'BB'| Trainjob: The Roads We Take | ходы игроков | Дарра Дайсон (зима-весна 1868)

  Сначала показалось, что придется-таки ехать к загону Тимберлейка (само ранчо его было вдалеке от города) и расспрашивать там, потому что беглые расспросы прохожих ни к чему не привели.
  Но тут тебе повезло. Ты ехал по главной улице и спрашивал у всех встречных, не видел ли кто трех джентльменов ("Двое одеты прилично, а один вроде ковбой, парень, что у Тимберлейка работает, видели, куда поскакали? – Не, ничем не могу помочь"), когда тебя вдруг окликнули сверху.
  – Мальчик! Ты заблудился? Ты не нас ищешь?
  Ты поднял голову. Это были барышни, стоявшие на балконе "Куин оф Хартс". Той здоровенной бабы, которой испугался Рин-Дин-Дин, сегодня не наблюдалось. Ты спросил у дам, куда поскакали три всадника.
  – А на что они тебе? Давай лучше к нам! – крикнула одна из "фей".
  Ты сказал, что они у тебя украли деньги, вот вернешь их, тогда, может, и да.
  – Туда поскакали! – махнула рукой одна из "ненастоящих леди". – На восток, к Салине.
  – Мы будем ждать! – засмеялись остальные.

  Ты приободрился, заехал в магазин, купил бекона и сухарей, а также спросил, нет ли подзорной трубы или бинокля.
  – Бинокля нет, но вот подзорную трубу я вам организую! Всего тридцать два доллара! – ответил продавец в клетчатом костюме.
  Цена была несусветная! Продавец принялся подробно рассказывать тебе достоинства такой трубы, попутно выспрашивая, зачем она нужна, "чтобы лучше вам что-то посоветовать".
  В итоге через пять минут ты безоговорочно признал, что без трубы жизнь твоя бессмысленна и бесполезна, и все же согласился.
  – Ну, тогда с вас половина! Шестнадцать долларов! Можно даже пятнадцать! – обрадовался улыбчивый румяный дядька в клетчатом костюме и фартуке.
  Ты полез за деньгами, а потом спросил, почему, собственно, половина?
  – Так мне её заказать надо из Канзас-Сити. Через недели две привезут, самое большое!
  Проклиная этого румяного дурака, похитившего у тебя время, ты выбежал из магазина и вскочил в седло. Медлить было нельзя.

  Однако настичь мошенников оказалось непросто. Во-первых, уехали они по дороге, а следов на этой дороге было столько, что в глазах рябило. Какие из них нужные? Никаких особых примет их лошадей ты не знал, ну там, у какой подковы не хватает или что-то в этом роде... Не свернули ли они куда-нибудь? Черт его знает...
  Во-вторых, лошадь у тебя была все та же, купленная весной вместе Коулом в Денвере, а она и тогда звезд с неба не хватала, а за летний перегон и вовсе отощала и вес так толком и не успела набрать. Это было плохо. У тех ребят наверняка были хорошие лошади.
  Ты скакал по дороге, переходя то и дело на шаг, чтобы не заморить свою кобылку (кстати, как её звали?). А на горизонте – никого. Тебе попался дилижанс, ехавший навстречу, но он даже не остановился, когда ты поднял руку. Пришлось сделать привал, чтобы лошадь передохнула, ты решил перекусить, но сухари колом вставали в горле. Мысли о том, что будет, если ты их не нагонишь, сейчас не прогнал бы даже виски.
  Эх, был бы тут Коул, он бы как-нибудь разложил это дело по полочкам, что-нибудь придумал. Да и просто... Ну... он бы, наверное, хотя бы тебе поверил. А теперь кто поверит?
  Хотя теперь и Коул, наверное, не поверит.

***

  Ты вспомнил, как тогда сказал ему: "Слушай, ну хочешь щас по морде дам?"
  Он сначала ничего не ответил, потом посмотрел на тебя холодно, с неприязнью, и сказал медленно, слегка тряхнув головой:
  – Ну, валяй. Попробуй.
  И ты понял, что не надо пробовать, потому что ему и так не фонтан, а когда тебе и так не фонтан, драка выходит совсем другая. И один из вас легко может второму что-нибудь сломать. А скорее всего, сломается навсегда ваша дружба. Дружба – штука сложная, и в одних драках она только крепнет, а в других – разбивается, как хрустальная ваза.
  Не это надо было ему сказать. И не про то, что мол, давай поедем, извинимся. Что-то другое. Может, раз в жизни хотел он, чтобы ты ему посочувствовал. А ты... что-то совсем иное сказал. Возможно, лишнее.
  Больше он с тобой за всю дорогу до Эллсворта не говорил. Правда, в конце, уже уезжая, он сказал, мол, удачи, револьвер дал, сказал, что вернется за тобой. Но за что он переживал, за тебя или за деньги? Ведь за деньги так-то отвечали все четверо, в какой-то степени, верно?

***

  Но Коул не вернулся, и ты был один. Ты встретил на дороге каких-то погонщиков, они, кажется, припомнили, что видели всадников, но тех, которые были тебе нужны, или каких-то других – сказать не могли.

  Потом тебя обогнал дилижанс.
  Ты ехал дальше, думая, а собственно, ну вот увидишь ты их, и что сделаешь? Хорошо, если ты незаметно к ним подойдешь. Подкрасться, наставить на них револьвер. "Отдавайте деньги, сукины дети, я все про вас понял!" Отличный план. А если... если они тебя заметят? Тогда что? Втроем против одного? А если даже все выйдет по-твоему, но они деньги не отдадут... Скажут: "Ты что, парень, белены объелся, это не мы"! Стрелять? Сумки их перетряхнуть? А если в них денег не будет? Возможно, эта мисс МакКарти была права – не стоило так нахрапом на троих-то переть.
  Под вечер, когда солнце уже клонилось к закату, ты вроде бы услышал отдаленные выстрелы. Или показалось? Не, показалось, наверное.

  Потом, в сумерках, ты все-таки доскакал до Салины, изрядно утомив лошадку за сорок миль пути, но так никого и не нашел.
  Салина представляла из себя маленький городок, куда меньше Эллсворта – тут и тысячи человек не жило. Примечателен он был тем, что при нем находилось что-то вроде форта – пятнадцатифутовая стена из бревен, огораживавшая прямоугольник в сорок ярдов длиной и тридцать шириной. В стенах были прорублены бойницы. Форт этот использовался и против индейцев, и против партизан-бушвэкеров, налетавших на городок во время войны. Сам-то городок вырос вокруг торгового поста, который снабжал необходимым поселенцев и проспекторов, ехавших по тропе Смоки-Хиллс в Денвер с его золотыми приисками Пайка, да и с теми же индейцами тут торговали, выменивая на одеяло и порох бизоньи и оленьи шкуры и лошадей. Должно быть, тут закупался провизией мистер Риггс, когда гнал своё стадо еще перед войной.
  Вокруг форта лепились всякие постройки – конюшни, магазины, цирюльня, почтовая станция. Внутри палисада была расположена школа и казарма для солдат. И еще выделялся отель для проезжающих – небольшой и неказистый. Ты был тут не впервые – по дороге в Эллсворт вы эту Салину уже миновали со стадом. Тогда тебе показалось, что более тихого места и нет. А сейчас оно было ну прямо на ушах! Повсюду бегали возбужденные люди с оружием, скакали всадники, разгружались повозки. Дилижанс стоял у станции, лошади были распряжены. Ты увидел и солдат в синих мундирах, кажется, собирающихся в поход.
  Ты спросил у прохожего, что случилось.
  – А вы откуда? – спросил он в ответ. – Из Эллсворта ехали? И ничего не видели по дороге?
  Ты ответил, что ничего, все спокойно.
  – Ну повезло вам, значит! Шайенны напали пару часов назад на путешественников, прямо на дороге! Одного убили и оскальпировали. Но те отбились и привезли его труп. Я сам видел! Без скальпа!
  Выходит, это и были выстрелы, которые ты слышал.
  – Индейцы тут уже года два как успокоиться не могут – как их разворошили севернее, так они всё кочуют туда-сюда, воруют лошадей и скот. Шайенны, мать их. Мы думали, как перемирие подписали в шестьедсят пятом, так и все, а куда там! Только мы не думали, что они так далеко на восток заезжают. Всегда они если и нападали, то подальше, вдоль тропы Смоки Хилл. А теперь вона как! Совсем страх потеряли! Наших солдат-то всего десяток, поедут сейчас искать их. Сержант у них боевитый больно, не боится! А люди-то, кто проездом был, боятся! Дилижанс никуда не поедет теперь дня три, не меньше. Кто их знает, этих индейцев, это кажется, что их пятеро, а за холмом, может, еще сто! Слыхали, как Джулесберг сожгли три года назад? Ну, это далеко, конечно, было, в Колораде, ну а вдруг теперь у нас? Что будет, непонятно. Надо окрестные фермы оповестить.
  Мужичок еще что-то тебе твердил, но ты уже понял, что теперь след совсем затеряется. Ну кто в такой суматохе обратит внимание на трех человек, куда-то там поехавших? Все, пиши пропало. Не до "фальшивых Тимберлейков" теперь всем, теперь у всех индейцы на уме.
  Ты спросил, откуда известно, что это именно шайенны.
  – Да хрен его знает. Ну не шайенны, так дружки их какие-нибудь, арапахо. Кто ж еще-то?

  Ты привязал лошадь у первой попавшейся коновязи и задумался, что теперь делать. И почти сразу услышал:
  – Эу! Дарра! Ты как тут оказался? – это был Коул.
  Он подошел, обрадованный.
  – Ну че, сделал дело гуляй смело? Все в порядке? А я с полдороги назад завернул. Все равно уже немного осталось, они там и вдвоем... – тут ты помотал головой и он напрягся. – Что случилось!?
  И ты рассказал Коулу, что случилось. Он только хлопал глазами, пока тебя слушал, а потом сказал:
  – Жопа! – и задумался. – Не, Дарра, ты не серчай, но история больно мутная.
  Он подумал еще.
  – Не. Я-то тебе верю. Судья вот ни один не поверит. Какие-то два проходимца. Какая-то леди. Пришпилят тебе хищение в крупном размере, там все, что больше пятидесяти долларов в крупном идет. Улетишь на пару лет в какую-нибудь каталажку. Не, это дохлый номер. А че эта леди-то... если она такая вся распрекрасная, в суд с тобой не пойдет? Черт! Как же мутно всё! А че делать? Делать нечего. Ну, может, если сам заявишься в суд, поверят. Но... сам понимаешь, тут поручиться тяжело. Да. Но делать нечего. Ох, чтоб тебя, Дарра, я ехал весь день, только номер в гостинице снял, думал, высплюсь как следует, утром в этот Эллсворт приеду... А теперь-то с этими индейцами... как мы их искать будем? Не, я не хочу, чтобы мне скальп сняли. Он у меня, знаешь ли, не федеральная собственность, чтобы им разбрасываться.
  Он подумал еще.
  – Знаешь что? Надо выпить. А завтра с утра подумаем. А! Я чего шел-то! Я же на труп хотел посмотреть! Пошли, поглазеем.
  Ты сказал, что видел оскальпированного человека, и приятного в этом зрелище маловато.
  – Ну, а я не видел! Пошли, на улице подождешь меня. Сука, гробовщик дерет за показ пятьдесят центов. Из воздуха деньги! Вот был бы это кто-то из этого городишки, черта с два он бы деньги драл. А поскольку человек хер знает кто, то вот так. Пятьдесят центов – и любуйся.
  Вы дошли до дома гробовщика и Коул ушел смотреть тело на задворках, а тебя оставил у крыльца.
  Но не прошло и пяти минут, как он выбежал и позвал тебя внутрь:
  – А ну-ка давай и ты посмотри! Давай-давай!
  Пришлось идти смотреть, да еще и на пятьдесят центов раскошелиться.
  Труп лежал в гробу, волосы его были срезаны ножом. Никто не платил за приведение тела в божеский вид, только, наверное, гроб городишко и оплатил, так что гробовщик ничего и делать не стал – как привезли ему тело, так он его в ящик и пихнул, только руки сложил на груди. Да и опять же, чего людям показывать, если голову накрыть?
  – Че, не узнаешь? – спросил Коул. – Повнимательней глянь.
  Ты "глянул повнимательнее" и с удивлением понял, что лицо трупа тебе смутно знакомо. Это был... это был "детина"! Тот самый, что уговаривал вас деньги ему отдать у загона. Узнать его и правда было непросто – лицо-то перекосило то ли от страха, то ли от боли.
  – Как его убили-то? – спросил Коул у гробовщика, сорокапятилетнего скрипучего джентльмена с седыми волосами, выбивавшимися из-под цилиндра.
  – Застрелили в спину. Наверное, от от них на лошади спасался, а они вслед стреляли.
  – Из чего?
  – Из винтовки, наверное, из чего еще? Я пули не вынимал.
  – А чего не стрелами?
  – А чего, тебе надо, чтоб стрелами? У язычников теперь много этого добра. Сами понапродавали им, а теперь возопили от боли, заскрежетали зубами. Напродают винтовки... револьверы... С войны вон сколько осталось. А еще виски... Ножи да топоры. Спасибо хоть гаубицу им никто не додумался втюхать! А потом удивляются, "а чего не стрелами". Была бы моя воля, я бы им только библии продавал и иголки.
  – А на что им Библии? – озадаченно спросил Коул. – Они же ни хера читать не умеют.
  – А это не главное. Библия – книга столь великая, что клади её под голову каждый раз, когда ложишься спать, и божья благодать снизойдет сама. У вас вот есть Библия.
  – Сохрани Господь! – ответил Коул с сарказмом. – Я её еще чего доброго угваздаю. Я уж лучше так, послушаю умных людей вроде вас – прямо почувствовал сейчас, как благодать за шиворот полилась.
  Гробовщик с сомнением покосился на него.

  Вы вышли оттуда на воздух.
  – Ты понял? – спросил тебя Коул. Лицо его теперь поменялось: оно было какое-то помятое, встревоженное, почти растерянное.
  Ты сказал, что чего тут не понять! Концы в воду теперь из-за этих индейцев. Кто теперь докажет, что эти лже-Тимберлейк и лже-Шеппард вообще в Эллсворте были-то? Раньше хоть детину можно было как-то к стенке припереть. А теперь что? Уехал он из города и уехал.
  – Это-то да, – сказал Коул. – Но это не всё. Нет никаких индейцев. Они его и убили, чтобы не делиться, и чтобы концы в воду. Сняли с него скальп, красавцы, чтобы выдать за индейцев. Еще и переполошить всех, чтобы не до них всем стало. Вот же... Дарра, они очень опасные ребята. С ними надо ухо востро. Но... раз так, значит, они сами-то еще в Салине! Наверняка в отеле и остановились, в том же, где и я. Не могли же они и труп привезти, и сразу уехать? Это странно смотрелось бы, не? Вот что! Пошли-ка поужинаем, но сначала зайдем на конюшню.
  Вы зашли на конюшню.
  – Милейший, – сказал Коул пареньку, ворошившему сено. – Есть четвертак, которому неуютно у меня в кармане. И есть вопрос, который не дает мне покоя. Я хочу посмотреть на лошадей, на которых джентльмены ушли от шайеннской погони. Сколько их было-то кстати?
  "Их было трое, сэр." Две лошади были на месте, а третью, видимо, то ли убили, то ли угнали индейцы. Лошади и правда были подороже твоей – рослые такие морганы с сытыми мордами и толстыми хвостами.
  – Ладно, теперь пойдем поужинаем! – предложил твой партнер. – Только шляпу надвинь пониже. Нельзя, чтобы они тебя узнали.
  Вы пошли есть, но никаких лже-Тимберлейков в столовой не было: может, они уже успели перекусить, а может, им еду отнесли в номер, как "натерпевшимся".
  Зато ты внезапно увидел мисс МакКарти, задумчиво тыкавшую вилкой в стейк за соседним столом с видом настоящей леди.
  Ты поделился этим наблюдением с Коулом.
  – А она здесь откуда!? – поразился твой напарник. – Ничего себе! Так может, она их сообщник? Черт, что-то я совсем запутался.
  Он подумал, прихлебывая кофе.

  – Слушай, – сказал он вполголоса. – У нас два варианта. То есть три. Либо мы сейчас ищем шерифа, выкладываем ему все, и он, если нам повезет, арестовывает всю эту шайку, а если не повезет – нас с фальшивой купчей на руках. Либо черт с ним, с шерифом – завтра утречком раненько выйдем и устроим... засаду, блядь. И знаешь что, Дарра? Нам придется их нахер убить. Нельзя с такими опасными людьми цацкаться. Но это... опасно это... вдруг это и не они вовсе, а ты что-то путаешь? Ты ж их не видел? Не видел. Можем случайно не тех кокнуть. Я вообще-то... я вообще-то в людей никогда не стрелял, брат. И нас если что за это повесят, понял? А еще мы не знаем, по какой дороге они поедут. Но держу пари, что в Канзас-Сити они едут, куда еще-то? Тут больше и ехать, по-моему, некуда. Эх, мало мы про них знаем, конечно.
  Он задумался.
  – Или можем с этой мисс побеседовать уже по-другому. Спросить её, какого черта ей не хочется в суд-то идти с нами? И что она, собственно, знает? Тоже вариант. Может, и передумает. Правда, возможно, она с нами и говорить не захочет. Но что мы теряем? Вроде бы ничего, да?
  Он допил кофе.
  – Мы, конечно, все в этом деле замешаны получимся – и ты, и я, и Прикли, и Рин-Дин-Дин. Но так-то твоя башка под ударом, Дарра. Поэтому и решать тебе. Я схожу еще кофе возьму, а ты подумай хорошенько.

Кобылу Дарра назвал бы Окуньком, если бы она была конём, конечно. А так пришлось Пылинкой-Дасти назвать — за серовато-белёсый окрас. Или, по хорошему настроению, Серпик, Дасти-мун — потому что на сером боку белое пятно полумесяц напоминало. Впрочем, во время погони точно не до благодушия Дарре было. Не пожалел он о более простой кличке кобылки своей, уж столько ругани на неё удобно ложилось!

"Да тя ж ветром сносит, глиста, не весишь ни черта, ааргх!"
"Ну чего не ешь-то ничего, дура-скотина, правда пылинкой стать решила?"
"У-у-у, скелетина, тебя б на одеялко, так ведь всё равно никчёмное выйдет, холодное!"

Ругань позволяла выпускать пар и чуть меньше волноваться перед грядущей встречей с мошенниками... или с отчаянием, в случае если встречи никакой не состоится вовсе. Хорошо даже в каком-то смысле, что кобыла Дарре досталась. На Окунька бы он так ругаться не смог.

Дело у Дарры в целом не сильно спорилось. Шло, так сказать, ни шатко, ни валко. Только повезло с одним - упустил время с другим. Чёрт его дёрнул про бинокли эти дурацкие выспрашивать! Хорошо хоть девчонки с направлением подсказали, и без той громадины своей обошлись, хех. Ей бы указателем работать, издалёче видать!

В общем, плюсов как будто бы было больше, и дорогу Дарра встретил в напряжённо-азартном состоянии. Послание мисс Маккарти передал, совесть чиста. Вот только в дороге чистым долго не останешься — сначала пыль дорожная на пот хорошенько так легла, затем выветрился мало-помалу азарт, а напоследок и мысли тревожные в сердце вгрызлись.

Его-дурака мисс Маккарти от гибели уберегла, а он куда лезет? Всю её заботу насмарку пустил! Леди это же ориентир такой, как там Коул говорил, маяк, да? Он ему-дураку светит-светит, а он прямиком на скалы! И ещё про совесть что-то там придумывает. Послание он передал. Пацана того не видел что ли? Передаст такой, как же.

Досталось на той дороге Пылинке ещё не раз и не два — не получалось иначе у Дарры успокоиться. Эдак совсем перестанет на Серпика отзываться. И всё же лучше с ветром в прериях переругиваться да тварюшку безмолвную понукать, чем через плечо оглядываться и терзаться. Нет, никак нельзя иначе. Жить и не мочь в глаза посмотреть Прикли, Рин-Дин-Дину и Коулу — это и не жить вовсе. Это ж не какие-то оседлые, перед которыми тоже стыдно может быть, но от которых хотя бы на другой конец страны убежать можно. Ковбои — то такие же как Дарра бродяги, дорогой вскормленные и дорогой кормящиеся. Куда от них убежишь? Дорога одна на всех — рано или поздно пресекутся.

Что до суда и угрозы какой-то уголовной, то про это в дороге особо не думалось — страшновато было, конечно, но не так, как в глаза товарищам-партнёрам смотреть. Не знал ведь ничего толком Дарра про то, как суды устроены. Или вообще государство, если уж на то пошло. Так-то, конечно, в детстве громкие дела на слуху были — про Дредда Скотта того же или Джона Брауна тем более, но там и вопросы-то были ого-го, ничего себе, цельное рабство негр смелый оспорить решил, а белый ажно мятеж поднял, устроишь тут суд! Только всё равно это где-то далеко было, а в фермерской-то общине всё обычно внутри промеж собой решалось, кроме того случая с Окуньком (и то там отец плевать на решение суда захотел), ну или максимум - с арендодателем, тем же мистером Крюгером. Да в общем-то большинство проблем с ним и решалось, потому как проблемы обычно там, где деньги, а фермерам-то что между собой делить, все и так бедные ходят да друг у друга занимают в тяжкие времена. Потом на ферме у брата тоже как-то не до судебных процессов было — Пэдди только чуток про банки и ссуды рассказывал, и в его словах оно как-то просто всё звучало, честно что ли. Вот тебе закон-Гомстед всеобщий, вот тебе договор займа со сроками и суммами, как у людей почти, только проценты какие-то там сверху накидываются, типа доля за интерес, чтобы не просто так. В общем, понять можно, особенно ежели рукопожатие представлять, брата и какого-нибудь хлыща в пиджаке, ну ладно, с приятным лицом хотя бы. На ранчо Джей-Арроу Соединённые вообще всё просто было — вот хозяин, вот условия. Нравится — работай, нет — уходи. И то мистер Риггс во многих вопросах по-человечески навстречу шёл, даже закорючек никаких в бумагах не заставлял ставить. Какие уж тут суды? Сколько раз Дарра кукурузу да кур воровал по мелочи, и что-то никто ни про какой суд не вопил, только с ружьишек вдогонку палили, этда, это понятно. Или вот во время перегона из Техаса попробовал бы кто про суд заикнуться из-за суровых порядков мистера Киммеля или из-за рукоприкладства Плейнвью того же — на смех бы подняли. Да, если так посмотреть, обошёл Дарра все суды стороной по жизни.

И тут вдруг такое. Купчая какая-то поддельная, итить-колотить, бороду накладную не разглядел! Охренеть просто, и что же теперь, за такое в суд? Да в чём он-то виноват, Дарра Дайсон? Вон этих лже-Тимберлейков и ловите! Они кашу заварили, а Дарре расхлёбывать, ну как так-то? И вообще, не зря же он про свидетельство так ловко вспомнил в разговоре с мисс Маккарти! Вот написала же она его наверняка, там в отеле в Эллсворте лежит, часа своего дожидается, и там всё чин-чинарём! Ведь так? Ведь правда?

Всё равно под ложечкой-то посасывало. Неприятно так, мерзко, словно в потёмках блуждаешь и нет-нет на хлам какой-то наступишь, головой висанину какую зацепишь. Понимал внутренне Дарра, что не будет никто мошенников ловить, время своё тратить. А вот ущерб с кого угодно возместить — это да, у оседлых это так принято наверно. Чтоб без разбора, до кого дотянулись, того и схватили. Тяжело им-оседлым тянуться-то ведь. Мошенников-то и след остыл, а Дарра-дурачок — вот он, крутится-вертится, правоту свою доказать пытается. Ну уж очевидно же, кого крайним проще сделать, с кого всё стребовать. Так что ли законы их работают? Вот дерьмовые-то законы.

И всё равно это больше в голове было. Догадки, сомнения. А как на него Коул посмотрит и остальные ковбои, это Дарра прям прекрасно знал. С разочарованием посмотрят. Ни хрена не как на того, кто стампид остановил. Как на того, кого Пират за жопу укусил, только вместе с жопой ещё и деньги общие сожрал, и ускакал куда-то в прерии с мстительным ржанием. Как будто плохо его Дарра чистил да мало кормил! Что он этим уродам такого сделал?!

По всему выходило, не мог Дарра Пирата этого не выследить. Не мог не достать деньги из брюха его. Если придётся, даже разрезав. Сможет ли только? Тяжело же. Не коровы ж тупые, что детёнышей собственных на перегоне давят. А Окунька оставлять не тяжело было? А с индейцами да мексиканцами в гляделки играть? А с Недом Сибили драться?! Ух, бывали же передряги, выкарабкался же как-то!

И всё равно в глубине души Дарра чувствовал, что в этот раз всё как-то иначе. Серьёзнее. Ближе, не смотря на то, что мошенников и на горизонте не видать. Да, ближе. Потому что когда на одной чаше весов неизвестная добыча, а на другой — риск пулю схлопотать или по лбу получить, то и в гляделки ещё можно выиграть, и в пьяной драке победить. А вот когда конкретно большие деньги уже в кармане, тут совсем другая игра получается. Совсем не в гляделки.

Примерно о том же самом Дарре сказал и Коул, когда они неожиданно встретились в Салине.
Пересеклись-таки на дороге.

***

— Ну не надо, так не надо, чё сразу в бутылку лезть, — угрюмо отбрехался тогда Дарра, сунув руки в карманы и повернувшись полубоком, дескать всё, мир-мир, — А всё же не давал бы мне батя морквы после подзатыльников, так наверно невзлюбил бы его.

Сочувствие? К Коулу? Сочувствовать оседлому можно, что всю жизнь свою в одном месте смертушки дожидается. Потерявшим мужа Дейдре и братьев Брэди. Галливеру, ни за что ларьятом схлопотавшему, а потом и под копытами стампида сгинувшему. Мало ли кому! Жертвам, не агрессорам. Агрессор на то дел всяких начинатель, что как начал, так и закончить может, а захочет в обратную сторону "агрессировать" — так и сможет, он же своей жизни хозяин, не жертва же!

— А ты всё равно партнёр мой, хоть по-свински себя ведёшь спьяну, хоть Соком Тарантула спаиваешь, а всё равно стараешься правильно жить. Не знаю никого другого такого как Коул Фоулман. И не надо мне.

Развернулся тогда Дарра и ушёл, насупившийся и так и не понявший, к чему сильному сочувствие. Не было у Дарры такой монеты в кармане, а вот признания звенело мало-немало. Сколько было, всё выложил. С тяжёлой головой и лёгким сердцем из разговора вышел.

***

...А Коул всё-таки поверил! И подошёл-то обрадованный — в глазах горело, в голосе трубило, да и явно не хотелось ему чувства скрывать. Видно же было, что искренне беспокоился.

У Дарры сразу от души отлегло, даже обнять партнёра захотелось. Сдержался, всё ж таки дело первей, и дело то серьёзное донельзя. И запутанное. И новое появление мисс Маккарти в том же отеле, где и мошенники заночевать решили, ни разу его проще не делало!

Только к вечеру ближе, когда умный Коул всё разложил по судам да засадам, стало Дарре по-настоящему страшно. Не поверят ему! В доверии всё дело-то. Твой не твой проступок, поди докажи-ка, что не сам эту купчую купил у адвокатишки какого-нибудь, ему же дольку с добычи нарезав. И вот так просто. На два года. В тюрьму, прям настоящую, с прутьями и решётками, гнилой соломой вместо лежанки и баланды вонючей на обед. Завтраков и ужинов там, вестимо, не бывает же. Короче, ужас.

Первой мыслью было — да ну к чёрту этих сукины детей! Будь хоть трижды головорезами они, своего же подельника порешившими, что ж теперь, из-за страха перед ними с чистым именем распрощаться?

Мысль же вторая обернулась совсем иным вопросом. А что лучше-то, чистые руки или чистое имя? И Дарра на всю свою звеняще-трезвую голову так и не смог из себя ответ выдавить. Крючок спусковой наверное легче бы шёл в засаде, чем ответ этот. Дурацкая какая-то игра. Гляделки лучше, честнее. Драка пьяная и то краше. А тут как получается? У тебя украли, но всего лишь деньги, не жизнь же, так? Ну и чё ты тогда пыхтишь в затылок, нарываешься, ставки до дула у виска повышаешь? Обдурился — проиграл, смирись.

В этой игре будто надо было в свой черёд у других красть, нового дурачка искать, исподтишка бить (можно и не насмерть) и мутные схемы придумывать. Тьфу, мерзость. Как у тех самых-то выиграть, которые в первый раз тебя обыграли? Никак, получается. Шериф-то или их арестует, или тебя, и всё от его настроения что ли зависит? Ну и ещё от того, как язык подвешен у одной стороны, и у другой. И от доказательств ещё, свидетельств! Да вон же оно, свидетельство главное, сидит-стейк-ковыряет!

— Коул, давай может всё же к шерифу, а? — сглотнув, попросил Дарра партнёра, прямо как в детстве, когда Брэди предлагал за разбитую чашку родителям не признаваться, — Смотри, мисс Маккарти же тут оказалась, мы только вот её попросим с нами сходить, и всё. Она не этсамое, ну ты чего? Стала бы она мне тогда про ворьё это рассказывать? Просто наверно в этом же направлении ей ехать надо было, потому и вот. Меня как раз дилижанс обогнал один на дороге. А ещё она говорила мне, что её ограбили недавно. Может, как раз в Эллсворте и ограбили? Потому и не хотела там оставаться. Вроде так-то складывается. И тогда, если так, повезло же, не? Тем более она кстати про тамошнего шерифа, ну из Эллсворта, всякие ужасы рассказывала, что Сатаной сам себя кличет и вообще лютует. Может, она к нему пошла, а он её к дьяволу послал? Ну то есть он же сам, тьфу. Ох, лишь бы здешний не такой был.

Дарра прикусил губу и нахмурился.

А что если такой же? Может они вообще одна шайка-лейка. Если всё же риск пополам будет, может да, может нет — рискнуть тогда или нет? Или в засаду, как Коул предлагает? Только там ты и руками, и жизнью рискуешь, а с шерифом только именем. Далось оно тебе?

Как тут в отчаянии не посмотреть ещё раз на мисс Маккарти? На леди-маяк или тогда уж леди-гирю, что на нужную чашу весов опустится легонько так, и в нужную сторону склонит. И никакого риска тогда. И руки чистыми останутся, и имя.

— Всё ж таки она же леди, — со слабой надеждой сказал Дарра задумавшемуся Коулу напоследок, — или нет?

"Или всё, что ты мне рассказывал про них, партнёр, — лихая ложь и неуклюжая шутка, и нет никаких леди, одни простушки, шлюхи да мошенницы, и ты всегда это знал, и потому и Доротее всыпал, а перед той дамочой, что через грязь перебраться не могла, просто красовался, чтобы лично себя лучше почувствовать? И если так, партнёр... то может быть нету в чистоте рук такой уж ценности? Некого же тогда обнимать ими, некого."

  Коул взял с их стола кружку с кофе, потом аккуратно, даже немного неловко, сел за стол Кины, а шляпу из вежливости положил не на стол, а себе на колено.
  – Аааа, вы из Батон Ружа! – обрадовался он. – А то-то у вас акцент вроде ирландский, а вроде не совсем. Ну ясно. А я сам из Арканзаса. Из Магнолии, хотя вряд ли это вам чего-то скажет. Это так-то почти в Луизиане, до Шривпорта можно за пару дней доскакать на хорошей лошади. Ну так я о чем! – спохватился он. – Дело было так, мисс. Мы с товарищами перегоняли скот. Вернее... Вернее все было договорено заранее: мы должны были в Эллсворте просто забрать скот с купчей и отдать деньги покупателя Тимберлейку. И все. Но когда мы приехали, скот на месте был, а хозяина не было, только его работник. Он мне показался каким-то жуликоватым, не хотелось ему деньги доверять. Мы решили отогнать скот пока втроем в Канзас-Сити, а Дарру оставить, чтоб он подождал хозяина и утряс вопрос с деньгами и купчей. Но Эллсворт – городок такой... С душком, хах! Ну, вы, видно, и сами в курсе. Нехороший городок, чесслово. Вот у меня на сердце и неспокойно было, вроде как одного там Дарру кинули с местными пройдохами. Мы с товарищами дошли до Абилина, я смотрю, погода хорошая... я и решил, что они и вдвоем справятся, а сам надумал вернуться – мало ли, сколько там хозяина ждать придется? Поехал, думал здесь, в Салине, заночевать по дороге, а тут смотрю – Дарра навстречу идет! А Дарра узнал от вас, что его мошенники подставили, и тоже поскакал в эту сторону – по следу. И так мы тут все и оказались.
  Он наклонился поближе и понизил голос.
  – Сдается мне, никакие это не индейцы дядьку-то убили. Мы видели тело. Очень уж оно похоже на того парня, что нам скот отпускал. Я так думаю, это те двое его пристрелили, и нарочно скальп сняли, а сказали всем, что, мол, индейцы. Они же не знали, что вы Дарру предупредите! Думали, он если и обнаружит подлог, то уже побоится за ними ехать, а заодно и делиться не надо. Отморозки чертовы! Ммм.... простите меня за словцо, конечно! Ну и что получается? Получается, если это так, то значит, это их лошади сейчас на конюшне стоят, и значит, они оба тоже в городе. Ну, и выходит, есть шанс их накрыть. Я, конечно, понимаю, вы и так помогли очень, за что вам сердечное спасибо. Но я думаю, сами смекнете: нехорошо, что такие опасные люди будут по дорогам шастать. Сегодня они подельника своего убили, а завтра кого поприличнее. Выходит, эти души будут на нашей совести, а? Надо дело до конца дожать. Вот я и хотел вас попросить, чтобы вы нам помогли их вывести на чистую воду. К тому же, как ясно станет, что это они человека убили, то и дилижанс сразу дальше поедет. Вы ж на дилижансе путешествуете, так? А то вам ждать опять же. Что скажете? – он отпил кофе. – Поможете, мисс?
  Побледневшая Кина отпила свой паршивый кофе, прикрывая лицо от взглядов мужчин в надежде, что они не увидят первые, самые яркие эмоции. Потом, совладав с собой, девушка севшим голосом продолжила:
  – О, Мадонна! Ужас! Если они еще и убийцы… Их точно нельзя оставлять безнаказанными, господа – с этим я соглашусь. Вот только…
  Скрестив перед лицом пальцы домиком, мисс МакКарти негромким протяжным голосом продолжила:
  – Если мы обратимся к шерифу… В Салине есть местный шериф? Если да, то где гарантии, что он не таков, как мистер Паркер, называющий себя, прости Господи, Сатаной? Тогда его просто подкупят, и мы останемся с носом! А даже если он честный служака, разве он посадит этих двоих под арест по одному лишь подозрению? Вряд ли. Будут проверять покойника на предмет того, из чего он убит, поедут к адвокату проверять, подписывал ли он этот договор… За это время господа не-Тимберлейк и не-Шеппард могут сделать с нами все, что душе угодно, хоть своими, хоть чужими руками. За такие деньги они будут биться до конца, и раз они убийцы… К тому же, даже если все будет хорошо, сколько это времени займет? А если ваш визави приедет заключать сделку, а никого на месте нет? Вы согласны? Джентльмены, считайте меня глупой девушкой, ничего не понимающей в мужской жизни, но мне кажется, что решать вашу проблему легальным путем – тупиковый выход, который не помешает тем двоим нанести контрудар. Я, право дело, не призываю вламываться в их номер и всех стрелять, а потом бежать от шерифа с отбитыми деньгами, но рекомендую подумать, что можно еще сделать. Наказать убийц хорошо, но сначала надо сделать так, что вы вернете свое, а там уж мы можем связаться с шерифом, чтобы он удостоверился, что покойник стал не жертвой дикарей. Доктору там дать его осмотреть…
  – Кстати, – перебила себя Кина, поднеся палец к губам, - а если… Да нет, не выйдет, - дернула она уголком губ, - Я думала, что можно создать им проблемы с правосудием за убийство, но даже если мы докажем, что они прикончили своего подельника, то не сможем подтвердить, что деньги ваши, а не их… Нет, надо поступить так, чтобы вы получили свое, джентльмены, и более или менее быстро. И, желательно, так, чтобы эти двое или не узнали, кто их… кто восстановил историческую справедливость, или не имели возможности преследовать и причинить вред. А теперь, - девушка выдохнула, - готова выслушать, в чем и где я не права, джентльмены.

