есть ещё те, кто сражается, те кто стоят.
О, Татион — скала, неподвластная буре!
Пеший иль конный — никто не сумел одолеть!
Ранен четырежды.
Снова красный — твой запылённый воинский плащ — будто из красильни только что.
Рим!
Смотри! Смотри через море, сквозь лес!
Смотри — как мы за тебя умираем!

Отпрянули варвары, бросают верёвки, как рабочие повязывают стволы деревьев, прежде чем дернуть, все вместе.
Пал Татион.

Луций! Не стар ты в тот день! Бьешься как молодой! Сполна сквитался за призраков Мурсы — не с врагами, с собой. Больше не будет измены.

Смотришь — не дышит.
Глаза, устремлённые в Небо.
Иль на тебя?
Непонятно.
Уходит Тамар, уходит как женщине должно уйти — непознанной.
Выбор её — ты — до последней стрелы, до последнего сна.

Кашляет Марк в кустах. Ждать велел Эрвиг. Многоопытный — будет погоня, бежать значит сгинуть. Нет, стоит скрыться в подлеске, где конь не пройдёт. Переждать. День. Ночь. День.
Только бы кашель не выдал...

Несите весть.
Последнюю весть — нет дороги на Север!
Ни римлянину, ни эллину, ни готу.
На Севере царствует Смерть.

Луций идёт — на своих ногах.
Лицо как камень холодный — только бюст изваяй, и времени век непокорен будет, агент императорский по делам особым.

Вокруг — повозок тысячи.
Палатки, шатры.
Бродячий город, с каждой зимой надвигающийся как вал, на плодородные южные земли.

Вокруг — всадники с иссечёнными лицами.
Показывают пальцами — без презрения.

Вы хорошо сражались.

Вдали — златоглавый шатер.
Преклонись, преклонись перед Сыном Неба.

Небесный каган — сам как целый мир, или может как демон, что целый мир пожрал. Он ходит с трудом, к земле тянет многосытое брюхо. Он смотрит — как волк, как медведь, насытившийся, но всё ещё алчущий крови.
Указывает рукой — священник, переводи.
Переводи, Марк Кальвин из рода Домициев.

— Небесный Каган дарует вам жизнь, римляне. Позволит вернуться домой. Идите и расскажите зелёным землям, что белый пепел покроет их поля, что голубые реки окрасятся кровью, что тысячи тысяч коней проскачут по телам их жён и детей. Идите и скажите, что нет владыки под Небом выше чем Небесный Каган. Что во имя Бескрайнего Синего Неба осквернит он ваши храмы, низвергнет идолов ваших, поместит семя своё во чрево ваших дочерей, прежде чем вспороть им животы. Идите — скажите — отныне ваша Империя не будет в безопасности, ибо сегодня начинается закат её последних дней. Так сказал Небесный Каган!

Звенит оружие.
Гремят щиты.
Бьют барабаны.
Ревут рога.
И люди подхватывают рёв словно звери.

Война идёт.
Последняя война.
И конца её не увидят ни те, кто начал её, ни дети их, ни внуки.

Чем же закончились ваши истории?

Луций


Гектор


Фейруза


Аспург


Эрвиг


Тингиз


Кальвин


Аделф


Аттия


Тамар


Архип


Клавдий


Валерия


Флавия


Контаренон


Тиест


Требоний


Атаульф


Эйтни


Иосиф


Летом 377 года, восстание готов охватило все балканские провинции Империи.
Август Валент со всей армией выступил против варваров, но потерпел сокрушительное поражение под Адрианополем из-за внезапно появившейся в тылу армии гуннов, заключивших союз с гревтунгами.
Сам император был ранен, нашёл убежище в каком-то доме.
Его заперли внутри и подожгли здание.
Властелин Вселенной ушёл в погребальном огне по примеру далеких предков.

Смерть Валента ознаменовала конец веротерпимости в Римской Империи.
На Востоке к власти пришёл фанатичный христианин Феодосий.
На Западе низложил юного Валентиниана II фанатичный же язычник Евгений.
Армии язычников и христиан сошлись на реке Фригид — победу Феодосию принесли отряды готов и гуннов, прежде умиротворенных им.
Язычество было официально запрещено.

Царствование Феодосия, прозванного христианами Великим, продлилось несколько месяцев и ознаменовалось окончательным разделением Римской Империи на Западную и Восточную.

