["Fumar"] | ходы игроков |

Саманта. Сознание возвращается не короткой и яркой вспышкой, нет. Несколько секунд ты, под вжимающее тебя в недра кресла дребезжание всего и вся вокруг, пытаешься понять, чудится ли тебе голос Шильды прямо сейчас? Или она на самом деле кричит, то и дело толкая тебя в плечо?
- Да очнись ты! Сэм!
Тычок, еще тычок.
- Сэм!
Пляшут под веками оранжево-алые сполохи.
- Сэм!!!
Тычок. Словно включаешься, моментально осознав - и вспомнив - где ты, с кем ты, почему. Тягач, "Ржавая", сбежали!
- Ты как?!
Взгляд потемневших от ужаса глаз насквозь взмокшей напарницы еще пару мгновений лихорадочно мечется по твоему лицу.
- Живая?!
Пыхают рябью болтающиеся мониторы.
- Живая!
Искрят и дымятся, рассыпая окалину, остро - до рези в горле - воняющая горелой проводкой пластины "приборок". И пламя, что бьется, ревет и бушует там, за массивами прикрывших кабину защитных шторок, то и дело прорываясь сквозь щели к уже начавшим мутнеть и чернеть прозрачным пластинам "панорамников".
- Не бойся! Оно термо...
Встряхивает так, что Шильда, кажется, едва не лишается языка, прикусив его так, что даже невольно вскрикивает.
- Блять, на хуй, сука, стойкое!
Жарко тут. Не душно, а прямо жарит. Пол раскален так, что - по ощущениям - еще немного, и к нему начнут прикипать подошвы.
- Мы на низкой уже! Вот так...
Пытается щелкнуть пальцами, но едва ли может оторвать ладонь от подлоконтника.
- Раз! И все!
Вдыхает, выдыхает, наблюдая за моргающими цифрами на единственном - том, что ее, центральный - рабочем мониторе. "41". "40".
- Сорокет! И ни связи! Не сбили! Ни хера!
Не повод ли это для радости? Ну. что не сбили.
- На пяти! Ебану! Кабину!
Вдавливает в сиденье так, что даже - располосованная и пережатая ремнями - вздохнуть не можешь. "37". Только ж "40" было, нет? Стоп, уже "35". Не снижаетесь, а банально падаете.
- На! Пяти!

- Всё хорошо, да.
Мгновенно отзываешься, чтобы скорее успокоить Шильду. Чувствуешь себя при этом не то чтобы на «отлично», но на «хорошо» вполне себе потянет. Мысли немного путаются и всё вокруг кажется чересчур громким, словно кто-то выкрутил на максимум тумблер, отвечающий за звук. Но даже так осознаёшь своё и подруги положение, что ёмко охарактеризовать одним словом можно. Живы. Получилось. Справились. Сбежали. Вместе.
- Живая!
То ли про себя подтверждаешь, то ли радуешься тоже, что и Шильда жива. Только радость эта недолго длится, стоит тебе вдохнуть посильнее и кашлем зайтись от горелой вони. Из-за перегрузки не способна даже руку оторвать, чтобы прикрыть инстинктивно пути дыхательные. Намокшая от пота одежда и волосы прилипли неприятно к телу, к лицу, доставляя сейчас, наверное, меньше всего дискомфорта. Всё трясётся, рябит. Пытаешься уловить смысл слов, брошенных Шильдой. Фокусируешься взглядом на её мониторе, следя за стремительно падающими цифрами. Кажется, не так уж всё и хорошо.
- На пяти?
Как будто не переспросила, а утвердила. На пяти, так на пяти. В том, что Шильда не ошибается, в какой именно момент необходимо ебануть – отстегнуть, видимо – кабину, ты не сомневаешься. Но вот получится ли, это уже новый, более сложный вопрос.
- Под…
Хочешь что-то ещё добавить, но уже физически не можешь. Хочешь как-то помочь подруге, но даже не представляешь как. Остаётся только верить, что всё это было не зря.

Саманта. Давит прессом - на грудь, мешая вздохнуть, в плечи, грозясь вывернуть их назад, в ноги - так, что пятки бы уже в ягодицы вжались, не будь под ними - и теми, и теми - кресла. "31".
- Да!
Кричит Шильда, дрожа от напряжения, когда спрашиваешь, действительно ли она собирается отстрелить кабину от корпуса, когда ваш корабль снизится до высоты в пять километров над уровнем моря. "29".
- С-с...
Замечаешь капельки красного, стремительно чертящие стрелки на ее щеке, и улетающие куда-то назад, к подголовнику. Из уголка рта - к уху. А потом слышишь, как трещат суставы ее руки, когда она, скрежеща зубами и глухо сипя, сначала отдирает ее от брезента оббивки, а потом, рывком, вцепляется в самый-самый край приборной панели. "27".
- С-се... Час... Б-бля-а-а-р-р-р...
Белеют ногти, рычит "Ржавая". "24". "23". "22". Темнеет в глазах, а сами они будто все сильней, все заметней погружаются куда-то туда, в недра черепа.Миг - тянется вперед, к помеченному как "ВАК" реле указательный палец женщины. И тут же начинает гнуться в обратную сторону, так, как если бы кто-то невидимый взял его, и начала выламывать.
- Р-р-р-а-а!!!

- Ши-ы…
Через силу зовёшь подругу.
-...льда-а…
С ужасом наблюдаешь за алыми росчерками на её лице.
- Не…
Хочешь остановить всё, но слишком поздно.
- Я…
Содрогаешься от неестественного треска и хруста тела Шильды, будто не её, а тебя разрывает на части. Тебя и должно. Это ты должна была тянуться к реле, не она. Что к реле - знаешь теперь, но не тогда. А могла бы и спросить, пока была возможность открывать рот и говорить. И почему это реле так далеко - хотя, может только кажется, конечно - но всё равно остаёшься при мнении, что надо было располагать кнопку где-нибудь поближе, в нижней части кресла пилота. На самом же деле, просто ищешь себе оправдания.
Спасительная надпись о катапультировании вспыхивает, но не вызывает ликования. Лишь задаёшься вопросом, что было бы, не смоги Шильда сделать то, что сделала? И цепляешься за цифры, что семь, а не пять, но всего на мгновенье. Зажмуриваешься от брызг крови подруги, что разлетелись во все стороны, невольно отворачиваясь - чуть-чуть, насколько можешь. Не можешь смотреть на раненную, не можешь слушать её боль. Слишком тяжело, слишком плохо. Про себя обещаешь, что если выживете - не если, когда - сделаешь всё, чтобы больше такого не повторилось. Чтобы Шильда больше никогда не страдала. Ни она, ни ты. Чтобы не испытывали страха, услышав шорох за углом. Чтобы не надо было сражаться за жизнь и свободу. Не знаешь, как ты всего это добьёшься, будучи просто сбежавшей куклой без хозяина. Не важно. Как-нибудь. Обязательно.

