| |
|
|
Год ???. Весна. Песчаный берег.Царь Аменехметум Урбайбахри, к имени которого неблагодарные и завистливые потомки уже много после его смерти прибавили Второй, недвижно стоял у Великой реки, глядя на Привратные острова в её устье. Стоять не шевелясь ему теперь было куда проще чем раньше. Ведь он был мёртв. Но что есть жизнь? Биение сердца, пот, несдержанные эмоции и телесные нужды? Да, тогда он действительно умер. Желание работать, творить, управлять и укреплять? Тогда он жив куда больше чем многие живые. Шло время. Но что есть время? Песок. Кстати, какой сейчас год? И так ли важно, какой он был бы по старому забытому всеми из живущих календарю? Может, стоит начать его сызнова? - О Великий Фараон! Когда-то Зандри контролировал обе стороны Великой Реки, и ни аравийские разбойники ни Тилейцы и Эстальцы, ни серые подземные крысы и орды зеленокожих не могли помешать его процветанию. Повернувшись, Царь-Лодочник увидел за спиной вдохновенно вещавшего.. человека? Живого? Со столь редкой в этих краях птицей на плече. Кажется, Старик был слеп - но это ему нисколько не мешало. А ещё, странное дело, личная стража Аменехметума что стояла в отдалении, чтобы не мешать размышлениям правителя, даже не дёрнулась в его сторону, будто и не замечала. Старик меж тем продолжал: -.. Но люди смертны, и смертно их величие.. Лишь песок теперь здесь, где раньше был цветущий край. На севере за Великой рекой, располагается Царство Анхатара, чей Царь, презренный Анхатар Третий по прозванию Разбойник, также пробудился от вечного сна. На востоке - череда руин, содержащих в себе сокровища - и опасности. На юге - отвратительные кровососущие создания, осколок внушающей ужас в сердца смертных Империи Стриг. И наконец на западе аравийские бедуины уступают свои земли рыцарям из далёкой северной земли Бретонии, что прибыли сюда не только за славой и богатством, но ведомые какой-то тайной целью. Выдохнув и откашлявшись, Старик продолжил: - Царь Лодочник! Сможете ли вы вернуть своей земле величие и процветание? И только тут его стража подбежала, схватила наглеца, и.. замерла, ожидая приказа. Впрочем, и сам Старик как то обмяк, пожух, закашлялся сильнее, и стал, кажется, обычным таким стариком в лохмотьях. Не то что собственные речи на давно мёртвом Древнезандрийском не помнит, но и имени собственного сказать не в силах. Но.. Возможно, однажды он снова станет Вещать? Может, держать его поблизости и обласкать богатыми дарами? Правда, понравится ли это его собственной возрождённой свите? Может, просто кормить поить досыта и охранять где нибудь неподалеку от дворца? Или отпустить с миром? Или..запытать? Может, притворяется только, а сам - шпион чей то? Или.. Умертвить и поднять вновь? Как-то вроде можно.. Тогда то он точно ничего скрыть не сможет.. правда, это решение подозрительно что-то напоминает..
|
|
1 |
|
|
|
|
Песок… В древних языках Зандри, на каких привык приказывать Аменехметум, было сто двадцать пять различных слов, каждое из которых низшие народы переводили как «песок». В их землях были многочисленные виды почвы, скал, где-то льда а где-то растений, для которых в их языках были слова. В Нехекхаре был песок. Тот, на котором стоял, созерцая руины своего царства Аменехметум, назывался «бесавадхельмалих» - дословно «почерневший от касания воды» или «обласканный водой». Такой песок считался одним из священных атрибутов Усекфа, безжалостного божества вод и жизни. Он использовался жрецами в ритуалах, призванных умилостивить жестокого бога и приблизить разлив Великой Реки. То, на чём стоял на коленях причудливый гость - «лайямальх», что значит «не дошедший» или, более точно, «упавший без сил прежде, чем успел добраться до воды». Им ни в коем случае нельзя было марать ковров чужого дома, ведь это считалось знамением страшных несчастий и засухи. Тот же, что осыпался при каждом шаге из недавно пробудившихся стражей гробницы, да и самого царя-лодочника, звался «шинирауливехенх» - «тот, что будет у каждого». Его воспрещалось касаться всем, кроме жрецов погребального культа — для них он был священен. Но не бесавадхельмалих, не лайямальх и даже не зловещий шинирауливехенх беспокоили не-мёртвого царя. «Йадетульшахурих» - «украденный и возвращённый обратно» - песок, остающийся от разрушенных зданий. Вот, что занимало его мысли. Именно этот термин как нельзя точно описывал теперь царство Зандри. Аменехметум отобрал у пустыни всё, что было нужно его народу, и с момента его смерти пустыня возвращала украденное себе. Сколько лет назад зеленели в последний раз поля, что теперь полнятся лишь прахом? Сколько десятилетий минуло с того, как смолкла последняя песня, воспетая на пышном празднике урожая? Сколько веков вины лежит на плечах царя, бросившего свой народ на погибель? И не всё ли равно теперь? Теперь, когда он вернулся. Теперь, когда любая вина будет оплачена с лихвой, когда царство возродится вновь и не умрёт никогда, как никогда не умрёт его царь. Ибо что мертво — то не смертно, а то, что смертно — гибнет лишь раз.
– Сколь занятно. – Сапфиры призрачных огней полыхнули под воздетым челом, когда царь лично обратился к загадочному гостю. Замотанные в истлевшие папирусные бинты пальцы нежно пробежались по морщинистому лицу и дрожащему подбородку, изучая его, словно картографическое перо обрисовывающее сложный рельеф.
– Наречие великого Зандри ведомо тебе, но не из моих подданных ты, и, как вижу, не из подданных наследников моих. Тебе ведомо многое, но не знаешь ты ничего. Ты потерян и найден вновь. Не будь устрашён, ты, кого не приняла ещё смерть. Врата Зандри открыты таким как ты - тем, кто способен послужить. И в тебе я вижу толк, пусть и сокрытый. – Столетия молчания стёрли из памяти звук собственного голоса, его шёлк потускнел во тьме саркофага, но ни изящная резьба интонаций, ни позолота доброжелательности, ни бирюза снисхождения не пропали. Лишь покрылись патиной праха, что вздымался из глотки при каждом призрачном выдохе.
– Ведите, стражи, гостя в палаты. Пусть знает каждый о гостеприимстве милостивого Зандри. Каждый алмаз изначально груб и невзрачен, не отбросим же его покуда он не огранён. Дхосер, распорядись чтобы наш новый друг содержался как то подобает. Следом, отошли делегации с дарами и словами уважения нашему заречному соседу — Анхатару Третьему — и вождям диких странников Аравии. Презренные или нет, они потомки наших союзников. Мир обязан знать, что Зандри начал путь к возрождению. Пусть наши старые вассалы избирают мудро: склонятся они пред нашим величием живыми или склонятся как нетленные останки. Некогда мы торговали со всеми народами, до каких могли доплыть наши суда и доскакать наши колесницы. Позже, они же платили нам дань за каждую свою сделку и урожай. Ещё позже - платили за право жить. Теперь, нам надлежит вернуть такое положение вещей. С империей Стриг, как назвал её наш новый друг, я, увы, знаком не был, как не был знаком с этой Бретонией, что потеснила аравийцев. Слабые, новорождённые княжества, не иначе. Предметы познания и покорения. К ним отошли иных специалистов — их, что поклоняются Сокфу Лжецу, носящих чёрные куфии и души чернее оных. Они же пусть осмотрят те земли, что зовутся теперь болотами ужаса. Некогда я покорил те места и были там сады и поля. Тогда я дал им имя Заливов Щедрости, но как видно время и пески были не более милостивы к ним, чем были к нам. И созови со всего города визирей с советниками, и повели народу собраться на главной площади. К слугам моим обратиться желаю. – До того безмолвно выслушивавший пожелания своего правителя, визирь Дхосер наконец улучил момент по-птичьи склонить иссохшую голову набок и вопросить, по привычке подхалимствуя своему повелителю.
– Вы желаете вдохновить верноподданных своим солнцеподобным ликом, царь мой? –
– Более того. Необходимо объявить всенародно о пришествии новой эпохи что рассветает ныне над нашими землями. Пусть разнесут гонцы эту весть, пусть ветра шепчут о свете, что забрезжил на горизонте. –
– Свете новой эпохи величия, царь мой? –
– Так, друг Дхосэр. Эпохи Второго Рассвета Зандри! Эпохи возрождения и процветания! Как из руин и песка возвёл я величие однажды, так же возведу и вновь. – Царь раскинул руки в стороны, словно готовясь обнять всех своих подданных одним широким жестом. Облачка осыпающегося с его ладоней шинирауливехенх-а слились в лучах полуденного солнца с истлевшим бардовым плащом, вившимся за спиной и длинными лентами ритуальных свитков, змеившихся из-под кирасы, составив вместе массивный силуэт царственной мантии, подобную какой визирь некогда видел на своём царе в часы пиров. Очи государя ещё раз полыхнули голубым огнём бурлящих в душе некротических энергии, а лишённые губ уста широко распахнулись, провозглашая его волю. На миг, не-мёртвый визирь перестал видеть перед собой иссохшего мертвеца. Пред ним по прежнему стоял его царь — пламенный Аменехметум Лодочник, мудрый и решительный. Царь прохладных вод и жаркого сердца, возводящий и уничтожающий, живущий и убивающий ради своего народа. Он вновь был жив, ибо воскрес Зандри, и Зандри жил вновь, ибо воссоединился со своими царём.
– И да пребудет так покуда не умрёт сама смерть! –
|
|
2 |
|
|
|
|
Первый год эпохи Второго Рассвета Зандри. Лето.
Всё течёт, всё меняется.
Только правители остаются прежними. Алчные, жадные, уважающие лишь силу. Возможно, однажды это изменится?
Послав послов и разведчиков во все четыре стороны света - Аменехметум спокойно разбирал донесения.
Север.
Посол прислал ответ от Анхатара Третьего с предложением торговли "за скромный дар". И это с учётом того, что вообще-то дар уже был ему послан. Запрашиваемая сумма была весьма символической, и, очевидно, таким символом для Царя-Разбойника и была. Мне Платят И Ко Мне Ходят. Но.. возможно, всё же принять? Посол не знает деталей, но вроде бы земли северного берега Великой реки Анхатар держит более менее крепко, и воюет с какой-то зеленокожей ордой, что, вероятно, тоже правильно? Кажется, там за ним есть ещё какие-то полузнакомые Аменехметуму древние владыки..
Восток.
Руины. Много руин. Дальше - на восток и на юг. И, как ни странно, Анхатар Третий об этом тоже знал. От него поступило предложение - отправить туда совместную Экспедицию. Ради спасения древних артефактов, конечно же. Нельзя же назвать хождения по древним усыпальницам прошлых не столь великих владык как они - их разграблением? Или всё же можно?
Если же Аменехметум не хотел учавствовать в этом самостоятельно - Царь-Разбойник готов был полностью финансировать это сам, лишь бы правитель Зандри не мешал. Некоторое вознаграждение за это при успехе Анхатар даже обещал.
Юг.
То ли мерзкие вампиры-некроманты Империи Стригг вообще не беспокоились о неживых лазутчиках, то ли ещё что - но доклад был Очень Подробен. И что сказать, настораживал. Нежить активно обучалась и вооружалась. Много нежити. Много арми1. Мощные потоки магии.
Запад.
Здесь же, увы - никаких сведений. Ни от посольства - ни от шпиона. Если не считать "сведениями" черепа лазутчиков посланных к Пальмовому Заливу по его сторону поставленных по западным границам Зандри пограничных столбов светло-лилового цвета.
|
|
3 |
|
|
|
|
«Шахитхан». Это слово, зародившееся в языках Нехекхары ещё до восхождения погребального культа, использовалось в разные эпохи по-разному, однако негативные коннотации несло всегда. В легендарные времена Сэттры Нетленного, так называли всех, чей отец не был родом из земель, подвластных Кхемри. Позже, основной смысл слова был утерян, и так стали обзывать любого, чьи повадки или обычаи не сходились с идеалами говорящего. Со временем, это слово окончательно деградировало в бессмысленное вульгарное ругательство, вобравшее в себя все негативные качества о каких мог вспомнить собеседник, и прибывало таковым вплоть до провозглашения царём Эхнатхамоном Двенадцатым нового единого словаря в ходе его массивной компании по возведению Асаф в ранг верховного божества. В этом многотомном свитке слову «шахитхан» было дано следующее определение, ставшее, как и сам словарь, общепринятой нормой всех царств великой пустыни на долгие века: «Шахитхан — он, кто не проявляет должной вежливости, нарушает законы гостеприимства или прерывает священные ритуалы, хам». К моменту воцарения Аменехметума, это понятие так прочно укоренилось в речи, что об альтернативных мнениях на его счёт царь-лодочник узнал лишь в последние годы жизни, когда Зандри покорил самые отдалённые участки аравии, до куда словарь Эхнатхамона попросту не смог добраться в силу географического положения. Тамошние кочевые племена использовали слово «шахитхан» (а вернее произошедшее от него под влиянием времени и локальных акцентов «шаихтан») для обозначения специфического культурного явления, напрямую связанного с их загадочной историей. Те племена считали, что пустынные оазисы — обители добрых но строгих духов. Они приравнивали эти островки зелени посреди пустыни к священным храмам, и любое кровопролитие на их территории — страшное кощунство. Любому ступившему на землю, считающуюся частью оазиса, отпускалось 72 часа «гостеприимства», в которые заклятые враги могли разделить припасы, гонимые изгнанники могли отдохнуть под одними пальмами с богатыми купцами а самых разыскиваемых преступников не имели права касаться царские стражи. По истечении отпущенного срока, однако, вражда могла быть возобновлена, а любой «гость» вне зависимости от статуса был обязан покинуть оазис. Открытая агрессия, а уж тем более кровопролитие и убийство, совершённые в течении этих заветных 72 часов, были преступлением превышающим все местные законы и вероучения. Отступник, нарушивший «часы гостеприимства» становился меньше чем человеком — бешеным зверем, гонимым и ненавидимым всеми и каждым, не способным найти убежище или прощение. Именно таких богохульников звали древние аравийцы «шаихтан». Аменехметум находил этот обычай весьма мудрым и красивым и даже ввёл его на территории Великого Града незадолго до своей кончины. Он всегда считал, что перо дипломатии — инструмент более совершенный, более надёжный, изящный и эффективный, нежели грубый молот войны. К сожалению, его потомки почти сразу упразднили «72 часа гостеприимства», сославшись на нецелесообразность такого расточительства. Результаты этого и многих других провалов его наследников взирали теперь на Аменехметума через пустые глазницы черепов его дипломатов и разведчиков, снятых с приграничных столбов и привезённых лично к нему.