Западная Римская Империя оказалась в руках военачальников, оспаривающих друг у друга власть над слабыми императорами. Эта держава будет постепенно угасать — различные варварские племена будут делить римскую землю, создавая свои примитивные королевства. Вестготы и остготы, вандалы, аланы и свебы, франки и саксы — словно черви вгрызутся они в ещё живое тело.
Будут у угасающего Запада и победы.
Отброшены будут гунны на Каталаунских полях.

Но под конец Запад будет ждать бесславнейший из концов — последний император умрет от старости как частное лицо на Востоке. Наследников ему так и не назначат.

Восток переживет нашествие гуннов и других варваров.
Здесь дело Феодосия попадёт на благодатную почву, и начнётся стремительное возрождение Империи под эгидой подлинно Вселенского Христианства.
В кровопролитных войнах возвращены будут Италия и Африка, возвращена будет часть Испании. Даже независимые варварские короли формально вновь признают верховенство римского императора. Императоры считали себя наместниками Христа на Земле — в Большом дворце государи сидели на маленьком стульчике подле гигантского трона, приготовленного для Господа Воплощенного.
В VI веке будет казаться, что кризис Империи был чем-то временным, что совсем скоро римляне, теперь именующие себя по эллински ромеями, снова будут властвовать над всеми народами земли.

VII век навсегда похоронит эту мечту.

На Западе поднимет голову франкское королевство Карла Великого. Во дни наивысшего расцвета, Карл поможет Папе Римскому, до тех пор бесправному слуге Римского Императора обрести независимость и собственное королевство, за что Папа объявит Карла Императором Запада.

На Востоке из песков Аравии явятся дикари на лошадях и верблюдах, объединённые Пророком под знаменем новой веры — ислама. Арабский Халифат низвергнет Персию Сасанидов. Константинополь, Новый Рим, не падет и тогда — арабы обломают зубы о неприступные городские стены, две осады завершатся ничем. И все же Халифат оторвёт от Империи такие провинции как Египет, Сирию, Африку...

Каролинги и Халифы сделают то, что казалось невозможным — разорвут с двух сторон средиземноморское единство. Пока Средиземное море было внутренним морем Рима, Империя была непобедима — даже утратив один берег, римляне с лёгкостью могли собрать колоссальные силы на другом берегу.

Теперь мир изменился — Империя навсегда утратила Рим.
Власть Августов отныне охватывала Балканы, Малую Азию и юг Италии.
У этой Империи были свои периоды возрождения, когда римские знамёна вновь поднимались над Антиохией, в Армении, в Неаполе — были и периоды упадка, когда власть римских императоров оказывалась ограничена Константинополем, под стенами которого бушевали варвары.

Даже эта ослабленная Империя пережила всех своих врагов — распалась держава Каролингов, распался Арабский Халифат, пали державы викингов на Руси и в Сицилии.

Но на смену этим врагам пришли новые — Франция, Священная Римская Империя, турецкие султанаты.

До самых последних дней, Римская Империя не забывала о своём праве на вселенское господство. В Средние Века, когда уже давно решали свои дела Англия и Франция, когда испанцы боролись за возвращение у мусульман своих земель, Константинополь словно существовал в другом мире — на страницах хроник до сих пор жили «франки», «алеманны», «иберы», «гунны», «скифы».

В 1204 году, когда французские рыцари осаждали Константинополь, император был всецело поглощён предсказаниями своих придворных колдунов, клянущихся, что совсем скоро Римская Империя вернёт все свои земли и вновь будет господствовать над вселенной.

Город был взят и сожжен.
Европейские бароны распилят державу на феоды.

Даже тогда остатков римского духа хватит, чтобы спустя полвека изгнать захватчиков. В Константинополе возродится династия Палеологов — поглощенная внутренними распрями и дворцовыми интригами.
Это совпадёт с новой волной продвижения мусульман в Европу.
Город за городом, турки-османы будут отбирать земли Империи.

В 1453 году, они в пятый раз осадят Константинополь.
Последний император — Константин XI — ушёл в бою как подобает римлянину.

Римская Империя прекратила своё существование.

Многие державы обращались к наследию Рима ещё когда Империя существовала — но и после её конца «римское наследство» оспаривали друг у друга германский император и французский король, испанские монархи и турецкие султаны, всё сильнее погружающаяся в анархию Польша и молодая, набирающая силу Россия.

В умах и сердцах Рим стал не просто ещё одной империей — он стал символом Империи вообще, архетипом государства как такового. Даже в землях, никогда не входивших в состав Рима — у русских, арабов, шотландцев, индусов — живет память о державе, раскинувшейся на трёх континентах, протянувшей руки так далеко, что в разные эпохи имперские дипломаты добирались до таких удалённых территорий как, например, Китай, ставший чем-то сходным с Римом для Восточной Азии.

