Грезы Кисловодска | ходы игроков | 2. Море волнуется два...

- ...Через плетень, - мрачно ругнулся Багровский, брезгливо обтряхнув рукава, словно там была подсохшая кровь, и разглядывая босые следы на грязном полу, - Надеюсь, он хоть в штанах...

В пустой голове ротмистра припадочно колотилась одинокая мысль: какие босые мужики? какие лошади на крышах? какие говорящие медведи? это же бред! Но Багровский был опытный военный и редкостный гусар, так что привычно эту мысль игнорировал. Когда действительность оборачивается душным кошмаром, остается только бродить и действовать по наитию, коль скоро проснуться не удается. И поделом - нечего было налегать на сомнительные жидкости.
Воображаемый Иванов явно чувствовал себя в воображаемом мире как в своей тарелке и взял лидерство в их маленьком отряде. Даниил только пожал плечами - кому еще ориентироваться в мороке, как не порождению этого самого морока?
- Миша, ты только того, на забродившее варенье, ежели найдешь, лучше не налегай, - сказал с горькой иронией гусар, - Ну пойдем, Андрей, поищем этого босоногого мальчика, растудыть его тудыть.

- Именем закона остановись, нечистая!

А ведь жандарм был хорош в своем деле! В другой бы раз такая железная хватка бы не то что остановила преступника закона Российской Империи, но и позволила бы осуществить то, что позже будут звать "болевым приемом" - проще говоря, выкрутить руку. Хотя, конечно, выкручивание рук симпатичным дамам неприлично с точки зрения настоящего джентльмена (пусть даже среди дам есть и любительницы подобного обращения - попадалась Ратту одна такая в ячейке анархистов; ты ей кандалы надеваешь, а она губу томно закусывает - стыд и срам, да и только!).

В этот раз, к сожалению, Сергей Карлович не слишком преуспел, поскольку жутковатая дама лишь мгновение находилась в руках Ратта. И в это мгновение жандарм явственно ощутил от прикосновения к ее прелестной ручке ужасающий холод, от которого боль буквально пронзила его запястье, а онемевшие пальцы невольно еще больше стиснули свою хватку. А уже через секунду дама снова "мелькнула" и неуловимо быстро развернулась к жандарму, будто выполняя какое-то сложное "па" в странном и страшном вальсе с ним.

– Дерзкий мальчишка! - покачала она головой, глядя ему в душу бездонными темными глазами, улыбнулась, а потом легонько толкнула другой рукой в грудь под форменным мундиром. Да так легонько, что Сергей Карлович подобно пушечному ядру отлетел прочь от нее, скользя по гладким половицам и переворачиваясь кубарем!

Оставив девицу Разумовскую в распоряжении застывшего на своем месте Геловани, жуткая дама еще раз "мелькнула", вновь развернувшись к троице фигуристой задней частью, и без промедления распахнула дверь и была такова, исчезнув в тумане.

- Ну, показывай, что это тут у тебя - пробормотал Брюханов, тяжело присев и потянувшись за бумажкой.

Купцу, грамоте ученому, бумажечка определенно принесла больше пользы, нежели безграмотному, хоть и совсем не глупому коту Василию. И вот что Константин Аполлинарьевич вычитал из этого мятого клочка бумаги...

"...ЖыУдКыЯ ВиЕдЬМыа!..." - было коряво написано рядом с рисунком, изображавшим фигурку в платье и со шляпой на голове. "...У нИё йИсТь КоГтиЫ!..." - прилепилась надпись рядышком с одной из конечностей фигурки, которая действительно оканчивалась чем-то вроде граблей. "...и ЙиЩо ЖыУдКыЙ ДеД, нУ йА иВо Ни БуДу РыСаВаТ, пАтАмУшТа БаЮс!...".

На этом художества и подписи не заканчивались. "...МыОй ДоМ" - было написано над маленьким домиком за спиной (предположительно) у "ведьмы". "...Йа ЛиЗаНьКа" - трогательно представлялся маленький человечек в платье. "...Йа ПрЯчУс" - уточняла еще одна дерганная строка. Брюханов обратил внимание, что несмотря на всю условность рисунка, домик имел довольно занятную архитектурную особенность в виде флюгера, изображавшего совсем уже крошечного человечка с крылышками. Ангел, стало быть.