  Ты, с самым умным видом на какой был способен, на протяжении всего разговора пытался показывать, что поспеваешь за ходом мысли леди-собеседницы, но в конце концов не выдержал и радостно выпалил, расплываясь в улыбке:
  – Так вы обокрасть их предлагаете, мисс Маккарти?
  Кина против воли улыбнулась в ответ, хоть и невесело:
  – Я призываю подумать над вариантами, мистер Дайсон. Вот, вы какой вариант видите? Мне, скажу откровенно, сомнительные варианты и самой претят, но я пытаюсь найти наиболее эффективный способ. К тому же почему вы это называете словом "обокрасть"?
  Ты смутился было встречному вопросу, но, чтобы не выглядеть дураком, поспешил перебить Коула и вставить свои пять центов:
  – Ну так лучше же чем "ограбить"... Кстати! Я вот думаю, обокрасть-то их не выйдет. Ну то есть вернуть наше. Не такие они идиоты, чтобы деньги такие без присмотра оставлять, наверняка даже спать будут с ними под подушкой. А вот огра-абить... Кхм, ну то есть вернуть наше при помощи револьвера. Их можно. Нас двое и их двое. Ну или может даже трое. Коул, а может мисс Маккарти права? Чёрт их знает, шерифов этих. Может и правда он нас замаринует вместе с ними в одной камере и разбираться не будет. А так-то мы же можем просто к ним в комнату подняться, если мисс Маккарти поможет, нет? Врасплох застанем!
  – Конечно, шериф их посадит! – возразил Коул. – Эти двое у него под носом грохнули человека! Главное, чтобы он нам поверил. А с вами – точно поверит! Вы меня простите за прямоту, но вы такая милая, я бы вам поверил, что бык-трехлетка отелился! К тому же, ну, мы-то с Даррой заинтересованная сторона. Но вы-то уж точно без всякого интереса в это дело полезли. Значит, ваше слово весомее. Просто без вас-то чего к шерифу идти... Может, он и разбираться не будет. А если вы пойдете, то точно... разберется хотя бы!
  Коул посмотрел на Дарру.
  – Ага, поднимемся. А дальше что, дверь ломать будем? Так если они в ответ в нас через дверь эту пальнут, то так-то в своем праве будут. Слушайте... – он немного подумал. – Неизвестно, как оно будет, в любом случае. Но вы ж поймите. Если мы к шерифу не обратимся, то в глазах любого судьи мы ж будем не лучше их. А если обратимся, а нам откажут – ну, тут другое дело. А то вот, положим, мы попадемся... И нас ведь спросят на суде: "А вы чего к шерифу не пошли?" И нам, чесслово, нечего будет сказать.
  – Так они сами откроют, если мисс Маккарти им зубы... Мисс Маккарти, а может всё же правда к шерифу? Ну может он всё же не такой, как в Эллсворте? Не могут же они все такими быть.

  Кина покачала головой. Поправив прическу, она продолжила осторожно настаивать:
  – Джентльмены, я понимаю ваши опасения, но меня пугает сам факт того, что мы возлагаем все надежды на порядочность другого человека, который наверняка подвергнется искушению взяткой. Мистер Фоулман, я благодарю от всего сердца вас за комплимент, но, боюсь, шериф, если он есть, не вы. И нет никакой гарантии, что, разобравшись, он не поверит им, увидев и документ, и деньги. Леди послышалось, или она напридумывала Бог весть что из желания отомстить двум приличным джентльменам за... за что-либо: мало ли у тех двоих будет возражений? Я не против закона, но, боюсь, что он сразу будет использован против нас - не только вас, нас - и мы потеряем всякую надежду, получив еще и обвинение в клевете. Вы говорили о двери, что станет помехой: верно! А если их выманить оттуда, хотя бы одного? Вы, как персона им неизвестная, стучитесь в номер, говорите "впша кобыла взбесилась, лягается и кусается". Вряд ли пойдут проверять оба: скорее всего, только один. Его в конюшне можно оглушить и связать, а дальше, pardonnez moi, как в романах: связать руки и под дулом пистолета привести к напарнику, чтобы тот открыл дверь сам. Вряд ли он начнет голосить "спасите-помогите", раз у самого за душой грешки, не так ли? А там уж три револьвера больше одного, не ожидающего опасности, к тому же. Допустим, у нас все получится. Будут ли они жаловаться шерифу, что их ограбили? Сомневаюсь. Попробуют вернуть деньги обратно? А если лишить их оружия и денег на него, и связать с кляпом во рту, так и оставив? Тогда, думаю, это уменьшит риски. Правда, придется срочно уезжать: и вам, и, если я пойду с вами, мне. А я, извините, без коня и не хотела бы возвращаться в Эллсворт...
  – Мисс, – ответил Коул, хмыкнув. – Тут не в порядочности дело. Вот, представьте, что вы – шериф. Будете вы разбираться с преступлением, которое не в вашем округе случилось? Я б не стал так-то. Но убийство-то, если было, было здесь, рядышком! Уж по этому-то обвинению он их обязан задержать, будь он хоть трижды мошенник. А то, что вы предлагаете... нууу... как мы проведем его под дулом пистолета мимо стойки отеля? А на конюшне люди? А во дворе? Да нас же тут же и упекут – и главное, слушать не станут! И залог внести нечем. И еще... Вы вот умеете человека с одного удара вырубить так, чтобы он кони не двинул? Я как-то не пробовал! Не доводилось! – он развел руками. – А положим, мы втроем как-то это провернем. Ну, и как вы уедете без лошади? Дилижанс-то из-за индейцев задержат еще на пару дней, как пить дать. Да и мы тоже... нам же в Эллсворт надо, Тимберлейка ждать. Чего вы так шерифа этого боитесь, чесслово? Вы ж не одна к нему пойдете! А подкупить... подкупить они его, конечно, могут. Только если он такой проходимец, так он скорее просто отберет у них все деньги. Это для нас, конечно, тож плохо, но шериф-то хоть никуда не денется с деньгами, а этих ищи потом по семи штатам!
  Коул запнулся.
  – И еще кое-что... я к тому что... я-то почти уверен, что это они. Но... всякое ведь бывает. А вдруг... вдруг не они? Получится, мы тогда невиновных людей прибить можем. А то и убить...

  Кина потупилась:
  - П-простите, я, наверное, вам совсем глупой кажусь? Я… согласна. Только как потом доказать, что это ваши деньги, ведь шериф слову, даже моему, вряд ли поверит. Но… я готова рискнуть, если вы так видите.
  Девушка отпила еще кофе.
  – Я еще подумала, что можно подружиться с ними, вместе выпить даже, может, и дождаться, чтобы они сами пригласили в гости, а там бы вы меня спасли… Но, боюсь, после такого и я сама в зеркало не смогу смотреть, даже зная, что это игра, и вы решите, что я совсем пропащая, раз готова на такое…
  При последнем предложении Коул подавился кофе и закашлялся.
  – Это, по-моему, перебор, – сказал он, когда пришел в себя. – Храбрости вам не занимать, мисс! Но, по мне, не стоит вам подвергаться такой опасности из-за наших денег.

  – Ну да, мисс Маккарти, – добавил ты. – Это ж ведь мы можем и не успеть, мало ли. Я-то думал вы просто постучитесь к ним и на разговор вызовете. Не могут же они леди дверь не открыть? А мы просто по бокам встали бы, уже с револьверами наготове, чуть он открывает, мы р-раз, и внутрь, ствол в шею, только пикни! Ну в общем, я про что-то такое думал скорее. Правда, тут надо наверняка, чтоб уж точно быть уверенными, что это они. Хотя судя по тому детине, с которого скальп сняли, кто ж ещё это может быть? Только вот если бы вы, мисс Маккарти как-то опознать их смогли бы, эх. Ну и так выгадать, чтоб в коридоре никого. Хотя всё равно рисково, если они вдруг за оружие схватятся, не первый так второй, который вглубине комнаты будет. Тут или по-тихому, или через шерифа. А насколько долго он их задержит по обвинению в убийстве подельника? Может, если это на пару дней хотя бы, то кто-то из нас успеет сгонять в Эллсворт и обратно? Вот ты, Коул, у тебя лошадь посвежее-посильнее же. Надо только привести хоть какого-нибудь работника мистера Тимберлейка, который того в лицо знает. И всё, он подтвердит, что эти парни не он. Тогда уже можно и про деньги обвинять.

  – Да не, – ответил Коул. – Он их до суда задержит. Пока судья приедет, мы сто раз успеем в Эллсворт смотаться. Да и не брошу же я вас тут одних. Потому что... а вдруг с шерифом не выгорит? Давайте я пока узнаю, где его искать, а вы собирайтесь. Встретимся у конюшни. Мисс МакКарти, вы верхом умеете ездить? Если умеете, мы вам лошадь наймем, а если нет – придется вам к кому-нибудь из нас назад сесть. Надеюсь, шериф недалеко живет, и мы к нему затемно успеем. А то вон, уже и солнце садится.
  – Умею, – кивнула Кина. – Что же, тогда мы будем ждать вас у конюшни.



***

  Когда вы втроем встретились у конюшни, Коул объявил, что шериф живет совсем неподалеку, всего в полумиле – от города.
  Увидев, что у ковбоев один револьвер на двоих, Кина отдала тебе морской кольт – ты еще заметил, что у него на щечке слоновой кости выгравирован дьявол с хвостом и рогами. У тебя не было кобуры, так что ты просто заткнул его за пояс, а короткоствольный кольт вернул Коулу.
  Солнце уже почти село – надо было торопиться, но и полмили вы проехали быстро, приехав к дому мистера Хоттса буквально "как стемнело".
  Шериф Хоттс не особенно обрадовался вашему приезду – встречать вас он вышел на всякий случай с ружьем 12-го калибра наперевес.
  – Мы к вам по делу, сэр! – сказал Коул.
  – Вы для начала кто такие? – спросил шериф, осветив ваши лица фонарем.
  – Да мы дроуверы. А это – мисс МакКарти.
  Шериф недоверчиво вгляделся в ваши лица.
  – Ладно, – сказал он. – Слезайте с лошадей, сдавайте оружие и проходите в дом.
  Джим Хоттс был невысоким, но оооочень коренастым мужчиной лет сорока пяти.
  Когда вы вошли в дом, то увидели, что из окна вас держал на мушке еще и парень лет двадцати.
  – Это Дарси. Дарси, поздоровайся с ними, – сказал шериф.
  – Чекак? – бросил Дарси с любопытством.
  – Поздоровайся нормально, не видишь, тут дама.
  – Здрасьте.
  – Здрасьте, – сказал Коул.
  – Потолок покрасьте! – вдруг грубовато ответил шериф, свалив карабины и револьверы в кучу на тумбочке. – Шпоры снимайте! Ковбои, мать вашу.

  В доме, при свете керосиновых ламп, ты смог рассмотреть шерифа – у него было простое, строгое лицо, крупный нос, высокий лоб и пышные усы. В волосах уже сильно пробивалась седина, но выглядел он очень крепким – как будто пинать его было все равно что пинать бревно.
  У шерифа была большая семья – четыре сына, причем двое – здоровенные лбы, и дочь, но жены было не видно. Наверное, он был вдовцом. Хозяйство его в темноте разглядеть было трудно, но по обстановке в доме чувствовалось, что человек, что называется, не бедствует: на комодах стояли нарядные тарелочки, на креслах были тюлевые накидки.
  – Агнесс, приготовь-ка нам кофе, – распорядился он.
  Вы расселись за столом. Дарси сел в сторонке в кресло, с ружьем в руках.
  – Ну, выкладывайте, что у вас за дело.

  Коул принялся объяснять. Мистер Хоттс сначала хмурился, потом задал пару вопросов.
  Потом он почесал подбородок и сказал:
  – Так. Давайте-ка еще раз. Кто кого и где убил и кто кого и где ограбил.
  Коул глубоко вздохнул и попробовал "разложить все по полочкам."
  – Ага, – сказал шериф, когда он закончил. – Я все понял. Ну, значит, поедем завтра утром в город. Конюшня в восемь открывается. К семи приедем, устроим им там засаду по всем правилам. Сграбастаем их и потолкуем как следует. Верно?
  Коул очень обрадовался.
  – Верно! – сказал он. – Совершенно верно, сэр!
  – Ну и хорошо. Теперь так. Дарси, поедешь к Перкинсам, скажешь им, чтобы завтра подгребали к конюшне. Ну и в двух словах об чем суть.
  – Как? – сказал Дарси. – Прям сейчас!? Так ночь на дворе!
  – Цыц! – отрезал отец. – Давай, сынок, шевели булками. И пусть Брет захватит свой "Генри".
  – Па, а че я!? Давай Фил поедет!
  – Тихааа! – прикрикнул шериф. – Ноги в руки и галопчиком!
  – Да там темно, как у нигера в заднице.
  – Ты давай еще поспорь со мной! – угрожающе сказал шериф Хоттс.
  Дарси вышел.
  – Вас, мисс... Мак... Макчто? А, ну да, МакКарти, я положу в доме, а вас, джентльмены, на сеновале.
  – А это... оружие-то можно забрать? – спросил Коул.
  Шериф пожал плечами.
  – Да берите, че ж нет. Агнесс, постели ей в угловой.

  Мистер Хоттс показал вам, где расседлать лошадей, отвел вас на сеновал и оставил вам фонарь.
  – На сено не ссать, – предупредил он зачем-то.
  – Да нам выйти несложно, – пожал плечами Коул.
  Вы поняли, зачем он это сделал чуть попозже – когда он закрыл ворота и с щелчком навесил на них замок.
  – Эй, а запирать нас на хрена? – возмутился Коул.
  – А для порядку. Ничего, я ж вам оружие оставил. Утром открою.
  Шаги его скоро стихли.
  – Не, я ему за это обязан в сено нассать! – сказал Коул, раскатывая свое одеяло. – Деловой такой. Но сначала поспим.
  Ты сказал, может, не надо спать-то, раз вас заперли.
  – Не, это он, жук, боится просто, чтобы мы лошадь не сперли там. Слушай, хотел бы он нас грохнуть или арестовать – он все равно сможет. Соберет людей, окружит сарай, "выходите мол с поднятыми руками". И че делать будем? Давай лучше выспимся как следует.
  Он улегся поудобнее.
  – Эх, сюда бы эту мисс МакКарти... – мечтательно сказал он, стаскивая сапоги. – Это самое... как это у певичек называется? Репе... тирывать? Во. Репетирывали бы, как бы она к этим двум в номер бы пошла. Такое сено душистое, прямо на нем репетирывал бы и репетирывал! А еще, как это она сказала? "Подружиться!" Классное слово! Я так теперь и буду дамочкам говорить: "Не хотите, мол, подружиться пару раз"? Вот сказанула! Как у неё язык вообще повернулся? Я натурально кофием подавился. И еще такая: "Ах, но я не знаю, как потом буду в зеркало смотреть." И при этом вся из себя такая прямо леди, и говорит правильно. Но ирландку не переделаешь.
  Ты спросил, че это за наезд такой на ирландок? У тебя все сестры ирландки и мама ирландка. И жена Пэдди тоже, между прочим.
  – Да это я так, – спохватился Коул. – Не, ты не подумай, я с уважением! Просто ирландки... они... как бы это сказать? Деловые дамы. В хорошем смысле. Если чего хотят – берут дело в свои, так сказать, руки. Хотя... может, это и брехня, не бери в голову. Просто... говорят так.
  Он вытянул ноги, накрылся как следует и, положив руки под голову, зевнул.
  – А ты что думаешь? Ничего дамочка? Вот хоть и платье так себе, а умеет так сказать... шарму навести! Я б на неё посмотрел в платье покрасивше. Да и без него тоже... – и он опять мечтательно зевнул.

***

  Вы так крепко спали, что утром шериф с трудом растолкал вас и позвал завтракать, так что запланированная месть Коула не совершилась.
  – Просыпайтесь, поедем мошенников ваших ловить.
  Было еще темно – солнце вставало где-то в половине восьмого. Агнес приготовила две огромные яичницы с беконом.
  – А где у вас в округе судья живет? В городе? – спросил Коул. – А то бы может ордер выписали.
  – Не, у нас его нету. Старый умер, а нового не выбрали еще. У нас народ редко судится.
  – А давно вы тут шерифом?
  – С войны еще. Второй срок, – ответил мистер Хоттс. – Предыдущий шериф ушел на войну и не вернулся.
  – А вы?
  – А чего я там забыл? Чтоб в меня за сотню долларов всякая деревенщина штыками совала?
  – Вот правильно, я тоже не пошел! – сказал Коул.
  – А ты откуда?
  – Из Арканзаса.
  – Так у вас же призыв был, кажется.
  – А я сбежал, – сказал Коул. – Поехал в Техас сначала. Объезжал лошадей, но меня там все равно в кавалерию забрали. В какой-то там не то шестой, не то восьмой кавалерийский.
  – И чего?
  – А я через неделю, как мундир выдали, опять сбежал и в Денвер махнул. У меня там тетка была. Померла вот недавно, в этом году.
  – Из Техаса в Денвер? Через индейскую территорию? Один?
  – Не, обратно через Арканзас подался.
  – Повезло, что не поймали.
  – А я всем говорил, что домой ездил поле вспахать, а теперь в армию назад чешу. У меня же мундир был ихний, кавалерийский. Да и ехал я как бы к фронту.
  – И че, верили?
  – Не, не все. Я один раз на каких-то отмороженных напоролся, из Железной Бригады. Им вообще плевать было, что я говорю. Был такой генерал Шелби, и вот была у него Железная Бригада. Это те, что в конце в Мексику свалили. Слыхали?
  – Слыхал. И что?
  – Да у них лошади после зимы отощавшие были, а у меня хорошая. Там забор был, я через него махнул – и по кустам. Даже гнаться не стали.
  – Хорошая – это та, что сейчас?
  – Не, это другая, хотя эта тож ничего. Ту-то я продал в Денвере от греха – на ней клеймо было хозяйское, а мне купчую в Техасе на руки не дали, потому что её полку продали, а не мне. Но в войну всем все равно было, можно было любую лошадь продать.
  – Свезло тебе, значит, с лошадью.
  – А невезучие ребята – все там и остались.
  – Это да, – шериф набил рот остатками яичницы. – Ладно, жакругляемся. А то уедут ражбойнички ваши.
  Вы доели завтрак, поблагодарили молчаливую Агнес и пошли седлать лошадей.

***

  Около конюшни вы встретились с Бретом Перкинсом и его зятем – они числились помощниками шерифа. Как и оба его старших сына, которые тоже поехали с вами, прихватив стволы. Винтовки у всех были однозарядные, только у Брета – магазинный "Генри", а у его зятя – дробовик.
  Конюшня была вытянутым приземистым строением, похожим на все остальные конюшни, которые вы видели на Западе. Можно сказать, что она находилась на "окраине", хотя Салина была такой маленькой, что у неё почти все постройки так или иначе оказывались на окраине. У конюшни были одни ворота, и они выводили не к городу, а как бы вдоль дороги на Канзас-Сити. Однако чуть подальше по этой дороге стоял чей-то дом – обычный фермерский сруб с сараем, загоном для свиней и яблоневым садом. От него до конюшни было ярдов семьдесят. К нему вы и пришли.
  – Отсюда отлично видно будет, – сказал Хоттс. Он постучал в дверь кулаком.
  – Кто там? – спросил встревоженный голос.
  – Да это Хоттс.
  Дверь открылась.
  – А чего так рано, шериф?
  – Да подождать тут надо кой-кого. Пара ребят попутали берега, они на конюшню придут, а от тебя конюшню видно хорошо. Не против? Мы в сарае посидим.
  – Ну... посидите. Кофе сделать вам?
  – Будь любезен.
  – Хорошо. А эт кто?
  – Это Мисс МакКарти.
  – Ааа... А кто она?
  – Свидетель.
  – Свидетель чего?
  – А как там все-таки насчет кофе? – спросил Брет, перебив его.
  – Ладно, ща поставлю. Ух, загогулина... То индейцы, то вот это вот, – ворча, фермер ушел в дом.

  – А чего мы прямо в отель-то не заявимся? – спросил Коул.
  – Так ты ж сам мне вчера затирал, что они в Канзас-Сити поедут, и мол если поедут рано с утра, не побоявшись индейцев, то это самое... Улика как бы. Что не боятся. Потому что знают, что их нет.
  – А, ну да, – согласился Коул.
  – Так, ребятки, оружие проверьте и в сторонку отложите, – приказал шериф. – Оружие – не веточка, будете теребить на нерве, у кого-нибудь да выстрелит. И запомните – по лошадям не стрелять. В случае чего – только по людям.
  – Хорошо, сэр.
  – Па, а че мы не в самой конюшне ждем? – спросил Дарси.
  – А так ловчее выйдет. Они туда зайдут, пока будут лошадей седлать, то се, мы тут как тут у входа. Они выйдут, а мы им – стволы в рожи.

  Вы привязали лошадей за домом, чтобы их не было видно, и просидели в сарае молча минут сорок. В восемь часов конюх отпер ворота, а больше ничего интересного не происходило. Кофе был выпит, утро выдалось зябкое, но хоть дождя ночью не было.
  – По-моему, они не придут, па, – сказал Дарси, насмешливо.
  – Ну, тогда в отель пойдем, – ответил шериф.
  – Смешно будет, если их там тож нет.
  – Смешно будет, если я те ща по уху дам.
  И тут два человека в довольно приличных костюмах вывернули из-за угла и пошли к воротам. Один из них оглянулся по сторонам.
  – Ваши? – спросил шериф тихо.
  Вы с мисс МакКарти сказали, что очень похожи.
  Они зашли в конюшню и скрылись в темноте за воротами.
  – Пошли! – сказал шериф. Вы взяли оружие и двинули к постройке. – Говорить буду я. Без команды не стреляйте. Вы как узнаете их, скажите мне. И еще. НИКОМУ НЕ СТРЕЛЯТЬ ПО ЛОШАДЯМ! Ясно?
  – Да ясно, па, ты пять раз уже сказал.
  – Помолчи.

  Но план шерифа не сработал. Вы тогда не поняли почему, но забегая вперед – кое-кто просто попросил поседлать лошадей утром заранее.
  Поэтому, когда до конюшни вам оставалось ярдов тридцать, они вышли из ворот, ведя своих лошадей под уздцы. И заметив полдюжины вооруженных людей, переглянулись, подняли свои карабины и присели на колено.
  – Не подходи! – крикнул один из них. Вы все замерли. – А то коленку прострелю!
  Хоттс чертыхнулся сквозь зубы.
  – Эге-гей! – крикнул он. – Спокойно! Я хочу с вами поговорить.
  – А ты кто такой?
  – Уильям Хоттс, Шериф округа Салина, – ваш предводитель рукавом потер звезду на груди, как будто она недостаточно сверкала. – А это мои помощники.
  – Некогда нам говорить! – крикнул один из них. – Нам ехать надо.
  – Я вас арестовать могу, между прочим, – возразил шериф.
  – Черта с два! Для такого ордер нужен. От судьи округа.
  – Мне не нужен! Я сам себе ордер. Я и есть судья округа Салина, – соврал в ответ Хоттс. – Совмещаю.
  – Так не бывает.
  – Бывает! Нет такого закона, что нельзя две должности занимать. Народ меня, стал быть, уважает, понял?
  Те двое переглянулись.
  – А в чем нас обвиняют?
  – Да пока ни в чем. Просто странно, что вы одни едете, когда вокруг индейцы.
  – Ну, мы рискнем. Чего вам от нас-то надо, шериф?
  – Чего у вас в сумках?
  – Бритва и зеркальце, – сказал один и нервно заржал.
  – А у меня подкова!
  – А я так думаю, у вас там три тыщи шестьсот долларов.
  – Даже если и так, то что? Вы наши деньги присвоить хотите? Тем более стойте там и не суйтесь.А лучше отойдите-ка подальше, а мы поедем своей дорогой.
  – Никуда вы не поедете! Кто попробует на лошадь залезть – мигом пристрелю.
  Шериф бросил сыну вполголоса:
  – Сынок, давай назад, и за садом обойди их. Сзади зайди, от угла, и на мушку возьми.
  – Ага, – Дарси с готовностью побежал назад.
  Маневр не остался незамеченным.
  – Это куда он припустил? – крикнул один из ваших противников.
  – Да солдат ща позовет, – соврал шериф. Солдаты, уехавшие "ловить индейцев", в город еще не вернулись.
  – Зачем?
  – Ну как же, вы же те ребята, что мертвеца привезли? Которого индейцы убили.
  – Да.
  – И убили его при вас?
  – Да, мы вместе с ним ехали.
  – А сколько было индейцев?
  – Да может с дюжину.
  – Ну тогда, вам несложно будет показать местечко, где индейцы напали. Правда? И там будут следы аж двенадцати некованых лошадей.
  – ДА ЧЕГО ТЫ ПРИКОПАЛСЯ К НАМ, ШЕРИФ! – в отчаянии крикнул тот, что был постарше. – Че мы тебе сделали? Это тебе та девка, что с краю стоит, про нас нашуршала? Слушай её больше! Она – картежница из Эллсворта! Давай ровно разойдемся! Или давай мы тут тебе оставим пятьсот долларов на земле, а сами поедем. Типа как под залог. Просто махни рукой, если согласен и отойди подальше. Или пошли паренька без оружия сюда, мы ему передадим.
  Вместо ответа Хоттс спросил у вас вполголоса:
  – Ну че, узнали? Они?
  Вы ответили, что да, только на одном борода еще была накладная, а теперь нету.
  – Ну и отлично. Сейчас Дарси к ним за спину зайдет и возьмет на мушку.
  Гилмор и Эванс начали нервничать.
  – Ну че решил, Хоттс!? Глупо непойми из-за чего друг в друга стрелять.
  – Билл, да соглашайся! – тихонько сказал шерифу сбоку Перкинс, с сомнением поглаживая пальцем раму своей винтовки "Генри". – Пополам поделим...
  – Не, ребятки, так не пойдет! – ответил им шериф. – Вы же человека грохнули.
  – Никого мы не грохали! Это индейцы! И вообще, он тебе кто? Сват? Брат? Чего ты уперся рогом, а?
  – Да крутовато вы больно развернулись. Еще и город весь на уши поставили. Вон, дилижансы даже – и то не ходят.
  – Да тебе про нас все наврали!
  – Тогда сдавайтесь! Проверим, что все сходится, следы индейские покажете, и разойдемся. Слово Билла Хоттса.
  Дело застопорилось – ни одна из сторон ничего не предпринимала. Шериф не хотел рисковать шкурой и переть на пули, а Эванс и Гилмор (если это были их настоящие имена), понимали, что, забираясь на лошадей, они будут легкой мишенью, и их могут без труда пристрелить. Поэтому они тянули время. Они могли бы метнуться назад в конюшню, но тогда остались бы без лошадей и в ловушке – рано или поздно их бы оттуда выкурили. Они начали вполголоса советоваться.
  Так вы и стояли друг напротив друга. Никто не хотел начинать пальбу – все надеялись, что может, как-то оно разрешится.
  – Эй, сдавались бы! – крикнул шериф. – Вас только двое, а нас шестеро.
  – Коня моего в жопу поцелуй! – ответил один из них. – Дурак ты, шериф! Мы тебе настоящие деньги предлагаем. Ну хочешь по пять сотен с каждого?! Это ж до черта денег!
  – Это ж не ваши. Вы их украли у Тимберлейка. Я его знаю, между прочим. Мне краденого не надо.
  – Мужик, да ничего мы не крали! Успокойся уже! Это пацан тебе сказал? Пацан в карты нам проиграл чужие деньги, вот и все. Теперь выкручивается, как может.
  – А купчая?
  – Какая купчая?
  – Которую вы ему всучили.
  – Да я без понятия, может, девка ему нарисовала!
  – Ага, и еще индейцев на вас натравила. Что еще расскажешь интересного?
  И тут случилось кое-что непредвиденное.

  Улица была пустынна – все еще только завтракали, так что задеть прохожих шериф не боялся. Вероятно, он поэтому и решил обделать дело в конюшне, а не в отеле, где легко под пули могли попасть постояльцы или хозяин. Но тут из ворот конюшни вышел конюх с еще одной лошадью под уздцы – это был здоровенный фермерский тяжеловоз, которого он вел неизвестно кому и неизвестно для чего. Конюх при этом зевал. Ваш разговор он то ли не услышал, то ли не понял: может, слышал, что раскричались там на улице какие-то дебилы, а в беседу спросонья не особо вслушивался.
  Он повел лошадь вбок, в обход Гилмора с Эвансом, которые вместе со своими конями стояли у самой стены. И на секунду-другую загородил их.
  – Стой на месте, а то убью! – крикнул один из них.
  Пока конюх хлопал глазами, они, защищенные от вас боком тяжеловоза, вскочили в седла и выстрелили поверх его холки в вас, каждый по разу.
  Когда в футе от тебя проносится заряд картечи – это не прибавляет душевного равновесия. Все растерялись – кто впал в ступор, кто упал на землю, кто рванул в сторону, сам не очень понимая, куда и зачем бежит.
  Один из беглецов бабахнул в вас еще разок из укороченного дробовика, почти не целясь, крикнул "ПОШЛА!" – и поскакал что есть мочи. А другой, у которого был винчестер, начал стрелять быстро-быстро, все также наполовину заслоненный тяжеловозом и тупоголовым конюхом.
  Пули засвистели у всех вас над головами. Шериф приложился и выстрелил из винтовки, но не попал.
  – По лошадям не стрелять! – крикнул он, присев на корточки и перезаряжая оружие. – Брет! Давай в того, кто уходит!

— Ну так я потому ей и поверил, понимаешь теперь? — с остатками пыла выплеснул накопившееся напряжение Дарра.

Спор за честь ирландок помог справиться с волнением, терзавшим его на протяжении всего разговора с шерифом. Постоянно казалось Дарре, что вот-вот пошлёт тёртый этот дядька троицу просителей куда подальше или чего хуже — упечёт за решётку до выяснения обстоятельств или вообще по подозрению в какой-нибудь хитрой афере, клевете. Пусть не было у него дома никакой решётки, но мало ли, в подвале запрёт или вон в амбаре, как оно и вышло. Ну хоть оружие оставил, уже знак доверия. Ничего, мисс Маккарти их с Коулом в обиду не даст. Не даст же?

— Дамочка она и правда, хм, такая... — Дарра повертел в руках револьвер с рогато-хвостатой рожицей, и ему казалось, что дьявол хитро подмигивает ему, — Хотя... Да нет, ничего. Красивая.

Вспомнились вдруг ловкие пальцы Кины, точные и изящные даже в быту движения её рук. Странное эта леди впечатление составила. Вроде и добрая, и учтиво-участливая, помочь всё же захотела. Честь и хвала ей, благодарности, уважение. И всё равно Дарра то и дело вспоминал её пальцы и карточные слова, настолько для него вычурные и инородные, что даже запомнить он их толком не смог. Он вообще в карты играл несколько раз в жизни, на привалах с ковбоями (уже когда бригада разделилась, а времени свободного стало побольше), и выиграть у него ни разу не вышло. Соперники, однако, тоже талантами картёжными не блистали и играли скорее в удовольствие, над терминами особо не заморачиваясь, а некоторые карты и вовсе шутливо по-своему называя. Так, важный король у ковбоев порой становился мистером Киммелем, а гордо смотрящий вбок валет — Коулом. Была в этом какая-то уютная, почти дружеская атмосфера, какая-то забавная история, словно шепчущая в паузах между сдачами: "тут тебя догола не разденут, паренёк, просто шелест колоды послушай, расслабься".

А вот в Канзас-сити столы шлёпали куда более душные "профи" со своими фулл-стритами и прочими комбинациями, и там сразу терялось это, там по-серьёзному как-то все смотреть начинали, ставки делали, а на новичка-Дарру смотрели как на ребёнка. Он и сам, правда, не горел желанием "по-настоящему" зарубиться, ему хватало глазеть на то, как Коул играет. Да чёрт подери, это ж просто картонки с картинками! Ну чего вы в самом деле, такие деньжищи, так сложно в жизни достающиеся, и так просто ставите лишь бы что-то там в ряд разложить, что вам на удачу в руку пришло. Глупо как-то.

В понимании Дарры, не должен был ковбой вот так всерьёз на карты пот свой растрачивать, а ведь видел он, какие страсти за игрой кипели нешуточные, как люди всякое разное проигрывали и безропотно принимали это, и как улыбались хищно победители. У лучших игроков почему-то всегда пальцы ловкие были, но ни у кого из них они даже близко не были такими, как у мисс Маккарти.

Отец как-то напился и сказал горько: "будешь на фокусы пялиться, Дарра, главное, на пальцы не смотри". Вспомнилось вдруг. Тогда не понял, да и сейчас не то чтобы. Только ощущение обмана.