Вплоть до конца XIX века анализ римского опыта и римской культуры будет основой политической и исторической мысли. В истории Рима будут черпать вдохновение консерваторы и либералы, даже зарождающиеся коммунисты отыщут своих героев в лице восставших рабов.

Только в XX веке «римский опыт» уйдёт из массового сознания — по меткому выражению Адриана Голдсуорти, первое и единственное, что подавляющее большинство людей XXI века узнает за всю жизнь про Римскую Империю — она пала. Даже заинтересованные историей люди часто говоря «Римская Империя» в действительности представляют себе Позднюю Республику. С Поздней Римской Империей и вовсе отождествляется фильм «Гладиатор» Ридли Скотта, в действительности повествующий о событиях II века новой эры. О самом-самом же Позднем Риме достаточно сказать, что для него в историографии был придуман абсолютно неисторичный термин «Византия», и когда Магистр как-то спросил у не самых глупых юношей что это такое, они сказали «Греция».

Рим — наиболее длительно существующая Империя в истории человечества.
Титул этот у неё могут оспаривать разве что китайцы, так что сделаем оговорку — существующая непрерывно, никогда не переживавшая периоды полного и окончательного распада или не оказывавшаяся целиком под властью чужеземцев.

Почему же эта Империя погибла?

Эдвард Гиббон считал, что Рим погубили христиане и евреи, из-за влияния которых были забыты нравы и порядки древних римлян, возникла тирания, и история Империи стала историей непрерывного гниения вплоть до 1453 года. Собственно именно воззрения Гиббона обычно можно встретить в массовой культуре — есть великий языческий Рим, Цезарь-Август-легионы, потом к власти приходят христиане и остаётся какой-то «поздний Рим» который бьют все кому не лень. Основания такого взгляда закладывали языческие авторы начиная с III века.

Но на практике такой взгляд не выдерживает критики. Современные историки внимательно исследовали те «быт и нравы древних римлян», которые по Гиббону были основанием благополучия Империи и обнаружили много интересного. Например, что языческие верования и даже основа имперской идеологии — Императорский культ, имели свои объединительные пределы поскольку не содержали в себе никакого догматизма. Казалось бы, это же хорошо?! Каждый может верить как хочет! Но именно это делало Империю катастрофически уязвимой к религиозным расколам — Христиане и Митраисты обладали перед язычниками тем преимуществом, что могли доходчиво объяснить простому человеку как устроен мир, дать непротиворечивый ответ на все основные вопросы, в то время как язычники могли предложить только двести разных толкований двухсот разных философов. В позднем язычестве, кстати, наметилась тенденция к унификации, так называемому «солярному монотеизму», но это во многом осталось лишь декларацией. Двести первым толкованием.
Что же до «нравов древних римлян» то они со временем оказались просто чересчур оторваны от социальной реальности. Например, представление о том, что родовитость человека равносильна его добродетели породило практически все социальные взрывы II-III веков, когда старая знать намертво зарубилась с талантливыми выдвиженцами из армии. «Нравы» оказались недостаточно гибки, чтобы обеспечить эффективное управление огромной Империей не представляющее собой непрерывного конфликта населения Италии с этой-самой Империей. И то, чем все закончилось — римская знать осталась вариться в своём маленьком мирке, когда управление Империей буквально уехало от них в Константинополь — это возникло не на пустом месте.
До эдикта Каракаллы (212 года) крайне небольшая часть населения Империи обладала даже гражданством — в результате многие жители Рима, считающие себя римлянами, таковыми не признавались.

Тенденции в римской культуре носили объективный характер — они возникли как ответ на вполне конкретные проблемы Империи, приведшие в конце концов эту Империю к распаду в III веке и служили средствами преодоления этого распада. Проще говоря, Гиббон спутал причину и следствие.

В чем же тогда основная причина?

Очень осторожно попытаюсь предположить — в развитии.
Когда Рим только начинал поднимать голову, его окружали достаточно примитивные в общественном отношении царства. Даже Карфаген или эллинистические монархии не создали ничего, подобного римскому праву, римской идеологии, римской армии. После вхождения в состав Империи, провинциальные элиты с самого начала обладали известной долей автономии — почитали своих богов, сами управляли своими городами. И богатели, богатели, богатели...
Империя — это выгодно.
Империя позволяет купцу из Египта спокойно торговать с Британией.
И если поначалу, в I - II веках Рим был центром Империи и формально и фактически, то в дальнейшем ощутимо начал отставать.
На первый план стали выходить наиболее экономически успешные или сильные в военном отношении регионы — основные армии стояли в Галлии, основное экономическое развитие пришлось на восточные провинции.
При этом изначально в Римскую Империю было заложено неравноправие, перекос в стороны итальянской знати, которая эту Империю и построила.

