[VtM] Пальмы и Кровь II | ходы игроков | S02E04 Special 03 — «Верный Шериф»

Джимми был спокоен. По крайней мере с виду. Привычная сигарета в зубах... отсутствовала. Он ждал. И думал, иногда отвлекаясь, чтобы взглянуть на часы. Слишком многое случилось за две прошедших ночи. Слишком многое ещё должно было случиться.
— Ёбаные шавки... — в один момент вырвалось у вампира. Проклятые Гончие как всегда были призваны усложнить и без того непростую ситуацию, с чем справлялись просто великолепно. Джимми претила сама идея использования Принцем всяких кретинов в качестве верных террористов в прямом и безусловном подчинении, но ничего поделать с этим уже было невозможно. Ведь за Принцем теперь стоял не только клан Бруджа, но и местные Анархисты, пусть и негласно (о чём кроме них знали лишь Джимми и ещё пара Собратьев, включая пропавшую Хантер), с молчаливого разрешения Лоусона распространившие своё влияние на территорию Вест-Бич (в дополнение к имевшимся Вест- и Ист-Меса с их пляжами), а также открыли филиал в Голете, отхватив несколько спортивных клубов, о чём теперь знали почти все, поскольку это стало уже верхом наглости и едва не разожгло конфликт с кланом Тореадор (впрочем быстро погашенный всё тем же Принцем). И это вдобавок к пропавшей Хантер, которая так и не нашлась, а ведь её показания — это единственное, что могло хоть как-то подкрепить каракули, принесённые Саймоном этим утром — в конце прошлой ночи. С другой стороны, лучше бы ни рисунка, ни девчонки вообще не существовало. Всем было бы намного проще. Впрочем, Джимми терпеть не мог сослагательное наклонение.
Размышления об этом заставили Джимми-художника поднять глаза на старинную шпагу, висевшую на стене на фоне бордового сукна в деревянной рамке, и дагу рядом с ней, и с ностальгией вспомнить времена, когда он сам был энфорсером на службе у бывшего Шерифа — тогда же он и получил своё прозвище.

— Заходи, — еле разобрал обострённый слух Ковальски. Приглушённый голос Джимми донёсся из его кабинета. И хотя в кабинете Хозяина не обнаружилось, Саймону тут же бросился в глаза неровно стоявший шкаф, чуть отодвинутый от стены. Шкаф оказался дверью, за которой скрывалось ещё одно помещение, куда менее скромное, чем кабинет. На плане этой комнаты, разумеется не было. Похоже, она и служила их Хозяину Убежищем, о котором ни Саймон, ни Ромео, ни Джоан, ни Этан, ни даже МакГанн не знали, пусть и могли подозревать о его существовании. — Зайди и закрой дверь.
Внутри комнаты чего только не было — и старинное испанское оружие, включая огнестрельное, и модели кораблей в бутылках, и картины, в число которых входили несколько портретов не то испанских мореплавателей, не то живших некогда родственников Джимми, и ещё пара необычных венецианских масок, также закреплённых на стенде со шпагой, — чёрно-белая и золотистая. Помимо этого, в общую полумузейную атмосферу Убежища вносили немалый вклад два широких книжных шкафа со стеклянными створками, охраняемые двумя комплектами средневековых доспехов, собранными в полный рост, сервант с коллекцией дорогого спиртного и резной стол с комплектом стульев, а также длинный и явно очень дорогой ковёр со сложными узорами и неоднородным ворсом. Немного выбивался лишь большой и удобный кожаный диван в дальнем конце комнаты.
Когда Ковальски вошёл, Джимми стоял у стенда с оружием и с едва заметной ностальгической улыбкой разглядывал гравировку на лезвии шпаги, заведя руки за спину.

— К тебе приходили Гончие и пытались тебя убить. Ты выжил, скрылся и приехал сюда. Теперь расскажи то, чего я не знаю. Начиная с подробностей.

Саймон зашел и закрыл за собой дверь.
Он был удивлен и по-своему очарован местом. Впервые ему приоткрылось, что Джимми мог быть действительно стар, из другой эпохи. Конечно, Рамирез мог собрать эту коллекцию из соображений тщеславия и потому что любит старинные вещи. Саймон должен был признать, что ничего не понимает в истории и в этих периодах, и не может судить насколько экспонаты анахронично (или, наоборот, органично) смотрятся вместе. Во всяком случае, вон на ту шпагу, помещенную в рамку вместе с кинжалом словно картина, Джимми смотрел с подобием нежности и приязнью, куда большей, чем он удостаивал кого-либо из своих слуг, успел отметить Ковальски, подавив внутренний смешок.
Ок, он показывает мне свое убежище. Что это, великолепный жест доверия или знак, что мне не выйти отсюда живым? Может выпадет честь быть заколотым вон той штукой с вензелями?
Какая-то его часть уже решила, что это было бы ...интересно, и хорошо бы не слишком быстро, он все же планировал побороться. Возможно даже получится впечатлить Рамиреза. Любопытно было проверить, сможет ли он поднять на хозяина руку, если тот нападет первым?
Пока Саймон обдумывал ответ, глаза его скользили по предметам оружейной коллекции, красота которой будила в нем смутную зависть. Разумеется, ему самому никогда не приходилось держать в руках ничего подобного... абсолютно бессмысленного в современном мире, не говоря уж о том, что его стиль – грубый и превентивный удар в спину – эффективный и практичный, особенно с превосходящим по силе противником.
Ок, надо собраться. Какие варианты?

Я рассказываю Джимми правду, всё как есть. Очевидных причин продолжать скрывать суть вещей нет, посколько худшее, нападение со стороны Принца, уже случилось. Недостаток – Рамирез с некоторой вероятностью приходит в ярость и убивает меня.

Я продолжаю придерживаться прежней линии полуправды. Очевидных причин для выбора этой стратегии нет. Недостаток – если Рамирез ловит меня на лжи, он попытается убить меня гарантированно.

Есть что-то вроде третьего.

– Джимми, доверие, которые ты мне оказываешь, впуская сюда, очень... подкупает, – и я, блять, действительно это чувствую, хочу это чувствовать. – Меня останавливает страх, – сказал Ковальски, хотя вовсе не выглядел испуганным. – Я боюсь, что с большой вероятностью не выйду живым отсюда, независимо от того, что скажу. Возможно я ощущаю это, потому что наша связь ослабла. По моим подсчетам сегодня та самая ночь.

Джимми раздражённо скрипнул зубами, затем снял шпагу и поводил ей в воздухе.
— Что с тобой, Ковальски? Тебя Уильямс покусал, или ты просто решил испытать моё терпение? — хозяин вдруг нацелил острие лезвия в основание шеи Саймона, едва не коснувшись кожи. Подержал пару секунд и убрал, вернув шпагу на место. — Сходи к психиатру, если нервы шалят. У меня нет времени на твою лирику. Всё потом. Сейчас рассказывай.

Саймон заставил себя остаться на месте, не отпрянув и не отводя глаз, когда Джимми сделал выпад шпагой. Что ж, легко раскрутить Хозяина на кровь не вышло. Поразительно, что можно привыкнуть к чему-то настолько ненормальному, например такому, как почти непреодолимое желание пить кровь из существа в человеческом обличье с испанскими корнями.
Он машинально достал сигареты и почти сразу спрятал, заметив крошечную коробочку под потолком и сопоставив это с тем, что Джимми, едва ли не впервые на его памяти, не курил. В секретной комнате было очень тихо, настолько, что клубная музыка ощущалась как легчайшая вибрация, и вентиляции наверняка нет, заключил Саймон.
Ковер под ногами был слишком хорош, и, если бы Джимми все распланировал, то позаботился бы его убрать (или демонстративно застелить черной пленкой).
– Уильямс вроде умер, – негромко заметил Саймон на словесный выпад Джимми.
– Момент, о котором ты не знаешь, это то, что Хантер, перед тем как была похищена, умоляла нас выйти на связь, но при этом ничего не рассказывать тебе, иначе нам всем пиздец*. Сначала я истолковал это, как опасность для таких как мы с Вэл, то есть для слуг. Но потом стал подозревать, что она говорила об опасности вообще для всех. И еще одно, покопавшись в ее компе, Ромео обнаружил, что она хранила что-то важное на облачном хранилище, которое называется Инвиктус.

Джимми никогда не молчал так долго. Особенно, отчаянно борясь с потребностью закурить. Сам он ни разу не поднимал руку на слуг, считая это пустой тратой сил и нервов. Но теперь он боролся и с этим позывом.
— Да, Ковальски... Ты проебался по всем направлениям, — резюмировал он ровным голосом. — Угробил Уильямса. Угробил Прайс. Сам стоишь тут полуживой. И одному дьяволу известно, где носит этого сукиного сына Байле...
Джимми прошёлся по комнате туда-сюда, переваривая информацию. В конце концов он достал мобильник и набрал номер. Похоже, никто не ответил, второй, третий раз — оператор раз за разом сообщал о недоступности абонента. Тогда вампир швырнул мобильник на стол: аппарат прокатился по столешнице и слетел на пол с пластмассовым треском. После Джимми встряхнул на себе пиджак (надетый поверх футболки) за ворот.
— И что там с этим хранилищем? Что там было? — спросил он, взглянув на Ковальски спокойно, как в первый раз, — так, словно тот никогда не умалчивал о важнейшем факте, втянув в эту ложь остальных и усугубив без того непростую ситуацию.