– Сколь прискорбно. Возлагал я надежды на этих, как назвал их наш новый друг, «рысарьхей». Увы, напрасно, по видимому. – Царственная ладонь подняла один из черепов с расписного ковра, на котором были разложены останки.
– О, бедный Йирих, я знал его, Дхосэр. То был глашатай великого остроумия, неистощимый на выдумки. Он тысячу раз носил меня на спине, когда я был юным принцем. Вели захоронить всё, что возможно достать не заходя далеко в земли, отнятые этим «орденом». Пусть пребудут несчастные сие вечно в золотых полях Узириана. – Бережно отложив череп обратно, царь-лодочник взял кисть и обмакнул её в вязкие чернила, подозвав слугу с листом папируса.
– Сие письмо да будет доставлено дорогому соседу нашему Анхатару, и златое украшение сокола Птра приложить повели. Пусть и претит мне мысль говорить с этим низменным разбойником, не заслужившим и двух иероглиф из слова «царь», как с равным, но во имя возрождения Зандри готов я потерпеть его бытие ещё разлив-другой. Из всех окруживших нас ничтожеств, он, по крайней мере, наш дальний родич. Ему мы позволим послужить нам не насильно. Что же до этой «империи Стрихх» и в особенности этого «орфена Орихо», как только предоставится возможность мы вобьем их в пески. Их жрецы могут быть сильны, их армии многочисленны, но как скалы рушатся под напором безжалостного океана, так и они падут пред величием вечного Зандри. И те из них, что останутся живы, пусть завидуют — хах! - мёртвым. –
|
|
4 |
|
|
|
|
Осень.
Спокойны и безмятежны дни в Великом граде Зандри. Тихо и молча носят скелеты воду из отравленной Великой реки Мортис к некогда прекрасным, но ныне весьма потускневшим бассейнам, всё так же, как и в прошлом, подметают слуги правителя пол старого дворца, хоть не пыль теперь на нём, а вездесущий песок, и всё так же махают над головой Аменехметума опахалами прекрасные полуодетые наложницы, хоть ныне изящные золотые украшения скрывают не умасленную девичью плоть - а начищенные до блеска кости. Всё так, как должно быть. Враги не нападают, хоть и рыскают поблизости, на южных рубежах усиленная пограничная стража поймала вампира с большим кувшином крови, а на западных магическая тревога сработала на подозрительном скелете с набитым флягами и едой рюкзаком, оказавшимся смертным бедуином под иллюзией, что работал на Орден Ориго. Очевидно, и тот и другой знали, что в землях Зандри им просто так не выжить..
Не выжить..
- О Великий Фараон! Большой путь начинается с малого шага, но чтобы сделать этот шаг, нужно знать, куда ступать. Ты объявил эпоху возрождения и процветания - но что это значит здесь, в этой отравленной магией Нагаша земле Мертвых?
Странный Старик, незнамо как покинувший свои палаты, впервые за полгода разомкнул уста в осознанной речи языка Древних - и замолк, вновь став стариком, которого вновь схватили стражи, чтоб отвести обратно в его покои.
Но слова.. слова его звенели в черепе Царя, дожидаясь ответа.
|
|
5 |
|
|
|
|
Зал Честности был пристроен к величайшему зандрийскому храму Пфахта (бога-сокола правосудия) в эпоху правления Ашурнасирпала Второго - деда Аменехметума, заслужившего в народе прозвище «немилостивый». Ашурнасирпал вёл многие войны и ещё большие интриги, однако безразличие к своим подданным и откровенный садизм с которыми он правил привели, в итоге, к упадку в государстве и дворцовому перевороту. В те времена, шпионы и солдаты иных народов так часто брались в плен, что для их допросов перестало хватать тюремных камер и пыточных. Будучи изобретательным и жестоким царём, Ашурнасирпал не позволил «лишним» пленникам попросту быть казнёнными, посчитав это «неподобающим проявлением снисхождением к тем, кто посмел противиться власти Зандри словом, делом и мыслью». Вместо этого, Немилостивый заковал пленников в кандалы и под ударами плетей и палящим солнцем заставил их возводить Зал Честности. На протяжении всех работ, пленников кормили жаренными останками их ранее погибших товарищей и живыми насекомыми, которым намеренно позволяли расплодиться в мясе, прежде чем подать его порабощённым. Избиения и труд до изнеможения были ежедневной нормой. Многие сотни не пережили первых недель строительства. До последних дней возведения этого массивного, пирамидального зала, из почти пятидесяти тысяч дожили ровно восемь пленников - тех, кто особенно провинился в глазах царя. Пятеро из них были, затем, вмурованы заживо в пять углов новопостроенного зала - северный, восточный, западный, южный и потолок - другими тремя. Их ноги были с филигранной осторожностью раздроблены строительными молотами и забетонированы таким образом, чтобы не убить своих владельцев, но причинять им нестерпимую боль всю оставшуюся жизнь. Их руки были также сломаны и заложены в неудобные позы, прежде чем быть вмурованными в огромные крылья статуй священных соколов Пфахта. Их головы были зафиксированы в склонённом положении. К их ртам были подведены изощрённые системы трубок, подававших отстоявшуюся воду пополам с безвкусной кашей. Схожие системы были "подключены" к ноздрям, анусам и уретрам пленников, удовлетворяя все их базовые физиологические потребности. Наконец, к спинам несчастных были прибиты медные жаровни, в которых ежедневно зажигались жаркие огни. Никто не знал, когда за ними наконец пришла смерть. По заверениям некоторых жрецов замурованные прожили несколько месяцев. По словам иных - пережили пленившего их царя, правившего ещё восемь с половиной лет. А что же трое других, что пережили постройку Зала? Их Ашурнасирпал отправил домой, наказав поведать всем и каждому о судьбе, ожидающей врагов Зандри. Аменехметум не гордился подобными практиками своего деда. Ему всегда казалось подобное баловство пустыми растратами, не оплачивающими себя в долгосрочной перспективе. Стоя перед двумя шпионами, поставленными на колени посреди древнего зала, он понимал ярость, которая толкала его предка на жестокость. Однако, в отличии от старого Ашурнасирпала, царь-лодочник также знал, каковы его приоритеты. Ему не была нужна была боль этих жалких существ, ему не был нужен страх их господ - ему были нужны знания.
– Известен ли тебе этот язык, юный сын аравии?– Пирамидальный зал как и раньше освещали пять пылающих жаровен. Как и раньше, на столе, протянувшемся от одного конца зала до другого были разложены инструменты и горшочки с мазями и зельями. Как раньше, пыточных дел мастер стоял по левую руку от своего царя. Но в отличии от кровавых времён Немилостивого, сам царь не сжимал в руках пыточного инструмента.
– Твои предки говорили таким наречием, так говорил с ними я. Я помню ваших вождей, что уже давным давно погребены в песках как будто говорил с каждым вчера. Некоторых из них я мог бы назвать своими друзьями. Мне больно думать, что не только утрачены их тела - но и светлые их деяния, сами их имена уже давно забыты их же наследниками. Века минули так незаметно для меня, но, увы, не для них. А для вас, сыны и дочери аравии? Я помню времена когда вы были лихими кочевниками, не знающими господ и законов, кроме собственных. Затем, вы были моими слугами. Вы жили в свете Зандри, его солнце обогревало вас, а вы хранили наши границы и платили нам дань. Плодородные зелёные поля приносили такие богатые урожаи, что хватало и нашим людям и вашим, и даже оставалось для торговли. Ты видел зелёные поля, маленький аравиец? Пальмы, пшено, папирус, все расстилающиеся прекрасным ковром на многие полёты стрелы? Я видел. За свою жизнь я встретил восемьдесят семь сборов урожая. Больше чем большинство моих подданных, к сожалению. Но каждый вспыхивает в памяти ярким самоцветом. Каждое прекрасное празднество, где песни оглушают а животы набиваются до полна. Сколькие сборы урожая встретил ты, маленький аравиец? Твой народ не собирал урожаи когда я знал его. Расскажи, маленький аравиец, изменилось ли это с тех пор? Кое-что точно изменилось. Я помню, как вы боролись с моими войсками, когда мы пришли завоевать вас. Вы бились до последней капли крови. Вы были гордыми воинами, которые никогда не смирились бы с владычеством кого-то, кого не признали бы достойным. Кого-то, кто не уважал бы вас. Я помню, как сидел с вашими вождями на одних коврах, как мы пили из одной пиалы и делили одну лепёшку. Я помню дуэли чести - «убаразатун» вы звали их тогда. Скажи, юный аравиец, эти «рыцхари Ориго»… Они заслужили править вами? Сколько они заплатили тебе, чтобы ты рисковал своей жизнью? У них наверняка есть свои монеты. Они предложили тебе их? Или удосужились ограбить вас и заплатить аравийскими динарами? Или может просто пообещали не убивать тебя на месте? Так вот знай, юный аравиец. Что бы не обещали они — я предлагаю большее. Жизнь прекрасна, и я обещаю сохранить её тебе. Но жизнь — коротка. Каких-то пятьдесят, шестьдесят лет, и твоё тело и разум потеряют всю нынешнюю силу. Не успеешь вздохнуть и ты уже никому не нужная развалина. А потом, маленький аравиец, ты умрёшь. Все смертные когда-нибудь умирают, потому они так и зовутся. Рыцари предлагали тебе прожить ещё пару десятилетий от силы. Я предлагаю тебе вечность. Взгляни на меня — я могу назвать тебе имена городов, которых нет на картах уже многие века. Я никогда не расстанусь с моими жёнами и не буду стоять на могилах сыновей, не оплакивать дочерей ни товарищей. Я смогу увидеть плоды деревьев, которые сажал, и плоды что вырастут из семян их плодов, и плоды их семян. Взгляни на стража, что держит нашего клыкастого гостя. Его имя Альрахим. Я назначил его главой дворцовой стражи когда мне было около тридцати семи. Ему, на тот момент, было чуть за сорок. Мы знали друг друга почти тридцать лет. Все три его дочери погибли в эпидемии лихорадки сто сорок второго года. Взгляни, вот они подле меня — размахивают опахалами как ни в чём не бывало, их улыбки наечно запечатлены в золоте. Его старшая жена тихо скончалась в собственной постели за год на его назначения, но вот же она - подносит мне сейчас финики. Возьми плод юноша, угощайся. Младший сын - Нефареш - утонул в кораблекрушении, однако именно он был тем, кто поймал тебя, когда сработала магическая ловушка. Старший сын - Нихасар - стоит сейчас слева от тебя. Когда мои войска штурмовали замки диких князьков далёкого берега, медный клинок отсёк голову Альрахима, командовавшего отрядом моих телохранителей. В тот же день, всего через несколько минут, стрелы пробили живот, лёгкое, глаз и плечо Нихасара. Оба они были славными воинами и служили мне до последнего вздоха. И взгляни на них теперь. Они всё так же служат, перерождённые в бронзе и бинтах. Отец и сын, мать и дочери, бок-о-бок. Навсегда. Хочешь тоже служить мне, юный аравиец? Хочешь познать вечность? –
|
|
6 |
|
|
|
|
Зима.
Аравийский бедуин Сафар, бледный как высушенная кость, сказал что пока не торопится с обретением бессмертия, так как его жёны не родили ему ещё семерых сыновей. Зато, узнав, что его отпускают с миром - рассказал немало полезного. Судя по его словам, в Аравии сейчас были четыре прибрежных города-государства Кофер, Лашик, Аль-Хаикк и Мартек которыми правили местные Султаны, а обширные земли центральной, восточной и северной части полуострова принадлежали кочевникам, которые называли себя Свободный народ, а другие звали их Рейдерами. На юге же были мёртвые руины.
Всё изменилось совсем недавно. Сначала в древних руинах зашевелились.. "другие подобные вам, но несравнимые с вашей мудростью и благородством, о Великий!", а затем - на побережье высадились захватчики Бретонцы.
Впрочем, Сафар как-то не очень и жалел о потере независимости. По его словам Свободный народ был не таким уж и свободным, и уж точно не единым народом, то и дело забирая сам себя в рабство и разрушая собственные стойбища в бесконечных стычках. Орден принёс с собой порядок, закон, отменил рабство(введя, правда, "честный крестьянский труд на благо сюзерена") и дал Сафару работу - следить за Могильным Ужасом из Страны Мёртвых. То есть - самим Царём-Лодочником.
Бесконечно кланяясь и пятясь, Сафар покинул Зандри и с под конвоем стражи вернулся на территорию Ордена.
Допрос же кровососущего мертвеца и его вскрытие тоже кое-что прояснили. Вампиры, или Стригги, как они тут сами себя называют, пришли на эти земли откуда-то с северо-востока очень давно - но конечно куда позже смерти Аменехметума. Пленник сам не знал, откуда и когда - знал лишь, что таких как они - много по всему миру, и везде они правят одинаково. Создавая и контролируя магией нежить, они используют живых для прокорма и естественного источника нежити, содержа их в почти скотских условиях. Их технологии и промышленность не особенно развиты(не считая некоего далёкого Берега Вампиров) но магией смерти они владеют отменно, однако и на его вечноживых воинов смогут наложить Распад или что-нибудь вроде этого. Серьёзные противники.
Новая же, волшебная разведка была куда как успешнее предыдущей. Выяснилось, что кажется, на данный момент у Ориго практически нет магии, но их армии крепки и довольно многочисленны, хоть после быстрых завоеваний сильно хромает лояльность населения. А ещё - они воюют со Стриггами.
Правда, последний факт не стал таким уж большим сюрпризом - ведь к Зандри пришло настоящее посольство из Пальмового Залива - с извинениями за "недоразумение" - и Интересным Предложением.
