Поскольку от Омахи до Шайенна уже ходили поезда, ответное письмо от Найджела не заставило себя долго ждать. Оно было написано простым и естественным языком безо всяких особых красивостей. Он написал, что никаких затруднений у него не возникло, что про означенных господ он больше ничего не слышал, и что жизнь его идет своим чередом, если не считать того, что по случаю его работой заинтересовались люди из Чикаго, и что, возможно, он скоро переедет.
***
Капитан не имел ничего против небольшой отсрочки.
– Вряд ли я вам с этим помогу! – сказал мистер Скиннер разочарованно. – Наверное, можно подождать, пока подвернется человек, который едет аж в Новый Орлеан, но разве что случайно. А специально туда кто поедет? Через весь юго-запад считай... нет, это вряд ли. Гораздо лучше было бы написать кому-то из ваших знакомых, кому вы доверяете. Есть у вас такие?
У тебя таких вроде как не было.
– Да ну бросьте! Перечислите ваших знакомых, сейчас кого-нибудь да отыщем! – возразил Джесс.
Ты стала загибать пальцы.
В Новом Орлеане – Элизабет Дюпон... еще пара знакомых дам в городе... Нет, эти палец о палец ради тебя не ударят. Несколько знакомых мужа... ну, понятно, без комментариев. Боб Биклз, арендатор на ферме дедушки? Да вряд ли он сможет что-то разузнать, ему работать нужно. Соседи рядом с Вилла Дарби? Доротея Ламарк, та девушка, которую ты называла
mia cara две, а то и три, жизни назад, когда еще не стреляла в людей, не играла в покер, не выходила замуж за торговцев хлопком? Нет, она тебя едва ли вообще вспомнит, а уж делать что-то для тебя... Получается никого...
– Да не может быть! – возразил Джесс. – У вас же наверняка были поклонники! Я не поверю, что не было! Наверняка они за вами стаями ходили!
И тут ты вспомнила Джеффри Лежона! Да-а-а, учитывая, как тебя принимали у него дома, когда ты была "в бегах" после шоу-дауна с братом, пожалуй, именно ему-то и можно было написать ничего не опасаясь! Может быть, он еще не женился! Ну, а даже если женился, не может быть, чтобы он уж совсем тебя забыл! Он ведь тебе письма писал во время войны. И уж вряд ли Джеффро, который ушел в армию с горя, потому что ты отказала ему, побежит закладывать тебя твоему мужу.
Ты поделилась этой историей с Джессом, немного сократив подробности.
– Так напишите! – сказал Скиннер. – Обратный адрес поставьте мой. Письмо будет у меня, и я вам его перешлю в Денвер или туда, где вы будете в этот момент.
***
В Денвер вы приехали на дилижансе.
Город этот стоял у подножия скалистых гор, и их увенчанные белыми шапками пики живописно вырисовывались на фоне синего неба. Денвер был невелик – пяти тысяч жителей бы не набралось, но город это был довольно деловой. Последние годы ему приходилось несладко – то большой пожар, то наводнение, то набеги индейцев на окрестности... А в 1867 стряслась напасть похуже – оказалось, что железная дорога через Денвер не пойдет, а пройдет через Шайенн. Но обо всем по порядку.
У каждого города есть своя загадка, и у загадкой Денвера было, собственно, почему он оказался крупнейшим городом Колорадо? То есть, понятно, что через него шли маршруты в поселки золотодобытчиков в горах, в него приезжали фермеры за покупками и привозили скот на продажу... но не было рядом ни мощной караванной тропы, ни реки с оживленным судоходством, ни перекрестка дорог. Грубо говоря, точно такой же город мог возникнуть на месте Аурарии или Голдена – и чем Денвер так их обставил, было неясно, ведь на некоторое время он даже утрачивал статус столицы территории. Дело вероятно, было в его жителях – они тебе сразу показались ребятами активными, прогрессивными и устремленными в будущее. Это был молодой город – он только-только отпраздновал своё десятилетие (пока что без помпы, потому что городом он стал только в 1861), но уже сейчас тут строили дома из кирпича, тогда как в Шайенне всё еще ютились в палатках и фанерных домиках на каркасе из досок.