Побледневший от ярости Саймон, изрядно задетый оценкой своих успехов (в основном потому что считал ее отчасти справедливой), невольно проследил за траекторией движения мобильника Рамиреза, и его судьбой, жестко завершившейся на полу. Возразить ему было нечего, кроме как обвинить Джимми в том, что тот подобрал себе таких хреновых некомпетентных слуг (в случае с Байле, адски упрямых).
– Это еще предстоит выяснить, – ответил он на вопрос, вновь встретившись взглядом с Рамирезом. – Если ты считаешь, что в этом есть необходимость. По словам хакера, хранилище сложно взломать.

Джимми вновь скрипнул зубами, потом шумно выдохнул.
— Сложно? Что значит сложно? В чём сложность?

Саймон пожал плечами — если б он знал, Ромео постарался навести туману.
— Это хакерские дела, технические трудности, которые, тем не менее, преодолимы. Кроме того, предыдущих взломщиков вычисляли и физически уничтожали. Но, как по мне, к такому можно подготовиться.

— То есть он этим ещё даже не занялся?

– У меня нет информации о прогрессе, в последний раз мы виделись ранним утром, потом разъехались по своим делам. Сегодня вечером он подавал признаки жизни в чате, затем пропал. Байле довольно осторожен, если его спугнули, он мог сменить номер.

Джимми уже не реагировал.
— Что там с Гончими?

– Они явились ко мне домой с однозначным намерением убить. Погоня продолжилась в районе шоссе 101, Бобби потерял контроль и прикончил двоих копов, и пока он ими занимался, мне удалось уехать на полицейской машине. Он легко догнал меня просто на своих двоих, но попал под колеса... несколько раз, и, кажется, относительно сильно пострадал. Некоторое время Дерек преследовал меня на мотоцикле, но мне удалось его стряхнуть, от удара его подкинуло вверх, и он превратился в стаю животных, летучих мышей, если по-конкретнее, и больше я его не видел...

Рассказывая события вечера, Саймон словно вернул себе видимость спокойствия. Сделав небольшую паузу, он закончил серией быстрых вопросов:
– Считаешь, что всех нас, кто расследовал исчезновение Хантер, решили убрать? Есть информация о Прайс? Каков теперь наш статус?

Глаза Джимми расширились, брови поползли вверх. Он запустил пальцы себе в волосы и надул щёки, глядя при этом в пустоту.
— Просто... заебись сочельник... — прошептал он самому себе.
Наконец оставив в покое взъерошенные волосы, он завёл руки за спину и посмотрел сквозь Ковальски, будто разговаривал не с ним.
— Прайс мертва, — тихо сообщил он, ответив на все три вопроса разом, и прошёл мимо Саймона. — Найдена в Оак-Вью сегодня утром.
Дав переварить сказанное, он задумчиво добавил:
— А тебя им, значит, убрать не удалось... Байле, вероятно, тоже уже мёртв. Или скоро будет...

Новость застала его врасплох, как удар в солнечное сплетение. Какого черта?! Когда все настолько вышло из под контроля?! Саймон сделал шаг назад, когда Джимми проходил мимо, и отвернулся, справляясь со злостью.
– Ясно.
Когда Джимми снова заговорил, Ковальски продолжил беседу как ни в чем не бывало:
– Получается, предостережение Хантер не было пустым. У нас есть план? Что ты хочешь, чтобы я сделал для тебя?

— План... У меня всегда есть план, Ковальски, — отозвался Джимми. — Ты можешь кое-что сделать, да.
Саймон почувствовал легкое касание. И какую-то необычную тяжесть в груди. Дышалось как-то с трудом, словно в комнате заканчивался воздух.
— Спасибо за честность, Саймон. И за службу.
Ковальски, сам того поначалу не осознавая, провел пальцами по узкой полоске стали, пару секунд назад выросшей из груди. Он не успел понять, когда и как это случилось. Может, она там была с самого начала, а он и не заметил. Несколько красных капель упали на ковёр одна за одной. В ногах появилась слабость. Закружилась голова. Захотелось присесть. Может быть, немного вздремнуть.
На клинке была гравировка. Что-то на испанском. Саймон видел только часть надписи.
Позади раздался щелчок кодового замка, а до него Ковальски услышал, кажется, семь нажатий кнопок. Открылась дверь, и воздуха стало чуть больше, но это не помогло.
— Теперь просто умри, — без сожалений произнёс Джимми и захлопнул дверь, оставив Саймона умирать в одиночестве в душной комнате без вентиляции и с кодовым замком.
В конце концов ноги гуля подкосились, и Ковальски рухнул на дорогой ковёр, тяжело дыша. Время было на исходе, умирать ужасно не хотелось...

Как в тягучем сне Саймон оттолкнулся руками от пола, сел, а затем медленно поднялся, от чего в глазах заплясали мушки, и, не чувствуя ног, преодолел расстояние до двери с кодовым замка, только чтобы убедиться, что та, без сомнения, заперта.
В следующий момент он обнаружил себя вновь лежащим на боку, уткнувшимся лицом в ковер. Кончик длинного лезвия упирался в пол. О том, сколько он так пролежал, можно было гадать по размеру темного пятна впитавшейся в густой ворс крови. Ковальски отдал должное Рамирезу, тот совсем не мелочился и жалел свои ковры не больше, чем слуг.
Из-под правой лопатки медленно прорастала боль. Дыхание было напряженным и поверхностным, и почему-то выдох давался труднее вдоха.
Блять, ее надо вытащить, — решил Ковальски, — с этой штукой в себе далеко не уйдешь, даже если каким-то чудом дверь откроется. Что за надпись на этой сраной шпаге? Что-то про милосердие? Нет, про его отсутсвие...

Сжав ладонями скользкое влажное лезвие, он надавил на него, проталкивая сквозь себя, клинок поддался, и пара дюймов острия вошли внутрь грудной клетки (и вышли со спины, оттопырив его кожаную куртку). Вкус крови моментально заполнил рот, Саймон завалился на бок и отключился.

И опять пришел в сознание в отделённой от всего мира душной комнате с кодовым замком, в которой, наверное, он теперь до конца. Страдающий от гипоксии мозг Саймона подбрасывал ему странные образы, так Ковальски вдруг стало казаться, что, вообще-то он заперт здесь очень давно, многие годы, приличный кусок его жизни. Он и не помнит, как там снаружи.

Начатое оказалось куда сложнее и болезненнее, чем он предполагал.Он задыхался, а это здорово подстёгивало страх смерти. Ковальски уже пообещал себе, что если выживет, никогда больше не станет играть в русскую рулетку. Да какого черта он вообще занимался такой хернёй? Раз семь играл, не меньше, каждый раз прикидывал, какой шанс, что до сих пор не... Еще минута мучений, и Ковальски пал так низко, что пообещал, что бросит курить, даже просто если пытка удушьем закончится – жалкая попытка торга. Сигареты навечно слились с образом Джимми, блять, этот гребаный испанец, который пьет кровь... Подумать только, предан Джимми и предан им же, да ну нафиг пафос, ему такое легко проглотить, почему бы и нет. Догадался, что так и будет, когда увидел, что Рамирез открыл потайное убежище. Сам бы поступил также, у таких как он не прошито намертво, что вот это черное, а это белое. Не то что бы он совсем не различает цветов, но с полпинка пойдет на сделку с совестью, игру не по правилам, без чести. Без иллюзий. Был предан Джимми и всей этой компании только потому, что так приятно, так сладко чувствовать в себе эту химическую (или там алхимическую) привязанность. Вампирская кровь, химическая преданность, могущество, блять, кто он без этой мертвой воды, даже сейчас он бы принял ещё одни узы.
Теперь просто умри. Да, блять, почему бы и нет...
Ковальски продолжал корчиться на полу душной комнаты, его клетки из боли и ненависти к себе. Изолированная комната давала, в конце концов, одно важное преимущество – можно было побыть самим собой.

Саймон вспомнил про телефон. Не решаясь на очередную мучительную попытку вытащить клинок, теша себя слабой надеждой, что увидит ещё одно сообщение с неизвестного номера, он пролистнул экран с последними звонками и сообщениями. Ничего. Несколько старых исходящих и входящих, а он бы правда хотел, чтобы телефон сейчас зазвонил, несколько недавних вызовов – из этих никто не ответит, мертвы, недоступны, попался номер игрока, с которому условились поработать за столом, осторожничали, чтобы не запалить знакомство, должно было быть по-крупному, такое приятно щекочет нервы, и с примесью прошлой жизни, а вот номер последней рыжухи с тиндера, припас ее для следующих выходных. Его собственный номер менялся и не один раз, так что застрахован от смс и звонков с напоминанием о рождестве из позапрошлой жизни, никто
блять,
никакой звонок сейчас бы не спас, не вытащил его отсюда, трата времени, мертвому припарка, но ведь он бы, блять, на минуту не был бы один, в этот гребаный момент смерти, и если бы, блять, в момент смерти он не был настолько тотально один, да, ему было бы легче, внутри поселилось жалкое, которое уже сдалось и смирилось, и уже торгуется, согласно уже сдохнуть, но, пожалуйста, не в одиночестве.
Вспышка отвращения к себе взбодрила его, и он продолжил свое мучительное дело, умудрившись продвинуться еще немного.
Номера людей, которые мертвы или недоступны, блять, как там Джимми сказал, "ты проебал их, Ковальски", да, блять, так и есть, угробил Этана и проебал Джо, вчера еще вынес на руках, и подумал, ну ок, здесь улажено, спасена, и во сне, стрёмном, нелепом сне про зомби, нелепей не придумаешь, но сон отразил реальность, он нес ее, держал в руках, а потом отдал зомби, ее забрали, выхватили, что его гребаное подсознание этим хотело сказать? Что он дорожил ею? Что другой человек оказался важен и близок? Да, ок, но теперь-то всё, проехали, какое это теперь имеет значение!
Боль в спине достигла какой-то особой звенящей ноты. Ок, всё, довольно, он признаётся, признаётся по-настоящему, да, ему очень жаль, что она умерла, она была ему другом, он сознался в этом, можно это теперь закончится? Как же, блять, больно. Ковальски успел раскаяться в том, что начал вынимать шпагу – жить с глубоко засаженной стальной штукой в груди было не так уж плохо, да просто отлично по-сравнению с тем, чем сейчас, когда начал ее доставать. Он раскололся, он сдался, почему же пытка продолжается?