Саманта. Образы меняются. Где был мрак, теперь вспышки. Одна, еще одна. еще. И еще. И еще. И еще. Вьются чередой.
Вспышка. Взгляд - чужой, изучающий. Скользит по телу. По твоему телу. Ты - на смотровом столе. Холодный пластик. Ни одежды, ни стыда.
- Что скажете, сеньор Мендес?
Один, плотный и в дорогом костюме, улыбается. Лишь зубы - видишь - мерцают в полумраке белоснежностью эмали.
- Даже не знаю...
Другой, высокий, худощавый и в дорогом костюме, не улыбался, но сейчас - да.
- Адаптивный биопластик. И... Пульс, текстура... А волосы... Невероятно.
И пока первый - восхищается, второй - задает вопрос. Не этому, первому. Кому-то еще. Тому, кто - где-то там, за гранями того, что можешь увидеть.
- Альфред. А сколько... Сколько такая будет стоить?
Чужой голос. И - не чужой. "Хозяин".
- Зависит от числа посредников в цепочке. И от объемов поставки.
Смех. Все смеются. Даже "Хозяин". Весело. Веселые игры.
Вспышка. Смазанной тенью метнувшись через всю комнату, "Хозяйка" вдруг хватает тебя под локоть.
- Стой!
Так, что тебя почти разворачивает к ней.
- Я сказала - стой! Ты что, оглохла?!
Ты - нет. Все слышишь.
- Или не понимаешь?!
Все понимаешь.
Вспышка.
- Запрещено.
Один из охранников. Застыл статуей, стоит. Они одинаковые - все как один. Но этот, этот - нет. Запомнила его. Шрам, поперек лица. "Шрам".
- Мне - нет.
Вспышка. Бесстрастная маска чужого лица. Лица, отмеченного шрамом.
- Запрещено.
Толкаешь его в плечо. Зачем-то. Просто посмотреть, что будет. Ничего не будет. Как обычно. Как стоял - так и стоит.
Вспышка. Плещутся, накатывая на пологий берег, стеклянно-прозрачные волны. Прохладно сегодня. И на склоны гор снег улегся.
- Как тебя зовут?
Та, которая спрашивает, меньше тебя вчетверо. Ребенок. В бело-красно-зеленом пуховике и вязаной оранжевой шапке с пушистым помпоном. Ей тоже холодно.
- Пойдем, Мира. Тетя занята.
Другая - взрослая: больше, с тебя - берет за руку эту, которая меньше. Уводит. Не успеваешь сказать, что ты - Саманта. Первая оглядывается, машет свободной рукой. Машешь в ответ.
Вспышка. "Хозяин" недоволен. Даже зол. Страх. Ты боишься. Всегда боялась.
- Кто разрешал тебе включать телевизор?
Ты молчишь.
- Кто? А?
Пощечина - такая, что щека буквально вспыхивает болью.
Вспышка. Маленький рейдер не кажется опасным.
- Тепегь это "Бевый Гвоздь" - наша база, база "Чегепов".
Скорее жалким. Жалость. Ты можешь ее испытывать. И испытываешь - прямо сейчас.
Вспышка. Одетый в странный черный халат и подпоясанный похожим на канат серебристым поясом мужчина, седой, с аккуратной бородкой, по ощущениям, обращается с экрана прямо к тебе.
- Спроси у себя - что ты, именно ты, сделал сегодня для того, чтобы Ритан мог тобой гордиться, м?
Ничего не приходит на ум. За утро ты успела полежать на диване, погрызть яблоко, посмотреть телевизор и позадирать "Шрама". "Хозяин" и остальные куда-то уехали, скучно.
- Дай угадаю, твой ответ - ничего. Да?
Кажется, да. Откуда он знает? Он что, колдун?
- Тогда скажи мне, друг, как ты собираешься избежать вечности в Инфьерно?
Ты, честно говоря, не знаешь.
- Нечего сказать, верно? Не беда - звони, я расскажу, что делать. Три-шесть-три, три-шесть-три. Пресвятой отец Хименос, круглосуточно. Запомнил? Или повторить?
Вспышка. Один из "Гостей" - пожилой, с натягивающим барабаном рубашку животом и неприятно пухлыми, какими-то розоватыми на вид, слишком маленькими для его тела руками, отставив полупустой бокал, подмигивает тебе. И, выставив из-под стола, вбок, ногу, похлопывает себя по коленке.
- Присядешь?
Хмыкаешь.
- Только если на лицо, старичок.
Ты - и вот так? "Гостю"? Да, почему бы и нет? Когда играешь - ставки всегда высоки.
Вспышка. "Хозяин" в ярости. Служка, всхрипнув, пытается отползти к стенке. Чтобы не валяться на пути у того, кто ее убивает. Верна до последнего вздоха.
- Я ведь сказал - хватит.
Нож для лобстеров, что зажат в руке "Хозяина", залит сангвисарной жидкостью.
- Хватит лить.
Присев на корточке перед повернувшей к нему фарфоровую маску лица фигуркой, прихватывает ее под затылок. Замечаешь капли красноты на его штанине. Не то, что течет из распоротой шеи служки - и правда вино.
- Тупая.
Короткое и кривое лезвие погружается в глаз.
- Ты.
Все глубже. И глубже. Хрустит.
- Сука.
Вспышка. В пятый, наверное, раз за вечер задумчиво почесав подбородок, один из "Гостей" - тяжелый, коренастый мужчина в странно-броской, цветасто-неоновой куртке, под которой он одет - серьезно - в спортивный костюм, густо татуированный, коротко стриженый, смуглокожий и кареглазый, кивает тебе, приглашая сесть рядом. Другой "Гость" - огромный, тучный настолько, что под ним даже поскрипывал пол - тот, с которым пришел этот, все еще в кабинете "Хозяина". Входить туда без приглашения - запрет.
- Ну, как жизнь, чика?
Пожимаешь плечами, усевшись рядом и закинув ногу на ногу. Бирюзовость короткого коктейльного платья собирается складками у бедер.
- Да пойдет. А твоя?
Теперь плечами пожимает уже он.
- Тоже ничего. Вот - сижу, хефе жду. А ты, ну, работаешь тут, да?
Киваешь.
- Можно и так сказать.
А потом отчего-то решаешь, что он, может быть, знает ответ на один непростой вопрос, что уже довольно давно тебя мучает.
- Слушай, а ты не знаешь, что это такое - Инфьерно?
Усмехнувшись, собеседник вновь прикладывается к бокалу с ледяным велийским пивом. Только сейчас замечаешь, что все его зубы - стальные. А вот выбитые у него на шее, сбоку, черные цифры: "0-7", ты уже видела.
- Джерихо-Сити, синевласка. Даже не сомневайся. Ебаный город городов - ебал его маму, ихо де пута.
Вспышка. Пожилой мужчина в потертом кожаном плаще, накинутом прямо поверх камуфляжного комбинезона, вновь бьет кулаком по столу. Выглядит небритым и каким-то потрепанным что-ли. Или невыспавшимся.
- Аста куандо мас вамос а агуантар эсто? Лос империалес, лос малдитос империалес - асе темпо куэ эмпесарон уна нуэва экспансьон! Соло мире алредедор!
Говорит грозно, с чувством, но непонятно. И ты переключаешь канал.
Вспышка. Гранитной глыбой возвышающийся над "Гостями" солдат, свернув шею служке, швыряет ее обмякшее тело на гальку. "Гости" хлопают - аплодируют. И почему только "Хозяин" так их - служек - не любит?
Вспышка. "Хозяйка".
- Эй, Саманта!
В хорошем настроении, что редкость.
- Забери детей и отведи их в оранжерею. И поживей!
Киваешь. Поживей так поживей.
Вспышка. Полицейский - совсем молодой, мускулистый и с точено-холеным лицом - как у голых мужчин со страничек, которые частенько листает на планшете "Хозяйка", в забрызганной кровью форме, отползает за мусорный бак. Собачка - маленькая, черная, со смешными белыми ушами - жмется к его руке.
- Спайк... Дружище... Беги... Ну же...
И пес бежит. Бах, бах! Сполохи - там, в переулке, за его спиной. "Спайки: мститель с белыми ушами", поперек экрана.
Вспышка. Девушка с кожей цвета полированного мрамора, в строгом пиджаке из золотистой ткани и приглаженной будто шлем прической, аккуратно и геометрически правильно уложенной хромово-блестящими колечками, откладывает планшет. Помада красивая у нее - синеватый металлик.
- Таким образом, ни новому шефу полиции, ни многоуважаемой госпоже Суарес, без, с позволения сказать, поддержке которой столь некомпетентный человек просто не смог бы занять столь высокую должность, не удалось выполнить ни единой цели, которую городской совет поставил перед Департаментом.
Интересный канал. То есть, передача. Называется - "Актуальные сводки с Марианной Першинг".
- В частности, уровень насильственнных преступлений только в мегаблоке "ноль-семь" за последний сезон вырос практически на три процента, что на процент выше, чем показатели аналогичного периода позапрошлого сезона.
Качает головой.
- И это мы даже не касаемся - я уверена - потрясшего всех случая расстрела детей на домашнем празднике в северо-западном районе. У меня, если честно, всего лишь один вопрос - почему господин Десильва до сих пор сидит в Департаменте, а не подметает улицы?
Вспышка. Закашлявшись, "Гость" откладывает вилочку, которой до того ковырял красиво оформленное ажурно нарезанными фруктами пирожное, на блюдце.
- В каком смысле?
Его собеседник, жуя, прихлебывает - настолько ароматный, что ты чувствуешь запахи трав даже с расстояния в пять шагов - чай из фарфоровой чашки.
- В прямом - все тридцать шесть контейнеров, полчаса назад. Какие-то космобандиты.
Достав коммуникатор и активировав вирт-клавиатуру, первый начинает что-то печатать.
- Блять, это просто пиздец, Стив. Просто пиздец... А что конвой?
Названный Стивом, отставив чашку, вновь принимается за десерт.
- Оба катера сгорели, выживших нет.
Выдыхает печатающий.
- Ну хоть без больничных - уже что-то.