Вы сняли комнаты в отеле (он назывался "Вайолет Пэлэс"), и тебе твоя комната понравилась – она выглядела просто, но была обставлена с некоторым вкусом, даже можно сказать стилем, и её нельзя было назвать убогой. И еще – чистота: тут не было прожженных папиросами ковров и отслаивающихся обоев, как в каком-нибудь Эбилине, ни намека на клопов или тараканов.
Азартные игры в Денвере были запрещены. Вернее, игры были разрешены в формате благотворительности – каждый игрок приходил с определенной суммой, а потом победители жертвовали выигранное на какое-нибудь хорошее дело: школу, больницу, благоустройство улиц. За нормальные игры полагался штраф, за содержание казино – месяц тюрьмы или общественных работ и тоже штраф, покрупнее.
Но так было, конечно, только на поверхности – в таком городе, находившемся на перепутье, не могло не быть своего "плохого района". Он и был – на Маркет-Стрит. Он выглядел не так непотребно, как Жженка в Омахе: пьяные не валялись по канавам, сомнительные девицы не дефилировали по улицам, а шторы на окнах были спущены. Днем Маркет-Стрит даже производила впечатление обычной улицы, на которой отчего-то многовато ресторанов. Но по вечерам тут было всё, что нужно, разве что опиумных курилен еще не подвезли. Хёрди-гёрди-гёрлз из дансингов, певички из баров, да и просто красотки тут имелись в количестве – было где потанцевать, было где выпить, было с кем развлечься. При этом заведения старались хотя бы для виду выглядеть респектабельно – позади стоек выстраивалась батарея бутылок с витиеватыми названиями и яркими этикетками, медные плевательницы были начищены до блеска, а барышни прилично одеты, а не в одной шали поверх камизольки. Стало ясно, чего это Кареглазый с напарником тогда забыли в Денвере – марку город держал настолько, насколько это возможно было для дальнего фронтира.
Ну, а с картами дело обстояло так – в некоторых заведениях имелись "приватные комнаты" для "особых гостей". Если происхождение человека было вполне понятно, и проблем от него не ожидалось, его туда пропускали без проблем. Но чтобы туда попали респектабельные господа, за них должен был либо кто-то поручиться, либо к нему присматривались, наводили справочки. Расселл об этом догадался, и после первого фиаско ("А где у вас можно поиграть?" – "Увы, даже и не знаю") сказал, чтобы ты не переживала, мол, надо подождать. Вообще в здешних барах на тебя смотрели, как на диковинную птицу и делали лицо "Мадам, а вы что здесь забыли?!" – ты и в компании капитана чувствовала себя неуютно, а без него бы отсюда вылетела пулей через пять минут. Было удачно, что ты приехала в Денвер с ним, а не сама по себе, и еще более удачно, что ты не успела сделать себе имя, как журналист – журналиста бы в игру точно не пустили, в этом не было сомнений. Огласки тут никто не хотел.
Несколько дней вы отдыхали от карт – сходили в театр, очень даже неплохой. Играли, к твоему удивлению, пьесу "Под газовым фонарем" – то есть, "свежак", вышедший на востоке два года назад. Там даже была сцена, как человека привязывают к рельсам, но поезд в последний момент останавливается – позже ты поняла, что для Денвера, с учетом его ситуации, это выглядело, как насмешка, но почему-то людям настолько нравилась эта сцена с имитацией стука колес и паровозного гудка, что они приходили посмотреть именно на неё и оставались в восторге. Капитану тоже понравилось – он обмолвился, что не очень любит классические пьесы вроде Шекспира, а больше предпочитает современное – ближе к жизни.
Вы посетили несколько ресторанов – капитан везде угощал тебя. Самым примечательным из них оказалось заведение Нолы Джейн – ресторан Луизианской кухни! Он находился в самом конце Маркет-Стрит, вы чудом до него добрались, и какого было слышать тут твой родной акцент. Готовили, как принято в Луизиане, с обильным добавлением перца. Капитан об этом не знал и чуть не заказал "скачущего Джона". Ты поборола искушение посмотреть, как он будет это есть, и сказала, что будь он хоть трижды кавалерист, этот штурм не стоит жертв. Тогда он заказал устрицы и форель а ля мёньер в обжарке из муки, и остался очень доволен. Себе ты взяла этуфе из раков – оказалось, ты по нему изрядно соскучилась за четыре года! Хозяйка, миссис Джейн, была дамой очень приятной, хотя и простого нрава, но ничего про Ново-Орлеанские дела не знала – она была сама не из столицы.