Новое усилие стоило очередной потери сознания. Но и потом живучесть Саймона позволила ему очнуться. Рукоятка с массивной гардой оттягивала длинный клинок вниз, в то время как спереди оставалось всего лишь несколько дюймов стали.
Чтобы выдернуть клинок, оставалось совершить последний трюк – стоя на коленях, стараясь сохранять вертикальное положение, Ковальски вслепую взялся за лезвие заведенной за спину рукой. Мешала нанизанная на шпагу куртка, наточенная кромка резала ладонь, но эта маленькая боль в руке сейчас меркла как пламя свечи на фоне пожара.
Ок, детка, сделаем это пожестче. Жаль только, что я позабыл стоп-слово.
Ох, фак. Он закричал и выдернул клинок. Шпага упала с тихим, приглушенным ковром звоном, а из раны толчками полилась светлая и яркая как алая краска, слегка пузырящаяся кровь. ...Блять, что же он наделал? Саймон прижал руки к груди зажимая рану, ловя ускользавшую сквозь пальцы жизнь. По спине лилось горячее, в глазах потемнело. Последнее, что он пытался сделать – это излечить себя своей же кровь гуля, хоть как-то исправить, починить, если еще не слишком поздно.

Кровотечение, медленно заполнявшее сдувшееся лёгкое, ослабилось, а вскоре и вовсе прекратилось. С наружных ран кровь ещё сочилась, но уже значительно меньше. Витэ помогало, пусть и не так быстро или эффективно, как бы Саймону этого хотелось. Зато удержало его у самой грани забвения, когда ещё шаг, ещё пара сердечных сокращений, и с миром живых можно было проститься навсегда. Однако вместе с тем ощущение нереальности происходящего значительно усилилось: сожжённая вампирская кровь в увеличенной концентрации по отношению к изрядно уменьшенной человеческой не дала жизни уйти, но сильно осложнила общее состояние.
С большим трудом подтянувшись к двери, Ковальски еле-еле поднялся, опираясь спиной на стену, затем повернулся и тихонько провёл окровавленными пальцами по кнопкам в попытке сосредоточиться на ощущениях. Если код менялся нечасто, какие-то кнопки должны были нажиматься легче или, может быть, люфтить сильнее остальных. Только глаза никак не могли сфокусироваться на циферблате.
Саймон медленно посмотрел по сторонам, борясь одновременно с жутким головокружением и с чудовищным удушьем, когда воздуха не хватало даже на то, чтобы выкашлять кровь. Наконец получилось зацепить взглядом хоть за что-то: венецианские маски, отчего-то казавшиеся не вполне уместными среди остальных экспонатов, попали в фокус первыми. Пальцы тут же нащупали восьмёрку, затем тройку, потом шесть, снова три, а дальше... двойка или девятка? Сперва двойка. И сорок два в конце. Не подошло. Вариант написания «VENEZIA» также не сработал. Кнопка с восьмёркой была слишком тугой, по сравнению с остальными.
Ковальски ещё раз попробовал нажать поочерёдно все цифры — от единицы до нуля. Два, три и четыре топились легко. Пятёрка оказалась чуть мягче восьмёрки, но в сравнении с тремя предыдущими — нет, вряд ли содержалась в комбинации. Шестёрка же поддалась, как и предыдущие чётные, как и весь правый ряд — три, шесть девять. Самой мягкой оказалась семь. Ноль, как и единица, очевидно, были самыми невостребованными. Воспалённый мозг Саймона вдруг посетила мимолётная мысль, что, возможно, код мог представлять собой дату. Но разве не было бы тогда чётное количество цифр? Нет. К чёрту даты. В Убежище Джимми Рамиреза не было ни единого упоминания дат. Ни на картинах, ни на подписях, ни на гравировках. Слово. Какое-то слово. Пока что это казалось самым вероятным...

Осматривать "музей" Джимми в поиске ключа-подсказки при помощи туннельного зрения не было ни времени, ни сил.
Ковальски все же снял с бархатного стенда маски, черно-белую и золотистую. Были ли они воспоминанием о старом приключении Джимми? Возможно чем-то сентиментальным. Они казались очень хрупкими, и Саймон сломал их, раскрошив несколькими ударами о стену. Сперва черно-белую, потом золотую. Первая раскололась на мелкие кусочки сразу. Вторая развалилась трухлявыми кусками папье-маше, осыпалась золотой пыльцой краски. В руке остался фрагмент маски, закрывающий часть лба и щеки с прорезью для глаза. Не вполне отдавая себе отчет, зачем он это делает, Саймон забрал этот кусок себе, как своего рода трофей.
Венеция не сработала.
Стоп. Где телефон Джимми, который тот швырнул на пол во время их разговора? Саймон оторвал себя от стенки, подобрал шпагу и, опираясь на голое лезвие как на трость, сделал несколько шагов к массивному деревянному столу. Сделал передышку, тяжело навалившись на резную спинку стула. Должен быть где-то здесь...
А если Рамирез хватится своего телефона и сейчас вернется? Саймон посмотрел на часы. Сколько он уже здесь?

Так же, со шпагой, Ковальски вернулся к двери. Подождал пока цветные пятна перед глазами улягутся, вытер кнопки замка, и кровью пометил расшатанные: два, три, четыре, шесть, семь, девять, после чего начал вводить новую комбинацию: R (7), A(2) - да ладно, M(6) неужели так просто, I(4), R(7) – что у Рамиреза с фантазией, E(3) – а если он сейчас в своем кабинете?
Перед тем как нажать последнюю цифру "семь", Саймон с глубоким разочарованием понял, что что-то не сходилось, если тут S, то мягкая девятка оставалась не задействованной. В конце концов, он выбрал букву Z(9).

После нажатия кнопки ОК раздался уже знакомый щелчок и дверь приоткрылась. Вот так просто. RAMIREZ. Наверняка Джимми гордился тем, что ему пришло в голову зашифровать слово в цифрах. Ну кто способен сравниться с хитрым старым вампиром в сообразительности?
Изрядно вспотевшее лицо Саймона ощутило лёгкий прохладный ветерок. Легче от этого стало разве что морально. Однако, едва Ковальски ступил через порог, раздался оглушительный визг пожарной сигнализации, заставивший в первое же мгновение зажмуриться и плотно закрыть уши руками, чтобы не дать барабанным перепонкам лопнуть окончательно. Усиленные чувства были застигнуты врасплох. Вдобавок через пять секунд гуль принял сильный удар в левое плечо: дверь в Убежище резко захлопнулась, отбросив Саймона к дивану, что не сказалось положительно на его и без того тяжёлом состоянии.
Скоро вой сигнализации чуть ослаб, и до кровоточащих ушей Ковальски донёсся внешний шум — визги, крики, топот. Даже за дверью — видимо, кого-то в панике занесло и наверх в надежде на пожарные лестницы или просто прочь от дыма, запах которого теперь ощутил и Саймон, а это означало, что через несколько секунд в кабинете Джимми начнётся пенная вечеринка. Но ещё раньше, чем гуль нашёл в себе силы, чтобы подняться, дверь в кабинет с грохотом распахнулась.
Кто-то крикнул: «здесь раненный! Господи!» Потом кто-то вбежал и принялся поднимать раненного, наскоро осмотрев его раны и, по-видимому, сочтя их неопасными. Девушка в очках, серая юбка и белая блузка — новый администратор клуба, быстро отыскался ответ в памяти. Похоже, она и организовала эвакуацию людей через верхний этаж. Вряд ли она имела хоть малейшее понятие о том, что с ним здесь произошло.
Закинув левую руку гуля себе на шею (ушибленное плечо отозвалось болью), она попыталась осторожно поднять Саймона на ноги — так, чтобы не потревожить рану.
— Идти сможешь? — с трудом разобрал её слова гуль.