И наконец, последняя новость пришла от экспедиции. Они обнаружили долину Царей! Три пирамиды, в каждой, наверняка сокровища.. и каждую надо или штурмовать немалыми силами - или пытаться как-то разведать.. но.. не пробудят ли такие действия новых бессмертных владык? К тому же нельзя не учитывать что дальше на востоке были замечены скавены. То ещё соседство..
Анхатар Третий отозвал своё участие в дальнейших исследованиях южных земель, коротко сообщив, что для его средств на данный момент есть куда более важное применение.
|
|
7 |
|
|
|
|
– Вижу я, что работа твоя подходит к завершению. – Небнетхеру вздрогнула и поспешила обернуться, когда голос царя нарушил её задумчивость. Погрузившись в расчеты и размышления, она не заметила приближения своего господина пока тот не оказался прямо за её спиной. Рассыпая скороговорки приветствий и могильный песок, Небнетхеру распласталась в поклоне, вызвав у Аменехметума сухой, похожий на шорох плохо смазанного механизма смешок.
– Ну, ну, не стоит. Поднимись. Архилич имеет право стоять в присутствии своего царя. –
– Истинно так. Но имею я и право склоняться пред вами, царь мой. – Небнетхеру поднялась и поправила свой высокий колпак, сползший на широкий лоб во время поклона. Одобрив её ответ ещё одним коротким смешком, Аменехметум прошёл мимо жрицы, с видимым интересом разглядывая разложенные на расписном ковре снадобья и священные символы.
– Подготовительные работы почти окончены, царь мой. Ритуал будет начат на третью ночь от этой, когда звёзды встанут в подобающее положение. Богатые жертвы будут принесены двенадцати высшим божествам и шести низшим. Наибольшие подношения и соответствующие молитвы получат Джаф, Куаф, Пфахт и Асаф, в то время как Кхсар будет «с почтением оставлен без мольбы». Благодаря вашим щедрейшим дарам легионы смогут быть полностью пробуждены в указанный срок. Разумеется, если бы ваше великолепие смилостивились предоставить лично нашему скромному храму незначительное дополнительное финансирование мои аколиты могли бы… – Зловещий шелест с которым царь обернулся к жрице, в купе с резкостью движения, заставили Небнетхеру сделать шаг назад и поднять тонкие руки перед собой, рефлекторно заслоняясь от удара, которого, вопреки ожиданиям, не последовало. Вместо этого, нависнув над ней всем своим немалым ростом, царь взглянул в заметавшиеся глаза с пронзительностью, которой хватило бы на полный колчан стрел. Секунды тишины затянулись в её восприятии на бессчетные годы неподвижности.
– Небнетхеру Урбайбахри, дочь Шахитсат, дочери Нефтиды, дочери Цсахры. – Когда голос царя прервал затянувшееся молчание, он больше напоминал рокот катящейся лавины или рык льва, на чей хвост наступил неосторожный путник.
– Не будешь ли любезна напомнить своему старому царю, чья память уже не столь прочна, как была при жизни… – На каждые три шага, на которые пятилась от своего господина жрица, тот делал один решительный, всё ближе прижимая архилича к расписной стене храма.
– Куда были потрачены сорок две тысячи золотых, унаследованных вашим скромным храмом в день моей смерти? – Стена, до которой по представлениям Небнетхеру оставалось ещё по меньшей мере пол дюжины шагов, неожиданно оказалась прямо за её спиной. Уже предчувствуя готовящееся но опасаясь выпускать Аменехметума из поля зрения, жрица чуть повернула голову и скосила расширившиеся глаза. Как и ожидалось, вместо росписей и кирпичей песчаника, за спиной архилича обнаружился деревянный щит. Выше его, в крайне некомфортной близости от бирюзовой маски, заменившей ей лицо, обнаружился наконечник копья и что ещё хуже — нагло ухмыляющийся Альрахим.
– Куда делись золотые украшения, коих за период моего правления скопилось у знати и жречества по меньшей мере три тонны? В какие неизведанные миры отошли отточенный бюрократический аппарат и тонкие дипломатические связи, с таким трудом выстроенные мной? Куда подевался мой победоносный флот?! Ах да, вспомнил! Их разбазарили! Потеряли в бессмысленных войнах, прогуляли на праздных пирах, развратили взятками и кумовством! Позволили сгнить на пристанях… – Очи царя усиливали напор на вжавшуюся в щит Небнетхеру, и хотя Аменехметум и не двигался с места, жрице упорно казалось, что с каждым словом, какое шипели и рычали иссохшие губы, он становится всё больше и ближе.
– Ах, если бы только был у моих бесталанных потомков кто-то способный видеть и хоть частично предотвратить эту деградацию! Дать достойный совет глупцам на престоле, покарать растлителей моих истин или вовсе взять бразды правления в свои руки. Кто-нибудь занимающий высокий чин и носящий мою кровь в венах, чтобы от его мнения не могли отмахнуться. Тебе не пришлось знать такую персону за те века что ты провела здесь, Небнетхеру? За века твоей — пусть и не жизни, нет — но разумного существования, на свободе и при дворе, без по настоящему тяжкой работы, в достатке даже в тяжелые годы. За все те века что ты растрачивала на бесполезные «эксперименты» и показушные «ритуалы» пока мой Зандри разваливался вокруг тебя, такая личность наверняка должна была появиться?! – Ноги архилича не могли подкоситься. Как вечное умертвие, она попросту была лишена подобных слабостей. И всё же, когда царь поднял над головой руку, занося костяной кулак для удара, Небнетхеру упала на колени, и не могла бы в последствии сказать, что сделала это по своей воле. Над древним залом вновь повисла гнетущая тишина. Длань Аменехметума зависла над головой жрицы - клинок палача над осуждённым. Песчинки застряли в горловине часов, как в горле Небнетхеру застряли слова, не сумев разминуться со вскриком. И вновь, тишина разбилась о голос её повелителя.
– Встань, дитя моё. – В первые мгновения, жрица не поверила, что с ней разговаривает тот же человек, что говорил до этого. В этих словах не было злобы, клокотавшей и рычавшей ранее в каждом слоге. Не было угрозы, ни обвинения, ни силы. Только пыль, забившаяся в мумифицированную глотку за столетия молчания. Царь звучал… Старым? Усталым рабочим, чьему труду не виделось края. Усталым жерновом в древней мельнице, усталой жердью боевой колесницы.
– П-прости… Прости, дедушка, я… – Подняв глаза, архилич могла бы поклясться, что зрение её затуманивают слёзы, хотя это и не было физически возможно. Занесённая рука царя опустилась, во второй раз за вечер не нанеся удара, которого Небнетхеру так ожидала.
– Не извиняйся. – То, как закачалась на худощавой шее коронованная голова заставило сердце жрицы наполниться давно забытыми, омерзительными чувствами. Вина, жалость, разочарование!.. Она хотела бы умереть за своего царя не раз и не две сотни, если бы только это погасило жгучую горечь от осознания, как же сильно подвела она его.
– Ты виновата, отрицать это бессмысленно. Ты не сделала того, что должна была. Но и я не исполнил своего долга. – Она хотела возразить, сказать что за ним нет единой вины, взять все грехи на собственную душу, но он не дал ей этой милости.
– Я бросил своё царство без достойного правителя. Я не позаботился, чтобы мои фавориты взрастили себе наследников, не выкорчевал ростков предательства. Я не дал вам — нашим потомкам — путеводных звёзд. Не мне укорять вас за то, что вы заплутали. Но теперь, я вернулся. И ты всё ещё здесь. Ты всё ещё архилич великого Зандри. Ты всё ещё можешь всё исправить. – Сухая, осыпающаяся песком рука помогла Небнетхеру подняться. Забальзамированная кожа, туго натянутая поверх царского черепа, изогнулась и искривилась в гротескной но искренней улыбке.
– Нет, царь мой. – Впервые за весь разговор, жрица взглянула прямо в глаза своего не-мёртвого деда. В двух снопах бирюзовых искр, сиявших в пустых глазницах, читалась решимость, которой Небнетхеру не посмела не соответствовать.
– Мы можем. –
|
|
8 |
|
|
|
|
Второй год эпохи Второго Рассвета Зандри. Весна.
Ровные и стройные ряды войска стояли посреди песков, ожидая приказа. Ни палящий зной, ни песчаная буря, ни жажда, ни голод, ни усталость - ничего не могло их поколебать. Потому что они были мертвы, и их командиры - верны своему повелителю, Призвавшему их на службу.
Однако материальные блага им всё равно требовались. Вещи - не скелеты, портятся куда быстрее. Впрочем, и за "белым золотом Кхемри", как поэтично называли кости аравийские поэты - тоже необходимо было ухаживать. Снарядить, вооружить, вознаградить командующих армиями золотыми украшениями.. Возможно, мерзкие Стригги, что просто вбухивают в свои мертвецов магию и отправляют на убой - не столь уж и не правы?
По крайне мере, судя по донесениям с юго-восточной границы с войной их полчища справляются неплохо. Регион, известный под названием Оазис Митры, уже второй раз за год поменял господина, и теперь там развеваются знамёна вампирской империи.
Послы Ордена, обрадовавшись заключённым договорам, буквально молят Царя Лодочника поскорее начать наступление, желательно где-то подальше к востоку, обещая поддержку "как только наши новые армии будут готовы к наступлению." По перехваченной( и аккуратно запечатанной магией вновь) дипломатической почте из столицы ордена Аменехметум узнал, что они не ожидали атаки вампиров так скоро и не успели вовремя произвести сбор "крестьянского ополчения", чем бы оно ни было, и сейчас спешно укрепляют свои рубежи.
Некоторым сюрпризом, хотя, вероятно и достаточно приятным, было то, что два его Советника, вероятно, то ли как-то узнали об отдалённых планах Царя-Лодочника - и разработали два довольно грандиозных проекта.
Небнетхеру Урбайбахри утверждает что ей вполне по силам исцелить земли Зандри от смертельного проклятья. Правда для этого необходимо восстановить древний храмовый комплекс и наполнить подземные галереи прихожанами, живыми - или нет, не так уж важно.
Его же генерал сообщил, что после консультации с учёными мужами, вернувшимися из вечного покоя, верный ему армейский казначей смог подсчитать сумму, необходимую для того, чтобы восстановить ирригационные каналы, засадить берега рощами фруктовых деревьев и оттеснить пустыню прочь. Сумма.. впечатляла, накопить столько - дело не одного года - но и сам проект был грандиозен. А есть ли что-то, что Аменехметум умел лучше чем ждать?
|
|
9 |
|
|
|
|
– Встань, Шунинм. – Голос гулко отдался в пустоте. Шунинм не помнил ничего. Всепоглощающее ничто зияло посреди сознания и те немногие мысли, что вспыхивали в этой тьме угасали так быстро, что он не успевал понять даже, воспоминание ли это, решение или ассоциация. Он вообще ничего не мог понять. Сознание текло медленно, как зыбучий песок, засасывающий неподвижное тело. Шунинм не понимал и не помнил, где он, что происходит вокруг и даже сколько проходит времени. Иногда, где-то на задворках рассудка яркой вспышкой мелькали обрывки воспоминаний. Их Шунинм помнил. Он помнил золотое солнце, обжигающее спину. Он помнил пески и ветра, помнил нежное касание вод. Помнил боль в мышцах по окончании изнурительной тренировки или долгого марша. Помнил кровь. Да, он помнил кровь. Он помнил звон мечей и копий, стук колёс колесниц и свист стрел. Он помнил, что был солдатом. Он сражался со врагами… врагами… Чьи же это были враги? Его? Нет, не его врагами, он даже не знал их... Не важно! Они были врагами и он убивал их. Он был солдатом. Он остался солдатом. Он служил, он убивал, он… Он снова забыл… Бэл-Аллиад… Так звали его? Нет, его звали Шунинм, это он помнил. Так звали… Так звали город! Какой город? Город… Город, который он штурмовал? Он штурмовал многие города. Они все были так похожи, что он не мог вспомнить ни одного из них… Да, Бэл-Аллиад был городом, городом который он штурмовал! Ну конечно же! Непокорный Бэл-Аллиад, чьи стены пали под натиском его легиона! Глупый Шунинм, как же можно забыть место, где тебя убили!? Место где… Где что? Что… Что с ним сделали в Бэл-Аллиаде? Что такое Бэл-Аллиад? Он снова забыл… Не важно. Он помнил, что он солдат. Он помнил, что должен воевать. Оружие как и раньше лежало в ладонях. Плевать, что он больше не чувствовал шершавости рукояти под пальцами. Плевать, что он не чувствовал ни тепла, ни холода, ни усталости ни полноты сил, ни собственного дыхания или сердцебиения. Плевать! Они не нужны ему, чтобы воевать. Ему не нужны воспоминания, ему не нужно ничего кроме приказа к бою. Нет сомнений, нет боли, нет жалости. Есть только война. Искусно вытесанный из белого мрамора череп поднял вытянутую морду, не замечая песка и пыли, осыпающихся из пустых глазниц. Впервые за долгие века, когтистые лапы поднялись и шагнули со своего постамента. Парные хопеши были наконец отняты от широкой каменной груди, к которой были прижаты долгие века. Чёрный камень и золочёные доспехи задвигались, отмеряя мерный марш. Ушэбти, некогда именовавший себя Шунинмом, присоединился к безмолвной процессии, тянувшейся к южным воротам Зандри. Он был двенадцатым боевым изваянием, пробуждённым для похода. У его ног стройно вышагивали шеренги выбеленных временем и солнцем копейщиков, несущих в костяной хватке выцветшие чёрные щиты, принимавшие удары далёких предков теперешних аравийцев. Под присмотром жрецов и придворных генералов, из пирамид и усыпальниц выходили, продолжая сжимать свои луки, легионы Крокодильей Стражи, снискавшей своё прозвище в забытые времена, в которые эти стрелки оберегали побережье Великой Реки Мортис и сплавлявшиеся по ней зандрийские суда от свирепых рептилий. Давно убитые офицеры выкрикивали приказы лишёнными губ устами. Порванные и пыльные барабаны вновь отбивали боевой марш, а покрывшиеся патиной медные трубы вторили их воинственному зову хриплым воем. В небесах собирались многочисленные стаи мумифицированных стервятников, предвкушавших грядущий пир. Песчаные бури разрастались и ползли против ветра, готовые укрыть не-мёртвые армии. Зандри шёл на войну.
|
|
10 |
|
|
|
|
Второй год эпохи Второго Рассвета Зандри. Лето.