Вы погуляли по городу, познакомившись с его районами – Лодо был нищебродским кварталом с дешевыми рюмочными, а Даун-таун – очень приличный, с красивым особняком губернатора. Между вашим отелем и Маркет-Стрит находился район выгоревших в пожар заброшек, которые сейчас активно отстраивались – некоторые здания были переоборудованы под склады, другие росли на глазах, третьи застыли в начальной стадии реконструкции.
У вас было время и пообщаться, и вы начали говорить про книги. Оказалось, что капитан до войны прочитал довольно много книг, в том числе и таких, о которых ты не знала, но на войне отвык от этого и в разъездах читал больше легкие романчики. Однако тяга к серьезной литературе в нем была, и еще какая. Он рассказал тебе о романе, про который ты даже не слышала – он назывался "Моби Дик": про то, как какой-то сумасшедший капитан ловил белого кита. Тебе стало интересно, и капитан пересказал тебе книгу довольно подробно (всё равно вам было особенно нечем заняться), но – примерно до половины, потому что сам его не дочитал. Это была толстенная книга, и капитан не стал брать её с собой на войну.
– Она была слишком тяжелая, а на войну надо идти налегке. К тому же эта книга умнее меня, – сказал он, подумав. – Она... не как прочие. Другие книги я читал для удовольствия, а с этой сражался. Она – не друг мне, она словно бы мой враг, которого надо победить, и при этом она умнее меня. Но и её я добью однажды, обязательно, когда будет время. Не хочу подходить к ней просто так, между делом. Её надо читать вдумчиво, понимаете? Не на станции в отеле. Это великая книга, все всякого сомнения. Вроде Библии, только не про то, что было давным давно, а про таких людей, как мы.
Потом Капитан пригласил тебя в дансинг. Он выбрал самый приличный из всех, но все равно место было...
пресомнительное – с платными танцовщицами.
– В иных обстоятельствах я бы вас сюда не позвал, – сказал он. – Но надо показать, что мы не чураемся местных развлечений.
Вы там потанцевали. Ну... потанцевали и потанцевали! Небо в Южный Платт не обрушилось. Это было против правил, но ты же в Денвере не замуж выходить собиралась, верно? Репутация... репутация как репутация – девушка с востока путешествует и развлекается в компании друга, вот и всё. Вопросы? Задайте. Сплетни? Сплетничайте себе на здоровье. Да и не было у тебя тут подруг, чтобы они между собой посплетничали. Ты же не на бал к губернатору тут собиралась ходить, а в казино!
Однако потом, когда вы дошли до отеля и уже было попрощались у лестницы, капитан вдруг окликнул тебя по имени.
– Кина...
Ты обернулась, удивившись – раньше он так тебя не называл! Ты вгляделась в его лицо, освященное лампой на угольном масле, что висела на стене, и на мгновение испугалась, до того его лицо переменилось! Было в его взгляде что-то "оуэновское", только капитан тебя взглядом не раздевал. Он скорее обнажился сам. Но на лице у него проступило что-то истинное, настоящее, не замаскированное – и что-то... огромное? Что-то первобытное.
– Что?
Он то ли понял, что ты странно на него смотришь, то ли почувствовал, качнул головой, стряхнул это выражение и словно маску надел – и опять был тот же подчеркнуто вежливый, немного строгий капитан Расселл.
– Ничего, мисс МакКарти. Я хотел сказать, завтра попробуем еще раз насчет карт. Доброй ночи.
Он тогда не отвернулся и посмотрел тебе вслед – ты точно это знала, затылком чувствовала.
В тот вечер ты и поняла, что это за человек. Капитан Расселл – это дикий, яростный зверь, который заперт и обречен жить среди людей, но где-то в глубине души, он не капитан Ахав из его любимой книги. Он – Моби Дик, гигантский хищный кит, он – стихия, ломающая головой деревянные переборки кораблей... только стихия укрощенная. Он сам себя укротил когда-то, подчинил, сжал в кулаке, надел на себя ошейник и выдрессировал. Из него получился бы превосходный бандит – не знающий ни жалости, ни сострадания, расчетливый, дерзкий и изобретательный... да вот не получился. Где-то в жизни он почему-то то ли взмахнул плавником, то ли крутанул штурвал, и переложил курс бесповоротно.