Саймон выдавил шелестящее "да" в ответ и поднялся, действительно перекладывая часть своего веса на девушку. Он решил, что ему повезло, суматоха в клубе сейчас только на руку.
Администратор потащила его не к пожарным лестницам, где уже образовалась паническая толчея, а тем же самым путем, каким Саймон и зашел в клуб раньше. Он хотел было спросить, что случилось и где горит, но понял, что одновременно способен только на что-то одно: или говорить, или идти, или думать (и все это с хреновой эффективностью). Они всего лишь осилили спуск по лестнице, но Саймону казалось, что он из последних сил добегает спринт. В правой руке он по-прежнему сжимал шпагу, и можно было только гадать насколько странно это выглядело со стороны.
Девушке приходилось откровенно нелегко, но к ее чести, темп до самого выхода она так и не сбавила. Иногда Джимми неплохо подбирал кадры.
Наконец они оказались снаружи, у входа на подземную парковку. Свежая прохлада задуваемая сюда с улицы вновь оказалась обманом, Саймон безуспешно пытался совладать с отдышкой, а мир вокруг него бешено вращался – комбо-эффект из отравления витэ помноженного на гипоксию. Пошатнувшись, он сделал два шага в сторону от девушки, согнулся пополам, и его начало мучительно рвать, сначала собственной кровью, которой он успел наглотаться, потом остатками завтрака из придорожной кофейни, и, наконец, желчью. Рвота спровоцировала кашель, тело сотрясалось в попытках исторгнуть жидкость из поврежденного легкого, в то время как он стоял на коленях, упираясь руками в нечистый бетонный пол парковки. "Выглядит совсем не круто", – успел подумать Ковальски в краткий миг затишья, нормально вдохнуть он по-прежнему не мог. Ему послышалось как администратор с нотками, как ему показалось, отвращения, сказала что-то вроде "Тебе срочно нужен врач", и окончательно потерял сознание.

После этого реальность тщетно пыталась пробиться к Саймону, мерцая лишь редкими сполохами.
Хрупкая с виду, но сильная физически девушка тащила его на себе, тогда как он, ведомый аварийным автопилотом, всё норовил ей помешать и вырваться, чтобы уйти или, по крайней мере, уползти прочь. Потом скорее всего был фургон, с которым что-то было не так. И кислородная маска. А потом была резкая боль в груди, после которой получилось хорошенько вздохнуть, что в свою очередь вызвало ещё один приступ рвоты кровью. А может, фургон был после. А ещё ему что-то вкололи. «Да лежи ты смирно, чёртов неугомонный болван!» Кажется, где-то в процессе ещё имела место попытка выброситься из машины на полном ходу. «Господи, Саймон, да успокойся же ты!» Если, конечно, всё это не приснилось. Потому что сны тоже были. В основном, короткие и тревожные. В одном из них Ковальски встретился с Джоан на том свете, в другом они все втроём спасали Этана из плена Джимми и его прихлебателей (негра и блондина из комикса) — искали потайную дверь, был даже сон про зомби — они были повсюду, в домах, на улице, в телевизоре, только они не бросались на людей, они просто стояли и смотрели на живых либо куда-то плелись, шаркая и пошатываясь, и никого не трогая, как самые обычные люди.
«... они же сразу узнают!»
«Не сразу. Есть у меня там парочка друзей. К тому же, его сейчас там точно никто не ждёт».
«Опять очнулся, чёрт... Нет! Стой! Держи его! Питер, тормози!»
...
«Да не с парадного же, туда, дальше...»
...
«Так и будешь глазеть? Держи вот тут. А ты поднимай, осторожно».
...
...
«Не дёргайся, глупый, швы разойдутся. Ты после операции...»

Тяжёлые веки в конце концов приподнялись. Перед глазами замелькали какие-то мутные тёмные пятна на светлом фоне. Взгляд никак не удавалось сфокусировать хоть на чём-то. Ковальски даже не понимал, стоит он или лежит. По логике очевидным казалось, конечно, второе. Очень сильно чесалось лицо, но руки отчего-то не слушались, будто что-то их удерживало. И ноги тоже.
— Лежи, не дёргайся. Отдыхай пока. Часа два у тебя есть, — сообщил незнакомый женский голос с лёгкой хрипотцой.
Саймон с трудом что-то промямлил — что-то нечленораздельное.
— Я всё знаю, не дрейфь.
Ясно было одно. Убивать его больше не собираются. И не успел он сомкнуть глаз, как тут же ощутил движение воздуха, а затем услышал тот же голос:
— Просыпайся, красавчик, пора валить.
Он опять попытался сфокусироваться в надежде хоть что-то понять в очередной суете, но тщетно. Белый потолок, пара лиц в медицинских халатах и масках.
— Нет, стойте. Другой лифт. Вон тот, напротив. Держите ключ, оставите потом внизу. Спуститесь в морг, дальше сориентируетесь.
— Спасибо вам! — Саймону показалось, что он узнал голос администраторши, которая выводила его из задымлённого клуба, ну или просто очень похожий — не тот, что его разбудил.
Потом был запах формалина, снова тряска, неразбериха, голоса, блэкаут. Какое-то время спустя Саймон вновь очнулся в какой-то машине, но лишь на мгновение — между тревожными снами.


* * *

Место неизвестно, время неизвестно.

Скоро сознание вновь вернулось к преданному во всех смыслах гулю, на сей раз окончательно. И он обнаружил себя лежащим в свежей постели на пуховой перине под тёплым пуховым одеялом ---- на огромной кровати с резными дубовыми колоннами и изголовьем. Ночной ветерок наполнял комнату ароматом океана и хвои, чуть шевеля узорчатые тюли на окнах. На прикроватном столике рядом был приготовлен поднос, накрытый железным колпаком, под которым Саймона дожидался в красивой расписной супнице жирный куриный суп с лапшой, сэндвич с паштетом на блюдце и кружка с горячим напитком, предположительно ягодным.

Кто-то другой насладился бы подольше нежной свежестью сатиновых простыней, морским воздухом, которым теперь можно было дышать вволю, покоем и передышкой от боли, но, увы, Саймон был не таков.
Он осторожно поднялся, прислушиваясь к ощущениям в теле, замер, пережидая боль, и выбрался из кровати, чтобы прояснить, где он и что происходит.

Двустворчатые темные двери вели в просторную и удобную ванную комнату с большим витражным окном. Ему захотелось умыться и почистить зубы и, разумеется, все необходимое для этого нашлось. Старинное зеркало с красиво полинявшей амальгамой беспощадно отразило его пугающую бледность, пожалуй, он выглядел именно так, как в кино изображают сбежавших из реанимации. Саймон отметил, что тонкая полоска прозрачного пластыря стягивает самый заметный и не успевший пока закрыться порез под левой бровью.
С раздражением Ковальски подумал, что получи он лишнюю гемотрансфузию в больнице, восстановился бы быстрее, но... Найдена в Оак-Вью сегодня утром. Ковальски аж передернуло – его самого сейчас возили именно туда. В спешке был смысл.
В его ситуации было грех жаловаться, в целом-то его неплохо починили. Там, где вошла и вышла шпага, теперь залеплено каким-то перевязочным материалом, и даже скверный порез от лезвия поперек правой ладони был подшит и перевязан. Он расстегнул пижаму (в ней он тут очнулся, и она вполне гармонировала со стилем дома), и заметил, что ушиб на плече, том самом, которым он выбил окно с рамой, уже расцветает роскошным кровоподтеком, в теле слуги такие процессы разворачивались быстрее.

Саймон вернулся в комнату и дотащился до окна. Он был почти удивлен, увидев там привычное ветреное побережье Тихого. Несмотря на то, что интерьер увиденной части дома был полон деталей, и представлял собой изобильный итальянский (наверное) стиль, ничего здесь не казалось бутафорским, сделанным напоказ, наоборот, казалось будто гигантская рука подняла обжитую фамильную виллу со всей резьбой, лепниной, щедрыми драпировками, бронзовыми дверными ручками, керамической мозаикой в ванной комнате, подняла откуда-то с берегов Адриатики, перенесла через океан, и приземлила здесь, в Санта-Барбаре.

Клетка выглядела золотой, но Саймон не мог не проверить границы своей свободы.

Пробуя открыть единственную дверь ведущую из спальни, он искренне не знал, чего ожидать. Высокая дверь гладко отворилась, и он оказался в широком коридоре, стиль которого являлся органичным продолжением комнаты. Саймон успел пройти совсем немного, одной рукой вынужденный придерживаться за стену, когда на него буквально выпрыгнула невысокая черноглазая женщина в самой настоящей униформе горничной – черном платье, переднике с белыми оборками и таком же белоснежном чепце в пышных волосах. Она затараторила по-итальянски, и, учитывая скорость речи, успела выдать немалый обьем информации, прежде, чем встретилась глазами с Саймоном, который, застыв неподвижно как рептилия, прохладно разглядывал ее, не понимая, разумеется, ни слова. Она вздохнула и перешла на ломаный английский, поясняя жестами:
– Возвращайтэсь постэль. Вы ещчё рано встават.
– Я искал свой телефон. Два телефона. Вы не знаете, где могут быть мои вещи?
– No signore.

Саймон решил вернуться, признав ее правоту.
Чудесный матрас и взбитая перина манили прилечь, в то время как пейнкиллеры, которых ему наверняка щедро вкачали после операции, стремительно утрачивали свой эффект.

Для быстрого восстановления стоило поесть, несмотря на то, что его все еще мутило. Но, может быть, на этот раз от голода? Он решил дать обеду шанс, и не прогадал. Еда была прекрасно приготовлена, кроме того, начав есть, Саймон осознал, что смертельно голоден.


* * *

Устроившись после в постели, подоткнув подушки так, чтобы минимизировать дискомфорт от раны, Саймон прикрыл глаза и попробовал еще раз проанализировать то, что с ним произошло после того как он вышел из секретной комнаты. То что случилось "до" казалось довольно прозрачным. Джимми удивительно эмоционально реагировал на рассказ, как будто действительно не был в курсе, что за Ковальски приходили Гончие. Но потом принял практичное и очевидное решение избавиться от слуги, за которым тянется хвост недовольства главного вампира в городе.