«Регионы» периодически бастовали против Рима, как это было в III веке, когда Галлия на Западе и Пальмира на Востоке попытались пересмотреть вопрос о центре Рима. Вопреки расхожему заблуждению, ни Галльская Империя ни Пальмирское Царство никогда формально не отделялись от Империи — они лишь претендовали на первенство в ней.

Императоры реагировали на меняющуюся фактическую обстановку — перенос центра политической жизни в Константинополь был просто закреплением уже случившегося «поворота на восток».

В V веку образовалась уникальная историческая ситуация, когда «дотационные регионы» Запада повисли грузом на богатом Востоке. Просто чтобы было понятно — Восток пересобирал Империю шесть раз.
Шесть раз, Карл!

Естественно, в умах восточной элиты в определенный момент возник проект «передать полномочия на места» — зависимого пояса государств к западу от Балкан. На измученном варварскими нашествиями Западе были сходные чувства — каждый варварский дукс хотел решать проблемы своего племени, а не плыть непойми куда непонятно зачем. Желательно, чтобы при этом он ещё и получал «за дружбу» денежку от Константинополя.

Бывают в истории моменты когда интересы разных действующих лиц не просто не совпадают — они противоположны.
Военная знать хочет получить землю и стать феодалами.
Высшая бюрократия хочет прижать армию, чтобы сидела тихо и ждала указаний.
Церковь хочет чтобы повсюду царило единогласие и лавирует между теми и другими — насмерть зарубаясь с каждым, кто хоть на миг лаял в сторону церковной собственности.

История позднего Рима начиная с V века — это история именно такого конфликта элит, растянутого на столетия момента, когда Флавий Лупицин и Флавий Аврелиан уже не будут союзниками, а будут прямыми конкурентами за власть в Империи. Собственно, большая часть жизни Аврелиана и прошла в борьбе за власть с разными военачальниками.
В XIII веке это будет все так же актуально — катастрофические события 1204 года возникнут почти исключительно потому, что опасаясь власти военачальников высшая бюрократия напрочь развалила армию.

Рим начал падать когда стоящие во главе Империи потянули её в стороны, оказавшиеся несовместимыми. Теория модернизации учит нас, что в основе лежали конечно объективные экономические процессы — по всей Европе знать садилась на землю и крупные территориальные образования распадались на более мелкие.

Римская Империя адски долго сопротивлялась исторической инерции — в X веке (!!!) государство было ещё абсолютно унитарным. Сказалась буквально тысячелетняя традиция централизации, пока на Западе феодалы слали своих королей эротическим маршрутом, Империя била своих военачальников по рукам. Кризис XI века поставил точку в этой государственной традиции — в XII веке Империя распалась на феоды, сначала в рамках единого государства, а потом и вовсе окончательно развалилась.

Римскую Империю убило историческое развитие.
Убила деглобализация, если угодно искать конкретного виновника.

Завершить основную часть игры я хочу цитатой из Теодора Моммзена, получившего Нобелевскую премию по литературе за свою «Римскую Историю».
Моммзен обладал типом личности очень близким Риму — он был либеральным роялистом, совмещающим мечты о республике с германским национализмом и верностью кайзеровской монархии.
Если кому-то вдруг не понравилось мое объяснение причин падения Рима —Моммзен этими причинами считал то, что включив в свой состав большое число варваров и возложив на них защиту границ, Рим не сумел их культурно переработать — Рим погубили варваризация армии и пацифизм элит. Римский народ отошёл от войны, возложив свою защиту на варваров, и неизбежно оказался под игом. Главной же причиной падения и вовсе стал упадок воинской дисциплины. Но нам важно не это.
Вот что Моммзен писал в 1902 году:
«Ещё и сегодня мы продолжаем смотреть снизу вверх на достижения того времени — геополитическую стабилизацию и, несмотря на все злоупотребления властей, относительное благосостояние народных масс при лучших императорах. Время, когда рядом с каждой казармой стояли термы, нам ещё неминуемо предстоит пережить в будущем, как ещё и многое, что было в ту эпоху»

Предсказанная Моммзеном эпоха очевидно наступила.
Мы живем в ней.
Мы познали геополитическую стабилизацию, благосостояние, сытость и покой.
Может потому местами Лимес смотрелся так современно, потому что новые римляне — это мы.