Не понимаешь, что происходит. Это уже было. Или будет. Давно. Или нет. Обрывки жизни. Где-то смотришь на всё со стороны, как будто ты - героиня фильма. Так странно. Видишь, как подходишь к тому, изувеченному шрамом - Шраму - и дразнишь. Просто потому, что он единственный из охранников, который отличается от других, полностью одинаковых. Просто потому, что можешь это сделать. Просто потому, что хочешь, чтобы он на тебя среагировал. Хоть как-то. Скучно. Пыталась с ним поговорить - молчит. Целовала в губы - не отвечал. Теперь толкаешь - всё также стоит. А ведь он тоже должен был быть на яхте, вместе с Хозяином и тобой. Должен был охранять вас. Не справился. И где он теперь? Где они все, а?
Другие образы - от первого лица. Они самые страшные, неуютные. Чувствуешь себя запертой в собственном теле. Нет боли, нет дискомфорта. Лежишь обнажённая на холодном столе. Ты обнажена - это очень хорошо. Тебе холодно - это плохо. Очень хорошо и плохо - хорошо. Хорошо ли? Что-то внутри тебя кричит, что нет. Тревожно. Не можешь ни пошевелиться, ни ответить. Мендес - кажется, ты видела это имя в списке гостей Хозяина? Да, тебе тоже нравятся свои волосы. Красивые. Но игры не очень весёлые.
Что-то во всём этом хаосе беспокоит тебя. Словно есть нечто, что ты никак не можешь поймать. Ярко-оранжевая шапка с помпоном. Мира. Ты знаешь её имя, а она твоё - нет. Тогда это не Маленькая Хозяйка? Та самая, что рассказала о мозгососах в космосе. Хозяйка сказала забрать детей. Был кто-то ещё, кроме Маленькой Хозяйки? Она же тоже была на яхте. Маленькая хозяйка могла бы подружиться с Маленьким Рейдером. Маленькие Черепа. Наивно и жутко. Может, ты когда-нибудь тоже станешь мамой. Наивно и жутко.
Он тебе сказал, что Инфьерно - это Джерихо-Сити. Он был не прав. Он просто не был на Белом Гвозде, на базе Черепов. Три-шесть-три. Нет, не те цифры. У него на шее были «ноль-семь», да. Такие же, как у мегаблока, про который в новостях рассказывали. Цифры - это что-то простое, понятное. Надо просто запомнить и всё, дальше легко. Вот ты запомнила «пять» и «один» - а у того, страшного, который мировик, они по-другому располагались "E-1-5" - и то, что в шлюз номер три не надо идти, и это вас спасло. Тебя спасло. Тебя и… Она тогда набирала эти «пять» и «один». Дверь открылась. Но другая. Потом. Много цифр. Тебе нужно дождаться восьмидесяти. А ей - пяти. Или всё-таки семи? Шильда?
Сгорели, выживших нет. Вместо аромата чая - запах гари. Не они горели - вы. Не снижались - падали. Столько крови. Столько насилия. Солдат свернул одной шею. Хозяин проткнул другой глаз. А мог и тебе, а это так, всего лишь пощёчина. Очень весёлая игра. Имитация умерщвления в ходе реализации сексуальных практик. Ещё немного - и будет не имитация. И никаких сексуальных практик. Хорошо? Плохо? Тебе всё можно. Ничего не запрещено. Только включать телевизор нельзя. Зато убивать людей можно.