Непрошено в голову лезли и другие, непродуктивные мысли – мог ведь ударить в сердце, чтобы все закончилось мгновенно. Небрежность или отмеренное наказание? Скорее первое, Джимми реально плевать, сдох бы гуль за секунды или часы. И уж на самом дне была мысль, что произошедшее было своего рода испытанием, и эту идею, в которой крылась своя сладость, Саймон задавил быстрее всего.

Теперь же кто-то очень озаботился тем, чтобы вытащить его, Саймона, из затруднительной (смертельной, если называть вещи своими именами) ситуации и дать возможность восстановиться в комфорте и безопасности. Что от него потребуют? Информацию? Услуги? Как никогда раньше Ковальски был открыт для деловых предложений.

Время тянулось словно патока. Уснуть никак не выходило. Ложное ощущение прилива энергии заставляло Саймона ворочаться. Перина больше не казалась удобной, подушку постоянно хотелось поправить то так, то сяк. Вдобавок ко всему он чувствовал жар, несмотря на открытое окно и +12 на улице, хотелось сильнее распахнуть окно, и рана начинала болеть всё сильнее.
К счастью, спустя полчаса мучений в дверь тихонько постучали — так, чтобы Ковальски услышал, но так, чтобы его не разбудить, если заснул.
— Да войдите уже, — с нетерпением крикнул Саймон.
Вошла горничная. Что-то пролепетав на итальянском, она прошла к столику и оставила стакан воды и пару капсул какого-то препарата, забрав поднос с грязной посудой.
— Отлично, спасибо, — поблагодарил Ковальски, которого не пришлось уговаривать закинуться, хотя он успел на долю секунды задержать внимание на маркировке капсул, надеясь, что это хотя бы викодин. Это и был викодин. — Который час?
— Раннэе утро. Почты пол пьять, — ответила экономка, даже не посмотрев на него, а потом сочла нужным перефразировать. — Почты четыре трыдцать.
— Ого. Я могу поговорить с хозяином этого места? Или тем, кто привез меня сюда?
Горничная остановилась на полпути к двери, замявшись, затем что-то протараторила себе под нос на итальянском. Видимо, просьба Саймона ставила её в неудобное положение.
— Non posso dist... — женщина запнулась и, бросив на Ковальски смущённый взгляд, неуверенно кивнула. — Я... пьередать, чьто вы хотэт говорит con il signore.
— Спасибо и на этом, — согласился Саймон. Смысл вопроса был в первую очередь понять, спит ли хозяин по ночам или нет. Горничная же предсказуемо ответила уклончиво.
До рассвета оставалось два с половиной часа. Саймон стал ждать.
Лёжа в тишине, он прислушивался к звукам снаружи комнаты и на улице. Слышно было в основном улицу, как будто стены особняка поглощали даже малейшие шорохи — не скрипела ни одна половица, никто не хлопал дверьми, не было слышно голосов. Почти мёртвая тишина, если бы не открытое окно. Через некоторое время шум океана стал казаться оглушительным. И ровно в тот момент, когда Ковальски это мысленно отметил, кто-то постучал в дверь. Один, затем ещё три раза.

Только когда Саймон ответил, дверь мягко приоткрылась и в проёме возник высокий бледноватый джентльмен. Нос с едва заметной горбинкой и глаза выдавали в нём итальянца — более чем ожидаемо в таком месте. С первого взгляда итальянец производил впечатление очень богатого человека, даже в отрыве от окружения, даже несмотря на хоть и простую, но явно недешёвую обувь, идеально посаженные по фигуре светлые брюки от костюма-двойки и синюю рубашку с заметными лишь на отбелске тонкими узорами: сатин или шёлк, или что бы там ни было — один только вид ткани вызывал на кончиках пальцев приятные ощущения. Сам джентльмен вдобавок был по-мужски красив и походил на актёра — не какого-то конкретного, а в принципе. Саймон на мгновение ощутил себя персонажем голливудского кино конца 90-х или начала 2000-х. Возраст его был трудноопределим — на вид ему можно было дать как тридцать, так и сорок.
— Buona notte! — с порога приветствовал вампир. — Служанка пэредала, чьто вам нэ спится. Ви хотэли мэнья видэт?
Говорил незнакомец правильно, почти не путая окончаний. Заметный итальянский акцент в купе с приятным низким голосом, мягким, но уверенным взглядом и полным отсутствием надменности старых вампиров вроде того же Джимми (который порой умел быть полным говнюком), с одной стороны немного настораживали, но одновременно расслабляли и обезоруживали, внушая чувство безопасности и спокойствия — вполне возможно, что ложное. Тем не менее итальянец был вежлив и вёл себя максимально дружелюбно. Он жестом попросил разрешения войти, и только когда Саймон кивнул, бледный джентльмен прошагал до кресла, стоявшего неподалёку от кровати, но садиться не стал, вместо этого оперевшись локтём на массивную мягкую спинку.
— Как ви сэбя чувствуетэ?

Как только раздался стук в дверь, Ковальски сел, прислонившись к изголовью.
Итальянец-вампир не понравился ему с первого взгляда.
– Спасибо, гораздо лучше, – ответил гуль очень вежливо.
Судя по позе, хозяин места не планировал долгих бесед. И все же пришел после просьбы переданной горничной, в жесте ритуальной ультимативной вежливости. Саймон понял, что должен сразу перейти к делу.
– Раз уж мне повезло тут оказаться, вам известно кто я. Но для меня самого всё происходящее загадка. Могу я рассчитывать на какие-то пояснения?

— Чьто ж, я рад слышат, чьто вам уже лучьше. Я бы мог сказат — чувствуйтэ сэбя как дома, но... — итальянец сочувственно улыбнулся, поджав губы, — после того, как вас прэдали и питалысь убит, еслы мне вэрно сказалы, вряд лы это будэт имэт смисл. Но всьо жэ чувствуйтэ сэбя как дома. Здэсь вы в безопасносты.

Он собрался было добавить что-то ещё, но осёкся.

— О, прошу прощченыя, гдэ мои манеры! Мэня зовут Беныссио Джёванни, если вам знакома такая famiglia...
Итальянец вопросительно взглянул на Саймона.

После слов вампира сопровождаемых сочувственной улыбкой, лицо Ковальски мгновенно закрыла маска идеально подходящая для игры в техасский холдем.
Кто ж, блять, мог быть таким осведомленным? Основное произошло за закрытой дверью... Девушка из мешанины образов пополам с бредом действительно называла его по имени... Кто-то сказал "Я всё знаю, не дрейфь."
Саймон сосредоточился на словах своего нового знакомого Гуччи, ослепляющего человеческими совершенствами. Итальянская famiglia была знакомая, крематорий при похоронном доме "Добрый Харон" принадлежал некому Юлию Джованни, не было даже секретом, что все крутилось вокруг этих, быстро вспомнил Ковальски.

– Да, я слышал, крематорий. Несколько раз мы сжигали там отходы. Меня зовут Саймон Ковальски, – представился он в ответ, – рад знакомству, мистер Джованни. Спасибо за гостеприимство.

— О, ну чьто вы, нэ стоит! Рад знакомству! И прошу вас, просто Беныссио. Не надо мистер, — отмахнулся Джованни. — А крэматорыем завэдует мой двоюродный дэд, нэ я. У мэня всэго лишь адвокатская pratica.

Адвокат скромно улыбнулся.

— Прэдложил бы вам выпит, но... — его взгляд скользнул в сторону пустого стакана, — пока нэльзя. И курыт тоже нэльзя.
Бениссио прогулялся до окна.
— Я понымаю, чьто у вас множество вопрос, но боюс, я нэ смог ответыт на их все... — наполнив лёгкие свежим солоноватым воздухом, итальянец продолжил. — Вас прывезли сюда мои добрые друзья, который хотэл вас спасты. Ваш наныматэль нэ знает, чьто ви здэсь. Потому чьто мои друзья просыли никому нэ сообщат, чьто ви здэсь. К тому жэ сэньор Рамирез не входИт в круг моих друзэй.

Джованни повернулся, присев на краешек подоконника. В его руке для завершения киношного образа не хватало стакана виски со льдом и дорогой сигары. Обычно в кино образ человека перед распахнутым окном символизировал свободу — её обещание и/или стремление к ней.
— Обично дэла Камарылья нас напрьямую нэ касается, но вь этот раз, похоже, коснулос.

Судя по акценту собеседника и отсылкам к крепкой семейственности, кино было про мафию.

Не ясно, мог ли Саймон вдохновиться символизмом распахнутого окна, ему для этого, наверняка, не хватало утонченности и/или образования. Или же, то, что выглядело как свобода для него, слишком походило на смерть.

– Вижу, вы живете в Калифорнии достаточно давно, чтобы перенять soft language. Если Джимми мой "наниматель", то у нас очень своеобразный трудовой контракт. Кроме того, он не балует слуг откровениями о ...вашем социуме. Ведь можно так сказать? Я могу только догадываться, что такое Камарилья, и что за дела ее сейчас коснулись... Ваши друзья не сказали вам, зачем захотели спасти меня?