На берегах Великой реки Мортис наступило лето. Но пескам безразлично течение времени - как и населяющим эти земли мертвецам. И в пустыне разгорелась война. С точки зрения стороннего наблюдателя - очень странная война. Война мёртвых. Казалось бы - что делить после смерти?
Под прикрытием песчаных бурь, войско Зандри шло через бесконечные пески, не ведая ни усталости, ни зноя, ни жажды - и столкнулось с ордами гниющих мертвецов, что тоже от подобных мелочей не страдало. Войска Царя Лодочника были сильнее, но нежить - многочисленнее, поэтому две армии были примерно равны. И пока рядовые воины довольно бессмысленно рубились друг с другом, а быстрые отряды обоих сторон пытались переманеврировать друг друга - над их головами Песчаный вихрь стремился продавить Стену Тьмы, что не пускала свет солнца на армию мертвецов. И, если бы Высший Генерал Альрахим Зульфикар заблаговременно не скомандовал второй армии устроить засаду на подкрепления из столицы провинции - а потом ударить в спину войску Стригг - неизвестно, чем бы всё закончилось.
А так - победа. В обоих провинциях. Немного удручало лишь то, что стремительной контратакой из Оазиса Митры двумя армиями при прикрытии чёрной магии создания ночи смогли отбить обратно Бэл-Аллиад, уничтожив находящиеся там армии. К сожалению, магические защитные ритуалы, что подготавливала Архилич, на захваченные территории не сработала - так как были заготовлены исключительно на Зандри и Золотые поля, но.. начало всё же неплохое?
К тому же Орден Ориго не сплоховал, и воспользовавшись ситуацией, вновь отбил многострадальный Оазис.
Кажется, война в целом идёт в пользу союзников?
Однако посол Ордена, выражая осторожный оптимизм, сообщает, что откуда-то из Центральной Аравии исходят тревожные вести, не поясняя, впрочем детали.
А вот что действительно звучит неожиданно - так это то, что посол в Анхатару прислал письмо не из Кхемри - а с Привратных островов, куда спешно отступил двор Царя-Разбойника. Некие Демоны Пустынь взяли древнюю столицу Неехары. Пишет(правда, с чужих слов) что их целые полчища, что они невероятно сильны, и хоть и не ведают технологий - способны учиться. Анахатар же Третий, в гордыне своей, попробовал организовать контратаку на логовище демонов в пустыне, потерял армии, спешно собирает новые, но просить помощи у Зандри упорно не желает.
Но.. может быть, помочь ему всё равно? Ведь если эти демоны столь сильны, то, захватив северный берег Мортис - не посмотрят ли они на южный?
И наконец, из любопытного. Старик, обычно бессмысленно бродящий по своим комнатам, потребовал пергамент, чернила и перо, и начертал на них всего три символа.
Е4
?
Одно из них - буква, другое - цифра, третье - вопрос. Кажется, он что-то подобное знал однажды.. Или нет?
|
|
11 |
|
|
|
|
Абусаммад бежал так быстро, как только могли нести его ноги. Город горел вокруг него. Из-под груд каменных руин, которые ещё вчера были жилыми домами, к нему тянулись руки умирающих и мёртвых. Последних было больше. К этому Абусаммад привык уже давно — с самого его рождения, худого и бледного аравийца окружали мертвецы. Мёртвые солдаты патрулировали улицы, мёртвые беспризорники скитались по городам как и при жизни выискивая пропитания, мёртвые вороны и летучие мыши кружили в небесах, мёртвые князья правили из своих мрачных дворцов. К этому Абусаммад привык. Он жил так всю жизнь и даже сумел устроиться, насколько то позволяло положение, неплохо. В отличии от грязного простонародья, его высокий чин распорядителя городской гильдии столяров позволял такую роскошь как, например, ежедневные приёмы пищи и полноценную кровать, которую ему приходилось делить всего с одним другим человеко. Старательно выслуживаясь перед своими господами во все те редкие разы, когда они навещали его гильдию, и ещё более старательно подсиживая своего прямого начальника, Абусаммад был уверен, что вот-вот его и без того неплохое существование станет ещё более прекрасным. К чему он, однако, не был готов, так это ко дню, когда мертвецы стали убивать друг-друга. Он не знал что именно случилось и почему его хозяева так спешно покидают город вплоть до этой самой ночи, когда две не-мёртвые армии устроили на улицах поле брани. Он не знал, откуда пришли Эти мёртвые — новые мёртвые, не походившие на знакомых ему. Не только несли они невиданные раньше знамёна и символы, но когда мертвецы родной империи Абусаммада были, как правило, либо высокородными князями-Стриггами, либо гниющими трупами лишёнными сознания и воли, новоприбывшие сияли белизной костей словно начищенными доспехами и проявляли поистине пугающие признаки разума. Они даже были чуть тёплыми, будто нагретыми тем загадочным солнцем о котором Абусаммаду рассказывали путешественники, бывавшие за пределами вечно пасмурного неба Империи. Впрочем, Абусаммаду было наплевать откуда взялись эти новые умертвия. Всё, что его заботило, так это то, как бы не быть убитым — не важно чьими не-мёртвыми марионетками. Чувствуя что вот-вот упадёт без сил, он забежал за угол и прижался к стене полуразрушенного здания, пытаясь перевести дух. Он никогда не был выносливым или сильным. Да и кто из смертных имперцев по-настоящему был? Сила всегда была привилегией мертвецов. Потому, когда полусгнивший кулак неожиданно ударил его в живот, Абусаммад даже не попытался сопротивляться. Он просто упал, согнувшись пополам, и приготовился быть сожранным. Он не раз видел как бессонные мертвецы, проголодавшиеся до плоти и спущенные со своих поводков запихивали всё ещё кричащих и вырывающихся крестьян в глотки кусок плоти за куском. Теперь, попавшись кому-то из отбившихся от общей орды «солдат» его князя, Абусаммад мог лишь молиться всем богам каких знал, чтобы его сперва убили а только потом начали обгладывать. Возможно, ему даже посчастливится тихонько сгнить под обломками и не быть поднятым. Согбенный, раздувшийся и покрытый открытыми нарывами труп пошатываясь прохрамал на негнущихся ногах ещё ближе к лежащему распорядителю, бездумно повторяя разбитыми губами единственное известное ему слово - «Нагаш». На лицо Абусаммада капнула полу-свернувшаяся кровь, смешавшаяся в разверстой брюшной полости умертвия с гноем и загустевшим желодучным соком. Судя по гниющей кожаной одежде, при жизни оно было кем-то из коллег Абусаммада. Возможно даже кем-то из предшественников. С утробным рычанием, тварь запрокинула зловонную пасть и широко раскинула безвольно висящие челюсти, готовясь приступить к своей омерзительной трапезе. Абусаммад хрипло вскрикнул и зажмурился. Однако гнилые зубы так и не впились в его худощавое тело. Прошла одна секунда, другая, и Абусаммад осмелился открыть глаза. Перед ним по прежнему стоял мертвец, но далеко не безвольный зомби. В строгой боевой стойке перед ним стояла фигура, облачённая в медные доспехи, похожие на те что носили телохранители приезжавших в город князей. Белоснежные, отливающие золотом кости воина были покрыты длинными лентами, напомнившими Абусаммаду дорогой пергамент, на каком вели учёт бухгалтеры гильдии. Золотой с чёрным орнамент брони переплетался с украшениями, унизавшими нетленное тело воителя. Пустые глазницы отвернулись от порубленных останков ещё недавно казавшегося Абусаммаду непобедимым зомби и вперились в советника. С трусливым писком он вжался в стену, подобрав колени к лицу и с ужасом ожидая, когда зловеще поблескивающий в свете пожаров клинок мертвеца обрушится на его голову. К вящему удивлению Абусаммада, скелет выпрямился и… подал ему руку?
– Вы есть Альнашшар Абусаммад, кой быть распорядитель для гильдия из столяр? – Фигура застыла, протянув костяную ладонь и вопросительно глядя ему в глаза. Абусаммад с трудом понимал наречие существа — оно было старомодно и казалось граматически неверным — но всё же понимал. Его поражало уже то, что с ним разговаривал мертвец, не являющийся князем или кем-то из их родни. На нерешительный кивок, на который кое-как осмелился перепуганный Абусаммад, фигура отреагировала собственным, куда более решительным. Подхватив мужчину будто тот не весил и фунта, костяной воитель ринулся по пылающим улочкам с неожиданной прытью.
– П-почему?! – Хрипло вопросил Абусаммад, чувствуя в окружающих его костях странную, похожую на ровную сердцебиение пульсацию.
– С вы возжелать молви повелитель. –
– За-зачем?! Я не знаю ничего важного! –
– Вы есть лицо знакомый уважаемый для здесь человек. Так быть говори они-ниже-чёрный-арафатка. Вы быть объясни правда — здесь человек вы есть верить. Вы быть объясни Зандри есть хорошо. Так молви повелитель. – Абусаммад помолчал, расшифровывая и обдумывая слова мертвеца. Наконец, он решился задать ещё один вопрос, решив что раз его ещё не убили — не станут и после такого.
– Что… Что такое Зандри? – Безглазый череп оторвался от дороги и вновь заглянул в глаза Абусаммада. Распорядитель мог бы поклясться, что мертвец улыбался ему одними губами, хотя губ у него и не было.
– Мы - Зандри. –
– Мы побеждаем. – Стоя на песчаном холме в паре сотен футов на юго-восток, царь Аменехметум наблюдал, как горит город. Компания против империи Стригг ещё только началась, но судя по донесениям Альрахима из Бэл-Алиада уже унесла сотни жизней и без счёта не-жизней. С вящим раздражением, царь понимал, что вместо решительного и быстрого покорения, на которое он рассчитывал, его царство ожидает затяжная бойня. Аменехметум ненавидел продолжительные войны. С каждым столкновением всё больше металла растрачивается на стрелы и клинки, и всё меньше на инструменты. С каждым боем, всё больше его слуг падает в чужую землю и всё меньше возделывает землю собственную. С каждым сражением, всё больше зданий сжигается, и всё меньше удаётся возвести. А как учат древние летописи: войны выигрывает не тот, чьи солдаты не иссекают, но тот, чьи зернохранилища наполняются. Будь его лёгкие всё ещё в груди, царь вздохнул бы с тяжестью.
– Царь мой? – Оторвавшись от своих скорбных мыслей, Аменехметум обнаружил на себе обеспокоенный взгляд визиря. Махнув тому рукой, царь качнул головой и вгляделся в пожарище.
– Как продвигается сбор указанных шпионами Кадхаба старейшин? –
– Фарук из каменьщиков, Бахрия из земледельцев, Абусаммад из столяров и Сайфул из торговцев найдены и уже на пути к вам. Васиф из кожевенников и Шарифа из кузнецов мертвы. От рук Стригг, разумеется, как вы и указывали, свидетелей предостаточно. Остальных всё ещё ищут. –
– Хорошо. Если мы завоюем их земли, но сердца и умы местных по прежнему будут принадлежать Империи, от этой войны мы не получил ничего кроме разорений. Удостоверься, что все указанные в предоставленном чёрными арафатками списке готовы к сотрудничеству. Я же вернусь в Зандри. Нам придётся подождать ещё несколько месяцев, прежде чем мы сможем продолжить покорение. Впрочем… – Аменехметум провёл пальцами ладони по предплечью, с трудом находя место где шальная стрела Стригг ещё недавно пробивала мумифицированную плоть.
– Время у нас есть. –
|
|
12 |
|
|
|
|
Второй год эпохи Второго Рассвета Зандри. Осень.
Войну легко начать - но зачастую, гораздо сложнее закончить. Ведь это зависит не только от того владыки, что напал, и того, что защищается. Соседи, жадными глазами(или пустыми глазницами) взирающие на земли противников - только и ждут этого момента, чтобы "предательски" напасть. Но у этих соседей - есть свои. И у них - свои. И иногда случается что из-за какого-нибудь пустяка огромные территории сотрясает многолетний конфликт с временными союзами и непрочными перемириями.
Лишь историки скажут потом, была ли Новая Зандрийская(она же Четвертая Пустынная) война - именно такой.
..
На северном берегу Мортис у Пологих Холмов, пять армий Анхатары, все войска Царя-разбойника, выстроились, чтобы встретить наступающие легионы демонов. И бой, что там разразился, был по настоящему масштабным, магические отблески и демонический рёв было слышно из самого Зандри. Силы были бы равны - но, по донесению посла, Демоны смогли адаптировать под себя часть снаряжения Анхатары. Они были вооружены огромными копьями, метали камни гигансткими пращами, перевозили в повозках припасы.. Кажется, это больше не безоружные дикари - это захватчики, расчётливые и мощные. И Пологие Холмы - пали. Правда, в тыл самим демонам ударил некий "Царь Скорпион", отбив Великий Град Кхемри.
Посол в Анхатаре передаёт из временной столицы на Привратных островах "предложение вечной дружбы и Союз" а также.. нет, не просьбу, пожелание прислать войска или богатства в подмогу.
..
На западе же дела тоже обстояли не лучшим образом. Последователи Нагаша возглавляемые неким Архаотом(Архатом? Арнатом?- орденский посол не уверен) наступают на орденцев, раздробив их территории. Помимо личного письма Грандмейстера посол передал благодарность за дар и согласие на помощь в технологическом развитии.. за "дар" вдесятеро больший. Он был действительно смущён и бледен, но.. возможно, Ордену Ориго сейчас действительно непросто?
..