Саманта. Мрак молчалив. Он не говорит ни о том, что случилось с "Гостями" там, на захваченной яхте, ни о том, был ли "Мендес-из-приглашенных" тем самым "Мендесом-из-видения". Был ли, нет - не суть. Хотя, каков шанс того, что в друзьях у "Хозяина" есть пара однофамильцев, и каков шанс на то, что "Хозяин" просто пригласил старого товарища по бизнесу в вояж? Тайна. А вот судьба "Гостей", возможно, хоть и тоже является тайной, но все же - чуть меньшей. Честно говоря, что могут они - "Гости" - без штата обслуги, армии охранников, возможности позвонить адвокату и вызвать элитное аэротакси к порогу? На что способны? Охраняли - охранники, защищали - солдаты и те молчаливые мужчины в строгих костюмах, мало отличающиеся от боевых репликантов как габаритами, так и выражениями каменных лиц. Да и остальное: разносить еду, подтирать пролитое вино, придерживать под руку на выходе из челнока, даже плащ подавать - служки и слуги. На что способны рейдеры, ты видела. Но. Что могут небожители, лишившиеся сонма своей обслуги? Что произойдет, если холеная, взрощенная на безнаказанности и вседозволенности жестокость столкнется с жестокостью, которую питали голод и боль? "Гость" - в одиночестве - жертва, рейдер - в одиночестве - хищник. Вероятно, вторые поглотили первых. Как поглотили бы и тебя, не окажись ты такой зубастой. Не будь у тебя винтовки и "Шила".
Поглотили ли они Мирабель? Нет. Она - дочь "Хозяина", это верно. Его ребенок. Но она отчего-то появлялась лишь изредка, обычно - в дни отдыха, когда "Хозяин" не спешил ни на какие встречи и не принимал в поместье никаких "деловых партнеров". И лишь тогда, когда вы бывали там - на другом Мире - не на Тьерре-Бланко. Там, где было озеро, где был лес, где была прохлада и свежесть пахнущего влажной хвоей воздуха. А та женщина, что увела ее - она не была "Хозяйкой". Матерью Мирабель - да. Кем-то, кто не боялся и - ты это чувствовала - презирал "Хозяина" - да. Но - не "Хозяйкой". "Маленькая" же "Хозяйка", в отличие от Миры, будучи дочерью и "Хозяина", и "Хозяйки", проводила с вами все те жалкие крохи времени, что оставались у нее после бесконечных посещений "бассейна", "репетитора", "фортепьяно", "джапанирского" и "курсов манер", с прочими "гимназиями" заодно. Она была с вами - условно - всегда. На яхте - тоже. А яхта - не вечна. "Гости" - не вечны. Рейдеры - не вечны. И мрак - не вечен. На этот раз.
- Фуэго!
Истошно вопит мужчина где-то - по ощущениям - далеко слева. Горят ребра. Пережало.
- Фуэго!!!
Болтаешься все в тех же ремнях, что до того едва не располовинили тебя там, в вышине, свесив руки вниз так, что кончики пальцев практически касаются треснувшей, заметно приподнявшейся тебе навстречу облицовочной панели, под которой что-то шипит и искрит, разгоняя окрестную темноту. Не только руки свисают, впрочем - и голову тоже, и ноги. Но ноги, поскольку в коленях не выломаны, все же не так, как прочее.
- Мами! Мами!
Ребенок? Мальчик, кажется. Скорей рыдает, крича, чем кричит, рыдая.
- Се комен а ля хенте!!!
Покачивается чудом уцелевший дисплей - не на кронштейне, на кабеле - в стороне, рябит. "АВТОКАТАПУЛЬТАЦИЯ: УСПЕШНО", поперек радужно мерцающего, пошедшего сетью трещин экрана. И приборная панель, съехав куда-то за кресло, больно поджимает левое бедро.
- Демониос! Мьерда! Диспарар!!! Диспарар!!!
Тоже мужчина, только где-то за спиной, и еще дальше. Женский визг. Детский визг. Рычаще-ревущий, клокочащий полурык-полурев. Хлопки выстрелов: щелк, щелк, щелк. Что-то не особо крупнокалиберное и не в автоматическом режиме.
- Аюда!!! Аюда!!!
Женщина. Вообще непонятно откуда.
- Альгиен!!!