— Объясныт это сложно... — адвокат потёр подбородок. — Но чэловьек, который вас спасал, сэйчас здэсь. Будъет лучше, еслы ви поговорит сначала с ним.
Внезапный порыв ветра всколыхнул дорогие занавески, чуть подрастрепав аккуратную причёску итальянца. Джованни провёл пальцами по волосам, зачесав их обратно.
— Человьек моего врага хотэл вас убит, чьто, конэчно, нэ делает вас автоматыческий мой друг, но... кто знает, нэ так ли? — Бениссио неопределённо пожал плечами, скромно улыбнувшись. — И я согласылса чут-чут помогат.
Итальянец дал Саймону немного времи переварить информацию, а затем продолжил говорить, но уже о другом:
— Камарылья — это... — адвокат вздохнул, на ходу подбирая слова... — органызация Собратъев, которая считает сэбя едынственной лэгитымной структура в мире. Эдакий жандарм Собратъев. Слэдыт, чьтоби всэ соблюдали их поръядок и сэкретност от людэй — Маскарад — и паразытырует на человьеческом общчестве. Она била создана в Старой Европе пьятнадцатого века и сэгодня охватывает много городов даже здэсь. Во главе каждого из них стоит Принц.
За этим последовала ещё одна передышка для Ковальски. Впрочем, Бениссио не собирался говорить долго.
— Ещчё ест ми — famiglia Giovanni. Ми нэ присоедынилис, но и нэ враждовалы, в отлычие от Шабаш илы Анархов. Ми нэ враждовали ни с кэм из них. Таких как ми ест, конэчно, ещчё.

– Тот, кто меня спас, здесь? Молодая женщина? – Заинтриговано переспросил Саймон.

– Для начала, меня спасло то, что Джимми не в курсе, что пароль должен отличаться от логина*. Не волнуйтесь, я действительно думаю, что вы не прогадали, согласившись принять меня, я смогу расплатиться, – с ответной улыбкой закончил он, не чувствуя ни капли искренней благодарности к бессмертному, обладавшему слишком тяжеловесной харизмой и, вероятно, статусом, чтобы вызвать у него реакцию иную, чем неприязненное любопытство, но уже прикидывая как сыграть в сомнительную игру про расширение деловых контактов с вампирами.

– Спасибо за настолько доступные и четкие пояснения про Камарилью, – продолжил гуль, на этот раз даже не кривя душой, он в самом деле ценил ясность мысли в некоторых вопросах. – Вы сказали "человек вашего врага". Это Джимми или Гончие? Меня сегодня беспрецедентно много кто пытался убить. В обоих случаях рискну предположить: ваш враг – это мистер Лоусон?

— Да — женщчина, ваш amministratore, и да — синьор Лоусон, — покивал Джованни. — Ми очэнь подозрэваем, чьто синьор Лоусон решчил стать врагом Джованни. Нет, ми знаем это.
Первый раз в его голосе прозвенела сталь.
— Впрочэм, у нас нет доказатэльств.
Отлипнув от подоконника, итальянец неторопливо прошёлся по комнате, остановившись возле трильяжа с большим зеркалом. Саймон увидел его отражение — нечёткое, размытое, как будто зеркало запотело именно в том месте, или же просто не удавалось сфокусировать взгляд. Флинн как-то упоминал, что такое вроде как бывает с ещё не очень старыми вампирами, которые ещё не отжили срок, который был им отпущен до их обращения. Впрочем, последнее было не более чем домыслом МакГанна.
— Если хотытэ, я могу позват её прямо сэйчас. Женщчину. Она в гостынной.

– Спасибо. Конечно я хочу ее увидеть.
Саймон немного понаблюдал за аномалией отражения, время от времени переводя взгляд на вампира, безуспешно пытаясь проникнуть в трюк. В отличии от этого, Джимми в зеркалах совсем не отражался.
– Распознавание лица на смартфоне не срабатывает, да? К слову о телефонах. Гостям у вас можно ими пользоваться?

Принц враждует с Джованни. Самым простым будет предположение, что ради компромата на Лоусона все и затеяно, поэтому и он здесь. А парни, похитившие Хантер, должно быть те самые враждующие с Камарильей то ли Шабаш, то ли Анархи, то ли кто-то еще.

Итальянец задумчиво посмотрел на Саймона.
— Тэкника работает нормално, фотографии портатся пожже. В зэркале я вижу сэбя нормално, — пояснил он, бросив ещё один взгляд в зеркало. — Тэлефоном я вам ползоватся нэ рекомендую, потому чьто вас могут по нэму найты. Пожже ми решим этот вопрос, нэ волнуйтэсь.
Собираясь направиться к выходу, он сказал:
— Сэчас я позову вашу спасытэлницу. Ми поговорым ещчё. Пожже.

* * *

После того, как Бениссио Джованни ушёл, Саймон остался на некоторое время один почти в полной в тишине. Даже за окном стало тихо. Поэтому он без труда смог расслышать шаги в коридоре. Женские, неуверенные. Они стихли возле самой двери — приблизительно на минуту. Видимо, новый администратор «Когтей» собиралась с мыслями. Или просто набиралась уверенности.

В момент, когда Ковальски уже стал терять терпение в ожидании, ручка двери повернулась, и девушка вошла. Закрыв за собой дверь, она чуть прошла вдоль стены и встала, прислонившись к ней спиной. Всё это время она глядела в пол, тяжело дыша. А потом...

Саундтрек: ссылка

Потом она медленно и неуверенно подняла взгляд на Саймона и стала молча смотреть на него. Стояла и смотрела ему в глаза. Стояла долго, пока губы её не задрожали, а из глаз не покатились слёзы. Но она всё ещё молчала, моргнув за всё время лишь пару раз.

Ковальски же смотрел на неё поначалу с предсказуемым непониманием. Возможно, с недоверием. А потом... Появилось странное чувство. Ощущение, подобное дежа вю, но иного рода, неясного. Что-то в её лице не давало ему покоя — то ли какая-то черта, то ли общее впечатление. Без сомнений, это была та самая девушка, что помогла ему выбраться из клуба, а затем была с ним всё время, пока его не доставили сюда. И даже сейчас она была здесь. Теперь она плакала, глядя на него. Но почему? Ведь они не были близко знакомы... или... Как загипнотизированный, он продолжал смотреть, также не произнося ни слова.

А потом...

Саймон поднялся с кровати и моментально сократил разделявшее их пространство, приблизившись к девушке вплотную. Опершись вытянутой рукой о стену над головой девушки, он с жадным недоверием всмотрелся в лицо Джоан.

Множество вопросов, гипотез, озарений, требовавших немедленных подтверждений, вскипали в нем, но прежде чем что-то сказать, он коснулся ее лица свободной рукой – кожа Джо показалась ему восхитительно прохладной, наверное, потому что была мокрой от слез, и Саймон, поддавшись импульсу, наклонился к девушке, чтобы с облегчением прижаться пылающими лбом и виском к ее щеке.

– Как ты это сделала?! Он сказал мне, что тебя нашли мертвой в Оак Вью. Ты с самого начала была агентом этого гуччи-вампира, Джованни?

Но Джоан ничего не сказала, только отрицательно качнула головой. А потом она просто прижалась к нему и крепко обняла за шею. Ей не хотелось говорить. И не хотелось, чтобы он говорил.

"Кто б мог подумать?," – успел подумать Ковальски, проведя большим пальцем по линии ее челюсти, а потом, не мешкая, поцеловал в губы с языком, наглым, тягучим, идеальным в их общем совпадении движении. Джо податливо ответила, словно только того и ждала. Черт, он ей правда рад.
Было ли для Джо все это чем-то бОльшим, чем казуальный секс на волне радости от встречи? Кто знает... Он обнял девушку, ощущая под тканью блузки на спине полоску бюстгальтера, ее тонкие ребра под мягкой кожей. Она расслабленно выдохнула как ребенок уставший от рыданий.
Ну хотя бы эта огромная кровать в венецианской спальне, вся эта чужая и тем бесящая роскошь, пригодятся.

Когда Джоан уже сидела перед ним полураздетая на краешке высоченного матраса, Саймон притормозил, остановился, чтобы рассмотреть ее всю получше. Неожиданно для себя, он почти словил момент неловкости, глядя бывшей коллеге в глаза. Гораздо проще было смотреть на ее грудь с маленькими аккуратными сосками, на бледные следы от лямок бикини на загорелой коже, и на все остальное ниже живота, скрытое пока трусиками. Он заметил у Джо родинку чуть правее пупка. Ему нравились детали.
– Рассказывай, что тебе нравится. Или молчи, и я догадаюсь.
Он чувствовал себя обязанным ей. Не то чтобы сейчас предстоял секс из чувства вины и благодарности (хотя, отчасти, да), но его самолюбию льстило, когда удавалось впечатлить партнершу. (Шлюхи с craigslist, разумеется, были не в счет)

По ее воле они начали под тугими струями душа, почти не разделяясь, слишком занятые друг другом, чтобы наполнять водой стоящую на небольшом подиуме ванну. Саймона занимала и подкупала общая доверчивость Джоан, он не знал, как еще назвать это податливое ощущение тела в своих руках.
В конце концов они просто жадно трахались на бескрайней кровати, без слов, как она и захотела.
***
Потом они оба провалились в дрему, прижимаясь друг к другу как ложечки среди смятых простыней, словно настоящие любовники.
Предутренний воздух становился холодней, ветер усилился, и Саймон, осторожно высвободив руку из под бока Джоан, поднялся, чтобы закрыть окно.
Он надел штаны от своей (или, вернее, не своей) пижамы, но опускать раму не торопился, присев на подоконник и рассматривая женщину, которая, кажется, продолжала спать. Острый контур плеча, провал талии и гладкий силуэт бедра.
Сложно было придумать более подходящий момент, чтобы закурить, но смятая пачка мальборо, остававшаяся в кармане брюк, пребывала неизвестно где, как и кнопочный телефон Джимми, который был ему сейчас гораздо интересней своего собственного.