Что до странной записки Мудрого Старца.. Амехметум, подумав пару дней - вспомнил. شاه مات. "Умер Шах." Старая даже в его время военная игра на доске. Два правителя, два войска. Кажется, она пришла откуда-то с Востока под каким-то ещё названием, но в неё играли в Аравии.. И.. да, это хитрая запись её ходов. Даже можно расшифровать и ответить. Правда, стоит ли? Может, отдать советникам?
|
|
13 |
|
|
|
|
– Хэ, хоу, вме-есте взяли! Знамена-а поднять! Хэ, хоу, воры и бродяги! Нам не впервой умирать! – Впервые за века, проведенные в тишине по ту сторону саркофага, Аменехметум слышал моряцкие песни. Впервые за столетия молчания он пел со своими матросами, мысленно возвращаясь ко светлым временам, когда бороздил под эти же песни бесконечные водные глади. Впервые за десятки десятилетий, он сплавлял на воду новёхонькое судно. Не раз слышал он от самых различных личностей, что царю не подобает гнуть спину бок-о-бок с безродными рабами, тянущими тяжелые корабельные тросы. Каждый раз он смеялся им в лицо, прежде чем поставить рядом с собой и заставить также тянуть канат. Царь-лодочник всегда питал слабость к морю и покоряющим его смельчакам, как и к прекрасным плавучим зданиям, несущим их.
– Да простит меня великий Кхсар, но покорить пустыни... – Говорил он когда-то на пышном пиру. – ...могут многие. Всё что требуется — запасы питья и пищи, подобающее снаряжение и знающий своё ремесло звездочет. Пустыни милосердны. Не раз и не два выживали в них босоногие безумцы-отшельники, ищущие «просветления», чем бы ни было оно в их понимании. Наши предки возвели в пустынях прекрасные дворцы и цветущие сады. Мы породнились с песками, мы научились жить с ними в пусть и жестоком, но всё же союзе. Однако моря! Моря беспощадны. С ними невозможно спорить, их нельзя победить или подчинить своей воле. Рукотворный островок древесины и канатов, беспомощный пред штормами и уповающий лишь на милость богов и умение своих немногочисленных обитателей — вот всё то малое, что отделяет мореплавателя от бесконечной холодной тьмы подводных пучин. Отправляясь в пустыню, оставляешь указания. Отправляясь в море — назначаешь наследника. Когда в пустынях твоим личным палачом будет терпеливая жажда, ты море даже не заметит минуты, в которую проглотит целый флот. В пустыне возможно почувствовать себя песчинкой глядящей на безбрежные дюны, но лишь в морях понимаешь, что и полусотня матросов не имеет права считать себя более чем каплей брызг, поднимаемых уходящим в небеса валом. Смел он, кто смеет бросать вызов пескам. Бесстрашен — кто выходит в море. –
С радостным криком, царь поспешил вернуться на берег, расталкивая бегущих вокруг рабочих чтобы поскорее лицезреть триумфальное зрелище в полноте его величия. Впервые в своей едва начавшейся жизни, тридцати-вёсельный «Покоритель Зари» скользнул на водную гладь, сойдя со сходен. Левее его уже покачивались на волнах «Тысяча Солнц», «Саблезубый» и «Уршанаби», возведённые и спущенные под личным присмотром царя. Призрачные огни чуть притухли в глазницах монарха, с наслаждением наблюдая, как судно входит в ритм качки, синхронизируясь с приливом. Начинались первые минуты прекрасного танца, в котором будет жить и умрет этот гордый барис. Жрецы Усекфа закончили песнопения, призванные снискать для новорожденного корабля благословение гневливого божества. В ярком свете полуденного солнца, воды Великой Реки, мерно ласкавшие борта кораблей, казались царю шипящим роем бирюзовых скарабеев, живым и осознанным. Где-то вдали слышались крики морских птиц — новых птиц — далёких потомков тех, что пели при жизни Аменехметума. Зандри делал первый шаг к возвращению себе утраченных вод. Эта мысль грела сердце старого царя, навивая приятные воспоминания и позволяя на минутку оторваться от тягот правления. По привычке, он попытался вдохнуть отдающий солью воздух полной грудью и был неприятно разочарован когда понял тщетность такой попытки.
– Тебе самому-то не противно? – Бархатистое шуршание вкрадчивого голоса из-за спины вырвало Аменехметума из его счастливого транса. С досадой оторвав взгляд от привыкающего к мерной качке «Покорителя», царь неохотно развернулся и огрел осуждающим взглядом подкравшегося советника.
– Растрачивать своё время на презренный телесный труд когда можно было бы преспокойно почевать в удобных палатах? Эфенди, ты оскорбляешь моё чувство прекрасного! – Аменехметум не мог видеть его лица, но был абсолютно уверен, что проклятый подлец ухмыляется. Придворный советник по возвышенным материям всегда ухмылялся. Это было одной из множества его непостоянных но чрезвычайно раздражающих привычек.
– К чему мне вообще стремиться если даже после смерти, даже такая высокородная фигура как ты не может просто полежать на тюфяках и отдохнуть, выпив вина и приласкав наложницу?! – Аменехметум прошагал мимо советника и принял из костяных ладоней ожидавшего его слуги доспехи и регалии, оставленные на отдалении от берега.
– Я получил предостаточно отдыха по ту сторону саркофага. Ты, я уверен, тоже. Впрочем, коль пожелаешь, я не буду препятствовать твоему на неё возвращению. – Сутулая, низкорослая фигура Кадхаба Зибака, ни капли не усохшая после мумификации исключительно во избежание своего полного исчезновения с лица земли, содрогнулась и пошла шуршащей рябью, сходившей у советника за смех.
– Ну-ну, эфенди, не горячись! Охота кого прикончить? Так у меня для тебя добрые вести! – Едва закончив облачение и услыхав злосчастную реплику, Аменехметум заскрипел зубами. За годы знакомства, царь однозначно уяснил, что когда из-под черной арафатки советника доносятся слова «у меня для тебя добрые вести», ничего доброго ожидать не приходится.
– Не будь ты так полезен я уже давно «прикончил» бы тебя, отродье аравийского клятвопреступника паука и распутной сестры его шакалихи. Но увы… – Наигранно заломив длинные руки, Кадхаб покачал вытянутой головой и запричитал, со злорадным нахальством усугубляя свой лёгкий акцент до режущей уши пародии.
– Вай-вай, как болит моё бедное сердечко! Ты так страшно обижаешь меня, эфенди, вай-вай! А я ведь однажды обижусь и перестану рассказывать тебе всё самое интересное, а то и зарежу тебя во сне, вот увидишь! – Царь взял скипетр в руки и решительно зашагал по пристани, не оглядываясь на кривляющегося и театрально жестикулирующего Кадхаба.
– Нет у тебя сердца, мы оба это знаем. Да и заколоть меня ты уже несколько раз пытался. Довольно шутовства! Всё равно твои безвкусные насмешки не рассмешат и гиену. Докладывай поскорее, какие «добрые вести» принесли твоё проклятие на мою голову в этот прекрасный до недавнего времени день? –
– Вай-вай, мои шутки лучшие в Нехекхаре, просто у эфенди нет чувства юмора! Что до скучных добрых вестей... Как эфенди уже наверняка наслышан, пятый и шестой легионы уже полностью пробуждены и стягиваются к границам. Всё идёт как эфенди требовал: генералы лояльны и жаждут боя, все важные активы перенесли тысячелетний сон в приемлемом состоянии, марш проходит без осложнений. Скука посреди суматохи, скажу тебе! О чем, однако, эфенди наверняка не слыхал, так это о положении дел в Черной Башне. Как и велел эфенди, я лично пробрался туда под видом бродячего попрошайки-дервиша и о многом разузнал. Глупые кровососы и не заметили моего пристального взгляда! Было даже слишком просто, скажу тебе! Я изучил сельские хозяйства, прикинул воинские силы, прошелся по торговым рядам и бедным кварталам, и для снятия подозрений «ужинал» жесткими как папирус лепешками в городской чайхане, что по ихнему зовется «таферна». Гарнизон слаб, почти в два раза меньше наших армий и состоит в основном из их ничтожных колдунишек и их гниющих солдатиков. Промышленность, однако, смогла меня удивить — с прошлого моего визита она возросла настолько, что уже почти сравнялась с нашими Золотыми Полями. Как не забавно, не смотря на это народ все равно голодает и бедствует. Ты представляешь, эфенди, у жалких варваров такой скудный базар, что я не смог найти ни одного шатра с шелками или духами! Там вообще кроме примитивных товаров вроде еды и одежды почти ничего и нет, да и того в обрез! Как будто их вельможи всё заказывают лично у мастеров, лишая себя наслаждения покичиться своим богатством перед всей базарной площадью. И архитекторы там тоже швах, да в прочем ты уже видел, когда брал Пруды Отчаяния. Представь — ни единого здания с настоящим куполом! Одни неумелые подделки с громоздкими ребрами. Народ бедный, голодный и омерзительно вялый. Знать надменная, но своих подданных отчетливо побаивается. В целом, как и во всех других уголках этой Империйки — жалкая, скучная, недоразвитая державка. Хотя вот ткачи у них неплохи. Взгляни только на этот чудесный халат, который я позаимствовал на прощание у излишне неосмотрительного ночного путника. – С очередным вздохом Аменехметум удостоил советника очередным же тяжелым взглядом, прежде чем продолжить путь.
– Вот увидишь, эфенди — оторвёшься от своих корабликов и запросто разгромишь этих жалких князьков. – Самодовольно извиваясь, Кадхаб проследовал за царём мимо толп старательно трудящихся рабочих до ещё одних сходен, покоящийся на которых корабль был — насколько мог судить советник по возвышенным материям — далёк от завершения. И не мудрено! Это судно было намного больше и сложнее, чем те, что уже были спущены на воду. По прикидкам Кадхаба, на каждую сторону этого судна приходилось бы около двадцати гребцов. Если бы такой корабль встал поперек течения, он сам по себе смог бы перекрыть русло Великой Реки для большинства других судов, когда-либо виданных Кадхабом.
– Ничего так кораблик! – Воскликнул, подавившись очередной колкостью, советник.
– Жемчужина моего нового флота. Её зовут «Возрождение». – Мечтательно ответил Аменехметум ласково оглаживая правый борт гиганта.
– Жаль что я не успею увидеть как она сходит на воду. Уничтожение Стригг нельзя больше откладывать. Тревожные вести приходят ото всех наших союзников. Жрецы предрекают грядущие испытания, ниспосланные богами. Пока что угроза для Зандри не велика, но уже очевидно, как в ближайшие месяцы это изменится. Я повергну наших врагов на суше. На неё возляжет повергнуть их на водах. –
– Ну уж за воды я тогда буду спокоен, эфенди… –
|
|
14 |
|
|
|
|
Второй год эпохи Второго Рассвета Зандри. Зима.
Странная вещь - Величие правителя.
Чем измерить её? Величиной титула? Размером надела? Постройками? Жертвенниками? Страхом подданных - или их любовью? Наследием? А может, простою памятью народной?
Стригг Каршарас назвался Императором и Вечным - но его "империя" не продержалась и года под могучим наступлением истинного владыки этих земель - Царя Лодочника. Всего за два года он расширил свою территорию более чем вдвое. И ведь Аменехметум ещё и корабли в море ни разу не выводил со времени Второго Рассвета! Что же будет с миром, когда начнёт?
Но вряд ли пленённый вампир об этом узнает. Или.. оставить его существовать? Правда, тогда каким образом? Способы могут весьма различаться.. Ведь не только Ашурнасирпал Второй знает, как правильно возносить хвалу Пфахту? Хорошо, кстати, что дед не поднялся из собственного саркофага - неловко бы получилось.
..
С востока пришло достаточно победное сообщение от союзников, что быстрым маршем увели крестьянские армии из Ларкара и смогли сокрушить армии Чёрного Властелина, как называли своего повелителя Последователи в Битве за Оазис. К сожалению, потом его пришлось разрушить, а армии - распустить, дабы не утруждать слишком экономику. Посол Ордена просит Зандри поскорее, этой же зимой, открыть второй фронт, ибо дольше один на один со столь грозным противником Ориго может и не справится.
Однако, к новым границам Зандри пришли послы от Архана Чёрного - с дарами и предложениями мира. "Наш Властелин не жаждет вашего упокоения" сообщили они.
..
С севера же - прибыл посол в Анхатару, которого Царь-Разбойник выслал, сообщив что к сожалению не может больше принимать столь важную особу. Торговля, впрочем, с Анхатарой пока идёт.
А ещё - с ответными дарами и собственным посольством прибыл и представитель Царя-Скорпиона, с личным посланием, торговым предложением и.. пожеланием не переходить реку, дабы не искушать его сделать это самому.
..
С востока - тишина. Но если судить о сообщениях о скавенах в письме - эту тишину вполне можно назвать "зловещей"
..