Тебе открылось, отчего в первый раз испугались его Шрамчик с Пауком – испугались этого "кита": не сомневающейся природной мощи, повернувшейся к ним пастью, шевельнувшей хвостом и ускоряющейся с каждым мигом. Они почуяли, что столкновения им не пережить, и сбежали, оставив деньги. А во второй раз, когда у вас был шоу-даун в их отеле, не испугались – ведь капитан был в тот раз не такой. А не такой он был потому что рядом была ты.
Зарабатывал ли он с тобой больше, чем сам по себе – да сложный вопрос! Нужна ли ты ему была в качестве попутчика? Черт его знает. Он позвал тебя с собой не поэтому. Вернее, он убедил себя тогда, что ему нужен партнер, убедил надежно, был теперь уверен в этом... Но все было посложнее: ты его чем-то зацепила за живое, вонзила в него гарпун, который не позволял зверю ни уйти под воду, ни вынырнуть. Ты поняла, что его чувства – не то же самое, что у Джесса Скиннера, которому просто нравилась твоя улыбка. Его чувства, если можно было их так назвать, или скорее, смутные ощущения, было для него чем-то неестественным, чем-то таким, что заставляло бешеного зверя, стянутого со всех сторон сетью из правил, условностей и прагматичных принципов, волноваться и шевелить хвостом.
Было понятно, что капитан во всем этом не признается тебе никогда, потому что словами трудно описать такое состояние. Раньше у него была цель – заработать денег на другой образ жизни, он ведь не любил карты и только работал за ломберным столом. Но теперь... теперь, скорее всего, когда вы расстанетесь, он так и будет метаться по свету, пока твой гарпун из него не выпадет, а после – искать новый.
Стоило ли его опасаться? Чутье подсказывало тебе, что, пожалуй, нет – он слишком хорошо умел держать себя в руках. Хотя...
На следующий день вам улыбнулась удача – какой-то невзрачный посетитель в баре невзначай подсел к вам и спросил, не вы ли интересовались по поводу игры. Оказалось, что интересовались. Тогда он попросил вас "подождать полчасика", и спустя минут сорок вас пригласили в заднюю комнату.
Там было два стола, и вы с капитаном разделились.
И пошла игра!
***
Потом ты будешь вспоминать эти денверские игры, как одни из самых жестких и сложных в своей жизни.
Я немного забегу вперед – через неделю к вам обратился еще один невзрачный человек и обрисовал условия: как профессионалы, вы должны платить Большому Вилли. Такса была жесткая – двадцать пять долларов... в неделю! Но оно того стоило – в Денвере не играли на пятаки.
Смысл был в том, что некоторых людей, которые очевидно приехали, чтобы "попытать счастья", в игру пускали без всяких проверочек – это были те, кто в городе явно проездом. Шершавая публика, навроде охотников на бизонов, ковбоев (да, в Денвер уже гоняли стада по тропе Гуднайта-Лавинга, пусть и не так активно, как в Эбилин), старателей да и просто проезжающих мимо, тут приветствовалась, и этим джентльменам страшно нравилось, что их "пускают в серьезную игру" – игра "в задних комнатах" придавала остроты ощущений. Но за каждым столом всегда был как минимум один, чаще два профи – и смысл был в том, кого из собравшейся компании он в этот вечер укатает до самого донышка. Все профи платили Большому Вилли, как и вы – деньги отдавали бармену в "Райт'с Боардин Хаус, Бар энд Рестарант". Кто-то платил побольше, кто-то поменьше, но такса была у всех, поэтому играли тут безо всякого джентльменства и безо всякой пощады – "строго по Хойлу". В отличие от Шайенна, здесь в основном играли честно – у тебя были подозрения по поводу парочки случаев, но ничем подтвердить ты их не могла – потому что хозяева не хотели привлекать к игорному бизнесу лишнего шума. Вернее, не то чтобы совсем честно... Здесь не передергивали – это да. Но когда за столом из пяти-шести человек двое были хорошо знакомы и отлично друг друга понимали, это было совсем не то же самое, что играть против просто хороших игроков. Бывало, что профи соперничали, но чаще наоборот игра у них ладилась – один пасовал, когда другой играл, и наоборот, а выиграв друг у друга, они частенько давали товарищу шанс отыграться на "недотепах". Была ли у них какая-то система, вроде той, что вы разрабатывали с Лэроу? Наверняка была – но работала она без слов. Должно быть, более примитивная, но сложнее интерпретируемая. Ты заметила повторяющиеся жесты: дотронуться пальцем до портсигара, вскинуть бровь, потереть подушечкой пальца нос и тому подобное. Что из этого было просто привычкой, а что – знаком соседу? Ты разгадать с ходу не смогла.