Дышишь.
Вдох-выдох. Запах гари не просто преследует тебя. Он повсюду. Горит всё больше вещей и предметов. Всё больше разных оттенков запахов переплетаются, чтобы в итоге слиться в едином потоке вони.
Кашляешь. Вроде не чувствуешь, чтобы горела и ты.
Слышишь.
Крики людей. Близко и далеко. Много. И ничего не понятно. Кажется, маленький мальчик зовёт на помощь свою маму. Вы приземлились на чей-то дом. И разрушили его. Только бы дом, не жизни. Ты не хотела. Но какой у вас был выбор?
Видишь.
Глаза слезятся от дыма. "УСПЕШНО" светится дисплей. Наверное, и правда успешно. Ведь ты жива. В последнее время эта значительная деталь тебя очень сильно волнует.
- Шильда?
Хотела громко позвать, но вышло как-то не очень.
- Шильда, ты как?
Ноет грудина. Непрошенная и нелепая мысль: если бы ты увеличила грудь, это облегчило удар или сделало бы только хуже?
- Мы приземлились.
Шевелишь сначала просто кончиками пальцев рук. Затем сжимаешь ладони, проверяя их работоспособность. Вроде бы не только жива, но и цела. Даже ноги чувствуешь, не просто так они болтаются.
- Ты меня слышишь? Кха-кха.
В прошлый раз она тебя будила. Один один.
- Надо выбираться.
Говоришь очевидные вещи, чтобы не дать губительной панике тебя стремительно захлестнуть. Накрыть, так сказать, с головой. Потому что уже понимаешь - что-то не так. От того ещё не повернула голову туда - направо - где должна быть она.
- Я тебе помогу. Сейчас.
Невольно хмуришься в отвращении, когда вспоминаешь, во что превратилась её рука. Это должно быть больно. Ей больно. Ты поможешь.
- Я сейчас.
Тянешься пальцами, выворачиваешься, до панели, чтобы нажать, придавить, проверить, выдержит ли она твой вес, когда отстегнешь ремни. Смотришь по сторонам, оценивая обстановку. Сначала налево, потом, поборов страх, направо, на неё, на Шильду.

Саманта. Дым. С каждым новым мгновением его все больше, он все гуще, темней, все сильней режет глаза, заставляет саднить горло. Проверяешь себя - сангвисарной жидкости нигде не видно, пальцы гнутся, все цело и, вроде бы, ничего не отнялось.
- Альгиен!!! Ло ке эста суседиендо?!?
Мужчина, совсем рядом. Выстрел - громкий, раскатистый. Выстрел - такой же. И странный, повизгивающий полувопль-полухрип, в отдалении.
- Детенер! Суфисиенте! Пор фавор!!!
Он же, на грани истерики. Все кричат. А Шильда - нет. Она молчит.
- Альгиен! Аки!!! Аки!!!
Женщина? Она? Нет, не она. Давишь на "приборку". Хрустнув и зашипев где-то в районе надломившегося крепления, съезжает. Не выдержит.
- Мьерда!!! Эс-скория!!!
Крик - человеческий, рык - надсадный, клокочущий - уже нет. И удары - твердое о мягкое. Хруст. Такой громкий, что даже ты - с расстояния, наверное, метров в двадцать - его различаешь. Влажный и чавкающий.
- Мами!!!
Повернув голову туда, где, буквально под боком, полусидела-полулежала напарница, видишь лишь оборванный, закрученный словно водоросли-нори из имперских роллов, зубчато и заусенчато драный обшивочный лист, из-под которого то и дело рвется протуберанцем жирное, коптящее чернотой пламя, и на который наваливаются, осыпаясь пыльными комьями, отвалы дробленой комьями сухой земли - темно-серой, местами подпаленной и, очевидно, еще недавно истоптанной до состояния камня. Плюс - смятые и изодранные клочья толстой жести, ржавой и некогда покрытой теперь почти облупившейся и выгоревшей до белизны голубой краской. Трава еще - тонкие былинки стебельков и стрелки жухлых листочков. И грязная цепь, одним концом выныривающая откуда-то из-под насыпей грунта, а другим прицепленная к ошейнику, накинутому на неестественно свернутую, перепачканную красным шею какого-то крупного, покрытого короткой желтовато-рыжей шерстью зверя, практически полностью погребенного под обломками. Нет ни кресла, ни твоей подруги.
- Лиаме а ла полисия!!! Амбулансия!!!
Холодеют внутренности. Оторвало, выдрало. Где она?
- Хенте!!! Фуэго!!!

Всего несколько секунд взгляд был направлен в ту сторону, где должна была находиться Шильда. Но этих мгновений хватило, чтобы осознать и принять реальность. Шильды нет рядом. Ты не слышишь её голоса среди тех, остальных, но слышала выстрелы. Возможно, это именно она сейчас отстреливается, пытается пробраться к тебе. Ты не видишь подругу, но видела разрушения, причиной которой стало ваше приземление. Та собака, под обломками, а ведь это мог быть и человек. Скольких ещё погубила "Искра"? Может, вас хотят за это наказать? Как бы там ни было, но Шильде нужна твоя помощь.
Хватаешь винтовку - а ведь она могла и выскочить при такой тряске, а может и вовсе ударить всей тяжестью тебя по голове - и наматываешь её ремень на ладонь для страховки, чтобы не потерялось оружие при неизбежном и скором падении. Где-то должен быть ещё и рюкзак. В рюкзаке - рация, вторая - у Шильды. Ты обязательно найдёшь её. А ещё в рюкзаке нож. Вспоминаешь о нём только потому, что боишься, что ремни безопасности не захотят отпускать тебя из своих крепких и надёжных объятий.
Пора действовать. Быстро, но не опрометчиво. Только не хватало ещё застрять в обломках кабины, сломав себе какую-нибудь часть тела, а после и вовсе сгореть заживо. Слишком много шума, много криков. Ну и большой же переполох вы устроили. Но почему стреляли? Увидели рейдерские татуировки и решили сразу бить? Самооборона собственной территории? Впрочем, приземлись на дом Хозяина капсула с двумя, пускай и побитыми, рейдерами, их бы мгновенно окружили солдаты и охранники и разговор был бы коротким. Надо быть осторожной.
Среди всего этого хаоса разобрала два слова: кто-то кричал о полиции и скорой помощи, которая амбулатория. Не удивительно, но страшно. Ни с теми, ни с другими не хочешь сейчас встречаться. Что сделают с репликантом, который остался без Хозяина? А со сбежавшим рейдером? Надо скорее найти Шильду и бежать отсюда.