Может, потому "ирландки всё в свои руки берут"? Может и так. Только не мог Дарра мать или Дейдру представить за игральным столом. И руки у них были грубее и медленнее, чем у этой Кины. Чем она вообще по жизни занимается? Хотя какая разница.

- Только где мы, а где она? Разве что саквояжи таким таскать и можем.

И всё же Дарре было приятно, что она встала на их сторону. Не поехала на лошади через грязь, ножками пошла, не испугалась. Потому что леди? Или потому что руки всё равно уже не чистые?

Засыпая, он хмуро гнал тёмные мысли прочь.

***

Всё произошло совсем не так, как ожидалось. Дарра думал, не попрут мошенники против ажно целого шерифа да при такой-то команде! Испугаются, оправдываться начнут, лепетать что-то беспомощно. Ух как упивался он всё утро такими мечтами! А ворюги-то такое плести пошли, да ещё и через мушки стволов!

"Картёжница"

"...в карты деньги чужие проиграл"

А у самих руки-ноги как сами собой дёрнулись, и припали-то на колено почти синхронно, и оружие вскинули — моргнуть не успел, и прицелились моментально, аж под ложечкой засосало. Тридцать ярдов! Будто бы даже видно, как пальцы крючки спусковые трут. Быстрые и ловкие? У таких пройдох только такие и должны быть. И как тогда? А чего никто не стреляет-то?

Дарра понял: никому не хотелось быть первым. В первого вторым стреляют.

От напряжения даже скулы свело, едва сумел пробубнить подтверждение шерифу: да, они, они.
Заныли оттянутые карабином руки, щекотнула уголок глаза капля пота.

И опять эти карты проклятые. Ну ничего! Брешут как псы трусливые, время тянут. Чего тянут? А шериф чего? Кто тут кого переблефует? Вот ведь прицепились-то карты эти!

Тут-то выстрелы и грянули.

От испуга Дарра чуть было в воздух не выпалил. Это вот вообще не то же самое было, что той ночью на ферме брата! Там, конечно, страшно было, но как-то понятно, что ты-то в доме, а стреляют не в тебя конкретно, а по дому, напугать чтобы. Тут-то иначе. Тут шестеро напротив двоих пять минут битых стояли, а то и все десять, а ощущалось всё как полчаса, не меньше!

Может, то и помогло Дарре, что растерялся сперва, но в суматохе потеряться не успел, как было бы, начни он сразу палить. Всё ж таки поменьше оглох. Заметил, как лошадь под одним из ворюг прочь ринулась галопом.

С одного бока мисс Маккарти, с другого — Коул, впереди "перевернувшие стол" мошенники.

Дарра сглотнул и взял на прицел того, что прочь улепётывал.
Как в глаза другу смотреть, если деньги из-под носа уйдут?
В безоружную леди ведь никто стрелять не будет.
А в картёжницу с ловкими пальцами?

Злость вдруг взяла, обида свист пуль заглушила. Это не карты! Никто Дарру не переигрывал, ни картёжники, ни картёжницы, просто подлецы схему хитрую провернули. А он им сейчас по пуле винтовочной провернёт, одному промеж лопаток, другому промеж глаз. Да хоть по пальцам!

Лишь бы деньги вернуть, а с ними чистое имя.
Поиграл бы Дарра побольше, знал бы, что такое азарт, и в какой ад он заводит.

  Что происходило – этого ты не особенно понимал.
  Конечно, ты хорошо знал, как звучит выстрел. Но одно дело, когда смотришь на стрелка, знаешь, что вот сейчас выстрел произойдет – и он происходит. А другое, когда вокруг начинает щелкать бахать, неожиданно и беспорядочно, и какие-то из этих выстрелов, вполне вероятно, предназначены тебе. Неуютно не то слово!
  Не то чтобы ты перепугался, хотя и было от чего, но сразу пришло лихорадочное желание что-то делать – "бей или беги".
  И потом, вспоминая этот момент, ты понял, почему все мазали – от этого ощущения руки дрожали и как будто какой-то голос орал даже не внутри головы, а внутри брюха, под ложечкой: "НУ ДАВАЙ! ДАВАЙ! ДАВАЙ! ДАВАЙ УЖЕ!"
  А что "давай" – этот голос не уточнял. Просто, что бы ни делал, давай поскорее.

  Голос этот видимо, кричал не только внутри у тебя, потому что Брет, получив приказ шерифа, вскинул свой Генри и начал палить по скачущему прочь мошеннику. Латунно-ладно щелкал затвор его Генри – ты знал, что это за оружие, вам когда-то Пэдди такие покупал... жаль, ты такой в прериях посеял, он бы тебе сейчас ох как пригодился бы...
  И все же ты превозмог желание выстрелить, как попало, хоть в кого и побежать, сломя голову, хоть куда, хотя все именно к этому и располагало.
  Ты поднял карабин и прицелился. Но долго целиться тоже было нельзя.
  Чувствовалось, что эх, вот еще бы немного времени, чтоб как следует прицелиться! Не наспех чтоб. Но всадник уходил, времени не было, так что ты постарался удержать спину наездника на кончике пушки... и нажал.
  Боек звонко ударил по капсюлю, и карабин плюнул струей дыма вслед всаднику.
  Ты лихорадочно принялся перезаряжать, не глядя на его удаляющуюся фигурку, открыл затвор и... прищемил себе палец.
  – Дарра, йоптыть! Пригнись, чего торчишь! – крикнул Коул, откуда-то с земли.
  Ты пригнулся, достал патрон, начал запихивать его в непослушный затвор.
  А когда поднял глаза, всадника было не видно.

  И тут стрельба с обеих сторон стихла.
  Ты оглянулся и увидел поле боя.
  Куда-то бежал, удивленно ворочая мордой, напуганный тяжеловоз. На земле, рядом с конюшней, лежало тело. Это был конюх. Ты остановил на нем взгляд. Секунду спустя тело с невиданной прытью вскочило на ноги и побежало в неизвестном направлении.
  И все, никого больше не было видно у входа.

  На вашей стороне, кажется, потерь не было вообще – несмотря на всю ту стрельбу, которую устроили два джентльмена, никто из них в вас не попал, вероятно, потому что они не очень-то и целились. Может, специально хотели вас напугать, а может, передрейфили.
  – Простите, мэм! – сказал Коул, помогая мисс МакКарти подняться с земли. Тут росла трава, сегодня было сухо, так что она не особенно перепачкалась. Зять Перкинса тоже встал, хотя до конца не разогнулся. Фил успел отбежать ярдов на двадцать – обернулся и пошел к вам назад.

  – Давайте, ко входу, только осторожно! – приказал шериф Филу и зятю мистера Перкинса. – Брет, вы его ссадили?
  – А то! – сказал Брет. – Еще и как!
  Тут ты пригляделся, и увидел, что подальше, у дома на той стороне дороги, и правда лежит тело и совершает поползновения. К нему подошла фигурка – видимо, Дарси, и наставила ствол винтовки.
  – Кажись, жив еще.
  – Ну, хорошо, – сказал Хоттс.
  Ты наконец зарядил свой карабин и надел капсюль.

  Вы все осторожно подошли к конюшне, ко входу, окружив его с двух сторон – слева и справа. Почему-то, точно так же, как полминуты назад, когда началась перестрелка, никто не знал, что делать, теперь все чувствовали себя уверенно.
  – Эй, – крикнул шериф. – Сдавайся! Твоего подельничка мы взяли!
  Никто не ответил.
  – Ты ранен?
  – Нет, – отозвался изнутри второй бандит.
  – А че ты с лошади упал?
  – Да какой-то из дураков твоих ей ухо отстрелил, вот она меня и скинула.
  – А сильно ранил?
  – Я те че, ветеринар?
  Шериф помолчал.
  – Не твой день, видать.
  – Слышь! Тут еще один ваш внутри. Конюх что ли тоже? Вы бы меня отпустили, а я бы его трогать не стал.
  – Теперь уже не отпустим, – сказал шериф. – Вернее, ну, можно, конечно. Но смысл? Теперь мы за тобой точно погонимся. Мы, конечно, не хотим, чтобы ты его это самое. Но и тебе резона нет. Это ж вообще уже будет.
  – А пообещай, что я до суда доживу? – сказал голос изнутри с надеждой.
  – Этого, сынок, я пообещать не могу, – сказал шериф. – Могу пообещать, что не я буду твою судьбу решать. Это могу.
  – Ладно, – сказал он. – Сдаюсь.
  И выбросил вам свой винчестер. А потом и сам вышел, подняв руки.

  Короче говоря, во всей этой перестрелке, в которой было выпущено десятка два, а то и три пуль, в человека попала всего одна.
  – А кто из вас попал, кстати? – спросил шериф, когда Дарси привел хромающего лже-Тимберлейка. Хромал он, потому что ушибся при падении из седла, а вот упал, потому что в плечо ему попала пуля. Прямо в самую головку плеча. Рука болталась, он придерживал её за запястье, рана была болезненная, он стонал через зубы.
  – Я. А кто ж еще! – ответил Брет.
  – Да вроде парень тоже стрелял, – кивнул шериф в твою сторону.
  – Да он пока из своей пукалки пальнул один раз, я из своего "Генри" трижды! Вот и попал!
  – Дядь Брет, – сказал Дарси, подначивая. – А у него ваще-т калибр-то побольше.
  – Да ну, не может быть! – ответил помощник Перкинс, придирчиво глядя на твой карабин.
  – Дядь Брет, а ты знаешь, что такое калибр? – спросил Дарси.
  – Так, завязывай! – прервал его Хоттс. – Давай за лошадью его лучше сгоняй. Фил, а ты за второй. Сайлас, а ты иди Дока зови, и в колокол звони. Брет, а ты его перевяжи.
  – Зачем звонить-то? – спросил зять Перкинса.
  – Затем! – ответил шериф. – Людей собрать.
  – Сайлас, делай, че говорят, – сердито сказал Перкинс.

  Одного из мошенников связали, второго, раненого просто держали под прицелом. Док осмотрел рану.
  – Крови мало, – сказал он. – Кажется, плечо сломало, а крупные сосуды не задеты. Пулю надо вынуть?
  – Не, не надо, пока, – сказал шериф, садясь в седло.
  – Да я могу, – начал док.
  – Да погоди, не надо пока. Лошадь лучше осмотри. У ней ухо порвано.
  – Ладно.

  Народ уже собирался около конюшни.
  Пока люди подходили, Фил, вернувшийся с лошадью, сложил все деньги, найденные в сумках, вместе, пересчитал и сказал, что все на месте.
  Вскоре у дороги образовалась толпа – человек сто пятьдесят, а может и двести. Мужчины, женщины, дети, все хотели узнать, зачем звонили в колокол. Шериф взобрался в седло, откашлялся и зычно объявил людям, что произошло.

  – Жители Салины! Только что я раскрыл преступление. Эти двое обокрали дроуверов. Потом убили подельника. А потом выдали это за дело рук индейцев. Но, как я установил, никаких индейцев на них не нападало. Спите спокойно! А это – жулики, воры и убийцы, которые вздумали у нас в округе народ баламутить. Чтобы все запутать! Еще они в меня, шерифа вашего, стрелять вздумали! Но я поймал их. Я отнял у них украденное. Я дал им шанс оправдаться. Как по мне, так их надо повесить – и дело с концом! Но я не судья, я ваш шериф. Поэтому, как решите, так и будет.
  В толпе послышались голоса – решали, отправить ли твоих обидчиков на суд или не стоит.
  Недолго посовещавшись, толпа вынесла решения и начала хором кричать:
  – ПА! ВЕ! СИТЬ! ПА-ВЕ-СИТЬ!
  Ты вообще-то слыхал, что на суде должны быть присяжные там всякие, адвокаты – ваша семья же судилась с Донахъю. Но тут как-то уж больно по-простому все проводилось. Как-то уж слишком по-простому. А что... а что если на их месте были бы вы? Что, если из-за какой-нибудь странной оплошности шериф заподозрил бы вас? Вас бы тогда тоже повесили? Вот так запросто?

  Хоттс поднял руку, призывая всех к тишине.
  – Ну вот и разобрались. Виселицу строить не будем, повешу их на сикаморе на пригорке. Кто пойдет смотреть – глазейте издалека. Нечего стоять толпой у дерева, а то лошадь может кого-то лягнуть. Всем ясно?
  – Дааа! – закричали в толпе. Чего они так радовались?
  – А вы со мной пойдете, – крикнул шериф вам. – Раз вы жаловались на них, то и посмотрите, чтобы все было, как вы хотели. Деньги вернули, преступников наказали.
  – Люди, не слушайте его! Он все врет! – заорал изо всех сил один из приговоренных. Перкинс легонько дал ему прикладом по раненому плечу, тот зашипел и согнулся от боли. Второй, посмотрев на него, не стал даже пытаться.

***

  – Лошадок ваших я приберу, – сказал им шериф дружелюбно, когда уже веревки привязали к лошадям, сделали петли и закинули на толстую ветку старого сикомора. – Это мой трофей, понятно? Оружие... ну тоже, чтоб не пропадало. Нам оно понадобится, пожалуй. Деньги верну вон им. А все остальное – могу и послать по какому скажете адресу. Сапоги там. Часы. И все такое прочее. Кстати, седа тоже.
  – У меня жена есть, – сказал один, морщась от боли. – Только я с ней развелся. А у неё дочь. Передайте тогда ей.
  – Давай адрес. Дарси, запоминай.
  Он назвал адрес где-то в Индиане.
  – Ну и мои вещи тогда тоже жене пошлите, – сказал второй.
  – Диктуй адрес.
  – А тот же.
  – Что?
  – Я говорю, его жене пошлите. Все равно я с ней тоже спал.
  Между мошенниками началась перепалка.
  – Ладно, ребята, это уже неважно, – оборвал их шериф. – Последнее желание есть какое? Может, папироску выкурить? М?
  – Шериф, – сказал тот, что был ранен. – Неудобно просить... дайте отлить, как мужику. Сил нет терпеть. Не хочу обмочиться, когда меня повесят.
  Хоттс пожал плечами и кивнул.
  – Фил, отведи его за дерево и расстегни ему штаны.
  – Па, серьезно!? – возмутился тот. – А хрен ему не подержать?
  – Послушай, сынок, – строго сказал шериф. – Я очень надеюсь, что ты никогда не окажешься на месте этого прохвоста. Но если окажешься, ты захочешь, чтобы кто-то сделал это для тебя. Последнее желание нужно уважать.
  Фил увел его. Вскоре они вернулись, и вам померещилась тень блаженства на лице у Гилмора.
  Их посадили на лошадей и надели на шеи петли.
  – Ладно, – сказал Эванс с уже надетой петлей, распаляясь. – Тогда у меня тоже есть желание.
  – Валяй, – милостиво разрешил шериф.
  – Ладно, признаю. Это мы убили Тидболла. Это мы провели пацана-ирлашку. Что было, то было, чего теперь.
  – Да мы поняли. Давай к делу, – попросил шериф, которому было любопытно, чего же он захочет.
  – Но купчую подделали не мы! Это сделала вон та "мисс", как вы её называете. И еще поторговалась с нами до сотни баксов. И если вы вешаете нас, то повесьте и её. А лучше нет, не вешайте. Лучше разденьте-ка её и вываляйте в перьях! Потому что она лживая тварь и болтливая курица. И заслужила свои перышки. Вот так я считаю, да.
  И он сплюнул.
  – А доказательства? – спросил Хоттс.
  – А вы посмотрите в её лживые глаза. А вообще... найдете доказательства сами. Используйте, блядь, голову, шериф. У вас есть купчая, написанная её рукой. Найдете вы доказательства. Вы шериф, это, блядь, ваша работа!
  – Всё? – спросил Хоттс.
  – Всё, я закончил.

  Шериф повернулся к мисс МакКарти.
  – Это правда? – спросил он слегка насмешливо.
  – Сэр, да какая разница! – вдруг подал голос Коул. – Было, не было... да все разрешилось уже! Она же нам помогла, сэр! Вы чего!?
  – Не мельтеши, ковбой! – отрезал шериф. – Пусть дамочка сама за себя скажет.
  – Да, пусть скажет! – подал голос зять Перкинса.

  Повисла тишина. Слышно было только, как лошадь шмякает хвостом себя по ноге.

  Но мисс МакКарти не стала запираться. Она собралась с духом и ответила:
  – Это правда.
  Тебе показалось, что она сейчас заплачет. Но она не заплакала.
  – Это правда, – повторила она, – Я уцепилась за единственный шанс уехать из Эллсворта, и согласилась: мне так нужны были деньги на обратную дорогу… А потом увидела мистера Дайсона, не знающего еще, что его обманули – и вот я стою здесь, потому что не могла пройти мимо. Мистер Эванс прав, – сказала она, так и не посмотрев на вас с Коулом, – а я вам солгала. Простите, мистер Дайсон, мистер Фоулман – без моей слабости ничего бы из этого не случилось… Мистер Хоттс, лучше тогда повесьте меня рядом с ними, а не позорьте. Я ошиблась – я виновата. Виновна… Я…
  Ты видел, что говорить ей это все было нелегко. Но вот же, сказала.
  Что теперь шериф скажет? И правда, захочет повесить? Ну, это вряд ли. Вывалять в перьях? Не исключено. Ты никогда не видел, как людей валяют в перьях, а посмотреть, наверное, было на что. Но какая тебе с этого радость?
  Или, может, мисс МакКарти должна отдать вам свои деньги, нечестно заработанные? Видать, ту самую сотню, которую один из мошенников, лже-Тимберлейк, при тебе отделил от остальных денег. Может, эта сотня теперь должна была вашей стать?
  Правда, видимо, тогда девушка останется без денег посреди Канзаса. Одна.
  Но это ведь её проблемы, не так ли? Положена вам какая-то компенсация, разве нет?

  Или вовсе не в деньгах тут дело?

Как он смог выжить? Визг пуль и грохот пальбы ещё стояли в ушах, но жуткий в своей неотвратимости вопрос настиг Дарру сразу же как только смолкли выстрелы и улеглась поднятая копытами пыль. Будто штука эта к пулям прилагалась — даже если свинец не попадёт, всё равно заденет что-то незримое. Предостерегающий окрик Коула, команды шерифа, ржание лошадей — пришлось тряхнуть головой, чтобы сбросить звонкую пыль прошлого. Тут-то и накрыло.

Сперва задрожали руки. Потом Дарра понял, что с места не может сдвинуться — ноги будто приросли к земле. Наконец, он стал задыхаться. Необыкновенно ровное в перестрелке, сейчас дыхание его вдруг стало бурным и тяжёлым, словно пришлось уже с полмили пробежать, а предстояло ещё десять, иначе смерть. Никто не может пробежать десять с половиной миль без остановки. Тогда это не одышка, это аванс. Сегодня Дарра стал немного мертвее. Его сердце никогда уже не будет биться точно так же, как минуту назад.

Тягучий глоток слюны показался на миг валуном, блокирующим единственный выход из норы. Дарра закашлялся и согнулся в коленях.

Хорошо, что момент этой его слабости в общем и целом на фоне последних переговоров с убежавшим в конюшню мошенником проходил. Никто особо внимания на замешкавшегося ковбоя не обратил, так, покосились слегка.

Может, потому и полегчало быстро. Когда все себя ведут более-менее привычно, стало быть и невероятного ничего не происходит. Не помер же никто, в самом деле.

Всё ещё клокочущее в груди сердце было явно иного мнения, но прислушиваться к нему Дарра не стал. И страшновато было, и радость победы с любопытством верх брали. Ведь вроде бы как попал даже! А ещё деньги вот-вот найдутся, к тому же из своих никого не задело. Здорово же! Жить хочется! Ну же, спокойнее, спокойнее! Нормально уже сердце бьётся, точно так же, как...

Да нет. Не так же. Всё не так же.

Черты лиц людей вокруг заострились, стали резче, хищнее.
Тьма в глубине конюшни ощетинилась шипами междосочных щелей.
Пронёсшийся мимо ветерок оцарапал щёку и ухо горячей наждачной бумагой.

Пускай. Так тоже хорошо. Люди и так всё равно становятся мертвее с каждым днём.

Отдышавшись, Дарра поспешил принять участие в финале истории. Черты окружающего мира постепенно разглаживались, солнце гнало тени прочь, и даже ветер стих и спрятал свои коготки. Дарра уже не замечал ничего из этого — слишком быстро развивались перед глазами правосудие.

Вот оно какое! Толпа вместо судьи! Эти ж люди все вообще не в курсе, что тут произошло! Нет, так-то шериф правильно всё сказал, но всё равно... Вон тот мужик ещё не проснулся даже толком, зевает стоит, а те две тётки знай себе между собой шепчутся, шерифа хорошо если в пол уха слушают! Да там и половине дела нет до бед дроуверов и какой-то там справедливости!

Слушая рёв жаждущей зрелища толпы, Дарра почувствовал какую-то неуместную усталость, как когда работать надо резче-прытче, да только голову некстати напекло. Его даже замутило. С толпой лучше не связываться, понятно.

Но как до встречного обвинения дошло, всю муть и грязь из головы будто ливнем смыло.
Мисс МакКарти купчую подделала? Да что этот лже-Тимберлейк несёт?!
И тут как гром среди ясного неба: "это правда".

Фокус не удался. Ловкие пальцы выронили платок, обнажив перо с чернильницей.

Поражённый Дарра смотрел на Кину невидящим взглядом, едва слыша её объяснения и извинения. Но почему? Почему помогла обмануть?

"Потому что была в отчаянии после ограбления"

Почему тогда помогла распознать обман?

"Потому что настоящая леди"

Взгляд Дарры вновь заострился и стал внимательным, но черты Кины остались такими какими были: не резкими и не мягкими. Правильными.

На пальцы он не посмотрел, про лишние деньги не подумал.

— Я её понимаю, мистер Хоттс, — сказал Дарра неожиданно твёрдо, — и зла не держу. Я и сам погнался в одиночку за тремя головорезами из сущего отчаяния, и если бы не встреча с моим партнёром и с вами, мистер Хоттс, быть бы мне как пить дать ими застреленным! Только не встреть я тут вновь мисс Маккарти, на окраине вашей Салины могло бы стать и двумя трупами больше.

Он показал большим пальцем сжатой в кулак руки на себя и на Коула.

— Как бы мы вам правоту свою доказали? Моё слово против их слова. Вы бы поди и слушать не стали, сэр, а вот мисс Маккарти послушали. Думаю я, без неё бы ничего этого не было, и эти двое ещё Бог один знает кого могли бы обмануть, ограбить или убить. Несправедливо это, вешать мисс Маккарти или в перьях валять. Неправильно.

Дарра покачал головой и вдруг понял, что имел в виду отец, когда про фокусы рассказывал. Если не смотреть на пальцы фокусника, можно за пределы обмана заглянуть и не дешёвую показушную красоту увидеть, а продуманную дорогую.

Глаза у Кины МакКарти были красивые, но с хитринкой, суровой, честной и немного страшной — как в двигающемся при стрельбе затворе хорошо чищенной и славно смазанной винтовки Генри.

Смотреть в глаза леди было гораздо интереснее, чем на её пальцы.

  – Да уж, – сказал шериф Хоттс. Потом обвел всех глазами. – Послушайте-ка, что я скажу. Все ошибаются. Но очень мало кому хватает духу признать свои ошибки. Еще меньше старается их исправить.
  Он исподлобья, недобро посмотрел на Эванса. Потом снова обвел всех глазами.
  – Это стоит ценить. Мы все знаем, что за город Эллсворт. Но то, что было в Эллсворте, остается в Эллсворте. А у нас тут округ Салина, ребятки. Ни хера не Эллсворт. У меня к Мисс МакКарти никаких претензий нет. У кого есть – езжайте в Эллсворт и заявляйте там кому хотите что хотите. А если вы – мужчины, то вы придержите языки за зубами. И никому об этом не расскажете, чтобы у Мисс МакКарти не было проблем. Особенно это вас касается! – это он сказал, обращаясь к своим сыновьям. – А теперь...
  Две лошади с привязанными к седлам веревками стояли бок о бок, но между ними было немного места. Шериф встал между ними и погладил лошадок по крупам.
  – А теперь, парни, – он снова глянул на мошенников, – Адьос!
  И шериф обеими ладонями хлестанул по крупам лошадей, от чего дернулись вперед. Веревки с визгом натянулись, Эванс и Гилмор одинаково задергали ногами в воздухе. Ветка закачалась, пружинисто затряслась, но... не обломилась. Толпа позади притихла.
  Вот так просто. Закинули петельку, наподдали лошади, несколько минут поболтался в петле – и язык наружу. Простая смерть. Но страшная, надо думать. Небо с овчинку кажется.
  Ты тогда понял, почему конокрадов вешают, а не, скажем, расстреливают. Потому что виселица – это страшно. Один вид петли, кто её разок видел, уже из памяти не вытравишь. Так сказать, устрашают.
  И это хорошо еще если снимут потом. А то так и будешь покачиваться на ветру с табличкой "Вор, бандит и конокрад", а вороны будут у тебя глаза выклевывать.

  Когда они перестали подергиваться, и только покачивались, безжизненно свесив головы, шериф успокоил лошадей и отрезал веревки. Тела упали на землю с глухим, неживым звуком. Как мешки. Подошел док (он был с вами), проверил пульс.
  – Мертв, – сказал он. – И этот мертв.
  – Слышь, док. А достань у левого пулю из плеча, – попросил маршал.
  – Так он же уже мертв, – не понял доктор.
  – Ну, достань.
  – Зачем.
  – А любопытно.
  Доктор пожал плечами, взял у шерифа нож (не хотелось ему, видно, ради такого дела свой скальпель марать), сделал надрез и выдавил пулю.
  – Ну, доставайте! – сказал тебе и Брету шериф.
  – Чего доставать?
  – Патроны.
  Вы достали по патрону.
  – Ну? И че ты мне затирал? "Три раза", "три раза"...
  Шериф показал вам пулю. Она была в крови, но разглядеть её было можно. Пуля была "с ножкой", как у твоего карабина, и по форме похоже, только немного сплющилась.

  – Я не затирал.
  – Брет, ты не обижайся, но ты балабол, – сказал шериф, посмеиваясь. Потом он выкинул пулю в траву, взял стоявший у дерева винчестер.
  – Эй, парень, держи! – крикнул он и кинул тебе карабин. Ты его с трудом, но поймал. Увесистый такой, ухватистый. Ты держал в руках винтовку Генри, но карабин был... поудобнее что ли. Из винтовки Генри с лошади стрелять неуклюже как-то, длинная она слишком. А заряжать так вообще умучаешься. А из этого – вполне себе.
  – Честный трофей.
  Потом шериф кивнул младшему сыну:
  – Теперь отдай им деньги.
  Коул взял сумку с деньгами.
  – Ну, всё. Удачи, ребята. Не попадайте больше в такие истории. И говорите всем в нашем округе, чтобы голосовали за Билла Хоттса, – поднял он палец вверх. – Ну все, идите, мне еще с вашей мисс поговорить нужно.
  Ты отдал мисс МакКарти револьвер с дьяволом на щечке, попрощался, и вы пошли.

***

  Вы сидели в местной столовой при отеле, все в той же. Ты рассматривал карабин, щелкал скобой и учился вставлять патроны в окошко сбоку (патроны нашлись в той же сумке, где и деньги были – целая пачка, полсотни штук в картонной коробке). Винчестер заряжался намного удобнее, чем твой старый карабин. Очень просто и быстро. Ты такой же видел у босса Киммеля, но даже у Прикли такого не было.
  Коул разложил пачки с деньгами и пересчитывал их на всякий случай. Счетовод он был тот еще, но всяко лучше тебя – ты ходил в школу несколько месяцев, а он, кажется, лет пять. Пересчитать денежки стоило: а то мало ли – упыри эти потратили на отель... придется тогда из своих докладывать.
  – Шикарная вещь! – сказал Коул. Он сказал это с завистью, но чувствовалось, что он и рад за тебя тоже. – Я как-то такой же хотел, так за него сорок пять долларов просили, прикинь. А у тебя почти новый – и даром. Шериф Хоттс – щедрый человек.
  Он сбился и начал пересчитывать по новой.
  – Фу, голова идет кругом. Да, ну и история вышла. С перестрелкой. Еще и дамочка затесалась. И че ты о ней теперь думаешь, партнер?
  Вы сидели, пили кофе. Можно было ни о чем не думать и радоваться, что все закончилось. Правда, придется опять ехать в чертов Эллсворт, ждать там Тимберлейка до посинения, но вдвоем –
это уже не в одиночку. Можно даже и в Куин-оф-Хартс этот заглянуть, посмотреть, как там, есть ли у них француженки, и вообще... Двое-трое не один, как говорится. Есть кому присмотреть – и за деньгами, и друг за другом.
  – Слышь, Дарра. Ущипни меня, – сказал Коул.
  Ты пожал плечами и ущипнул его.
  – Да, похоже, я не сплю! – сказал он. – Прикинь... тут... тут почти на пятьсот сорок долларов больше! Наверное, Фил этот, когда пересчитывал, пачку одну посмотрел, они по пятьсот долларов. Ну и типа семь одинаковых пачек и одна тоненькая. Он и решил, что ровно. Только толстые из двадцаток, а в тоненькой разные купюры. И там пятидесятки проскакивают тоже, и даже сотка одна есть. Это они, видно, с других дел или с игр карточных туда подкладывали денежки, чтобы вместе все держать... Не, ну ты прикинь! Мы... мы сука богаты, партнер!

Дарре даже пить не надо было, чтобы чувствовать себя пьяным. Торжество справедливости, трофейное оружие и случайные дополнительные деньги — всё это казалось и по отдельности-то невероятным, а уж вместе просто сводило с ума.

— А что дамочка? — запальчиво ответил Дарра на полушутливый вызов партнёра, — Только краше стала! Я-то ещё в Эллсворте что-то такое, знаешь, странное в ней почуял. В речи там, жестах. Никогда таких ловких пальцев у женщин не видел. И рассуждала она порой как картёжница, словечками сыпала всякими такими. Короч вроде и леди, а вроде и чем-то непростым по жизни занимается, и может нам с тобой лучше даже не знать, чем именно. Только всё ерунда! Теперь-то я понимаю!

Он дослал последний патрон и восхищённо осмотрел полностью готовый к стрельбе карабин.

— Леди-то и правда кем угодно быть может, получается! Ну или почти кем угодно. Но картёжницей-то, чобы нет-та? И вообще, леди тоже люди. Ошибаются, бывает! Но наша-то мисс Маккарти вона чего, взяла да исправилась, пусть и не с первого раза, но так со второго хотя бы. Хотя повезло отчасти, что мы все тут собрались в одно и то же время. Но чё уж там, везёт тому, кто везёт. А кто ни черта никуда не везёт, тому и не повезёт!

Просмеявшись и обнаружив среди денег солидный излишек, партнёры оглянулись по сторонам и, понизив голос, стали советоваться.

— Я думаю... а-а, чёрт, Коул, ну это ж наши деньги, мы вона сколько за них настрадались, под пулями жизнью рисковали! Я считаю, заберём их себе, а парням про них знать не надо. Ну, они же скорее всего или расстроятся, что такой куш упустили, или себе часть потребуют, да только их-то тут в чём заслуга? Ну так и зачем их расстраивать? Только вот...

Он задумался на пару секунд, подвигал влево-вправо губами и всё же решился:

— Я думаю, надо часть мисс Маккарти подарить. Всё ж таки без неё мы с шерифом не договорились бы. А без шерифа и его людей эти гады нас бы могли и того... с таким-то оружием! Давай может ей, ну, двести прям, для ровного счёту, а нам по сто семьсят? Леди всё ж.

А про шерифа Дарра даже и не заикнулся — тот себе лошадь забрал целую да ещё и прославился на всю округу. Вот уж кто точно в накладе не остался!

  – Перед парнями надо бы проставиться, конечно, – сказал Коул. Но потом передумал. – А давай! Звучит, как что-то правильное.

  Немного поспрашивав работников отеля, Дарра и Коул выяснили, что леди из номера такого-то (ну а кто ещё это мог быть? Как будто их тут сто штук!) отправилась к какому-то мистеру Трентону, аналогично уточнив дорогу. Там-то они втроём и встретились вновь.

  — Мисс МакКарти, — сказал Коул, слегка неловко. — У нас тут к вам небольшое дело.

  – А дело в том, – запальчивость и уверенность Дарры вдруг куда-то подевались, – что, как сказать-то, хм... мы вас отблагодарить хотим.

  Друзья битых двадцать минут думали, в каком виде подарить леди деньги, пока не остановились на платке. Простеньком, купленном в местной лавке (собственно, единственной в Салине), но всё ж таки хоть какая-то форма. Хотели сперва в конверт положить, но так и не нашли, где купить. А так будет ещё и память мало-мальская — платок оказался похож на Даррин нашейный.

  – Здесь двести долларов.

   Дарра замялся, не решаясь сказать, что деньги эти принадлежали повешенным мошенникам.

  – Вот. Спасибо вам, мисс, что по совести так всё, ну. Вы хоть и хотели меня от пуль уберечь, я помню, но тут иначе нельзя было. Или так, или за решётку. Или бежать в другой штат аж, и как тогда друзьям в глаза смотреть? Это ж я их тогда подставил бы тоже, деньги-то заказчика. В общем, вы хоть и не на той стороне сперва встали, пусть с отчаяния, но я теперь без обид короче. Ну вот так. Жаль, что и вы в перестрелку попали. Вот. Надеюсь, всё хорошо у вас будет.

  Под конец сбивчивой речи Дарра совсем смутился. Почему-то тяжело было с мисс Маккарти объясняться, будто простым ковбойским языком нельзя было донести до такой возвышенной как она женщины то, что Дарра хотел сказать. Что благодарен. Что простил. Что понял: пальцы не важнее глаз.

  – Вам, значит, хорошей дороги. Ага.

  — Мы просто че подумали? — добавил Коул. — Раз вас ограбили в Эллсворте, значит, вам деньги точно не помешают. Так что берите, не сомневайтесь, – он улыбнулся.

  Появление дроуверов перед домом Трентона, по всей видимости, заставило Кину напрячься, ведь вроде бы как сказаны уже были слова прощания, а тут вдруг нежданно-негаданно продолжение наметилось. Однако, лоб леди быстро распрямился, прогнав назойливые морщинки тревог, рука потянулась расправить волосы, а уста даже приоткрылись в немом возгласе удивления. Уж не подумала ли, что ковбои ей свои-кровные предлагают? Ну точно!

  — Спасибо, джентльмены, но я не могу. Я вам столько проблем доставила, что еще и заставлять жить впроглодь из-за вашего благородства - просто неприлично. Я ценю вашу помощь, заботу обо мне, - девушка прижала руку к сердцу, - но... Согласиться было бы неправильно. Скорее это я должна вернуть вам то, что получила за свое... за свою помощь им.