Все это вызывало небывалое, постоянное напряжение. Стоило зазеваться, "не понять, что он понял", вылезти на торгах с плохой картой – и можно было лишиться всего заработка за вечер. Капитану всё нравилось – он, как типичный пехотинец, брал свои деньги не на крупных блефах, а твердо повышая ставки на первых кругах торгов и заставляя остальных пасовать в начале. У него была своя проработанная система на этот счет, основанная на вероятностях, считал он хорошо, так что свои пусть несколько десятков долларов за вечер он снимал. Но тебе, привыкшей блефовать безо всякой совести, доводилось обжечься по крупному – например, разуть долларов на шестьсот двух старателей и всё скинуть скучному господину с красивым перстнем на тонком пальце (ты про себя его так и называла – Скучный, хотя его фамилия была Дарси).
Давила на нервы атмосфера – очень уж эти "задние комнаты" напоминали ту, курительную, в Эллсворте, только часто еще были с глухо завешенными окнами или вообще без окон. Комнаты были вроде бы чистые, но прокуренные насквозь – курили тут вне зависимости от того, была ли за столом дама. Ты помнишь, как табачный дым поднимался к потолкам и зависал там облаком – частенько в этих игорных было душно. Оборудованы они были все очень похоже – так, чтобы сойти за гостиную или кабинет: с креслами, прямоугольными, а не круглыми столиками без сукна, у стены часто стояла софа или сайд-борд. В качестве "комлимента от заведения" в таких комнатах часто был бар, причем бесплатный – чем больше гости пили, тем больше проигрывали, а чем больше проигрывали, тем лучше шел бизнес у всех.
Первый месяц игры у тебя, скажем честно, не задался – оказалось, тебе еще как есть чему поучиться у местных. Тебе открылось то, чего не сказал (а может быть, говорил, но ты не всё запомнила) Лэроу – профессионалы блефуют не на высоких, а на низких ставках, а на высоких пасуют: раздевать человека надо не выигрывая у него раз за разом состояние, а не давая ему отыграться за мелкие проигрыши крупным выигрышем. Раньше ты редко блефовала, если у противника на открытых улицах была пара (Лэроу так делать не советовал), но именно в Денвере ты заметила, что местные профи именно в этой ситуации и блефуют – потому что пара-то есть, ага, и может быть человек соберет фулл-хаус, но скорее всего пара значит, что у него не флэш и не стрит, а фулл-хаус выпадает редко, и с этой парой человек в серьезную драку не полезет.
Но постепенно ты привыкла ко всей этой напряженной обстановке – теперь уже необходимость работать, а не ловить удачу и азарт, не вызывали того отвращения, как раньше. А если вызывали – у тебя был морфий.
Оказалось, что морфий дает не только возможность выспаться – бывало, что на тебя нападала неуверенность. Обычно карты все же были игрой не только тактической, но и стратегической – приходишь, посмотришь, кто за столами сидит, какая публика подбирается, и решаешь, с кем стоит столкнуться в бою, а с кем – нет, спасибо, сегодня нет настроения на выматывающее перекидывание "пас-рэйз-чек" до полуночи. Но в Денвере ты всегда знала, что игра будет именно такой – без веселого и лихого "ох, как я их сделала!", а "пять раз подумай, один раз скажи пас". И невольно подкрадывалась мысль: может, пропустить денек вне очереди? Но двадцать пять долларов в неделю с неба не падали, да и за отель платить надо было (он стоил не таких бешеных денег, как Коззенс-Хаус в Омахе, но приличненько), и еще... и еще у тебя ведь были обязательства перед партнером. Тогда, если Расселл уже ждал, ты просила его подождать с час или говорила, что придешь попозже, разводила морфин, как показывал доктор, делала укол – и беспокойство проходило.