Кот Василий вопросительно глядел на купца снизу вверх, будто в ожидании объяснений.

  Константин Апполинарьевич дважды прочитал незамысловатый текст записки и оба раза ничего не понял. Пребывая в некоем недоумении, он поглядел на кота:

- Ну и что за ерунду на постном масле ты Котофей принёс? Ересь какая то - ведьма, когти, дед ещё страшный...Лизанька где то прячется... Ничего не пони....

  Договорить Брюханов не успел. В другом конце зала приключилась некая заварушка, в результате которой человек в жандармском мундире, кувыркаясь и раскидывая на своём пути стулья с гнутыми ножками снес стол и со стуком буквально слился с тяжеленным буфетом-​горкой, в котором Шустовской держал всяческую посуду, отозвавшуюся громогласным дребезжанььем.
- От это номер! - восхитился Константин Апполинарьевич - Такого я даже в цирке не видал! Это кто же это там так развлекаться изволит?

  С этими словами купец, неожиданно для такой массивной туши быстро встал на ноги и чуть помахивая своей импровизированной убинкой из ножки стола, направился в ту сторону откуда прилетел жандарм.

  Странная была эта дама, как есть странная: в том Сергей Карлович мог поклясться как на Своде законов Российской Империи, так и на Библии и на меню «У Шустовскаго». Когда ты хватаешь за руку барышню – ожидаешь испытать легкий стыд, если она не китаянка и не молдованка, и подрагивающее тепло чужого тела, пускай даже прикрытого тканью. Но леденящий холод, словно в крещенской полынье, куда как-то жандарм, оскользнувшись, свалился – это, простите, выше всякого понимания. Молодой человек вскрикнул от почти пронзивших кожу ледяных иголочек, глаза его непонимающе расширились, а губы задвигались, как у выброшенной на берег рыбы.
  В продолжение всех неприятностей в прямом смысле холодная, как ледники Тянь-Шаня, барышня попросту проигнорировала крепкий хват, которым Сергей Карлович так гордился: это было явным неуважением к самому жандарму, как к служителю закона, и к самому закону, который он олицетворял посреди всего этого хаоса и беспорядка.

  Острая и едкая реплика фигуристой девицы возмутила Ратта, но прежде чем он нашелся, что ответить некуртуазной посетительнице, к тому же подозреваемой воровке, та без лишних затей ткнула молодого человека в грудь. В ином случае закованный в васильковый мундир офицер попросту бы усмехнулся, но на сей раз оказалось не до смеха. Тонкая ручка, на которой не было и кастета, в которой не был сжат нож, оказалась по силе сродни взбесившейся тройке или сошедшему с рельсов паровозу, отправив Сергея Карловича, к вящему его удивлению, в недолгий, но весьма быстрый полет.
  «Кажется…» - успел подумать жандарм, но вот домыслить, что именно ему кажется – не успел: раскидав стулья с гнутыми ножками и снеся стол, молодой человек буквально слился с тяжеленным буфетом-горкой, в котором Шустовской держал всяческую посуду.
  - Аа-ой! – только и успел выкрикнуть жандарм.
  «Кр-рак! Звяк-позвяк!» - вежливо отозвался буфет.

- Боже мой! - чересчур громко для столь невеликой беды, как полет и падение другого человека воззвала к небесам Разумовская. Вот если бы летела она сама, тогда визгу было б...любая свиноматка на сносях позавидовала бы. Отпустив Геловани, Эллочка, изобразив профессиональную гримасу ужаса, выпорхнула тотчас перед носом бедного жандарма, приговаривая при этом:
- Серж, придите в себя, Серж, не умирайте, прошу. Кто же будет нас тут защищать, - она позволила себе коснуться щеки молодого человека. Ручка у Разумовской была маленькая и горячая, словно от испуга у нее повысилась температура. А может приключения в тумане разожгли в ней страсть и теперь она была полна огня и решимости.