  — Да мы там... нашли, короче! — сказал Коул. — Долго объяснять. В общем... мы разделить решили. Раз уж вы с нами были и под пули тоже... полезли. Так честно будет! — сказал он, наконец, не зная, какой еще аргумент прибавить.

  – Да, точно! – Дарра был благодарен Коулу за то, что тот вывернулся без точных объяснений, – Нашли просто. В сумке. Лишние, короче. Вам же всяко нужнее, мисс Маккарти!

  Он снова замялся, думая о своём и явно колеблясь, но в конце концов решился:

  – А можно у вас на память попросить что-нибудь?

  Как ляпнул, так сразу и зарделся.

  Мисс Маккарти и сама вспыхнула, пусть и не сразу, а словно бы лишь после того, как до конца поняла ей сказанное.

  — Ох, Madonna mia, да-да, конечно, я… Подойдите, мистер Дайсон, и протяните вашу руку, — после короткого суетливого смятения торжественно попросила Кина. А когда Дарра исполнил просьбу, одним движением стянула держащую волосы нежно-голубую ленту и повязала ее на кисти молодого ковбоя.

  — Увы, все действительно моё осталось в руках грабителей, — может, хоть эта безделушка напомнит вам о Кине МакКарти, невольно втравившей вас в эту пренеприятную историю. И… благодарю вас за помощь.

Тут леди неожиданно пылко обняла сначала Дарру, потом Коула, поцеловав каждого в щеку.
  — Спасибо, джентльмены… Я тронута.

  Голубая лента у Дарры с мисс Маккарти почему-то совсем не вязалась, хотя сама по себе была красивая и изящная, пусть простая. В семье Дарры женщины таких не носили - слишком легко запачкать, даже когда просто волосы потной рукой во время работы поправляешь. А тут... такая тоненькая, невинная. Ценная, но будто мешающаяся, способная подвести, предать. Как будто мисс Маккарти стремилась оставить какую-то часть себя в прошлом. Какую-то, которая ей показалась близкой наивному юному дроуверу. А может соответствующей. Достойной.

  Дарра так сразу разобраться и не смог - надеялся на какую-то памятную вещицу, но что лентой она окажется не ожидал. Было сперва что-то недоброе, хищное в образе лишившейся ленты для волос мисс Маккарти, но стоило ей наклониться для мягких прощальных поцелуев, сразу развеялся морок.

  Это леди. И что отдала она миру и Дарре — ей виднее. Дело Дарры благодарным быть и память хранить. На том и кивнул. И тут леди удивила его вновь — как по носу щёлкнула, но не чтобы обидеть, а внимания ради. Смотри, не всё так просто.

  — Мистер Дайсон, у меня есть для вас еще одна вещь. Не как память обо мне — это была бы не та ассоциация, которую я хотела бы, но как знак моей признательности. К тому же вам она важнее, чем мне, и точно сослужит добрую службу.

  Помедлив, она уточнила:

  — Вы верите в Бога? — и сама же ответила, — Думаю, да. Такой юноша, как вы, точно не живет без Господа в сердце. Прошу вас, примите это в знак моей признательности.

  Смущенная, Кина протянула Дарре уже знакомый ему револьвер и поспешила продолжить, словно оправдываясь:

  — Знаю, там изображен бес, — она перекрестила рот, — и пользоваться такой вещью, наверное, немного не по-христиански. Но важна не вещь, но рука, которая его держит, и в доброй руке даже револьвер с дьяволом послужит добру. Возьмите, не стесняйтесь и не отказывайтесь — это подарок.

  Немного замявшись и потупив взор, мисс Маккарти повернулась к Коулу.

  — Мистер Фоулман, — развела она руками, — я бы и вам подарила что-то на память о нашей встрече, но, к сожалению, больше у меня ничего нет. Но если я сегодня же не уеду, и успею найти инструмент, я вас прошу, джентльмены, зайти к обеду перед отъездом в гостиницу. Мою гитару сломали, и я давно без музыки — хотела бы поиграть и вспомнить пальцами струны. Я была бы очень рада, если бы вы послушали: смею надеяться, вам понравится.

  При виде револьвера Коул присвистнул.

  — Бери, Дарра, — сказал он. — А то что ты без револьвера ходишь? Непорядок! Вооружаться, так уж как следует! А что бес – так и правильно, не ангела же там рисовать! Как напоминание — дважды подумаешь, прежде чем в дело его пускать.

  Потом он ответил Кине:

  — Да я бы с удовольствием послушал, если честно. Хотя нам ехать надо бы. Но хорошая песня — всегда к месту. Только знаете что? Боюсь, мисс МакКарти, в этом городе вряд ли найдется для вас сцена, вот что! Не в отеле же вам этом играть. Это даже, по-моему, вам как-то не к лицу. Но Запад не так велик, как кажется. Может, мы в следующий раз увидимся в месте поприличнее — и тогда вы нам сыграете все, что захотите! А до тех пор — оревуар! — и он дотронулся до шляпы.

Дарра же не знал, что и сказать. Вчера вечером и сегодня утром он носил этот револьвер вообще не думая ни о какой символике, потому как не нервах весь был, только мысли о мошенниках да перестрелке в голове и звенели. А тут вдруг леди, оступившаяся, но не упавшая, и пистолет у неё, получается тогда, правильный, хоть и с рогатой рожей.

— Я так это понимаю, — медленно проговорил Дарра, не сводя взгляда с дарёного оружия, — что ад-то он рядом. Каждый заблудиться может и там оказаться. Но, получается, можно и назад дорогу отыскать.

Он поднял голову, посмотрел на Коула и Кину, и улыбнулся.

— Спасибо, что показали как, мисс Маккарти. А я ведь всегда думал, что в церкви привирают. Ну, что ад, это навсегда. Стращают поди с лишком, чтоб наверняка. А правда-то, она вон какая бывает.

Сложная, но и жизни достойная, и риска.

  Попрощавшись с Киной, вы поехали назад в Эллсворт. Приехали вы очень вовремя, потому что вас там чуть не арестовали.
  Дело в том, что мистер Тимберлейк действительно уехал к больному отцу, но ни в какую не Небраску, а недалеко, на одну из ферм. И работники должны были не взять у вас деньги, а при вашем появлении скакать к нему и предупредить его.
  Детина же на голубом глазу соврал вам просто на удачу – ему давно уже надоело сторожить загон в городе, и он собирался дать деру, а тут такой шанс! "Вдруг они просто мне деньги и отдадут!" Ну, и куда его этот шанс привел – известно.
  Короче говоря, очень скоро работники Тимберлейка, приехав в город, узнали, что стадо вместе с Тидболлом исчезло, и стали его искать. И, конечно, нашли следы. И поехали... за стадом, а не за вами, потому что ни про какого Дарру Дайсона, Эванса, Гилмора и Кину МакКарти они и слыхом не слыхивали. Но в Салине им сказали, что рядом с городом то ли напали на кого-то индейцы, то ли не индейцы, то ли у кого-то украли какой-то скот, то ли наоборот вернули за него деньги, то ли кого-то пристрелили, то ли повесили, и то ли скотокрадов, а то ли дроуверов... Короче, они решили не испытывать судьбу и вернулись ни с чем – а что, деньги-то были не их!
  Но к тому времени вы уже добрались до Тимберлейка и попытались объяснить, что же с вами произошло. История была страшно мутная (тем более, что фальшивую купчую шериф Хоттс конфисковал), так что вряд ли мистер Тимберлейк вам поверил. Но вы отдали ему деньги, а купчую он вам не доверил, а выслал её мистеру Гордону по почте.
  Затем, вы вернулись в Канзас-Сити.

  Там вы нашли Прикли и Рин-Дин-Дина и естественно пошли отмечать удачное предприятия. В процессе этого отмечания Коул внезапно куда-то пропал. Но вам и без него было норм: ты им рассказывал про перестрелку и показывал винчестер и пистолет, и они, конечно, завидовали – даже без упоминания, что вам достались лишние деньги, история получилась невероятно крутая. Особенно их впечатлил револьвер.
  Коул вернулся сильно позже: на лице у него был кровоподтек, а вид он имел довольно помятый, но довольный.
  – Че это было? – спросил его Прикли.
  – Да задал кой-кому трепку, – ответил он. – По старой дружбе. Дело прошлое.
  Потом вы стали прощаться – Прикли поехал к семье, Рин-Дин-Дин – на ферму к знакомым в Миссури. Вы договорились встретиться в марте тут либо уже в апреле в Сан Антонио. Ну, если получится, конечно.
  – Наврал я им, если честно, – сказал Коул, проводив их взглядом. – Не хотел всего рассказывать, а то долго. Я когда послушал эту мисс МакКарти и шерифа, подумал, что правда, если что накосорезил, надо хоть попытаться исправить. Ну я решил, как ты тогда сказал, пойти извиниться перед девчонкой этой. Дороти которая, под француженку машет. Да и отдать ей деньги, сотню хотя бы. Я ж их не заработал как бы. Шальные. Шальные деньги должны легко уходить. Ну короче, искал-искал, а потом как нашел! И она как меня увидела, крик подняла, помогите, мол, "надо мной творят насилие"! Так, мать её, и сказала! Ну, на меня двое миссурийцев навалились и в морду дали. А потом разобрались, кто она, и давай извиняться. "Извините, говорят, мистер, мы думали, она честная девушка, а она такая-сякая! Делайте с ней, что хотите." Даже пиджак мне отряхнули и пошли. Тут она, конечно, опять струхнула. А а ей говорю – чего орала-то, дура? Я извиниться пришел. Она мне сначала не поверила, а потом как поняла, что правда, сразу такая надменная стала, просто йоптить графиня Гарнитур какая-то! "Не нужны мне, – говорит, – ваши извинения, сударь, ступайте прочь отсюда. Бог вас простит". Я ей говорю, бог, может, и простит, а сто баксов, мисс мадемуазелька, бог вам готов подкинуть в счет извинений? Держи, говорю. Тут она перестала ломать комедию и даже про акцент забыла! Ладно, говорит, мистер, вижу, вы от всего сердца извиняетесь. Помялась-помялась, и говорит, пойдемте, умоетесь, и я вас угощу хоть виски, а то вам вроде как не по делу в глаз дали. Да и вообще, говорит: "У меня теперь ощущение неуютное такое, что я эти деньги тоже не заработала... Может, вы мне и с этим поможете?" Вздохнула, мол, вы бы знали, как я страдаю по этому поводу. Не, говорю, мисс, так не надо. Заработаете ещё. Пусть вам хоть раз просто повезет на сто долларов. У каждого в жизни должна быть такая история, как ему просто повезло. Просто простите меня – и все. И знаешь че?
  Он посмотрел на тебя.
  – И тут она взяла – и заплакала. Но так, знаешь... в хорошем смысле.
  А сам Коул вдруг невпопад заржал.
  – А я ж прав был, прикинь! Она из Цинциннати, а в Париже ихнем и не была сроду. Правда, говорит, мама у неё – француженка была. Вот в это, партнер, охотно верю. Все же, как ни крути, а француженку, как и ирландку, не переделаешь!
  Досмеялся и взял стаканчик в руку.
  – Давай-ка выпьем, чтобы нам с тобой и дальше везло!

  Потом вы стали обсуждать, что делать дальше.
  Можно было поискать работу на ранчо, но поздновато было уже этим заниматься – уже наступил ноябрь. По одиночке вы бы, наверное, нашли работу, но вдвоем вряд ли. Это, конечно, ничего не значило – что ж вам, всю жизнь вдвоем мотаться? Можно и разминуться.
  Ты спросил его, чего он не поедет домой – Арканзас же близко к Техасу, очень удобно потом туда за скотом и уехать.
  – А ты думаешь, чего я из дому ушел? – спросил Коул.
  Ты сказал, что он сам говорил, мол, призыв объявили в армию мятежников.
  – Не, это-то да. Но можно же и дома прятаться. Или у родственников там. Да и вообще, Арканзас... там было, где спрятаться. А уехал я, Дарра, потому что у меня отец давно помер, царствие ему небесное. А мать опять вышла замуж. Но часть фермы по завещанию осталась мне. С отчимом же мы чего-то сразу не поладили – это я из-за него в школу не доходил. Я неплохо учился, партнер, пока он за неё платить не перестал. Ну, конечно, звезд с неба не хватал, но и не худшим был. Ну, мы и поссорились. Там, сям... и к моменту, когда война началась, ненавидел он меня лютой ненавистью. И очень обрадовался, что призыв объявили, и меня на войну заберут. И если бы я там остался, он бы, конечно, меня выдал. Вот так вот. Так что не желаю я его дурацкую образину видеть. Проживу, как-нибудь зиму и без Арканзаса.

Благополучное возвращение похищенных денег однозначно повлияло на Дарру положительно. До последнего ожидал он от жизни какой-нибудь подлянки, но когда выяснилось, что всё в порядке, и дело сделано, с души его упал такой величины камень, что на миг показалось, будто эдак и в полёт отправиться можно, не хуже птичьего племени.

Что, собственно, Дарра с Коулом и сделали. Фигурально, конечно, но ощущалось-то оно именно так. Удивительно, неочевидно, хотя на самом деле вполне логично, но скакать по прериям без забот и скакать по прериям с заботами — это весьма существенно отличающиеся друг от друга процессы! Хотя со стороны и непонятно никому. Только внутри-то теплилось приятное такое чувство уверенности в своих силах и, что ещё важнее, в своей удаче. Может и не зря болтают, будто ирландцы везучие!

В общем, перед товарищами Дарра предстал просто на пике хорошего самочувствия. Да что там, он себя просто очешуительно чувствовал! Каждая улыбка каждой встречной девушки ощущалась как приятнейший вдох сладко-терпкого воздуха после глотка виски, каждый виски пился как под закусь шикарнейшим стейком с кухни миссис Риггс, а каждый стейк пах как улыбка симпатичнейшей из красоток.

— ...И я, значит, эту красу-громадину на балконе про ворюг спрашиваю, а сам дивлюсь, это ж как они этот балкон так укрепили, что не рушится? — привирая для красоты, рассказывал Дарра Прикли и Рин-Дин-Дину о своих злоключениях, — Но вообще она всё подсказала точно, так что правду, значит, говорят, что большие люди самые добрые! Хотя добрая-не-добрая, а на такую, парни, только сверху залазить, не то задавит и не заметит!

Даже и без Коула теперь получалось всё как-то. Раньше-то Дарра всё больше помалкивал при нём да ждал момента, чтобы уж наверняка что-то важное или дельное в разговор ввернуть, а тут выяснилось, что можно и самому говорить всё, что на уме, знай только удерживайся, чтобы лишку не сболтнуть. Ведь так приятно, когда все тебя слушают, что волей-неволей хочется ещё перцу добавить.

— ...Ну и тут они ка-а-ак начали палить! — взахлёб тараторя от накатывающих воспоминаний, продолжал Дарра, — Я даже испугаться не успел, только и подумал, что дескать надо и мне, значит, выстрелить. А то как же, они вона гвоздят нас как хотят, а мы молчок? Ну то есть один гвоздил, вот с этого самого ружья, ух и скоропальное, парни, ух!

Уже спьяну путаясь в деталях, чего бы и виски тогда по сторонам не порасплёскивать? Навроде как описание действия усиливало это, или так уж Дарре казалось.

— А леди-то возьми да поцелуй меня прямо в щёку! За то, что мы ей э-э-э... ну поверили ей, то есть, не стали суда требовать. Вот как, понимаете? Она в нас поверила, а мы в неё. Эх, хорошо это, когда тебя леди да в щёку-то целует. Ажно тепло на сердце становится.

Да товарищам вроде и так история понравилась.

За вернувшегося и признавшегося в своих покаянных похождениях Коула Дарра искренне порадовался:

— Да молодец же, дружище! Такое дело сделал!

Спроси кто Дарру, "какое такое дело-то?", он бы объяснить толком и не сумел бы, скорее всего, но Коулу-то не надо было ничего объяснять. Для него и для Дарры это было дело, чуть было их не рассорившее, и хорошо, что удалось поставить в нём жирную точку.

Выслушав рассказ про злобного отчима, Дарра как смог посочувствовал Коулу, невольно про своего отца вспомнил и подумал, что как-то вдруг расхотелось родителей проведывать, хотя так-то собирался. А потом вдруг на каком-то душевном порыве предложил Коулу перезимовать на ферме Пэдди.

— А что, айда к нам? С братом познакомлю, с друзьями! С Дейдрой, в конце концов, а то горазд ты про ирландок шутить, а вот с одной хоть пообщайся по-нормальному, сразу разницу-то поймёшь! И готовит она хорошо, и дом в чистоте, и вообще. Ну. Хорошая.

С трудом догнав пьяным мозгом вёрткий язык, Дарра всё же понял, что, может, зря он так вдову-то брата расхваливает, а то ведь, зная Коула, может так статься, что захочет он с ней поближе познакомиться. Уж зимой-то. На ферме, с которой даже деться-то некуда. А что там сейчас вообще творится? Всё вдовствует она? Или может с кем-то из оставшихся сошлась? Тогда ведь нехорошо может получиться...

Но оговариваться было уже поздно.

— В общем, заработать не заработаем, но и не потратимся особо. Там еда своя, крыша своя, будешь как сыр в масле кататься. Ну, подарками, конечно, закупиться придётся, но я это в основном на себя возьму, а ты сколько хочешь подкинь, так просто, чтоб не с пустыми руками.

В конце концов, что плохого могло выйти? Главное-то что? Главное Брэди побольше наливать, а Лиаму поменьше.

  История, тем более, рассказанная с огоньком, да еще из первых рук, и правда всем понравилась! И на этом вы расстались.

  Коул немного подумал и сказал:
  – Кругаля давать, конечно... но с другой стороны... все лучше у друзей, чем у дяди какого-нибудь чужого! Тем более, раз готовит хорошо! Раз приглашаешь – поехали! – и он подмигнул.
  Твою идею закупаться по дороге он отмел решительно.
  – Чепуха! – сказал он. – Во-первых, у кого ты спрашивать собираешься? Думаешь, в ноябре полно людей, кому охота на дороге потрепаться? А если и охота, то они непременно помнят, сколько топор стоит в ближайшем магазине? Да ща. А во-вторых, никакие ты цены ты так не запомнишь, ты ж счетовод тот еще у нас. А купить что-нибудь забудешь. Потом окажется, что где-то чего-то нет, или дороже, чем до этого было, и что, из-за пачки табака назад поворачивать? А в-третьих, к Западу все только дороже будет становиться – его же туда вести дольше. Неее, надо тут все покупать, в Канзас-Сити. Пошли, приличный магазин найдем.
  И вы нашли магазин, который назывался дженерал мерчандайз, фамилия там была какого-то Розенблата, а фасад дома был, словно печка изразцами, оббит маленькими дощечками, на которых перечислялось, что же там продается. Ощущение было, что всё. Когда вы вошли и ты посмотрел на полки, то понял, что так оно и есть.
  В таких магазинах ты раньше не бывал – этот был не чета торговым постам, которые вы посещали по дороге в Колорадо, и той паре лавок в Айове и Денвере, что ты помнил. Да и где тебе по магазинам было ходить – что тратить? А теперь все поменялось. Ты смотрел на цены, прикидывал и понимал, что так-то позволить здесь себе можешь... а всё что душе угодно! Ну, может, кроме часов, часы как-то все же не по карману показались, а остальное...
  Магазин был устроен в гостиной бывшего жилого дома – большой зал, с камином, был отгорожен длинной стойкой, за которой были не полки даже, а целые стеллажи. Но все равно место оставалось, и даже столик тут был – чтобы посетители (кумушки какие-нибудь) могли выпить кофе и потрещать языками. Сам дом был большой, и, такое складывалось ощущение, что он битком набит всякими товарами.
  Продавали тут керосин и кожу, гвозди и консервы, инструменты и муку, седла и патроны, мыло и средство от поноса. Не хватало только свежей провизии и одежды, хотя кое-какие ткани в наличии имелись, но, в основном, парусина и самый дешевый ходовой ситец. Было понятно, для чего такое разнообразие – через Канзас-Сити ехали переселенцы, и в большом караване всегда нужны были, ну, почти все эти товары. Оставалось загадкой, как мистер Розенблат вообще помнит, что у него есть, а чего нет.
  Но он все помнил.
  Такого вежливого и готового помочь продавца тебе еще не попадалось.
  – Ежели вы игру на зиму хотите, чтобы играть, то смотря с кем, в какой компании. С дамами или же больше в мужской? Попроще или посложнее? – ты подумал и ответил, что больше в мужской, и давайте, мол, попроще. – Тогда домино! – ответил хозяин. – Прекрасная игра, не забивает голову, а очень даже прочищает. Вам понравится, если не пробовали. Знаете правила?
  – Знаем! – сказал Коул. – Что насчет табака?
  Табак был в особом ящичке с отделениями, и какого тут только не было! Жевательный, трубочный, папиросный, нюхательный – все в баночках, пачках, мешочках.
  – Во, вот этот, с быком бери! – посоветовал Коул.
  – Ооо, вижу, вы разбираетесь! – сказал мистер Розенблат. – Это "Дурнхэмский бык", терпкий, крепкий, но не горлодер. Но если ваши друзья курят трубки, я вам советую "Айвэн Райс и компания", мой брат курит такой и утверждает, что божественный. Произведено в Чикаго!
  Ты не помнил, курит ли Брэди, но вроде, они как-то с братом курили трубки из кукурузных кочерыжек, так что взял тоже и его, пару пачек.
  Потом вы стали выбирать виски, придирчиво осматривая этикетки, в которых ничего толком не понимали. Взяли в итоге кентуккийский – "Старый ворон". Розенблат пытался присоветовать вам виски какого-то Дэниэлса, но Коул сказал, что на этом написано, что фирма существует уже тридцать лет, а это хоть о чем-то, да говорит.
  – А Дэниэлс этот небось – так, однодневка.
  – Что вы, мистер, очень приличный бурбон! – слегка даже обиделся Розенблат. – Я вам чепухи не посоветую. Я плохой виски в магазине не держу, это наносит сильный урон репутации.
  – Ну ладно, давай две бутылки "Олд Кроу" и одну "Дэниэлса". На пробу! – посмеялись вы.
  Купили револьвер. Коул настаивал, чтобы ты взял нормальный армейский револьвер, но ты хотел патронный, а такие у него были только "Смит-Вессон" – красивые, но маленькие, самый большой был тридцать второго калибра. Но Розенблат сказал, что это настоящее качество, показал, как он ловко разламывается.
  – Обычный кольт вы никогда так быстро не перезарядите! А если в подарок – то вообще лучше нету, тут никелировка идет бесплатно!
  Револьвер был дороговастый, конечно, по сравнению с пушками, явно купленными на каком-то военном складе... но что тебе разница в пять долларов?
  Купили патроны – картонные коробки с боеприпасами для этого самого "Смит-Вессона", .44 Генри для твоего карабина и винтовки Генри, что осталась на ферме, да еще свинцовые бруски и готовальню, потому что ты не помнил, какого калибра остальные винтовки были у Пэдди.
  – С такой готовальней можно отливать пули любого калибра! – сообщил хозяин.
  Потом выбирали сковороду, топор (их оказалось тоже много всяких разных – плотницкий, для рубки леса, для колки дров – и все разные, пришлось тебе пошевелить мозгами), капсюли, седло, приправы... Купили кобуру, но Розенблат уговорил вас купить две.
  – Дарить револьвер без кобуры – это как дарить женщине цветы без ленты! – сказал он, а Коул посмеялся.
  – Я свой вечно за поясом ношу!
  Пока ты выбирал соль с перцем, Коул прошелся посмотреть, что еще есть.
  – Охренеть! – крикнул он вдруг. – Дарра! Ты посмотри!
  Под лестницей на второй этаж была полка с подержанными книжками – их, наверное, продавали переселенцы, которые вдруг поняли, что чем меньше с собой мукулатуры, тем лучше. Коул показал тебе обтрепанную книжку толщиной с пару пальцев. Длиннющее название, которое ты еле осилил по слогам, гласило: "Земледелие в Западных Штатах: Полное иллюстрированное руководство фермера."
  – Че, можно такую книжку купить! – предложил Коул.
  Ты сказал, что бесполезно – кто её у вас там читать-то будет? Братья читали и писали не лучше тебя, а уж Лиам-то точно не умел.
  – Ничо, тут картинки есть! – сказал Коул, пролистав несколько страниц. – Во! Смари!
  Со слегка пожелтевших страниц на тебя смотрели вычерченные изображения злаков, сельскохозяйственных машин, схемы распашки участков...
  Без букв мало что было понятно. А буквы... ну, попробовал ты одну фразу прочитать – и чуть голову не сломал о слова "исключительно полезный".
  – Да это же так, для смеху! – возразил Коул. – А сколько стоит? Доллар двадцать! А, считай, даром отдают!
  И он купил эту дурацкую книжку, и прихватил еще две – сборник шуток за тридцать центов и брошюрку "с семейными играми" за сорок пять.

***

  – И че, и как мы это повезем? – поинтересовался Коул. Получилась внушительная такая горка свертков из плотной бумаги, перетянутой шпагатом. В седельные сумки она бы не поместилась, учитывая, что вам еще предстояло закупиться провизией и ячменем для лошадей.
  В итоге вы решили твою старую лошадь не продавать, а купить для неё вьюки и сунуть все туда. Пришлось бы, конечно, кормить её – но все лучше, чем что-нибудь потерять или если какая из ваших лошадей помрет с голоду.
  – Ничего, потом в Денвере продадим! – сказал Коул. – За двадцатку-то должны еще взять.
  И он оказался прав. Потому что потом вы зашли еще в магазин, который вам подсказал Розенблат – "Ткани и готовое платье Циннеман и сыновья". И там купили пальто, отрез ткани на полтора доллара, ниток и пуговиц на пятьдесят центов, да еще шарф в клетку. А еще рубашку со штанами. А старую-то одежду надо было куда-то деть! Не выбрасывать же!
  – И жилетку надо! – сказал Коул. – А то твоя вся протерлась. Что ж ты, в одной рубашке, без жилетки ходить будешь? Глупо новую рубашку носить, а жилет босяцкий.

  Потом вы пошли выбирать лошадь. Большинство лошадей уже купили, но в таком городе на конюшне всегда можно было найти если не призовую, то классную лошадь. Тебе достался мерин-трехлетка, с поджарыми, тонкими ногами и короткой гривой. От крестца по бокам у него расходились яблоки, а на теле проступали нервной паутинкой венки – такая кожа была плотная. Но ребра не проглядывали.
  – Смотри, какие яблочки! – сказал Коул. – Это значит, кормят хорошо. Только ты это не показывай. Тут торговаться надо – ни один торговец лошадьми никогда тебе настоящую цену сразу не предложит. Не принято.
  Коул поругал разных лошадей, стоявших в стойле, заявил, что они и полцены не стоят, посмеялся, что за рыжего квортера просили две сотни, предложил восемьдесят, они немного поругались и покричали друг на друга с хозяином конюшни. Но в итоге вы все же купили мерина-кентуккийца за сто долларов, а не за сто двадцать пять.
  – Это меня в Техасе научили.
  Потом вы еще покупали разное барахло в дорогу – мыло, спички, теплые варежки, жир для сапог и новую "ковырялку" для копыт вместо сломавшейся. И еще нужно было купить новое одеяло взамен прожженного у костра.
  В итог встало это тебе всё в сотню за коня и восемьдесят долларов за все остальное, но Коул вкинул тридцатник. Итого получилось, что ты потратил полторы сотни.

***

  Вы добирались до фермы Дайсонов долго, пару недель, даже, может, побольше. Нужно было проехать пятьсот миль, и последние пришлось отмахать практически по голой прерии. А был уже ноябрь! Вы изрядно померзли и оголодали в последние три дня. Коул кутался в плащ и говорил:
  – Надо было раньше соображать. Я сейчас уже любому дому буду рад.

  Заросшие,замерзшие, на отощавших лошадях приехали вы на ферму.
  – О, Дарра! – закричал Брэди, явно сильно обрадованный. – Слезай скорей с коня! Ух ты! Народ! Поглядите, кто приехал!
  Из дому выбежали Дейдра, Лиам, и Оскар, твой младший братишка – вот его ты не ожидал увидеть!
  – П-привет, Д-дарра, – сказал он и несмело помахал рукой. Он теперь почему-то заикался. Ты посмотрел на него – ну вылитый Пэдди, до того, как тот в армию ушел, прямо копия! Хотя они близнецами не были, а все равно похож. Да и все вы были сильно похожи.
  А пока ты смотрел на него все вас обступили и... и ты не сразу понял, что они смотрят на тебя во все глаза. С ВОСХИЩЕНИЕМ, Дарра, с восхищением.
  Когда ты приезжал в прошлый раз, с волами, то выглядел примерно так же, как когда уезжал – в плаще не по размеру, в драном случе, кое-как сидящий на лошади (как ты теперь понимал). Теперь же – другое дело! Пусть ты и был замерзший и продрогший, у тебя был безумно красивый конь, на каких в Айове они даже не помнили, чтобы кто-то и ездил, магазинный карабин, хорошее седло, да еще и вьючная лошадь со всякой всячиной. И НАСТОЯЩАЯ шляпа! За двадцать баксов, не меньше! Не кепочка, не вязаная шапочка, как у большинства фермеров-ирландцев. И еще настоящие сапоги... и револьвер! Да какой! С дьяволом на рукоятке!
  Не, теперь ты выглядел совсем иначе. Как человек, который если еще не пришел к успеху, то идет семимильными шагами, пока они тут на ферме прозябают. Часов разве что не хватало...
  Поставили лошадей, расседлали, пошли в дом. Там Дейдра накрыла стол и вскипятила кофе, а пока она стала готовить всем обед, братья засыпали тебя вопросами, параллельно пытаясь ответить на твои.
  Оказалось, что Брэди ездил к родителям и решил Оскара взять с собой.
  – Представляешь, дорога-то... добралась! Только в Денвер не пошла. Севернее нас прошла, и сильно. Cемьдесят пять миль, а если в Джулесберг ехать, то почти сто. Мы туда зерно вместе отвезли, я сел на поезд, а Лиам назад поехал. Так и добрался до Айовы на поезде!
  Ты спросил, как там дома.
  – Да па что-то совсем плохой стал.
  – П-па дерется уж больно, – сказал Оскар виновато. – П-пьет много.
  – А ма ничего! Держится!
  – У Лиан ноги совсем круглые стали, кошмар! Проходу ей не дают. Малышня голодает. Трис жалко – она б красоткой выросла, а растет худющая, как скелет. Цены после войны упали, а мистер Крюгер не опустил ренту. Вот они все там и горбатятся. У нас тут получше, вроде.

  А дом и правда изменился. Дайсоны жили небогато, но и явно не голодали. В доме появилась мебель, причем дорогая, тяжелая и массивная, но в ужасном состоянии – лак растрескался, вся в царапинах, некоторые стулья – явно чиненые.
  – Это Лиам на дороге нашел! Какие-то переселенцы выбросили, а он нашел, и мы сгонял на волах несколько раз летом. Я потом починил кой-что. Повозку разобрали – борта сняли. Вот, и комод есть, и этот, как его... сайд...
  – Сайд-борд.
  – Точняк! Как у богатых!
  – Пианину жалко не смогли поднять.
  – Да, пианина больно тяжелая была. Да и поставить некуда. Зато остальное! Да уж, Дарра, волы просто сказка. Ты передай при встрече хозяину своему, что волы у него забубенные. Мы на них столько всего сделали! На лошади так не попашешь на нашей.
  – А стулья смотри какие! У нас таких и не было никогда. У Донахъю такие были.
  Стулья были с драной обивкой, но и правда венские.
  – Но это чепуха все. Как ты-то!?!?! Где ты был!? Чего повидал!?
  Тут Дейдра поставила на стол тарелки и еду – картошку, кукурузный хлеб и бекон: всё что было наготове.
  – Мистер Фоулмэн, скажите молитву, – наконец сказала Дейдра. – Раз вы старше всех.
  Повисла тишина.
  Коул страшно смутился.
  И ты понял, что обычно они ели так, не молясь. Потому что... потому что кто должен был молитву произносить? Лиам? Лиам, судя по лицу, изрядно так побухивал. Вряд ли. Брэди? Не, Брэди отчего-то стеснялся. Уж точно не Оскар – ему и было-то всего пятнадцать.
  – Вы, ребят, наверное, католики? – спросил он. – Я-то сам нет.
  – Я только до замужества была, – ответила Дейдра. – Мы с Пэдди в методистской церкви венчались.
  – Да я и не методист.
  – Ну все равно, скажите. Раз уж такой торжественный случай вроде.
  – Ну, ежели хотите, я могу, канешн, – пробубнил он. – Только я красиво не умею.
  – Да, у нас тут, ежели честно, никто не умеет.
  – Ну, тогда так, – сказал Коул. Вы все взялись за руки. – Милостивый Бог! Спасиб тебе, что мы с Даррой все же не задрыгли в прерии, пока ехали сюда, хотя все к тому шло. И что нам здесь рады. И что в этом доме есть еда и тепло. И пусть у Дайсонов всегда будет кусок хлеба на столе... и еще бекон на завтрак!
  И все засмеялись.