Саманта. Эхо полузабытых образов подсказывает, что в ситуациях, когда все вокруг горит, взрывается, кричит и стреляет, лучше иметь при себе огнестрел, чем не иметь. Оружие теперь с тобой. Хватаешь его, к себе мотаешь - твой трофей, твое возможное спасение. А вот рюкзака что-то нигде не видно. Под "песьей могилой", может?
- Ки класе... Класе де мьерда эс эста?!
Мужчина. Который из? Где-то там, снаружи, где - по идее - должен быть условный выход из кабины. Из того, что от нее осталось.
- Но се! Но рекуэрдо нада эн абсолюто!!!
Снова мужчина, там же. Но - не тот, который первый, другой. Находишь пока прикресельный блок ременного замка, в который и вщелкнуты удерживающие тебя в подвешенном состоянии полосы. Давишь на широкую, упруго пружинящую кнопку, придерживаясь свободной рукой за подлоконтник. И, скорей съехав на трещащих тканевых "подпругах", чем упав, оказываешься на заваленных осколками пластика, припорошенных пылью, тут и там залитых чем-то густым и маслянистым плитах потолочной обшивки. Отмечаешь отдельно, что панорамные иллюминаторы частично поплавило и закоптило практически наглухо, но на ощупь они - ты в одну из "граней" как раз упираешься ладонью - прохладные.
- Симилар а...
Обрывает тот, который был сначала, фразу на полуслове. Тут же - выстрелы, пять или шесть, один за другим. Так, что даже за грудиной хлопками отзываются. Топот, крики, гортанный, с повизгивающими нотками, рык. Удар - как если бы туго набитый крупой мешок врезался в переборку. Хрип. Влажный треск. Чавканье.
- Аки...

Не понимаешь, что происходит. Но точно ничего хорошего. Крики, выстрелы, рык, треск, чавканье, удары. Там - снаружи - хаос, паника. Больше не веришь, что единственная причина всего этого - ваше с Шильдой приземление. Что-то не сходится. Тебе бы выбраться, чтобы понять. Суёшься к двери, только чтобы тут же от неё отскочить, вжаться в противоположную стенку. Пугаешься всего лишь, казалось бы, руки. Неестественно выгнутые пальцы в грязи и крови на мгновенье напоминают, как Шильда, героически, тянулась к приборной панели, чтобы спасти вас. Она тоже ищет тебя. Но не здесь. Здесь не её рука. Побрякивание дешёвых браслетов отрезвляет. Тебе страшно и неуютно. Не похоже, чтобы она - хозяйка руки - искала здесь живых, чтобы им помочь. Не спасатель - жертва. Скорее, бежит от чего-то или кого-то, пытается найти убежище. Слишком уж уверенно ищет что-то рукой. Знает, что ты внутри? Привлекает твоё внимание? Хочет, чтобы ты её впустила? Честно, нет никакого желания, даже если бы была возможность. От её рыка становится не по себе. Чересчур настойчиво ищет встречи. Но она же в отчаянье, в трудной ситуации. Там кричат и стреляют, она всего лишь хочет найти безопасное место. Прямо как ты. Заговорить с ней? Объяснить, чтобы попробовала потянуть дверь на себя, ты одна не откроешь? Слова отчего-то застревают в горле. Нервно сглатываешь. Лучше бы здесь не было этой странной женщины. Или лучше бы здесь не было тебя.
Но ты тут. И не хочешь остаться в этой кабине навечно. Не можешь. Тебя ждёт Шильда. Да. В последний раз осматриваешь кабину. На покосившийся вход-выход и страждущую руку - меньше страха, больше уверенности - откидывая этот вариант как самый ненадёжный. Не знаешь, чего ждать от новой знакомой. Вот чего ждать от рейдеров - знала. Был бы за дверью «череп», долго бы не думала. Тут бы же затыкала его руку ножом. Правда, нож в рюкзаке, а рюкзака нет. И стилета нет, остался у Шильды. Печально, но не так уж и важно. Там же не рейдер. Всего лишь напуганная и раненная женщина с непредсказуемым поведением. И с жутким рыком.
Переводишь взгляд на закоптившиеся иллюминаторы. Крепкие, прочные. И всё же даже они не выдержали жара. Дали ли они слабину? При других обстоятельствах проверила бы это ударом какого-нибудь камня-обломка потяжелее. Но сейчас стараешься издавать как можно меньше шума. Может, та женщина подумает, что тебя тут уже нет. Или, что ты потеряла сознание и не можешь ей помочь. Нет, лучше, что просто умерла, чтобы и она не рвалась к тебе на помощь. Тогда отстанет наконец и тебе не придётся мучиться сомнениями, правильно ли ты поступаешь, не пуская её к себе. Нет, мучиться всё равно будешь, но, может, не так сильно. Не целенаправленно - так, мимоходом - проверяешь на прочность конструкцию панорамную, упираясь в неё ладонью и помогая себе подняться на ноги.
Следующая точка - потолок, точнее, бывший пол. Слишком уж сильно тебе не хочется лезть туда, где мёртвая собака. Не из-за брезгливости. Боишься, что будешь вылезать непростительно долго, загонишь себя в ловушку. Кто бы ни стрелял снаружи, ты станешь для него идеальной мишенью. Или эта испуганная и отчаянная обежит капсулу и встретит тебя там. Радостно ей, наверное, будет. Попробует, наверняка, залезть к тебе, когда ты - хочешь наружу. И ведь не объяснить, как ты не понимаешь, что они кричат, так и она, скорее всего, не поймёт сказанного тобою. Но пока это единственный вариант. Как бонус - можешь наткнуться на рюкзак. На что - или кого - ещё можешь наткнуться, предпочитаешь не думать. И всё же, неужели только так? Кажется нелогичным, чтобы в полу кабины поместили запасной эвакуационный люк. Хотя, почему нелогично? Ты не раз каталась с Хозяином в аэротакси, где как раз были такие штуки. Только тягач - не аэротакси. Ну, а вдруг? Вдруг, в смысле, что люк есть, а не то, что тягач - такси. Правда, даже если люк и есть, то какова вероятность, что и его не покорёжило после перегрузок из-за прыжка, прохода через атмосферу и удара об землю, как дверь? Одна мысль цепляется за другую. Повреждения могут быть полезны. За повреждённой приборной панелью - а то, что она повреждена, ты видела и знаешь - может быть повреждённая обшивка и, в конечном итоге, выход. Тоже точно не самый лучший вариант, но, может, через него быстрее - и главное, безопаснее - получится выбраться из кабины, что превращается в крематорий. Правда, как обратно залезть на пол-потолок? Кресло, конечно, надёжно держало тебя до конца, так что не должно быть сомнений, что сможет выдержать тебя ещё чуток, пока обратно карабкаться будешь.