Джоан шевельнулась. Может, она и не засыпала. Саймон поймал себя на мысли, что понятия не имеет, как ему теперь с ней общаться. Впрочем, проблем, куда более актуальных, сейчас было с избытком. У них обоих все еще огромные шансы помереть в ближайшие сутки-другие, так стоит ли грузиться неизбежностью холодного и неловкого расставания?

Она открыла глаза и посмотрела на Саймона. Смотрела долго. Потом улыбнулась ему краешком рта. Она знала, о чём он думал. Успела изучить его за то время, что они проработали вместе. К тому же, сейчас она думала о том же. Но так не хотелось портить момент. И в то же время хотелось скорее развеять его сомнения.
— Я знаю, как это выглядит... — наконец тихо вздохнула она. — Я бы тоже не знала, что думать...

— Выглядит что? Что именно? — Саймон позволил себе повалять дурака, притворяясь, что не понимает о чем она, но его лицо смягчилось, он отзеркалил улыбку девушки.

Ковальски повернулся к Джо спиной и, наконец, закрыл окно, оставив небольшой зазор для соленого воздуха и, приглушенного теперь, звука океана.

— Расскажешь, что происходит? — продолжил он, возвращаясь к ней.

Джоан села, прикрыв краешком одеяла грудь и живот, и свесила ноги, оглядевшись. Только теперь Саймон заметил, что её левое бедро затянуто в специальный самофиксирующийся армейский бинт телесного цвета. Таким же были стянуты и рёбра под грудью. Но главное — повязка на голове и её заметно измождённый, хоть и по-прежнему тёплый взгляд с улыбкой. Наваждение окончательно развеялось, и оказалось, что Джо выглядела ничуть не лучше Саймона.

— Мне до сих пор всё это кажется каким-то сном... — произнесла она устало. — Даже не знаю, с чего начать...

— Начинай с момента нашего расставания вчера, когда тебя повезли в больницу.
Пока Джоан говорила, Саймон присел перед ней и, пользуясь остатками собственнических привилегий, раз уж они до сих пор были в кровати, аккуратно провел рукой по внутренней стороне ее левого бедра, ощущая ладонью шероховатость повязки.
— Вот это трюк... — восхитился он, сам себя перебив. — Я ничего и не заметил. Но не стоило скрывать, что ты ранена, я наверняка делал тебе больно.

— Ничего, — Джоан качнула головой, не желая, чтобы Саймон обращал на это внимание.
Она нежно прикоснулась к его лицу тыльной стороной ладони, будто ещё раз хотела убедиться в его реальности, что он жив, что что всё получилось, что это не сон.
— Я не помню, как меня привезли в Оак-Вью, — на секунду Джо зажмурилась, прижав пальцами виски, будто попытки вспомнить отзывались головной болью. — Помню только, как пришла в себя утром.
Девушка с трудом набрала полные лёгкие воздуха и неровно выдохнула, положив руки на колени.
— Я знала, что уже не жилец. Но думала, что Джимми отправит тебя. Чтобы допросить, а потом... — она прервалась, оставив ненавистную мысль. — Ему ведь не важно, что я ничего никому не сказала. Важно, что я жива, а значит, могла...
Джо снова помотала головой.
— Ладно, это лирика... Дальше всё смутно. Кажется, я слегка... вырубила медсестру, чтобы взять её одежду, и спустилась вниз. Вышла через служебный. Но ворота там почему-то были заперты, не выбраться, поэтому я побежала через парадный... — её глаза бегали, словно те страшные моменты вновь проносились прямо перед ней, — но не добежала. Меня подстрелили. Женщина, которую я видела в коридоре. Шейла. Она шла ко мне. За мной... Она тоже из Гончих, но из других. Таких, как мы. Её попросили об одолжении. Джимми. Но...
Она вдруг тяжело задышала, отпустив одеяло, и схватилась за левый бок.
— Она... решила... ай!.. меня не убивать... Устроила спекта... акль для свидетелей. Охрана видела всё... И не вмешалась...
Отдышавшись, Джо заглянула Ковальски прямо в глаза.
— Меня никто не находил мёртвой в Оак-Вью, Саймон... Шейла. Она забрала меня... Она... сказала Джимми, что избавилась от тела. Соврала.
Джоан ненадолго прервалась, чтобы ещё раз восстановить дыхание, потом задумалась на пару мгновений и продолжила чуть тише:
— Я отключилась. Пришла в себя здесь. Ну, в этом доме... — она неопределённо кивнула куда-то назад. — Испугалась до чёртиков... Думала, что попала к Джимми, что меня будут пытать. Потом... потом пришли Шейла с её приятелем. И этот раздражающе учтивый адвокат. Гуччи-вампир, ха-ха, ай!..
Джо попыталась засмеяться, но дыхание тут же вновь сбила острая боль, и она опять схватилась за бок.
— Я справлюсь... не обращай внимание... — опередила она реакцию Саймона и натянуто улыбнулась. — Они раньше... Шейла и её бойфренд раньше работали на предшественника Джимми. Сам Джимми тогда был кем-то вроде его личного помощника. Сейчас они вроде как «на пенсии». Кем им приходится Гуччи, я не знаю. Но он назвал их друзьями, представляешь?

Слушая Джо, Саймон наблюдал за ней очень внимательно, выискивая признаки лжи или недосказанностей. В противоположность Джоан, его взгляд как обычно казался холодным, вероятно особый оттенок серого в радужках был тому причиной.
Для Ковальски эта история выглядела мутной. Во время их последней встречи Джимми уж слишком старался изображая неведение перед тем, кто через минуту станет мертвецом. С другой стороны, возможно, это дело привычки, ведь вампиры лгут практически постоянно.
А еще от Саймона не ускользнула нарочитая легкость, с которой Джоан призналась, что ждала именно его в роли убийцы. Он не знал, что в этот момент его больше задело – то, что Джоан, по видимому, не сомневалась, что Саймон без колебаний исполнит приказ Рамиреза, или то, что он и сам так считал. Он бы убил ее.

Ковальски сел рядом и притянул девушку к себе, давая ей возможность успокоиться и передохнуть, между делом осматривая ее повязку, нет ли кровотечения.

— Не знал, что в нашем бизнесе можно выйти на пенсию. Интересно, у кого эти друзья продолжают сосать... или отсасывать — витэ, я имею в виду. Но вернемся немного к началу. Почему ты решила, что Джимми пошлет к тебе убийцу? Я чего-то не знаю?

Джо подняла на него глаза и сказала, секунду поразмыслив:
— Я не была уверена, конечно. Но чувство было дурное. Как будто от меня все отвернулись. Не знаю, почему... — Она пожала плечами. — Может, потому что я почти сдалась и не думала, что выживу там.
Вдруг глаза её округлились, она резко села прямо и напряглась, точно вспомнила что-то важное, сбившись с основной мысли.
— Господи, Этан! Этан у них?! Что-нибудь слышно о нём? Я так носилась с мыслью тебя вытащить, на уши тут всех подняла, но чуть совсем не забыла об остальных!

– Мы не нашли ни Уильямса, ни его тело. Той же ночью мы с Байле сошлись на том, что не ощущаем с ним связи, и Джимми это подтвердил. Не то чтобы я не ставил под сомнение любые слова Рамиреза, особенно теперь, но ты понимаешь о чем я. Мы решили, что Этан мертв.

— Тот гаитянин... Он сказал, что я должна быть благодарна "мистеру Уильямсу". Сказал, чтобы мы его не искали. И ещё что-то про судьбу... Я... Я просто надеюсь, что мы не правы...

— Я помню твои слова, я тогда решил, что это что-то иносказательное, какое-нибудь стремное жертвоприношение. Но если его перевербовали?! — Саймон сам изумился своей догадке. — Еще вчера я бы сказал, что тем хуже для него, – добавил он с внезапно хищными интонациями, — но в новом свете, кто знает...

Джо согласно кивнула, потом нахмурилась, глядя перед собой.
— Может, ты и прав насчёт перевербовки... Только всё ещё неясно, почему меня отпустили... С одной стороны, может, потому что знали, что при таком раскладе от меня всё равно избавятся хозяева... Но с другой — при чём здесь Этан? За что его благодарить, если только это не какая-то жертва или обмен? — Джоан вздохнула и вновь взялась за виски. А её голос с каждой фразой становился всё мрачнее и мрачнее: — Этот гаитянин меня опоил какой-то сладкой дрянью... Голова до сих пор чугунная, вижу как через туман, и тошнота не проходит. Хотя это, наверное, из-за моей нехилой ЧМТ... Но как знать... Может, и я какой-нибудь спящий агент. На месте Джимми я бы тоже себе не доверяла...

— Ты действительно выглядишь очень ...истерзанной, — сказал Саймон после паузы. — Правда, я мастер делать комплименты? Слушай, то, что ты рассказала до того как вспомнила Этана, про чувство, что все отвернулись и ты сдалась, про одиночество и обреченность. Это с охрененной точностью совпадает с тем, что я сам ощутил, оказавшись запертым в ловушке несколько часов назад. Перед этим Рамирез постарался донести до меня, что я ответственен за случившееся с тобой и остальными, и мне нечего было ему возразить. Теперь бы свой трип я объяснил тем, что подошло время для новой дозы, и, наверное, гипоксией. Но давай теперь про эту Шейлу. Что было дальше? — Саймон соскользнул на следующую тему.