  Ели все как и всегда в твоей семье жадно, но все равно любопытство было сильнее голода.
  – Па-то ничегошеньки из твоего письма не понял. Он решил, что Риггс купил нашу ферму, представляешь? Все перепутал. А чего вы, все на том ранчо у него, да?
  Ты сказал, что вы с Коулом больше на него не работаете.
  – А что ж делаете?
  – Да гоняем скот из Мексики.
  Твое сообщение произвело эффект разорвавшейся бомбы.
  – Ничего себе! – сказал Брэди. – Из самой Мексики? Это ж... хрен знает где! – и все засмеялись, но по-другому как-то. Ты подумал сначала, что тебе не поверили. Но не, дело было в другом: Мексика была для них даже более отдаленным местом, чем луна – луну-то они хотя бы видели и представляли. А Мексику...
  Брэди спросил тебя, а как там вообще? Он даже не сказал, где там, потому что по его мнению ты объехал чуть ли не весь мир. Его мир заканчивался в одну сторону Айовой, а в другую – Денвером, и в оба конца было страшно далеко.
  Ты стал рассказывать, и пытался объяснить им, "как оно там". Какая там земля, какие деревья, какие люди. Какой город Сан-Антонио, а как выглядят Эллсворт или Бакстер-Спрингс или Канзас-Сити.
  По лицам было видно, что они пытаются это представить, но выходит туго.
  И тут на помощь пришел Коул:
  – Я вам, ребята, расскажу, как нас с ним чуть не порезали мексиканские бандиты на мелкие кусочки.
  – Че, правда? Бандиты? – спросил Брэди.
  – Еще какие!
  И Коул рассказал. И рассказал он... короче, он наврал с три короба. Бандитов у него было человек двадцать, ты в его рассказе стрелял в них и кого-то треснул по башке, а потом напугал их так, что они семь куч в штаны наложили и разбежались. Ну, в общем, приукрасил, чего там. Но зато слушали его просто раскрыв рты.
  – Так они нас и не сожрали, – подытожил Коул. – Не на тех напали, да Дарра?
  – А чего они... сожрать вас х-хотели? – испуганно переспросил Оскар.
  – Да уж наверняка. Люди в Мексике голодные – страсть!
  – А чего они голодные-то?
  – Так там война шла.
  – А мы в войну не голодали.
  – Так она ж не у вас шла. Это ж не южане к вам пришли, а вы к нам. На юге, говорят голодно пришлось.
  – Наши пошли, потому что надо было, – сказала Дейдра холодно.
  – Так я не спорю, мэм, – развел руками Коул. – Если б не надо было, я бы сам там сражался. Но я ж не стал.
  – А чего ж вы не стали?
  – Забоялись, мистер Фоулмэн, а? – спросил Брэди.
  – Да не, – ответил Коул нехотя. – Просто слишком непонятно было.
  – Это чего ж непонятного?
  – Ну вот я... родился в Арканзасе. И мне говорят, что я должен стрелять в ирландцев, потому что богатые ребята из Чарльстона и Ричмонда так решили? Чтоб они и дальше могли гонять негров на плантациях? Не многовато чести неграм-то?
  Этот ответ всем понравился.
  – А у вас у самих рабы-то были? – спросил Лиам.
  – У меня-то? Да, целых два! – ответил Коул, подняв руки. – Моя левая рука и моя правая рука – вот и все мои рабы! – и все опять засмеялись.
  И напряжение ушло.

  – А вот еще... представьте. Погнали мы из Сан-Антонио пять тыщ коров.
  – СКОЛЬКО!? – изумились все.
  – Пять тыщ!
  И он рассказал про грозу, про молнию, и как негра затоптало, и как ты бросился наперерез стаду.
  Ну, тут просто все в неистовство пришли – до того это была крутая история.
  – Ничего себе, Дарра! Вот ты даееееешь! – закричал Лиам.
  И пошло-поехало.

***

  Зимние дни тянулись на ферме однообразно, но в этом ленивом однообразии была своя прелесть.
  Подарки всем очень понравились – никому из вас на рождество никогда не дарили подарков, да и вообще, если честно, никогда ничего не дарили – все шло "в семью". А тут – и револьвер, и ткань на платье, и виски.
  Рождество справили не очень пышно, по-простому, но гуся все же зарезали и запекли с привезенными тобой розмарином и перцем – и по меркам Дайсонов это был пир-на-весь-мир.
  Днем Дейдра прибиралась по дому, шила и штопала, а братья чинили изгороди и подновляли крышу. Лиам ни хрена не делал, только и знал, что играл на своей концертине да дурачился. Раз в неделю вы ездили на повозке или в Форт Морган, где был торговый пост (покупали кофе, табак, выпивку, ну и бекон), или в Джулесберг, но туда ехать было далеко. Зато там можно было на паровоз поглазеть. Там же был и кабак, и какой-никакой магазин, где хоть каталог полистать было можно. Сама дорога и её "Ад на колесах", городок из палаток, где жили рабочие, уехала уже аж в Вайоминг, и там остановилась где-то в районе Шайенна. Но в Шайенн вы не ездили – далеко по зимним дорогам.
  А чаще никуда не ездили – топили печку пожарче и сидели дома.
  Спален в доме было три – одна для Дейдры, во второй жили Брэди с Оскаром, а вы втроем с Лиамом ютились в крайней, спали на соломенных тюфяках, потому что кроватей не было пока. Только у Дейдры была кровать – из той мебели как раз, что Лиам нашел.
  Ты постепенно заметил, что все обитатели фермы изменились. Дейдра стала более независимой и... было почему-то ясно, что если будет спор – она тут главная, хоть все братья будут с ней спорить, да и Лиам всегда с ней соглашался. Только она и могла заставить его работать, но делала это нечасто.
  Знаешь что? Теперь ты, глядя на неё не сомневался, что если опять явятся на ферму индейцы, она возьмет ружье и задаст им трепку, будь они хоть трижды шайенны.

  Брэди повзрослел, хотя теперь со стороны казалось, что ты его старше. А Лиам стал... черт его знает... развязнее что ли? Нахальнее? Да и повеселее. Он единственный из всех иногда брал повозку и ездил в Денвер.

***

  Как-то Коул вспомнил про свои книжки, достал их и принялся читать вам шутки. Шутки были такие: вроде как вопрос – и надо догадаться, что за ответ.
  Но выглядело это так: он читал, а никто не смеялся.
  – "Почему бармен, спросив приезжего из Теннеси, из какого он города, недолил ему пива?"
  И тишина...
  – Ну, и почему? – спрашивал Брэди.
  – "Четтамнога!" – объявлял Коул разгадку, ухмыляясь. Но остальные сидели, уставившись на него, как на лектора из университета.
  – Чего-чего? – переспрашивал брат.
  – Ну, из Чаттануги он, – подсказывал Коул.
  – Это че?
  – Да, город в Тен... да неважно, – вздыхал Коул.
  – Ааа.
  – А вот еще! "Как я понял, что удача отвернулась от меня, когда встретил квакера?"
  – Ну... и как?
  – "Он меня ограбил!"
  – Да вроде ж говорят, квакеры никого не грабят, – возразил Брэди.
  – В целом, да, – соглашался Коул и листал дальше, выискивая попроще.
  – А про ирландцев шутки есть? – спросил, наконец, Лиам.
  – Есть, – откликнулся Коул. – "На войне мексиканцы поймали двух шпионов, ирландца и англичанина, спросили последнее желание перед казнью. Ирландец попросил, чтоб ему дали спеть до конца его любимую песню "Молли Маллоун". Что попросил англичанин?"
  – Не знаю...
  – Чаю выпить, наверно? – предложил Лиам.
  – Не. "Боже храни королеву." Англичане это поют, – заметил Брэди. – Мне па рассказывал.
  – "Чтоб его расстреляли первым," – прочитал разгадку Коул.
  Коротко хохотнул Лиам, но остальные молча уставились на Коула с хмурым непониманием во взгляде.
  – А чего... а, это что ему, "Молли Маллоун" не нравится?
  – Типа того, – кисло кивнул Коул, и больше шуток не читал.
  С играми, которые были записаны во второй книжке, тоже не заладилось – Койл прочитал вам несколько штук. Там в половине игр надо было писать слова на бумажках, а Дайсоны были в этом не сильны, а вторая половина была какая-то слишком сложная. Так что все решили еще сыграть в домино.
  Костяшки застучали по столу. Коул немного расстроился, так что даже проиграл, хотя старался не подавать виду.
  – А че у вас в третьей книжке? – спросила Дейдра.
  – Да так... ничо особенного, – пожал плечами Коул.
  – Тоже шутки? Или роман какой? Я слышала, есть романы всякие.
  – Диккенс, йопт! – вспомнил Лиам.
  – Да не, это так, – сказал Коул. – Я подумал, просто, можт кому любопытно будет... там книжка, как фермерством заниматься, – он положил её на стол и пролистнул до картинок.
  – Да, и с этой напрасно утруждались, мистер Фоулмэн, – сказал Брэди. – Никто у нас читать не умеет. Только Лиам немного, но он слишком уж ленивый. Да и позабыл небось все буквы. Не будет он книгу вашу читать.
  – Ну, хоть картинки посмотрите! – устало отшутился Коул.
  – Да что картинки те... в книжке, известно, все красиво, да что-то никогда я не слыхал, чтобы в жизни было, как в книжке.
  – Я умею немного читать, – вдруг неожиданно для всех вставила Дейдра.
  – Ой, Дей, не выкаблучивайся! – махнул рукой Лиам. – Чего ты там умеешь?
  Дейдра взяла книгу, ткнула пальцем в страницу и наугад прочитала:
  – А-зот-ны-е у-доб-ре-ни... – замялась, – Я.
  – А че, правильно! – сказал Коул. – Они самые. Азотные.
  – А это что?
  – Да это...
  – Ага, ты так читать её год будешь! – посмеялись братья.
  – Ну, и что? И прочитаю! – ответила она упрямо.
  – Да ты ж не поймешь там ничего.
  – Так там картинки есть.
  – Ага, с ними легче будет как будто!
  – Не, ну зачем так-то! – сказал Коул, пожав плечами. – Ежели миссис Дайсон хочет читать, то чего бы и нет. Дело полезное, говорят.
  – Да бесполезное это дело, – махнул рукой Брэди. – Будет не работать, а буковки разбирать.

  Он, как и большинство из вас, был уверен, что Дейдра через пару дней книжку забросит, и сначала так и выглядело. Но вместо этого она как-то за столом спросила у Коула:
  – Мистер Фоулмэн, а что значит "в произвольном порядке"?
  – Это значит, как хотите, – ответил Коул.
  – В смысле?
  – Ну, вот я сначала левую ногу в стремя вдеваю, а потом уж правую. И так всегда. Даже если мне хочется наоборот. А в произвольном – ну, какую хотите, с такой и начинайте. Ну, я думаю так.
  – А, спасибо. А еще вот... сейчас, я забыла.
  Она достала книжку и принялась её листать.
  – Вот, вот это место.
  – "Земледельческий" – сказал Коул.
  – И что это значит?
  – Относящийся к земледелию.
  – М-м-м...
  – Ну что в отношении... работы... на земле. Вспашки там, сева и все такое. Не вообще какой-то, а что про это речь идет.
  – Сложно как-то написано.
  – Ну, уж как есть, миссис Дайсон.
  – Ладно, а вот еще...
  Они долго обсуждали какие-то скучные слова, и вы с Брэди, Оскаром и Лиамом начали разговаривать о чем-то другом.
  – А нельзя потише!? – вдруг прикрикнула на вас Дейдра.
  – А чего, тут школа тебе что ли? – возразил Брэди. – Иди вон в комнату к себе и там хоть обчитайся. А мы тут поговорить хотим.
  Дейдра немного обиделась.
  – Мистер Фоулмэн, а мы можем в сенник пойти? Там прохладно правда, но потеплей если одеться. Я фонарь возьму. Поясните мне там еще?
  Коул состроил кислую рожу, но потом кивнул.
  – Можно, чего ж нет.
  – Плащ только наденьте, а то замерзнете.
  И они ушли.
  – Голову только себе забивает! – сказал Брэди. – Лучше б тарелки помыла.
  – Я пы-пы-памою, – ответил Оскар.
  – Пы-пы-правильно! – передразнил его Брэди. – Мы-мы-мыладец! – все засмеялись. Оскар тоже засмеялся – он не обижался. Братья же. Все по-доброму.

***

  С тех пор Дейдра с Коулом часто ходила в сенник читать эту дурацкую книжку, если было не очень холодно.
  – Не сеновал, а книжный клуб, етить его! – говорил Лиам.
  – Лучше б хозяйством больше занималась, – ворчал Брэди.
  – А хо-хо-хорошо она при... дуууууумала, – добавил как-то Оскар. – В... в... вроде и не в ко... ко... комнате. Па... па... прилично как бы!

  Коул сначала читал с Дейдрой неохотно – прежде всего потому, что сам не все понимал. Но все же слов он знал больше и читал получше. Потом они стали брать с собой кофейник и кружки, и Коул примирился со своей ролью "учителя". Все равно работы было мало, а делать особенно нечего.
  – Много уж прочитали? – спрашивал Лиам насмешливо.
  Дейдра молча показывала, сколько – читали они медленно, по три-четыре, самое большее пять страниц за раз, и не каждый день.
  – К следующему рождеству управитесь! – поддевал её Лиам. – Нам расскажешь!
  – Да она к тому времени начало уже забудет. На колу мочало, начинай сначала, – добавлял Брэди.
  Дейдра ничего не отвечала.

***

  Как-то вы вышли с Брэди на крыльцо покурить. Ты курил папироски, а он – трубку из кукурузного початка.
  Он спросил, чего ты трубку не куришь. Ты сказал, что на перегоне с трубкой не повозишься особо, а папироску посмолил, выбросил – да и все. Удобно.
  – Слышь, Дарра. Тут такое дело, – сказал Брэди и тяжело вздохнул. – Даж не знаю, как... ох... ну...
  Он всё мялся и мялся. И ты понял, что в первый раз с тех пор, как ты сюда приехал, разговор будет серьезный.
  – В общем. Ты с женщинами был когда-нибудь?
  Ты сказал, мол, а как же.
  – Тут просто такое дело... я подумал, надо бы мне на Дейдре жениться.
  – Зачем?
  – Да как тебе сказать... я ездил в земельную контору в Сент-Врэйне. Это типа окружной наш городок. Но я в саму контору не ходил, а спросил у клерка на улице, как там все это... ну... с землей. Рассказал там, что Пэдди, мол, убили. Типа кто теперь по гомстеду землю получит? Земля-то еще не наша. Там же пять лет ждать. Я думал, что я... как старший в семье мужчина. А оказалось, что вдова. Только я Дейдре пока не сказал. Думаю вот, че делать.
  Ты спросил, мол, ну и что?
  – Ну короче, я покумекал. Единственный способ, это как бы мне на ней жениться. А если нет, то... то я не знаю... может, переписать как-то. На меня. Или соврать, сказать, что я и есть Пэдди. Какая разница? Они, думаешь, ирландцев всех в лицо знают? Да черта с два. Просто приду с бумагами, как Пэдди – и все. Просто ты ж помнишь, там через пять лет владение оформлять надо. Пэдди подал заявку в шестьдесят пятом, так? Значит, в семидесятом уже надо получать.
  Ты спросил, причем тут брак.
  – Да как сказать-то... просто, ну... ты вот представь... Я знаю, нехорошо так говорить, но представь, что Дейдра умрет. Ну, мало ли. И ферма станет по закону принадлежать Лиаму. А вдруг он её продаст? Или пропьет? Ему же на ферме скучно. Он к соседу нашему, тому, которого индейцы не разорили, иногда бухать ездит. А работать не любит. А мы тогда что? Все с носом останемся? Обратно в Айову поедем? Или, скажем, ладно. Вот возьмет Дейдра и найдет где-нибудь мужа. Ну, где угодно. А он точно нас оставит на ферме? А вдруг выгонит? И че мы все тогда?
  Он опять тяжело вздохнул.
  – А надо думать, как дальше жить. Я так думаю, погонит скоро мистер Крюгер нашего па с малышней. И че тогда? Вот приедут они сюда. Десять человек в доме. Думаешь, Дейдре это понравится? Она и так с ма и па не очень-то ладила. Только тогда они главные были и Пэдди был. А теперь? Че ей мы-то все? А деньги тоже теперь у неё. Я когда продавал зерно, я всё ей отдавал вроде как. Потому как ей ссуду платить за Пэдди. Вроде правильно так, да? Но деньги-то все равно у неё. Вот она если выгонит нас, то что? То мы без денег. И че делать? Ты умный – вон как в жизни поднялся. Может, посоветуешь что?
  Ты спросил, а че он с Дейдрой-то не поговорил?
  – Да я говорил... я про землю ей ничего не сказал, просто говорю, может, мы теперь поженимся? Но я ж не знаю, как это делать-то вообще. Наверное, как-то не так сделал. А она говорит, не, не хочу пока, подумаю. А теперь вот друг твой приехал, Коул этот... че он к ней клинья подбивает? Ферму нашу хочет, да?
  Ты сказал, что вроде не подбивает, просто скучно ему, вот они книжку вместе и читают.
  – Ага. Книжку. На сеновале, – с тоской сказал Брэди. – Ты че, не видишь, как она на него поглядывает? Читают, как же... ладно.
  Он выбил трубку о столбик крыльца и уставился куда-то в серую мглу.
  – Знаешь, я как все это понял – места себе не нахожу. Раньше работал... нормально. Теперь все из рук валится. Не на месте сердце. Просто, ну... это ж наша ферма, наша семья... а кто главный-то? Кто "па" теперь? Я думал, что я... а выходит нет... и не знаю, че делать. Пэдди всегда знал, что делать. А у нас тут... Лиам чет от рук отбился. Хочет – работает, не хочет – не работает, а хлеб за двоих ест, еще и... – он понизил голос. – Еще и тащит что-то. Ездит в Денвер, играет там по кабакам... У нас хомут потерялся один. Я так понял, это он его пропил. Дейдра-то ему денег не дает. Ну короче... не все у нас гладко, Дарра. А я думаю так. Это ж наша земля, Дайсонов. Мы здесь жить должны. Мы приехали, от индейцев отбивались. Пэдди похоронили. Если Дейдра с нами – то и её тоже, я же не против... А ежели не с нами, то пусть не мешается. Только как сделать? Не знаю. То ли клерку этому на лапу дать... то ли что... так-то по чести мы ж даже смерть Пэдди не заре... реги... ну в общем, бумагу не составили никакую. А надо. А то через три года надо будет подаваться... а как мы подадимся, если его нет?
  Он посмотрел на тебя с тоской.
  – Придумай че-нить, а?

***

  Можно было, конечно, просто поговорить с Коулом. Но... но что бы ты ему сказал? С одной стороны, он твой партнер, партнерам доверяют. А с другой... вот спросишь ты у человека "ты же не хочешь у моей семьи ферму забрать?" А он че? Так и скажет: "Да, ток об этом и мечтаю." Да и сам вопрос, знаешь ли... А вдруг и правда они просто книжку читают? Че такого-то? И никак на него Дейдра не смотрела, ты чет не замечал. Это Брэди себе напридумывал, наверное, от расстройства.
  Так что ты решил немного разведать обстановку, и когда в очередной раз они пошли на сеновал с фонарем и книжкой, то ты пробрался, встал у ворот и решил послушать, че там происходит-то?

  – Во, вот тут, – услышал ты голос Коула.
  – Кор-не-пло-ды, – читала по слогам Дейдра, – су-щес-твен... но! У-лу-чша- ють пло-до-ро-ди-е... поч. Вы!
  – Видите, это не я сказал! Это наука говорит! – сказал Коул, шутя.
  – Тут совсем не то написано, что вы говорили! – сказала Дейдра.
  – Ну как же, вот...
  Он, видимо, принялся ей что-то показывать в книжке.
  И в тот момент, когда ты решил, что да, похоже, просто читают, и все, раздался звук. Это был звук, с которым книжка впечаталась кому-то по башке.
  – Ауч!
  – Дурак! – сказала Дейдра беззлобно.
  – Это правда, мэм, – ответил Коул. – Бог не наградил меня мозгами. Но зато...
  – Что зато-то?
  – Зато в отношении корнеплода...
  – Чего?
  – Я говорю, в корнеплодном отноше...
  – Господи, мистер Фоулмэн! Какой же вы болтун! – сказала Дейдра, с возмущением и напускным презрением.
  – А вам не нравится, что я болтаю?
  Она фыркнула.
  – Ну... че уж... скоро я помру, – продолжил Коул с ноткой несерьезного трагизма, – и тогда избавлю...
  – Да отчего вам помирать-то?
  – А кто меня по башке треснул?!
  – Так я ж легонько!
  – А мне показалось, что это... со всей страстью.
  – Эк вы губу-то раскатали!
  – Ну, моя губа, могу и раскатать, нет?
  – Я и говорю. От раскатанной губы не помирают!
  – Нет, миссис Дайсон, я все ж, похоже, отдаю Богу душу. Последний мой час настает.
  Коул чего-то там изобразил, видимо, раскинул руки и сполз по сену вниз.
  – Ну и помирайте себе.
  – Улыбнитесь что ли на прощание Коулу Форулмэну. У вас такая улыбка милая.
  – А может, мне интересно посмотреть, как вы помирать будете?
  – В вас нет сострадания, но это... глаза ваши все равно прекрасны, вот что! – сказанул Коул проникновенно. – Как два... как драгоценные камни под светом полной луны.
  – Че, правда? – с сомнением спросила Дейдра.
  – Как Бог свят! Так что ежели и помру, то счастливым.
  – Ой, ну хватит.
  – На всё ваша воля, миссис Дайсон.
  – Да вы шутите.
  – Я?! – возмутился Коул немного даже обиженно. – Ну да, шучу. Но про глаза не шутил.
  И тут что-то произошло... ты не понял по звуку что, да и звука никакого не было. Но тон у них переменился. Дейдра вдруг сказала эдак лукаво что ли:
  – Слышьте, мистер Фоулмэн!
  – А?
  – А так? Все еще хотите помирать? – спросила она, видимо, улыбаясь. Но с какой-то ехидцей. Как-то она там особо улыбалась, похоже.
  – М-м-м, – протянул Коул мечтательно. – Жизнь и смерть, так сказать, сошлись в схватке за моё...
  – Не, вы прямо говорите! – перебила его Дейдра. – Не надо мне про схватки ваши заливать. Хотите помирать?
  – Угроза смерти пока есть, но воля к жизни проснулась.
  Тогда Дейдра сказала:
  – Так. Хватит там помирать. Идите-ка сюда поближе, еще прочитаем. И волю к жизни свою не растеряйте по дороге.
  – А вы драться опять будете? – спросил Коул, но что-то не очень опасливо. Было слышно, как шуршит сено, когда он пробирался назад к ней.
  – А это уж как вы себя вести будете, – сказала Дейдра полушутя-полусерьезно. – Если будете опя...
  В этот момент раздался звук поцелуя, Дейдра ахнула, а потом наступила тишина. Тишина тянулась, тянулась, и вдруг миссис Дайсон выдохнула, словно через силу:
  – Дура-ак, – но как-то... ласково что ли? И звук удара книжкой по башке не раздался. Вместо этого было слышно, как она тяжело дышит, как будто приходя в себя.
  – Скажи еще про глаза, а? – вдруг попросила она умоляющим, тихим голосом.
  – Я таких ни у кого не видел, – ответил Коул просто, без своих обычных выкрутасов.
  – Правда? – выдохнула Дейдра мечтательно, как маленькая девочка.
  – А ты закрой их, и я тебе на ушко скажу, – предложил Коул.

  Ты не очень хорошо понимал, что там между ними происходит, и почему Дейдра то лупит его книжкой по башке, то называет дураком, то о чем-то очень сильно просит, но было чувство, что если входить, то сейчас.

— Ну, Сан-Антонио, ну он такой, бАльшой прям, понимаете, — взволнованно пытался объяснить Дарра за столом, — Там короч не одна и не две, а десятки улиц, ну с десяток-то точно будет. Там прям реально надо людей спрашивать не один раз на въезде, а каждые сто ярдов, где-чего, иначе запросто поворот нужный пропустишь. Везде дома! Заборы! И такие, не из досок ни разу, а каменные-штука-мать-их-туренные! Перелазить будешь, нет-нет да наверняка беленьким живот угваздаешь, сразу все поймут, что не просто так ты это, ну, белый-то ходишь, а может даже и ворюга. Не, мы-то не пытались, у нас этсамое, дело было. Бизнес, сталбыть.

Честно говоря, было чертовски приятно рассказывать обо всех этих похождениях, которые самому Дарре раньше-то и не казались чем-то стоящим рассказа.

— А в Эллсворт я больше ни ногой! Вот скажете, мол, что, могут так города отличаться? Ещё как могут! Города они как люди, потому что, дьявол их подери, живут в них люди! И Эллсвортцы, я вам так скажу, редкостные паскуды. Только и ждут, чтобы кого-то обдурить, ограбить, облапошить, тьфу, даже вспоминать не хочется.

Только вернувшись туда, где слушали с настоящим интересом и те, кто его знал и мог сравнить с ним же бывшим, понял Дарра вдруг, как жизнь ценить нужно. Не в том смысле, что вот зарезал тебя мексиканский бандито, и ой какое горе! А в том, что жизнь без повода и возможности взглядом её окинуть — и не жизнь даже. Жизнь в моменте. То есть лишь тот самый момент и есть, ни больше, ни меньше. Будет тебе тоскливо, голодно, невтерпёж, яростно, страшно — полезешь хоть под пули, хоть к самому дьяволу на рога, ну или наоборот, куда угодно, лишь бы подальше и лишь бы что-нибудь с этим своим секундным желанием сделать. Это ли жизнь?

— Вот Канзас-сити другое дело. Вроде бы как те же улицы, дома да вывески, ан-нет, как-то вот там всё иначе. Ну-у-у, такой он, деловой весь из себя. Ну знаете, вот подлец, он такой чистенький и опрятный ведь потому, что хочет лучше казаться, чем на самом деле, а деловой человек такой потому, что так работать легче, ну когда всё на своих местах, когда если что-то грязно прям совсем делаешь, значит, в чём-то неправильно, когда работа так продумана вся, что тереть должна, а не пачкать. Вот Канзас-сити такой как раз. Всё-то там будто бы на своём месте и удобства ради. А в Эллсворте чтобы пыли в глаза сыпануть и в карман руку запустить, пока чихаешь и моргаешь.

Дарра довольно откинулся на спинку стула и улыбнулся. Вот это жизнь, и она хороша. Какими бы уж ни были отдельные её моменты яркими, только в сравнении да в цепочке их яркость и видится. Как же здорово, что у него, Дарры, есть возможность сесть спокойно и на сытое брюхо про жизнь свою рассказать.

Как жаль, что обитатели фермы Дайсонов такого себе позволить не могли.

***

Кон, получается, так и не нашёлся. Жаль шарпшутера, ну да у каждого своя дорога. Зато вот Оскар приехал, молодец! Братишке Дарра обрадовался, хотя и смутился чуток, поняв, что ему-то подарка вроде как нет. В итоге решил вручить ему тот топорик, над которым так ломал голову в лавке мистера Розенблата. Инструмент, конечно, не лучший подарок, но сойдёт для парня, у которого реально своего-то ничего и нет по сути.

— Глянь-к, Оскар, кой зверюга! — приманил Дарра брата пальцем и крутанул вокруг оси вынутый из-за спины кровельный топорик, — твой терь, держи.



— Хошь руби-коли, хошь молоти, а вона выемка внизу, то типа гвоздодёр такой, ну и чтоб толщину досочек-щепочек или гвоздей тех же мерить, если надо чтоб одинаковые были. Ну и вообще, слыхал уже про индейцев местных? У них тут свои топоры, а у тебя свой будет.

Оскар-то, впрочем, ладно — ему пока на ферме всё ещё свежо было как будто, на контрасте с Айовой не успело обрыднуть. Вот с остальными как-то сложнее вышло.

Брэди долго терпеть не стал, хотя и, надо отдать ему должное, сколько мог неприятный момент совещания оттягивать, столько оттягивал.

— Да уж, ситуёвина, — протянул наслушавшийся на перегоне понтовых пойнтовских словечек Дарра, — Я думать забыл про закорючки все эти законные. Но так-то если посмотреть, прав ты, над чёт решать, иначе хер ваще знает, чё выйдет!

Пораскинув мозгами, Дарра прикинул, что, благо, время-то есть, и лучше всего было бы подкупить клерка, чтобы переписал бумажки на Брэди.

— За пару-то лет скопим сумму, да и много ли надо простому клерку! Я как на следующую зимовку приеду, привезу сколько смогу заработать. А Дейдре и говорить не надо тогда, она-то что, больше всех Дайсон что ли? Не, ну, работала-то наравне со всеми, в чём-то где-то мож даже поболе, но уж точно не больше, чем я, ты и Пэдди вместе взятые!

Разгорячённый несправедливостью разрисованной братом картины грядущего Дарра на миг даже забыл, как ему вся эта ферма в своё время поперёк глотки встала. Сейчас-то она его кормила и грела! Как бы выходило, что сперва он на ферму поработал, а теперь она на него работает, пусть и чужими руками. Кто ж в здравом уме от еды на тарелке откажется? Правда, не будь фермы, и голова бы сейчас из-за всех этих проблем не болела. Хотя наверняка потом бы заболела, когда родители вконец бы состарились.

— Ах ты ж... Ну да, точно, там же по закону женатым надо быть, раз возрастом не вышел. Да-а, брат, тогда, конечно, жениться тебе надо. Лучше бы всего на Дейдре, эх. Но если она не хочет пока, то чё, мож другую невесту поищем? Чё, вокруг ваще никаких девчонок нет что ли?

Судя по кислой роже брата и его прибавившим в мозолях рукам, времени на ухаживания за кем-либо после изнурительной работы у него особо не было.

— Давай может съездим к кому-то из соседей в гости или хошь в Денвер? Ну там же не только вы зерно с овощами продаёте, другие фермеры тоже? Давно пора познакомиться! И вообще, ну, это ж как запасной план. Но его можно будет как бы невзначай и Дейдре показать, если что. Дескать смотри, упустишь свой шанс. Хотя я бы её не выгонял, конечно, пускай живёт тут, а?

Дарра вздохнул и понуро опустил голову, подумав вдруг, что едва ли имеет право решения в таких вопросах. Он тут не живёт. Он не оседлый. Поссорься Брэди с Дейдрой пока он в отъезде, и он и не узнает даже. Жалко было Дейдру, конечно. Мужа потеряла, застряла на ферме с его братом и своим братом — первый работяга, но немил, второй кровинушка, но бездельник-пьяница. Понятно, почему Брэди Оскара привёз — чтоб их теперь как бы поровну было, два на два. А толку? Оскар мальчишка ещё совсем, что Дейдре до него? Просто ещё один рот кормить, ещё одну тарелку мыть да ещё одну рубашку штопать.

А тут Дарра ещё и Коула в дом привёл! Ну как знал, что ничего хорошего из этого не выйдет, да не бросать же друга! Хотя знал же, что тот за Дейдрой приударить решит, знал! На что надеялся, тупая ирландская башка, как теперь всё это разгребать?! Ладно хотя бы пока что просто книжку вместе читают, но даже ещё до того, как двое переместились на сеновал, у Дарры уже тревожно засосало под ложечкой. Он-то Коула знал.

Чтобы как-то расшевелить разум, не дав ему скатиться в зимнюю лень, Дарра ездил по округе, тренируясь в ориентировании на местности и стрельбе. Хотелось ведь и на коне новом покататься, и с винчестера нового пострелять. Впрочем, занятия эти скорее отвлекали от решения семейной проблемы, нежели помогали подобрать к ней ключик, к тому же от тех прерий, где Дарра пару лет назад потерялся, постоянно веяло чем-то тревожным. Неуютно было Дарре подъезжать, даже при кой-каких припасах, к той черте, что рассекла его жизнь на до и после.

Вроде бы если он просто куда-то конкретно ехал, то не так это ощущалось. А вот когда "просто так" катался, тут ветер уже как-то иначе начинал в ушах свистеть, злые кое-какие вещи нашёптывал, обещал будто бы в этот раз точно до костей ирландских добраться, меж рёбер прогуляться, в дырки черепные насвистеться всласть. Странно, но добравшийся аж до самой Мексики и по пути с любопытством всякую новую местность изучавший Дарра почему-то именно здесь, в прериях вокруг фермы Дайсонов, вновь чувствовал себя мелкой и хрупкой букашкой под пятой невидимого великана.

Поэтому в какой-то момент Дарра решил совмещать приятное с полезным — стал не просто так туда-сюда скакать да в белый свет как в пенни палить, а как-то более целенаправленно и осмысленно коняшку гонять. По соседям то есть ездить. Оно как бы и местность более-менее понять давало (лучше же, когда конкретную цель имеешь), и жуть порубежную прочь гнало, и с людьми сводило. Всё ж таки Дайсоны не абы кто тут были, а те самые, что налёт индейский пережили и не рухнули, а воспряли даже. Да и не зря же Дарра таким красавцем зимовать приехал? Пускай на него такого и другие полюбуются, а он так невзначай как будто обронит: "а у меня и брат есть, вот который на ферме хозяин". А сам глазками стрелять будет, ну типа вроде бы как брательник такой же красавец, а на деле девчонок по углам да окошкам высматривая. И вообще: "Табачку не желаете? А не хотите как-нибудь на стрельбы вместе собраться, потренироваться индейцам отпор давать?". Согласятся, можно будет поближе к ним местечко подобрать, а потом в гости напроситься, раз уж так рядом оказались! Останется только Брэди чуть по стрельбе подтянуть, и красота. Ну и так, напомнить, что ирландцы не только такими работящими как он бывают, но и весёлыми, улыбчивыми. Эх, подточили Брэди работа да пуля индейская, подточили.

Вот с Лиамом было просто! Вот с кем Дарра реально душой отдыхал в промежутках между теперь уже более напряжёнными ужинами и не то чтобы лёгкими переговорами с Брэди, Коулом и Дейдрой.

Благодаря Лиаму Дарра наконец-то смог надолго смахнуть пыль со своей скрипки, да и выпивать с ним было как-то приятнее что ли, хотя казалось бы! Ан-нет, от компании много чего зависит.

— А как тебе на ферме-то живётся вообще, Лиам? — спрашивал пьяного кореша догоняющий его на хмельном пути Дарра, — Ты ж этсамое, никогда особо работать не любил. Да лан-тебе, мне-то можно, я и сам не мастак пахать! Потому и ковбойствую, хахаха! Ну не прям то чтоб совсем только из-за этого. Но короч каждому своё ж ведь, да? Ты чё, так и проторчишь всю жизнь на ферме? А чё делать думаешь? А сестра чё думает?

В тот раз они болтали в Денвере, куда поехали за выпивкой и как-то спонтанно устроили в салуне маленький концерт. Сначала все повеселились на славу, а потом, как раз когда Дарра с Лиамом решили передохнуть и промочить горло и поговорить, к ним подошли сзади и положили руки на плечи. Так Дарра вновь встретился со своей немезидой, Недом Сибили. Неприятная получилась встреча. Задержались они тогда с Лиамом в Денвере, не сразу вернулись, а на расспросы вяло отвечали — Дарра только лишь разве что Коулу-то и рассказал, как Сибили-реванш прошёл. Во-первых потому что Коулу такое знать было можно. А во-вторых — вполне даже нужно, ведь как раз накануне тот Дарре интереснейший приёмчик показал для старой доброй драки на кулаках. Как не рассказать о практическом применении-то?

***

Вообще, за зиму Дарра как на целый год вперёд наболтался со всеми кроме разве что Оскара, который попросту был не при семейных делах, а то и от его голоса тоска к сердцу наверняка подбираться бы стала. Конечно, важные разговоры Дарра разбивал на части. Ведь на что ещё долгие зимние вечера? Не шуткам же Коула смеяться! Странную какую книжку он всё же купил! Впрочем, надо признать, Дарра всё же почаще своих родных и близких с фермы улыбался тем или иным её отрывкам. Вот, значит, что с людьми кругозор-то делает! Не будь только всех этих проблем в отношениях, можно было бы вообще радоваться спокойно и в ус не дуть.