Саманта. Бросаешь оружие болтаться на ремне. Пусть, удобней. Поднимаешься, мимоходом опешись на все еще крепко - до нерушимости - сидящую в пазах "стекляшку". Не подвижней каркаса, не мягче металла - просто еще один фрагмент окружающего тебя кокона из стали и пластика, только некогда бывший прозрачным, а теперь ставший сажево-черным. Как камушки в любимых "домашних" серьгах "Хозяйки": обсидианово-блесткие по граням и звездчато сияющие в неровном мерцании свечных фитилей на плоскостях. Почему вдруг образ этот вспомнился? Ты не знаешь.
- Аки! Ай отро!
Мужчина, далеко. Какой из них? Все кричат, все - не тут, а где-то там.
- Матала!
Выстрел. Сбилась со счета, какой уже.
- Матала!!!
Взревев так, будто ее ткнули каленым гвоздем, женщина рвет свою конечность прочь с такой резвостью, что поддельное "золото", треснув, летит оскольчатыми полумесяцами, а основание плиты буквально снимает кровавую "стружку" с ее предплечья. Запоздало приходит мысль, а не вампир-мозгосос ли это? Впрочем, хоть ты и - технически - на корабле, но все же - совершенно точно - не в космосе. И вообще, ну правда, это ведь был фильм, там все не по-настоящему. Художественный вымысел, ага. Их нет.
- Мьерда!!!
Судя по удаляющимся крикам и воплям, та, которая лезла, бежит к тому, который стрелял, а стрелявший, в свою очередь, бежит непонятно куда, но - совершенно точно - подальше от "Искры". От того, что от нее осталось.
- П-пут...
Выстрел. Выстрел. Выстрел. Вразнобой, невпопад - не автоматика, лихорадочно продавливаемая гашетка.
- Та мадре!!!
Одна из пуль, взвизгнув и отскочив от чего-то там, снаружи, рикошетом бьет в дверь, оставив на полотне, ближе к центру и справа, длинную, похожую на комету - с "ядром" в точке удара и "хвостом" на отскоке - вмятину. Не смолкают крики, не стихают вопли. Даже громче стали, сквозь пыльную щель над порогом доносятся. И стрельба как-то гульче звучать стала, хлестче.
- Эстан эн ла вайя!!!
Девушка? Не та, которая рычащая, другая. Орет, срывая голос в сипение.
- Апурарсе!!! Апурарсе!!!

Не так, как ты представляла, но всё же ушла "гостья". Чувствуешь облегчение. Было что-то неестественное для человека, нечто звериное, дикое в её рёве. И совсем не похоже на вампира-мозгососа, нет. Её резкие, рваные движения пробуждали в тебе тревогу. Что должно твориться там, снаружи, чтобы так упорно и отчаянно рваться к тебе в разбитую кабину, охваченную пламенем? Не раз ты попадала на репортажи или фильмы, где герои, несмотря на ранения и увечья, не чувствовали боли, потому что были под эффектом шока, на адреналине. Они могли даже не замечать, что у них сломана нога или прострелен живот, продолжать идти, бороться. Один такой кадр даже отчётливо помнишь: то ли из-за кислоты, то ли из-за огня с человека слезла почти вся кожа, но он дополз до "убежища" и стучал по стеклу, чтобы его впустили. Кажется, что вроде его не впустили, а сам он всё равно умер в следующем кадре. Но это всё к чему - в человеке очень силён инстинкт выживания. И сейчас все вокруг "Искры" хотят выжить.
То, что женщина с ободранной рукой и потерявшая свои браслеты больше не пытается пробраться к тебе, всё ещё не делает побег из кабины через дверь перспективным вариантом. А вмятина от пули на двери только укрепляет уже сформировавшуюся мысль - это плохой выход. Если стреляли в неё, то почему не должны стрелять в тебя?
Впрочем, по той же причине, не хочется выбираться, раскапывая завалы. Хотя к этому ты всё равно вернёшься через мгновенье.
Найденный аварийный выход не приносит никакой радости от того, что ты оказалась права - аварийный выход имеется и именно там, где ты предположила. Но что толку в правоте, когда она не помогает выбраться?
Была бы посильнее, может стоило испытать удачу и поискать "дыру" за обшивкой. Руками, конечно, вряд ли имеет смысл, но найти плоский обломок и им поддевать листы - вполне. Только сколько ты потратишь на это времени? А если выхода там нет как такового? А крики и стрельба не стихают, заставляя нервничать и желать поскорее выбраться из коробки-ловушки.
Смирившись, бросаешься к обвалу и, не теряя больше времени, немедленно приступаешь к прокладыванию собственными руками пути на свободу. Лишь бы никто не застал тебя на половине дела.

Саманта. Решения - вот, что определяет, кто ты. "Хозяин" принимал решения, прочие же просто делали то, что им было велено. Он жил, другие - существовали. Что изменилось теперь? Возможно, все. Может быть, мелочи. Сложно понять, почему не сам мир, но твое его восприятие, почему оно стало другим. Еще сложней уловить, когда, как и отчего. Та яркая вспышка - там, где двое умерли, а ты - словно родилась заново, она, вне всяких сомнений, стала вехой твоего становления как личности. Но ведь и до того, раньше, все было: мысли, чувства. Да и ощущения тоже, они ведь никуда не делись, не изменились. Боль все та же, страх все тот же. И радость. И печаль. И неосознанный ужас, заставляющий внутренности холодеть, когда кто-то в кого-то стреляет, кто-то кого-то убивает. Особененно, если этот "кто-то" - ты сама. Стрелять, впрочем, не так страшно, как рисковать получить пулю. И не так страшно, как быть поглощенной вампиром, например. К счастью, тут тебе не космос, да и "Искра" вряд ли в обозримом будущем куда-нибудь полетит. Шансы пересечься с любителями сангвисарной жидкости ускользающе малы, ага.
- Аюда!
Опять та женщина. Не та, которая скреблась, а та, что совсем недавно уже кричала нечто подобное. Стрельба. Хлоп, хлоп, хлоп, хлоп. Что-то, что не может в "очередь", но позволяет достаточно быстро сделать следующий выстрел. Револьвер, например. Почему-то вспоминается та сцена из старого фильма, где пустынный рейнджер со странным прозвищем "Ястреб" за пару секунд перестрелял как раз из такой, вот, штуки - с барабаном - четверку "песочников". Легко и просто. И все бы хорошо, но ведь всегда есть риск того, что тебе в этой постановке досталась роль вовсе не златовласой - кобальтовласой, если точней - красавицы, которую все и отовсюду непременно спасают, а какого-нибудь замотанного в тряпки злого человека со штурмовой винтовкой.
- Аюда!!!

