[DA:M] Град Разорённый | ходы игроков | Запись 4. Бег перед Бурей

  Замёрзшая Итиль-река поддалась греку достаточно легко, снег на поверхности льда уже не был серьёзным препятствием после преодоления снежных завалов степи, достаточно тонкий и переметаемый. И спустя полчаса Агатон выбрался на восточный берег, чуть более высокий неподалёку от первой башни. По южной стороне Итиля стена всё ещё выглядела внушительно, в отличие от северной и тем более почти разрушенной восточной, менее всего пострадав от времени и конфликтов. Тем не менее, даже тут большая часть зубцов и верхних переходов отсутствовали, обвалившись в бесформенные земляные валы внизу, у основания. Кое-где виднелись попытки что-то наверху восстановить, то тут, то там, виднелся деревянный настил для патруля, или большие камни, накиданные в образовавшиеся провалы, в лучшем случае аккуратные заплатки из сырцового кирпича. Очевидно, что укреплением это сооружением больше не служило, и служить не могло. Только башни оставались в состоянии выполнять функцию обороны.

  От берега до второй башни Агатон брел, лавируя между редкими кустарниками по глубоким намётам сугробов. Ветер здесь был слабее, то ли из-за того, что духи степей ослабли рядом с обжитым местом, то ли всё-таки из-за стен, не пускающих северный ветер прямым потоком, заставляя его обтекать препятствие чуть выше, чуть вихрясь, только воздух оставался пронизывающе холодным. И вот тут, сразу за второй башней, Коринфянин наконец вышел на человеческую тропу, которая вела к стене, порядком осевшей, образовав пологий скат, по всей видимости использовавшийся буквально вместо прохода в город. Вскоре Чемпион понял, куда здесь ходили люди, когда его ноздрей достиг запах гибели, смешанный с вонью человеческих отходов. Дорожка вела к небольшой яме, вырытой, очевидно, жителями для выноса разного мусора за стены. Там, наполовину присыпанное снегом, лежало тело погибшего осла. По всей видимости лежало оно там давно, вероятно, попав туда ещё до морозов, и его кишки отсутствовали, будучи выдернутыми через страшную рваную рану.

  Агатон не остановился, снова ступив в снег. Почти час он добирался до стойбища огузов, шёл по сугробам, порою доходившим практически до пояса. Поселение постепенно приближалось, и уже вскоре Коринфянин мог наблюдать множество неказистых крытых войлоком кибиток, поставленных очень плотно друг к другу, образуя узкие улочки. Дым из отверстий в верху из стольких источников скапливался в серый слой границы холодного и теплого воздуха над аулом, который медленно ворочался и относился от Итиля на юг ветром. Земля вдоль обрушенных секций стен была счищена до мёрзлой, пожухло-зеленой травы, именно там огузы пасли лошадей и верблюдов, защищая их от холода и степи, где-то среди них мелькали невысокие овцы и даже козы. По всей видимости юго-восточные ворота города, а огузы остановились прямо напротив них, давным-давно сгнили, оставив проход зияющим широким зевом, через который сновали повозки. Охраной тракта служили лениво переговаривающиеся огузские воины. Юрта вождя, судя по торчащей тамге с упрощенным изображением лука и двух стрел, более светлая и крупная, стояла едва ли не в проходе, прижавшись к каменному основанию городских укреплений. Чем ближе грек приближался к поселению, тем слышнее становилась жизнь кочевников, стал слышен тюркский говор, смех детей и собачий лай.

  Через некоторое время Агатон достиг окраины поселения, выйдя из сплошного сугроба на более-менее обжитую территорию с тропами и конными разъездами. Ещё шагов пятьдесят и вот он уже окунется в лабиринт войлочных юрт. Люди копошились у крайних из них. Старый воин, сидящий на пне у коновязи и чинящий седло, смазывая его жиром, искоса поглядел на вылезшего из снега Коринфянина. Молодая женщина, стоявшая на коленях возле небольшого костра рядом с кибиткой, руками быстро взбивала мокрую шерсть, изготовляя войлок. Подросток, сосредоточенно точа наконечники стрел о плоский камень, посмотрел на проезжающих мимо всадников, которые... выехали навстречу греку. Они сидели на невысоких степных лошадках, одетые в толстые шерстяные халаты и высокие войлочные конические шапки. У всех троих короткие луки были готовы к применению. Помимо лука, у всех троих имелись кривые сабли и кинжал за поясом. При их приближении у Чемпиона кольнула чёрная метка, пока слабо, будто выжидающе.

  Всадник во главе группы, с чёрными усами, жестом остановил товарищей.
  – Dur! Sen kim? Näme üçin bu ýere geldiň? – окликнул он Коринфянина с неприкрытой угрозой.