Но проблемы были, вроде как чужие да всё ж таки почти что свои.

***

— Скажи мне, Дейдра, а чего вы с Брэди дальше-то думаете делать? — спросил как-то Дарра вдову, в очередной раз помогая ей с готовкой очередного ужина, — Вроде как можно уже выдохнуть и помечтать мальца, не? Ферма устояла. Как ни крути, хозяйство развивается. Тут, конечно, все мы постарались, но больше-то всех явно вы с Брэди. Если попросили бы меня назвать, кто на ферме хозяева, я бы не долго думая вас назвал. Брэди. И тебя.

В отличии от живших как-то более размеренно братьев и уж тем более Лиама, в отличии от привыкшего на зимовке больше отдыхать чем упахиваться Коула, Дарра был рад заняться чем-то новым, пусть оно и было хорошо забытое старое. По дому что-то сделать или вот новому методу готовки подучиться, а заодно и Дейдре жизнь облегчить — то было Дарре в радость. Он заметил, что явно помогал хозяйке больше чем кто-либо ещё. Вроде бы как так было всегда. Интересно, она это замечает?

Важный разговор Дарра затеял не просто так, а чтобы вывести Дейдру на ребро мысли о повторном замужестве. Что об этом думает? И как тут не взглянуть на очевидный образ хозяйственной пары "Брэди и Дейдра"? А если нет, то что не так? Чем ей так брат не мил? Пусть хотя бы Дарре скажет, по старой-то дружбе. Помнит поди, кто ей цветочки носил, кто от индейцев выгораживал?

— Мы-то с Коулом по весне своей дорогой поедем, а вам тут надо дальше жизнь налаживать, новая ведь она, жизнь-то, пусть не так как думали изначально, но и не кошмар какой-то. Знаешь, я хоть и ни за что ковбойскую свою вольность ни на какую ферму не променяю, но когда про эту вспоминаю на перегонах, как-то всё ж таки теплее на сердце становится. Даже не про саму ферму я. А про вас всех больше. Здорово знать, что Брэди, ты, Лиам и вот теперь ещё Оскар — здесь неплохо устроились. И на будущие зимы было бы здорово приезжать сюда к вам, с новыми подарками, на новые успехи ваши смотреть, вместе радоваться. Здорово же?

Дарра послушал ответ, покряхтел немного, повздыхал, но всё же собрался с духом.

— Я ж просто к чему веду-то. Это место, оно ж нашими кровью да потом окроплено. Твоим горем. И...

"Делить не разделить", — хотел продолжить он, а потом развить тему. Только слова почему-то застряли в его глотке. Вместо этого он сглотнул, потупил взгляд и сказал иначе.

— Я короче рад, что ты здесь. Вот. Ты же Дайсон. Одна из нас.

Грудь сдавило тисками. Впервые в жизни Дарре захотелось провалиться под землю. Когда он, распалившись, рассуждал перед Брэди, как Дейдре должно казаться везением выйти за него замуж, он и понятия не имел, каково будет хотя бы нечто отдалённо похожее намекать ей в лицо.

И всё же Дарра посмотрел ей в глаза. Прямо и честно, словно допытываясь: "насколько ты одна из нас?", но и показывая, что угрожать ей не собирается, если у неё помыслы тоже чисты. Не выгонит она или её новый муж Дайсонов на мороз, и они её, одну ли, с мужем ли, тоже не выгонят.

Странные то были гляделки. Люди ведь мысли друг друга читать не умеют, в отличии от честного разговора, которому так-то и учиться не надо, только доверяй по кругу, и всё. Разве это так тяжело?

— Ты же одна из нас?

Спросил и покраснел. Как скалу поднял. Тяжело.

***

— Коул, я всё спросить-то хочу, кхм, — чуть помявшись, заговорил с другом Дарра, когда они были одни на том самом сеновале, где обычно проходили небезызвестные чтения, — Ты с Дейдрой что, всерьёз что ли? Ты жениться хочешь? Ты это, ну, не такой же ведь человек вроде. Ну то есть не фермер ведь. А тут, сам видишь, земля, семена эти, тьфу. Короче, я тебе прямо скажу. Я так понимаю, ты ей нравишься, а она тебе. Ну так я рад за вас...

Дарра сглотнул и вспомнил, как застукал друга с вдовой брата за чем-то будто бы крайне непристойным, но в сути своей таким милым и безобидным, что он тогда и думать не знал, что ему про их шуры-муры думать. "Шуры-муры" — слово-то какое! Слыхал его Дарра, а почему так да что именно значит (кроме того, что это про любовь типа), не знал и не понимал. А вот в тот вечер стоял он за косяком дверным, слушал щебетание Коула и мурчание Дейдры, и вдруг ка-ак понял! Это ж вот как оно происходит-то!

В каком-то смысле похоже это было чуть-чуть на то, что между Даррой и Джудит было, только куда круче. Как если бы то хилое деревце, что почти заваливалось от ветерка с прерий, выросло и окрепло, легко обнимая корнями ту землю, что ему была по нраву. Вот насколько интереснее, увереннее и забавнее ухаживал Коул за Дейдрой.

Дарра даже позавидовал немного тому, как складно друг чушь несёт. Но потом послушал ещё, улыбнулся и отошёл от сеновала. В ком-ком, а в Коуле Дарра был уверен, тем более, что тот не пьяный был на этот раз. А Дейдра настрадалась. Пускай это наверное неправильно как-то всё было, но почему-то между загрубевшей от тяжелой жизни Дейдрой и Дейдрой в кои-то веки расслабленной Дарра почти без колебаний выбрал бы вторую. Вот только это с планами путалось.

— ...Но только давай может без женитьбы только, а? Ты знаешь, чего будет, если ты женишься на ней? Мы с братьями, да и вообще все Дайсоны не у дел останутся. А тут, если по правде прям смотреть, нашего совместного труда больше, чем её личного. Ты не подумай, я Дейдру уважаю и даже люблю по-своему, ну как часть Пэдди что ли. Смотрю на неё и всякий раз брата вспоминаю, аж тепло на сердце. И жалко мне её. Очень!

С трудом подбирая слова и злясь на то, что речь его стала замедляться, Дарра скривился и вздохнул.

— И всё равно по закону она Дайсон, понимаешь? И как жена Пэдди ферму эту наследует.

Коротко пересказав другу суть проблемы, Дарра закончил так:

— Я хоть эту ферму и не люблю, и вообще скиталец, но всё же одной Дейдре отдавать её не хотел бы. Пускай живёт тут, это и её дом, но Дайсонов на улицу выставить... не, не позволю. Так что у нас с Брэди план есть. Как всё обставить так, чтобы и ферму сохранить, и Дейдре жизнь устроить. Нам только пару лет продержаться, а потом клерка подкупим и на Брэди перепишем всё. И потом Дейдра уже сможет за кого захочет замуж выходить, и с приданым ей поможем, и вообще как угодно. Но, значит, на наших условиях. Поверь, мы с ней справедливо обойдёмся. Захочет, пускай и с новым мужем тут живёт, построим ещё домик, да может даже я останусь на лето и помогу. Это и её дом. Но не только её. Короче, ты поможешь?

Высказавшись и очистив душу, Дарра аж хохотнул, глупо, но с невероятно приятным облегчением. Будто скинул-таки ту скалу. Вот оно, доверие-то. Одно дело лепешки вместе печь да посуду мыть, и совсем другое — одну дорогу на двоих выбирать, а потом идти по ней.

  Оскар, пожалуй, твоему подарку обрадовался больше всех – даже не самому подарку, а тому, что ему что-то да подарили.
  – Сп... па... пасибо, Ды... арра! – ответил он. – Т... т-тапо-о-рик што н-надо! – и улыбнулся. И почувствовал себя тебе не чужим.

***

  Брэди ходу твоих мыслей очень обрадовался!
  – Вот, я знал, что ты что-нибудь придумаешь и решишь! Тебе, Дарра, с такой головой не ковбоем, а сразу бригадиром надо быть. Вот я думал-думал, а решить не мог, а ты взял – и решил! Правильно! А по соседям съездить – я не против. Только давай ты сначала, а потом уж и я! Чтобы знать куда ездить. А то тебе там везде рады будут, а я что им скажу? Буду просто сидеть молчать. Не очень. А ты посмотришь – и видно будет, что и мне кому сказать. Уж ты-то и не поймешь? А к агенту этому давай еще разок съездим, раз определились. Хоть узнаем, сколько дело-то стоит. А то я так и не спросил. Но это и отложить можно, как по весне потеплее станет. По холоду в Сент-Врэйн чего ехать! Не Денвер – нечего там делать.
  Брэди рад был, что груз семейных проблем теперь не ему одному на плечи давит. Он, видимо, решил, что раз с тобой поговорил – дело само там как-нибудь и решится, а пока можно голову не забивать. Голову забивать твой брат не любил.
  В Денвер ты пока поехал без него – с Лиамом.

  Лиам по пьяной лавочке рассказал тебе все, что было у него на душе.
  – Вообще – прав ты, Дарра, как есть прав. Обрыдло уж. Я ж этот... музыкант я! Артист! А кому там играть-то? Ну, поиграю... а кто плясать будет, кто веселиться, кто доллары кидать? – он развел руками. – Да некому. Но страшновато. Уйдешь – а потом вроде и на порог стыдно показаться. Я назад в Айову не хочу – там люди не умеют веселиться. А тут, в Денвере – умеют! Но страшновато одному, поколотят еще. Ты знаешь, нашего брата ирландца и за просто так поколотить могут. Я поглядываю, может, к какой компашке прибиться, кто тоже играет. Вот был бы у меня товарищ не разлей вода, певец там или что. Вот мы б с ним устроили! Я б играл, а он бы пел. Сначала все веселые песни споем, джиги-дрыги там самые адские. Народ обхохочется, размякнет. А потом затянем что-нибудь, чтоб пробрало! "Милого путника" там. Вот тут я на одной концертине не вывезу. Во-первых, скрипка нужна! А во-вторых, надо, чтобы пел человек, и чтоб голос был чистый-чистый, как, етить, родничок твой. Вот тогда, брат, люди-то и всплакнут. Вот тогда и монетки в шляпу полетят. Скажут, уважили два дурака нас. Хорошо было бы. Только я пока такого товарища не нашел. А как найду – так и усвищу на четыре стороны.
  А про Дейдру он сказал:
  – Дейдра раньше тосковала, а теперь – всё. Оттосковалась. Ей хозяйкой быть нравится. А замуж она не торопится – был бы работник, кто поле вспашет, а остальное она, кажись, и сама может. На неё смотришь – вроде кожа да кости, а она такая... въедливая. Вот чего мы с ней такие разные? Ума не приложу. Что она думает? А что ей думать... ей, Дарра, работать вечно надо. Ей потому и книжка эта дурацкая так на душу легла, что там про то, как работать писано. Скучная это вещь! Давай-ка лучше еще выпьем.

  Встреча с Недом Сибили была совсем не такой, как в прошлый раз.
  Он был не один – со своими дружками.
  – О, Дарра! – воскликнул он. – Нас тогда, кажется, прервали в этот самый... самый интересный момент! Пошли-ка, есть о чем поговорить.
  – Эй, эй, ребята, а в чем дело!? – запротестовал Лиам.
  – Отвали! – бросил ему один из недовых клевретов и сунул локотком в ребра.
  И несмотря на то, что на боку у тебя висел револьвер, его ребята, подошедшие с двух сторон, подхватили тебя под мышки и куда-то крайне настойчиво повели. А там все было примерно как в прошлый раз – пояса долой, шляпы прочь и давай-ка, друг, на кулачки.
  Может, Сибили за это время прибавил в весе, может, лупил кого-то от души, пока ты мыкался по прериям, а может, просто в этот раз не было Коула рядом, чтобы поддержать (Лиам громко кричать "Бей его!" побаивался, так, квакал что-то), но бой этот прошел чертовски быстро. Тяжело драться, когда всё за него, да еще и тебе вроде как не за что, а ему-то – есть за что.
  Сибили накидал тебе в репу от души, а потом ударил так, что ты пришел в себя уже на земле.
  – Дышит, дышит, – сказал кто-то.
  Говорит ты не мог – что-то во рту перекосилось и отзывалось сильной стонущей болью.
  – А, дышит? – сказал Нед. – Это хорошо. Ну бывай тогда, Дарра-дромадарра.
  И они ушли, а Лиам повел тебя к врачу, который дал тебе немного виски через соломинку, сказал "потерпи" и что-то там в твоем рту поставил-таки на место.

  Коул, узнав про эту историю, сказал:
  – В драках всегда так, дружище. Когда победишь, когда проиграешь. Запал нужен. Ежели есть запал – ты все покажешь, на что способен, а ежели нет – то будь ты хоть человек-гора, положат. Это ты еще легко отделался. Не переживай, подумаешь, в рыло дали. Не сломали ничего – и то хлеб.
  Когда челюсть твоя зажила и ссадины превратились в "неясные следы сражения", он как-то повел тебя за сарай и сказал:
  – Все в башку бьют. Оно и понятно, вроде как ударишь хорошо разок – и человек с копыт. И тебе в башку всегда в драке прилетать будет – ростом маловат. А самому тебе не всегда с руки будет в голову бить – не дотянешься. Прямым еще достанешь, но от прямого и уйти попроще. А ты в тело бей. В тело знаешь, куда бить?
  Ты сказал, что чего там знать? В солнышко надо бить, чтобы человек потерялся. Только попасть тяжело.
  – Во-во, – ответил Коул. – Попасть тяжело. Да и это еще ударить надо так, чтобы дух из человека выбить. А ты знаешь куда бей? Вот сюда. Смари, – и он ткнул тебя левой рукой куда-то вниз, сбоку, ниже ребер, так что ты почувствовал боль, но почувствовал и то, что могло быть намного больнее. – Это, брат, печенка. Если дружеский бой – ты в печенку не бей. Опасно, во-первых: у многих, кто виски хлещет, это место послабже, так, говорят, и убить можно. А во-вторых, больно очень. Человек сразу "задумывается". Если друг, то и задуматься может, надо ли с тобой дружить, раз ты такой резкий. Можно сбоку бить, а можно снизу, можно и издалека, но лучше – когда навалился человек или удар по тебе кинул, и приблизился. Если вблизи, то сразу два-три раза бей, для надежности. Ну, а еще вот что. У тебя у самого-то вес не очень. А если с той стороны кто побольше, типа Сибили этого, ты держись подальше. Ну там, огрызайся, но не слишком, а то нахватаешь, отступай больше. Он подойти попробует, а когда не выйдет, начнет издалека стрелять. Сначала левой будет, но не достанет. И тогда ударит правой, а ударит с шагом – точно ударит, это как выпад. И вот дальний этот удар когда делают – его можно накрест перебить. Если момент поймать, можно вбок чуть уйти и самому ударить, чтобы гад на кулак своим весом налетел, над рукой его как бы. И все равно, какой он там великан – он ведь сам к тебе наклоняется в этот момент, и сам своим весом об твой кулак бьется. Его-то рука ударом занята – он уже голову не закроет, а ты левой бьешь, а правой защищаешься. Это сложно так сделать: нужно и ногами и рукой почти одновременно. И если делать – лучше с первого раза, а то поймет и будет опасаться. Руку полностью не напрягай, просто кулак сожми, но без злости – а то пальцы об скулу поломать можно. Там не нужно какой силы особой – оно всяко сильно получится. А если получится, надо момент не профукать – если он поплывет, сразу бросаться добивать. А то второго шанса может не быть. Вот ты так и бейся – лови момент, в голову бей перекрестным, а потом вперед – и в печень вали. В общем... левую руку тебе крепить надо. Правой не побьешь их, а левой так побьешь. Давай попробуем, в деле оно понятней, чем на словах.
  И вы попробовали, и потом еще пробовали несколько раз.

  ***

  По банкам ты палил изрядно и полюбил свой карабин – ладный он был, удобненький, поперек седла держался, как влитой. Патронов в магазине много – только и успевай считать. Издали, конечно, из него трудновато было во что-то попасть, но ярдов до пятидесяти – как нечего делать, да и до ста – более-менее. А поскольку он был легкий, можно было даже попытаться вскинуться и в птицу выстрелить. Такой трюк у тебя пока не получался, да и птиц зимой мало было, но ты твердо решил, что научишься этому за лето.

  Когда на лице уже не осталось "некоторой помятости", ты решил сделать визиты соседям.

  Смит-младший встретил тебя не очень приветливо, но он вообще был человек хмурый – еще бы, такое пережить! У тебя-то большая часть семьи уцелела, а он – один на белом свете остался.
  – Я ферму продам, пожалуй, – сказал он. – Уже объявление дал в газеты. Я вообще-то решил в кавалерию записаться. Хочу с этими дикарями поквитаться за все. На лошади я ездить умею, стрелять подучат. Я с них скальпы-то посдираю.
  Это была грустная беседа, и сказать вам было друг другу особенно нечего.

  Гардинеры оказались людьми другого сорта, но увы! Дочка у них была лет десяти. Хорошая такая девчушка, ясноглазая. Дела у них обстояли неплохо, Сэм Гардинер, глава семейства, принял тебя хорошо – напоил кофе с ромом, с удовольствием послушал ковбойские истории, попыхивая трубочкой из кукурузного початка. Жена испекла специально для тебя пирог с картошкой, нашелся и жареный бекон.
  Сэм был долговязым, прилично одетым мужчиной, но немного задавался. Всем своим видом показывал: "Да ко мне потому и не сунулись, что я – из Пенсильвании, и всех вас поумнее буду. Индейцы это тоже чувствуют". Хозяйство у него выглядело не то что образцово, но получше, чем у вас – и дом-то покрасивее, и свиньи пожирнее.
  Он предложил заезжать еще при случае.

  Были и другие соседи, жившие подальше – Перкинсы, Расселы, Уитинги.
  Перкинсы встретили тебя нелюдимо, дали только кофе – сослались на плохой урожай. Жили они и правда небогато, даже по сравнению с вами. И тоже дочь у них была мелковата для свадьбы – самая старшая лет двенадцати. Она, может, через несколько лет Брэди бы и сгодилась, да только несколько лет у вас не факт, что было.
  Расселы жили большой семьей и земли к ста шестидесяти акрам докупили много. У них была взрослая дочь, но имелся у неё уже и муж и даже грудной ребенок. Тоже осечка.
  А у Уитингов никакой дочери не было – только двое парней озорного вида, которые донимали тебя глупыми вопросами, например, умрет ли мексиканец, если его в голову лягнет мул.

  Нельзя сказать, что ты проездил зря – себя показал, да и людей посмотрел. В следующий раз если что случится – хотя бы знал к кому ехать, а к кому не стоит. Но основной цели ты не достиг – невесту брату не присмотрел.

***

  С Дейдрой разговор вышел короткий, но непростой.

  Когда ты вывалил на неё свои вопросы, она ответила не сразу, а посмотрела на тебя долгим, проницательным взглядом и закуталась получше в шаль, подаренную ей когда-то Пэдди на свадьбу.
  – Дарра, – сказала она. – Тебе если что надо, так ты скажи. Больше толку будет. Я этих намеков ваших ковбойских не понимаю. Что ты сказать-то хотел? Я – это я. Нужна какая другая – иди поищи в Техасе своем.

  ***

  Коул же от твоего захода сначала напрягся: он решил, что ты его сейчас прямо на Дейдре женишь. Но потом, поняв, что смысл твоих слов скорее противоположный, он даже обиделся.
  – Какой это я не такой человек? – спросил он. – Очень даже такой. Че это я жениться не могу? Все могут жениться и я могу, – но стал слушать дальше. – А, не фермер в смысле? Ну это да, не фермер. Тут ты прав.
  Ты говорил, а лицо его менялось, и разные чувства на нем отражались – непонимание, досада, даже тревога, а в конце оно стало задумчивым.
  – Ты это всерьез, да? – спросил он. – Я понимаю, что ты не со зла это про меня, что мол я там ваших отсюда... это самое. А просто беспокоишься. Ну, предусмотрительность – не грех. А все же жаль, что ты так подумал. Я бы так не сделал. Но чет у вас тут сложно все, партнер. Клерка нанять. Переписать, обмануть. У женщины мужа убили, брата вашего, а вы, значит, так решили! Ну я не знаю, партнер, не уверен я, что хорошо так поступать. Только дело это семейное, видать, не моё. Твоя семья – тебе виднее, как поступать. А для меня пожалуй, лишнее. Что-то это все не по мне. Ладно, знаешь что? Спасибо, что сказал прямо, вот что! – и он протянул тебе руку.
  Вы пожали руки. Время было позднее, и вы вскоре легли спать.

  А наутро... наутро не было уже Коула на ферме. Он уехал, и куда – никому не сказал.
  Видимо, он решил, что водить шуры-муры с женщиной, которую собираются обмануть – дело некрасивое, хочешь ты жениться или нет. И даже просто в доме быть как-то уже не очень после такого знания. Но и рассказать ей про твой план не мог – вы же были друзья. И выбрал вот так. Может, зря? Или не по-товарищески?

  Братья факту его отъезда не сильно расстроились, скорее наоборот! Но вот Дейдра...
  Ты впервые в жизни увидел женщину, которой показали, пообещали мужчину, и она уже вроде как на него и согласилась, пусть даже пока и не замуж, а потом ей его недодали. Это было зрелище не сильно менее страшное, чем коровий стампид! Она не знала, почему уехал Коул, но женским своим чутьем поняла, что это связано с тобой, и на тебя за это разозлилась больше всех. Ты видел её глаза – яркие и злые, бешеные.
  Но досталось не только тебе – "зацепило" всех. Дейдра просто жить вам не давала! Вы выслушали столько упреков относительно того, кто вы, как работаете, как себя ведете, что на вас надето, кто ваши родственники и насколько вы никчемные люди. Она цеплялась ко всему сразу, перескакивая с пятого на десятое, и у вас от её выпадов кусок в горло не проваливался. Досталось на орехи даже Лиаму. Дейдра бы в таком настроении распугала всех мексиканских бандитов вместе взятых! Как же она вас чехвостила! Хуже всего было, если кого-то из вас она ловила с бутылкой.
  – Отец ваш пьянь – и сами вы такие же! – говорила она. – Бестолочь ирландская! Из-за таких, как вы, нас все пьянью и считают. И ничего никогда путного из головы у вас не выйдет! Придурки вы бесполезные!
  Братья сначала пытались ей что-то отвечать, но вскоре махнули рукой – спорить с ней в таком состоянии было бесполезно.
  Даже готовить она стала хуже (заикаться о том, чтобы ей помогать, не стоило от греха), а тарелки шваркала на стол так, что и без слов было понятно: "Не хотите жрать – и не надо!"
  Через недельку она отошла, но все равно обиду не забыла – в домино и в карты больше с вами не играла, и как ты ни предлагал свою помощь, отмахивалась. Сидела, уткнувшись в эту дурацкую книжку, водила по строчках пальцем, шевелила беззвучно губами да шикала, если кто говорил громко.

  – Ничего-ничего, – говорил Брэди, которого её вспышки задевали больше других. – Как шуры-муры водить с ковбоями, так это мы ласковые. А как для своих – так нате-выньте. Ничего-ничего. Полегчает через месяцок.
  Брэди тоже на неё обиделся. Так бывает, что человек и не любит, а ревность испытывает, потому что другого сочли годным, стоящим, а им самим пренебрегли.
  Речи о том, чтобы они поженились, больше не было – Брэди б и сам не захотел.

  Теперь он уже сам попросил тебя съездить в Сент-Врэйн.

  ***

  Был февраль, снег стаял еще в конце января, и надо было начинать пахать, но перед самой вспашкой вы выбрались в этот маленький, вшивый городок.
  Агента земельной конторы звали мистером Фиском. Он был приземистым дядькой, у него даже пенсне на цепочке имелось, правда, он им пользовался больше для солидности.
  Вы предложили ему угоститься пивом и поговорить о делах.
  – Молодые люди, – сказал он. – Ваше стремление понятно, и я вас не осуждаю. Дело вот в чем. У обозначенной вами особы, совершенно точно, имеется заявка на оговоренную территорию. Пока она у неё, мы с вами стью не сварим, так сказать. Не могу я перебить уже имеющуюся заявку. Но ежели вы сумеете её... ммм... раздобыть! Я подчеркиваю, раздобыть, и каким-либо образом привезете мне, я все утрясу. Но работы будет много. Я вам советую не затягивать! Когда означенная дама вступит в полноценное владение, а произойдет это в декабре семидесятого года, сделать будет практически ничего невозможно. Чем быстрее вы управитесь, тем проще будет выиграть суд. А ежели успеете, то сделать будет можно вот как. Просто переписать на мистера Дайсона, – он кивнул на Брэди, – заявку не получится – выйдет, что ему на тот момент не было положенных лет, а значит, заявка будет недействительна. Да и вопросы возникнут – почему же на него заявка, а не на брата, который старше и глава семьи. Но сделать можно вот что. Я изыму из архива счет на оплату предыдущей заявки. Будет это выглядеть так, что Дайсоны в тот раз заявку подали, но не успели оплатить, потому что Пэдди Дайсон, брат ваш, скоропостижно скончался. А значит, она осталась недействительной. Ежели оплаченной заявки на руках не будет – значит, и факт оплаты подтвердить нечем. Единственное тонкое место – это если при оплате были свидетели. Вы знаете, были свидетели или нет?
  Вы не знали. Но какие там у Пэдди могли быть свидетели? Он же никого из вас с собой не брал...
  – Ну, если свидетелей не было, то все в порядке. А если даже и были, например, он позвал в поручителей кого-то тут, в Сент-Врэйне, то они получили за поручительство несколько долларов и их вряд ли это дело снова заинтересует. В любом случае, я решу с ними вопрос повторной небольшой выплатой. Ну так вот, значит, как это все будет выглядеть для суда? Старший брат не успел оплатить заявку. И семья с его смертью не знала, будет ли оставаться на этом месте. А когда уже определились, и младший брат женился, то её и оплатил! И мы её зарегистрируем чин чинарем. Землишка будет ваша через пять лет – то бишь, если в этом году управитесь – в семьдесят третьем. Хороший расклад? Осталось обсудить вопрос цены.
  Мистер Фиск на всякий случай допил своё пиво и придвинулся к вам поближе. Он был похож на умную, но слегка беспокойную птицу в этот момент.
  – Стоить это всё будет триста долларов США, плюс взнос за новую заявку. Всего триста десять. Я объясню, почему дорого так: тут же не только мне надо, тут и в главное управление по штату занести, чтобы и там все подчистить. Зато подумайте – триста долларов, и можете по поводу означенной дамы больше никогда не беспокоиться. Если вас устраивает – я пока поработаю, отберу нужные документы, отложу их. Вы решайте вопрос с женитьбой, привозите деньги и заявку – и будет все так, что комар носу не подточит! Мистер Фиск слов на ветер не бросает.

  ***

  Вы ушли оттуда озадаченные – что делать было не совсем ясно.
  Похитить заявку было нетрудно – Дейдра хранила все бумаги и деньги в древней жестяной коробке со стершейся уже картинкой. Коробочка закрывалась на ключ, но ключ висел на гвозде на кухне.
  Но вот что делать с женитьбой?
  Найти кого-то в Денвере вы не смогли – девиц, желающих ехать за полштата выходить замуж за полунищего ирландца, который даже землей-то не владеет, не было.
  Вы с Брэди просиживали вечера за домино, ходили стрелять по и так уже расстрелянным в решето банкам, а сказать друг другу уже было нечего.

  – Наверное, надо пока про все это забыть, – подытожил, наконец, Брэди. – Мне в семидесятом будет как раз двадцать один, но как раз в декабре. Эдак, может, в последний момент и успеем, а может, и нет. Уж за три года-то двести баксов раздобудем. Но тут на тебя вся надежда – семейные деньги все у Дейдры, она распоряжается, и даже зерно сама продавать ездит. Ей же ссуду платить – вот всё и на ней. Не знаю, в общем. Там видно будет. Опять тоска одна.
  Денег у тебя оставалось около ста пятидесяти – считая то, что ты вкидывал в "семейный бюджет" и тратил на выпивку. Придется, значит, выложиться за лето, чтобы к осени собрать сто пятьдесят зеленых. Но это было не так уж невозможно, потом, опять же, можно одолжить у кого-то недостающее.

  И тут вам словно с неба в руки упали Уэзерли.

  Землю Брэди распахал, и была небольшая передышка, потому что выдались прохладные деньки, и Дейдра сказала повременить с севом. Ты уже решил ехать в Канзас-Сити искать новую группу перегонщиков, но к вам в дом на грузовой повозке приехал джентльмен лет сорока пяти, в соломенной шляпе и дырявом плаще, отрекомендовался Эбрахамом Уэзерли и позвал на новоселье! Оказалось, что это – ваш новый сосед, который выкупил у Смита-младшего землю право на землю (та уже была во владении – Смиты поселились на Южном Платте еще до войны) за бесценок: всего лишь чуть дороже, чем по Гомстеду.
  – Дом-то сгорел не дотла! – сказал он вам. – Я его подновил, залатал, а пожарищем уже давно не пахнет. Загоны тоже починил. Раньше пришлось бы весны ждать, пока караваны по тропе пойдут, а теперь уже по железной дороге можно приехать и все привезти, а не как раньше, на повозочках.
  Он был весел и жизнерадостен, но поначалу вам не понравился именно своей жизнерадостностью. Не было в нем уважения к тем, кто кровью полил эту землю, а было что-то от стервятника, что нашел труп, который будет его кормить.
  Когда вы вчетвером пришли в гости (Дейдра не пошла), то увидели, что дом мистер Уэзерли починил кое-как. Сам он был из Огайо, а семья у него была из шести человек, считая его самого.
  Миссис Уэзерли была живая, хлопотливая тетка, готовившая по принципу "сыро горячо не бывает".
  Сыновей было трое – Люк, Джона и Питер. Старшему было восемнадцать, среднему двенадцать, младшему девять. Могло показаться, что мистер Уэзерли – человек набожный, раз назвал сыновей именами апостолов, но это было не так – молитву он прочитал скороговоркой, пусть и сделав важное лицо. И вообще как-то про бога нечасто поминал.
  А еще была и дочь – и вот дочь-то вам как раз подошла. Звали её Рут. Нельзя сказать, что она была красива – у неё были черные вьющиеся волосы, чуть прилипавшие к вспотевшему лбу, слегка бегающие глаза и смеялась она не очень искренне. Не как колокольчик звонит, это да. Но зато ей было семнадцать лет, и по ней складывалось ощущение, что "в девках она засиделась".
  Уэзерли приняли вас с подчеркнутым гостеприимством, накормив не очень вкусно, но досыта. Лиам захватил с собой домино, и вся огромная компания с увлечением резалась, в него, стукая костяшками и приговаривая разные залихватские словечки. Играть приходилось по очереди, по четыре человека – а остальные смотрели, и, не стесняясь, советовали, но дело ж тут не в самой игре, верно?

  Ты решил немного повременить с отъездом, и заехал к ним еще разок – в воскресенье: предложить братьям пострелять по банкам из карабина. Мистер Уэзерли был не против: постреляли на славу. Потом и Джона с Питером на отцовской повозке заехали к вам. Дейдре они не очень понравились, но она им сготовила обед что надо – гордость взыграла. Братья нахваливали.
  Ты приехал к соседям снова – в этот раз когда братья с отцом работали. Мисс Уэзерли выбежала к тебе, и ты предложил ей покататься на лошади. Она с опаской посмотрела на дом, сбегала отпроситься у матушки, к твоему удивлению, мама её отпустила. И не только отпустила! Мисс Уэзерли появилась с горящими глазами и, представь себе, в сережках!
  Ты поводил лошадь под уздцы по дороге и мимо полей, рассказал ей все байки, которые знал. Мисс Уэзерли оказалась чертовски благодарным слушателем: в нужных местах она восклицала "Вот это да!", ужасалась, восхищалась, ну, и так далее.
  Когда вы вернулись на ферму, там уже был её отец. Из того, что ты знал об отцах молодых девушек от Коула, тебя ждал напряженный разговор. Но – ничего подобного!
  – А, мистер Дайсон! – сказал он с хитрой, как тебе показалось, улыбкой. – Вот, слава Богу, хоть вы с моей Рут погуляли. Известное дело – сидеть в четырех стенах юной барышне скучно. Оно, конечно, праздность – дело нехорошее, да ведь и работать с утра до ночи тяжко. Надо и отдохнуть уметь. А с вами, я думаю, можно не опасаться индейцев или проходимцев – верно? Вон у вас если что и карабин при себе, и револьвер, и сам вы мужчина солидный. Вы заходите кофию выпить на дорогу!

  В следующий раз ковбойские байки у тебя кончились, но вы все равно почему-то не скучали: Рут болтала всякий вздор про поля вокруг, птиц, Огайо – да про все подряд. Расставшись с ней, ты понял, что и вспомнить не можешь, о чем вы говорили-то? А ведь говорили же, ты даже соглашался... или не соглашался? Её оба варианта устраивали.
  В третий раз, когда вы прощались, она вдруг взяла тебя за руку.
  – Мистер Дайсон, мне так приятно было с вами прокатиться! Ну, вот очень приятно! Побеседовать с умным человеком! Сами понимаете, тут разве таких встретишь!
  В другой раз она попросила посмотреть на твой револьвер, держала его с деланой опаской на ладонях, разглядывала, проводила по рукоятке, уточняла, не выстрелит ли.
  – Экий он у вас затейливый! С дьяволом-то! Вы вроде не богохульник, а такой вот револьвер. Видно, что человек вы опасный. Вас бояться надо, верно? – и добавила кокетливо, – А я не боюсь, мистер Дайсон!
  Какого были об этом мнения братья... да никакого – пока можно было пострелять из винчестера, их вроде бы все устраивало.

  Короче, все вроде бы складывалось... оставалось непонятно – а как сюда Брэди-то присоединить? И еще – тебе уже вот совсем пора было ехать в Канзас-Сити, а то все бригады без тебя сложатся.

Терпеть вспышки ярости Дейдры у Дарры, в отличии от его братьев, получалось так себе. Так уж ли он отвык от материнской власти, заматерел за время перегонов, или же виноват был виски, а может и всё вместе, но нагоняи хозяйки фермы всё чаще встречали в лице блудного ковбоя всё более ожесточённое сопротивление, всякий раз, впрочем, легко сминаемое ею при помощи мокрого полотенца или липкой поварёшки.