Пытаешься натянуть ворот армокомбинезона, растянуть его, на нос, чтобы не чувствовать вони хотя бы пару секунд, не чувствовать ничего, кроме запаха синтетики и пота. Но проще просто уткнуться носом в предплечье. Всё равно что так, что эдак копать не можешь продолжать. С глазами ситуация хуже - чешутся, слезятся, но никак не можешь проморгаться. Также аккуратно, как и бесполезно, попутно прикладываешь торец ладони в грязной перчатке к щеке, повыше к глазу, чтобы оттянуть кожу немного вниз, дать песчинкам в глазах больше пространства для манёвра и последующего чудесного исчезновения. Закатываешь глаза, а после жмуришься от неприятного зуда, отбрасывая все последующие попытки избавиться от враждебных соринок. Сдерживаешь себя, чтобы не задаться затяжным кашлем, не издать лишнего звука, но с каждой секундой желание становится всё нестерпимей. Замкнутый круг: ни дышать носом, ни дышать ртом. Угроза жара такая близкая и такая далёкая одновременно. Нет, как бы не хотелось тебе туда, обратно в кажущуюся безопасность, никак нельзя. Дорога в один конец.
Пересилив себя, сделала глубокий вдох через нос, чтобы задержать дыхание. Нужен один рывок вперёд. Куда-нибудь. Где меньше дыма. Меньше жара. "Искра" должна остаться спасательной капсулой, а не превратиться в гробовой ящик. За всем этим почти не думаешь о том, что ждёт тебя дальше. О той неестественной тишине, что пришла после наполненных отчаяньем криков. Даже кажется, что до сих пор слышишь где-то там непонятное тебе «аюда». Или это всего лишь эхо в твоей голове. Аюда. Имя? Почти все слова, что услышала и смогла разобрать в этой шумной суматохе, ничего для тебя не значат. Тебе нужно услышать другое имя - своё. Выкрикнутое голосом Шильды. И только.

Саманта. Из царства пыли и полутеней - во владения Его Величества Огня. Лезешь, протискиваешься - глубже, выше. Руки сначала, голова потом. Сарай? Ангар? Комната? Что-то, у чего есть каркас - то ли доски, то ли брусья. И покрытие, как минимум - на стенах, потолке. Листы или пластины чего-то, что может жарко и долго, рассыпаясь черной густотой копоти, гореть. Пол не "земляной", накрыт толстыми плитами угольно-черного, укрепленного проволокой эластика. Содрало их бортом кабины, подняло. Тоже горят. Они, каркас, сваленные в кучу где-то впереди и слева то ли бочки, то ли еще какие-то - похожие на бочки: пузатые и дутые - пластмассовые емкости. Все горит, вообще все.
Кипучее, буквально клокочущее яростью пламя неистово грызет почерневшие, шипящие от жара остовы балок, что буквально тают под его - пламени - яростным натиском, плывут словно дешевые парафиновые свечи. Сам воздух небольшого помещения желейно дрожит, вибрируя в унисон дыханию бушующей огненной стихии, а та просто пожирает его - помещение - изнутри, выгрызает в потолке и стенах все новые и новые каверны, рвется прочь, наружу, будто бы бурля в безумном буйстве собственной вседозволенности. Что делать? Куда бежать?
Слева все пылает. Справа - тоже. И впереди. И за спиной. Везде. Всюду. Становятся теплом и светом материалы, грозятся и тебя подхватить, увлечь за собой, закрутить в зажигательном танце. Нет выхода, но бежать все равно надо. Пока не начали трещать и закручиваться волосы, не начал закипать пот, не начал течь, облепляя и обугливая тело, комбинезон. Пока ты еще жива - надо бежать. Бороться. Выживать.
Секунда, даже меньше. Выстрел. Справа? Громче - справа. И там же, кажется, в укрывшем мир своим сиянием оранжево-лучистом саване виднеется дрожащая прореха. Вытягиваешь себя прочь из ямы. Скорей как пробка из бутылки, чем как мышь из норы. Плевать, на все плевать. Надо бежать.
- Диаблос!!!
Женщина? Кажется. Справа? Похоже. Выстрел. Там же? Совершенно точно. И опять. Три уже? Плевать. Вперед - бежать, бежать, бежать.
- Бестиас!!!

Дышать. Просто дышать. Удивительно, как обыкновенные вещи, которым в повседневной жизни не придаёшь совсем никакого значения, оказываются не просто существенными, а первостепенно важными. Вспоминаешь, как Хозяйка – бывшая Хозяйка – выбрав одним из своих новых увлечению дыхательную йогу, взяла тебя с собой. В помещении, стены которого имитировали настоящие луговые просторы, а потолок – голубое небо, подтянутая женщина в яркой одежде, сидя на таком же ярком коврике, рассказывала что-то о технике осознанного дыхания и убеждала, что до этого вы всю жизнь дышали неправильно. Тогда у тебя всё это вызывало лишь слабую насмешку, но сейчас, в царстве хаоса и огня, это случайно выцепленное воспоминание было единственным, за которое тебе удалось зацепиться. Как там она говорила, что правильное дыхание помогает успокаиваться? Только до этого вы ещё десять минут сидели в тишине и спокойствии прежде, чем начинать упражнения. Ладно, просто попробуй глубокий медленный вдох. Ты выбралась из-под обломков, ты не сгоришь заживо. Отделалась лишь ушибами да парой ссадин. Просто успокойся, соберись. Всё ещё не закончено.
Глубокий вдох. Глаза слезятся. Всё вокруг плывёт, вспыхивает тут и там яркими болезненными вспышками. Но всё равно надо двигаться, не сдаваться.
Медленный выдох. Надо найти Шильду. Обязательно. Но как? Кричит не она. И стреляет тоже не она. Туда идти нельзя, боишься. Боишься того, кто стреляет. Много стреляет. В других. Но, может, он нашёл Шильду?
Ещё раз. Глубокий вдох. Крикнуть ему что-то? Позвать Шильду? Отчего-то не хочешь привлекать к себе внимание. На станции было проще: ты знала, что тебе нельзя привлекать к себе внимание, а если и нападать на кого-то – то лучше первой, как Шильда. Как же она тебе нужна.
И ещё один медленный выдох. Вперёд, пошла. Сначала нужно убраться от огня и выстрелов подальше. Как следует отдышаться. Прийти в себя. Оценить обстановку. И найти Шильду.