Вместо него через четверть часа после укола приходило тепло – оно мягко прокатывалось по телу несколько раз и пульсировало в голове. Потом наступала легкость – вдруг, как удар: пух! – и тебя лишило веса. Появлялось ощущение, что ты вся такая невесомая, что если хорошенько встанешь на цыпочки, то можешь оторваться от пола и поплыть по комнате, как табачный дымок – ты даже разок попробовала, но голова закружилась. А за легкостью следовала безмятежность – всё становилось как минимум неплохо, а иногда – просто замечательно. Потом накатывала слабость – не хотелось никуда идти, хотелось полежать или посидеть в кресле и еще... хотелось мужчину. Несильно – настолько, что ты улыбалась этому легкомысленному желанию, да и всё.
К концу первого часа после укола ты становилась вялой и сонной – и если бы ты вставала, как все нормальные люди, часов в шесть утра, ты бы в этот момент и засыпала. Но поскольку, как и большинство картежников, ты обычно просыпалась поздно, то сделав укол часиков в пять или шесть, ты не проваливалась в сон, а просто немного дремала – приятно было в этой полудреме мечтать о чем угодно. К семи часам дрёма совсем рассеивалась – и ты в отличном расположении духа готова была идти хоть куда. Играть – так играть. Проиграть казалось нестрашно – без проигрышей не бывает выигрышей, верно? Голова не была тяжелой, хотя соображала ты, возможно, не так же хорошо, как "чистяком", но зато под морфином отлично, невозмутимо блефовалось, а проигрыши не выбивали из колеи. Без морфина ты выигрывала, а потом проигрывала и уже не хотела играть дальше. Под морфином ты проигрывала полстека, а потом игра выравнивалась – ты отпасовывалась от профессионалов, но ловила ковбоев, заставляя их смешно морщить лбы и долго думать, прежде чем скинуть карты – и в итоге выходила в небольшой плюс. А иногда и в большой!
И если первый месяц в Денвере получился в убыток, то к середине второго ты прибавила к своему достатку пару сотен даже с учетом всех расходов. Дело пошло. А морфий стал из лекарства... другом. Он был надежнее, чем алкоголь, и работал всегда одинаково. Как хороший напарник, да-а-а.
Капитан тебя тоже подбадривал – он никак не обозначал раздражения из-за твоих убытков, и говорил, что к местной публике надо привыкнуть, но что потенциал у городе неплохой. У него тоже все заладилось не сразу – поначалу он больше топтался на месте.
– Главное – осторожность, – сказал он однажды. – Не в смысле в игре. Я про другое. Не ходите играть без меня – это главное.
Ты сказала, что вроде бы тут безопасно – хозяева за этим следили сами.
– Ага, – согласился он. – Этот город прячет зубы. Но однажды он может их показать. Тут есть свои зубастые твари.
Ты спросила, кого конкретно он имеет в виду.
– Должны быть. Тут все у всех схвачено, и все про всех всем напевают на ушко. Поэтому все не так примитивно, как в Омахе или Шайенне. Но свои подонки тут точно есть, я уверен.
***
Между тем, вы узнали, чем город дышит в последнее время. То есть, вы и раньше слышали про дорогу "Денвер-Пасифик", но только теперь, почитав местные газеты, поняли, что происходит.
В июле прошлого года "Юнион-Пасифик" объявила, что трансконтинентальная дорога пройдет не через Денвер, а через Шайенн. Стало понятно, что у города один шанс не стать захолустьем предгорий – бодро построить свою ветку до Шайенна. Но если Аурария к этому моменту превратилось в Денверский пригород, то Голден все еще оставался конкурентом Денвера – и оттуда тоже решили построить свою ветку. Надо было торопиться. Губернатор объявил сбор средств в самом Денвере и в соседних округах – собрали почти триста тысяч! Но этого оказалось мало, и проект повис на нитке. Дело в том, что Конгресс пообещал выделить под строительство землю, но только если "Денвер-Пасифик" продемонстрирует наличие достаточного капитала, чтобы закончить дорогу в оговоренные сроки, а иначе приз мог уйти Голдену. Денверу срочно нужны были деньги, и много. Кто мог их дать? Все говорили только об этом.