И наконец - Старик сделал свой ход! Целый один! За целый сезон! Это..вероятно, хорошо? Некоторые советники и многие слуги, конечно, "втайне" недоумевают, зачем Аменехметум вообще кормит, поит одевает и охраняет этого практически безмозглого гостя - но, разумеется, молчат.
|
|
15 |
|
|
|
|
Альрахим Зульфикар смеялся. Его лицо, казалось, кривилось в жестокой ухмылке уже больше получаса — с тех самых пор, как его солдаты прорвались в город. Скулы начинали болеть, луженое горло устало кричать приказы и хохотать жестокие насмешки. Пот пропитал его одежды насквозь а кровь — и того глубже. Мышцы уже даже не болели — он просто их больше не чувствовал. Но Альрахиму было наплевать. Такого веселья ему не предоставлялось с самой осады Кхемри! Пускай большинство солдат этой жалкой империи Стригг и были до скрипа в зубах нетренированны и глупы, аристократия с лихвой компенсировала необходимость прорубаться сквозь ряды безмозглых ополченцев. О, как он наслаждался этими прекрасными дуэлями! Какое мастерство обращения с клинком демонстрировали князья и принцы! Они были выносливы, быстры, их боги не скупились на дары, их оружие и доспехи были объектами искусства. И ему — именно ему, Альрахиму Зульфикару! - выпало наслаждение убить их. Каждый бой с каждым высокородным имперцем был чарующим танцем заточенной меди и несгибаемой воли. Звон оружия сливался с боевыми кличами в сложную симфонию, услаждающую всё его естество. Благородное кровопролитие посреди монотонной бойни, ещё более великолепное на контрасте. Вот перед ним встали придворные гвардейцы императорского дворца, закованные в сложные алые доспехи. Его верные шерданы, лично отобранные им из покоренных его отцом народов, без малейшего промедления ринулись на врага, не выказывая и тени страха. Знаменосец, гордо поднявший над головой бирюзовый штандарт с черным скарабеем и вьющимися цепочками иероглифов — символикой Ибн’Харитемана — наступал в первых рядах, благородно отбросив заботу о собственной жизни в угоду боевому духу своих боевых братьев. Альрахим гордился своими гвардейцами. Они казались неустанными, хотя наверняка как и он сам были измотаны долгим штурмом. Они были бесстрашны и искусны, они жадно ловили каждый его приказ, исполняя повеление без промедления, доверяя ему свои жизни без малейшего сомнения. Своей нечеловеческой решимостью они походили на оживленные жречеством статуи ушабти, но — к вящей гордости генерала — оставались всего лишь людьми. Смертными, из которых он выковал несгибаемые клинки. С радостным криком Альрахим обрушился на стройный ряд пикинеров, отбивая три укола одним взмахом щита и разрубая четвертую пику на лету. Применив искусный замах с закрученным финтом он отсек ближайшему гвардейцу руку, сжимавшую массивный щит. Второй удар ввёл кривой клинок хопеша в сочленение доспехов между бедром и грудью под сложным углом, выбивая гвардейцу зубы вышедшим через горло лезвием. Заслонившись трупом от удара второго гвардейца, Альрахим пинком повалил того наземь, одновременно стряхивая останки со своего меча. Не давая врагу шанса подняться, генерал рассёк его шлем прямым, рубящим выпадом. Неожиданный удар кривой сабли, заскрежетавший по левому наплечнику, заставил Альрахима отступить вправо и поспешно воздвигнуть между собой и третьим противником щит. Как раз вовремя, чтобы отразить ловкий выпад, нацеленный прямиком в его шею. Гвардеец успел нанести ещё два удара, прежде чем воспользовавшийся его чрезмерной концентрацией на генерале шердан пронзил наглеца. Гаркнув солдату краткую благодарность, Альрахим поспешил вновь занести свой хопеш для удара. В течении следующих двух минут, гвардейцы империи были вырезаны до последнего. Командовавшая ими аристократка выстояла в личной дуэли достойные уважения семьдесят две секунды, прежде чем клинок Альрахима вспорол её кирасу и сокрытую под ней грудь, оставив на обеих прекрасную рваную рану. Ещё целых четыре секунды аристократка шаталась на ногах, пытаясь собрать силы для последнего удара. В знак уважения, Альрахим позволил ей взмахнуть расписным ятаганом в свою сторону, прежде чем отсечь голову. С грозным боевым кличем, генерал поднял свой хопеш над головой, позволяя благородной крови окропить своё чело. Багровая капля неспешно скатилась с его лба на нос и дальше, пока не капнула с подбородка, ловко ускользнув от протянувшегося за ней языка. Генерал повёл своих шерданов дальше, криво ухмыляясь тому, сколь мало людей они потеряли. Его ждал сам император. Эту встречу Альрахим предвкушал с самого начала компании. Восемь месяцев ждал он этого боя, двести сорок пять дней и двести сорок четыре ночи. Голодный взгляд красновато-карих глаз впился в царственного стригга с кровожадным рвением гончей, загнавшей койота.
– Император Каршарас, самонадеянно назвавшийся вечным! – Хрипотца усталого горла придала рычащему тембру генерала животный отзвук. В ушах стучала кровь, разгоняемая взволнованным сердцем. Вокруг уже звенели клинки сцепившихся с дворцовой стражей шерданов.
– Я — Альрахим Зульфикар, сын Харитемана Зульфикара, заступник царей, пришёл окончить твою жизнь или встретить конец собственной на твоём клинке! Сразись со мной, жалкий князек! –
– Смелые слова для пережитка прошлого. – Строго ответил на его насмешку император, принимая стойку и обнажая кривой меч. Не став оскорблять противника снисходительной форой, Альрахим первым нанёс удар, изначально не вкладывая в него намерения ранить — только проверить, как противник будет защищаться. Техника Каршараса превзошла ожидания генерала и тому пришлось резко переходить к обороне, когда раздвоенный клинок стригга замелькал прямо перед его лицом. Сражение длилось около пяти минут. На каждый финт Альрахима, Каршарас отвечал изящным но мощным контр-ударом. Каждый град ударов Каршараса, Альрахим мастерски отбивал обитым медными пластинами щитом. На каждую подсечку Альрахима, Каршарас совершал молниеносный маневр. На каждое смертельное проклятье, призванное Каршарасом, Альрахим взывал ко священным амулетам двенадцати богов Зандри. Вокруг них росли и ширились груды тел, но два полководца по прежнему кружились в жестоком танце, ни один не сильнее другого. В какой-то неуловимый момент, Альрахим увидел долгожданную возможность и нанёс закрученный укол, который мог бы дать ему решающее преимущество. В следующий миг, его ладонь упала на мраморный пол зала, отсеченная раздвоенным клинком Каршараса. Хопеш задребезжал, выпав из разжавшихся пальцев. Невидящими глазами, Альрахим взглянул на обрубок. Кровь не лилась. Почему… Почему у него не шла кровь? Почему он не чувствовал боли, не задыхался от шока?! Он вообще… Дышал? Он не дышал! Он не дышал уже… Проклятье, как давно уже он не дышал?! Он не дышал, не чувствовал боли, не сглатывал слюну, не моргал, не, не… Но ведь он чувствовал! Он слышал своё сердцебиение! Он устал! Его горло першило, его мышцы болели! Он ёжился от ночной прохлады, он вспотел, он был голоден и он… Он… В своём замешательстве, он даже не заметил, как Каршарас подобрался вплотную и вновь занёс свой клинок. Мироздание замедлилось для Альрахима. Будто во сне он смотрел на тонкую полосу стали, проходящую сквозь его натренированный пресс будто того и не существовало. Раздвоенный язык меча неспешно проплыл через внутренние органы генерала, пробивая, последовательно: желудок, печень, легкие, трахею, нёбо, мозг, и, наконец, правый глаз. Насаженный на длинное лезвие будто дичь на шампур, Альрахим ожидал скорого касания мучительной смерти. Ведь не может же человек жить, когда сталь прошла его насквозь и вырвалась с другой стороны? Но секунды тянулись, и вопреки ожиданиям генерала, ни мрачный Шапеш, ни благородный Узириан не посетили его, дабы забрать в Вечные Поля или Ямы Скарабеев. Нерешительно, не желая поверить в происходящее, генерал выпустил щит, освободив левую ладонь и резким, суматошным движением схватил руку Каршараса, державшую клинок. Костяная кисть сдавила плоть кровопийцы железной хваткой, не позволяя тому отскочить обратно и продолжить бой. Игнорируя бьющий его в бесплотную грудь и несуществующий бицепс кулак пойманного императора, Альрахим продолжал давить, пока не услышал треск костей и влажное чавканье. Рука Каршараса искривилась под неестественным углом, кожу прорвала раздробленная лучевая кость. С силой дёрнув шеей, Альрахим вытолкнул меч из черепа. Рванув в сторону сломанную руку Каршараса, он окончательно достал клинок из своего тела. Одного взгляда было достаточно, чтобы удостовериться в правде, в которую Альрахим так не хотел верить — на клинке не было крови. У него не было крови. У него вообще ничего не было, кроме окаменевших костей и старых папирусных бинтов. Он наконец вспомнил.
– Ах да… – Рассеянно пробормотал Альрахим, продолжая держать императора стригг в железной хватке.
– Я ведь мёртв… – Он бросил взгляд голубых огней, давно уже сменивших в пустых глазницах глаза, на своих солдат. Ни капли крови. Ни унции мяса. Они были обтянутыми истлевшими бинтами скелетами, чьи лица остались лишь в его воспоминаниях и на личинах погребальных масок. Задумчиво подойдя к собственной кисти, всё ещё лежавшей там, где её отсёк клинок Каршараса, Альрахим наклонился и приложил обрубок к запястью. Ладонь шевельнулась. Осторожно, не спеша, генерал поднял руку и стал сгибать и разгибать пальцы, вращая кистью, будто вновь привыкая к ней. Очередное, особенно громкое ругательство привлекло его внимание обратно к пойманному императору. Воззрившись на него так, словно видел впервые, Альрахим склонил голову набок и неуверенно прошелестел:
– Пожалуй, сойдёмся на ничьей? –
– Да за кого он нас принимает?! – Эдуард негодовал. Минула всего неделя как легионы царя-лодочника покорили последние земли Империи Стригг. Как и подобало дипломату, Эдуард поднял за эту славную победу не одну чашу вина и произнёс по её поводу предостаточно благодарных речей. Но вот терпеть срочный, неприемлющий отказа вызов в едва-едва покорённые земли, поступающий от царя, которому, de jure, ни он ни кто-либо ещё из его делегации не обязаны повиноваться, Эдуард не намеревался. Да, он и его люди здесь гости. Но гости почетные! Гости, к которым, по мнению Эдуарда, стоило демонстрировать намного больше уважения, нежели выказывало приглашение царя-лодочника в Бэл-Иллиад. Без малейших разъяснений слуги царя буквально притащили делегацию Ордена на главную площадь захваченного города, оставив перед бывшим императорским дворцом «ожидать». Не будь на то дипломатическая необходимость и простое человеческое любопытство, Эдуард уже вернулся бы в Зандри, писать царю оскорблённые ноты с требованиями объяснений и извинений. Постепенно, дипломат выискал взглядом в подозрительно тучной толпе аборигенов своих коллег из царства Анхатара. На почтительном отдалении от них стояли ещё две делегации, знамёна одной из которых Эдуард не узнавал, но вторая…
– А эти что здесь забыли?! – Тонкие черты его лица искривились, когда он опознал в фиолетовых мантиях и штандартах четвёртой делегации Последователей Нагаша — не-мёртвых культистов, с которыми орден уже многие месяцы вёл ожесточенную войну. Бритонец уже собирался растолкать всё прибывавшую толпу и лично объявить нагашитам свои претензии, но громкий стук гонгов прервал его, приковав всеобщее внимание. Расталкивая горожан щитами, из дворца на площадь вышли гвардейцы царской стражи. Четверо из них вместо оружия и щитов несли охапки длинных, узловатых дубинок. Вслед за ними, с подобающей ему грацией и чинностью, к народу вышел сам Аменехметум Второй, сопровождаемый своими ближайшими советниками и генералами. Наконец, ворота дворца выпустили две массивные фигуры каменных стражей ушабти, несущие под руки и закрывавшие широкими ладонями от солнца…
– Император Каршарас Вечный! – Даже такой бывалый дипломат, каковым всегда считал себя Эдуард, не смог сдержать возгласа. Толпа вокруг же так и вовсе разразилась какофонией вскриков и воплей. Император представлял ужасающее зрелище. Руки и ноги его были сломаны в нескольких местах, зубы выбиты, доспехи сняты а одежды изорваны. Вместо короны, чело его венчало выжженное калёным железом клеймо, изображающее сложное переплетение иероглифов и священных знаков. Даже не смотря на такие страшные раны, огненный взгляд императорских очей заставлял вздрогнуть и поёжиться. Призвав толпу к молчанию громогласным хлопком костяных ладоней, царь Аменехметум взял слово:
– Добрые жители Бел-Иллиада и благородные послы! Мудрые купцы и все иные, кто созерцает сегодня это знаменательное событие. Я — Аменехметум Второй, царь-лодочник — сим провозглашаю конец Империи Стригг. Не застилать больше тьме лазурного неба, не испивать более недостойным князьям невинной крови. Наступает новый восход! Всем народам, закабаленным ярмом Стригг и страдавшим от их гнёта, я дарую новую жизнь. Придите, вы, чью кровь испивали отродья ночи! Придите и возьмите свою свободу! Вот перед вами гордый Каршарас, по чьему указу царили в ваших землях вурдалаки. Пусть выйдет сейчас любой кто пожелает, пусть возьмет из рук стражей моих палицу и пусть ответит ему презренный Каршарас за все прегрешения свои! – Несколько секунд, толпа колебалась. Звучали неуверенные шепотки, народ нерешительно переминался на месте — каждый ждал, что кто-то другой сделает первый шаг. И в какой-то момент, этот кто-то нашелся. Сухопарый, бледный юноша вышел вперёд, опираясь на кривой костыль. Он взял первую попавшуюся дубинку из ближайшей охапки и проковылял дальше, прямо к пленному императору. Он занес новообретённое оружие и нанёс стриггу удар наотмашь. Глухое эхо разлетелось по всей площади. Потом ещё раз. И ещё. Затем, вперед вышел ещё один человек. И ещё двое. И пятеро других, и ещё, и ещё… В сосредоточенном, мёртвом молчании, толпа рвала плоть своего императора сотнями ударов. Люди становились рядами, протискивались поближе, отталкивали друг-друга, подскакивали на месте, пинались через лес ног… Вскоре, площадь огласили крики боли. Они продолжались и продолжались, и продолжались… Эдуард не мог сказать, сколько продолжалась казнь. Всё же император не был человеком. Он был невероятно живучим существом. Очень, очень живучим.
|
|
16 |
|
|
|
|
Третий год эпохи Второго Рассвета Зандри. Весна.
Как известно, когда меньшая страна захватывает большую - удержать её становится задачей чуть ли не более сложной чем покорить.
Большинство людей не любило императора. Они страдали под его властью - и с радостью забили его насмерть. Но были и те, кому под этой самой пятой жилось богато, сытно и привольно. И разумеется, они понимали, что именно они - следующие. Всю зиму гарнизонные армии "замиряли" всевозможных бунтовщиков и просто бандитов, что высунулись по всем присоединённым территориям - и вроде как, "замирили". Но спокойнее не стало. Вечной Ночи больше не стало - но обычная, простая ночь - осталась. И разумеется, в ней остались Стригги. Жестокая казнь их господина и для многих - прямого прародителя показывала - пощады не будет. И над всем Южным Зандри заполыхал Кровавый Закат. Они нападали ночью на караваны, на гарнизоны расквартированных армий и на тех, кого они считали "предателями". Разумеется, днём они были бессильны - но их покрывали смертные, те самые, что не считали приход Зандри - благом. И кажется, таких было на удивление много. Магия очарования, что, кажется, известна Стриггам? Что-то связанное с кровью? Просто глупцы, стремящиеся вернутся под пяту вампиров?