Но современная история движется подчас в совершенно бешеных исторических ритмах. То, что прежде занимало порой столетия, проносится перед нашими глазами за год или два.

И кто знает, познав величие Рима — не познаём ли мы и его падение?

Я всегда шел по линии наибольшего сопротивления.

Николай Гумилев

  Прощай, Хира.
  Я всю жизнь шла бок о бок с предательством – и предательством заканчиваю свое бытие. У меня, одинокой на обширном ложе, нет сил никого позвать, нет сил даже отверзнуть уста для молитвы. Но мне осталась память – и к ней я обращаюсь в последние минуты. Я ни о чем не жалею: сделанном ли, не сделанном – все свершилось так, как свершилось. У меня получилось преломить свою судьбу – и этого достаточно. Не печалит меня, что я ухожу – я покидаю Огонь Возженный не старой развалиной, немощной и больной, но той, кто сохранила силу рук и чувств. Я ухожу не рабыней и не изгнанницей – а значит, я останусь непобежденной.
  И мне доподлинно известно, что когда истает плоть моя на погребальном костре, дух мой освободившийся войдет в чье-то спеленатое тело – ведь в том воля Бога. Моего бога, обретенного на грани жизни и смерти, на тонкой полосе меж безумием и нормальностью. Я вернусь – я всегда возвращаюсь, через боль и страдание пытаясь изменить мир… и платя по старым счетам: не тем, кому должна, так их далеким потомкам.
  Я – не Скорпион. Я – стрела в деснице Его.

  А пока нет сил держать веки открытыми, я возвращаю себя в прошлое. Я помню бешенную скачку и свист камчи в руках ребенка, помню презрение к сыну Царя Царей, порочному дитю великого шахиншаха. Помню дворец, где скрыт кинжал за каждою улыбкой, и чистую, незамутненную отравой ярость поля боя. Помню предательство – первое в череде прочих, и изгнание. Ни на миг не позабуду, как подняла под своими стягами тех, кто не побоялся поднять голову против ломающей спины власти – и то, как я мнила себя новым Двурогим. И уж точно не сотрутся шрамы от поражения, когда трусость баранов и коварство змеи оказались сильнее Львицы.
  Никогда не уйдет из памяти та, что звала себя Шэри – рожденная в неволе гротескная копия меня, познакомившая свою хозяйку с пепельным вкусом безумия и мускусным запахом беспамятства. Долгие годы она была мной – дэвом ли, вторым ли я: никто не ответит доподлинно – и я, по прежнему ненавидя ее, иногда вспоминаю с тоской, как потерянную часть себя. Я не вычеркну из памяти Аврелианов, давших мне шанс, что легче перышка, и надежду, что не прочней морской зыби.

  И уж точно я не позабуду тот поход, что привел меня, пускай и кружной дорогой, обратно в Хиру. И пускай стерлись мелкие подробности, пускай не припомнятся дословно диалоги и все имена, я до сих пор как вживую вижу лица тех, кто меня окружал.
  Так и не ставший соратником мужчина, обучивший меня сдержанной мудрости и жестокой, бескомпромиссной любви к своей родине – тот, с кем я была рада идти одной тропой, но имела прискорбно разные стремления.
  Тот, кто был отдан мне, словно вещь, но кто сумел увидеть за царицей, воительницей, рабыней ту женщину, что могла бы быть – и заплатил своей жизнью за мою свободу. Тот, кто мог стать для моей стрелы луком, но остался только горьким прошлым.
  Рабыня, оказавшаяся честнее и справедливее большинства свободных, показавшая мне, что в плате добром за жестокую справедливость может не быть постыдной слабости. Та, что оставалась свободной и в рабстве, и в плену.
  Другие, не пролегшие столь же ярким следом на моей истории, но не забыты. Единственный подлинный маджис, для которого знание было дороже всего. Лекарь, возвращающий зельями гармонию телу, а рассудительной беседой – душе. Воин из тех, на чьих плечах стоит войско, и способный поставить приказ выше личной ненависти. Юноша, пылкость которого была очерчена богатством знаний. И все прочие, ставшие свидетелями моей дороги к перерождению.
  Все они капля за каплей, сами того подчас не осознавая, сделали меня такой, какая я есть сейчас, своими действиями и бездействием толкнули меня на тропу, приведшую домой. Я им всем благодарна за это – и даже попытка убить меня, нанеся удар тогда, когда я его не ожидала, не меняет моего благорасположения: сталь закаляется огнем.
  Прощайте, соратники и недруги.

  Прощай и ты, граница, идущая по душам людей.
  Прощай, Лимес.