И тут к тебе в отель пришло письмо. Вернее, два письма, а потом оказалось, что три! В большом конверте от Джесса Скиннера была короткая записка, написанная его рукой, и нераспечатанный конверт от Джеффри Лежона.
Джеффри выражал свои уважение, восхищение и так далее – ну, все, что положено южному джентльмену выражать. Он написал, что к превеликому сожалению, ему удалось доподлинно выяснить, что майор Деверо был мертв – он скончался от полученных при аресте ран в шестьдесят четвертом году. Однако дальше тон письма становился приподнятым – оказалось, что Джеффри сумел связаться с твоими родителями и прилагал... письмо твоей матери, миссис Флоры Дарби!
Ох. С первых строчек становилось ясно, с каким трудом матери далось это письмо.
В начале там шло каким-то дурацким старомодным слогом про бога и про то, как она рада. Чувствовалось, что она просто в растерянности и не знает, как выразить свои мысли, а мысль там была одна: "Господи, слава богу, доченька жива!!!" – но так писать было не принято. Да и вообще, много ли писем в своей жизни написала твоя мать?
Потом она рассказывала, как обстоят дела.
Твоя семья теперь жила в Новом Орлеане. После войны папа нанял для плантации управляющего, а сам переехал в город-полумесяц, потому что у него возникли трудности с уплатой налогов, и он решил поправить своё положение, на старости лет ввязавшись в хлопковый бизнес. Однако (и скорее всего, хотя никаких улик не было, не без помощи Мишеля) он на этом деле прогорел, да так, что потерял вообще всё (он еще и, похоже, жил не по средствам). Сейчас они все обретались у Мишеля на правах приживальщиков. Плантацию пришлось продать с молотка. И как думаешь, кто её в итоге купил!? Мама даже подозревала, что и управляющего папе сосватал твой коварный муж, и что именно управляющий там все разворовал и развалил. Сейчас плантация давала стабильный доход, который шел в карман Тийёля. Из законодательного собрания его с введением военной администрации сначала поперли, но так как он не служил в армии, то сумел пролезть в республиканский парламент, отстаивая там интересы южан, и стал партнером и приятелем ни много, ни мало генерала Лонгстрита. Мама писала, что в Новом Орлеане он, должно быть, в первой сотне самых богатых и влиятельных людей.
Мама также написала, что в городе на тебя выписан ордер за убийство, что срока давности по этому преступлению нет, и что если ты приедешь, тебе грозит суд. Но она очень хочет с тобой повидаться, и если ты будешь где-нибудь в Миссисипи или в Техасе, вы могли бы встретиться там, а деньги на поездку она как-нибудь найдет.
Лежон, конечно, не мог ей рассказать, как у тебя дела и чем ты занимаешься (потому что не знал), поэтому последняя часть письма состояла из многочисленных вопросов о том, как ты живешь.
Вот такая тебе пришла корреспонденция. Рассказала ли ты о ней капитану?
После этих писем невозможно было не сделать укольчик – просто чтобы успокоиться.
***
Через некоторое время, должно быть, через неделю, случилось еще одно примечательное событие.
Как бы то ни было, надо было собраться и играть дальше – счета сами себя оплачивать не собирались.
Вы пошли в "Райт'с Боардин Хаус, Бар энд Рестарант" – несмотря на название, это был по большей части бар, немного бордель и совсем чуть-чуть ресторан.
Игра пошла хорошо, и ты осталась в плюсе долларов на сто пятьдесят, хотя капитану не везло. Ты решила не испытывать судьбу и пойти домой, хотя до полуночи было еще далеко. К тому же, от духоты и сигарного дыма у тебя слегка разболелась голова. Капитан попросил подождать еще минут двадцать, и ты вышла из игорной залы и заказала коктейль в баре. День был будний, кажется, четверг.
Не успел бармен поставить перед тобой коктейль, как рядом нарисовался невзрачный человечек – ты уже поняла, как это происходит в Денвере, но этот был, кажется, самым невзрачным из всех – коротышка ниже тебя ростом. Он выглядел обычно, носил дешевый костюм, и только золотая цепочка от часов показывала, что хоть какие-то деньги у него все же есть.
– Мадам, – сказал он. – Моя фамилия Скотт. А вас зовут мисс МакКарти, верно? Позвольте мне угостить вас этим коктейлем, а за это я прошу возможности поговорить с вами наедине.