Не так важно. Куда важнее - что с этим делать? К сожалению, учитывая что внутренняя работа на этих территориях по выявлению всех предателей не велась, никто не мог сказать, сколько их и сколько стоит потратить средств на уничтожение этой угрозы.. или не уничтожать их совсем? По провинциям стали появляться странные послания с призывами к Царю-Лодочнику о признании Стриггов полноправными жителями Царства, желательно, с сохранениями хотя бы части их привелегий и Правом Первой Крови(возможностью пить кровь из поданных в случае нужды и выбирать себе старшего сына или дочь любого рода для становления вампиром).
..
Из познавательного - Чёрная Башня, тоже, вероятно, возведённая кем-то после правления Аменехметума - стала испускать зловещие эманации Смерти. Вроде бы пока безопасные для бессмертных поданных Царя - однако вряд ли приятные смертным. Местные говорят, что внутри - бесконечные сокровища и бесконечные опасности. Надо, вероятно, что-то с этим делать?
..
Разведка.. не впечатлила. На восток - пропала полностью, на запад - принесла результат крайне ограниченный. Посол Шанкрилар с земель Последователей(странное название для Царства, но по его словам, это потому что они ждут возвращение Истинного Владыки, а пока из скромности называются так) в личной беседе с одним из аристократов Кхемри сообщил детали магического ритуала Архилича, о котором по идее, знать должен не был. Очевидно, целью этого было показать что осведомлённость Последователей о происходящем в Зандри гораздо больше, чем у Зандри - о делах Последователей.
Но поскольку войны официально не было - посол так и остался в столице. Может, выслать всё же?
..
На севере же посол в Царстве Скорпиона докладывает что, кажется, пока Царь правит и принимает решения экономические - всеми важными военными делами его супруга Калиотара, расчётливая воительница, владетельница некоего Хопеша Гнева - и весьма грамотный стратег. Именно она разработала план как правильно и по частям разрушить Пустынных демонов, при этом частично - чужими руками - и преуспела в нём. Детали Посол не знает, но при дополнительном финансировании может и узнать.
|
|
17 |
|
|
|
|
– Да что эта девчонка себе позволяет?! – Кулак Альрахима ударил в стол с такой силой, что вся расставленная на нём утварь задребезжала, подпрыгивая и расплёскивая содержимое. Служки отпрянули, переводя испуганный взгляд расширившихся глаз то на военачальника то на прерванного им оратора.
– Держите себя в руках дружище. – Гневный взгляд Аменехметума заставил генерала смущенно вздрогнуть и убрать руку со стола. – Дайте ей хотя-бы договорить. –
– Благодарю, царь мой. – Небнетхеру кивнула и продолжила, сгоняя ладонью капельку вина, пролившуюся на разложенные на столе свитки, в точных деталях подкреплявшие её позицию длинными цепочками математических вычислений.
– Как я и говорила до того как наш дорогой генерал прервал меня своим бесценным аналитическим комментарием... – Белые огни в пустых глазницах её маски полыхнули, на неуловимое мгновение стреляя насмешливым взглядом в заскрежетавшего зубами Альрахима. – ...попытки истребления Стригг — суть растрата ресурсов царства. Эти существа могущественны, хитры и обладают преимуществом родной земли. Полное искоренение их племени будет стоить казне больше, чем очередной военный конфликт, не говоря уже о смехотворности подобной инициативы в предвестии такового конфликта. Меж тем, способности, демонстрируемые ими и связи, которыми обладает их аристократия, могли бы помочь нам закрепиться в новых территориях. Эти создания правили здесь веками. Их связь с этой землёй так просто не разорвать. Более того, они уже пошли на дипломатический контакт, выставив свои требования. Разумеется, о точной стоимости их сотрудничества предстоит ещё поторговаться, но даже самые нахальные из их бессовестного рода не станут заламывать цену, в которую нам обойдётся их истребление, зная, какой из двух вариантов более перспективен для нас. Не настолько эти создания глупы. –
– А ты не забыла прибавить в эту стоимость потери от их неизбежного предательства? – С видимым презрением на лице, Альрахим влил в бесплотную глотку очередной «глоток» вина и грязно выругался, когда алая жидкость разлилась по нагруднику, вместо того чтобы попасть в солдатский желудок. По прежнему чертыхаясь через каждое второе слово, воевода стал поспешно вытирать броню первым попавшимся платком, продолжая отстаивать свою позицию.
– Будь я проклят, кровососы никогда не простят нам казнь своего царька и всех остальных их отродий! Слишком многих мы уже втоптали в пески, слишком многих бросили озлобленной толпе и запытали ради разведданных! Мы отняли у них всё! Мы пируем за их столом а ты предлагаешь им огрызки! Думаешь эти выродки ещё не отчаялись достаточно, чтобы потерять веру в жизнь — или как там у них это называется? Да они будут драться до последней капельки крови! –
– Именно потому, генерал, нам и невыгодно вести геноцид их рода. Загнанные животные опасны — они оставляют долго заживающие рваные раны. Вы помните как больно было при жизни, когда вас кусали пчелы, отчаянно защищающие свой улей? Я помню. Я ничего не забываю. И я не забыла ещё, каких усилий стоило вам истребить до последнего народ этрускан. Летописи называют числом растраченных на эту акцию солдат двадцать две тысячи. –
– Двадцать четыре! – Не глядя поправил Альрахим, с досадой отставляя бокал в сторону. – Последние две тысячи сдохли в эпидемии, начавшейся когда сезон дождей размыл братские могилы и пятая часть всей воды в царстве стала ядовита! –
– Суть в том, уважаемый генерал… – С начинавшим давать трещину спокойствием указала ему Небнетхеру, сжимая тонкими пальцами переносицу бирюзовой личины. – ...что подобные расточительства непозволительны в текущем положении царства. Тогда мы владели всем севером континента и третью юга, не считая заморских колоний. Сейчас в нашем распоряжении не все территории, окружающие Великий Град. Мы не имеем ресурсной базы для подобной бессмысленной акции устрашения. –
– Бессмысленной?! – Уязвлённый генерал подскочил на ноги, опрокидывая резной деревянный стул, на котором восседал. – Да что ты вообще понимаешь в военном деле, девчонка?! Да, военном! Мы всё ещё воюем со стриггами, сожри их песок! И не прекратим воевать, пока последний кровососишка не распадётся у моих ног серым пеплом! –
– Что я понимаю? – Окончательно лишившись своего обычного спокойствия, Небнетхеру также поднялась, сжав резной жреческий посох до треска. – О, немногое, совсем немногое, но всё равно по видимому больше, чем вы! Выживший из ума солдатишка! –
– Да ты хоть понимаешь с кем говоришь, колдунья?! – Костяная рука сжалась на рукояти хопеша. – Я уже убивал жрецов и не побоюсь сделать это снова! –
– Конечно не побоишься, гомицидальный ты имбецил! – На кончиках пальцев архилича зажглись холодные бирюзовые огоньки, готовые спалить разъярённого генерала. – Ты бы без промедления объявил войну на уничтожение водам Великой Реки, заползи в твой пустой череп идея об оскорбительной природе шума их волн! –
– Альрахим. Небнетхеру. –
Аменехметуму не пришлось повышать голоса, чтобы спорящие советники вздрогнули и упали на колени. В речи царя и без того было достаточно воли, достаточно упрёка и осуждения, чтобы перебить любой крик. Белые как полуденное солнце служки попадали вокруг спорщиков, растянувшись в поклонах настолько глубоких, что не встань на их пути расписной ковёр и прочные половицы многие из них провалились бы под землю.
– Как вы ведёте себя в присутствии не только царя своего, но слуг своих? – Не поднимаясь с массивного каменного престола, Аменехметум обвёл залу широким жестом. – Вы хотите, чтобы наши новые подопечные говорили о дворе Зандри как о своре дикарей, бросающихся угрозами и хватающихся за оружие при первом поводе? Чтобы весь свет считал нас неспособными договориться животными? Вы этого хотите? –
– Нет, царь мой. – Синхронно отчеканили оба советника, не решаясь поднять на своего повелителя виноватых взглядов.
– Посмотрим. Так как Небнетхеру успела предоставить убедительные доводы в пользу своего предложения, прежде чем обсуждение государственных материй деградировало в ребяческую перепалку, я принимаю его. Переговоры будут организованы, но ни ты, дорогая, ни ты, друг мой, не будете присутствовать на них. Альрахим Зульфикар, ты возглавишь экспедицию, призванную изучить черную башню. Твой легион уже вскоре должен прибыть на место, поспеши присоединиться к ним. Небнетхеру Урбайбахри, ты же займёшься пробуждением подкреплений, необходимых для компании против Последователей Нагаша. Я же останусь здесь и займусь переговорами. Свободны! – Всё так же синхронно, оба советника поднялись с колен, отвесили царю глубокий поклон и поспешно покинули залу. Получив отдельное, намного более мягкое и ласковое указание, служки также разошлись, не забыв поднять попадавшую в ходе обсуждения мебель и утварь.
– Каждый раз одно и то же. – Последний слуга, задержавшийся в дверях развернулся к Аменехметуму, начав разматывать закрывавший лицо платок.
– Едва сдержался чтобы не засмеяться в слух. И зачем ты вообще собираешь эти «совещания»… – Белая ткань спикировала к полу, обнажив полусгнившие зубы, кривящиеся в омерзительно широкой ухмылке. – ...эфенди? Тебя что, тоже забавляет смотреть как эти двое цапаются? А я-то считал тебя наглухо невосприимчивым к юмору! – Кадхаб Зибак зашёлся кашляющим, лающим шелестом, под которым обычно подразумевал смех.
– Мудрецы древности говорили, что истина рождается лишь в споре. – Тяжело вздохнул Аменехметум, поднимаясь с престола, на котором ещё пол года назад восседал Каршарас Вечный.
– Впрочем не тебе мне говорить об истине. Кажется от одного соприкосновения с твоей лживой сущностью самая прекрасная правда тускнеет и начинает разлагаться. –
– Благодарю за добрые слова, эфенди! – Царь-лодочник обернулся к советнику спиной, вглядываясь в город за окном. Сумерки начинали расстилать свои шелка, вычерчивая устремлённый к небесам обсидиановый кинжал Черной Башни на фоне пламенного заката. Глубокая тень циклопического строения падала на бывший императорский дворец с такой противоестественной тяжестью, что царь-лодочник невольно поёжился, по привычке кутаясь в плащ.
– Всегда пожалуйста. А теперь убирайся в Ларкар, покуда я не послал тебя ещё куда-нибудь. Ночь будет холодной… –
|
|
18 |
|
|
|
|
Третий год эпохи Второго Рассвета Зандри. Лето.
Что такое - год для бессмертного? Песок.
Но что такое год для бретонского ордена, осаждаемого полчищами Чёрных Кхемри?
Всё. От расцвета - до уничтожения.
Царь-лодочник не успел. Пользуясь тем, что крестьяне, утомлённые войной и потерями, вернулись для сбора урожая, Архан Чёрный после тщательной разведки двумя группами армий с мощной магической поддержкой - сокрушил Орден Ориго. Посол Ордена в Зандри узнал об этом по письме из Твердыни Знаний, как называлась их столица в Пальмовом Заливе. Только письмо было написано не Лауренсом Арамейским. А о нём.
Глава Последователей вежливо сообщал Аменехметуму, что был впечатлён казнью своего союзника Императора Стригг - и сделал подобную для Грандмейстера. Также сообщает, что меж ними по прежнему нет вражды - однако он к ней готов.
..
Стригги действительно перестали совершать налёты и пришли в условленное место - на переговоры. С кучами древних свитков о разнообразных вольностях и правах. И.. они действительно готовы принести присягу Верности, если Зандри выделит на неё магию. Сама возможность добавления новой "касты" знати немного пошатнула привычный государственный аппарат, но поданные стали поспокойнее.
..
Чёрная Башня оказалась буквально окружена полями мертвецов, тоже скелетов, но "диких" и неприкаянных. Армия полегла, но перед этим экспедиция смогла дойти до неё, пройти ловушку Смерти(не особенно опасную для неживых) и вынести с первого этажа кучу драгоценностей, а затем запечатать магией врата Башни и уйти с трофеями. Не столь богатыми, ни магических кристаллов, ни артефактов - но тем не менее - эта угроза была нейтрализована.
|
|
19 |
|
|
|
|
– Мы предатели. – Альрахим скрестил руки на груди, тяжким взглядом подгоняя марширующие колонны солдат. Яркие в тени командирского шатра, голубые огоньки его глаз сузились до двух презрительных щёлок, подражая прищуру.
– Все мы. Я не роптал, когда жизни моих солдат разменивали на золото — на то мы и солдаты, чтобы умирать за своё царство. Я не возражал, когда на это золото отстраивали Бэл-Алиад, что не так давно я же сам разрушал. Но это! Это низко! Не успели остыть трупы наших верных союзников а мы уже шлём дары их убийцам, с которыми ещё вчера собирались воевать! –
– А чего ты, собственно, ожидал, дружок? – Кадхаб хохотнул в рукав халата, суетясь вокруг неподвижной фигуры генерала. Альрахим уже много раз пытался отогнать назойливого советника хопешем, но каждый раз изворотливый змей уходил от ударов с ловкостью, в которой однозначно читались происки магии. Потратив добрых два часа гоняясь по всему лагерю за как ни в чём не бывало продолжавшим насмехаться советником, в край рассвирепевший Альрахим собирался было подозвать на помощь взвод-другой солдат, прежде чем адъютанты наконец смогли его утихомирить. В конце-концов Альрахима окончательно утомили попытки изгнать из своей ставки приставучего насмешника и генерал решил попросту перетерпеть «юмор» шпиона, закономерно предполагая, что вскоре тому наскучит его дразнить. Увы, очень скоро Альрахим обнаружил, что план его не вполне поддаётся исполнению.
– Дохлый койот-мужеложец тебе дружок. – Проскрежетал он одними зубами, пинком выгоняя советника из своего личного пространства. Советник, не меняя своей омерзительной ухмылки, отскочил в сторону, минуя удар с очередным режущим уши смешком.