  Враг.
  Враг там.
  Метка не лжёт.
  Дрожал, горбился Агатон, весь облепленный снегом и закутавшийся в тулуп, глаза его обманчиво смотрели куда-то под ноги скакунов. Не будь на его плече пухлого тюка и лука, а на поясе меча с кинжалом и полным колчаном, можно было принять его за юродивого, по наитию безумия выпавшего из тёплого гнезда торгового града.
  Тяжело бухнулся на протоптанную дорогу его тюк, немые от мороза пальцы шмыгнули внутрь, чтобы затем вытянуть наружу мешочек из кожи. Принюхайся, и можно ощутить мидийскую пыль.
  Серебряные дирхамы стыли там. Быть может, двадцать или чуть более. Все деньги, что Эдуна умудрился взять с собой в это путешествие.
  - Язгир? Язгир? - двойным голосом молвил грек, заледенело улыбаясь, и позвенел мешочком - Купить. Купить.

  Главный всадник нахмурился, тем не менее он остался спокоен и не стал сразу стрелять, даже более, жестом приказал сопровождающим отложить луки. Пусть Агатон видел как конный лучник, стоявший чуть позади, вздрогнул, а его глаза забегали в поисках невидимого противника, командир и правый воин только обменялись быстрыми взглядами.
  – Yazgir? – переспросил вожак, затем указал в сторону прохода в город: – Ol şol ýerde.

  Агатон подёрнул головой к плечу, теперь внимательно наблюдая за всадниками.
  - Усман-Бия? Усман-Бия? - попробовал он. Звонкий мешочек качнулся в сторону юрты вождя огузов.

  Коринфянин заметил, что лицо вожака стало жестче, а взгляд колючей, когда он услышал имя вождя. Но затем ему пришлось оглянуться на мгновение, чтобы метнуть гневный взгляд на дрожащего подчиненного, когда задний воин приглушенно суеверно что-то пробормотал, и только потом резко развернуться к Агатону.
  – Dur! – коротко рявкнул огуз и достал стрелу, вкладывая ее в лук, готовый мгновенно натянуть тетиву. Двое его сопровождающих нехотя начали слезать с коней, в руках более спокойного мелькнула верёвка. Сабли из ножен они доставать не спешили, а их луки остались в притороченных к седлам с левой стороны налучах.

  Западная Орда была гостеприимней.
  Только слезли воины с лошадей, только стрела была вынута напротив него, ранее горбившийся Агатон выпрямился во всю свою грозную величину и снял пояс с ножнами. Далее всё произошло быстро, ни шанса не было опомниться огузам.
  Мешочек с серебром подлетает вверх, вложенный в ножны меч направляется рукоятью на кочевника с верёвкой, мешочек падает точно на конец приплюснутого навершия рукояти, будто взятка, тренькнул монетами внутри.
  Протяни пальцы, да возьми. Не будешь же ты вязать гостя, столь щедрого?
  Агатон, проделавши это, даже не посмотрел на шедших к нему кочевников, его вспыхнувший, суровый взгляд сомкнулся на их все ещё конном товарище. Поцокал коринфянин, снисходительно помотал головой, предупреждая не делать ничего опрометчивого.
  - Усман-Бия. Усман-Бия, - эхом повторил он, на сей раз в полный голос, как подобает Чемпиону - Веди. Веди.