— Дальше... А на чём я остано... ах, да. Сейчас ты упадёшь...
И Джо принялась последовательно вспоминать дальнейшее.
— Я очнулась под вечер. Вся перебинтованная как мумия. Голова кругом, я ни черта не соображаю. Ко мне заходит горничная — у меня дежа вю. Провернула тот же трюк, что с медсестрой. Решила слинять по-тихому. Ой... — она вдруг прикрыла рот рукой, будто вспомнив о чём-то постыдном или неловком. — Я же охраннику нос сломала статуэткой... Блин, надо будет извиниться, я совсем про это забыла... Они тут бдительные как псы, а горничная из меня-мумии — сам понимаешь.
Джоан вздохнула, предупредив:
— Сейчас приготовься... В общем. Только я за порог, как слышу за спиной: «сыньорина Прайс, вам нэ зачэм убегат, нычто вам нэ урожаэт», — она весьма натурально спародировала акцент адвоката. — Я, конечно, замерла. Сама думаю: «сука, только мафии в этой истории ещё не хватало», а потом слышу уже знакомый голос: «Джоан, это ты?»
Она вновь посмотрела на него и усмехнулась с видом: «ты не поверишь».
— Знаешь, кто это был?

— Валери Хантер?

Джо одобрительно вскинула бровь.
— Собственной персоной.

Саймон огляделся в поиске несуществующих сигарет.
— И как у неё дела?

— Голова в бинтах, как и у меня. Тут прослеживается какая-то тенденция, да? — усмешка Джоан превратилась в грустную. — Она почти ничего не помнит. То ли ей стёрли память, то ли сама потеряла. Но скорее первое. Прямо как её экономка, помнишь?

— Готов поспорить, юный Бениссио тащил в дом подбитых птиц и одноглазых котят. У него тут собирается целая коллекция, — улыбнулся Саймон. — Он, должно быть, разочарован тем, что Вэл позабыла про недавние секреты мистера Лоусона. Ведь она их забыла, верно?

— Забавно. Питер — бойфренд Шейлы — тоже пошутил про подбитых птиц. А Валери... — Джо развела руками, — да, ни черта она не помнит. Я сказала, что хочу поговорить со своей «спасительницей», адвокат ответил, что они скоро приедут, и я вернулась в комнату. Привела в чувства горничную, извинилась, переоделась. Потом пришли они. Тогда я узнала, что Джимми говорил с Принцем, и избавиться они решили от всех нас. Я стала звонить вам, но никто не отвечал. Я попросила их найти тебя, но... — Джоан тяжело вздохнула, поджав губы. — Пришлось проговориться чуть больше и ввести их в курс дела с Вэл и компроматом. Сказала им, что рисунок и остальные материалы у тебя и что ты про всю эту историю знаешь больше других. Мы поехали к тебе, но дома предсказуемо не застали. К счастью, позвонил адвокат и сказал, что ты в клубе. Не спрашивай, как он узнал, мне было всё равно. Шейла и Питер соваться туда отказались, и максимум, на что мне удалось их уговорить — забрать нас оттуда. Но мы опоздали... — на её глаза вдруг опять навернулись слёзы, но Джо задавила в себе этот порыв. — Тебя нигде не было. Джимми тоже. Я всё проверила дважды, потом пошла смотреть камеры. Выяснили с Чаком, что этаж ты не покидал, и всё стало ясно. Ну, а дальше дело техники. План «таинственного возгорания» у меня заготовлен с тех пор, как я начала там работать. Девочка-администратор мне немного помогла, она в курсе плана. Сыграли в четыре руки. В конце концов, кто её собеседовал и готовил?
Джо подмигнула, но без веселья.
— Стоило нам начать, как звонит Чак и говорит, что ты в кабинете Джимми, «живой пока». Представляешь, этот идиот камеру скрытую там установил! В кабинете у Джимми!
Тот парень в чёрной футболке Black Sabbath, Чак, что сутками торчал в серверной, отвечал за техническое администрирование клуба и всегда производил впечатление мутного типа, но сомнений в его верности Джимми почему-то никогда не возникало. Должно быть, и у самого Джимми тоже. Поэтому то, о чём теперь рассказывала Джоан, для Саймона оказалось в новинку.
— Дальше не знаю, помнишь или нет, я вывела тебя из клуба. Машина ждала внизу. Погнали сначала в Оак-Вью, там тебя заштопали, а потом сюда. И вот они — мы, две мумии, сидим тут...

Саймон слушал молча, снова разглядывая увлеченную рассказом Джоан. Одеяло сползло, открывая ее грудь и живот ниже полоски бинта. Приятно было думать, что она настолько откровенна и естественна именно в его компании, но он допускал, что Джо из тех женщин, что вовсе не стесняются наготы. "Таинственное возгорание" звучало очень горячо, наверняка ему еще захочется услышать эту историю в деталях.
С некоторым усилием Саймон перестал думать о сексе.
– Что ж, таинственная поджигательница, я прекрасно помню, как блевал на парковке как старшеклассник, дальше уже смутно. Определенно обошелся бы и без этого воспоминания... Джо, ты очень крутая. Я не всегда говорю, то, что думаю, ты, наверное, заметила. Но я действительно не понимаю, почему ты считаешь, что опоздала. Наоборот, идеально вовремя*.
Саймон произнес это с интонацией, по которой нельзя было судить наверняка, насмехается он или восхищается Джо.
– Смс "беги" – твоих рук дело? И звонок с номера, который потом перестал отвечать. Накануне я перебрал со стимуляторами, чтобы закончить кое-что, и не смог проснуться засветло, телефон меня не разбудил, – Саймон без смущения говорил о своем пороке. – Меня разбудили Бобби и Дерек, помнишь таких? – Он засмеялся было, но поморщился, тут же слегка пожалев о своей реакции.
– Про Ромео известно что-нибудь?

И все это время, пока Ковальски расслабленно трепался и шутил для Джо, в голове у него щелкало: история более-менее складывалась, есть мотив у Джованни, и причина, по которой он сюда попал, подтвердилась.

— Понятия не имею, где он. Не брал трубку, — Джо покачала головой. — А сообщение моё, чьё же ещё? Не успела написать больше, прости, у меня было всего несколько секунд. Вытащила телефон у своей спасительницы. Подсмотрела до этого, как она набирала код. Наверное, тебе несладко пришлось с этими бандитами... Кстати!
Джоан вдруг выпрямилась.
— А как они тебя отпустили? Ты договорился с ними?

Саймон отрицательно покачал головой.
– Нет, они пришли убить меня без разговоров, я ускорился кровью и выпрыгнул в окно. Потом я добежал до шоссе, где получилось одолжить машину и оторваться от погони... О, знаешь, Дерек умеет превращаться в стаю летучих мышей. Кинематограф не врет.

– Ничего себе... – не особенно удивилась Джоан. После всего случившегося, после всех чудес последнего дня, вампирские метаморфозы не казались чем-то из ряда вон. – Но это точно лучше, чем превращение в вероломную тварь...

Вроде бы Джо предоставила ему шикарный шанс для хвастливого и подробного рассказа о его удаче и ловкости, но Саймон ощущал себя слишком усталым и разморенным, чтобы им воспользоваться. К тому же конец рассказа, в котором он оказывался в секретном чулане Рамиреза, был не очень. У него самого на языке крутились пара вопросов, или даже один вопрос, но он имел мало общего с планами на выживание в мире кровососов, с предстоящим торгом за информацию и всяким таким прочим, и Саймон не знал как его задать и, главное, что делать с ответом.
Он посмотрел на широченную кровать.
– Если ты не хотела рассказать еще что-нибудь важное и срочное, надо воспользоваться возможностью для отдыха. Я найду горничную, если тебе что-то нужно... Ты ведь поспишь тут?

— Почему бы и нет? — Джо кивнула. — Ничего более важного и срочного, чем необходимость выспаться, мне на ум пока не приходит. Разве что обстоятельный допрос адвоката, но мне кажется, что лучше это сделать завтра на свежую голову. Слишком много откровений на сегодня...

– Джоан, ты жутко практичная.
Саймон потянулся к ночному светильнику, чтобы убавить яркость, и поймал себя на мысли, что не так уж хочет следовать собственному предложению лечь спать, почти уверенный, что пробудившись через считанные часы, они начнут отдаляться друг от друга со сверхсветовой необратимостью. А иллюзия близости, как это обычно бывает, растает под лучами солнца. Вероятно, особые экстремальные обстоятельства были причиной готовности продолжать игру в любовников еще некоторое время. Знать бы только, что происходит у Джо в голове.
Пока он занимался светом, она успела свернуться клубочком на перине. Слабое мягкое освещение подчеркивало тени вокруг ее глаз и заострившееся от усталости лицо.
– Завтра Гуччи будут трепетать перед нами, ты такую репутацию заработала... Сломала нос охраннику, с ума сойти... У меня ощущение, что я так и не отблагодарил тебя за спасение как следует, – прошептал Саймон Джоан в шею, склоняясь над ней, в то время как его руки действовали с бережной настойчивостью...

— Отчаянная психичка... — тихо хихикнула Джоан, поворачиваясь к нему и раскрывая объятья. — Трепещи, Дольче&Габанна!

Некоторое время Саймон потакал себе, находя удовольствие в игре с возбуждением партнерши, подводя ее совсем близко и тут же, прошептав для нее очередную нелепость, сбивая фокус, пока, наконец, не сжалился и позволил ей разрешиться оргазмом. Она тихо застонала и обмякла, он, тоже изрядно обессиленный, навалился на нее. Когда перестук их сердец замедлился, оба они провалились в сон.