Утреннее солнце, пробиваясь сквозь витражные окна аббатства Святого Дюгона, окрашивало каменные стены в теплые, медовые оттенки. Отец Грегорио Эстате, облаченный в простую, но добротную рясу из грубого полотна, стоял у алтаря - его голос, низкий и ровный, вторил молитвам, возносимым к Ихлису. Монастырь, расположенный на холмах близ Ревашоля, был его домом уже более десяти лет. Здесь, среди тишины и умиротворения, он нашел своё призвание, став одновременно и служителем божественного, и хранителем земных благ.
Монастырское хозяйство, раскинувшееся на склонах, было сердцем их жизни. Виноградники, ухоженные с любовью и знанием, тянулись к небу зелеными лозами, усыпанными гроздьями, обещающими будущее наслаждение. Работа в них была не просто обязанностью, но и медитацией, способом постижения божественного замысла в каждом листке, в каждом плоде. А затем, в прохладных погребах, где воздух был пропитан ароматом ферментированного сока, рождалось вино и другие напитки — дары Ихлиса, источники радости и утешения для людей.
Сегодняшняя воскресная служба прошла особенно чинно. После неё, когда последние отголоски хорального пения затихли в сводах церкви, аббат Вернон Мерло, человек с добрыми глазами и мудрой морщинистой кожей, подозвал священника для разговора с глазу на глаз.
— Грегорио, сын мой, – начал аббат, его голос был таким же мягким и бархатным, как аперитив, что, судя по запаху, был выпит им накануне, – Есть у меня для тебя поручение. Наше отборное молодое вино готово. Нужно доставить его в Каталонию.
Отец Грегорио послушно кивнул. Пока аббат уточнял подробности, его взгляд скользил по стенам церкви, украшенным фресками, изображающими сцены из жизни святых, выполненными в ярких, южновестелийских тонах. Терракотовые и охристые оттенки, синие и зеленые акценты – всё это создавало ощущение тепла и жизни даже в строгих стенах северной обители. На полу, выложенном грубыми, но отполированными веками камнями, лежали ковры с геометрическими узорами, принесенные с юга и Саутфелла.
— Путь неблизкий, и, чтобы груз был в сохранности, я посылаю с тобой нескольких послушников. Они помогут тебе в дороге.
Аббат Мерло пригласил мужчину в гости. В его просторной и уютной келье на стенах висели старинные карты и гравюры, изображающие религиозные сюжеты и виды далеких земель. На небольшом столе, покрытом вышитой скатертью, стояли большая бутыль с коньяком и глиняная чаша, полная сушёного инжира.
— Грегорио. — начал аббат, усаживаясь в кресло, обитое выцветшей тканью, и со следами не раз пролитых напитков, – Мы с тобой не раз говорили о вере, о смысле жизни. И о роли вина в этом. Ибо все мы знаем, что оное не считается грехом, если употребляется в меру.
Эстате внимательно слушал. Аббат Мерло был не просто его духовным наставником, но и глубоким мыслителем, чьи слова всегда находили отклик в сердцах многих.
— Вино,.– продолжал аббат, – это дар Ихлиса. Оно как сок жизни, несущее в себе влагу дождя, плодородие напитанной им приморской земли и радость человеческого общения, в котором рождается мудрость. Вспомни, Грегорио, как на Красной свадьбе в Тирассе Святой Дюгон заставил бьющий из-под земли ключ заструиться не родниковой водой, но молодым вином. Это было чудо, и оно произошло на празднике, в кругу разделяющих радость. Разве это не говорит нам о том, что Ихлис не чужд земным удовольствиям, если они приносят счастье и укрепляют узы между людьми?
Голова сама собой кивнула в знак безоговорочного согласия. Грегорио помнил эту историю, и выводы аббата, и они всегда находили в нём отклик. Он видел, как напитки, приготовленные их руками, приносили утешение уставшим путникам, как становились частью праздничных застолий, как помогали монахам забыть о тяготах дня и почувствовать единение друг с другом. И, конечно же, самые крепкие и чистые спирты всегда находили применение в медицинских и алхимических практиках.
— Наш труд это не только способ прокормить себя и помочь нуждающимся — это и служение богу. Мы возделываем землю, мы собираем плоды, мы превращаем их в вино – и все это с благодарностью и любовью. И когда мы делимся этим вином с другими, мы делимся частичкой божественной благодати.
Аббат взял из чаши сушеный инжир и протянул мужчине.
— Путь в Каталонию будет долгим, и тебе понадобится сила. Это вино станет не столько источником дохода для монастыря, сколько символом нашей щедрости и гостеприимства. Пусть оно принесет радость тем, кто его попробует, и напомнит о том, что радость от этого напитка, провезённого многие километры, подобна лишь малой крупице радости веры, пронесённой сквозь века.
Отец Грегорио принял инжир, его пальцы коснулись сухой, сладкой кожицы. Он чувствовал тепло рук Вернона, его мудрость и доброту.