ー Да ты настоящую пьянь не видела, Дейдра! Из дебрей своих вылезла бы хоть разок, а? Расцеловала бы тогда нас-трудяг, грю вам, парни, как пить дать! Дейдра-из-дебрей, тьфу, Дей-бри! Наливай, Лиам! Ай!

Глаз у Дейдры был верный (уж вернее чем у косящего с полбутылки Дарры), а рука тяжёлая. Язык же словно в Эллсворте побывать успел, подучившись там ругательствам и перестав различать солёность, горькость или кислость хозяйкиной стряпни. Дом, что раньше грел и кормил Дарру так гостеприимно, что тот даже начал потихоньку ценить плюсы осёдлости, теперь грел на прохладись, а кормил как коню в корыто.

ー Чот как от индейцев тебя защищай, так милый-хороший, как цветочки с полей таскай, так любо-дорого, а посуду помыть, так ваще всегда-пожалуйста! Ну как так-то, ну что за муха-Дейдруха тя покусала-то? Ай!

Понятно, конечно, что за муха такая. Коул её звали. Вроде знакомая хорошо порода, только вот к поведению её в брачный этот их период вопросы у Дарры были, и ещё какие. Не мог что ли просто приголубить её разок-другой, жизнь подсластить тяжкую? Ну а даже если втюрился по-полной, ну так и женись, но потом! Да хоть тут же и селись, сбоку-рядом, идиот! Что он только себе в бошку свою Арканзасскую втемяшил?! Что Дарра с брательниками несчастную вдову на улицу попрут в тот же миг, как только землю заполучат? Что индейцам продадут? Что на удобрения пустят? Да эта ведьма сама кого хочешь в могилу сведёт, что индейца, что айовца, что честного ковбоя! Надо было и правда её Вавоксе сдать, тьфу, ещё и обратно принять попросили бы, ещё бы с доплатой! И Пэдди жив бы остался, и Брэди улыбку бы не забыл, и Коул на своей счастливой дороге не повстречал бы замороченных-озабоченных таких ирландцев с эдакими жуткими семейными проблемами!

Что ни говори, трюка с исчезновением друга Дарра не понял. Вроде как было всё рассказал, сложную историю да простыми словами, и без всякой жести ー как ни крути, план что надо, справедливость во плоти, все счастливы! А Коул нет бы помочь... Обидно стало, но дальше-то больше ー печень будто бы заныла, перекликаясь с сосущим под ложечкой чувством вины. Сперва Дарра подозревал виски, ну вот показывал же Коул, где болеть будет, если выпивкой злоупотреблять. Тут-то заодно и шибануло его как дерево молнией. Удар он не заметил, вот и болит. Тот самый, в печень. От самого быстрого бойца-беглеца на ферме Дайсонов. Ответный что ли, получается? Так ведь Коул сам учил друзей не бить! Может, плохо научил. Может, челюсть после Сибли-реванша так ныла, что главное что-то прослушал горе-ученик. Что-то не то сказал учителю. Как-то не так. Не понимая, что не бывает в жизни всеобщего счастья? Что обычно кто чего задумал, тот сливки с дела и снимает, а невнимательный и бездеятельный ни с чем остаётся. Уедет вот после всей этой истории Дарра по итогу весь такой сам себе довольный и забудется в заботах ковбойских, а Брэди руки ещё долго тереть-потирать будет.

Ну нет. Что ж Коул, провидец какой-то что ли? Так в корень зрит, в корнеплод свой ебучий, что ажно насквозь всё и всех видит, да?! Всякую подлость на раз-два распознаёт! Экий святоша выискался! Что ж тогда в закат свой убёг, вместо того, чтоб на путь истинный всех наставить? А нет его потому что, да? Вот и нехрен тогда! Всё всегда можно по красоте сделать!

Стыдно за такие мысли стало потом. Растерялся и запал как-то постепенно, и обида потускнела, и уверенность в какой-либо правде скукожилась. Может и подлые намерения у Дайсонов, может и нет, а может сейчас нет, а потом подлыми станут. Может и можно всё по красоте сделать, может и нет, а может потом можно будет, и не здесь. Легче всего оказалось обвинить во всём землю.

К весне от злополучной фермы тошнило Дарру уже так, что с каждым новым отвалом Брэдиной распашки комок нехороший к горлу подступал. И виски не глушил тревогу, и скрипка не унимала тоски, и отдача винчестера не хлопала плечо лихим ощущением меткости, а колола висок упрёками о ложности цели.

Не иначе как проклятой индейцами колорадской земле не хватало одних лишь семян, компоста, воды и плуга ー урожай жизни будущей здесь требовал самих страстей человеческих, словно лишь они могли помочь весне согреть почву. Лишись брата, задумай предать вдову его, обведи кругом обид имя друга. А Брэди пашет, и руки его грубы. Заразись карточным азартом, отравись огненной водой, не узнай себя в отражении, когда выйдешь вечером к поилке для лошадей охладить гудящую голову. А Дейдра хозяйничает, и руки её грубы. Не останавливайся, крутись-вертись и ночью на койке, и днём по клеркам, думай и страдай, продолжай в том же духе, и душа огрубеет достаточно, чтобы следующей зимой ты получил заслуженную миску еды.

Дарра спохватился у последней черты, когда, пошатываясь и пьяно икая, посреди тёмной ночи на углу дома с самыми недобрыми намерениями чиркал спичкой над керосиновой лампой. Обломки гибнущих за спокойный сон хозяев спичек всё падали и падали в жадную землю вместе с обрывками сдавленных ругательств, а потом Дарра не удержал лампу, и она разбилась. Долго он оглядывался и тёр глаза, и лепетал оправдания, будто бы уже застигнутый на поджоге, и прикапывал осколки трясущимися руками и резался в кровь.

Нужно было срочно уезжать, чтобы и самому рассудком не повредиться, и непоправимого не совершить, но тут судьба как-то немного невовремя, но точно милосердно подарила Дарре глоток свежего воздуха в лице Рут. Было в ней и в гостях у Уэзерли что-то от первых недель зимовки с Коулом. Дарра даже заметил про себя не без досады, что какие-то шуточки и истории друга повторяет, выдавая за свои собственные. В глазах Рут и её родни он, наверное, выглядел так же лихо и интересно, как два заправских ковбоя вместе взятые. Гулять же с Рут было так приятно, что сперва на Брэди её перенаправить даже и мысли не возникло, а потом как-то уже и повода не появлялось хорошего.

Даром что темы для разговоров заканчиваться стали, Дарра начал и про братьев своих рассказывать, где надо приукрашивая достоинства самого нуждавшегося в женитьбе. И какой Брэди трудолюбивый сказал, и какой щедрый, и какой добрый, и какой выносливый ー шутка ли, после ранения так оправился, что лучше прежнего работать стал, вообще без устали! А он кстати вообще всё без устали делает, если ты-то хоть ковбойские намёки понимаешь, Рут.

Одним словом, знакомство с соседской дочкой стало для Дарры скорее лекарством и отдушиной нежели счастливым развитием искренних чувств. Помогла она ему справиться с хандрой, собраться с силами и, что главное, светлую какую-то память в голове освежила. Вспомнилось Дарре, какой невинной девчушкой и сама Дейдра была когда-то, как робко, но не без любопытства на Пэдди поглядывала, как смотрела глаза-в-глаза, чисто солнечный зайчик на родниковой воде.

Деньги зарабатывать всё равно придётся, так жизнь ковбойская устроена, ну и раз уж Дарра один теперь будет, без партнёра, то и пить-играть ему поменьше надо будет, а значит, откладывать в любом случае получится. Ну, должно получиться. Главное же ведь что, в Эллсворт ни ногой, ну и на бары поменьше заглядываться. Да, должно получиться.

А если так, то можно будет и через годик-то поглядеть, как "ситуёвина" изменится. И там уже решить, переписывать на Брэди землю, или нет. Так-то Дарре затея их с братом уже не казалась такой уж хорошей и правильной. И всё же будто бы хотелось ему знака какого-то, чтобы совсем от неё отказаться. Вот если бы через год приехал бы он на ферму зимовать, а тут, скажем, Рут с Брэди поженились и на пару Дейдре житья не дают, и лица на бедняге нет, и всё такое прочее... ну тогда можно будет уже начистоту всё всем высказать. А что? У кого деньги, тот и решает, подкупать клерков всяких там, или нет.

Пока что Дарра только мистеру Уэзерли чуть-чуть приоткрылся, перед отбытием на перегон заглянув чтобы попрощаться, спросить, кому что в подарок привезти будущей зимой, ну и отцу семейства признаться, что среди Дайсонов-то больше всех жениться Брэди хочет, а Дарра, стало быть, для брата разведку проводит. Нет-нет, дескать, не подумайте, с Рут у них ничего такого не было! Ну не обессудьте, мистер Эбрахам, ну сами посмотрите, какой из Дарры жених? Ковбой ведь, чего он и не скрывал вообще-то. Почти весь год на перегонах у дьявола на рогах, а зимой только муж, это вообще как? Помрёт под копытами стампида, и даже ведь не узнаете, эх. То ли дело Брэди. Вот уж кто серьёзно настроен и крепко ногами на земле стоит, в свой юный возраст хозяин хозяином, а? Его ли вина, что язык не подвешен, что робок? Так не было времени у него в обходительности тренироваться, потому как весь в работе был. Зато сосед, под боком, ну, крепкие связи и всё такое, м? В общем, вы присмотритесь уж, может и Рут внимание обратите.

Взамен Дарра пообещал самих Уэзерли вниманием не обходить, подарки привозить пусть бы даже на заказ, а то что тут в глуши бывает? А хотите, канарейку в клетке добуду? А хотите, бинокль такой, чтоб за версту видать было, кто в гости едет? Можно и просто коня доброго или скота для распашки, это вообще по адресу. Ну то есть лучше же дружить с ковбоем, чем не дружить, как считаете? Вы ж дочке добра желаете, а ковбой брату-работяге.

Почему-то было у Дарры ощущение, что со скользковато-сладкоречивым мистером Эбрахамом если и можно договориться, то на материальной основе.

  Мистер Уэзерли напустил на себя строгий вид.
  – Проводите, значит, разведку, мистер Дайсон, – сказал он. – А вы ведь знаете, что бывает с разведчиками, которых сцапали во вражеском лагере, а? – и он вдруг прихватил тебя за воротник.
  Мистер Уэзерли был не великан и не силач, но как-то это строго у него эдак получилось, что ты аж опешил.
  – Ладно, мистер Дайсон, я вижу, у вас доброе сердце и чистые помыслы. Поэтому запомните: мужчина приходит к соседям не на разведку, а свататься или в крайнем случае сватать. Если вы хотите посватать своего брата – ну так так и говорите. Ежели он сам хочет посвататься – ну так пусть приходит, и посмотрим, что скажет Рут. А все остальное – мужчину не красит, вот так вот.
  Но ты быстро понял, что его строгость – напускная. Он выпустил твой воротник из рук и даже смахнул с тебя воображаемые пылинки.
  – Ладно. Спишем на неопытность. Заходите.
  Ты и глазом не успел моргнуть, как на столе появилась бутылка виски (довольно-таки дрянного, а впрочем, ты не разбирался, просто и "Олд Кроу", "Дэниэлс", давно уже выпитые, заходили чет помягче.
  – Сами понимаете, большого приданого я дать не могу. Но все же и не с голыми руками девочку свою выдаю, да-с. Однако в ответ позвольте полюбопытствовать, вот вы говорите – хозяин-хозяином. Стало быть, ваш старший брат – владеет землей? Спрашиваю, чтобы не осталось недопонимания.

Проклятая ферма! Разговор с мистером Уэзерли должен был быстро пройти, и вообще про другое, а она и тут усложняет всё, пылью своей на зубах оседает. Наверное из-за неё Дарра зубами-то и скрипнул, но вовремя спохватился и чихнул кое-как., чтобы чувства скрыть. А чувств в груди хватало!

Наверное, что-то схожее Дейдра испытывала, когда для гостей недавно стряпала. Гордость и негодование. Дел невпроворот, но в грязь лицом ударить разве можно перед людьми-то? И пусть такая "логика оседлых" не близка была Дарре, не очень-то уважавшего лишь недавно приехавших новосёлов, но за оседлого братца ему всё ж таки обидно стало. В мечту старшего поверил, работал как мул, пулю индейскую словил! И всё равно в проклятом этом кругу остался. Каждый день пот ручьями в землю жадную льёт, а ей всё мало! Вот и тут опять требования какие-то всплыли, "чтобы недопонимания не осталось", итить-колотить! "Недопонимание", дьявол тебе на макушку наплюй, мистер не-попавшая-на-самых-самых-индейцев-Осторожность, это когда как в Салине, могли двух дроуверов повесить, а повесили двух мошенников. Ну то есть было бы недопонимание, если бы как раз дроуверов повесили. А на ферме кто ж ещё хозяином-то может быть?! Весёлый пьяный дуралей-Лиам? Малолетка-Оскар? Ну Брэди же, кто ж ещё-то? Он хозяин, а Дейдра хозяйка, и делов-то. Ну почему нельзя так решить, пополам чтобы, и чтобы каждому места хватало? Нет жеж ведь надо им-оседлым вечно в закорючки свои закопаться, бумажки драгоценные собрать, шоб "по закону", как будто без бумажек все букашки!

В общем, хорошо, что виски на столе появился, а то бы Дарра негодование своё упрятать куда подальше едва ли смог бы. После глотка же полегче стало, логичность вопроса прояснилась. У мистера Уэзерли свои заботы и свои мысли, и так-то по-хорошему прав он, и за поучения его поблагодарить бы следует. Только и у Дарры своя правда имеется.

ー Конечно, он хозяин, всё верно так, да, ー чуть быстрее, чем надо было ответил Дарра, и чтобы как-то замазать уродливый проблеск лжи, добавил, ー Только это, в семидесятом, получается, его земля станет. Так оформили как-то, тогда ещё, ну, когда предприятие всё это начинали, в шесят-пятом. Я-то что, помог своим на ноги встать, и своей дорогой пошёл, а брат, видит Бог, всю душу в землю эту вложил, во славу Его сталбыть, ну и Дайсонам на счастье. Потому как ежели не божьим провидением выкарабкались мы из-под ентого ига индейского, то и я не знаю, зачем всё было. Знаю точно вот, что если ферма устояла всё же и жизнь дала, так значит, и дальше стоять будет и всё там будет хорошо.

Дважды душой покривил, получается. И Брэди не хозяин. И провидения никакого не было. Просто так ведь всё. Буквально это же ведь прерии Дарре нашептали, когда скитался по ним в поисках справедливости, дичая потихоньку и умирая помаленьку. Не было в прериях справедливости ー безысходность всё место заняла, а коли так, то можно и соврать Эбрахаму Уэзерли. Коли уж не построить тут ферму никак иначе, коли не на чем, раз другого вокруг нет ничего! Вот сколько мечты привезли с собой, сколько упорства, добра и надежды взяли, настолько и хватит фермы. И раз стоит она, значит, хорошо так привезли, достаточно взяли, и обломала себе зубы безысходность, пусть Пэдди и забрала себе, тварь. Пускай даже "просто так" забрала, не в наказание какое-то, а по слепой-кривой фортуне ирландской, по проклятью отца даже если, пускай Бог на эту глушь и взгляда лишнего не бросает, но дело брата будет жить, и не купившему готовенькое, не понаехавшему позже Смитов, Гардинеров, Перкинсов, Расселов, Уитингов и Дайсонов, не настрадавшемуся с их долю Эбрахаму судить кого-то из честных переселенцев.

Домой за вещами заехал Дарра угрюмый и упрямо неулыбчивый. Есть решения, которые принять ー что микстуру горькую выпить.

ー Брэди, ー подозвал он брата, седлая лошадь и проверяя подпругу, ー Поехал я короче, а то деньги сами себя не заработают. Сосватал тебя у Уэзерли, так что всё в силе у нас. Сказал, что ты хозяин, так что в гости поедешь, соответствуй. Короче, всё как всегда делай, только с гордостью теперь. Так-то есть чему гордиться, вона на пашню глянь да на руки свои. И этсамое. Ты так-то держись и всё такое, но ещё вот что. Ты мне обещай, что Дейдру мы на улицу не выбросим. Что ты себя в руках удержишь, а то что она не подарок бывает, я уж и сам понял. Но думаю я так, что... мы потеряли, она потеряла. Только вот сейчас у неё раздолбай-Лиам, а у нас с тобой мы-оба да ещё вон Оскар. Нам больше повезло, выходит. А кому везёт, тот как бы и делится. Так что мы её не бросим, хорошо? Захочет, тут будет жить, расстроимся как-то, если места не будет хватать, я помогу. А не захочет, поможем приданное собрать.

Дарра прыгнул в седло и протянул Брэди руку, дескать, давай договоримся, и я хоть чем-то себе душу успокою перед дорогой.

  Мистеру Уэзерли твои слова понравились, и вы плюнули на руки и пожали их друг другу.

  ***

  – Спасибо, Дарра! – просиял Брэди, когда узнал новости. – Ух, вот это ты голова! А че, че там было-то? Что папаня еённый сказал? Сказал прямо уже приезжать? Ах ты ж... я ж и не знаю, как... посоветовал бы кто. Там же чего, гостинец какой-то надо с собой или как? Ладно, придумаю что-нибудь. Спасибо тебе!
  Он тебя обнял.
  – А насчет Дей – зря не беспокойся! Да кто её бросит-то? Никто её не бросит! Я ж че, думаешь, я против неё?! – он даже немного обиделся. – Да я как раз-таки за неё! Просто чего она ругается? Мне ж тоже обидно. А так я только за! От Дей в доме пользы – как от двух Оскаров да трех Лиамов. И то мало еще их будет!
  И на этом вы расстались.

  ***

  Ты покинул ферму, выехал на дорогу, почесал к Джулесбергу. Там теперь можно было сесть на поезд и махнуть до Омахи прямиком, а оттуда уже в Канзас-Сити. Правда, пришлось бы раскошелиться на место в вагоне для лошадей, но это все равно выходило дешевле, чем пиликать шестьсот миль до Канзас-Сити верхами.
  На поезде ты ехал впервые. Ты раньше поезда-то видел, а внутрь заходить не приходилось. И вот там-то, в поезде, в третьем классе, где ты ехал, сидя на деревянной скамье и на ней же кемаря, на тебя свалилось ощущение, которого раньше не бывало.
  Ты глядел на других пассажиров (их было немного), разглядывал коммивояжеров с чемоданчиками, семейства с сопливыми детьми, джентльменов не первой свежести с заплатками на рукавах и вдруг, именно тут, среди людей, ощутил, что ты...
  Что ты один.

  Это может показаться странным: как так, ты же скитался по прерии в одиночку! Ты же ездил на юг... Ты же...
  А все было не так просто.
  Ты всегда был частью семьи или команды. А, заблудившись в прерии, искал людей, будучи твердо уверенным, что да, сейчас-то ты один, но найдешь их – и они тебе помогут, не бросят. Потом ты был или на ранчо, или с Коулом, или с парнями. Или вон, на ферме, среди братьев.
  Что-то похожее довелось тебе испытать только когда ты остался один в Денвере, но вовремя подвернулся мистер Риггс. А теперь... Теперь ты один-одинешенек. Ну да, есть ферма, куда можно вернуться. Но сейчас ты уезжал из неё и вернуться собирался только осенью. А до тех пор будешь один – без друзей, без напарников. Не с кем ни посоветоваться, ни попросить, ни словом перекинуться. Некому на стреме постоять. Некому вступиться. Некому одернуть.
  Ты один, а вокруг – мир, и этот мир, Дарра, не за тебя. Ему на тебя наплевать. Он случайно может обронить что-то вкусное тебе в руки, но скорее всего просто тебя не заметит. И чуть что... помощи не будет. Будут равнодушные лица – как у людей в этом вагоне. Будут люди пожимать плечами. Будут мимо проходить. Не подадут руки, не скажут, мол, не унывай.
  Один ты – и весь сказ.
  За окном проплывали поля и леса, беленые станционные строения и церкви.
  А ты был теперь один, да.

  ***

  Промыкавшись четыре дня в Канзас-Сити, ты работы не нашел. Но кто-то посоветовал тебе смотаться в Эбилин на Западе – мол, теперь все перегоны идут туда, значит, там и бригады формируются. И там, в этом скотоводческом городке, ты влился в одну команду, подрядившуюся пригнать стадо из Мексики. Стадо было хозяйское, деньги на коров тоже, а сам хозяин в перегоне не участвовал. И в этот раз ты узнал, почему это плохо.
  Если хозяин стада был его собственником, это снимало кучу вопросов: было понятно, кто тут всем буграм бугор, потому что хозяин мог любого выгнать в любой момент – это его стадо, и если он считает, что команда справится ввосьмером, а она не справится и часть скота будет потеряна – ну, это его выбор. Но когда бригадиром оказывался просто опытный ковбой, сильные люди под его началом легко могли заартачиться. Так вышло и на этот раз.

  Трэйл Боссом был Ленни Купер – седой уже, но крепкий дядька, которого многие называли "Старпёр". И вправду, было в нем кое-что старческое – Ленни часто ворчал. Он был не дряхлым, не хилым, не болел ревматизмом и даже не страдал близорукостью, он мог и по морде выдать нуждающимся, но в нем не было резкости. Он избегал фразы: "Так, бля! Я так сказал – вот почему!" Вместо этого, если ему возражали – он начинал с людьми спорить, долго, скучно и упрямо.
  Ленни был человеком опытным и неглупым – он проработал на фермах и ранчо чуть ли не всю жизнь, умел объезжать жеребцов, знал приметы насчет погоды ещё получше тебя, разбирался в лошадях и в коровах и вел себя спокойно, если случалось что-то неожиданное. Но люди считали его нудным – и не зря. Ему было что посоветовать молодым, но делал он это как-то неправильно что ли – как будто не помочь хотел, а поглумиться над тем, какой его собеседник болван. И это при том, что ругаться-то он не ругался, но как будто бы считал себя в праве людей повоспитывать.

  В команде были разные ковбои – и желторотики, и кое-что повидавшие. Больше всех среди них выделялся Стюарт Хэншоу – все называли его "Хэн" и называли с уважением, а некоторые и с восхищением. Хэн был родом из Теннеси, но вырос в Техасе. Он был на войне в какой-то их знаменитой техасской кавалерии (в отличие от "Старпёра", который и во время войны гонял скот для армии), но вообще по виду он походил не на военного, а на бизнесмена что ли? Или на какого-то человека рангом повыше, может, управляющего? Он носил дорогую одежду, и она на нем сидела как-то эдак ладно – вся в пыли, местами даже порванная, а все равно, ну вот видно – шикарно же мужик одевается! То ли из-за галстука в виде ленты так ощущалось, то ли из-за дорогих пуговиц, но вот не походил он на простого работника. Но и на опустившегося денди не походил, и на пижона-неудачника – тоже, а походил на такого небрежного кутилу, который и поработать как следует любит, и прищегольнуть шанса не упустит, а денег особенно не считает. И вот кому-кому, а Хэну резкости хватало.
  Многие считали, что из него был бы босс получше. Бывало, что он давал кому-то указания – и их выполняли. Их, черт побери, хотелось выполнить! Голос у него звучал, как напружиненная свежая досочка, бьющая по жопе – он как будто придавал людям импульс своим окриком. И спорить он никогда не спорил – если кто отказывался ему подчиняться, он того называл "безмозглым болваном", а в прения не вступал. Но командовал он не потому что ему хотелось, а потому что он видел, как будет лучше и ловчее – если он мог что сделать сам, то сам и делал. И еще, в отличие от Старпёра, Хэн мог и похвалить – нечасто, но так, что людям хотелось этой похвалы.
  – Отличная работа! – говорил он кому-нибудь. – Ларьят кидаешь, совсем как техасец!
  Или:
  – Ловко, брат, ловко!
  И человек после таких слов весь день ходил (а вернее, сидел в седле) в приподнятом настроении.

  Пока вы ехали на юг (можно было срезать, потому что вы не гнали коров, и канзасские фермеры смотрели на вас неприязненно, но прогнать не могли), проблем особых не было – вы везли с собой поварской вагон и лошадей, а с ними хлопот было немного.
  Конечно, люди стали знакомиться, и скоро дело дошло до "кто чего умеет, где был и кого знает." Ленни не поверил в твою историю про стампид и поднял тебя на смех.
  – Парень, да ты даже в седле криво сидишь, какой тебе стампид? – посмеялся он. – Заливай кому другому.
  Но Хэн отнесся по-другому.
  – Ааа, я чет такое слышал! – сказал он. – Там еще нигера какого-то затоптали коровы, да? В прошлом году. Не-не, я слышал. Так это был ты? Ну, моё уважение: под коров броситься – это не ставку в покере сделать, – и пожал тебе руку.

  Всего ковбоев было восемь, считая тебя. И еще девятый – повар.
  Большинству ребят Хэн нравился, правда, один молодой парень, Пайк, сказал как-то у костра, когда рядом не было ни Хэна, ни Ленни:
  – Хэн, конечно, мужик хоть куда, только я рад, что нас Ленни ведет. С ним как будто знаешь, откуда выйдешь и куда приедешь. А то, что ворчит... Да оно не царапается. Он мне сказал стремена покороче сделать, и я совсем теперь по-другому седло чую. А Хэн... он бы и внимания не обратил.
  Пайку было девятнадцать лет, он был совсем зеленый – его определили в рэнглеры, как тебя в твой первый перегон. Пайка привели с собой братья Уэбстеры. Им обоим было за двадцать, они сами были из Кентукки, уже поработали на перегонах в прошлом году. Они были ребята тугие: не особо смекалистые, не умевшие шутить и смешно морщившие лоб при игре в карты, но друг друга держались крепко – этого не отнять.
  Еще в команде был Корт МакБрайд – огненно рыжий, бледный, веснушчатый детина, вспыльчивый и немного заносчивый, хотя в чем была причина его заносчивости – черт его знает. По происхождению он был из шотландцев, но ничего шотландского у него в характере не было, а была обычная джорджийская спесь. Он застал самый конец войны и повоевать с кавалерией Шермана, но про это рассказывать не любил: "Дали мы им пару раз, конечно, но в конце-концов разбили и нас." Зато рассказал вам, почему подался на Запад – весной шестьдесят седьмого он пырнул ножиком какого-то янки, приударившего за его сестрой. Парень считал, что к западу от Миссисипи его не найдет даже Господь Бог и поведал вам все в деталях, ничуть не страшась, что его кто-то выдаст. Хэну это понравилось.
  Поваром был Трой Кинкейд, щуплый мужичок неопределенного возраста. Готовил он сносно – никто не нахваливал, но и жаловаться было грех.
  Ну и еще был Грег Чейни – дядька себе на уме, годами постарше Хэншоу, но несильно. Он был миссуриец – дом его спалили во время войны, и он даже не знал, кто именно – партизаны какие-то, а красноногие или бушвэкеры – да хрен их знает! У него у единственного из всех была семья, жившая теперь в Канзасе, да еще у старшего Уэбстера невеста.

  Путь на юг через Индейскую Территорию и весь Техас занял у вас полтора месяца.

  Путь прошел безо всяких проблем – вы не встретили ни диких индейцев, ни бандитов. Повозка была новенькая, и вы легко переправляли её через реки. Жара, конечно, стояла оглушающая, но к жаре все привыкли на вторую неделю, а обмелевшие реки и ручьи были вам на руку. Ты даже порадовался, что вначале получилось снова привыкнуть к седлу и режиму "поспали-поели-весь-день-ехали-поели-спать," – за зиму что-то из ковбойской науки забылось, да и мозоли с жопы сошли, как оказалось: первые две недели она ныла, как и у Пайка.

  Стадо вам нужно было гнать не из Сан-Антонио, а из Эдинбурга – крохотного поселка с гордым именем на самой границе. Стадо было намного меньше того, что ты гнал в прошлом году – всего полторы тысячи голов. Наниматель договорился о продаже по почте, но когда вы приехали туда, стадо было еще не готово – его надо было собрать с нескольких пастбищ, сгуртовать – и тогда уже гнать.
  Вы остановились в мексиканской кантине, по совместительству служившей отелем – маленькой, грязной, закопченой, с соломенными тюфяками. Был вечер. Набив брюхо фахитас с кукурузой и какой-то похлебкой, вы обустроились на ночлег под навесом. Стояла теплынь, вы даже одеялами не накрывались.
  – Завтра поможем стадо собрать, – объявил Ленни.
  – Черта с два! – возразил Хэн. – Нам за это не платят.
  – Без нас они дня три провозятся. Будем здесь сидеть, как чирьи на жопе, или честно и хорошо поработаем?
  – Не, – сказал Хэн. – У меня другое на уме, парни. Айда в Мексику! Тут до границы и мили нет! Махнем за Рио-Гранде!
  – На кой? – с интересом спросил Корт, один из главных его почитателей.
  – Ну как на кой? Пока стадо собирают, раздобудем своё. Перегоним вместе, только продадим свою часть сами – и поделим.
  – Опасно ж небось!
  – Где не опасно, там и интересу ноль.
  – Ты раньше-то пробовал? А как там? А нам потом что-нибудь будет? – засыпали Хэна вопросами.
  – Парни! Парни! Это плохая идея, – возразил Ленни. – Во-первых, воровать плохо. Вы же честные ребята. А во-вторых, если кого убьют или ранят, тот сам себе дурак, но остальным-то что? Вшестером-впятером скот гнать через два штата? Знаете, сколько потом проблем с этим скотом будет? Как вы его продадите без купчей, без клейм? Вы чего, парни?
  – Чушь! – возразил Хэн. – Все техасцы это делали хоть раз! Да и вообще... что вы как маленькие? Риск есть, тут приукрашивать не буду, но небольшой. Но я вас за яйца туда не тяну. У кого они есть, тот сам со мной вызовется.
  – Я! – выкрикнул Корт. – Я поеду!
  – Вооот, молодец, в тебе не сомневался.
  – Мы тоже, – подали голос братья Уэбстеры, уже пошушукавшиеся между собой. – А сколько денег выручим?
  – Ну, так сказать трудно, – пожал плечами Хэн. – Гарантировать ничо не могу. Но если повезет... Если раздобудем голов пятьсот, то это... Ну, туда-сюда... Тысяч шесть точно выйдет в Абилине. И ни цента вложений, а?
  – Охренеть! Это по сколько на человека, по тысяче что ли!? А че, я бы съеееездил! – подал голос Кинкейд.
  Повисла пауза.
  – Не, Трой. Ты тут посиди, – заулыбался Хэн, и все заржали. – Ты уж прости, но ты у нас слишком ценный. Мы и тебе, скажем, сотню накрутим, если все хорошо получится. Так, кто еще?
  – Не, я пас, – хмуро бросил Пайк. – Ленни прав. Нехорошо это, скот воровать. Скотокрадов вешают.
  – А ты своей головой подумай, – возразил Хэн. – За себя решай. А что вешают – это правда, ну так это же мексиканский скот. В штатах на него всем плевать.
  – А в Мексике что, не люди живут? – хмыкнул Ленни. – Их обкрадывать как, нормально?
  – Что ты завел шарманку! Ты пастырь или ковбой? А с купчей придумаем, парни. Не всем купчая нужна. Клеймо сварганим. Ну что, всё? Больше нет мужчин в этой команде? Кто не поедет – с тем делиться не будем.
  – Хорошенькое дело! Гнать всем вместе, а денежки врозь! – заворчал Старпёр.
  – Ой, хватит из-за пятисот коров разводить, – махнул рукой Хэн.
  Чейни сомневался.

  А что ты?

И всё же поезд штукой славной показался Дарре, пусть именно в нём и полезли в голову мысли дурные, про одиночество да мир безразличный. Мешало это видом из окна любоваться да на людей любопытствовать, но жизнелюбие ирландское всё же верх взяло. Оно, конечно, может, только потому что впервые всё, с очарованием этим, а раз двадцать покатайся, и наскучит, кто знает! Но в тот самый первый раз Дарра всё же всю шею искрутил, но редкостное удовольствие получил ー и от красивого корпуса вагона с его лакированными дощечками и запахами железа и краски, и от внутреннего уюта со всеми этими аккуратными скамеечками, полочками и высокими светлыми окнами.

Долго сидеть на жёстком ковбою-Дарре было не привыкать, да и, в отличии от верховой езды, тут можно было встать в любой момент да ноги размять ー красота же! На перегоне времени на такое не было. Пассажиры, опять же, за компанию едут. Пусть общаться активно да в друзья набиваться и не тянет никого (невежливо будто бы, да и смысл, раз всё равно разными путями пойдут), но всё равно когда ещё случай представится спокойно так и без спешки лица да одёжку поизучать, погадать-подумать о том, кто чем занимается по жизни? Жаль только в третьем классе дам шикарных не ехало, чтоб платье чисто водопад, а причёска ー моток канатов! Нет, Дарра, конечно, внаглую не пялился ни на кого, но когда долго едешь волей-неволей туда-сюда взгляды бросать начнёшь. Другие же на Дарру посматривали в итоге от скуки, так что ж, Дарра хуже всех что ли? Посматривал в ответ, как же.

И да, в такие моменты чувство это и цеплял. Будто бы все они, люди эти, не сами по себе. Семейства жизни полны, шума, тревог, но и деловитого такого счастья. Коммивояжёры жизнь ту же преследуют, семей заради денюжку добывают, а джентльмены просто от жизни к жизни перемещаются, может от жён к любовницам, а может и наоборот, мало ли какие у них там этапы. Главное, что каждый знает, куда едет и зачем. А Дарра нет.

Это, безусловно, на грусть давило, и ещё как. Тревожило, душу мотало. Однако смотрел Дарра на винчестер свой, прикладом из упакованного свёртка вещевого выглядывавший, похлопывал дьявола (или дьяволёнка?) на рукоятке револьвера, и как-то потихоньку успокаивался.

Всё ж не совсем впервые-то так, если подумать. Даже без воспоминаний о скитании в прериях, вот когда из Элсворта погнался он в отчаянии полном за мошенниками теми, так же примерно чувствовал себя. Один, проблем полны штаны, а что делать ― не понять! Так-то даже похуже ситуация была. Нынче-то чай уж не совсем в пустоту едет, ни мира не зная, ни дела. Мир-то что, безразличный, значит? Не за Дарру? Ну так значит и не за кого-либо ещё. Не за того матёрого прощелыгу с усами и тёртым чемоданчиком. Не за ту мамашу-хитрушу с бригадирской хваткой и бригадой из трёх сынков-спиногрызов и мужика-подкаблучника. И даже не за банду лихую-конную-оружную, что вон за тем холмом притаиться может (а может и не притаиться). Мир ни за кого. Так примерно и прерии когда-то нашёптывали, и одиночество это сейчас о том же твердило, а Дарра, пусть и содрогался внутренне, но упрямо головой потряхивал, нет уж, дескать, харе пугаться. Если ни за кого, то значит, все в равных условиях. И тогда дело знать надо да шансы примечать. А Дарра дело ковбойское знает, уж как не знать-то, после трёх прошлогодних перегонов? Шансов без напарника вдвое меньше будет, то правда. Ну и ладно, может ещё с кем сдружиться выйдет, а может и с Коулом даже пересечься. Почему-то был уверен Дарра, что смогут они обиды мнимые забыть, объясниться и снова дружить как прежде. А что специально Коула решил он не искать, так то лишь потому, что на деньгах сосредоточиться надо было, чтобы уже ферму проклятущую от проклятья бед и проблем избавить. Потом-то можно будет и Коула поискать, чего ж нет-то. Как раз все обиды пройдут.