Ты немного опешила – тебе показалось, что он принял тебя за проститутку, и это такой подкат на миллион. Это было бы в высшей степени возмутительно.
– По деловому вопросу, – добавил он тут же, заметив твоё выражение лица. – Это разговор не для посторонних ушей. Мы поговорим на втором этаже, пока ваш партнер играет, а коктейль вам принесут.
Ты подумала – а почему нет? Это не Жженка – тут тебя не заманят куда-то, чтобы и вправду сделать проституткой. К тому же, этот мистер Скотт не выглядел угрожающе, но при это вел себя чертовски уверенно. Это выглядело даже немного забавно – откуда у такого мелкого шкета столько прыти?
Ты пожала плечами и сдержанно кивнула.
Он двинулся к лестнице.
– А за коктейль вы не хотите заплатить?
Он обернулся, моргнул, не сразу поняв, в чем дело.
– Ах, коктейль... Я так понимаю, моя фамилия вам ничего не говорит?
– Нет.
– Ясно. В Денвере я также известен, как Большой Вилли. Думаю, вам не надо беспокоиться о коктейле, ведь "Райтс Боардин" – моё заведение.
***
– Всё, что прозвучит в этой комнате – не для посторонних ушей, – сказал он. – Вы, конечно, слышали, о строительстве железной дороги? Я человек деловой, перейду к делу сразу. Есть один проект её финансирования со стороны... со стороны "Канзас-Пасифик". "Кей-Пи" присылают человека, который будет вести переговоры. Этот человек – большой любитель поиграть в карты, но люди его калибра по кабакам не играют, поэтому специально для него будет организована закрытая домашняя игра в покер в частном доме. Я хочу, чтобы вы на ней присутствовали.
Ты спросила, зачем?
Он помолчал, раздумывая, как бы это объяснить.
– Видите ли... есть деловые интересы, а есть личное впечатление – иногда оно играет не меньшую роль. Впечатление должно быть превосходным. Впечатление высшего сорта, так сказать! Во-первых, дама вроде вас украшает любое общество. Во-вторых... Для полного эффекта этот джентльмен, конечно, должен выиграть. Но вот тут кроется некоторая проблема. Дело в том, что человек этот терпеть не может взятки и всяческую игру в поддавки – его поэтому и послали, и если кто-то проиграет ему специально – он может это заметить и обидеться. А если он сам проиграет – расстроится. Однако он испытывает легкое предубеждение по отношению к женщинам, ну там, знаете, мол, дамы – существа легкомысленные, и всё такое. Вы хорошо играете, но если в ключевой момент вы сблефуете слишком явно – он не почувствует подвоха. Иными словами, вы должны проиграть, но сделать это естественно и... так сказать по-женски.
Ты спросила, а в чем твой интерес?
– Вы войдете в игру, – сказал он. – Стек – две тысячи долларов. Естественно, я вам их выдам. Проиграйте ему две штуки, но все, что вы до этого момента сумеете выиграть у остальных, оставьте себе. Возможно, ничего, но вы ведь ничем и не рискуете. К тому же... к тому же, игры в этом городе держу я. Согласитесь, если вы собираетесь зарабатывать здесь на жизнь игрой, оказать мне услугу – неплохой ход.
Ты спросила, а откуда у него уверенность, что ты именно тот человек, который ему подходит?
– Я навел справки. И потом, я неоднократно наблюдал за вашей игрой.
Ты сказала, что как-то не припомнишь, чтобы вы играли за одним столом.
Скотт коротко, сухо рассмеялся. Ты поняла, что человек-то он только с виду невзрачный, а на самом деле жесткий, как доска.
– Мисс МакКарти, – сказал он. – Вы действительно полагаете, что в моем собственном заведении мне нужно обязательно играть за столом, чтобы видеть игроков?
Он покачал головой.
– Если нужно подумать – подумайте. Жду вашего ответа завтра до полудня, найдете меня здесь. Игра будет послезавтра. Ах да, важный момент. За столом будет пять человек, кроме вас. Один из них будет в курсе, а остальные – нет. Имейте это в виду. И конечно, игра должна быть кристально честной. За вами вроде трюкачества не водится, но предупреждаю на всякий случай. Если у вас есть вопросы – я слушаю.