  Al! – резко мотнул головой вожак: – Bu adamy ýeke goýuň. Erkin bolsun.
  Тот лучник, что поспокойнее, осторожно подошел ближе и забрал оружие... мешочек с серебром также оказался в его руках, и быстро исчез за пазухой.
  – Ýeter! – рявкнул главный всадник и кивком указал на узкий проход между кибитками, уходящий в сторону ворот Итиля.
  Когда Агатон отправился вперёд, сопровождающие вскочили на коней и отправились следом, но чуть поодаль позади. Группа вошла на "улицу", извилисто тянущуюся между плотно стоящими небольшими юртами по всей видимости какого-то ремесленного закутка. Дым от очагов щипал тут глаза, а запахи еды смешивались с ароматами животных. У одного из жилищ, чуть в стороне, сидел на низком деревянном обрубке старик, прислонившись спиной к стене и подложив под себя старенькую циновку. Его мозолистые пальцы двигались с неожиданной для его возраста ловкостью, пока он сшивал толстой дратвой разорванный пояс. Рядом, на отдельном чурбачке, лежала смазанная жиром ветхая упряжь. Он поднял голову, на мгновение остановив работу, когда воины прошли мимо.
  Пройдя ещё немного, Коринфянин вышел на небольшую утоптанную площадку, где тренировались трое подростков. Они держали луки и по очереди стреляли в импровизированную соломенную мишень, в виде упрощенной фигуры человека. Когда группа приблизилась, их молодые лица выражали смесь подросткового любопытства и природной настороженности. Несколько слов со смешками, взгляд искоса на главного всадника, по всей видимости, они активно обсуждали странного незнакомца в не самых лестных выражениях.
  Группа миновала площадку для тренировки и свернула в ещё более узкий проход, где до Коринфянина незамедлительно донёсся металлический аромат свежей крови. У одной из юрт на циновке лежало тело свежезабитого барана с блестящей от влаги шерстью. Двое мужчин были полностью поглощены работой. Воины быстро прошли мимо них, углубившись в глубь стойбища, откуда доносились звонкие детские голоса. Из-за кибитки неожиданно выбежала группа малышей с сияющими от азарта глазами. Один из них, мальчик лет пяти, едва не врезался в мага, но в последний момент отпрыгнул в сторону. На мгновение повисла тишина, полные удивления глаза уставились на грека, раз, и толпа брызнула в стороны, прячась среди кибиток и спеша к матерям.
  Пройдя сквозь плотно забитый жилой квартал, где всадникам пришлось рассредоточиться и вытянуться в цепочку, группа вышла на большую дорогу, тянущуюся от степи до самого верблюжьего рынка в Итиле. Проход в город был по левую руку от Героя Олимпа, охраняемый двумя скучающими, прохаживающимися туда-сюда воинами-огузами. По правую руку раздался резкий лай, когда две тощие собаки, их ребра отчетливо проступали под свалявшейся шерстью, сцепились из-за крупной говяжьей кости. Главный конник рявкнул что-то, но безрезультатно. Псы не боялись людей в достаточной степени, чтобы бросить еду, но настороженно поглядывали на вооруженных лучников.
  Миновав драку собак, и преодолев дорогу, воины дошли полукруга более ухоженных юрт огузской знати. Проход, достаточный для проезда телеги, вёл во внутренний "двор" перед жилищем Усман-бия. Сбоку, практически прямо в проходе, на низенькой деревянной скамейке сидела молодая женщина. Она кормила маленького ребёнка, укутанного в одеяльца. Услышав шаги, она инстинктивно прикрыла лицо рукой, соблюдая обычай приличия при приближении незнакомого мужчины, а затем быстро сгребла дитёнка в охапку и скрылась в жилище, дожидаться пока Агатон пройдёт мимо, спрятавшись от чужака в тихом круге стен, среди темноты и покоя. Группа вступила в проезд, всё ближе приближаясь к юрте правителя, и чем ближе они подходили, тем сильнее тянуло густым ароматом готовящейся похлёбки с варёной бараниной в большом чане прямо перед жилищем вождя. Наваристая пища, желудок Коринфянина сказался громким урчанием, Агатон уже довольно давно не ощущал настоящую сытость. Путешествие через степь, сопротивление метели, борьба с сугробами, если вспомнить, то грек сегодня ещё даже не ел. Суровые лица сопровождающих смягчились.
  – Gowy iýmit, – кивнул главный в сторону чана, вокруг которого суетились две женщины. С виду, госпожа и служанка, или, быть может, старшая и младшая жены. Ещё одна остервенело била колотушкой большой ковёр на снегу чуть в стороне, наполовину скрытая стеной юрты от взора грека.
  – Çorba?
  Последовал кивок и одобрительное хмыканье.
  Из юрты вождя вышел огуз в полном боевом облачении, в кольчуге и с лёгким щитом, с налучем на бедре, где виднелся короткий лук, и с саблей на другом боку, внешне мужчина средних лет. Завидев главу сопровождающих он остановился, кивнул.
  – Selyam Aleykum, – коротко поприветствовал огуз, после чего его острый взгляд, в котором мелькнуло любопытство, вперился в Агатона.
  – Wa Aleykum Selyam, Alan, – ответил с высоты коня всадник.
  – Bu kim? – Алан кивнул на Коринфянина.
  – Bilemok. Biýe äkidýärin.
  – Maylı.
  Главный всадник только кивнул в знак согласия.
  К этому моменту "старшая жена", женщина чуть за тридцать с черными глазами и черными волосами, скрытыми ярко-красным шерстяным с тонкой вышивкой по краю платком, украшенным привязанными серебряными монетами, успела подойти к говорящим, покинув руководство приготовлением пищи. Одета она была лучше всех остальных виденных Коринфянином в стойбище женщин до этого. Многослойный халат с вышивкой в виде цветов и серебряные украшения на руках и шее ясно говорили об её статусе хозяйки. Она старалась держать осанку и не делать лишних движений, и как только подошла, мягко и медленно кивнула всадникам, а затем оглядела грека с головы до ног, без слов посмотрела на его "стражу", после чего юркнула за войлочную завесу низкого дверного проема жилища Усман-бия.
  – Sag boluň, men gitdim, işim bar, – откланялся Алан, видя, что всё внимание переключилось, и отправился дальше, получив в спину слабые ответы от конников.
  – Git, – после короткой паузы требовательно сказал Агатону главный сопровождающий и жестом указал на вход в юрту.
  Всю дорогу метка Эриний почти не беспокоила грека, но тут, при виде внутреннего двора, она начала сказываться жжением, сначала чуть-чуть, но при виде "жены" вождя огузов слишком близко рядом с собой Коринфянин ощутил будто кто-то поднёс раскалённую печать раба к его коже, жар и чувство, когда боли ещё нет, но мысль летит вперёд раньше самого ожога.