***

Работу оказалось найти сложнее чем думал Дарра, но конец его мытарств всё же увенчался успехом, что не могло не окрылять. Вот же, пожалуйста, и без Коула управился. Всего-то лишь надо кутить поменьше, ложиться и вставать пораньше, ну и людей расспрашивать побольше. Хотя с кутежом сейчас в любом случае обстояло туго, и по деньгам, и по, внезапно, интересу. Нет, Дарра частенько с удовольствием вспоминал, как они с Коулом в прошлом году песни пьяные горланили, по улицам городков попутных шатаясь, но оно ж весело так было именно потому что вдвоём как бы. А одному чего нажираться? И поболтать не с кем, и вообще опасно, ежели перебрать ненароком. Просыпаться голым в канаве Дарре совсем не хотелось, так что он себе зарок дал ー пока не познакомится с кем-нибудь надёжным и доверие его не заслужит, не пить и в карты не играть.

Так что попасть наконец-то в ковбойскую бригаду было не просто здорово, это было как воздухом сладким после глубокого нырка в речку надышаться! Мигом про все тревоги забыл Дарра, только и успевая, что чужим историям улыбаться да свою собственную подавать правильно.

ー Да уж коров-то обогнать много сноровки не надо, ー отбивал он немного взволнованно нападки Ленни, ー Там заслуга моя скорее в том, что испугаться не успел и догадался в голову погнать, ну и повезло, что близко был изначально. А дальше-то уже без выбора, или вперёд, или гибель гибельная! Ну и да, врать не буду, подсказал мне матёрый ковбой один, как заворачивать, чтобы стадо само в себя закрутить и застопорить в итоге, Эл Плэйнвью это был, крутой дядька, но только вот вышло так, что не успел он в голову попасть, а я успел. Ну а он мне кричал сзади, что делать. И подтвердил потом перед всеми, что я всё чётко сделал, так что кого хотите спросите из бригады той, босса-Брэта Киммеля, Прикли, Рин-Дин-Дина... Коула Фоулмана... да хоть повара-Герби, вам все скажут, кто стампид остановил! А негра того, что коровы затоптали, вот как Хэн упомянул... его Галливером звали, да.

Как перед глазами все те события мелькнули, сразу и имена повспоминались. Хотя забудешь такое-то! Первый настоящий перегон, пот, кровь и слёзы (было пару раз, по ночам украдкой, чего уж там), первая настоящая наука, не чета рэнчерской! Нет, такое Дарра забыть не мог.

Старпёр, в словах Дарры усомнившийся, уважение Дарры пока не заслужил, но всё равно обстоятельностью своей как-то подкупал, внушал доверие, дескать и правда с таким папашей дуриком не опростоволосишься, а значит, за успех перегона можно особо не волноваться. Мистер Киммель, конечно, повнушительнее был, ну так он и владелец стада был.

Хэн же Дарре сразу понравился. И по достоинству историю рассказанную оценил, и ещё и руку Дарре пожал, и как-то раз и похвалил так, как только он умел, и вообще, лихим таким казался, опытным. Как к такому не прислушаешься?

Вот только когда разговор про Мексику зашёл накануне начала перегона самого, там Дарра всё же задумался накрепко и большую часть спора молчал подавленно. С одной стороны грабить мексиканцев ему не хотелось. Это всё же не кукурузу да куриц по мелочи тырить, это дело серьёзное уже, неприятное. А вот деньги с прибыли наоборот, одной мыслью душу грели. Деньги Дарре ой как нужны были. За деньги он беспокоился. А ну как не заработает нужную сумму за два года? В прошлый раз, если разобраться, повезло несказанно. И босс-Киммель уважил, заработок как у заправского ковбоя обеспечил, и мошенники те, которых они с Коулом да леди Маккарти переиграли, премию неожиданную подкинули. В этот-то раз и стадо поскуднее, и вроде бы как обещали за него поменьше, а там дальше как оно пойдёт? А тут такое предложение!

Что вообще про Мексику ту таинственную Дарра знал, не Новую, а, получается, саму что ни на есть Старую, оригинальную? Да почти ничего. Вроде бы как на Техас она похожа. Вроде бы как война там то ли шла, то ли закончилась только-только. А значит, скота там много (в Техасе же много), а людей, сталбыть, поменьше ー война штука жестокая, разоряет всё же, убивает, с мест гонит, вона сколько в штатах погибло. Может, коровы там и вовсе бесхозные? Если так, то чего б не сгонять?

Поглаживал Дарра рукоятку револьвера своего с дьяволом, а потом рукой накрыл и подумал, что дьявол бы наверное под ладонью не поместился бы. А дьяволёнка чего бояться? С целой бригадой не сдюжит поди.

ー Я с вами, парни! ー выпалил Дарра и пружинкой разогнулся, качнулся с каблуков на носки и обратно, ー Только думаю, что всем надо идти тогда, потому как чем больше нас там будет, тем легче дело сделаем и быстрее обернёмся. А если кто-то тут, а кто-то там, то может выйти ни в загон, ни на луга. В худшем случае похватают мексиканцы тех, кто по коровы пойдёт, а тут оставшиеся перегон не осилят. А все пойдём, так отстреляемся в случае чего, и не рискнёт там никто с восьмерыми связываться. Восемь ружей не четыре, мощь! Не, я убивать никого не предлагаю, не подумайте. Просто если погонят, то как знать, четверых-то могут и загнать, а восьмерых уже вряд ли, если станем в воздух палить дружно. Ну Пайк, Чейни, вы подумайте, там война же, людей мало, а скота много, может и вообще не встретим никого кроме коров. Представьте, что техасцев вполовину меньше стало вдруг. Зачем выжившим столько скота? Мистер Купер, ну куда мы без вас? Хэн лихой, но такой опыт как у вас точно лишним не будет, в таком-то хитром деле. А, парни? Мы ж одна бригада.

  – О, я и Плэйнвью знаю, – подтвердил Хэн в ответ на твои слова. – Он ковбой хоть куда. Правда, вышло у нас с ним разногласие при последней встрече... Но это к делу не относится.
  А Ленни только пожал плечами и сказал:
  – Бреши, бреши, парень.

  ***

  – Ты много болтаешь, – зло сказал Ленни. – Ты много болтаешь, Дарра, и мало думаешь. Подумай, что будет, если кого-то из этих парней подстрелят, потому что ты позвал их с собой. Кто поедет к его матери рассказать ей, как глупо и никчемно умер её сын? Кто? Ты? Подумай, как ты ей в глаза будешь смотреть. Молокосос.
  Читем послушал вас обоих и сказал:
  – Не-е-е, парни, я лучше не буду в это лезть.
  На том и порешили, и на следующее утро вы поехали впятером.

  Заснуть ночью оказалось непросто – во-первых, ночка выдалась душная, а во-вторых... Во-вторых, трудно это – спать последнюю ночь перед "делом", в котором можно и без головы остаться. В котором если кто будет в вас стрелять – так он будет прав! Не так было в ночь перед тем, как вы задерживали Эванса и Гилмора – там вы были в своем праве, да и соотношение сил было понятно – их всего двое, а на вашей стороне и шериф, и помощники, да и весь город так-то. Да и Коул был рядом. А тут... Вот подстрелят под тобой лошадь, Дарра, вернется кто-то за тобой? Или оглянутся да коней пришпорят? Ты вдруг вспомнил, что патронов-то у тебя с собой к винчестеру не так много – ты расстрелял почти все, которые купил, за зиму, а новых купить забыл. Так, была горсточка – может, пара дюжин. Хватит? Хорошо бы, чтоб хватило.

  Утром Хэн разбудил вас затемно, вы все быстро позавтракали сухарями с беконом, хотя еда в горло лезла с трудом, набили сумки едой, поплескали в лицо водой, напились и наполнили фляги водой из колодца, отдававшей немного будто бы камнем, сели на коней и выехали.
  До границы оказалось не так уж и близко – миль двенадцать, но вы отмахали их довольно бодро: сказывалась утренняя прохлада.
  Рио-Гранде летом мелела, и в месте брода вода была всадникам по колено – лошади недовольно фыркали, задирали морды, но на тот берег вы попали без проблем. И там уже была Мексика.
  Мексика на первый взгляд ну ничем не отличалась от южного Техаса, и все же... все же тут было по-другому. Вроде те же мескитовые заросли и фисташковые деревца, та же красноватая, охристая пыль, те же неуклюже вырубленные временем скалы... "То, да не то", как говорится. Вас не покидало ощущение дикости, вседозволенности и опасности. Да, о Мексике вы не знали толком ничего, кроме одного – с властью тут какая-то чехарда, и всем на всё плевать, а кто сильней – тот и прав. Вопрос только в том, как оказаться сильнее в нужный момент, верно?

  – В конце войны мексиканцы сильно насели на наших ребят – и скот угоняли, да и женщин, говорят, воровали. Тут на границе много всякого сброду было, – пояснил Хэн. – Такое творилось... Здесь, говорят, еще ничего, а вот западнее, где Коауила и Чиуауа, на Пекосе, там... Там тяжко было. Да и сразу после войны... Федералы ж ничего толком не умели. А мексы снюхались с команчами. Там и сейчас где-то в прериях ихняя команчерия.
  – Команчерия? – переспросил один из братьев.
  – Да, ебаная страна команчей. У команчей же своего-то – лошадь да винтовка, они ничего не умеют, кроме как за бизонами гоняться, грабить да убивать. А там у них вроде как база – торговые посты есть, на которые они украденное привозят, а им за это – мескаль, патроны, порох, железо, сукно, седла – все что нужно мексы везут. Ох, ребятки... Тут одна из трех коров – украденная из Техаса. Так что, ребята, мы считай своё назад берем.

  За день вы добрались до деревушки Вилла Флорида, нашли кантину, где можно было передохнуть. Ты заметил, что если в США городки, которые стояли на людных, оживленных путях, были обычно и богаче, и более процветающие, в Мексике было не так – Вилла Флорида выглядела беднее, чем самый задрипанный поселок Айовы. Может, их тут часто грабили?
  Здесь Хэн разъяснил вам, что делать: вы разъехались в двух направлениях – на юго-запад по дороге и на восток по тропинке на Рейнозу. Надо было найти скот.
  МакБрайд и братья поехали втроем, а вы с Хэном – вдвоем.
  Тут тебе пришло в голову спросить у него про патроны – у него был такой же винчестер, как и у тебя.
  – Что, Дарра, хватился? – спросил он насмешливо и порылся в сумке. – Ладно, на, держи коробку. Без причины не пали, понял? Стрелять будем в крайнем случае. На самом деле нечего стыдиться – такие штуки, дружок, приходят с опытом. Держись меня, не теряй головы, не будь дураком – и все у тебя в жизни получится, понял? В жизни надо видеть, когда прёт – и хватать. А если брать одни подачки, то помрешь таким же скучным человеком, как Ленни. Вот глянь на него! Чего у него в жизни было? Лошади, коровы, да кружка пива по воскресеньям. Но это-то не страшно. Страшнее, что, Дарра?
  Ты спросил, что.
  – Что и больше у него в жизни ничегошеньки не будет. Лошади, коровы и кружка пива. Знаешь такое выражение: "Прожить честную жизнь?" Правильное, хорошее выражение, только суть не передает. "Прожить скучную жизнь" – вот как ближе будет. Нехорошо быть подлецом, предавать, стрелять в спину. Есть правила, которые нельзя нарушать. Но это как с бабами – не пригласишь на танцы, не будет продолжения. У тебя баба-то была?
  Ты сказал, что да.
  – Ну вот, стало быть, ты меня поймешь. Нельзя что-то взять, ничего не отдав. Надо самому решать, что отдашь, понял? Если я отдаю то, что какой-нибудь мекс будет считать меня бандитом, а за тысячу баксов – так пусть считает, понимаешь? А эти ребятки, вроде Ленни, они думают, что ничего не отдают, а на самом деле тоже отдают – свою жизнь. Жизнь-то одна. Прожить её надо красиво, Дарра – или на хера вообще? Согласен? А то будешь коровешкам хвосты крутить до старости. Кому ты нахрен такой нужен? Но ты вроде, я смотрю, не дурачок, и одеваешься сносно. Со временем, браток, из тебя выйдет толк. Вернее, дурь выйдет, а толка прибавится. Не загнись смотри по глупости-то, до этого момента.
  Вы проезжали мимо стад коз, но коров почему-то нигде не было.
  – Ничего-ничего. Будут, – сказал Хэн.
  По дороге вам встречались люди – крестьяне, повозки, запряженные быками, с огромными колесами, пастухи в соломенных шляпах. Они все смотрели на вас безо всякого любопытства.
  – Буэнос диас, синьоры! – говорил им Хэн и улыбался.
  – Буэнас тардес, – говорили они, и не улыбались.

  И к вечеру вы и правда нашли пастбище и стадо – оно было небольшое, голов двести или около того.
  Его охранял одинокий пастух: мул щипал траву рядышком, а сам он сидел, привалившись спиной к большому камню.
  – То, что нужно, – заметил Хэн. – Все, поехали назад. Послушаем, что наши ребятки наразведывали.
  "Ребятки" не возвращались очень долго – до самой полуночи: оказалось, что они заблудились и еле нашли дорогу назад.
  – Да, мы много скота повидали! – сказал МайБрайд. – Только где... я так не смогу сказать. Где-то за Рейнозой, наверное.
  – А его стерегли?
  – Да черт его знает.
  Хэн закатил глаза.
  – Парни, вот правда, что ездили, что нет! Ладно, отдыхаем, а завтра едем к Эль-Провиденса.
  – А большое там стадо? – спросил МакБрайд.
  – Нам хватит.

  Вы покормили лошадей, переночевали на заднем дворе Кантины, расплатившись долларами, и снова встали на заре. Все были заспанные и зевали.
  – Бодрей, парни, бодрей! Не спать! – подгонял вас Хэн. – Поедем спокойно, а вот назад погоним, как только сможем.
  Вы отмахали рысцой восемь миль. Стадо было на месте.
  – Я поговорю со сторожем. Дарра, ты со мной, а остальные – уводите стадо, – сказал Хэн.
  – А как уводить-то?
  – Да как-как... Как обычно! Гони их на дорогу, и дальше по дороге.
  – А встретится кто?
  – Ну это уж мне предоставь. И вообще, парни! Спокойно! Не ссать! Считайте, что вы в своем праве. Вы все равно ни черта не понимаете по-мексикански, какой с вас спрос? Считайте, мы купили стадо – так себя и ведите.
  Вы вдвоем, подъехали к сторожу – ему было лет пятьдесят. У него была загорелая почти до черноты кожа, острый кадык и ржавое ружье. Он при вашем приближении не встал, не схватился за оружие, только слегка сдвинул шляпу и, прищурясь, стал глядеть на вас.
  – Буэнас тардес. Нос джерамос эль... – Хэн похлопал себя по бедру, вспоминая слово. – Бакас.
  – Буэнас тардес. Эс эль ребаньо де дон Фелипе де Запата, – сказал пастух рассудительно и пожал плечами. Чувствовалось, что он не особо возражает, как не особо возражают дуракам, лезущим в осиный улей.
  Хэн наморщился, потом повернулся к тебе и усмехнулся.
  – Говорит, коровы не его.
  Потом он ответил:
  – Си. Аора сон нуэстрос!
  Пастух безразлично пожал плечами и больше не пошевелился. Потом он спросил:
  – Сабес ки эн эс?
  – Пуэде бесармо эль кульо, – ответил Хэн нагловато.
  – Сэ ло дирэ?
  – Си! – Хэн повернул коня и вы поехали прочь, к парням, которые уже окружили стадо и стронули его с места.
  Ты пару раз оглядывался на пастуха, но он так и сидел не шевелясь.

  Вы поехали по дороге.
  – Эй, эй! Не торопиться слишком! Нормально идем, поняли! Бодро, но без суеты! – покрикивал Хэн.
  Когда вы проехали Вилла Флорида, МакБрайд сказал:
  – Может, на север свернем? Чтобы в том же месте не переходить. А то заметут нас.
  – Да черта с два! – отозвался Хэн. – Думаешь, нас не найдут по следу, если на север поедем? Найдут. А на дороге следов и так много. Тут надо просто не ссать – раз и все.
  И вы поехали дальше по дороге.

  И едва поверили в свою удачу, когда добрались до переправы к вечеру, а никто вас так и не остановил! И хотя косых взглядов в вашу сторону бросали много, никто даже не спросил, откуда у вас скот.
  – А вы боялись! – заявил Хэн. – Ставлю всем по рюмке.

  Но отпраздновать удачу не удалось – когда вы на следующее утро добрались до Эдинбурга, Ленни обрушился на вас с бранью.
  – Куда вы запропастились!? Стадо уже готово! Его пора гнать! Горе-работнички.
  Вы смешали коров и погнали все стадо на север, теперь уже ввосьмером.

  В Сан-Антонио вы сделали передышку на полдня на окраине, заняв ничейное пастбище.
  Там к вам подъехали два ковбоя.
  – Чьи это коровы? – спросили они. Ленни показал им купчую.
  – Но на них другое клеймо.
  – Это вот он пусть объясняет, – кивнул Ленни в сторону Хэна.
  – В основном коровы те, что в купчей, – сказал теннесиец. – Вон, погляди! Там клеймо верное. А мы просто добавили к ним немного коров из Мексики.
  – А где вы их взяли?
  – Недалеко от Эль-Провиденс.
  – Купили?
  – Ага. Оплатили чеком из банка полковника Кольта, – пошутил Хэн.
  – Ааааа! То-то я смотрю, клеймо знакомое! ZP! А у Дона Мигеля ZP, только M еще внизу как бы!
  – Чего?
  – Да просто это коровы дона Запаты, видимо. Есть там такой бугор, в Мексике. Кузен нашего дона Мигеля.
  – Что за Дон Мигель?
  – Ну, крупный ранчер-техано. Я думал, это его коровы.
  – Но, как видишь, не его, – напрягся Хэн.
  – Выходит, что так. Ну, тогда, наверное, все в порядке. Хотя вы храбрые ребята – воровать у семьи Запата. Ладно, раз это коровы тех Запата, это вроде как и не наши проблемы, – и они уехали.

  Вы погнали стадо дальше – это был длинный перегон. Поначалу все было хорошо – по дороге хватало и травы, и сухих коряг для костров. Неприятности настигли вас на Индейской Территории.

  ***

  Индейская Территория расползлась посреди американского Запада, как клякса. Начиналась она за Красной Рекой. Ты и в прошлый раз ходил через неё с Киммелем, но тогда вы шли по тропе Шауни, которая проходила восточнее – на ней вы никого не встретили. А теперь вы гнали стадо по Чисхольмской тропе – чтобы выйти не к Канзас-Сити, а сразу к Эбилину, где за шестьдесят седьмой уже построили дорогу и загоны – этот путь был короче. Но и опаснее.
  Пятьдесят лет назад, когда число европейцев в США сильно выросло, стало понятно, что индейские земли будут заняты так или иначе. Индейцы не только занимались охотой и собирательством – были среди них и земледельцы, и даже плантаторы – тебе про это рассказывал Коул. Но землю они использовали неэффективно – с такой же площади белые могли бы прокормить куда больше людей. Однако население США росло с учетом эмиграции невероятными темпами, и договоры пересматривались снова и снова. Раз за разом когда уговорами, когда подарками, а когда угрозами, выливавшимися порой в жестокие столкновения, белые переселяли индейцев все дальше и дальше на Запад. И наконец, выбрали для них область "посреди ничего", не в пустыне, конечно, но а таком глухом месте, которое, кажется, максимально было отдалено от всяких побережий, золотых приисков и прочих интересных районов. Ну, кому тогда, в 1830-х, могло прийти в голову, что ковбоям через тридцать лет понадобится гнать стада на север, а?
  Надо сказать, что Индейская территория уже тогда была большой – размером с целый штат. Были тут своя индейская полиция, свои законы, и правительственные агенты, следившие за их выполнением. Но населения насчитывалось мало, и (особенно после войны) всегда собирались тут всякие головорезы, убийцы, воры, дезертиры, нелегальные торговцы спиртным и прочие мутные личности. Да и сами индейцы не всегда довольствовались жизнью в резервациях – в войну многие из них служили конфедератам, был у них даже свой целый генерал, который сдался только через месяц после того, как война закончилась. У индейцев в голове не очень-то укладывалось, почему только что воевать было можно, а теперь – нельзя: они в основном не видали ни крупных сражений, ни больших армий, и хотя были у них школы, там не особо доходчиво объясняли, что наше племя – тысяча человек, а в США живет тридцать миллионов.

  Перед тем, как въехать на индейскую территорию, вы в этот раз остановились в Ред Ривер Стэйшн. Это был и не поселок даже, а так... депо с магазином, корралем и несколькими домиками. Тут и почты-то не было, не было ни отеля, ни синьорит, ни фортепьяны. Но можно было закупиться припасами, патронами, а главное, узнать – что там впереди, хотя бы приблизительно? По пути на север вам нужно было пересечь восемь рек: Красную, реку Уошита, Канадиан, её приток Канадиан Норт Форк, Симаррон и Солт Форк Арканзас, и еще парочку севернее.
  – Реки по-разному. Солт Форк, говорят, чего-то не обмелел почему-то, – пожимал плечами хозяин. – А индейцы... Говорят, чикасо сейчас не очень-то добрые, – сказал вам хозяин магазина. – Правительство отчекрыжило у них половину резервации.
  – За что?
  – За то, что они не дают своим нигерам гражданства. И правильно делают, я считаю. Но они злы на всех.
  Вы погнали стадо дальше.

  Приходилось нелегко – Ленни часто ругался, и на тебя в том в особенности. Твой конь вел себя хорошо, но ты понял, почему ковбои не всегда свою лошадь брали на перегон: он сильно отощал. А ездить, как и всем, приходилось на всех лошадях по очереди, и одна норовистая кобылка тебя однажды сбросила – и сбросила очень неудачно: ты поехал вернуть в стадо корову, а в итоге пришлось топать пешком. Ты несильно ушибся, но снова почувствовал, как когда-то в Колорадо, как беззащитен и беспомощен человек в прерии без лошади. К счастью, Хэн тебя вовремя хватился – он догадался, что произошло, взял лишнюю лошадь и отыскал тебя позади стада. Только вот седла на ней не было – пришлось ехать без седла, а у лошади, как ты узнал, на спине был, черт возьми, позвоночник, и сидеть на нем было примерно то же, что сидеть на заборе – только не свесив ноги на одну сторону, а... ну, ты понял. Поездочка выдалась не из легких.
  – Расскажи, как ты там стампид останавливал! – позлорадствовал Ленни. – У тебя бы из зарплаты полдня вычесть. Пока ты там пешочком гулял, кто-то за тебя работал, парень. Усек?

  На земле Чикасо с вас взяли пять коров за проезд – пятеро индейцев подъехали на своих мелкорослых лошадках с длинными, смешно заплетенными гривами, и потребовали "налог". Ленни сказал Хэну, что налог надо отдать из краденых коров, а Хэн возразил, что как раз из хозяйских – краденые-то тут каким боком? Что они были бы, что их не было бы – все равно плати. Тогда Ленни предложил поделить пополам, но Хэн и тут возразил – чего это пополам, когда ваших две сотни, а хозяйских – полторы тыщи!? В общем, разговор не задался, и поскрипев, Ленни отдал им пять хозяйских коров, хотя постарался выбрать самых захудалых.
  С каждым днем он ворчал все больше.
  Переправа через Канадиан Норт Форк сложной – течение оказалось сильным, а коровы так размочалили мягкое дно копытами, что последняя треть стада стала вязнуть. Пришлось вытаскивать её обратно на южный берег и гнать вверх по течению, чтобы переправиться на другом броде, а две трети стада оставить на северном берегу. Нервов вы там, на берегу этой речки, оставили много, да и несколько коров так и не нашлись.

  Но, пусть и с трудностями и неприятностями, вы продвигались на север, и за Симарроном все уже вздохнули спокойнее.
  И вот там-то вас и встретили чероки.
  Ни чикасо, ни чероки не похожи были на тех, индейцев, что угнали ваш скот и убили твоего брата. Таких индейцев, как шайенны, называли "равнинными", а еще Ленни называл их "голожопыми". Те ездили на одной попоне. У чероки же были седла, да и вообще они одевались примерно как вы – в рубашки и брюки, а некоторые и в жилеты, лица не красили краской, не привязывали скальпы к шеям лошадей, словом – это были обычные люди, разве что смуглые, говорившие с акцентом и заплетавшие в косы длинные черные волосы. Ну, и еще у одного была кожаная куртка с красивой бахромой по краю – ты тогда еще подумал, что вот хоть и индеец, а куртка просто шик! Лица у них были большие, скуластые, с мясистыми губами почти как у негров.
  Ленни сказал им, что уже заплатил на юге, но они возразили, что то была плата за проход по землям чикасо, а тут – другая земля, и платить нужно им. А если он не хочет – пусть едет другой дорогой, по землям Кри на восток и дальше по резервации Чокто или как хочет. Это был бы немыслимый крюк. Но Ленни заартачился.
  Он снова отъехал поговорить с Хэном.
  – В тот раз заплатили из хозяйских, теперь отдадим ворованных.
  – А с чего бы? Что поменялось-то?
  – То, что это непредвиденные расходы.
  – Ну и почему мы с парнями их нести должны, а? Отдавай опять хозяйских.
  Неизвестно, на что больше взбесился Ленни – на индейцев, которые были одеты получше, чем он сам, или на Хэна, но только он в конце концов сказал чероки, чтобы они убирались прочь, потому что мы в свободной стране и никто не имеет права брать с него плату, если такого закона нет.
  – Но все платят, – сказал один индеец, что был постарше. У него на голове была не шляпа, а красный платок. – Все платят, мистер, и вы заплатите.
  – Нет, – ответил Ленни упрямо. – Не буду я платить. Поди прочь, язычник!
  – Я не язычник, – обиженно ответил тот, и индейцы уехали.

  ***

  – Вот чего не заплатил? – спросил его Хэн, когда чероки уехали. – На хрена тебе проблемы? И вообще... это же не твой скот.
  – Каждый работник, который не старается сохранить все головы для хозяина, какие только можно – подлец, – сказал Ленни, обведя всех взглядом. – Это же не шутка! Это коровы! Откуда вы знаете, сколько в своем время пролил пота человек, чтобы заработать на стадо!? Откуда вы знаете, кто это мясо на севере ждет!? Нас наняли за стадо биться и его охранять.
  – Нас наняли перегнать его на север – и все. И потом... ты же заплатил чикасо.
  – И теперь об этом жалею. Не надо было. И не хочу повторять этой ошибки. Ладно, один раз я платил, потому что я вошел на территорию – ладно! Но второй раз – это уже перебор. Что теперь, после каждой переправы по корове отдавать? Что нам сделают эти ублюдочные чероки? Может, я еще и ки-ка-пу заплатить должен?
  – Как знаешь... а я бы заплатил.
  – Ой-ой-ой! – всплеснул руками Ленни. – Так давай, иди! Иди! Заплати теми крадеными коровами! Все равно они не ваши! Все равно вы их украли!!!
  – Ну, нет! – возразил Хэн. – Ты – босс, ты и плати хозяйскими коровами. Мы все их гоним, от пяти штук ничего не зависит. А у нас тут живые деньги. Я их не для того воровал, чтобы каким-то индейским петухам подарить.
  – Ну и чем тогда хозяйские деньги хуже твоих?!

  ***

  Чероки напали на вас, конечно, во время переправы через Солт Форк Арканзас. Может, конечно, это были и не чероки. Ты, правда, видел там кого-то вроде бы в красном платке на голове, но мало ли на равнинах индейцев, да и просто людей, которые в таких разъезжают?
  Напали они тихо, без выстрелов поначалу, просто часть стада, уже переправившаяся на другой берег, вдруг заволновалась больше обычного. Так бывало: какой-то корове что-то показалось или она случайно боднула соседнюю, вышла нелепица, и несколько сотен длиннорогих тупых зверюг начинали волноваться, шарахаться, лезть друг на друга. А потом все затихало.
  Примерно так было и тут, только коровы не затихли, а побежали в сторону, сначала медленно, а потом быстрее, и вы увидели до того момента прятавшиеся силуэты всадников.
  Индейцы закричали на стадо – то ли залаяли, то ли завыли, от чего задние, еще не угнанные коровы, отшатнулись и начали метаться, а воры принялись нахлестывать тех коров, что гнали, коротенькими сыромятными плетками.
  – Мать честная! Уводят! – закричал кто-то. – Уводят!
  Вы рванули за ними, преследуя, пригибаясь к холкам коней, готовя оружие и ожидая выстрелов. Что-то кричал Ленни, что-то командовал Хэн, но что именно – ты не мог разобрать.
  Вы проехали четверть мили и настигли их, а коровы вдруг сгрудились в лощине между скал, начали напирать со всех сторон и во все стороны, а похитители принялись палить. Вы пригибались, но пули даже не свистели.
  Вы начали стрелять в ответ – наугад, в облака пыли, стараясь не зацепить говядину, кто во что горазд, без всякой координации. Этот безумный и бессмысленный бой то ли со скотокрадами, то ли со стадом, перегородившим вам путь между скал, продолжался, наверное, с четверть часа, пока коровы не привыкли к трескотне выстрелов и не остановились, тупо косясь и не понимая, что же происходит, и куда им идти. Несколько десятков разбрелось по прерии, а одна валялась, застреленная.
  И когда пыль осела, вы поняли, что ни одного индейца рядом нету, и начали собирать коров. В небе уже кружил гриф.
  – Вот так! – сказал Ленни. – И в следующий раз им по шее дадим. Будут знать, как связываться. До чего трусливый народ эти...
  И тут выстрелы раздались уже со стороны реки.
  Когда вы вернулись к основному стаду, то поняли, что индейцы напали и на него тоже, отбили голов триста, ранили оставленного присматривать за стадом МакБрайда пулей, а сами угнали скот, и гнаться за ними нет никакой возможности, потому что придется бросать основное стадо по эту сторону реки, а они угнали из тех, которые еще не успели переправиться. И если вы погонитесь – где гарантия, что они не отобьют еще часть стада?
  Измученные боем, погоней и перестрелкой с воображаемым противником, вы ничего не предприняли – только поскорее закончили переправу и погнали уменьшившееся стадо на север.
  – Лучше бы ты отдал им пять коров! – сказал Хэн Ленни.
  – Лучше бы ты отдал им ворованных! – возразил Ленни зло.
  Хэн ничего не ответил. С того дня они избегали говорить друг с другом.

  Хотя коров и стало меньше, работы не убавилось, а прибавилось – МакБрайд не мог выполнять свои обязанности. Обливаясь потом, носясь туда-сюда вокруг стада, вы всемером прошли через Канзас и довели скот почти до Эбилина – вдалеке уже показались крыши и дым от паровозов – было слышно и свистки. Коров, конечно, сильно недоставало: кроме тех, что отбили индейцы, какие-то потерялись, какие-то померли.
  – Давай-ка тут рассчитаемся, – предложил Хэн.
  – Это почему?
  – Мы загоним коров в загон – и поедем искать покупателя для своих.
  – Каких это своих? – возразил Ленни. – У нас теперь в стаде тысяча триста с хреном от силы. А по договору мы должны привести тысячу пятьсот. Все пойдут в дело.
  – Нет, – твердо сказал Хэн. – Это наши коровы, мы рисковали из-за них шеей, и никому мы их не отдадим. Ты что, разницу ему оплатить должен?
  – Не должен, – сказал Ленни. – Но это вообще не важно. Мы должны были привести полторы тысячи за вычетом погибших. Сколько сможем – столько и отдадим.
  – Друг, ты чего-то не понимаешь, – сказал Хэн с нажимом. – Какого черта мы должны своих-то отдавать? Если бы ты попросил тебя выручить – ну, другое дело. Но это же все равно. Какая нахрен разница?
  – Мы взялись за работу – и мы её выполним до конца...
  – Да что ты заладил! Это наши коровы!
  – Ты гнал их с хозяйским стадом! Ты жрал хозяйскую еду, ты пользовался нашей помощью. Наварить захотелось? Навари в другом месте!
  – Я не для себя одного стараюсь! – возразил Хэн. – Вон, Корт вообще, считай, без руки пока что. Ему деньги пригодятся! Да и всем нам? С какого перепугу мы этих коров подарить должны?
  – С такого, что договор подписан на полторы тысячи!
  – Не подписывал я никакого договора! – отмахнулся Хэн. – Ты его подписал – это твои проблемы. Да никто тебе слова не скажет! Тысячу двести приведешь – он все равно в плюсе останется. Это сколько сейчас? Это двадцать штук баксов! Тыщ шесть у него ушло на наши зарплаты и на все предприятие! Очнись! Он все равно в плюсе, твой хозяин! Да у тебя и купчей на них нету!
  Но Хэн стоял на своем.
  – Кто попытается отделить краденых коров от стада – тот будет иметь дело со мной! Как хочешь, а я этого не допущу теперь! Если были бы лишние – пожалуйста, берите, но раз лишних нет – мы отдадим всех.
  – Слышь. Не говори так со мной, – сказал Хэн вдруг совсем другим тоном.
  – А ты че у нас, английский лорд что ли? – ощетинился Ленни. – Хватит болтать и за работу!
  Чейни и Пайк тронули лошадей.
  – Ну-ка стоять, молодняк! – крикнул на них Хэн своим "фирменным" голосом, от которого оба вздрогнули. – Ну-ка стоять. Сначала договоримся.
  Он спрыгнул с лошади.
  Ленни подобрал ларьят, недобро и зловеще глядя на своего противника.
  – Ты эти штучки брось, – сказал Хэн, и вы поняли, что он держит руку у револьвера. – Я не дам себя заарканить.
  У Ленни же и револьвера-то не было, а если и был, то значит, везли его в поварском вагончике – револьвер всегда сильно мешался на перегоне.