– Вай, дружок, не будь к себе так строг! Орден был нам вполне полезен, пока был, но ввязываться ради него в войну с царством размеров Последователей? Не такой наш эфенди дурак! Особенно когда можно встрять между двух фронтов. А предательство — да что предательство? Я вот всегда говорил, что сам дворец цивилизации возведён на фундаменте из обещаний и предательств. Да и в конце-то концов, слово завсегда сильнее меча. –
– Хочешь я воткну тебе хопеш в глотку, а ты попытаешься отразить его острым словечком? –
– Вай, дружок, нет у тебя чувства юмора! Ну вот возьму в пример хотя-бы этих стриггов. Ты хоть представляешь, сколько бы твои дуболомы их гоняли, прежде чем догнали бы? А так эфенди сказал пару слов, и проблема уже решена! –
– Ничего хорошего не вижу. Будь моя воля всех этих пиявок бросили бы на пыточный стол как только закрылись врата переговорной залы. Мы вырвали бы из них диспозицию остальных заговорщиков и с этой поганью было бы покончено. –
– И ты ещё рассуждаешь о предательствах? Дружок, я просто обязан объяснить тебе однажды значение слова «ирония»! –
– Это другое. У Ордена были честь и совесть, мы могли доверять им и биться не боясь удара в спину. У стригг, прямо как у тебя, нет даже самих этих понятий! –
– И помогли им эти благодетели? Последователи пожинают их поля и правят их казной, а по Ориго разве что траур справят, да и то — усилиями нашего эфенди. И что после этого стоят твои совесть и честь? –
– Дороже, чем ты способен понять. Стригги будут жить как наши рабы, пусть и в золочёных оковах. Об их предательстве, об их поражении и позоре будут говорить, пока не истлеют мои кости. Рыцари Ориго умерли героями, об их непреклонной воле и добродетелях будут петь барды и ткать на гобеленах и коврах, покуда стоит Зандри. –
– О, эта весть бесспорно скрасит их тёмные будни под шестью футами песка! Дружок, ты рассуждаешь как герой — тебе подавай лишь честь да славу, и никакого прагматизма! –
– А ты рассуждаешь как смертный. – Альрахим с удивлением оценил, насколько резко Кадхаб остановился при этих словах. На бесплотные губы генерала прокралась тонкая, проницательная улыбка.
– Ты прожил свою жизнь в праздных развлечениях за чужой счёт, никогда не стремился ни к чему великому и вечному. Твои проделки снискали тебе славу, да, но не ты тому причина, а люд, до которого твои выходки дошли в народной молве и сказках. Ты жил и умер не заботясь о грядущем, о том что оставишь после себя. Ты много раз воровал, но жил и умер бедняком. Ты много раз влюблялся и заводил детей, но жил и умер в одиночестве. Ты выживал и развлекался, пока не помер. И вот теперь на тебя пала вся вечность, и ты пытаешься жить как жил, не сознавая, что попросту продлеваешь свои мучения! Вот почему честность так дорого стоит. Обманывая, предавая, плетя ложь, так легко запутаться в собственной паутине и поверить в свои бредни. Как ты поверил когда-то, что тебе не нужны законы морали. – Кадхаб отшатнулся от Альрахима, широкими глазами меряя генерала. Впервые за долгие годы знакомства, Альрахим увидел, что Зибак не может найти слов. Издав низкое, свистящее шипение, советник метнулся прочь из шатра, расталкивая удивлённо глазеющих адъютантов и шепча проклятья. Альрахим с тоской проводил его взглядом, покачивая головой. Слово и впрямь оказалось на этот раз сильнее меча.
|
|
20 |
|
|
|
|
Третий год эпохи Второго Рассвета Зандри. Осень.
Историками принято считать что Первая Пустынная война была закончена именно осенью этого года с подписанием мирного договора между Зандри и Последователями. Конечно, это окончание было всего лишь условностью. В Землях смерти война до конца не заканчивалась и не могла закончиться, пока у всего региона не стал бы единственный Владыка. Но баланс сил на некоторое время установился. Началась эпоха Троецарствия, хотя, разумеется, никто из Трёх Царей так её не называл, а один и вовсе не именовал своё царство - царством.
Аркхан Чёрный мог наконец сосредоточить свои силы на захвате аравийских городов-государств на востоке полуострова, Царь-Скорпион - разобраться с Царём-Разбойником, объяснив ему сначала вежливо а потом - не очень, что вассальную присягу всё же придётся приносить, а Аменехметум Лодочник - обратить свой взор на восток. Но Первая Крысиная Война, Война Северного Берега и Аравийская Резня соответственно - большинством историков не считаются частью Пустынных войн. Впрочем до Второй(а также Третьей и Четвёртой Пустынной) оставалось не столь уж много времени.
..
В Зандри воцарился короткий мир. Стригги, смирившись, присягнули на верность. Конечно, недовольные остались, но настаивать на ином они не смели. Куда больше недовольных было среди генералов и некоторых советников, что считали мир с Аркханом издевательством над самой идеей союза, что был заключён с Грандмейстером - но даже они понимали, что войны на два фронта Зандри не выдержать. А война будет. Магический взор не смог пробить до Треснувшей Земли, но подземный город крыс был обнаружен прямо в Болотах Ужаса, на самой границе Царства. А Последователи.. их время придёт.
..
- Время отправляться в путь. - Старик, "забывший" древне нехекахрский, с нескрываемой грустью говорил на "имперском" наречии, которое переводил оставшийся Бретонский переводчик - часть крохотной общины беженцев из Ордена.
- Великие дела творились здесь - но сейчас Судьба зовёт меня на север. Однако, о великий Фараон, я не могу уйти, не поблагодарив тебя за гостеприимство и за нашу чудесную партию. Шах ещё не умер, Аменехметум.
Он медленно раскрыл две руки - и в ладонях был песок. Сжав кулаки обратно, он стал тонкой струйкой ссыпать песок на пол. В правой песок был мокрым от солёной воды и падал комками, в левой - сухим и сыпался легко.
- Память - сыпуча, легка и безвкусна. Тебя будут помнить всегда - но лишь те, кто заглянет в архивы и хроники. Но имя твоё будет жить вечно.
- Деяние - тяжело и весомо. Тебя забудут - но будут помнить твоё свершение - и проклинать или благословлять. Потом уйдёт и оно, но след - останется.
Песок досыпался и Старик отряхнул ладони, смешивая мокрое - с сухим.
- И наконец, Покой. Тебя не Запомнят, ты не совершишь ничего Великого - но так ли это важно? Ведь ты обретёшь счастье. Настоящее, истинное счастье. Смертные боятся Вечного Покоя - не понимая его. Ты - поймёшь.
- Решай, о Фараон.
|
|
21 |
|
|
|
|
– Ты дорого стоил мне, дорогой гость. – Аменехметум не мог скрыть улыбки, обращаясь к старцу. Взор царя был мягок, его голос бархатист и спокоен. Полуденное солнце ярко освещало дворцы Зандри, играя на бирюзовых волнах Великой Реки золотыми бликами. Возрождённый флот древнего города мерно покачивался на водах, будто опавшая листва на груди спящего гиганта. Даже будучи отравленной и проклятой, священная река по прежнему сопела своими пенящимися волнами, умиротворяя земли бессонных царей сладкими грёзами о мире. Ведь лишённый всегда грезит о том, чего ему не достаёт, и не было во всей Нехекхаре столь же редкой вещи как мир. Даже наслаждаясь мерным сердцебиением своей империи в великом граде, Аменехметум не мог полностью скрыться от всепроникающих барабанов войны. Стоило царю-лодочнику обернуться на запад, и перед взором его вставали ровные шеренги легионов, марширующих под зычные окрики Альрахима и его генералов через пустыни, дабы принести волю своего владыки на лезвиях клинков. Не пройдёт месяца и кровь вновь польётся ручьями, делая песок ясунуах, что значит обитаемый — тот на котором живут; песком шаишунх, что значит умерщвленный, пропитанный смертью. Разорения и геноциды, походы и завоевания, восстания и усмирения — всё это видела уже тысячи раз безбрежная Нехекхара, и увидит ещё не единожды. Стоило окончиться одной войне и вторая уже стояла на пороге, скаля окровавленные клыки в очередной жестокой усмешке. Покачав головой, Аменехметум отвернулся, переведя свой взор на юг. И вновь взгляд его проник сквозь расписные стены дворца, сквозь вновь наполненные прохожими и телегами улицы и вновь цветущие сады, сквозь вновь зашумевшие базары, минуя пространство и даже время. Новое зрелище согрело поёжившегося было царя, напомнив ему о его радости. Там, в землях, некогда стонавших под гнётом императора Каршараса, не-мёртвые некротекторы совещались с живыми каменотёсами, обновляя городскую инфраструктуру Бэл-Алиада. Пробуждённые ритуалами Небнетхеру и её жрецов, мёртвые пахари сменяли живых на полях вокруг Чёрной Башни, давая отдых тем, кому тот был нужен. Усмирённые стригги стояли бок-о-бок с неусыпными ушабти, сопровождая караваны переселенцев — последних бриттонских верноподданных на всём материке, посланных найти новый дом в новых же землях. Последний дар погибшего ордена Ориго — тайны металлургии, привезённые из далёкой Бриттонии — не будет забыт уже никогда, как никогда не умрут обученные ему кузнецы и плавильщики. Не умрёт и благодарность Зандри ко своему утраченному союзнику, воплотившись не только лишь в храмах и монументах, возведённых в честь погибших, но и в обращении с немногими выжившими. Взращенная среди садов зандрийской добродетели верность и старательно увековеченная в камне памятников и речах глашатаев горечь утраты, ненависть к коварным захватчикам — всё пригодится царству, когда геноцид скавенской заразы на востоке сменится войной с культистами первого некроманта на западе. Так, из плодородной почвы мира вновь вырастет война, готовая дать почву новой эпохе мира. Разумеется, прежде чем настанет этот день пройдут годы, быть может даже десятилетия, но что есть время для мертвецов и уж тем более — для породнившихся с ними?
– И всё равно благодарен я, что платишь ты таким ценным даром. – Наконец, царь-лодочник повернулся к своему собеседнику, расстелив на иссохших губах тонкую улыбку. Бардовая мантия его ничуть не помолодела со дня своего заточения в саркофаге, как не потускнели и золотые с бирюзой украшения.
– Мой выбор таков: не нужна мне вечная память. Некогда, моё имя уже воспевали тысячи голосов по всей Нехекхаре, и летописи пестрили им, и стены гробниц и храмов расписаны и высечены им были. Но моему сердцу безразличны их пыльные песни. Пусть имя моё утонет в песках времени и сама память о нём сотрётся из людской памяти как прибоем стирается написанное в прибрежном иле. Я не стану противиться. Всему рано или поздно наступает время воссоединиться с пустыней, растаяв на языках сухого ветра, так не сделай же из меня исключения.
Покоя у тебя также не стану просить. Я понял своё счастье многие века назад, и с тех самых пор не подводило меня это суждение. Назови меня гордецом, коль сочтёшь таковым, но я скажу, что разумею вечный покой даже без твоих подсказок. Смерть не страшна мне, не страшно и посмертие, покуда исполнено моё единственное пожелание.
Я жаждал служить Зандри с того дня, в который научился произносить его благословенное имя. Каждый восход встречал я с мыслями о нём, каждый закат сетовал, что мог за день сделать ради него больше. Я трудился во благоденствие его до последнего вдоха, и тружусь сейчас, когда порог саркофага остался для меня далеко позади, и трудиться продолжу, покуда песчаные бури не развеют плоть мою по ветру и воды Великой Реки не разломают кости мои об острые камни, и осколки черепа моего не осядут на дне океана. Мой священный город, моя единственная истинная любовь, мой праотец и моё дитя. Не описать мне словом, как драгоценен он для меня. И коль смогу я, как говоришь ты, свершить для моего Зандри нечто столь великое, столь прекрасное, что и в сотом колене от нынешнего будут помнить, будут знать о таком деянии и ощущать будут отзвук его в самом бытие своем… Позволь же тому быть так. Ничего более не попрошу я от тебя. Ступай с миром, путник-загадка, что играется с царями и дарит им их мечты. Однажды мы завершим нашу партию и шах костей умрёт. До того дня, я буду трудиться. Хах! Ну не забавно ли? Древние скрижали рассказывают, что премудрый Сеттра Нетленный говорил, будто цари Нехекхары столь разрозненны, столь разнообразны, что лишь одно объединяет нас всех — мы не служим. Мы правим. Так говорил он. И даже в этом единственном он ошибался. – Клокоча нежданным приливом громоподобного смеха, Аменехметум вернулся на престол, с которого вставал на время разговора. Бирюзовые огни пылали в мёртвой черноте глазниц как никогда ярко, озаряя видимый лишь им одним путь, который царь-лодочник прокладывал в извилистом течении истории для своего обожаемого царства, словно сплавляя его по притокам Великой Реки в безбрежные моря.
|
|
22 |
|
|
|
|
Клан Мордкин долго готовился к этой войне. Несколько лет. Растил колонии, окружал сначала Зандри и Империю Стригг, потом - только Зандри. Восемь провинций. Восемь соединённых территорий, что окружали территорию Аменехметума. Храмы - в каждой. Больше храмов. Больше магии. Копить. Плодить. Готовится.
Если крысам дать время - они способны стать по настоящему устрашающими. И.. кажется, они почти успели ими стать. Отправленные без разведки армии Зандри встречала магическая мощь, превосходящая их собственную. На каждом участке нападения. Дюжина магиина все три обороны. Крысы нападали на скелетов из под земли, вырывали ямы прямо под ногами, заставляя порядки смешиваться, лучники, маги, колесницы - всё было под угрозой.
Но генералы справились. Две из трёх провинций было захвачено(Болота Ужаса и, конечно, Долина Царей, которую Мордкин давно тайно заселил) и предано спасительному огню. Запах палёной шерсти, вероятно, достигал до Аравии.. Крыс было так много, что даже скелеты уставали кидать их в пламя.
К сожалению, колонизация юго-восточной территории вместе с армией, направленной туда - была уничтожена местной колонией. Потому что, конечно же, колония там была.
А затем - наступила расплата. И оставшаяся магическая мощь крыс ударила вместе с атакующими армиями по отступающим обратно в Зандри легионам. Магического прикрытия, увы не хватило, армии были уничтожены, все резервы - потрачены, а карта - осталась такой же пустынной как и была. Началась Крысиная война. К которой уже весной присоединится Царь-Скорпион.
Но это - совсем другая история.
|
|
23 |
|